Крутые плечи, широкая мускулистая грудь, сильные руки, плоский рельефный живот, узкие бедра, небрежно прикрытые полотенцем... У Гермионы перехватило дыхание, кровь ударила в лицо, в висках застучало. Если бы она только знала, что обнаженное мужское тело может быть таким соблазнительным…

— Ты что тут?

Странно построенная фраза отвлекла Гермиону от мыслей, заставляющих тепло возбуждения скапливаться внизу живота. Она подняла глаза и не смогла сдержать стон разочарования:

— Это ты, Гойл... — протянула Гермиона, недоумевая, как столь совершенному телу могли достаться голова и — что еще хуже — мозг самого тупого парня на курсе.

Гойл посмотрел на нее грозно, уперев руки в бока:

— Быстро говори, что ты тут, иначе я сдам тебя нашему старосте!

— Я тут, чтобы вот, — неприязненно ответила Гермиона, изо всех сил стараясь не смотреть, как мускулы на его руках вздымаются от напряжения.

— Не понял... — он сделал большой шаг вперед, и Гермионе пришлось спешно отступить.

— Слушай, мы тут с Джинни коротали вечерок за игрой в чекерс, — примирительно сказала Гермиона, продолжая пятиться к двери. — Я проиграла, а так как мы играли на желания...

— Что такое «чекерс»? — с интересом перебил Гойл, отпуская руки.

Гермиона хлопнула себя ладонью по лицу и посмотрела на него с жалостью.

— Это такая игра, маггловская, — она уже взялась за ручку спасительной двери, которая позволила бы ей выскочить из раздевалки, сообщить Джинни о том, что желание выполнено, и раз и навсегда выкинуть из головы эту нелепую встречу с нелепым парнем, телу которого безрассудно хотелось отдаться.

— Погоди-ка, так вы играли здесь? — Гойл блистал сообразительностью. — Пока я был в душе? А где же Уизли?

— Нет, не играли мы здесь! — отчаялась Гермиона.

— Подсматривали за мной?!

— Да было бы на что смотреть! — из последних сил соврала Гермиона и побежала в башню Гриффиндора, где подруга уже двадцать минут ждала ее возвращения.

Дорога показалась невероятно длинной. Гермиона то и дело натыкалась на студентов, извинялась и неслась дальше, почти не разбирая дороги от смущения, смешанного с глубоким разочарованием.

— Минус двадцать баллов с Гриффиндора за беготню по коридорам, Грейнджер!

Эти надменные нотки нельзя было перепутать ни с чем. И так не вовремя!

— Целых двадцать?! Малфой, что за самодурство?! — Гермиона перевела дух.

— Чего не сделаешь на благо школы, — с философским выражением на лице парировал Малфой, чем заставил Гермиону разозлиться еще больше.

— Тогда, — в конце концов, она тоже была старостой, — двадцать баллов со Слизерина за... за... за непочтительное отношение к старосте!

— Что?! — взвыл Малфой, и кончик его носа покраснел. — Еще двадцать баллов с Гриффиндора за наглость!

— И еще столько же со Слизерина, — Гермиона сделала паузу, раздумывая, за что бы оштрафовать Малфоя, — за развратный внешний вид студентов!

Эта фраза сорвалась с языка случайно только потому, что Гермиона еще раз вспомнила тело Гойла, но взять сказанное назад было уже невозможно.

— Что ты имеешь в виду? — Малфой потянулся к палочке. — Студенты моего факультета — образец...

— Образец чего?! Пошлости?! — пошла в атаку Гермиона. — Если не знаешь, что у тебя творится, так и не говори!

Этот раунд остался за ней — Гермиона просто не дала Драко шанса вывести ее на чистую воду. Проходя через холл, она взглянула на часы с баллами Слизерина — двадцать изумрудов за непростительно возбуждающее тело Гойла были отняты у факультета — и внутри у нее по-гриффиндорски начала скрести совесть. Гермиона почувствовала, что снова краснеет.

— Где тебя носило так долго? — Джинни механически двигала шашки по доске, изнывая от скуки.

— В раздевалке оказался Гойл! — Гермиона плюхнулась на кровать напротив подруги, и шашки съехали с доски в разные стороны. — Голый!

— Да ладно! — глаза Джинни заблестели. — И какой у него?..

— Что? — не поняла Гермиона.

— Ну, размер! — щеки Джинни пылали, а глаза горели от любопытства.

— Ну... Если по плечам смотреть... — удивленно начала рассуждать Гермиона, но Джинни прыснула, заставляя ее замолчать.

