Сознание возвращалось к Ремусу медленно и мучительно.
Всё тело ломило, болото бредового кошмара всё плескалось вокруг, не давая очнуться. Пару раз ему показалось, что он проснулся, но и в этом он не был уверен, так как пошевелиться не мог и ему все снился и снился сон, в котором он сидел на полу в каком-то грязном месте, привязанный спиной к какому-то гигантскому столбу.
Первое, что он почувствовал, когда окончательно пришел в себя – это жажда. Отчаянная, настойчивая, она не дала ему снова провалиться в болото и привела в чувство, обжигающе разлепив ссохшееся горло. Ремус с хрипом вдохнул воздух, закашлялся, открыл глаза и вдруг увидел прямо перед собой жестяную кружку с водой.
Даже не взглянув на того, кто её держал, Ремус засипел и припал к воде. Он пил жадно, взахлеб, зажмурившись и обливаясь, но остановиться не мог. Это была самая восхитительная и прекрасная вода в его жизни.
– Вот так... давай, давай, возвращайся к жизни, – проговорил чей-то мягкий голос, а затем кружка поплыла вверх. Ремус издал хлюпающий звук, высасывая из неё последние капли и поднял голову.
Перед ним в земляном полумраке сидела на корточках темноволосая женщина в мешковатом рыбацком свитере и ещё чем-то черном. Узкое бледное лицо, большие, немного безумные глаза. Валери прижимала палец к губам и смотрела на Ремуса пристально и страшно.
Впрочем, в предостережении не было нужды, Ремусу и в голову бы не пришло кричать, да сейчас он и не смог бы.
Валери опустила руку и криво усмехнулась.
– Очнулся? – громко и бодро поинтересовалась она, отставляя кружку. – Долго же ты отсутствовал. Целых два дня дремал. Мы уже решили, что всё. Видимо Лука перестарался, надо бы сказать ему, чтобы в следующий раз был нежнее с нашими гостями.
Она исчезла из поля зрения и Ремус услышал, как зашуршало лезвие ножа.
– Где... я? – прошептал он и повел затекшими плечами. Спину ломило, руки затекли, равно как и ноги. Мерлинова борода, он и в самом деле был привязан к столбу! Он немного огляделся, но не увидел ничего, кроме темного брезента вокруг. Вещи куда-то пропали.
– Ты-то? – Валери разрезала путы на его веревках, лезвие шуршало все быстрее, но движения и боли Ремус не почувствовал -так онемели руки. Странно, что она не воспользовалась палочкой. – Ты в колонии Фенрира Сивого, мальчик. Разве не её ты искал в лесу, когда тебя нашла наша охрана? – она вдруг с силой хлопнула его по плечам и довольно чувствительно приложила об столб, дернув к себе. – ...верно я говорю, волчонок?
Сердце провалилось в желудок – даже в таком полуразрушенном состоянии Ремус не мог спокойно выносить её близость. Ногти больно впились ему в кожу даже через куртку. Конечно, она зла на него. Он ослушался, сунулся в самое пекло, и похоже опалил усы. Но он, может, тоже зол за то, что она оглушила его тогда во дворике, поэтому ответил коротко и сухо:
– Да.
– Славно! – она хлопнула его ещё раз. – Значит тебе известно, кто такой Сивый и ты не будешь сильно удивлен.
С этими словами она рванула последний узел, веревки упали и кровь горячо и больно хлынула в онемевшие, распухшие руки.
– Конечно я знаю, кто такой Сивый, – Ремус потер запястья. – Сивый – самый сильный и свирепый из... – Валери вдруг обхватила его лицо и зачем-то оттянула ему веки, повертела голову из стороны в сторону. Ремус так оторопел от прикосновений её теплых рук, что перестал понимать, о чем говорит и лепетал по-инерции: – ...из живущих оборотней. Он мой кумир. Говорят только в его колонии волк может стать по-настоящему свобо...
Внезапно полумрак, в котором они купались с Валери расщепило ослепительно-белым светом – кто-то поднял клапан брезента. Глаза Ремуса больно обожгло, он зажмурился и инстинктивно закрылся руками.
– Что, новенький очнулся? – прогудел чей-то голос.
Ремус приоткрыл слезящиеся глаза, несколько раз моргнул и перед ним сфокусировался пожилой бородатый мужчина в таком же мешковатом, гигантском свитере, что и Валери. Он незнакомца несло хвоей и мокрым мехом. Вместе с дневным светом в палатку (очевидно, это всё-таки была именно палатка), втекли голоса, смех и какой-то деревенский, уютный гам.
– Да, бери его, – легкомысленно отозвалась Валери, отворачиваясь от Ремуса.
– Выглядит неважно, – невнятно прожевал незнакомец, указав на сидящего на земле мальчика куском хлеба. – Он точно в порядке?
Ремус взглянул на сухарь в руке бородача и у него подвело желудок.
Последний раз он нормально ел ещё в Хогвартсе и этот хлебец вдруг показался ему самой аппетитной штукой в мире.
– Я всегда так выгляжу, – проворчал он и поднялся, цепляясь за столб. – Это вы – Лука?
Бородач выдавил сиплый смешок, обменявшись взглядом с Валери. Она приподняла уголки губ.
– Не дай Бог, парень! Я – Грум. Просто Грум, – и он протянул ему широкую ладонь.
Ремус пожал её, отметив шрамы, исполосовавшие грубую кожу вдоль. Он вскинул взгляд, посмотрел в пронзительно-синие глаза бородача и вдруг удивительно широко и полно осознал, что перед ним стоит оборотень. Настоящий оборотень! Такой же, как и он сам!
От простоты и величины этого открытия у Ремуса даже дыхание перехватило.
Раньше ведь... раньше он никогда не видел оборотней. И не думал, что они могут быть такими... обычными?
Грум усмехнулся, словно прекрасно знал, о чем он думает.
– Тебя-то как звать, шкет?
– Ремус. Просто... Ремус.
– Серьезно что-ль? – хмыкнул Грум. – Или прозвище выдумал?
– Серьезно, – озадаченно пробормотал Ремус.
Бородач издал ещё один вытянутый смешок в сторону Валери, указывая на Ремуса, как на нечто крайне забавное.
– Видала, а? – Валери сделала вид, будто её очень интересует рукав её свитера. – Он «серьезно» Ремус. Может завтра к нам «серьезно» Ромул заявится, а, а?
И он сипло захихикал, вздрагивая широкой грудью под своим вязаным балахоном.
– Довольно, Грум, – холодно произнесла Валери. – Он ждет. А у меня ещё куча дел и у тебя, кстати, тоже.
– Да-да, – спохватился новый знакомый и с хлопком потер ладони. – Ну идем, малец. Представимся, а потом решим, куда тебя пристроить.
Они вышли из палатки и мир, ослепительный, оглушительный, ледяной и яркий вломился в замучанное сознание Ремуса и он замер у палатки, ослепший, беспомощный и слабый, как новорожденный котенок.
– Иди! – Валери легонько толкнула его в спину. Ремус запахнул куртку и пошел, а его провожатые устремились следом.
В первые секунды лагерь показался ему обширным и масштабным кэмпингом, который за годы превратился в тщательно убранную и цивилизованную свалку.
Жильем здесь служили вместительные палатки-хижины в человеческий рост, но от самих палаток в этих сооружениях осталось очень мало, один только брезент, выглядывающий из утепляющих пуховых одеял и досок, служащих палаткам опорой. Построены они почему-то были вокруг стволов деревьев. Повсюду здесь царило нагромождение самой разномастной, старой или поломанной мебели и предметов быта. Жилища отгораживались друг от друга самодельными изгородями, но при этом все дома смотрелись друг в друга, как будто их жильцы были одной большой семьей.
Рядом с каждым «домом» горел огонь. Его устраивали в самодельных полевых печах, бочках, разводили прямо на земле и вокруг каждого очага ютились люди.
Точнее... это были не совсем люди.
Ремус изо всех сил старался не глазеть по сторонам, но ничего не мог с собой поделать.
Оборотни, оборотни, повсюду были оборотни, мужчины, женщины, дети, бегающие вокруг стайками и то и дело попадающие под ноги! Он не мог поверить, что в ночь полнолуния все они, эти милые женщины, помешивающие в котлах, дети, старики, все становятся волками, это было совершенно невероятно! Их одежда: дутые куртки, грубые теплые свитера, джинсы, ботинки, их манера собираться вокруг костров, готовить еду, чинить какие-то вещи, общаться, всё это только укрепляло впечатление о большой веселой компании, которая выехала в лес на праздник Гая Фокса или чего-то в этом роде.
И только когда Ремус вглядывался внимательнее в то, чем они занимались, истинная природа «кэмпинга» выползала наружу. Женщины голыми руками освежевывали зайцев и мелкую лесную живность – печальные шкурки висели на растянутых бечевках рядом с выстиранной одеждой. Мужчины, почему-то все как один бородатые или со щетиной, разделывали тушки и готовили оружие. Лица, руки многих из них, даже маленьких детей и хорошеньких девушек покрывали шрамы. Кто-то выставлял их напоказ, а кто-то наоборот прятал лицо под капюшоном. Впрочем, долго вглядываться у Ремуса не получалось – стоило ему заглядеться на что-нибудь, Грум или Валери толкали его в плечо.
– Куда мы идем? – спросил он, тяжело переступая по снегу и слегка нервничая от того, что Валери шла позади и была такой чужой и холодной. Точнее, ещё более чужой и холодной, чем обычно.
– Мы идем к Отцу! – жизнерадостно сообщил Грум. – Сивый лично знакомится с каждым новичком, так уж положено. И не удивляйся, если он...
– Почему вы называете его отцом? – Ремус окинул взглядом грузного, как минимум сорокалетнего мужчину. – Он же не ваш...
– Он Отец всем нам, парень. А мы все здесь братья и сестры, – ответил Грум и Ремус понял, что именно он подразумевает под «Отцом».
– Всем? – Ремус оглянулся по сторонам. – А сколько чел...
– Мы не люди, парень! – резко оборвал его Грум. – Не люди! Мы волки, понятно?
– Д-да... извините, – Ремус выждал пару секунд и снова открыл рот.
– Сорок один, – опередила его Валери, схватила за предплечье и заставила повернуть направо и нырнуть в утоптанный «проулок» между тентами. – Сюда.
– Сивый обратил сорок человек? – севшим голосом уточнил Ремус, очень надеясь, что Грум посчитает это признаком восхищения.
– Освободил, – значительным тоном поправил его тот. Он шумно дышал в морозном воздухе, выдыхая целые облака пара. – Он освободил сорок человек, верно. И знаешь, что я тебе скажу? Фенрир Сивый мог бы пойти дальше этого Темного Лорда, вот только не все это понимают. Но когда-нибудь поймут, обязательно, в...
– Пришли, – объявила Валери, остановившись у одного из тентов.
Он был немного больше остальных и обит по крыше и стенам коричневой кожей, но в целом ничем не отличался от всего лагеря. Ремус замер, глядя на палатку с некоторым замиранием. – Заходи, мальчик.
И она медленно отвела вверх клапан, глядя снова пристально и пугающе.
С сердцем, падающим от ужаса, Ремус шагнул в полумрак тента.
Всё происходило так быстро. Он шел к этой палатке всю жизнь, с тех самых пор, как узнал, что это Фенрир Сивый превратил её в ад. Ремус мечтал увидеть Сивого, да-да, он не врал Валери, он мечтал встретить его и убить, хотя прекрасно понимал, что этого не случится. Он заготавливал сотни прекрасных обличительных выпадов в адрес Фенрира Сивого, зная, что никогда не выскажет вслух ни один из них, думал, что когда они все-таки встретятся лицом к лицу, он будет готов!
И вот теперь это случилось. Быстро, спонтанно. Никто не спросил у Ремуса, готов он, или нет, его просто втолкнули в палатку и все. Он не мог вспомнить ни одного из своих обличительных доводов, не мог даже толком понять, что всё это значит. Они просто встретились. У него было сухо во рту, ему очень хотелось пить и ноги замерзли – вот и всё, что он чувствовал перед этой долгожданной и судьбоносной встречей.
Фенрир Сивый сидел за столом в темном углу своего тента и руками ел что-то из глубокой жестяной миски. Пальцы с длинными желтыми ногтями блестели в жиру, куски еды падали из его рта обратно в тарелку, он чавкал, отрывал мясо от косточек зубами, сопел в миску и полностью игнорировал присутствие ещё нескольких оборотней, еды у которых было почему-то гораздо больше, чем у него самого.
Волосы у него были длинные, темные с проседью. Он собирал их в хвост, но несколько сальных прядей все же вылезло и лежало у него на лице. Это лицо могло бы быть привлекательным, если бы волчьи черты не проступали на нем так очевидно, когда Сивый смеялся или хмурился. Как будто кто-то неправильно трансфигурировал его в волка и он застрял где-то на четверти обращения. Это было страшно. Действительно страшно.
– Отец, – благоговейно молвил Грум, неловко наклоняя вперед свое грузное тело.
– Отец, – эхом отозвалась Валери, наклоняя голову.
Ремус запоздало заозирался, но не был вполне уверен, что готов подставить Сивому свою шею. Сердце выпрыгивало из груди, а когда седой и жуткий человеческий зверь медленно поднял голову, старый рваный шрам на весь левый бок заныл и Ремус с трудом подавил желание приложить к нему ладонь.
– М-м-м... – вздохнул он, ни на секунду не отвлекаясь от своего занятия. – Эт-то ещё кто?
Наверное не стоило смотреть ему так прямо в глаза, но Ремус ничего не мог с собой поделать. Мысли разбегались как жуки и он никак не мог обуздать себя и впрячься в роль. «Спокойно... спокойно, Лунатик...»
– Новенький. Тот, которого нашел Лука, – ответила Валери.
– Новенький, – повторил Сивый. – И на кой хрен он мне сдался? Последний новенький оказался паршивой ищейкой, – он резко отодвинул от себя миску, но остальные есть не перестали и поглядывали на Ремуса поверх лоснящихся жиром, грязных бород. – Кто сказал, что этот не окажется?
Ремус напрягся, когда Сивый встал. В нем было по меньшей мере шесть футов росту и в плечах он был как Грум. На нем была длинная заляпанная мантия. Он обошел стол и теперь Ремус испытал наконец желание поклониться. Более того, ему захотелось съежиться, сесть и уползти, поджав хвост. Но этого он себе не позволил и продолжал стоять очень прямо, все так же глядя своему убийце в глаза. Грудь его вздымалась.
