...На траве, в нескольких футах от него, на расстеленной и смятой мантии лежала Лили, вся облитая солнечным светом.
Густые рыжие волосы разметались, запутавшись в сочно-зеленой траве.
Школьная рубашка была расстегнута, а юбка беззаботно съехала набок, так что солнце целовало ее грудь в нежно-салатном воздушном кружеве, горело в волосах медью и золотисто скользило по ногам, блестящим от озерной воды.
Всегда такая аккуратная и ухоженная, сейчас растрепанная до невозможного, неряшливая, помятая, но от этого не менее прекрасная... и не менее желанная.
Девушка жмурилась, глядя на солнце, и отворачивала голову, а оно настойчиво ласкало ее шею. Она слегка расставляла ноги и водила босыми ступням по мокрой после дождя траве, пропуская ее между пальчиками. Лили ела малину, обнимая каждую ягоду круглыми розовыми губами, и украдкой слизывала сок с пальцев.
Она сводила его с ума.
А человек, лежащий рядом с ней на траве, портил эту картину, как червяк, заползший на красивое красное яблоко.
Поттер.
Он валялся рядом без рубашки.
И выкладывал у Лили на животе и груди узор из ягод.
Она дышала очень осторожно и старалась не двигаться, чтобы не мешать ему.
Она улыбалась.
Ему.
Ласкала волосы.
Его.
А он так сосредоточенно выкладывал ягоды, словно в мире не было дела важнее. Водил раздавленной ягодой по ее животу и груди, по тому, что вечно должно быть скрыто от его глаз, и смотрел на Лили, о Мерлин, так пошло, так грязно, а потом – и того хуже – наклонял голову и сцеловывал размазанный по ее коже сок.
Северус почувствовал какое-то копошение рядом, под рукой, которой придерживал ветки старого сухого малинника.
В тот самый момент, когда он смотрел на них, между листьями зрели и наливались ягоды.
Северус оттолкнул от себя ветку, словно она была ядовитой змеей, но тут Лили рассмеялась низким грудным смехом, и он снова жадно приник к прогалине, не в силах ничего с собой поделать.
Лили спросила Поттера о чем-то, резко толкнув коленку коленкой, и снова повернула голову, так что солнце пролилось в ее локоны.
Поттер пожал плечами и, бросив на нее еще один отвратительно пошлый взгляд, опустил одну ягодку Лили прямо в пупок.
Другую чуть ниже... и еще ниже...
Добравшись до границы юбки, он отстранился, поцеловал Лили в коленку, а потом уткнулся в нее подбородком и проговорил что-то, мрачно хмуря брови.
Лили едва заметно кивнула, а Поттер засмеялся, укусил ее за ногу и вдруг ринулся прямо на нее.
И Северус машинально дернулся вперед.
Куст затрещал.
Звук был подобен выстрелу, и Лили и Поттер вскинулись, прямо как два молодых оленя. Лили запахнулась, а Поттер схватил палочку...
– Снейп! Снейп!
Он вздрогнул и открыл глаза.
Он все еще сидел в большом крылатом кресле перед камином.
Сухие бревна и щепки лопались в маленькой преисподней.
За спиной звучали приглушенные голоса людей и тихая музыка, едва слышная за звоном бокалов.
Бледный, темноглазый и черноволосый Мальсибер в пышной мантии с серебром был похож на вампира. Свет пламени плясал на бритом скуластом лице, невыгодно подчеркивая его снизу.
Воспоминание о прогулянном зельеварении и сцене в лесу съежилось до точки и исчезло.
– Спать надо в своей комнате, Снейп, – вкрадчиво заметил слизеринец, опускаясь в соседнее кресло и подзывая к себе одного из эльфов-официантов. – Здесь не место для сна, люди могут подумать, что тебе скучно. «Огден» со льдом, – небрежно бросил он, когда к ним подбежал маленький слуга в черном.
– А мне и в самом деле скучно, – процедил он, глядя, как эльф, незаметно лавируя между мальчиками, креслами и столиками, скрылся из виду.
Сон уже вытек из его головы. Но чувства, которые он испытывал, глядя на тело Лили, осели на нем, как тина, которая липнет к берегу, когда сходит волна.
И Северусу было плохо.
Очень плохо.
– Прости, ты же знаешь, что женщин сюда не пускают, – вздохнул Мальсибер, разглядывая полированные ногти. – Хотя я и забыл, что тебя они не интересуют.
Северус поднял брови.
– Впрочем, думаю уже совсем скоро тебе станет повеселее, – он взглянул на часы в платиновой оправе, которые доставал при любом удобном случае. – Скоро полночь. Вот-вот прибудет свежее мясо. И начнется пир.
– Я терплю это только из-за Люциуса, – отрезал Северус, поднимаясь с кресла. Ему хотелось уйти.
Мальсибер неожиданно вскочил следом и схватил его за предплечье, не давая уйти.
– Не много ли ты о себе возомнил, Снейп? Ты «терпишь»? Это тебя здесь терпят, и как ты правильно сказал, исключительно из-за Люциуса! – темные глаза полыхали ревностью и фанатизмом. Северус взглянул на белую клешню, сжимающую его руку.
Одно короткое движение палочкой. Сектумсемпра – и Мальсибер больше никогда не будет хватать его за руки.
– Ты позволяешь себе спать здесь и говоришь о скуке! Чистокровные волшебники мечтают попасть сюда, а ты, Снейп, снизошел до нас? Малфой почему-то свято уверен, что ты можешь быть полезен. Почему он так думает, а, Северус?
– Возможно, потому, что, в отличие от некоторых, я умею не только размахивать руками, но и думать! – Северус выдернул руку из захвата и презрительно взглянул в пустые глупые глаза собеседника. – Тебе бы тоже не помешало иногда это делать, Мальсибер. Это не больно.
– А тебе бы не помешало научиться почтительности, Снейп. Твои мозги, пусть даже они чем-то и пригляделись Темному Лорду, никогда не искупят грязи в твоей крови. Никто этого не забудет. И ты не забывай!
– Всенепременно, – медленно произнес Северус и, обойдя одноклассника так, как обходят дерево, направился к книжным полкам. Несколько мальчиков сидели в мягких старых креслах и читали бесценные древние рукописи. Эльфы, стоящие рядом, услужливо держали для них свет.
* * *
Сириус испытывал это чувство много раз, когда они с Джеймсом во время ночных вылазок случайно обнаруживали тайник в стене или скрытый от глаз коридор за гобеленом.
И каждый раз ощущение раскрытой тайны, покоренной магии пьянило и било в голову, как огневиски.
Вот и сейчас. Сириус смотрел в разверстое жерло слизеринской гостиной и чувствовал, как дыхание сбилось, а сердце поскакало, радостно выбивая суть: тайна исчезнувших слизеринцев была раскрыта.
Один – ноль в пользу Гриффиндора, сосунки!
Крепко сжимая в похолодевшей влажной ладони палочку, Сириус подобрался к проходу.
Неприятный ветер немедленно забрался под рубашку.
Двигаясь на ощупь, Сириус шел и шел вперед, раскрывая глаза так широко, что они начали слезиться. Свет волнами расходился от кончика волшебной палочки.
Казалось, что он угодил в огромную пещеру – каждое соприкосновение подошвы его туфель с камнем гладко закатывалось куда-то во мрак. И сердце отбивало секунды во всем теле сразу, словно Сириус превратился в одни большие часы.
Неожиданно все внутренности подхватились – он понял, что падает, выбросил вперед свободную руку... и соскочил на две ступеньки вниз.
На лбу выступил холодный пот.
Вот это да.
Отдышавшись, Сириус поднял палочку.
– Люмос Максима!
Пучок света взмыл в темноту, и Сириус наконец-то смог нормально осмотреться.
Нет, с пещерой он явно погорячился.
Это была вовсе не пещера.
Это был гигантский каменный колодец.
По стене спиралью вилась длинная каменная лестница, на верхних ступеньках которой и стоял Сириус.
Чем ниже он спускался, тем тяжелее становился воздух. От мантии в такой темноте не было ни проку, ни кислорода, так что Сириус стащил ее и запихнул себе под рубашку.
Спустившись вниз почти до половины, он остановился и задрал голову, чтобы убедиться, что желтое окошко – вход в гостиную – все еще на месте.
Он уже не мог остановиться на полпути и вернуться, но здравый смысл твердил, что соваться в неизвестное логово под Слизерином в полном одиночестве – совершенный идиотизм...
Но любопытство оказалось сильнее. Палочка и мантия при нем. чего ему бояться?
Лестница привела Сириуса к большим створчатым дверям, на старом гнилом дереве которых были вырезаны две «S».
Не хватало еще, испытав столько страха, напороться на какой-нибудь дурацкий архив из библиотеки или очередную кладовку Филча.
Сириус подергал за ледяную железную ручку и тут раздался громкий, просто оглушительный звон.
Звук вошел в каждый нерв. Сириус прыжком обернулся и резанул палочкой воздух, выщербив из лестницы кусок, и только потом, переведя дух, понял, откуда доносится звук и достал из кармана зеркальце.
– БЛЭК!
– Тише! – шикнул Сириус. Несмотря на ужас пережитого, он был зверски рад увидеть физиономию этого патлатого придурка здесь, в темноте. – Ты меня до черта напугал!
– Куда ты унес свою задницу с Карты, кретин?! Ты где?!
– Ты меня не видишь? Серьезно?
– Блэк, где ты?!
– Смотри сам! – он развернул зеркальце так, чтобы в него попала ускользающая в туман спираль ступеней, и запустил в воздух еще один сияющий шар.
– Срань драконья... – пробормотало зеркальце.
– Впечатляет, а? – Сириус развернул его к себе.
– Мог бы меня позвать! И вообще, убери свою рожу из зеркала, я ее видел миллион раз. Покажи, что еще там есть? – жадно попросил Джеймс.
– Тут дверь, и на ней инициалы Слизерина, старик, – Сириус снова развернул зеркало и показательно подергал за кольцо. – Заперто.
– Я уже выхожу, придурок! И не вздумай там сдохнуть без меня! Лунатик! – Джеймс схватил и швырнул подушку куда-то в сторону. Раздался приглушенный стон. – Хвост! Подъем! – и отражение пропало.
* * *
Мало кому было известно, что незадолго до смерти Салазар Слизерин построил под гостиной своего факультета тайный клуб, где наследники богатых чистокровных семей могли беспрепятственно собираться и предаваться увеселениям, сообразным с их положением и происхождением.
Допускались туда только волшебники мужского пола, достигшие возраста пятнадцати лет, так как именно этот возраст во времена основателей считался полным совершеннолетием.
Слизерин ценил в своих воспитанниках острый ум и увлечение наукой. В распоряжении резидентов клуба была библиотека Основателя, по слухам якобы сгоревшая во время пожара после его смерти, а также его личные изобретения в сфере зелий и чар, магические артефакты, собранные им со всех концов света, в основном такие Темные и опасные, что всего лишь за хранение одного из них можно было угодить в Азкабан на долгие годы.
Однако не только наукой были живы члены Клуба. В его стенах заключались дружеские контакты, которые оказывали прямое воздействие на политическую и экономическую жизнь волшебного сообщества. Высшие чины Министерства знакомились под этим каменным сводом, играли вместе в карты, занимались музыкой, пили недозволенные в школе напитки, а спустя несколько лет управляли волшебным миром из соседних кабинетов.
В начале месяца на портрете Слизерина в гостиной проступала надпись – такая крошечная, что рассмотреть ее можно было только с помощью лупы. К тому же слова были написаны слева-направо, и для их прочтения требовалось зеркало. Трудно не привлечь к себе внимание, топчась у картины с зеркальцем и лупой, так что вникнуть в загадку можно было только ночью, держа в зубах зажженную волшебную палочку. Успешные разгадывали код и, назвав портрету пароль, могли беспрепятственно проникнуть внутрь.
«Свет науки да узреют Внимательные в Искусстве».
Это изречение Слизерина было вырезано на белом мраморе камина в помещении клуба.
Однако, успешной разгадки пароля было мало, чтобы заслужить перстень-печатку Клуба, открывающий двери во многие чистокровные семьи. Надо было доказать Слизерину свою верность. А для этого новичков подвергали череде испытаний...
Северусу однако же удалось эти испытания миновать. Люциус Малфой готовил для него место зельедела в ближайшем окружении Лорда и был заинтересован в том, чтобы его протеже показал себя наилучшим образом. И не отвлекался на "мелочи". Работа у Темного Лорда включала в себя приготовление таких зелий, одно упоминание которых было под запретом в школьных стенах. Их не вычитаешь из учебников. К счастью, многие из этих рецептов были подробнейшим образом описаны в рукописях Слизерина, а рукописи эти хранились в Клубе. Потому-то Северус и оказался сегодняшней ночью в этом пышном помещении, похожем на большую уютную шкатулку из орехового дерева, камня и нескольких миль изумрудного шелка.
Сейчас в подземелье царила приятная праздничная атмосфера – все предвкушали появление новичков или, как выразился Мальсибер, «свежего мяса». С их приходом должна была начаться традиционная игра в вист.
Как только Северус подошел к книжному стеллажу, рядом сразу же возник маленький слуга с подсвечником в руке и подносом, на который Северус мог сложить все выбранные книги.
Он погладил рукой ряд теплых кожаных корешков на полке.
Сегодня было как никогда трудно сосредоточиться на науке.
К Лили нельзя было прикасаться другим мужчинам! Им не стоило даже смотреть на нее, потому что за один грязный взгляд в ее сторону Северус готов был вырвать незнакомцу оба глаза.
А Поттер смотрел на нее. Смотрел, трогал, обнимал, прижимался к ней своим отвратительным телом, целовал ее, черт возьми, это доводило до тошноты! А Северус умирал, глядя, как его мечту оскверняют все больше, день за днем, портят, метят, и ничего, ничего не мог с этим поделать!
Когда она отвечала на уроках, Северус с болью слышал в ее голосе его интонации и обороты.
Когда она говорила, в ее лице, словно в зеркале, отражалась его мимика.
Она стала его.
Или еще нет?
Лили изменилась.
Изменился ее взгляд, ее походка, движения.
Она стала надевать обтягивающие свитера с небольшими, но волнующими вырезами.
Ради Поттера. Чтобы он радовался, видя, какая у неё красивая грудь.
Стала носить туфли на каблуках, хотя всегда говорила, что это глупо, и в них неудобно бегать по бесконечным лестницам Хогвартса.
Ради него.
Она стала подкрашивать глаза, так что они мерцали в темной дымке, как малахиты.
Лили светилась счастьем. На первый взгляд, все в ней было как обычно, но она вдруг так невероятно похорошела, стала такой душераздирающе красивой, что Северус не спал по ночам, представляя, как было бы здорово применить к Поттеру Круциатус и смотреть, как он извивается на полу и визжит, как свинья.
За то, что это из-за него она такая счастливая.
Из-за него, Джеймса Поттера.
Не из-за Северуса Снейпа.
Или Империус. Империус даже лучше. Потому что его можно применить к Лили... и стребовать с нее все, что она отдавала Поттеру. Все...
Ревность источила его, как червяк яблоко, надкушенное и забытое в траве.
Он чувствовал себя преданным. Время от времени Северус искренне верил, что в Лили просто говорит глупое женское стремление отомстить и унизить его за то, что он посмел обидеть ее при всех. Она слишком горда и слишком любит себя, чтобы просто забыть ему тот проступок. Она могла выбрать кого угодно, многие парни смотрели ей вслед, когда она шла по коридору. Но она выбрала Поттера.
Почему?
Да потому что знала, что именно его Северус ненавидел больше всех.
Другого объяснения он просто не видел.
– Ты не прав.
Он обернулся, сжимая в руках тяжелый фолиант румынской истории зельеварения.
В одном из кресел сидел Нотт, положив ногу на ногу, и подергивал за струны скрипку, обнимая лакированный изгиб дерева так, словно это была талия девушки. Эльф, стоящий у его кресла с подносом и подсвечником в руках, был похож на статую, и только веки его изредка поднимались и опускались. На подносе лежала свежевыглаженная газета, и поблескивал в свете свечей стакан с бренди.
– Прошу прощения? – холодно спросил Северус.
Катон снова поднял взгляд.
– Я говорю о Мальсибере. Не обращай на него внимания. Он бесится, что тебе так легко досталось это место. Все мечтают попасть в окружение самого Темного Лорда, а он больше всех.
Северус хмыкнул.
– В таком случае, пусть займет мое. Впрочем, сомневаюсь, что Темный Лорд будет от него в восторге. Мальсибер не в состоянии сварить даже настойку от кашля.
Нотт усмехнулся.
– Поэтому ее и будешь варить ты. Тебе оказана большая честь. И доверие, – Нотт усмехнулся и дернул бровью. – Не страшно?
– Пока у меня нет повода для опасений. Но все же хотелось бы узнать, насколько правдивы слухи о судьбе предыдущего мастера?
– Ты о том зельделе, которого Темный Лорд заставил сварить для самого себя яд? – быстро и тихо поинтересовался Катон, подергивая за струны, и добавил уже медленнее, не трогая инструмент: – Ты же знаешь, о некоторых вещах не говорят, Северус.
– Я имею право.
– Ты не спрашивал об этом у Люциуса?
– Он сказал, что мне это не грозит, – Северус опустился в соседнее кресло. – Но я подумал, что тебе он мог сказать чуть больше.
– Почему?
– Разве вы не станете скоро одной семьей?
Одна из струн громко тренькнула. Нотт резко поднял голову. На лице его мелькнуло недовольство.
– Спросишь у него сегодня сам, если это для тебя так важно.
– Сегодня?
– Да. Люциус прибудет в школу с минуты на минуту.
* * *
Факелы на стенах коридора вспыхнули, и перед Сириусом развернулся коридор, такой длинный, что его конец терялся в полумраке. Пол устилал богатый зеленый ковер, такой мягкий и толстый, что ему вдруг отчаянно захотелось обратиться в собаку и покататься по нему как по моху в Запретном лесу.
Стен было почти не видно за бесчисленными портретами в массивных рамах. Теплые блики факелов таинственно плясали на холодных лицах колдунов. Все они провожали идущего по коридору юношу такими недобрыми и надменными взглядами, словно знали, что он здесь незаконно.
Да еще и сквозняк подвывал в каменных стенах, как заблудившееся привидение. Не самое веселое место.
Сириус шел, озираясь кругом через каждые несколько шагов, и чувствовал, как от напряжения билась на виске жилка. Казалось, будто откуда-то на него неслась лавина, а он не слышал и не видел ее, только понимал, что вот-вот, в любую секунду она обрушится на него и...
– Попался!
Сириус выпалил заклинание, обернувшись прыжком, но Джеймс увернулся в последний момент.
– Сохатый, черт тебя подери, ты, мать твою, ебанулся?! – обрушился на него Сириус, схватившись за сердце. Помирая со смеху, Джеймс привалился к его плечу. – Иди нахер! Это не смешно!
– Нет, смешно! – крикнул новый голос, и Сириус снова дернулся. Смеющийся Ремус размашисто скинул с себя и Питера мантию-невидимку, которую Сириус специально оставил для них на скобе факела.
Джеймс демонстративно утирал слезы. В одной руке у него был блокнот и перо. На листочке Сириус увидел схему спуска-колодца и двери.
– Видел бы ты свое лицо, Бродяга. Я думал, ты в штаны наложишь, – простонал он.
Сириус оттолкнул его, и парни снова покатились со смеху.
– Да пошли вы, идиоты! – не зная, как выразить свою радость от того, что они пришли к нему все вместе, Сириус напустился на Ремуса. – А ты чего приперся? Ты же должен в башне подыхать от болезни!
– Это всего лишь аллергия, – Люпин выглядел так, словно его пожевали и выплюнули, а ведь он всего лишь поел из серебряной тарелки за ужином. Да и вообще, перед полнолунием Лунатик становился в два раза болезненнее и вспыхивал почище пороха из-за любой мелочи.
– К тому же, я здесь официально, как староста, – он ткнул пальцем в сверкающий серебряный значок, прикрепленный к теплой кофте поверх полосатой пижамы. – Я обязан знать о таком открытии.
Они снова рассмеялись.
– Итак, господа Мародеры... – Джеймс вынул палочку и прошелся по толстому ковру, оглядывая мрачный коридор, а потом обернулся к друзьям. – Похоже, на сей раз мы с вами очутились в самой жопе Хогвартса?
Хвост прыснул.
– Есть предположения, что мы в ней найдем? Мсье Бродяга? – он указал светящейся палочкой на Сириуса.
– Регулуса, – серьезно сказал Сириус. – Мне категорически не нравится тот факт, что мой брат шляется по жопе Хогвартса под руку с Нюнчиком.
Хвост, едва успокоившись, снова засмеялся. Его легко было рассмешить.
Джеймс однако сохранил серьезную мину и направил палочку на Ремуса:
– Мсье Лунатик?
– Присоединяюсь к мсье Бродяге и выражаю надежду, что нас выпустят отсюда живыми. Я не хочу, чтобы на моей могиле было написано: умер в кишках у своей школы.
Они дружно захохотали. Питер уже открыл было рот, чтобы тоже что-то вставить, но тут где-то неподалеку раздался шорох, и все моментально выхватили палочки.
– Лично я солидарен с Лунатиком, – пробормотал Джеймс, опуская руку. – Не стоит стоять на месте.
– Кстати, Сириус, а что ты там делал в гостиной? – поинтересовался Ремус, пока они шли.
Джеймс цокнул языком, услышав его вопрос. Сириус вскинул голову – он по дороге вносил правки в рисунок Джеймса.
– Ты о чем?
– Мы видели вас с Малфой на Карте.
– И что?
– Природная скромность не позволяет моему застенчивому другу спросить, трахнул ли ты ее или нет? – деловито спросил Джеймс.
– С чего вы вообще взяли, что между нами что-то есть?
– А разве нет? – выгнул бровь Джеймс.
– Нет!
Джеймс цокнул языком и полез в карман.
– Что? – Сириус оглянулся на Ремуса и снова взглянул на Джеймса.
– Ничего, – буркнул тот и щелкнул большим пальцем. Золото звякнуло, богато сверкнуло в свете факелов, и Ремус, крайне довольный собой, поймал галлеон, как выпрыгнувшую из аквариума рыбку.
– В следующий раз повезет, Сохатый, – крякнул он, пряча монетку Джеймса в свой карман.
– Вы что, поспорили, засранцы? – улыбнулся Сириус, толкнув Джима в плечо так, что тот сбился с шага, но тут же вернулся назад и обхватил его за плечи.
– Лунатик был уверен, что ты хороший мальчик и не будешь обижать бедную девочку. А я вот верил в тебя, чувак, – он толкнул его кулаком в скулу. – И ты меня подвел.
– Стоп!
Коридор резко повернул в сторону, и ребята уперлись в статую Слизерина, разделяющую коридор на два рукава. Факелов в этих рукавах не было, и создавалось впечатление, будто на них таращилось пустыми глазницами какое-то исполинское чудовище.
– Прекрасно. И что дальше, разделимся? – скептически поинтересовался Сириус, освещая палочкой левый ход. – Или исследуем их по очереди? – он направил палочку на соседний проход.
– Нет времени. Видимо, придется разделиться.
Все обернулись к Джеймсу.
– Ты пойдешь с Питером, – невозмутимо сказал тот, выпуская Сириуса. – Там все равно темно. Если обратитесь, никто вас не заметит.
– А ты уверен... – начал было Сириус.
– Да, я уверен. Вы пойдете направо. Мы налево, – Джеймс развернул мантию. – И смотрите в оба. Черт его знает, что здесь может быть, – пробормотал он, исподлобья взглянув на статую Слизерина. – Если что – свяжемся зеркально.
* * *
Он бежал в море сырого горького запаха плесени и грязи.
Этот коридор был темнее предыдущего – всего несколько факелов, и свет их такой беспокойный, что статуи Слизерина по обеим сторонам казались живыми.
Разноцветные запахи мучали нос, и Сириус беспокойно вертел на бегу головой, так как ему все время казалось, что он упускает что-то важное, что-то очень-очень важное...
Он так резко остановился, что Хвост, который отчаянно цеплялся за его голову, слетел на пол и превратился в человека.
– Что ты делаешь? – недовольно спросил он, потирая голову, которой крепко стукнулся о камень.
Сириус зарычал, и Питер вначале испугался, что рычат на него, но оказалось, что нет.
Сириус обернулся и пошел назад. Шерсть встала дыбом. О, этот чертов запах, едва уловимый, но такой очевидный, что его слышно было бы за километр! Тот самый запах!
– Сириус, стой! – Питер перехватил его.
Сириус попытался цапнуть мальчика за руку, но тут в коридоре раздались шаги – каблуки чьих-то лакированных, пахнущих полировкой туфель кругло стучали о камень. Раз-два... три. Раз-два... три.
У этого человека три ноги?
Питер обернулся крысой, не отпуская Сириуса, тот метнулся вбок, и они в последний момент успели спрятаться в чернильной темноте ниши за одной из статуй.
Мимо них, постукивая тростью, прошел человек в длинной мантии с серебряной вышивкой. Светлые волосы его казались седыми в синей темноте. Острый взгляд светлых глаз резанул стену, к которой прижались собака и крыса, и вновь устремился вперед.
«Малфой!»
Недолго думая, Сириус сцапал Питера за загривок и, неслышно мешая лапами мрак, побежал следом.
* * *
– Джеймс, а ты уверен, что вламываться в запертую комнату в подземельях Слизерина – хорошая идея? – спросил Ремус.
Он стоял, прислонившись спиной к стене и скрестив на груди руки. В одной из них была палочка. Луч света падал на замок, в котором Джеймс, сидя на корточках, ковырялся волшебным ножом Сириуса, предварительно украденным из его же тумбочки.
– О-о, я думаю, что это отличная идея! – засмеялся он, поправляя очки. В замке наконец что-то удовлетворительно щелкнуло. – Есть! Соси, Слизень!
– Мне все это не нравится, – вздохнул Ремус, но все равно последовал за другом в открывшуюся дверь.
Они очутились в огромной комнате, сверху донизу заваленной рассыхающимися старыми книгами. С потолка на цепях свисала полная огня плошка, из-за которой все вокруг казалось теплым и оранжевым, как будто они попали в древнеегипетскую гробницу. Вдоль стен тянулись полки, забитые пергаментными свитками, стопками бумаги и десятками пыльных фолиантов, одного прикосновения к которым было бы достаточно, чтобы они рассыпались в прах.
– Ладно, похоже, ты был прав, тут ничего хорошего, – разочарованно проворчал Джеймс, осмотрев помещение, и шагнул назад. – Идем дальше.
– Нет, погоди-ка, – Ремус перехватил Джеймса за плечо, разглядывая настороженно молчащие рукописи. – Кажется я знаю, что это за книги... и гриндилоу меня забери, если я ошибаюсь! – и он с радостным лицом бросился в комнату.
* * *
«Как он проник в школу? Что он вообще здесь забыл? Куда он идет?»
Малфой шел очень быстро, и Сириусу стоило большого труда поспевать за ним и не привлекать к себе внимания. Правда, один раз Малфой все-таки обернулся, но даже не вытащил из своей трости палочку, просто осмотрел коридор и пошел дальше.
Сириус с Питером в зубах умудрился в этот момент спрятаться в тени под факелом – свет бил Люциусу в глаза и мешал рассмотреть то, что находилось прямо под ним. Это их и спасло.
Малфой привел их к резным деревянным дверям, щедро облитым лаком. Они были такими огромными, что в них спокойно мог бы пройти и Хагрид. Коротко стукнув в них, Малфой произнес какие-то странные слова про науку и искусство. Явно какой-то пароль. Тяжелая дверь отворилась, и Малфой шагнул внутрь.
Очертя голову, Сириус бросился следом, но дверь уже закрывалась, и он не успевал в нее вбежать. Оставалось только одно, так что прежде, чем дверь окончательно захлопнулась, Сириус успел забросить в щель отчаянно сопротивляющуюся крысу.
* * *
– Ты только посмотри... это рукописи самого Слизерина! – Ремус сидел на полу по-турецки и одну за другой просматривал старые хрупкие книги. – Это его почерк, я видел колдографии в учебниках! Я просто глазам не верю, да тут... тут столько...
– Да, и все это почему-то хранится не в Отделе Тайн, а здесь, – пробормотал Джеймс. Держа зажженную палочку в зубах, он рылся на одной из полок, время от времени вытирая о джинсы пальцы, полные паутины и пауков. – Смотрите-ка, его собственные изобретения... чары и зелья... фу, блядь, – и он отбросил одну из книг в сторону, как если бы она сама была гигантским пауком.
– Осторожнее! – Ремус в панике поймал бесценный документ. – Осторожнее, здесь может быть... – он бросил взгляд на страницу, на которой случайно открылась книга. – Быть... не может.
– Что там? – недовольно спросил Джеймс.
– Аконитовое зелье, Джим... – прошептал Ремус. – То самое, о котором рассказывала Вал... профессор Грей. Зелье из волчьей травы и волчьей ягоды! – он захохотал. – Это оно, оно! – Ремус вскинул голову. Лицо его сияло. – Ты смотри, тут весь рецепт!
Джеймс, улыбаясь, хлопнул друга по плечу.
– Отлично! Теперь будет не так больно, да, Лунатик? – он взлохматил ему волосы, и в этот момент где-то в подземелье совсем рядом с ними громко хлопнула дверь.
Пора было уходить.
– Блокнот остался у Сириуса! – запаниковал Ремус.
– Надо же! Какой кошмар, – и с этими словами Джеймс вырвал страницу с зельем из многовековой рукописи, после чего затолкал в карман толстовки. – Скорее, идем!
Ремус ошалел от такого кощунства, но рассуждать было некогда, поэтому он просто закинул книгу как попало на полку и последовал за Джеймсом к выходу.
Джеймс развернул мантию, и тут Ремус вдруг громко вскрикнул и согнулся так, словно его кто-то пырнул ножом.
– Рем! – Джеймс схватил его за плечи и почувствовал, как по спине побежал холод. – Рем, только не сейч...
Ремус резко вскинул голову, так что в горле его что-то булькнуло. Светлые глаза полыхнули инфернальной зеленцой, и мальчик с гортанным ревом бросился на своего лучшего друга.
* * *
– Я думал, что у представителя самого Темного Лорда есть дела поважнее, чем смотреть, как перепуганных мальчиков посвящают в Пожиратели, – сказал Северус, слушая перелив фортепианной мелодии.
Эльф принес вино.
– Только не в том случае, когда в Пожиратели посвящают кузена его жены, – улыбнулся Люциус и салютовал им с Ноттом бокалом. – Здоровье!
– Здоровье.
Бокалы звонко соединились.
Мальчик, играющий на фортепиано сложный пассаж в честь прибытия Люциуса, завершил и поднялся, прижимая ладонь к груди. Все зааплодировали.
– Здоровье миссис Малфой и будущего наследника! – прокричал Катон, и аплодисменты усилились. Мальчики повернулись к ним, кто-то тоже поднял бокал.
Люциус бегло улыбнулся окружающим, но в лице его что-то нехорошо дрогнуло.
– И не в том случае, когда эта жена превращается в страшного манипулятора, – добавил он, когда шум стих, и все снова занялись своими делами. – У меня нет выбора, приходится выполнять ее маленькие прихоти. На прошлой неделе она потребовала, чтобы я добыл ей ручного белого рейема, а вчера решила, что ее маленький кузен выиграет сегодняшнюю партию и непременно умрет во время выполнения первого задания, – он усмехнулся, и Нотт тоже немедленно заулыбался. – В последнее время ее тянет опекать всех подряд, даже нашего домашнего эльфа. Бедолага решил, что она хочет его выгнать, и сунул руки в кухонную печь.
Нотт угодливо засмеялся.
– Сочувствую, – коротко ответил Северус, поднося к губам бокал.
– Так или иначе, я должен убедиться, что мальчишка проиграет сегодня, иначе мне до конца месяца не дадут покоя.
– Даже если сегодня выиграет он, я приготовил ему самое легкое испытание, какое только мог. Надеюсь, он это оценит.
Северус почувствовал, как сердце подавилось кровью и сбилось со спокойного хода.
– В самом деле? – Люциус окинул зал скучающим взором. – И каков же нынче приз?
– Ты ее, наверное, не помнишь. Рыжая девчонка из Гриффиндора. Подружка Поттера. Его-то ты, должно быть, помнишь.
– Да, припоминаю, – произнес Люциус и обратил взгляд на Северуса. В лоб как будто шуруп вкрутили, но Северус лучше владел легиллименцией, чем Люциус. – И Северус меня поддержал, правда? Хотя вначале ему не понравился мой выбор. Но мы пришли к разумному компромиссу.
– Славно, – Катону явно не терпелось закончить все это поскорее. – В таком случае, не будем терять времени? Прикажи начинать.
* * *
Несколько взмахов палочкой – и посреди зала возник круглый зеленый стол, окруженный пухлыми удобными креслами.
Полуночная игра в вист являлась одной из самых старых традиций клуба. Но только во вторую пятницу месяца она приобретала особенное значение.
Говорить вслух о своем желании стать Пожирателем смерти считалось дурным тоном, но как минимум половина участников Клуба явилась в него с единственной целью – получить Черную Метку. И так как к Темному Лорду нельзя было просто явиться на ковер со своими амбициями, Люциус Малфой придумал оригинальный способ доказать ему свою верность издалека.
Все желающие получить Метку на первом собрании месяца записывали свое имя в особую книгу, которую Нотт передавал Люциусу, а тот, соответственно, Темному Лорду. Тот выбирал из указанных фамилий те, представители которых более всего предпочитал видеть в своих рядах, проще говоря, полезные фамилии, нужные. Затем книга в обратном порядке возвращалась в клуб, и выбранные получали приглашение на «игру в вист» – маленькие кусочки дорогого пергамента из кожи гиппогрифов с незаметным для посторонних глаз водяным знаком – Черной Меткой.
На первый взгляд эта игра ничем не отличалась от любого традиционного виста, за которым сильные мира сего самоутверждались, демонстрируя величину своего финансового состояния и умение красиво и изящно пускать его по ветру.
Участники молча делали ставки, молча смотрели друг другу в глаза, молча подносили к улыбчивым губам крошечные фарфоровые чашечки с великолепным кофе или шоколадом, и создавали полную видимость красивого отдыха.
На самом же деле у этого теплого золотого блефа с ароматным духом кофейных зерен было совершенно ледяное сердце и долгая черная тень. Потому что победа в нем шла рука об руку со смертью. Все решала фамилия грязнокровки, написанная мелким почерком на ослепительной белой карте. Победитель, один из четверых претендентов на Черную Метку был обязан убить эту грязнокровку в течение недели до новолуния. Если он этого не делал, убивали его.
Всего таких смертей должно было случиться три. Первая заключала контракт с Темным Лордом и приводила в действие заклинание Черной Метки. Вторая приводила к тому, что Черная Метка проступала – едва-едва заметная, бледная тень. Третья впечатывала Метку в руку и душу участника.
Обратного хода не было.
По залу уже долгих пятнадцать минут гулял волнующий аромат кофе и знаменитых в клубе пирожных с ванильно-шоколадной начинкой, появление которых было встречено вежливыми аплодисментами и жадными голодными взглядами. Несколько эльфов вкатили в зал тележки, сервированные десертом и подносами с чашками. Зрители обступили стол, переговариваясь, улыбаясь, неторопливо помешивая ложечками и заключая пари на игроков.
Когда же к столу подошло семеро участников, все звуки стали на два тона тише.
Регулус Блэк вместе со всеми опустился в предложенное эльфом кресло и положил руки на зеленый бархат стола. Пальцы его едва заметно дрожали, и он был бледнее обычного, но на впалых щеках его лихорадочно горел румянец, словно кто-то отхлестал его по лицу чистым спиртом. Черные глаза растеряли блеск и казались просто двумя дырками на белоснежном красивом лице.
Впрочем, он держался гораздо лучше, чем его соседи по игральному столу. Эйвери все время нервно смеялся и то и дело оглядывался на зрителей; другой, полный и кудрявый, с невероятно красивыми глазами, обильно потел и то и дело утирался платком; третий все время потирал рот и трогал руками стол так, словно боялся, что тот сейчас взлетит на воздух.
Северус и Люциус заняли место у Блэка за спиной.
Нотт на правах Распорядителя занял место за столом так, чтобы все участники были у него перед глазами.
Обратившись к игрокам с пожеланиями удачи, Катон взял с подноса, который подал ему эльф, первую колоду, и началась игра.
– Скажи мне, Северус, в чем твой секрет? – шепотом поинтересовался Люциус, помешивая в своей чашке сахар и глядя, как Нотт раздавала игрокам карты.
– Не понимаю, о чем ты, – так же тихо проговорил Северус.
– Я думал, ты... испытываешь определенные чувства к грязнокровкам, – он аккуратно отер серебряную ложечку о бумажно-тонкий край чашки.
– Так и есть. Они мне все одинаково омерзительны.
– Все?
Северус посмотрел в насмешливые прозрачные глаза.
– Все, – твердо ответил он.
Люциус тонко улыбнулся.
– Служба у Темного Лорда открывает замечательные перспективы. Ни одна женщина того не стоит, поверь мне.
Северус коротко улыбнулся и поспешил увести разговор от неприятной темы.
– Кстати о службе. Я хотел спросить у тебя, что такого сделал мой предшественник, за что Лорд заставил его совершить самоубийство. Он... пытался его отравить?
Люциус беззвучно рассмеялся.
– Во имя Мерлина, нет, это невозможно, – Северусу не понравилась та снисходительность, с которой это произнес Малфой. – Лорд заставляет других пробовать все зелья перед тем, как подавать лично ему.
– Что же тогда?
– Тебе не стоит об этом переживать.
– И все же?
Люциус повернул к нему голову.
Пару секунд они смотрели друг другу в глаза.
– Он его предал, – наконец произнес он. Насмешки в его голосе уже не было, взгляд подозрительно перебегал с одного глаза Северуса на другой. – Работал на Министерство. Передавал в Отдел Тайн все рецепты, включая те, которые создал Темный Лорд, – он нахмурил темные брови. – А почему тебя это волнует? Ты ведь не в первый раз меня спрашиваешь.
Снова боль, только теперь не во лбу, а в висках.
Северус спокойно выдержал его взгляд, про себя представляя, как снова и снова применяет Круциатус к Поттеру, а тот снова и снова захлебывается и захлебывается визгом...
Похоже, Малфой ему поверил, потому что хмыкнул и отвел глаза.
– Как там моя сестрица? – как бы между прочим спросил он, отвечая короткой сухой улыбкой на взгляд Мальсибера. Тот стоял за спиной у своего фаворита-семикурсника с таким видом, будто готов был разорвать глотку любому, кто посмеет увести у бедолаги заветную карту с именем. – Ты сделал то, о чем я тебя просил?
– Я применил легиллименцию к ней еще за праздничным столом и проверяю ее мысли каждый день.
– И... как она?
– Целыми днями слушает запрещенную музыку. Практически не учится. Мне кажется, она хочет сбе...
– Она простила меня? – перебил его Люциус.
Северус недовольно замолчал. Просто удивительно, как резко менялся Люциус Малфой, когда речь заходила о его младшей сестре. Сказать по правде, Северус ее не очень-то жаловал, и ему куда спокойнее жилось, пока она куковала в садах Шармбатона. Раньше он не понимал, почему Малфои, включая и самого Люциуса, так старательно скрывали факт ее существования, но теперь осознал, в чем дело. Эта девица настолько резко отличалась от своего спокойного, выдержанного семейства, что если бы не эти вытравленные вырождением нездорово-белые волосы и космическая самовлюбленность, он бы подумал, что девчонку прижили на стороне или удочерили. Будь он сам Малфоем, тоже попытался спрятать её от чужих глаз.
– Она очень переживает, – наконец произнес он, старательно подбирая слова. – Если хочешь знать мое мнение, то тебе стоит поговорить с ней. Самому.
«И избавить меня от обязанности копаться в девчачьих мыслях каждый день».
– Пока еще рано, – процедил Малфой.
– Дело не только в тебе, Люциус.
– А в ком еще? – тут же ревниво спросил он.
– Похоже, она... – Северусу было тяжело произнести это слово вслух. Оно царапало ему горло.
– Что? – Люциус выпрямил спину, поворачиваясь к нему всем телом.
Северус многозначительно поднял брови, глядя мимо Малфоя на игральный стол.
Люциус посерел, но быстро взял себя в руки.
– В кого? – выдавил он сквозь плотно стиснутые зубы. Рука его сжалась в кулак, он нервно обернулся – не заметил ли кто. – Кто это?!
– Сириус Блэк.
Воздух треснул по швам и разразился аплодисментами.
Они дружно оглянулись на стол.
Ученики громко поздравляли победителя, хлопали его по плечу, предлагали «Огден» и сигары.
Сегодня первая партия закончилась удивительно скоро.
Регулус Блэк улыбался окружающим, смеялся, показывая все зубы сразу, его левую руку трясли в поздравлениях снова и снова, а правой он сжимал одинокую карту.
Она мелко дрожала, и темно-зеленый лак «рубашки» в ужасе блестел, ловя свет сотен свечей.
* * *
– Ты уверен, что все в порядке? Не то, чтобы я переживал за свои конечности, просто интересуюсь, – Джеймс обошел по кругу висящего вниз головой Ремуса и вгляделся в его глаза, из которых уже медленно исчезала светящаяся зелень.
– Да, – сдавленно произнес тот, все еще слегка задыхаясь после приступа ярости и медленно проворачиваясь из стороны в сторону. Кровь прилила к его лицу, и он был похож на большой светловолосый томат. – Я в норме. Честно.
– Ну ладно, давай рискнем, – Джеймс поднял палочку. – Готов?
Ремус кивнул.
– На счет три. Раз... два...
Ремус зажмурился. Джеймс коротко махнул палочкой, и невидимый крюк, подхвативший Лунатика за лодыжку, исчез.
Мальчик кулем ухнул вниз, но Джеймс поймал его, обхватив руками за туловище, и они вместе повалились на пол.
– Я тебя не покусал? – спросил Ремус, отползая в сторону и приваливаясь к книжной полке. У него страшно ломило руки, будто кто-то выдернул их из тела, а потом вкрутил на место.
– Ты пытался, – весело сказал Джеймс, демонстрируя разорванный рукав.
– А еще что я сделал?
– Пару раз запустил меня в воздух, – Джеймс снял разбитые очки и восстановил их заклинанием.
– А я думал, ты хорошо летаешь.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись.
Закинув его руку себе на плечи, Джеймс вытащил Ремуса в коридор.
– Мог бы и не торопиться! – заметил Джеймс, когда увидел бегущего к ним по коридору Сириуса.
– Хвост! – крикнул он на ходу, совершенно не заботясь о безопасности. – Хвост там!
– Где?!
* * *
– Я просто не успел... черт его подери, всего пара секунд, и мы бы узнали, чем они занимаются! – жаловался Сириус, пока они с Джеймсом тащили на себе истощенного приступом Ремуса.
– Я уверен, Хвост уже в курсе, так что скоро узнаем, – пропыхтел Джеймс и утер свободной рукой пот со лба.
Они остановились сделать передышку.
– Серьезно, я могу идти и сам, – Ремус виновато взглянул на друзей. – Правда могу!
Джеймс и Сириус мрачно переглянулись и вдруг дружно убрали его руки со своих плеч.
Пару секунд Ремус храбро держался, упрямо сверкая в темноте глазами.
А потом упрямство вдруг выскользнуло из его лица, он покачнулся и точно упал бы, если бы друзья не подхватили его в последний момент.
– Ладно, уговорили, – вздохнул он.
– Я не смогу спать, пока не узнаю, зачем Люциус Малфой притащился в Хогвартс, – продолжал ворчать Сириус. – Как я мог так облажаться, просто ума не...
– Кончай нудить! – не выдержал Джеймс. – К тому же неизвестно, как бы там... куда бы он ни пошел, отнеслись к появлению черной собаки. Ты мне больше нравишься живым, Бродяга, так что заткнись, – он поудобнее перехватил руку Ремуса. – И шагай.
Парировать Сириус не успел, потому что на позолоченной светом стене вдруг мелькнули две косые вытянутые тени.
Мальчики замерли.
– «Гримм», – быстро произнес Джеймс, выпуская Ремуса и разворачивая мантию-невидимку. Сириус в мгновение ока обернулся в пса.
В коридоре показалось двое мальчиков в странных черных мантиях с вычурной серебряной вышивкой. Один – высокий, тощий и темноволосый, другой плотный, рыжий, с кривым, изрытым оспинами лицом. На вид им было не больше пятнадцати-шестнадцати лет. Они явно страшно опаздывали куда-то, но старались не бежать, чтобы не потерять друг перед другом лицо и шагали так широко и быстро, что мантии вздувались у них за спинами.
Когда их отделяло всего несколько шагов, Сириус зарычал под мантией-невидимкой.
Мальчики замедлили шаг и, не оборвав беседу, нервно оглянулись по сторонам.
– Ты слышал? – звонко спросил один из них.
– Показалось, – после паузы сказал второй.
Ремус прошептал заклинание, и из кончика его волшебной палочки потек зеленый туман.
Под его покровом Джеймс осторожно стащил с Сириуса мантию.
Его появление заставило мальчиков подскочить и схватиться друг за друга.
– Что вы здесь делаете?! – прорычал Джеймс.
– ЭТО ГРИМ!!! – в ужасе заорал один из них, другой схватил палочку.
– Тот из вас, кто применит против меня магию, не доживет до следующего часа! – рявкнул Джеймс. Сириус ворочал пастью на человеческий манер и бешено вращал глазами. – Что вы здесь забыли и куда идете, мерзкие маленькие людишки?!
– Гай, это что, и есть испытание?! Мы должны убить Гримма?!
– Заткнись, кретин! Не слушайте его, мистер Гримм... с-сэр, м-мы не собираемся вас... – темноволосый паренек отчаянно затряс головой.
– Это мое подземелье!
Ремус вскинул палочку и вызвал небольшой ветер в подземелье. Факелы трепыхнулись, заставив мальчишек испуганно обернуться. Джеймс перевел дух.
– Что вам здесь надо?!
Сириус чуть рявкнул в конце фразы и скребнул когтями по полу.
Ремус дернулся, услышав резкий звук, и Джеймс к своему ужасу услышал, как из его горла снова вырвалось клочковатое волчье дыхание. Он запаниковал.
– М-м-м-мы... мы только... мы просто... м-мы просто шли в клуб... м-мы нико... ниче... м-мы просто... шли на соб-собрание!
– Какое такое собрание?! – прохрипел Джеймс, отчаянно сражаясь под мантией с Ремусом. Его миролюбивый и спокойный друг извивался ужом, все пытаясь дотянуться до Джеймса вытягивающимися зубами. Туман, наколдованный Ремусом, рассеивался, и они каждую минуту рисковали рассекретить себя. – Какой еще клуб?!
Сириус скакнул вперед, заставив перепуганных пятикурсников вжаться в стену.
– Разве вы не знаете о собраниях? Они же проводятся здесь каждую ночь!
– Катон Нотт их проводит! – визгливо крикнул второй, испуганно глядя на клыки Сириуса.
– Во славу Темного Лорда! – добавил первый, видимо, надеясь угодить злому духу.
– Мы сегодня только первый раз! – жалобно говорил он. – Нам сказали, что для того, чтобы получить Метку, надо пройти испытание, мы сами ничего... ничего...
– Проваливайте вон, если не хотите, чтобы я спустил с вас шкуру! – выдавил Джеймс, чувствуя, как соскальзывает с головы мантия, но Сириус вовремя пришел ему на выручку и бросился на слизеринцев, так что их как ветром сдуло из подземелья.
Не успел звук их шагов затихнуть, как он обернулся человеком и бросился Джеймсу на помощь.
– Скажи мне, Бродяга, тебя не оскорбляет тот факт, что тебя всегда принимают за Гримма? – едва переведя дух, спросил Джеймс, когда они вдвоем скрутили бедолагу Ремуса.
Тот в беспамятстве дергался и вырывался, но силы были неравны.
– О, самую малость, – пропыхтел Сириус, выворачивая руку Ремуса с длинными острыми когтями.
* * *
Сначала он не понял, что произошло.
Сириус швырнул его, больно сцапав острыми зубами за шерсть на спине, и Питер угодил в ярко-освещенное помещение. Свет был здесь повсюду, он плясал разноцветными зайчиками вокруг, плавал вверху, внизу, и Питер, испугавшись этого обилия световых пятен, сразу же нашел себе укромное местечко в темноте.
Когда же он немного успокоился и решил выйти, случилось ужасное.
Кто–то крикнул: «Крыса!», и Питер бросился наутек, паникуя и петляя туда-сюда в попытках ускользнуть от вспыхивающих вокруг заклинаний.
Он ослеп от обилия разноцветных фейерверков, врезался во что-то, успел увидеть искаженное крысиным зрением лицо в рамке черных волос... и потерял сознание.
Очнулся от того, что кто-то промокал ему лицо влажной губкой.
Он открыл глаза и испуганно дернулся, увидев прямо перед собой большие круглые глаза эльфа-домовика. Он как раз клал ему на лоб, где уже назревала гигантская шишка, приятный прохладный компресс.
Питер обнаружил себя в невероятно красивом зале. Куда ни глянь – лакированное резное дерево, бюстики, статуи, книжные полки, пышная мягкая мебель и волны зеленой ткани...
Пол из черного мрамора казался огромным зеркалом и свечи, плавающие по воздуху, отражались в нем так, что можно было подумать, будто кресло Питера плавает в ночном небе, полном золотистых звезд...
По залу бродили мальчики в длинных черных мантиях, расшитых на плечах сверкающими узорами. Эти мальчики играли в шахматы и карты, читали книги, лежа на диванах прямо в своей великолепной одежде, рядом шумела какая-то веселая компания – то и дело раздавались взрывы хохота.
И вокруг, неслышные и незаметные, сновали эльфы со свечами, подносами и тележками с неописуемо-шикарной едой.
Неожиданно один из них возник прямо перед Питером. На вытянутой тонкой ручке покоился огромный круглый поднос, накрытый салфеткой.
– Ваш десерт готов, мастер Питер.
Питер так ошалел от того, что его назвали «мастером», что несколько секунд просто открывал и закрывал рот, а эльф терпеливо смотрел на него.
– С-с-спасибо, но я не...
Стоило ему это сказать, как на подносе появилась тарелка с небольшим воздушным, как облако, бисквитом и маленькая чашечка горячего шоколада с банановыми сливками.
Глупо было есть пирожные в такой ситуации, когда ты не знаешь, где оказался, и что происходит, но стоило ему попробовать и обмакнуть кусочек бисквита в восхитительный горячий шоколад, как он смел всю тарелку подчистую, не в силах оторваться от такой вкуснятины.
Едва он покончил с десертом, появился второй эльф и так же безмолвно и беспрекословно, как и первый, подвез к Питеру столик на колесиках. На столике лежала стопка книг, стояла бутылка вина и сверкающий чистотой бокал. А Питер отнекивался и пытался встать, еще двое маленьких слуг принесли несколько огромных подушек, теплый плед и скамеечку для ног...
– Скажите, что это за место? – все время спрашивал у них Питер, но эльфы ничего не говорили и торопливо уходили. Похоже, малыши привыкли, что на них обращали внимания не больше, чем на подсвечники, и пугались, когда к ним обращались волшебники. Окруженный заботой, ухаживанием, подушками и теплом, он никак не мог высвободиться, чтобы поговорить с кем-то из мальчиков, но они почему-то не обращали на него внимания, даже когда Питер окликнул одного из них.
Ему уже начало становиться не по себе, как вдруг он случайно услышав обрывок разговора, который эльфы вели между собой, пока тащили к нему огромную вазу с фруктами.
– Уолли счастлив, что мистер Малфой забрал его от мисс Беллы и привел сюда. Уолли здесь хорошо.
– Да, мистер Малфой гостеприимный хозяин.
– Как вы сказали? – тут же спросил Питер, но эльфы испуганно умолкли. – Вы сказали «мистер Малфой»?
– Ступайте, – вдруг произнес властный человеческий голос.
Эльфы поспешили ретироваться, а Питер испуганно подскочил, увидев, как бывший староста Слизерина, которого он не видел уже много лет, изящно уселся в одно из пустующих кресел напротив, закинул ногу на ногу и положил руку на трость.
Питер натужно сглотнул, взглянув в холодные светло-серые глаза бывшего школьного старосты.
– Добрый вечер, Питер.
Питер машинально кивнул, все еще не в силах оправиться от потрясения.
Несколько долгих мгновений Малфой просто смотрел на него, сверкая в полумраке глазами, затем щелчком пальцев подозвал к себе слугу со стаканом брэнди.
– Ну что, тебе нравится здесь? – спросил Люциус, баюкая в руке стакан.
– К-красиво, – Питер вдруг почувствовал себя ужасно неловко, сидя перед своим заклятым врагом в облаке из подушек и с ногами на скамеечке, поэтому торопливо выпрямился. – Что вы со мной сделаете?
– Сделаю? – Малфой поднял брови и удивленно улыбнулся. – Ничего. А что я должен сделать?
Питер смутился и пожал плечами.
Малфой взглянул на шишку, которая красовалась у Питера на лбу, и опечаленно цокнул языком. Питер смущенно прикрыл лоб руками, но тут откуда ни возьмись появились двое эльфов и принялись бинтовать ему голову.
– Ты потерял сознание и ударился головой. Мне очень жаль, что так вышло, в клубе не привыкли к появлению крыс. Кто же знал, что она обернется человеком? Поверь, нам ужасно неловко. И это все, – он небрежно обвел рукой подносы с едой, подушки и повязку у Питера на голове. – Всего лишь жалкая попытка загладить вину. Надеюсь, ты на нас не в обиде?
– Я н-не... к-конечно... то есть нет, конечно, нет!
– Вот и славно. Как же ты здесь оказался? Так далеко от гостиной Гриффиндора?
Питер почувствовал, что краснеет. Он никогда не умел так хорошо врать, как Сириус или Джеймс.
– Я... гулял по замку... бегал... ну, в облике крысы... и случайно набрел... я не... я никому не... я не нарочно... шел и...
– Ты очень умен, Питер Петтигрю. И хитер, раз умудрился сохранить в таком месте как Хогвартс свой секрет. Полная анимагическая трансформация в твоем возрасте – это просто невероятно!
Питер открыл было рот, когда чувство справедливости потребовало напомнить, что он не один незаконный анимаг в Хогвартсе, но внезапно... испугался.
Испугался, что Люциус Малфой скажет, что он вовсе не так умен, и вышвырнет его вон с этих теплых и мягких подушек. Вон из этого удивительного зала, который так похож на открытый космос...
Как странно, что зачастую похвала врага ценится больше, чем похвала друга. Питер и сам не понимал, почему слова Люциуса Малфоя, человека, которого он боялся все свои школьные годы, так глубоко запали ему в душу.
– Как жаль, что ты учишься не в Слизерине! Мы умеем ценить таланты...
– А что это за место? – расхрабрился Питер.
– Это? О, всего лишь небольшая комната отдыха. Члены привилегированного общества привыкли проводить время за книгами, музыкой и обсуждать свои дела вне шумных гостиных. Думаю, можно простить их за это. Мы обсуждаем политику, бизнес, последние события в волшебном мире, говорим об общих знакомых. Здесь, за кофе и игрой в вист и бридж завязываются крепкие дружеские связи. Порой они перетекают в родственные. А в гостиных зачастую бывает слишком много лишних ушей, ты понимаешь?
Питер кивнул.
– К сожалению, внешность зачастую бывает обманчива. Когда я впервые шел сюда, – он вдруг наклонился вперед, сильнее опираясь на трость. – То решил было, что здесь держат в заточении тролля или пытают маглорожденных. – он засмеялся. – Признайся честно, ты ведь тоже подумал что-то подобное?
Питер смущенно дернул плечами и улыбнулся, чувствуя себя до ужаса неловко. Вот всегда так. Джеймс и Сириус вечно заварят кашу, а ему расхлебывать. Как же глупо вышло.
– Но ничего. Будем считать это досадное недоразумение в прошлом. Тебе стоит отдохнуть, думаю, через час от повреждения не останется и следа, – он достал из кармана небольшие часы на цепочке. – А я, к сожалению, вынужден откланяться. Но ты можешь оставаться здесь сколько пожелаешь. Ты заслужил это право. Закажи себе, что захочешь. Эти эльфы способны достать все, что душе угодно. Как только почувствуешь себя лучше, они проводят тебя до твоей гостиной.
Он поднялся из кресла. Несколько маленьких слуг мигом подбежали к нему, держа на вытянутых ручках длинную дорожную мантию, отороченную по воротнику мехом. Малфой небрежно накинул ее на плечи и обернулся.
– Мы всегда рады новым друзьям, Питер. Надеюсь, ты запомнил, как добраться сюда? Если нет – напиши мне, и я помогу тебе найти путь.
* * *
– Влить зелье Забывчивости в его чай сейчас или подождать, пока он закажет себе столетний бренди в золотом кубке? – ядовито поинтересовался Северус, глядя из-за шторки, отделявшей его кабинет, на то, как самый мерзкий прихвостень Поттера набивал себе брюхо. – Мне противно на это смотреть.
– Ты уже сварил его? Так скоро? – изумился Люциус, надевая перчатки и застегивая пуговки. – Я не ошибся с зельеделом.
– Я просто делаю свою работу. Но в самом деле, ты же не хочешь, чтобы этот идиот побежал по школе с воплями? – Северус нахмурился. – Если он скажет Поттеру...
– Не скажет, – засмеялся Люциус. – Он не захочет делиться с ним таким лакомым куском и сожрет его сам, целиком, как и любая крыса. Кстати, ты сварил настойку для Нарциссы? Сейчас такое время, я не доверяю этим лекаришкам из Мунго. Мало ли кто им что нашептал о нас?
– Разумеется, – Северус вручил ему пузырек. – Все же, не проще ли обезвредить его? Сомневаюсь, что он сможет держать язык за зубами.
– Северус, Северус... вот поэтому ты – зельедел, безусловно, прекрасный зельедел, способный сварить сложнейшее зелье за четверть часа, – Малфой спрятал настойку во внутренний карман. – А я – правая рука Темного Лорда, и отвечаю за нашу безопасность. Нельзя разбрасываться такими полезными связями. Я чувствую, что этот мальчик может оказаться мне полезен...
___________________________________________________________
http://maria-ch.tumblr.com/post/36736117305/37
– Больно?
Джеймс отрицательно мотнул головой и снова попытался заглянуть Лили в глаза, но она упрямо не желала смотреть на него в ответ.
Ее тонкие слабые ручки, обычно не способные открыть бутылку с молоком, сейчас с удивительной силой наматывали на его выбитое предплечье эластичный бинт.
Лили выглядела очень сердитой. Сердитый румянец, глаза сердито сверкают, даже огненно-рыжая прядка, падающая ей на глаза из-под повязки, казалась сердитой. Очаровательно-сердитая Лили. Джеймс незаметно коснулся ее коленки свободной рукой, но она сразу же отодвинулась. Прелесть.
«Вчера вечером стало известно, что Бартемиус Крауч был назначен на пост Главы Департамента Чрезвычайных ситуаций. Как заявила...»
Старый приемник захрипел и зашелся кашлем, пытаясь выкашлять из себя хотя бы какую-нибудь волну.
Алиса протянула руку и покрутила рычажок, не отрывая взгляд от учебника. Она сидела в кресле, поджав под себя ноги, и читала «Расширенный справочник по колдомедицине». Громоздкий приемник стоял прямо рядом с ней на столе, и Алиса всякий раз страдальчески морщилась, когда динамик обдавал ее хрипом.
Домашней работы было много, а времени мало, так что приходилось делать все буквально на ходу. Профессор Джекилл обрушил на них контрольную работу по сдаче всех возможных защитных заклинаний, начиная Импервиусом и заканчивая Протего Тоталум. Их надо было выучить к понедельнику. На этот же день Макгонагалл задала эссе по трансфигурации лучевых костей с обязательными колдографическими рисунками. На зельеварении они начали готовить «Феликс Фелицис», и Слизнорт велел ближайшие шесть месяцев вести дневник удач и неудач в процессе изготовления зелья. Профессор Грей учила их делать силки на прошлом занятии и сказала, что в следующий раз они будут ловить боггарта с их помощью.
Лили по вечерам приходилось за руку уводить из библиотеки, но она и в гостиной обязательно находила чертовы книжки, и даже когда Джеймс прислонялся к ее ногам, играя с Бродягой во взрыв-карты у камина, чувствовал, как в макушку ему упирался острый уголок очередного справочника или словаря.
В предвкушении первого матча сезона Джеймс каждую свободную минутку рвался на стадион – в воздух, выше, дальше, быстрее. Лили переживала, что он мало внимания уделял домашней работе, но Джеймс только посмеивался над горой книжек по трансфигурации и защите от Темных Сил, так что когда Лили в очередной раз награждала его укоризненным взглядом, он поскорее целовал ее в щеку и улепетывал на стадион.
При одной только мысли, что спустя семь лет упорных тренировок и побед его команда не возьмет Кубок Школы, становилось дурно. Команда тренировалась каждые несколько дней, проводя на стадионе по несколько часов. Такие мелочи как дождь, ветер, холод, гора домашней работы и разные девчачьи глупости не могли остановить Джеймса на пути к Кубку. И хоть Марлин перед сегодняшним выходом на тренировку пообещала задушить его во сне подушкой, он целых два с половиной часа гонял ее, Мэри Макдональд и Тинкер Бэлл по полю, пока скорость передачи мяча не показалась ему удовлетворительной. Потом еще час девушки пытались забить гол в ворота Дирка Крессвелла, а Джеймс, рассеянно перебрасывая снитч из руки в руку, парил над ними и следил.
Он не зря гордился своей командой. У Дирка, вратаря, было так развито шестое чувство, что он мог бы взять мяч и во сне. Марлин, эту белокурую, похожую на фарфорового ангелочка девочку, ненавидели все охотники из чужих команд, потому что когда квоффл попадал в ее слабые ручки, она могла сломать их к чертям собачьим (что и случилось один раз на шестом курсе), но мяч бы не отдала. Мэри, по словам Дирка, могла бы угнать у соперника метлу прямо во время игры, и он бы ничего не заметил, что уж говорить о мяче, но, к сожалению, она не могла удержать его так, как Марлин. А немая тринадцатилетняя Тинкер по маневренности и ловкости полета могла бы составить конкуренцию и самому Джеймсу. Поймать ее – все равно что схватить гонимую сильным ветром пушинку.
Когда мяч все-таки попадал в кольцо, доставалось Дирку. А когда нет – охотницам.
Задача казалась практически невыполнимой, но в вопросах квиддича Джеймс был непреклонен, и участники снова и снова бросали мяч под куполом Импервиуса, который держал над ними капитан.
Под конец четвертого часа на поле явился промокший до нитки Сириус, явно присланный Лили, и поинтересовался, не принести ли им фонари для ночного заплыва.
Только с его появлением Джеймс опомнился и увидел, что на улице совсем стемнело, что шел проливной дождь, а остатки вольной пятницы уже давно смыли густые вечерние чернила. Тогда он наконец сжалился над командой и уже собрался было объявить тренировку законченной, как в последний момент сильнейший порыв ветра вдруг сдернул его с метлы, и он ухнул в воздушный колодец длинною в двадцать футов. Команда возопила от ужаса, но Джеймс в последний момент ухватился за древко и выдернул руку. Плечо выломала дикая боль, метла рванула вниз, и Джеймс, выпустив скользкое дерево, шлепнулся в грязь с довольно большой, но не опасной высоты и крепко зашиб поврежденную руку.
Мадам Помфри вернула его торчащее из спины плечо на место в считанные секунды. Боль была адская, даже в глазах потемнело, но он не позволил себе издать ни звука, только дернулся, когда сустав с хрустом встал на место.
Переведя дух, он все-таки поднял взгляд на Лили, которая смотрела на него, прижав пальцы к губам, выдавил из себя улыбку и небрежно откинул назад голову:
– Щекотно.
И теперь она бинтовала ему руку, но вместо того, чтобы жалеть и гладить, обнимать и целовать, гневно сопела и хмурилась. Джеймс предчувствовал, что как только все уйдут, состоится «серьезный разговор», так что радовался тому, что в Крыле сидела почти вся команда, да еще Сириус и Алиса. При них Лили выяснять отношения не спешила и только сердито поджимала губы, когда он пытался ущипнуть ее или коснуться здоровой левой рукой.
«... не давала никаких комментариев по этому поводу, но поиски норфолкских террористов продолжаются. Как нам стало известно, на прошлой неделе новый глава Департамента Бартемиус Крауч подал официальное прошение в Министерство о применении Непростительных чар против волшебников, именующих себя Пожирателями Смерти...»
– Мне это надоело, – заявил Сириус, помахивая палочкой. Клубы дыма, которые вырывались из кончика, вырисовывали в воздухе витиеватую «Р». – Можно выключить?
Бродяга валялся на больничной койке прямо в одежде и обуви, закинув скрещенные ноги на спинку кровати. Когда Алиса занялась радио, он украдкой стащил лежащую у нее на коленях книжку.
– Во имя Мерлина, Вуд, что ты читаешь?! – воскликнул он и продемонстрировал всем картинки в учебнике: обнаженные мужские и женские тела. Ребята прыснули. Алиса залилась краской, вскочила и попыталась вырвать у Сириуса свою книжку, но он отводил руку и только посмеивался над ее попытками.
– Это... это... отдай! – она отобрала у него учебник и уселась на место, все еще полыхая. – Это медицина, ничего смешного!
Приемник снова начал выплевывать слова и зашипел.
– Дурацкая штуковина! – Алиса яростно щелкнула кнопкой.
«... Мунго... минисрхр-хр... Крауч... наши замечательные рецепты... только в магазине «Все для квиддррррр...»
– В самом деле, не проще ли выключить? – раздраженно спросил Дирк, заткнув уши.
– Нельзя, – ответила Лили. – Брат мадам Помфри сегодня ночью отправляется в рейд, он мракоборец. Она боится услышать о нем что-нибудь...
– Есть! – радостно воскликнула Алиса и осторожно отпустила ручку, когда из динамика наконец полилась нормальная разборчивая речь.
– Боится, но слушает, – Сириус смазал свой рисунок одним коротким резким взмахом и закинул руки за голову. – Загадочная женская логика.
– Женская логика здесь ни при чем, она просто переживает за своих близких, как и все нормальные люди, – отрезала Лили и свирепо посмотрела на Джеймса, когда он попытался просунуть палец под слишком тугую повязку. – И вообще встань! – проходя мимо, она столкнула ноги Сириуса со спинки кровати – Ты не болеешь.
«... прокомментировал прошение Крауча и добавил, что подобная политика ничем не отличается от политики Темного Лорда. О недавнем поражении Фицджеральда Боунса в страйке дементоров Азкабана слушайте после рекламы... та-да-да-дам! Бобы «Берти Боттс»...»
– Я болен этой гребаной жизнью, – вздохнул Сириус, возвращая ноги на место.
– Откуда у тебя этот ужасный шрам, Джеймс? – вдруг спросила Мэри. Она сидела ближе всех к нему, обняв руками спинку его кровати, и рассматривала его голый торс. – Я не видела его раньше.
Джеймс быстро взглянул на Лили. Щеки Эванс слегка порозовели, губы сжались в ниточку, но больше она никак не выразила свое возмущение и отвернулась.
В другой ситуации он с радостью выложил бы всю историю во всех подробностях. Но теперь, когда Джеймс смотрел на ровную полосу у себя на боку, то почти и не помнил белую вспышку проклятия, красную боль и малодушные помыслы о быстрой смерти. Помнил только проблеск зеленого света, который вытащил его с того света, и бесконечный миг до него, когда девушка, которая презирала его всю жизнь, сделала один шаг, другой, а потом вдруг бросилась к нему через вымершее ночное пепелище. Этот шрам – их общий секрет. И трепаться о нем нельзя. Как и пялиться.
– Не смотри на меня так, Мэри, я стесняюсь, – и под смех Сириуса Джеймс по-девичьи закрыл грудь широкой мускулистой рукой.
– Кстати, как там сотрясение Питера? – Алиса закуталась в плед и неодобрительно посмотрела в окно, на грозу, которая набрасывалась на замок с такой силой, словно хотела выломать его из скалы и утопить в озере. – Как он себя чувствует?
– Жить будет, – проворчал Бродяга, постукивая пальцем по мигающей лампе на тумбочке. – В мире, здоровье и полной бесполез...
– Он до сих пор не помнит, как упал? – Лили помогла Джеймсу надеть рубашку.
– Нет, – вздохнул он, чувствуя себя совершенно беспомощным. – Не помнит.
– Вечером у него было все в порядке, – заметила Лили, ни к кому в особенности не обращаясь. – А утром вдруг обнаружилось сотрясение. Он что, упал с кровати?