— Я имею в виду размер члена! — Гермиона зарделась и опустила глаза от такой откровенности.

— А... Это... — сейчас она была не красноречивее самого Гойла. — Он просто... В полотенце был... И не видно...

— Вот всегда так! — Джинни разочарованно махнула рукой. — Только настроишься на что-то интересное...

— Что там может быть интересного?! — Гермиона повела плечами с деланным безразличием.

— А то ты сама не знаешь! — Джинни собрала шашки и многозначительно посмотрела на подругу. — Небось, с моим братцем ты не такая скромница...

Гермиона покраснела до корней волос и скрылась в ванной, сгорая от стыда.

Джинни переоценивала ее опыт: на самом деле, Гойл стал — сам того не желая — первым парнем, которого Гермиона видела вообще без одежды. Рон никому не говорил об этом, но между ними еще ничего не было. Гермиона боялась даже подумать о том, чтобы раздеться в его присутствии, а уж о большем... Ей было неудобно перед Роном, но всякий раз, когда доходило до дела, она смущенно отказывалась, придумывая самые невероятные отговорки, в которые даже Гойл не поверил бы. Но Рон терпеливо ждал, надеясь, что в один прекрасный день ее укрепления падут под его натиском.

Этой ночью спала Гермиона отвратительно, не в состоянии отделаться от навязчивых снов, в которых отдавалась Гойлу в раздевалке, в пустом классе, в библиотеке... Подобные фантазии иногда посещали ее, но обычно героем в них выступал кто-то недосягаемый, начиная от Колина Ферта и заканчивая Джейсоном Айзексом. Но в этот раз все было не так. Гермиона живо видела, как руки Гойла подхватывают ее, словно пушинку, прижимают к разгоряченному торсу... а его низкий голос откуда-то сверху говорит: «Я же не виноват, что ты хочешь меня. Немедленно верни баллы, а то я пожалуюсь нашему старосте».

У Гермионы и Гойла было очень мало совместных уроков. Точнее, всего один — Травология. Гермиона твердо решила, что вернет Гойлу незаконно отнятые в запале ссоры с Малфоем баллы, поэтому теперь внимательно следила за ним, надеясь придумать, за что наградить. Гойл работал в паре с Малфоем. Они почти не разговаривали, и работа от этого, как назло, шла из рук вон плохо. Малфой строил гримасы, хмурился и иногда замахивался на Гойла, а тот понуро продолжал засыпать в горшочки землю лопаточкой, казавшейся крошечной в огромных руках. Глядя на руки Гойла, Гермиона вспоминала свои сны, краснела и бледнела, чувствуя, как влажно становится между ног…

— Ты видишь то же, что и я? — Малфой отвлекся от работы и толкнул Гойла в бок.

— Что там? — Гойл завертел головой.

— Грейнджер! — зашипел Малфой. — Не пялься так явно!

— А что она? — Гойл озадаченно закусил губу.

— Глаз с меня не сводит, — самодовольно изрек Малфой, и его губы сами собой расплылись в улыбке. — Не иначе, думала обо мне всю ночь после нашей вчерашней встречи!

— Почему ты решил, что она думала о тебе? — Гойл еще раз взглянул на Гермиону, и она, растерявшись, уставилась в потолок.

— Ну, не о тебе же она будет думать, в самом деле! — Малфой фыркнул надменно. — Лучше землю разрыхляй, а то эта дрянь не вырастет. А нам нужны баллы!

Гойл пожал плечами и продолжил работу, а Малфой — наблюдение за Гермионой. Наблюдать за ней было чрезвычайно интересно: она то и дело вскидывала голову, бросала в его сторону голодные взгляды и тут же, словно спохватившись, опускала глаза. Очаровательно!

— Похоже, Уизли кого-то недолюбливает, — смачно изрек Малфой, и Гойл хрюкнул. — Я прям-таки жалею, что не в правилах слизеринцев помогать ближнему, а то бы я помог пустоголовому Ронни удовлетворить его маленькую подружку!

Гермиона и вправду была маленькая. Невысокая, компактная, худенькая. Драко облизал нижнюю губу. Гойл еще раз посмотрел на Гермиону, — как умел — не прячась и не косясь, и она тут же вспыхнула и схватилась за щеки руками. Руки ее были перепачканы землей, поэтому на лице остались грязные пятна. Малфой фыркнул удовлетворенно:

— Давно уже не видел, чтобы девчонки так по мне сохли, — процедил он и пригладил волосы, красуясь.

— Так она же грязнокровка, — напомнил Гойл, почесав за ухом, и ухо его стало таким же грязным, как щеки Гермионы.