– Этот не такой, – вкрадчиво молвила Валери.
– Да-а? Это не тот, который «набрел» на нашу колонию в горах, а? – Сивый пустился в обход вокруг Ремуса. Ремус быстро смежил веки и сглотнул, когда оборотень оказался у него за спиной. – Кто «набредает» на нашу колонию? Сюда могут попасть только те, кому известно, где она. А я его впервые вижу! Как ты нас нашел?
Ремус подавил судорогу, услышав его тихое рычание у себя над ухом и уже собрался было врать напропалую, как вдруг услышал:
– Я ему сказала.
Сивый рывком повернулся к Валери, но она даже не шевельнулась. И даже чуть-чуть улыбнулась.
– Ты? – Сивый прищурился и Ремус испытал огромне желание броситься между ними и закрыть Валери собой.
– Я, – спокойно подтвердила она. – Ты видишь его не впервые, отец. Я давно его разыскивала. Хотела сделать тебе подарок к Рождеству, но рассчитывала, что он прибудет попозже, и не успела предупредить охрану. Взгляни. Разве ты не узнаешь его?
Ремус перевел взгляд на Сивого и не смог удержаться от какого-то странного, мазохистского предвкушения.
Ну же.
Узнай меня.
Узнай, ведь это ты меня убил.
И Сивый узнал. И как только понимание зажглось в его глазах, он недоверчиво хмыкнул, окинул Ремуса долгим придирчивым взглядом, а затем вдруг сунулся к самому его лицу и с силой втянул воздух носом. Ремус невольно отшатнулся и тут же раскаялся в этом, в конце-концов, надо взять себя в руки и хорошо играть свою роль. Поэтому он запер себя в неподвижном теле и позволил Сивому себя обнюхать, хотя обнюхиванием это было сложно назвать. Сивый как будто пытался по кусочкам вытянуть из Ремуса душу. Под конец он особенно сильно втянул воздух над его головой, застыл на секунду-другую и вдруг оглушительно захохотал.
– Вот как! – крикнул он, насмеявшись. – Вот! Как! Блудный сын вернулся! – Сивый с радостным рычанием повернулся к соплеменникам. Те тоже начали скалиться. – Наконец-то! Долго же я ждал, когда это наконец случится! Почему ты так долго шел, а? Почему он так долго шел?! – радостно крикнул Сивый, обращаясь к своей молчаливой стае и снова рассмеялся.
– Как твое имя?
– Ремус.
– Полное имя, мальчик! – проревел он. – Как твоя фамилия?
– Люпин. Я Ремус Люпин.
Кое-кто из бородатых волков за столом засопел, другой погнул свою миску, Сивый снова лающе захохотал.
– Видали, а?! Он – Ремус Люпин! Все помнят Люпина? Люпин, ничтожный магл, который утверждал, что такие как мы и права не имеем на жизнь! А?!
«Спокойно, Ремус, держи себя в руках...»
– ...а потом отбил у нас нашу же добычу, перебил половину моих детей в компании с ублюдками-мракоборцами! Все помнят его, ты помнишь его, Грум?
– А то как же.
Сивый снова повернулся к Ремусу и вдруг хватил его лицо когтистыми лапами.
– Ну! А похож-то как, жуть! – он выпустил он. – Ну же, расскажи нам, Ремус! Как нынче поживает твой папаша? Как это он спустил тебя с цепи, а, а?!
Это был момент истины. Или Сивый поверит ему, или нет.
– Я не знаю, – Ремус всегда считал, что неплохо разбирается в психологии, потому старался говорить короткими, рубленными фразами, что наверняка заставит Сивого поверить в то, что за ними скрывается обида. – Мы с ним давно не общаемся. С тех пор, как... как я переродился, он ведет себя очень холодно. Ему нет до меня дела. Как и остальным. У меня есть только один отец, – тут Ремус уставился на Сивого примерно таким же взглядом, которым Сохатый ел Даррена О'Хара, когда тот приехал в Хогвартс, в гости к профессору Слизнорту. – И я надеюсь, что он меня примет, потому что больше мне некуда идти. Я волк. Моё место в стае.
Повисла небольшая пауза.
– Да-а... – медленно протянул Сивый, облизал ощеренные в улыбке зубы, отвернулся от Ремуса и налил какого-то пойла в свою кружку – такую же, из какой Валери поила Ремуса. – Ты волк. Я по-омню тот день, когда ты стал волком. Этому Люпину стоило быть осторожнее и не бросаться в мой адрес подобными словами, но я думаю, он раскаялся в этом и не один раз с тех пор, как однажды ночью заглянул в комнатку своего маленького сына и увидел, что с ним сталось. Тогда-то он наверняка понял, что мы заслуживаем права на жизнь. Да ещё как! – он засмеялся.
По телу Ремуса прошла дрожь – рябь, которая прокатывается по разлитому керосину, когда слишком резко проводишь над ним зажженным факелом. Он не хотел это слушать. Но слушал и слушал жадно, потому что отец никогда не рассказывал ему подробности.
– Знаете, тринадцать лет назад этот парень был маленьким пухлым мальчуганом с золотистыми кудрями – один в один, как у его паршивого папаши, – Сивый посмеялся. – Помнится, я влез в его комнатку через окно. Мальчишка так мило спал в своей кроватке, чистый ангел! И ещё он пах воробьями, знаете, как пахнут птицы, когда сворачиваешь им шею и разворошишь перья. Ну какой ребенок так пахнет, человеческие дети пахнут молоком. А я сразу понял, что передо мной будущий волчонок. Сейчас он пахнет только шерстью и солью, как и полагается, но я все равно могу немного уловить этот запах... неповторимый запах детства! – Сивый вдруг рыкнул и сердито взмахнул кулаком. – Как же мне трудно было решиться на этот укус, как же трудно! Я боялся, что все испорчу и убью тебя – таким славным ты был! Думал, что не остановлюсь! – тут Сивый ввинтился в него ещё больнее. – Я даже подумал, ну его, пусть пропадет в этом тупом и жестоком человеческом мире, я найду способ показать Люпину, что к чему! Но я так люблю эти пухлые детские бока, ничего не могу с собой поделать, нич-чего, – и он развел когтистыми руками.
Кто-то из сидящих за столом волков понимающе хмыкнул.
– Я так увлекся, что чуть было не отправил мальчишку на тот свет, – продолжал тем временем Сивый. – Детские крики... они лишают меня рассудка. Особенно люблю, когда они вырываются, эти человечки. А потом в комнату ворвался его бешеный папаша с оружием и всё испортил. Мне пришлось бежать, я не успел забрать своего новорожденного сына с собой. Но я знал, что со временем он сам найдет меня. И вот, он вернулся к нам, тринадцать лет спустя. Вернулся домой, – он резко взглянул на Ремуса, оценивая, как тот, ещё владеет собой или можно дожать? – Ви-ижу, что не ошибся. Мне надо было забрать тебя сразу. Сразу, чтобы ты вырос здесь, с себе подобными и не думал, что ты человек, потому что это совсем не так.
Повисла небольшая пауза.
Валери молчала.
Ремуса тихо, почти незаметно трясло.
Сивый подошел к нему почти вплотную.
– Вот только почему? В байки о том, как плохо тебе жилось я не поверю, от тебя так и тхнет этой паршивой, – капелька его слюны попала Ремусу на щеку. – Волшебной школой. Что тебе надо здесь теперь, Ремус Люпин после того, как тринадцать лет ты и не вспоминал про своих братьев? Зачем? Ты? Пришел?
Ремус молчал целую вечность.
Секунду или две.
– Я устал... – едва слышно вымолвил он. Ещё никогда ему не было так тяжело держать себя в руках, от ненависти и рвущейся наружу злости на глазах выступили слезы, но Сивый истолковал их иначе. Как и все, кроме одного человека.
– Я устал бороться. И жалею, что не вернулся раньше... – тут ему пришлось собрать всю силу воли, – ...отец. Я устал от тех, кто считает меня ничтожеством, устал и больше не выдержал бы там ни минуты.
– Жалеешь, – хмыкнул Сивый. – Устал. – он помолчал ещё немного, глядя на Ремуса, который в свою очередь смотрел на него в упор из-за пелены злых слез, сжав зубы и стиснув кулаки. – Ну что. Хорошо. Ладно. Можешь оставаться. В конце– концов, лучше поздно, чем никогда. Добро пожаловать домой, сынок. Ты молодец, – отпустив его, Сивый шагнул прямо к Валери и легонько похлопал её по щеке. – Ты тоже молодец, дочь моя, спасибо тебе. Устрой его как следует и покажи, что к чему. А теперь идите, – и он отвернулся, ещё разок напоследок взглянув на Ремуса.
Выдержки Ремусу хватило до ближайшего ельника.
Он рвался через лагерь, трясясь от омерзения и ненависти и ему плевать было, кто и что о нем подумает. Отойдя от палаток на приличное расстояние и прорвавшись сквозь колючие снежные лапы, Ремус в сердцах пнул ближайшую ёлку, так что с неё осыпался снег и иголки, ударил обоими кулаками по стволу, раз, другой, третий, сбивая кожу, а потом просто свалился в снег и зашелся сухой истерикой, ударяясь плечом об ствол.
– Мразь, мразь, мразь, как же я ненавижу тебя, – рычал он сквозь стиснутые зубы. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу-у! – он вцепился в волосы и зашелся тупым, отчаянным и почти не слышным воем.
Потому наверное и не услышал её шагов. Валери шла за ним через весь лагерь, но так, чтобы не привлекать лишнего внимания. Ноги её погружались в снег почти беззвучно – настоящий охотник никогда не перестает им быть.
Когда она приблизилась, Ремус перестал всхлипывать и настороженно замер, поглядывая на носки её ботинок.
Валери молча посмотрела на него сверху-вниз, а потом опустилась на корточки и ему на волосы легла теплая, мягкая рука.
Это прикосновение после той, другой, чужой Валери доконало Ремуса.
Черт возьми.
Он сидел и рыдал перед любимой женщиной, как последний сопляк, и ничего не мог с этим поделать.
– Сивый встречает так всех новичков, – говорила Валери, пока Ремус собирал в кучу свои расхристанные чувства. – Тех, кто не выдерживает первой встречи, уводят далеко в горы и бросают голышом. В лесу полным-полно обычных волков и когда они голодны, не побоятся тронуть даже оборотня, – губы Валери тронула горькая, злая усмешка. – У Сивого свое, особенное понимание справедливости.
Ремус вытер нос рукавом и отвернулся, глотая морозный воздух. Валери убрала теплую руку с его головы, а затем вдруг присела рядом.
– Держи, – она протянула Ремусу потрясающий, восхитительный сэндвич с вяленым мясом и сыром.
Ремус засопел. Что он ей, младенец, что-ли? Может она его ещё с ложечки покормит?
Однако, голод оказался все же сильнее ущемленного чувства гордости. Он молча взял предложенное и жадно вгрызся в хлеб, шмыгая носом.
Пока он ел, Валери сидела рядом и молчала. Ремус знал, о чем думает охотница и хотя мысли эти были более чем соблазнительны, он отверг их, даже не задумавшись.
– Я никуда не уйду, – тихо и яростно произнес он. – Не уйду, слышите вы? Я вас не оставлю один на один с этим психопатом, – Ремус вытер лицо рукавом и помолчал немного, гневно глядя на свой сэндвич. – Спасибо. Вкусно. Очень.
И он отгрыз ещё кусок.
Валери грустно улыбалась, глядя на него.
– Теперь ты и не сможешь уйти, Люпин. Он тебя не отпустит.
– Как он может помнить все это?! – с ненавистью прошипел он. – Я думал, это невозможно!
– Возможно. Но неприемлемо для большинства нормальных людей. Колония Сивого – территория со своими законами.
– Не понимаю.
– Конечно, не понимаешь. Потому что ты всю жизнь борешься с волком и отстаиваешь свое право быть человеком и владеть своей головой. Поэтому тебе так больно перерождаться, поэтому волк, дорвавшись до твоего сознания, захватывает его целиком, – Валери сломала еловую веточку, которую вертела в пальцах. – Сивый со своим волком не борется. Его сознание не разделено, он считает себя волком всегда. Потому и помнит все даже после перерождения. Это влияет на психику. Ты мог это заметить. Потому-то в его колонию и приходят новые и новые оборотни, – тут она посмотрела Ремусу прямо в глаза и чуть-чуть прищурилась. – Все рано или поздно устают бороться и хотят, чтобы Сивый научил их жить в ладу с собой.
Ремус насупился.
– Они приходят, потому что сдаются. Я может и устал, но не сдаюсь. И раз я пообещал, что буду защищать вас, значит так и будет.
Валери усмехнулась, но беззлобно и без всякой насмешки.
– Это очень рыцарственно с твоей стороны, Люпин. Но, судя по всему, пока что это мне придется тебя защищать.
Ремус пропустил обидную реплику мимо ушей.
– Но, если он всё помнит и осознает, как же он до сих пор не понял, что вы – человек?
Валери хмыкнула, приподняв брови.
– В полнолуние он так поглощен охотой, что почти не обращает ни на что внимание. А если и обращает... – она слегка пожала плечом и почему-то помрачнела. – Запахом можно управлять. Если так будет нужно, он поверит, что я есть в стае.
– Как?
Она посмотрела на него и на её лицо вернулась прежняя, холодная и сухая гримаса.
– Неважно. Нам пора возвращаться, – она встала, хлопнув себя по коленям. – Устраивать тебя в новой жизни, Ремус Люпин. Первое, что ты должен запомнить: никаких «профессоров» и «Валери». Пока ты здесь, забудь это имя. Здесь я известна как Иона. Не дай Мерлин ты проговоришься.
– Я понял, – серьезно сказал Ремус.
– Второе, – Валери полезла в маленькую кожаную сумку, висящую у неё через плечо. – Все волшебники-оборотни, прибывшие в колонию, первым делом ломают свою палочку. Так они демонстрируют Сивому свою верность и отказ от прежней жизни. Держи, – она вынула из сумки и протянула Ремусу незнакомую светлую палочку. – Сломаешь эту.
– Чья она? – удивился Ремус, принимая подарок.
Валери поджала губы, прозрачно-серые глаза настороженно оглядели притихшие деревья.
– Того, из-за кого мы оказались здесь. Ему она уже не поможет, а тебя спасет. Твоя палочка побудет у меня, так безопаснее.
– Сивый так вам доверяет?
– У него есть на то причины, много лет назад я оказала ему услугу, – голос её стал жестким и каждое слово звучало так, словно царапало ей горло.