Сириус, листающий учебник в поисках новых картинок, издал сиплый смешок. Алиса, снова было задремавшая в теплом и мягком кресле, встрепенулась, отобрала у парня свой учебник и легонько хлопнула его им по голове.
– Почти, – улыбнулся Джеймс.
Они с Сириусом так и не смогли выяснить, чем занимались в таинственном подземелье слизеринцы в тот злосчастный вечер. Когда Хвост находился за дверью, они тащили в Крыло упирающегося Ремуса и пытались при этом не попасться на глаза Филчу. Новый школьный смотритель был даже свирепее Аполлона Прингла и уже наточил на Джеймса и Сириуса зуб, так что путь занял у них довольно много времени – не так-то легко было держать Ремуса, мантию и свет.
Пока мадам Помфри благополучно отпаивала бедолагу Ремуса настоем из волчьей ягоды и серебрянки, Джеймс вернулся в подземелье и выяснил, что Питер потерял сознание, ударившись в темноте головой, потому ничего не узнал.
– Я просто ушам своим не верю! – заявил Бродяга, когда Хвост на следующий день за завтраком поведал им историю того, как очнулся в пустой и темной комнате. – Ты пролез в тайное логово слизней, и вместо того, чтобы наконец-то выяснить, кто убил мракоборца в поезде, и что они замышляют теперь, ты отключился? Как тебе удается быть таким придурком, Хвост?!
– Я испугался!
– Да лучше бы ты обосрался от ужаса...
Ремус подавился овсянкой.
– Спасибо тебе, Бродяга, большое спасибо, – он взял салфетку.
– ... но все выяснил!
– Это ты виноват! – пробовал обороняться Питер. – Ты бросил меня там одного! Ты забросил меня в эту дверь! Я ударился головой, потому что ты неудачно меня запустил, что я мог с этим поделать?!
– То есть это я виноват, что у тебя глаза на заднице?!
Джеймс не выдержал.
– Заткнитесь оба! Нет сил слушать! Сириус, Хвост не виноват, это был несчастный случай! Он просто ударился головой. И кончай орать, я, похоже, уже оглох на одно ухо. Хвост, в следующий раз прояви больше сноровки, ты же крыса, а не дракон! Вот если оленя запустить в воздух...
Сириус фыркнул от смеха.
– ... он вряд ли удачно приземлится, но ты-то меньше, должен быть ловчее.
Питер насупился, но ничего не сказал.
С того дня Сириус завел привычку изводить Питера язвительными замечаниями на каждом шагу, а когда тот обращался к нему с какой-нибудь просьбой, Блэк просто делал вид, что не слышит, или вовсе уходил.
– И надолго это? – спросил Джеймс, когда с одеванием было покончено.
– Мадам Помфри поместила в сустав специальные чары, – ответила Лили, по-прежнему не глядя ему в глаза и так резко застегивая все пуговицы на толстовке, словно хотела побить рекорд по скорости застегивания. Джеймс с тоской припомнил, как в лесу она медленно, одну за другой расстегивала пуговицы на его рубашке, и вздохнул. – Так что через пару часов уже сможешь снять повязку. Постарайся не сильно размахивать рукой.
– А когда я смогу играть?
– Это все, что тебя интересует? – прошипела Лили так, чтобы слышал только он, и, застегнув последнюю пуговицу, решительно повернулась к нему спиной. – Сириус, будь так добр, проводи Алису в гостиную, а то она уже, кажется, спит.
– Я не сплю! – возмущенно промямлила Алиса сквозь сон.
Сириус бросил ее книгу на стол и легко вскочил с койки.
– И проследи, пожалуйста, чтобы она отправилась спать, – добавила Лили. – Я подежурю одна сегодня, – с этими словами она ушла в кабинет мадам Помфри.
– Без проблем, – Сириус осторожно поднял Алису на руки. Та только сонно дернула головой, мол, я и сама дойду, и окончательно провалилась в сон. – Что-что, а укладывать девушек спать я умею.
Сириус обернулся и поймал на себе любопытный взгляд Тинкер.
– Колыбельные. Я хорошо пою, – быстро сориентировался он. – Да. У меня просто превосходный голос, – Сириус поудобнее обнял Алису и окинул взглядом усмехающиеся лица. – Всем спокойной ночи. Увидимся в гостиной, кэп, – бросил он напоследок Джеймсу и покинул Крыло.
Марлин покачала головой, глядя ему вслед, и переглянулась с Крессвеллом. Мэри покосилась на дверь, за которой скрылась Лили, и пересела на кровать к Джеймсу, зачем-то поправив складки рукава на его выбитом плече.
Джеймс набрался мужества и наконец посмотрел на свою команду.
Ребята смотрели на него так, словно он лежал пластом и умирал.
Ну конечно, ловец с поврежденной рукой, да еще и перед самым решающим матчем.
Просто класс.
Джеймс перевел взгляд на Тинкер.
Она угрюмо взглянула на него в ответ из-под пышной копны волос. Тинкер не была красавицей. Типичная ирландка: круглое, как блин, личико, заляпанное веснушками, небольшой строгий рот, нос кнопкой, тонкие пышные кудряшки. Вдобавок к своей сырой, некрасивой внешности бедняжка была нема от рождения, однако ее большие темно-синие глаза говорили так громко, что ее недуг совершенно забывался.
Вот и сейчас.
– Эй, – Джеймс протянул к ней левую руку. – Не грусти, Тинки, я в порядке,
Бэлл моргнула.
– Нет, в порядке. Честно.
Она затрясла головой, так что пружинки волос замотались туда-сюда.
– Обещаю, мы надерем слизеринцам зад в ноябре. Ты сегодня так замечательно отделала нашего непобедимого вратаря, думаю, с Крошкой Люси проблем не возникнет.
«Крошкой Люси» называли Люсинду Толкалот, крупную плечистую скандинавку, заменившую в прошлом году Эмму Ванити на месте капитана команды и загонщицы. Она была выше Джеймса на голову, шире, по меньшей мере, в два раза и каждый раз размахивала своей битой так, словно отбивалась от невидимых драконов.
Тинкер беззвучно засмеялась, проворно забралась к Джеймсу на постель, залезла ему под здоровую руку и обняла его за пояс. Мэри неодобрительно покосилась на нее, но не встала.
– Не за что, мышонок! – улыбнулся Джеймс и потрепал девочку по голове. – А пока будешь за главного, договорились?
– Да, это все замечательно, Поттер, – покивал Дирк. Он по-прежнему смотрел в пол, мрачный, как туча. – Это, безусловно, круто поднимает мою самооценку, но только как мы будем тренироваться без капитана?
– Самостоятельно, – твердо сказал Джеймс, не убирая руки с головы Тинкер. – Стратегия вам известна. Думаю, дело в паре недель, а затем я снова сяду на метлу. И скажите Бенджи и Динглу, чтобы не расслаблялись, а не то я им их биты засуну в... нос.
– Ты хотя бы приходи посмотреть! – напомнила Марлин, и Мэри тут же согласно закивала. – Я никогда себе не прощу, если мы уступим Кубок этим слизням.
Лили вернулась в Крыло с целой кипой бумаг.
Джеймс поднялся на ноги.
Лили на миг замерла, увидев, как с него соскользнули ладони Мэри, но ничего не сказала и подошла к рабочему столу Алисы.
– Ладно, мы пойдем ужинать, – Дирк протянул руку, и Тинки, перескочив через спинку кровати, спрыгнула на пол. Другой рукой он обнял за плечи Марлин. – Выздоравливай, Джим. И поскорее.
Джеймс кивнул.
– Идем, Мэри, – Марлин остановилась, придерживая для нее дверь.
– Выздоравливай, – проникновенно попросила она, коснувшись его здорового плеча, и побежала к Марлин.
Дверь закрылась, и воцарилась тишина, нарушаемая только похрипыванием приемника.
«... выразил надежду, что под руководством нового главы Департамент положит конец восстанию оборотней на юге страны...»
Лили опиралась ладонью на стол и крутила ручку, как будто не замечая, что сбивает станции. Джеймс оглянулся на дверь и подошел к девушке.
– Эй... – он погладил ее по напряженной спине.
Она дернула плечом, сбрасывая его руку.
– Лили, перестань, – Джеймс просунул руку ей под локоть и обвил за талию, прижимая к себе.
– Отпусти.
– Не-а, – он прижался носом к теплой ямке между шеей и плечом.
– Пусти!
– Не-ет. Ну в чем дело, ты из-за Мэри так расстроилась? Перестань, ты же знаешь, что... – «я твой», – она в моей команде, я не мог запретить ей прийти сюда...
– Да при чем тут Мэри! – Лили резко обернулась. – Джеймс, скажи мне, почему, ну почему тебя вечно так тянет рисковать своей головой?
– Так в этом все дело? – он даже рассмеялся от облегчения, но сразу же осекся, увидев, как Лили изменилась в лице.
– Джеймс, тебе что, совсем на меня наплевать?
Он перестал улыбаться.
– Как ты можешь?..
– Мои родители и сестра на другом конце света, и я не знаю, увижу ли их еще когда-нибудь. У меня нет других родственников, и, возможно, я тебя сейчас сильно напугаю, но у меня действительно никого нет, кроме тебя.
Ему вдруг страшно захотелось ее обнять, но сначала надо было дать ей договорить.
– ... а ты то бросаешься в драку, то кувыркаешься на своей метле так, что у меня внутри все переворачивается, приходишь среди ночи весь в синяках и ссадинах, ломаешь пальцы, выбиваешь руки... и... и если ты готов рисковать своей жизнью двадцать четыре часа в сутки, и тебе все равно, что с тобой случится, то пожалей хотя бы меня! – она расстегнула и снова застегнула пуговку у него на кофте. – Я устала постоянно думать о том, с какой очередной раной ты придешь ко мне. По-твоему, мне легко было смотреть на это сегодня? – и наконец-то, хвала Мерлину, она сделала то, чего Джеймс хотел с самого начала: ласково погладила его многострадальное плечо, а потом обняла за пояс и прижалась к его груди. – Джим, если с тобой что-то случится, я не переживу, понимаешь? – она шмыгнула носом и вскинула на него беспомощный виноватый взгляд, а когда увидела, что Джеймс улыбается до ушей, сердито толкнула его обеими руками. – Ты просто невозможен! Ты ужасный эгоист, Поттер! Пусти! Отпусти меня сейчас же!..
Снаружи ударил гром.
Лампы замигали, и приемник снова затрещал. В соседней комнате скрипнул отодвигаемый стул.
– Джеймс... сейчас мадам Помфри придет, – прошептала Лили в его губы и попыталась высвободиться.
– Ну и что? – выдохнул он, развязывая узелок на ее повязке.
Тяжелые локоны упали ей на плечи.
– Эванс, ты еще можешь меня остановить... – прошептал он, когда почувствовал, что теряет голову. – Прямо сейчас... давай...
– Заткнись, – шепнула она, снимая с него очки, и дальше все было как в тумане. Ее дыхание, его дыхание. Стоять стало неимоверно тяжело. Джеймс вдруг почувствовал себя очень сонным и потянул Лили за собой на больничную койку.
Джеймс запустил руку под подол унылой серой больничной формы, нашел там теплую ножку и весь затрепетал, скользнул выше, чуть сжал мягкую нежную кожу, потом еще выше... еще... еще...
Дверь, ведущая в кабинет мадам Помфри, громко хлопнула.
Лили взвилась как ужаленная, а Джеймс упал на грешную землю.
– Мисс Эванс?
Ему никогда не нравился голос мадам Помфри.
– Мисс Эванс, вы где?
Но сейчас особенно.
– Мисс Э... вот вы где! – медсестра заглянула за ширму. Лили обернулась к ней, безуспешно пытаясь пригладить растрепанные волосы, Джеймс наоборот неторопливо, лениво поднялся и приличия ради застегнул несколько верхних пуговок на кофте, хотя особого смысла в этом не было: мадам Помфри и так поняла, чем они тут занимались. Точнее, пытались заняться.
Неодобрительно взглянув на свою практикантку, она шагнула вперед и сцапала Джеймса под локоть. Ладошка Лили чуть сжалась, а потом выскользнула из его пальцев.
– Что вы тут сидите, мистер Поттер? У вас обычный вывих, вы уже можете идти! – ворчала она, увлекая его к двери. – Хватит отвлекать мисс Эванс, она должна работать. А вы – отдыхать и не перенапрягаться!
– Мадам Помфри, а если я поклянусь здоровой рукой, что не буду мешать, вы разрешите мне остаться? Уже поздно, я провожу Лили до ее комнаты.
– Боюсь, что для держания этой клятвы вам не хватит рук, мистер Поттер. Нет-нет, идите на ужин!
– Ну пожалуйста! Можете трансфигурировать меня в фикус или кусачую герань. Тогда я точно не буду мешать, честное слово, я буду просто стоять в углу и радовать вам глаз!
– Я превращу вас в клизму, если вы сейчас же не уйдете!
– Не надо в клизму, мадам Помфри...
– До свидания, мистер Поттер! – мадам Помфри вытолкала его за порог и плотно затворила дверь, но как только она отошла, ручка снова скрипнула, и дверь приоткрылась. – Ради всего святого, никуда ваша мисс Эванс не денется! Брысь отсюда, Поттер! – и она захлопнула дверь, сердито одергивая на себе платье.
* * *
– Вы – Лили Эванс?
Лили подняла взгляд от тысячной карточки и устало посмотрела поверх горячей лампы.
В Крыло заглядывал щуплый лопоухий мальчишка-первокурсник. Вместо носа из середины его лица торчала морковка.
– Да, я, – она отложила перо и встала из-за стола. – Проходи, Криви.
Мальчик торопливо вошел в помещение.
– Помогите мне, меня заколдовали одноклассники, – скороговоркой произнес он, плюхнулся на койку и окинул Лили странным придирчивым взглядом.
– Вы устроили дуэль?
– Нет! – выпучил глаза тот.– С чего вы взяли?
– Даже не знаю, – протянула Лили, вынимая палочку. За последний час это был уже третий гриффиндорец со следами шутливых чар на лице. – Наверное, мне показалось, – и она легонько стукнула палочкой по его носу.
– А вы точно Лили Эванс? – подозрительно и гнусаво спросил Криви, пока она возвращала его носу изначальный вид.
– Точно.
– А у вас все хорошо? – не отставал он, глядя на нее так, словно она украла его вкладыши из «шоколадных лягушек».
Лили выпрямилась и спрятала палочку в карман.
Она прищурилась, начиная догадываться, в чем дело.
– А что?
– Вас никто не обижает?
– Нет, Криви, – она наклонилась к мальчику, уперев руки в бока. – У меня все просто отлично. А тому, кто наколдовал тебе эту морковку, можешь передать, что следующего хитрого мальчишку я отправлю прямиком к профессору Макгонагалл!
– Мне пора! – выпалил Криви, соскочил с кровати и пулей вылетел из Крыла.
Лили вернулась за стол и села, потирая затекшую шею.
Ей ужасно надоело возиться с бумажками и переписывать бесчисленные имена, возрасты и болячки в толстенную книгу. Но еще больше надоело постоянно отвлекаться на шпионов Джима и возвращать уши, рты, носы и руки в нормальное состояние. Ей было приятно, что он беспокоился за нее, но совершенно не нравились формы, в которых проявлялось его беспокойство. Как и то, что он отвлекал ее от работы, за что она уже получила выговор от мадам Помфри.
Лили сделала себе чай.
Ужасно хотелось спать...
Тяжело вздохнув, она снова взялась за ненавистное перо.
И ровно через десять минут в дверь снова громко постучались.
– Ну что опять? – простонала Лили, поднимая голову.
В крыло вошел... Северус.
Лили вскочила.
Как всегда похожий в своей длинной черной мантии на гигантскую тощую ворону, ее бывший лучший друг боком протиснулся в дверь. На руках у него съежилась небольшая человеческая фигурка.
– Что случилось?! – Лили обежала стол. – Мадам Помфри! – позвала она, но, похоже, медсестра опять ушла в кладовую. – Мадам Помфри!
– Кто-то подсунул ей шкатулку с соком тентакулы за ужином, – пропыхтел Северус.
Лили помогла ему уложить пострадавшую на постель. Роксана судорожно всхлипывала и отчаянно цеплялась за их руки. Глаза ее были крепко зажмурены, кожа вокруг них покраснела и страшно воспалилась, ресницы выпали. Губы мелко дрожали, и было видно, как зубы за ними выбивали дробь.
– Она открыла крышку, и ей в глаза прыснул сок. Немного, но...
– Кто это сделал?!
– Лили?! – Роксана дернула головой в сторону, услышав ее голос, и тут же вскинула руку. – Лили, это ты?
Лили поймала ее ладонь и крепко сжала.
– Да, Роксана, это я, я, ты в Крыле, все будет хорошо!
– Лили, я ничего не вижу! – задыхалась она. – Мои глаза... они... они...
Лили почувствовала, как в горле засел ком, и натужно сглотнула.
– Все будет хорошо, – твердо произнесла она. – Слышишь? Мы вернем тебе зрение, обязательно вернем, обещаю!
– Моя сумка, Лили! Мои вещи, там все мои вещи, я их потеряла. Пожалуйста, найди их и верни!
– Я найду ее, но пока скажи мне, кто дал тебе эту шкатулку?
– Я не знаю! Я ничего не поняла, мне дал ее какой-то мелкий... и там б-была з-записка, – и она, промахнувшись в первый раз, сунула Лили в руки какую-то бумажку. – Я открыла крышку... и... и... – она задыхалась так, словно только что пробежала дистанцию.
Лили развернула комочек дорогого белого пергамента.
– «Сегодня твои глаза сияли... С.О.Б.», – она сглотнула. – Ничего не понимаю. Это же почерк...
– Блэка?
Роксана резко вскинула голову.
Лили взглянула на Северуса и покачала головой, сложив листок.
– Этого не может быть, – твердо сказала она. – Сириус никогда бы так не поступил.
– В Хогвартсе не так много людей с такими инициалами, у которых присутствует жажда к жестоким розыгрышам... – процедил Северус. – Хотя ты, может быть, уже считаешь это нормальным.
Лили метнула на него гневный взгляд, но сказать ничего не успела, потому что дверь в кабинет медсестры неожиданно распахнулась, и появилась мадам Помфри. В руках у нее позвякивала коробка с лекарствами, которые Лили должна была рассортировать еще полчаса назад.
– Это еще что?! – медсестра торопливо примостила коробку на первом попавшемся столике и подбежала к постели Роксаны. – Почему вы не позвали меня, мисс Эванс? Что такое с мисс Малфой?
– Ожог концентрированным соком тентакулы, – Лили проглотила несправедливость.
– Ради всего святого! – мадам Помфри оттеснила ребят в сторону и схватила лицо Роксаны ладонями. – Кто это станет баловаться подобными вещами? Ну это ничего, мисс Малфой, успокойтесь, эти пятна мы вмиг вылечим, не страшно. Откройте-ка глаза.
Роксана замотала головой.
– Я не... н-не...
– Открывайте, мисс Малфой!
Несколько долгих секунд Роксана часто втягивала воздух сквозь стиснутые зубы, и тело ее при этом сотрясалось, как в лихорадке, а потом она очень медленно приоткрыла ресницы, и на Лили взглянули две совершенно пустые глазницы.
* * *
В прошлый понедельник в Школе снова появилась Метка.
На сей раз не на доске.
Кто-то напал на маглорожденного мальчика в ночь с субботы на воскресенье, поиздевался над ним и выцарапал Метку прямо у него на лице.
Беднягу нашли только в понедельник, когда начались уроки, и ученики вошли в класс зельеварения. Паренек лежал на полу и ревел, как пятилетняя девочка.
Скандалы сродни вспыхнувшему пороху. Достаточно только поднести спичку, и проблем не оберешься. Кто именно напал на мальчика, держалось в секрете, поговаривали только, что это был кто-то из старшекурсников Слизерина, и что его исключили в то же утро, но факультеты гудели, как потревоженный улей, а совиная почта по утрам затрудняла завтрак. Разговоры не утихали. Ученики ходили по коридорам, нервно оглядываясь, а когда рядом появлялся кто-то из слизеринцев, все сразу же сбивались в кучки. Понимание того, что враг проник за стены Хогвартса, сковало школу, как ранний мороз.
Джеймс не оставлял Лили одну ни на секунду. Она раздражалась, когда выходила из уборной и случайно ударяла Джеймса дверью по спине, потому что он никого туда не пускал. Обижалась, когда он вытаскивал ее из библиотеки до ужина, и закатывала глаза, когда он украдкой бормотал «Специалис Ревелио» над ее едой.
Вот и сегодня.
Ему надо было поесть хоть что-нибудь, потому что с самого завтрака у Джеймса во рту не было ни крошки. Пока он торопливо забрасывал в себя ужин, первоклашки с точно выверенным интервалом бегали в Крыло и получали за это по галлеону, а потом он и сам побежал в башню Гриффиндора. От дурацкой повязки он избавился, потому что не хотел, чтобы на его руку все пялились, вытащил из чемодана мантию и побежал в Крыло.
Там нашел удобный, скрытый в тени подоконник недалеко от входа и занял свой пост, надеясь, что Лили уже скоро закончит заниматься, и он благополучно отведет ее в гостиную...
Но не тут-то было.
Сначала он боролся со сном, боясь, что проспит, как Лили выйдет в коридор, но потом мерный стук капель по стеклу, теплый свитер и умиротворение, подаренное горячим пирогом с мясом, сделали свое недоброе дело.
Джеймс привалился головой к стеклу, всего лишь на секундочку прикрыл глаза и удачно провалился в сон.
Разбудил его звук захлопнувшейся двери и громкий резкий голос.
– Лили, подожди!
Он вскочил.
Лили выпорхнула из Крыла, стремительная и невесомая, точно тень. Следом за ней по пятам бежал Снейп.
Джеймс сорвался с места, на бегу вынимая палочку...
– Нам надо поговорить!
– Я так не думаю. Отстань от меня.
– Нет, стой! – он схватил Лили за плечи и несколько раз пожал ее руки, словно проверял их мягкость. Что-то нехорошее, яростное и горячее зашевелилось у Джеймса внутри.
Он вскинул палочку и... опустил руку.
Лили не оттолкнула Снейпа, когда он сделал это.
И даже не отодвинулась, даже когда этот крючконосый урод сунулся к самому ее лицу.
Не вполне доверяя своим глазам, Джеймс убрал палочку и подошел ближе.
– Лил, это важно, я искал возможности сказать тебе... – Снейп облизал губы, обшарил взглядом все ее лицо, и вдруг... – Ты должна немедленно уехать из школы!
Было видно, что он долго готовился сказать эти слова...
– Что? – у Лили вырвался смешок, она мотнула головой и наконец-то стряхнула с себя его руки. – Хватит, у меня нет на это времени.
– Нет, Лили, послушай меня! – истерично выкрикнул Снейп. – Просто послушай. Я должен тебя предупредить. Должен... скоро в Хогвартсе... – Снейп нервно оглянулся, но в коридоре было пусто – все ученики были на ужине, а Джеймса, который стоял от них в нескольких шагах и ловил каждое слово, он видеть не мог. – Скоро здесь случится что-то... ужасное.
– Что случится?
Желтое лицо исказила мука.
– Я не могу сказать! – простонал он. – Просто поверь мне. Скоро здесь будут происходить ужасные вещи. Темные. И тебе нужно... нужно... ты должна сделать так, как я говорю...
– Ради Мерлина, я ничего никому не должна! И с какой стати мне тебе верить? Не о тех ли темных вещах ты говоришь, что устраиваешь сам в компании Мальсибера и Эйвери?
Нюнчик вздрогнул, как от щелчка кнута.
– Ты обрушиваешься на меня, утверждаешь, что в школе произойдет несчастье, но какое – сказать не можешь, – ее голос становился все звонче. – Сообщаешь, что я якобы в опасности, но в какой – опять не говоришь! Ты, Пожиратель Смерти...
Снейп нервно оглянулся.
– ... говоришь мне, грязнокровке, что я должна тебе поверить? И послушать тебя? По-твоему, это вызывает доверие? Ты просто лицемер, Северус, и я не собираюсь...
– Лили, разве я когда-нибудь желал тебе зла? – промямлил он. – Разве попрекал тебя твоим... выбором? Я никогда тебе не врал! – вдруг несдержанно выпалил он. – Ты всю жизнь ненавидела Поттера, по крайней мере, говорила, что ненавидишь, а сейчас что же?
– Замолчи сию же секунду! – крикнула Лили. – Какое право ты имеешь сравнивать Джеймса...
– Джеймса!
– ... с занятием Темной магией?! Ты его не знаешь, совсем не знаешь!
– Вот видишь, из нас двоих я меньший лицемер!
– Ну и отлично! – Лили решительно зашагала прочь, но Снейп вдруг поймал ее за руку.
– Я всегда говорил тебе правду, я не скрывал, что интересуюсь... и не вру тебе сейчас! В Хогвартсе больше не будет безопасно, и особенно для...
– Грязнокровок?
Слово прозвучало так резко, что было похоже на пощечину. И Снейп поморщился так, словно его вдруг поразила резкая головная боль.
– Да, – тяжело произнес он, поглядывая на нее, как на источник слепящего света. – Лилз, я... я правда хочу тебе помочь. Умоляю, поверь мне.
– Мне не нужна твоя помощь. Обо мне есть кому позаботиться... – голос ее чуть дрогнул на этих словах.
«... у меня никого нет, кроме тебя...»
«... Джим, если с тобой что-то случится, я не переживу...»
– Не знаю, чего ты добиваешься и какую цель преследуешь, но если тебя и в самом деле так заботит моя судьба, поговори о ней со своими «друзьями»! А меня оставь в покое!
– Это что, из-за Поттера? Не будь дурой! – он перехватил ее. Лили рванулась назад, Снейп сжал захват сильнее, словно удерживал ее от попытки вбежать в горящий дом. – Вряд ли он выразит тебе свою благодарность, если ты умрешь, Лили, он просто найдет себе кого-нибудь еще, а я потеряю тебя, понимаешь, потеряю...
– Импедимента!
Снейпа отшвырнуло назад.
Джеймс ошалел от такой быстрой волшебной работы.
– Я сказала, оставь меня в покое! – крикнула Лили и бросилась в темень коридора. Каблучки гневно застучали об пол.
Придя в себя, Снейп бросился было следом, но тут уже Джеймс опомнился и резко взмахнул палочкой.
Заклинание развернуло Снейпа и крепко шарахнуло спиной об стену.
Джеймс сбросил с себя мантию.
Черные глаза полыхнули ненавистью, как только взгляд их сфокусировался на Джеймсе, рука метнулась к карману. Короткий резкий взмах – палочка выпорхнула из его кармана и растворилась в темноте.
– Поттер...
Джеймс размахнулся и всадил кулак в тощий живот.
Снейп согнулся, выхрипев по частям какое-то проклятие.
Джеймс встряхнул руку и взял Снейпа на прицел, заставив выпрямиться.
– Итак... – он шмыгнул носом, с трудом удерживаясь от того, чтобы не вылить на него весь арсенал заклятий. – Что за херня, Снейп? Что угрожает Лили?
– Не твое... собачье... дело... – выплюнул Снейп, тщетно пытаясь вывернуться.
– Все, что касается Лили – мое!
– Интересно, она уже знает, что ты присвоил ее, как очередную метлу?
– Говори, что вы там задумали, или я тебя в окно выкину, ушлепок!
– Иди... к черту! – похрипел он.
Джеймс сграбастал Нюниуса за ворот мантии и оттащил к окну. Заклинанием распахнул раму.
– В последнее время мои мечты сбываются! – прорычал он. Снейп сглотнул, в ужасе вцепившись в подоконник. – И я не позволю такому дерьму как ты угрожать ей, пугать или хватать ее своими лапами. Так что говори, или я тебя выкину! Кстати, отличная возможность научиться наконец летать!
– А все считают, что ты изменился, Поттер, – Снейп схватился за раму. – Как видно, люди не меняются в один миг. Лили была абсолютно права, когда называла тебя самонадеянным кретином с бладжером вместо мозгов...
– О-о, да я просто раздавлен! – пропел он прямо в искаженное ненавистью лицо Снейпа. – Ты разбил мне сердце! Что бы Лили ни говорила, она все равно со мной! Непосильная задачка, да, Нюниус? – он встряхнул его.
Снейп вдруг сипло засмеялся.
– И сейчас она с тобой?
Джеймс обмер.
Сердце превратилось в лед и ухнуло в желудок.
Лили ушла.
Одна в темной школе...
Как же он мог...
Идиот, идиот, идиот!
– Как это типично для тебя, Поттер, – цедил свой яд Снейп, торжествующе сверкая глазами. – Размахивать руками, когда надо пораскинуть мозгами.
Джеймс быстро обуздал панику и заставил себя улыбнуться.
– Ну как мы только что видели, Лили в состоянии постоять за себя, если к ней начнет приставать такой придурок, как ты! Она моя девочка, – добавил он, наслаждаясь тем, как посерел Снейп при этих его словах. – Скажи, Снейп, обидно, что теперь не я, а моя девушка размазывает тебя по стенке?
– Она не твоя, Поттер, – выпалил он. – И никогда не будет! Я знаю Лили дольше, чем ты, да я все знаю о ней! Она делилась со мной такими секретами, о которых ты не узнаешь никогда! Она любила меня всегда! Мы выросли вместе! Мы поссорились, да, но она простит меня, как только увидит, кто действительно заботится о ней, а кто только делает вид. И тогда мы снова будем вместе, потому что так правильно! А ты не более чем временное помешательство.
Несмотря на то, кто говорил эти слова, они довольно таки больно хлестнули Джеймса. Он проглотил ком в горле и зашипел.
– Я считаю до трех, уродец. А потом отправляю тебя в полет. Один... – несмотря на жуткую боль в руке, Джеймс повалил его на подоконник, так что немытая голова слизеринца оказалась снаружи. Тот в ужасе схватился за раму, но упрямо прорычал:
– Я ничего тебе не скажу.
– Два...
– Ты все равно не сможешь ей помочь. А я смогу. И тогда она поймет, кто способен о ней позаботиться, а кто только делает... вид.
С этими словами он вдруг ударил Джеймса рамой. Удар пришелся на плечо. От боли потемнело в глазах. Снейп вырвался. Джеймс наугад пальнул заклинанием, но промазал, выщербив из стены фонтан каменной крошки.
Схватив свою палочку, слизеринец наслал на него какое-то гадкое проклятие, похожее на облако жирного маслянистого дыма. Джеймс поставил блок, но прежде чем он снова смог видеть и атаковать, враг слился с темнотой.
* * *
– Ремус, где Сириус?
Ремус поднял голову от книги. Вид у него был такой, будто он не спал всю неделю. Но стоило ему увидеть выражение лица Лили, уставшие карие глаза вспыхнули беспокойством.
– Что случилось? – он закрыл книгу.
– Потом, Рем. Где он?
– Наверху, – растерянно пробормотал Люпин, а когда Лили устремилась к лестнице, вдруг поспешно бросился вдогонку: – Лили, не ходи, он...
Лили взбежала по ступенькам, толкнула тяжелую деревянную дверь и остановилась, как вкопанная.
Сплетение двух полуголых тел на постели вздрогнуло, Анестези Лерой взвизгнула и подскочила, а Сириус немедленно оторвался от неё и обернулся.
– Ты спятила, Эванс? – возмутился он, торопливо слезая с девушки и застегивая брюки. – Не знаешь, что в закрытую дверь надо стучать?! – он сдернул со спинки кровати рубашку.
Лили подошла ближе.
Щеки ее пылали, но желание дать Блэку хорошего пинка никуда не делось.
– Это ты спятил, Блэк! – прошипела она, доставая из кармана злосчастную записку. – Ты хоть понимаешь, что мог натворить?!
– Мы предохраняемся, если ты об этом!
Лили швырнула в него записку.
Бумажный шарик ударился о его плечо и упал в складки одеяла.
– Это еще что?
Сириус развернул записку.
Брови его взлетели вверх.
– Где ты это взяла?
– А ты не догадываешься?
– Если честно, боюсь представить.
Он покосился на Анестези, которая тем временем спешно одевалась у него за спиной, бросая на Лили опасливые взгляды.
– Мне это отдала Роксана!
Брови Блэка поднялись еще выше.
– Малфой?!
– Да. После того как ослепла из-за твоего замечательного подарка.
– Какого еще подарка? Что за бред ты несешь, Эванс? – он моргнул. – Подожди. Ослепла?
В спальню вошел Ремус и смущенно почесал в затылке.
Сириус наградил его гневным взглядом и снова повернулся к Лили.
– Не делай вид, что не понимаешь! Концентрированный сок тентакулы, Сириус! Как ты мог такое сделать, да ты хоть понимаешь, чем все это могло кончиться?
– Остынь! Я ничего ей не делал, спроси кого угодно, я весь вечер был здесь! И мне бы в голову не пришло травить... кого бы то ни было! Как ты вообще могла такое подумать?
– Как я могла?! Знаешь, после всех этих лет, Блэк, я начинаю сомневаться, что для тебя существуют хоть какие-то границы!
– Великолепно! – рявкнул Сириус и отшвырнул записку. – Теперь я убийца?!
– Я не говорю, что ты убийца, Сириус! – уязвленно крикнула Лили. – Но шутка – шутке рознь, и ты иногда просто не видишь разницы между розыгрышем и жестокостью!
– Ты и в самом деле так считаешь?! – угрожающе начал было он, но тут в их спор попыталась вмешаться Анестези, видимо, решившая, что проблема в ней, и Сириус гаркнул: – Не лезь!
Француженка обиженно поморщилась, отступила от него и выбежала из спальни.
Ремус решил взять дело в свои руки.
– Послушай, Лили... я видел, как Сириус писал эту записку.
Они синхронно повернулись к нему.
– Видел?
– Да. Еще на прошлой неделе. И отдал ее...
– Кому?
– Забини! – простонал Сириус и, не дав им сказать ни слова, вылетел из спальни, грохнув дверью.
* * *
Одна лестница, другая, третья. Сириус летел вниз, полыхая от злости, и даже не оборачивался, когда случайно врезался в кого-нибудь.
Чертова гадина!
Подлая идиотка!
Да как она посмела?
За кого она себя принимает?!
– Ай!
Сириус торопливо извинился перед какой-то девчонкой, выходившей из кабинета профессора Джекилла, преодолел еще два пролета и скатился по парадной лестнице в Холл.
Удача – в гостиную Слизерина бежать не пришлось – Блэйк как раз выходила из Зала в окружении своей пустоголовой блестящей свиты. В руках у нее была знакомая сумка из красной тертой кожи дракона. И в тот момент, когда Сириус ее заметил, Блэйк как раз доставала из этой сумки маленькую пластмассовую коробку, опутанную проводом.
Словно что-то толкнуло Сириуса в спину, и он крикнул:
– Блэйк!
Она вскинула голову.
– Сириус! – Забини совершенно искренне расцвела, бросила подружек и побежала ему навстречу.
Виданное ли дело, чтобы Блэйк Забини бежала к кому бы то ни было, быстро-быстро перебирая своими точеными ножками на высоченных каблуках? Но Сириусу уже было наплевать. Он кипел от злости.
– Я как раз хотела сказать тебе кое-что важное! – она на ходу выудила из своей сумки какую-то бумагу. – На прошлой неделе я ездила в...
– Потом, – он поймал ее локоть и потащил прочь, игнорируя протестующее попискивание и удивленные взгляды брошенных подружек. Что бы там ни было, выяснять отношения при всех – не его метод.
– Что такое? – смеялась Блэйк, и голос ее подскакивал от быстрой ходьбы. – Куда мы идем?
Сириус молча стащил ее за собой по лестнице, ведущей в кухонный коридор, легонько толкнул тщедушное тельце к стене и уперся ладонью в камень рядом с ее лицом.
– Ты что, соскучился? – кокетливо промурлыкала она и протянула руку к его лицу.
– Нет, – Сириус отстранился.
Блэйк обиделась и опустила руку.
– Что это с тобой? – нормальным тоном спросила она.
– Зачем ты это сделала?
– Что сделала? – она так невинно хлопнула завитыми ресницами, словно и в самом деле не понимала, о чем он. Но Сириус заметил, как понимание мелькнуло в ее холодных глазах. – О чем ты говоришь?
– Я задал тебе вопрос, Забини.
– С каких пор ты опять называешь меня...
– С тех самых, когда ты начала подставлять меня, любимая, – в последнее слово он вложил всю злость, которая накопилась у него по пути из гостиной Гриффиндора. Вообще-то Сириус хотел провести беседу хладнокровно, но неожиданно для самого себя вдруг сорвался: – Какого черта ты сделала это с Малфой?! Ты думала, я не узнаю?!
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Блэк! – крикнула Блэйк, пытаясь перекрыть его голос.
Сириус ударил по стене рядом с ее головой, и девушка мигом присмирела.
– Я буду говорить в том тоне, какой считаю нужным! На кой черт тебе это было нужно?!
– Вся школа знает, что мы с тобой встречаемся, Сириус! Все знают, что мы – пара! И видят при этом, что ты таскаешься за Малфой, как за течной сучкой! И еще мне не нравится, когда на моего парня пялятся так, словно хотят съесть его на обед, – прошипела она, четко выговаривая каждое слово. – И это не только я заметила. Все знают, что она липнет к тебе с самого начала семестра. Все видели, в каком состоянии Малфой притащилась после вашего совместного наказания в начале месяца...
... ноги обхватывают его спину, руки сдирают рубашку, ногти царапают...
Cириус тряхнул головой.
– ... придумывать тебе оправдания! Все смеются надо мной! А я не привыкла к такому отношению!
– Сколько можно, я уже говорил тебе, мне плевать на нее!
– Да? А почему же ты так волнуешься? Сомневаюсь, что ты так же переживал бы, если бы подобное случилось со мной!
– Меня волнует только то, что ты подставила меня! – крикнул он. – Какого хера, Блэйк?!
– Я думала, этого будет достаточно, чтобы она разозлилась на тебя, – легкомысленно сказала Блэйк. – Теперь будет знать, как класть глаз на чужого парня. Но, думаю, теперь у нее это в любом случае не получится.
– И это все? Поэтому ты подсунула ей ядовитый сок?! Ты хоть понимаешь, что могла ее убить?
Блэйк легонько пожала плечиком, глядя на Сириуса с ленивым недоумением.
– Ну и что?
Сириус отшатнулся от нее так, словно она брызнула ему в лицо ледяной водой.
Наверное, так же он отскочил бы, наткнувшись в коридоре на большую ядовитую змею.
Только это была не змея.
Это была девушка, с которой он спал. Мечта всего Хогвартса.
Сириус недоверчиво смотрел на нее, а она смотрела на него, такая же равнодушная и бесстрастная, как и всегда.
– Где ее вещи? – убийственно-тихо спросил он.
– Какие вещи?
– Я знаю, что они у тебя. Давай сюда, – Сириус протянул руку.
– Я не... поняла?
– Мне вытащить палочку для убедительности? – он опустил руку и снова поднял. – Сумка Роксаны. Я видел ее у тебя, – Сириус щелкнул пальцами.
Глаза Забини стали очень злыми, губы задрожали.
Сдернув с плеча свой чемодан, она вытащила из него котомку Роксаны, усеянную значками, и бросила Сириусу.
Тот демонстративно раскрыл замок и заглянул внутрь, проверяя, все ли на месте, хотя сам и понятия не имел, что там могло быть. В глаза ему сразу бросился плеер.
– Сириус, ты же это не серьезно? Мы что, правда поссоримся из-за этой...
– Нет, – Сириус застегнул замок на сумке Роксаны и снова облокотился на стену, вжимая в нее Блэйк своим телом. – Мы уже поссорились. Но не из-за неё. А из-за того, что ты, любимая, не только дура, но еще и законченная стерва. И советую больше не совать свой прелестный нос в мою жизнь, – вкрадчиво молвил он. – А то вдруг мне захочется его оторвать, – с этими словами Сириус щелкнул ее по носу и оттолкнулся от стены, закинул сумку Роксаны себе на плечо и пошел прочь.
* * *
Кроме Роксаны в Крыле больше никого не было. На глазах у неё была повязка. Школьную форму сменила больничная пижамка, совершенно обыкновенная и скучная. Но, как и всегда, одного взгляда на соблазнительный изгиб её ног хватило, чтобы внутри все закрутилось в спираль и воткнулось куда-то в живот...
Роксана сидела на постели, обняв колени руками и уткнувшись в них подбородком.
Похоже, все было не так плохо. Иначе она бы, наверное, лежала за ширмой.
Сириус прикрыл за собой дверь и бросил взгляд на запертый кабинет мадам Помфри. На всякий случай взмахнул палочкой и подумал: «Оглохни!»
Судя по всему, Малфой услышала скрип двери, потому что неожиданно подняла голову и спросила:
– Кто здесь?
Сириус подошел ближе, жадно разглядывая своего любимого противника. Сейчас его никто не видел, в том числе и сама Малфой. Так что он мог насмотреться всласть.
– Лили? – жалобно спросила девушка, задирая ослепшее личико вверх. – Это ты?
Сириус наклонился к ее уху и молвил низким вкрадчивым голосом:
– Нет...
Роксана подскочила так, словно ее ударило током.
– Блэк?!
Сириус выпрямился и расплылся в улыбке.
– Узнала меня по голосу? Это очень лестно.
– Пошел вон, придурок! – отрезала она, всем своим видом демонстрируя отвращение. Даже голос ее дрожал от злости.
– Вообще-то... если тебе интересно, – Сириус опустился на край ее постели. Роксана тут же подтянула ноги к животу. – Это сделал не я.
– Конечно! – Роксана взмахнула рукой, чуть не стукнув себя по носу. Сириус подавил смешок. – Не ты! Тогда объясни-ка мне, почему Лили сказала, что в записке был твой почерк? Да ты хоть понимаешь, насколько мне было не смешно?
– Ну... – Сириус смущенно потер шею. – Это в самом деле была моя записка... но я писал ее не тебе.
Роксана скрестила на груди руки и отвернулась к окну.
Сириус увидел край обожженной кожи и помрачнел.
– И если хочешь знать, я не считаю смешным то, что эта сучка с тобой сделала, – тихо добавил он.
Повисла небольшая пауза. Роксана все так же молчала.
– Кстати, у меня для тебя есть сюрприз, – он полез в ее сумку. – Так, – Сириус вытащил из сумки плеер и распутал наушники. – Теперь закрой гла... хм.
Роксана фыркнула, как рассерженная кошка.
– Очень смешно, Блэк! – Сириус придвинулся ближе и нажал на кнопку «play». – Да я же сейчас просто лопну от...
Он одел ей наушники.
Роксана схватилась за уши.
– МЕРЛИНОВА МАТЬ!!! – заорала она, да так громко, что ее голос ударился обо все стекла во всех окнах. – Блэк, да как ты его нашел?!
– Магия, детка, – небрежно обронил он, нажав на паузу, а уже в следующую секунду Малфой вдруг выдернула наушники, бросилась к Сириусу через всю постель и крепко обняла.
– Спасибо, спасибо, спасибо! – жарко зашептала она, а потом – еще хуже – схватила его одной рукой за отвороты рубашки и... поцеловала в губы.
Сириус порывисто ответил, засасывая её язык в рот, но в эту же секунду Роксана вдруг отлепилась от него и шарахнулась к подушке. Даже в повязке вид у неё был шокированный и сконфуженный.
– Это что... это были... – она сглотнула.
– Губы? – засмеялся он и придвинулся ближе, не сводя с нее поблескивающих глаз. – Боюсь, что да...
Малфой выглядела так, словно была готова провалиться под землю, но Сириусу было все равно. Пусть она потом накинется на него с кулаками. Сейчас уникальный о всех смыслах случай.
Глупо им не воспользоваться.
Он потянулся к ее губам, как вдруг дверь, ведущая в Крыло, с грохотом распахнулась и ударилась об стену.
Сириус дернулся и обернулся, готовый сразить вошедшего первым попавшимся проклятием.
В Крыло ворвался Джеймс.
Никогда прежде Сириус не был настолько не рад своему лучшему другу.
– Ну наконец-то, Бродяга! – загремел его возмущенный голос. – Я тебя обыскался!
– Поттер, это ты? – подлила масла в огонь ни о чем не догадывающаяся Малфой.
– Он самый, – невозмутимо ответил тот и убрал одну руку, пропуская в Крыло Лили. Эванс уже успела переодеться в обычную одежду. В руках у нее был коричневый пакет.
– Бродяга, можно тебя на пару слов? – немного напряженным голосом позвал Джеймс.
Сириус встал. Малфой обеспокоенно вскинула голову.
Не зная, верно ли он истолковал этот жест, Сириус машинально сказал: «Я скоро», и вышел в коридор.
– Ну как ты? – спросила Лили, занимая его место...
– Какого черта, Бродяга?! Концентрированная тентакула! – Джеймс толкнул его к стене. – Ты спятил?!
– Мерлинова борода, да сколько можно? – взвыл Сириус. – Это был не я! Я виноват только в том, что не читал мысли этой долбанной кретинки Забини. Точнее одну, потому что больше в ее голове просто нет!
– Чего?
– Того! – рыкнул Сириус и вкратце изложил Джеймсу всю ситуацию. Под конец на лице Джеймса проступило долгожданное понимание.
– Она чокнутая, я тебе говорю! – Сириус с размаху плюхнулся на подоконник и вытряхнул из пачки сигарету. – С неё станется перетравить всех моих подружек! Бешеная идиотка.
– На всех ей просто не хватит яда, Бродяга, – заметил Джеймс, пристраиваясь рядом.
Они синхронно выдохнули дым.
Сириус горько вздохнул и изрек философским тоном:
– Эти женщины меня добьют.
* * *
– Никогда бы не подумал, что ты такая обжора, – потрясенно проговорил Сириус, глядя, как Малфой с космической скоростью уничтожает принесенный Лили ужин.
Она сидела на покрывале напротив, скрестив ноги по-турецки, и вгрызалась в куриную ножку. На салфетке лежали ржаные булочки с плавленым сыром внутри, а небольшой горячий термос, обернутый в полотенце, источал восхитительный аромат чесночного куриного бульона.
Сириус, который удачно пропустил ужин из-за всех этих событий, чувствовал себя просто отвратительно, глядя, как всю эту восхитительную снедь вместо него поедает кто-то другой.
Но посягнуть не мог.
– Ты сейчас взорвешься, и мы оба умрем, – печально заметил он.
– Тогда проваливай. Что ты вообще здесь забыл? – она случайно толкнула термос и точно схлопотала бы ожог, если бы Сириус взмахом палочки не направил выплеснувшуюся жидкость на место.
– Смотрю, как ты превращаешься в горного тролля, – парировал он, снова подпирая кулаком подбородок. – Ты всегда так много жрешь?
– Да, всегда, – прожевала она, передразнивая его и запила остатки курицы бульоном.
– Интересно, куда все это девается, – Сириус усмехнулся. – В характер уходит?
Роксана дернула плечами.
– Мне приходилось часто голодать, – она разломала хлеб на кусочки и принялась макать их в бульон. – В Дурмстранге тебя лишают еды на весь день, если ты плохо себя ведешь или получаешь плохие оценки, так что я голодала неделями. А в Шармбатоне нас кормили одной травой и постоянно взвешивали, – она презрительно фыркнула. – Поэтому Хогвартс для меня просто курорт, вас тут кормят как на убой, – и она взяла новую булочку.
– Как же ты выжила, если голодала неделями? – насмешливо спросил Сириус.
– Прятала в белье шоколадки и...
– М-м!
– ...и корочки хлеба! – рявкнула она и добавила уже тише: – И еще меня выручал мой друг. Приносил домашние задания и клал в учебники вяленое мясо. Так и жили.
Роксана похлопала рукой по салфетке в поисках остальных кусочков хлеба. Сириус поймал её ладонь и вложил в неё хлеб.
– И все-таки, ты и Дурмстранг? Ма-алфой... – Сириус цокнул языком, окинув девушку взглядом. – Да тебя бы отодрали в первом же коридоре!
Малфой вскинула голову и усмехнулась.
– Пытались один раз. Мне было двенадцать. Почти получилось. Кретин просто затолкал меня в класс в подземелье и повалил на парту. Бывают же такие уроды, правда?
Сириус сузил глаза.
– Но ты вырвалась? – требовательно спросил он, пропустив колкость мимо ушей. – Вырвалась же?
Она медленно улыбнулась. Без выражения глаз эта улыбка выглядела жутко.
– У меня был с собой перочинный нож. На самом деле я не собиралась ему ничего делать. Думала, что он испугается и отпустит меня. Но он не отпустил... и испугалась я. Это вышло случайно... в общем, я сделала его девочкой.
– Оу-оу-оу, Малфой, я не хочу дальше слушать!
– Он, кончено же, вернул своего друга на место за пару месяцев, но после меня уже никто не запирал в пустых кабинетах. До недавнего времени.
Сириус фыркнул.
– Почему же мне повезло, и я остался мальчиком? – Сириус украдкой подтянул к себе ее сумку. – Признавайся, ты запала на меня?
– Я просто потеряла свой нож. Радуйся, потому что с тобой я могла поступить гораздо хуже!
– Ты и поступила гораздо хуже, – проворчал Сириус, копаясь в ее вещах. В руки ему попадались какие-то странные коробочки, пластиковые, прозрачные, с яркими вкладышами волшебных и магловских рок-групп. Он вытащил плеер и покосился на девушку.
Роксана повела головой.
– Что ты делаешь? – подозрительно спросила она.
– Скажи, Малфой, а как именно он работает?
Она так и подскочила.
– Положи на место!
– Просто скажи и все, – миролюбиво предложил он, перехватывая её руку. – Я не собираюсь его ломать или красть, я ведь принес его тебе!
– Какая тебе разница, как он работает? – пыхтела она, пытаясь вырвать у него из рук пластиковую коробочку.
– Я люблю музыку. И раз уж мы все равно прохлаждаемся здесь, ты могла бы показать мне, как работает эта... вещь. И что это вообще такое.
– Черта с два, Блэк!
– Почему ты такая злобная? Я мог бы сейчас быть в другом месте, а ты бы сидела здесь одна, в темноте и без музыки. Тебе стоит быть благодарнее!
Это подействовало. Малфой перестала рваться и поджала губы.
– Не надо меня шантажировать, ты можешь катиться, я уже говорила!
– Ладно.
Сириус встал.
– Подожди! – выпалила она. – Хорошо! Если ты так хочешь, я дам тебе послушать одну песню. Но только одну и так, чтобы плеер был в моих руках. И... – она поморщилась. – Не уходи, хорошо?
Сириус промолчал.
Хорошо, что она не видит, как он ухмыляется.
Одна песня превратилась в десять.
Сириус сидел, облокотившись на её подушку и рассеяно рылся в сумке Малфой, разглядывая её книги, косметику и странные пластиковые коробочки с цветными этикетками – кассеты, как назвала их Роксана.
Сама она сидела рядом, откинув голову ему на плечо и перебирала эти коробочки, каждый раз безошибочно угадывая, какая именно оказалась у неё в руках.
Они говорили о квиддиче, о волшебных школах, в которых Роксана училась, о музыке. Оказалось, что сестрица Люциуса слушает вполне приличную музыку и в том числе – магловскую. Её братец пришел бы в ужас, если бы услышал хотя бы слово из их разговора и это страшно радовало Сириуса, хотя то взаимопонимание, которое соединяло их, прямо как проводок плеера, настораживало куда больше. У него не может быть столько общего с Малфой. Это против всех законов природы.
Как и то, что ему было чертовски интересно с ней спорить...
Да и просто говорить. Неважно, о чем.
Когда они обсуждали девчонок Шармбатона, дверь кабинета мадам Помфри скрипнула. Оборвав себя на полуслове, Сириус в мгновение ока обернулся псом и нырнул под кровать.
Роксана растерялась, но, к счастью, ничего не сказала, потому что в эту минуту в палату вернулась медсестра.
– Как вы себя чувствуете, мисс Малфой?
– Д-да, – Малфой казалась удивленной, что медсестра первым делом не вытолкала из палаты постороннего. – То есть хорошо!
– Вы уже поужинали?
Она кивнула и озадаченно повернула голову вправо, затем влево. Рука её незаметно потрогала то место, с которого только что вскочил Сириус.
– Прекрасно, значит, я могу это убрать? – мадам Помфри взмахнула палочкой, и остатки ужина исчезли. – И давайте-ка, я вас осмотрю, – медсестра снова подняла палочку, и узелок повязки развязался, но Роксана с судорожным вздохом схватилась за бинт.
– Что такое? – удивилась мадам Помфри и нетерпеливо взмахнула рукой. – О, без глупостей, милая, это совсем не больно, – повязка исчезла так же, как и салфетка с объедками. Руки Малфой обреченно шлепнулись на колени.
– Ну-ка, что тут у нас...
Сириус осторожно высунул нос из-под кровати.
Веки Роксаны были красными и прозрачными, прямо как крылья бабочки. Сквозь тонкую ткань, покрытую сеткой капилляров, было видно, как внутри шевелится что-то круглое и белое.
Как же это, наверное, чертовски больно...
Забини...
Сучка.
Закончив перевязку, медсестра ушла и закрыла дверь.
А на палату опустилась тяжелая давящая тишина.
Сириус снова стал человеком и вернулся на свое место.
Повязка снова была на месте, но теперь Сириус знал, что под ней и не мог выбросить эту картину из головы.
Он ничего не мог сказать и просто смотрел, как Малфой шмыгает носом, смотрел, как пытается справиться с дрожащими губами. Пока мадам Помфри меняла повязку, она не сказала ни слова, даже не ойкнула.
Точно ли ты Малфой, маленькая?
Завтра. Завтра, когда она выздоровеет и на её лицо вернется этот надменный жесткий взгляд, он снова сможет её ненавидеть.
– Блэк! – вдруг отрывисто позвала она, разбив воцарившееся в палате молчание.
– Что?
– Скажи что-нибудь наконец! – голос ее был высоким и резким. – Я уродина? – Сириус придвинулся ближе, глядя на неё в упор и все ещё сражаясь со своими драконами. – Клянусь Мерлином, если ты сейчас скажешь, что я красавица, я тебя придушу. Скажи правду, а не то я...
Приказав последнему из драконов сидеть и молчать, Сириус протянул руки, взял ее лицо в ладони и сделал то, что так хотел сделать с самого начала – поцеловал ее.
Роксана импульсивно сжала кулаки. Так сильно, что ногти глубоко вошли в ладони. А потом они как-то сами собой разжались.
Блэк умел целоваться. Напористо, уверенно, даже самоуверенно и так сладко, так невыносимо, невозможно сладко.
Её руки сами-собой обвили его за плечи.
О, Мерлин, никто ее еще так не целовал...
Никто, никогда, даже Мирон...
Роксана опомнилась и оттолкнула его.
– Что это было сейчас? – выдохнула она.
– А на что похоже? – он тоже тяжело дышал.
Роксана словно со стороны увидела, почувствовала, как он снова к ней наклонился, выкинула вперед руки и точно – уперлась ими прямо ему в грудь.
– Нет!
– Брось. Я хочу ещё.
– Зачем ты это сделал?
– А ты зачем? – парировал он, придвигаясь ближе. Роксана наоборот отодвинулась. – Ну давай, скажи, что тебе не понравилось, – он вдруг сжал ее лодыжку.
– От... вали! – Роксана толкнула его ногой и отползла к самой подушке, а Блэк вдруг резво двинулся следом, проползая прямо по постели и навис над Роксаной, вжимая её в подушку.
– Скажи, Малфой, почему ты вечно шарахаешься? – тихо и серьезно спросил он. – У тебя есть кто-нибудь?
– Что?
– У тебя есть парень?
– Нет у меня никакого парня и никогда не было! – слова вырвались прежде, чем Роксана поняла, что говорит.
Она прикусила язык, но было уже поздно.
– Никогда? То есть совсем? Малфой... – он нагнулся ниже и недоверчиво усмехнулся. – Ты что, девственница?
Роксана вспыхнула и попыталась выбраться из-под него. Колено вдруг врезалось во что-то, Блэк охнул и куда-то пропал. Роксана почувствовала жгучий стыд, смешанный с мстительным удовольствием.
– Иди ты на хер, Блэк, ты достал меня своими дурацкими вопросами! – заругалась она, надеясь, что он примет это за извинения и наконец отстанет. – Неужели так трудно не быть таким омерзительным хотя быть пять долбанных минут? – она закуталась в одеяло.
– Точно, я был прав, – тяжело выдохнул Блэк откуда-то снизу и снова опустился на ее постель. Пружины протяжно взвыли. – Поэтому ты бегаешь от парней! Черт, ну и острые же у тебя коленки...
– Оставь меня в покое! Я ни от кого не бегаю! Меня просто от тебя тошнит, вот и все!
– А разве я говорил о себе? Это ты здесь девственница.
Роксана цокнула языком.
– Просто оставь меня в покое, – отрезала она, плюхнулась на подушку и отвернулась, с головой накрывшись одеялом.
Блэк улегся у нее за спиной и к огромной досаде Роксаны снова взялся за эту тему.
– Как же так вышло, если у тебя был парень? Это случайно не тот бедолага, которого ты сделала девочкой? – он засмеялся.
– У меня не было парня! – прорычала она, думая, на сколько хватит ее терпения, и когда именно она шарахнет его проклятием вечной Немоты?
– Ты сама так сказала! Он таскал тебе еду, а ты...
– Я сказала «друг», ты переворачиваешь мои слова!
– А ты уходишь от ответа.
– Блэк, какого хера ты торчишь здесь весь вечер? Тебе больше нечем заняться?
– Я думал, это очевидно.
– Ни черта это не очевидно! – заорала Роксана, совсем забыв про то, что они тут не одни. – Тебе ведь есть, к кому пойти! К Лерой, например!
– Мне нравится, когда ты меня ревнуешь.
Роксана пнула его под одеялом. Блэк охнул и засмеялся.
– Сегодня я хочу провести вечер с тобой, – он вдруг прижался к ней. На Роксану дохнуло его ледяным ароматом, по спине побежали мурашки. – И я вижу, что ты рада. У тебя уши краснеют. Прямо сейчас.
– Я тебя ненавижу, – она оттолкнула его.
– Уже было.
– Блэк, я хочу побыть одна, – она перешла на жалобный тон, надеясь, что хотя бы это поможет. – Иди к черту.
– Малфой, ты же девушка, ты же не хочешь, чтобы я вымыл тебе рот с мылом?
– Не хочешь туда – иди к Забини.
– Я порвал с ней, – отрезал он.
Роксана проглотила конец слова.
– И, знаешь, мне было бы просто не по себе, – как ни в чем ни бывало продолжил он. – Если бы я сидел в гостиной, играл в карты, пил сливочное пиво и кадрил одноклассниц, зная, что где-то по моей вине мучается человек. Пусть даже и ты.
– Да ты что! Ты признал во мне человека!
– А кем мне тебя признать, лукотрусом?
– Ты явно не бывал в женских туалетах, Блэк.
– Я бывал там чаще, чем ты.
– Ты знаешь, что половина студенток откровенно на тебя охотится?
– Мерлин, – Сириус засмеялся. – Правда? Охотятся? Надеюсь они не ставят силки?
– А другая половина ненавидит тебя и говорит, что ты относишься к ним как к сливочному пиву: выпил, выбросил бутылку и отправился за следующей.
– Они сравнивают себя с бутылкой? Где их гордость?
– Скажи, ты вообще умеешь любить?
– Нет. Я бесчувственный бубонтюбер, – то, что он говорил всё это таким серьезным тоном, откровенно смешило.
– А если серьезно? – Роксана села. Не без его помощи. – Ты вообще встречался с кем-нибудь? Ты хоть когда-нибудь влюблялся?
– Конечно.
– Я не имею в виду твоих матрёшек.
– И я нет. Я встречался с одной девушкой. Довольно долго...
– И сколько же это длилось? Два месяца?
– Полтора года.
– Я серьезно, Блэк.
– И я тоже.
– И что же случилось? Она тебе изменила, ты не простил ее, и теперь никогда и ни за что не позволишь себе любить снова?
– Что за чушь? – поморщился Сириус. – Просто я ее разлюбил. Любил-любил... а потом разлюбил. Все закончилось. Так бывает.
– Не бывает, если любишь по-настоящему.
– Это как? – он усмехнулся. – Любая любовь настоящая. И любая любовь заканчивается.
– Кто она?
– Какая разница? Ты её не знаешь.
Больше он ничего не сказал.
Запахло сигаретным дымом.
И едва его запах коснулся носа, Роксана поняла, что ужасно хочет курить. Так что даже в горле защипало и рот наполнился слюной. И едва она об этом подумала, сигарета ткнулась ей прямо в губы.
Он, что, и мысли читает?
Роксана с наслаждением затянулась из его руки.
– Ну а ты, Малфой? Ты была влюблена? – сигарета пропала.
Роксана глубоко вздохнула, радостно утопая в дыме.
– Да... – выдохнула она.
– В этого своего «друга»? И где он теперь? Не выдержал соседства с твоим ножиком?
– Нет, – Роксана помолчала пару мгновений, а потом легла на подушку и отвернулсь от Сириуса. – Умер.
Больше Блэк ни о чем не спрашивал.
* * *
... Они были повсюду.
Прекрасные юные леди в кисейных викторианских платьях под круглыми кружевными зонтиками. Прекрасные и невесомые, словно морская пена или кусочки облаков, они бродили по развалинам Хогвартса в лучах теплого июньского солнца...
– Малфой...
... стоило подойти ближе, и стало понятно, что все они – гнилые, оборванные, изломанные, а кожа свисала с их тел лоскутами, обнажая кости и высушенную плоть. Они ломали себе руки и ноги, срывали с себя кожу и грелись под солнцем. Лица всех были совершенно бесстрастными, но она слышала их радость, как свою...
Роксана испугалась и бросилась бежать...
Она знала, что в классе можно спастись от этих жутких зомби, и поскорее вбежала в ближайший из них.
– Роксана!
Она обернулась и увидела, что рядом с ней за партой сидел Мирон. Роксана обрадовалась и бросилась к нему и тут увидела, что его глазницы провалились, а руки на глазах покрылись струпьями, а кожа отвалилась от костей...
– Инфернал! – истошно закричала она, но тут Мирон обхватил ее, зажал ей рот и потащил прочь из класса в жуткую абсолютную темноту...
Роксана билась, пыталась вырваться и яростно когтила руку Мирона, пытаясь оторвать от костей мертвую гнилую кожу, но сколько бы она ни царапала ее, кожа не отрывалась и вообще оказалась теплой, упругой и вполне живой.
– Роксана, проснись! – говорил Мирон – Проснись! – и он вдруг коротко и резко встряхнул ее.
Роксана металась по постели, пытаясь выбраться из непроглядной темноты, после пробуждения мрак никуда не делся, это сбило с толку, она потерялась в этом ужасе, запуталась в одеяле и продолжала сучить ногами и кричать, когтя ладонь инфернала, зажимающую ей рот. И только спустя добрых тридцать секунд услышала голос "инфернала".
– Тихо-тихо-тихо, все хорошо! Слышишь меня? – он встряхнул её. – Это был сон, просто сон!
– Я не вижу... я ничего не вижу! – металась Роксана, судорожно хватаясь за руку, которая оказалась вполне живой и горячей. – Свет, умоляю, свет, мне очень нужен свет!
– Ш-ш-ш-ш, – темнота обхватила её и прижала к чему-то большому и теплому, а внутри: тух-тух... тух-тух... тух-тух... – Здесь светло, ты в повязке и потому не видишь.
– Блэк, это ты? – задохнулась она, окончательно проснувшись.
– Хвала Мерлину, – ехидно улыбнулся голос. – Кем я только не был последние пять минут.
Роксана прерывисто вздохнула и обмякла у него в руках.
– Они были там... инферналы... – лепетала она, отходя от кошмара. – Они ходили по Хогвартсу: женщины в белых платьях, мужчины во фраках, облезлые, поломанные... я так испугалась, они были такими реальными...
– Жесть. Но их больше нет. Постарайся снова заснуть.
– Нет! Я опять их увижу! – Роксана вцепилась в его рубашку. Блэк – единственное, что осталось настоящего в этой жуткой всеобъемлющей темноте и Роксана не готова была так просто его отпустить. Ей чудилось, будто она сидит на крохотной табуреточке высоко в небе, а вокруг нее – только мрак и пустота. Страшно было сдвинуться с места, страшно было даже пошевелиться! А отпустить свою единственную опору?! Ну уж нет!
– Не увидишь. Я побуду с тобой, пока ты не уснешь, идет?
– Да... – Роксана сглотнула и закивала. – Да...
– Ты звала во сне кое-кого, – сказал Сириус, когда Роксана немного успокоилась.
Она лежала рядом, свернувшись в комочек, не пыталась его обнять, не пыталась нежничать, просто вжималась в него и боялась.
– И кого же?
– Мирона Вогтейла, – он усмехнулся. – Ты, что же, влюблена в него, Малфой? Глупо влюбляться в знаменитостей, тем более таких.
Роксана промолчала.
– Сомневаюсь, что твои родители и их очаровательные друзья одобрят твоё увлечение, понимаешь? Стоит быть осторожнее.
– Они не одобрят... и никогда не одобряли, – её голос звучал куда слабее обычного.
– В каком смысле?
Она вздохнула.
– Блэк, Мирон Вогтейл – мой школьный друг. И мой первый и последний парень.
Пару мгновений Сириус пытался осознать услышанное.
Потом рассмеялся.
– Смешно.
– С какой стати мне врать?
– Малфой, я никогда не поверю, что Мирон Вогтейл... да черт, я и так не верю!
Роксана легонько пожала плечами.
– Дело твое. Но даже такие «звезды» как он где-то когда-то учились и с кем-то когда-то дружили. И он дружил со мной. И не только дружил, – ехидно добавила она.
– Брось, Малфой!
– Мы вместе учились в Дурмстранге. После того случая с нападением и ножом мне пытались отомстить друзья того кретина, а Мирон за меня вступился. Так бы ему было наплевать, подумаешь, девчонка... но в Дурмстранге уважают сильных и тех, кто умеет за себя постоять. Мирона и Донагана...
– Донаган Тремлетт? – сипло уточнил Сириус, чувствуя странную невесомость во всем теле.
Да нет. Не может этого быть.
Привычный мир рушился к чертям собачьим. Сестра Люциуса Малфоя – школьная подружка Мирона Вогтейла и "Диких сестричек"? Да это самый нелепый бред из всех возможных!
– ... их тогда тоже особенно никто не любил. Если бы кто-нибудь тогда сказал мне, что через несколько лет эти длинноволосые фрики станут знаменитой рок-группой, – она усмехнулась и покачала головой. – Но мне было наплевать, вообще-то. Они защитили меня, они приняли меня, Мирон... он сначала относился ко мне как к младшей сестре и вел себя как осел, а потом... ну а потом я стала для него чем-то большим.
– Черт возьми, – прошептал в конец офигевший Сириус, справившись с эмоциями. – И он что, спал с тобой?!
Едва он подумал об этом, в нём вдруг заворочалось что-то яростное и страшное.
А Малфой после его слов вдруг согнулась и запустила руки в волосы, а потом резко вскинула голову и вскочила, сжимая кулаки.
– Нет, Блэк! Как же ты меня достал! Мирон был вампиром! Вампиром!
Сириус поморщился. Об этом он как-то забыл.
– Когда его только подсадили... когда он стал вампиром, бывало, подолгу держался без крови, и мы думали, что все образуется... а потом он снова срывался и все больше и больше становился... в какой-то момент он просто умер как человек, но даже не понял этого. А когда понял, попытался покончить с собой, но не смог. И потом снова и снова. Я в это время училась в Шармбатоне и каждый день боялась узнать, что его больше нет. У меня ведь всегда было достаточно денег, я хотела помочь ему, отправить его в Мунго на реабилитацию, а он отказывался. На его совершеннолетие мы собрали деньги и подарили ему крутую гитару. Он начал играть... начал писать песни... и все стало вроде бы хорошо...
Роксана опустила голову.
– А потом он умер. И я видела это, – она кусала губы. – Видела, как он умирает и ничем не смогла ему помочь, а ведь он столько раз помогал мне! Мирон был вампиром, да, но он был в тысячу раз лучше и человечнее всех, кого я знаю. Он любил людей. А они убили его, уничтожили, как какое-то опасное животное. И не смей... никогда не говори мне про их одобрение! Мирон был моей настоящей семьей и навсегда останется ей, – и с этими словами она упала на подушку и с головой накрылась одеялом, оставив Сириуса одного в его разрушенном мире.
* * *
Обычно он плохо спал в чужих постелях и как любой, преданный своей будке пес, предпочитал спать на собственной соломе и в собственных запахах.
И если уж приходилось ночевать где-то еще, Сириус переносил это с трудом и спешил удрать при первой же возможности.
Но сейчас ему было хорошо. Даже очень хорошо.
За окнами Крыла он слышал холодный шелест и стук капель о железный карниз.
А под одеялом было так тепло и хорошо.
По телу разливалась приятная истома...
Роксана шевельнулась во сне и слегка потерла ногой его член.
