Последний год обучения близнецов. Фред и Джордж готовят побег из погрязшего в терроре Амбридж Хогвартса, исследуя самые отдаленные уголки замка. Однажды любопытство заводит их в мрачное заброшенное подземелье, где они встречают кое-кого очень интересного.
Прошло два года спокойной и безбедной семейной жизни. Локи и Гермиона пытаются ужиться друг с другом, но смогут ли они смириться с его высокомерием и её занудством? Особенно тогда, когда выпадает такой прекрасный шанс все поменять... *** "Ты не наш!" - в синих окнах трепетали огни. "Ты продашь, ты предашь за гривну" - знали они..." Мельница - Чужой
Этот фест придуман в самых лучших упоротых традициях наших сайтов (да, если кто еще не знает, встречайте новичка: МарвелSфан) с одной единственной целью — получить фан в процессе и вдохновить других на творчество. UPD. Фест подарил нам множество увлекательных и неожиданных работ, которые никогда бы не родились при иных обстоятельствах. И у нас уже есть итоги. Первое место разделяют Хогс и
София, София... Город роз и меда, золотых куполов христианских церквей и минаретов мечетей, узких мощеных улочек и красивых широких шоссе... Столица страны, давшей письменность всей Восточной Европе, а после прозябавшей в пятисотлетнем рабстве... Столица Болгарии, некогда союзницы Гриндевальда, а ныне — небольшой балканской страны.
Солнце только что встало, осветив одну из центральных улиц, и первые лучи его скользнули по роскошному белокаменному особняку. Один из них просочился сквозь тяжелые бархатные портьеры, зайчиком промчался по пушистому светлому ковру, перепрыгнул на постель и... запутался в роскошных каштановых кудрях, оступился на высоком лбу и рухнул на изящный носик, чуть сбрызнутый едва заметными веснушками. Его обладательница недовольно поморщилась во сне, что-то пробормотала и накрыла лицо большой атласной подушкой.
— Герм-ивонна?
В дверях комнаты стоял молодой человек: журналистка из гламурного издания, экзальтированная барышня и старая дева назвали бы его «девичьей мечтой» — высокий, отлично сложенный, темноволосый и мускулистый. Облик рокового красавца чуть портили некая брутальность и не очень правильные черты лица, но и они с лихвой компенсировались теплой улыбкой и большими ласковыми глазами.
— Герм-ивонна, доброе утро.
— Ох-х, — девушка на кровати нехотя подняла голову и тоже улыбнулась. — Доброе, Виктор.
— Как ты? — Виктор Крам присел рядом с невестой и осторожно провел рукой по ее спутанным темным волосам. — Как спалось? Я приготовил завтрак...
— Зачем? — Гермиона Грейнджер села, отбрасывая одеяло, потянулась и зевнула. — Я бы и сама справилась. А ты бы мог еще поспать.
— Ну, для меня это вовсе не тяжело, — смутился Виктор. — Да и потом, пока я дома, я хочу хоть как-то о тебе заботиться...
Гемиона только покачала головой. Виктор вернулся с очередных квиддичных соревнований всего неделю назад, и сейчас ему требовалось набираться сил. А он, вместо того, чтобы отдыхать, вскакивает в Мерлин знает какую рань, и для чего? Только для того, чтобы сварить ей кофе и пожарить тосты! С другой стороны, такая забота не могла не радовать. За Гермионой еще никто и никогда так не ухаживал.
— Какой ты все-таки милый, — проворчала она, притягивая к себе парня. — Милый и глупый. Тебе выспаться нужно, а ты...
— Так я высыпаюсь. Честно.
— Ну да, ну да, — саркастически хмыкнула Гермиона. — И круги под глазами тоже у меня. А заодно гастрит и сотрясение мозга на последней тренировке, мм?
Виктор с трудом спрятал ликующую улыбку. Ну надо же, она язвит, значит, она оживает! Подумать только, если бы год назад...
Год назад он ее вообще едва узнал. Усталая, сломленная и измученная девушка на Лазурном Берегу никак не ассоциировалась в его сознании с той Герм-ивонной, с которой он познакомился во время Турнира Трех Волшебников. Да, Виктор знал, что в Англии шла война... но он достаточно неплохо знал и саму Гермиону, поэтому искренне не понимал, что же именно с нею случилось. Как оказалось, война тут не при чем. Ну, почти не при чем.
Из газет Виктор узнал о нападении на семью Уизли, о гибели Гарри Поттера, Рона и Джинни Уизли, друзей Гермионы, о сумасшествии Молли Уизли, женщины, практически ставшей для девушки второй матерью. Узнал он и то, что сама Гермиона чудом осталась в живых: человек, хладнокровно зарубивший беременную Флер Уизли и перерезавший горло ее мужу, по какой-то причине решил оставить мисс Грейнджер в живых. Может быть, он и ее тоже бы убил, если бы под рукой у бывшей гриффиндорки не оказался маггловский пистолет. Джон Грейнджер, в свое время дававший дочери уроки стрельбы, сам того не подозревая, спас ей жизнь: если бы не ежедневные тренировки в городском тире и не крохотный браунинг — подарок любимому чаду на шестнадцатилетие, Гермиона бы тоже сейчас лежала в общей могиле вместе с лучшими друзьями. Слава Мерлину, что все обошлось.
Встретив тогда Гермиону на пляже, Виктор, у которого был отпуск, не мог не поддержать бывшую подругу по переписке. Их отношения фактически начались заново, потом окрепли, потом переросли во что-то большее, чем простая дружба... Как результат — небольшое обручальное кольцо на руке у молодого ловца, дом в столице, подаренный родителями Виктора на помолвку и долгий, неимоверно долгий месяц до свадьбы...
Взгляд Виктора невольно упал на часы на прикроватной тумбочке, и его улыбка сменилась обеспокоенностью:
— Солнце мое, я не хочу, чтобы тебе было неудобно, но тебе надо поспешить, если не хочешь опоздать на работу...
— Оу... — Гермиона обессилено рухнула обратно на подушки. — Вообще бы туда не ходила.
Виктор нахмурился:
— Герм-ивонна, что случилось? Ты же так хотела туда устроиться! У тебя неприятности?
— Нет, — отрицательно покачала головой та. — Нет. Просто...
— Что — просто?
Гермиона отвела глаза. Ей не очень-то приятно было иметь секреты от будущего мужа, но... Дело было в том, что девушка элементарно боялась ходить на работу, и для этого были весьма весомые причины.
— У меня... довольно напряженные отношения с моим напарником, — наконец выдавила она.
— Напарником? — не понял Виктор.
— Ну да, — через силу улыбнулась Гермиона. — Ты разве не знал? Первые полгода молодые специалисты работают в паре с более опытными коллегами.
— Понятно, — Виктор взял ее руки в свои. — Герм-ивонна, этот твой напарник... что с ним не так? Он запугивает тебя? Угрожает? Пытается причинить вред? Клянусь, если он притронется к тебе, я...
— Нет, Виктор, он... он ничего не делает.
— Тогда в чем же дело?
В том, что его папаша убил Гарри, Рона и Джинни, а заодно с ними и всех остальных Уизли, кроме Молли. А его мамаша чуть не запытала меня до безумия, когда мы попались Пожирателям. Ты ведь видел шрам на моей руке, Виктор; ты знаешь, кто его оставил, я тебе рассказывала. Сын этой ведьмы теперь сидит со мной в одном помещении на протяжении шести-семи часов, и я не знаю, чего можно от него ожидать. Вот в чем дело.
— Он так смотрит на меня, — Гермиона прижалась к Виктору, пряча лицо на его груди. — Как будто презирает. Наверное, так оно и есть.
Он так смотрит на меня, как будто хочет убить, только пока не знает, как. Но он придумает, в этом я не сомневаюсь.
Юноша мягко отстранил ее от себя:
— Герм-ивонна, здесь это в порядке вещей. Пока ты не докажешь, что ты на что-то способна, относиться к тебе будут не самым лучшим образом. Это как стимул, понимаешь? У меня тоже так было, когда я пришел в команду. Да, это неприятно, но здорово раззадоривает. Так что не удивляйся. Уверен, со временем вы поладите.
На это можно даже не надеяться.
— Да... Наверное, — Гермиона встряхнула головой, отгоняя дурные мысли. — Ну что, и где мой завтрак? Я голодна, как зверь!
Виктор улыбнулся и потянул ее к двери.
— Пойдем, а не то все остынет.
День начинался как обычно.
* * * Офис организации по разработке заклинаний и ее научно-исследовательский блок находились в Мюнхене. Не то чтобы для Гермионы это было так уж неудобно, но для того, чтобы успеть на службу, ей приходилось пользоваться портключом в Софийском международном телепортационном центре. Для этого уже нужно выстоять огромную очередь — большинство болгар работали за рубежом, а добиться постоянного разрешения на международную телепортацию было намного проще, чем разрешения на трансгрессию.
В Мюнхене, в отличие от солнечной Софии, моросил мелкий дождь; небо затянуло тучами, а плотный туман скрывал все на расстоянии вытянутой руки. Ругая себя за то, что не догадалась надеть пальто, Гермиона поежилась от сырости и быстрым шагом двинулась прочь от портала — трансгрессировать на двести метров она не видела смысла.
— Фройляйн Грейнджер, доброе утро, — чопорно, хоть и на ломаном английском, приветствовала ее секретарша на входе — невысокая сероглазая немка с вытравленными перекисью волосами. — Герр Хаммель просил вас зайти.
Рука Гермионы с пером замерла над книгой регистрации.
— Зачем? Вы не знаете, Гретхен?
Секретарша пожала плечами:
— Не имею чести знать. Он ждет вас в своем кабинете.
Что ему могло от меня понадобиться? Я проработала всего три месяца; у меня даже еще не закончился испытательный срок. Что же могло произойти?
— Фройляйн Грейнджер! — Клаус Хаммель, низенький полный человек, руководитель организации и непосредственный начальник Гермионы поднялся навстречу ей из своего кресла, едва только девушка вошла в кабинет. — Доброе утро, доброе утро. Чаю, кофе?
— Нет, благодарю вас. Вы хотели побеседовать со мной, герр Клаус?
— Да, да... — Хаммель прошелся, точнее, прокатился вдоль стола, заложив руки за спину. — Видите ли, я рассмотрел вашу просьбу о переводе...
Гермиона прижала ладонь ко рту. Ну да, конечно. Как она забыла? Месяц назад, не выдержав напряжения, Гермиона попросила Хаммеля перевести ее в сотрудницы к другому человеку. Куда угодно, только не к тому с кем она работает сейчас — такого напарника она бы и Малфою не пожелала. Хотя, нет, Малфой бы с этим ублюдком отлично спелся.
— ...и я вынужден вам сообщить, что свободных специалистов у нас нет.
Гермиона почувствовала, как за ее спиной с треском захлопывается дверца ловушки. Вот и все. Попалась.
— А... из тех, кто занят? Можно ли работать втроем?
— Фройляйн Грейнджер, поймите, — Хаммель снял очки и протер их носовым платком. — Мы заботимся не только о том, что мы делаем и как, но и о тех, кто это делает. Курирование сразу двух молодых сотрудников — огромная нагрузка. И потом, чем же вы недовольны сейчас? Герр...
— Да, да, он прекрасный специалист, и все такое прочее, — перебила мужчину Гермиона. Хаммель посмотрел на нее с осуждением — он явно не привык к такому тону в отношении себя.— Но... но у нас слишком серьезные разногласия!
— В чем? В работе?
— Нет. Это разногласия политического толка, если вы понимаете, о чем я.
— Фройляйн Грейнджер, — Хаммель явно начинал потихоньку терять терпение. — Я прекрасно знаю, что у вас в Англии была война, и что вы с герром Лестрейнджем оказались в некотором роде по разные стороны баррикад. Но эта война закончилась год назад. Кроме того, я слышал, что молодому Лестрейнджу пришлось ничуть не легче, чем вам — его мать была убита в последнем бою, дядя повешен в Азкабане, а отца расстреляли, как последнего маггла.
Гермиона поджала губы. Беллатрикс, действительно, погибла в битве за Хогвартс, но Рабастан удавился сам, не желая получать Поцелуй дементора. Что до Родольфуса, то его Гермиона застрелила собственноручно, после того, как Лестрейндж-старший, с особой жестокостью прикончивший Рона и всю его семью, посмел глумиться над обезумевшей от горя Молли. Произошедшее тогда в «Норе» до сих пор снилось девушке в кошмарах. Насколько я знаю, гриффиндорцы никогда не стреляют в спину. Может, попробуете еще раз?
Нет. Это больше не повторится. Никогда.
— Кроме того, вам осталось работать вместе всего три месяца. Неужели нельзя как-то потерпеть, если вам так уж сложно? — Клаус смотрел на Гермиону почти с состраданием. — Фройляйн Грейнджер, я не стал бы вам отказывать, тем более, что такая ситуация не устраивает не вас одну, но, повторюсь, свободных сотрудников у нас нет.
— Что значит — не меня одну?
— То и значит, фройляйн. Герр Лестрейндж также не в восторге от того, что ему приходится сотрудничать с... хм, идейными противниками.
Ах, ну да. Разумеется. Его чистокровному ублюдочному высочеству омерзительно присутствие грязнокровки в одном с ним помещении. Как она сразу не догадалась?
— Хорошо, герр Хаммель. Я постараюсь найти с Лестрейнджем общий язык.
Если это в принципе возможно.
— Уж постарайтесь, фройляйн, — Клаус, тяжело вздохнув, проводил девушку до двери. — Нам не хочется терять таких ценных сотрудников. И вы, и герр Лестрейндж — необычайно талантливые молодые люди, и было бы непростительной ошибкой с нашей стороны пройти мимо этих талантов. А теперь ступайте. Всего доброго.
— Всего доброго, герр Хаммель.
Гермиона вышла из офиса и устало привалилась спиной к стене. Только что она пообещала сделать невозможное — поладить с человеком, который ненавидит ее, наверное, сильнее всех на свете. Вот только как это сделать? Ни он, ни она, скорее всего, не забудут того, что с ними было, и какую роль сыграл каждый из них в судьбе другого. А значит, между ними никогда не будет ни дружбы, ни даже понимания.