– Какую?
– Это не твое дело, Люпин. Главное слушайся меня и не болтай лишнего. И запомни самое главное: всё, что я буду говорить тебе в колонии предназначено для чужих ушей. У нас будет возможность поговорить, но сейчас сосредоточься на том, чтобы заставить всех поверить в то, как ты рад оказаться здесь. Заставь даже меня поверить в это, – тут она усмехнулась. – Может быть тогда мы снова поговорим о твоей работе в Отделе.
И она пошла вперед, исчезая среди заснеженных елок.
Ремус припрятал чужую палочку в кармане и куртки и устремился вдогонку, но, прежде чем началось его устройство в «новой жизни», произошел ещё один, довольно значительный момент, определивший впоследствии его существование в колонии Фенрира Сивого.
– Та-ак-та-ак, это вот и есть наш новичок?
Этот резкий, ужасно хриплый и как будто бесконечно простуженный голос окликнул их, когда они проходили между палатками к участку, который в лагере отводился всем новеньким.
Ремус оглянулся и увидел, что от группки мужчин у одного из костров отделился один человек и направился к ним. Это был парень, худой и неприятно-стройный, как девчонка, облаченный в такое же вязанное рубище, как и все здесь. У него были длинные, грязноватые и вьющиеся волосы, собранные на затылке в хвост. На губах юноши плясала до крайности самодовольная и отталкивающая ухмылочка, но самое главное, что сразу бросилось Ремусу в глаза и от чего он постарался отвести взгляд – это жуткие следы когтей, пересекающие смазливое лицо незнакомца так, что один его глаз превратился в узкое, сверкающее бельмо.
– От него же за милю воняет человеком, – громко выкрикнул незнакомец, окатив Ремуса с ног до головы своей насмешкой. – Как-то этот щенок не обделался, когда мы его нашли, ума не приложу.
– Что тебе нужно? – враждебно ощетинилась Валери, едва он подошел к ним.
Парень выгнул губы и дернул угловатыми плечами, всем своим видом демонстрируя оскорбленную невинность.
– Всего лишь хотел поприветствовать его в нашей дружной семье, дорогая сестра. Это элементарная вежливость! – парень подошел намного ближе, чем это было заведено в нормально обществе и Ремус слегка попятился, чтобы не столкнуться с ним лбами. По необъяснимым причинам, этот тип вдруг вызвал у него безотчетную злобу. А тот как будто и не замечал этого, или наоборот, замечал и ему это нравилось. Весело и немного страшно глядя Ремусу в глаза своим единственным, пронзительно-желтым, уже не вполне человеческим глазом, парень вдруг склонил голову набок и радостно улыбнулся.
– А ещё узнать хотел... – нежно пропел он, не сводя с Ремуса своего жутковатого прицела. – Как это такой червяк добрался сюда? – голос его стал на октаву тише и опаснее. Незнакомец пустился в обход вокруг Ремуса. Внутри шевельнулось какое-то неприятное чувство де-жавю, но Ремус отмахнулся, не до того было. Он весь застыл, когда парень оказался у него за спиной. Весь его инстинкт кричал обороняться, но пока что для этого не было причин. Вот он и цепенел, стискивая кулаки.
– Как это он нашел нашу колонию? Откуда знал, куда ему идти? – вкрадчиво шептал тем временем молодой волк. – Почему отец радуется его появлению как младенец? Что в нем такого особенного? Посмотри на него, он слабый, мелкий, едва держится на ногах, – парень встал в паре дюймов от Ремуса и бросал эти обвинения ему в лицо, по-одному, явно наслаждаясь эффектом. – Воняет человеком. Кем он будет? Воином колонии? Разве что Мамочкой.
Валери собралась было сказать что-то, но Ремус не дал.
Хватит.
– Я пришел... – его снова начало потрясывать. – Из школы Хогвартс. Там меня травили за то, что я взял силой одну из ваших волчиц, – лицо незнакомца дернулось. – Я услышал зов отца в полнолуние и шел по следу. Иона нашла меня в магловской деревне и пообещала проводить, но в буран мы потерялись. А кем я буду здесь, мы узнаем со временем.
Пару мгновений парень сверлил его взглядом, а потом его губы растянулись в безрадостной, змеиной улыбке.
– О да, мы узнаем. Мы узнаем это непременно. А пока... – все так же глядя Ремусу в глаза, он протянул ему ладонь, испещренную шрамами. – Так вы, люди, здороваетесь, верно? Пожимаете руки в знак приятного знакомства?
Прищурившись, Ремус вложил руку в мозолистую ладонь и оборотень так резко и сильно сдавил его пальцы, что они хрустнули и только чудом не сломались.
– Приятно? – гадко прошептал он. – Ещё увидимся, Люпин.
Это прозвучало так неестественно-нежно, словно они договорились о свидании. После этого он ушел обратно к своим, бросив напоследок крайне липкий взгляд на Валери. Ремус отвернулся, испытывая странное желание отряхнуться.
– Лука, – тихо сказала Валери, неприязненно глядя юноше вслед. – Единственный настоящий сын Фенрира Сивого и главный воин колонии. Держись от него подальше.
* * *
Колония Фенрира Сивого лежала в просторном, лесистом ущелье. Летом в него наверняка стекали все солнечные соки и жизнь здесь буйно цвела и зелено шелестела. Сейчас же всё укрывал толстый слой снега и единственное, что поддерживало жизнь в ущелье – пульсация тоненькой, скованной льдом голубой жилки в несколько метров – всего, что осталось от древнего могучего потока, который некогда вымыл в горах это ущелье.
По вытоптанной, убранной дорожке к берегу то и дело спускались фигурки с ведрами. Кое-кто стирал в ледяной воде одежду, по камням прыгали дети, охотясь на рыбу спицами на резинках. Эта вода была вполне пригодна для пищи, но никто никогда в ней не мылся.
– Для этого есть горячий источник в горах, – строго сказала Валери, когда Ремус однажды вздумал умыться речной водой. – Мы не моемся в той же воде, которую пьем.
Ремус сконфуженно извинился, а девчонки, которые помогали им с Валери носить воду, захихикали, прикрывая ладонями изувеченные шрамами губы. Впрочем, даже эти шрамы не делали их хуже. Ремусу казалось, что он ещё никогда не видел девчонок более симпатичных, чем те, которые жили в лагере. Да и не только девчонок. Все люди, независимо от возраста и пола казались ему в сто раз миловиднее и дружелюбнее, чем все, кого он знал, не считая близких друзей. Все они не капельки не стеснялись следов когтей на своих телах, все были сильны, крепки, полны жизни, мужчины поглаживали бороды, а женщины отбрасывали за спину удивительно длинные и крепкие волосы. Все гордились своими шрамами.
Хотя, встречались и те, кто предпочитал прятать лицо под капюшоном или даже надевать маску. Такие люди были не особенно разговорчивы. Когда Ремус спросил у одной женщины в капюшоне, как пройти к кухне, она просто отвернулась и ушла, а маленькая девочка, которую Ремус защитил от нападок мальчишек, не только не поблагодарила его, а и вовсе убежала.
– Не думала, что тебя это удивит, – прохладно заметила Валери, когда они с Ремусом как-то раз отправились собирать хворост, а иначе – ушли в лес, где можно было спокойно поговорить, не опасаясь, что их услышат чужие уши. Им редко удавалось поговорить, потому что Валери играла свою роль куда лучше и целыми днями была поглощена жизнью колонии. Хотя пару раз Ремус видел, как она уходит куда-то на рассвете. И хотя любопытство и смутная тревога за неё подмывали пойти следом, он не позволял себе шпионить за ней.
– Далеко не всем новичкам посчастливилось жить под опекой Альбуса Дамблдора. Многие хлебнули человеческой ненависти сполна, к тому же, они не могут привыкнуть к тому, что здесь можно не скрывать свои увечья. Ты, наверное, обратил внимание, чем заметнее шрамы, тем больше уважения вызывает их носитель. Луна уже спрашивала у меня, где ты получил такую великолепную отметку, – Валери взмахом ветки указала на след когтей на лице Ремуса – недавнее приобретение после столкновения с злосчастным оборотнем в школьном лесу, только чудом не лишившее его носа или глаза. – Можешь рассказать ей.
Ремус молча улыбнулся, наклоняясь за очередной веткой.
Луной звали четырнадцатилетнюю девочку, которая каждый вечер вместе с другими ребятами атаковала Ремуса, требуя рассказать им что-нибудь новое о мире волшебников. Они жили практически в полной изоляции от каких-либо новостей и появление нового человека «извне» вызвало у многих, а особенно у «молодняка» бурю любопытства. Глядя в их жадные, любопытные глаза, Ремус жалел, что рядом нет Джеймса, или Сириуса. У них куда лучше получается рассказывать.
У Луны были длинные овсяные волосы до пояса, которые она от нечего делать заплетала в мелкие косички, пока сидела рядом с Ремусом на выцветшем пуфике и слушала его истории. Оказалось, ещё в этом году она училась в Хогвартсе, в Пуффендуе. Её покусали этим летом. Она была довольно милой, эта Луна, у неё были добрые глаза, яркие как гречка родинки на впалых щеках, соседствующие с парочкой крупных белых шрамов. И, как узнал Ремус, и что стало для него настоящим шоком, в колонию Сивого её привела Иона-Валери. А иначе – Мама.
– Почему они называют вас «мамой», Валери? – спросил Ремус, отламывая ветки с упавшего дерева и осторожно поглядывая на Грей. Она бродила по снегу рядом, поддевая носком сапога упавшие ветки и оценивая их пригодность. О том, чтобы называть её по имени и наедине между ними пока речи не было, но Ремус решил это сам. В конце-концов, какая она ему здесь профессор. – Вы... вы не говорили мне о чем-то?
Валери молчала очень долго и Ремус уже успел пожалеть о том, что вообще поднял эту тему, как она проговорила, очень тихо и горько:
– Только такое чудовище как Крауч может отправить в Азкабан несовершеннолетних мальчишек только за то, что на них наложили Империус и заставили калечить близких. Я не могу убить пятнадцатилетнюю девчонку за то, что её «бочок» приглянулся Фенриру Сивому. Отец выгнал Луну из дому, от неё шарахались как от прокаженной, она умирала от голода. Какой у меня был выбор? Я привела её Сивому. Свою палочку она сломала с огромной радостью. И таких как она намного больше, чем ты можешь себе представить, просто не всех мы успеваем найти. Да и Сивый не верил бы мне, если бы я не выполняла свои обязанности. Мама. – пояснила она с невеселой усмешкой. – Так здесь называют волчиц, которые заботятся о детях колонии и всех новоприбывших. Это была идея Сивого, сделать меня «Матерью волков» после того, как... после... – она несколько раз моргнула, глядя себе под ноги и Ремус тоже невольно опустил взгляд, не зная, чему поражаться, жестокости Сивого, или милосердию. – Кроме меня есть ещё несколько Матерей, – продолжила она уже прежним тоном, отворачиваясь от Ремуса и снова принимаясь искать ветки. – А ещё есть Воины, вроде Луки или Грума, они охраняют колонию, Дети, Дяди, Старики, Охотники. Тебе тоже придется сделать вид, что ты тяготеешь к какой-нибудь группе, иначе тут не выжить. После первой охоты новичок перестает быть новичком и становится полноценным членом стаи. Твоя первая охота состоится в это полнолуние. Точнее, не состоится. Я надеюсь, твоего зелья будет достаточно, чтобы сохранить трезвую голову.
Ремус ответил на её прохладную сухую улыбку.
– А что представляет из себя охота? – он в сердцах сбил палкой замерзший листок с куста. – Сивый поведет всю колонию на какую-нибудь деревню, чтобы перебить и перекусать с десяток людей, а потом стащить чье-нибудь старое кресло?
Валери юмор не оценила.
– Почти всегда так и бывает, но не в этот раз. Эта охота будет особенной. Во-первых, через неделю с лишним Рождество, а для оборотней этот праздник имеет своё, собственное значение. Перерождение. Человек умирает, оживает волк. А во-вторых, Сивый готовит послание Министерству. Пленник, – пояснила она в ответ на тревожный и вопросительный взгляд Ремуса. – Сивый хочет отомстить за то, что недавно погиб один из его сыновей. Ты, возможно, знаешь, о ком идет речь. Его убил твой друг. Убил мечом Гриффиндора.
Ремус чуть не выронил ветки.
– Что?!
– Любое действие имеет последствия, – Валери врезала палкой по стволу дерева, проверяя её крепость. Сверху осыпалась снежная пыль. – Официально Сивый заявил, что обменяет нашего пленника, но фактически он обменяет уже его тело, потому что в ночь полнолуния Чарльза выгонят в лес. Якобы, отпустят. На самом же деле ему дадут фору в пару километров, а затем Сивый спустит на него новичков и тогда всё. Сопротивляться бесполезно, Сивый – сознание всей стаи, как он прикажет, так и будет. Поэтому я здесь. Вот только теперь задача моя усложнилась и мне придется спасать не одного глупого мальчика, а целых двух.
– Меня вам не надо спасать! – упрямо воскликнул Ремус. – Я могу себя контролировать, вы сами знаете, что делает это зелье, вы видели меня в ту ночь! Вы даже ехали на мне и... – он отчаянно покраснел на ледяном ветру. – ...то есть я имел в виду...
Валери избавила его от мучений.
– Я буду очень рада, если у тебя достанет выдержки не отзываться на зов альфы. Раньше я такого не встречала.
Они шли всё дальше, углубляясь в пуховую зимнюю тишину леса.
– Скажите, а как вы собираетесь помочь этому пленнику? Даже вдвоем мы не справимся с целой стаей.
Она молчала.
– Валери, мне вы можете довериться, – тихо произнес Ремус. – Я ведь... я ведь уже доказал, что не брошу вас, что бы там ни было, – едва слышно произнес он.
– Меньше знаешь, крепче спишь, Люпин. И... ради Мерлина, когда мы одни, зови меня как прежде. Я всё же твой учитель и ты не должен звать меня по имени, – она прошла вперед, подбирая новый хворост.
– Вы не только мой учитель, – едва слышно проговорил Ремус, проводив её ласкающим, любящим взглядом, и вдруг сполна ощутил, что в этом лесу они совершенно одни. Сердце заколотилось сильнее. – Да и здесь вы мне не учитель, я думал здесь мы на рав...