— Без тебя знаю, — Драко с досадой воткнул крупное зерно в подготовленный Гойлом горшочек. — Давай следующий!

Гермиона уже вся извелась. Она вспомнила все, что читала на тему отношений и секса. В одной из книг говорилось что-то вроде: «Когда придет время, ты сама почувствуешь, чего хочет твое тело». Она чувствовала, но при этом не могла вспомнить ничего, что могло бы объяснить, почему ее тело хочет вовсе не того тела, которое стремится к ее телу... Гермиона запуталась.

После занятия она потащила Рона в совятню, где недвусмысленно дала понять, чего желает. Рон встрепенулся, его глаза загорелись, а длинные руки обвили тонкую талию Гермионы…

— Нет, Рон, не сейчас, — она отстранилась, чувствуя себя предательницей.

— Но почему? — Рон выглядел таким расстроенным, что Гермионе стало непомерно жаль его. — Ты же сама этого хотела…

— Хотела, а потом передумала, — она опустила голову.

С Роном было что-то не так. Высокий, широкоплечий, мускулистый, подтянутый, в физической форме он ничуть не уступал Гойлу и даже превосходил его по росту, красоте и интеллекту. Но каждый раз, когда он касался ее, перед глазами неизменно возникал образ Хью Гранта или Алана Рикмана, а со вчерашнего дня коллекция пополнилась и еще одним вполне конкретным образом. Да каким! Подумав о Гойле, Гермиона путано извинилась перед Роном и поспешила влиться в толпу студентов, шествующих на обед.

Она нарочно села спиной к столу Слизерина, уговаривая себя не оборачиваться. Но Гарри все испортил.

— Гермиона, смотри, Малфой сегодня прямо-таки отжигает! — он, хихикая, ткнул пальцем в сторону Драко, который напоказ подставлял Пэнси щеки для коротких светских поцелуйчиков.

Гермиона обернулась, но не заметила Малфоя вовсе, потому что Гойлу взбрело в голову притащиться в столовую без мантии, в одной рубашке, подчеркивающей все его достоинства… Гермиона была готова взвыть.

А вот Малфой ликовал. Он отлично знал, как привлечь к себе внимание, и Пэнси прекрасно помогла ему в этом. Одним глазом он наблюдал за Грейнджер, которая, как ему казалось, буквально пожирала его сальным взглядом.

— Еще пара дней, и она прибежит ко мне на задних лапках, — сообщил он сидящему рядом Гойлу.

— Ты ее трахнешь? — Гойл напрягся и перестал жевать, а Малфой поморщился неприязненно.

— Я позволю ей отдаться мне, — назидательно проговорил он. — А там видно будет.

— А, ну да, конечно, — рассеянно промямлил Гойл, окидывая беглым взглядом пушистую шевелюру Гермионы. — Пусть сначала все отдаст.

Малфой дико вытаращил глаза, но ничего не сказал.

За весь день Гермионе так и не удалось найти повод вернуть Гойлу отнятые баллы, и она решилась пойти на маленькую хитрость. Одолжив у Гарри мантию-невидимку, она прокралась в холл и, кротко встав под часами Слизерина, прошептала:

— Двадцать баллов Слизерину за то, что Гойл такой… восхитительный, — с замиранием сердца Гермиона увидела, как двадцать изумрудов перекочевали в копилку вражеского факультета. — И еще двадцать баллов со Слизерина за то, что Малфой такой придурок, — изумруды послушно вернулись обратно, в верхнюю часть часов.

Гермиона была довольна своей работой: количество баллов не изменилось, но совесть ее стала чиста, как новенький пергамент.

На следующий день Гермиона думала только о том, как объясниться с Роном, отдаться Гойлу и не схлестнуться с Малфоем в очередной перепалке, в которую он так и норовил втянуть ее с самого утра. Все это очень нервировало, и она ходила взведенная, как курок охотничьего ружья, готового выстрелить в любой момент.

— Рон! — Гермиона задержалась после занятия по Защите от Темных Искусств. — Нам нужно поговорить.

Уизли остановился и глубоко вздохнул — ждал этого разговора.

— Ты собираешься меня бросить? — несчастно произнес он, глядя ей прямо в глаза.

Это смешало Гермионе все карты. Она не могла — вот физически не могла, и все — признаться Рону в своих истинных чувствах, когда он смотрел на нее своими большими, голубыми и очень печальными глазами.

— Нет, Рон, не так, то есть, я хочу сказать, дело не в этом…

— Ты встречаешься сегодня с Гойлом. Зачем?! — Рон сделал шаг вперед и взмахнул руками, словно утопающий, старающийся схватиться за соломинку.