Гермиона сама не заметила, как ноги донесли ее до ее кабинета. Замерев перед светлой дверью, она взялась за ручку и на секунду прикрыла глаза, перед тем как зайти.
Пусть его сегодня не будет. Пожалуйста. Пусть он заболеет и не придет. Или его собьет маггловский мотоцикл. Пожалуйста. Пожалуйста.
Но нет. Надеждам Гермионы явно не суждено было сегодня сбыться.
Медно-рыжие волосы до лопаток, небрежно собранные в хвост черной лентой. Неестественно прямая спина. Худые, но сильные руки, сосредоточенно черкающие что-то в толстой тетради. Гермиона привыкла видеть все это на протяжении трех месяцев: каждый раз, когда она заходила, ее напарник уже сидел за своим столом и работал, никогда не садясь к ней лицом — вероятно, не хотел портить с утра настроение видом «поганой грязнокровки». Ну и пусть. Гермионе тоже не улыбалось наблюдать его физиономию.
Услышав шорох за спиной, Лестрейндж на секунду замер, выпрямился еще сильнее — так, что Гермионе показалось, что его ребра втянутся в позвоночник — и негромко проговорил:
— Вы опоздали на пять минут, мисс Грейнджер.
Она успела возненавидеть этот голос: низкий, неторопливый, насмешливый и надменный одновременно. По тембру напоминает Люциуса Малфоя, но если у Малфоя баритон бархатный и вкрадчивый, то у Лестрейнджа — жесткий и рокочущий. Клекочущий, если быть совершенно точной.
Кажется, его имя в переводе с латинского означает «лебедь». Но на лебедя Сигнус Лестрейндж был совсем не похож. Скорее, на молодого коршуна, высматривающего маленькую глупую птичку, по ошибке залетевшую к нему в горы.
— Это не моя вина, — черт, Гермиона, ты что, оправдываешься перед ним? — Я была у мистера Хаммеля...
Лестрейндж все-таки к ней развернулся. Льдисто-зеленые глаза в упор уставились на девушку; длинный шрам на левой щеке, начинавшийся под глазом и заканчивавшийся около уха, чуть побелел:
— Бегали жаловаться на меня начальству, не так ли?
Гермиона не ответила. Лестрейндж криво усмехнулся, отчего шрам еще сильнее обезобразил его резкое, немного хищное лицо:
— Я так и думал.
Гермиона молча прошла мимо него к своему столу. Честное слово, лучше уж с Малфоем работать. Ему бы она ответила как следует. А этого... этого она просто боится.
Раз за разом Гермиона убеждала себя, что с ней ничего не случится, что он ей ничего не сделает — они же ровесники, в конце концов; что она не знает из того, что знает он? Но как только девушка находила наиболее весомые, как ей казалось, доводы, рука с вырезанным на ней «грязнокровка» моментально начинала ныть, а перед глазами всплывали изуродованные трупы Уизли, выложенные на лужайке около «Норы» — словно напоминание о том, чей сын сидит рядом с ней и что он ней может сделать в теории. И даже не в теории, если она хоть на секунду потеряет бдительность.
— Я просила вас вчера сделать кое-какие расчеты для... нашего общего проекта, — Гермиона постаралась произнести это как можно ровнее и спокойнее. — Вы их закончили?
— Разумеется, — Лестрейндж уже вновь склонился над своей тетрадью. — Они у вас на столе. Вероятно, вам стоит завести обыкновение осматривать свое рабочее место перед тем, как приступать к делу, мисс Грейнджер.
Со Снейпом в свое время переобщался, не иначе. Даже интонации почти те же самые.
Гермиона рывком подгребла к себе исписанные острым угловатым почерком листы и погрузилась в чтение. Некоторое время в кабинете стояла тишина — только жужжала муха под потолком да слышался скрип пера.
— У вас ошибка, — Гермиона через какое-то время отложила бумаги в сторону. — Индукция магического поля не может быть такой высокой, если...
— Избавьте меня от своих рассуждений, мисс Грейнджер, и просто исправьте ее.
— Что? — девушка задохнулась от негодования. — С какой это стати я должна исправлять ваши ошибки?
Лица Лестрейнджа она не видела, но готова была поклясться, что тот ухмыляется:
— С той, что мы напарники, если вы все еще не заметили. Следовательно, несем ответственность за ошибки друг друга.
В его голосе было столько ядовитой иронии, что Гермиона тоже не удержалась:
— Что-то я не замечала, чтобы вы исправляли мои ошибки.
— О, может быть, потому, что у вас их нет?
— Это комплимент?
— Ни в коем случае. Просто оценка профессионализма.
Ах, так?!
Вспыхнув, как маков цвет, Гермиона чеканным шагом подошла к Лестрейнджу и швырнула пергамент с неверными расчетами на стол прямо перед ним. Сигнус моргнул, затем перевел глаза на взбешенную сотрудницу и тихо спросил:
— Что-то не так?
Гермиона оцепенела. Нет, пожалуйста... Она бы все вытерпела: и насмешки, и оскорбления, даже попытки унизить ее перед Хаммелем — все, что угодно, только не этот взгляд, полный ледяного презрения, ледяной ненависти и глухой, едва сдерживаемой злобы.
Я уничтожу тебя, грязнокровка. Не сейчас — слишком опасно пачкаться. Но не думай, что я забыл о том, что ты сделала с моим отцом. Моей матери следовало еще у Малфоев прирезать тебя, как овцу, но мама оказалась слишком милосердна и оставила тебе жизнь — не иначе, ты напомнила ей мою покойную сестру; вы в самом деле чем-то похожи, как ни прискорбно. Мой кузен, помнится, тоже обещал отправить тебя на тот свет, да так и не сумел. Не захотел или испугался. Но я — не Драко. Я свое слово держу всегда. Скоро ты в этом убедишься...
Вдох. Выдох. Держись, Гермиона, не позволяй ему победить в этот раз. Он знает, что ты его боишься, он чувствует твой страх и наслаждается им, тянет время, еще сильнее выматывая твои нервы, чтобы напасть и добить, когда ты окончательно измучаешься и не сможешь сопротивляться. Ты сильная девочка; двоих из этой чокнутой семейки уже пережила. Неужели не переживешь и третьего?
— Раз вы такой высокий профессионал, что позволяете себе давать оценку другим людям, — девушка постаралась сделать свой голос таким же холодным и злым, — то, вероятно, можете исправить свой недочет сами? Тем более, что он не так уж и велик.
Все тем же чеканным шагом Гермиона вернулась к своему месту и села за стол, игнорируя откровенно разъяренный вид напарника. Один-один, мистер Лестрейндж. Наконец-то счет стал равным.
Вот только надолго ли?
* * * Драклово грязнокровное отродье!
Сигнус с трудом подавил желание по детской привычке вцепиться от злости в волосы. Эта девчонка таки его подрезала! Поставила на место, но как?! Она хоть осознает, что делает?
По-видимому, нет. Глупая гриффиндорка, как обычно лезет на рожон, не думая о последствиях. И это мозг хваленого Золотого Трио? Крэбб с Гойлом и то были предусмотрительнее.
Чтобы хоть как-то отвлечься, Сигнус посмотрел на лист с расчетами и вновь ощутил, как начинает закипать. Конечно, у него ошибка! И, конечно, идиотская: при такой силе магического поля его же индукция* никак не может быть на несколько порядков выше! Придется пересчитывать, и дело тут не только в чертовом проекте и уязвленной гордости: Августус, земля ему пухом, голову бы оторвал ученику за такую оплошность. Не хотелось бы, чтобы старик в гробу переворачивался от мысли, что вырастил бездаря.
Сигнус устало потер переносицу. Эти расчеты он заканчивал утром, и ему, если честно, было ну совершенно не до них. Потому что ночью ему опять снилась сестра.
Над головой шумели столетние сосны; ветер с моря нес по заросшим дорожкам парка облетевшие желтые листья. Здесь всегда стояла осень, холодная северная осень, с ее ранними закатами, штормовыми бурями и жалобными криками чаек.
— Ну, здравствуй, брат.
Черные волосы, небрежно распущенные по плечам. Черное глухое платье. Черный пуховой платок, привезенный Долоховым в подарок с его родины. В последние дни жизни Гвен куталась в черный цвет, как в броню, защищавшую ее от сочувственных взглядов, насмешек отца и собственного горя.
— Здравствуй, — Сигнус подвинулся на старой скамейке, давая сестре место рядом с собой. — Не холодно тебе?
— Нет. Мне никогда не бывает холодно, ты же знаешь.
Некоторое время они молчат: Сигнус рассматривает ковер из палого листа у себя под ногами, а Гвендолин водит пальцем по вышивке на рукаве.
— Как отец? — Сигнус решается заговорить первым.
Гвен улыбнулась уголками губ:
— Сносно. Все еще в шоке от того, что его пристрелила какая-то малолетняя грязнокровка. Мама, кстати, не дает ему забыть об этом.
— Чей бы гиппогриф рычал, а ее бы молчал, — проворчал Сигнус. — Знаешь, умереть от Ступефая домохозяйки...
— Молли Уизли была некогда одним из лучших бойцов в Ордене, а эта Грейнджер наверняка даже до нас с тобой не дотягивает. Есть разница?
Сигнус молчит, хмурится и вертит в руках сосновую ветку:
— Отведи меня к ним.
— Не могу, — Гвен моментально посуровела. — Еще рано.
— А когда будет не рано?
— Не волнуйся. Я тебя предупрежу.
И снова молчание. Зачем им говорить о чем-то, когда они с детства понимали друг друга без всяких слов?
— А что... грязнокровка?
Сигнус вздрогнул:
— Что?
— Грязнокровка, — терпеливо повторила Гвен. — Грейнджер. Что с ней?
Сигнус пожал плечами:
— Да ничего. Жива, здорова. К свадьбе готовится.
— Что-о?! — Гвен поворачивается так резко, что скамейка под ней угрожающе скрипит. — Жива и здорова?! Почему...
— Вот только не надо спрашивать, почему она все еще жива и здорова! — разозлился Сигнус. — Сейчас очень опасно ее убивать, понимаешь, Гвендолин? Подозрение в первую очередь падет на меня! То есть, на меня оно падет в любом случае, но в другое время я хотя бы успею скрыться от авроров! Я найду способ ее прикончить, можешь не сомневаться!
— А кто сказал, что ее нужно убивать? У нас и без того всякой швали достаточно.
Сигнус опешил:
— Не понял...
Гвен злорадно ухмыльнулась:
— Братишка, то место, куда мы попадаем после смерти — не ад огненный и не рай со всякими ягодками, ясно? Это просто другой мир, фактически, зеркальная копия нашего; я поняла это, когда вдруг проснулась у себя на кровати в нашем замке, а около меня сидел Поль. Разница только в том, что в этом, послесмертном, мире ничего не меняется. Ребенок остается ребенком, старик — стариком. Понял?
— Это — да, — кивнул Сигнус. — Теперь про шваль поподробнее.
Гвен махнула рукой:
— Да чего подробнее? Вчера, например, приходил Блэк. Пьяный в Аваду. Ругался матом и разбил два окна на первом этаже, пока мама его не шуганула.
— Матом?!
— Ничего нового для себя я не услышала, поверь.
— Ну, наверное, — хмыкнул Сигнус. — Постой, ты сказала, Поль здесь? Он с вами живет?
— Когда с отцом, а когда и с нами.
— А у вас не может быть... ну... — Сигнус многозначительно поиграл бровями и получил от сестры крепкий подзатыльник.
— Ты идиот, да? Я же сказала: ничего не меняется!!!
Сигнус хохотал до слез. Давно он так не веселился...
— Слушай, а никого другого к вам не заносит? Поттеров там, Уизли?
— Артура Уизли принесли драклы как-то раз. Отец отделался фингалом, но сказал, что все честно — он, дескать, Уизела ножом в глаз уложил. Тем более, что фингал сразу прошел...
— Если ты не хочешь, чтобы я убивал Грейнджер, то что тогда тебе надо? — посерьезнел Сигнус. — Точнее, я знаю что, но не знаю как.
Гвен придвинулась к брату и обняла его за шею. Шелковистые волосы скользнули по израненной щеке Сигнуса; ухо обожгло горячее и тяжелое дыхание.
— Отомсти за отца, — исступленный шепот сестры казался ему змеиным шипением. — Отомсти за нас всех, слышишь? Заставь ее мучиться так же, как мучились мы; сломай ее жизнь, отними все, что ей дорого, втопчи ее обратно в ту грязь, из которой она вылезла! Ты сможешь, я знаю. Пусть она почувствует себя слабой и беззащитной, пусть она осознает, что она полное ничтожество в этом мире, который не предназначался для нее и ей подобных! Звездой Амазонок, давшей имя нашей матери, великой Морганой, святой Вальбургой и Родовой магией заклинаю тебя, Сигнус Родольфус: отомсти, отомсти, отомсти!
Это Гвен должна была готовиться к свадьбе сейчас, а не Грейнджер. Гвен должен был встречать с собраний Ближнего Круга сияющий жених. Гвен должна была сейчас хозяйничать в роскошном особняке Розье, а не Грейнджер в доме Крамов...
Сигнус украдкой стер навернувшиеся на глаза слезы. Вот уж не думал он, что будет так скучать по этой сатане в юбке... Хотя, разве Гвен мертва? Нет, она жива в его сознании, его памяти; она здесь, рядом, стоит за его левым плечом, закутанная в темную накидку, словно тень из подземного царства; стоит и шепчет своему брату на ухо страшные слова. Слова гнева и мести.
Сигнус зло улыбнулся. Дай мне время, сестрица. Дай мне время и я найду способ стереть эту гниду Грейнджер в порошок, чтобы и ты, и отец с мамой, и Рабастан могли упокоиться с миром. Дай мне время, и я все сделаю, обещаю. Клянусь тебе.
Вечером Гермиону ждал не очень приятный сюрприз. Открывший невесте дверь Крам выглядел смущенным и подавленным одновременно.
— Виктор, что случилось?
— Нет, Герм-ивонна, ничего.
— А все-таки?
— Тут письмо тебе... из Англии...
Он протянул девушке аккуратный свиток. Развернув его, Гермиона увидела печать больницы святого Мунго.
Многоуважаемая мисс Грейнджер!
У Гермионы потемнело в глазах, но она собралась с духом и стала читать дальше.
Многоуважаемая мисс Грейнджер!