Его стоящий колом, болезненно возбужденный член.
Сириус открыл глаза.
Он спал, вольно раскинув по кровати руки и ноги, а Роксана спала почти целиком на нем, так, что причина пробуждения Сириуса упиралась в ее бедро. И мало того, что Малфой просто спала на нем, так она еще и ерзала так, что от каждого ее движения Сириус весь звенел.
– Малфой, что ты делаешь? – хрипло пробормотал он, когда она опять зашевелилась. Роксана вздрогнула и глубоко вздохнула, просыпаясь.
– Блэк... – она коротко вонзила в него коготки, прямо как кошка, попавшая в корзину с чистым бельем. Сириусу стало совсем нехорошо. – Мне холодно... – ее сотрясла дрожь, и она снова попыталась прижаться к нему покрепче. – Мне очень, очень холодно... кажется, у меня температура.
– Ладно, я сейчас... придумаю что-нибудь, – просипел он и попытался подняться, но понял, что если двинется под ней еще хоть немного, выдаст свое состояние. Или потеряет контроль над ситуацией. Он пошарил рукой на тумбочке, нашел палочку и взмахнул:
– Акцио плед!
Роксану трясло даже под теплым одеялом, и она все равно беспощадно жалась к нему.
– Точно, у тебя жар, – пробормотал он, пожимая ее ледяные пальцы. – Зелье действует, скоро к тебе вернется зрение, – он бездумно поднес холодную ладонь к губам.
Роксана покивала. Зубы ее выбивали дробь, она прижалась к нему покрепче и Сириус почувствовал, как её трясет.
Он расстегнул пуговицы на рубашке и сам обнял её.
– Обними и ты меня, – скомандовал он. – Давай.
Роксана пару секунд молча тряслась, а потом по-одной прижала ладони к его груди. Мышцы на животе тут же поджались. Казалось, будто это не ладони, а кусок льда. А потом она обвила его и вся прижалась к нему.
– Всё нормально? – спросила она.
– Да, – сердце просто заходилось, и каждая мышца звенела, как туго натянутая струна, но Сириус крепко держал себя в руках. – Все хорошо. Ничего не говори. Спи.
На какое-то время воцарилась тишина.
Где-то рядом так же исступленно колотилось еще одно сердце.
Оба молчали.
Член стоял.
Сириус сглотнул и опустил голову обратно на подушку, пытаясь унять бешено пульсирующую в венах кровь.
Дождь за окном не прекращался.
– Блэк... ты спишь?
– Нет, – пробормотал он, не открывая глаза.
– Мне теплее.
«А я сейчас сдохну».
– И еще... я рада, что ты сегодня здесь. Это правда.
Сириус усмехнулся и вдруг почувствовал, как темнота коснулась его скулы чем-то теплым и мимолетным, отдаленно напоминающим пересохшие губы.
– Спокойной ночи.
Сириус в ответ ткнулся носом в её горячий лоб.
Да, завтра он будет ее ненавидеть. Но до завтра у них еще есть парочка часов.
* * *
С рассветом он осторожно выбрался из рук Малфой и покинул Крыло.
В спальне мальчиков Ремус, как всегда, читал книгу при свете палочки.
Когда Сириус вошел, он, как обычно, поднял голову.
Сириус только махнул ему, мол, не спрашивай, пошел в ванную и как следует передернул, и только потом завалился спать.
Хвала Мерлину, на следующий день была суббота, так что он отсыпался до обеда до тех самых пор, пока его не разбудила голодная боль в желудке.
Проснулся он еще более уставшим, чем лег, а когда с пульсирующей головной болью вышел за портрет Полной Дамы, увидел, что возле лестницы его ждала Блэйк.
Как и все женщины знатных чистокровных семей, Блэйк любила переодеваться по сотни раз на дню и по утрам всегда надевала что-нибудь белое. Обычно Сириусу нравилось завтракать в ее компании, когда она, дышащая чистотой и свежестью, сидела рядом с ним в косых лучах солнца, и половина Хогвартса смотрела на них, как на какое-то невиданное чудо.
И в это утро она выглядела особенно красиво в белоснежной шелковой блузке и с волосами, собранными в гладкий конский хвост. Вот только глаза ее чуть припухли и покраснели.
Как только Сириус вышел в коридор, она сразу снялась с места и решительно направилась к нему.
– Доброе утро, Сириус, – подчеркнуто вежливо проговорила она. Весь ее вид говорил: «Я страшно обижена на тебя, но способна переступить через это и сделать шаг навстречу».
Но вот только Сириусу не было никакого дела до ее жертв. Все, чего он хотел – это поесть и выпить кофе. А потом... может быть... заглянуть на секундочку в Крыло...
– Я не хочу сейчас говорить, – устало проговорил он.
– Я хочу, – она удержала его.
– Забини, я все сказал тебе еще вчера. Дай мне покоя, я ужасно устал, – Сириус высвободил руку и поплелся к лестнице.
– Я догадываюсь, почему, – ледяным тоном отозвалась Блэйк.
Сириус небрежно взмахнул рукой, чуть приподняв ее над головой.
– Сириус, посмотри на меня! – ее голос так резко и истерично оборвался, что Сириус невольно остановился и обернулся, удивленно подняв брови.
Блэйк в панике теребила фамильный перстень. Вид у нее был ужасно несчастный и потерянный.
– Я беременна, Сириус, – пробормотала она.
Долгие несколько секунд Сириус просто смотрел на нее, лихорадочно соображая.
Потом отрывисто засмеялся.
– Блэйк, этого не может быть, – улыбнулся он, медленно и осторожно возвращаясь. – Я использовал защитные чары. Это невозможно.
– Значит, ты использовал их плохо. Помнишь, я почувствовала себя нехорошо на прошлой неделе? Я сказала Слизнорту, что поеду только к своему целителю, в больницу святого Мунго! И вот! – она всучила ему кусок пергамента. Страшные слова хищно бросились Сириусу в глаза.
– Скорее всего, это случилось после той самой поездки в поезде, – беспощадно продолжала она. – Тогда ты не накладывал никаких чар. И, кажется, вообще не думал. Я действительно беременна.
Когда гул в ушах немного стих, пол перестал раскачиваться, и он вернул способность рационально мыслить, то произнес немного осипшим голосом:
– И... что?
Блэйк переменилась в лице.
– Как это что?
– У Блэков по всему миру полным-полно незаконнорожденных детей. Я лично видел двух своих сестер во Франции. Отец никогда не парился из-за них. Почему я должен?
Казалось, что Блэйк просто забыла английский и никак не могла понять, о чем он говорил.
– Это... подло, – наконец изрекла она, глядя на него так, словно не могла решить, шутил Сириус или говорил серьезно.
– Я тебя умоляю, Забини. Давай начистоту. Если тебе нужны деньги, ты их получишь. Ты ведь за этим охотишься, не так ли? Но меня, пожалуйста, оставь в покое. Я не собираюсь становиться папашей в семнадцать лет. Я вообще не хочу становиться папашей.
– Мне не нужны твои деньги, – шелковым голоском произнесла она и коснулась его лица ладонью. Сириус отстранился.
– Хватит, Забини, – снисходительно улыбнулся Сириус.
Это все стало походить на какой-то дешевый и глупый фарс, в реалистичность которого он все никак не мог поверить.
– Это правда. Я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты женился на мне.
Сириус рассмеялся.
– Это исключено.
– И если ты не женишься на мне, я напишу Дамблдору о своей беременности, и тебя выгонят из школы, – быстро проговорила она.
– Окажи услугу. Я давно хочу заняться чем-нибудь поинтереснее.
– Ладно. Тогда я скажу, что ты сразу же бросаешь девушек, когда узнаешь, что они от тебя беременны, – продолжала Блэйк. – После этого ни одна из них не ляжет к тебе в постель, – Сириус переменился в лице. – И у тебя останусь только я. Если ты и после этого не женишься, я... я избавлюсь от него и скажу, что ты меня избил.
Он порывисто шагнул к ней, сжимая кулаки.
Блэйк вжалась в стену.
– Что, хочешь меня ударить? – с удовольствием спросила она и прижала ладонь к своему животу. – Слышишь, малыш? Твой папа хочет ударить твою маму.
Не зная, как обуздать охватившую его ярость, он сжал тонкую шею девушки и тут же ослабил хватку.
Когда его в последний раз так разъедала ненависть, он разгромил родной дом и сбежал.
Подлая маленькая сучка...
Сириус улыбнулся и уперся локтем в стену рядом с ее головой.
– Знаешь, что... ты так дьявольски красива, Забини... я бы взял тебя прямо у этой грязной стены... не будь ты такой дрянью.
Улыбка сползла со смазливого личика, как ядовитый сок.
– И даже если все это – правда, и мне придется... придется на тебе жениться, хочу тебе напомнить, вдруг ты забыла. Я – изгнанник. Мне заказан вход во все приличные дома. И тебе, как моей жене, он тоже будет заказан.
Сириус увидел, как его слова высекли ужас у нее в глазах.
Похоже, она не предусмотрела эту мелочь.
Отлично.
– Никаких приемов, никаких торжеств, никаких балов, – с удовольствием наносил удары Сириус. – Ты превратишься в паршивую овцу вроде меня. Раз уж ты меня так любишь, думаю, это не станет проблемой, верно? Как только мы поженимся, я запру тебя в Блэквуде. И... во имя Мерлина, тебе и в самом деле лучше быть беременной... если я узнаю, что это не так... а если все же так, я постараюсь сделать все, чтобы... он... не стал похожим на тебя.
– Ты просто отвратителен, – прошептала она, глядя на него с откровенной ненавистью.
– О-о, я стану еще хуже, когда на меня оденут кольцо. Но ты ведь хотела этого, не так ли? Радуйся! Почему ты не радуешься?
– Раз так... у меня тоже есть парочка условий, Блэк, – она высокомерно подняла голову.
– Я тебя слушаю, – насмешливо серьезно сказал Сириус.
– Ты официально объявишь о нашей помолвке. Я хочу, чтобы все знали.
Упрямости этой гадине было не занимать.
Сириус прищурился.
– Это все?
– Нет. Не все, – Блэйк вдруг торжествующе улыбнулась. – Малфой. Ты больше не будешь общаться с ней. Не подойдешь к ней. Не попытаешься заговорить. Как только я узнаю, что ты виделся с ней, пришлю ей новый подарок. Только на этот раз не тентакулу, а дьявольские силки. А потом расскажу всем, что это с ней сделал ты. Ну что, идет? – и она протянула ему руку.
____________________________________________________________
http://maria-ch.tumblr.com/post/39303412237
Ремус подошел к доспехам, стоящим в нише, и придирчиво вгляделся в свое отражение. Серое, осунувшееся лицо выглядело особенно плохо, подсвеченное в полумраке оранжевым светом факелов. Как будто он только что переболел драконьей оспой. Ремус оттянул темные круги под глазами вниз и сразу чем-то напомнил себе Мирона Вогтейла. Тяжело вздохнув, он с силой потер лицо ладонями, как будто пытался стереть с него предательские симптомы, расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке, но, разозлившись на такую глупость, сердито застегнул их обратно и потуже затянул галстук. И вообще застегнул мантию.
Расстегнул.
– На свидание собираешься? – едко поинтересовался голос откуда-то из глубины доспехов.
Ремус резко выпрямился и сердито взглянул в пустой шлем.
– Идите к черту, сир! – отчеканил он.
Доспехи захлопали пустым забралом, смеясь, а Ремус вернулся к злосчастной двери, набираясь мужества.
Полчаса назад, когда он приступил к ночному патрулированию коридоров, ему передали записку, в которой говорилось, что профессор Грей хочет немедленно переговорить с ним с глазу на глаз.
И вот Ремус уже четверть часа стоял перед её дверью и никак не мог заставить себя постучать. Как полный идиот.
Обычно он не стремился быть замеченным. Даже наоборот, долгие годы соседства с Джеймсом и Сириусом привили ему стойкое желание превратиться в невидимку. Как бы хорошо он ни учился, какие бы блестящие результаты не демонстрировал, все, абсолютно все учителя смотрели на него как на петарду с зажженным фитилем, которая если ещё и не взорвалась до сих пор, то по чистой случайности. Джеймсу и Сириусу не понять. Им не так страшна выволочка за то, что они, видите ли, обмотали кабинет предсказаний туалетной бумагой. В их личном деле слова о безответственности и жестокости не сыграют такой страшной роли, как в деле Ремуса.
Потому-то он и старался не привлекать к себе излишнее внимание.
До последнего времени.
Теперь с ним случилось что-то. И он, он, Ремус Люпин, страстно, просто до безумия хотел, чтобы его заметили!
Но не все люди, а только один человек.
Валери Грей.
То, что он испытывал к этой женщине не было похоже на все его предыдущие привязанности.
Если Ремус когда-нибудь и влюблялся в кого-нибудь, то при встрече с «жертвой» всегда смущался, путал слова, запинался, кароче говоря, превращался в полного идиота и старался как можно скорее разделаться с этим чувством и сбагрить девчонку Сохатому или Бродяге, чтобы не так хотелось.
Куда проще было любить на расстоянии.
Или вообще не любить.
Но Валери...
Это было что-то новое. Что-то грязное, живое, неотвязчивое и... совершенно ненормальное.
Она снилась ему почти каждую ночь. И в этих снах они делали то, что ни один учитель никогда не позволит себе в отношении ученика. Ремус, бывало, по часу проводил в душевой после этих снов. А на следующий день мучительно краснел при встрече с ней и вел себя как баран. А она ведь даже не подозревала, что все это от того, что прошлой ночью в его сне она делала ему минет. Или нежилась голая, в его постели. Или ещё что-нибудь.
Ему было страшно представить, что кто-нибудь узнает о том, что его мучает, догадается, что он влюбился в школьного учителя. Самым разумным было бы держаться как можно тише на её уроках и не выдавать себя. Но любовь была сильнее страха разоблачения. Каждый понедельник, среду и пятницу, несмотря на дождь и туман, шлепал по лужам и грязи в лес, на занятия по уходу за магическими существами и уроки выживания. Каждый вечер воскресенья, вторника и четверга он до глубокой ночи просиживал над книгами, чтобы знать наперед все, что она скажет и о чем спросит.
И каждый раз его усилия с треском проваливались.
Один раз он с блеском продемонстрировал, как надо правильно кормить акромантула и класс даже зааплодировал, когда паук попытался оттяпать ему руку, а Ремус ловко всучил ему кусок мяса. Валери и бровью не повела.
В другой раз он быстрее всех научился завязывать сложный русалочий узел и в одиночку поймал богарта-оборотня в ловушку из этого узла.
Потом нашел потерявшегося в лесу гиппогрифа.
Привел этого гиппогрифа на привязи.
Смог соорудить капкан для лукотруса.
Чуть не сломал ногу, когда лез на дерево, чтобы вытащить из этого капкана добычу.
Всё без толку.
У барсуков, которых Валери отстреливала для кормежки своих гиппогрифов, было больше шансов добиться её расположения, чем у него.
Разве сможет ему когда-нибудь кто-нибудь понравиться так же? Ведь никто не сравнится с ней. Никто. Никогда. Всегда в темной, наглухо застегнутой Министерской мантии, всегда резкая, узкая, с плотно сжатыми, красными губами и взглядом, острым, как лезвие, она бывало пролетала по коридору, стуча каблуками и Ремус каждый раз с трудом подавлял желание выскочить, раскинуть руки и поймать её на лету, как большую бабочку.
В жизни каждого мужчины только один раз встречается такая Валери Грей. Другой такой не может быть. И он навеки обречен искать её в других, потому что она никогда не посмотрит на него как на мужчину.
Она всегда будет видеть в нем всего лишь глупого, наивного и неопытного мальчишку.
А ещё оборотня.
Оборотня, который преданно любит её всем своим волчьим сердцем и будет любить даже тогда, когда он вгонит в это сердце серебряную пулю. И после этого. Всегда.
Ремус глубоко вдохнул, закрыл глаза, и, решив не стучать, просто схватился за ручку и решительно распахнул дверь.
Валери сидела в кресле за письменным столом, погруженная в чтение какого-то письма.
Из одежды на ней был только шелковый халат, небрежно схваченный на талии пояском. Гладкая сливочная ткань стекала по её плечам и груди как поток воды и как будто приглашала легонько потянуть за складки.
Хрупкая, чистая, воздушная, она напоминала цветок магнолии и была совершенно непохожа на ту острую, резкую и стремительную женщину, которую ожидал увидеть Ремус.
Услышав скрип двери, Валери вскинула голову и Ремуса настигло очередное потрясение – лицо её утратило половину красок без агрессивной косметики, но так она выглядела невероятно, просто поразительно...юной.
– А, мистер Люпин, – ласка, вызванная письмом, растаяла в её глазах, уступив место привычной учительской холодности. – Проходите, – послышался звук выдвигаемого ящика.
– Вы хотели меня видеть? – спросил Ремус, с трудом ворочая языком.
Хвала Мерлину, он был в мантии.
– Присаживайтесь, – Валери собрала бумаги на своем столе в стопку и постучала ею, выравнивая края. – Прошу прощения, что вызвала вас так поздно. Я хотела поговорить с вами с глазу на глаз. Надеюсь, я не оторвала вас не от чего важного? – она наклонилась вниз, Ремус понял, что она обувается и поспешно отвел взгляд, хотя от одной мысли о её босых ногах его пробрало ещё сильнее.
– Нет, – пробормотал он, чувствуя себя идиотом. – То есть, я хотел сказать, старосты в это время... – он увидел как в вырезе халата мелькнула острая, как у девчонки коленка. – Патрулируют коридоры.
– То есть следят за порядком, – Валери выпрямилась, положила скрещенные в замок руки на стол и устремила взгляд прямо на Ремуса.
Он вспомнил, как в детстве накалывал бабочек на иголки.
Вот значит, что они чувствовали.
– Да, – выдавил он.
«Что тебе нужно от меня? Зачем ты мучаешь меня? Неужели не видишь, что я умираю, я уже почти умер...»
Грей приподняла уголки губ. Улыбка и взгляд существовали на её лице как будто по-отдельности.
– Скажите, мистер Люпин, вы знаете, что во время Каледонского теракта много волшебников пропало без вести? – она скрестила руки на груди так, что вырез на халате углубился и Ремусу стало невыносимо трудно смотреть ей в глаза.
– Да.
– Практически все они угодили в колонии оборотней, – быстро и без улыбки сообщила она.
Дзинь.
Мозг мучительно включился.
– Что?..
– И теперь Сивый ведет их к Хогвартсу. Вам ведь известно, что ваш Запретный лес – всего лишь южная часть Каледонского заповедника? – она вдруг резко выдвинула ящик и достала сигареты. Ремус отвел взгляд. Никто из преподавателей обычно не позволял себе такого в присутствии учеников.
Но она была не такой как все.
Даже в халате.
– Нет, я никогда об этом не слышал.
– И завтра с наступлением сумерек в Хогвартс прибудет почти весь мой отдел. Когда взойдет луна – начнется охота и любой оборотень, замеченный на территории школы, будет убит на месте, – она взмахнула палочкой, гася огонёк и выдохнула облачко дыма. – Теперь вы понимаете, зачем я вызвала вас? – Валери взглянула на него и струсила с сигареты пепел. – Вы должны уехать из школы до завтрашнего утра.
Секунда звенящей тишины.
– Нет.
Ремус даже не успел как следует подумать. Ответ сам вырвался.
Он может быть рассудительным и здравомыслящим сколько угодно, но превращения в компании друзей – его единственная отдушина, единственная радость в эти жуткие часы!
И никто не имеет права покушаться на неё, даже Валери. Тем более Валери!
Грей подняла голову. Взгляд лезвием чиркнул по Ремусу из-под острых ресниц.
– Что простите?
– Нет, – ровным голосом повторил Ремус. – Я превращался здесь много лет, я ни разу никого не покалечил. Я не могу уехать. И не уеду.
– Я располагаю другими сведениями, – молвила она. – Я наслышана о том бедном мальчике, которого вы и ваши друзья...
– Это был несчастный случай, один раз!
– ...затащили под это ваше жуткое дерево, – она его не слушала. – Где вы же его чуть не убили...
– Он не пострадал, профессор Грей, послушайте...
– ...а теперь вы имеете наглость лгать мне прямо в лицо?
– Черт подери, вы слышите меня или нет?!
Он крикнул это прежде, чем осознал, что и кому говорит.
В этой просьбе было куда больше, чем грубость или призыв к вниманию, но Грей кажется этого не поняла. Она медленно подняла голову, вынула изо рта сигарету и чуть сузила глаза.
– Это был несчастный случай... – произнес Ремус, изо всех сил сражаясь с внезапно подступившим безумием. Луна проступала на небе все четче. – Я не отрицаю, что опасность была, но с тех пор никто ни разу не пострадал из-за меня... рано или поздно такое ведь могло...
– Минус сорок очков Гриффиндору, мистер Люпин, – вдруг перебила его Валери и Ремус осекся. – Я никому не позволю говорить со мной в таком...
Эхо отзвенело в стеклах стеллажей.
Ремус сам не понял, что случилось и как он оказался на ногах.
Ладонь горела огнем.
Валери вжималась в кресло.
Ремус посмотрел на свою подрагивающую ладонь, потом на стол.
Он ударил кулаком по столу.
Он только что ударил кулаком по столу Валери.
И, черт возьми, в упор не мог вспомнить, как именно это сделал.
Сжимая правую руку левой и не отводя от неё глаз, Ремус опустился обратно в кресло.
– Волчонок не так опасен, как взрослый волк, мистер Люпин, – медленно произнесла Грей, с явным удовольствием наблюдая за ним. – Чем вы старше, тем хуже себя контролируете. Вы уже не можете держать себя в руках, а ведь до луны ещё целые сутки.
– Я не могу уехать, – пробормотал он словно в забытии, потрясенно глядя на подрагивающую руку. – Дома мой отец, я могу убить его.
– А здесь вы можете убить всех нас.
Ремус вскинул голову, решив, что ослышался.
– Предлагаете мне принести его в жертву?!
– О каких жертвах мы говорим, вы ведь можете себя контролировать? – ехидно молвила она.
Ремус вскочил из кресла.
Он был растерян, напуган и зол.
И совершенно сбит с толку.
– Вы уже не ребенок, мистер Люпин. Вы должны знать порядок вещей в этом мире и своё в нем место, – проговорила Валери, глядя, как он ходит по кабинету.
– Благодарю, но моё место мне прекрасно известно, такие как вы никогда не дают мне о нем забыть! – парировал Ремус и метнул на неё озлобленный взгляд.
– Знаете, мистер Люпин, в договоре каждого сотрудника моего отдела есть пункт № 1 – убедиться, что в среде обитания людей нет существ класса А, – Грей откинулась на спинку своего кресла. – Смешно, не так ли? Драконы, дементоры, химеры, акромантулы, фестралы, мантикоры, вампиры... – Валери сделала небольшую паузу, склонив набок голову. – Оборотни. Этот пункт казался мне просто смехотворным, по крайней мере до тех пор, пока я не приехала сюда. Хогвартс не выдержал даже этой мизерной проверки – подумать только, оборотень живет в одной комнате с обычными людьми!
Ремус угрюмо засопел.
– Когда я сообщила профессору Дамблдору, что отказываюсь работать в таких условиях, он сказал, что я нужна здесь для вашей безопасности.
Ремус удивленно оглянулся.
– Как вы думаете, что он имел в виду?
Это было очевидно.
Дамблдор решил, что с возрастом за Ремусом надо приглядывать.
И что теперь его ночные вылазки должен контролировать кто-то понадежнее, чем Визжащая хижина.
– Я не собирался сбегать! – Ремус снова упал в кресло, умоляюще глядя на Валери. – Профессор Грей, клянусь вам, я шесть лет... я никогда не покидал укрытия в ночь полнолуния и теперь я не сбегу. Я не могу поехать домой!
Она смотрела на него добрые полминуты и в какой-то момент Ремусу показалось, что она над ним смилостивилась...
– Знаете, Люпин, такие как вы всегда пытаются надавить на жалость, вызвать сострадание и плевать, сколько людей пострадает от этой жалости, – сказала она и его надежды рухнули. – А такие, как я всего-навсего пытаются защитить ни в чем не повинных людей от монст...
Ремус вскочил.
– Я НЕ МОНСТР!
Повисла пауза. Ремус, тяжело дыша, смотрел Валери в глаза и вдруг остро почувствовал, что на него смотрит кто-то ещё, чужой и страшный.
Он резко повернул голову и увидел своё отражение в одном из застекленных книжных стеллажей.
Из черного зеркального стекла на него смотрел волк.
Быть может он все ещё был в человеческом теле, но его взгляд...и оскаленные зубы...
– Конечно нет. Вы не монстр. А просто непослушный мальчишка. Идите собирать вещи, – с острой неприязнью проговорила она. За всё время разговора Грей даже не пошевелилась в своем кресле, хотя он чуть было не разгромил её кабинет. – И если я увижу вас завтра в школе, Люпин, клянусь вам, исключение из школы будет меньшей из ваших проблем.
* * *
...1972...– Просто не могу поверить, что всё это происходит на самом деле, – простонал Сириус.
– Незаметно, чтобы ты сильно напрягался! – буркнул Джеймс, оглянувшись на своего друга – Сириус сидел за партой, откинув стул на задние ножки и положив скрещенные ноги на стол. Вид у него был такой, как будто он вот-вот умрет от скуки...или грохнется на пол.
– Давай, помоги мне, придурок! Твоя идея была обмотать кабинет бумагой! Так что тащи сюда свою ленивую задницу! – И Джеймс снова занялся личными делами, которые им было поручено рассортировать по алфавиту.
Раздался грохот – Сириус вернул стул в нормальное положение и, шаркая подошвами, приплелся к стеллажу.
– Почему Рем нам не помогает?
Когда Сириус, пытаясь всунуть папку на полку, повис на ящике, тот вывалился и Сириус грохнулся с ним на пол. Отсмеявшись, Джеймс принялся собирать с ним бумажки.
– У него опять мама заболела, – проворчал Джеймс, ползая на коленях по полу и беспощадно пачкая в пыли школьную форму.
Какое-то время они не говорили и только сердито сопели, копаясь в бесконечных и бесконечных бумажках. Время от времени раздавалось сердитое цоканье или чертыхание, когда из очередной папки выпадал ворох бумаги.
Каждый винил другого в том, что завхоз Прингл поймал их на горячем, а потом ещё и не дал подраться как следует, чтобы отомстить за провал розыгрыша. И ни один не решался первым признать, что идея совершить проделку среди бела дня была действительно дурацкой...
– Эй, Поттер...
– Ну чего?
– Ты сказал, у Ремуса мама заболела? – озадаченно спросил Сириус.
Джеймс вытер нос, на котором повисла паутина.
– И?
Сириус молча подошел к нему и протянул ему бумагу.
– «Личное дело Ремуса Джона Люпина...»
...1977...– Ты как, Лунатик? – участливо спросил Джеймс и постучал пальцем по зеркалу. – Ремус, прием! Заканчивай, Бродяга! – резко бросил он, повернувшись на секунду к другу.
Они сидели в спальне мальчиков в ожидании возвращения Хвоста из Визжащей Хижины, полностью одетые, снаряженные и готовые к ночной прогулке.
Сириус валялся на своей всклокоченной постели, закинув ноги на один из столбиков, и последние полчаса с совершенно невменяемым видом бросал в стену резиновый мячик.
Джеймсу казалось, будто Сириус стучит мячиком не об стену, а об его голову.
После его просьбы стук на секунду затих, а потом снова возобновился.
– Сохатый?
В отражении появилось больное, осунувшееся лицо Ремуса. Серое, покрытое потом, оно напоминало растаявший воск, в то время как глаза горели лихорадочным огнем и уже приобрели зловещий фосфорический свет. Ремус прятался в Хогсмиде уже вторые сутки из-за приказа этой чокнутой ведьмы, и они время от времени по очереди носили ему еду – перед полнолунием на него накатывал сумасшедший голод и он в буквальном смысле горазд был грызть самого себя. Чем больше проступала на небе назревающая луна, тем более дерганным и вспыльчивым становился их друг.
– Как ты себя чувствуешь?
– Блестяще, – Ремус утер лоб. Отражение немного дрожало. Джеймс понял, что у Люпина трясутся руки. – Вы скоро придете? Который час? У меня нет часов. У вас есть?..
– Ждем Хвоста. А для тебя я припрятал бадьян в нашем хранилище. Ещё в тот раз.
– Я знаю...я уже выпил весь бадьян, какой нашел, – лицо его вдруг свела судорга боли. – Она спрашивала про меня?
– Да, спрашивала за завтраком, – старательно-небрежно обронил Джеймс. – Мы показали ей твоё письмо, – он усмехнулся. – Прикинь, она даже почерк проверила.
– Хорошо, – вздохнул Ремус. – Приходите скорее, я один тут скоро подохну.
И он пропал.
Джеймс со вздохом сунул зеркальце в карман.
– Чертовы...бабы...одни...проблемы...из-за...них...
Он оглянулся.
Каждое слово сопровождалось сильным ударом мяча об стену. Поверх адской смеси волшебных и магловских плакатов мотоциклов, девушек и музыкальных групп Джеймс увидел большую фотографию Блэйк Забини.
– Гребанная...идиотка... три...секунды...кайфа...и всю жизнь...я буду должен... торчать с ней...тупая...мерзкая...
Джеймс тренированным движением выбросил руку и поймал отскочивший от стены мяч. В плече что-то нехорошо клацнуло.
Он швырнул мячик Живоглоту, который уже давно следил за игрой Сириуса жадными круглыми глазами. Тот бросился за мячиком в погоню, влетел под кровать и впечатался там в чемодан Питера. Лишившись мячика, Сириус принялся стучать белым от напряжения кулаком в стену.
– «Сириус, у меня так кружится голова, принеси мне горький шоколад», «Фу, зачем ты принес эту гадость, меня сейчас стошнит», «Сириус, обними меня», «Сириус, мне плохо», «Сириус, а кого ты хочешь, мальчика или девочку» – он саданул кулаком по плакату, изображавшему магловку в купальнике. – Я хочу взять её маленькую пластмассовую башку и... – Сириус сделал вид, будто пытается раздавить руками невидимый кокос.
– Бродяга, ты сейчас захлебнешься соплями, сколько можно? Смотри на вещи позитивнее. Теперь ты будешь осмотрительнее выбирать себе подружек, – Сириус пружинисто вскочил с кровати. – Ну или по крайней мере научишься пользоваться Защитными чарами, – добавил Джеймс, глядя как Сириус мечется по комнате, словно загнанный волк, и откусил кусок от одного из припасенных на ночь сэндвичей.
– У меня теперь не будет подружек! Самое противное, что этой сучке дохера нравится заставлять меня чувствовать себя виноватым! – Сириус поднял выкатившийся из-под кровати мячик. – Да она наслаждается своей властью! Как только она видит, что я говорю с какой-нибудь девчонкой, сразу же хватается за свой живот, как будто у неё уже начинаются долбанные схватки! – и он снова принялся швырять мячик об стену.
– Ты вообще уверен, что она не морочит тебе голову?
– Она показывала мне эту ебанную справку из Мунго, вон она, – Сириус мотнул головой по направлению своей кровати, и Джемс увидел, что к фотографии Блэйк в самом деле приколота кнопкой какая-то ужасно официального вида бумажка. – Буду встречаться с другими – она начнет трепаться. Она начнет трепаться – меня выпрут из Хогвартса. Откажусь на ней жениться – её вонючие предки заявят в Визенгамот, что я её побил или изнасиловал, не помню, что именно я сделал. И тогда меня посадят в Азкабан! И тогда Блэквуд перейдет к ней, всё, чем жил Альфард, всё, что он делал и на что положил свою жизнь, уйдет к этим Забини, а я всего-то-навсего трахнул её в поезде! – его дыхание сбилось из-за резких выпадов. – Так что я в капкане. Сначала женюсь! А потом клетка! И петля! – он в последний раз швырнул мяч об стену и тот отскочил в Джеймса.
– Может всё будет не так плохо? – Джеймс пригнулся. – Ты же как-то встречался с ней целый месяц.
– Сохатый, я встречался не с ней, а с тем, что у неё между ног, есть разница? У Забини мозг размером с совиный помет. Ты слишком привык к хорошему обществу, старик, Эванс на тебя плохо влияет, ты стал слишком позитивно смотреть на такое дерьмо как Забини. Это тебе не она, не Вуд, не Маккиннон и не... – он запнулся. – Не Маккиннон.
– Кстати, я сегодня видел твою «не Маккиннон», – вспомнил Джеймс. Сириус замер и слегка повернул голову. – Выглядит хорошо. Во всяком случае, она теперь снова с глазами.
Сириус помолчал какое-то время и благодарно кивнул.
– Может быть ты поговоришь с ней сам?
– Нельзя, – быстро бросил тот. – Если Забини узнает, случится беда.
– А если Лили снова придется врать ей о том, куда ты пропал, тоже случится беда. Со мной. Мне на это весьма непрозрачно намекнули за ужином. Ты в курсе, что сегодня сделала на нем Малфой? Я почти зауважал её.
– Нет, – Сириус обернулся, и хотя на лице его все ещё блуждало мрачное, сердито выражение, глаза сверкнули. Он перебросил мячик из одной руки в другую. – Что?..
Неожиданно скрипнула дверь. В спальню заглянул запыхавшийся, красный Питер и торопливо поманил их за собой. Сириус мгновенно забыл про Роксану и свои беды, схватил куртку и бросился на выход, а Джеймс как попало запихал остатки сэндвича в рюкзак, застегнул молнию и прыжком вскочил с кровати и случайно наступил на хвост Живоглоту.
В гостиной уже было пусто, только камин потрескивал последними дровами.
Они взбежали по лестнице, ведущей к портретному проему, как вдруг услышали шорох, а затем негромкое, вежливое:
– Бу.
Мародеры дружно дрогнули и оглянулись.
Лили Эванс, до этого лежащая на диване с книжкой, поднялась, услышав шум и теперь упиралась кулачком в спинку дивана и внимательно смотрела на них.
– Лили! – Джеймс изобразил радость, а сам быстро переглянулся с Сириусом. Рука его поползла к волосам. – Ты не спишь?
Они подошли к дивану.
Лили была в одних пижамных шортах и теплом свитере.
Джеймс взглянул на неё и ему перехотелось уходить.
– Я, нет, мне надо дописать эссе для Флитвика, – она накинула на ноги плед и продемонстрировала им книгу и блокнот. А потом опять окинула их куртки взглядом, и чуть сузила глаза – А вы куда собрались?
– Мы? – Джеймс указал на себя.
Лили кивнула.
– А мы-ы... – Джеймс быстро переглянулся с Сириусом.
– Мы хотели...
– Да, мы собирались...
– Мы идем в Хогсмид! – вдруг выпалил Хвост и получил чувствительный толчок от Сириуса, – ... поиграть в карты! – закончил он и обиженно покосился на друга, потирая руку.
Джеймсу показалось, что в его голове кто-то произнес «Люмос».
Сириус рядом цокнул языком и театрально закатил глаза, Джеймс горестно (на самом деле облегченно) вздохнул и недовольно проворчал:
– Ну спасибо тебе, Хвост.
Питер тоже подыграл им и сделал вид, что ему ужасно стыдно.
– В карты, – повторила Лили.
– Освальд, ты знаешь его, хозяин «Трех метел» играет во взрыв-карты по субботам, – Джеймс присел на быльце дивана.
– На деньги, – совсем уж сокрушенным тоном признался Сириус.
– Он осмеял нас перед всеми, сказал, что нам в жизни не выбраться ночью из замка.
– Назвал нас сосунками! – воодушевленно добавил Питер.
Лили наблюдала за ними с улыбкой.
– Он так не говорил! – возмутился Джеймс и отвесил Питеру затрещину.
– Ну что-то он все-таки говорил... – почесал подбородок Сириус.
– ... и мы не можем ему это спустить, понимаешь? – подхватил Джеймс и положил Лили руку на плечи. – Лил, над нами ведь будет смеяться весь Хогсмид. Ты хочешь, чтобы над твоим парнем смеялись?
– И они, скорее всего, уже начали смеяться, потому что мы опаздываем, – многозначительно добавил Сириус, глядя в окно на затянутое облаками небо.
Джеймс и сам думал о том же.
– Ты ведь никому не скажешь, Эванс? – строго спросил Джеймс.
Усмешка Лили вдруг потухла, она несколько раз моргнула, с тревогой глядя на Джеймса, а потом вся как-то сжалась и отвернулась.
– Я никому не скажу. Но волноваться буду.
Джеймс оглянулся на парней и сунулся к ней.
– А ты поцелуй меня на удачу и со мной всё будет хорошо.
Лили недовольно оглянулась.
– Дурак ты, Поттер, – серьезно сказала она, поправив ему очки указательным пальцем, а потом потянулась к нему и поцеловала.
– А меня чмокнешь, Эванс? – развеселился Сириус, упираясь в спинку дивана, но Джеймс, схватив его за шиворот, уволок к портрету.
Питер у выхода нерешительно оглянулся и махнул Лили.
И когда они ушли, Лили ещё очень долго сидела на диване, обхватив рукой и задумчиво покусывала перо, глядя в окно, откуда ей нахально ухмылялась полная луна.
* * *
...1973...– У меня восемь пальцев, – громко и уверенно говорит Джеймс.
– У меня почти... совсем немного не дотягивает до восьми, – Сириус никогда ещё не выглядел настолько самодовольным.
– У меня семь. Нет, даже скорее шесть... – с сомнением протягивает Ремус.
– Эй, а у тебя Пит?
Они сидят кружком на полу, все с расстегнутыми штанами. А ведь вечер так здорово начался – они ели конфеты, подслушивали девичник за стеной и рассказывали страшилки в темноте. А теперь...
Питер, красный до ушей, смотрит на любопытные лица новых друзей: нахальный, самодовольный Поттер. Этот точно станет преступником и закончит свои дни в Азкабане. Так сказала мама, когда увидела его, а мама никогда не ошибается. Блэк, любимчик девчонок, скорее всего подсядет на кровь, ничего хорошего от него ждать не приходится, точно станет вампиром. На кой черт ему такие длинные волосы?
Только Ремус не кажется ему враждебным. Ему можно сказать. И он говорит, с трудом подавляя слезы:
– Четыре...
Повисает пауза. Мальчики переглядываются.
Спальня просто разрывается на куски от их хохота, Питер умирает от стыда, а Ремус пытается их унять, но это бессмысленно и он тоже начинает посмеиваться. Как делает вожак, так все делают, это закон, а Джеймс Поттер после этой ночи негласно провозглашен вожаком, это уже ясно. Питер лопается от злости, унижения и...зависти.
Они ведут себя как животные, они не понимают ничего...
Не понимают, что это – крах, что его теперь никогда, ни-ког-да не будут любить женщины...
Поттер успокаивается первым, застегивает штаны, поднимается с пола, подходит к окну и достает...
– Это, что сигареты? – настораживается Ремус.
– Ну и что? – пожимает плечами Поттер. Он закуривает и, явно наслаждаясь их любопытными, жадными взглядами, выдыхает дым и смотрит на небо. – Так говоришь, ты оборотень? – из его рта вылетает дым.
Ремус совсем мрачнеет.
– Эй, это круто, чувак, – Сириус толкает его в плечо.
– Совсем нет, – Ремус выглядит совсем убитым.
– Я бы хотел быть оборотнем, – хищно улыбается Сириус.
Ремус усмехается и качает головой, и вдруг кажется Питеру очень-очень взрослым.
– Хотел бы я посмотреть на оборотня, – протягивает Джеймс и делает всё, чтобы не закашляться от очередного глотка дыма. Питер чувствует прилив злорадства.
– Не получится, я тебя убью, – совершенно серьезно говорит Ремус, ковыряя пальцем дырку в ковре. – Я безопасен только для зверей, вот они меня видят каждую ночь...
Снова в комнате повисает пауза, только совсем другая, не такая как в первый раз. Теперь она настолько ощутимо наполнена озарением, что его можно потрогать рукой. Питер недоуменно смотрит на Сириуса, который, в свою очередь, ведет какой-то безмолвный диалог с Поттером и лица у них и правда как у зверей в этот момент...
Ремус поднимает голову, видимо почувствовав перемену, замечает их выражения и так и подскакивает.
– Нет-нет, даже не думайте об этом!
– Гениально! – Сириус тоже вскакивает. – Это гениально, черт возьми!!!
...1977...
– А...а...апчхи!
Джеймс и Сириус одновременно набросились на Питера и заткнули ему и рот, и нос, так, что он начал задыхаться.
Филч оглянулся, подозрительно осмотрел пустой коридор, прямо посередине которого застыли мальчики под мантией-невидимкой, потом подхватил кошку с пола и пошаркал дальше, бормоча своей возлюбленной миссис Норрис какие-то угрожающие нежности.
Питер вырвался из захвата друзей и глотнул воздуха.
– Ты что, Хвост? – зашипел Сириус, толкнув его в спину.
– Простите... – Питер шмыгнул носом. – У меня аллергия на кошек.
– Идем дальше, он ушел. Шалость удалась! – Джеймс стукнул палочкой по карте, зажег свет, сунул палочку в зубы, повыше поднял мантию над их головами и они двинулись по коридору вниз, на лестницу.
– Не прятал бы ты Карту, вдруг ещё кто...
Не успел Сириус договорить, как вдруг дверь, мимо которой они шли, распахнулась и ударилась об стену.
Они дружно нырнули за огромные рыцарские доспехи, как раз вовремя, чтобы избежать столкновения с доктором Джекиллом. Он вылетел из кабинета, злой как гриндиллоу и с такой силой захлопнул дверь, что на пол посыпалась каменная крошка.
– Это бесчеловечно... она сошла с ума... совсем ещё ребенок... – услышали они, прежде чем он ушел. – Ну уж нет, не допущу!
– Что это с нашим тихоней? – удивился Сириус.
– Какая к черту разница? – Джеймс подтолкнул его.– Идем!
...1974...– Ну и где ты, Сириус?
Сириус вытягивает руку и показывает на звездное небо.
– Вон, – нехотя произносит он. – Яркая звезда. В созвездии Большого Пса.
– А где созвездие Большого Пса? – морщит лоб Джеймс.
Они лежат кружком на траве в Лесу, почти соприкасаясь головами. Июнь, слишком жарко, чтобы спать и они отправились гулять, захватив ледяное сливочное пиво. Пустые бутылки из-под него валяются рядом в траве и издают легкий масляно-карамельный аромат. В чернильно-зеленой, звездной летней ночи ароматно пахнут травы и стрекочут кузнечики.
Питер громко икает.
– Вот оно, – Ремус тоже вытягивает руку и чертит в воздухе узор. – Созвездие Большого Пса.
– А-а-а... – Джеймс хмыкает.
– Какой идиот станет называть сына в честь звезды? – вдруг произносит Сириус и это первый раз на памяти Питера, когда он заговаривает о своей семье. Тем более так.
– А какой идиот станет называть сына Джеймс? – передразнивает его тон Поттер. – Джеймсов полным-полно. Это предки, старик, хрен разберешь, что у них в голове.
– У моей матери в голове пусто, – ворчит Сириус.
– Зато она у тебя есть, – тихо произносит Ремус.
– Она мне не мать, – резко произносит Сириус.
– Зато у тебя есть младший брат. Младшие братья – это круто.
– Не в моем случае.
– Я бы хотел таких братьев, как вы, – вдруг произносит Ремус и голос его обрывается.
Джеймс и Сириус одновременно поднимаются и поворачиваются к нему.
Ремус поднимает голову и испуганно поджимает плечи.
– Вы будете смеяться, но это так. Да, я считаю вас братьями. Теперь смейтесь.
– Мы не будем смеяться, – серьезно произносит Джеймс, горящими глазами глядя на Ремуса и Сириус согласно кивает. Питеру становится досадно. Скажи он такое, они бы уже заржали.
– Дай сюда! – вдруг говорит Джеймс, вытягивая руку. Сириус понимает его без слов и достает из кармана тот самый перочинный ножик, о котором так отчаянно мечтает Питер. Замечательный, с кучей лезвий и всяких классных возможностей.
Джеймс без страха подносит лезвие к своей ладони, поджимает губы и вдруг делает глубокий надрез.
Ремус подскакивает, Питер тоже.
– Ты что делаешь?!
Джеймс вытягивает слегка дрожащую, окровавленную ладонь перед собой и сурово оглядывает лица мальчишек.
– Клянусь, что я всегда буду вам братом, – произносит он без тени насмешки в голосе и вскидывает голову, как лесной олень, словно бросает им вызов.
Ремус завороженно смотрит на него и тут Сириус тоже разрезает себе ладонь и хватается за его руку, так, что их кровь смешивается.
– Клянусь, что скорее сдохну сам, чем предам вас, – рычит он, прямо как пёс, глядя на них по-очереди из-под спадающих на лицо волос.
– Парни, вы... – Ремус качает головой и вдруг, подхватывается, хватает нож и без раздумий режет себе ладонь. Кровь брызгает на траву. – И я клянусь! Клянусь, что всегда буду вашим другом!
Питер предчувствовал, что это произойдет ещё когда Сириус схватился за нож, но теперь настает его черед и он смотрит на окровавленное лезвие с ужасом, думая о болезнях и инфекциях, а парни смотрят на него. Они держатся за руки, их скрепляет нечто такое необъяснимое, что и Питеру ужасно хочется к ним.
С большим трудом ему удается сделать небольшой надрез и он, задыхаясь от гордости, последним кладет ладонь на их сцепленные руки.
– И я тоже, – говорит он, дрожащим от радости голосом. Сириус хлопает его по плечу.
Он свой! Теперь он совсем свой!
...1977...Питеру никогда не нравилось видеть, как Ремус превращается в оборотня.
Это было жутко, страшно, неправильно...
Как только комнату залил голубой лунный свет, Ремус поднял голову ему навстречу и на лице у него возникло такое выражение, какое может быть у человека, который смотрит на палача, занесшего меч.
– О, началось! – сверкнул глазами Блэк, когда Ремус часто и тяжело задышал и у него исступленно затряслись руки. Вместе с Джеймсом он подскочил к нему и скрутил, прежде, чем Ремус начал рвать на себе кожу.
Питеру всегда казалось, что Ремус дрожит, потому, что это волк так яростно рвется наружу.
А когда он однажды набрался смелости и спросил, почему его так трясет, Ремус смущенно признался, что в такие минуты он просто до безумия боится наступающей боли и ничего не может с собой поделать.
– Черт, Рем, и откуда в тебе столько сил, а? На вид такой безобидный... – пропыхтел Сириус, выкручивая руку с растопыренными, скрюченными пальцами и когтями, которыми Ремус пытался дотянуться до своего лица.
– Эй, парень, спокойно! – прикрикнул Джеймс, когда Ремус импульсивно дернулся, вырвал руку из захвата и разорвал кожу на своей щеке. Из разреза сразу полезла густая коричневая шерсть. – Шрамы это конечно, круто, но ты не будешь нравиться своей Валери, если превратишься в фарш!
– Ты серьезно?! – выпучил на него глаза Сириус и тут Ремус, который до этого боролся с болью, крепко стиснув зубы, мучительно взвыл и его голос оборвался, превратившись в настоящий волчий вой.
Раздался тошнотворный хруст – его лицо начало вытягиваться.
Питер вжал голову в плечи, с ужасом глядя, как худая грудная клетка Ремуса ломается, шевелится так, словно из неё просится наружу какое-то существо, как его колени меняют угол, как он увеличивается в росте, как покрывается густой коричневой шерстью и дико бьется в руках друзей, пытаясь разорвать остатки кожи, код которой рос волк.
Джеймс и Сириус кричали что-то, но Питер слышал только рев превращающегося зверя. Он горазд был сорваться с места и убежать в любую секунду, потому что ему было страшно и он не находил в происходящем ничего забавного. Но не мог. Любопытство было равносильно страху и он смотрел на то, как его друг, такой привычный Ремус превращается в отвратительное, жуткое чудовище...
А когда же он окончательно превратился, Сириус, обернувшись псом, бросился на него и повалил на пол, так что Питер не успел толком ничего рассмотреть, а Джеймс отскочил в сторону, посмеиваясь над их возней.
– Рады снова видеть тебя, Лунатик! – провозгласил он и низко поклонился оборотню.
Оборотень дернулся, услышав человеческий голос, голодно заревел и сорвался с места, но Джеймс в один миг превратился в оленя, резво скакнул вбок и нахально сверкнул в темноте большими влажными глазами. Волк замер с поднятой лапой и озадаченно опустил уши.
Сириус звонко гавкнул.
...1975...– Эй, я здесь, ау-у! – Джеймс задыхается от смеха, складывает руки рупором и воет на волчий манер. Оборотень бросается на него, но мальчик в последний момент превращается и в сторону отскакивает красивый, почти величественный благородный олень, а неповоротливый, но довольно большой щенок-оборотень мешком падает в траву.
Сириус покатывается со смеху и легонько подстрекает его чарами щекотки, а когда оборотень бросается на него, смех Блэка удивительно гармонично перерастает в лай и уже не он, а большой черный пёс бросается оборотню навстречу и валит на землю, но они не дерутся, а просто цапаются и возятся, как в тот день, когда Ремус пытался отнять у Сириуса свой новенький значок старосты...
– Давай, Хвост! – веселый голос Джима эхом улетает в лес. – Давай!
И Питер решается – трясущейся рукой направляет палочку на оборотня, зажмуривается и...то ли заклинанием ошибся, то ли ещё чем, но он случайно обжигает его.
Оборотень взвыл от боли, тяпнул пса так, что тот пронзительно взвизгнул, и обернувшись, бросается теперь на Питера, который от ужаса чуть было не забыл трансформационное заклинание.
Огромная гора меха, мышц и вони обрушивается на крысу, но оборотень его просто не заметил, не нашел в траве. Он упал на него и чуть не раздавил.
Джеймс и Сириус где-то рядом помирают со смеха, глядя как волк шарит лапами в траве, а Питер ненавидит их, да искренне и от души ненавидит, потому что впервые в жизни, пусть даже и в облике крысы, он обделался от страха.
...1977...Они придумали развлечение.
Сириус придумал.
Он натравил на него Ремуса. Нет, не Ремуса, оборотня и заставил гоняться за ним по всему дому. Питер улепетывал от волка во всю силу своих коротких четырех лапок и не мог превратиться, потому что тогда бы его точно убили, или превратили, а оборотень, эта мерзкая гигантская туша носилась за ним по всему дому, опрокидывая и ломая мебель, разбивая окна и дверные проемы.
Питер не знал, где ему спрятаться, метался по всем трём этажам и не знал, и кого он больше ненавидит в эту ночь: парней, затеявших такую глупую и жестокую шутку, или эту Грей, которая сейчас рыщет по Лесу в поисках волков...
Питер спрятался в уборной и запер дверь. Там он превратился в человека и от страха его обильно стошнило всем, что он успел съесть за день.
Он был так напуган и у него так громко колотилось сердце, пока он сгибался над унитазом, что он не услышал, как скрипнула дверь, осторожно снятая с петель, и оборотень вырос у него за спиной во весь свой исполинский рост.
Когда Питер оглянулся, у него в буквальном смысле душа ушла в пятки. Оборотень уставился на него своими безумными желто-зелеными глазами, зарычал и уже занес лапу, как вдруг на него обрушился чёрный пёс. Пока они цапались и рвали друг на друге шерсть, Джеймс из гостиной внизу пробил дыру в полу уборной и крикнул:
– Прыгай, Хвост!
Питер прыгнул, но оборотень, который видимо не хотел так просто упускать свою жертву, ухватился когтистой лапой за его штанину и они все кучей обрушились на первый этаж.
Увидев двоих людей, вместо привычных животных, оборотень совсем ошалел, отшвырнул от себя Сириуса и бросился, Джеймс загородил собой Питера, вскинул палочку и тут...
Тут что-то случилось...
Сначала где-то вдалеке раздался отчетливый, густой вой.
Оборотень замер, навострив уши и обернулся.
А потом вой повторился и оборотень как зачарованный, опустился с двух лап на четыре и принюхался, совсем как собака.
– Сириус... – Джеймс чуть задыхался и не сводил широко распахнутых глаз и палочки с мохнатой спины волка. – Сириус, задержи его!!!
Вой повторился.
Волк без единого звука сорвался с места.
Пёс и олень перекрыли ему путь, но он с легкостью раскидал их и бросился в заколоченное окно, выломав доски.
* * *
Он гнался за оборотнем, так быстро работая лапами, что они полыхали от боли. Каждую секунду Сириус был готов услышать выстрел или свист стрелы, был даже готов к тому, что выстрелят в него, но все равно бежал, бежал как сумасшедший...
Джеймс бежал следом, но Сириус был быстрее. И даже несмотря на то, что их с Ремусом разделяло всего несколько метров, но он все равно не мог догнать его!
Неожиданно его носа, окруженного цветами леса и шерсти, коснулся другой запах.
Этот бы он не перепутал ни с одним другим – густой аромат вишни, от которого у него защипало во рту. Сириус резко обернулся и сразу увидел её – маленькая человеческая фигурка боком спускалась по отлогому холму, направляясь в деревню, всего в десяти футах от них. На Роксане была темная мешковатая одежда, а за плечами у неё болтался рюкзак. Он понятия не имел, какого черта она забыла на окраине Хогсмида глухой ночью, но выяснять не было времени и он резко изменил направление.
Услышав топот и рычание, Роксана вскинула зажженную палочку (ну не дура ли?!), взвизгнула (ради трусов Мерлина!) и бросилась наутек, однако бежать было поздно. Ремус уже почуял её, земля дрожала под его лапами всего пару секунд и вот он вытянулся в прыжке, вытянув лапы и раскрыв пасть.
То, что Сириус заметил Роксану раньше, спасло ей жизнь. Он выиграл всего несколько секунд, но их хватило, чтобы стрелой пронестись в высокой траве, сбить Малфой с ног и закрыть собой.
– Сириус, я не покусал тебя?
– Что? Ты имеешь в виду эти царапины? Брось, ерунда.
– Выглядит так, будто я пытался порвать тебя на куски...
– Лунатик, расслабься, я просто в колючий кустарник влез.
Сириус провалился в бесконечную, сумасшедшую боль и, кажется, потерял сознание. Ночь полыхнула кислотным красным, а от жуткого собачьего визга, который сам он, конечно, просто не мог издать, чуть не лопнули барабанные перепонки. Он бил по земле лапами, извивался, вырывался, но волк не пускал его. Мерлин, какая же невыносимая боль, конец, пожалуйста, конец, сейчас, сейчас!
Но тут что-то случилось – боль стала меньше и тяжесть спала.
Сириус разлепил слезящиеся глаза.
Оборотень скулил, визжал и бил себя лапами по окровавленной морде, пока стая летучих мышей хлопала по ней крыльями и драла её бесчисленными маленькими коготками. Про него он забыл и очертя голову бросился в темноту, подвывая и рыча.
Малфой, белая как полотно, опустила палочку. Она лежала прямо под ним нижняя челюсть её мелко-мелко тряслась, а рука с палочкой ходила ходуном. Похоже она была в двух секундах от того, чтобы тоже потерять сознание или тронуться от страха. Ну ещё бы. Оборотень прямо у тебя на глазах рвет на части собачку.
Сириус покачнулся и провалился в темноту.
Но ненадолго.
– ...слышишь меня?! Сириус, не смей! Не смей, засранец! – кто-то бесцеремонно врезал ему по морде и Сириус очнулся.
– Хвала Мерлину!
Это был Джим. Его лицо.
И его кулак.
Вот придурок.
«Какого черта, я тут кровью истекаю, садист!»
Сириус понял, что он все ещё пёс, когда наружу вырвалось лишь сердитое ворчание. Он инстинктивно попытался превратиться, но Джеймс вдруг снова врезал ему. Сириус ошалел от такой наглости.
– Не вздумай придурок, он тебя укусил! – никогда прежде Сириус не слышал, чтобы у Джеймса так дрожал голос.
«Я тебе это ещё припомню, олень!» – зарычал он.
Рядом с лицом Джеймса замаячило ещё одно. На Сириуса взглянули знакомые бархатные глаза.
– Это... это правда... это Блэк?
«Да, детка, это я. А где этот сучонок, который меня покусал, я хочу оторвать ему его блохастый хвост и запихать в его же пасть!!!»
– Спокойно, Сириус... да, Малфой, это он, черт тебя подери, а ты что здесь забыла?! – вскинулся Джеймс.
– И это тебя сейчас волнует, Поттер?!
В носу Сириуса вишня яростно схлестнулась с хлопком и древесиной.
Неожиданно повеяло чем-то противным и кислым.
– Джеймс, он убежал в лес, убежал в лес! – истерично закричал где-то рядом Питер. Сириус вскинулся, но прокушенное плечо и бок отозвались немилосердной болью и он неуклюже повалился в траву.
Джеймс грязно выругался.
– Побудь с ним, Малфой! – и он пропал.
Они остались вдвоем. Сириус покосился на Роксану. Она склонялась над ним и была так близко, что он мог видеть каждую её ресницу, видел своё отражение в широко распахнутых, перепуганных глазах.
– Я не могу поверить, – прошептала она. – Я просто не верю. Блэк... – она сглотнула. – Сириус, это ты?
«Как будто собака может ответить. Малфой, ты такая...»
Ему стоило это больших усилий, но он поднял голову и лизнул её губы.
Странно, но она даже не попыталась их вытереть, только почему-то засмеялась, но как-то странно, неправильно засмеялась.
– Поттер, он весь в крови, он что умрет? Он умрет, Поттер?!
– Да нет, конечно, – проворчал Джеймс, усаживаясь рядом на колени. – Ты как, Бродяга? – он потрепал его по голове.
Сириус закатил глаза.
Ну вот, ещё один желающий поговорить с собакой.
Сегодня, что, ночь умных вопросов?
– Бродяга, боюсь, нам сегодня не обойтись без твоего носа. Ты как, не против?
Сириус понял, что он имеет в виду. Ремус убежал.
«Ясень цапень!» – проворчал он.
– Я сейчас тебя очень плохо залатаю, а когда мы вернемся, обещаю Лили исправит все, что я натворю, – он вытащил палочку.
Роксана вдруг вскочила.
– Ты ещё куда? – Джеймс схватил её за руку.
– Надо сообщить в замок, сказать, что здесь оборотень!
«Чего?!!»
Сириус подскочил, Джеймс тоже.
– Нет! – выкрикнул он. – Нет, не надо. Я...я видел людей в лесу! В замке уже знают, его уже ищут, но ты... – он быстро взглянул на Сириуса. – Ты все равно можешь нам помочь! Сириусу сейчас очень плохо. У нас в комнате есть коробка с лекарствами...там будет...э-э...бадьян! Он поможет. Принеси его! Питер тебя отведет в замок, хорошо Питер?
– Я? А... да, конечно!
– Так не стойте, живее, живее! – он снова бухнулся в траву на колени и занес над Сириусом палочку.
Роксана с грохотом распахнула дверь и ворвалась в спальню мальчиков Гриффиндора.
– Где эта коробка? – она задохнулась от быстрого бега. Перед глазами у неё все ещё был большой чёрный пес с разорванной спиной и совершенно человеческим взглядом. – Где она, Питер? Как она выглядит? – Роксана завертелась на месте.
– Маленькая такая, черная, – сказал Питер от двери. – Посмотри под кроватью!
– Под какой? – Роксана упала на колени, выронив палочку, и заглянула под ближайшую кровать. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как толстяк выскакивает в коридор с её палочкой в руках и закрывает за собой дверь.
– Эй!!! – она подхватилась. – Эй, это что за шутки! Эй, ты! – Роксана забарабанила в дверь, но Петтигрю запечатал её заклинанием с другой стороны.
– Прости, но я должен был тебя запереть! – испуганно пискнул паренек из-за двери и прежде, чем Роксана успела как следует возмутиться, услышала, как он торопливо сбегает по лестнице вниз.
* * *
...1974...– ... ты, бесполезный кусок дерьма! Притащил сюда эту маленькую шлюшку вчера, зачем? Чтобы я вас благословил? Благословляю, идите к черту! Проваливай отсюда!
Северус выскакивает из дома и захлопывает дверь, как раз вовремя, чтобы об нее с той стороны разбилась бутылка. Он прижимается к двери спиной, стараясь унять дрожь в руках, но это не так-то просто.
Дыхание сбивается, сердце колотится, кровь приливает к голове, и ему с трудом удается подавить приступ внезапного бешенства. Выходит, он такой же, как отец?
Северус срывается, пересекает убогий дворик, выходит за пределы участка, уходит все дальше и дальше от дома. Пока не приходит в их с Лили укромный уголок – тенистое, пронизанное узкими лучиками убежище под ветками дерева на берегу шумящей реки.
Сейчас тут никого нет, но он все равно чувствует, что ее присутствие отпечаталось здесь на всем, что он видит и слышит.
Северус всегда прячется здесь, потому что даже когда пьяный отец выходит искать его, его никогда не хватает на то, чтобы дойти до реки, и он засыпает где-нибудь по дороге.
Он настолько погружается в свою ненависть, что не слышит звука ее шагов, и когда Лили молча усаживается рядом, он испуганно подскакивает, думая, что это пришел отец.
На Лили светлые джинсовые шорты и простая белая футболка. Темно-рыжие волосы лежат такой пышной шапкой, что их хочется потрогать, а загорелое личико усыпано веснушками.
Лили смотрит на реку и хмурится.
– Опять он, да?
Северус сжимает кулаки.
– Ты же видела его вчера... он не может прожить без бутылки и двух часов... – цедит он сквозь сведенные зубы. – Я его ненавижу... нена...
– Петунья опять назвала меня уродкой, – как бы невзначай говорит Лили. – И сказала, что я буду гореть в аду за свои занятия магией.
Они переглядываются. Лили прыскает и упирается лбом в свои острые поцарапанные коленки.
Северус улыбается, чувствуя, как злость и ненависть уходят из него, как грязный черный дым.
– Идем, – Лили поднимается и за руку уводит его за собой.
– Куда? – Северусу все равно, куда. Он просто послушно идет за ней и смотрит на задние карманы ее шорт...
– Возьмем чего-нибудь поесть и ингредиенты, конечно! – удивленно говорит она и еще крепче сжимает его руку, и ладошка у нее такая теплая и мягкая, что Северусу больше ничего и не нужно. – Сварим Икотное зелье и нальем в сок Петуньи. Это поднимет тебе настроение!
...1977...Северус приблизился к портрету Полной Дамы.
Сколько же здесь воспоминаний.
В который раз за эту ночь он задался вопросом: правильный ли выбор сделал?
И в который раз твердо сказал себе: да, правильный.
Лили никогда не простит его за то, что он сделает.
Но так нужно. К тому же, она все равно никогда не узнает.
Надо покончить со всем этим.
Северус поднял палочку.
Он наложил Империус еще за ужином.
Нотт и Регулус уже в лесу. Время идет, медлить больше нельзя...
– Приди ко мне... – прошептал он.
Пара минут, и портретный проем раскрылся.
Сердце предательски сжалось, когда он увидел пышную шапку рыжих волос и трогательную, почти детскую пижаму. Поддернутые поволокой чар глаза внимательно, но безучастно взглянули на него.
– Идем со мной... – прошептал он.
Она шла за ним, послушная, молчаливая, в милой пижамке и тапочках.
Он не оглядывался на нее и старался не думать о том, что все, что случится с ней – по его милости...
Но так будет лучше для всех.
Когда-нибудь они это поймут.
Он услышал голос Регулуса и замедлил шаг, чтобы ветки не хрустели под ногами.
– Почему именно он должен привести ее сюда?! – голос Регулуса дрожал. Северус чуть отодвинул ветки. Мальчишка волновался и мерил шагами небольшую, обильно облитую лунным молоком полянку. В этом свете, облаченный в черную мантию, он казался бледнее и прозрачнее любого привидения, и только черные глаза расплывались от страха, словно горячая смола.
– Я думал, это очевидно, – улыбнулся Нотт. Он, в отличие от Блэка, не бегал и стоял неподвижно, как тотем.
– Очевидно? Все знают, что Снейп благоволит грязнокровкам, это позор!
– Это тебя не касается, Блэк. Твое дело...
– Я знаю мое дело! – истерично крикнул Регулус. – Он приведет сюда девчонку... и я ее убью... почему я не могу использовать обычное Непростительное заклинание?!
– Ты знаешь, почему, не задавай глупых вопросов.
– Это варварство!
– Не варварство, а разумная предосторожность.
– Почему он в Клубе, почему он носит Метку, хотя ни разу никого не убил?!
– Оставь его в покое. У всех есть привилегии. Будь ты так же успешен в области зелий, тебе бы тоже позволили носить Метку, не пачкая рук.
Северус поднял палочку, заставляя свою спутницу безмолвно повиноваться ее приказу, и вышел на полянку.
Регулус стоял к нему спиной.
– И ты доверяешь ему, Нотт?
Катон взглянул Северусу в глаза и улыбнулся.
– Конечно, доверяю.
– И, очевидно, совершенно не напрасно... – молвил Северус, заставив Регулуса подскочить от неожиданности.
* * *
Где-то совсем рядом раздался громкий пронзительный крик, и повеяло Красным.
Он замер и принюхался.
Красный уже был у него на языке.
Теплый, терпкий собачий Красный.
Теперь хотелось еще...
Густой Синий шевелил шерсть на взмокшей спине – это было Розово.
Его тело такое сильное и крепкое, а движения – легкие и быстрые. Он сам как Синий...
Внезапный Желтый разрезал темноту и обжег его глаза.
Оборотень остановился и огляделся по сторонам.
– ... возьми себя в руки! Дело сделано.
Какие странные Зеленые звуки... знакомые... как будто из полузабытого сна...
– Я убил ее, да? Я убил?! – зеленый рассыпался какими-то странными надрывными брызгами. – Я это сделал?!
Он остановился, поднял голову, и вдруг снова неподалеку раздался этот удивительно прекрасный голос...
Луна... она звала его.
Он вскинул голову и запел, давая ей понять, что уже бежит навстречу.
– Ты слышал?
– Черт! Быстрее, надо уходить!
Ах, снова этот противный зеленый.
– Держи его, похоже, его сейчас стошнит...
Оборотень пробежал немного по следу красной ленты в коричнево-зеленой смеси и ворвался в целое море красного, зеленого и фиолетового.
Он успел увидеть только силуэты двоих убегающих существ, озаренных Желтым. Это они говорили Зеленым. Он мог бы погнаться за ними, но есть дело поважнее...
Красный...
Оборотень склонился над телом в траве, провел когтистой лапой по Красным волосам и вдруг услышал, как затрещали рядом заросли.
Он обернулся, готовый атаковать, и вдруг увидел, как из глубины Синего выступило самое прекрасное существо, какое только можно себе представить. Такое же, как он, такое же сильное, крепкое и могучее. А вслед за ним еще одно... и еще... и еще...
Его собратья! Не может быть! О, какое счастье, какое счастье! Как же долго он их ждал!
Оборотень запел, и они запели в ответ, окружая его. Он взвизгнул от радости, но его собратья не спешили ответить взаимностью. Первый Собрат опустился на передние лапы. Он тоже принюхивался к Красному и скалил длинные клыки.
Оборотень понял, что он хочет отнять у него добычу, и оскалился.
Нет, оно не твое. Ищи себе другое.
Они сцепились. Они рвали и драли друг друга клыками и когтями над телом, пытаясь отвоевать друг у друга право на Красный, они выли и рычали, ломали Коричневый и Синий мир, и их битва длилась бы еще очень долго, если бы вдруг Оборотня не ужалил в бок маленький жгучий Белый.
Боль невыносимая, слепящая, мучительная...
– Я подстрелила его!
Снова этот Зеленый звук!
Белый с шипением растворял его кровь...
Нет-нет, слишком больно, слишком горячо, надо уйти. Надо спрятаться.
Белый беспощаден, он убьет его, убьет...
Луна-а-а-а, за что?!
* * *
– Ремус?.. Ремус!!! Ремус!
Ремус приоткрыл веки, вдохнул, и в него ледяным живительным потоком хлынуло Серое.
Туманное, холодное утро... вокруг него расстилался целый океан ароматной травы.
Ах, как же хорошо...
Все кончилось...
Он снова закрыл глаза, проваливаясь в дрему.
– Ремус, Ремус, не засыпай, очнись!
Питер?
Ремус повернул голову и в самом деле увидел своего младшего друга.
– Пит, – он с трудом разлепил склеившиеся от крови и грязи губы.
– Хвала Мерлину, ты живой! – Питер попытался поднять его, но Ремус застонал и упал в траву. Весь правый бок онемел и по краю пульсировал густой мучительной болью.
–Тебя, кажется, задело, – голос Питера срывался. – Ремус... у тебя тут... я не знаю, как сказать... и ты весь белый...
Белый... шелк...
Валери...
Голову вдруг прострелила жуткая боль, и он упал в траву.
