Это зелье Снейп третий день варит — заказ от Минмагии, а Минмагии — от магглов. У них там какой-то главный миротворец помирает. Или не миротворец, как там у них это точно называется, — неважно, — но если этот великий человек не протянет еще хотя бы три месяца … точнее, если он вдруг помрет прямо сейчас, сразу три маленькие, но гордые страны обвинят друг друга в его убийстве, и их мир, на который и дышать-то страшно, какой неустойчивый, снова прервется бомбежками и авианалетами. Так что тот старик должен жить, а мы должны отдать магглам долг — за пару разрушенных мостов через Темзу, например, ну и еще по мелочи.

Так что Снейп варит философский камень. А я его контролирую: хожу каждый день и слушаю, как он бормочет под нос: красный лев (это значит — свинец раскалить), дракон пожирает хвост свой (это когда в конце всяческих опытов получаешь то же вещество, с которого все начал), и другую зельеварскую премудрость, в которой я, конечно, разобрался бы подробнее, если бы мне кто-то объяснял. Снейп не удостаивает меня даже взглядом. Я — аврор: видимо, в переводе на снейповский — конвоир, надсмотрщик по фамилии Поттер.

Маги умеют убивать и умирать красиво, в этом им не откажешь — зеленая Авада, и ее жертва лежит, как заколдованная принцесса, ни жидкостей, ни вони; Сектумсемпра, которую сам Снейп и придумал, тонко-тонко рассекает плоть — и раненый сразу как в алый плащ одевается в поток собственной крови. У Снейпа это красиво не получилось — все еще помню желтые ошметки трахеи, торчащие из рваной раны на его шее, — но, как выяснилось позже, у него вообще не получилось. Я посылал врачей перенести его к мертвым, а они, углядев что-то, оттащили к раненым. Кажется, тогда я почти разревелся. Впервые с черте-какого времени, и в последний раз в жизни вообще.

— Убирайтесь, Поттер, — шипит он как-то особенно злобно сегодня, — этот день не для рыбоглазых зрителей.

Мне как-то даже страшно — неужели для него ничего не изменилось с момента битвы.

— Вы же знаете, я не могу уйти, — отвечаю я, — во-первых, это мое задание, во-вторых, я с нынешним начальством не в ладах, в-третьих…

— Даже с одним из Уизли вам не хватило ума быть в ладах, Поттер, — язвительно уточняет он и зачем-то делает на печке надпись мелом — «атанор».
Потом очевидные слова появляются на соседних предметах: «банка», «ложка», «слиток серебра» и даже «стена», и «пол».

— Это что за хрень? — интересуюсь я. Снейп закрывает рукой лицо.

— Вы вообще смотрели рецептуру? Пары ртути, Поттер. Они ослабляют длительную память. Самую длительную, ту, что закладывалась в первые годы жизни. Сегодня я работаю со ртутью в открытую. Уйдите, если не хотите выйти умственным инвалидом… еще в большей степени, чем вошли.

— Мне все равно нельзя, — говорю, — а первые годы жизни я с удовольствием немного забуду. Давайте я лучше помогу. Что еще подписать?

— Благодарю покорно, Поттер, — отвечает он, подписывая стул, — сидите. А то потом до конца жизни придется перегонный куб умывальником называть, а колбы шариками.

Поттер, Поттер, Поттер — он это слово как выплевывает, размышляю я, устраиваясь поудобнее на скрипучем стуле.

— Не забудьте подписать на зеркале — говнюк злоебучий, а то вдруг забудете.

Мне аж холодно от своей наглости.

Но он меня, кажется, уже даже не слышит — стоит спиной ко мне над котлом, и почти все предметы вокруг подписаны, а комнату наполняет странный запах — так пахнут качели на морозе, или больничная дверь, или остывшая, но свежая кровь. Впрочем, это все на самом деле почти не пахнет — а ртуть вообще не имеет запаха, я помню это. Пока что.

Снейп меня словно действительно не видит и не слышит, и я чувствую, как все сильнее мне жжет пальцы желание отомстить.

Подписать, например, общее фото учеников у него на столе: член, член, член, член, и пусть завтра, когда придет на лекцию, скажет на всю аудиторию: перед учителем все члены должны немедленно встать.

Отлично же будет.

Я уже готов призвать перо, беру в руки колдофото… а что вообще здесь делает наше колдофото? Не только Слизерин с куксящимся Малфоем в центре тусовки — вот, например, Диггори поднял ладонь — как будто в знак мира, Колин Криви сидит почти у его ног, а с другого края — Гермиона, еще длиннозубая, Рон, ну… и я, разумеется. Протираю рукавом мантии очки и цепляю их на нос. Снова и снова.

Странно это все-таки. И Дамблдор там, или как звали нашего ди…ре…

Нужно хоть что-то успеть сделать, думаю я, стараясь не вдыхать запах зимних качелей. То есть вообще не дышать. Надо было послушаться, когда он сказал — свалите, Поттер…

Как можно быстрее — и как можно тише — я тяну к себе со стола кусок пергамента и призываю перо. Немного задумавшись, пишу поперек через весь лист: «Гарри».

Приклеиваю листок себе на грудь.

И начинаю ждать, когда Северус Снейп обернется.