Руководство больницы святого Мунго, к моему сожалению, вменило мне в обязанность сообщить Вам, что дальнейшее содержание в больнице Молли Мюриэль Уизли не имеет за собой смысла. Психологические повреждения миссис Уизли лежат вне области применения магии, и излечить их не представляется возможным.
Вследствие этого уведомляем Вас, как человека, добровольно взявшего на себя опеку над Молли Уизли, что Вам необходимо забрать Вашу подопечную в течение трех дней со дня отправки письма. В ином случае миссис Уизли будет передана под надзор одного из государственных учреждений по охране и заботе о пожилых волшебниках, оставшихся без поддержки родственников.
Искренне ваш,
Септимус Сметвик,
лечащий целитель Молли Мюриэль Уизли.
Пергамент выпал у Гермионы из рук. Всхлипнув, она села на пуфик, стоявший в прихожей:
— Как... как они мог-гут? В-виктор... она ж-же Гер-роиня Войны... «Будет передана под надзор»... Как они могут писать о живом человеке к-как о в-вещи?
Крам поднял пергамент с пола и пробежал его глазами:
— Это возмутительно, — произнес он после недолгой паузы. — Ты права, дорогая, но... они имеют на это право. Если больной заведомо безнадежен, больница может отказаться от ответственности.
— Р-родители Невилла...
— У них, очевидно, был небольшой шанс на поправку, к тому же, Августа Лонгботтом обладает большими связями в вашем обществе, как я слышал, — Виктор хмурился все больше и больше. — С этим надо что-то делать, Герм-ивонна. Смотри, письмо было отправлено вчера, значит, завтра, в крайнем случае — послезавтра мы должны будем забрать Молли...
— Ее... ее ведь можно устроить в какую-нибудь здешнюю клинику?
— Нет, родная. Не сразу. Процедура оформления займет не меньше месяца... да и вряд ли местные или даже немецкие целители возьмутся за такую проблему.
Гермиона тупо пялилась в пространство перед собой. Если послезавтра они не заберут миссис Уизли, то ее переведут в приют для престарелых волшебников, несмотря на то, что она — участница Битвы за Хогвартс, член Ордена Феникса и победительница одного из сильнейших сторонников Волдеморта. Переведут просто потому, что у нее никого не осталось, кроме старой карги Мюриэль...
Лестрейндж. Чертов ублюдок Лестрейндж. Господи, с каким бы удовольствием Гермиона пристрелила эту мразь еще раз. А потом еще, и еще. Хотя, за то, что он сделал с Роном и остальными, просто пристрелить его мало...
— Герм-ивонна?
— А? Извини, задумалась.
— Я тут подумал... — Виктор неловко переминался с ноги на ногу. — Если тебе так дорога эта женщина, может быть... может быть, мы перевезем ее сюда? Дом большой, сиделку мы наймем...
— Ты, — девушка не поверила своим ушам. — Виктор, ты... ты в самом деле это предлагаешь?
— Ну а что? Говорю же, если тебе в самом деле дорога...
Гермиона медленно поднялась с банкетки, подошла к жениху и... крепко поцеловала его в щеку.
— Ты — самый лучший, — прошептала она сквозь навернувшиеся слезы. — Немногие захотят терпеть у себя дома мать бывшего парня своей будущей жены.
— Это ты у меня самая лучшая, — улыбнулся Крам, притягивая к себе невесту. — Поверь, немногие захотят заботиться о своей несостоявшейся свекрови.
— Она мне как мать, Виктор. Она заменяла мне мать все те годы, пока я училась в Хогвартсе.
— Тем более. Ну что, пойдем писать ответ и вызволять мою названую тещу?
* * * Молли Уизли и сопровождающий ее персонал больницы святого Мунго прибыли по Сети Летучего пороха вечером следующего дня. Увидев, как молоденький целитель выкатывает из камина коляску с матерью ее лучшей подруги, Гермиона вновь едва не расплакалась: похудевшая почти втрое, страшно осунувшаяся, с безумно блуждающими глазами Молли представляла собой жуткое зрелище. Вдобавок, она крепко прижимала к себе огромный уродливый сверток из цветастых одеял, которому то и дело начинала напевать колыбельную. Из свертка торчали две толстые рыжие нитяные косы, больше похожие на обрубки оранжевых канатов.
Гермиона знала о его происхождении — когда аврорская опергруппа прибыла на место трагедии, Кингсли с трудом вырвал из рук рыдающей миссис Уизли тело Джинни. Взамен же несчастной матери дали рыжую куклу, найденную на чердаке и завернутую в точно такое же одеяло. С этой куклой Молли теперь не расставалась.
Да, Сигнус Лестрейндж был бы на седьмом небе от счастья, увидев убийцу своей маменьки в таком состоянии: растоптанную, подавленную, убитую горем... Стоп. А не многовато второй раз за два дня думать об этой проклятой семейке?
— Руководство больницы искренне жалеет о том, что так вышло, мисс Грейнджер, — Сметвик, лечащий целитель Молли, отряхнул пепел с рукава форменного лимонного халата. — Но поймите и вы нас. Мы и так уже превысили все сроки...
Гермиона монотонно кивала в такт его словам. Бюрократия. Всюду бюрократия, всюду и всегда, что до войны, что после. Стоило избавлять Англию от Все-Знают-Кого, чтобы после его падения все вернулось на круги своя?
— ...Но, в качестве компенсации, мы можем предоставить вам в помощь целителя для ухода за миссис Уизли...
Сметвик шагнул в сторону, представляя третьего сопровождающего. Гермиона сморгнула слезы, присмотрелась и радостно воскликнула:
— Невилл? Ты?
— Мистер Лонгботтом изъявил желание помочь вам с больной как наш сотрудник, — подтвердил Сметвик. — Ну что ж, теперь необходимо уладить формальности...
Оформление бумаг много времени не заняло. Когда целители отбыли, Гермиона помогла Невиллу устроить Молли в ее новой комнате — одной из самых теплых и светлых в доме. Миссис Уизли не сопротивлялась и не капризничала; собственно, она вообще мало на что реагировала, лишь изредка вздрагивала и пугливо осматривалась по сторонам, никого не узнавая.
— Она довольно тихая, — вполголоса сообщил Невилл, подтыкая больной теплый клетчатый плед. — Только не забирай у нее куклу — ей кажется, что это Джинни, и она сразу начинает плакать и просить, чтобы дочку отдали...
Гермиона вновь подавила желание расплакаться. Невилл успокаивающе опустил руку на плечо подруге:
— Тш-ш, все в порядке. Мы оба знаем, из-за кого это. Но все закончилось, так?
— Так, — девушка слабо улыбнулась. — Ну что, пойдем, чаю выпьем? А хотя, тебе же нельзя отходить от миссис Уизли...
— Я наложу на комнату Сигнальные чары. Все положенные на сегодня зелья Молли уже приняла, так что если ей чего-то еще понадобится, то я узнаю.
— Ты умеешь накладывать Сигнальные чары?
— Научился на седьмом курсе. Ну, ты знаешь, Кэрроу и все такое... — Невилл запнулся и умолк. Ему тоже тяжело было вспоминать про Джинни.
Они проговорили до утра. Виктор, поначалу сидевший с ними, позже тактично удалился, не желая мешать беседе старых знакомых. Им было что вспомнить наедине: школу, войну, общих друзей — как живых, так и тех, кого уже не было на свете: Гарри, маленького Колина, Лаванду... И, конечно же, семью Молли.
Уже перед рассветом Гермиона неожиданно для себя спросила:
— Невилл, скажи, пожалуйста, почему ты сюда приехал? У тебя же там Ханна осталась, миссис Августа...
Тот замялся.
— Понимаешь, Гермиона, Ханна... она поняла меня и поддержала, а бабуля... В общем, она сама хотела, чтобы я помог тебе ухаживать за мамой... за Молли.
— Потому, что они старые подруги?
— Не только. Помнишь, что бабуля сказала тебе тогда?..
В «Нору» Лонгботтомы прибыли одними из первых, практически одновременно с Бруствером и аврорами. Гермиону тогда поразил и ошеломленный вид Августы Лонгботтом, и то, что она сказала однокурснице внука чуть позже.
— Что ваша семья передо мной в неоплатном долгу, — хмуро произнесла девушка. — И все-таки, я не понимаю... Точнее, понимаю, но не до конца. Лестрейнджей ведь схватили и при помощи Грюма, и при участии Кингсли, хотя он тогда был совсем молодым... Почему же вы должны именно мне?
Некоторое время Невилл молча сжимал и разжимал кулаки.
— На пятом курсе я приехал домой на Пасху, — медленно и как-то тяжело начал он. — Зашел к бабушке в комнату, но ее там не было. Хотел было уже уйти, но заметил на столе — у бабули нет кабинета — странную чашу: не очень глубокую, серебряную и с рунами по краям. Тогда я еще не знал, что это — Омут Памяти, и... и заглянул туда.
Молодой целитель изо всех сил стиснул фарфоровую чашку. Гермиона молчала, не смея что-либо сказать.
— Я очутился дома... в нашем старом доме, где мы жили с родителями. Там были мама, папа, и эти... — Невилл судорожно вздохнул. — Мама и папа лежали на полу, связанные, но еще не безумные, а эти целились в них из палочек. Беллатрикс... она уже хотела наложить на отца Круциатус, но ее муж отвел ее руку и сказал, что это, мол, не очень действенно, и надо пойти другим путем...
Чашка в руках Невилла угрожающе затрещала.
— Он... он присел около мамы, провел по ее лицу пальцами и сказал папе, что у него довольно симпатичная жена, но, увы, не в его вкусе. Потом спросил у брата, как часто он ходит в бордель в Лютном переулке. Рабастан ответил, что раза два-три в месяц. А Родольфус ухмыльнулся: «Ну, братишка, такими темпами мы разоримся. Вот вам с Барти шлюха, берите, развлекайтесь»...
Хрясь! Несчастная чашка разлетелась на осколки; несколько застряло в пухлых ладонях Невилла, но он даже не обратил на это внимания. Гермиона сидела, замерев и прижав ладонь ко рту; из глаз ее катились крупные слезы.
— Беллатрикс заорала на него, дескать, в своем ли он уме, что мама — чистокровная, и все такое... А он... он только посмотрел на нее и спросил: «Ты хочешь узнать, где Темный Лорд?». Она замолчала, отвернулась... А потом Рабастан с Краучем маму... на глазах у отца... пока его двое оставшихся Круцио... После этого они с ума и сошли...
Невилл всхлипнул и перевел взгляд на собственные руки:
— Ох-х, Гермиона...
Она молча обошла стол и села рядом, слегка приобняв парня за плечи:
— Потерпи немного, ладно? Вот так... Репаро! Эпискеи!
— Спасибо, — пробормотал Невилл. — Как был я рохлей, так и остался. Должен тебя поддерживать, а сам разнюнился, как первокурсница-хаффлплаффка.
— Не вини себя, — прошептала Гермиона. — От такого кто угодно бы... А откуда оно, это воспоминание? — спросила она чуть громче.
— Кого-то из этих ублюдков, не знаю, кого именно, — мрачно ответил Невилл. — Вытянули при помощи легиллименции, сразу после их ареста. Мне это бабуля сказала. Знаешь, она даже не рассердилась на меня за то, что я влез в Омут — сказала только, что хотела, чтобы я увидел это как можно позже...
Они сидели, обнявшись, в малой столовой Крамов — двое детей, чудом переживших страшную войну. Да полно — переживших ли? Война продолжалась — в их душах, их снах... в их памяти.
— Я долго хотел найти их, — тихо и зло продолжал Невилл. — Всех четверых. Не повезло: Крауча чмокнул дементор, Рабастан удавился — туда ему, собаке, и дорога, Беллатрикс отправилась в мир иной при помощи Молли, а Родольфуса застрелила ты. Знаешь, когда мы аппарировали к... дому Рона, я пожалел только об одном: о том, что не я пустил этой мрази пулю в сердце.
— Он расплатился за все, Невилл, — твердо сказала Гермиона. — Он тоже помучился. У него на глазах убили его дочь.
— Наверняка такую же тварь, как и ее мамаша. Кто, интересно?
— Чарли. Поэтому Лестрейндж так его и... — Гермиона шмыгнула носом.
— Эй, — Невилл осторожно похлопал девушку по спине. — Гермиона, все в порядке. Они все мертвы, вся их семейка. Мертвы и горят в аду, — обычно мягкий и добродушный парень как-то язвительно усмехнулся. — Небось пытают там чертей во славу своего Лорда, а?
Увы, но не вся, Невилл. Кое-кто жив, и подыхать в ближайшее время не собирается.
— Эти — да, — Гермиона тоже постаралась усмехнуться. — Эти могут.
* * * К телепортационному центру на следующее утро они аппарировали тоже вдвоем: не успела Гермиона выйти из дома, как ее буквально на крыльце нагнал Невилл и, тяжело дыша, сообщил, что Виктор накануне попросил его проводить свою невесту до работы. «Он говорил, что боится за тебя... что ты не очень хорошо ладишь с коллегами... Они, наверное, просто завидуют тебе?» Все бы ничего — Крам в самом деле мог так поступить — но Невилл настолько покраснел и так заикался от смущения, что поверить ему было сложно. С другой стороны, можно было его и понять — парень беспокоился за подругу, особенно после всего того, что с нею произошло.
— Не люблю Германию, — пробормотал он, как только молодые люди прибыли на место. — Почему? — поинтересовалась Гермиона.
Невилл пожал плечами:
— Не знаю. В детстве бабушка много читала мне про Грин-де-Вальда, и для меня маленького «немцы», «фашисты» и «Пожиратели смерти» были примерно одним и тем же. Потом я вырос, а предубеждение осталось...
Гермионе самой не нравился Мюнхен — выверенный до последнего камня, аккуратный, чопорный город. Ни пестрота черепичных крыш, ни причудливые флюгера, ни исторический центр с его готическими соборами и средневековыми узкими улочками — ничто не могло смыть с него тот налет педантичности, размеренности и чрезмерной правильности. Может быть, потому, что и населяли этот город точно такие же жители — аккуратные, законопослушные бюргеры, расписавшие свою жизнь по минутам, и не представляющие ничего, что могло бы нарушить ее мирное, проверенное течение. Конечно, среди них попадались и исключения... но Гермиона не была уверена, что одно из них: а) живет именно в Мюнхене и б) это исключение вообще-то не было немцем.