– Это серебро, – удивительно, как легко ему дались эти слова. – Приведи кого-нибудь... – Ремус чувствовал, что снова проваливается в темноту. В темное немое пятно, окаймленное болью. – Скорее!
– Черт возьми, уже светает! – Джеймс превратился в человека и обессилено привалился к дереву. Сириус, высунув язык, подковылял к нему и без сил повалился на землю. Пара секунд – и он со стоном вытянулся в человека. Одежда на нем была разорвана, наспех заштопанная спина обильно кровоточила и выглядела жутко, как будто Сириусом терли о гигантскую терку. – Хорошая выдалась ночка.
– Лунатик уже должен был превратиться в человека, – выдохнул он. – Но я уже час как потерял его запах. Вот куда он мог деться?
– Еще и Хвост пропал. Ты слышал охотников?
Сириус кивнул.
– Я видел, как они тащили одного оборотня, Сохатый.
– Ты же не думаешь, что...
– Несите мальчишку в замок!
Не сговариваясь, они зарылись в заросли ежевики.
Мимо них, футах в пяти прошла Грей в сопровождении нескольких мужчин в министерской форме. Двое несли носилки.
– Лунатик! – дружно прошептали они, но, слава Богу, за треском веток и разговором их не услышали.
На носилках и правда лежал Ремус уже в своем человеческом обличие, совершенно голый, грязный и окровавленный. На боку у него зияла наскоро перевязанная рана, от которой во все стороны разливался некрасивый лиловый кровоподтек, пронизанный паутиной сожженных капилляров.
– Серебро... – прошептал Джеймс.
Сириус вдруг рванул вперед, но Джеймс перехватил его и оттащил за дерево.
Грей оглянулась, услышав треск.
– А что с девчонкой делать?
Джеймс от неожиданности выпустил Сириуса и прислушался.
– А что с ней еще? – отрывисто спросила Грей. – Вы что, не видели? Отнесите ее в Крыло, ее надо зашить, прежде чем показывать кому-то. И разбудите Минерву Макгонагалл. Это была её ученица.
– Да, мэм.
– И Люпина туда же несите. Я думаю, он ее узнает.
Они прошли мимо.
Джеймс мотнул головой, прогоняя внезапный глупый страх.
– Сохатый, ты слышал? Кто-то из наших пострадал?
– Джеймс! Сириус!
Они удивленно переглянулись, услышав отчаянный, обреченный крик, и обернулись.
– Джеймс, на помощь!
Сквозь цепкие руки леса к ним рвался Питер, отчаянно размахивая руками. Вид у него был бешеный.
– Пит, о чем ты...
Джеймс осекся, взглянув ему в глаза.
Картинка резко сдвинулась в сторону, и он ухватился за дерево.
«Это просто олень!»
Этот голос...
«Ты покойник, Поттер! И ты, и твоя подружка! Береги свою грязнокровку, Поттер, клянусь, она будет первой!»
Он сорвался с места.
Сириус что-то кричал ему, кажется, бежал следом, но Джеймс ничего не слышал и не видел.
Лили. Нет, пожалуйста, только не это, все что угодно, но не это, нет, нет...
Снова и снова перед внутренним взором Снейп и Нотт бежали по лесу...
Он мог их остановить...
Он мог их остановить...
Почему он этого не сделал?!
– Сохатый, черт тебя подери, да стой же ты! Стой!!!
Лили опирается на перила лестницы и просит его остаться с ней этой ночью, улыбается так смущенно...
Лили выскакивает из палатки в сожженном городке, ее взгляд...
Лили отказывает ему в прогулке... как же хочется поцеловать ее маленький вздернутый носик...
Лили подходит к Распределяющей Шляпе – матовое золото стекает по ее длинным-длинным рыжим волосам...
Джеймс взлетел по мраморной лестнице наверх, на последней ступеньке поскользнулся и упал.
Ему казалось, что весь Хогвартс рушился к чертям...
– Поттер, ты слышишь меня?! – заорал Сириус где-то позади.
Далеко...
Как же они все бесконечно далеко...
Джеймс, не чувствуя под собой ног, взлетел на восьмой этаж, увидел знакомый коридор, и силы вдруг отказали ему, и он привалился стене.
Сейчас он войдет в гостиную, узнает, что она мертва, и тоже сдохнет, сдохнет на месте! Скорее, скорее, скорее...
* * *
Лили удивленно оглянулась, услышав грохот, закрыла книгу и поспешно поднялась с дивана. Живоглот, мурлыкнув, спрыгнул с ее колен.
В портретном проеме стоял всклокоченный, совершенно безумный, запыхавшийся Джеймс и смотрел на нее так, словно она вернулась с того света.
– Джеймс? Почему так поздно? И почему ты в таком...
Джеймс вдруг покачнулся, прикрыл глаза, медленно сошел со ступенек в залитую светом гостиную, подковылял к Лили, упал на пол у ее ног, обхватил их руками, притянул к себе и уткнулся в нее лицом.
– Господи... Джим, да что с тобой? – не на шутку испугалась Лили, услышав сдавленный всхлип, и почувствовав, как Джеймса сотрясло от вихра на макушке до подошв. – Джим, что случилось, не пугай меня так!
Джеймс ничего не сказал, только несколько раз исступленно поцеловал ее живот, задрав пижамную футболку, и снова спрятался, пожимая ее руками так, словно хотел убедиться в том, что она настоящая.
– Ты можешь мне объяснить, что случилось?! – дрожащим голосом попросила она, когда в гостиную с небольшим отрывом ввалился белый, лохматый и насмерть перепуганный Сириус. Увидев развернувшуюся у дивана сцену, Блэк тяжело вздохнул и привалился лбом к дверному проему в стене.
– Черт возьми, Эванс...
– Да что с вами такое?! – Лили попыталась отцепить от себя Джеймса, но это было бесполезно. В отчаянии она оглянулась на Сириуса, который, тяжело волоча ноги, вдруг подошел к ней и как-то совершенно по-собачьи уткнулся лбом в ее плечо. Лили совершенно растерялась.
– Сириус, а с тобой что?! – она хотела было тронуть его за плечо и в ужасе отдернула руку. – Мерлин, ты весь в крови!
– Тихо-тихо! – Сириус выпрямился и увернулся от ее руки. – Жить буду, не волнуйся, – он говорил так, словно на его язык наложили заклинание Онемения. – Просто поцарапался.
– Что, в конце концов, происходит? – жалобно спросила она. – И где Питер?
– В Крыле. Джим все расскажет... когда очухается... а мне бы свои царапинки промыть, – и он ушел на лестницу, оставив Лили в полнейшем смятении.
* * *
Роксана крепко спала.
После того, как ее заперли, она еще долго сражалась за свою свободу: колотила в дверь, пыталась отпереть ее всеми возможными путями и средствами, ковырялась в замке, кричала, но, в конце концов, сдалась и стала смирно дожидаться освобождения. А потом уснула.
Идея сбежать из школы пришла к ней в тот момент, когда она сидела в кабинете Слизнорта после уроков, мерзла и тысячу раз записывала фразу «Я – волшебница, а не дикий зверь».
А она всего-то-навсего вылила Забини на голову тарелку мясного гуляша за ужином, притворившись слепой, а потом напустила на стерву Летучемышиный сглаз. Во Франции девочки шепотом передавали друг дружке это заклинание как лучшее средство выцарапать сопернице глаза и сохранить маникюр. Не то чтобы это была достаточная месть за потерю зрения, в конце концов, Забини помогли, но зрелище того, как эта кукла вертелась и прыгала на своих каблучищах, пытаясь согнать мышей, немного утешила. Правда, в итоге Роксану оставили после уроков, но зато многие ученики соседних факультетов хлопали и смеялись, когда Блэйк, перепачканная гуляшом, выбежала из Зала.
В основном девочки.
А когда же Роксана вернулась в свою комнату и увидела на своей подушке письмо от жены Донагана, Олив, смутная идея, пришедшая между пятидесятой и пятьдесят первой строчкой наказания, сформировалась в твердое намерение.
Несмотря на угрозы и преследования, Олив Тремлетт, менеджер и последняя частичка бывшей группы каждый день в двенадцать ночи упрямо запускала на пиратской станции песни «ДС». Многие ее поддерживали, но никто не знал, какой страшной опасности она подвергала этим себя и своего сына. Олив писала, что она и Дон-младший (которому Роксана и Мирон приходились крестными родителями) уже несколько недель скрываются от Пожирателей по всей Англии, и что Роксана – ее последняя надежда.
Это письмо подействовало на Роксану как отрезвляющая пощечина.
У нее даже возникло ощущение, что до этого письма она пребывала под действием Империуса, и вот теперь чары развеялись, и она очнулась.
Что она вообще забыла в этой школе и этой чужой, навязанной ей жизни? Надо было уходить. И срочно.
Олив она поселит в том доме, который так великодушно «подарил» ей Люциус. Сама Роксана не питала к его подарку никаких чувств, но зато Пожирателям никогда и в голову не придет искать Олив Тремлетт в доме Малфоев.
Жить они будут вместе. Роксана твердо решила, что в школу больше не вернется. Учеба, книжки – это все совершенно не ее. Она останется с Олив и будет помогать ей распространять революционную музыку «ДС». Она будет жить, как всегда хотела жить!
Вещи Роксана собирала в спешке, охваченная предвкушением.
Единственное, о чем она жалела, так это о том, что после той ночи в крыле они с Блэком не сказали друг другу ни слова. Ещё совсем недавно она бы жалела обо этом не так сильно. Но он был там, когда ей снился кошмар. Он торчал там всю ночь и веселил её, хотя у него не было ни одной причины проявлять такую заботу. А потом просто исчез и после её выписки так упорно делал вид, что ничего не было, что и Роксана в это поверила. Хотя что-то все-таки ей мешало и надоедливо чесалось в районе сердца, как мелкая, гнусная царапинка.
Побег был на пользу в любом случае.
Но когда свобода уже была у нее в кармане, она вдруг оказалась заперта в его же, Блэка, комнате.
Какая ирония.
Постель Блэка она вычислила сразу. Почувствовала по каким-то неуловимым признакам, особенным складкам на покрывале и форме подушки, что здесь лежал именно он. А подойдя ближе, увидела черную рубашку, небрежно брошенную на спинку кровати. Воровато оглянувшись на дверь, Роксана осторожно стянула ее и прижала к лицу.
Стена над постелью была облеплена плакатами тех групп, которые, как она уже знала, любил Сириус (той ночью они почти два часа спорили насчет того, какая группа лучше...), и многочисленными откровенными изображениями девушек. Некоторые из фотографий были волшебными, и их обитатели двигались, причем настолько неприлично, что Роксана не выдержала и закрыла одну из них ладонью, возмущенно подняв брови. Ей не хотелось думать, с какой целью Блэк развесил их у себя над кроватью. Еще над кроватью была приклеена фотография Забини. Когда Роксана сорвала ее, на пол порхнула какая-то бумажка, на вид похожая на важный документ, но ей лень было искать его. Захочет – сам найдет.
На тумбочке валялась книга, часы, пустые пачки из-под сигарет и зачитанные журналы о магловских мотоциклах, под подушкой Роксана нашла черное кружевное белье и, недолго думая, выкинула его в окно.
Она совсем забыла о том, что это не ее комната, и что владельцы вот-вот придут. Она безумно устала, ей безумно хотелось спать. Недолго думая, она скинула грязную, пропахшую улицей и потом одежду, надела рубашку и забралась под одеяло.
Ее разбудил громкий стук.
Роксана проснулась и так и подскочила, увидев, как в открывшуюся дверь ввалился (по-другому не скажешь) Блэк и привалился к дверному косяку, блаженно закрыв глаза. Сириус дышал так тяжело, словно у него внутри вместо легких были паровозные меха. В первую секунду она подумала, что он смертельно пьян, но когда увидела измазанные кровью руки и лицо, вспомнила все, что с ними случилось.
Увидев Роксану, он слегка выпрямился (она вдруг подумала, как должно быть глупо выгляди, сидя в его рубашке, в его постели), устало усмехнулся и вдруг начал сползать по косяку вниз.
Роксана спрыгнула с постели.
– Могла бы и не вставать... – тяжело выдохнул он, когда она помогла ему добраться до постели. – Я бы с удовольствием вздремнул рядом с тобой...
Она поняла, что он намекал на их совместную ночь в Крыле, и в ней поднялась волна негодования. Как он мог смеяться в такой момент?
– Помоги, – попросил он, пытаясь отлепить от раны на спине присохшую ткань.
Ему явно было очень больно. Роксана схватила стакан и графин и принялась осторожно лить на рану воду. По мере того, как рубашка отставала от кожи, открывались рваные, наскоро склеенные и снова разошедшиеся куски кожи, укусы и порезы на спине, боку и животе...
Снова она увидела, как оборотень рвет клыками и когтями гигантского черного пса прямо на ней.
К горлу подкатил комок.
– Если боишься, можешь отвернуться, – предложил он, поймав ее взгляд. – Я сделаю все сам, – он попытался заглянуть себе за спину, чтобы оценить ущерб.
Роксана вдохнула поглубже взяла себя в руки.
Стошнить ее может и позже.
Блэк спас ей жизнь.
– Скажи, что мне делать, – твердо сказала она.
Блэк серьезность не оценил, только окинул ее недоверчивым насмешливым взглядом и приподнял уголок губ.
– Хорошо. Возьми коробку под кроватью у Сохатого.
– Где?
Роксана полезла под указанную кровать, предварительно натянув рубашку чуть ли не до колен.
– Тут только носки! – возмутилась она, и Блэк засмеялся.
– Там ниша в полу, досками поиграй.
Роксана сделала, как он сказал, и в самом деле обнаружила в полу довольно вместительное отверстие, в котором, о, как смешно, обнаружила квадратную черную коробку. Ту самую, о которой говорил тот крысеныш.
Внутри оказалась куча журналов, склянок с зельями, несколько запыленных бутылок и стопка пластинок.
– Что это за хлам?
– Не обижай наш хлам, – Сириус порылся внутри и цокнул языком. – И здесь ни капли бадьяна. Ну что же... – он сделал замысловатое движение рукой и хлопнул себя по ноге. – Скажи мне, ты умеешь зашивать раны?
– Н-нет.
– Я так и думал,– он поджал губы и глубоко вдохнул через нос. – Чудно.
– Говори мне, что делать, и я все сделаю, – она уселась у него за спиной и закатала рукава.
Блэк повернул голову, удивленно приподняв бровь.
– Малфой, опасно говорить мне такие вещи...
Она ткнула его палочкой в здоровый бок.
– Ладно-ладно, – он повел голыми плечами. – Будем надеяться, я останусь хотя бы наполовину таким же привлекательным после твоей операции. Начнем. Первым делом надо снять кровь и грязь. Ты знаешь заклинание?
– Нет.
– Мерлинова мать, Малфой!
– Я сейчас уйду, Блэк! – пригрозила она.
– Взмахни палочкой и скажи «Тергео».
Роксана сделала, как он велел. Кровь и грязь пропали – теперь на боку зияла чистая живописная рана. Во всей красе.
Роксана сглотнула.
– Так. Теперь достань из коробки две бутылки: «Огден» и «Растопырник», – командовал Блэк.
Роксана загремела склянками в коробке и нашла то, что он назвал.
– Что дальше? – дрогнувшим голосом поинтересовалась она.
– Это дай мне, – Сириус вырвал у нее одну, зубами вытащил из «Огдена» пробку и сделал изрядный глоток.
– Ты что делаешь? – Роксана попыталась выхватить у него бутылку, но он отвел руку, поморщился и проглотил обжигающую жидкость.
– Спокойно, так нужно, – выдавил он и сам вернул ей бутылку. – Так, а теперь быстро выплесни немного на рану. Давай!
Роксана поняла, зачем он пил – по правде сказать, ей и самой захотелось, но времени на пьянки не было. Поэтому она просто зажмурилась и плеснула спиртом на открытую плоть.
Сириуса словно подбросило.
Если бы ее тут не было, он бы точно заорал в голос.
Вместо этого он вцепился зубами в ладонь, отчаянно заругался, вытянувшись в струну, врезал кулаком в стену, качнулся вперед, уткнулся лбом в прикроватный столбик и тяжело выдохнул.
– Прости... – умоляющим тоном пробормотала Роксана. Сириус молча вытянул руку, и она поспешно вернула ему бутылку.
– Нормально,– просипел он. – Теперь... – Сириус кашлянул. – Возьми...
Роксана увидела, что из раны снова выделилась кровь.
– Эпискеи!
Кровь остановилась. Блэк удивленно оглянулся.
– Кое-что и я знаю, – пожала плечами Роксана, чувствуя прилив гордости.
– Превосходно, значит, я все-таки останусь жив? – съехидничал он. – Лили умеет «застегивать» раны в одну секунду. От тебя я подобного подвига не жду, но мы попробуем понемногу, договорились? Заклинание называется Сантино...
За те сорок минут, которые они потратили на то, чтобы залечить спину и бок, Сириус выпил почти половину бутылки, а Роксана потеряла изрядный запас нервных клеток.
Блэк первое время развлекался тем, что подкалывал ее за неумение, но когда увидел в зеркале, как аккуратно и чисто (хоть и медленно) она залечила его спину, замолчал.
Всю операцию он выдержал очень мужественно. Все, что Роксана видела – это как время от времени импульсивно поджимались мышцы на животе, когда ему было особенно больно. Но в остальном он никак не показывал, насколько ему тяжело, и она была очень ему за это благодарна, потому что у нее самой от волнения немилосердно тряслись руки – из-за этого дело и двигалось так медленно.
Когда с укусом на боку было покончено, она перебралась по постели вперед и занялась следами когтей на животе. Это было проблематично, особенно если учесть, что Блэк первым делом предложил:
– Оседлай меня.
И когда Роксана красноречиво отказалась, показав ему средний палец и многозначительно кивнув, он с самым невинным видом пожал плечами.
– Так было бы удобнее, но как хочешь.
Роксана встала на колени у кровати и склонилась над ним, проклиная тот миг, когда вздумала нацепить его дурацкую рубашку. Блэк дышал, его грудь вздымалась и опускалась, он наблюдал за ней с веселым интересом, а Роксана изо всех сил пыталась делать вид, что её не волнуе тот факт, что его ширинка была рядом с её лицом.
– Почему ты не пошел в Крыло? – поинтересовалась она, когда молчать дальше стало невыносимо. Насмотревшись вдоволь на ее ноги, едва прикрытые подолом его рубашки. Блэк теперь блуждал слегка пьяными влажными глазами по ее лицу, и на губах его подрагивала такая улыбка, словно он катал во рту необычайно вкусную карамельку. Это был самый пошлый взгляд из всех, какие только видела Роксана, а ведь она проучилась в преимущественно мужской школе почти три года. Он как будто ждал, когда он сдастся. Как будто читал все её мысли.
– Если там увидят эти укусы, меня запрут в Мунго, – наконец ответил он, помучив ее добрых полминуты. – Они решат, что теперь я тоже оборотень.
– А разве нет?
Они переглянулись.
– А ты думала, что да? – он попытался улыбнуться, но насмешка не могла обуздать ошеломление, которое так и хлынуло на Роксану из прозрачно-серых, остро разрезанных глаз.
– Мне все равно.
Для Роксаны это было трудное, но честное признание. Да, ей и вправду было все равно. Так же, как и с Мироном. Какая к черту разница? Главное, что живой...
Повисла пауза. Блэк смотрел на нее так, словно у нее на лице было неразборчиво написано что-то очень-очень для него важное.
– Что ты делала в Хогсмиде ночью?
Роксана на секунду замерла.
– Какая тебе разница?
Сириус усмехнулся.
– Есть разница, знаешь ли, – и он красноречиво посмотрел на следы когтей, которыми она занималась.
Роксана промолчала.
– Ты что, хотела сбежать? – совсем другим тоном спросил он.
– Это уже неважно, я здесь, – быстро ответила Роксана после небольшой паузы. Она не имела права рассказывать ему. Рассказать о причине побега – значит, выдать Олив. И то, как она сама на самом деле переживала из-за его холодности после их совместной ночи в Крыле. Ей не нравилось чувствовать себя настолько обязанной ему. И настолько благодарной.
– Значит, дело того стоило, – туманно произнес он и снова поднес к губам бутылку.
Роксана мельком взглянула на Блэка. Он чуть склонил голову набок и улыбнулся.
– И кто же... гхм... кто был этот оборотень? – Роксана отбросила за спину волосы. У неё почему-то задрожали руки.
– С чего ты взяла, что я должен это знать? – прохладно, хоть и немного заплетающимся языком спросил Сириус.
– Он твой друг, верно? – рука вдруг дернулась особенно сильно, и Роксана сорвала последние пару сантиметров аккуратно склеившейся кожи.
– Ау!
– Эпискеи, Эпискеи! Прости...
Она машинально прижала ладонь к его животу, успокаивая его, и чуть не обожглась.
Надо взять себя в руки.
Она же сейчас еще больше его поранит.
– Извини, – пробормотала она, когда Блэк снова осторожно лег на спину. – У меня руки дрожат.
– Значит, ты догадалась?
Она кивнула.
– Надеюсь, нам не придется подливать в твой чай зелье Забывчивости? – прищурился Блэк.
Девушка сердито засопела.
– Мне не надо рассказывать, что значит иметь друга, у которого есть секрет.
– Да, я совсем забыл. Ты ведь звездная подружка, верно?
– Не говори так.
– Мне до сих пор интересно, как такая нелепость могла случиться.
Роксана возмущенно вскинула голову и уже собралась было осадить Блэка, но тут к своему вящему недоумению увидела у него на лице ревность. Только не поняла, кого и к кому он ревновал. Но ей все равно это польстило.
Блэк закинул руку за голову и отвернулся к стене.
– И давно он такой? – она провела пальцами по белому, чуть припухшему следу на его животе, который еще совсем недавно был зияющей дырой. Заклинание сработало, рана затянулась.
Мышцы Блэка нервно поджались.
– Очень, – выдохнул он.
«Почему у него такая горячая кожа? Или это у меня такие холодные руки?»
– А... а ты? Давно ты...
– Кобель? – широко улыбнулся он.
Роксана засмеялась.
– По-моему, ты пьяный.
– Нет, смотри, – и он с легкостью ткнул себя указательным пальцем в кончик носа. – Мне надо выпить очень много, чтобы опьянеть.
– Значит, это я пьяная... – прошептала она, капая успокаивающим «Растопырником» на порезы.
– Что?
– Ничего... а откуда у тебя это? – она только сейчас заметила идеально ровную, едва заметную белую полоску чуть ниже пупка, пересеченную полоской волос, убегающей под пояс брюк. Совершенно бездумно она коснулась шрама пальцем, и Сириус резко сел.
– Оу, – он перехватил ее руку. – Предупреждай в следующий...
Они оказались слишком близко.
– ... раз...
Роксана потерялась. Вот она была на месте, и как-то тикали секунды ее жизни, одна за другой, и в одну из них она заглянула в глаза другого человека, и время остановилось. А потом снова пошло. Побежало. Понеслось. Только это уже были не часы и не секунды, а обратный отсчет.
Он так крепко сжал ее пальцы, что ей стало больно. И это почему-то жутко завело её. Теперь они были так близко, что почти соприкасались носами.
– Так и... – она сглотнула, не в силах оторвать взгляд от его губ. Это все равно, что не смотреть на меч, которым тебя вот-вот проткнут. – Я хотела...
– Что? – он придвинулся ближе, глядя в свою очередь на ее губы.
– Хотела спросить... – она наоборот отодвинулась.
– Да?.. – он потянулся следом за ней, напомнив ей вдруг снова какое-то красивое опасное животное.
– Давно ты... – его дыхание обожгло ее губы. – Давно ты ани...
– Почему ты в моей рубашке?
– Что?
– Я спросил, почему ты в моей рубашке? – процедил он, гипнотизируя расстояние между их губами.
Все-таки у него безумно горячая кожа.
– А почему ты спас меня сегодня? – слабым голосом спросила Роксана, инстинктивно пытаясь оттянуть мгновения до взрыва.
Он поднял руку и осторожно, едва касаясь, провел кончиками пальцев по ее губам, приоткрывая их.
И Роксана, совершенно не думая, прикрыла глаза и поцеловала его пальцы...
* * *
Мозг не работал, живо в нем было только единственное, молотом стучащее стремление обладать... подчинять ее... иметь... как угодно...
Отпустив истерзанные опухшие губы, Сириус припал ртом к её шее, не столько целуя, сколько облизывая и кусая. Сорвал с плеч рубашку, так что дорогая ткань затрещала, а пуговицы со стуком попадали на пол. Наигравшись с её сосками, Сириус развернул её к себе спиной. Ему хотелось её сзади, это он уже давно понял. Ему хотелось её взять. И Роксана уже плавилась как воск на открытом огне, поэтому не стала сопротивляться. Однако, когда он стащил с неё трусы и запустил пальцы в самое горячее, влажное и желанное место её тела, она опомнилась и испуганно сжала его ладонь бедрами.
– Что ты?..
– Расслабься, – хрипло шепнул он и неторопливо поцеловал её шею, так что Роксана вся покрылась мурашками. – Всего лишь хочу показать тебе, в чем ты отказывала мне и себе всё это время.
Роксана прерывисто вздохнула, когда он шевельнул пальцами.
– Просто расслабься, – прошептал он ей на ухо, совершая пальцами древние как мир, ласкательные движения. – Будь хорошей и впусти меня. Тебе понравится, обещаю.
Роксана дышала часто и испуганно, даже немного дрожала у него в руках... а потом Сириус почувствовал, как её ноги расслабились.
И позволил себе оторваться как следует.
Какая же она была невероятно горячая в эти минуты, почти что голая, со спущенными трусиками, возбужденная донельзя, мокрая.
– Ты хочешь меня? – выдохнул Сириус ей на ухо, принимаясь другой рукой ласкать и пощипывать её сосок.
– Хочу... – слабо простонала она.
– Скажи ещё раз.
– О Боже, Блэк, – она вонзила когти в его руку, хватая ртом воздух.
– Тебе ведь нравится, когда я делаю это, – шептал он, сильнее лаская её и неосознанно двигаясь вместе с ней. Ему хотелось разрядки, член стоял так, что было больно, но по каким-то причинам ему хотелось довести начатое до конца, такого конца, после которого Малфой сама стащит с него одежду и раздвинет перед ним ноги. Он пытался убедить себя, что это такая месть за отработку у Слизнорта, после которой рухнула его привычная жизнь, но на самом деле ему безумно нравилось слышать, как она стонет, часто дышит, чувствовать, как она вздрагивает и мечется у него в руках. Нравилось просто трогать её. Лапать. Так, как ему вздумается.
Сириус засосал её шею, дернул носом и зарылся лицом в волосы, одной рукой сжимая её покрепче, другой неутомимо работая внизу. Её стоны стали чаще и беспорядочнее. Он ускорил ласку так, а когда она уже была на пике, скользнул внутрь. Она выгнулась и совсем потерялась, но Сириус не стал долго её мучать и завершил игру на очень нежном. ласкательном аккорде. Роксана кончила, вскинувшись всем телом, но Сириус не отпускал её и не останавливался, пока она не успокоилась и не обмякла у него в руках.
Потом они очень долго молчали. Роксана слегка дрожала и осознавала, Сириус ей не мешал и дышал в её влажные волосы, вдыхая сладкий вишневый запах, который преследовал и мучал его все это время. Его ладони блуждали под её рубашкой, так до конца и не снятой. Роксана была горячей, мягкой, шелковистой и ему совсем не хотелось убирать руки.
А потом она обернулась к нему. Взлохмаченная, с горящими глазами и покрасневшими губами. Она бросила один, короткий взгляд на его брюки, а потом просто сняла с себя рубашку и трусы и швырнула их на пол.
Целых несколько секунд Роксана Малфой сидела голая в его постели. А потом Сириус с рычанием повалил её на холодные подушки.
Её пальцы вцепились в его ширинку.
Никогда еще ремень не казался ему таким тугим.
Не ремень, а дьявольские силки...
...
Дзинь!
– НЕТ!
Страшная карающая сила отшвырнула Сириуса на другой край кровати.
Мерлин, нет, нет, нет, пожалуйста, нет, только не сейчас!
Но было уже слишком поздно. Он уже вспомнил.
«Малфой. Ты больше не будешь общаться с ней. Не подойдешь к ней. Не попытаешься заговорить...»
«... только на этот раз не тентакулу, а дьявольские силки. А потом расскажу всем, что это с ней сделал ты...»
– Что случилось?..
Кровь мучительно замедляла бег, ударяя по затылку молотом.
Все...
Конец.
– ... Блэк, что это значит?! – он очнулся, когда Малфой, натянув на себя одеяло, подвинулась к нему, коснулась его и снова разожгла уже оседающий пеплом пожар.
Сириус вскочил и поскорее застегнул ремень.
– Ничего не значит... – он уперся в подоконник, пытаясь унять протестующее тело.
Спокойно, Сириус, спокойно, сейчас станет легче... вот сейчас...
– Тебе лучше уйти!
Вот он это и сказал.
Повисла мучительная пауза.
– Что?.. Мне уйти?
Он стоял к ней спиной, но почувствовал, как она зло сузила глаза.
– Да, и прямо сейчас! – рявкнул он.
Несколько долгих секунд она просто смотрела на его часто вздымающуюся спину со следами зубов оборотня.
Вот так.
Получай, Роксана.
Довольна?
– Ну ты и подонок, Блэк... – прошептала она. Ненависть подкатила к горлу, зажгла глаза, парализовала мозг.
– Ты просто скотина...
Утро, серое и дождливое, осторожно просунуло в комнату лучи.
Бам... бам-бам-бам...
Начинался ливень.
Очень медленно, все еще не веря в реальность происходящего, Роксана подобрала с пола свои вещи. Одевалась она в полном молчании. В голове шумело так, словно это не он, а она выдула половину «Огдена».
Блэк не двигался – краем глаза она видела, как пару раз все его тело странно поджалось, словно его ударило током.
Ступая очень осторожно, она прошла мимо него к двери...
Он поймал ее локоть.
– Я хочу объяснить...
Она резанула палочкой так быстро, что сама едва смогла уловить собственное движение.
Вспышка.
А уже в следующую секунду он врезается в комод, а она держит его на прицеле, яростно оскалив зубы.
Блэк снова шагнул к ней.
– Не смей... – она крепче стиснула палочку, и из нее высыпались красные искры.
– Роксана, послушай!
– Не прикасайся ко мне! – взвизгнула она, отскочив к самой двери.
У Блэка дернулось лицо, и на нем вдруг расписалось такое звериное выражение, что Роксана испугалась.
Он попытался схватить ее за руки... раз... другой... он налетел на нее и скрутил, но Роксана забилась, вырываясь.
– Отпусти меня!
– Да прекрати же ты, черт подери, я могу тебе все объяснить, перестань вырываться, я не сделаю тебе больно...
Роксана изловчилась и влепила ему звонкую пощечину.
Он разжал руки.
– Уже сделал... – скрипучим голосом выдавила она и с ужасом увидела, как Блэк, схватившийся за лицо, начал расплываться у нее перед глазами.
Нет, нет, только не слезы, только не это... нет-нет-нет, бежать, бежать!
– Я ненавижу тебя! – прошептала Роксана и вылетела из гостиной, грохнув дверью.
* * *
– С тобой все в порядке? – с сомнением поинтересовался Нотт, когда она спустилась на завтрак. – Ужасно выглядишь.
– Спасибо, – прохрипела она и уселась на скамейку.
Ужасно выглядеть – просто достижение с ее стороны. Ей хотелось сдохнуть.
Только что она прошла мимо гриффиндорского стол. Блэк пришел незадолго до нее и теперь завтракал в компании Забини. Она держала его за руку, переплетала с ним пальцы.
Смотреть на него было тяжело. Роксана все еще чувствовала его, слышала его запах, его прикосновения к самым сокровенным уголкам тела – они горели там как печати ее вечного позора. Она провела в душе почти что час, до крови раздирая кожу мочалкой и пытаясь смыть его с себя. Но все равно не помогло.
Ощущение гадливости переросло в тошноту, и аппетитный запах свежих булочек и кофе чуть не вызвал у Роксаны рвоту.
То ли дело было в ее настроении, но все ученики казались ей такими же подавленными, как и она сама. Лили Эванс вошла в Большой зал, глаза у нее были красными и опухшими.
– Это все из-за новостей? – не отставал Нотт. – Я согласен... кошмарное событие... – он развернул газету.
– Каких еще новостей? – безучастно спросила Роксана, покосившись на него, и случайно увидела свое отражение в серебряном кофейнике.
Серое помятое лицо, волосы, небрежно собранные на макушке в узел (несколько дней она каждое утро старательно укладывала их, чтобы он обратил на нее внимание), под глазами круги.
– Ты разве не слышала? Этой ночью в Запретный лес пришли оборотни и растерзали ученицу из Гриффиндора, – он нахмурился и пощелкал пальцами. – Кошмар... просто кошмар.
– Какую еще ученицу?
– Кажется, ее зовут Тинкер Бэлл.
____________________________________________________________
http://maria-ch.tumblr.com/post/41868616381/40
*В эпизоде с пальцами используется не длина пальцев, а ширина – подушечки пальцев выполняют роль шкалы сантиметров на линейке.
Ремус Люпин...1965 год...– Пап...пап, ну не надо. Пап...со мной все хорошо...
Отец стоит у его кровати на коленях, спрятав лицо у него на груди, плачет навзрыд, а маленький напуганный Ремус неуверенно гладит его по голове и пытается понять, что происходит. В дверях стоит растерянная бабушка и мрачный, устрашающий дядя, брат его матери.
Выглядят они очень молодо и Ремусу кажется, что на самом деле это они его родители, а отец – только его старший брат. У него и у дяди почему-то руки и лица исцарапаны, словно их драла гигантская кошка. А ещё незнакомка с портрета над кроватью смотрит на него ласковыми карими глазами и улыбается. Ремус знает, что это – его мама, он видел её во сне этой ночью.
Сначала ему было очень плохо и очень больно. Потом он потерял сознание и ему приснилось, что он бежит по снежному лесу, а впереди идет невысокая фигура в длинной черной мантии. Он бежит за ней, потому что это невероятно важно, как-будто вся его жизнь сводится к этому бегу. Но внезапно, после бесконечно долгой погони незнакомка останавливается сама, оборачивается, снимает капюшон и он понимает, что это мама.
Она протягивает ему руку и говорит, ласково улыбаясь и склоняя голову немножко набок:
– Ты человек, сынок, проснись.
Тогда Ремус и пришел в себя. Ему все ещё было очень плохо, но больше не было больно.
Он знал, что теперь выздоровеет и все будет хорошо.
Но отец все равно почему-то плачет и все время просит прощения.
За что?..
...1971 год...– Письмо от Дамблдора, да?
– Да.
Ремус чувствует, как у него заходится сердце и крепче прижимается к щели в двери на кухню, где сидят отец и дядя. Ему видно только край стола, большую каменную печку и правую руку отца. Пальцы его нервно стучат по столу.
Почему-то всю жизнь он потом помнил именно этот жест.
Но тогда его волновало другое.
Дамблдор...
Директор школы Хогвартс.
«Ты никогда не поедешь учиться туда, волк! А я поеду! Уже еду. На следующей неделе в одиннадцать! Ну что, съел, съел? Ха-ха-ха-ха....»
Слышатся тяжелые шаги, скрип половиц, звук отодвигаемого стула. Дядя садится и заслоняет отца широкой спиной.
– Ну и что ему от тебя нужно?
– Речь шла не обо мне.
Чашка грохается об стол.
– Тысячу раз говорил тебе, Маркус! Увези его во Францию, или в Румынию, подальше отсюда! – стул скрипит, дядя наклоняется вперед и говорит непривычно тихим и доверительным голосом. – Мальчику будет лучше среди своих, среди таких же, как...
– Кто? Он человек, человек и ещё раз человек! – голос отца возвышается, но он явно боится, что Ремус его услышит и старается держать себя в руках. Слова его звучат так, словно он их кожаным ремнем затягивает. – Он такой же как все и мне, вам должно быть плевать, что там болтают в деревне! Его место среди таких как он, всё верно. Потому я отвечу согласием и он поедет учиться! Я не желаю, чтобы он просидел в этом чертовом лесу всю свою жизнь, как я! Рея мечтала...
– Рея мечтала?! – в голосе дяди слышится угроза. – Моя сестра мечтала не о том, чтобы над её сыном насмехались и издевались до конца его дней! Слыхал про девочку из Отдела контроля за магическими существами? Её сына, так же как и Ремуса, покусал Сивый! Маглы сожгли мальчика заживо, когда кто-то увидел, как он ест сырое мясо! А девчонку камнями закидали, как в четырнадцатом веке, решили, что она с волками жила. Не о таком мечтала моя Рея! Не о таком! – дядя грохает кулаком по столу. – А в этой растреклятой школе ему никогда не дадут почувствовать себя таким как все, никогда не дадут забыть о том, кто он такой. Через год, может два страна утонет в чертовой «чистой крови» и здесь его либо сгноят, либо он попадет к Сивому в колонию и вот что ты с этим сделаешь! – дядя изображает двумя руками неприличный жест. – Услышит волчий зов и всё! Поминай как звали! – дядя вскакивает и нервно меряет шагами кухню. – А я, между прочим, говорил тебе не злить Сивого! – вдруг ни с того ни с сего кричит он и тычет в отца толстым загорелым пальцем. – Говорил не подбираться слишком близко к его колонии! Говорил?! Говорил я вам, не спешить со свадьбой, в семнадцать-то лет?! Но ты никогда меня не слушаешь! И сейчас не слушаешь! А я прав! Всегда прав!
– Хватит казнить меня, Аластор, я уже лишился жены, теперь каждый месяц могу потерять сына, чего ещё вы хотите, чтобы я руки на себя наложил?!
Дядя вдруг схватывает отца за грудки, так, что тот испуганно хватается за стол и приподнимает над полом.
– Ты мне эти шутки брось! Только попробуй, я тебя вот этими руками с того света достану и сам же на него отправлю! Меня могут в любой день эти сосунки в масках шальным заклятием порешить! Кто тогда о мальчике позаботится? Кто у него останется? Не будь тряпкой! – он отталкивает отца и тот врезается спиной в стол.
Повисает тягостная тишина. Отец тяжело дышит, глядя в пол, дядя наливает себе кружку пива.
– Я устал, Аластор, – наконец говорит отец. – Я ужасно устал. Чувствую себя стариком, а ведь мне нет и тридцати. Что с ним станет, когда я уйду? Лучшее, что я могу ему дать – нормальная, спокойная жизнь, и я хочу ему её дать, я обязан! И вы обязаны. Хотя бы ради...хотя бы ради неё.
Долгое время на кухне больше не произносится ни звука. Дядя так долго меряет шагами тесное пространство, что Ремусу становится страшно. Неужели он все-таки откажет?! И отец молчит.
Что же за мучение?
Наконец, дядя говорит:
– Ладно! Я сам поговорю с Дамблдором. Выясню, что у этого лиса на уме и на кой черт ему сдался наш Ремус. Потом всё расскажу. А пока ничего ему не говори! Пусть не радуется раньше времени.
...1977 год...– ...не могу поверить, просто не могу поверить... – бормотало светло-серое, широкое пятно.
– Успокойтесь, Помона. Это ещё надо доказать, – спокойно молвило второе, пурпурное, узкое и длинное. Хотя может он и не видел их, эти говорящие пятна. Может они ему просто снились.
Ремусу тяжело было на них смотреть. Свет со всех сторон бил в глаза и заползал в голову через виски и глаза мучительной, тупой болью.
– Доказать? – по его испятнанному сознанию стремительно промелькнуло что-то темное.
Бабочка! Ремус ловил бабочек в детстве, пока его отец охотился на волков. Он захотел поймать и эту, но руки словно свинцом налились и бабочка растворилась в свете.
– Что именно вы собираетесь доказывать, Дамблдор?! Мальчишка ослушался моего приказа, вашего приказа и теперь, вот, взгляните – изуродованный труп тринадцатилетней девочки! Странно, что ей оставили руки и ноги, обычно их отрывают первыми.
Раздался вскрик.
– Прошу вас, мадам Помфри.
– Я не понимаю, что вам ещё нужно, чтобы вышвырнуть эту псину вон?!
Псина. Сириус – псина.
У него тоже была псина. Его псину звали Чарли и Чарли тоже задрали волки, как и его самого.
Зубы у волков длинные и желтые. Они несут боль и проклятье.
Теперь он и сам волк.
Он волк, а не человек.
Он волк...
Волк...
...он бежит по лесу, вдыхая и выдыхая острый, чистый морозный воздух, а впереди идет женщина в черном. Он знает её давно, он с ней хорошо знаком! Он бежит быстрее. Лес разрастается, становится всё шире и шире, поглощая пятна, бабочек, собак и волков. Остается только снег и белая пустота, из которой он сыплется...
...Белый – это сладко. Белая скользкая ткань струится сквозь его пальцы...струится по нежным плечам... её сладкое дыхание тоже белое...
...Белый – это больно. Он чувствует резкую боль в боку, останавливается и прикладывает к белой боли ладонь. Человеческую ладонь! Он больше не волк?! Что это значит? Ремус выдыхает, оборачивается и видит, как женщина в длинной чёрной мантии уходит, но уже с другим волком.
Ремус кричит ей вслед – совершенно беззвучно, но лес замирает, пораженный этим воплем.
Женщина останавливается, медленно оборачивается, скидывает капюшон и на него в упор смотрят ледяные, прозрачно-серые глаза Валери Грей.
Ремус дернулся и проснулся.
Глаза сразу же обжег яркий свет – он лежал как раз напротив окна, облитый янтарными лучами теплого осеннего вечера и первые пару секунд только слепо моргал, пораженный внезапным торжеством жизни.
Воздух в крыле был чистый, свежий, напоенный горькой смесью лекарств и сухого осеннего аромата – дыма и опавших листьев. Занавески на открытом окне слегка волновались и лица Ремуса ласково касался ветерок.
Он глубоко вздохнул и как всегда бывало в такие минуты, до краев наполнился тихой, беспричинной радостью.
Он жив. Он выжил.
Губы у него слиплись, язык распух и прилип к нёбу, а во рту пересохло так, словно он вовсе никогда не пил, голова гудела и ему было больно лежать, а вся левая часть тела по-прежнему отсутствовала – на всякий случай он даже скосил глаза (это тоже было больно), чтобы убедиться, что она по-прежнему на месте. Он увидел только пижаму, но правой частью чувствовал, что его торс от пупка и до ключицы крепко замотан бинтом. Вот, значит, что чувствуют эти затянутые в корсет дамы на школьных картинах. Кошмар. Ремус поморщился попробовал пошевелить рукой. Пальцы, лежащие на животе, зашевелились, но он не почувствовал движения. Это было так странно, словно он видел не свою руку, а чужую.
– Привет, старик.
Ремус повернул голову и увидел Джеймса.
Непривычно бледный, растрепанный больше обычного, под глазами круги. Как будто он тоже перенес превращение. Встретившись с ним взглядом, Джеймс приподнял уголок губ, но улыбка вышла невеселой.
Ремус попытался приподняться, но не вышло. Джим инстинктивно вскинул руки и вскочил, но он уже повалился на подушку, страдальчески поморщился и приложил здоровую руку к боку.
– Мы уже думали, ты решил кони двинуть! – к кровати подошел Сириус и протянул ему руку, которую Ремус с радостью пожал. Улыбка у Бродяги вышла безрадостная, да и сам Сириус выглядел неважно, как-будто не спал несколько дней. Их с Джеймсом мрачность явно имела что-то общее, только Ремус не мог понять, что именно. А ещё он заметил, что на его друзьях не школьная форма, а обычная магловская одежда – футболки и джинсы. Это было странно, учитывая, что сегодня... интересно, а какой сегодня день?
– Среда, – ответил Сириус, хотя Ремус ни о чем не спрашивал.
– Как среда? – опешил он. – Я, что, провалялся здесь пять дней?
– Вот мы и подумали, что ты уже того. Тебя крепко вставило, ты был весь такой си-иний и дохлый. Стрелу из тебя успели вытащить, но к единорогам ты все равно пару раз слетал. Кстати, вот, смотри, – он вытащил из кармана маленький пузырёк, в котором позвякивала тонкая игла, длинной сантиметров в десять. Ремус сразу же почувствовал её у себя внутри и его как будто током прошило в том месте, которое до этого отсутствовало. – Хочешь в качестве сувенира?
Ремус поморщился.
– Оставь себе, – он снова взглянул на стрелу, так, словно она была пойманной за крылышки дикой осой. – Как она вообще к тебе попала?
– Стащил из шкафчика, – пожал плечами Сириус, подтащил к его койке стул и оседал его, положив руки на спинку. Джеймс все это время разглядывал пол, хмурился и хранил угрюмое молчание. Оно-то и настораживало Ремуса больше всего.
– Что случилось? – спросил он, глядя на него. – Что я пропустил?
– Ты ничего не помнишь? – Джеймс поднял взгляд.
Он задавал этот вопрос каждый месяц, обычно просто из любопытства. Но сейчас эти слова прозвучали совершенно иначе. В упор. Таким тоном говорят заклинание «Остолбеней».
Ремус покачал головой.
– Нет, – прохрипел он и ещё больше разволновался, когда Джеймс и Сириус быстро переглянулись. – Да скажите наконец, что такое?
– Лунатик, той ночью в лесу убили студентку, – произнес Сириус, когда стало ясно, что Джеймс говорить не намерен. – Оборотень убил.
Сердце провалилось. Как-будто он пропустил ступеньку.
Бух...бух...бух-бух-бух-бух-бух...
– Кого? – выдохнул Ремус, поднимаясь и усаживаясь в постели. – Кого?
Джеймс напрягся так, словно у него резко прихватило желудок. На щеках выступил нездоровый румянец, а на скулах заиграли желваки. Сириус бросил на него короткий взгляд и уже открыл было рот, но тут дверь скрипнула и в крыло заглянула Лили.
Мальчики дружно обернулись, Ремус натянул одеяло до самого подбородка.
– Ремус!
Увидев, что он очнулся, взволнованная Лили просияла, подлетела к его постели и крепко обняла. Ремус, все ещё пораженный новостями, машинально обнял её здоровой рукой.
– Ну как ты? – она выпустила его и присела на край постели. Длинные рыжие волосы пахли яблоками.
Ремус настороженно взглянул ей в глаза и украдкой покосился на парней.
– Я всё знаю, Ремус, – терпеливо пояснила Лили и прежде чем Ремус пришел в ужас, взяла его ладонь обеими руками и крепко сжала. – Всё хорошо.
Ладошки у неё были теплые. Но по ощущениям всё это было похоже на то, как если бы дома вместо приветствия, его шарахнули стулом по голове.
Лили знает.
Лили знает?!
С трудом оторвав взгляд от её лица, он повернулся к друзьям, закипая от негодования.
– Вы...
– Пришлось, приятель, – мрачно отозвался Сириус, прежде. – Пока ты тут дремал, многое случилось. Кое-кто в Слизерине узнал о твоей проблемке. И распустил слухи. Болтают, что это ты напал на девочку.
– Что?! – Ремусу снова захотелось потерять сознание. Пожалуйста, только не это, нет, нет!
– Умоляю... – он перебегал взглядом с одного лица на другое. – Скажите... скажите, что это был не я?!
Сириус вздохнул и хлопнул себя по коленке.
– В том-то всё и дело, Лунатик. Мы-то верим, что ты невиновен, – он почему-то покосился на Джеймса. – Но, с одной стороны, тебя подстрелили фактически над её телом и ты был весь в её крови, к тому же, ты был слегка того той ночью, – он помахал рукой у своей головы. – Но Дамблдор поручил Слизнорту сделать какой-то там алхимический анализ с твоей слюной, – договорил Сириус. – Она не совпала с той, что была на теле. Грей всю неделю плевалась огнем, когда узнала, что ты остаешься в школе. Знал бы ты, сколько очков она с нас сняла за то, что мы на уроке правильно показали, как нейтрализовать нападающего оборотня, – Блэк криво усмехнулся. – Ты задел эту дамочку за живое, Лунатик.
Ремус немного помолчал.
– Так теперь... – он откашлялся и украдкой взглянул на Лили, потом на Сириуса, потом на угрюмого Джеймса. – Теперь все знают, кто я, да?
Лили взмахнула рукой.
– Не забивай голову. Для них это скорее лишний повод перемыть кому-нибудь кости. Наиграются и забудут. Ты же знаешь нашу школу, в ней чужих секретов не бывает. Многие считают, что это просто сплетни, некоторые верят. Мы ещё как-то держим оборону, но, будь готов к тому, что когда ты выйдешь, тебе придется несладко.
– Какая неожиданность, – пробормотал Ремус и Лили улыбнулась.
– Может быть тебе принести что-нибудь? Ты хочешь есть?
– Если можно, воды, – вспомнил он. Лили немедленно вспорхнула с места, но от Ремуса не укрылось, как она провела ладонью по макушке Джеймса.
– Больше ничего не случилось? – спросил Ремус, внимательно вглядываясь в друга. – Вы явно что-то недоговариваете.
– У Сохатого появилась мания, – громче, чем это того требовало, произнес Сириус. – Он уверен, что в смерти девочки виноваты слизеринцы.
– Что? Почему?
– Мы видели их в лесу той ночью, – когда Джеймс заговорил, Ремусу сразу стало немного легче. Он не привык к тому, чтобы Джеймс так долго молчал. – Я видел, как они бежали к замку.
– Что же они там делали среди ночи?
– Сохатый уверен, что убивали девочку. Тот факт, что погибла она из-за многочисленных укусов его мало волнует, похоже он свято уверен, что её покусал Нюниус.
– Я вовсе не в этом уверен, – процедил Джеймс, глядя на него исподлобья. – Я уверен, что они знают, кто убил... – он сглотнул. – Её. Так значит ты ничего не помнишь, Ремус? – он внезапно посмотрел прямо на Ремуса.
– Нет, Джим, правда, я...
– Ладно, – он резко оттолкнулся от стула. – Я пойду к команде, им сейчас тоже хреново. Выздоравливай.
И он ушел.
– Что с ним? – растерянно спросил Ремус, когда дверь закрылась. – И причем здесь команда, что зн...
Лили опустила голову, перебирая край свитера.
Сириус тяжело вздохнул и зачесал волосы назад, правда они все равно снова упали ему на глаза.
– Рем, – серьезно произнес он. – Джим громче всех доказывал, что ты не виноват, но я сомневаюсь, что он сам в это верит. В конце-концов, никто не знает, что там на самом деле было. Кровь-слюна-когти, бла-бла-бла, все знают, что той ночью в лесу было много волков. Но никто не скажет точно, что ты... ну знаешь... не принимал участия. Никто этого не видел. К тому же ему просто херово сейчас. Нужно время, чтобы он пришел в себя.
– Пришел в себя? Он, что, знал погибшую? И почему вы не называете имя, ко это был?
Лили и Сириус переглянулись, Сириус опустил голову, а Лили снова села на край его постели и зажала ладони между коленями.
– Это была Тинкер, Рем. Тинкер Бэлл с третьего курса.
* * *
Дни в крыле пролетели быстро, бок зажил и Ремуса выписали в начале недели.
Джеймс и Сириус в честь такого события подарили ему огромную коробку шоколадных лягушек (явно позаимствованную из кладовой «Сладкого королевства»), а среди бесчисленных шоколадкок Ремус, к своему удивлению, обнаружил фотографию Валери. Она как всегда холодно и слегка презрительно смотрела на него с фотографии своими большими, немного сумасшедшими, но бесконечно красивыми глазами. Поверх снимка витиеватым почерком Сириуса была сделана надпись: «Валери Грей осуждает тебя...», а на обратной стороне приписка каракулями Сохатого: «...когда ты мастурбируешь, глядя на её фото».
Сириус оказался прав. По прошествии пары дней Джеймс перестал смотреть на него волком, но все равно время от времени, взгляд его проваливался куда-то и тогда Сириус старался растормошить его.
Парни просидели у него весь остаток недели и все выходные. В пятницу они притащили волшебное радио, слушали все вместе репортаж с матча по квиддичу (Великобритания играла с Францией), пили настоящее магловское пиво и от души ругали игроков, сотрясая целомудренные стены больничного крыла арсеналом волшебного и магловского мата. А празднуя победу, устроили небольшой беспорядок, который мадам Помфри назвала «бардаком», «свинарником» и «дебошем», после чего приказала им убрать всё крыло сверху-донизу, причем без помощи магии. Ремус пытался им помочь, но она приковала его заклинанием к постели, а Джеймс и Сириус как назло затеяли драку на швабрах. Правда, в итоге разбили лампу, опрокинули шкафчик с лекарствами и сломали больничную койку, когда Джеймс запрыгнул на неё. Накричавшись вдоволь, мадам Помфри вызвала профессора Макгонагалл. Та оставила мальчиков после уроков и отлучила от посещения крыла. Всё это они со смехом поведали ему, когда пришли ночью под мантией-невидимкой и притащили ему свежий номер «Тайн Леди Морганы», одолженный у кого-то из когтевранцев, чтобы Ремусу не так скучно лежалось, а кроме того початую бутылку Огневиски и сигареты.
Питер заглянул к нему всего один раз, но побыл совсем немного и убежал, сославшись на какие-то важные дела. Он вел себя так странно в последнее время, и так часто посматривал на часы, что Ремус начал подумывать, не завел ли их младший друг наконец подружку?
Парни торчали у него по вечерам, а днем заглядывала Лили. Приносила домашние задания, болтала, смеялась. Ремус смотрел на неё, а сам со светлой грустью вспоминал, как тяжело и больно ему было смотреть, как Джеймс, его лучший друг, его брат, грубо и нахально подкатывает к ней, в то время как он сам все время о ней думал. В Лили ведь невозможно было не влюбиться. Это все равно, что не любить солнце. Со временем это поэтическое увлечение прошло, оставив после себя едва уловимое сожаление, но Ремус все равно от души радовался, что Джеймс не владеет легилименцией.
Всегда солнечная и веселая, в эти дни Лили выглядела непонятно раздраженной и крепко сжимала губы, когда говорила об одноклассниках. Из её туманных отговорок и рассказов Джеймса и Сириуса, Ремус понял, что школа уже успела перемыть ему все до последней косточки. И хотя все они как один убеждали его, что всё не так страшно, как он сам себе напридумывал, за пару дней до выписки его охватил жуткий мандраж.
И не зря.
Когда Ремус только вошел в Большой Зал, слизеринцы завыли на волчий манер. Больше всех старались Нотт и Эйвери, а свита Блэйк Забини при этом громко смеялась.
Лили, состроив им рожицу, демонстративно взяла Ремуса под руку и следом за собой и Джеймсом потянула к столу.
Пока он ел, все вокруг перешептывались, пялились как на дракона в бестиариуме, а иногда даже открыто тыкали пальцем.
Ремус пытался, игнорировать всё это, но у него так тряслись руки, что он не мог даже чай выпить. Такое пристальное внимание было сродни солнечному лучу, который внезапно направляет мальчишка на беспомощного муравья.
Один четверокурсник попросил кого-нибудь передать тарелку с тостами. Ремус, сидящий к ней ближе всех, машинально протянул её мальчику, но тот отдернул руку, словно боялся, что от одного прикосновения к тарелке, которую держит Ремус, он тоже станет оборотнем.
Проглотив обиду, Ремус, под многочисленными взглядами, молча поставил тарелку на стол и занялся своей кашей.
Лили покраснела от злости и уже явно собралась ему что-то сказать, но как только мальчик взял тост, тот вдруг взорвался у него в руке, опалив ему брови. Джеймс демонстративно подул на кончик палочки, учтиво поинтересовался, не хочет ли четверокурсник взять ещё и подтянул тарелку к себе, а Сириус ещё довольно долго сверлил мальчишку взглядом, словно выбирал, что именно ему оторвать. В конце-концов, тот не выдержал и ушел, но остальные уставились на Ремуса ещё враждебнее.
Похоже никто не собирался вставать на его сторону. Даже его прежние друзья, близнецы, Алисы и Марлин, Крессвелл и Фенвик сидели на другом конце стола, в общем обсуждении участия не принимали, но все равно время от времени бросали на него осторожные взгляды.
– Не обращай внимания, – скривилась Лили, отпивая из чашки. – Никто в это не верит, просто так им веселее жить. Идиоты.
– По крайне мере они не пытаются проткнуть меня серебряной вилкой, – попытался отшутиться Ремус, но с этой минуты у него в горле застрял ком и он не смог больше проглотить ни кусочка.
Ситуация не изменилась и когда они вышли из зала. Люди в коридоре шарахались от него как от прокаженного или сбивались в кучи, словно боялись, что он сейчас нападет на них, оскалив зубы.
– Весьма драматично! – громко заметил Джеймс, когда они подошли к своему классу. Ученики, до этой секунды весело гомонившие, притихли и все как один поджали плечи, глядя на Ремуса. Им явно было не по себе от его общества. Ремус даже услышал, как одна слизеринка набрала побольше воздуха, словно боялась заразиться ликантропией просто стоя с ним рядом.
– Ну что вылупились? – громко спросил Джеймс в наступившей тишине. – Автографы не даем, разойдитесь!
Ученики расступились.
– Что этот заразный тут делает? – громко протянул Мальсибер и Джеймс стремительно обернулся. – Такие как он должны учиться в... о чем это я? Оборотни вообще не имеют права учиться.
Силизеринцы заржали. Джеймс рванул было к нему, но тут дверь скрипнула и профессор Джекилл впустил класс в кабинет.
Сегодня занятия были сдвоенные – лекция и практикум по заклинаниям. Когда ученики вошли в класс (Джеймс оттолкнул Нотта с дороги и потянул Лили за собой, смерив возмутившихся слизеринцев недобрым взглядом), вместо тренировочной площадки их ждали парты, а на учителе, вместо диковинного наряда, темнела будничная рабочая мантия. К пятнистому галстуку-бабочке и полосатым штанам все уже давно привыкли и никто не считал их чем-то необычным, но вот в прошлый раз они занимались в руинах старинного средневекового замка и на профессоре было пышное кружевное жабо и меховая мантия. А когда они проходили заклинание Терра Витас, возводящее защитную стену из растений, и полтора часа искали друг друга в джунглях, Джекилл был одет в костюм любителя сафари и сидел с большим биноклем на толстой ветке баобаба.
– Успокаиваемся, – как всегда, немного робея, произнес он, глядя как ученики рассаживаются, достают учебники, перья и палочки. – Маккиннон, вы не сдали мне домашнюю работу во вторник, если вы не сдадите её сегодня, я оставлю вас после уроков, – он надел очки и развернул пергамент, отмечая отсутствующих. – Мистер Блэк, верните стул в нормальное положение, или я приколдую его к полу, – попросил он, не отрывая взгляд от бумаги. Сириус закатил глаза и с грохотом опустил стул на все четыре ножки. Ремус заметил, что он теперь стал сидеть за одной партой с Блэйк. Та как-то неуловимо изменилась – обычно её красота казалась ему ужасно холодной и отталкивающей, а теперь в её взгляде, движениях и мимике появилось что-то совершенно ей не свойственное, что-то...мягкое. И ещё она смотрела на Сириуса так, что Ремусу всерьез начинало казаться, будто слизеринскую королеву кто-то подменил. Во всяком случае, никогда прежде он не видел на её скучающем и надменном лице такого нелепого подобострастия. Сириус же его словно не замечал и держался с ней очень сухо.
– Рад снова видеть вас, Люпин, надеюсь, вы быстро втянитесь в работу!
Ремус удивленно обернулся и увидел, что профессор ласково улыбается ему. Это было более, чем странно, он ожидал совсем иного приема. Профессор Синистра, например, испуганно прижала к груди книжки, когда он поздоровался с ней в коридоре, а Слизнорт сделал вид, что ему жутко надо поговорить с Макгонагалл, когда Ремус обратился к нему с вопросом и убежал.
Хотя, вполне может быть, что Джекилл просто ещё ничего не знает, потому и улыбается ему.
– И... надо же, мисс Малфой тоже почтила нас своим присутствием сегодня, я очень рад! – профессор снова заскрипел пером, однако же, не сделал ей замечание как Марлин. Ремус почувствовал досаду. Все учителя относились к слизеринцам куда снисходительнее, чем к остальным ученикам.
Ремус взглянул на девушку. Ему до сих пор было трудно привыкнуть к ней, также, как в свое время было трудно привыкнуть к Люциусу. И брат, и сестра иногда казались ему пришельцами, или любыми другими, не вполне человеческими существами – эльфами, вейлами, кем угодно, только не людьми. Эти их неестественно белые волосы, бледная кожа, слегка отстраненный взгляд. А ещё все эти слухи о том, что в их семье принято жениться на своих же родственниках... всё это отдавало чем-то, одновременно пугающим и возбуждающим.
Люди всегда пялятся на таких как она, Сириус или Забини. Все ждут, что рано или поздно многовековое кровосмешение даст о себе знать, и они начнут безумствовать, зверствовать, или бросаться на людей. Хотя на самом деле они ведь не виноваты в том, что у их семей такие извращенные нравы. Сириус не виноват.
И Ремус, неожиданно для самого себя, испытал острую жалость к маленькой худощавой девочке, сидящей в одиночестве за последней партой. Эта Малфой, в отличие от высокомерного братца, не горела желанием совать свою чистокровную карточку в нос первому встречному. Да и выглядела довольно жалко – волосы собраны в растрепанный узел, одежда выглядит неухоженной и мятой, а плечи поджаты так, словно кто-то только что громко на неё крикнул. Видимо она почувствовала его взгляд, потому что вдруг резко обернулась и Ремус отчетливо увидел, что глаза у неё красные и опухшие. Он подумал было, не махнуть ли ей, но, встретившись с ним взглядом, Малфой вдруг странно побледнела и так же резко отвернулась. Словно испугалась чего-то.
Ремус ничего не понял.
– Ну что же... похоже сегодня отсутствующих нет, – Джекилл свернул пергамент. – И в честь такого экстраординарного случая я предлагаю написать контрольную работу!
По классу прокатился недовольный гул.
– Тихо-тихо! – профессор поднял ладони. – Вы все показали замечательные результаты при работе с Щитовыми чарами, я уверен, что с письменной работой вы справитесь на отлично! К тому же, я сократил количество вопросов, – он взмахнул палочкой и листочки с заданиями сами улеглись на парты. – На втором часу немного разомнемся, обещаю, а сейчас у вас есть сорок пять минут, так что приступайте, не будем тратить время зря.
Класс снова зашумел, на этот раз довольно – все знали, что под словом «разомнемся», Джекилл подразумевает то, что он опять превратит свой кабинет во что-нибудь интересное и снова устроит состязание.
Все торопливо зашуршали пергаментом и заскрипели перьями. Лили, сидящая с Джеймсом, уже торопливо писала ответ на первый вопрос, Сириус с показательно скучающим видом, неторопливо поскрипывал пером, свесив левую руку со спинки стула. Питер, севший с Ремусом, украдкой раскрыл под партой учебник, правда сразу же чуть было не уронил его на пол.
Ремус уставился в свой листок.
«Вопрос №1: Опишите случаи, в которых рекоменд. исп. Щитовых Чар, а не Боевых. Поясните, почему.
Вопрос №2: Напишите базовую формулу заклинания Протего...»
И правда, не так и страшно. Он взялся за перо.
Спустя двадцать минут сосредоточенного умственного поскрипывания, в окно постучалась школьная сова – Джекилл вызвали в учительскую. Тот приказал вести себя тихо и вышел, но едва за ним закрылась дверь, все мгновенно оживились, дружно зашуршали книгами, заговорили и начали взывать о помощи во все стороны.
– Эй, Эванс, какой ответ на пятый вопрос?
– Вуд, ты написала формулу? Дай посмотреть! Вуд!
– Пруэтт, ты...да не ты! Ты! Дай посмотреть свою работу!
Ремус почувствовал себя очень неуютно. Обычно в такие минуты все как один атаковали его, дергали каждую минуту и мешали работать. Сегодня же его никто не трогал.
Как будто его в шлюпке выкинули с корабля...
– Эй, жирдяй! – Катон Нотт наклонился к их парте через проход и толкнул Питера в плечо. – Дай свой учебник!
– Его зовут Питер! – мгновенно ощетинился Джеймс.
– Да мне похер, как его зовут! Дай сюда свой учебник, что смотришь!
Питер испуганно отдал ему свою книжку.
– Хвост, ты что делаешь?! – Джеймс вскочил.
– Спасибо! – едко отозвался Нотт и с превосходством взглянул на Джеймса.
Тот отпихнул стул ногой и направился к нему.
Сириус, словно только этого и ждал, сорвался следом.
Класс мигом прекратил шуршать и повернулся к ним.
– Джеймс, не надо! Сириус! – крикнула Лили, но без толку.
– Ты слышал, что я тебе сказал?! – Джеймс подошел к слизеринцу со спины и пнул стул, на котором он сидел.
– Чего тебе, Поттер? – Нотт неторопливо поднялся и, хотя был на порядок ниже Джеймса, окинул его невероятно раздражающим, снисходительным взглядом.
– Я назвал тебе его имя, – процедил Джеймс, напирая на Катона. – Его зовут Питер. Извинись перед ним и отдай ему учебник.
– О, прости, я не знал, что этот окорок зовут Питером. – заюлил слизеринец. – Прости меня, окорок Питер. Вот твой учебник, – и он с поклоном шлепнул на его парту книжку. Питер, залившись краской до корней волос, посмотрел на неё так, словно боялся, что она его укусит.
– Доволен, защитник заразных и грязнокровок? – пропел Нотт и сунул руку в карман, где явно лежала палочка, но Джеймс, не дослушав его до конца, первым выхватил свою.
Ученики закричали, сорвались с мест, девочки закричали, но дуэли все равно не суждено было случиться.
В тот самый момент, когда полыхнули первые чары, в класс вернулся профессор Джекилл, и толпа мигом рассыпалась, словно жучки, на которых резко направили луч света.
– Что здесь происходит? – воскликнул он, точнее, думая, что воскликнул, потому что на самом деле отличался невероятно тихим голосом и конечно же не перекричал общего шума. Однако же, стоило ему вынуть палочку, как дерущихся тут же раскинуло в разные стороны. Джеймс и Сириус врезались в парту Алисы, Нотт – в парту Роксаны. Ремус даже не успел уловить его движения.
– Поттер, Блэк, – тихо произнес профессор в повисшей тишине. – Сколько можно? Вы ведь в прошлый раз обещали мне, что не будете драться! Что опять стряслось?
– Сэр, это Нотт начал! – крикнул Фабиан.
– Я не вас спрашивал... – он расстерянно посмотрел сначала на одного близнеца, потом на другого. – Пруэтт!
– Он прав, профессор, Нотт назвал одного из учеников грязнокровкой, а... другого заразным! – выпалила Марлин и презрительно глянула на слизеринский ряд. – Такими словами не бросаются в приличном обществе!
Гриффиндорцы согласно зашумели, слизеринцы наоборот, закричали, что это Джеймс на ровном месте набросился на Катона.
– Это правда, мистер Нотт? – спросил Джекилл, когда шум немного спал. – Вы сказали так?
Слизеринцы снова зашумели.
Нотт вскинул голову и скрестил на груди руки, оперевшись на поддержку из злобных взглядов своей чистокровной крепости за спиной.
– Да. И я скажу это ещё раз, если кое-кто плохо расслышал, – протянул он. Эйвери хохотнул.
Джеймс дернулся, Сириус схватил его за плечо.
– Безусловно скажете, – тихо молвил Джекилл, дождавшись тишины. – Но только не нам, а профессору Дамблдору после уроков. А пока минус десять очков вам, минус десять очков Поттеру и Блэку вместе. Возвращайтесь на места.
Горе-дуэлянты вернулись за парты, тяжело сопя и бросая на противников исполненные ненависти взгляды.
Джеймс кипел от злости, Сириус леденел и сжимал кулаки. Нотт наоборот, улыбался, неприятно задирая голову. Они переглянулись. Катон нахально улыбнулся и подмигнул им. Джеймс показал ему средний палец.
Джекилл, к несчастью, это увидел.
– Поттер, вы уже потеряли пять очков, если я сделаю вам ещё одно замечание, вы тоже останетесь после уроков.
Немного успокоившись, Джеймс попытался взять расстроенную Лили за руку, но она отняла ладонь, а когда он горячо зашептал ей что-то, взяла свои книжки и пересела за парту к Марлин. Джеймс озадаченно позвал её, но она не обернулась, а когда Джекилл все-таки одернул его и после недолгих препирательств, оставил-таки после уроков, тот в негодовании стукнул кулаком по столу, улегся на скрещенные руки и до конца урока больше не поднимал головы. Лили обернулась, услышав стук и сердитое выражение её лица слегка смягчилось.
Перед тем, как снова заняться работой, Ремус увидел, как Забини попыталась платочком вытереть кровь, идущую из губы Сириуса, но тот только отмахнулся и покосился на ряд, который занимал Слизерин.