— Я… понимаешь… — Гермиона понятия не имела, что говорить.

Готовясь к этому разговору, она продумала около тридцати вариантов развития событий, но ни один из них даже близко не походил на то, что получалось на самом деле.

— Ты любишь его? — Уизли почувствовал ее неуверенность и стал наступать. — Скажи мне: ты действительно любишь этого ущербного?!

— Нет, Рон! — Гермионе стало вдруг очень жарко. — Я не люблю его, правда!

— Тогда зачем встречаешься с ним?!

— Чтобы… чтобы отказать ему… — Гермиона выдохнула, попятилась, но быстро уперлась спиной в стену. Отступать было некуда.

— Тогда о чем же ты хотела поговорить со мной? — Рон похлопал ресницами, то ли и впрямь ничего не понимая, то ли искусно притворяясь.

— Я? О… о нас! — загнанная в угол, как лисица, Гермиона стреляла глазами по сторонам в поисках хоть какой-то помощи.

— Есть о чем говорить, — кивнул Рон, подходя еще ближе. — У нас с тобой в отношениях наметились кое-какие проблемы, верно?

Гермиона только кивнула.

— И все это из-за того, что… — он остановился на мгновение, но в следующую секунду смело бросился в бой, не думая о последствиях. — Я слишком хочу тебя и схожу с ума оттого, что ты не даешь мне. Я знаю, что три четверти твоих отмазок — полнейшая липа. Так что же происходит? В чем причина, Гермиона?! Мне важно знать это!

— Рон, просто наши отношения так развивались… — Грейнджер опустила глаза. Ее сердце бешено колотилось.

— Как развивались? — Уизли подошел слишком близко и буквально впился в нее взглядом, ожидая ответа.

— Я не знаю, — вымучила Гермиона. Ноги ее начали медленно подкашиваться. — Мне кажется, когда люди любят друг друга, у них все должно само собой получиться, а если не получается…

— Значит, они не любят друг друга, — тяжело резюмировал Рон. — Или кто-то один не любит.

Он сделал шаг назад, и Гермиона смогла вздохнуть свободнее.

— Я очень, — она сложила ладони на груди в области сердца, — очень люблю тебя, Рон, и ценю...

— Но? — он горько вздохнул, готовясь услышать то, о чем давно уже подозревал.

— Но... — "только как друга", хотела сказать она, но вместо этого зачем-то ляпнула: — но меня не возбуждает твой одеколон.

Уизли вылупился на нее, как на сумасшедшую, даже покачал головой, проверяя, не послышалось ли ему.

— Что за бред ты несешь? — наконец, сформулировал он вопрос, с трудом очистив его от ругательств.

— Ну да, — Гермиона поняла, что все испортила. — Твой одеколон пахнет, словно болотная жижа. И когда я чувствую этот запах, меня прям даже подташнивать начинает. Но я стеснялась сказать, потому что тебе подарила его Джинни и...

— Ну Джинни! — взвыл Рон рассержено. — А говорила, что это самый последний крик сезона... Или чего там... Ну, она у меня дождется, курица! Я в душ — смывать этот чертов запах!

И он поскорее выскочил за дверь, чтобы Гермиона не заметила, что он все понял.

Оставшись одна, Грейнджер перевела дыхание. И почему она так и не смогла сказать Рону правду? Зачем снова дала ложную надежду? Она не знала. Все это было так сложно... И ведь не пойдешь в библиотеку, не заучишь, что, кому, когда и как надо говорить. Это просто какой-то особенный предмет, совершенно особенный... Отношения.

Придя немного в себя, Гермиона вышла из класса и медленно пошла в сторону теплиц — скоро должна была начаться Травология.

Малфой снова выполнял задание в паре с Гойлом. Уже по привычке он постоянно косился в сторону Грейнджер, но сегодня она сосредоточенно работала, не поднимая глаз. Судя по оторопевшему, безжизненному лицу Уизли, между ним и грязнокровкой состоялся неприятный разговор. Малфой ждал этого, когда сливал Рону информацию про свидание Гойла, поэтому теперь не удивлялся. Все шло по плану.

Ровно за час до отбоя Гермиона, в чистом белье, но с грязной совестью, отправилась к большим часам. Каждый шаг давался ей с трудом. От вчерашней уверенности в том, что переспать с Гойлом — отличная идея, не осталось и следа. Теперь ей снова казалось, что давно пора было позволить Рону дойти до конца, чтобы он не чувствовал себя несчастным. Тогда можно было бы порвать с ним, не так сильно ранив его чувства... И что теперь сказать Гойлу? Отказать? Забыть обо всем и просто произнести: "Я не люблю тебя"?!