— Это здесь ты работаешь? — Невилл задрал голову кверху и восторженно разглядывал две высокие стеклянные башни. — Ух, ты! А где твой кабинет?
— На седьмом этаже, — Гермиона внезапно смутилась: даже Виктора не интересовали такие подробности. — Невилл... но тебе нельзя провожать меня до кабинета...
— Я не буду, — покачал он головой и вдруг мягко обнял девушку. Гермиона бросила быстрый взгляд на вход: охранник у дверей делал вид, что не смотрит в их сторону, но на лице у громилы она разглядела едва сдерживаемую ухмылку. Все ясно — к вечеру по центру разнесется очередная сплетня про «фройляйн Грейнджер».
— Невилл... что ты делаешь...
— Гермиона, — тот как будто бы не замечал ничего вокруг, — запомни: если у тебя будет что-то не так, ты всегда можешь прийти с этим ко мне. Хорошо?
— Хорошо, хорошо... Невилл, люди смотрят...
— Плевать на людей! — Невилл посмотрел подруге прямо в глаза. — Гермиона, я чувствую, что ты чего-то боишься. Того, что находится здесь. Что это?
— Кхм, прошу прощения, но вы загораживаете проход, — раздался сзади до зубовного скрежета знакомый насмешливый голос. — О, доброе утро, мисс Грейнджер, в кои-то веки вы пришли вовремя. Ого, и с молодым человеком?... Меняете кавалеров как перчатки, госпожа Героиня Войны? Крам, значит, вам уже не подходит?
Гермиона мысленно застонала. Все, что угодно, только не это. Только не сейчас. Только не тогда, когда здесь Лонгботтом.
Пожалуйста, Невилл, не оборачивайся...
Поздно. Он обернулся и... Гермиона видела друга всяким — растерянным, измученным, неуверенным, испуганным, решительным, отчаявшимся, но такого выражения лица — жуткая смесь из ужаса, неверия и ядреной, пронзительно-холодной ненависти — она у него не помнила.
Невилл узнал. Не узнать было невозможно — стоявший перед ними человек был копией своего отца, с которым у Невилла были свои, давние, так и не сведенные из-за смерти последнего счеты.
— Лес-стр-р-рейндж...
Сигнус вскинул рыжую бровь:
— Совершенно верно. Могу я узнать, с кем говорю?
Ему идет такая манера разговора, отстраненно подумала Гермиона. Старомодная, выспренная, надменная... но ему отчего-то идет, хотя он — мой ровесник. Странно.
— Я — Невилл Лонгботтом.
— Лонгботтом, Лонгботтом, — Лестрейндж склонил голову набок, неприятно напомнив Гермионе свою безумную мать, и провел по тонким губам пальцами, затянутыми в черную кожаную перчатку. — Ах, да, конечно, наслышан. Рохля, слабак, гриффиндорский кретин, «гроза котлов всея Хогвартса»... Весь список не помню, к сожалению. Хотя, чего можно ожидать от сына подобных родителей. Правду говорят: если на предках природа отдыхает, то на потомках она отрывается.
Невилл побагровел. Гермиона напряглась. Конечно, их двое, но против них — Пожиратель, а они бывшими не бывают. К тому же, он не просто Пожиратель — он Лестрейндж, а эта фамилия с недавних пор стала для Гермионы синонимом словосочетания «сущий дьявол».
— Не смей так говорить о моих родителях, ты, ублюдочное отродье! — рявкнул Невилл. — Жаль, что твоя мамаша успела произвести тебя на свет до того, как засесть в Азкабан — одним уродом на земле было бы меньше!
Лестрейндж поморщился:
— Мы, кажется, с вами на брудершафт не пили, так что извольте мне не «тыкать», это во-первых. Во-вторых, не смейте так отзываться о моей матери — разве вас не учили, что о мертвых плохо не говорят? Да и потом, ваш отец не смог защитить даже свою семью, а ваша дражайшая матушка и вовсе была полусквибом. Во всяком случае, мне так рассказывали отец и Рабастан, и у меня нет оснований им не верить.
— О, в самом деле? — хмыкнул Сигнус. — Да, Стан кое-что поведал мне об этом. Говорят, Алиса Лонгботтом стонала, как последняя шлюха...
Невилл не выдержал и рванулся вперед. Гермиона с трудом удержала его на месте.
— Невилл, прошу тебя, не нарывайся, — прошептала она. — Не дай Мерлин, он нападет, и тогда...
— Слушайте Грейнджер, иногда у нее бывают проблески разума. Как сейчас, например, — Лестрейндж жестом остановил охранника. — Все в порядке, Генрих. К вашему сведению, мисс, через десять минут у нас совещание у Хаммеля. Опоздаете — дело ваше.
— У нас? — потрясенно спросил Невилл, глядя вслед удаляющемуся Лестрейнджу. — У нас?!
Гермиона тяжело вздохнула:
— Ты говорил, будто Виктор попросил тебя проводить меня, потому что у меня проблемы с коллегами? — получив утвердительный кивок, она продолжила. — Ну так вот, главная проблема только что наговорила нам гадостей про твоих родителей.
— Ты хочешь сказать...
— Лестрейндж — мой напарник, Невилл. И я не знаю, чего можно ожидать от него в следующий момент. Вчера, например, он вряд ли бы вообще обратил на меня внимание, а сегодня... ну, ты сам видел.
— Так вот кого ты боишься, — Невилл покрепче прижал девушку к себе. — Гермиона, тебе срочно нужно увольняться отсюда! Мало ли, что у этого мерзавца на уме!
— Уволиться — значит, показать ему мои слабость и бессилие перед ним, — Гермиона аккуратно высвободилась из объятий друга. — Не беспокойся за меня, Нев. Все будет хорошо, он не тронет меня, пока рядом Виктор.
— Крам может не оказаться поблизости от тебя в нужный момент... — Даже если так, убийство Героини Войны — это гарантированная депортация и Азкабан. А уж впечатлениями от Азкабана с Лестрейнджем могла поделиться масса народу, — Гермиона взглянула на часы. — Мне пора. Да и тебе тоже, миссис Уизли вот-вот проснется. Ну что, до вечера?
— Да, до вечера...
В кабинет начальника организации Гермиона вошла за минуту до начала совещания. Самого Хаммеля там не было, зато был его заместитель — Курт Валленштейн, молодой, не старше двадцати пяти, человек, по слухам, школьный приятель Лестрейнджа — учились вместе в Дурмстранге; с помощью Курта Сигнус, якобы, сюда и устроился. Помимо Валленштейна присутствовали сотрудники всех остальных отделов — вербально-формульного, испытательного, рунического (эти занимались не отдельными заклинаниями, а ритуалами), отдела траекторий и, наконец, вычислительного, в котором работала сама Гермиона. Лестрейндж уже был здесь; как всегда, рисовал или писал что-то в своей толстой тетради, иногда хмуря брови.
— А, фройляйн Грейнджер, — Валленштейн заметил девушку и коротко кивнул ей. — Заходите, мы только вас и ждем.
Гермиона потихоньку пробралась к своему месту. Лестрейндж скривился, когда она села рядом, но промолчал.
— Итак, господа, — Курт прошелся по кабинету и остановился, опершись руками на стол совещаний. — Не так давно, а именно вчера, нам пришло очень любопытное письмо из Международной конфедерации магов с не менее любопытной идеей. Если вкратце, то наши седобородые старцы крайне обеспокоены теми двумя войнами, что прошли на Британских островах за последние четверть века. Причем не столько самими войнами, сколько тем количеством людей, которые потеряли память или рассудок в течение военных действий — якобы, столько талантливых волшебников пропадает, столько возможностей для улучшения послевоенной ситуации... Странно, где они столько управленцев нашли?
По кабинету волной пронеслись сдавленные смешки. Гермиона поджала губы. Объяснение по поводу талантливых волшебников, в самом деле, практически притянуто за уши, но сама возможность помочь пострадавшим — родителям Невилла или той же Молли, например — очень и очень неплохая идея.
— Ближе к делу, — произнес Валленштейн, когда вновь воцарилась тишина. — Всем понятно, чего старички хотят от нас? Чего-нибудь, что поможет этим людям вернуться в нормальное состояние. Но, — Курт поднял палец вверх, — вы спросите меня: «Герр Валленштейн, а для чего вы всех нас позвали? Пусть бы этим занимались вербальщики, траектористы и вычислительный...». Отвечаю: работать будем по трем направлениям. Первое — непосредственно само заклинание. Кто этим будет заниматься, я уже сказал, — вербальный, вычислительный отделы, а также отдел траекторий синхронно кивнули. — Второе — ритуал по возвращению памяти и рассудка. Рунический, это на вас. Вербалистам, траекторщикам и расчетчикам придется разделиться: кто-то будет по-прежнему работать над заклинанием, а кто-то — помогать с ритуалом. Когда вы выйдете отсюда, на ваших столах будут лежать записки с указанием того, кто чем будет заниматься — мы с герром Хаммелем сами вас раскидали, дабы избежать ваших извечных свар. И, наконец, третье направление — зелье, аналогичное по действию ритуалу и заклинанию.
— Но, герр Валленштейн, у нас нет зельеварительского отдела, мы занимаемся заклинаниями... — придушенно пискнул кто-то из «рунистов».
Курт хмыкнул:
— Ясное дело, нет. Придется сформировать, если Конфедерация хочет, чтобы этим занимались мы. Я уже разослал приглашения всем более-менее приличным молодым зельеварам Европы... У вас еще вопросы по существу есть? Нет? Отлично, приступайте к работе. Фройляйн Грейнджер, задержитесь на минутку.
«Ох-х-х...»
Пока все выходили и прощались друг с другом, Гермиона судорожно соображала, в чем же дело — если ты понадобился начальству второй раз за два дня, это наводило на определенные мысли. Краем глаза девушка заметила, как Лестрейндж тоже притормозил в дверях. А ему-то чего надо?
— Что-то не так, герр Сигнус? — Валленштейн, казалось, читал ее мысли.
— Да, герр Курт. Видите ли, я случайно... — Гермиона, не сдержавшись, хмыкнула, и Лестрейндж наградил ее презрительным взглядом, — ...увидел списки приглашенных вами зельеваров, и... — Лестрейндж помедлил. — Вы действительно хотите, чтобы этот человек работал вместе с нами над проектом?
— Какой?
— Вот этот, — Лестрейндж шагнул к Валленштейну и отчеркнул краем ногтя чье-то имя в пергаменте на столе.
— Он — ученик одного из лучших Мастеров Зелий в Европе...
— Всего лишь ученик. К тому же, он ненадежен.
— Кто? Мастер или М... молодой человек?
— Оба.
Валленштейн и Лестрейндж уставились друг на друга. После долгой паузы Курт сказал по-немецки что-то примиряющее; из всей фразы Гермиона поняла только «простить». Сигнус ответил — как мечом рубанул, и Валленштейн ухмыльнулся. Лестрейндж ухмыльнулся в ответ, развернулся на каблуках и вышел прочь.
— Прошу прощения, но не кажется ли вам, что Лестрейнджа не касается, кого приглашать, а кого — нет? — неприязненно спросила Гермиона, как только за ее недругом захлопнулась дверь.
— Это касается и его, и вас, фройляйн, — Валленштейн сразу помрачнел. — Если наши сотрудники что-либо знают о своих потенциальных коллегах, то нам будет интересно их мнение. Однако это все в сторону. У меня к вам есть одно дело.
— Какое?
Курт нервно сцепил пальцы в замок.
— Через несколько недель на базе нашего центра пройдет конференция на тему крестражей. Нам — мне и герру Хаммелю — хотелось бы, чтобы вы там выступили.
— Ч-что?
— Фройляйн Грейнджер, я понимаю, что вам тяжело все это вспоминать, но... вы лично присутствовали при уничтожении некоторых крестражей Темного Лорда Волдеморта и можете многое рассказать об этом. Собственно, цель нашей конференции — показать, что такое на самом деле крестраж и как он влияет на человека, а также доказать, что это — последняя мерзость в этом мире и не допустить появления этой мерзости вновь. Теории о крестражах подготавливается навалом, но вот практическими знаниями по их уничтожению обладаете лишь вы. Так что?
— Я... постараюсь...
— Вот и отлично, — расцвел Валленштейн.
На ватных ногах Гермиона добрела до своего кабинета. Мерлин... Снова вспоминать все это... Их скитанья по лесам, палатку, угрозу быть пойманными, дамокловым мечом висящую над головами, Малфой-мэнор, Битву при Хогвартсе... Вспоминать тех, кого уже нет в живых — Гарри, Рона, Ремуса... С другой стороны, ее воспоминания просто необходимы для тех людей которые по-настоящему собираются искоренить даже идеи о создании подобной дряни. А что может быть лучше наглядного примера того, что крестражи творят с людьми?
От этой мысли Гермиона немного приободрилась. Да, она сделает это, выступит на этой чертовой конференции. Хотя бы в память о Гарри. И Роне. И Джинни. И всех, кто еще погиб на проклятой войне.
Как и следовало ожидать, ее отрядили разрабатывать заклинание. Плюс: относительно легко. Минус: опять придется работать в паре с Лестрейнджем, и на этот раз — куда теснее. Судя по кислой мине последнего, его тоже не устраивает подобных ход событий. Однако про кислую мину Гермиона могла только догадываться — чертов напарничек в очередной раз уселся к ней спиной.
И опять уже что-то строчит...
— Что вы думаете о проекте? — громко спросила она. — По-моему, прекрасная идея: вернуть к нормальной жизни жертв войны...
— А по-моему — пустая трата времени, мозгов и магии.
— Вот как? И почему же?
— А хотя бы потому, — Лестрейндж демонстративно зевнул, — потому, что на шее Министерства окажется не толпа талантливых волшебников, а куча балласта. Все эти «жертвы», как вы изволили выразиться, не придут в себя в одночасье: им потребуется реабилитация, компенсация, и Мерлин знает какие еще «ации». К тому же, большинство из них совершенно не ориентируется в жизни страны: те же Лонгботтомы выпали из временного континуума лет на двадцать. Кому нужно, чтобы они возвращались в адекватное состояние?