* * *
Гневный, боевой дух, захвативший класс, не удалось победить даже перерывом.
После перемены, чтобы дать выход кипящему в учениках адреналину, Джекилл перенес их на лужайку посреди старинных развалин замка. Всем особенно нравилась именно эта площадка, потому что её всегда заливало солнце, яркое и ароматное как в начале мая. Ученики как всегда сняли мантии, побросали сумки, и, вооружившись палочками, расселись на обломках. Джекилл устроил дуэль.
Сражались на поражение. Джеймс, уязвленный наказанием, выступать отказывался, так что отдуваться пришлось Сириусу. Впрочем, он не переживал, потому что легко справлялся с каждым. И ему нравилось развлекать публику. Фабиана Бродяга наградил весьма символичными витиеватыми рогами (все знали, что после того, как Пруэтт начал встречаться с Марлин, между ним и Сириусом установилось что-то вроде ненавязчивого, прохладного соперничества), а Гидеона, который попытался защитить честь брата, Сириус заколдовал так, что у него из ушей полез лук. С девушками, однако, Бродяга был более галантен – у Алисы после дуэли с губ падали ромашки, когда она пыталась заговорить (непонятно как, Сириусу удалось соединить заклинания Орхидеус и Силенцио), а Эммелина Вэнс превращала в золото всё, до чего дотрагивалась, так что оставшуюся часть урока просидела в варежках, в окружении учеников в сверкающих золотом рубашках. Джекилл сказал, что это было лучшее заклинание лепреконов, которое он только видел и наградил Гриффиндор двадцатью призовыми очками. Слизеринцы разозлились и потребовали реванш, в результате которого Нотт поранил Сириуса, прибегнув к какой-то очень нехорошей магии. Джекилл оштрафовал его на двадцать очков, что вызвало жуткое недовольство его одноклассников. Сириус же, несмотря на раненую руку, оставался видимо веселым, но в глазах его плескалась типичная для Блэков злоба, и когда дело дошло до Роксаны Малфой, Ремус внутренне напрягся.
Эти двое не могли столкнуться так, чтобы не высечь сноп искр.
И он оказался прав.
Услышав её фамилию, Сириус демонстративно убрал палочку, сунул руки в карманы и пошел к своим вещам, бросив, что не будет с ней драться, так как и пальца от неё не оставит.
Малфой же на эти слова отреагировала очень странно. Переменившись в лице, она спрыгнула со своего обломка и выхватила палочку. Девочки закричали, Бродяга стремительно обернулся и едва успел поставить блок. А Малфой как будто взбесилась. Она хлестала палочкой, поливая Сириуса чарами, а тот даже не пытался атаковать её в ответ – только блокировал удары и отступал, отказываясь от помощи со стороны. Их дуэль была похожа на странную смесь фехтования и тенниса, разве что вместо шпаг у них были палочки, а вместо мячика – чары. Ученики сначала веселились, глядя на то, как миниатюрная Малфой кидается на Сириуса, словно фурия, но потом стало ясно, что если не вмешаться и не остановить их, дело дойдет до серьезных ран. Видимо Сириус и сам почувствовал, что дело пахнет жареным, потому что попытался перехватить её руку, за что немедленно получил мощный удар коленом по причинному месту. Класс возмущенно закричал, дуэль прервалась. Пока Сириус сдавленно ругался, упираясь в колени и пытался выпрямиться, Джекилл наказал Роксану десятью штрафными очками, а она схватила свою сумку и по пути наградив Блэка исполненным презрения взглядом, вылетела из кабинета. Как раз в тот момент, когда над замком прокатился колокол, возвещающий о конце урока.
– С дороги, волк, только не прикасайся к нам, а то мы заразимся! – Нотт сказал это так тихо, чтобы не услышали ни Джеймс, ни Сириус, которые успели выйти из класса первыми. Игнорируя хихиканье и злобные глаза слизеринок, Ремус молча стал в стороне, ожидая, когда выйдут все и наконец-то его оставят в покое. Пока все болели за своих участников, он сидел в компании Лили, а слизеринцы то и дело бросали в него комочки бумаги. Видимо это казалось им забавным. Как и рисунки на этих бумажках: волк, которого разделывает на части колдун. О да. Очень смешно.
Такого трудного дня у него ещё не было.
– Ремус, ты не мог бы задержаться? – позвал его Джекилл, когда он уже шагнул было к двери.
Ремус оглянулся и с удивлением увидел, что пока они возились у выхода, класс уже вернулся в свое нормальное состояние, а профессор разбирает бумаги на своем столе.
– Да, конечно, – немного растерянно пробормотал он и подошел к нему.
– Ремус, я знаю о том, что случилось на прошлой неделе в Запретном Лесу, – без всяких прелюдий сообщил ему профессор.
– Да? – Ремус так растерялся, что не придумал ничего лучше.
– Да, профессор Грей мне всё рассказала, – Джекилл с тревогой посмотрел на него, собрав морщинами высокий умный лоб, уложил книги в потрепанный кожаный портфель и защелкнул замок. – Как ты себя чувствуешь?
Ремус понял, что тот спрашивает не о физическом состоянии и неопределенно дернул плечом. Как тут объяснишь?
Джекилл покивал.
– Понимаю. Это тяжело, когда твой секрет вывешивают на всеобщее обозрение.
– Это точно, – прошептал Ремус.
Они вместе вышли из класса.
– Я думаю, пройдет немного времени и все найдут новый объект для шуток, – профессор попросил Ремуса подержать портфель с книгами и закрыл кабинет. Коридор наводнили ученики, выходящие из соседних классов. – Но ты держишься очень хорошо. У меня так никогда так не получалось.
Ремус от неожиданности чуть не уронил портфель.
– А вы...вы, что, тоже?!..
– Нет, – Джекилл засмеялся и Ремус увидел, что у него невероятно добрая и лучистая улыбка. – Я переболел драконьей оспой в тринадцать лет и у меня всё лицо было в зеленых пятнах. Одноклассники долго звали меня мухомором и боялись притронуться ко мне в коридоре. И длилось это не один год, потому что я реагировал очень болезненно и им доставляло удовольствие меня ранить. Понимаешь, о чем я?
– И что вы сделали?
– Стал ученым, – Джекилл забрал у него портфель. – Добился успеха и уважения в таком обществе, о котором никто из моих одноклассников не смел и мечтать. Теперь они говорят, что мы были большими приятелями в школьные годы, – он усмехнулся. – И что каждому я должен денег. Кстати, профессор Макгонагалл сказала мне, что ты тоже мечтаешь о преподавании.
– Ну...я подумывал об этом...
– И что ты специализируешься в моей области, – продолжал Джекилл.
– Не совсем так, я...эм-м...я пишу ЖАБА о Темных существах...ну, вы понимаете... – Ремус повертел руками в воздухе так, словно пытался соединить две половинки хрустального шара.
– В любом случае, я тут кое-что припас для тебя, вот, подумал, что тебе будет интересно, – он достал из своего портфеля новенькую, блестящую книгу.
– «Шотландия. Места обитания». Вышла только на прошлой неделе, во «Флориш и Блоттс» не достать. Автор – мой друг, так что...
Ремус схватил книгу и жадно перелистал. Он знал эту серию очень хорошо, в Хогвартсе были только «Италия», «Румыния» и «СССР» и каждый раз, при подготовке к контрольной, эти книги здорово его выручали. Они представляли собой расширенный алфавитный справочник, включающий названия всех, даже самых редких волшебных животных. Разделу «Ликантропия в современном обществе» была посвящена изрядная часть, а кроме него встречались даже такие главы как: «Как успокоить дракона» и «Первые признаки вампиризма».
– Спасибо, сэр! – радостно воскликнул он.
– Только я не особо силен по части Темных существ и боюсь, что не смогу тебе помочь. Если будут вопросы, или потребуется литература, лучше обратиться к профессору Грей, – он кивнул пробегающему мимо мальчику. – Здравствуй, Робин.
Сердце, радостно забившееся при встрече с книгой, глыбой льда ухнуло куда-то вниз.
– Почему к профессору Грей? – пробормотал Ремус. – Я же буду защищать работу у вас!
– Верно, но летнюю стажировку тебе придется проходить в Отделе контроля за магическими существами, а туда не попасть без протекции, можешь мне поверить. Только вот не знаю, как скоро ты сможешь её застать, она сейчас всё время проводит в лесу. Ищет следы и тропы, по которым оборотни пришли к нам в Лес на той неделе, уходит очень далеко, но по утрам обычно всегда где-то неподалеку. Можешь уточнить у Хагрида, он ей помогает.
Ремус насупился. Он мог себе представить, что Валери сделает с ним, когда он покажется ей на глаза после всего, что случилось.
– Поговори с ней, думаю, профессор Грей согласится взять тебя к себе в отдел.
– Ну да, согласится, – буркнул Ремус. Джекилл усмехнулся.
– Согласится. Что бы ты там ни думал, профессор Грей умеет разделять работу и личное отношение, – он дружески похлопал его по плечу. – А ты – блестящий молодой волшебник, я видел твои СОВ. Она не станет просто так разбрасываться хорошими кадрами. И не вешай нос, Ремус. Всё обязательно наладится.
Ремус посмотрел на него и просто не смог не улыбнуться в ответ.
* * *
Как будто кто-то взял кисть и в один день, широким густым мазком выкрасил окрестности замка в осень: кипящий зеленью пейзаж долины – в червонное и желтое золото, Запретный лес – в густой янтарь, горы замазал сплошным туманом, а сам замок погрузил в сладковато-сухой, солнечный холод, предвещающий наступление зимы.
«Милая Роксана!
Не знаю, как мне отблагодарить тебя за помощь! Через несколько дней после переезда я узнала, что гостиницу, где мы скрывались, сожгли Пожиратели смерти.
Твой дом просто великолепен, здесь столько света и воздуха! Дону здесь нравится, он повеселел и начал поправляться. А мне странно выглядывать из окна и не видеть на улице Пожирателей, которые ждут-не дождутся, когда я выйду за пределы Защитного поля.
Мы с нетерпением ждем твоего приезда.
Я слышала о том ужасе, который произошел у вас в школе в начале месяца. Надеюсь, ты в безопасности?
С любовью, Олив Тр.»
Роксана сидела во внутреннем дворике школы, из которого длинным рукавом тянулся в сторону леса хрупкий деревянный альков, и читала письмо. Ветер бросал волосы её на лицо, цепляясь ими за ресницы и губы, но Роксана не замечала этого, жадно глотая строчки. Дочитав, она погладила сокращенную фамилию и глубоко вздохнула. Как бы ей хотелось сорваться, бросить всё и умчаться жить к Олив и её сыну. Ничего и никогда она не хотела так сильно...
Но теперь это было невозможно. После её первой, неудачной попытки к бегству, в школе ужесточились охранные меры. Ужесточились настолько, что и шагу нельзя было ступить, чтобы не напороться на мрачного типа с каменным лицом и в министерской форме. Они прогуливались по школе и поглядывали на учеников так, словно пытались по глазам угадать, кто из них виноват в смерти студентки, или знает что-то такое, что может помочь делу. Поговаривали, что некоторых уже вызывали в кабинет директора и расспрашивали, а кто-то говорил даже, что ему подлили сыворотку Правды в чай...
Впрочем, в последнее время шкала сплетен в школе накалялась – вот уже целую неделю замок сотрясался от новостей с самых глубоких подземелий до верхней площадки Астрономической башни. И верить чему-либо было просто опасно.
Новостью номер один, конечно же, было загадочное убийство в лесу и участие в нем Ремуса Люпина. Роксана была уверена – никто из сплетников по-настоящему не верит, что он виноват. Однако, такие сочные новости для такой большой школы – все равно что свежие кости для своры голодных собак. Они не успокоятся и не перестанут возиться, пока не сгрызут последнюю из них.
А сама Роксана во всей этой ситуации попала в довольно странное положение.
Через несколько дней после стычки в Хогсмиде, она проснулась среди ночи в холодном поту, оглушенная и ослепленная увиденным кошмаром. Снился ей волк, который напал на неё в августе, в Уилтшерском лесу, когда она сбежала из дома. Его желто-зеленые глаза плавали перед ней в плотном мраке комнаты, рычание отдавалось в звенящей тишине и казалось смутно знакомым, а как только сердце перестало выделывать пируэты и успокоилось, Роксана вдруг с пронзительной ясностью поняла: уилтшерский оборотень и тот, который напал на неё в деревне – один и тот же.
А именно Ремус Люпин.
Потрясение было таким сильным, что она почти сорок минут просидела в постели, дрожа от макушки до пяток и глядя в темноту, а сегодня, когда она увидела Люпина за завтраком, её сковал необъяснимый животный ужас и ноги сами понесли её прочь из Зала.
С одной стороны, она ненавидела себя за такое малодушие и вспоминала учеников, которые шарахались от Мирона в коридорах Дурмстранга. Эта её часть очень хотела подойти к тихому, милому парню и подбодрить его – во всяком случае, Роксана всегда мечтала, чтобы кто-нибудь поступил так с её другом.
А с другой стороны, Роксана дожила до своих, вот уже почти семнадцати лет только потому, что привыкла ставить на первое место своё благополучие, потому что знала – всем остальным на неё глубоко наплевать.
И потому она держалась от Люпина подальше. Хотя на самом деле, если уж быть до конца честной, причина, по которой она держалась от него подальше была не в его волчьей ипостаси.
Дело было в Блэке. И только в нем.
Роксана услышала голоса учеников, высыпавших во двор после очередного урока, но только плотнее запахнула мантию и натянула шарф до самого носа. Здесь её все равно никто не мог увидеть. Внутренний дворик с четырех сторон опоясывал коридор, из которого можно было попасть в разные части замка. Стены его дырявили окна и арочные проходы, а под ними располагались скамейки – Роксана сидела на одной из них, прислонившись спиной к сплошной стене между окнами, так, что её никто не мог видеть, но зато она сама прекрасно слышала, что происходило во дворе.
Люди, счастливые, безмятежные, занимались своими мелочными проблемами и никто из них даже не подозревал, что рядом с ними умирает человек. Никто не представлял, как ей было погано.
Вот уже целую неделю Блэк не отлипал от своей куклы. Он завтракал с ней, обедал, ужинал, сидел на уроках и все время держал её за руку, так, словно кто-то поразил их заклинанием Вечного Приклеивания. И глядя на это Роксана в какой-то момент вдруг осознала невероятно очевидную и безжалостную вещь: он просто ей отомстил. Да, именно так.
Она унизила его девушку, она унизила его отказом в ту злосчастную ночь в классе зельеварения.
И он унизил её взамен. Сначала прикормил, как рыбку, а потом всадил крючок по самое некуда. И самым гадким в этом было даже не то, что он облапал её и подло бросил.
Самым гадким было то, что несмотря на унижение, боль, обиду и ненависть, она хотела этого снова.
Роксана запустила пальцы в волосы.
Это безумие. Наваждение. Она же не сумасшедшая!
Нет, не сумасшедшая. Но в этом замке чувствовала себя как в комнате, полной зеркал – куда не подайся, угодишь либо в Блэка, либо в его отражение – вот в эту парту они врезались в ту безумную ночь, когда надышались Амортенции. Вот за этим столом он сидел во время праздничного пира, когда они впервые посмотрели друг на друга. Здесь он случайно задел её плечом, здесь она видела его мельком, здесь они играли в сдвиг-удар, здесь он увидел, как она танцует, повсюду, повсюду, повсюду был он, он окружил её, он был везде и Роксане хотелось сесть на корточки, зажать уши ладонями и завизжать...
А ещё подойти к Забини и тихо попросить: просто отдай его мне. Отдай.
Роксана бесконтрольно потерла запястье левой руки правой.
Сегодня он схватил её.
Впервые дотронулся до неё с той ночи.
В который раз она откатала рукав и внимательно рассмотрела участок кожи, на котором отпечаталось его прикосновение. Конечно, его не было заметно. И это было странно, потом что Роксане казалось, что кожа в этом месте должна была расплавиться, покрыться волдырями и медленно отвалиться.
Он же видел, как ей плохо. Должен был заметить, только ленивый не спросил у неё, не заболела ли она и почему так плохо выглядит в последнее время. Но нет, он продолжал над ней измываться, иначе не стал бы отпускать эту шуточку насчет пальца...
Роксане вдруг стало так обидно, что руку свело судоргой, а на глазах вскипели слезы.
Ну уж нет!
Подобрать сопли!
Подонок получил по заслугам. Очень жалко, что во время дуэли их окружали ученики, иначе она бы закатила ему кое-что похуже, чем все эти безобидные белые чары. В Дурмстранге изучают такую сторону магии, которая здесь считается незаконной. И Роксана была совсем не уверена, что не использовала бы эту магию, будь они наедине...
Неожиданно совсем рядом с ней раздались громкие шаги. Роксана вздрогнула и обернулась. Едва раздался удар колокола, ученики побежали обратно в замок и здесь никого не должно было быть.
Увидев фигуры двух парней, стремительно пересекающие двор, она подхватилась, чтобы бежать, но было слишком поздно – неизвестные вдруг сорвались с места и побежали прямо к ней, так, что она успела только инстинктивно спрятаться и тут же услышала их голоса.
– Стой! – хрипло крикнул один из них и судя по звукам, перехватил убегающего – они столкнулись как раз между окнами, с той стороны стены, к которой прижималась Роксана.
– Пусти меня! – истерично крикнул второй парень.
– Ну что с тобой такое? – увещевательным и, как показалось Роксане, нежным тоном спросил первый. – Ты какой-то странный в последнее время...
– Странный!
Второй парень крикнул это так громко, что спугнул сов, задремавших на крыше алькова.
– Сначала ты принимаешь в наш клуб этого щенка и носишься с ним повсюду, чуть задницу ему не подтираешь, потом мистер Алхимик заявляет, что имеет право забрать себе общий приз...
Очень осторожно Роксана подобралась к одному из окон, выглянула и увидела Нотта и Эйвери. Нотт стоял к ней спиной и сжимал локоть Эйвери. Роксане никогда не нравился этот парень, не считая его смазливой мордашки и вьющихся волос до плеч, в нем было слишком много от того общества, которое она люто ненавидела – много жеманности, истеричности и необъяснимой любви к жестокости. Вот и сейчас он кричал на Нотта так, что рисковал захлебнуться.
– ...мы сами открываем наши двери для грязнокровок, а теперь ты хочешь пригласить за наш стол, за стол, где сидел сам Темный Лорд в свое время, этот жирный кусок дерьма?! – и он выдернул руку из его пальцев.
Нотт засмеялся.
– Ты, что, ревнуешь?
Эйвери прямо перекосило от этих слов.
– Вот ещё!
– Я делаю так, как мне велит Люциус. А Люциус делает так, как ему велит Лорд.
– Лорду понадобился этот ж...
– Ему нет, но Люциус считает, что он может оказаться нам полезным, – Нотт шагнул к нему, поднял руку, отбросил прядь волос Эйвери ему за плечо и вдруг ласково обнял его лицо ладонями. Роксана от удивления забыла про конспирацию и приподнялась. – И ты должен ему доверять, он не просто так стал правой рукой самого Лорда.
– А кто тогда мы? – похабным тоном съехидничал Эйвери.
Нотт рассмеялся, притянул его к себе и поцеловал.
– Меня бесит, что ты потакаешь прихотям... – бормотал Эйвери. Их чмоканье начало действовать Роксане на нервы. – Я гораздо дольше...
– Заткнись... – судя по тону, Нотт здорово распалился.
Роксана решила, что с неё достаточно, она спряталась и заткнула уши, мысленно считая гиппогрифов. Дождавшись, пока парочка нацелуется всласть и уйдет, она уже вышла было из своего укрытия, как вдруг услышала громкие крики и снова инстинкт толкнул её за стену. А в следующую секунду во дворик вылетел мальчишка в желто-черном шарфе дома, название которого она вечно путала, а следом за ним – двое мальчишек-слизеринцев, конкретно превосходящих его по весу, в разметавшихся зеленых шарфах и с красными лицами.
– Попался, гаденыш! – пропыхтел один из них, стриженный почти налысо и такой круглый, что голова его удивительно походила на говорящий квоффл. Судя по тому, как они с другом тяжело отдувались и обливались потом, малыш здорово их загонял.
Мальчик затравлено огляделся.
– Что, грязнокровке некуда идти? – глумливым тоном поинтересовался второй парень, вынимая палочку. Первый мерзко захихикал, превратившись из квоффла в свинью и захрустел костяшками пальцев. – Грязнокровке конец? – снова она заржали
Мальчик тоже вытащил палочку, но судя по тому, как тряслась его крохотная ручка, он пока понятия не имел, что с ней делать.
– Не подходите... – выдохнул он и вдруг голос его сорвался на крик: – Не подходите, или я вас заколдую!
Первый парень взвизгнул от смеха – и впрямь как поросенок, второй сделал вид, что ему плохо от смеха и вдруг пальнул в мальчика. Точнее пальнул бы. Роксана успела в последний момент выкрикнуть «Протего!» и какое-то время все трое оторопело смотрели, как язык пламени дымом растекается по невидимому защитному барьеру.
А потом резко повернулись к ней.
– Девчонка!
– Тебе чего?! – она спустилась во дворик и парнишка захлебнулся словами. – Ты сестра Малфоя?!
– Пойдем, Крэбб, не связывайся! – «поросёнок» мгновенно спал с лица и потянул друга за рукав, но тот выдернул руку, увидев, как пуффендуец с отчаянием загнанного кролика пересек дворик и спрятался за Роксану, едва та поманила его рукой.
– Ты, что, – медленно спросил второй и чуть выступил вперед, забыв свой страх. – Защищать грязнокровок вздумала?
– Не называй его так.
Мальчики ошарашено переглянулись.
– А как мне называть этот кусок мяса?
– Кажется ты только что назвал его Крэбб?
– Ах ты гадина! – Крэбб взмахнул палочкой.
– Контратус! – крикнула Роксана, причем чисто механически. До этого момента она и не подозревала, что помнит чары, о которых рассказывал Джекилл.
Заклинание Крэбба отскочило от неё палочки, словно мячик в большом теннисе и поразило отправителя. Тот взвыл и схватился за лицо – кожа его покрылась волдырями, так, словно в него плеснули кипятком.
– Уходи отсюда, быстро! – шикнула Роксана, подтолкнув мальчика, но того не надо было долго уговаривать – в ужасе глядя на то, как его обидчик скачет на месте и орет от боли, он быстро шмыгнул в боковой коридор и пропал из виду.
– Ну, всё, тебе конец! Я от тебя и мокрого места не оставлю, предательница! – прорычал второй парень и вдруг крикнул: – Круцио!
Роксана споткнулась и чуть не упала, в ужасе глядя на парня, который только что вот так запросто швырнул в неё Непростительные чары. К счастью, он оказался слабаком и заклятие не сработало.
Внезапно слизеринец, пытавшийся её проклясть, странно дернулся, словно его кто-то пнул в его толстый живот, удивленно ощупал себя, поднял голову, глаза его расширились, а в следующий миг он с криком отлетел на пару метров назад и мешком повалился на землю.
Роксана обернулась и бешено колотящееся сердце провалилось в желудок.
Сириус, в школьной мантии, обмотанный красным шарфом, опустил руку – несмотря на холод, рукава его рубашки как всегда были закатаны до локтя, а на руках темнели перчатки без пальцев. В одной из них он сжимал палочку.
– Чего разлегся, Гойл? – поинтересовался он и прошел мимо Роксаны, глядя на поверженного слизеринца. – Решил превратиться в мокрое место? – он склонился над ним, а когда парень попытался перевернуться и подняться, вдруг что есть мочи всадил ему ногу в живот.
Гойл скрючился, хныкая от боли как маленький, а Сириус шмыгнул красным от холода носом, чуть одернул мантию, оглядел двор самым будничным взглядом, потом наградил Гойла ещё одним пинком и взглянул на Крэбба.
– А тебе лучше пойти в крыло, – вежливо сказал он. – Если не хочешь, чтобы я придал тебе... – он небрежно взмахнул рукой. – Симметрии.
– Что? – прогнусавил парень.
– Релашио!
Поток кипятка ошпарил ноги мальчика и он припустился прочь, подхватив по пути своего горе-напарника.
– Я говорил тебе не трогать её!
– Да пошел ты!
Посмеиваясь им вслед, Сириус вернулся к Роксане и улыбка его соскользнула с лица, как только он взглянул ей в глаза. Роксана представила себе, как это выглядит со стороны. Наверное такими же глазами подстреленная, но недобитая лань смотрела бы на охотника с ружьем.
Он протянул ей руку, предлагая помощь, но Роксана подобрала палочку и поднялась сама.
– Цела?
Игнорируя его вопрос, она стряхнула с мантии грязь и поправила шарф. Сириус смотрел на неё, а она в свою очередь чувствовала, как наливаются жаром её щеки. Мысли и чувства, и без того запутанные вконец, сорвало с места, прямо как ворох сухих листьев.
– Опасно ходить по школе в одиночку в такое время. Большинству из них, – боковым зрением она увидела, как он качнул головой в сторону бежавших. – Всё равно, на ком срывать злобу. В Хогсмиде многие здания разрисованы Меткой, – он тряхнул небольшим мешочком. Роксана даже не взглянула на него, но поняла, что это – из «Сладкого королества». Её вдруг охватила жуткая злоба, как если бы вдруг в воздухе повеяло духами этой стервы или он прямо сказал, что ходил покупать сладости своей гадюке.
Внезапно Блэк протянул к ней руку. Она шарахнулась от него как от огня и увидела, как быстро на его лице пронеслись удивление, непонимание и легкое раздражение.
– У тебя лист в волосах, – прохладно произнес он, опуская руку.
Роксана нетерпеливо смахнула с головы лист и принялась перевязывать сбившийся шарф, чтобы только занять чем-нибудь дрожащие руки. Закончив с ним увидела, что Блэк протягивает ей что-то.
Её красная сумка. Она выронила её, когда началась драка.
Роксана выхватила сумку и прижала к груди.
– Мы можем поговорить? – тихо спросил он.
– Нет, – отрезала она, обошла Блэка, как обходят фонарный столб или дерево, но он перехватил её за руку.
– Подо...
– Не смей! – она выдернула руку и выхватила палочку. Сириус, уже шагнувший было следом, уперся в неё грудью и опустил взгляд.
На лице у него при этом расписалось такое недоумение, что Роксана невольно почувствовала стыд.
Погодие-ка.
Стыд?
Перед ним?!
Сириус вдруг тяжело вздохнул и у Роксаны ёкнуло сердце. Если у неё и была какая-то оборона, то рядом с ним она рушилась так стремительно, что ей стало страшно.
– Малфой, да не собираюсь я на тебя нападать, – немного уставшим голосом произнес он и поднял взгляд. – Я просто хочу поговорить.
Она молчала, боясь сказать что-нибудь, боясь опустить палочку.
– Ну ладно, что дальше? – он дернул уголком губ и Роксане захотелось заскулить. – Заколдуешь меня наконец, или ещё постоим?
Роксана запаниковала.
– Хватит, Рокс, ты же сама этого не хочешь, – серьезно произнес он, ввинчиваясь в неё взглядом. Очень осторожно, она посмотрела ему в глаза.
« – Ты хочешь меня? – Да...»
Он тоже думал об этом, она видела по глазам, о Мерлин, он правда думал об этом!
Нет, Роксана, нет, не поддавайся..
Роксана прищурилась, медленно опустила палочку... и стремглав бросилась в замок.
Сириус рванул следом.
Не удивительно, что он догнал её уже через пару секунд.
Она же меньше... меньше, слабее, уязвимее...
И вот мгновение – и она уже прижата к стене.
– Хватит убегать от меня! – говорил он, пока она отчаянно рвалась на свободу. – Думаешь, я не вижу, как тебе плохо, думаешь, я не замечаю ничего?! – голос его взорвался было и снова опустился до шепота. – Я просто хочу, чтобы ты меня выслушала, – выдохнул он в её шею, когда ей уже некуда было деваться и она оказалась в ловушке, обездвиженная и беспомощная. – Я знаю, что поступил нечестно, я... я совершил ошибку, но если бы ты выслушала меня тогда...
– Какая разница, ты своё дело сделал, поздравляю, план удался, теперь отпусти меня! – выпалила она, тщетно пытаясь вывернуться.
– Какой план? – прошептал он, глядя на её губы. Глаза его затянула пьяная поволока, Роксана и сама почувствовала знакомое головокружение.
– Нет, – жалобно прорычала она сквозь стиснутые зубы.
Он коснулся её лица пальцами. Роксана всхлипнула.
Это был запрещенный прием.
– Я сказала нет! – она дернула головой, пытаясь стряхнуть его руку.
– Я хочу объяснить...
– Пусти меня!
– Я просто хочу...
– Я сказала пусти!
Сириус вжал её в стену.
– Блэйк залетела.
Роксана замерла, испуганно поджав плечи. Ей послышалось?
Он сказал это или только собирался сказать?
Сначала она ничего не поняла.
А потом в ушах поселился странный звон.
Одна секунда, другая...
Секунды капали в звенящей тишине и тихо, безмолвно, словно кислота разъедали остатки её хрупкого, разрушенного мира.
Вот и всё...
– Да пусти же меня наконец! – заорала она и рванулась так, что Сириус от неожиданности разжал руки. – Мне больно, неужели непонятно?! – низким и совершенно неузнаваемым голосом прорычала Роксана, потирая руки. Понял ли он, о какой именно боли она говорила? Похоже, что да.
– Я хотел, чтобы ты узнала от меня.
– Зачем? Зачем мне это знать? Я не... не хочу ничего... – никогда прежде Роксана не обсуждала свои чувства так откровенно. Голова кружилась и земля странно раскачивалась под ногами. – Иди к ней... иди! – она толкнула его в грудь и запоздало вспомнила про его раны. Раны, которые он получил, защищая её. Впрочем, Сириуса её толчок даже с места не сдвинул. Он протянул руку, но она метнулась в сторону.
– И не подходи ко мне больше... никогда, ты слышал?!
На этом самообладание ей изменило.
Хорошо, что он больше не держал её.
Она обошла его, прошла к замку, держа спину очень прямо, миновала холл, вход в подземелье и крутую лестницу вниз. Прошла через пустую гостиную, вошла в свою комнату, заперла дверь и горько разрыдалась.
Для первой, официальной вылазки школьников в Хогсмид, нельзя было выбрать утро лучше. Яркое, но холодное солнце щедро заливало замок и окрестности, а в воздухе так ощутимо пахло прелой, сладкой осенью, что этот аромат, казалось, можно выжать из него, словно кленовый сироп.
Поток учеников, к которому Ремус примкнул по пути в лес, вылился за ворота школы и зашумел по дороге вниз.
Замучанный постоянными насмешками и выкриками в спину, Ремус завел привычку уходить из школы и в одиночестве гулять по окрестностям. Наедине с природой он не чувствовал себя чужим или неправильным и каждая такая прогулка была для него, что глоток жизненных сил. Каждый день после уроков он выходил из замка и совершал привычный маршрут: к озеру, покормить кальмара остатками ланча, потом вокруг озера, по кромке леса и в обратную сторону. И никого, ничего, кроме влажного воздуха, птичьего перезвона и шума ветра в кронах. Возвращался Ремус с наступлением сумерек и всегда с тяжелым сердцем смотрел на светящиеся окошки, зная, что до следующей прогулки предстоит выдержать ещё один трудный день. Самое обидное, что ему никогда не удавалось уйти так далеко, как хотелось бы. После трагического происшествия с Тинкер Бэлл школу наводнили люди в черных мантиях-униформах с золотыми нашивками. Они торчали у классных кабинетов во время уроков, в Большом Зале, в теплицах, в подземельях, даже в совятне Ремус наткнулся на одного из них, когда отправлял домой сову. Все они поглядывали на учеников с подозрением, словно пытались по глазам угадать, кто знает подробности преступления, но в разговоры ни с кем не вступали.
Никто не знал, как и почему малышка Тинкер оказалась в лесу той ночью. Знали только, что она вышла из гостиной сама, так что мракоборцы, дежурившие у комнат в течение всей ночи, вечером составляли списки вошедших в гостиную, а по утрам сверяли, никто ли из учеников не пропал. Вся эта возня занимала ужасно много времени и так раздражала, что когда в Лондоне произошел крупный взрыв в подземке и половина школьной охраны вернулась в город, все вздохнули с облегчением, а Ремус смог наконец выбраться в лес.
Там он на неё и наткнулся.
Валери шла прямо в чащу, как раз мимо него.
Мантия охотницы была перепачкана высохшей грязью, в некоторых местах порвана и заляпана паутиной. Высокие охотничьи сапоги блестели болотной жижей. В растрепавшихся волосах запутались мелкие веточки и трава, а хрупкие нежные плечи оттягивала куча всевозможных сумок, ремней от лука, колчана, ножей и самое гадкое – рюкзака, из которого на ходу, пока он наблюдал за ней, вывалилась мохнатая кроличья лапка. Несмотря на всю свою экипировку, несколько слоев одежды и гигантские сапоги, Валери шла беззвучно, не задевая ни сухих веток, ни кустарников. И ни грязь, ни усталость, ни отсутствие косметики или прически ни на йоту не делали её хуже.
А ведь Ремус так надеялся, что после всех этих событий, в его голове наконец-то прочистится и он посмотрит на Валери другими глазами. Так нет же...
Глядя на неё, он не чувствовал ни злости, ни обиды, только отчаянное желание и сладковатую боль где-то в области сердца. И ещё восхищение. Необъяснимое, фанатичное, преданное восхищение.
Пока он, оглушенный и обезоруженный, следил за ней из зарослей шиповника, она опустилась на корточки, зачерпнула щепоть лесной трухи пополам с грязью, быстро перетерла между пальцами, понюхала, попробовала на вкус, постояла пару секунд, словно задумавшись... а потом вдруг ни с того ни с сего, вскочила, сорвала лук и выстрелила прямо в шиповник. Ремус только и успел, что нырнуть в разбитый ствол поваленного многовекового дуба, где потом молил все известные ему силы, чтобы она не подошла ближе.
Непонятно, как это вышло, но видимо Валери поверила, что прыгающие ветки шиповника – это шалости лесных обитателей, потому что опустила лук и пошла дальше, а Ремус ещё очень долго прижимался спиной к надежному, старому дереву и пытался унять бешеную дробь в груди.
– Не знаю, что она может там искать, – сказал Джеймс, когда Ремус по дороге в деревню рассказал им в Лили об этой встрече, разумеется, опустив концовку. – Следы, если и были, то их давно смыло дождем. Говорят, что в полнолуние Дамбдор поручил Грей сделаь сеть капканов повсюду.
Ремус открыл было рот, но Джима было не переговорить.
– Как по мне, так они просто гонят волну. В школе итак мракоборцев скоро станет больше, чем учеников, – и Джеймс бросил взгляд на мрачную фигуру министерского работника, который сопровождал учеников в деревню и шел как раз неподалеку от них. – Они рассчитывают, что смогут так поймать убийцу? Итак же ясно, что при них он никогда не покаж... – ветер с размаху шлепнул Джеймса по губам кленовым листом.
– У Дамблдора нет выхода, Джим, – Лили щурилась на солнце и придерживала волосы, выбивающиеся из-под беретика. – Кстати, я изучила рецепт того зелья, которое вы, только-пожалуйста-не-спрашивай-меня–как, достали в подземелье. Состав не сложный, но приготовление займет много...
– Ау-у-у!
Ремус вздрогнул и обернулся. Джеймс и Лили тоже оглянулись. Позади них шли слизеринцы. Нотт, одетый в черное пальто и слизеринский шарф, быстро прошел мимо и гадко, но тихо засмеялся, взглянув на Ремуса. Мальсибер, нахально улыбаясь, толкнул Лили плечом, а следом за ними тенью скользнул странно осунувшийся и больной Регулус.
Джеймс выхватил палочку, но Лили повисла у него на руке.
– Ты не голоден, волк? – не унимался Нотт. – Полнолуние скоро, уже присмотрел, кого сожрать? Подарить тебе серебряную вилку?
Они зашлись хохотом.
Джеймс рванул было к ним, но Лили и Ремус вцепились в его плечи с двух сторон и удержали.
– Не связывайся... – в последнее время Лили так часто произносила эту фразу , что она превратилась во что-то вроде заклинания. – Они того не стоят, правда не стоят, тебя же опять оставят после уроков, больше ты ничего не добьешься!
– Правда, не нужно, – присоединился к ней Ремус. Последняя дуэль с Генри Эйвери закончилась для Эйвери сломанным носом, а для Джима – отсидкой после уроков и громовещателем от мистера Поттера. – Мне все равно. Я уже даже привыкаю.
Джеймс какое-то время ещё прожигал спины удаляющихся мальчишек озлобленным взглядом, так что Ремус попытался увести разговор в более безопасную плоскость.
– Что там с зельем, Лили? Что тебе нужно, чтобы приготовить его?
– Для начала аконит, волчья ягода и твоя кровь. Для начальной стадии этого хватит. Потом нам понадобятся и другие ингредиенты, но, я думаю, мы сможем незаметно одолжить их из кладовой Слизнорта.
Ремус и Джеймс даже остановились от неожиданности.
Лили тоже замерла.
– Что? – удивилась она, переводя взгляд с одного на другого.
Они в свою очередь оторопело переглянулись, и, увидев выражения друг друга, расхохотались.
– Что такое? – чуть громче спросила Лили, стараясь перекрыть их хохот.
– Господин Лунатик, примите мои поздравления, похоже мы испортили это честное и невинное создание, – Джеймс отвесил Ремусу театральный поклон.
– Не мы, а вы, господин Сохатый, – Ремус тоже поклонился.
– Дураки, – Лили насупилась. Джеймс, смеясь, обнял её и Лили тоже не выдержала – заулыбалась.
На этой ноте Ремус их и оставил. Ученики шли в Хогсмид, а у него не было ни малейшего желания смотреть, как жители деревни шарахаются от него или закрывают у него перед носом двери магазинчиков, как это часто бывало дома.
– Бросай его, пока он не начал учить тебя играть в квиддич! – бросил он на прощание, поднимаясь по холму к лесу.
Лили помахала ему и обняла Джеймса за пояс. Тот в ответ на его слова, вытянул руку у неё над головой и показал Ремусу средний палец, но как только Лили спросила у него что-то, сразу опустил руку ей на плечи.
Вскоре они потонули в толпе учеников, а Ремус, улыбаясь, развернулся и пошел в сторону Запретного леса, глубоко засунув руки в карманы куртки.
* * *
В лесу в этот день было невероятно хорошо.
Косые солнечные лучи исполосовали тенистую чащу, окрасив сумеречный лес в теплый, янтарный цвет. Ремусу чудилось, будто он угодил в старинную картину и сейчас увидит, как из-за деревьев выходит Мерлин, как он идет, опираясь на посох, шаркающей старческой походкой пересекает поляну и рассыпается в солнечных лучах облаком сверкающих частиц. Ему даже показалось, что если он перестанет шуршать листвой, остановится и вслушается, то услышит вдалеке переливы средневековой лютни и пение менестреля.
Ремус махнул рукой, разгоняя плавающую в солнечном ванне пыль, улыбнулся и свернул с дороги в заросли.
Он мог часами вот так бродить по лесу, совершенно забыв о том, что происходит в мире за его границами. Ребята частенько волновались, когда он уходил вот так погулять и появлялся только с наступлением темноты. Лили боялась, что на него нападут слизеринцы и устроят драку, Джеймс – что драку устроят без его участия. И хотя Ремус любил гулять один, друзья время от времени составляли ему компанию. Чаще всего к нему присоединялся Сириус. Последнее время Бродяга был только рад вырваться из замка. Правда, очутившись на свежем воздухе, он сразу же обращался в собаку и убегал далеко вперед, так что Ремус мог видеть только, как где-то на холме мечется черное пятно и гоняет белок. Он понимал, что Сириусу просто не хочется никого видеть и ни с кем говорить, даже с ним и Сохатым, но и в одиночестве ему тоже было паршивл. Вот он и находил компромисс.
Ремус не мог его винить: в начале недели школу сотрясла такая новость, что на какое-то время взрывной волной снесло даже сплетни о Ремусе.
Дело было в том, что в понедельник за завтраком Блэйк Забини «случайно» проговорилась профессору Макгонагалл, что забеременела от Сириуса Блэка.
Ничего удивительного, что уже через час после её невероятно секретного признания, только самое ленивое привидение не знало о случившемся. Происходило что-то невероятное – новость передавалась со скоростью падающих доминошек. Такой оживленной школа бывала только перед Рождеством и Днем Святого Валентина. Поклонники Блэйк, особенно самые юные, готовы были немедленно порвать Сириуса на кусочки, те, что постарше предпочитали делать вид, что им наплевать, хотя половина из них от души сочувствовала Сириусу, а другая, та, которая в свое время обзавелась из-за него рогами, злорадно посмеивалась. Реакция девочек была чем-то совершенно непонятным. Одни поливали Блэйк грязью, потому что считали, что она подрывает авторитет такой престижной частной школы как Хогвартс, другие – потому что завидовали ей. Завидовали так, что уже был случай отчаянной истерики в каком-то женском туалете.
Виновники событий почти весь тот знаменательный день провели в кабинете Дамблдора, наедине с деканами Гриффиндора и Слизерина, так что понятия не имели, что вся школа уже успела сто раз обсудить все подробности их преступления. Ситуация только ухудшилась, когда после обеда в замок прибыла роскошная дама необъятных размеров, в цветастых шелках и восточных духах – мать Блэйк, миссис Забини собственной персоной. В сопровождении робеющего Филча, она стремительно поднялась наверх, не утруждая себя даже отвечать на приветствия учителей и учеников и скрылась за дверью кабинета директора.
Сириус вернулся в гостиную ближе к вечеру и вид у него был такой... в общем, даже Кровавый Барон обычно выглядел бодрее и дружелюбнее. Все, конечно же, сразу притихли, видимо ожидая, что Сириус сейчас взорвется, начнет кричать и ругаться, и тогда они получат всю историю прямо из первых рук, но он только хмыкнул, окинув взглядом их любопытные лица, прошел мимо и поднялся в спальню мальчиков.
А уже на следующее утро Блэйк Забини приклеилась к нему как пиявка и начала усиленно делать вид, что они с Сириусом уже сто лет как супружеская пара. Девчонки ссали кипятком от зависти, Блэк сияла, а Сириус тихо её ненавидел. И чем больнее и мрачнее он становился, тем больше расцветала Блэйк – прямо как дъявольские силки, которые вытягивают силы из своей жертвы и наливаются соком.
Подумав просилки, Ремус вспомнил своё обещание собрать волчьи ягоды и стал внимательнее присматриваться к окружающей растительности. Очень скоро он нашел нужный куст – невысокий, редкий, сплошь усыпанный круглыми красными ягодками. Удивительная ирония. Для любого человека эти ягоды смертельно опасны, а ему они нужны, чтобы выжить и остаться человеком.
Ремус достал платок и наклонился, чтобы сорвать самые крупные ягоды, висящие внизу, как вдруг где-то рядом что-то громко свистнуло. Ремус подпрыгнул от неожиданности, резко обернулся, а уже в следующий миг что-то рвануло его за лодыжку вверх – и вот он уже висит в воздухе вниз головой, словно гусеница, крепко опутанный веревками и совершенно беспомощный. Руки так прижало к телу, что он мог пошевелить только пальцами и только неторопливо проворачиваться из стороны в сторону на скрипящей веревке.
– Так-так-так...
От звука этого голоса у Ремуса по спине пробежали мурашки. Кровь ещё больше прилила к голове, сердце затрепыхалось. Он как раз начал поворачиваться, в обратную сторону и увидел, как из-за кустарника выходит она, Валери. Она была одета так же, как и в тот день, когда он увидел её, идущей по следу, только сегодня смог увидеть, что под кожаной мантией, шерстяной жилеткой и кучей ремней сверкает белоснежная тончайшая рубашка, так бессовестно распахнутая на роскошной груди, покрытой бисеринками пота, что положение Ремуса стало ещё более неловким. Он отвел взгляд и сразу пожалел об этом, увидев как под мантией покачиваются на ходу округлые, бедра, обтянутые тесными кожаными брюками.
– И кто же это у нас? – увидев его лицо Валери остановилась на всем ходу.
– Ну на-адо же! Поставила капкан на волка, а поймала оборотня, – она схватилась за веревки, чтобы Ремус перестал вращаться и взглянула на него снизу-вверх. – Добрый день, мистер Люпин. Вы, что, следите за мной?
– Нет! – выдохнул Ремус, замирая под её взглядом, словно кролик перед удавом.
– Почему же я видела вас здесь пару дней назад? – Валери за веревки притянула Ремуса к себе. Он натужно сглотнул и взгляд его заметался по её лицу, жадно считывая каждую веснушку. – Что же вы такого пытались выведать?
– Отпустите меня, – попросил он. – Я не следил за вами... это просто совпадение, – руки и ноги начали затекать, к горлу подкатила тошнота. – Отпустите меня и я уйду, обещаю.
– Ваше «обещаю» для меня пустой звук, – сухо молвила Валери, отталкивая его от себя и отступая назад. – Помнится, вы уже один раз пообещали мне, что уйдете и что же случилось в итоге? – она вдруг прищурилась, на лицо её набежала тучка. – Ей было... сколько? Двеннадцать, тринадцать?
Это был удар ниже пояса.
– Я не знаю, что произошло той ночью, но профессор Дамблдор считает меня невиновным!
Валери насмешливо фыркнула.
– Он смог доказать, что я невиновен!
– Сегодня вы уничтожили все его доказательства, – вкрадчиво и с явным удовольствием проговорила она. – Я знала, что преступник всегда возвращается на место преступления.
– О чем вы? – говорить было уже совсем трудно.
Она улыбнулась, но какой-то совсем недоброй улыбкой.
– Именно здесь погибла бедная девочка. На этом самом месте, на этой чертовой поляне мы нашли её тело, а там, – она вытянула руку, но у Ремуса не было не желания, ни возможности посмотреть. – Вас, Люпин.
– Отпустите меня. Пожалуйста, перережьте веревки, – попросил он, чувствуя, что ему уже не хватает воздуха, а руки и ноги вовсе превратились в студень.
Пару секунд они просто смотрели друг другу в глаза.
– Вы знаете, после прихода ваших сородичей, местные волки стали беспокойными и дикими, – вдруг сказала Валери и шагнула куда-то в сторону, сделав вид, что не услышала его. Веревка задергалась, но, похоже охотница даже не думала отпускать его – походе она проверяла крепость узлов. Как-будто нарочно пыталась раздразнить его, чтобы он снова вышел из себя. – Ваш директор пожелал, чтобы они не могли подобраться к школе. Такие красивые, безобидные звери. Обычно им хватает местных оленей и кроликов и нет никакого дела до учеников, но как только вы появляетесь в лесу, они просто с ума сходят!
До этого Ремус не понимал, к чему она это говорит и почему не отпускает его, а теперь понял и пришел в ужас. Она это серьезно?
– Отпустите меня! – закричал он и задергался, снова напоминая себе гусеницу на ниточке.
Валери сняла лук и вытащила стрелу. – Что вы задумали?!
– Спокойно, мистер Люпин, – улыбнулась она и вдруг провела ладонью по его плечу. – Так вы в большей безопасности.
– Почему?
Валери улыбнулась ещё шире и вдруг взгляд её замер и в глазах появилось какое-то жуткое, фанатичное выражение.
– Потому что на нас охотятся, мистер Люпин, – медленно произнесла она и натянула тетиву. – В этот самый момент.
Ремус похолодел.
– Что?
– В кустарнике, рядом. Постарайтесь не сорваться вниз.
В этот самый момент волк, необычайно крупный и всклокоченный, вырвался из кустарника и бросился прямо на охотницу, вытянув передние лапы и разинув клыкастую, слюнявую пасть. Валери выстрелила прямо в неё и зверь с визгом свалился в траву.
На Ремуса пахнуло смесью грязной шерсти и крови.
Не успела Валери и выдохнуть, как следом из зарослей, толкаясь и рыча, врывались ещё два волка, немного меньше первого. Одного охотница также метко и быстро положила на месте, но она была одна, а волков двое: второй сбил её с ног, клацнув зубами в каких-то дюймах от её ноги и они покатились по траве.
– Мерлин, не-ет! – заорал Ремус и задергался так, что ветка, к которой крепилась веревка ловушки треснула. Это вселило в него надежду и он начал извиваться ещё сильнее. Волк влажно лязгал зубами и рычал, но Грей с удивительной силой вцепилась руками в его пасть, держа её открытой и не допуская острые клыки до своего горла.
Их борьба развернулась аккурат под Ремусом. Мучительно было висеть вот так, видеть, как беспомощно бьется и извивается хрупкое женское тело под гигантской лохматой тушей, и не иметь возможности ничего сделать. Если бы она только могла продержаться ещё пару секунд... и если бы эта треклятая ветка наконец сломалась... ну же...
– Пожалуйста-пожалуйста... – рычал Ремус сквозь стиснутые зубы.
– Быстрее! – крикнула Грей. Судя по голосу, силы оставляли её.
Ремус зажмурился и из последних сил рванул веревку... последний раз...
Да!
Ветка сломалась с треском, похожим на выстрел из мушкета и Ремус рухнул прямо на спину волка, да так, что Валери вскрикнула, когда на неё обрушился вес их обоих.
Волк по-собачьи гавкнул и вскочил, меняя жертву, но нападать на Ремуса почему-то не стал, наоборот, жалобно заскулил и попятился, словно прося защиты, но едва у Валери освободились руки, она выхватила из рукава тонкую финку и волк, не издав ни звука, безвольной мягкой куклой повалился на Ремуса, так, что он успел только увидеть, как гаснет волчья жизнь в небольших желто-зеленых глазах.
На полянке воцарилась тишина.
Слегка задыхаясь, Валери столкнула тело зверя с Ремуса, коротким, резким движением разрезала веревки и помогла ему подняться.
– Можешь стоять? – неожиданно мягким и тихим голосом спросила она.
Ноги как-будто набили иголками. Ремус покачнулся и ухватился за её плечо. Она была вся заляпана волчьей кровью и пахла шерстью. Только сейчас он заметил, что, она, оказывается, намного ниже его.
– Д-да... простите, я в порядке, профессор, всё х-хорошо, – он посмотрел на тела убитых волков.
– Всё, Люпин, ты своё дело сделал, убирайся, – бросила она и отвернулась.
Ремус отошел на пару шагов и оглянулся.
Валери подошла к одному из них, самому маленькому волку из всех троих, опустилась на колени, выдернула из пасти зверя стрелу, очистила и спрятала в колчан, после чего вдруг совершила очень странную вещь: ласково провела ладонью по светло-серой шерсти на шее зверя, зажмурилась и сглотнула так, словно ей тоже кто-то выстрелил в горло, а потом осторожно закрыла волку глаза.
– Прости.
Она прошептала это так тихо, что Ремус и не услышал её голоса за шепотом ветра, только увидел, как шевельнулись её губы.
Он так оторопел, что не мог заставить себя сдвинуться с места, только смотрел, как она гладит волчонка по ушастой голове.
Внезапно на эту голову шлепнулась слезинка и Ремуса словно током ударило. Он шагнул к ней, не зная, что будет говорить и делать, как вдруг...
Лес взорвался воплями и жутким треском ломающихся кустов. Из чащи, прямо на них во весь опор мчалось ещё штук пять обезумевших от ужаса волков, а следом за ними – и того хуже – с криками и улюлюканьем, вспахивая копытами землю, круша мелкие деревца и осыпая лес градом свистящих стрел, гнался загон вооруженных до зубов кентавров.
Ремус так и не понял, как всё это случилось.
Словно со стороны он услышал свой истошный вопль: «Валери!!!», а уже в следующий миг схватил женщину в охапку, бросился вместе с ней к поваленному дереву, в стволе которого прятался несколько дней назад, и успел только затолкать Валери в пустой ствол, нырнуть следом, как об этот ствол загрохотали десятки копыт. Стремительно несущееся стадо затопило лес. Казалось, что небо обрушилось на него градом размером с драконье яйцо. Ремусу чудилось, что копыта стучат не по стволу, а по его собственной голове и он только жмурился, когда труха сыпалась ему на лицо и только крепче прижимался к Валери, закрывая её голову руками. Валери сжималась в клубок и единственный звук, который мог пробиться сквозь грохот копыт – это её быстрое дыхание, опаляющее шею Ремуса.
А ещё её запах, в котором Ремус утонул с головой.
Какое-то время стук копыт ещё колотил по толстому, полому стволу, но потом наконец, волчий хриплый лай и крики охотников затихли в глубине чащи и на солнечной поляне снова воцарилась тишина.
Ремус убрал руки. Валери подняла голову и они встретились взглядом. Она была так близко... Совершенно бездумно он ещё крепче обнял её, какая-то неведомая сила заставила его рот приоткрыться и он уже потянулся к её лицу, закрывая глаза, как вдруг её глаза вспыхнули и Валери так сильно оттолкнула его, что он самым глупым образом вывалился из их укрытия и упал навзничь.
– Ну-ка... пошел вон!
Ремус был так ошарашен и опьянен её близостью, что и не нашелся, что сказать, только спешно поднялся, увидев, как Валери снимает с плеча лук. Впрочем, даже если она хотела застрелить его за непозволительное поведение по-отношению к учителю, то у неё ничего бы не вышло. Её лук был безнадежно сломан. Увидев его, Валери застонала так, словно это была не деревяшка с натянутой тетивой, а живое существо.
Ремуса прошиб холодный пот. Он вдруг вспомнил, как что-то громко треснуло, когда он затолкал её под дерево. Тогда он подумал, что это старый прогнивший ствол.
Валери попробовала починить своё оружие с помощью волшебства, но видимо у лука была какая-то волшебная природа, потому что не успевал он срастись, как снова разваливался. В конце-концов она не выдержала, поломала его об колено как старую сухую ветку и зашвырнула подальше в кусты.
– Иди в замок и чтобы я не видела тебя здесь больше, понятно?! – басом прорычала она, не поворачиваясь.
– Профессор Грей, п-простите, я не... – он прижал ладонь к груди и шагнул было к охотнице, но тут она обернулась так, что волосы хлестнули её по лицу и он врос в землю. – Я уверен, его можно как-нибудь починить!
– Я сказала убирайся! – она казалась совершенно безумной в эту секунду. – Пошел вон! Вон!
Это было ужасно несправедливо. И снова, как это было в ночь перед полнолунием, в её кабинете, Ремус вдруг почувствовал, как его захлестнула необъяснимая ярость.
– Если бы я не помог вам, вас бы растоптали кентавры, или растерзали волки! – крикнул он.
– А с чего ты взял, что мне была нужна твоя помощь?!
Потеряв голову, Ремус бросился вперед, схватил своего преподавателя за плечи и приложил о ближайшее дерево.
– Я спас тебе жизнь! – он встряхнул её. – Я тебя спас! Как ты смеешь говорить со мной таким то...
Остаток слова он проглотил, когда неведомая сила вдруг дернула его словно крюк и отшвырнула от женщины. Он повалился на спину и полная листьев трава, которая должна была оказаться мягкой, вышибла из него дух.
Когда он поднял голову и смог отдышаться, вспышка злости уже растворилась в тонком лесном ветерке и Ремус пришел в ужас.
– Забыл своё место, мальчик? – прошипела Валери, медленно, словно дикая кошка, подбираясь к нему.
– Я вам не мальчик! – выпалил он, оборачиваясь и поднимаясь, весь в листьях.
– Ты хотел спасти мне жизнь? – Валери смотрела на него так, словно и он сейчас был диким, опасным зверем. – Да ты хоть знаешь, что это я, я подстрелила тебя в ту ночь?
– Знаю... – прошептал он.
Она переменилась в лице.
– Невероятно, – губы Валери тронула усмешка, она смотрела на Ремуса во все глаза. – В тебе нет ни капли самоуважения?
Ремус растерялся.
– Я снимаю с вас пятьдесят очков за то, что вы ослушались моего приказа и остались в школе, мистер Люпин, – прежним, холодным и сухим тоном сказала она. – Ещё пятьдесят за то, что сломали мой лук сегодня... и "спасли мне жизнь".
Ремус просто ошалел от такой несправедливости.
– Конечно, для факультета это огромная потеря, но я уверена, вы сможете им всё объяснить, – ядовито улыбнувшись, она повернулась к Ремусу спиной и неторопливо зашагала туда, куда только что умчались кентавры. – А если я ещё раз увижу волка в этом лесу, с ним будет то же, что и с его сородичами, – Валери легонько пнула тушу одного из убитых зверей.
Ремус летел через лес, ослепленный яростью, так что не было ничего удивительного в том, что он зацепился ногой за корень и растянулся на земле. Чертыхаясь, поднялся и увидел, что это был не корень, а тетива поломанного лука Валери.
От одного воспоминания о ней, ему захотелось превратить лук в щепки. Он выхватил палочку, но дерево оказалось таким крепким (просто удивительно, как это оно поломалось), что у него ничего не вышло и он со злости зашвырнул его в кустарник и пошел дальше. Но, отойдя на какое-то расстояние, вдруг резко повернул обратно, собрал все до единого остатки лука, аккуратно замотал в мантию и сердито зашагал к замку.
* * *
– Джим!
– А?
Джеймс обернулся. В этот же момент раздался негромкий хлопок и его ослепила вспышка.
– Черт! – он дернулся, врезался в дверь магазина волшебных вещей так, что звякнул входной колокольчик и перед глазами у него неторопливо поплыл целый ансамбль разноцветных круглых пятен.
Лили рассмеялась.
Джеймс опасливо приоткрыл слезящиеся глаза, но вместо своей девушки увидел только расплывчатое фиолетовое пятно. Лили сунула новенький фотоаппарат под мышку, подобрала свалившиеся с Джеймс очки и водрузила их на место, напоследок коснувшись его губ мимолетным поцелуем.
– По-моему ты очень фотогеничный! – и снова на него перезвоном пролился её добродушный смех.
– Спасибо, что ты не делаешь этого во время матчей, – проворчал Джеймс, когда наконец смог проморгаться. – И что это за жуткая вонь? – спросил он, ощутив в воздухе едкий запах горелой пластмассы.
Новенький фотоаппарат испускал клубы дыма, напоминая уменьшенную копию Хогвартс-экспресса.
– Бросай его, сейчас взорвется! – в ужасе заорал Джеймс, выхватывая у неё фотоаппарат. Лили ойкнула, ученики, снующие неподалеку, с воплем рассыпались в разные стороны, какая-то девушка взвизгнула.
– Шутка, – улыбнулся Джеймс. Лили сердито хлопнула его ладонью по плечу и он рассмеялся.
В «Шапке-невидимке» она купила себе белый вязаный беретик, похожий на вязаную рыболовную сеть с пушистым помпончиком. И сейчас была в нем, но даже в этой дурацкой шапке была такой красивой, что он не смог на неё рассердиться, вместо этого притянул к себе и засосал, сминая руками пушистую копну мягких рыжих локонов.
Кстати о магазине одежды, он и сам купил себе там ушастую красную шапку для охоты на уток. И хотя она выглядела не менее глупо, чем берет с помпоном, Джеймс страшно себе в ней нравился. Он нацепил её прямо там в магазине, развернул козырьком назад и подкалывал Лили, о когда она ушла в отдел нижнего белья, разом посерьезнел и втянулся следом. Лили не смущалась и не пыталась его вытолкать, наоборот, они здорово повеселились, она выбрала, что ей было нужно, не сильно показывая это Джеймсу, но так задорно смеялась, когда Джеймс нацепил гигантский лифчик себе на голову, как шапку, что продавец выставил их из магазина.
Джеймс и не подозревал, что с ней может быть так же весело, как с Бродягой. Лили происшествие ни капельки не расстроило, они смеялись и цеплялись друг за друга, а когда оказалось, что Джеймс стащил тот гигантский лифчик, а потом ещё и нацепил его на фигуру толстой поварихи у ресторана напротив, развеселилась пуще прежнего.
На углу улицы открыли новый магазин.
Магазин назывался «Доминик маэстро», на витрине его дерзко красовалась афиша летнего концерта «Диких сестричек». Под ней две молодые волшебницы в кожаных куртках и с сумасшедшими прическами раскладывали пластинки. Ученики буквально вываливались из дверей, на ходу роняя пластинки, наступая на них и устраивая потасовки прямо у входа.
Полки в магазине были сплошь уставлены коробками, здесь были записи всех его любимых магловских исполнителей, старых и новых волшебных групп, целые горы зачарованных пластинок (некоторые были устроены так, что во время игры все присутствующие погружались в коллективную иллюзию, другим достаточно было сказать, какую песню ты хочешь услышать, чтобы она тут же заиграла), и – Мерлиновы варежки! – компактные проигрыватели, по размеру не больше школьной сумки. Уже после десяти минут пребывания в магазине, Джеймс нагреб не меньше двадцати пластинок и всё равно не мог остановиться. На некоторых из них было не меньше десяти песен, совершенно не интересных ему, но среди них обязательно находилась одна нужная. Лили повезло больше – она каким-то образом нашла на забитых полках пять сборников самых популярных сборников, среди которых обнаружилась пара пластинок «The Beatles». И если раньше его бесило, что у Лили всегда получается всё сделать хорошо и правильно, то сейчас он начал подумывать, что на Эванс, пожалуй, стоит жениться, чтобы утащить этот источник порядка и надежности в свою жизнь.
Кстати о беспорядке, проходя мимо местной почты Джеймс с ужасом вспомнил, что уже почти неделю не писал родителям. И пока он впопыхах строчил письмо, за которое, кстати говоря, выложил не много, ни мало, целых три галлеона, Лили терпеливо ждала его в зале ожидания. На улице она говорила слишком быстро и много, явно пытаясь заговорить ему зубы и отвлечь, а когда он присмотрелся, заметил, что взгляд у его девочки потерянный и грустный. И только потом вспомнил: Лили-то ведь уже некому писать письма. Чтобы искупить оплошность и снова её развеселить, Джеймс затащил её в «Зонко», где, как обычно, что-то звенело, трещало, звякало-брякало и выбрасывало серпантин. По случаю приближающегося Хэллоуина, магазин закупил кучу костюмов, масок и декораций. Игнорируя сопение продавца, Джеймс на ходу срывал с витрин одну маску за другой и доводил Лили до слез, пародируя их преподавателей. И всё было замечательно, пока он, идя спиной вперед и к Лили лицом, не врезался в толстый живот Слизнорта, как раз в тот момент, когда, нацепив маску тролля, сюсюкал с Лили, зазывая в Клуб Слизней.
Гриффиндор потерял пять очков за «крайнее нахальство» и получил десять за актерское мастерство. Погрозив пальцем Джеймсу и подмигнув Лили, Слизнорт в большим достоинством покинул мастерскую юмора, неся под мышкой костюм Мерлина, а едва за ним закрылась дверь, Лили и Джеймс покатились со смеху.
В «Сладком королевстве», Джеймс закрепил успех: купил Лили мешок карамельных тянучек, «случайно» столкнул на Мальсибера коробку с кусачими клецками и получил нагоняй от мадам Флюм, когда стащил прямо из бочки пригоршню шоколадных жаб и попытался ими пожонглировать. В кондитерской было тепло и так восхитительно пахло шоколадом и клубникой, что хотелось провести всю вечность, просто выбирая сладости. Но к сожалению, там они задержались недолго: у витрины с белым шоколадом вертелась Блэйк Забини и её подружки, сами жутко похожие на коробки конфет на ножках.
Довольные и нагруженные покупками, они решили перед заключительным походом в трактир, заглянуть в «Дэрвиш и Бэнгз», магазин волшебных принадлежностей. У Джеймса как раз закончилась полироль для метлы и пока он изучал витрину с банками-склянками, Лили успела обзавестись этим жутким колдографом, на боку которого красовался логотип компании Альфарда Блэка по изготовлению волшебной техники.
– Эй, вот, кто нам нужен! – в тот момент, когда Лили попыталась отнять у него фотоаппарат, Джеймс увидел выходящих из «Зонко» близнецов Пруэтт и бросил колдограф Фабиану. Девушка испуганно бросилась следом, но Джеймс поймал её на ходу, обхватил тоненький стан руками и обернулся с ней на месте, словно в танце.
– Сделай нам одолжение, Шрам! – засмеялся он, прижимая Лили к себе спиной. Фабиан поднес фотоаппарат в глазам. Перед самой вспышкой Джеймс оторвал Лили от земли и закружил так, что она запищала, хватаясь то за него, то за свой берет, а когда попыталась снова твердо встать на на ноги, он сделал вид, что уронил её и поймал в полуметре от земли.
В «Трёх метлах» было особенно людно и зал звенел голосами и смехом учеников, но дружбы с Розмертой было достаточно, чтобы заполучить самый лучший столик – в укромном уголке, под крутой, ведущей наверх лестницей.
Отовсюду доносились возбужденные, радостные голоса, смех, звон посуды, но Джеймс ничего этого не замечал. От горячего сливочного пива по уставшему телу разливалось умиротворение и такая приятная тяжесть, что ему вдруг резко расхотелось снова выбираться на холод и идти куда-то. Куда и зачем ему идти, когда все самое главное итак здесь?
Никогда ещё ему не было так спокойно и хорошо в обществе девушки. Обычно всегда приходилось из кожи вон лезть. С Лили можно было не думать о том, как он выглядит и что говорит. С ней можно было дурачиться, болтаться по улице и заниматься всякой ерундой, так же легко, как с Бродягой, или Люпином. Вот только её преимущество было в том, что помимо всего этого, она была милой, веселой и сексуальной девчонкой, а самое главное, его девчонкой, так что с ней можно было всё. Всё...
Не отрываясь от её рта, Джеймс запустил пятерню ей под юбку. Лили едва заметно вздрогнула, но сопротивляться не стала. Тем более, под столом не было видно, чем они занимаются и Джеймс самозабавенно гладил и тискал её бедро, запуская в рот язык. Они целовались, совершенно забыв про сливочное пиво, Лили была теплой, вкусно пахла и у Джеймса уже начал вставать, как вдруг входная дверь хлопнула и в зале на секунду воцарилась такая тишина, что они невольно оторвались друг от друга и обернулись.
В трактир вошел Сириус. Облаченный в чёрную кожаную куртку и черные же джинсы с цепью на ремне, он казался даже бледнее обычного и, похоже, уже пару дней не брился.
Все ученики, сидящие в зале, один за другим принялись поворачивать головы в его сторону. Тишина в зале завибрировала от растущего шепота. Обежав переполненное помещение быстрым, ищущим взглядом, Сириус увидел Джеймса и направился прямиком к нему, полностью игнорируя тяжелый шлейф чужих шепотков, который сразу же потянулся за ним через весь зал.
– Здорово, Бродяга, – они с хлопком схватились за руки, так, словно собирались заняться армрестлингом. Сириус ухмыльнулся ему и подмигнул Лили.
– Могу вам помешать? – не дожидаясь согласия, он подтащил к их столу свободный стул, перевернул его задом-наперед и оседлал, положив скрещенные руки на спинку.
– Рад, что ты вылез из норы, – Джеймс поднес к губам кружку и переглянулся с Лили. Она незаметно одернула под столом юбку.
– Не только ты рад, – усмехнулся Сириус, кивнув в сторону взволнованных учеников. – Похоже все ждут, когда я влезу на стол и публично раскаюсь. Я ходил к Аберфорту, навещал мотоцикл, – об этом Джеймс догадался ещё до того, как Сириус сказал – по резкому запаху машинного масла, который повис в воздухе с его появлением. – Полетаем сегодня, Сохатый?
Язык у Блэка слегка заплетался. Похоже, в «Кабаньей голове» он успел не только с мотоциклом повозиться, но и свой бак заполнить.
Джеймс почувствовал, как рука Лили, лежащая у него на коленке, коротко и сильно сжалась.
Конечно, в её тревоге был смысл. Но ему ужасно не хотелось строить из себя няньку и учить Бродягу уму-разуму.
– Ты уверен, что это – хорошая идея? – осторожно спросила Лили.
– Это – отличная идея, Эванс! – Сириус засмеялся.
Ноготки Лили так глубоко впились в коленку, что молчать дальше он уже не смог.
– Бродяга, брось, ты же рухнешь где-нибудь в лесу и тебя сожрут акромантулы, – миролюбиво улыбнулся Джеймс.
– Я превосходный водитель, – Сириус почесал в затылке и смахнул все волосы себе на лицо, так что на виду остался только его оскал.
– Ты псих, тебе нельзя летать в таком состоянии.
– Каком это? – игриво поинтересовался Сириус и хотел было подпереть голову рукой, но промахнулся локтем мимо спинки стула и мрачно сдвинул брови, зачесывая волосы назад.
– Сириус, ты пьяный? – Лили схватила его за подбородок и заставила посмотреть на себя.
– Да, – его лицо расплылось в совершенно пьяной улыбке. – У меня же праздник, черт возьми, – он вдруг вскочил и раскинул руки, – Я залетел, ну, кто ещё не в курсе?! – крикнул он, заставив весь зал обернуться, а когда все снова отвернулись, Сириус только крепче обхватил спинку стула руками и запустил пальцы в волосы, насупившись, как обиженный ребенок.