Валери вдруг уронила в снег хворост, стремительно обернулась и с воинственным криком обрушила на Ремуса длинную крепкую палку. Ремус так перепугался, что пригнулся и блокировал удар на чистом инстинкте, закрыв голову ворохом веток.
– Что пр... – ошарашенно залепетал он и отразил ещё одну атаку, но промазал и удар пришелся на плечо. – Профессор Грей!
– Говоришь, я тебе не учитель? – Валери улыбалась. – Мальчики твоего возраста здесь умеют сражаться и с первых дней в колонии дерутся на палках, оттачивая реакцию и ловкость. Если не хочешь опять есть снег на завтрак – бери палку, – её палка с гулом описала мощную, стремительную «восьмерку» в густом морозном воздухе. – И защищайся.
– Хватит прыгать, Люпин! – смеялась она. Палка со свистом рассекла воздух. Вопреки приказу, Ремус отпрыгнул назад, втянув живот. – Нападай! Попробуй достать меня!
– Я не могу! – со смехом откликнулся Ремус. – Вы же мой учитель, как я могу ударить учителя?
Снова загудела устрашающая восьмерка – Ремус едва успел ставить блоки и то и дело получал, по рукам, по бокам, повсюду. Руки уже болели от напряжения, кисти казалось вот-вот выдернет вместе с «оружием». И несмотря на все ушибы, бой больше напоминал игру между детьми во дворе, а не серьезный поединок.
– Не стой на месте, двигайся! – Валери вдруг перехватила его свободной рукой, Ремуса крутануло, как в каком-то диком па и Валери оттолкнула его, нанеся напоследок слабый, но довольно обидный удар палкой по поясу. Ну или чуть ниже. Так шлепают газетой кота, когда он уже выходит из комнаты.
Ремус зашипел и обошел Валери по кругу, потирая ушибленное место, но азарта не растерял.
– Вокруг тебя полно свободного места, а ты двигаешься так, словно вокруг тебя толпа больных старушек, которых ты боишься толкнуть!
Она держала спину очень прямо и каждую секунду готова была атаковать, он же прихрамывал и сутулился.
– Давай, Люпин! – подзадорила его Валери. – Сможешь меня одолеть, я пойму, что учитель тебе не нужен. Тогда уж называй меня по имени! – она засмеялась, глядя, как он пыхтит и решается.
Он атаковал, она блокировала его так легко, словно читала мысли. Палки сталкивались с гулким вкусным треском, но в какой-то миг Валери провалилась ногой в сугроб и Ремусу удалось обхватить её, прижать к себе спиной и обездвижить, придавив палкой. В эту секунду они оба вдруг почувствовали, что Ремус все-таки выше, шире в плечах и, возможно, сильнее, но длилась эта бесконечная секунда недолго. С определенного момента в своей жизни Валери Грей ненавидела, когда кто-то хватает её вот так и лишает свободы. Она взвилась ужом, Ремус успел только почувствовать как разжимаются руки, а затем одна из них вывернулась, мир кувыркнулся и вот, он обрушился на спину в снег, ошеломленный и поверженный.
– Никогда больше так не делай! – грозно прорычала она, вдавив его коленом в снег и приставив конец палки к его подбородку. – Понял?!
– Да, – задыхаясь произнес Ремус и натужно сглотнул, на секунду опустив взгляд. Разгоряченное боем тело весьма недвусмысленно отреагировало на тяжесть, давившую его к земле и впервые за долгое время Ремус почему-то не испугался, что она заметит, и не смутился. Его это заинтриговало. Ему даже захотелось, чтобы она это заметила...
Валери встала и Ремус тоже поднялся, отряхиваясь от снега. Грей уже растеряла всю свою веселость и поднимала рассыпанный хворост. Ремус занялся тем же, поглядывая на неё в наступившей тишине, а когда последняя ветка была поднята, он все-таки решился, подошел к ней со своей охапкой и сказал:
– Извините, профессор. Я сделал вам больно?
Валери сурово взглянула на него, помолчала пару секунд, а потом так же сурово стряхнула с его плеча снег.
– Нет. И, знаешь что, Люпин. Ты можешь звать меня по имени, – и она улыбнулась при виде робкой радости на его лице. – Идем. Нам пора возвращаться.
* * *
Как это все-таки было странно – находиться среди людей и не чувствовать себя не таким. Много раз он по привычке ловил себя на мысли, что все они не были бы так любезны, если бы знали, кто он. А потом он вспоминал, кто они и сердце замирало от радости.
Не может быть, чтобы ему тоже можно было жить так легко и свободно.
Так просто не бывает.
Чтобы не выбиваться из общей массы, Ремус старался делать то же, что делают все. В лагере все время кипела работа по улучшению, утеплению, укреплению и Ремус помогал изо всех сил, помогал строить изгороди, чинить оружие, носить воду.
И то ли дело было в свежем воздухе, пище, приготовленной на этом открытом воздухе, горных источниках, или ещё в чем-то, но за неделю жизни в колонии, Ремус вдруг почувствовал себя крепче и здоровее, чем когда-либо прежде!
Раньше он с трудом поднимал какие-то несчастные тридцать фунтов, а сейчас взбегал с двадцатифунтовыми ведрами воды по заснеженному берегу реки. В Хогвартсе даже после восьми часов сна он чувствовал себя слабым и разбитым, здесь же ему хватало четырех часов, чтобы подняться с подушки бодрым и полным сил. Ему нравилось работать на свежем воздухе, чинить мебель, сколачивать навесы от снега, нравилось рубить дрова и носить воду. Нравилось, как наливаются силой руки, как ладони обрастают мозолями. Раньше у него появлялась только одна мозоль – от школьного пера. Теперь же ему приходилось надевать перчатки без пальцев, чтобы не содрать кожу окончательно. Раньше он осуждал грубый труд и считал, что главное предназначение любого цивилизованного человека – оттачивать ум, а не топор, работать мозгами, а не руками.
А теперь он вдруг почувствовал раздражение и чуть ли не презрение к бывшему себе. Ему нравился грубый труд. Нравилось чувствовать, что он действительно делает что-то полезное и нужное.
Одно только было плохо – у него не было никакой возможности послать весть друзьям, чтобы они знали, что он жив-здоров и даже по-своему хорошо устроился.
За всем этим Ремус не забывал и о своем главном предназначении в этой колонии: помочь освободить пленника и самим уйти живыми. Конечно же Валери не могла познакомить их лично, но все равно устроила им небольшую встречу: увела выводок новичков собирать ягоды и хворост, а Ремусу и Луне приказала накормить «этого в палатке».
Пленник, о котором Ремус знал только то, что зовут его Чарльз, сидел на коленях, привязанный спиной к столбу, сделанному из дерева. Парню было лет двадцать с лишним, но на нем была министерская форма с эмблемой Отдела Валери. Эта форма делала его сразу лет на десять старше. Вид у него был изможденный донельзя: всё лицо в лиловых синяках и кровоподтеках, бровь раздулась и кровоточила на прищуренный глаз, равно как нижняя губа и нос. Очевидно с ним время от времени проводили «беседы». Луна с отвращением поила его бульоном, в котором не было ни грамма мяса, но бедный парень пил жадно, захлебывался, хлюпал и тянулся к нему на своих веревках. А Луна наоборот, неприязненно отстранялась и кривилась.
Ремус отправил её, сказав, что хочет «побеседовать» с пленником наедине. Шепнув ему, что делать, он несколько раз врезал своей сумкой по столбу. Чарльз послушно мычал якобы от боли, удивленно вытаращив на Ремуса огромные карие глаза. Перед уходом Ремус по приказу Валери быстро скормил ему немного вяленого мяса и горького шоколада, приложил палец к губам и вышел, демонстративно потряхивая кистью правой руки.
После этого Луна стала смотреть на него ещё восхищеннее, чем прежде.
– Что он сделал? – для отвода глаз спросил он, когда они вместе стояли с мисками в очереди к котлу с сытным мясным гуляшом, который варили для всех в гигантском котле. – Что сделал этот парень, почему вы держите его в плену?
Луна презрительно скривилась.
– Он притворялся одним из нас, чтобы затесаться в наш лагерь и сливал всё, что узнавал в Министерство Магии. Из-за этого нескольких наших поймали в лесу во время сбора хвороста и упекли в Мунго. Просто за то, что мы – такие, представляешь? Эти, – она неопределенно кивнула, имея в виду, очевидно Министерство. – Считают, что поступают так для нашего же блага, что в специальных камерах Мунго мы не причиним никому вреда и нам же потом будет легче жить. А как по мне, если меня поймают и попытаются упечь в психушку, сразу перегрызу себе вены или ещё что-нибудь с собой сделаю. Я им не животное, чтобы в клетку меня сажать. Я свободный человек.
– Это правда – про клетки в Мунго? – спросил Ремус у Валери на следующий день, когда они возвращались после очередной тренировки и по пути проверяли охотничьи силки. День был чудесный, в косых солнечных лучах снег казался сиреневым, в лесу было ясно и хорошо.
Вопрос о клетках не давал Ремусу покоя всю ночь, он ворочался и пару раз даже всерьез собирался нагрянуть в хижину к своему учителю и потребовать объяснений. – Вы действительно запирали пойманных оборотней в психиатрическом отделении Мунго?
Валери удивленно оглянулась на него, отодвинув край своего бесконечно огромного вязаного платка.
– Мерлин, где ты это взял?
– Луна сказала так. Как вы можете сажать живых людей в клетки? Это бесчеловечно!
– Ах вот как, – Валери опустилась на корточки перед силком, в котором застрял беспокойно подрагивающий кролик. Блестящий черный глаз зверька в ужасе уставился на Ремуса. Одно движение ножа – Ремус невольно зажмурился – и зверек перестал вырываться. – Это интересно, – она резко выдохнула, вглядываясь в зиму вокруг. – Двенадцатилетний волчонок сбегает из дома, наслушавшись и начитавшись россказней про чудесную жизнь в колонии Фенрира Сивого, – Валери твердой рукой запихнула тушку кролика в сумку. Вскинула её на плечо. – Родители убиваются от горя и умоляют вернуть им сына. Мы возвращаем им сына, возвращаем десятки сбежавших сыновей и дочерей, а в полнолуние не даем этим детям искусать собственных родителей, когда, как ты говоришь «запираем» их в Мунго, напоив перед этим успокоительным зельем, чтобы они и себя не покалечили. И если теплые, светлые больничные палаты – это клетки, тогда да, мы действительно сажаем этих детей в клетки. По-твоему мы поступаем плохо? Лучше дать им совершить то, за что они никогда себя не простят?
Ремус вспомнил покалеченную ногу отца и желудок сдавила когтистая лапа.
– Помнится мне и с тобой поступали в Хогвартсе поступали так же, думая в первую очередь о твоей безопасности. Тогда ты был благодарен за это? Что изменилось?
Ремус промолчал.
Но не потому, что ему нечего сказать.
А как раз потому что было.
– Не нужно было тебе сюда идти, Люпин, – прошептала она и отправилась к следующему силку, проваливаясь в снег по колено, а Ремус остался стоять, один на один с её словами.
Впрочем, Валери вскоре и сама пожалела о них.
Они с Ремусом охотились на маленьких лесных индюшек. Преследуя стаю, ушли глубоко в лес, в самую старую и заросшую его часть и, сами того не зная, все ближе и ближе приближались к небольшому обрыву над каменистой рекой. Натягивая тетиву, Валери оступилась на заснеженном склоне, замерзший камень с треском надломился и накренился так, что Валери соскользнула вниз. От её крика у Ремуса кровь застыла в жилах, спотыкаясь и падая он бросился туда же, плашмя плюхнулся в снег и все-таки успел, успел схватить её за руку.
– Я держу! – крикнул он, но тут же с ужасом почувствовал, как её вес его самого тянет вниз и как все тело скользит по снегу вниз. Ремус вскинул одну руку и ухватился ею за острый, ледяной край камня, умоляя его не обваливаться в реку, подождать хотя бы полминутки. – Я держу, я не отпущу!
Секунда на то, чтобы набраться сил – и он с натужным стоном потянул её на себя. Ещё одно усилие, ещё, он слышал, как Валери цепляется и упирается в камень со стороны обрыва, помогая ему. Последний рывок, от которого, казалось, полопались все сухожилия и связки в руке – и Валери вытянуло наверх.
От их веса камень снова завыл и затрещал, но они успели убраться с него всего за несколько мгновений до того, как он с пылью и треском обрушился в воду.
– Ну вот... – выдохнул Ремус, все ещё не выпуская из объятий Валери, которую закрыл спиной от брызгов воды и осколков. – Поохотились на индюшек.
– Ну или они на нас.
Они переглянулись, все ещё немного задыхаясь и зашлись нервным смехом.
* * *
Пару раз Ремус видел, как дерутся Воины колонии. Полуголые, несмотря на мороз, босые, пышущие неукротимой животной яростью молодые волки боролись, кубарем катаясь по маленькой песочной арене, дрались на палках, переступая в ледяном песке жилистыми ногами, ненавидели друг друга, схватываясь вновь и вновь. И Лука, самый тощий и хилый на вид неизменно побеждал во всех поединках, с небрежным, презрительным изяществом укладывая на лопатки новых и новых противников. И всякий раз, когда он при этом чувствовал на себе взгляд Ремуса, вскидывал голову и смотрел на него так, что Ремус всей кожей чувствовал вызов.
– Не вздумай драться с ним, – сказала как-то раз Валери, когда Ремус в числе небольшой публики наблюдал за тренировкой. Грей явно чувствовала, что творится в душе Ремуса.
– Я знаю, что он меня победит, – легко отозвался Ремус, наблюдая за тем, как мальчишки кубарем катаются по песку, пытаясь достать друг друга и придавить к земле, что значило бы полное поражение. – Но если он сам вызовет меня на бой...
– Он утверждает свою территорию и только, – презрительно бросила Валери. – И как только ты вступишь с ним в бой, станешь частью касты Воинов. Они всегда первыми повинуются зову вожака, не могут не повиноваться. Для них это как Империус. Побереги свою голову, Люпин, она тебе ещё пригодится.
После этого Ремус перестал приходить на песочную арену по утрам, но все равно нет-нет, да ловил на себе нахальный, вызывающий взгляд сына Фенрира Сивого.
Тем более, чо ему было где потренироваться. Когда выдавалась пара свободных часов, они с преподавателем по Уходу за магическими существами уходили далеко в лес и там Валери, как и прежде учила его стрелять и сражаться на палках. Он заметил, что в последнее время она стала часто прикасаться к нему без всякого повода – класть ладонь на плечо, на руку, на спину. В этих касаниях не было ничего, что могло бы выдать серьезные намерения.