Но времени на размышления уже не было. В конце коридора показались часы, а под ними — мускулистая фигура Гойла. Он был одет в узкие брюки и рубашку с закатанными по локоть рукавами. Галстук снова намотан на запястье, а волосы схвачены в "хвост". С каждым шагом, приближающим ее к нему, Гермиона чувствовала, как внутри поднимается паника. Как можно отказать такому телу?! Как можно согласиться?!

Она остановилась в нерешительности, боясь поднять на Гойла глаза.

— Привет, — просто прошептал он, и шепот разнесся по коридору шипящим эхом.

— Привет, — одними губами сказала Гермиона, и ее слова показались особенно громкими в гнетущей тишине.

Повисла неловкая пауза — им совершенно не о чем было говорить. Гермиона крутила в пальцах палочку, Гойл засунул руки в карманы и молчал, иногда поглядывая на нее, — Малфой не объяснил, как вести себя на этом свидании. Когда молчание стало слишком тягостным, Гермиона собралась с духом:

— Грегори, я хотела сказать тебе...

— Я не в твоем вкусе, да? — Гойл посмотрел на нее исподлобья.

— Нет! — Гермиона обронила это слово раньше, чем подумала.

— Тогда мы могли бы... Наверное... — Гойл протянул ей руку. — Посмотреть немного на звезды...

Из-за больших часов был виден клочок черного ночного неба, испещренный блестками звезд. Большие и маленькие, яркие и тусклые, они хорошо просматривались, только если встать очень близко друг к другу — иначе часовой механизм скрывал небо от глаз. Гермиона подошла и неловко вытянула шею, заглядывая в окно. Она старалась не касаться Гойла, но не могла не чувствовать тепло и приятный аромат, исходящие от него. По ее спине пробежали мурашки.

— Ты знаешь, что это за звезда? — несмело спросила она, протягивая вперед руку.

— Нет, — честно ответил Гойл, напряженно вглядываясь вдаль. — Я только знаю три звездочки в линию, вон там, — это пояс Ориона.

— Верно, — Гермиона кивнула, и ее волосы коснулись плеча Гойла, чем заставили его вздрогнуть.

— Ты очень умная, я понимаю, — пропыхтел он, шмыгая носом. — И мне это очень нравится... в тебе... вот.

— Правда? — Гермиона почувствовала, что краснеет. Но в темноте этого не было видно.

— Да, — кивнул Гойл и вдруг повернулся к ней, оказавшись совсем рядом. — А еще мне нравится, что у тебя есть кот... А то все, знаешь, сов заводят... или жаб...

Он нес полную ахинею, но его густой шепот был таким эротичным, что Гермиона забыла обо всем на свете и подалась чуть вперед. Этого вполне хватило, чтобы их тела соприкоснулись... Гойл положил свои большие руки ей на талию, как делал это в одном из ее снов, и Грейнджер растворилась в чувстве нарастающего возбуждения, желая только, чтобы это наваждение никогда не заканчивалось... Гойл склонился к ней и едва коснулся своими грубыми, обветренными губами ее губ. Получилось настойчиво, но очень нежно. И Гермиона закрыла глаза, проваливаясь в новый поцелуй, как в пропасть...

— Значит, теперь это называется "отказать"?! — громкий голос Рона набатом ударил по ушам, заполнил все пространство, заставив Гермиону вынырнуть из волшебной сказки на берег реальности.

— Рон... — промямлила она. — Как ты?..

— А вот так, — он прищурился, чтобы скрыть тоску в глазах. — Ты, наверное, так много общалась с Гойлом, что забыла: не все в этой школе такие тупые, как он!

— Что ты сказал?! — Гойл сделал шаг вперед и достал палочку, но Уизли, готовый драться, легко обезоружил и обездвижил противника.

— Что теперь скажешь: хорош кавалер, а?! — Гермиона заплакала, закрыв лицо руками. Она понятия не имела, что Рон знает, когда и где запланирована встреча. И уж тем более она и подумать не могла, что он решит проверить правдивость ее слов.

Гойл лежал на полу, как статуя, с поднятыми вверх руками, сжатыми в кулаки. Костяшки на правой были сбиты — похоже, он подрался с кем-то недавно. Гермиона бессильно опустилась и села на пол, подтянув колени к подбородку.