Лили осторожно тронула его за плечо.
– Сириус, тебе нельзя...
– Ты, что, моя мама?! – Сириус моргнул, видимо осознав, как это звучит и озлобился ещё больше. – Буду делать, что хочу! – он вскочил и уже собрался было уйти, как вдруг снова обернулся и спросил резко изменившимся, жалобным тоном: – Вы пойдете на ужин к Слизнорту сегодня?
Джеймс знал, что Сириус до черта не хочет оставаться один в обществе слизеринцев и своей "невесты", которая доводила его до ручки за считанные минуты, но его самого, в отличие от слизеринцев и отличников, никогда не приглашали на эти посиделки.
– Меня туда никто не звал, Бродяга, – вздохнул он, поднося кружку к губам, а когда Лили с готовностью выпрямилась, добавил: – К тому же, у меня тренировка в шесть.
Лили поникла и даже немного отодвинулась, Сириус горестно вздохнул и потер шею.
– Народ, квиддич! – воззвал Джеймс к их здравому смыслу. – Последний год! Вы что?
– Я приду, Сириус, – пообещала Лили, наградив Джеймса красноречивым взглядом.
Сириус послал ей смачный воздушный поцелуй, в последний момент превратив его в знак мира, и, слегка покачиваясь, побрел к барной стойке.
– Блестяще, Джеймс, – проворчала Лили.
– Что? Нечестно заставлять меня делать такой выбор! – звенящим голосом парировал он. – К тому же, наш факультет в этом семестре сидит без призовых баллов. Тебе наплевать, если вы не выиграем Кубок года? – тут он, конечно лукавил. Для него значение имел только Кубок по квиддичу, но два кубка всегда лучше, чем один, к тому же на Лили это подействовало.
– Хотелось бы как-нибудь помочь, – проговорила Лили, баюкая свою кружку со сливочным пивом и грустно глядя на согнутую спину в кожаной куртке за барной стойкой.
– Разве что не дать ему спиться, – проворчал Джеймс, глядя туда же. Похоже, кроме них в самом деле некому позаботиться об их непутевом друге. – Лили, я пойду?..
– Конечно иди! – она слегка подтолкнула его и, когда он встал, вдруг поймала за руку. – Джим!
– Что? – он обернулся.
Секунду Лили кусала губы.
– Джим, позови его в команду, – прошептала она, чуть притянув его к себе, чтобы никто не слышал.
– Что?..
– У тебя ведь... теперь... теперь есть место в команде? – она явно боялась произносить при нем имя Тинкер. – Сириус отвлечется и сможет полетать, раз уж ему так хочется, а ты сможешь за ним присмотреть...и тебе не придется тратить время на отборочные испытания, – Лили выпустила его руку. – Ты считаешь это плохая идея?
– Эванс, ты... – Джеймс качнул головой, а потом порывисто ринулся к Лили, схватил её лицо ладонями и крепко поцеловал.
После он ринулся к бару, чуть было не перевернув их стол, а Лили вздохнула, обхватила себя руками и вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Обернувшись, увидела, что за ней пристально следит Амос Диггори – семикурсник из Пуффендуя. Поймав ее взгляд, он подмигнул ей и пригласительно приподнял кружку с пивом. Лили подняла брови, собрала свои вещи и поскорее перебралась за столик к Марлин и Алисе.
Девочки шептались о чем-то, сдвинув головы, а когда Лили подошла к ним, синхронно оглянулись, словно воришки, застигнутые на месте преступления.
– Можно к вам? – Лили постучала костяшками пальцев по столешнице.
– Конечно! – Марлин убрала со стула свои покупки, а Алиса немного подвинулась, чтобы Лили села между ними. На столе перед ними стояли бутылки сливочного пива и какие-то сладости из "Королевства".
– Так вот, помнишь историю Венди Баттон? – спросила Марлин, возобновляя разговор.
Это явно было приглашение включиться в беседу, и Лили вслед за Алисой чуть наклонилась к ней. Марлин окинула их заговорщическим взглядом и заговорила тише:
– Помните, мы из-за нее тогда поссорились с Сириусом?
Конечно, Лили хорошо помнила ту историю.
Венди Баттон была одной из тех, кто очень любил экспериментировать с зельями, как она сама или Северус. Вот только если их эксперименты чаще всего заканчивались успехом, то у нее – взрывами и ожогами, поэтому на зельеварении все старались отодвинуть свои котлы как можно дальше от странной белокурой девочки в гигантских очках и аляповатой одежде. Все знали, что она бросала в котел все, что ей под руку подворачивалось, чаще всего полностью игнорируя рецепт и полагаясь исключительно на свое вдохновение. А еще все знали, что она вздыхала по Сириусу Блэку. Знали с тех пор, как Блэйк Забини с подружками написали об этом на школьной доске. И вот однажды Венди самостоятельно приготовила приворотное зелье и напоила им Сириуса. Судя по тому, что рассказала Лили Марлин в перерыве между метаниями по спальне девочек и слезами, действие зелья вдруг закончилось в самый ответственный момент, и Сириус выскочил прямо из постели Баттон. А спустя какое-то время эта тихая и странная девочка вдруг взяла, да и заявила Сириусу, что заетела. Об этом Лили тоже поведала Марлин, правда, только после того, как Лили напоила ее Умиротворяющим бальзамом, и Маккиннон снова смогла говорить.
Кроме них о случившемся никто не знал. Сириус не замыкался в себе, как сейчас, не пил и не злился, он просто ходил по школе с таким видом, будто его пыльным мешком шарахнули, и в ужасе смотрел на всякого, кто к нему обращался. Правда, его шок длился недолго, так как вранье мисс Баттон раскрылось самым нелепым и стыдным образом – на одном из уроков Венди вышла к доске, и все увидели у нее на юбке весьма характерные следы. Сириус, надо отдать ему должное, в тот момент поступил благородно: пока все хохотали, он встал, накинул на девочку свою мантию и увел из класса, а когда объявил ей, что им лучше просто дружить, Венди возьми да и выпей Напитка Живой смерти. Бедняжку еле откачали.
Теперь эта история стала школьной легендой. Венди перестала вздыхать по Сириусу, провалила зелья на СОВ и стала ходить по школе под ручку с Ксено Лавгудом. Они отпустили длинные волосы, носили странные балахоны, браслеты и амулеты из костей пикси и, поговаривали даже, что эти двое курили в школьном дворике высушенную тентакулу.
– Конечно, помним. А почему ты о ней вспомнила? – Алиса отпила из своей бутылки.
– ... и сначала Макгонагалл потрошила меня добрых полчаса, и говорила, что меня надо просто выгнать из школы, потом прибежал этот старый ананас и начал причитать: «Что теперь скажут родители!», «Какой позор для Хогвартса!». И вся такая херня...
Обычно Сириус носил в себе все свои беды и даже с Джеймсом делился далеко не всем, но сейчас ему вдруг резко захотелось поделиться своей бедой со всеми, кто был готов слушать. Благо слушали его только Джеймс, сидящий рядом, и Розмерта. Облокотившись на стойку, подперев голову кулачком и сдвинув брови, она слушала историю Сириуса с таким видом, словно это был пересказ любовного романа в мягком переплете.
Перед Сириусом стояла большая кружка крепкого черного кофе, и он медленно трезвел.
– ... а Дамблдор просто сидел и смотрел на меня. Очевидно, все ждали, когда меня просто порвет на части от стыда! – Сириус резко взмахнул руками, изображая взрыв, и смахнул со стойки бутылку дорогого огневиски, которую Розмерта должна была отнести за один из столиков. Девушка взвизгнула, но Джеймс успел поймать бутылку.
– Прости, родная, – Сириус рассеяно взял полную руку Розмерты и прижал ее к губам.
Та сердито отняла руку, поставила бутылку на поднос, пока с ней не случилось еще чего-нибудь, и унесла.
– Не понимаю тебя, Бродяга. Ты ведь уже давно знал, по какому поводу сегодня надрался? – спросил Джеймс, проводив взглядом плавно покачивающиеся бедра Розмерты.
Сириус пьяно засмеялся.
– Видишь, какая штука, Сохатый. Я думал, что она надо мной издевается, – Сириус достал свой перочинный нож и с силой вонзил его в дерево барной стойки. – Думал, она решила меня помучать. У Блэйки ведь извращенное чувство юмора.
– Такими вещами можно шутить? – нахмурился Джеймс, переглянувшись с Розмертой, которая как раз в этот момент вернулась к стойке и принялась выбивать на механической кассе счет. – Это же... ребенок, ну... новая жизнь и все такое.
– Вы, мужчины, такие наивные, – вздохнула официантка и вдруг заметила букву «R», которую Сириус с какой-то особенной злостью вырезал на дереве. – Это же вишня, Сириус!
– А это – твое имя, – печальная попытка выкрутиться.
– И моя барная стойка! – впрочем, Розмерта больше не успела ничего сделать, потому что ее позвали в зал.
– Помнишь Венди Баттон? – спросил Сириус, едва она ушла.
– Эта та, которая... – Джеймс засмеялся.
– Угу.
– Но она же того, – все еще улыбаясь, он помахал у головы рукой. – Ей все можно. Забини, конечно, дура, но не настолько.
Сириус издал какой-то странный звук, очевидно, выражающий сомнение.
– Окей, если ты так уверен, что она тебя дурит, тоже проверил бы ее как-нибудь.
– Вот я и проверил.
– Как?
– Еще раз: ты помнишь Венди Баттон? – раздельно спросил Сириус и прищурился, глядя, как Розмерта заигрывает с одним из пожилых волшебников в другом конце зала. – Помнишь, как выяснилось, что она не...?
– Блять, Бродяга, ну вот зачем?! – Джеймс уже было поднес кружку с пивом к губам, но после слов Сириуса поставил ее обратно и брезгливо отодвинул в сторону. Сириус криво ухмыльнулся. – И ты что, прямо так взял и...
– Не прямо так, я с ней спал сегодня, – Сириус сделал изрядный глоток, а когда поставил чашку и увидел, какими глазами на него смотрит Джеймс, неожиданно взорвался.
– Черт возьми, Сохатый, а что мне оставалось делать?! Я две недели не трахался ни с кем, Блэйк, сучка, не дает мне даже здороваться с другими девчонками, плюс эти ее «подружки» шпионят за мной повсюду, и... в конце концов, я подумал, раз уж она моя... – его горло перехватил спазм, когда он хотел сказать слово «невеста», –... почему бы и нет? А у нее на стене висел календарь на сентябрь. Висел с этим гребанным! Красным! Кружочком! – Сириус трижды ударил ножом по столу – по удару на каждое слово. – Я пока одевался, пялился на него все время, а когда поднялся к нам, вдруг все понял и охренел. Сегодня эта херня должна было начаться у Блэйки, но... – он вдруг оглушительно хлопнул в ладони и развел руки в стороны. На него оглянулась пара человек. – Не началась! Так что можешь меня поздравить! Обнимемся, Сохатый? Хочешь быть крестным?
– Не паникуй! – Джеймс схватил его за ворот куртки и дернул обратно к стойке. Сириус мгновенно скис, обхватив голову руками. – Ты мог ошибиться, это же... там же сам черт ногу сломит!
– Я включу это в счет, мистер, – сказала Розмерта, когда вернулась за стойку с подносом, полным пустых стаканов и увидела, что Сириус сотворил со стойкой.
– Тысяча извинений, – проворчал Сириус, вырезая теперь букву «О».
– Кстати, по поводу извинений, – Розмерта вытерла руки о полотенце и шлепнула его на стойку, уперев руки в бока. Сириус поднял голову, с трудом пытаясь сфокусировать на ней взгляд. – Скажи мне, Блэк, у твоей «невесты» совсем крыша поехала?
Они переглянулись.
– Ты это о чем?
– Я уверена на сто процентов – эта сучка Забини просто хочет удержать Сириуса и на самом деле ни капли не беременна! – Марлин была категорична, как никогда.
– С чего ты взяла?
– Алиса, ну кто захочет заводить ребенка в неполные семнадцать лет! Все шито белыми нитками, она его просто обманывает. А если и нет, совсем необязательно, что она залетела от Сириуса.
– А от кого тогда? – прошептала Алиса, округлив глаза и навалившись на стол.
– Да от кого угодно! Наша красотка успела потрахаться с половиной выпуска в том году. Сириус просто самая удачная партия: он богат, хорош собой, за ним все бегают, все его обожают и все будут ей завидовать. Вот она и вцепилась в него.
– Но с чего ты взяла, что... отец, – слово явно далось Алисе с трудом, – Кто-то другой?
– Да ты посмотри на эту их компанию! Забини, Нотт, Мальсибер, Хлоя, Эйвери, Паркинсон, Малфой! Они же с пеленок вместе и выросли почти что в одном доме! Я уверена, они уже перетрахались.
– Они же друзья!
Марлин с раздражающе авторитетным видом пожала плечами.
– Друзья не могут спать вместе?
– Буе-е!
– Им наши законы не писаны, Алиса, – серьезно сказала Марлин. – Это другой мир. Им надо беречь свою чистую кровь, – она презрительно выгнула губы. – И не путаться с кем попало.
– Ну не зна-аю, – протянула Алиса, дергая себя за плетеную бисером косичку. – Она ведь встречалась с Сириусом. А Сириус такой...
– Какой? – прохладно спросила блондинка, моментально превратившись в прошлогоднюю Марлин, которая за любое ласковое слово девчонки о Сириусе готова была вырвать ей глаз.
Алиса воровато зыркнула на подружек из-под спадающей на глаза челки и деланно легкомысленно пожала плечами.
Розмерта нырнула под стойку и загремела там чем-то.
Джеймс и Сириус синхронно наклонились вперед, но в этот момент она резко выпрямилась и грохнула на стойку между ними маленький горшок, в котором жалобно извивались побеги дьявольских силков, крепко перетянутые парой шелковых чулок.
– Вот это, – она гадливо указала на растение пальцем, – мне доставили в комнату вчера утром. Как раз после того, как ты ушел, – она взглянула на Сириуса. Джеймс тихо посмеялся в кружку. Трахаться ему не с кем, видите ли. – Они попытались задушить меня и схватили за ногу, но... – Розмерта красноречиво поправила бантик из чулок. – Не получилось. И еще там было вот это, – она швырнула на стойку бумажку, на которой значилось: «От Б.З. С наилучшими пожеланиями».
Сириус застонал и потер ладонью лицо, а потом протянул руки.
– Дай это мне, я заберу.
– Ну уж нет! – Розмерта схватила горшок и спрятала обратно. – Мне это пригодится, если она вдруг сунется в мой трактир, что я, впрочем, не советую ей делать, если ей еще дороги глаза и волосы. А тебе я советую поставить эту сучку на место, а не то, во имя Мерлина, она и меня доведет! – Розмерта схватила полотенце, поднос и, решительно стуча каблуками, снова отправилась разносить заказы.
– Она просто ангел, – улыбнулся Джеймс.
Сириус достал палочку и уткнул кончик в свой висок, то ли надеясь вытащить оттуда болезненные мысли, то ли надеясь покончить с собой.
– Я больше так не могу, Сохатый. Вот откуда она узнала про Роуз?
– Я знаю, откуда, – Джеймс как раз в этот момент обернулся в зал, чтобы проверить, не пристает ли кто к Лили, и увидел ее за столиком одноклассниц.
– О чем ты? – Сириус тоже обернулся.
– У Лили за спиной, – Джеймс облокотился на стойку, глядя на Лили, и отпил немного сливочного пива, – Лиза Нотт. Это ведь она – подружка Забини?
Сириус грязно выругался, поймав взгляд бледной остроносой девочки с тонкими золотистыми волосами, и отвернулся.
– Бродяга, на прошлой неделе Блэйк скормила Анестези Лерой фасоль тентакулы, теперь вот это. Ты бы посадил свою цыпочку на поводок, а то в Хогвартсе скоро не останется студенток.
– Я пытался. Сначала Блэйки устроила мне истерику, потом схватилась за живот и сказала, что если я ее брошу, то она отравится, – он отпил немного кофе и поморщился от горечи. – И напишет в прощальном письме, что с ней это сделал я.
Джеймс, который в этот момент тоже поднес к губам кружку, глубоко вдохнул и зашелся кашлем.
– Ну... Сириус – это Сириус. Все хотели бы с ним встречаться, – сказала Алиса, глядя на барную стойку. – Не представляю, кому бы захотелось ему изменить.
Марлин засопела, но ничего не сказала и отпила из своей бутылки.
Лили тоже взглянула на стойку, что Джеймс на нее смотрит, улыбнулась и помахала.
Джеймс коротко подмигнул ей и сказал что-то Сириусу.
Тот тоже обернулся.
– Наш капитан так смотрит на тебя, Лили. – проговорила Марлин.
Лили усмехнулась и пожала плечами.
Маккиннон бросила вороватый взгляд на стойку и перегнулась к Лили через стол.
– Ну и... как он? – прошептала Марлин.
– О чем ты? – Лили сдвинула брови, предчувствуя неприятное развитие темы.
– Ну как это о чем... – Марлин дернула бровью, бессознательно копируя мимику Сириуса.
– Марли, перестань! – Алиса, зная, как для Лили болезненна эта тема, поспешила пнуть блондинку под столом, но сделала это так незаметно, что вся посуда подпрыгнула.
– Все в порядке, Алиса, – убийственно-спокойно сказала Лили. – Марлин сегодня просто тянет покопаться в чужом грязном белье! – она похватала свои покупки и встала со стула.
– Прости, прости! – Марлин удержала ее и умоляюще сложила руки. – Я больше не буду.
Лили села на место.
Какое-то время они помолчали.
– Серьезно, Лили, у вас было или нет? – снова зашептала Марлин.
– Так что, – Сириус прищелкнул языком. – Блэйк как дьявольский силок. Буду дергаться, быстрее сдохну. Остается только завидовать нормальным людям, – Сириус отставил чашку, бросив взгляд на Лили.
– Кстати, как дела в раю? – он уткнулся локтем в стол и растопырил ладонь, ненавязчиво приглашая Джеймса сразиться на руках.
– А что? – усмехнулся Джеймс и схватился за нее, но Сириус, несмотря на свою нетрезвость, стойко выдержал напор, и быстрой победы не вышло.
– Ну как что, я волнуюсь. Ты все время ночуешь в башне, прямо как пай-мальчик... вы что, еще ни разу не трахались?
– Не твое собачье дело, – усмехнулся Джеймс, напрягая мышцы и силой выпрямляя их руки.
– Да, не мое... – согласился Сириус, не сдаваясь. – Но в самом деле, Сохатый, ты что, решил стать ее лучшим другом?
– Отвали, Бродяга, – рассмеялся он. – Я не собираюсь исповедоваться.
– Помнится, раньше ты не был таким скрытным, – Сириус поднатужился, потому что его рука начала клониться к стойке.
– Раньше было раньше.
– И я об этом, Сохатый! Таких девушек надо любить, если на них молиться, то рано или поздно можно превратиться в Нюниуса. И не думай, что я просто хочу сунуть нос в ваши дела, мне и моих хватает. Но хоть кто-то из нас же должен быть счастлив, верно?
– Спасибо за совет, папаша.
– Всегда пожалуйста, сынок. И еще, не стоит ничего не планировать. Лучший секс – спонтанный секс, запомни. Затащи её в пустой класс и дело в шляпе.
– Иди на хер!
– Чувствую, ты уже хочешь врезать мне, да? – Сириус хищно улыбнулся.
– И не мечтай, – фыркнул Джеймс и грохнул его рукой об стойку, да так, что их кружки звякнули. Сириус, надо отдать ему должное, только посмеялся своему поражению.
– Я не буду с тобой драться, чтобы ты мог выпустить пар, – выдохнул он и хлопнул его по плечу.
– Что?! Да кто ты и куда дел моего друга?! – Сириус довольно крепко толкнул его, этого Джеймс уже стерпеть не мог, поэтому хотел было вывернуть его руку и приложить лицом об стойку, чтобы не выпендривался, но Сириус ловко увернулся и выхватил палочку. Пара пожилых волшебников, сидящих рядом, опасливо покосилась на них и чуть подвинула в сторону свои кружки.
– Точно не будем драться? – вкрадчиво спросил он.
Джеймс покосился на Лили.
– Точно не здесь. Но если так хочешь выпустить пар, у меня есть идея.
– Я само внимание, – Сириус уселся обратно на стул.
– Приходи к нам на тренировку. Нам нужен охотник.
Сириус поморщился.
– Опять квиддич? Сохатый, отвали, я уже сказал тебе, что мне это не интересно. То есть... интересно, но только с трибуны, где можно зажать цыпочку и выпить пива.
– Я – твой лучший друг, скотина. Я тебя часто о чем-нибудь просил?
– На этой неделе или вообще?
– Я предоставляю тебе возможность попасть в лучшую команду по квиддичу, какую только видел Хогвартс, а ты еще и мнешься, урод?
– Никогда не горел желанием получить по башке бладжером.
– И ты готов упустить возможность отделать слизеринцев?
Сириус пренебрежительно хмыкнул, но Джеймс почувствовал какую-то перемену в его взгляде. И всё его лицо внезапно смягчилось.
Похоже, Бродяга представил себе лицо своей будущей супруги после разгрома ее команды.
– Да, – в конце концов сказал он, одним махом допил свой кофе, бросил еще один недобрый взгляд в сторону Розмерты, которая теперь уже вовсю сидела за столиком молодого волшебника, высыпал на стойку пять галлеонов – раз в десять больше того, сколько стоил его кофе и спрыгнул со стула.
– Я готов упустить эту возможность.
– И сыграть с Малфой?
Это был не совсем честный прием.
Младшая сестра Люциуса Малфоя была для Бродяги довольно болезненной темой – он чуть не сломал палочку, когда Джеймс поинтересовался, кто его так аккуратно зашил.
Вот и сейчас Сириус замер, выпрямил спину, и Джеймс прямо услышал, как в его голове заработали шестеренки.
– Но, раз не хочешь, настаивать не буду, – Джеймс залпом допил пиво и легко соскочил с высокого табурета. – Хотя мог бы и согласиться, раз уж я тебя прошу. Ладно, до вечера...
Сириус перехватил его за предплечье.
– Во-первых, убери эту идиотскую ухмылку, Сохатый, я еще не сказал «да», – процедил он, глядя в сторону. – А во-вторых... я подумаю, идет?
– Нет, если тебе так интересно. Мы. Ещё. Не трахались.
Марлин ласково засмеялась и переглянулась с Алисой.
– Ты что, боишься?
– Нет, – Лили принялась баюкать в руках свою чашку с чаем. – Дело в другом, – теперь уже она переглянулась с Алисой.
– Боишься, что будет больно, или что ты наоборот ничего не почувствуешь? – не отставала блондинка, напустив на себя ужасно деловой вид.
– Марлин, оставь ее в покое, – попыталась вступиться Алиса.
– На самом деле, тебе совсем не обязательно будет больно, – Марлин снова нацепила на лицо это кошмарное важное выражение. – Мне вот, например, не было.
Они одновременно повернулись к ней. Тут уже и Лили заинтересовалась.
Обычно Марлин никогда не распространялась о своих отношениях с Сириусом.
– Правда? – одними губами спросила Алиса.
– Нет, ну было, конечно. Но и удовольствие я получила. Да ещё какое.
Алиса сдвинула брови.
Марлин легонько пожала плечами, а потом красноречиво помахала пальчиками.
Алиса залилась краской до ушей.
– Боже, Марли, – Лили со смехом поднесла к губам кружку.
– А что в этом такого? – Марлин страшно удивилась и принялась яростно размешивать давно размешанный сахар в кофе. – Я думаю, мне очень повезло. Мало кому удается испытать настоящее удовольствие в первый раз. А у нас оно было! – и она сердито припала к чашке.
– А мне вот было... больно, – прошептала Алиса, когда румянец немного схлынул с ее лица. – Даже очень.
Вот это было действительно новостью.
Лили и Марлин переглянулись и дружно наклонились над столом.
– Алиса, вы, что... уже?!
– Да, – Алиса почему-то выглядела очень несчастной. – Этим летом, после... после всех этих событий Фрэнк пригласил меня пожить у него дома какое-то время. Ну и... в один из дней это случилось. Сначала мы просто болтали, валялись у него на кровати, он мне рассказывал о стажировке, потом начали целоваться... потом раздеваться...
С каждым новым словом улыбка Марлин дрожали все сильнее, кажется, она готова была лопнуть не то от смеха, не то от радости.
– А... а потом все это случилось... и знаете, самое страшное даже не то, что было много крови, и мне было так больно, что я даже начала плакать... самым ужасным было то, что в самый неподходящий момент в комнату вошла его мама! – и Алиса закрыла лицо ладонями.
Марлин засмеялась так звонко, что сидящие вокруг ученики оглянулись на нее. Лили тоже смеялась, глядя на подругу.
Небольшие оттопыренные ушки Алисы горели, как два маленьких квоффла.
– А нас с Фабианом застукал мой отец, – весело сказала Марлин. – Причем это уже второй раз такое случается. Первый раз было с... ну вы понимаете. Так он успел выбраться через окно, а Фабиан от неожиданности выскочил из постели и предстал перед моим папашей во всей красе.
Они снова покатились со смеху.
– Так он... он... – тоненьким голосом попыталась добавить Марлин. – Он закрылся руками и пытался убедить его, что мы просто общались.
Алиса отняла ладони от лица. Глаза ее так и брызгали весельем.
– А мама Фрэнка сказала, что считала меня приличной девочкой и теперь глубоко разочарована, – Алиса глубоко, прерывисто вздохнула. – Как будто я совратила бедного маленького мальчика.
– Вот и Фабиан так сказал!
Они снова засмеялись.
Какое-то время они еще делились всякими милыми глупыми подробностями. Лили всякий раз аккуратно уходила от ответа, когда внимание переключалось на неё, но им и без этого было о чем поговорить. Опомнилась Лили только тогда, когда долговязые фигуры Джеймса и Сириуса поднялись из-за барной стойки, пожали руки, а потом Джеймс направился к ней через зал.
Пора было уходить.
Напоследок Марлин взяла ее за руку и шепнула одними губами:
– Удачи.
* * *
«I give her all my love, that's all I do.
And if you saw my love, you'd love her too.
I love her... »
Джеймс мешал руками густую шелковистую гриву ее волос, вдыхал солнечный аромат меда и яблок, водил ладонями по спине и плечам, и целовал ее, целовал, засасывал, наслаждался.
Его рубашка была расстегнута, и когда Лили случайно прижималась к нему животом или просто скользила ладонями по груди... черт возьми, он сдерживался из последних сил.
Они вернулись из Хогсмида ближе к вечеру и сразу поднялись в спальню мальчиков. Джеймс валялся на своей постели и перебирал новые пластинки, когда Лили включила «The Beatles» и принялась в танце бродить по комнате. Джеймс какое-то время просто не замечал, что она делает, занятый пластинками, а когда увидел, уже не смог оторвать взгляд и смотрел во все глаза.
На Лили была длинная зеленая юбка в тот вечер и мешковатый свитер. Она придерживала юбку с двух сторон, так, что где-то ноги было видно совсем чуть-чуть, а где-то...
Танцевала она босиком, захлестывая розовыми пятками горячий свет заката, так что он проливался на ее ноги, как само волшебство. Копна темно-рыжих волос вспыхивала червонным золотом, волнистые локоны падали на её лицо, зеленые глаза мерцали в полумраке прямо как камушки в воде.
Она вроде как и не дразнила его, а вроде как и дразнила. Но Джеймс все равно завелся как сумасшедший.
И теперь распалял себя еще больше, целуя ее шею, задирая толстый вязаный свитер и целуя её живот.
В голове стучало так, что он уже совершенно ничего не соображал...
В какой-то момент солнце заглянуло прямо в окно, нашло прогалину в задернутом не до конца пологе и огнем запылал на разметавшихся по постели волосах Лили.
Тронешь – обожжешься.
Джеймс запустил в них всю пятерню, нетерпеливо и не вполне осознанно вжимаясь в неё.
Она закусила губу и прикрыла глаза, когда он стащил с неё свитер целиком и припал к горячей коже.
А потом сел сам и усадил сверху.
«I want you
I want you so bad I want you, I want you so bad
It’s driving me mad, it’s driving me mad. »
Джеймс опустился на спину и потянул её за собой.
На Лили всё ещё оставалась юбка и он запустил под неё обе ладони. Лили тут же оторвалась от него, но не отстранилась. Не отпуская ее взгляда, Джеймс полз ладонями вверх по её ногам, а потом поддернул большим пальцем край трусиков.
Резко сжав ее талию, Джеймс перевернул девушку, так что она успела только тоненько ойкнуть, подмял под себя и принялся одной рукой целенаправленно избавляться от ремня.
– Джим... ох, Боже... Джим... послушай... – Лили попыталась привлечь его внимание и запустила пальцы в его волосы, но эффект получился обратным. – Джим, нет...
– Да, – выдохнул он, пытаясь устроиться у неё между ног. Юбка задралась так, что в ней уже не было никакого смысла.
Да, все случится сейчас. Все должно случиться сейчас, иначе он умрет! Они оба!
– Джим...
– Я хочу тебя.
– Дж... ох... пожалуйста, не сейчас...
– Сейчас, – он со свистом вытянул ремень из петли.
– Джим, мне надо идти на встречу Клуба Сли...
– К черту!
– ... а у тебя тренировка, Джим! Отборочные!
Как ушат холодной воды на голову.
Джеймс замер, пару секунд кровь еще тяжело ухала в голове, а потом он уткнулся лбом в её плечо и мучительно застонал.
– Ты боишься, да? – спросил он после паузы.
Лили покачала головой и отвернулась.
– Тогда почему? Причем здесь тренировка, ты... совсем не хочешь?
– Джеймс, дело не в этом... – Лили раздраженно вздохнула. – Я хочу. Но... не могу.
Джеймс нахмурился.
– У тебя опять месячные что-ли?
Она покачала лохматой головой, глядя на свои коленки. Вид у неё был такой несчастный, что Джеймс невольно пошел на попятную.
– Ладно, Эванс, сегодня ты выкрутилась.
Она вскинула голову.
Джеймс улыбнулся ей и встал, направившись к двери в ванную комнату, закинув на плечо полотенце.
– Ты можешь делать это при мне, – проговорила Лили, откинувшись обратно на подушку и ковыряя край постера на стене.
Джеймс усмехнулся и захлопнул дверь. Через минуту зашумела вода.
Лили прикрыла глаза.
* * *
– Хочешь секрет? – прошептала она в его губы.
Они все ещё валялись на его растрепанной постели, только теперь полог был открыт и солнце щедро заливало комнату. Проигрыватель неутомимо крутил пластинки, золотистая пыль плавала в душноватом воздухе.
– Скажи.
– Знаешь, когда в прошлом году ты начал встречаться с Гвен Джонс, я ужасно... просто ужасно ревновала тебя.
Пластинка тихонько щелкнула.
– Серьезно? – Джеймс улыбнулся. – Ты меня ревновала?..
– Очень.
– До смерти?
– До смерти.
Джеймс скосил глаза. Лили смотрела на него, и ее взгляд просто горел честностью.
– Подожди... ты серьезно? – он приподнялся, и Лили тоже села. – Ты же... то есть, ты хочешь сказать, что когда ты называла меня пустоголовым лохматым придурком с бладжером вместо мозгов... я тебе нравился? – это было очень странно.
– Ну... в такие минуты ты мне не нравился. Но это не значит, что я тебя не ревновала.
Джеймс потряс головой.
– И при этом ты требовала, чтобы я прекратил к тебе приставать?
– Но ты ведь на самом деле прекратил! Как ты мог? С каких это пор ты стал слушать меня?
Вот она, непобедимая женская логика.
Джеймс вконец запутался.
– Ты очень испугал меня, когда хотел выпрыгнуть из окна, – продолжала Лили. – Вот я и... накричала на тебя. И наговорила... всякое. Но это не значит, что ты никогда... совсем никогда не нравился мне, понимаешь? Да и... когда у тебя появилась Гвен, я вдруг почувствовала себя такой... ненужной, – она рисовала пальцами какие-то узоры у него на плече. – Вы никого не замечали, вечно обнималась и казались такими счастливыми... а я ходила и злилась, мне было страшно, что у вас это все всерьез.
– Ты просто мелкая эгоистка, Эванс! – покачал головой Джеймс. Он не знал, возмущаться ему или лопаться от радости.
– Я знаю... – прошептала Лили и виновато улыбнулась. – Я как собака на сене.
– Чего?
– Да это маглы так говорят. Мне было страшно, что ты меня... что я тебе разонравилась.
Джеймс громко фыркнул.
– Тогда ты просто садистка, Эванс, вот что я тебе скажу, – он перевернулся на спину и закурил. – Она мне разонравится... – невнятно проворчал он.
– Тогда зачем ты стал встречаться с ней?
«I thought that you would realize
That if I ran away from you,
That you would want me too, but I've got a big surprise....»
Джеймс вздохнул.
Ну не говорить же ей, что в какой-то момент его терпение просто лопнуло, и он решил перестать унижаться перед ней и подлечить свое израненное самолюбие в компании хорошенькой и отзывчивой охотницы из команды Пуффендуя.
Если бы он только знал тогда, что Лили Эванс его ревнует...
Он вдруг кое-что вспомнил.
– Подожди-ка... разве ты не встречалась тогда с этим слащавым придурком Боунсом с седьмого курса? Я помню, как вы с ним вечно лизались по углам. Я его убить был готов.
Лили наморщила нос.
– Мы просто делали вместе уроки... и дежурили. Ничего такого, – довольно резко ответила она.
– Ты сохла по нему, это точно.
– Ты мне нравился больше.
– Я ушам своим не верю, – заявил Джеймс. – Ты хоть представляешь, как все это... странно? Я встречался с Гвен, ты – с этим недоумком, хотя на самом деле мы могли встречаться друг с другом! И уже давно бы... Это все из-за тебя! – он резко выкинул окурок и схватил Лили. Она запищала и засмеялась, когда он принялся лезть ей под мышки и щекотать бока. – Ты мелкая... негодяйка... ну-ка назад!
Лили вскочила было с постели, но Джеймс поймал ее за талию и вернул обратно. Они с такой силой шлепнулись на матрас, что подушки полетели в разные стороны, а полог чуть не сорвался с петелек.
– Джеймс... пожалуйста, хватит, – умоляла Лили сквозь смех, пытаясь остановить его руки. – Переста-а-ань... – она тоненько запищала и забила ногами по матрасу. Надо сказать, это здорово заводило, когда она вот так извивалась и билась под ним.
Джеймс послушно убрал руки. Лили расслабилась, все еще слегка посмеиваясь. Она была такой красивой в этот момент. Джеймс недоверчиво усмехнулся и склонил голову набок, разглядывая ее.
– Джим... – прошептала она и ласково провела красными ноготками по его щеке, подбородку и губам. – Можешь сказать мне кое-что?
– Что, теперь моя очередь рассказывать секрет?
– Да, – она была совершенно серьезной. – У вас с Гвен... было?
Джеймс растерялся.
Куда лучше и разумнее было бы соврать и таким образом избежать целой кучи неприятностей. Но... она так честно призналась ему, что высокомерная недотрога и отличница Лили Эванс уже тогда была влюблена в него по уши...
Вряд ли ей было легко говорить об этом.
Поэтому он собрался с духом и легко бросил:
– Да, было.
Лили натужно сглотнула и чуть-чуть свела брови, опустив ресницы.
– Я догадывалась, – наконец сказала она и... вылезла из-под него.
– Поэтому отталкивала? – спросил он, расстерянно глядя, как она спустила ноги с их постели на пол в поисках балеток.
Лили удивленно подняла на него взгляд. А Джеймс вдруг ни с того, ни с сего вспомнил, как весной дома мама распахивала окна, и в них смотрелось чистое небо.
– Дело не в этом. Совсем не в этом...
– А в чем? – снова ему в голову влезла мысль, от которой его прошиб холодный пот. – Или в ком? Лили, у тебя... – вот об этом точно спрашивать не стоило, но было уже поздно – он потеряет покой, если не узнает. – У тебя... – глубокий вдох, Джеймс, держи себя в руках. – ... тоже был кто-то?
Пару долгих секунд Лили смотрела на него. А потом вдруг странно фыркнула носом и прыснула от смеха.
– Боже, Поттер, – она снова повернулась к нему, поджав одну ногу. – Ты бы видел сейчас своё лицо.
Джеймс сузил глаза.
Лили покачала головой, подползла к нему, взяла его лицо в ладони и поцеловала.
– Нет, – сказала она, оторвавшись на секунду. – Нет, – ещё один поцелуй. – Нет, нет и нет, – она обняла его, прижавшись к нему всем телом и обвивая руками. – Я хочу, чтобы это был ты.
– Да? – Джеймс ткнулся носом в её ладонь. – Когда?
– Ужин в Клубе Слизней закончится в десять, – вдруг прошептала она и Джеймс вскинул голову. – Надеюсь, ты дождешься меня, капитан?
– Лил? – сердце екнуло. Или это не сердце было... но что-то определенно ёкнуло.
Лили улыбнулась и прижалась лбом к его лбу.
– Сегодня ночью я хочу спать с тобой... Поттер, – прошептали ее губы.
Потом она ушла переодеваться к ужину, а Джеймс еще какое-то время лежал навзничь на своей постели, весь облитый заходящим солнцем, и умирал от счастья.
____________________________________________________________
http://maria-ch.tumblr.com/post/45420208194
Сириус уперся кулаком в стену и уткнулся в него лбом, с ненавистью глядя на серебряную табличку с инициалами «B.P.Z.». Сегодня вечером Слизнорт устраивает ужин в клубе Слизней. И Блэйк решила, что нет лучшей идеи, чем потащить на эту пафосную вечеринку Сириуса. Хотя ему меньше всего на свеье хотелось лишний раз видеть, как люди шепчутся, разглядывая их с Блэйк и периодически пялятся то на её живот, то на его яйца.
Но ничего не попишешь. Когда он отказался идти, Блэйк разразилась слезами. Причем это было не её обычное хныканье и надувание губ, а полноценная истерика длинной в пятнадцать минут, со слезами, потекшей косметикой, кучей соплей и прочим трешем. Сириуса такая бурная реакция на отказ от обычного ужина, потрясла настолько, что он согласился, просто пытаясь остановить удивительное наводнение. Но с тех пор пожалел уже раз двести.
Как же все-таки глупо и жестоко устроен весь этот паршивый мир.
Ещё месяц назад у него была замечательная, налаженная жизнь, друзья, полный бак в мотоцикле и ровная дорога в закат. Жизнь неслась по этой дороге крупными скачками, словно молодая пантера. А потом он случайно попал в Блэйк Забини парой каких-то несчастных капель и его пантеру положили в особенно эффектном прыжке, так, что она захлебнулась кровью и переломала в падении все лапы. Теперь она никогда не будет бегать, скакать, рычать, охотиться и дремать на солнышке. Ей осталось только медленно скончаться в муках.
И нет возможности остановить всё это. Эта его затерявшаяся частица уже растет, развивается, обрастет жабрами, или чем там обрастают в подобных случаях, где-то внутри Блэйк Забини, а потом он или она родится на свет и когда-нибудь тоже впрыснет в кого-нибудь кого-нибудь, ну или залетит, и будет переживать так же, как он сейчас. Похоже, Сириус по собственной глупости стал придатком системы, процветающей в своей же тупости.
И как бы ему хотелось поговорить с кем-нибудь, кто хоть что-то в этом понимает...
Например, с дядей Альфардом.
Да, дядя. Прошло уже столько лет, а Сириус до сих пор отчетливо помнил их первую встречу.
Ему тогда стукнуло целых десять лет и родители впервые позволили ему показаться на взрослом торжестве. Всё было замечательно, то есть уныло, тоскливо и вежливо до зубной боли, но как положено. На Сириусе был замечательный черный костюмчик с гербом над сердцем и шелковой жилеткой, и он сверкал как новенький галлеон. Женщины тискали его за щеки, а мужчины шутливо жали руку и спрашивали, куда бы он хотел пойти учиться. Он сразу отвечал: «Слизерин», хотя даже не подозревал, что это такое, и все были счастливы, особенно мама. А за обедом Абраксас Малфой рассказал историю о мальчике-волшебнике, который так сильно ненавидел своего отца-магла, что убил его и все почему-то стали поднимать бокалы в честь этого мальчика. А Сириус возьми да и скажи:
– Он наверное просто придурок!
Что началось после этого и вспоминать не хотелось. Родители долго извинялись перед гостями, отец смертельно бледнел и предлагал всем ещё вина, а мать под шумок вывела его в соседнюю комнату и безо всяких объяснений отстегала очень злыми чарами прямо по спине и пятой точке. А потом сказала, чтобы он больше не смел показываться гостям и позорить её, ушла, хлопнув дверью, а Сириус остался один в комнате...
Подождав немного, он потихоньку выбрался через окно в сад, забурился в кусты и разревелся там как девочка.
Там его и нашел Альфард.
Его всегда очень пугал этот темноглазый, небритый и громкий коротышка, мамин брат, от одного появления которого дамы мгновенно начинали млеть, краснеть и противно смеяться, а мужчины сопеть и много пить. Альфарда всегда было как-то очень много, несмотря на свой небольшой рост, он ухитрялся всегда попадать в центр внимания. Впрочем, это было неудивительно. Только самый отсталый сквиб не знал, кто такой Альфард Блэк, известный изобретатель и филантроп. Ему принадлежало изобретение колдомобиля, колдографа, «умных» лифтов министерства магии, системы пропусков через телефонные будки на улицах и многое-многое другое, он был одним из главных спонсоров всех волшебных парков и мероприятий. И всю эту серьезную деятельность дядя каким-то образом ухитрялся совмещать с ужасным раздолбайством: он вечно носился по стране на своем гигантском мотоцикле, носил магловскую одежду, влипал в неприятности, являлся на каждый новый прием с новой женщиной, а один раз и вовсе пришел под руку с маглой...
По словам мамы, семья терпела его выходки только потому, что он был одним из главных наследников, хотя сама предпочитала делать вид, что он ей вовсе не родственник, а отец обычно отмалчивался и только злобно цедил виски, когда речь заходила о состоянии Альфарда Блэка.
И когда этот человек вдруг ни с того ни с сего влез в кустарник, где плакал маленький Сириус, тот так перепугался, что сразу попытался дать дёру. Правда, почти сразу же передумал, когда увидел, у Альфарда в руках не палочку, а тарелку с огромным куском шоколадного торта.
Он так до сих пор и не понял, почему из всех взрослых, включая Друэллу и деда, рассказал обо всем именно ему. Видимо, почувствовал, что дядя не желает ему зла. Ну или просто понял, что человек с тарелкой торта в руке вряд ли станет стегать кого-нибудь по спине паршивыми чарами. Так или иначе, увидев этот торт, Сириус раскис пуще прежнего и пока давился шоколадными соплями, пожаловался на маму, которая его побила ни за что, ни про что, на отца, который смотрел на него как на Кикимера, когда тот уронил его мантию в грязь, на мальчика-волшебника, который убил своего отца-магла и на всех гостей, которые пялились на него, словно на гигантскую сороконожку.
Когда он закончил свою маленькую исповедь, дядя какое-то время сидел, словно каменный истукан, а потом вдруг быстро повернулся к Сириусу и сказал:
– Слушай, парень, ты когда-нибудь катался на летающем мотоцикле?
Это было самое первое счастливое воспоминание в жизни Сириуса.
Свобода.
Абсолютная, неограниченная свобода. Мотоцикл был огромный, как гиппогриф, с кучей выхлопных труб, из которых вырывался огонь и всяких приборов, у него вылезали крылья, он мог становиться невидимым и ещё много чего он мог, этот чудесный мотоцикл...
Сириус орал от восторга, потому что до этого момента он даже на метле не сидел, дядя хохотал как безумный и выделывал в воздухе такие виражи, что Сириус чуть все кишки не выблевал, правда восторг от этого не растерял ни на йоту.
Потом они волшебным образом очутились в шотландской магловской деревушке: сидели на берегу огромного озера, под жутко пахучей липой и без остановки лопали мороженое (уже после того, как желудок Сириуса снова смог переваривать еду). Где-то между четвертой и пятой порцией, Сириус сказал:
– Мама сказала, что я опозорил нашу семью. Это правда Я...плохой человек?
Какое-то время дядя молчал, а потом сказал:
– Сынок, люди не делятся на хороших и плохих. В нас есть и добро, и зло, всё дело в том, что ты сам выберешь, – а после этого он наклонился к нему и заговорщически прошептал: – И кстати, мы с тобой сейчас позорим нашу семью намного больше. По-моему, это отличное занятие, ты не находишь? – и он откусил от своего мороженного сразу половину, наверняка отморозив себе все зубы.
Сириус робко улыбнулся, а потом дядя сказал:
– Кстати, хочешь пожить у меня остаток лета? Я договорюсь с твоей мамой!
Собственно, наверное именно в тот момент жизнь Сириуса круто свернула с родительского пути и пантерой скакнула куда-то в джунгли. С того дня каждые свои каникулы Сириус проводил в роскошном дядином особняке на западе Англии, который тот любовно называл Блэквуд, а домой возвращался только за пару дней до начала учебы. После первого курса в Гриффиндоре, родители посадили его под домашний арест и пригрозили осенью отправить в Дурмстранг. Дядя похитил его прямо из окна комнаты и закатил им с Джимбо праздник в парке волшебных развлечений. Они катались на горках, ведрами лопали взрывающийся попкорн, обворовывали фургончики ярмарочной нечисти, которая торговала мёдом, бузиной, контрабандной драконьей печенкой и эльфийским порошком, путешествовали по Дому боггартов, делали ставки на взрослых дуэлях или глазели на выступления вампирских таборов.
Когда ему было двенадцать, Альфард женился на страшно красивой, безумно рыжей ирландке-магле. Она врезалась в его мотоцикл на своем мотоцикле и после этого чуть не прикончила дядю голыми руками. На свадьбу он пригласил её друзей-байкеров и они устроили такую дикую гулянку, что левое крыло дома пришлось заново перестраивать.
На следующий год дядя снова женился и его новая, удивительно юная супруга, если не торчала с ним в спальне, носилась с Сириусом по территории Блэквуда, играла с кводпотт и устраивала с ним дуэли под гигантскими дубами и каштанами. Однажды они все вместе ездили на матч по квиддичу. Это было чудесное время, Сириусу даже начало казаться, что у него наконец-то появилась настоящая семья, но этому было не суждено сбыться: Мэри умерла. На неё напали Пожиратели смерти.
Когда Сириусу исполнилось четырнадцать, дядя подарил ему огромный ящик металлолома и сказал, что это – его персональный летающий мотоцикл, который он должен сам собрать и поднять в воздух. Сириус тогда ужасно обозлился – почему нельзя было подарить нормальную машину?! Ух, как он обозлился. Он обозлился так, что сразу же взялся за работу и провозился с этой бестолковой кучей хлама почти целый год, день и ночь штудируя дядино руководство по магловской механике и технической трансфигурации. И в конце-концов, когда мотоцикл впервые оторвался от земли, Сириус от счастья готов был съесть каждую гайку и только тогда он понял, почему дядя так поступил. Он хотел, чтобы племянник научился добиваться всего исключительно своими силами – так же, как и он сам. В то же время, жутко деловой и довольный собой, он похвастался дяде своим первым сексуальным опытом. Он готовился к этому разговору два дня, а бородатый засранец сначала ржал как конь минут двадцать, а потом отвел Сириуса в особый дом в Косом переулке.
Это приключение было даже покруче, чем летающий мотоцикл...
А потом Сириус сорвал свою помолвку с Роксаной Малфой и мать ударила его Круциатусом. И после трёх минут дикой боли у него вдруг отключилась правая рука и нога.
Сириус скорее отгрыз бы этот валик из мяса и костей к чертям собачьим, чем рассказал обо всём дяде, но Альфард сам откуда-то всё узнал и примчался на площадь Гриммо. Он тогда здорово постарел, осунулся, а вокруг черных глаз появились мешки, как у вампира, в несколько оттенков. Сириус ещё не знал тогда, что его дядя неизлечимо болен и ему осталось жить всего ничего. Альфард устроил своим кузенам страшный скандал, сказал, что подаст прошение в Визенгамот на то, чтобы отнять у них родительские права, а потом просто взял и увез покалеченного Сириуса домой на остаток зимних каникул.
Сириус мог бы сразу догадаться обо всем, когда застал в Блэквуде лекаря из Мунго, но тогда его занимали только собственные проблемы. Тем более, что когда его поставили на ноги, дядя пригласил в к ним Джеймса и Марлин, и они втроем здорово проводили время, таскаясь по заснеженному Блэквуду. Сириус тогда думал, что дядя пытается его развлечь, но теперь понимал: он не хотел, чтобы племянник начал задавать вопросы...
Время тогда пролетело незаметно, растворившись в бесконечном снежном буране и потрескивании камина, а перед возвращением в Хогвартс, Сириус обнял своего постаревшего дядю и пробормотал в его плечо:
– Спасибо, па.
Дядя не удивился: сначала просто смотрел на него запавшими черными глазами, в которых ещё теплился прежний бойкий огонь и Сириусу казалось, что он тоже хочет сказать ему что-то очень-очень важное...а потом в этих глазах вдруг заблестели слезы, дядя пару раз моргнул, крепко сжал шею Сириуса обеими руками, коротко и быстро прижал к себе его голову, погладил по макушке, как маленького, похлопал по плечу и торопливо выпроводил за дверь.
Больше они никогда не увиделись.
Спустя пару недель дядя Альфард умер и семья, сделала всё, чтобы от него в буквальном смысле не осталось и следа: он пропал с семейных снимков, пропал с гобеленов, пропал из документов, а его завещание на имя старшего племянника оказалось плотно запертым в материнском столе.
За все пять лет Сириус написал домой писем десять, не больше. Всеми своими переживаниями и новостями он делился с дядей, все подарки на Дни Рождения и Рождество, деньги и вещи он получал от него, в том числе громовещатели и затрещины после визитов в кабинет к Макгонагалл...
Теперь же его письма стали уходить в никуда и он, скрепя сердце, написал матери. Она сказала, что Альфард уехал куда-то на край света, и только спустя полгода Сириус узнал обо всем, когда нашел завещание...
И с тех пор его постоянно мучали вопросы:
Думал ли дядя о нем в последние часы?
Думал ли, что племянник предал его, бросил в самый тяжелый момент?
Почему сам не стал бороться? Почему не попросил помощи?
Ответы он уже никогда не узнает.
Также, как никогда не сможет снова войти в дядин кабинет, чтобы просто поговорить, посмеяться или попросить совет...
А ведь сейчас ему так нужен его совет.
И не только по поводу будущей женитьбы и отцовства.
Ему нужен был кто-нибудь, кто помог бы распутать этот клубок внутри.
Сириус повернул голову и взглянул на соседнюю дверь, на табличке которой значилось «R.E.M.»
Голубовато-серые простыни.
«П-перестань...»
И жалобное постанывание.
Теперь, когда они так нарочито игнорировали друг друга, он совсем съехал с катушек – заводился от одной только мысли о ней. Вот и сейчас – по телу словно теплый ток пробежал и ударил в низ живота. Да, если уж говорить начистоту, в груди тоже что-то нехорошо защекотало, но это не так важно.
Сириус зажмурился.
Как же он хотел к ней, с ней, в неё...
Черт возьми, похоже он самый настоящий мазохист.
В мире так много замечательных, интересных и ласковых девушек, а он в семнадцать лет собирается жениться на Блэйк Забини, а сам в это время только и мечтает залезть в трусы к сестре Люциуса Малфоя.
Если кто-то сверху решил так подшутить над ним, то шалость удалась. Пора её заканчивать.
На этой мысли Сириус кое-как собрался с духом, зажмурился и постучал.
Распахнув дверь, старая-добрая Блэйк как всегда, сначала осмотрела его с головы до ног, а когда нашла внешний вид Сириуса удовлетворительным для себя, потянулась к нему с поцелуем. Сириус позволил её губам оставить у себя на щеке липкий отпечаток.
– Тебе нравится? – Блэйк покрутилась на месте, чтобы он мог оценить её наряд.
Шелковое, пышное платье с невероятно тугим для беременной девушки, поясом, туфельки на крошечном каблуке. Кудрявые шоколадные локоны уложены в пышную прическу и перехвачены ободком с идиотским бантиком. Блэйк сияла и переливалась от счастья, сверкая улыбкой, так что вдруг удивительно напомнила Сириусу тупую белозубую ведьму с рекламы чистящего средства в Косом переулке:
«С миссис Чистикс просто блеск, и без чар вас ждет успех! Миссис Чистикс!»
– Блестяще, – проворчал он и закрыл дверь.
Ему никогда не нравилась её комната.
Всю школьную мебель заменили дорогущей как сто чертей и ужасно безвкусной, метры и метры оранжевой, червонно-алой и желтой ткани, вместо слизеринского балдахина – вычурный, золотой, с восточным узором, кисточками и слонами, бредущими по резной лакированной спинке, и самое гадкое – куча волшебных растений из теплиц семьи Забини: заросли кусачей герани, сонный плющ, бегущий по стене на потолок, побеги ядовитой тентакулы, которые вились вокруг столбиков кровати, словно живые змеи, ну и конечно, жалобно попискивающие дьявольские силки в углу. Все эти твари казались Сириусу разумными существами и их шевеление, шипение и приторные ароматы были одной из главных причин, по которым он никогда не спал в этой комнате. Боялся, что эти твари задушат его во сне.
Забини же, порхающая между этими сладкими гадостями, напоминала ему гигантскую ядовитую пчелу.
– Я хотела одеть зеленое, но оно меня ужасно старит, зато светлое красиво оттеняет кожу, правда? Располагайся, я буду готова через пять минут!
– Ты написала, что готова, – Сириус тронул пальцем маргаритку, стоящую на комоде. Цветок мгновенно попытался цапнуть его за палец. – Мы опоздаем.
– Это всего лишь пять минут, я же не могу пойти на ужин в таком виде.
– Ты хорошо выглядишь.
– Хорошо? – она громко поставила пудреницу на мраморную столешницу и обернулась. – Хорошо? Между прочим я уже два часа...
– Прекрасно. Изумительно. Волшебно. Выбирай, что хочешь.
– А что с моими волосами? – она сунулась к зеркалу. – Ты посмотри, они же как паутина...
– У тебя отличные волосы. Мы опаздываем.
Блэйк посмотрела на него так, словно он был самой бездушной скотиной во всем мире.
– Знаешь, на самом деле мне не особо хочется идти туда. Все будут обсуждать, не поправилась ли я, спрашивать, а меня это ужасно раздражает, – заметила девушка, накручивая на палочку кудри. – К тому же ты такой мрачный, все будут думать, что я тебя... удерживаю силой.
Сириус чуть не обалдел от такой наглости.
– Ну что ты, – он полез в карман за сигаретами. – Я всю жизнь мечтал стать выставочной собачонкой.
– Знаешь, мне кажется, у меня выросла грудь, – Блэйк сжала её и приподняла. Сириус не смог побороть искушение и все-таки покосился на это. Грудь Блэйк он привык воспринимать отдельно от неё самой, как некий бесценный природный дар, вроде оперного голоса, который достался в подарок уроду.
Но сейчас даже она вызвала у него неприязнь.
– Тебе кажется, – наконец сказал он.
– Хочешь сказать, она маленькая?! – возмутилась Блэйк.
– Я хочу сказать, что если ты проторчишь у зеркала ещё десять минут, то мы сможем уже никуда не идти! – отрезал он. – Ты не могла бы делать это быстрее?!
– А ты не мог бы не курить здесь? – подчеркнуто вежливо парировала она и отвернулась. – Тут растения!
Сириус, уже было сунувший сигарету в рот, вытащил её и со словами: «Я не жадный», демонстративно сунул в пасть кусачей ромашке.
Забини помолчала секунду, потом осторожно положила палочку на столик, ярко-красные губы задрожали, глаза удивительно быстро заполнились слезами и она отчаянно разревелась.
– Я не понимаю, почему ты т-такой злой, – заикалась она, шмыгая и хрюкая носом, пока Сириус с каменным лицом наливал для неё воду. Косметика, которую она так тщательно наносила, густо размазалась по всему лицу. – Я п-просто хотела быть к-красивой, хр-р...что т-такого? – она вытерла нос рукой. – Туда приедут все эти вып...пускники, а я поправилась и чувствую себя г-гиппгрифом на этих к-каблуках...а ещё у меня ужасные волосы и грудь раздулась...
Блэйк отпила немного, но облилась и заляпала платье. Вследствие чего разразилась новой порцией слез, а Сириусу захотелось утопиться в её стакане.
Кто бы знал, как его бесили её слезы!
Но сейчас был как раз тот случай, когда ему надо было взять комок своих нервов в кулак и сжать посильнее, поэтому он сделал то, что обязан был сделать: отобрал у неё стакан, поставил его на туалетный столик и прижал её к себе. Когда Блэйк немного успокоилась и посмотрела на себя в зеркало, пришла в ужас, сказала, что ей нужно ещё пять минут и бросилась заново открывать все баночки и тюбики.
А Сириус с мучительным стоном повалился на постель, мысленно уговаривая дъявольские силки наброситься на него и закончить его мучения.
* * *
Открытые двери в кабинет Слизнорта щедро изливали в коридор потоки джаза.
В кабинете было полно народу, вкусно пахло жареной индейкой и пряности, камин бодро потрескивал дровами под веселые мотивы Бенни Гудмена, а рядом небрежно петушились расфранченные выпускники, с прилизанными гелем, пышными шевелюрами. У всех в руках были кубки с соком и бокалы с медовухой и когда мимо проходили школьницы, кто-нибудь обязательно оборачивался и причмокивал губами.
Слизеринцы, как обычно обособились от остальных: их компания заняла один из кожаных диванов и враждебно поглядывала на тех, кто смеялся или говорил чересчур громко. Похоже все они считали невероятно оскорбительным находиться в компании таких нечистокровных и бедных студентов. В центре дивана восседал Нотт, весь в черном и с бриллиантовой заколкой на галстуке. Закинув ногу на ногу, он вертел в руках палочку и, чуть прищурившись, смотрел в сторону зашторенного окна. Вокруг него собрались его рыжеволосая кузина, у которой вечно был такой вид, будто она безумно хочет спать, Генри Эйвери, нос которого так и не вернул себе нормальную форму и Хлоя Гринграсс, очень хорошенькая светловолосая девочка, которая в этот момент равнодушно разглядывала свои ноготки. И Регулус, странно бледный и похудевший. Он зажато обнимал себя руками и враждебно косился на компанию девчонок неподалеку. В углу за диваном подпирал стенку Нюниус. У него был такой вид, будто он глубоко презирает каждого присутствующего. Помимо знакомых лиц Сириус разглядел парочку иностранных учеников и несколько старых знакомых из прошлого выпуска, с которыми как раз щебетала Лили. Невероятно хорошенькая, в простеньком платье в мелкий цветок она ухитрялась выглядеть в сто раз лучше любой девчонки в этом зале. Увидев Сириуса, она едва заметно подмигнула и улыбнулась.
Сириус ухмыльнулся ей в ответ и немного взбодрился, но едва они с Блэйк вошли, все лица на миг повернулись к ним. Ученики почти сразу отвернулись, грязно ухмыляясь, ученицы окинули Блэйк быстрым оценивающим взглядом и на их лицах появилось это гаденькое, жадное выражение. Сириусу захотелось прикрыть яйца рукой.
– Сириус, мой дорогой, мисс Забини, а вот наконец и вы! – к ним подкатился Слизнорт под руку с какой-то блондинкой в ядовито-зеленом костюме и крошечной шляпке на короне из кудрей. Из шляпы лихо торчало длинной изумрудное перо. По случаю праздника на профессоре зельеварения был бархатный костюм-тройка с золотыми пуговицами. Живот так распирал дорогую ткань и пуговицы так угрожающе выпирали, что у Сириуса возникло желание схватить поднос, который пронес мимо него эльф, и закрыться им как щитом.
– Очень рад вас видеть. Вот, спешу познакомить вас с моей выпускницей! Рита Скитер, удивительно талантливая девочка, была главным редактором школьной газеты, пока в редакцию не ворвалась стая пикси и не уничтожила всё подчистую. Сейчас работает в «Пророке» и как мне говорили, на неё уже наточил зуб один чиновник из министерства, этот, как его...Кровч...Крач-Грач, увы, не помню.
Журналистка заливисто рассмеялась.
– Мисс Скитер, позвольте вам представить юную мисс Забини, её семья, как вы слышали, владеет сетью магических теплиц по всему миру, а это – мистер Сириус Блэк, нечастый гость на моих праздниках, но не менее жела...
– Блэк? – журналистка схватила его за руку. – Вы случайно не сын изобретателя Альфарда Блэка?
– Почти, – процедил Сириус. – Племянник.
– Говорят, вы были очень близки, очень... – она поправила очки. – Скажите, молодой человек, что могло заставить вашего бездетного, холостого дядюшку уделять так много внимания чужому ребенку? Вы никогда не замечали за ним никаких странных наклонностей?
Сириус ошалело уставился на дамочку, но тут, к счастью, к ней подкатился какой-то парень в желто-черном полосатом плаще с эмблемой «Уимбургских ос» и они отстали, а Блэйк унюхала еду и потащила Сириуса к столу с закусками.
Оказавшись в привычной среде, она сразу повеселела и выглядела такой счастливой, как-будто это не она, а кто-то другой ревел у Сириуса на плече десять минут назад. Пока они делали этот дурацкий круг почета по залу, она все время вертела головой, так что Сириуса то и дело хлестало по лицу её терпкими духами. Он чувствовал себя собачкой на выставке. Но это ещё было ничего. А вот когда к ней подбежала какая-то знакомая выпускница, окинула Сириуса пытливым взглядом, а потом принялась поздравлять Блэйк изо всех сил, ему захотелось попросить у Слизнорта его лучший яд.
Тот, надо сказать, тоже не оставлял Сириуса в покое и все втирал ему что-то про эту идиотку с пером:
– ...а потом написала разгромную статью о их проигрыше. С тех пор бедолага Людо умоляет её написать опровержение. Кстати о квиддиче, видите, там Гленда Читток? Прелестная девочка, помню, она всегда так живо комментировала школьные матчи! Надеюсь, что в этом сезоне мы увидим увлекательное зрелище, ведь теперь в команде по квиддичу практически новый состав, вот и мисс Малфой...
Сириуса словно молнией прошило.
– ...как мне сказали, продемонстрировала замечательные способности!
И он подтащил к ним девушку, которая в этот момент как раз попыталась спрятаться от него за темно-зеленой портьерой, но не успела..
Маленькое черное платье.
Точеные, красиво изогнутые ножки.
Худые руки и хрупкие плечи под теплой белой кофтой.
Волосы не пушатся огромной белой гривой, а бегут из заколки на затылке словно водопад крема.
И тонкая, кроваво-черная лента на шее.
Слизнорт продолжал говорить что-то, коготки Блэйк ещё сильнее вонзились в его руку, но всё это куда-то испарилось, исчезло – вечер сузился до одного-единственного пятна и в этом пятне оказалась Роксана Малфой, которая сначала хмурила темные брови и смотрела в пол, нервно поправляя кофту, которая чуть сместилась, когда Слизнорт взял её под руку, а потом нехотя, через силу подняла ресницы и посмотрела Сириусу в глаза.
* * *
– ...и ещё вы летите слишком далеко друг от друга! Не оставляйте слишком большое пространство! – и Джеймс махнул палочкой, разгоняя рисунок из светлячков в воздухе. – Мне нужна стена, а вы – сетка! Если хотя бы один слизеринец пробьется внутрь – попрощайтесь с квоффлом! – и он сунул палочку в рукав. – Ещё раз!
Команда послушно разлетелась по местам – Дирк завис у колец, а остальные, включая и самого Джеймса, взлетели как можно выше над стадионом, по свистку синхронно развернулись в воздухе и устремились обратно к земле, на ходу формируясь в острый клин – живой щит из игроков, внутри которого пряталась Марлин с квоффлом под мышкой.
Ускоряясь, клин входил в сочный и влажный вечерний воздух как нож в масло, Джеймс покрепче сжал руками древко метлы, готовый в любую секунду подняться, но тут Бенджи слишком рано рванул вверх, врезался в Марлин, крики, вопли, квоффл улетел вниз, а эти двое завертелись волчком и только чудом удержались в воздухе.
Дирк разочарованно опустил руки – ему сегодня потренироваться не удавалось, потому что мяч никак не мог долететь до колец.
– Ещё раз! – крикнул Джеймс.
Теперь Мэри заменила Марлин, но не рассчитала скорость и, когда клин рассыпался, врезалась в Дирка и они вдвоем влетели в среднее кольцо.
– ГОЛ! – радостно заорал Дингл и Бенджи покатился со смеху.
– Ещё раз! – Джеймс, посмеиваясь, поймал квоффл, который ему бросил Дирк и вернул его охотнице.
– Я больше не могу! – Марлин повалилась на метлу и опустилась на пару метров в воздухе. – Пожалуйста, давайте сделаем перерыв!
– Прошло всего сорок минут! – возмутился Джеймс.
– Темно! Я ничего не вижу!
– Если мы выучим «голову ястреба» в темноте, то при свете...
– Я устала!
– Надо было меньше обжираться в деревне! – парировал Джеймс и девушка страшно обиделась. – Вернись на место! Мэри, бери мяч!
Бенджи и Дингл сдавленно захихикали, когда Марлин пролетела мимо и она толкнула одного из них в плечо.
– Я выйду из головы и посмотрю на вас сверху! – крикнул он – поднялся сильный ветер и слова забивало обратно в рот. – И если увижу, что вы опять оставляете такие промежутки, заряжу бладжером! Ясно?! Все по местам!
– Вы посмотрите! – вдруг раздался откуда-то с трибун громкий девчачий голос. – Настоящий капитан!
Джеймс круто развернулся в воздухе и в тот же миг в спину ему ударил радостный визг Мэри.
По одной из трибун Пуффендуя неторопливо спускалась смуглая темноволосая девушка, с грубоватыми чертами лица, удивительно похожая на египетскую кошечку. Она держалась так независимо и выглядела такой взрослой, что сразу было понятно – это не ученица...
– Гвен!!! – радостно завопила Марлин и стремглав бросилась к ней, пролетев мимо Джеймса. А следом за ней и остальные побросали свои позиции, только Джеймс остался парить на месте, улыбаясь как дурак.
– Ты выплюнешь связки, если будешь так орать! – протянула Гвен, когда он подлетел к огромному шевелящемуся объятию на трибуне и спрыгнул с метлы на трибуну, словно с коня на полном скаку. Передав метлу Мэри, Джеймс шагнул к бывшей девушке и капитану-сопернику и крепко обнял её.
– Не часто к нам спускаются такие звезды, – усмехнулся он, когда она наконец разжала руки. – Какими судьбами, гарпия? Святоголовые сестры решили, что тебе надо ещё немного поучиться у великого Джеймса Поттера?
Все засмеялись, Гвеног тоже усмехнулась.
– Старик Слиззи пригласил к себе на ужин. Многие наши придут. И я уже почти дошла до него, но тут увидела поле и... – она цокнула языком. – Не удержалась. Я так скучала за вами, ребята, – и она посмотрела ему в глаза.
– Ты хорошо выглядишь, – ляпнул Джеймс, потому что надо было что-то сказать.
Гвеног тонко улыбнулась и её темные глаза на миг стали ещё темнее – словно окна комнаты, в которой двое влюбленных погасили свет.
– Как тебе играется в Высшей Лиге? – спросила Марлин. Джеймс он машинально взъерошил волосы. Гвен поймала этот взгляд и глаза её замаслились. – Мы читали в «Пророке» о том, что тебя взяли в основной состав!
Пока Гвен говорила, Джеймс как следует рассмотрел её.
От той угловатой девочки, которая была его главной соперницей по квиддичу почти ничего не осталось. Теперь перед ним стояла красивая, уверенная в себе девушка и его мысли вдруг совершенно некстати поплыли сторону того дня, когда Гвеног нашла его на трибуне Гриффиндора с бутылкой огневиски в руке...
– ... так что скоро мы едем в мировое турне, болейте за нас. А что, сыграем как в старые-добрые времена? – Гвен вдруг толкнула Джеймса кулачком в плечо. – Если ты не боишься гарпий, конечно.
– По-моему я никогда не боялся играть с тобой, – поддел её Джеймс и, не глядя схватил метлу, которую протянула ему Мэри. – Один на один, счет до пятнадцати, проигравший натягивает футболку на голову, летает пять кругов и орет как гиппогриф.
– Смотри не выпрыгни из штанов, капитан, – Гвеног сняла теплую кожаную куртку на меху и взялась за метлу, которую ей одолжил улыбающийся Дирк.
* * *
Блэк смотрел на неё так, словно ему дали под дых.