Но раньше такого вообще не было.
И Ремус каждый раз потихоньку улыбался, когда она трогала его и думал, пусть это будет то самое, недосказанное, что почти всегда присутствует в отношениях между людьми.
Что бы он подумал, если бы заметил, как Валери Грей иногда наблюдает за ним, когда он рассказывает о Хогвартсе Мяте, которая родилась здесь, в колонии, и никогда не видела внешнего мира. Или как Луна, смастерившая для него деревянный браслет, цепляет его Ремусу на руку.
Днем он работал, помогая укреплять колонию, а по вечерам, когда с неба в ущелье стекали холодные зимние сумерки, он отдыхал и веселился вместе со всеми на празднике Янтарной Ночи.
Их называли так в честь дюжины костров, из-за которых ночь озарялась насыщенным, густо-медовым светом. Грум и ещё несколько человек играли ладонями на небольших, обтянутых кожей барабанах, кто-то поигрывал на гитаре. Обитатели колонии ужинали, пили, танцевали какой-то свой, особенный танец, суть которого Ремус никак не мог постичь. Одно только он понимал – утробные, хтонические звуки барабанов околдовывали, гипнотизировали и тело само собой начинало двигаться, волнующе и плавно...
Сивый обычно наблюдал за весельем со стороны, сидя в почетной компании старцев за каким-нибудь большим уютным костром, попивал медовуху, делил с сородичами пищу, но время от времени все же танцевал с какой-нибудь из своих дочерей.
Ремус, как бы ему ни хотелось, тоже не принимал в танцах участия. Он ещё в Хогвартсе чувствовал себя полным профаном в этом вопросе, поэтому предпочитал просто активно наблюдать за праздником. Пока вокруг костров сплетались хороводы и плескалось море полуголых, разгоряченных огневиски людей, разрисованных хной, они с Валери прогуливались между горящих бочек, попивали вино с корицей и гвоздикой, или играли с детьми, которые носились по лагерю, добавляя к рокоту барабанов свой звонкий смех и писк.
– Это потрясающе! – восхищенно заметил Ремус как-то раз, когда они с Валери стояли у хижины, попивая вино с корицей и гвоздикой в одну из таких ночей. – Это же целая культура! Я слышал столько разных, самых жутких слухов об этом месте, но никто не говорил, что здесь может быть... так...
Он осекся, потому что среди танцующих вдруг выделилась группа его сверстниц, среди которых была и Луна. Они так разгорячились, что начали сбрасывать свои вязаные сети прямо во время танца. Из одежды на них оставались только сорочки, или длинные шерстяные кофты, пламя облизывало их влажные, бедра, испещренные следами когтей, босые ступни полыхали на снегу розовым, спины и руки сверкали бисером пота, длинные, переплетенные косичками и лентами волосы прилипали к смеющимся лицам. Облитые янтарным огнем, прекрасные и дикие... куда там хогвартским студенткам.
Ремус сглотнул, когда Луна в венчике из остролиста и волчьих ягод поймала его взгляд и поманила Ремуса пальцем.
Пламя гигантского костра кидалось на небо, разрисованные руки волков и волчиц плавно выгибались в дрожащем мареве, точно ростки как-то живого растения. Пару раз он ловил на себе неприязненный взгляд Луки, который так же держался в стороне от очага веселья. Но сегодня ему не хотелось с ним ссориться
Валери, которая уже довольно давно внимательно наблюдала за Ремусом, сузила глаза, а затем вдруг протянула руку к его лицу. Ремус вышел из ступора, тут же посмотрел на неё и окаменел. Валери деловито проверила его подбородок на предмет небритости, повернув напоследок его заросшую физиономию из стороны в сторону.
– Не замечала за тобой раньше такого, – сказала она, убирая руку. Ремус смущенно улыбнулся, потерев щеку, но в её лице не было ни капли веселья.
Лука, уже целый час наблюдающий за ними со стороны костра Сивого, тяжело задышал и поднес к губам кружку.
– Это как-то случайно вышло. Вы хотите, чтобы я побрился? – простодушно спросил Ремус, заглядывая ей в глаза. Валери хмыкнула, но ничего не сказала. На лице у неё блуждала непонятная тревога.
– Простите за то, что я сказал тогда в лесу.
Валери вопросительно подняла бровь.
– О чем ты?
– О «бесчеловечности». Я был не прав. Если бы со мной не поступали так, страшно представить, сколько всего могло бы случиться, – Ремус шутливо склонил перед ней голову. – Извините меня.
– Хм. Тогда и ты извини меня. Зря я сказала, что тебе не стоило появляться здесь. Ты спас меня сегодня, Люпин, – она склонила голову, глядя на него и в серых глазах тепло мерцали отблески Янтарной ночи. А потом она улыбнулась. – Я...рада, что ты здесь.
В этот бесконечный момент Ремусу так много захотелось сказать ей, но слова только всё испортили бы. Поэтому он сжал её теплую ладонь, робко вплетаясь в её пальцы и поднес к губам.
И Валери не отняла её, только в уголках её улыбки появилась легкая горечь.
– Развлекаетесь?
Они синхронно обернулись. Лука неслышно подошел к ним со стороны костра Сивого. Ремус дернулся, выпуская руку Валери, но сдержался.
– Что тебе нужно? – знакомым, режущим голосом спросила Валери.
Лука выгнул губы, разводя руки, в одной из которых сжимал кружку.
– Хотел выразить вам своё почтение, Люп-пин! – он издал губами неприличный звук, качнувшись в сторону Ремуса. – Нечасто встретишь Сына, который так много времени проводит со своей Матерью. Поведайте же мне ваш секрет, чем это таким вы занимаетесь в лесу, м-м?
– Лука, ты пьян, оставь нас в покое!
– Вас! – тихо зашипел Лука, салютовав кружкой, сделал глоток, облизал губы и вдруг сунулся к самому лицу Валери, жарко зашептав ей на ухо. – Думаешь, я не знаю, что за игру ты ведешь, сестра? Думаешь не знаю, зачем ты притащила сюда этого сосунка? Хочешь, чтобы я сейчас рассказал всё отцу, или подождем полной луны?
– Оставь её в покое! – Ремус схватил Луку за ворот его свитера и рванул, но сын Сивого взвился, как ошпаренный, отбив его руки.
– Держи их при себе, тварь! – прошипел он. – Или оторвать их тебе?
– Лука, в последний раз, проваливай, иначе..
– Иначе что? – нахально поинтересовался парень. – Что мне могут сделать младенец и шл...
Горячая волна поднялась в Ремусе, швырнула его к Луке, выбросив из глотки рваное рычание.
Лука радостно отпрыгнул, Валери перехватила Ремуса.
– Нет!
– Так-так , смотри-ка, кое у кого прорезались клыки? – он хрипло хохотнул. Ремус смотрел на него с ненавистью.
– Ну! Давай! – подначил его Лука, глаза его горели нетерпением, зубы оскалились.
Ремус задергал носом, шумно выдыхая, Лука задиристо дернул тощим плечом, они дернулись друг к другу и тут на плечо Луки властно легла широкая когтистая рука.
– Что здесь происходит? – Сивый одним движением отстранил сына и взглянул сначала на Валери, затем на Ремуса. – Сын?
– Ничего, отец! – Лука с трудом оторвал взгляд от Ремуса и взглянул на отца с некоторой опаской. – Просто хотел сказать спасибо моему новому сородичу за то, что он так быстро вошел... в колонию, – он бросил быстрый взгляд на Валери. – Жду не дождусь твоей первой охоты, брат мой.
И он ушел, вынырнув из-под тяжелой лапы своего отца.
– Ты в порядке? – резко спросила Валери, когда они снова остались одни и Ремус немного успокоился. Каждый раз, когда Лука нападал на него вот так, ему казалось, что этот мерзавец знает куда больше, чем надо. И ещё этот приступ злости сейчас, он ведь был рад, даже рад был бы подраться с Лукой, разобраться наконец, кто-кого...
– Да, – буркнул он наконец, стараясь не смотреть ей в глаза. – Со мной все хорошо. Похоже, он ревнует вас?
Валери качнула головой и прищелкнула языком.
– Боюсь, что нет. Лука из тех волков, которые никогда не заводят пары.
– Почему?
Валери красноречиво глянула на него, но Ремус не успел понять, что она имела в виду. Из толпы танцующих выбежало несколько запыхавшихся, сияющих девочек во главе с Луной.
– Ремус, идем с нами танцевать!
– Да, что ты тут стоишь, пойдем!
– Дамы, я не умею! – попытался отшутиться Ремус, но безуспешно – девочки были очень настойчивы.
– Тут не надо уметь!
– Да, просто расслабься!
– Идем!
– Иди, – Валери легонько подтолкнула его в спину. – Нехорошо отрываться от своих!
Ремус быстро взглянул на неё и позволил многочисленным теплым рукам ухватить себя и увлечь в самую гущу танцующих.
И сначала он просто танцевал, зачарованный музыкой, как и все, двигался, кружился, веселился... а затем... затем вдруг за барабаны сел Сивый.
И вот тогда-то с головой Ремуса что-то случилось.
Он перестал понимать, что происходит. То есть, так-то осознавал, что он танцует, что он обнимает то Луну, то Розу, то Мяту, но в эти минуты кто-то другой управлял его телом. То же обжигающее, горящее нечто у него в груди, которое только что требовало отведать крови Луки. Оно было таким жарким, что собственная одежда вдруг показалась лишней, ему хотелось стащить с себя этот дурацкий человеческий свитер, который ему выдала одна из матрон здесь, в лагере. Хотелось избавиться от ремня, обуви, от всего, что запутывало его тело. И чем громче звучала музыка в его голове, тем меньше в ней оставалось человеческого, Ремус танцевал, совершал какие-то движения, даже не подозревая, что был способен на них, он рычал, он смеялся, а когда все вдруг по-очереди принимались выть – выл вместе со всеми и ему нравилось это! Черт возьми, ему ещё никогда не было так хорошо!
Вскоре он совсем перестал думать, огневиски пополам с огнем залило его голову и только время от времени швыряло в Ремуса отдельные кадры: костёр, вспыхивающие огнем рыжие кудри, податливое тело Луны, Роза, ещё чье-то, чьи-то глаза, вспыхивающие то желтым, то зеленым, пристальный взгляд одноглазого юноши откуда-то из темноты, мятный свет нарождающейся луны в небе, волк, проскочивший мимо. Ремус порывисто оглянулся ему вслед и тут же из темноты вынырнул другой, третий, пятый, а затем он сам стал волком и всё потеряло смысл. Даже испуганный блеск серебристых глаз, тускло пробивающийся сквозь плывущее марево горящего меда вокруг.
Впервые в жизни он ни о чем не думал и ни о чем не переживал.
«Ты дома, Ремус...» – шептал чей-то родной голос у него в голове. «Ты дома...»
* * *
В Сочельник Ремус проснулся с тупой, зудящей болью во всем теле.
Голова болела, глазам было тяжело и неприятно смотреть на свет, кожа чесалась.
Кое-как Ремус заставил себя подняться с остро пахнущего животным мехового настила на полу своей хижины, дотащил себя до умывальника, а когда умывался, вдруг почувствовал такую жуткую боль в деснах, что застонал и схватился за край раковины.
Когда боль немного отступила, он поднял голову, оглядел небо и дрогнул, увидев его. Отдаленный бледный призрак, скрытый туманным маревом облаков, не способный причинить вреда, но уже нависший над горным ущельем.
Началось.
Она уже здесь.
– Плохо, да? – спросила белокурая Мята, когда он встал в очередь за завтраком с миской в руках. Ремус удивленно оглянулся, все ещё потирая рот.
– У тебя зубы уже лезут? – сочувственно спросила она. – А у меня вот, смотри, – девочка показала ему руку. Ногти на ней вытянулись и заострились как когти, вокруг темнели следы крови. – И так каждый раз. Терпеть это не могу, поскорее бы ночь.
– Ничего, зато сегодня наконец повеселимся, – брякнул он и только через секунду осознал, что именно сказал. И пришел в ужас. Но не от того, что сказал.
А от того, что ему-то как раз веселья не видать.
Мята улыбнулась и в её улыбке Ремусу почудилось что-то звериное. Он тряхнул головой.
– Это вы повеселитесь, а мы будем сидеть в лагере, – она пнула носком ботинка сугроб. – Скукота. Матери не пускают меня на охоту. А ведь мне уже почти четырнадцать! Это нечестно!
– Зато у тебя это ещё впереди! – многообещающе улыбнулся Ремус и снова почувствовал, что не лжет.
– Мама Иона просила, чтобы ты сегодня покормил этого, – сказала Луна, накладывая овсянку в его миску. Она сегодня помогала Матерям на кухне. – Она на охоте. Вот, держи, – и она вручила ему ещё одну миску, каши в которой было примерно в половину меньше.
Ремус послушно понес миску пленнику, но накормил его быстро и все время отводил глаза, хотя Чарльз, который тоже прекрасно знал, что сегодня за день и какую роль в нем должен сыграть Люпин, явно надеялся хоть на какой-то знак.
Знака ему Ремус никакого не дал.
Более того, когда он вышел из палатки, вытащил из кармана ломтики шоколада и мяса, и бросил в снег.
Валери он нашел не сразу, она всегда уходила очень далеко в лес, когда охотилась сама, но сегодня её запах нитью вился в воздухе и Ремус безошибочно шел по нему, даже не задумываясь о том, что впервые идет по запаху, все ещё будучи человеком.
В голове его бушевало сражение.
Он так крепко задумался, что и не заметил, как «нить» прервалась и он погрузился в целое озеро запаха. А в чувства его привел инстинкт, который толкнул Ремуса в сторону, как раз в тот миг, когда в дюйме от него просвистела гибель и угодила в сердце пушистому кролику, который четверть часа шел за Ремусом по пятам.
Он посмотрел на растекающуюся по снегу лужицу крови и тут его десна снова пронзила боль.
– Веселого Рождества, Люпин.
Ремус оглянулся. Валери спускалась к нему с холма, на ней был все тот же «рыбацкий» свитер, те же черные брюки и сапоги, тот же шарф и сумка через плечо. А кроме того – тот лук, который он смастерил для неё своими руками. И колчан.
– Уже Сочельник? – он удивился, как сильно отстал от жизни. Какая-то часть его сознания неубедительно пропищала имена отца, друзей, одноклассников... и тут же умолкла. Всё это казалось сейчас бесконечно далеким.