— Прости меня, Рон, — тихо сказала она, и эхо многократно усилило искренность ее слов. — Я должна была сказать раньше... Мы можем быть только друзьями. Я старалась желать тебя, правда, но не смогла...

— А его, значит, ты желаешь? — Рон с ненавистью посмотрел на застывшее тело Гойла. — Надо было его в Выручай-комнате бросить!

— Желаю, — призналась Гермиона больше самой себе. — Но не люблю. Грегори, и ты прости меня... У нас... Ничего не выйдет, хотя... — она вобрала в легкие побольше воздуха, — ты классно целуешься!

Часы пробили десять раз, словно проводя черту. Это был конец. Рон резко развернулся и пошел прочь, нарочно громко стуча каблуками по каменному полу. Гермиона отменила заклятие, пленившее Гойла, и он сел, потирая спину, которой ударился при падении.

— Значит, я классно целуюсь? — улыбнулся он вдруг, и Гермиона потерялась в его открытой улыбке. — Выходит, у меня есть шанс, что... Ну, ты понимаешь...

— Честно говоря, очень маленький, — сумрачно призналась она, ощущая, как чувство вины перед Роном давит на нее, словно сизифов камень, норовя совсем раздавить, оставив лишь мокрое место... то место, которое не в состоянии быть сухим, когда Грегори рядом.

— Но шанс все же есть! — Гойл хмыкнул и поднялся на ноги. — Можно я провожу тебя?

Гермиона подняла палочку Грегори и отдала ему.

— Спасибо, — сказала она, нахмурившись. — Но сейчас мне лучше побыть одной...

И она пошла следом за Роном, чувствуя на себе влюбленный взгляд Гойла.

Малфой вышел из-за часов, зеленый от досады. Он быстро пошел в сторону подземелий Слизерина, не удостоив Гойла объяснением, как оказался тут в такое время. Драко был уверен, что свидание окончится полным разрывом с Роном и тотальной отставкой Гойла. Но, оказалось, неандертальцу дали шанс! Этого он не мог понять и принять, и ему хотелось крушить все вокруг, чтобы успокоить разбушевавшееся эго. Малфой знал, как называется бурлящее в нем чувство. Но не хотел произносить это слово даже мысленно. В холле он остановился у факультетских часов с баллами и, воспользовавшись тем, что Гойл отстал, едко произнес:

— Минус двадцать баллов с Гриффиндора, Уизли, за то, что после отбоя ты еще не был в башне.

Желание Малфоя исполнилось, но этого ему показалось мало.

— И еще минус двадцать, Грейнджер, за то, что ты такая неразборчивая похотливая дура! — он захлебнулся последним словом и поспешил вперед, подгоняемый приближающимися шагами Гойла.[/hide]

Когда Гермиона вышла из душа, в спальне было шумно. Джинни и Викки рассуждали о том, что важнее: длина члена или его толщина — а Лаванда, Парвати и Ромильда хихикали, краснея и пошло прикрывая рты ладонями. Грейнджер молча покачала головой и прошла к своей кровати, по дороге разматывая тюрбан из полотенца.

Не забывая комментировать суть вопроса, Джинни придирчиво разглядывала в зеркало свой новый наряд: короткую красную мини-юбку из латекса и такой же латексный корсет, правда, желтого цвета.

— Гриффиндорка всегда и во всем! — сально выдала Лаванда, с завистью теребя пуговицу на пижамной рубашке.

Гермиона была шокирована нарядом подруги, но постаралась не пялиться слишком уж откровенно и рассматривала его исподтишка.

— Ты собираешься пойти в этом на свидание с Гарри?! — взволнованно спросила она, раздумывая, насколько проще выглядит в своем белье, совершенно обычном, хоть и весьма изысканном.

— Мммм... — неопределенно отозвалась Джинни, набивая рот шпильками. Она подняла волосы и принялась закалывать их так, чтобы верхние пряди были аккуратно уложены, а нижние дерзко разметались по плечам.

— И ему нравятся такие вот... ролевые игры? — Гермиона не могла поверить, что говорит это вслух, но Джинни лишь передернула плечами, словно нарочно медля с ответом.

— Вот моему Симмусу, например, нравится, когда на мне из белья только подвязка... — мечтательно сообщила Викки Фробишер, натягивая чулок.

Грейнджер вздохнула и еще раз оглядела себя в карманное зеркальце. Она была хороша: смущенный румянец; горящие глаза, мягкие, но решительные; густые волосы, сплетенные в толстую косу; стройная, хрупкая фигурка, облаченная лишь в прозрачное кружево белья, тонкое, словно легкий узор на коже...