Гермиона почувствовала, как закипает. Уже второй раз за день чертов ублюдок поминал родителей Невилла, причем с такими отвращением и презрением, на которые попросту не имел права. Да как он вообще смеет оскорблять людей, пожертвовавших своим здоровьем ради Победы?! Гнусное отродье палачей, маньяков и насильников, как может он осквернять своим поганым языком память героев?!
Про Алису и Фрэнка Лонгботтомов Гермиона сначала много читала — во «Взлете и Падении Темных искусств 20 веке», в старых подшивках «Пророка», и не только — а потом и слышала рассказы о них от Грюма и Сириуса, любивших на досуге вспомнить о старых товарищах. Она искренне жалела их после того неожиданного, а потому еще более страшного нападения, и слышать их имена, особенно в таком ключе, от сына их мучителей, было для нее сродни кощунству.
— Может быть, — ядовито начала девушка, — может быть, вы просто боитесь того, что будет, когда к этим несчастным вернутся память и рассудок? Я почти уверена в том, что большая часть из них была доведена до подобного... уровня именно вашими родителями и их дружками! Молли Уизли, все те же Лонгботтомы... Я даже боюсь предположить, кто еще находится в этом списке! Да если все они начнут давать показания, все злодеяния вашей семейки всплывут на поверхность, и она потонет в грязи, от которой правнуки ваши, не знаю, смогут ли отмыться! Семья фанатиков, садистов и маньяков — замечательная репутация для потомков! Ах да, ходили еще слухи о непростых отношениях вашей матушки с Сами-Знаете-Кем...
Гермиона распалялась все сильнее и сильнее, а потому не заметила, как в следующую секунду оказалась прижатой к стене, а в горло ей упирался конец волшебной палочки Лестрейнджа — ее собственная валялась на полу метрах в двух от хозяйки.
— Повторяю последний раз, для особо непонятливых, — яростный, рокочущий баритон рвал уши, ледяным копьем прошибал броню самообладания, прорывал кожу и проворачивался наконечником в крови. — Я никому и никогда не позволяю говорить о своей семье в таком тоне. Не дай Мордред я еще раз услышу что-либо подобное — и ваши останки не найдут в самой глубокой сточной канаве Мюнхена. Вам все ясно, мисс Грейнджер?
Не лицо — жуткая хищно-драконья маска в паре сантиметров от ее лица. Безумные ярко-зеленые (ни малейшей примеси серого!) глаза. Худые ледяные пальцы, мертвой хваткой стискивающие ее запястья. И пронзительная, горькая ненависть, полынным запахом разливающаяся в воздухе.
Мерлин, Гермиона, что ты натворила?
Стекло в здании тонированное — с улицы невозможно увидеть, что происходит внутри. Лестрейнджу ничего не стоит сейчас ее убить — медленно и мучительно, как это у них в обычае — а потом, договорившись с Валленштейном, куда-нибудь деть тело. Пока Виктор и Невилл ее хватятся, пока заявят в аврорат, двое дружков успеют изменить память всем остальным сотрудникам, а также уничтожить все документы, связанные с Гермионой Грейнджер. Поиски ничего не дадут...
— Вам все ясно?
— Д-да, — прохрипела Гермиона.
Лестрейндж выпустил ее и отошел к раковине, находящейся за небольшой перегородкой. Послышался шум воды, плеск и фырканье — эта мразь демонстративно умывалась после прикосновений к грязнокровке. Гермиона кое-как дошла до своего рабочего места и обессилено упала на стул.
Господи, как? Как у него это получается — по ниточке разматывать, вытягивать душу, давать понять, что ты нигде не можешь чувствовать себя в безопасности, пока он рядом? Издеваться, не нанося ощутимого физического вреда, но так, что чувствуешь себя последним ничтожеством? Или у него это в крови? Скорее всего, ибо что могло родиться от союза палача и безумной фанатички?
— Ваша часть расчетов на сегодня у вас на столе, — холодно произнес Лестрейндж, выходя из-за перегородки и вытирая руки полотенцем. — Постарайтесь закончить их как можно скорее, чтобы поспособствовать освобождению больницы святого Мунго от овощей наподобие Молли Уизли.
Второй раз возражать ему Гермиона не решилась. К тому же, сейчас он имел право так говорить — все-таки Молли прикончила его мать, которую он, не смотря ни на что, похоже, любил и уважал.
— Молли Уизли я взяла к себе. Больше некому о ней позаботиться.
— Благородный поступок в стиле Гриффиндора, — Лестрейндж вновь уткнулся в свои записи. — Однако было бы милосерднее прикончить ее еще в Хогвартсе. Жаль, меня там не было...
А ведь и в самом деле, запоздало сообразила Гермиона. Его не было в Битве. Почему?
— Где же вы были? Сбежали, пока ваши родные и близкие умирали за вашу чертову идею? Даже Драко Малфой остался в замке, а ведь он слизняк еще тот.
Лестрейндж дернулся, и на долю секунды Гермионе показалось, что он снова на нее бросится. Но нет, сдержался и даже промолчал, хотя видно было, что задет за живое.
До конца дня они не сказали друг другу ни слова.
* * * Парадная дверь берлинского особняка Лестрейнджей распахнулась от мощного пинка. Сигнус рыжим ураганом, не раздеваясь, промчался сквозь холл, влетел в гостиную и, тяжело дыша, рухнул на диван.
Проклятая грязнокровная шлюха!
Внутри него кипятком клокотала ярость. Надо было дать ей выход, иначе он взорвется вместе с домом...
— Садзи!
Испуганный домовик с поклоном предстал перед молодым хозяином. Сигнус направил на него палочку и представил на месте слуги Грейнджер.
— Круцио!
В обычном своем состоянии Сигнус Лестрейндж мог похвастаться завидным хладнокровием, сдержанностью и рассудительностью. Но перепады настроения — жуткие, нерациональные перепады, переходы от равнодушия к злому веселью, а после — к безумной, безудержной ярости, вот как сегодня, например — случались с ним немного чаще, чем ему самому хотелось бы. Отец в таких случаях недовольно хмурился, Рабастан делал вид, что ничего не происходит, мать понимающе ухмылялась, а Гвен хохотала и целовала в лоб, называя «своим маленьким братиком», несмотря на то, что из них двоих старшим был он, Сигнус. Конечно, он не мог в припадке злости вырезать целую маггловскую деревню, как она или мама... но горе было всему тому, что попадалось под горячую руку наследника древнего рода!
Несколько часов назад он чуть не сорвался на Грейнджер. Поганая магглокровка сама виновата — ей следовало держать язык за зубами или аккуратнее выбирать выражения, особенно, когда речь идет о мертвых. От убийства девчонки Сигнуса удержало только наличие огромного числа свидетелей — слишком многие видели грязнокровку на совещании, да и с Куртом бы пришлось повозиться... Последнего было даже жаль — все-таки друг, да и родственник тоже, хоть и дальний: прабабка Сигнуса по отцу была из Валленштейнов... Чтоб тебе сдохнуть, Грейнджер!
Сигнус пришел в себя только тогда, когда от домовика осталось лишь кровавое месиво. Юноша глубоко вдохнул и хотел было уже позвать Берту — та всегда потрясающе ставила мозги на место всем, кроме своего деда и Гвендолин — но вспомнил, что подруга пару дней назад уехала в Варшаву, чертыхнулся и невербальным Акцио призвал бутылку коньяка из буфета.
— Да здравствует алкоголизм и аморальный образ жизни, — пробормотал он и отхлебнул прямо из горла. — Эй, кто-нибудь!
По щелчку пальцев на заляпанном кровью ковре появилось еще двое эльфов.
— Уберите это, — Сигнус кивнул на труп. — Да и вообще приберитесь здесь, если не хотите оказаться на его месте.
Домовики торопливо засновали по комнате, не желая испытать на себе гнев хозяина. Сигнус ухмылялся, наблюдая за ними. Давным-давно, в прошлой жизни, кто-то из приятелей Драко рассказал ему, как в Хогвартсе кто-то организовал Г.А.В.Н.Э. — организацию по защите домовых эльфов; в самый раз название, подумалось тогда ему. А организатором, кажется, была, все та же Грейнджер...
Опять Грейнджер!
Последний вопрос грязнокровки чуть снова не выбил его из состояния нестабильного равновесия — где он был во время Битвы при Хогвартсе, неужели сбежал? И самое паршивое было в том, что ответить ей нельзя было, потому что он не сбежал. Все было намного хуже.
Его попросту услали от греха подальше, как сопливого малолетку.
— Сигнус, пойди сюда.
Худой рыжий подросток нехотя отложил полуразобранный арбалет в сторону и угрюмо покосился на дверь соседней комнаты. Мать не разговаривала с ним уже две недели — со дня смерти сестры, когда он аппарировал к Долоховым и стаканами глушил неразбавленный самогон до тех пор, пока пришедший Антонин не отвесил крестнику хорошую затрещину и не отправил отсыпаться в подпол с рассолом. Беллатрикс, на следующий день почуявшая от отпрыска «аромат» перегара, поджала губы, но промолчала. И ничего ему не говорила до настоящего времени.
— Сигнус!!
— Иду, — буркнул он.
Мать сидела в кресле у камина, исхудавшая и почерневшая от горя: черное платье, черные волосы, черная накидка, черные круги под черными глазами — Сигнусу казалось, что даже ее кожа начала отливать могильной чернотой. Да нет, это просто так падает тень от шторы... Или нет?
— Явился наконец, — проворчала Белла, недовольно оглядывая сына с ног до головы. — Сколько можно звать? Где тебя драклы носили?
— Я все время был здесь.
— Почему сразу не пришел?
— Занят был. Там на арбалете тетива лопнула, перетянуть надо.
Оба замолчали. Тетивы на арбалетах и луках в оружейной раньше перетягивала Гвен — домовикам такую тонкую работу не поручали. Со смертью сестренки делать это стало некому.
— У Темного Лорда есть для тебя задание, — намного мягче произнесла Беллатрикс.
— Правда? — изумился Сигнус. Сейчас, в преддверии развязки, Лорд практически не давал никому персональных заданий — каждый человек был на счету. — Какое?
— Нужно ехать в Германию, заключать союзнические договоры на будущее. Точнее, подвести к этому наиболее старые и влиятельные семьи, но так, чтобы они считали, что это их собственная идея.
— А почему именно я?
— Действовать лучше всего через молодежь, а у тебя, насколько я помню, полно друзей в Дурмстранге. Кроме того, ты весьма неплохо зарекомендовал себя в нескольких операциях и...
— Я понял, мама. Когда ехать?
— Чем раньше, тем лучше.
— То есть, сейчас, — Сигнус шагнул к двери и остановился. — А сроки?
— Что значит «сроки»?
— Ну, когда мне возвращаться?
— Когда я или отец пришлем тебе Патронуса с сообщением, что ты можешь возвращаться.
Сигнус замер. Неестественная и неожиданная мысль вдруг пришла ему в голову.
— Это не задание, — медленно проговорил он.
— Что за чушь ты городишь?
— Это не задание, — повторил Сигнус. — Вы просто отсылаете меня в безопасное место, так?
— С чего ты взял? — Беллатрикс старалась говорить как можно пренебрежительнее, но Сигнус уловил в голосе матери встревоженные нотки.
— Темный Лорд сейчас не дает персональных заданий, тебе ли это не знать?
— На это он согласился.
— Он знает?!
— Естественно.
— Хорошо, — Сигнус с шумом втянул горький и холодный воздух. Кто опять приволок в дом полынь?! Рабастан что, абсент варить собрался? — Как вы объяснили Лорду тот факт, что меня не будет на общем сборе перед итоговым сражением?
— Я... мы с отцом сказали милорду, что вызовем тебя по Метке непосредственно во время наступления.
«Я». Вот, значит, как. Отец тут, скорее всего, ни при чем, это целиком ее идея.
— А если он захочет меня увидеть перед сражением?
— Там будет несколько сотен людей, не считая оборотней и великанов! — выкрикнула Беллатрикс. — Он даже не заметит, что тебя нет!
Поняв, что проговорилась, она вздрогнула и отвернулась. Сигнус смотрел на мать, не веря своим ушам.
— Мам, ты... ты солгала Темному Лорду...
— Да. Солгала. Можешь не верить, но сын мне как-то дороже, чем идея. Я еще не настолько сошла с ума, чтобы променять ребенка на убеждения, тем более что я однажды уже сделала это и четырнадцать лет провела в аду, — Беллатрикс поднялась и подошла к окну. — Любой из твоих ровесников сейчас поменялся бы с тобой местами, Сигнус, но у всех них немного иная ситуация, чем у нас, даже у Малфоев. Уверена, Драко бы уже собирал вещи, — губы матери тронула едва заметная презрительная улыбка. — Поэтому уезжай, сынок. Уезжай, пока есть такая возможность.
— Если Темный Лорд поймет...
— Я свое отжила, а тебе еще жить и жить! — вновь вспылила Беллатрикс. — Кроме того, ты — наследник Рода...
— А Гвен, значит, не была наследницей Рода и ей можно было спокойно соваться под заклятье Уизли? — горько спросил Сигнус.
А вот это уже было явным перебором. Лица матери Сигнус не видел, но заметил, как задрожали ее плечи — раз, другой, третий...
— Мама! — он сорвался с места, подбежал к ней и обхватил руками сзади. — Мам, ну прости меня, ну я идиот...
— Есть в кого, — сдавленным голосом отрезала Беллатрикс. — Все, все, отпусти, задушишь!
— ...И, раз я идиот, то я никуда не поеду. Идиотам жить незачем, — торжествующе закончил Сигнус. И улыбнулся.
Чуть позже разговор повторился, но уже с отцом. Родольфус, в отличие от жены, просто поставил сына перед фактом, что портал тогда-то и туда-то, а также что он собой представляет. Тут уже не выдержал сам Сигнус:
— Хорошо! Если мама так беспокоится за меня, пусть едет со мной!
— Она не может с тобой поехать, она командует штурмовой группой, — спокойно ответил отец.
— Тогда ты, как глава Рода!
— И я не могу.
— Тогда Стан!
— И он тоже не может.
— Да почему?! Объясни, какого лысого дракла, — Сигнус поперхнулся, наткнувшись на отцовский взгляд, — с какой стати я должен отсиживаться в тепленьком местечке, в то время как вас будут убивать?!