– Уже, – подтвердила Валери, улыбаясь. – И у меня есть для тебя подарок.
Она бросила ему ни больше, ни меньше, его рюкзак, тот, с которым он пришел сюда.
– Спасибо! – усмехнулся Ремус, заглянул внутрь и обнаружил там аккуратно сложенную одежду, пузырьки Волчьего противоядия и свою верную волшебную палочку.
В первые дни в колонии ему ужасно не хватало волшебства, а сейчас у него появилась возможность наконец-то вылечить ладонь, на которой сорвало мозоль.
Вот только одна мысль о том, чтобы воспользоваться магией, вызывала у него отвращение.
Валери внимательно наблюдала за его действиями.
– А у меня для вас ничего нет, – виновато улыбнулся он, застегивая молнию.
– Есть, – Валери отобрала у него рюкзак, преспокойно сунула в него руку и бросила Ремусу один из пузырьков. – Выпей это.
Их взгляды скрестились.
Валери прекрасно знала, что творится у Ремуса в душе.
А Ремус прекрасно видел, что она это знает.
Глядя на неё исподлобья, он выдернул из пузырька пробку и опрокинул в себя противное пойло одним махом.
– Умница, – холодно сказала Валери. – Будь добр, пей его весь день.
Она отвернулась и пошла вперед. Ремус дождался, пока она прицелится в очередного несчастного зайца и как только стрела свистнула, он склонился за деревом, сунул в рот пальцы и вырвал.
Они охотились весь день. Ремусу казалось, что Валери специально держит его подальше от колонии.
На обратном пути они увидели, что заледеневшее болото, по которому они проходили в эту часть леса каждый день, разошлось трещинами. Пришлось подняться по ущелью выше и сделать довольно внушительный крюк. В этой части леса Ремус ещё не был. Местность здесь была какая-то странная: то тут, то там Ремусу попадались на глаза какие-то доски, следы фундаментов, гнутые, обугленные дорожные знаки, горы кирпича, пару раз он даже видел колеса автомобилей.
– Похоже, здесь раньше был город, – заметил он Валери. – Или деревня. Это так?
– Да.
– Что произошло? Пожар?
Валери ничего не ответила. Впрочем, Ремус уже привык к тому, что она всегда сама решает, о чем им говорить, а о чем нет. Пройдя ещё немного, они миновали горячие источники, как вдруг Ремус увидел среди деревьев высокую темную фигуру.
– Что это там? – он решительно повернул в сторону зарослей, не дожидаясь Валери. Как ни странно, она не стала его останавливать и пошла следом. Протолкавшись сквозь девичье царство маленьких пушистых ёлок, Ремус очутился на крошечной чистой полянке и увидел в её центре большой памятник, потускневший, почему-то закопченный местами и слегка разрушившийся, но все ещё вполне узнаваемый.
– Капитолийская волчица, – сказала Валери, как всегда неслышно подойдя сзади. – Памятник Ромулу и Рему, основателям Древнего Рима.
Ремус нежно провел ладонью по спине волчицы, счищая снег. Сжал маленькую бронзовую ножку одного из детей у её груди.
– Почему она здесь? – тихо спросил он.
– Ты не знаешь эту легенду? Дочь царя бросила своих детей и их вскормила волчица, чтобы со временем они основали величайшую империю в мире.
– Это не так, – тихо произнес Ремус, взглянул на маленького, почерневшего от огня бронзового Рема и в горле подозрительно защипало. – Рея никогда не бросала своих детей. Она погибла. Её казнили за то, что дети были незаконными и якобы произошли на свет от Бога войны.
– Может быть, – сухо молвила Валери, глядя на памятник недобрым взглядом. – И тем ни менее, Сивый рассказывает своим волчатам именно эту версию. Чтобы они верили, что даже если от них отказалась семья, у них есть шанс стать великими и изменить этот мир.
– Тогда он не случайно выбрал для колонии это место, – уважительно заметил Ремус, смахнув снежную шапку с головы Ромула и вдруг увидел надпись, сделанную под пухлыми ножками младенца:
«Всё в своё время. Курций Руф, I в.до н.э. – Уиллоу-Крик, 1937.»
– Уиллоу-Крик? – Ремус порывисто обернулся к Валери. В его голове как будто свет включили и он вспомнил, что за услугу оказала Валери Сивому, вспомнил обломки по пути сюда и его прошиб холодный пот. – Это... это ваш старый город? Вы отдали его О...Сивому!
Валери обратила на него свои невозможные глаза и чуть-чуть сузила их, но так, что Ремусу сразу захотелось куда-нибудь уйти.
– Просто поразительно, как ты осведомлен о подробностях моей личной жизни.
Ремус отвел взгляд.
Валери немного помучала его взглядом, а затем вскинула брови, резко вздохнула и тоже провела ладонью по спине волчицы.
– Да. Когда-то здесь лежал очень бедный и никому не известный Уиллоу– Крик. Мэр был самовлюбленным идиотом и решил, что когда-нибудь воздвигнет в горах великолепный город, чуть ли не новый Рим. Потому и заказал этот дурацкий памятник. Рим он действительно создал, правда всего лишь в пределах своей усадьбы, а памятник остался, – она фыркнула. – Как вечное напоминание жителям о том, как жестоко их провели, – её ногти скребнули по бронзе и руки упала.
– Я знаю, что они сделали вам, Валери, – тихо произнес Ремус после небольшой паузы и его рука, скользнувшая по круглой головке Ромула, сжалась в кулак. – Они получили по заслуге.
Валери обернулась к нему.
– Вот как?
– Да.
– То есть ты считаешь, что я правильно сделала, натравив четыре десятка оборотней на незащищенный город, в котором, вероятно, были и те, кто был ни в чем виноват?
Ремус засопел.
– Они убили вашего сына! Просто за то, что он родился не таким, как они! Они вас пытались убить! – Ремус подумал, что за последнее он и сам растерзал бы любого одними зубами.
– Генри тебе рассказал, – пробормотала Валери. – Я могла бы и раньше догадаться.
Ремус неприязненно вздрогнул, услышав это имя. Оно выдавало близость, о которой он сам и мечтать не смел по-отношению к этой женщине.
– Вы любите его? – спросил он, ковыряя трещинку на памятнике.
– А тебя это разве касается? – вкрадчиво поинтересовалась Валери.
– Любите или нет?! – крикнул он и прерывисто вздохнул, разжимая кулаки.
Валери пристально смотрела на него, быстро что-то прикидывая, а затем сказала очень спокойно:
– Доктор Генри Джекилл – мой единственный близкий человек. Он поддержал меня, когда все от меня отвернулись. И с тех пор не бросал никогда. Я бы доверила ему свою жизнь.
Над памятником Капитолийской волчицы повисла мертвая тишина.
Ремус медленно покивал, поджав губы.
– Говорите, никогда не бросал. Тогда же он теперь? – он театрально оглянулся, словно ожидал, что профессор по защите от Темных сил сейчас выскочит из кустов. – Вы рискуете своей жизнью, находясь сейчас здесь, а где же он? Почему не помогает вам, почему не поддерживает?
На сей раз Валери молчала ещё дольше.
А затем оглушила его:
– Сегодня ночью Генри приведет сюда почти весь мой Отдел. Только он знает, где находится колония, ведь когда-то он тоже жил здесь. Он перехватит Чарльза в лесу, до того, как до него доберутся дети Сивого и отведет к порталу, а мы будем прикрывать их.
Ремус ошеломленно замолчал.
– Вы... вы собираетесь напасть на колонию? – севшим голосом спросил он, на секунду забыв о снедающей ревности. – Валери, нет... вы не можете.. вы не должны, вы же не... вы привели сюда этих детей! Вы привели сюда Луну, и...и Маленького Тома! И вы же их и убьете?! – что-то нехорошо потемнело в её глазах. – Да как вы можете?! Вы не сделаете это, вы же не убийца! Вы н...
– С чего ты взял, что я не убийца? – спросила она.
Ремус осекся.
– Я помню, как Маленький Том стал оборотнем. Его покусала Мята. А Сивый убил его родителей. Просто потому что никто их не остановил. Тома некуда было деть, в мире нет приютов для маленьких вервольфов. Поэтому он оказался здесь. Это замкнутый круг. И если я правильно помню, ещё несколько недель назад ты мечтал быть в числе тех, кто поможет его разорвать, – она подошла ближе. – Ты очень изменился, Ремус.
– Вовсе нет! – запротестовал Ремус, но тут же понял, что она права.
– Как бы там ни было... у тебя ещё есть время решить, на чьей стороне сражаться этой ночью. Но знай. Как только я увижу, что ты охотишься на людей – выстрелю. И на этот раз не промахнусь.
Спустя час Ремус сидел у себя в хижине и гипнотизировал пузырек с зельем. Доводы «за» и «против» сцепились в его голове как осы.
С охоты они с Валери вернулись раздельно, Ремус не видел её с тех пор, но не сомневался, что она готовится к бою. Он слышал, как растет тревога в колонии, даже выслушал долгую речь Сивого перед новичкам о том, что они – высшее звено эволюции, сверх-люди, что сегодня ночью они наконец почувствуют, каково это – быть частью одной великой Стаи, и так далее, и так далее. Он говорил очень громко, свет костра делал его внушительную фигуру ещё более внушительной и пугающей. Все новички ждали и боялись, у некоторых это было первое превращение. И Ремус, стоя перед Сивым и сжимая во влажном кулаке пузырек с Волчьим Противоядием пугался того, как глубоко западают в душу слова того, кто поломал его жизнь.
«Хотя почему поломал?» – думал он, глядя, как свет керосиновой лампы, освещавшей хижине, плещется в зеленоватом тумане зелья. «Может быть он прав. Это не он сделал нас такими. Это люди. Они сами виноваты. Оборотень кусает, потому что такова его суть. Если бы волшебники лучше относились к таким, как я, нам бы не пришлось прятаться. Мы могли бы жить на равных. Но нас загнали в горы, хотя мы сильнее и можем взять то, что принадлежит нам по праву – нашу свободу и право быть теми, кто мы есть...»
Он стиснул пузырек в руке и вышел из хижины, намереваясь разыскать Валери. План созрел в его голове, такой удивительно простой и ясный, что Ремус поразился, как это раньше до этого не додумался.
Разделить зелье между детьми. Показать им, что представляет из себя колония Сивого в лунном свете. Дать им возможность выбора.
– Вы не видели Иону? – спрашивал он, то у одних, то у других. В центре лагеря готовили место для совместного, публичного превращения. Проходя мимо хижин, Ремус видел, как матери привязывают детей к столбам, увещевая, а дети смотрят на них и доверчиво кивают.
– Ты не видела Иону? – спросил он, разыскав в полевой кухне Луну, но и Луна её не видела.
Валери словно испарилась.
Он остановился на центральной площади лагеря, недалеко от кухни и потеряно оглянулся, почесывая волосы.
– Потерял свою Мамочку, Люпин? – вежливо поинтересовался Лука, проходя мимо и больно толкая его плечом.
– Не твое дело! – огрызнулся Ремус. Вообще-то он дал себе слово, что не будет лишний раз конфликтовать с Лукой, раз уж у того итак с головой не всё в порядке, но сейчас не смог сдержаться. Злость, осевшая на самом дне, всколыхнулась.
– Ох-хо-хо, а может быть и моё! – витиевато изрек Лука, разглядывая свои ногти. – Может быть я знаю, куда она пошла?
– Куда? – рывком обернулся Ремус.
Лука откинул голову назад, глядя на Ремуса с видимым превосходством.
– Не скажу. Может мне надоело видеть, как она позорит себя, путаясь с тобой.
Ремус вернулся к нему, подрагивая от плохо скрываемого бешенства.
– Слушай, что тебе от меня надо? – сдавленно произнес он, напирая на Луку так, словно хотел втоптать его и пройтись сверху. Лука отступил на пару шагов, но лицо его оставалось таким же ехидным и язвительным. – Какого черта ты до меня доебался?
– Да ничего, – Сивый-младший вдруг напустил на себя ужасно озабоченный вид. – Понимаешь, меня просто ужасно бесит это: ты явился сюда, на чужую территорию, отказываешься от честного поединка за право быть здесь, – Лука вдруг пихнул его в грудь, а не успел ошалевший Ремус прийти в себя от такой наглости, повторил. В голове Люпина застучали барабаны. – Ты здесь ещё никто и ничто, Люпин, а уже присмотрел себе самку, – нежно промолвил он. – Нет, я понимаю, что происходит. Она своего щенка потеряла, замену нашла, нового щенка притащила, а то, что она этого щенка ещё и трахает в лесу, тайком, ну так это нормально, у неё же вообще с головой не в порядке. Но ты-то... мог бы присмотреть себе кого-нибудь поинтереснее, – кожа на его покалеченном носу собралась складками, когда он оскалился – это было последнее, что Ремус хорошо запомнил, балансируя на границе терпения и безумия. – ...чем старая шлюха.
* * *
Маленькая неприметная могилка находилась на небольшом отдалении от городского кладбища. Жители отказались хоронить Бо на своей земле.
За витиеватой, поросшей плющом оградой стояли пышные памятники и мавзолеи, но время и пожар сожрали все, и только крошечная могилка за её пределами выглядела аккуратной и прибранной. Холмик снега и небольшой камень с инициалами. Валери просидела возле него целый час, рассеяно поглаживая ладонью гладкий камень.
В лагерь вернулась на закате и сразу почувствовала, что там что-то не так. Что-то происходило на главной площади, все шли туда, дети так вообще бежали с прискоком и Валери прибавила шаг, вслушиваясь в шум и крики впереди.
А затем побежала.
На небольшом свободном пятачке, окруженном радостной, жадной до крови толпой, два обезумевших молодых волка в человеческих телах рвали друг друга на части. Они схватывались так, словно сейчас, вот-вот один оторвет другому голову, расцеплялись, скалились, напряжение лопалось за секунды и публика в ужасе и восторге расступалась, когда они схватывались. А потом кричала и подбадривала дерущихся, жадно улыбаясь и требуя больше, больше, больше крови.
Длинные волосы Луки растрепались, испачкались, у него была разбита губа и когда он скалился, видно было розовые, почти красные зубы. Кровь капала и с руки, видневшейся в разорванном рукаве.
Он прошелся по кругу, мягко переступая кривыми тощими ногами. И Валери увидела его противника. Темно-синий свитер, в котором Люпин частенько сидел в холодной школьной библиотеке, был разорван от самого воротника, обнажая шею, плечо и грудь, рассеченные когтями Луки, волосы его слиплись от пота и крови. Лицо, белое, окровавленное, горело звериным бешенством.