Замешательство, желание, отчаяние, злость – всё это пронеслось на его лице всего за несколько секунд и сразу же спряталось под маской равнодушия.
Слизнорт продолжал говорить и размахивать руками, Блэйк испепеляла её взглядом, а Роксана ничего не могла с собой поделать: пялилась на Блэка во все глаза и медленно приходила в ужас от того, что на ней – чулки, а не колготки и ещё это дурацкое платье из Шармбатона, а у платья спины нет, и она как-будто стоит перед ним голая, совсем-совсем голая, прямо как в ту секунду, когда он стащил с неё свою черную рубашку, ту самую, в которой пришел сегодня...
Боже...
Роксана даже плечами повела, глядя на черную легкую ткань.
Сердце колотилось как сумасшедшее, грудь в слишком тугом вырезе вздымалась всё быстрее и ей казалось, что на неё сейчас смотрят все в этом зале. Казалось, если сейчас, сию секунду она не сбежит, произойдет страшное – как тогда, во время уборки класса. Она не могла этим управлять и стоило только вспомнить – щеки вспыхнули. Блэк заметил это, его глаза чуть расширились, Роксана даже попятилась немного...
– Ужин! – вдруг хлопнул в ладони Слизнорт.
Роксана чуть не разрыдалась.
Сириус и Блэк сели с одной стороны круглого стола, Роксана с другой.
Слизнорт развлекал гостей, все смеялись, болтали, эльфы в школьных передничках подавали отменное мясо и кучу прочих вкусностей, Лили Эванс сияла как солнце и всем было весело. И никто не замечал, как тяжело Роксане сидеть и смотреть, как Блэйк шепчет что-то на ухо Блэку, а он наклоняет к ней голову.В своем дурацком платье с пышной юбкой и с бантиком в волосах Забини выглядела, прямо как идеальная жёнушка с плаката кулинарных чар – ей не хватало только полосатого фартучка и противня с печеньем.
Она сделала крупный глоток из своего бокала и поморщилась – сейчас она бы не отказалась от чего-то покрепче, чем тыквенный сок.
– До меня дошли удивительные новости, профессор Слизнорт, – негромко произнеесла журналистка и поправила очки, взглянув на сладкую парочку. Слизнорт настороженно замер, не донеся оливку до рта. Рита Скитер прервала его на середине веселой истории и глуповатая улыбка так и не успела сбежать с его лица. – Не знаю, правда это или нет, поговаривают, что одна из хогвартских учениц беременна.
Звон вилок стал тише. Лили перестала смеяться и бросила на Сириуса предостерегающий взгляд. Он весь посерел и только Забини просияла и прижала к груди левую руку, на безымянном пальчике которой сверкала искорка.
– Да, это так! – она выпрямилась и расправила плечи. Дура-дурой. – Мы поженимся через восемь месяцев, – и она взяла Сириуса за руку.
Роксана увидела, как Сириус коротко смежил веки.
– Вот как! – журналистка вперила в Сириуса жадный взгляд.
– О да! Я ни капельки не стыжусь! Наоборот, я счастлива! Вы знаете, это всё так странно, всё происходит так быстро! Кажется, ещё вчера мы стояли вместе перед Распределяющей Шляпой и были детьми, а теперь мы и сами семья, – она взяла Сириуса за руку. – И у нас тоже будут дети. Правда это удивительно?
– Я до сих пор в шоке, – едва слышно отозвался Сириус и поднес к губам кубок.
– Да, мисс Забини, вы совершенно правы! Именно поэтому невероятно тяжело быть преподавателем: видишь, как без конца одни дети взрослеют и заводят других! Я до сих пор помню, мистер Блэк, как ваша матушка блистала на моем Рождественском балу! Малышка Bourgie – так её все называли. Я помню...
Забини вдруг выпучила глаза и поспешно поставила свой кубок на стол.
– Кстати! Я решила, точнее мы решили, что если у нас будет девочка, то мы назовем её Вальбургой, в честь миссис Блэк...
Сириус, который в этот момент как раз поднес к губам свой кубок, резко вдохнул и подавился тыквенным соком.
– Анапнео! – Лили, сидящая рядом с ним быстро взмахнула палочкой и Блэк смог вдохнуть.
– ...а если мальчик – Блез, как сочетание...наших... фамилий... – она взглянула на Сириуса и обеспокоенно погладила его по спине. – Ты в порядке, дорогой?
Роксану чуть не стошнило в тарелку с фазаном и картофельными чипсами.
Дорогой.
– Да. Хмф. И мы от всей души поздравляем вас, – пробормотал Слизнорт, – ...и...кхм...о, пуддинга, Северус?
Какое-то время за столом было слышно только вежливо и тихонькое позвякивание вилок.
Улучив секунду, Роксана быстро подняла глаза, обожглась об ответный взгляд и так же быстро опустила ресницы.
– Мисс Гринграсс, а как поживает ваш отец?
– О, спасибо, профессор, он в порядке. В последнем письме справлялся о вашем здоровье!
– Недавно он прислал мне два билета на свою новую оперу, я был в полнейшем восторге, в полнейшем! Вы знаете, мисс Эванс, мистер Гринграсс славится тем, что во время его концертов во всем зале распускаются цветы и растения. О, это великолепное зрелище, великолепное! Вам бы непременно понравилось!
Девушка в шляпе с зеленым пером, с которой в начале ужина Роксану познакомил Слизнорт, поправила очки и прищурилась, впиваясь в Хлою цепким взглядом.
– Мисс Гринграсс? Это ваш отец в прошлом году призывался в Визенгамот за кражу симфонии у одного известного магловского...
– А как вам работа в «Пророке», мисс Скитер? – поспешно перебил её Слизнорт, в то время как смазливая мордашка Хлои побледнела от ярости и на ней выступили все закрашенные прыщи. – Варнава Кафф, вы знаете, мы с ним большие друзья, отзывался о вас с огромным...
– Да это просто лучшая работа, которую можно пожелать! Кстати, профессор Слизнорт, когда же вы наконец дадите нам интервью о работе под началом у Альбуса Дамблдора? – она снова поправила очки. – Мистер Кафф настаивал, чтобы я лично занялась им.
Слизнорт мгновенно сдулся, заулыбался, промычал что-то уклончиво-вежливое и приказал подавать десерт. Пока эльфы меняли тарелки и кубки на вазочки со сладостями и кофе, Слизнорт принялся расспрашивать Клодетт о учебе в Шармбатоне. Он всё больше напоминал Роксане паука, который сидит в окружении мух на своей паутине и дергает то за одну, то за другую ниточки, стягивая всех к себе.
– Вы удивительно хорошо говорите по-английски, юная леди! – воскликнул он, когда Бойер закончила свой рассказ. Всем он понравился, а Роксане показалось, что Клоди отвечает на вопрос на экзамене, на тему: «Моя любимая школа».
– Благода' ю, п' гофессо' г, – Клоди горделиво выпрямила спину и даже её золотистые кудряшки задрожали от удовольствия. – Это мой папа училь меня с детства.
– Да, если кто не знает, отец мисс Бойер – глава международного магического сотрудничества во Франции! – вставил Слизнорт, наклонившись над тарелкой и значительно подняв палец.
– А ещё в Ша'гмбатоне уделяют больщой внимание языку.
– Это точно, – едва слышно заметил Блэк и, засранец, улыбнулся Клоди так, что она покраснела до ушей, на всякий случай улыбнулась в ответ и поспешно занялась пудингом. Забини ткнула Сириуса локтем в бок, а когда он посмотрел на неё, отвернулась от него с глубоко оскорбленным видом.
– А по-моему, это просто замечательно, что в Хогвартсе в этом году столько иностранных гостей! – не унималась журналистка. – Я так и вижу заголовок статьи: «Школа Магии или Дамблдоров Ковчег?», – она издала сардонический смешок. – Мы с вами потом непременно должны побеседовать о нравах французских школ, милочка! – и она указала ложечкой на Клодетт. Та, видимо не совсем поняла её, но опять улыбнулась на всякий случай.
– Вы знаете, мисс Скитер, сегодня за нашим столом не только ученики из Шармбатона и Хогвартса! Вот мисс Малфой, например, – сердце ёкнуло, Роксана от ужаса целиком проглотила виноградину и испуганно подняла голову. – Проучилась в Дурмстранге...м-м...сколько, мисс Малфой?
Роксана застыла. Она ненавидела, когда на неё направляли прожектор всеобщего внимания. Но все смотрели и делать было нечего.
– Три года.
– Три года! – подхватил декан и жестом подозвал эльфа с кувшином тыквенного сока. – Я помню, писал Абраксасу, что его дочь мы готовы принять на первый курс и в двенадцать, и в тринадцать лет, на любых условиях, но, увы, он отказался. Расскажите же нам, как вам училось в Дурмстранге, моя дорогая?
Все смотрели на неё и ждали, а она и слова выдавить не могла. Она никогда не умела хорошо рассказывать, да и как можно в двух словах рассказать о такой огромной и старой школе? Растерянно глядя на учеников, Роксана уже хотела было отказаться, но тут случайно взглянула на Блэка. Он едва-едва заметно дернул бровью. Мол, давай.
– Дурмстранг стоит на скале у моря, – Роксана услышала свой тихий, низкий голос как будто со стороны. Может у неё от волнения уши заложило? – И в любом классе слышно прибой. Это...почти что военная школа, там очень строгая дисциплина. Нельзя лежать на постелях днем, приносить свою еду, слушать музыку в помещениях, читать журналы и носить обычную одежду. Только форму, всегда. Мальчики живут отдельно от девочек, все носят короткие волосы, а девочкам нельзя одевать юбки. И ещё чайки. Чайки там кричат как сумасшедшие.
Блэк чуть приподнял уголок губ, Роксана взглянула на него и тут слова посыпались из неё, как из Рога Изобилия. Она рассказала о тролле-завхозе, над которым все подшучивали и которого ей всегда было очень жалко, о том, что в квиддич там играют над океаном, даже в шторм, о том, как в первый год учебы она боялась ходить на уроки Темных Искусств, потому что их преподавал старый одичавший вампир, поведала о Кракене, живущем под школой – он охранял карцер, в который отправляли провинившихся, о том, как в женской половине ей чуть было не исполосовали лицо ножом...
Она говорила и говорила, и хотя слушали её все, кроме Забини (та демонстративно искала что-то в своем мороженом), Роксана ловила себя на том, что говорит всё это исключительно для одного человека. Как-будто это было компенсацией за всё то время, что им не позволялось говорить. Ей бы хотелось поделиться с ним всем-всем, но когда она замолчала, чтобы перевести дух, увидела на лицах остальных учеников такой ужас, что совершенно растерялась.
– ...а на третьем году я перевелась в Шарбматон, так что это всё, – неуклюже закончила она и поскорее прикусила язык.
Повисла пауза.
Лили Эванс смотрела на неё так, словно Роксана была умирающим слепым котенком.
– Наверняка ваши родители узнали обо всем, и забрали вас оттуда? – требовательно спросил Слизнорт, нарушив повисшую тишину.
– Нет, – наивный добрый старик. – Меня выгнали.
– Надо же! – Слизнорт явно растерялся. – За что?
– Полагаю, Кракен с ней не справился, – сказала Блэйк и улыбнулась одними губами, когда Роксана перевела на неё взгляд.
– Ну что ты, Блэйк, – Роксана тоже попыталась улыбнуться, но вышло как-то зло. – Я подружилась с одними ребятами, мы курили, пили алкоголь, прогуливали уроки, слушали запрещенную музыку и устраивали подпольные рок-концерты. Ах да, ещё я сбежала на мужскую половину и жила там целый год, пока меня не обвинили в употреблении крови. Тогда всё и раскрылось. А с Кракеном мы очень даже ладили.
По столу прокатился смешок. И только слизеринцы пялились на неё с таким ужасом, словно она только что станцевала на столе голая.
Похоже они всерьез думали, что сестра Малфоя непременно должна была полжизни заниматься искусством подлизывания и собственной прической.
Ей стало досадно, но она все равно ощутила мстительное удовольствие: теперь вся эта чистокровная селекция обязательно пожалуется своим мамочкам, те напишут Эдвин...ух и пошатнется кристально-чистая репутация семейства под давлением писем от доброжелателей.
Хвала Мерлиновым порткам.
Очень быстро она скользнула взглядом по Блэку – он тоже смеялся.
Черт возьми. Он сам хоть знает, какая у него улыбка?
Слизнорт тоже выдавил продолговатый сиплый смешок, глаза зельевара превратились в две веселые щелочки, он хихикнул и шутливо погрозил Роксане пальцем.
– А у вас хорошее чувство юмора, юная мисс! Н-да-а...хмпф... подпольные концерты... – он качнул головой и взялся за нож и вилку с таким видом, словно всё это и правда было просто шуткой. – Ну а...как вам в Хогвартсе? Как вам наш факультет?
Роксана помолчала, ковыряя ложечкой пирожные шарики в вазочке.
– Зеленого многовато, – наконец сказала она. – Очень не хватает...красного. Люблю этот цвет с недавних пор.
Они быстро переглянулись с Блэком, его губы дрогнули в тонкой усмешке.
– Тогда может быть сбежишь на другой факультет? – елейным голоском поинтересовалась Забини, демонстративно обнимая Блэка.
– Спасибо за предложение, я обязательно его обдумаю, – ехидно отозвалась Роксана.
– Кстати, это нормально, что девочка целый год жила и спала вместе с мальчиками? – вдруг громко спросила Блэйк, важно оглядываясь по сторонам. – И куда только директор смотрел?
Это был просто верх лицемерия с её стороны.
Некоторые ученики даже заерзали на своих стульях, так, словно мечтали очутиться за другим столом, подальше от неё.
– Мисс Забини, – не то шутливо, не то укоризненно молвил Слизнорт.
– Я притворялась мальчиком, Блэйк, – ласково молвила Роксана. – Знаешь, ведь с мальчиками можно не только спать, но и дружить.
Блэйк порозовела.
– Что-то не похоже, чтобы у тебя хоть когда-нибудь был...друг, – выпалила она.
– Был, не волнуйся.
– И что же? Сбежал, когда выяснилось, что ты не мальчик?
– Блэйк.
Забини быстро покосилась на Сириуса, который позвал её тихим, но суровым голосом, однако не отступилась, ввинчиваясь в Роксану обозленным взглядом.
А Роксана какое-то время просто смотрела на неё, а потом ответила:
– Он умер этим летом.
Кто-то ахнул, Слизнорт закашлялся.
На кукольном личике мелькнуло замешательство и Роксана уже ждала, что Блэйк станет стыдно, но она только легкомысленно повела плечиком и чуть-чуть приподняла уголки губ:
– Что же...очень жаль, что вы теперь не вместе.
* * *
– Тебе очень идет эта форма. – заметила Гвен, когда Джеймс, пролетев пять положенных кругов с футболкой на голове, вернулся к ней на трибуну. Живот у него вконец отмерз и даже онемел от холода, а голос окончательно сел. Пиздец связкам. – Надеюсь ты не сильно расстроен из-за проигрыша?
– Я тебе поддался, – просипел Джеймс, усаживаясь рядом с ней, пока остальная команда играла в сдвиг-удар внизу, изо всех сил давая понять, что просто разрешает им побыть наедине. – Я же джентельмен, я просто не мог выиграть у дамы.
И он зашелся исступленным хриплым кашлем.
– Помню, раньше тебе это не мешало, – усмехнулась Гвен и направила на него палочку, из которой хлынул теплый воздух.
Джеймс чуть не замурчал от удовольствия.
– Ох, спасибо, – он встряхнулся. – Эти гарпии здорово тебя натаскали. Как ты вообще попала в основной состав?
– Подделала возраст в документах, – Гвен вытянула ноги и засунула руки в карманы куртки. – Одна из участниц ни с того ни с сего решила залететь прямо посередине сезона. Разве не идиотка? На замену взяли меня, так как в запасном составе у меня был лучший результат. А потом уже не захотели со мной расставаться, – она улыбнулась, задирая голову и самодовольно поглядывая на Джеймса. – Похоже из нас двоих все-таки я первая попала в чемпионскую Лигу. Надо было поспорить на твой «Нимбус».
– Ещё не вечер, – усмехнулся он. – Я ещё побью тебя на Международном уровне, Джонс, вот увидишь.
– Ты так и метишь в «Кенмарские коршуны»?
– Считай, что я уже там!
Гвеног усмехнулась.
– Я слышала, у них жесткий отбор.
– Не жестче, чем везде, – отмахнулся Джеймс. – Я всех сделаю. Это же я.
– Я скучала, Джеймс.
Он осекся и взглянул в темно-карие, тепло мерцающие в темноте глаза.
– Я тоже, Гвен, – честно признался он. Да, он скучал. Скучал по их дружескому соперничеству, по совместным играм, по проигрышам и победам, да и вообще по тому Хогвартсу, который был в прошлом году, и пару лет назад. Сейчас всё меняется, да так быстро, что только успевай выдыхать.
Гвеног улыбнулась, опустив взгляд и подвинулась к нему на скамье, случайно или нарочно прижавшись к нему бедром.
– И ты теперь не похож на того маленького засранца, которого я помню, – она ласково провела рукой по его макушке. У Джеймса невольно мурашки по спине побежали. – Раньше ты не стал бы говорить со мной после проигрыша, просто спихнул бы меня с трибуны.
– Могу и сейчас, хочешь? – он неожиданно обхватил её руками. Они засмеялись.
– Между прочим, я тогда сломала руку! – попыталась возмутиться Гвен, но вышло не очень, потому что она смеялась. Она вдруг положила руку ему на колено. – Но ты правда изменился, Джейми. В лучшую сторону...
– И ты тоже, – попытался отшутиться он. – Здорово выглядишь. Наверняка у тебя куча поклонников. Готов побиться об заклад, тебе уже предлагали встречаться всякие звезды.
Гвен тяжело вздохнула и отодвинулась.
– Предлагали, – сухо молвила она, глядя, как команда Джеймса складывает мячи в ящик и, звонко переговариваясь, направляется к раздевалке.
– Ну и...гхм...как тебе играется у «Гарпий»? Скоро матч?
– Не знаю...вряд ли, – девушка зябко повела плечами. – После этого теракта в лесу все публичные мероприятия под запретом, в Министерстве боятся повтора. Ты, конечно, слышал о том, что было летом? – и она глубоко вдохнула свежий вечерний воздух.
– Слышал...и видел. Я был там, Гвен. На том концерте.
Гвен повернулась так резко, словно он ткнул её в спину.
– Что?
– Я был там всю ночь. Мы с друзьями искали выживших...так что я насмотрелся всякого... – он нервно взлохматил волосы.
– Да ты...ты же мог погибнуть, Джим! – и она толкнула его обеими руками.
Джеймс только покачнулся и фыркнул как можно легкомысленнее:
– Подумаешь. Жизнь пресна без риска.
Гвен покачала головой, глядя на него во все глаза.
– Беру свои слова обратно, Поттер, – голос её дрожал. – Ты... ты такой же безголовый кретин, как раньше!
И тут она сделала очень странную штуку.
Подвинулась к нему вплотную, притянула к себе за воротник и поцеловала.
* * *
После ужина все рассеялись по залу: бродили парочками, общались, сидели вокруг Слизнорта, смотрели, как он перебирает фотографии и нудит. Блэйк тоже собрала вокруг себя благодарных слушательниц-выпускниц и, сидя на диване с кубком сока, живописно расписывала им, как будет переделывать Блэквуд после их свадьбы. Хорошо хоть ему не обязательно было присутствовать, потому что он-то точно знал: она притронется к дому только через его труп. Так что он бессмысленно шатался по залу с кубком в руке, время от времени поглядывал в сторону окна, у которого торчала Малфой. Она курила и ковыряла пол носком балетки. И где она только откопала этот наряд? Нет, платье было в меру закрытым, но всё равно, так выразительно обнимало тоненькую талию и подчеркивало все прелести, что он с большим трудом контролировал свои мысли. Терпение иссякало – это было нечеловечески трудно, находиться с ней в одном помещении и не прикасаться к ней.
Пару раз к нему подходила Лили. Она не пыталась его утешить или препарировать расспросами, просто втягивала в разговоры с другими ребятами, сама говорила без умолку, что, в принципе было не очень на неё похоже и часто смеялась. Ему даже показалось, что она чем-то напугана. Это было странно. Сириус подумал было, что её обидел кто-то из слизеринцев и уже хотел спросить, кому надо завязать узлом язык, или ещё что-нибудь, как вдруг случилась совершенно ужасная штука – Катон Нотт подошел к Роксане и пригласил её... танцевать.
Малфой сначала удивленно сжала плечи и оглянулась (после её откровений за столом слизеринцы показательно обособились от неё), а потом вдруг поставила свой кубок с медовухой на подоконник и послушно взяла Нотта под руку. Сириус охуел. Не то, чтобы он чувствовал ревность, вовсе нет, скорее дикое, неописуемое желание превратить слизеринца в кусок окровавленного мяса. А тот, как ни в чем ни бывало, вывел её на импровизированный танцпол и облапил.
Сириус со стуком поставил кубок на каминную полку и уже собрался было пойти к ним и просто ради профилактики и снятия стресса врезать Нотту по морде пару-тройку раз, как вдруг мимо него с совершенно невменяемым видом пробежала Лили и чуть не сбила его с ног.
– Где пожар, Эванс? – Сириус поймал её на лету.
– Сириус! – Лили порывисто оглянулась и всполошилась. – Господи, Сириус!
– Эванс, я, конечно, тоже дико скучал, но мы виделись десять минут назад.
Вид у подружки Джеймса был такой, будто она готова была вот-вот разреветься.
– Что случилось, киса? Боггарт под столом за ногу схватил? – съехидничал он.
– Хотелось бы, чтобы это был боггарт! – она все время оглядывалась, как будто за ней волки гнались и вдруг выпалила: – Сириус, пожалуйста, пригласи меня танцевать!
– Эванс? – Сириус выгнул бровь и улыбнулся. – Так меня ещё никто не клеил.
– Блэк! – Лили хлопнула его по плечу. Сириус рассмеялся. – Мне не до шу...
– Сириус Блэк!
Они синхронно обернулись. К ним ним направлялись Амелия и Эдгар Боунс, близнецы и выпускники прошлого года, оба одинаково светловолосые и светлоглазые.
– Так-так, вы только посмотрите, кто здесь, – Сириус церемонно поцеловал руку Амелии и крутанул девушку, словно в танце. – Мерлин, ты так состарилась!
Миа засмеялась и поправила прическу. Она выглядела совершенно ослепительно сегодня и наверняка наслушалась комплиментов, так что ни капельки не обиделась.
– В Визенгамоте много дел? – Сириус почувствовал, как Лили ещё крепче обвила руками его предплечье. Она как-будто боялась, что сейчас ветер сорвет потолок и унесет её. – Тот тип, который отбил тебя у меня, не переживает, что ты проводишь всё время с мракоборцами?
– Я не замужем, Сириус.
– Значит у меня ещё есть шанс?
– Вообще-то нет. Мы тут слышали за ужином, что ты скоро женишься...
– Кто? – Сириус недоуменно оглянулся, словно надеялся увидеть жениха у себя за спиной. – Я? У тебя что-то со слухом. Это всё медовуха Слизнорта, она творит чудеса с головой, – тут он уже перестал изображать слепого и протянул руку её брату. – Эд. Как жизнь?
Эдгар, этот кудрявый придурок с вечным румянцем на впалых щеках и ресницами как у последней шлюшки, в свое время был главным соперником Сириуса в амурных делах и увел у него не одну девчонку – причем не только в пределах школы. И если Сириусу самому нечем было гордиться – со многими девушками он поступил не вполне честно, то этот подонок вполне заслуживал специальной камеры в Азкабане.
И сейчас он разглядывал Лили так, что будь тут Сохатый, Боунса бы уже отмывали от пола.
– Получше, чем у тебя, Блэк, – ухмыльнулся тот в ответ на его приветствие и хлопнул его по руке. – Уже учишь брачные клятвы?
Пожимая его руку, Сириус очень постарался сломать ему пару пальцев.
– Каждый вечер перед сном.
Они расцепили рукопожатие. Эдгар якобы незаметно размял пальцы.
– Кстати, раз уж ты все равно занят, может позволишь мне пригласить твою очаровательную спутницу на танец? – и Эдгар улыбнулся Лили одной из этих своих тошнотворных улыбочек. – Лили?
Сириусу и самому вдруг страшно захотелось ему врезать.
– Прости, Боунс, я уже пригласил Лили на танец, – и он успокаивающе пожал пальцы Лили – на ощупь они были как лёд.
– Правда? – Эдгар всё сверлил девушку взглядом. – Когда?
– Только что, – отрезал он и увел Лили к танцующим.
– Спасибо, – выдохнула она парой минут спустя, украдкой выглядывая из-за его плеча, пока они неторопливо топтались среди остальных. – Ты меня просто спас.
– Всегда пожалуйста, – Сириус чуть прищурился, глядя как Нотт нашептывает что-то Малфой. Эти двое как-будто находились в своем пузыре и одному Мерлину было известно, как сильно Сириусу хотелось влезть в этот пузырь. – Он приставал к тебе?
Какое-то время Лили танцевала молча, а потом вдруг ни с того ни с сего мучительно зажмурилась и ткнулась лбом в его плечо.
И Сириус всё понял.
Говорить он ничего не стал и просто легонько потрепал Лили по спине.
– Эй-эй...всё в порядке. Если хочешь, я буду твои охранником сегодня? Идет?
Лили подняла голову, торопливо вытирая щеку.
– О-о, я смотрю тут наводнение, – добродушно усмехнулся Сириус и полез в карман за платком.
– Не говори Джеймсу, – пробурчала она.
Сириус притворно вздохнул и, драматически закатив глаза, обнял Лили.
– Вы меня убиваете, Поттеры.
– Очень мило!
Они оглянулись.
Блэйк стояла прямо рядом с ними упирала руки в бока, затянутые тугим поясом и, похоже, готова была лопнуть от ярости.
– Простите, что помешала, – она нервно улыбнулась и вперила взгляд в Лили. – Могу я поговорить со своим парнем?
Лили отпустила его, бросив на Блэйк недоуменный взгляд.
– Сириус, пожалуйста, ты не мог бы связаться с Джеймсом? – попросила она. – Пусть он придет сюда, как можно скорее, хорошо? Только ничего ему не...
– Ты как?
– Я справлюсь, – она оглянулась в зал. Вид у неё был как тогда в лесу, когда она взялась лечить рану Джима. Одно неловкое движение – и человека уже не вернуть. Сириус посмотрел туда же. Эдгар сверлил её взглядом.
– Сириус... побыстрее, ладно?
И она ушла.
– Ты не хочешь объяснить мне, что это сейчас было? – звенящим от негодования голосом спросила Блэйк, пока он доставал из кармана брюк волшебное зеркало.
– Тупая ревность с твоей стороны, – пробормотал он. – Джеймс! Сохатый, ты слышишь меня?
– Теперь и ты таскаешься за этой грязнокровкой?
– Прикуси язык, любимая, – ответил Сириус. – Сохатый, мать твою, прием! – рявкнул Сириус, встряхнув зеркало, но без толку.
– Отлично, – голос Блэйк сморщился как горящий пакетик. – Прекрасно.
И она метнулась прочь, но Сириус, не глядя, поймал её за руку и удержал, вертя зеркало туда-сюда, но не видел ничего, кроме каких-то темных складок.
Похоже Сохатый опять оставил своё в сумке, в раздевалке. Олень.
– Что ты себе позволяешь?! На нас все смотрят! – шипела Блэйк, пытаясь вывернуть руку. – Пусти...пусти сейчас же!
– Успокойся! – пряча зеркало, он, наверное слишком сильно сжал её руку, потому что она вдруг весьма искренне всхлипнула, поморщилась и как-то обмякла.
– Ау...
– Прости! – Сириус моментально разжал пальцы.
Плечи Блэйк вздрогнули и она осторожно закрыла ладошкой предплечье, не открывая глаз и мученически выгибая губы.
– Зачем ты это всё делаешь? – проскрипела она. – Ты издеваешься надо мной? Что у тебя с этой Эванс? Почему ты танцевал с ней, а не со мной?
Секунда жалости прошла.
– Это девушка моего лучшего друга. Она мне как сестра, причем иногда очень вредная, доставучая и занудная. И у меня с ней ничего не было. И если ты подсунешь ей хотя бы одну ядовитую фасоль, можешь смело искать своему... нового папашу.
Блэйк какое-то время сверлила его взглядом.
– Ну что ты, милый, – она вдруг широко улыбнулась. Сириусу даже страшно стало. – Я не собираюсь обижать эту грязнокровку. За кого ты меня принимаешь? И искала я тебя не поэтому, – она зачем-то застегнула пуговицу на его рубашке. – Я просто хотела сказать, что Хлоя устраивает девичник в мою честь. Это очень мило, правда? Мы задержимся надолго, но я думаю, все разойдутся часам к трем. Ты придешь ко мне после?
И она захлопала ресницами,явно уверенная в ответе.
– Нет, Блэйк, не приду, – Сириус рванул пуговицу обратно, притянул Блэйк к себе и крепко засосал. – Спокойной ночи, малышка.
– Ты... ты просто... – в глазах Блэйк задрожали злые слезы губы её затряслись, но кто он так и не сказала – развернулась на каблуках и ушла.
Больше они в этот вечер не разговаривали.
* * *
Мозгу понадобилась несколько секунд, чтобы включиться.
Придя в себя, Джеймс моментально отлепился от девушки и отстранил её от себя.
– Гвен, нет.
– Почему? – она попыталась снова поцеловать его, но Джеймс удержал её. – Мне показалось, тебе понравилось.
– Ты действительно здорово целуешься, но...
Снова она обвила его руками за шею и протест Джеймса потонул у неё во рту, но теперь он очнулся быстрее.
– Гвеног, я же сказал: нет!
Гвен не обиделась, только ещё крепче обняла его и прижалась к его шее холодной щекой.
– Ты не представляешь, как я скучала тебе, – шептала она. Джеймс натужно сглотнул, стараясь не касаться её, но трудно быть бесчувственным каменным истуканом, когда девушка, которая тебе, в общем-то по душе, лезет чуть ли не на колени...
– Я все время о тебе думала, всё время вспоминала, как мы с тобой...ты помнишь, как нам было хорошо?
– Конечно помню! – уверил её Джеймс, пытаясь отцепить от себя её вездесущие руки. Хвала Мерлину, что команда уже ушла.
– Мы были на этой трибуне?
– На Гриффиндоре, – просипел он.
– Точно...
– Гвен... – он поймал шаловливые пальчики у себя под свитером на животе, соединил её ладони и крепко сжал. – Гвен, я очень...очень рад, что всё это было и я благодарен тебе за всё, но я теперь вроде как занят. У меня есть девушка, понимаешь?
– Ну и что? Я ведь тоже в каком-то смысле твоя девушка, пусть и бывшая. Разве я теперь не имею права тебя целовать? – её глаза пьяно увлажнились, губы призывно приоткрылись в каких-то сантиметрах от его рта. Мерлин, дай ему силы устоять. – Или я уже совсем не нравлюсь тебе?
– Нравишься, – покорно выдавил Джеймс. – Ты сама знаешь. Но Лили – это другое. Совсем другое.
– Лили...Лили Эванс? – шептала она, глядя на его губы и кажется совсем не понимала, о чем и о ком он ей говорит. Джеймс сам не понял, как именно её руки снова оказались на свободе. – Такая рыжая, вечно тебя динамила? Это ведь из-за неё ты тогда напивался?
– Да, – он изо всех сил старался сохранять трезвую голову.
– Ну и что, пусть Лили, пусть Эванс, пусть твоя девушка, я не собираюсь тебя красть, просто одолжу на часок, она не обидится... – она закусила губу, купая его в своих теплых ладошках и Джеймс почувствовал, что сдается.
– Черт, Гвен, я же сказал, что не хочу! – крикнул он, собрав всю волю в кулак и силой отсадил девушку от себя.
Гвен посмотрела на него так, словно он её ударил.
Джеймс немного продышался. Он ужасно злился и досадовал.
– Не могу поверить... это всё из-за какой-то рыжей маглы?
– Лили – волшебница, – прорычал Джеймс.
– Да, волшебница, – Гвен зло усмехнулась и облизала губы, глядя в сторону. – Помнится ты ей никогда не нравился, – она отодвинулась, порывисто повернулась к нему, щуря свои кошачьи глаза. – Что же так?
– Гвен, я не хотел тебя обижать, давай не будем сходить с ума из-за...
Гвен вдруг рассыпчато засмеялась.
– О, какая она быстрая! – взгляд её метался по темнеющему стадиону. – Стоило тебе перестать бегать за ней, как она сразу очнулась! Испугалась, что останется в одиночестве? Хотя, нет, я догадываюсь, почему это она вдруг опомнилась.
Джеймс поморщился. Ему не нравилось, какой оборот приобретал и без того напряженный разговор.
– Послушай, Гвен, уже стемнело, скоро придут мракоборцы. Давай я провожу тебя в замок?
– Хочешь избавиться от меня, да? – в голосе её звякнули слезы и вид у неё в эту минуту вдруг стал такой жалкий, что Джеймс невольно смягчился.
– Почему ты так злишься? Гвен, мы расстались сто лет назад...
– Ну и что? Думаешь я не вижу, что ты тоже меня хочешь? – она взглянула на его брюки. – Подумаешь, девушка! Что-то мне подсказывает, что она, в отличие от тебя, не такая принципиальная!
– Гвен, просто заткнись, окей? Ты ни черта не знаешь о Лили!
– Это ты ни черта о ней не знаешь!
– О чем ты?
Гвен молчала – скрестив руки на груди, она смотрела в сторону замка и сердито раздувала ноздри.
– Гвен!
Молчание.
– Гвен, предупреждаю...
– Ты помнишь наш выпускной в прошлом году? – вдруг выпалила она, снова поворачиваясь к нему и яростно сверкая глазами. – Помнишь, как после бала мы все отправились смотреть фейерверк над озером?
– Помню, – быстро сказал Джеймс.
– После фейерверка мы все пошли обратно в замок, а вы с друзьями украли пару ракет и принялись запускать их над лесом. Все побежали смотреть и я тоже, но заблудилась, вышла к берегу и... кое-что увидела.
– Ну и что ты увидела? – деланно-небрежно спросил Джеймс, хотя в животе что-то тревожно похолодело.
Какое-то время она вглядывалась в него, словно прикидывала, выдержит ли его мозг эту информацию. А потом проговорила, не меняя выражения:
– Увидела как Боунс и твоя ненаглядная Лили занимаются любовью прямо под нашим деревом.
Джеймс вскочил так порывисто, что сорвался в нижний ряд, перевернул скамейку и жутко зашиб ногу. Но всё это были мелочи по сравнению с той, другой болью. Как-будто ему вынесли всю грудную клетку сквозным ударом.
– Что?! – наконец выдохнул он, справившись с собой.
Гвен хмыкнула и отвернулась.
– То, что слышал.
Джеймс засмеялся. На него накатывала паника.
– Послушай, Джонс... – он взял себя в руки. – Если ты просто хочешь нас с ней поссорить, если хочешь очернить её, то...
– Я? – Гвен даже хохотнула. – По-моему это прекрасно сделали и до меня! Джим, я своими глазами видела, они трахались, словно кролики. Думаешь такое легко забыть? Ну хочешь, можем сходить в замок за Сывороткой правды?
Джеймс замотал головой, выдыхая короткие рваные смешки. Руки дрожали как ненормальные, в голове шумело, словно он только что бутылку огневиски опрокинул.
Он не мог в это поверить.
Потому что в это просто нельзя было поверить.
Потому что слова Гвен совершенно не вязались с той истиной, которой он жил каждый день с Лили.
– Ты ошибаешься, – твердо сказал он и ещё сильнее замотал головой, отступая от неё как от ядовитой гадюки, хотя Гвен и не пыталась за ним следовать. Просто сидела, ссутулившись и смотрела на него, засунув руки в карманы куртки. – Ошибаешься, понятно?!
Пара ворон вырвалась из-под крыши трибуны и с возмущенным карканьем пронеслась мимо.
– Ошибаюсь? Все знают, что эти двое встречались. И ещё я прекрасно помню, что именно её Эд пригласил на выпускной, потому что Эванс была вся в белом, прямо непорочная дева, – она усмехнулась. – Трудно перепутать белое платье с другим, тем более в темноте. Особенно задранное...
– Заткнись!
Голова закружилась. Фундамент, на котором стоял стадион, казалось, превратился в желе и вся реальность Джеймса поплыла, съезжая со своих мест.
– Я не собираюсь верить во всю эту херню, Гвен, ты...ты её просто перепутала с кем-то, вот и всё! – Джеймс шмыгнул носом, зябко передернул плечами и подхватил метлу. Сердце спотыкалось так, что ему было больно. – У Эванс вообще ещё никого не было.
– Вот как! Это она тебе сказала? – Гвен вдруг проницательно прищурилась. – Или она просто не дает тебе? Кстати, ты в курсе, что Эдгар Боунс сегодня в замке?
Джеймс порывисто оглянулся. Ветер бросил ему волосы на лицо.
– Нетрудно догадаться, зачем он вер...
– Убирайся отсюда! – заорал Джеймс, потеряв терпение и сжав кулаки. – Пошла вон, слышишь!
Повисла неприятная пауза.
– Хорошо. Я уйду. Я не хотела с тобой ссориться, Поттер. Просто подумала, что ты действительно повзрослел и не даешь делать из себя идиота. Ошиблась.
Гвен ушла.
Джеймс ещё довольно долго сидел на трибуне и всё повторял, как сумасшедший:
– Это всё неправда...всё неправда...этого не было...не было...не было.
И тут Джеймс вспомнил это воздушное светлое платьице.
Вспомнил, какой удивительно воздушной и светлой она выглядела в тот вечер, как прошла мимо него под руку со светловолосым, кудрявым типом.
Вспомнил, как она потом исчезла куда-то...
Колени куда-то пропали и он с размаху упал на скамью.
Этого не могло быть. Этого не могло быть никогда.
Руки тряслись и его самого сотрясал непонятный озноб.
Лили не могла...
Это безумие, безумие, это неправда!
Надо было догнать Гвен и убедить её, что это неправда!
Но Гвен здесь уже не было. Окрестности укутывала глубокая ночь, а Джеймс всё сидел на скамье под всеми семью ветрами, дрожал, как мокрый щенок и с ужасом слушал, как его мир ломается на куски.
* * *
Сириус сидел на подоконнике за портьерой и дымил в приоткрытое окно.
Полчаса назад кто-то достал гитару.
Сначала просто бренчали по-очереди, а потом инструмент взяла Малфой.
Сириус и не подозревал, что она умеет играть, но уже устал удивляться.
А теперь она пела, расслабленно ударяя по струнам гитары, пела своим низким бархатным голосом...
"...stars in the bruise black sky are dying
they turn to metal in my mouth
and laugh at me for all my crying
listen to this sound, the sea
it’s burning up
and you are not beside me"*
Сириус затянулся поглубже и запрокинул голову, выдыхая дым кольцами. Он очень старался, чтобы каждое колечко получилось лучше другого, но все они выходили какие-то корявые.
Сириус поднял левую руку и с интересом рассмотрел ладонь.
Пальцы мелко подрагивали.
Каждая его мышца была напряжена, словно перед прыжком, нервы были туго натянуты и вздрагивали вместе со струнами, по которым била её рука...
Сириус боялся, что в любую секунду может умереть. Бывает, накатывает такой ужас и делай с ним что хочешь. И вот сейчас на него накатил именно такой ужас, а он сидел на подоконнике и дымил, как черт прямо в красивые звезды...
А Роксана пела всё громче и надрывнее, всё сильнее и сильнее била по его нервам, и голос её, хриплый и низкий проникал в него прямо через кожу на руках, на спине, шее...
Сириус мотнул головой и откинул её назад, уткнувшись в стену и зажмурив глаза.
Бездна над головой как-будто ожила и проникала в его голову, наполняя её своими звездами.
И каждая обжигала его. Он слышал как она поет и в то же время слышал её прерывистое дыхание, слышал удары струн, а сам чувствовал, как ускоряется бег крови, прямо как в ту секунду, когда он припадал губами к её коже...
Сириус снова выдохнул дым, отчаянно пытаясь взять себя в руки.
Надо просто успокоиться...
Он закрыл глаза.
Песня покачивала его как колыбельная...
Неожиданно удары прекратились, гитара замолчала и песня закончилась.
Зазвучали аплодисменты и Сириус выдохнул.
Роксана передала кому-то гитару и направилась к эльфу с напитками, который как раз прошел мимо Сириуса.
Услышав её шаги совсем рядом, Сириус выкинул недокуренную сигарету в окно, спрыгнул с подоконника, поймал Малфой на ходу, затащил за портьеру и поцеловал взасос.
Надо отметить, что другая девчонка на её месте начала бы протестовать, как минимум попыталась бы ему врезать, или болтала бы что-нибудь наподобие «не нужно», «нельзя», «придурок» и всё такое.
Рокс этого всего не сделала. Она просто вцепилась в него как сумасшедшая, обхватила руками за шею, за плечи и ответила на поцелуй по полной.
Сириус даже застонал от удовольствия.
О, Мерлик, как же он скучал по ней!
И она как-то странно, жалобно хныкала в его губы, словно ей было больно. От этих звуков он окончательно потерял голову и принялся лихорадочно целовать её лицо, глаза, брови, нос, уши, шею, снова губы, обхватывая её, задирая подол её платья, тиская её зад, бедра, талию, плечи, руки. Ему было мало всего, ему так хотелось трахнуть её, что сейчас он сделал бы это даже за этой дурацкой шторой, даже зная, что где-то в зале Блэйк и в любой момент может его застукать.
Они целовались, исступленно, не говоря ни слова, слетаясь в узел и прячась за портьерой, как за кулисами паршивого спектакля, словно парочка влюбленных актеров, которым приходится играть врагов.
Пока кулиса не отдернулась и свет прожектора не заставил их отскочить друг от друга.
Роксана мгновенно выпустила его и отвернулась, прижимая ладонь к губам и пряча лицо, в то время как Сириус, лохматый, в наполовину расстегнутой рубашке, смотрел на того, кто рассекретил их и никак не мог привести дыхание в норму.
У окна стоял пораженный Регулус.
* * *
Роксана скрылась так быстро, что он даже сказать ей ничего не успел.
Только портьера колыхнулась.
И как-будто её там и не было.
Пару секунд они с братом смотрели друг другу в глаза, Регулус – разочарованно, почти оскорбленно, а Сириус – вызывающе и дико, потому что за любое слово о Малфой сейчас готов был убить.
А потом Регулус молча развернулся и пошел в зал.
– Рег, стой.
Регулус послушно замер, но не обернулся. Казалось, его так и подмывает удрать – он напоминал оленёнка, которого застал врасплох охотник с ружьем. Сириус схватил брата за предплечье и оттащил подальше от любопытных ушей.
– Никому ни слова о том, что ты видел, понятно?
Регулус смотрел мимо него. Плотно сомкнутые губы шевелились, словно у него во рту было что-то очень неприятное, на скуле вздрагивала мышц.
– Слышишь меня?! – Сириус схватил его за шею и силой заставил смотреть на себя.
Регулус не отстранился, но посмотрел на него так, то по спине Сириуса скользнула змейка.
– Знаешь... Сириус, – казалось, что он не имя произнес, а грязь сплюнул. – Я столько раз заставал отца в... подобных ситуациях, столько раз слышал от него эти слова, что у меня выработался рефлекс. Рефлекс молчать.
Снова они сцепились в молчаливой неподвижной схватке.
А потом у Сириуса отлегло от сердца.
– Спасибо, – несколько удивленно выдохнул он и, не зная, как лучше выразить свою благодарность, похлопал братца по плечу.
Он уже хотел отправиться на поиски Малфой, как вдруг Регулус снова заговорил:
– Знаешь, никогда бы не подумал, что у вас столько общего.
Сириус остановился, обернулся к нему и сузил глаза.
– Что?
– С отцом. Он тоже всегда так говорит, когда предает нашу мать. Вы невероятно похожи!
Сириус сграбастал его за грудки.
– Наш отец... – зашипел Сириус в его лицо, подергивая верхней губой. – ... бездушный самовлюбленный мудак. И наша драгоценная матушка не заслуживала ничего лучшего, понятно? Я не такой, как он, понятно? И никогда не смей нас сравнивать! – он оттолкнул брата и тот врезался в злосчастный подоконник.
И, глядя как он пытается выпутаться из портьеры, Сириус вдруг почувствовал стыд.
На миг Регулус показался ему не взрослым парнем, а тем мальчишкой, который ходил за ним, открыв рот и много лет просил поиграть с ним.
Но когда он, выпрямившись, сердито одернул свой черный костюм, бросая на Сириуса испепеляющий взгляд, тот вдруг заметил, как ужасно похудел его младший брат и какие тени залегли на его скуластом лице. Как будто за эти полтора месяца он постарел на несколько лет.
Наверное, целую минуту они просто смотрели друг на друга, а потом Сириус спросил, отчаянно небрежным тоном:
– Что с тобой происходит, Рег?
– Какая тебе разница? – Регулус попятился, когда он подошел ближе. – Не делай вид, что тебя это заботит.
Сириус схватил его за предплечье.
– Регулус, это, что, вампирская кровь? – зашипел он и коротко встряхнул его. – Отвечай, придурок!
– Нет!
– Тогда что?
– Не твое дело!
– Рег! – Сириуса вдруг поразила страшная догадка. – Рег... только не говори, что ты... что ты уже...
Тот вдруг вывернулся и отскочил.
– Нет! И вообще, оставь меня в покое! Не строй из себя заботливого брата, Сириус, у тебя это никогда не получалось!
– Да? Ладно, не буду, – Сириус был уже на грани после сегодняшнего вечера, поэтому перестал нежничать, одним быстрым движением вывернул руку Регулуса ему за спину, быстро затолкал упирающегося брата за портьеру и, несмотря на протесты и ругань, вжал его лицом в стену, после чего резко откатил рукав мантии.
Предплечье оказалось абсолютно чистым.
Сириус с облегчением выдохнул, прикрыл глаза и чуть расслабил захват, но Регулус мигом высвободился и выхватил палочку. Вид у него был донельзя перепуганный и взъерошенный, а кулак, сжимающий палочку, мелко дрожал, но Сириус даже не думал защититься.
Он присел на подоконник и провел ладонью по волосам.
– Рег, ты не обязан слушать наших идиотов-предков. Я тебе не враг. Я могу тебе помочь.
Регулус сначала молчал и опять принялся жевать губами. Целую секунду Сириус был уверен, что он скажет ему, но в итоге он просто спрятал палочку и одернул мантию, нацепляя на больное лицо прежнее, непроницаемое и спокойное выражение.
– Ты ничем не можешь помочь мне, брат, – раздражающе вежливо и холодно произнес он. – Я – взрослый человек и сам решаю, что делать. А ты лучше иди к Блэйк. Она носит в себе твоего сына, а ты... – он осекся, они помолчали немного, а затем Регулус снова посмотрел на него и улыбнулся.
– Знаешь, на самом деле ты больший Блэк, чем я.
С этими словами он ушел.
Какое-то время Сириус без всякого выражения смотрел на волнующиеся портьеры, а потом закрыл глаза рукой и засмеялся.
* * *
Вечер закончился часам к одиннадцати. Усталые и довольные, выпускники поехали домой, а ученики разошлись по комнатам. Сириус отправился провожать Блэйк.
Лили услышала музыку ещё с лестницы и подумала, что в гостиной решили устроить свою тусовку, в ответ клубу Слизней. Когда же она назвала Полной Дамы пароль и вошла в гостиную, её чуть не снесло звуковой волной. Музыка грохотала так, что окна позвякивали. Озеро из человеческих тел затопило всю комнату – не протолкнуться. Ученики танцевали, кричали, смеялись, обливались сливочным пивом, несколько парочек целовались взасос у проигрывателя, рискуя сломать его, за столом кто-то сражался на руках, кресла тоже облепили гроздьями влюбленные. Последний раз их факультет так отрывался только после Кубка года в прошлом семестре.
Она растерянно остановилась и пропустила мимо себя пьяных и счастливых близнецов. Следом за ними сквозь толпу к ней пробилась Марлин. Вид у неё был слегка растерзанный.
– Что тут происходит?! – крикнула Лили.
Марлин замотала головой и замахала руками, мол, потом, а сама схватила Лили за руки.
– Лили, нам надо поговорить, давай выйдем отсюда! – крикнула она, пытаясь вытащить Лили за портретный проем.
– Ты не видела Джеймса? – крикнула Лили в свою очередь.
– Лили, пойдем, это очень срочно!
Тут внезапно из толпы вырвалась Алиса и также, как и Марлин, увидев Лили, принялась прямо-таки выталкивать её из комнаты.
– Алиса, да в чем дело?!
– Давай просто выйдем!
И она потащила Лили к лестнице, причем вид у неё был такой, будто она спасает её из пожара, но тут толпа вдруг закричала, заулюлюкала, разразилась хохотом и аплодисментами. Последнее, что увидел Сириус, перед тем, как обернуться – это меняющееся лицо Лили, когда она оглянулась на верхней ступеньке. А потом и он увидел, то, что видела она: а именно как взъерошенный и пьяный в дымину, полуголый Джеймс сливается в дичайшем поцелуе с Мэри Макдональд.
* * *
Он успел увидеть только, как вспыхнуло пламя на лестнице, а затем портретный проем захлопнулся за ней.
Ярость захлестнула мозг.
Оттолкнув от себя Макдональд с её слюнявыми губами, он поскорее выбежал из гостиной.
Ноги слегка заплетались и коридор все время смещался в сторону, но он все ещё мог стоять на ногах.
Лили он нашел в первом попавшемся классе.
Она даже не подумала запереть за собой дверь, просто вжималась в какой-то угол и зажимала рот рукой.
Увидев его, вскинулась, словно лань и попыталась убежать, но не тут-то было. Джеймс поймал её, когда она схватилась за ручку и прижал к двери.
– Ну что, понравилось? – выдохнул он. – Приятное зрелище?
Лили снова рванула прочь, но он не пустил.
– Куда это ты? – поинтересовался он, вжимая её телом в дверь. – Ну так, что, понравилось или нет?
Она упрямо молчала и внимательно глядела на него горящими, зелеными глазами.
Такая красивая, такая невозможно красивая...
Джеймс чуть не застонал – внутренности словно на штопор накручивало, когда он представил, наверное в десятитысячный раз за этот вечер, что именно эта самая Лили, его Лили раздвигала ноги перед Эдгаром Боунсом.
– Ну что ты молчишь? – выдавил он. – Что не спрашиваешь, почему я лизался с Мэри? Или тебе наплевать на меня? Да, Лили? – и он слегка встряхнул её за плечи. – Что ты молчишь?! Мне вернуться к Мэри?!
– Вернись, – яростно прошептала она и чуть сузила глаза, так что её казнящий взгляд вошел в Джеймса словно лезвие. Он невольно разжал руки.
– Я тебе противен. Противен, да? – он засмеялся и вдруг сорвался: – А думаешь мне не противно было узнать, что моя девушка трахалась с Эдгаром Боунсом?! – заорал он вне себя и шарахнул ладонью по двери так, что она приоткрылась и снова закрылась.
Лили распахнула глаза.
– Что? – тихо спросила она.
– Не строй из себя невинную овечку! – крикнул он, обвинительно ткнув в неё пальцем. – Я всё знаю, где вы, и как, и что...
– Кто тебе это сказал, Джеймс?
– Скажи, если тебе все равно, с кем спать, почему же мне так не повезло? – Джеймс тяжело сглотнул. Злые слезы сдавили горло жгутом. – Или ты просто своему парню изменять со мной не хотела? Кстати, здорово провели время у Слиззи на вечере? Как у Эдди дела? Уже рассказала ему о нас?
– Джеймс, кто тебе сказал? – громче повторила Лили. Голос её дрожал, но Джеймса это только раззадорило.
– «Джеймс, я тебя люблю!», – кривлялся он. – «Джеймс, мы просто уроки делали вместе!», «Джеймс, ты будешь у меня первым!». Никогда бы не подумал, что ты умеешь так здорово врать! Скажи, а что бы ты делала, когда бы мы... о нет, если бы мы все-таки оказались в одной постели? – глаза почему-то защипало и картинка слегка помутнела. – Расскажи, Эванс, мне жутко инте...
– Я тебе не врала! – звонко закричала она, заглушая его голос. Зеленые глаза наполнились слезами, парочка тут же сорвалась и побежала по горящим румянцем щекам. Джеймс вдруг пришел в ужас. Ему захотелось тут же броситься ей в ноги и умолять о прощении, а потом, когда она простит его, просто забыть всё это, подняться с ней наверх и уснуть, потому что, черт возьми, он так безумно хотел спать...
– Почему ты готов поверить посторонним людям, а мне не веришь?! – она протянула к нему руки. – Дже...
Джеймс силой вызвал в сознании картинку: парень и девушка занимаются в траве любовью, у парня светлые кудрявые волосы (лица он не помнил), а девушка стонет от удовольствия и волосы у неё рыжие. Механизм ненависти и ярости снова разогнался, правда нехотя и с трудом.
Джеймс отшатнулся от неё, брезгливо отдернув руки.
– Хочешь сказать, мне солгали? Тогда ответь, ты была с ним в ту ночь после выпускного, или нет? Было у вас с ним, или нет?
Лили молча смотрела в сторону и глаза её всё полнились и полнились слезами, а губы обиженно дрожали.
– Было или нет, Лили?! – заорал он вне себя и вдруг увидел, как она коротко смежила веки и из-под них выкатилась пара слез.
– Понятно, – пролепетал он и сглотнул клубок колючки в горле. – Понятно...
Очень долго они молчали, а потом Эванс вдруг подняла руки и закрыла дрожащими ладонями лицо.
– Ты должна была рассказать мне... – выдавил он. – Ты, а не кто-то другой, – он откинул назад голову, глядя на неё и просто разрываясь от презрения и жалости. – Я думал, ты не такая, как все. А ты просто маленькая, лживая дрянь. Как все.
Этого Лили уже стерпеть не могла. Вскинув голову и громко всхлипнув, она вдруг шагнула к нему, размахнулась и влепила ему пощечину, да такую, что эхо разлетелось по всему классу.
Джеймс покачнулся и отступил назад.
– Не смей...говорить со мной...в таком тоне...Поттер, – лицо у неё было покрыто розовыми пятнами, волосы растрепались и липли к щекам, но в обожженных глазах было просто море ненависти.
Повисла короткая пауза, а потом...
– Да пошла ты, – прошептал Джеймс и первым вырвался из класса, оглушительно грохнув дверью.
Щека горела так, словно её кнутом огрели, пол раскачивался, но он не обращал на это внимания...
Мир кончился.
Осталось пойти и спрыгнуть с Астрономической башни.
Или упиться так, чтобы просто забыть всё это.
__________________________________________________________
http://maria-ch.tumblr.com/post/46616335354/46
*Halia Meguid – Doomsday
Джеймс и Лили расстались.
Ремус узнал об этом в понедельник утром.
Одноклассники перешептывались, преимущественно женскими голосами, обсуждая какую-то очередную важную новость, но он не прислушивался, потому что в последнее время эти «важные новости» набили ему оскомину, но кое-что и ему сразу бросилось в глаза.
Он привык, что Лили все время завтракает с ними, но сегодня она почему-то села отдельно. Вид у неё был неважный: нос красный, глаза опухшие, волосы небрежно схвачены на затылке, а на лице ни грамма косметики и на щеках и носу розовые пятна – как-будто её кто-то хорошенько умыл ледяной водой. Рядом с ней сидела Алиса Вуд и ухаживала за Лили так, словно та была больной пятилетней девочкой: подкладывала горячие тосты в тарелку, наливала за неё молоко в чай, прогоняла назойливых первокурсников и говорила без умолку, энергично взмахивая рукой. Пока он смотрел на них, Лили пару раз украдкой вытерла нос салфеткой. Ремус решил, что она заболела, но как только захотел встать и подойти к ней, на скамейку рядом с ним вдруг грохнулась сумка Сохатого, а затем и он сам, помятый и злой, упал рядом.
– Доброе утро, – несколько озадаченно пробормотал Ремус, разглядывая друга. Уж кто-то, а он не мог не заметить за столом Лили. С Джеймсом явно было что-то неладно. Он выглядел так, словно его кто-то хорошенько прожевал и выплюнул. Рубашка торчала из-под толстовки, карманы джинсы вываливались, словно уши у шишуги, одна штанина была подвернута, другая – нет, волосы, обычно просто лохматые, сегодня с одной стороны истерично топорщились, с другой наоборот любовно липли к макушке, очки сидели набекрень, лицо было помятым и бледным.
Вместо ответа на его слова, Джеймс шлепнул на свою тарелку глазунью, бросил сверху пару тостов, ломтик бекона, схватился за чайник, но тут же с шипением отдернул руку и локтем опрокинул молочник. Спасаясь от хищного молока, он подскочил и толкнул стол так, что вся посуда дрогнула, ученики возмущенно закричали, а Макгонагалл за учительским столом чуть вытянула шею.
– Да заткнитесь вы! – рявкнул Джеймс, когда наконец смог вытащить обожженной рукой палочку и убрать молоко. После того как лужа пропала, он бухнулся на место, навалился на стол, отхватил от тоста кусок и принялся яростно жевать, играя желваками и разглядывая сердитые лица так, словно выбирал, кого сожрать следующим. Ещё пару секунд все смеряли его возмущенными взглядами, а потом за столом снова воцарился чистый утренний гам и звон ложек.
– Эй, Сохатый... – Ремус переглянулся с Питером. Тот всё ещё держал свою тарелку с кашей на весу и перепуганно таращился на лохматую голову соседа. – Всё нормально?
– Прекрасно! – рыкнул Джеймс, не глядя на него.
Они с Питером переглянулись. Хвост с некоторой опаской снова опустил тарелку на стол, слегка отодвинулся, потом кинул на Джеймса подозрительный взгляд и быстро сожрал одну ложку каши, так, словно боялся, что Сохатый её отнимет.
– Добрейшего утра, – бодро произнес кто-то у них над головами.
Ремус оглянулся. Сириус подошел к ним, боком бухнулся на скамейку, потер лицо и отчаянно зевнул, по собачьи показав все зубы и встряхнув головой.
– Мы уже думали вы не придете, – заметил Ремус. – Что вы так долго?
– Да так, разговор был, – Сириус ещё раз зевнул и потер лицо. – О, Мерлин, я голодный как черт, – он повернулся к столу и повелительно дернул палочкой. Кофейник, стоящий на другом конце стола, ожил и мигом ринулся к нему по столу, расталкивая чужие чашки и тарелки.
– Бродяга... – Ремус чуть подвинулся к Блэку, понизил голос и осторожно кивнул на Джеймса: – Что случилось?
Сириус в это время любовно размазывал густую массу по хлебцу, но после слов Ремуса бросил на Джеймса быстрый, серьезный взгляд.
Сохатый всё так же зверски поглощал завтрак и ни на кого не смотрел. Сириус снова опустил глаза и легкомысленно дернул плечами.
– А что случилось? По-моему всё как обычно. Передашь мне ещё один тост?
– Бродяга, я серьезно, – раздраженно ответил Ремус, сунув ему всю тарелку.
– Да не обращай внимания, – Сириус хищно уставился на золотящиеся, хрустящие куски хлеба. – Осень наступает, олени обламывают рога. Ты бы пересел, а то он тебя забодает.
Джеймс прожег Сириуса таким взглядом, что тот должен был немедленно упасть замертво.
– Ладно, это было не смешно, – признал Бродяга, а когда Джеймс снова зхрустел, коротко и быстро подмигнул Ремусу, мол, «ерунда, потом расскажу».
Ремус вернулся к своей каше. Он уже привык, что у этих двоих всегда больше общих секретов, чем с ним или с Питером. Иногда он даже завидовал их братству и ему тоже хотелось, чтобы у него тоже был друг, к которому можно обратиться в любое время суток и в любой ситуации, и рассказать обо всем на свете...
Ремус посмотрел на Питера – тот как раз ляпнул овсянкой на мантию и теперь пытался счистить пятно салфеткой, хотя рядом на столе лежала волшебная палочка. Ремус вздохнул. Ладно, пусть это был бы и Питер, он хоть и лопух, но добрый.
Хотя...почему он вообще он об этом думает? Ведь у него не один такой друг, а целых трое и не надо об этом забывать.
Сириус зевнул в третий раз и Ремус почувствовал, как его челюсти тоже сводит сонная судорга.
– Эй, а кто уже прикарманил мой джем? – вдруг крикнул Бродяга. – Бенджи! Фенвик! Меняю джем на тосты, эй!
Четверокурсницы закрыли головы книгами, когда над ними спикировало блюдце с джемом. Одна из них, очень миленькая, веснушчатая, кареглазая и с косичками, одарила их осуждающим взглядом, но когда на неё посмотрел Сириус, мигом залилась краской и отвернулась.
– Бродяга, ты опять пришел под утро? – спросил Ремус, безжалостно коверкая слова и наконец зевнул так, что глаза заслезились.
– Да я вообще не спал! Всё из-за Блэйк.
Ремус значительно кивнул.
– Да не в этом смысле. Мне уже поперек горла её прихоти. Сегодня ночью она отправила меня в Хогсмид. Ей, видите ли, захотелось горячих чесночных пирожков с начинкой из карамельной тянучки.
– О, гадость...
– Я целый час искал эти идиотские тянучки на складе «Сладкого королевства», потом разбудил Роуз, чтобы она сделала эти треклятые пирожки, а когда принес их Блэйк – внимание! – ей захотелось мятных лягушек.
Ремус засмеялся.
– ... я попер обратно за гребанными лягушками, но меня чуть не поймал Флюм. Тогда мне пришлось сбежать в виде Бродяги, чтобы он меня не узнал, а если бы я вернулся без лягушек, Блэйк бы меня прикончила, так что я просидел под кондитерской целый час. Под утро я наконец нашел этих сраных жаб, но в итоге выяснилось, что она всё это время хотела прыгающих бананов, а я бесчувственный козел, раз не понял этого сразу. И теперь эта полоумная спит там в обнимку со своей хищной ромашкой, а я...я... о, Мерлин... – и он снова зевнул. Ремус сочувственно похлопал его по плечу. – Как же она меня зае...
– Не говори так о ней, Сириус.
Ремус удивленно поднял голову, Бродяга замер на полузевке и они синхронно посмотрели на Питера. Тот и сам был в ужасе от того, что ляпнул, но отступать было поздно.
– Что, Хвост? Мне не говорить о Блэйки? – вежливо поинтересовался Сириус.
Хвост растерялся.
– Просто...ты ведь все время так говоришь о ней так, будто она какое-то н-ничтожество, а ведь она...такая...
– Какая? – насмешливо спросил Бродяга, но взгляд, под прицелом которого он держал Питера, не содержал в себе ничего веселого.
– Ну...такая...красивая и популярная, и... красивая... и... беременна... от... те... бя.
Повисла тишина.
Ремус ждал бури.
Сириус вдруг расплылся в самой доброй из своих улыбок, после чего с силой хлопнул Питера по пухлой спине и громко объявил:
– Эй, парни! Похоже Хвост втрескался в мою невесту!
Стол взорвался от смеха. Первыми заржали близнецы и Бендж, потому что сидели ближе всех, а затем к ним присоединились и остальные. Молчали только Ремус, Джеймс, законсервированный в своем плохом настроении и алый как квоффл, Питер.
– Ты что такое говоришь? – задохнулся он, лихорадочно бегая взглядом по смеющимся лицам. – Ничего я... я не...вовсе...
– Слушай, Хвост, – Сириус по-братски обнял его за плечи под неумолкающий смех. – Я не против, забирай её себе. Ну серьезно! Он же красивая, популярная и главное беременная, – Питер пытался вырваться, но Сириус держал крепко. – Только учти, если соберешься выгуливать Забини, запасись парой сотен галлеонов, а лучше сразу коробкой драгоценностей или тряпок, потому что одним своим неотразимым ликом ты не отделаешься! И, раз уж она тебе нравится, так и быть, сегодня ночью за лягушками отправишься ты, – после этого Сириус ещё раз хлопнул его спине и снова занялся завтраком. Все смотрели на них и хихикали, а у Питера был такой вид, словно он больше всего на свете хочет забраться под стол и остаться там.
– Что это у тебя?
Ремус поднял голову. Сириус разглядывал кусок поломанного лука, торчащий из его сумки.
Он попытался было спрятать его, но не преуспел.
– Ого! Интересная штука, – Бродяга повертел обломок, исписанный узорами и символами.
– На метлу не похоже, – он чуть согнул его, проверяя на прочность.
Слово «метла» подействовало на Джеймса как заклинание – он сразу поднял голову.
– Дай.
Сириус кинул ему обломок.
Джеймс смотрел на него всего секунду.
– Это лук?
Ремус замер, во все глаза глядя на Сохатого.
– Откуда ты узнал?
Джеймс хмыкнул, выковыривая что-то из узора.
– Даже не зна-аю... – протянул он, – Ни единого сучка, зачищено идеально, видимо часто приходится держать в голых руках, но при этом ни капли лака, значит часто сгибают. К тому же... – он понюхал дерево и снова согнул, – Это орешник. Что? – он невозмутимо посмотрел на друзей. – Я часто чешу об него рога, это приятно.
Сириус беззвучно засмеялся в тарелку.
– Какой идиот будет делать метлу из орешника? И ещё тут, видите, грязь въелась в дерево? Его все время держат в одном и том же месте, используют часто, но повреждений практически никаких, значит основной упор применяется ни к нему. Выходит, это дерево что-то вроде...м-м...рукояти? – Джеймс перебросил его из руки в руку. – К чему в таком случае применяется сила? Тетива, разве что, – он подкинул обломок обратно Ремусу и добавил скучающим тоном: – Бинго, это лук, господа.
Повисла короткая пауза.
Питер таращился на Джеймса так, словно тот вдруг начал светиться, Ремус сидел с открытым ртом, только Сириус щедро поливал джемом свой тост, вытянув губы в трубочку.
– Ну ты даешь, Сохатый, – наконец пробормотал Ремус
– Как ты это так? – звонко спросил Питер.
Джеймс усмехнулся и хитро переглянулся с Бродягой.
– А я прорицатель. Олень-прорицатель, слыхал о таких? На них ещё ставки делают во время матчей по квиддичу.
Питер моргнул.
– Серьезно?
– Конечно. А ещё я умею читать, Хвост. Там руническая надпись: «Оружейная мастерская Рагдука». Гоблинский диалект.
Пару минут Хвост просто смотрел на него и Ремус видел, что его просто разрывает не то от зависти, не то от злости, не то от стыда.
– Интересно, чей он? – спросил Питер, глядя как Ремус осторожно запаковывает обломок лука в пакет. По взгляду было ясно, что ему тоже хочется подержать кусок настоящего охотничьего лука, но он стесняется попросить.
– Я знаю, чей, – хмыкнул Джеймс, взглянув на Ремуса.
– Это тоже написано?
– Ага. У Лунатика на лице.
Ремус недовольно взглянул на Джеймса, Питер в свою очередь недоуменно уставился на него и ляпнул:
– Где?
Они переглянулись и заржали.
– Хвост, по-моему, чтобы понять, чей он, не обязательно быть прорицателем... или великим чтецом Сохатым, – Бродяга вдруг деловито облокотился на стол и ввинтился взглядом в Ремуса. – Лично мне куда-а интереснее, не то, чей он, а как попал к тебе?
– Это долгая история, – уклончиво ответил Ремус.
– Но наверняка интересная, – ввернул Бродяга.
Ремус с улыбкой покачал головой.
Ученики принялись вертеться на скамейках, замелькали девчоночьи хвостики и коротко стриженные, ушастые головы мальчишек.
Ремусу прямо в тарелку шлепнулось письмо, а затем на стол приземлилась крупная сипуха и встряхнулась, окатив мальчика запахом влажных перьев. На секундочку ему почудилось, будто он почувствовал запах родного дома. Помнится, в одиннадцать лет он чуть ли не до слез расстраивался, чувствуя в конвертах этот запах.
Ремус отвязал от холодной кожистой лапки отсыревшее, тяжелое письмо и погладил сову по щелкающему клюву. Джеймс рядом выругался – в попытках отцепить от Гермеса слишком туго привязанный конверт, он чуть не оторвал филину лапу и тот, в отместку, клюнул его в ухо. Сириус тем временем уже отослал сову-курьера из Министерства и громко срывал с утренней газеты оберточный пакет. Питер под шумок затолкал в сумку вязанные носки, которые ему прислала мама, выпрямился и сделал вид, что очень хочет доесть кашу.
– Ещё одно нападение на подземку, – раздался голос Сириуса из-за фотографии премьер-министра, которая толкала энергичную речь окружившим её репортерам. – Официальное объяснение – крыша отсырела и обвалилась на поезд. Что за дерьмо...