Родольфус выдержал паузу и кивнул сыну на стул:
— Сядь, — Сигнус сел. — Белла тебе объясняла, чем офицер отличается от простого бойца?
— Нет. И крестный тоже не объяснял.
— Ну, Тони думал, что я донесу до своего сына прописные истины, — фыркнул Родольфус. — Слушай, Сигнус. Боец имеет, хоть в очень редких случаях, но имеет право на слабость, на трусость, на сдачу в плен, на бегство, наконец. Офицер — нет. Он должен оставаться рядом с главой войска до последнего. Понял? — Сигнус кивнул. — Так вот, мы все — я, твоя мать, Рабастан, Антонин, вообще весь Внутренний круг — офицеры. Персональная гвардия Темного Лорда. Мы не имеем права покинуть его.
— А я?
— А ты — просто боец.
— Я командовал отрядом...
— Которого больше нет, — закончил Родольфус. — Ваши молодежные отряды расформированы. Слишком многие погибли тогда вместе с Полем и... и Гвен. Собственно, кто остался? Ты, Долоховы, да Берта с Макнейрами. Девчонки Уолдена не воевали почти, они — колдомедики, Антонин своих услал в Архангельск еще месяц назад, а Берту заберешь с собой ты. Кстати, было бы неплохо, если бы ты в самом деле переговорил с молодежью по поводу потенциальных союзов.
— Послушают они меня, как же, — буркнул Сигнус.
— Попытка не пытка, — пожал плечами Родольфус. — Итак, что мы имеем? Ты едешь в Берлин, забрав с собой Альберту, и живешь там неопределенное время, попутно разбираясь с делами. Если все в порядке, то я или Белла посылаем тебе Патронуса с тем, чтобы вы возвращались. Если же что-то пойдет не так, и мы проиграем — а я не исключаю и такой вариант событий, учитывая, с какой скоростью Лорд катится в безумие, причем даже твоя мать это замечает — ты остаешься с Бертой в Берлине. Авроры до тебя не дотянутся — руки коротки. Замок я заблокирую, счета в «Гринготтсе» — тоже. Все банковские операции будешь, в случае чего, проворачивать через немецкий филиал. Все понял?
— Да, отец.
— Вопросы есть?
— Есть, но к этому они не относятся, — Сигнус прикусил губу. — Тут про тебя говорили... всякое... я у Рабатана спросил, но ты его знаешь... Это правда, что ты приказал изнасиловать Алису Лонгботтом?
Родольфус уставился в стол:
— Сын, пойми еще одну вещь: на войне нет деления на пол и возраст. Если ты взял в руки оружие, то изволь сражаться и защищать своих близких, а не ныть, ссылаясь на то, что ты женщина, что ты слишком мал или стар. Алиса Лонгботтом не смогла защитить себя и свою семью, как и ее муж. И потом, как ты думаешь, пощадили бы они кого-нибудь из наших женщин или девчонок — Беллу, Нарциссу, Дарью Долохову, Гвен или Берту?
— Нет, — Сигнус стиснул кулаки. — Не пощадили бы. Так значит, вы не едете со мной потому, что...
— Потому, что офицеры не бегут.
«Офицеры не бегут», — повторял себе Сигнус, утешая плачущую Берту Руквуд по пути к порталу. «Офицеры не бегут», — шептал он, с ужасом читая в «Пророке» о гибели матери и самоубийстве дяди. «Офицеры не бегут», — шипел он, с трудом подавляя желание аппарировать в Англию и придушить Грейнджер, лицо которой самодовольно глазело с газетной страницы...
Тогда он не знал, что делать. Не знает, что делать ему и теперь. Есть, правда, один способ выяснить...
Гаданиям Сигнус не доверял — отец всегда твердил ему, что это чушь, и что человек сам строит свое будущее. Но один способ если не выяснить будущее, то, во всяком случае, получить подсказку к действию, не подводил его никогда. «Страница триста семьдесят семь, двадцать вторая строчка сверху», — усиленно думал юноша, сдергивая с пыльной библиотечной полки том минут десять спустя.
«Чтобы отца, и дочь, и мужа с нею
Мы в трупы обратили... Ненавистных...»
— Немало есть и способов, — вслух закончил Сигнус и захлопнул книгу.
«Отца, и дочь, и мужа...» — считай, Грейнджер. «В трупы» — необязательно, можно просто как следует морально растоптать грязнокровку. А вот способы... Сигнус взбесился. Ему и так есть чем заняться — дом, подготовка к свадьбе с Бертой, проект этот, драклы его дери, еще и способы «низвержения» Грейнджер надо искать!!
Стоп. Проект, сообщение грязнокровки о том, что она взяла к себе жирную рыжую свинью...
Сигнус ухмыльнулся. Нет ничего приятнее, чем всадить врагу нож в спину в тот момент, когда он этого не ожидает. А грязнокровка получит не то что нож, а целый акинак. Вот только как подобраться поближе к этой твари? Крам — не вариант, Лонгботтом — бросится защищать подружку и погибнет... Кто тогда?
А есть тут один человечек, который поможет Сигнусу, если, конечно, захочет работать в Центре. Курт очень кстати на столе списки приглашенных зельеваров оставил. Остается только надеяться, что они не заблокировали камин...
Не заблокировали.
Сигнус, кашляя от набившегося в горло пепла, буквально выпал на пол богатой, даже роскошной комнаты, в которой до этого бывал не раз. Человек, куривший у раскрытого окна, развернулся на шорох, и на его смазливой мордашке отразилась смесь страха и удивления:
— Ты?
— Я.
Человек нервно сглотнул и потянулся было за своей палочкой, но гость оказался быстрее: Экспеллиармус в связке с Коллопортусом и Маффлиато — потрясающая вещь, особенно во время деловой беседы.
— Что тебе нужно? — просипел хозяин комнаты.
Сигнус одарил его своей коронной «ухмылкой Джокера», как называл ее Антонин и плюхнулся прямо в светло-бежевое кресло, не отряхнув даже сажу с мантии:
... — А кто вы, собственно, такая, чтобы ее судить?...
Этого не может быть. Он умер. Он умер, умер, УМЕР!
... — Девочка моя, как вы тут?...
... — Может быть, попробуете еще раз?
— НЕТ!!
Гермиона рывком села на кровати, смяв под собой шелковую простыню. Грудь ломило, воздух царапал горло острыми когтями и тяжелыми сгустками вырывался из легких, а по спине весьма ощутимо сбегали струйки холодного липкого пота. Прошло минут пять, прежде чем девушка осознала, что она вовсе не там, не в залитой кровью кухне «Норы», наедине с безумным садистом-Пожирателем и трупами друзей, а в доме Крамов, в своей постели. Вернее, не только своей...
— Родная? — Виктор приподнялся на локте, вопросительно глядя на невесту. — Снова кошмар?
Гермиона кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
— Я схожу к Невиллу, попрошу у него успокоительное зелье, — юноша решительно поднялся с кровати. — Тебе необходимо показаться колдомедикам. В последнее время это происходит с тобой все чаще и чаще, и мне такое положение дел совсем не нравится.
— Как только выберу свободную минутку... — начала было она, но осеклась под взглядом Крама. — Хорошо, хорошо. В течение этого месяца — согласен?
Виктор неохотно кивнул и вышел из комнаты. Гермиона обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь, однако ее трясло так, что, даже когда заспанный Невилл принес ей зелье, ее зубы застучали о край кубка.
— Я так больше не могу, — прошептала она. — Они... они приходят ко мне каждую ночь. Обязательно кто-то из них двоих, или он, или она. И все повторяется, как в те разы, все точно так же повторяется...
— Успокойся. Они мертвы. Это всего лишь сны, — Невилл отставил пустой кубок в сторону. — Это лишь сны, слышишь?
Гермиона судорожно вздохнула.
— Да, это сны, но... но они такие реальные, такие настоящие... Ты знаешь, мне кажется, что я прямо чувствую запах цветов на окне «Норы» или боль, когда Беллатрикс режет мне руку... Что им нужно, Невилл, что им от меня нужно, что они даже после своей дракловой смерти не оставят меня в покое?!
— Герм-ивонна, не накручивай себя, — вернувшийся Виктор присел на край кровати и мягко приобнял девушку за плечи. — Мистер Лонгботтом, я могу ошибаться, но, как мне кажется, эти сны связаны с тем, чем она занимается в последние дни. Так ведь, милая?
Гермиона отвела глаза. Не согласиться было невозможно. Хотя бы потому, что Крам был прав.
Кошмары — яркие, реалистичные, невероятно детальные — преследовали ее с тех самых пор, как она начала просматривать свои вспоминания, готовясь к чертовой конференции, на которую ее так некстати подписал Валленштейн. Чаще всего это были «Нора» или Малфой-Мэнор, реже — Битва за Хогвартс или Отдел Тайн. Заканчивалось все одинаково — Гермиона просыпалась в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и тяжелым дыханием, а перед глазами у нее все еще стояли самые жуткие сцены из ее жизни.
— Да, это так. Но... Послушайте! — воскликнула Гермиона, заметив, как переглянулись Виктор и Невилл. — Я не могу бросить дело на полпути! Я должна, понимаете, должна рассказать про то, как уничтожить крестраж — вдруг кому-то еще придет в голову стать Бессмертным Темным Лордом? А предупрежден — значит, вооружен.
— Все это верно, но, боюсь, ты сойдешь с ума от этих кошмаров еще до того, как закончишь готовить свой доклад, — Невилл нервно покусывал нижнюю губу. — И я не помню, может ли зелье Сна-Без-Сновидений вызывать привыкание...
— Может быть ты, Герм-ивонна, будешь работать с Омутом памяти не так часто? — предложил Виктор. — Не каждый день, так хотя бы раз в два дня... Хоть выспишься.
На том и порешили.
Между тем приближался Хэллоуин — не только праздник, но и день скорби, день почитания умерших. Гермионе удалось связаться с Кингсли и попросить его кое о чем в дань старому знакомству; Шеклбот не стал отказывать, и тридцать первого октября международный портключ перенес девушку из солнечной Софии в хмурую Оттери-Сент-Кэчпоул. Виктора с ней не было — Крам не признавал католических или протестантских праздников, хоть и сделал исключения для Рождества и Пасхи, а Невилл остался с миссис Уизли. Саму же Молли Гермиона не рискнула брать с собой — боялась, что будет только хуже. Если, конечно, это еще было возможно.
«Нора» практически не изменилась с того самого летнего утра — с той, правда, разницей, что теперь вокруг царила мертвая тишина, а на поляне рядом с домом высилась большая бронзовая скульптура. Десять фигур, десять людей: немолодой худощавый мужчина с небольшой лысиной и в очках; молодая супружеская чета — длинноволосый молодой человек и девушка необычайной красоты, льнущая к его плечу; юноша в форменной мантии, что-то негромко объясняющий брату — коренастому крепышу с мозолистыми руками; двое близнецов, смеющихся какой-то шутке, и, наконец, последние — растрепанный парень со шрамом на лбу, другой, долговязый и худой, и тоненькая девочка между ними. Какими же счастливыми они все выглядят здесь...
Гермиона смахнула слезинки со щек и положила к подножью памятника большой букет белых лилий.
— Здравствуйте, — прошептала она.
Из деревни долетал далекий лай собак. Ветер шелестел остатками листьев в кронах деревьев. А ведь когда-то здесь было так шумно — так, что хотелось хотя бы минутной, даже секундной, тишины...
— А я вот замуж выхожу... — неловко продолжала Гермиона. — За Виктора Крама. Он был на свадьбе Билла — кажется, ты его тогда пригласила, да, Флер? Вы же вместе участвовали в Турнире... Рон, Гарри, я знаю, вы бы этого не одобрили, особенно ты, Рон, но... мне спокойно с ним. Я даже счастлива — настолько, насколько вообще можно быть счастливой после всего этого. Вы бы порадовались за меня, наверное...
— Мерлин мой, как трогательно. Дайте мне платок, мисс Грейнджер, а то я сейчас расплачусь.
Кого-кого, а этого человека девушка меньше всего ожидала здесь увидеть.
— Что вы здесь делаете?!
— Приехал посмотреть на место, где погиб мой отец, — Сигнус Лестрейндж заложил руки в карманы дорожной мантии. — Полагаю, я имею на это право?
В таком случае, тебе нужно заглянуть еще в Хогвартс, а потом в Азкабан. Можешь там и оставаться.
— Это произошло не здесь, — неожиданно для себя произнесла Гермиона. — Это... в доме... на втором этаже, на лестнице...
Интересно, замыли на кухне кровь или нет? Могли и оставить — показать всю жестокость Пожирателей наглядно.
Лестрейндж не ответил, хотя слова Гермионы к сведению явно принял. Запрокинув голову, он внимательно разглядывал памятник семье Уизли.
— Который из них Чарли?
— Вон тот, — Гермиона указала на фигуру рядом с Перси. — Зачем он вам?
— Да, действительно, зачем он мне? Он всего-навсего убил мою сестру, мелочи какие, не правда ли?
К горлу Гермионы подкатил огромный горький ком.
— Вашу сестру убила ваша же мать, — медленно поговорила она. — Лест... ваш отец сам сказал мне это перед тем, как я пустила ему пулю в сердце.
— Это было не убийство, мисс Грейнджер, а акт милосердия. Вы будете удивлены, но во многих чистокровных семьях это считается обычной вещью. Даже хорошо, что это сделала мама — боюсь, у меня бы рука не поднялась.
— Вы так любили ее? — не выдержала Гермиона. — Свою сестру? Так любили, что не смогли бы убить даже для того, чтобы избавить от страданий?
Она даже не ждала, что он ответит, и вздрогнула, когда осенний воздух прорезал низкий, тяжелый от горечи голос:
— Мы были близнецами, мисс Грейнджер, если вам это что-то говорит. А близнецы — это не просто брат и сестра: это одна кровь, одна магия, одна душа, — юноша помолчал. — Да и потом, очень долгое время, до самого освобождения отца и матери, у меня не было человека ближе и роднее Гвен.
— А... Малфои?
Кривая ухмылка Сигнуса Лестрейнджа ясно демонстрировала, что Малфоев он своими близкими людьми уж точно не считает.
— Это из-за Нарциссы? Из-за того, что она предала вашего Лорда?