Растопырив руки, Лука прошелся вокруг него, гадко смеясь и точно так же тараща на него свой единственный глаз, а потом бросился на противника намереваясь повалить на землю. А противник, Люпин, правильный, вежливый и спокойный тихоня Ремус Люпин огласил лагерь утробным, клокочущим рычанием, тараща безумные глаза и вцепился в Луку в ответ, изо всех сил упираясь ногами в снег.
Со стороны можно было подумать, будто эти двое горячо обнимаются. Пару секунд они упирались друг в друга, пытаясь подавить силой, а затем ненависть судорожно прорывалась, руки наносили ужасающие удары, ноги соскальзывали и казалось – ну вот, сейчас один добьет другого! И они расцеплялись, запугивая друг друга оскалом.
Сивый наблюдал за поединком с совершенно спокойным, серьезным выражением, вокруг него стояла свита, побежденная Лукой. Никто не сомневался в итоге боя.
– Какого черта, что произошло? – Валери разыскала в толпе Грума. Бородач стоял в первом ряду и посмеивался, скрестив на могучей груди руки. Для пожилых воинов такое зрелище было скорее детской забавой, чем поединком не на жизнь, а на смерть.
– А ты не видишь? Бой за территорию, песочницу нашу не поделили! – и он засмеялся, довольный собственным остроумием. В этот же миг толпа радостно взревела – противники повалились на землю и запутывались на ней в смертельный узел, явно ничего и никого не замечая. Греко-римская борьба со смертельным исходом.
Валери подалась вперед.
– Не на-адо! – протянул Грум, мягко отстраняя её. – Как ты потом мальцу в глаза смотреть будешь, если влезешь в такой-то момент, это ж главное событие в жизни каждого волчонка! Не мешай!
– Помнишь, как Сивый тебя уделал? – подал голос Рам Черный, заросший и страшный. Грум сипло хохотнул и покивал. – Еле отходили, нет? Эти вот уже минут десять грызутся, скоро видать закончат.
Ремус сам не понял, как они оказались на земле. Он вообще не понимал, что происходит, все остальные чувства, голову его наполнял дикий ультразвук, весь мир, всё потонуло в желании убить, убить, убить. Теперь они с Лукой не отступали и не нападали, они сцепились в последний раз, пыхтели, ощерив от усердия зубы, не издавали не единого звука, только ненавидели друг друга, яростно и люто.
Понятно, почему Лука стал главой местных воинов. В сражении он действовал не как человек, даже не как волк, а как механизм, настроенный на убийство. Нет страха, нет самосохранения, сколько бы Ремус не молотил его и не драл, жилистые руки заламывали его шею и плечо, давили, давили, давили...
Ремус нащупал комок смерзшейся в камень земли, вскинул его, взрывая фонтан снега и грязи и врезал им по люто горящему глазу врага. Лука взвизгнул от боли, но даже его секундного замешательства Ремусу было достаточно. Он вывернулся, повалил соперника, и... он сам не понял, что случилось, видимо ярость, ненависть и этот чертов свербеж в деснах его доконали. Он столько лет сдерживал в себе злость, опасаясь ранить друзей, что сейчас она выплеснулась во всей своей уничтожающей силе. Все умелые, мощные выпады Луки он блокировал с таким отчаянием, что рисковал сломать себе пальцы. И давил, давил так, что наверное с легкостью мог бы раздавить.
Лука бился, рычал, извивался, все ещё нагло смеясь над попытками Ремуса его победить, отдувался и орошая лицо Ремуса брызгами крови, но сбросить никак не мог. Тонкие черные волосы облепили его изуродованное лютое лицо, он сучил ногами, пытаясь лягнуть Ремуса в бок, в спину, ударить, сбросить, но тот не реагировал на боль и только подавлял все его попытки. В парализованный яростью мозг настойчиво рвалось какое-то огромное, бесконечно важное воспоминание, но Ремус не обращал внимания, и тут...
Вместо рычания, рвущегося сквозь стиснутые зубы Луки, Ремус услышал всхлип.
Жалобный мученический всхлип. Золотистый глаз расширился в каком-то тупом, отчаянном ужасе, Лука рванулся, глядя на Ремуса с непонятной мольбой, вцепился в него, жадно сминая свитер у него на руках и спине, а потом все его тело несколько раз конвульсивно дрогнуло и... обмякло.
Сначала Ремус ничего не понял, а когда понял, расцепил руки, шарахнулся от Луки как от огня, оскальзываясь на снегу. По толпе пробежал ропот, затем раздались смешки, но все смолкло, когда униженный, злой и в тысячу раз более опасный Лука взвился с земли, одновременно выхватывая что-то из рукава.
Ледяная вспышка распорола воздух в дюйме от лица Ремуса.
– Я ТЕБЕ КИШКИ ВЫРЕЖУ! – срываясь, завизжал он, встряхивая ножом. По его лицу бежали слезы.
Он напал ещё раз, ещё, ещё. Ремус отступал, уворачивался от новых и новых взмахов, но долго так продолжаться не могло. Он устал, а Лука, подстрекаемый позором и ненавистью, мог бы сейчас справиться с десятком. В какой-то миг лезвие свистнуло совсем рядом с лицом, Ремус оступился, упал...
– Лука, прекрати! – закричала откуда-то Валери.
Лука резанул ножом, но в этот же миг у него на руках повисло трое волков, а Ремус успел закрыться рукой. Удар, рассчитанный на горло, пришелся по руке, лезвие обожгло его...
Нечеловеческий, отчаянный вопль огласил поляну. Все, кто повис на Луке, оглянулся, несклько человек, в том числе и Валери, бросились к Ремусу, который катался по земле, сжимая окровавленную руку и молотил по снегу ногой.
– Серебро! – хрипло каркнула Луна, отшатываясь от руки Ремуса, испещренной обожженными капиллярами. – Это серебро!
Толпа взорвалась яростными криками:
– Подлость!
– Преступление!
– Это запрещено!
– Это позор!
Но все крики стихли, когда к Луке, которого удерживало сразу трое, протолкался Сивый. На лице старого волка неверие схлестнулось с ужасом и отвращением.
Лука, лохматый и окровавленный, согбенный одним из своих в три погибели, поднял голову и взглянул на отца, подрагивая от пережитого.
Сивый размахнулся и влепил ему пощечину тыльной стороной когтистой руки, так что голова Луки мотнулась в сторону.
– Ты больше не будешь Воином. Ты даже не будешь мне сыном, – прошипел он. – Потому что мой сын не может носить этот металл.
– Отец...
– И мой сын не может применять его против своих. Уберите его, – пренебрежительно бросил Сивый, обращаясь к остальным своим сыновьям. – Свяжите покрепче, чтобы не разорвал веревки, когда превратится.
– Отец!
– После охоты... – губы Сивого задрожали и выгнулись. Не то от скорби, не то от величайшего презрения. – Уведите его в лес.
– Папа! – в панике завизжал Лука. – Отец, нет, пожалуйста, только не это! Не-е-ет! Нет, я прошу тебя, умоляю, отец! Не-е-е-ет!
Он бился и вырывался, пока его не увели.
Фенрир Сивый отвернулся, не слушая его удаляющиеся вопли. Посмотрел на серого Ремуса, которого уже колотил озноб. Несколько Матерей склонилось над ним, гневно смаргивая слезы и шмыгая носом, Валери туго затянула шину, перекрывая серебру доступ к остальному телу.
– Вылечите его? – небрежно спросил он. – Мальчик нужен мне живым сегодня. Он теперь Бета.
И он ушел, не заметив, каким взглядом прожигает его спину Валери Грей.
* * *
Ремуса спас тот пузырек противоядия, которое он так и не успел выпить. Оказалось, оно не только подавляет разум оборотня, но и залечивает раны, нанесенные серебром.
Только если смазать их как следует.
Озноб прошел. Бледный, слабый, но все же живой, Ремус сидел на куче меховых шкур, которые служили в колонии постелями и смотрел, как Валери промывает уже затянувшуюся и обычную рану на его руке. Зелье высосало из неё весь яд.
Больше не осталось ни капли.
Свет подрагивал в керосиновой лампе. На улице сгущались сумерки.
До восхода луны остались считанные часы.
В палатке густело, скапливаясь, гнетущее молчание. Ремус знал, о чем думает Валери.
Он сам думал о том же.
Сивый назвал его своей Бетой. Он мог бы назвать любого из своих Воинов, но назвал Ремуса, потому что он, хоть и не совсем честно, но стал первым, кто одолел его сына.
И теперь у него нет выбора. Теперь он главный Воин стаи. Бета. И этой ночью, когда начнется охота, всё его сознание будет во власти Сивого. Он будет убивать и убьет столько людей, сколько будет угодно Сивому.
Будет убивать охотников... жителей в деревне... простых людей... или Сивый снова поведет свою стаю в Темный лес. В Хогвартс.
Ремус смежил веки.
Мерлин, если бы можно было повернуть время вспять.
Он бы никогда не отправился сюда. Каким же идиотом он был, когда думал, что сможет справиться... что сможет защитить. Он влез в ловушку, послушно, как один из тех кроликов, на которых они охотились. Он не смог бы защитить Валери, не смог бы этого никогда. А теперь он, или кто-то другой под его началом и убьет её, потому что она, как глава своего Отдела, будет в авангарде.
Он натужно сглотнул.
Этого не может быть. Этого не может, не может быть...
И не будет...
Решение, которое незримо, почти неощутимо кружилось в его мыслях, показалось Ремусу во всей своей простоте. Он знал, что надо сделать, чтобы наконец разорвать этот круг.
От ужаса и страха свело все поджилки, но теперь уже было поздно искать выход.
Он был.
Всего один.
– Я хочу, чтобы ты сделала это, – хрипло прошептал он, глядя на подрагивающей в лампе огонек. – Ты сделаешь?
Валери резко разорвала чистую, белую ткань, служившую бинтом.
Когда Ремус посмотрел на неё, она взглянула на него в ответ, тяжелым, холодным взглядом, но ничего не сказала. И не стала спорить, или переубеждать его.
Это только укрепило Ремуса в мысли, что он прав.
Теперь оставалось самому не дать слабину.
Но Боже мой... как же это все-таки страшно. Быть живым и понимать, что жить тебе осталось всего несколько часов.
– Ты должен уйти, – произнесла она, впервые за всё время с того самого момента, как нож Луки вспорол его руку. Валери бинтовала её и упорно не желала смотреть Ремусу в глаза. – Сейчас. Уходи как можно дальше в лес, там ты не услышишь его зов.
Ремус улыбнулся и покачал головой.
– Я услышу его. Я бы услышал его даже под действием противоядия, так уже было. Оно меня не остановило.
Валери вскинула на него взгляд и Ремусу на секунду всерьез показалось, что она сейчас на него накинется с кулаками.
– Тогда зачем ты пришел сюда? – прорычала она, до смешного напомнив ему Луку.
– Я верил, что справлюсь. Хотел спасти тебя, верил, что помогу спасти всех, – Ремус поднял здоровую руку и уже без всякого смущения или неуверенности коснулся ладонью матовой веснушчатой щеки. – И не спас никого.
Губы Валери дрогнули. Она странно и коротко дернула головой, словно хотела поцеловать его ладонь, или ткнуться в неё носом, но ему наверняка показалось, потому что она тут же отстранилась от неё, затянула узел на его руке и встала.
А Ремус уже закинул чепец за мельницу и ему было нечего терять.
– Валери... – позвал он, когда она уже была у выхода. – Я хочу попросить тебя ещё кое о чем.
Она оглянулась.
Ремус грустно улыбнулся, глядя на неё снизу-вверх.
– Поцелуй меня, – попросил он. – Один раз.
«Последний раз»
Ему хотелось добавить, что больше они никогда не увидятся, но слова застряли в горле.
Впрочем, Валери и сама это понимала.
Может потому и молчала эти бесконечные несколько мгновений, глядя на него сверху– вниз, в подрагивающем янтарном свете лампы.
А потом... потом она чуть заметно дрогнула, словно не решаясь, сделала несколько шагов и опустилась на колени, перед сидящим у стены Люпином.
Несмотря на весь ужас, обуявший его, сердце Ремуса в этот момент было самым живым на свете. И билось так горячо, как не билось никогда.
– Бедный глупый мальчик... – едва слышно прошептала вдруг Валери, тихо покачав головой и погладила лицо Ремуса ладонями. – Зачем же ты пошел за мной?
И она поцеловала его.
Коротко, тепло и сухо... в первую секунду. А затем откуда-то нагрянула огромная горячая волна, подхватившая их обоих. Не помня себя, Ремус подался вперед, обхватывая руками тонкое, податливое тело, поцелуй из мягкого, исполненного жалости стал жадным, голодным. Она обнимала его за плечи, нежно когтила их, лохматила волосы и целовала, целовала так, как ещё никто и никогда его не целовал.
Ремус задыхался от сдавившего грудь, сладкого, горячего, ослепительного и живого...
Ему казалось, что он шел к этому невероятному мигу всю свою жизнь! И теперь ему было совсем не жалко отдать её.
Он сам не понял, как выпустил её губы, как прикусил, присосался к скуле, к уху, припал к шее, стараясь не оставить без внимания ни один дюйм.
Ремус уже совершенно не владел собой, важно было только то, что это она, его Валери, она была здесь, с ним, её прерывистое быстрое дыхание, горячее тело, которое он наконец-то бесконтрольно пожимал ладонями, её душистые волосы, пропитавшиеся чистым ароматом леса...
– Стой... стой, прекрати, – выдохнула она гаснущим, дрожащим голосом и остановила его, обнимая ладонями его голову у себя на груди. – Ну всё, успокойся... нельзя, Ремус... нельзя...
Ошалевший, пьяный и ничего не понимающий, Ремус поднял голову, уткнувшись в Валери горячим лбом. Потемневшие от желания карие глаза встретились с влажными, серыми.
Непонятно зачем, они все же боролись с охватившим их безумием.
Секунду или две.
А потом схлестнулись снова.
И теперь уже никому и в голову не могло прийти остановиться.
* * *
Ремус проснулся среди ночи.
Всего через несколько часов, после того, как его взмокшая, горячая голова коснулась подушки.
Проснулся, потому что ему было больно.
И эта боль не уходила.
Первое, что он увидел, когда открыл глаза – пустой, примятый мех рядом.