– А что в Солсбери? – спросил Ремус, вспомнив кровавый налет банды оборотней на магловский городок. – Есть новости? «Они поймали его?»
– Пишут, что схватили одного из главарей банды. То ли сына, то ли племянника Сивого, пишут, «кровного родственника», но ведь они все там кровные братья, черт их раздери. «С пойманным ведутся переговоры», – Сириус фыркнул и резко расправил газету. – Круциатусом, наверное.
Ремус оторвался от письма.
– Бродяга, мракоборцам запрещено применять Круциатус уже сто лет!
– Поговаривают, что с приходом Крауча в Департаменте собираются отменить этот запрет, – вмешался Гидеон. Они с Фабианом и Марлин читали ту же газету. – Как по мне, лучше бы назначили на пост главы Боунса, а то он засиделся в своем отделе...
– Боунс просто тупой ушлепок! – неожиданно подал голос Джеймс, вперив в Гидеона злой взгляд. – Он ни черта не может сам, только когда кто-нибудь пинает его под зад.
– Что ты на него взъелся? – удивилась Марлин.
– Взъелся? Каледонский лес, наш поезд, взрывы в сабвэй, банды Сивого, группа «Чёрная метка», пропадающие маглы! А этот старый пердун сидит в своем кресле и только дает гребанные интервью о том, что у них не было шанса поймать Во...
– Крауч пытает заключенных! – повысил голос Гидеон. – Он приходит к ним в Азкабан, якобы проверить, содержат ли их в положенных условиях, а потом запирается с ними в камере и пытает их! Он собирается протащить Декрет о разрешении использовать Непростительные чары и...
– Черт возьми, давно пора! Эти твари убивают детей, а мы только и знаем, что глушим их как форель и тащим в Азкабан! Будь я мракоборцем...
– А ты не мракоборец! – парировал Пруэтт. Обстановка за столом накалялась, многие прекратили разговаривать, прислушиваясь к перепалке. Марлин испуганно перебегала взглядом с одного мальчика на другого. – Тебе легко говорить, Поттер! – вдруг звонко крикнул Фабиан. – Ты сидишь тут, под крышей, в тепле и уюте и только рассуждаешь! Посмотрим, какой ты будешь смелый, когда окажешься в самом пекле!
– Ну, положим, мы уже побывали в пекле и вернулись! – перебил Фабиана Сириус и ткнул в его сторону ножом. – Или ты забыл, где тебе разрисовали мордашку, красавчик?
– Я говорил о другом! – рявкнул Фабиан, на миг повернувшись к Сириусу. Ремус понимал, почему близнецов так задела за живое эта тема: их отец работал под началом Боунса и каждую ночь рисковал своей жизнью. Он с тревогой посмотрел на Фабиана – пересеченное шрамом лицо парня исказилось гримасой злобы. – Ты не будешь таким смелым, когда тебе надо будет поднять палочку и убить кого-нибудь из нас, Поттер! Хотя бы его! – и он кивнул на Сириуса.
Джеймс вскочил.
– Фабиан, опомнись! – воззвал к нему Ремус.
– Что ты несешь?! – возмутилась Марлин.
– Джим, сядь! – Сириус дернул его за плечо и Джеймс, зло задыхаясь, бухнулся на место.
– Все знают, что я несу! – Фабиан тоже слегка задохнулся. – В «Пророке» каждый день печатают статьи о том, как люди убивают своих близких под действием Империуса!Вполне может быть, что когда-нибудь это буду я! Или любой другой из нас! Никто от этого не застрахован! И что ты сделаешь, Поттер, когда я замахнусь на тебя, просто грохнешь меня, да?! – с этими словами он отшвырнул вилку, так что звон прокатился по всему залу и ушел, утащив за собой Марлин. Гидеон ещё какое-то время ковырял в тарелке, но потом также отложил вилку и тихо сказал:
– Вчера во время задержания отец убил одного из членов Чёрной Метки. Это был Уилки Эббот, Прыщавый Уилл. Ты его ещё все время подвешивал за лодыжку, – заметил он Джеймсу, встал и пошел догонять брата, а у Джеймса был такой вид, будто его шарахнули Оглушающим заклинанием.
Завтрак заканчивали в молчании.
У выхода из зала случилось кое-что, что Ремус хорошо запомнил. Они столкнулись с группкой девочек, которые вместо факультативного курса шли на лекцию в больничное крыло.
Среди них была и Лили.
Джеймс прошел сквозь их группку как ледокол, разгоняя девчонок в стороны. На Лили он даже не взглянул, хотя шанс, что он её не заметил, был нулевым.
Лили в свою очередь также напряженно смотрела в сторону и делала вид, что ничего особенного не происходит.
Сириус не поздоровался, проходя мимо неё, Питер на всякий случай кивнул и бросился догонять парней, а Ремус, шедший последним, успел заметить, что, хотя Лили и пыталась выглядеть совершенно равнодушной, глаза её были до краев полны слез.
Тогда-то он и понял, что пропустил кое-что важное в жизни друзей, пока вчера вечером искал способ починить свои отношения с Валери.
* * *
Утро в лесу выдалось мрачным, туманным и мокрым, как-будто долина рыдала всю ночь и сморкалась в запретный лес. Пока Ремус шел мимо теплиц к тропинке, ведущей в лес, подошвы его кроссовок собрали по фунту грязи а руки окаменели от холода. Он страшно пожалел, что не надел шарф.
Сириус, идущий рядом, то и дело шмыгал покрасневшим носом, поджимал плечи и глубоко засовывал руки в карманы куртки. Джеймс натянул на лицо воротник толстовки, так, что было видно только запотевшие стекла очков и кончики красных ушей. Питер один из всех замотался в шарф, но тот был слишком длинным для него и Хвост все время наступал в тумане на его край, вызывая приступы смеха у идущих позади девчонок.
Из-за плотной дымки было так плохо видно, что Ремус все время отбивался от группы и находил их только когда Бродяга очередной раз проваливался ногой в нору и нецензурно поминал кротов.
Негласно, они всё так же собирались перед уроком возле старого дерева, где впервые встретили Валери полтора месяца назад. Прежняя толпа сократилась до тридцати пяти человек и теперь все они были облачены не в строгую школьную форму, а спортивные костюмы, джинсы, куртки и кеды – одежду, годную для постоянных падений в грязь, траву, карабканья по деревьям и быстрого бега. Только слизеринцы были одеты в специальные спортивные мантии и враждебно поглядывали на разноцветную магловскую одежду. Надо сказать, со всего курса только они, практически в полном составе продолжали посещать занятия Валери. Такая сплоченность здорово настораживала, равно как и взгляды, которыми они встречали на этих занятиях Ремуса каждый понедельник...
– Эй, Блэк! – Ремус вздрогнул, услышав голос одной из слизеринских девочек и машинально обернулся вместе с Сириусом. – Сириус Блэк!
Со стороны Слизерина к ним решительным шагом направлялась девчонка с бледным заостренным личиком и рыжеватыми тонкими волосами, собранными в хвост. Ремус узнал её и поспешил присоединиться к Джеймсу и Питеру.
– Что тебе нужно, Нотт? – Сириус окинул девчонку прохладным взглядом.
– Блэйк сегодня не будет на уроках. Она просила передать тебе это, – выговаривая слова так, словно жевала невероятно тянучую жвачку, Элизабет Нотт протянула Сириусу маленький незапечатанный конверт.
– Просила передать или присмотреть за мной? – ехидно поинтересовался Сириус. – Ну так передай и ты ей, что я молодец. Скажи, что пока она не держала меня на поводке, я других сучек даже не нюхал.
– О, я обязательно передам, – ласково молвила Элизабет, взглядом насаживая Сириуса на ветку поваленного дуба у них за спиной, и уже повернулась, чтобы уйти, но Сириус вдруг схватил её за руку и дернул к себе.
Джеймс напрягся было, они переглянулись и решили пока что не вмешиваться.
С такого расстояния было непонятно, о чем они говорят. Сириус что-то шептал Лиззи на ухо, стискивая её руку и можно было бы подумать, что эти двое нежничают – если бы не растущий испуг на лице девушки. Бродяга же с каждой секундой становился с ней всё нежнее и милее, из чего Ремус сделал вывод, что он чертовски зол и на всякий случай уже нащупал в кармане палочку, как вдруг Лиззи выкрикнула «Я не знаю никакую Роуз!» и рванулась прочь, а Сириус дернул её так, что она чуть не упала. Ученики все как один повернулись в их сторону, Катон метнулся вперед, но тут один из мальчишек, сидящих на дереве, спрыгнул на землю, ворвался в конфликт словно метеорит и оттолкнул Сириуса от девчонки, закрывая её собой. Ремус и Джеймс мгновенно вскинулись, слизеринцы тоже всполошились, но тут с головы мальчишки сорвался капюшон и движение остановилось.
Пару секунд Сириус кипел от злости, глядя как Роксана загораживает от него Элизабет, Роксана в свою очередь прожигала Сириуса упрямым взглядом, а Лиззи мелко дрожала у неё за спиной и зажимала ладонью рот.
– А тебе какого черта нужно, Малфой? – наконец спросил Сириус, сердито отдуваясь.
– Оставь её в покое, – быстро перебила его Малфой. Надо отметить, что хотя Ремус и не особо жаловал родственницу Люциуса Малфоя, его всегда странно будоражил её низкий, не по-женски басовитый голос. Сириус в ответ на её реплику только надменно фыркнул, но весь вид его свидетельствовал о капитуляции.
– Идем, – Роксана обняла девочку за плечи и повела обратно к слизеринцам, напоследок окинув Бродягу мрачным взглядом.
– Давай-давай, защищай её! Ты или ослепла или вообще ни черта не соображаешь! – закричал им вслед Сириус, немного рисуясь. Ремус услышал приглушенное «Да пошел ты», после чего девочки скрылись в толпе однокашников.
Бродяга дернулся было следом, но потом поморщился, сунул руки в карманы, бросил что-то очень похожее на «сучка» и вернулся к ним, только Ремус так и не понял, кого именно он имел в виду.
– В этом месяце мы с вами заканчиваем курс выживания в дикой местности, – Валери сложила свои вещи в траву и повернулась к ученикам. Урок начался мгновенно, едва она появилась на полянке и студенты всё ещё продолжали торопливо рассаживаться, но она уже начала говорить и этим явно показывала, что не намерена никого дожидаться. – На прошлом занятии вы все...ну или почти все... – тут Валери посмотрела на Питера и он втянул голову в плечи. – ...продемонстрировали сносное умение читать следы, пользоваться заклинанием Компаса ставить и распознавать чары-капканы, и ловить в них нашего боггарта. Но, к сожалению практически никто из вас не смог справиться с ним иначе, кроме как используя чары Ридикулус. Разве что мистер Нотт смог нанести своему волку удар, пусть и не смертельный, за что ему большое спасибо. Хоть кто-то извлек пользу из наших с вами уроков.
Слизеринец мгновенно надулся, заулыбался и важно посмотрел на одноклассников, которые уважительно похлопали его по мощным плечам и спине.
– То, что вы потратили три занятия впустую просто недопустимо, – Валери снова принялась вышагивать взад-вперед, сложив на груди руки. Сегодня на ней был гигантский вязаный свитер, рукава его были откатаны чуть ли не до середины и Ремус нет-нет да поглядывал на оголенные, узкие запястья. От этого зрелища у него почему волосы на руках вставали дыбом и по спине сбегали мурашки. – Вашим заданием было – отработать технику работы ножом, мы тренировались не один день, вы все показали неплохие результаты при работе с чучелом, так объясните же мне, почему в самый ответственный момент вы все принимались махать палочкой и орать?
– Ответственный момент – это когда ты писаешь, а боггарт бросается на тебя из-за дерева? – громко осведомился Джеймс. Он сидел, облокотившись на колени и дергал ногой, а в руках вертел волшебную палочку.
Все засмеялись.
Грей медленно повернулась к нему.
– А вы думали, что оборотень будет вежливо ждать, пока вы закончите, Поттер? – ледяным тоном спросила она.
Снова по полянке прокатился смех.
– Эффект внезапности – это именно то, с чем вы и должны научиться работать. Ваша задача не так уж сложна – преодолеть пару жалких километров и собрать все метки, указанные на карте. Как мне известно, большинство из вас собирается подавать заявку в Мракоборческий центр и в мой отдел? – ученики закивали. Она презрительно хмыкнула.
– С такими показателями, как сейчас, вы завалитесь на первом же экзамене. Настоящий мракоборец должен в первую очередь проявлять находчивость в самых непредсказуемых ситуациях. Он должен уметь выживать, а вы ни черта не умеете и учиться не желаете. Все читали сегодняшнюю газету? – внезапно спросила Валери, разбив тишину.
Ей тут же ответил согласный гул.
– Значит все знают, что произошло в Солсбери. Маленькая волшебная деревушка. Пятьдесят волков, для которых чары – что ваш рождественский фейерверк. Люди, которые жили там ещё неделю назад, отдали бы руку или ногу за возможность выучить то, чему учу вас я, а теперь все эти люди мертвы! Дайте любому их родственнику это, – она выхватила из-за пояса тонкую серебряную финку. – И покажите волка, который загрыз его дочь, брата или жену, поверьте, рука этого человека не дрогнет, – и тут она с силой метнула нож прямо в них и и он вонзился в ствол точно между Ремусом и Сириусом. Они шарахнулись в стороны друг от друга и в ужасе уставились на резонирующую, дрожащую рукоятку. Повисла абсолютная тишина.– А вы боитесь ткнуть ножиком жалкое привидение, – презрительно фыркнула Валери.
Ремус вскинул голову, стараясь обуздать ярость. Она могла бросить его в любую сторону, в любую, черт-её-подери-сторону, но покусилась серебряным ножом именно на него!
– Сегодня мы возвращаемся в нашу любимую «комнату страха». И, раз уж дела ваши совсем плохи, я решила, что вам нужен хороший стимул. Тот, кто справится с трёмя боггартами и сможет добраться до последней метки – получит ровно пятьдесят баллов.
По классу прокатился довольный гул:
– О-о-о-о!
– Место, где спрятан приз, помечено на ваших картах. Ваши карты...– она взмахнула палочкой и перед учениками появилась кучка небольших рюкзаков. – ...как обычно, здесь. А также вода и хлебцы.
– А почему не сливочное пиво? – возмутился Джеймс, вызвав приступ нервного смеха у остальных.
– Чтобы у вас не было искушения, сегодня за каждое заклинание «Ридикулус» я отнимаю баллы. За работу ножом – даю. Удар в спину – пять баллов, в лапу – десять, в живот – пятнадцать, в шею и грудь – двадцать. Всего боггартов сорок, где они спрятаны – узнаете сами. На пути у вас будут встречаться капканы, так что не забывайте пользоваться палочкой. Но учтите: увижу ещё одного двухметрового пуделя в балетной пачке – оставлю после уроков!
– Нас или пуделя? – поинтересовался Джеймс, проходя мимо Валери веселой, пружинистой походкой.
Валери, кажется, с трудом удержалась от того, чтобы отвесить ему хорошую затрещину.
– Через час собираемся здесь же! – напомнила она остальным. – Помните, я всё время буду рядом и если наткнетесь на кого-то посерьезнее боггарта...
– ...постарайтесь не обосраться от ужаса. – проворчал Сириус, но так тихо, чтобы услышали только они трое.
– ...наколдуйте сноп красных искр. Заклинание все знают? В таком случае марш! Сражаемся со страхом, вперед, вперед, вперед! – и она похлопала в ладони.
– Только не вы, Люпин! – когда он проходил мимо неё, Валери вскинула руку, преграждая ему путь.
– Почему? – возмутился он и краем глаза он увидел, что парни остановились у деревьев и ждут его.
– Вам не кажется, что это бессмысленно? – тихо спросила Грей. – В тот момент, когда вам могут пригодиться эти навыки, вы, мистер Люпин, будете как раз в роли мишени. Эти знания для вас совершенно бесполезны.
Ремус сжал губы, раздраженно глянув в сторону. Последние ученики разбирали сумки и бежали в сторону леса, откуда уже слышалось рычание, визг девчонок и смех парней.
– Да и потом, кто знает...вдруг элементы боя всплывут в вашей памяти именно в тот момент, когда вы нападете на кого-нибудь? Не хотелось бы, чтобы мои наставления сыграли против моих же учеников. Вы меня понимаете, Люпин? Вижу, что понимаете. В таком случае, дайте пройти, не стойте столбом, – она мягко отстранила его в сторону и зашагала к лесу.
– Вы мне мстите? – выпалил Ремус.
Валери остановилась. Обернулась.
– Что вы сказали?
– Это всё потому что я сломал ваш лук?
Валери недоверчиво усмехнулась, оглядывая его с ног до головы и тут Ремус понял, что его вопрос был ужасно глупым и детским.
– Идите в замок, Люпин, – сказала она наконец. Её улыбка померкла, а лицо вдруг стало холодным и очень злым. – А то простудитесь.
И она ушла, а Ремус остался стоять, один на опустевшей полянке, сжимая в кулаке лямку рюкзака.
Парни всё так же стояли у деревьев, а когда Валери скрылась за деревьями, подошли ближе.
– Не получилось, – Ремус сделал шаг назад и махнул друзьям.
– Лунатик, мы останемся с тобой, – твердо начал было Джеймс, но Ремус прервал его:
– Нет! Она права...вы действительно должны узнать всё это! – он очень надеялся, что Валери это слышит. – А то вдруг мне захочется оторвать кому-нибудь голову? Будете знать, что со мной делать!
Сириус сочувственно поморщился.
– Лунатик, да ладно тебе...
– Нет, я в порядке! Идите. У меня найдутся дела... – он подхватил свою сумку, с досадой швырнул рюкзак Валери в траву. – ...поинтереснее!
– Рем...
– Удачи! – с этими словами Ремус обернулся, в последний раз помахал друзьям, а потом, не оглядываясь, опрометью бросился в сторону замка.
* * *
Вторым уроком у него была транфсигурация, но Ремус был так зол, что у него не было желания сегодня сидеть на уроках. Вместо этого он окопался в библиотеке и пугал бедную мадам Пинс, захлопывая одну книгу за другой и складывая их в колонны. Злость на Валери подействовала на него вдохновляюще и он решил починить треклятый лук, чего бы ему это не стоило. Но, к сожалению, библиотека ничем ему не помогла, даже в запретной секции Ремус не нашел ничего полезного и только когда закрыл пятнадцатый по счету справочник «Травология сегодня», его вдруг осенило, где он может найти помощь.
В кабинете Джекилла как всегда царил хаос – его было хорошо слышно даже из коридора и когда Ремус подошел к двери и уже поднял было руку, чтобы постучать, услышал, как в кабинете что-то оглушительно бабахнуло, раздались крики, а затем – смех и звонкие голоса детей.
Неожиданно по замку прокатился литой гул колокола – оказывается, он просидел в библиотеке дольше, чем думал. Дверь, у которой он стоял, распахнулась и в коридор высыпала гурьба ребятишек. Глаза их возбужденно блестели, волосы у некоторых стояли торчком, ото всех здорово несло горелой одеждой, а одна девочка прямо на ходу пыталась погасить учебником тлеющую косичку.
– ...и не забудьте прочитать на следующий урок о заклинаниях Драконифорс и Лапифорс! – громко напоминал Джекилл, выпроваживая выводок юных магов. – И в следующий раз не берите с собой учебники! Мы будем заниматься на территории замка, так что обойдемся волшебными палочками!
Ученики радостно загомонили, многие оборачивались на ходу и махали профессору рукой:
– До свидания, профессор Джекилл!
– До свидания, сэр!
– Удачи на заклинаниях! – профессор обернулся и заметил наконец гостя. -А, Ремус! Доброе утро! – он достал из кармана платок и снял очки, чтобы протереть их от сажи. Вокруг глаз его остались чистые круги, словно после загара и Ремус с трудом подавил улыбку. – Профессор Грей снова не пустила тебя на занятия в лес?
– Нет! Я...гхм... профессор Грей...она попросила меня...кое-что найти.
Профессор спрятал платок в карман клетчатого жилета и рассеяно вытер о него руки, внимательно глядя на Ремуса, а тот вдруг осознал, как паршиво умеет врать и покраснел.
– Я просто...проходил мимо...да, я пойду наверное.
– Ты не выпьешь со мной чаю? – внезапно спросил Джекилл.
– Ч...чаю? – растерялся Ремус.
– Да, чай, – профессор снова нацепил очки и его глаза сразу стали больше. – Один мой коллега сейчас находится в Южной Америке, нейтрализует одно очень хитрое проклятье в племени шипибо-конибо и между делом присылает мне разные вещицы, вчера вот прислал огромный пакет свежайшего чая. Знаешь, Ремус, это просто удивительный чай! Он производится там же, где и бобы «Бертти-Боттс» – ты никогда не знаешь, какие листья тебе достанутся, поэтому лучше попросить заранее. Вчера, например, мне достался чай со вкусом апельсина и это было довольно приятно, но сегодня утром – подумать только – рыбная требуха! Это было отвратительно, но в то же время невероятно, невероятно любопытно! – не переставая говорить, Джекилл увлек Ремуса за собой в кабинет.Ремус ожидал снова увидеть здесь какую-нибудь полянку, заснеженную гору или развалины старого замка, но сегодня класс выглядел совершенно обычно – если не считать дымящихся стен, запаха гари, едкой дымки, зависшей в воздухе и парочки больших круглых жаровень, стоящих на полу. Стекла книжных стеллажей мокро поблескивали, ловя отблески пламени в жаровнях, на столиках, тумбочках и полках богато сверкали золотом всевозможные магические инструменты и приборы, приятно пахло старыми книгами и деревом, едва слышно гудели чары, удерживающие от падения монументальные колонны толстых книг у стен и вокруг стола.
– Проходи, п-проходи, кха-хка, проходи, – Джекилл протолкался между столом и полками к окну, задев мимоходом какой-то столик. Золотой глобус, куча свитков и хрупкие весы с грохотом и звоном посыпались на пол, добавив ко всеобщему беспорядку облачко пыли.
– Ужасная суета с этими саламандрами, – профессор с силой дернул на себя старые рамы. Окна распахнулись и высунули на улицу темно-красные языки штор, а комната мигом вдохнула полной грудью и выдохнула на свободу весь дым. – После стольких лет всё больше начинаю ценить свои руки, – с улыбкой пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Ремуса. – Волшебная палочка всё больше надоедает.
– Вы сказали саламандрами, сэр?
– Да-да, саламандры, кстати, тоже подарок моего южноамериканского друга. Вот, взгляни, – Джекилл махнул рукой в сторону своего стола. Среди бумажных завалов стояла большая квадратная клетка и тот звук, который Ремус сначала принял за потрескивание дров в жаровнях, оказался возней маленьких оранжевых ящериц в углях и пепле. Ремус улыбнулся, склоняясь над клеткой. Одна из ящериц уставилась на него янтарными глазками и облизнулась. Вместо языка у неё изо рта высунулся огонек, словно внутри у ящерицы была зажженная спичка.
– Эти ещё совсем маленькие, – он скормил рептилии кусочек пергамента ион сгорел у неё во рту, прямо как в костерке.
– Это верно, но стоит посадить эту кроху на жаровню и – пуф! – Джекилл драматично взмахнул палочкой. Тяжеленные пыльные талмуды по алхимии и астролябия прыгнули в ящик, очищая место для чаепития. Темно-красная столешница богато заблестела лакированным покрытием. – ...маленькая ящерица раздувается до размеров теленка и начинает плеваться в тебя огнем. Самое главное – вовремя потушить жаровню, а ученики первым делом бросаются замораживать ящерицу, а потом пугаются, когда она заползает на жаровню, тает и снова загорается. Глиссео, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Ремуса. – Заклинание заморозки. Третий курс.
– О... мы замораживали воду, – заметил Ремус, грея ладони о клетку.
– Вот как!
– На третьем курсе у нас преподавала профессор Литтлкок* и ей было сто лет, так что она следовала указаниям «Методике магических манипуляций» за 1925 год.
– Хм, мадам Литтлкок, помнится, она преподавала ещё у меня. Странная дама, хоть и выдающаяся волшебница... впрочем, одно другому не мешает. Чай! – опомнился Джекилл и бросился к шкафу, в поисках чайника, но едва он открыл дверцы, как вдруг оттуда на него со стоном вывалилась старая гнилая мумия. Ремус подскочил, но Джекилл торопливо захлопнул створки, как-будто прятал что-то крайне непристойное.
– О, я совсем забыл про этого боггарта, – пробормотал он, словно самому себе
Ремус перевел дух, пряча палочку за пазуху, а мумия обиженно застонала откуда-то из недр шкафа.
– Видимо придется действовать по старинке, – и он со вздохом наколдовал роскошный чайный сервиз – тонкие белые чашки и чайник с изображением танцующих гиппогрифов.
– Жаль, что не вы у нас преподавали всё это время, – честно признался Ремус, усаживаясь на свободный от бумаг стул.
Джекилл польщенно заулыбался.
– Ну что же...гхм...кстати, какой ты будешь чай? Зелёный, чёрный? Лучше пожелать заранее, иначе тебе попадется болотная жижа, – он нагнулся и заглянул в ящик стола. -Кажется у меня где-то здесь было печенье, если только пикси до него не...а, вот и оно! – и он выпрямился, держа в одной руке коробок имбирных человечков.
– Сэр, а можно вопрос?.. – Ремус принял у него кружку с коричневым гиппогрифом.
– Почему я решил преподавать в Хогвартсе? – улыбнулся Джекилл, наливая порцию и себе.
– Как вы узнали? – удивился мальчик.
– Ты читал сегодняшний «Пророк», не так ли?
Ремус кивнул. Джекилл покачал головой, бросая в чай кубики сахара.
– Я тоже видел эту заметку. Эта странная журналистка написала, что меня выгнали из Международной Магической Магистратуры и я не нашел ничего лучше, чем устроиться в школу. И вот уже всё утро мои коллеги заваливают меня письмами, – он кивнул на ящик, куда спрятал гору бумаги. -На самом деле мне просто нравится работать с детьми, но, видимо, мисс Скитер это показалось недостаточно интересным. На мой взгляд, на фоне Солсбери и лондонской подземки, «Пророку» как раз не хватает чего-то жизнеутверждающего.
– Они пишут, что поймали сына Сивого, – Ремус покачал в руках чашку. – Может теперь он успокоится и согласится прекратить свои набеги?
– Не думаю, Ремус, – серьезно сказал профессор. – Ты знаешь, как устроена волчья колония? Вожак – отец, а все, кого он покусал – его дети. Пойманный назвался его сыном, но едва ли их связывает кровь. Так что Сивый не пойдет на уступки и скорее всего его «отпрыска» усыпят в первое же полнолуние.
– Это...ужасно, – Ремуса передернуло и он вдруг почувствовал у себя в боку иглу Валери.
– Это верно, – профессор бросил на него проницательный взгляд. – Ну так что же тебя ко мне привело на самом деле? Ни за что не поверю, что ты, староста, решил прогулять урок у профессора Макгонагалл, да ещё и прийти с этим ко мне. На то должна быть веская причина, – он переплел пальцы в замок и положил руки на стол. – И я бы очень хотел её узнать.
Пару секунд Ремус смотрел на него, судорожно придумывая, что сказать...а потом просто открыл сумку и положил на стол бумажный пакет с обломками лука.
– Мне кажется, тебе не стоит этим заниматься, Ремус, – Джекилл отодвинул от себя пакет, выслушав историю Ремуса, разумеется, значительно переделанную.
– Почему не стоит?
– Просто... – профессор качнул головой, явно подбирая нужные слова. – В итоге всё может оказаться не совсем так, как ты себе придумал...понимаешь, о чем я?
Ремусу на ум невольно пришла сцена, которую он лелеял перед сном: он возвращает Валери её лук, целый и невредимый, а она в слезах бросается ему на шею и он узнает, что это был лук её отца и что он для неё – дороже жизни, а потом они долго и горячо целуются, и...
– Я просто хочу загладить вину, – торопливо произнес он. – Мне бы не хотелось, чтобы профессор Грей меня ненавидела. И я думаю ей будет приятно...
Джекилл бросил на него такой проницательный взгляд, что Ремус мгновенно замолчал и насупился.
– Ремус, профессор Грей – твой учитель, – раздельно промолвил Джекилл. Ремус поднял глаза. – Безусловно, ты – взрослый человек и вот-вот покинешь Хогвартс, но сейчас... ты можешь поставить профессора Грей и себя в очень неудобное положение. Понимаешь?
– Сэр, это ведь просто...
– Ремус, ты совершенно не умеешь притворяться, – Джекилл слегка улыбнулся. – И, поверь мне, профессор Грей это тоже заметила.
Смутная ревность кольнула Ремуса в грудь.
– О чем вы говорите?
– Так уж вышло, что я в курсе ваших разногласий. Я знаю, что последние недели профессор Грей не дает тебе присутствовать на занятиях в лесу по понедельникам. Она сказала, что ты очень...остро реагируешь на её запреты.
Это уже не укол, нет. Это полноценный удар в грудь, стоимостью в двадцать баллов.
Она ему рассказала? Вот как?
Они мило поболтали о Ремуса за чашкой чая, а потом пошли спать?
Видимо его мысли отразились у него на лице, потому что профессор быстро добавил:
– Ремус, то, что профессор Грей не пускает тебя на свои уроки, ещё не значит, что она тебя ненавидит, или пытается отомстить за сломанное оружие, – Джекилл добродушно усмехнулся и Ремус снова, как это было в лесу, почувствовал себя глупым ребенком. Насупившись, он отгрыз от имбирного человечка сразу половину. – В ту ночь, когда ты попал в больницу, профессор Грей пыталась тебя спасти.
Он замер с печеньем на полпути ко рту, все так же глядя вниз.
– Она приказала всем своим охотникам ставить волшебные капканы и ни в коем случае не стрелять в волков. Как ты думаешь, почему?
Ремус сидел, не шелохнувшись.
– Профессор Грей очень боялась подстрелить тебя, – вкрадчиво молвил Джекилл, наклонившись к нему. – И сделала это в конце-концов только потому, что это был единственный способ тебя остановить. Иначе ты бы стал жертвой других волков, или убежал вместе с ними в лес и тогда мы бы уже никогда тебя не увидели.
Ремус опустил печенье на тарелку. Кровь стучала у него в ушах.
– Я не просил... я не хочу... я не ребенок...
– Конечно, нет! – Джекилл потер лоб. – Дело не совсем в этом. Хотя отчасти и в этом. Видимо, ты...напоминаешь ей одного человека. Одного очень особенного человека.
– Кого?
Джекилл вздохнул ещё раз, только глубже и печальнее.
– Бо. Бо Билла Грей. Её сына.
Ремус уронил плечи.
Нет.
Нет-нет-нет, Мерлин, только не это!!!
– У профессора Грей...есть ребёнок? – сипло спросил он и не узнал свой голос.
Джекилл покивал.
– Был, был ребёнок. Очень давно. Но это не самая приятная история...да и потом, не думаю, что я вправе рассказывать её.
– Пожалуйста, сэр! – Ремус навалился на стол, чуть не опрокинув чашку и поедая глазами погрустневшего преподавателя. – Расскажите, мне...важно это узнать!
– Да я вижу, что важно, – промолвил Джекилл, глядя на Ремуса чуть ли не с жалостью. – Потому и не могу.
Ремус приложил к груди ладонь и замотал головой.
– Сэр, я...
– Ну ладно-ладно! – Джекилл нервно постучал пальцами по столу. – Только ты сначала должен пообещать, что это навсегда останется между нами.
– Конечно! То есть... я обещаю! Даю слово Годрику Гриффиндору.
Это было страшная студенческая клятва. Джекилл наверняка знал, как она обязывает студента Хогвартса и потому поверил ему.
– Ну это ни к чему, я тебе итак верю. – профессор потер ладонью рот. – Хм. Тогда, пожалуй, начну с самого начала. Чтобы ты понимал всё...
Ремус кивнул.
– Видишь ли, Ремус, я и Валери (ты уж прости, но я буду называть её именно так), знакомы с самого детства. Мы родились и выросли в небольшом городке под названием Уиллоу-Крик. Мой отец был местным целителем и мы жили в большом доме, а родители Валери погибли во время первой волшебной войны и она жила с младшим братом в самом бедном районе нашего города. Так вышло, что кроме неё у меня не было других знакомых моего возраста, так как я рос довольно стеснительным ребенком, а с ней никто не дружил – родители запрещали своим отпрыскам общаться с «детьми Грей». Но, несмотря на своё положение, Валери была очень веселой и храброй. Я учил её магии, так как всё своё детство проводил за книгами, а её некому было учить, в то время как Валери время от времени защищала меня от местных хулиганов. Так мы и подружились. Когда нам исполнилось одиннадцать, нам, как и всем, пришли письма из Хогвартса. Я поехал учиться, а Валери осталась дома, потому что кроме неё некому было позаботиться о брате. Пока я постигал вершины науки, она из года в год тратила волшебный потенциал на то, чтобы зачаровывать грязные тарелки в местном трактире и отбиваться чарами от пьяных мужчин. Ты не представляешь, как больно мне было видеть, как она постепенно превращается в одну из этих несчастных девушек, которых я часто видел в нашем городке: одиноких, обозленных, уставших и растерявших всякую надежду. Каждое лето я уговаривал её бросить эту никчемную работу и поехать со мной в Хогвартс, но она не соглашалась и твердила, что обязана поставить Уильяма на ноги. С годами мне было всё страшнее и страшнее оставлять её в этом городе одну. И вот...как-то раз, зимой, когда я учился на шестом курсе, к ней в трактир явился один человек. Тогда была страшная метель и у Валери не было посетителей – она была совсем одна...
Джекилл осекся, уставившись в свою чашку.
Ремус сначала не понял, почему он прервался, а когда понял, к горлу подкатила тошнота.
– Когда прибежала помощь, этот человек уже исчез, – продолжил Джекилл. – Валери была чуть жива и её сразу же отнесли к моему отцу. Помню, это было под Рождество. Венок из роз на двери, звон инструментов, склянок с зельями и Валери на столе, вся в крови... – он покачал головой. – Я две недели не отходил от её постели, моля все известные силы, чтобы она осталась жива. И она действительно осталась жива, хотя долгое время ни с кем не разговаривала, не ела и истончалась просто на глазах. А спустя какое-то время выяснилось, что у неё... – он сделал глубокий, прерывистый вздох и потер лицо. – ...будет ребенок. Конечно, мы сразу же предложили ей избавиться от него, но она отказалась.
– А что же...тот человек? – выпалил Ремус.
– О, он, больше не появлялся в нашем городе, конечно же, – отмахнулся Джекилл. – И Валери никогда не говорила о нем, кроме тех жутких дней, когда она в бреду цеплялась за жизнь. Даже когда родился Бо... – тут Джекилл устремил задумчивый взгляд в окно. – Я думал, она возненавидит этого ребенка. И многие на её месте возненавидели бы. Но, клянусь Мерлином, Ремус, я никогда ещё не встречал женщины, которая так горячо любила бы своё дитя, как любила его Валери. И особенно сильно это проявилось, когда выяснилось, что мальчик болен ликантропией. А выяснилось это в первый же месяц после его появления на свет.
– Значит тот человек, который напал на неё... был оборотнем?
– Получается так. Во всяком случае это объясняет его агрессивность. И бедный Бо, ни в чем не повинный ребёнок, унаследовал его болезнь. Первое его превращение было самым... страшным, что я когда-либо видел в своей жизни. Страшнее этого была только реакция Валери. Мне казалось, что она сошла с ума. Мы пытались забрать у неё малыша, потому что он мог покусать и её, но она не отдавала его, билась, кричала так, мне пришлось оглушить её, а крошечного, беспомощного младенца связать и лишить голоса, чтобы в городе никто не узнал о происходящем. Мы жили в обществе, обуреваемом страшным религиозным фанатизмом и волшебство творилось в городе исподтишка, за плотно закрытыми дверями. Это была самая страшная ночь в моей жизни. И утром, когда все уже поверили в то, что Бо не выживет, он снова стал человеком и заплакал, требуя еды. Так он стал главной тайной нашей семьи. Здоровье Бо оказалось достаточно крепким для трансформаций, единственный, для кого они стали настоящим испытанием, была сама Валери. Для любой матери – страшное испытание – видеть как страдает её ребенок. Я думаю, ты понимаешь, о чем я.
Ремус промолчал. Нет, он не понимал.
Но Джекиллу об этом знать не обязательно.
– А как же вы? – спросил он. – Ведь он мог покусать и вас?
– О, я был вне опасности, – Джекилл слабо махнул рукой. – На тот момент у меня было...средство защиты.
– И что было дальше? – нетерпеливо перебил Ремус. – Что же случилось с Бо?
Джекилл навел палочку на чайник и из носика снова вырвалась струйка пара.
– Я уже сказал тебе: мы жили в непростом обществе. Появление незаконнорожденного ребенка и без того вызвало осуждение. Валери превратилась в объект сплетен и насмешек, а детям запрещали общаться с Бо. Но это было ещё терпимо. Мы собирались уехать из Уиллоу-Крик и перебраться в какую-нибудь волшебную деревушку, однако нам это не удалось. Одна из городских патронесс увидела, как Бо ест сырое мясо.
Что-то колыхнулось у Ремуса в памяти, но он отмахнулся, во все глаза глядя на доктора Джекилла.
– Слухи распространились очень быстро. За домом Валери установилась слежка. А потом, в одно полнолуние в дом ворвались люди, – Джекилл прижимал кулак к губам, устремив рассеянный взгляд в прошлое. – Они атаковали нас, связали Валери и у неё на глазах сожгли мальчика заживо, – Джекилл зажмурился и покачал головой. – А мы все ничего не могли поделать, потому что собралось полгорода и все они были маглами, – Ремусу начало казаться, что он оправдывается и не совсем перед ним. – Сотня маглов-свидетелей, ты сам понимаешь, чем это грозило... мы были...у нас во всех смыслах были связаны руки. Бо умер, так и не вернувшись в человеческое сознание. Валери как-будто сошла с ума, – профессор покачал головой. – Я даже не хочу говорить тебе, что она сделала. После этого она... она как-будто прошла через поцелуй дементора: перестала есть, спать и только сидела на постели, исхудавшая, безучастная ко всему и говорила что-то о Трансильвании.
Ремус боялся пошевелиться. Ему казалось, что он сам сидит не в кабинете защиты от темных сил, а видит перед собой полубезумную девушку с горящими глазами, сидящую на разобранной постели в одной ночной сорочке.
– Потом, когда срок её домашнего ареста закончился, она уехала. Не сказав ни слова – собрала вещи и уехала в Румынию, как раз в то время, когда там бушевали первые бунты колоний. Мне она не писала и о том, что происходит, я узнавал из газет. А потом, спустя пять лет после её побега, в наш старый город вдруг ворвалась банда оборотней под предводительством самого Сивого. И....скажем так, это был Солсбери десятилетней давности, только тогда в живых не оставили никого. Я понял, кто натравил их. Честно говоря, сначала я думал, что Валери разыскивала того человека, а в итоге оказалось, что она вынашивала план мести и с её подачи организация заключила с оборотнями сделку – один город в обмен на покой всех других городов. И, наверное, последующих нападений в самом деле удалось бы избежать, если бы Министерство не устроило облаву на колонию Сивого и не нарушило тем самым договор. Оборотни обвинили волшебников в предательстве и с того момента и до сегодняшнего дня опустошают города графства один за другим. И, по сути, вся эта кровавая резня началась со смерти невинного ребёнка. А точнее, с животной несдержанности, грязи и похоти одного-единственного человека.
Джекилл замолчал. Над столом повисла тишина.
Чай совсем остыл, но он совершенно забыл о нем.
– А что стало с её братом? – сипло спросил Ремус. – Он жив?
– О, я не сказал? Уильям сбежал из дому вместе с табором вампиров, через месяц после того, как с Валери произошло это несчастье. Возможно, он всё ещё жив, но Валери никогда не говорит о нём.
Ремус уставился в свою чашку.
В голове его как-будто побывал торнадо.
– Выходит, профессор Грей видит во мне...своего погибшего сына? И ненавидит за это?
– Ремус, я уже сказал, она не ненавидит тебя. Просто... – он поморщился. – Всё это очень запутанно и болезненно. Вы удивительно похожи, ты и Бо. Оба стали жертвами этой болезни случайно, оба (ты уж меня прости) превратились в изгоев, к тому же, вы родились примерно в одно и то же время и сейчас были бы сверстниками. Да и внешнее сходство, если честно, тоже присутствует. Возможно, она считает, что ты в какой-то степени...
– ...занял его место? – угрюмо спросил Ремус. На него вдруг накатила необъяснимая жуть.
Джекилл кивнул.
– Поэтому я и сказал, что тебе не стоит браться за починку этого лука, – Джекилл снова тронул пакет. Ремус вздрогнул, когда хрустнула оберточная бумага – он уже и забыл про цель своего визита. – Это лук был вырезан из орешника, который вырос над могилой Бо. Когда волшебник или волшебница умирают, энергия не уходит в никуда...кажется об этом писал какой-то магловский учёный. Если волшебная сущность не воплощается в призраке или полтергейсте, тогда её впитывают находящиеся поблизости живые существа – животные или деревья. Может поэтому у маглов и существует так много страшных историй о кладбищах, – добавил он с улыбкой. – Для профессора Грей этот лук имел большое значение, потому что связывал её с Бо, теперь это просто кусок дерева. Волшебная природа, которую он впитал, вышла из него в момент слома и ты никак не вернешь её обратно.
– Но ведь я виноват... неужели я ничего не могу...
– Самое лучшее – просто забыть обо всем этом.
Ремус насупился, но спорить не стал.
У него возникла идея получше.
* * *
– Побольше усердия, мистер Петтигрю!
Шел урок трансфигурации. Сегодня проходили трансфигурацию конечностей. Тема была достаточно сложная и класс справлялся со скрипом, в то время как Джеймсу и Сириусу задание далось в легкую. В отличие от Питера.
Он поднял голову, когда Макгонагалл остановилась возле их парты. Питер разволновался, покраснел, когда к нему повернулись головы остальных студентов и снова поднял палочку. Наблюдая за его попытками, Сириус рассеяно почесал себя за ухом когтистой лапой, а Джеймс, взглянув на секунду, снова опустил голову и принялся разрисовывать своё копыто маленькими молниями, снитчами и другими, довольно неприличными рисунками.
У Питера так ничего и не вышло. Его рука, которая, по идее должна была превратиться в большую крысиную лапу, поросла редкими волосами, но они мгновенно осыпались, едва он убрал палочку.
Макгонагалл поджала губы и покачала головой, что могло означать только одно: дополнительно тренироваться дома. Лапа Бродяги, когтистая, поросшая шелковистой черной шерстью удостоилась одобрительного кивка.
– А это что такое, мистер Поттер? – поинтересовалась она, указав сухощавой узкой ладонью на его копыто. Джеймс поспешно попытался прикрыть рукой свои художества. – Вам, кажется, было велено превратить предплечье, кисть и пальцы в лапу крупного хищника. А это...
– Творческий подход, профессор, – он поправил очки.
Макгонагалл только головой покачала, кажется, с трудом смиряясь с его неслыханным бунтарством и прошла мимо, а Джеймс, ухмыляясь, вернулся к рисункам.
– Мисс Малфой, чего вы ждете? Раз-два-три, Brachiо Formamentum!
Джеймс поморщился от чересчур громкого голоса.
Голова всё ещё раскалывалась после вчерашнего огневиски, к тому же ночью ему приснился красочный и развернутый эротический сон, в котором главными героями выступали Лили Эванс и Эдгар Боунс, так что Джеймс проснулся слегка очумевшим и даже прогулка по лесу и встреча с десятком боггартов-волков не прочистила ему голову...
– Ты чего, Хвост? – зашипел он, когда Макгонагалл отошла к слизеринцам.
– Ничего, – проворчал Питер. – Я не могу... когда все смотрят... – он нервно оглянулся.
– Ты же не в сортире, Хвост, – лениво проговорил Сириус, сжимая и разжимая мохнатый кулак. – Смотри, это просто, – он навел палочку на свою руку – шерсть медленно осыпалась, пальцы удлинились, когти втянулись – и вот, его рука стала прежней. Ещё один взмах – и снова пальцы стянулись, а когти, наоборот, вытянулись и всё это захлестнула шерсть.
– Прекрасно, мистер Блэк. Пять очков Гриффндору, – оказывается Макгонагалл тоже наблюдала за его манипуляциями. – Мистер Петтигрю, вы бы смотрели внимательнее.
Их одноклассники захлопали, даже близнецы. Сириус польщено улыбнулся, Питер наоборот, насупился и смотрел на его руку так, словно мечтал её оторвать.
– Выпендрился? – спокойно поинтересовался Джеймс, когда все снова занялись чарами.
Сириус перестал улыбаться.
– Да, именно так.
Джеймс покивал.
– Хороший мальчик**. Напомни, чтобы я купил тебе собачьих галетов в Хогсмиде. Потому что в качестве собаки ты нравишься мне гораздо больше.
– Понимаю, мой рогатый друг, – и Сириус похлопал его когтистой лапой по плечу. – Я тоже себе нравлюсь.
– Иди нахер, – рассеяно отозвался Джеймс, дернув плечом и быстро завертел копытом, так, что его рисунок ожил и можно было подумать, что чернильный снитч летит по чернильным облакам.
По замку прокатился гул колокола.
Класс зашумел, принялся отодвигать скамьи, как всегда образовал у двери пробку и высосался в коридор.
Как Джеймс ни старался выйти последним, на выходе столкнулся именно с Лили и когда она выходила, его лицо случайно щекотнул её локон.
Что-то внутри дрогнуло, но Джеймс поспешно прокрутил в голове свой сон и то, что дрогнуло, немедленно скончалось в муках.
Бродягу зачем-то зацепила Макгонагалл и они дожидались его в коридоре.
Джеймс запрыгнул на подоконник и попытался краем мантии счистить с уже человеческой руки чернильные пятна, а мимо прошли близнецы со своим новеньким приемником и за ними шлейфом протянулась песенка Джерри Льюиса «Забирай её».
Какая жестокая ирония.
Дверь кабинета хлопнула и в коридор вышел помрачневший Бродяга.
– Ну, чего она от тебя хотела?
– Ребёнка, – мрачно отозвался Сириус и потер шею, но зашипел от боли и раздраженно превратил свою лапу в руку.
– А серьезно?
– Серьезно. Дежурная проверка: не собираюсь ли я наложить на себя лапы от счастья. Спрашивала, как себя чувствует Блэйк и мой будущий ребёнок. Спрашивала, почему их обоих нет на уроках. Чёрт возьми, – Сириус потрогал шею. – Кровь.
После трансфигурации они отправились на обед, но Ремус не объявился и там.
К тому моменту, как они спустилисьв подземелье, у кабинета зельеварения уже толпился весь класс, но Лунатика не было и там. Джеймс даже начал волноваться – мало ли, что там взбрело бедному влюбленному после такой оплеухи, какую отвесила ему Валери, но подумать об этом ему не дали. Едва они появились в коридоре, подземелье огласил громкий голос:
– Джеймс! Эй, Джеймс!
– Тревога, Сохатый, – пробормотал Сириус и первым обернулся. – Мэри! Привет, дорогая! Я уже соскучился, где же ты была?
– Угу, привет, – присовокупил Джеймс, нехотя поворачиваясь к девушке.
Он видел, что Мэри просто распирает от желания поговорить о вчерашнем, на самом деле он ждал этого разговора и боялся его, но от необходимости посыпать голову пеплом его спас Бродяга:
– Ну так что, Мэри? Как проходит ваша женская практика в Крыле? Вы там не скучаете без нас?
– Всё...в порядке... – слегка растерялась Мэри, посмотрела на Джеймса и вдохнула, чтобы задать страшный вопрос, но Сириус не отставал.
– Это правда, что вы сейчас занимаетесь осмотром учеников? Мне бы хотелось попасть в ваши руки... – он как бы невзначай взял обе её ладони и поцеловал одну из них. – ... ох, эти нежные руки. С удовольствием провел бы в них пару дней. Как это можно устроить?
Она озадаченно посмотрела на него, осторожно отняла руки, но все равно выдавила из себя улыбку.
– Я...не знаю. Попробуй съесть яйца докси или сломать ногу. Джеймс, мы можем поговорить?
Джеймс сделал вид, что всецело поглощен гонкой двух капель по стене. Какая же придет первой, какая, какая, какая...
Сириус кашлянул.
– А? – он картинно вздрогнул и повернулся к Мэри. – А, поговорить? Да, м-м...конечно. Почему бы и нет? Я люблю... поговорить.
Она взяла его за руку (?!) и повела в сторону от класса. Джеймс на ходу обернулся на Сириуса. Тот беспомощно пожал плечам, улыбнулся и помахал ему так, словно он был тонущем кораблем.
Как назло, она привела его на боковую лестницу, ведущую, как он знал, в комнаты Слизерина. Там их никто не мог заметить, может поэтому лестница и была любимым убежищем всех школьных парочек...
Мэри вдруг круто развернулась и Джеймс едва успел остановиться, чтобы не врезаться в неё.
– Джеймс, я хотела спросить у тебя, может пойдем в Хогсмид на выходных? – с ходу спросила она.
Джеймс уставился на неё.
– В Хогсмид. – тупо повторил он.
– Ну да, вместе, – жизнерадостно кивнула она. – Погуляем... посмотрим там... что-нибудь.
Джеймс шумно вздохнул и взъерошил волосы, исподлобья поглядывая на светящуюся надеждой Мэри. Вроде бы симпатичная, славная девчонка, играет в квиддич, влюблена в него всю жизнь,а ничего не загорается у него внутри и ничего он не чувствует... кроме жалости.
– Может в другой раз? – тоскливо спросил он.
– В следующие выходные?
– Нет, Мэри. В другой раз.
Пару секунд она недоуменно хлопала ресницами, как вдруг в карих глазах мелькнуло понимание и её плечи медленно опустились.
– О... – Мэри ещё пару раз взмахнула ресницами, а потом вдруг натужно кивнула и отвернулась, глядя куда-то в сторону. – Понятно...в другой раз, – она попыталась улыбнуться, но у неё вдруг задрожали губы.
Надо сказать, это вообще очень страшно, когда у девчонок вдруг начинают дрожать губы. Потому Джеймс переполошился.
– Мэри, слушай... Мэри, ну не надо, – он шагнул к ней, – Ты очень классная и не только как охотница, ты для меня... то есть... мы друзья и ты нравишься мне, честно, но... по-дружески, понимаешь? Я не хотел тебя обидеть вчера...просто я так напился... и вот... с дуру. Прости меня.
Мэри заплакала.
– Мэри, ну я правда не хотел! Ты была рядом и я... этого больше не повториться, я обещаю!
– Ты... просто редчайшая задница, П-Поттер! – вдруг выпалила она. – М-между п-прочим, я с десяти лет...с десяти... – она вытаращилась на него глазами перепуганного енота – маленькие, темные, все в черных разводах.
– Что? – спросил Джеймс.
– Люблю...вот что! – она топнула ногой и разревелась пуще прежнего.
– Мэри...ну я же не виноват в этом.
Нет, не то!
– Мэри, прости меня, я полный идиот.
Да, так лучше.
А она всё равно плакала как ненормальная.
Осталось только одно.
Джеймс горько вздохнул, шагнул ближе и обнял её.
Макдональд сразу перестала всхлипывать. Да, в какой-то степени объятия – это тоже магия. Но все равно странно как-то и неправильно – обнимать не Лили...
Стоп. Нельзя. Об этом нельзя.
– Ну что ты? – он неловко погладил девушку по гладким, темным волосам. – Ещё сердишься?
Мэри помотала головой.
В порыве вдохновения, Джеймс поцеловал её в макушку.
– Я не хочу тебя обижать, понимаешь? Ты правда классная девчонка, и...
Где-то рядом громко шлепнулась на пол книга.
Джеймс поднял глаза и осекся.
В каких-то жалких пяти футах от них стояла Лили и возилась со своей сумкой. Этот дурацкий замок на длинном ремешке, с которым Джеймс провозился не одну перемену, снова расстегнулся, ремешок отстегнулся от сумки и всё её содержимое высыпалось на пол. И вот теперь она пыталась его застегнуть, придерживая сумку коленом. Огромная грива темно-рыжих локонов свесилась ей на лицо, длинные тонкие пальцы дергали замок, а рукава мантии немного соскользнули, показав костлявые, хрупкие запястья, которые Джеймс так часто целовал.
Словно почувствовав его взгляд, Лили подняла голову.
Сердце Джеймса сделало скачок, когда они посмотрели друг другу в глаза, а потом Лили увидела Мэри, моргнула так, словно ей в глаза попал песок, поспешно подхватила свои вещи и скрылась в подземелье. Смерив Джеймса испепеляющим взглядом, Алиса закинула сумку на плечо и бросилась догонять подругу, а Джеймс совершенно забыл о том, где находится и с кем, о чем он говорил и что хотел сказать. Все его органы чувств отключились, осталось только зрение, которым он жадно впитывал появившееся в подземелье солнце.
...рыжие волосы рассыпаются по ярко-зеленой траве, белое платье задрано, парень целует голый живот девушки, собирая с него ягоды, её ноги раскрываются, словно крылья бабочки, два тела двигаются в синхронном ритме, девушка стонет: «Э-эд, да-а...
Всё вернулось на свои места.
И тут Мэри вдруг с силой пихнула его в грудь.
– Ты... ты... – глаза её полыхали от злости.
Он понял, что всё это время она за ним следила.
– Мэри, да я не... я не специально, клянусь! – Джеймс попытался поймать её за руку, но не успел. Сердито утирая лицо, Мэри отошла на несколько шагов, потом обернулась так, что волосы хлестнули её по лицу, хотела было сказать что-то, судя по её лицу – что-то очень обидное, но потом просто развернулась на каблуках и ушла, качая головой.
– Женщины, – буркнул Джеймс и взъерошил волосы.
– Сколько ты ещё будешь киснуть, Сохатый? – тихо поинтересовался Сириус, когда пришел Слизнорт, впустил класс в кабинет и все расселись по местам. – Пока ты миловался с Мэк, одна птичка шепнула мне, что твоя принцесса всё утро плакала в туалете. Иди помирись с ней.
– «Она хотела с кем-то играть и с кем-то лежать, а я хотел любви»* * *... – тихо пропел Джеймс и покачал головой. – Лучше отвяжись, Бродяга.
В этот момент дверь распахнулась. В класс заглянул запыхавшийся, странно серьезный Ремус, торопливо кивнул Слизнорту, высмотрел их и шлепнулся на скамью рядом с Сириусом.
– Где ты был? – прошептал Джеймс, потому что урок уже начался.
Ремус махнул рукой, пытаясь восстановить дыхание, а когда восстановил, выдохнул:
– Потом расскажу. Мы идем к Хагриду сегодня ночью.
* * *
Он её бросил.
Поттер оставил Лили, хвала небесам!
Эта новость за день успела облететь пол школы и вызвала кучу пересудов, но для Северуса она не стала неожиданностью. Он знал, что это произойдет. Черт возьми, он знал и предупреждал её, говорил не один раз, что так и будет, что Поттеру только одного и надо... но она не слушала его. И вот, теперь так и вышло.
Но она не бросилась к нему, как он ожидал, не попыталась найти утешения в старом друге.
Он пытался поговорить с ней весь день, потому что чувствовал – ей тоже это нужно, но она как-будто специально избегала его. Более того, она как-будто вовсе не переживала, он сам видел, как она улыбалась за обедом, болтая с этой тупоголовой Вуд, как после ужина сидела в библиотеке и как ни в чем ни бывало делала домашнее задание по зельеварению. В конце-концов он не вытерпел и подошел к ней.
Все слова, которые он хотел ей сказать так складно и правильно звучали у него в голове, но в итоге, когда надо было высказать их вслух, он запутался и запаниковал.
А Лили смотрела на него с растущим удивлением и когда он в конец потерял мысль, коротко спросила:
– Северус, что ты хотел?
Он понял, что она вот-вот уйдет и он решил пойти напролом.
– Я думал... ты...
– Что – я?
– Одумалась, – честно сказал он.
– Одумалась? – удивилась Лили.
– Ведь...всё случилось так, как я тебе говорил. Он... он бросил тебя.
Лили усмехнулась, захлопнула тяжеленную книгу, из которой переписывала главу и собрала вещи.
– Да, Северус. Ты был совершенно прав. Поздравляю, – она забросила сумку на плечо и прошла мимо него к выходу. Он поспешил следом.
– Лил, подожди! Ты не поняла! Я не хотел тебя обидеть, просто я подумал, что... если тебе захочется поговорить...
Она резко развернулась и он остановился.
Зеленые глаза безжалостно сверкали, губы были плотно сжат, но даже сердясь она оставалась.... невозможно красивой.
– Мне не хочется говорить. Тем более с тобой, – её голос зазвенел. – Тем более о Джеймсе. И оставь меня в покое. Не ходи за мной! – с этими словами она вышла из библиотеки и все его надежды на восстановление отношений рухнули...
– Снейп! Снейп, ты слышишь меня?
– Слышу, – процедил Северус, отвлекаясь от тягостных мыслей. Они с Эйвери стояли перед зеленым карточным столом в Малой комнате Клуба. Сегодня было пятнадцатое октября, середина месяца и по старой традиции именно сегодня должна была состояться вторая партия в вист. В ожидании главной игры мальчики решили поиграть в покер, чтобы «размяться» и банк составлял уже, ни много-ни мало, две тысячи галлеонов. Вокруг стола собралась заинтересованная публика, вокруг то и дело сновали эльфы с подносами.
– Ты где вообще? Я говорил о том, что Люциус сегодня не будет присутствовать на собрании.
– Это я слышал.
Эйвери хмыкнул. В честь важного события он одел свою вычурную парадную мантию с торчащим воротником, что в совокупности с длинными волнистыми волосами и дурацкой привычкой подкрашивать глаза, делало его похожим на вампира.
– А ты как, Блэк? – Генри сжал плечо Регулуса, стоящего с ними и тот вздрогнул. – Не сердишься, что Северус отбил у тебя... приз?
Северус чуть крепче сжал бокал.
Регулус покачал головой. Казалось, его тошнит.
– Интересно только, как скоро мистер Снейп порадует нас выполнением обещания?
– Я вышлю тебе приглашение, – промолвил Северус, ввинчиваясь в глупые, прозрачные глаза Эйвери.
Тот недоверчиво прищурился, но улыбнулся и снова повернулся к Регулусу.
– Готов к следующему этапу?
Мальчик позеленел и поскорее поднес к губам стакан с огневиски.
– Нет, – наконец выдавил он. – Катон сказал, что мне ещё не прислали приглашение.
– Ну ничего, не переживай. Если в этом не прислали приглашение, значит в следующем месяце пришлют точно. Лорд заинтересован в таких людях как ты. Три Непростительных заклинания. Три этапа. Простая клятва верности. И Метка твоя, – он хлопнул его по плечу.
Регулус кивнул. Северус заметил, что его рука со стаканом дрожит.
– Прошу всех открыться, – громко позвал Яксли, выполняющий роль дилера. Он, похоже, уже был слегка навеселе. Ничего удивительного. Он, в числе немногих, первые два этапа прошел ещё летом. Теперь ему оставалось самое сложное и самое страшное.
Северус быстро осмотрел новичков этого месяца. Трое мальчиков были бледнее остальных и улыбались всем подряд. Те, кто как и Регулус, прошли первый этап, молчали так, словно у них болели зубы. А остальные либо молча надирались в темном углу, либо сейчас просаживали за столом сумасшедшие деньги.
– О, посмотри-ка, – презрительно молвил Эйвери, подведя его к изумрудной занавеси, которая отделяла Малую комнату от Большой и указал куда-то рукой с боклом. – Опять приперся этот жирдяй. Мерлин, какое жалкое зрелище...
Северус посмотрел туда, куда он указывал. В одном из больших кожаных кресел у камина сидел Катон, закинув ногу на ногу, а напротив него восседал прихвостень Поттера, Хвост или как там его, Питер Петтигрю, собственной персоной.
– Какого черта этот грязнокровка тут вынюхивает? – процедил Эйвери, разглядывая их и кривя губы. – Мы рискуем, принимая его здесь!
– Люциус считает, что он окажется полезным. Иметь своего человека в кругах противника всегда полезно.
-Что он может? Ты только посмотри на него! Если он кому-нибудь расскажет...
– Не расскажет, – спокойно ответил Северус, следя за Петтигрю чуть прищуренными глазами.
– Откуда такая уверенность, Снейп?
– Этот мальчишка всю жизнь сидит в тени Поттера и Блэка. За возможность вылезти оттуда он душу продаст. Пообещай ему эту возможность сейчас и он выложит Поттера и Блэка на блюдечке.
– Какое мне дело до этих идиотов? – презрительно поморщился Эйвери.
– Поттер видел, как Нотт убил мракоборца в поезде. Кто даст гарантию, что он не видел и тебя, ведь вы были там... вместе?
Румянец сошел с лица Эйвери.
– А ты откуда...
– Это наша работа, Эйвери. Знать то, что другим знать нельзя.
Эйвери чуть прищурился.
– С чего ты взял, что этот Петтигрю выдаст Поттера?
– Пойдем, – Северус кивком головы позвал его за собой и они направились к креслам. – Убедишься сам.
– ... и что тебя к нам привело сегодня? – вкрадчиво, ласково спросил Нотт. – Что-то произошло?
Петтигрю сидел в кресле. Руки его лежали на подлокотниках, он сжимал кулаки, маленькие глазки его поблескивали от злых слёз. Он плакал, но плакал так, как плачут маленькие дети, которых не пускают на улицу в дождливый день – зло, капризно. Вид его опухшего лица в потеках слез и соплей вызвал у Северуса жгучую неприязнь.
– Надоело, – выдавил Петтигрю. – Надоело, что они вечно прохаживаются по мне, вечно издеваются, я для них пустое место, они самоутверждаются за мой счет, а я что, не человек?! Я никто?
– Конечно, ты человек! – Катон жестом подозвал эльфа, который разносил по залу напитки.
– А сегодня... это огневиски? – Петтигрю вытер нос. – Это же запрещено...
– Здесь всё можно. Слышал о территории в море, на которую не распространяется ни один закон? Наше заведение что-то вроде этого.
– Сегодня в лесу я испугался, когда на меня вдруг бросился б-боггарт, я испугался и упал. А они смеялись! Они ржали надо мной! И Сириус... вы знаете, что он говорит о Блэйк? А он ведь знает... знает, как я к ней...
– Ну-ну, спокойно... выпей, тебе станет легче.
Он послушно выпил, но закашлялся.
– И п-потом на трансфигурации... да, я может не т-так умён, как нек-некоторые, но я не п-позволю издеваться над собой. Я... я хочу стать как вы. Я хочу стать сильным. И послать всех куда подальше...
– Конечно. Потому что ты особенный, Питер. Ты правда особенный, иначе, поверь мне, тебя бы не то, что не пустили сюда, тебя бы лишили памяти за то, что ты видел это место. У тебя есть талант, странно, что твои друзья этого не замечают.
– Они следят за вами! Они подозревают, что здесь... что вы здесь чем-то занимаетесь.
– Серьезно? – вкрадчиво поинтересовался Катон. Глаза его так и вспыхнули. – Что же, ничего удивительного. Видимо Поттер просто не может перенести тот факт, что в этой школе есть по-настоящему сильная и крутая компания, куда его никогда не примут. В отличие от тебя.
Петтигрю просиял.
– Скажи честно, Питер, тебе бы хотелось общаться с ним и Блэком после школы?
– Нет! – выпалил мальчик. – Я итак жду-недождусь выпускного, я просто не вынесу, если...
– Вот именно. А ты ведь так талантлив. Ты анимаг. Мне кажется, тебе пора пробивать свой собственный путь в жизни и если хочешь, я тебе в этом помогу. И не только я. Мы все здесь – как одна семья, не правда ли, Северус?
– Несомненно.
Питер шумно вытер нос рукавом.
– Как мне его пробивать? – гнусаво спросил он. – Этот путь?
– Ну... для начала стать полноценным членом нашего клуба, а не просто гостем. Заслужить уважение остальных.
– Как мне это сделать?
Северус переглянулся с Эйвери.
К его большому удивлению, Нотт ответил:
– Тебе придется пройти испытание.
Северус удивленно уставился на Катона, Эйвери и вовсе подавился огневиски.
– Какое испытание? – пролепетал Петтигрю, сжимая подлокотники кресла и оглянулся на них с Эйвери. – Мне никто не говорил про испытание, мне говорили просто выучить фразу на латыни и сказать портрету...
– Катон, одумайся, что ты делаешь! – закричал Эйвери.
– Успокойся, – с улыбкой надавил Нотт, но тон его значил: если не угомонишься, я тебя вышвырну вон. – Всё очень просто, Питер. Ты сыграешь в вист с нами сегодня и если проиграешь – тебе придется выполнить... – он небрежно взмахнул рукой. – ... серию небольших заданий. Это пропуск в наш клуб. В других школах заставляют пролететь голым на метле или съесть навоз гиппогрифа, но мы более утончены и наши задания куда интереснее.
– Ух ты... а... это не очень сложно?
– Проще простого.
– Ну тогда... наверное я согласен? – Питер неуверенно посмотрел на Северуса, как единственного своего знакомого здесь.
Северус вспомнил, как жадно блестели эти крысиные глаза, когда Поттер и Блэк мучали его и ему вдруг очень захотелось, чтобы Петтигрю сыграл в сегодняшний вист и проиграл...
– Отлично, – Нотт поставил стакан на поднос домового эльфа. – Руквуд! Подойди к нам.
К ним подошел парень с большим блокнотом.
– Внеси-ка ещё одного участника в нашу сегодняшнюю игру. Питер Петтигрю, седьмой курс, Гриффиндор.
– Но... – парень растерянно посмотрел на Питера.
– Я знаю, это не совсем по правилам. Он от меня.
– Катон, ты отдаешь себе отчет?! Ты... пускаешь его за наш стол... во второй же вечер? – Эйвери говорил таким тоном, словно Питера тут не было и указывал на него так, будто Петтигрю был кучей дерьма.
– Молодой волшебник хочет доказать свою преданность нам, – медленно проговорил Нотт, поворачиваясь к нему. – Не вижу повода ему отказать!
– Я – постоянный член клуба вот уже два года! Я бываю на каждом собрании! Ты обязан был отдать свободное место мне!
– Генри, мы потом поговорим.
– Нет, мы поговорим сейчас. Почему ты не позволяешь мне участвовать, а ему...
– Генри, я сказал тебе: мы поговорим позже!
– Вот так, значит, да? – Эйвери лихорадочно улыбнулся. От злости у него на глазах выступили слезы. – Так, Като?
– Да, так.
– Хорошо, – он становился всё злее и злее. – Отлично! Если ему можно... – он залпом выпил остатки виски. – Значит можно и мне!
Нотт приподнялся, лицо его загорелось беспокойством.
– Что ты задумал?
– Стой, Руквуд! – Генри обнял секретаря клуба за плечи, удерживая. – Подожди! Дай-ка мне эту штуку... – он выхватил у него перо.
– Генри, не... не смей! Что ты делаешь?!
– Вот так! – Эйвери поставил размашистую роспись в блокноте и торжествующе взглянул на Катона, хотя вид у него было такой, словно он вызвался добровольцем в ряды смертников. – Всем счастливой игры! – Эйвери послал Катону и Питеру страстный воздушный поцелуй, залпом допил огневиски и, грохнув стакан на столик рядом с креслом Нотта, поспешил скрыться в толпе разговаривающих мальчиков.
Катон медленно осел обратно в кресло.
– Что такое? – непонимающе спросил Питер. – Что случилось? Я что-то не то...
– Нет-нет... – рассеянно отозвался Нотт, силясь оторвать взгляд от Эйвери. – Итак... – он чуть ослабил галстук, потому что голос его вдруг сел. – На чем мы остановились...
– Вы говорили про испытания...
– Ах да... ну, условия ты узнаешь позже, если ты, конечно, готов получить первое задание...
Петтигрю, не раздумывая, кивнул.
– Но, прежде всего мы должны убедиться, что твои друзья нам не помешают, тебе не помешают. Зависть – страшная сила. Ты сказал они следят за нами?
– Да.
Нотт цокнул языком, взглянув на Северуса.
– Как низко. Ну и... как им это удается?
– У них есть... одна вещь... – промямлил Петтигрю, глядя себе под ноги. Похоже он вдруг понял, какую цену придется заплатить за членство в клубе.
Предательство.
– И что это за вещь? – голос Нотта был чуть громче шепота.
Петтигрю поморгал, а потом сказал:
– Карта. У них есть Карта.
____________________________________________________________
Литтлкок* – Little Cock – маленький член;
Хороший мальчик** – Good Boy! – имеется в виду распространенная похвала по-отношению к собаке;
* * * – строчка из песни Jerry Lee Lewis – You Can Have Her
http://maria-ch.tumblr.com/post/49535996998