— Не только. И она не Лорда предала. Она предала свою сестру, мою мать, и память моей сестры, ее племянницы. Не надо говорить мне, мисс Грейнджер, что она-де спасала своих мужа и сына — Люциусу Малфою следовало использовать мозги по прямому назначению, прежде чем что-либо предпринимать, — Сигнус перевел взгляд на статую Флер. — Красивая, наверное, девушка была при жизни. Что она забыла в этом курятнике?
— Это Флер Делакур, жена Билла. Она была на четверть вейлой... — на глаза Гермионы навернулись слезы. — Она ждала ребенка... За что он ее убил? Просто под руку подвернулась? Или за то, что вышла замуж за Уизли? Она ведь даже не сражалась почти...
Сигнус пожал плечами:
— Гвен тоже хотела семью — мужа и сыновей, ясноглазых и черноволосых, настоящих Блэков. Но и ее, и ее жениха убил Чарли Уизли. Так уж устроено, мисс Грейнджер, что на войне гибнут люди, мирные жители в том числе.
— И вы так спокойно об этом говорите?
— А что мне еще остается? Я сражался вместе с родителями с пятнадцати лет и видел всякое. В том числе и деревни оборотней, дотла сожженные вашими доблестными аврорами, и трупы женщин на фонарях в Лютном переулке. Достаточно соблазнительно считать своего противника абсолютным злом, но во время войны гражданские есть и на той, и на другой стороне, — Лестрейндж впервые за все время разговора посмотрел на Гермиону прямо. — Мы проиграли не только из-за того, что не смогли сломать ваше сопротивление. Мы проиграли еще и потому, что к тому времени люди попросту устали от войны, мисс Грейнджер.
— Устали? — изумленно переспросила Гермиона. — Ваши... старшие соратники устали от войны? Мне казалось, кому-кому, а им это никогда не надоест.
— Зря вы удивляетесь. Кто-то устал, как моя мать или крестный, которые были с Лордом почти с самого начала, а кто-то просто не хотел, как Малфои. Жизнь у них тогда давно наладилась — так зачем же и за что же им было воевать?
— А вы? — тихо спросила девушка. — Чего вы хотели?
Сигнус вновь усмехнулся, но его усмешка была невеселой:
— А как вы думаете, чего мог хотеть семнадцатилетний мальчишка, у которого большую часть жизни не было ни нормального дома, ни нормальной семьи?
Постояв еще немного, он молча развернулся и двинулся прочь. Спустя несколько минут раздался хлопок аппарации, а затем вновь повисла тишина.
Гермиону раздирало на части от противоречивых желаний. С одной стороны, ей хотелось активировать портключ и, оказавшись дома, попытаться переварить все услышанное, с другой... это же Лестрейндж, чертов ублюдок и ошибка природы. Одному Мерлину известно, куда он направился и что замышляет. В ее, Гермионы Грейнджер, силах этому помешать.
Разум настойчиво требовал вернуться в Софию, любопытство — проследить за Лестрейнджем. В недолгой борьбе верх взяло любопытство. Шепнув в пространство «я скоро вернусь», девушка пробормотала отслеживающее аппарацию заклинание...
...и через мгновение оказалась у подножия достаточно высокой, поросшей мохом скалы. У самых ног Гермионы вилась между валунов узенькая тропинка; за спиной простиралась поникшая вересковая пустошь, на краю которой темнел древний лес; ветер гнал по небу свинцовые тучи, а где-то совсем рядом с грохотом разбивалось о скалы море. Гермиона подняла голову: примерно на середине тропы среди огромных замшелых камней виднелась уже знакомая медно-рыжая макушка. Судя по всему, ее обладатель был настолько погружен в свои мысли, что даже не расслышал хлопка аппарации.
Наложив на всякий случай Маффлиато и Дезиллюминационные чары, Гермиона поспешила за ним. Подъем оказался нелегким: тропа петляла так, что кружилась голова, да еще и сама по себе скала оказалась достаточно крутой. Гермионе то и дело приходилось цепляться за камни на обочине; один раз она ободрала руку об особенно острый край одного из валунов, и кровь тут же впиталась в холодную серо-зеленую поверхность. Совпадение или... какая-то темная магия? Разум взвыл, умоляя вернуться к памятнику Уизли, пока не поздно. Гермиона легкомысленно послала его... куда подальше, в общем.
Когда она, наконец, запыхавшаяся и злая, поднялась на верх скалы — небольшую и странно ровную площадку, Лестрейндж уже был там. Сначала Гермиона решила, что он разглядывает море, расстилавшееся у них под ногами сотней метров ниже, но минуту спустя поняла, что ошиблась: практически на самом краю обрыва возвышался массивный антрацитовый крест.
Девушка почувствовала, как краска заливает ее щеки. Дура ты, Грейнджер. Непроходимая дура. Сегодня же Хэллоуин; понятное дело, что ты пришла к своим мертвецам, а он — к своим. Не стыдно тебе, кретинка гриффиндорская? Не смогла сообразить, что ему тоже плохо и куда он пойдет после того, что он тебе рассказал? Любопытство свое хотела удовлетворить? Стой вот теперь и смотри, пока он не уйдет, и чары подновлять не забывай: вон море, рядом совсем, если что, даже Авада не понадобится — там футов триста, а то и больше. Улетишь и пикнуть не успеешь.
Гермиона не знала, сколько они простояли так — Лестрейндж, неподвижный и неотрывно смотрящий на крест, и она сама, не смеющая пошевелиться не то от страха, не то от стыда. Наконец Сигнус выдохнул, вынул что-то из кармана мантии, положил это на землю и, закусив губу, пошел прочь, едва не сбив с ног невидимую Гермиону. Когда его шаги затихли внизу, она решилась подойти поближе.
У подножия креста лежала игрушка — оловянный солдатик с палочкой и кинжалом — и небольшой прямоугольник из плотной бумаги. Солдатик показался Гермионе смутно знакомым: похожих она видела в наборах из магазинов игрушек в Косом переулке, с той только разницей, что этот был очень старым — с него сошла почти вся краска, одна нога была отломана, да и магия выдохлась: когда Гермиона взяла его в руки, он лишь вяло шевельнул палочкой. Прямоугольник оказался старой колдографией, при взгляде на которую девушку болезненно передернуло: большинство людей, запечатленных там, она знала по слушаниям в Министерстве или плакатам о розыске — вот Амикус Кэрроу, скалящийся так, что зубы сводит, вот Люциус Малфой — молодой, но такой же надменный... Долохов, чисто выбритый и трезвый... Руквуд — волосы побиты сединой, но еще не сильно... Трэверс... Эйвери... вот Яксли, поправляющий безупречно повязанный галстук, а вот и... У Гермионы перехватило дыхание. Да, это они: дьявольски красивая черноволосая женщина опирается на руку худощавого мужчины с чуть прищуренными внимательными глазами, а рядом с ними хохочет над чем-то рыжеволосый мальчишка, по виду не старше самой Гермионы. Такие довольные, такие высокомерные, уверенные в том, что им должен принадлежать весь мир...
Небо над головой совсем почернело. Громыхнуло раз, другой, а потом по камню забарабанили холодные капли. Порыв ветра выхватил колдографию из рук Гермионы и швырнул в море. Вот и все; еще одна семья ушла в небытие, еще несколько людей стали лишь буквами на страницах будущих учебников истории. Хотя...
Гермиона встряхнула головой. Чего это она так расклеилась? Они получили то, что заслужили. Через сто лет о Лестрейнджах в Британии и не вспомнят; их замки сровняются с землей, а имена будут упоминаться разве что в страшных сказках про Темного Лорда, да и то вскользь. Зато Уизли и Лонгботтомы, их жертвы, будут живы в памяти людской как герои и мученики. Каждому свое, как известно.
Девушка тяжело вздохнула. Дождь усиливался, а ей еще предстоял спуск на равнину. Ну что же, лазание по мокрым камням — практически идеальный способ заставить человека расплачиваться за свою глупость и чрезмерное любопытство.
Конференция была в самом разгаре. Гермиона понимала, что ее вот-вот должны вызвать, но все же сообщение Хаммеля стало для нее полной неожиданностью.
— Да, да, фройляйн Грейнджер, уже! Идите, моя милая. И помните — вы обладаете уникальной информацией!
Конферансье четко и громко объявил ее имя. Гермиона в нерешительности вышла на сцену и замерла перед небольшим магическим рупором. Из огромного зала на нее смотрел множество глаз — сотни волшебников и ведьм, съехавшихся сюда со всего света...
— Эм... добрый вечер.
В горле пересохло. Гермиона пожалела, что не догадалась глотнуть воды перед выступлением.
— Все вы знаете, что полтора года назад на Британских островах шла война. Том Реддл, больше известный под псевдонимом «Волдеморт», предводитель Пожирателей смерти, хотел большего, чем просто власть. Он хотел вечной власти для себя лично, хотел стать бессмертным и поэтому создал крестражи... — все слова, подготовленные ею по дороге сюда, вдруг куда-то исчезли. — Так вышло, что я — единственный оставшийся в живых человек, который присутствовал при их уничтожении, и... и я просто хочу рассказать вам, как это было.
И она начала говорить. Про то, как впервые услышав от Гарри слово «крестраж», по крупицам собирала информацию. Про то, как они втроем скитались по лесам. Про то, как их пытался погубить проклятый медальон. Про полет от Адского огня в Выручай-комнате с диадемой в руках, про спуск в Тайную комнату и то, как Рон выламывал клыки из черепа василиска... Гермиона рассказывала и одновременно с этим чувствовала, как с каждым ее словом в одном из направленных на нее взглядов разгорается безумная, лютая, звенящая в воздухе ненависть. Сто к одному, что Лестрейндж уже двадцать раз пожалел, что был с нею откровенен тогда, около «Норы».
И все же, когда она закончила, после секундной тишины зал разразился громовыми аплодисментами.
— Поздравляю, дорогая, поздравляю, — радостно потирал руки за кулисами герр Клаус. — Вы произвели фурор! Подумать только, какая великолепная...
Гермиона рассеянно кивала и пыталась отыскать глазами Лестрейнджа. Бесполезно; все-таки он куда-то смылся. Слава Богу, не придется выслушивать его обвинения из-за взлома сейфа Беллатрикс — ей, Гермионе, и без того хватило воспоминаний на сегодня.
После конференции был организован небольшой банкет. Гермиона попыталась было ускользнуть, но Хаммель и Валленштейн, вцепившиеся в нее с двух сторон («Удачливой дебютантке не годится пропускать торжество, фройляйн!»), не дали ей этого сделать. Забиться в угол — тоже: едва девушка, подцепив бокал шампанского с одного из подносов, начала пробираться к более-менее укромному местечку, попутно пытаясь отцепиться от двух чрезмерно болтливых дам знойной наружности и с характерным тосканским акцентом, как ее окликнули вновь:
— Фройляйн Грейнджер! Дорогая, подите сюда, я хочу познакомить вас с нашим новым сотрудником из блока зельеварения...
Гермиона мило улыбнулась итальянкам и подошла к начальству. Однако при виде того, с кем ее хотел познакомить Хаммель, ее сердце рухнуло куда-то в район пяток. Да что им, медом здесь намазано, что ли?!
— А... Э...
— Мы уже знакомы, герр Клаус, — благожелательно улыбнулся немцу... Драко Малфой.
— О, — подошедший Валленштейн подозрительно прищурился. — Даже так?
— Учились вместе в школе, — буркнула Гермиона.
Ее отвратительного настроения, похоже, никто не заметил.
— Ну что же... Идемте, Курт, не будем мешать общению старых друзей. Уверен, им есть что сказать друг другу, — Хаммель подмигнул молодым людям и укатился прочь жизнерадостным колобком.
Наступило неловкое молчание. Гермиона понятия не имела, о чем ей разговаривать с бывшим однокурсником и бывшим врагом. Конечно, Малфой сильно изменился после победы — несколько месяцев Азкабана сделали свое; ходили слухи, будто бывший слизеринец устроился на работу в больницу святого Мунго, по другим он стал ассистировать Слизнорту в Хогвартсе... но Гермиона не знала, что верно, а что — нет. Слишком далека она была от реалий британского магического сообщества в последние несколько месяцев.
— Неплохо выглядишь... Грейнджер, — проговорил наконец Малфой. — Особенно после всего того, что с тобой случилось.
Гермиона кивнула:
— Ты тоже.
Малфои тогда также прибыли в «Нору» — Нарцисса и Драко, Люциус в то время все еще был под стражей. «Лонгботтомам повезло», — сказал Кингсли миссис Малфой после того, как та, тихо всхлипнув и пробормотав «за что, Руди?», закрыла зятю глаза. «Если бы Лестрейнджу все удалось, они бы были следующими». На что Нарцисса с горькой улыбкой ответила: «Нет, мистер Шеклбот. Следующей была бы я».
— Я слышал, ты замуж за Крама собралась?
— Я... да, уже скоро... — Гермионе вовсе не хотелось обсуждать с кем бы то ни было свою личную жизнь. Тем более с Малфоем. — А ты как здесь оказался? Ты же вроде в Мунго...
Он пожал плечами:
— Было дело. Написал письмо Хаммелю, отправил, получил приглашение — Клаус в курсе, что я был одним из любимых учеников Снейпа. Взял в Мунго годичный отпуск. Отец считает, что работа в организации, подобной этой — все же более достойное Малфоя занятие, чем вынесение уток из-под больных. Вот я и решил доказать ему, что хоть чего-то стою...
— Абсолютно неблагодарное и бесполезное занятие, на мой взгляд.
Гермиона оглянулась. Рядом с ними, привалившись к стене, стоял Сигнус Лестрейндж и задумчиво рассматривал на свет вино в бокале. Судя по виду, он (Лестрейндж, не бокал) был уже порядочно пьян.
— Здравствуй, кузен, — произнес Малфой после минутной паузы.
— О, меня заметили. После паршивой грязнокровки, правда, — Сигнус одним махом опрокинул в себя вино и щелкнул пальцами, подзывая эльфа-официанта. — Ну, хоть заметили, и то хлеб.
— Ты можешь не выражаться? — Драко оставался спокоен. Пока. — Кругом люди.
— Прости, забыл, — скривился Лестрейндж. — Малфои же нынче толерасты, так? Не «грязнокровка», а «волшебница маггловского происхождения», верно? Когда раздавали толерантность, пришел кто-то и спросил, можно ли ею пытать...