— Скоро десять! — напомнила ей Джинни, накидывая мантию. — Не боишься опоздать?

Она игриво подмигнула подруге и, в последний раз взглянув в зеркало, сбежала из спальни.

Гермиона посмотрела на часы над входом. Действительно, нужно было торопиться, иначе... Что? Она вспомнила, как вел себя Гойл в библиотеке, и по коже пробежал холодок. Если она опоздает... На мгновение ей показалось, что, разозленный промедлением, Гойл просто схватит ее за волосы и потащит куда-нибудь… к пещере за озером, словно первобытный человек. И зачем только она думала о ролевых играх?!

Гойл тоже собирался тщательно. Он суетился, носился по комнате в поисках чистой рубашки, два раз бегал в душ, даже побрился, хотя делал это только утром. Малфой наблюдал за всем этим, развалившись в кресле и довольно ухмыляясь. Он уже считал секунды до того, как взбесившаяся Грейнджер двинет несчастному идиоту Гойлу в нос и отправит туда, где Рон, должно быть, натер уже не одну мозоль на руках, вспоминая о несчастной любви. У Драко был последний шанс испортить еще не родившиеся отношения Гойла и Грейнджер, и он не собирался его упускать.

— Значит, так, — процедил Малфой, деловито пряча руки в карманы, когда Грегори, наконец, застыл у выхода, довольный своим внешним видом. — Как только она придет, забудь обо всем. Ничего не говори — сразу лезь ей под юбку, а еще лучше — напрямую — между ног!

— Но она же еще ни разу… того… не трахалась, — как всегда, с сомнением протянул Гойл, почесывая затылок. — Миллисенте бы такое не понравилось…

Конечно, такое не понравилось бы ни одной девчонке. На это и был расчет. Но вместо того чтобы согласиться, Драко лишь криво усмехнулся:

— Да сколько раз повторять тебе, Гойл?! Грейнджер любит грубость! Если ты помнишь, Уизли с его ласками остался в пролете, как его «Фордик» над Дракучей ивой!

— И все-таки как-то это что-то… — Гойл все еще сомневался, и Малфой взбесился окончательно:

— Просто делай, как говорят! — закричал он, чувствуя, что краснеет.

Гойл нахмурился, но покладисто кивнул, признавая авторитет Малфоя.

Проводив приятеля до дверей со всеми почестями и лживым пожеланием удачи, Драко выждал немного и тоже поспешил спрятаться за часами с другой стороны — он не собирался пускать все на самотек. Только бы Грейнджер не пришла! Только бы ей хватило мозгов просто остаться в своей башне...

В тишине коридора послышались шаги. Гойл, мявшийся под часами, изнывая от томительного ожидания, повернулся и замер в нерешительности. Малфой напрягся, от волнения прикусив указательный палец. Грейнджер показалась ему очень красивой и загадочной в полумраке пустого коридора. Теперь оставалось лишь ждать и верить, что Гойл все сделает так, как надо…

Грегори шумно выдохнул, и Гермиона остановилась, вцепилась рукой в край мантии, замерла. Она смотрела на своего визави, а он боялся взглянуть в ее глаза, наполненные предвкушением. Вот-вот, еще немного… Гойл сделал большой шаг, и расстояние между ними сократилось. Грейнджер подумала, что сейчас он поцелует ее, как в первый раз, и с готовностью закрыла глаза… Большая теплая рука грубо схватила ее за бедро, бесстыже задрав вверх форменную юбку, пока другая с легким шлепком легла на тонкое кружево новых трусиков... Гермиона вскрикнула, но в следующее мгновение Гойл притянул ее к себе, вжимая в широкую сильную грудь, и на вдохе она почувствовала его запах — приятный, успокаивающий… Она закрыла глаза и, насколько могла, обхватила руками его могучий торс, давая понять, что он делает все правильно. Пусть сейчас это случится. Ведь Грегори уже был с Булстроуд — он знает…

— Хватит! — Малфой и сам не понял, как покинул свое укрытие, как подбежал слишком близко.

Гойл опустил руки, Гермиона открыла глаза и непонимающе уставилась на Драко, словно он разбудил ее на самом интересном месте.

— Что ты тут? — как всегда, спросил Грегори, позволяя Гермионе отпрянуть и поправить юбку.

— Тебя забыли спросить! — Малфой резко взмахнул палочкой, и причудливая трещина паутиной изрезала стекло под часами.

— Что ты себе позволяешь?! — Гермиона уже оправилась от шока и шагнула вперед, чувствуя, что сейчас заслуженно лишится не одного десятка баллов.