«Точно, пьян», — подумала Гермиона.
— Сигнус, тебе уже хватит на сегодня. Перестань.
— Суди по себе, мой милый братец, — последние слова Лестрейндж буквально выплюнул. — Шесть бокалов красного — не та доза, которая способна свалить меня с ног. К тому же, у меня есть причина, чтобы надраться, как свинья: наша немногоуважаемая мисс Грейнджер только что в красках расписала, как они с дружками лазали по одному из наших сейфов, читай — в одном из наших карманов.
— Тетя Белла была бы тобой недовольна...
Дзыннь!
Гермиона тихо ахнула: в миллиметре от головы Драко в деревянную панель стены вонзился короткий и узкий, но явно очень острый клинок. Сигнус тяжело дышал; Малфой, наоборот, словно заледенел, и оба они не сводили друг с друга глаз. Люди вокруг, казалось, не обращали внимания на размолвку, только заподозривший что-то неладное Валленштейн пробирался к ним, умело лавируя в толпе.
— Не смей упоминать мою мать после того, что сделала твоя, — прошипел наконец Лестрейндж и выдернул нож из стены. — Мисс Грейнджер, на месте Виктора Крама я бы запер вас дома, а то и вовсе разорвал бы помолвку: сначала Лонгботтом, потом Малфой... Удивительная неразборчивость, так и до панели недалеко, — он посмотрел на напрягшегося Драко, на побледневшую Гермиону и, злобно ухмыльнувшись, двинулся прочь. — Счастливо оставаться вам обоим.
— Не обращай внимания, Грейнджер, — медленно и тяжело проговорил Малфой. — Он пьян и не контролирует себя.
— Он почти трезв и полностью отвечает за свои действия, — добравшийся-таки до них Курт отчего-то неодобрительно покосился на Гермиону. — Что тут у вас произошло?
— Обычная семейная разборка, ничего особенного, — Драко чуть-чуть отпил из своего бокала. — Зачем вы его вообще сюда позвали?
Лицо Валленштейна потемнело:
— Он сам пришел. Вероятно, решил, что имеет право знать о том, как... а, неважно. Я с ним поговорю. Продолжайте веселиться.
— Нет-нет, я сейчас пойду, — поспешно вставила Гермиона. — Герр Валленштейн, я... я обещала Виктору быть сегодня пораньше дома. Извинитесь за меня перед герром Хаммелем, пожалуйста.
— Если так, то... — Валленштейн помолчал. — Герр Малфой, проводите фройляйн Грейнджер до телепортационного центра, будьте добры.
— Но мне здесь совсем рядом...
— На улицах в это время опасно, фройляйн. Всего доброго вам. Герр Малфой, вы вернетесь?
— Полагаю, что нет, — тот бросил короткий взгляд на Лестрейнджа, в одиночестве стоявшего в дальнем конце зала. — У меня тоже дела.
— В таком случае не смею вас задерживать.
Малфой кивнул, и они с Гермионой неторопливо вышли из здания. На улице уже почти совсем стемнело; начинали понемногу зажигаться фонари, некоторые лавочники запирали свои магазины, а по улицам к офису выдачи порталов спешили десятки человек. Молодые люди шли молча: Малфой, хмурясь, думал о чем-то своем, а Гермиона зябко куталась в мантию, пытаясь спастись от внезапно поднявшегося ветра.
— Извини, — заговорила она через какое-то время.
— За что ты извиняешься, Грейнджер?
— Эм... Из-за меня ты поссорился с братом...
Малфой усмехнулся:
— Это еще ничего. В нашу первую встречу мы вообще подрались.
— Как это? — удивилась Гермиона.
— А вот так. Дело было в Варшаве; я схлестнулся в порту с одним оборванцем, который начал меня задирать. Потасовка закончилась не в мою пользу, и мне потом изрядно досталось от отца за неподобающее поведение, — Малфой сделал эффектную паузу. — А теперь представь степень моего шока, когда спустя два дня отец приводит этого самого оборванца и говорит, что это — мой двоюродный брат!
Гермиона прыснула, но тут же посерьезнела:
— Подожди, ты сказал — в Варшаве? Но Лестрейндж говорил, что жил в Германии...
— Не исключено, — пожал плечами Драко. — У их опекуна, кузена их отца, тоже были проблемы с законом, так что Сигнуса с сестрой носило по всей Европе. Мой отец долго пытался их разыскать, но нашел только летом девяносто пятого. Нашел и привез в Англию. Не скажу, что они были этому очень рады...
— Но вы же потом подружились?
Малфой скривился:
— Нет. Сигнус всегда меня терпеть не мог, а после одного случая так особенно... — он умолк и поджал губы. — Что-то я разоткровенничался с тобой, Грейнджер. Кстати, мы пришли.
— А... да? — Гермиона рассеянно скользнула взглядом по двери телепортационного центра. — Спасибо за то, что проводил, Малфой. Не ожидала от тебя.
— Не за что. И... Грейнджер?
— Да?
Малфой прикусил губу.
— Не думай, что я сменил приоритеты, но моя семья кое-чем обязана тебе и Поттеру, так что вот тебе мой совет: держись подальше от моего кузена, насколько это для тебя возможно. Сигнус — психопат, к тому же злопамятный, и я не знаю, что может взбрести ему в голову.
Гермиона кивнула и толкнула тяжелую резную дверь. Уж кого-кого, а ее не надо было предупреждать о том, что от Лестрейнджа-младшего ей нужно быть как можно дальше.
* * * Как только Грейнджер скрылась из поля зрения, Драко облегченно выдохнул и достал сигареты: денек выдался не из легких. К курению он пристрастился пару лет назад, во время особенно тяжелого для семейства Малфоев периода. Мама сокрушенно вздыхала, отец морщился и твердил, что настоящий волшебник курит трубку или сигары, но никак не маггловское дерьмо, однако Драко было наплевать. Сигаретами, кстати, снабжал его тогда именно Сигнус...
Сигнус, Сигнус, Сигнус. Драко сбил пепел на вылизанную мостовую. Чего-то похожего на то, что произошло сегодня, он и ожидал: вчера он был у двоюродного брата в Берлине, передавал письмо от матери. Лестрейндж молча выслушал сбивчивые объяснения, взял письмо, а потом захлопнул парадную дверь перед носом кузена. Драко не без оснований подозревал, что послание Нарциссы отправилось в камин непрочитанным — равно как и десятки других до него. Юноша почти слышал чуть презрительный голос отца: «Оставь мальчишку, Цисси, это бесполезно. Пусть живет, как хочет».
В прошлом, в то время когда близнецы Лестрейндж жили у них в доме, эта фраза звучала очень часто. Нарцисса изо всех сил пыталась найти подход к племянникам, но тщетно — каждый раз она натыкалась на стену сдержанного презрения со стороны Сигнуса и вежливой злости со стороны Гвен. Воспитанные друзьями отца и матери, брат с сестрой тихо терпели все то, что для них делали «предатели»-Малфои, но и только. Ни о какой дружбе или, тем более, любви речи быть не могло. Они стали чуть ближе друг другу в один из самых напряженных периодов войны, незадолго до захвата Министерства магии — но ненамного и ненадолго.
Драко выпустил струю горького дыма в холодный осенний воздух. Гвен хотя бы была благосклонна к кузену: подначивала его чуть меньше, чем ее родной брат, без особой нужды не лезла в драку, даже улыбалась иногда. А Сигнус его всегда на дух не выносил.
И весьма явно один раз это показал.
Отец сидел в кресле, обессилено откинувшись на спинку и прикрыв глаза. Мать хлопотала вокруг него: Круциатус Лорда — это не шутки, а уж если учесть количество этих Круциатусов за последнее время... Сам Драко сидел в углу на стуле и не знал, куда деть руки от волнения. Ему чудовищно повезло: Нарцисса отправила его наверх за минуту до прибытия Повелителя и всего за этим последовавшего.
— Как Белла? — мать смочила губку в тазу с холодной водой и принялась по новой вытирать лицо отца. — Люциус, ты уверен, что ей не нужна помощь?
Тот кивнул, слегка поморщившись:
— Абсолютно. Лорд ее не тронул. Заглянул сначала в ее сознание, а потом сказал, что хватит с нее сегодня боли.
— Боли? — переспросил Драко. — Какой боли? С тетей Беллой что-то случилось?
Отец как-то странно посмотрел на него:
— Случилось, но не с ней. На рассвете умерла твоя кузина.
— Как?! — ахнула мать.
— Беллатрикс сказала — сердце не выдержало, — отец отвернулся к окну. — Я полагаю, или быстрый яд, или Авада.
— Люциус! Как ты можешь так говорить?!
— Ты как будто не знаешь их, Цисси. Надежды на выздоровление не было с самого начала. Им было проще убить девочку, чем смотреть, как она сгорает заживо.
Драко молчал. Гвен мертва, она умерла, ее больше нет — эта мысль никак не хотела укладываться у него в голове. Конечно, шансов на благополучный исход болезни было очень мало, здесь отец прав, но все-таки... вот так вот... неожиданно, неправильно, несправедливо...
— Я могу с ней попрощаться?
— Что? — встрепенулась мать. — А... да, конечно. Конечно, милый. Попрощайся с нею от всех нас. Мерлин мой, бедный ребенок... Скажи мне, Люциус, скажи, мало им того, что они сами погрязли в этом дальше некуда, так неужели же надо было и детей за собой тянуть?
— Тише, Лорд услышит...
Драко нарочито громко хлопнул дверью, заглушая окончание разговора. Причитания матери порядком поднаедоели ему за последнее время. Да и в самом деле, кто только может услышать...
В замке Лестрейнджей было сыро и тихо, пахло полынью и отчего-то вереском. С гудящей после аппарации головой Драко долго бродил по каменным лабиринтам неуютных, мрачных комнат — до тех пор, пока из-за очередного поворота на него не выскочил Рабастан.
— А ты тут чего забыл? — глухо рявкнул он.
— Я... — Драко запнулся: Лестрейндж явно был на взводе, а попадаться ему в такие моменты было опасно. — Я... проститься пришел...
— А, — Рабастан немного смягчился. — Ясно. Руди сказал, погребение через четверть часа — успеешь?
Драко кивнул.
— Они в малой гостиной. Поосторожней там — Сигнус себя вообще в руках не держит, — Лестрейндж сплюнул на пол и с горечью добавил, — и я его понимаю, драклы меня задери!
Лодка с телом Гвен стояла в небольшой, холодной и полутемной комнате — шторы были опущении, и свет давали только две чадящие свечи на столе. По левую сторону от лодки сидел на полу Сигнус, вцепившись руками в волосы и не отрывая взгляда от мертвой сестры. Казалось, он окаменел или замерз заживо: когда Драко подошел поближе, кузен даже не шелохнулся.
Смерть странно украсила Гвендолин. Исчезли черные круги под глазами, темные волосы вновь легли тяжелыми волнами, совсем как раньше, а на тонких губах все еще играла легкая полуулыбка, так редко появлявшаяся в последние дни. Кузина казалась младше своих неполных восемнадцати лет и не выглядела больше измученной — наоборот, она выглядела умиротворенной. Со стоны могло почудиться, что она спит.
Драко не знал, что сказать. Просить прощения ему было не за что, обещать, что отомстит... ха, да скорее Лорд самолично подставит себя под Аваду Поттера, чем он убьет Чарли Уизли. Единственное, что не давало Драко покоя — это их с Гвен разговор трехдневной давности, продолжать который теперь уже не имело никакого смысла.
— Покойся с миром, — наконец проговорил он и вплел в безжизненные тонкие пальцы сорванную в парке Малфой-мэнора черную розу. — Покойся с миром, и... мне очень жаль, Гвен. Правда. Если бы ты только дождалась нашей победы...
«Если бы ты только выслушала меня тогда, ты бы подумала, прежде чем лезть под заклятие Уизли. Наверное. В любом случае, сейчас это уже ничего не решает».
Он уже почти вышел из комнаты, когда буквально на пороге его догнал хриплый шепот:
— Драко...
Он обернулся. Кузен никогда — никогда! — не называл его по имени.
— Да?
Сигнус молча разглядывал застывшего в дверях двоюродного брата. Его собственная сгорбленная фигура казалась в свете свечей то ли химерой, то ли чудовищным, кое-как слепленным маленьким гомункулом.
— На ее месте должен был быть ты, — процедил он и вновь повернулся к покойной.
Драко затушил окурок ногой. Не то чтобы ему так была важна выскочка Грейнджер, но без ее показаний — ее и Поттера — он бы не выкрутился на суде. Но Поттер мертв, спасибо отцу Сигнуса и Гвен, а это значит, что надо помочь хотя бы Грейнджер.
А помочь — значит, держать от Сигнуса как можно дальше. Знать бы еще, что он задумал... Уж точно ничего хорошего.
И, насколько Драко смог подсмотреть его записи, пока кузен был на конференции, это нехорошее явно связано с Маховиком времени.
Внимание! Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
Иногда кажется, что хуже уже просто некуда. Но жизнь умеет удивлять, и минута слабости оборачивается для Джинни Уизли новыми проблемами. И новым знакомством. (Еще одна работа с ЗФБ, к которой медленно, но все же пишется продолжение).
(Рисунок в полном посте) Рисунок был сделан по заявке сокомандника на ЗФБ-2015: душещипательная история про первую любовь Чарли. Насколько я помню, Тонкс его однокурсница. Почему бы и нет? Любили - разошлись во взглядах( ну, скажем Тонкс видит в драконах только поставщиком ингредиентов для зелья, а Чарли личностей ) - разбежались - он не разлюбил, а она замуж пошла - а дальше как вариант Тонкс уползаем и ХЭ или наоборот, не уползаем и Чарли вообще не женится никогда, только горюет и плакает.
Уникальные в своем роде описания фильмов и книг из серии Поттерианы.
Раздел, где вы найдете все о приключениях героев на страницах книг и экранах кино.
Мнения поклонников и критиков о франшизе, обсуждения и рассуждения фанатов
Биографии всех персонажей серии. Их судьбы, пережитые приключения, родственные связи и многое другое из жизни героев.
Фотографии персонажей и рисунки от именитых артеров
Библиотека 
Кубок Хогса 2020 