— Это я у тебя хочу спросить! — Малфой плохо контролировал себя. Ему было жарко, щеки пылали, глаза сузились, превратившись в крошечные щелки. — Ведешь себя, как путана, позволяешь кому попало лезть тебе под юбку!

— Что, прости? — Гермионе показалось, что история повторяется, хотя в прошлый раз на месте Малфоя стоял Рон… — Протего!

Она успела как раз вовремя, поскольку Драко собирался запустить в Гойла чем-то болезненным… она прослушала, чем, да и неважно было.

— Малфой, отвали, — пробасил Грегори, делая шаг вперед. — Мы так не договаривались.

Драко посмотрел на Гойла, как на насекомое — маленькое и несущественное. Он не собирался разговаривать с ним. Он ненавидел Гойла! Был просто готов убить его. Ну хорошо, не убить — покалечить… хотя бы морально.

— О чем это вы?.. — Гермиона подозрительно посмотрела на Грегори. Лицо громилы казалось достаточно виноватым, чтобы заподозрить его в сговоре с Драко.

Грейнджер почувствовала себя идиоткой. Как она могла подумать, что Гойл… прихвостень Малфоя… Надо было давно отдаться Рону, и тогда не было бы этих глупых гормональных всплесков, эротических снов, тупых свиданий и ненормального, глупого положения, в котором она оказалась сейчас.

— Что тебе надо, Малфой? — обреченно спросила Гермиона, прекрасно понимая, кто здесь кукловод.

— Ты не должна спать с Гойлом! — выпалил Драко, не задумываясь. Он мог бы схватить ее за руку и утащить за собой куда-нибудь подальше, в укромное местечко, а там…

Драко уже и сам не знал, что «там». Повалить ее на пол, или диван, или кровать, начать целовать, задыхаясь от ее протестов? Или ликвидировать Гойла и наброситься на нее — Грейнджер показала, что ей нравится быть жертвой. А что потом? Ловец-переросток и в сексуальном опыте обошел его. К слову, до Булстроуд Гойл встречался еще и с младшей сестрой Монтегю. Два — один: иди к чертям, Малфой!

— Почему? — голос Грейнджер был слишком мягким. Не таким голосом она обычно рычит и снимает баллы. Вопросительным? Пожалуй. Хотя что тут может быть непонятно?!

Гермиона смотрела на Драко удивленно. Она ожидала какой угодно просьбы, требования, даже приказа, но то, что услышала, настолько не вписывалось в концепцию совместных действий слизеринцев, что она окончательно растерялась.

— Просто не должна, и все тут! — Малфой сжал кулаки, стараясь успокоиться.

— А почему ты считаешь, что можешь решать за меня?!

— Да потому что… — Драко замялся, а потом вдруг понял, что правильный ответ есть только один. — Да потому, что я люблю тебя, дура!..

Сердце стукнуло в грудную клетку еще раз и остановилось. Он сам остановился. Знал, что должен был сказать это, но теперь… теперь от него уже ничего не зависело. Как же Малфой не любил ощущение того, что не принадлежит себе! Еще с шестого курса. Боялся его, сбегал, как только мог. Но Грейнджер не оставила шанса. Ни одного. Побила все его карты единственным, самым главным козырем.

Гермиона ахнула, накрыв рот рукой. Что он сказал сейчас? Он действительно сказал то, что она услышала? То, что говорил ей Рон когда-то? И что теперь делать?! Надо что-то сказать. Наверное, надо. И Грегори тоже. А что? Какой ответ правильный? Грейнджер почувствовала себя, как на экзамене, к которому совершенно не готова. Нет-нет-нет! Другой билет, пожалуйста!!!

— Мы так не договаривались! — Гойл отстранил ее и двинулся на Малфоя, закатывая рукава.

— Не надо, только не надо драться, — прошептала Гермиона, в панике отступая. Сначала один шаг, потом — еще один, потом третий — шире, почти прыжок.

И вдруг — резкий разворот, захват подола мантии и… бегство. Малодушное, слабохарактерное бегство от обоих слизеринцев с невероятно красивыми телами и слишком жирными тараканами в головах. Никто ей не нужен! Никого она не хочет! А если и хочет — то только Джошуа Хердмана или Тома Фелтона. По крайней мере, ни один из них не сделает ничего выходящего за рамки ее понимания и воображения. Идеальные любовники! Потому что нереальные.

Гермиона ворвалась в спальню, забралась на кровать и спряталась под одеяло, даже не разуваясь. Все, решено: она навсегда останется девственницей. Так надежнее.[/hide]