– Валери... – выдохнул он, приподнимаясь и новый всплеск боли, куда более сильный, чем тот, что заставил его проснуться, скрутил тело дугой. Даже сейчас, ещё не превратившись, он слышал на себе её запах. А потом, когда он превратится... Мерлин, он же найдет её!
Ремус задохнулся, когда спазм сдавил все органы, меняя их.
– Валери... – он попытался встать, но понял, что что-то не так, оглянулся и увидел толстые цепи, тянущиеся от его рук и ног к дереву, вокруг ствола которого крепилась его хижина.
– О Боже... нет... нет-нет-нет! – боль, сопровождаемая отвратительным хрустом прошлась по его плечам, выламывая руки под кошмарными углами.
Он закричал, повисая на своих цепях. Зверь ломал его тело, всеми возможными путями прорываясь на свободу. И Ремус уже ничего не мог поделать.
Ему остался только крик.
А снаружи творилось безумие. Многие собрались на центральной площади, чтобы обратиться вместе, некоторые прятались по своим хижинам, привязанные к столбам дети бились и надрывались:
– Мама, мне больно, больно, помоги мне!
А их матери бежали из хижин прочь, чтобы превращаясь не ранить их.
Целое озеро тел корчилось и кричало в ночи, люди катались по земле, бежали прочь, пытаясь укрыться от всепроникающего, мучительного света луны.
И не было спасения.
И в самом центре этого моря страдания и боли стоял оборотень, освободивший сорок человек.
Фенрир Сивый обращался легко, человеческая кожа просто отпадала от него, как пленка, из неё во все стороны лез мех, и гигантский черный волк, в два раза больший, чем любой другой в этой колонии, вырастал из него, поднимался и глаза его, дикие и безумные жадно смотрели на лес, куда пятнадцать минут назад убежал человек. И за границей которого лежала самая желанная добыча – целая куча не искусанных, свежих, сладких детей, ждущих своей участи в теплых постелях древнего замка...
Но он знал, что перед этим ему надо преодолеть одну маленькую, незначительную преграду.
– Он будет вести стаю по той стороне, – кричала Валери Грей, обращаясь к лучникам на деревьях и указывая на спуск в ущелье. Вооруженная серебряными стрелами, ножами и всем, чем только можно, она стремительно возвращалась на свою позицию. Её правая рука, Карадок Дирборн в облике лесного медведя громко топал вслед за ней, оглашая морозную ночь негромким рычанием. Пар вырывался из его пасти.
– Не со стороны болота, как мы думали раньше, лед поломался, в случае отступления туда! Не! Идти! В стаю пойдет тридцать волков, остальные – дети, они остались в лагере. Пропустите ровно пятнадцать штук, не трогать их, иначе Сивый изменит тактику! Они попадут в ловушки, ими займется Браун и его люди, вторую кладите прямо здесь! Вторую половину поведет Бета, этих кладите прямо здесь. И стреляйте только по лапам, всем ясно?!
Едва закончив эту речь, Валери на ходу обратилась пумой, легко вскарабкалась по одному из деревьев, в гуще ветвей снова стала человеком.
Пленник был уже фактически у портала. Всего несколько минут – и он будет в Хогвартсе, Дамблдор позаботится о нем.
Но оборотень намного быстрее любого другого животного.
Именно поэтому они здесь.
Она натянула лук.
Главное, не промахнуться.
Главное, чтобы они выдержали эту ночь.
Чтобы выдержала она.
Увы.
Не мир волшебников, не мир маглов ещё не изобрел цепь, способную удержать оборотня.
Когда Альфа, обернувшись во всей мощи своего неправильного, благородно горбатого тела встал на задние лапы в окружении новообращенным, и огласил ночь протяжным воем, его Бета вырвался из пут, вырвав с мясом стальные кольца, которыми цепь крепилась к корням дерева.
В мире волка нет и не будет ничего важнее призыва вожака.
И он откликнулся на него долгим, печальным воем. А вместе с ним – по меньшей мере три десятка волков.
И не успело эхо их воя затихнуть в ущелье, как со стороны леса раздался ответ и вожак оскалился: соседняя стая, маленькая, слабая много раз битая, все же пришла на помощь, чтобы разделаться с общим врагом. Потом он, возможно, убьет их, чтобы впредь не вздумали соваться на его территорию.
Но не сейчас.
Сейчас они ему нужны.
Хорошо, что не все человеческое в нем погибло.
Почти пять десятков волков устремилось той ночью в лес.
Охотники оказались в ловушке.
Когда изломанные природой, неправильные фигуры начали выползать в снег из ущелья, когда они побежали по снегу, чувствуя присутствие людей, стало ясно, что прежний план не годится. Отряд, притаившийся по берегах высохшего потока не справится с таким количеством. Валери Грей отдала команду, так что её голос разорвался в притихшем лесу и лучники открыли огонь. Оборотни скулили, визжали, падали и кубарем катились по земле, содрогаясь и пытаясь выгрызть из себя серебряные наконечники. Следующие за ними оказались умнее и бросились на деревья, пытаясь достать лучников.
Стрелы втыкались в их спины и лапы, лес содрогался от рычания, воя, треска ломающихся веток и истошных, душераздирающих воплей упавших на землю лучников. Волки бросались на них и рвали, пока чья-нибудь милосердная стрела не избавляла павших от мучений.
Снег покраснел.
Двое оборотней схватились с гигантским бурым медведем – он вставал на задние лапы и отметал противников. Маленькая пума, прыгнув прямо с ветки вцепились оборотню в спину, расцарапала его, разорвала его мех, волк пронзительно завизжал и сбросил её на землю, пума кубарем прокатилась по снегу и ноги уже человеком. Не успела Валери Грей вытереть окровавленный рот, как её враг поднялся, но тут же получил стрелу в одно плечо, другое и наконец – в сердце.
– Откуда взялась вторая стая?! – кричал её напарник, отступая и отстреливаясь. – Ты сказала, что будет ровно тридцать!
Когда волк прыгнул на неё, Валери успела превратиться в пуму, спихнула его, пнув всеми лапами в живот, встала уже человеком и, добила оборотня выстрелом, едва он упал на землю.
– Об этом речи не было! – рявкнула она. – Ни единого-мать-его-слова!
На Корнера бросилось несколько волков, но он совой взлетел на ветку, выстрелил, не заметив притаившегося в кроне волка.
– Джона! – закричала Валери, но в её отряде стало ещё на одного напарника меньше. В снег упало бездыханное тело.
– Грей, надо уходить! -закричал Дирборн, когда горстка уцелевших охотников сбилась в кучу, окруженная со всех сторон волками. – Мы не продержимся, надо идти к границе, трансгрессировать!
– Как?! – рявкнула она, перекрывая свист стрел и визг оборотней. – Портал уже ушел, сеть не работает, если только ты не научился перемещаться за её пределами!
– И за нами деревня! – крикнул старик Браун, подоспевший на место бойни примерно двадцать минут назад, со своим отрядом в белых камуфляжных мантиях. – Им защищаться нечем! Отпустим их сейчас, и они сметут там каждого жителя! – он ловко вытащил узловатыми руками ножи. – Вы как хотите, а я останусь здесь! И умру! Только скажите моему болвану-сыну, чтобы не вздумал писать надгробную речь!
Дышащий смертью морозный воздух затрясся от гогота охотников.
– Идем к болоту! – заорала Валери. – К топям!
Она вспорола свою ладонь и волки взбесились, учуяв запах крови.
– Вот это правильно, девочка! – радостно поддержал её Браун, занося лезвие над своим жилистым запястьем. – Потопить их, тварей, и дело с концом!
Превращаясь в животных, исчезая в кустарнике, охотники бросились в указанном направлении. Валери, Браун и Дирборн, как самые сильные остались прикрывать.
Ловушки, расставленные ею лично и Брауном в пересохшем русле, сработали. Оборотни натыкались на них, визжали, отскакивали, искали дорогу и дали охотникам время, чтобы перевести дух и заново распределить силы.
След крови сводил их с ума, они не успокоятся, пока не доберутся до источника. Значит всё идет по плану.
– Ох, Мерлинова срань!
Валери оглянулась.
Браун растянулся на земле, подскользнувшись на скользкой горке.
– Иди, Браун, иди-иди, я их задержу! – Валери помогла ему встать.
– Что значит «ты задержишь»? – он задыхался и держался за сердце. – Ты что это удумала? А?
– Ничего особенного, мой дорогой мистер Браун, обычное безрассудство, – торопливо бормотала она, вытаскивая из колчана старика стрелы и засовывая в свой колчан. – Тебе умирать нельзя, ты ещё с сотню ребят натаскать можешь, а я как учитель, похоже не состоялась! – она горько усмехнулась. – Кто-то должен их задержать, дать вам время.
– Ты чего это? – перепугано прошептал старик, хватая её за запястье. – Не вздумай! Я тебе не позволю!
– Ох, позволишь, старый ты дурак, или я просто оглушу тебя и скормлю им на обед! – рассмеялась Валери, утирая перемазанное кровью лицо, и быстро поцеловала старика в плешивую голову, а потом сжала его лицо ладонями и пристально посмотрела в глаза:
– Вот тебе мой последний приказ: не добивай оставшихся в колонии детей и Матерей. Запри их в Мунго. Позаботься о них, в конце-концов, они всего лишь дети. Они ни в чем не виноваты и никого не убивали. Сделай, как я говорю. Или я буду являться тебе до конца твоих дней.
– Не так уж много их осталось, – проворчал он, поджал дрожащие от негодования и гордости старческие губы, бросил на Валери быстрый взгляд, с силой схватил её за плечи и коротко встряхнул. – Ты всегда была лучшей из моих учеников, девочка.
– А ты лучший учитель. Прощай!
Валери отпустила его, зарядила лук и стала ждать.
Тело её сотрясалось от страха, ей не хотелось умирать, не хотелось, чтобы это произошло вот так. Но разум её был чист и холоден.
Она знала, ради чего и ради кого это делает.
Чтобы не поддаваться панике, начала петь первое, что пришло на ум – старую детскую считалку, в которую когда-то играла с маленьким милым Бо:
Увидев противника издалека, она натянула тетиву.
«Хикори, Дикори, Док,
Мышка взобралась вверх по часам,
Часы пробили час...»
Первый оборотень прыгнул. Валери выстрелила.
Зверь взвизгнул, захлебнувшись воплем и кучей повалился в снег.
«Мышка сбежала вниз,
Хикори, Дикори, Док»
«Хикори, Дикори, Док,
Мышка взобралась вверх по часам,
Часы пробили два...»
Второй оборотень на миг замер, учуяв кровь сородича, ощетинился, зарычал, прыгнул на дерево, с дерева прыгнул на женщину, вмиг ставшую пумой. Животные покатились по земле, но пума была умнее.
«Мышка сказала «БУУУУ», – Валери выдернула стрелу из пасти волка:
«Хикори, Дикори, Док»
В темноте снова раздался топот лап.
Светлый и небольшой, по сравнению с другими, третий оборотень увернулся от стрелы совсем как человек, Валери торопливо зарядила другую, но он снова пригнулся.
Их разделяло всего десять футов... пять...
Руки все-таки задрожали, но когда волк прыгнул, она невольно вскрикнула, отступая и зверь приземлился в снег совсем рядом с ней, озадаченно внюхиваясь и скалясь.
На Валери взглянули золотисто-карие, умные глаза.
– О Боже... – прошептала она. – Только не ты...
Оборотень зарычал, попятился на пару шагов, перебирая в снегу своими неправильными, непропорционально длинными лапами, сжался в комок и Валери уже решила, что случилось чудо...
А потом оборотень вдруг пригнулся к земле, оглушительно зарычал, оттолкнулся всеми лапами. И прыгнул.
___________________________________________________________
http://maria-ch.tumblr.com/post/75249955525/hogwarts-net
"Нет негодяя, который был бы настолько глуп, что не нашел бы ни одного довода для оправдания своей подлости."
Карл Теодор Кёрнер
Питеру Петтигрю ужасно не везло.
И дело тут не в том, что он сам делал что–то не то. Сама судьба толкала его на путь сплошных неудач.
Мало того, что ему пришлось работать на рождественских каникулах, в то время как все его одноклассники развлекались и наслаждались жизнью, так его ещё и выгнали раздавать эти идиотские листовки в самый Сочельник. Погода испортилась, снег валил такой, что из–за него, а ещё из–за дурацкой шапки Санта–Клауса Питер едва видел лица людей, которым пытался всучить буклеты чистящего средства для пола.
– Мистер Клин Свифт. Чистый пол — счастливое Рождество! – бубнил он, протягивая листовки во все стороны. Люди, как обычно, не реагировали и спешили по своим делам, обходя стороной одинокую фигуру посреди заметенной набережной Темзы. – Мистер Клин Свифт. Чистый пол — счастливое Рождество!
Какой идиот придумал этот слоган? Наверное тот же, кто решил, что если листовки будет раздавать Санта–Клаус в полном обмундировании, эту дрянь для чистки полов охотнее купят. Чушь собачья. В доме Петтигрю полы всегда идеально чистые, одежда — идеально отглажена, еда — идеально вкусная, а вот счастьем даже не пахнет. С первого дня, как Питер вернулся из Хогвартса, мать с этой своей жуткой улыбочкой проедала ему плешь, напоминая, что денег нет, что плата за жилье растет, что у них масса долгов, а она слишком больна и стара, чтобы работать и тащить на себе ещё и взрослого сына. А ещё её подружка, чей сынок работает чиновником в Министерстве под началом мистера Нотта и недавно купил своей матери дом на побережье.
Питер сбегал от этих разговоров под снег и соглашался работать кем угодно, лишь бы только не слушать материнский бубнеж.
Вот только как бы он ни старался, на него никто не обращал внимания. Прохожие, увешанные свертками в оберточной бумаге, спешили по домам, где их ждали семьи, светящиеся елки, праздник, куча еды...
«А ведь Он прав», – думал Питер, с неприязнью глядя на высокомерную толпу маглов, которые всем своим видом показывали, что они слишком важны и заняты, чтобы обращать на Питера внимание. «Почему мы не управляем ими, мы ведь сильнее, мы больше знаем об этом мире. Как это глупо со стороны волшебников — прятаться от тех, кто намного глупее их. Всем было бы лучше, если бы волшебники управляли маглами. У меня есть волшебная палочка, я могу заставить их взять эти дурацкие листовки. Или нет, я могу заставить их просто отдать мне свои деньги. Тогда мне не пришлось бы стоять сейчас здесь. Если бы они знали, на что я способен, вели бы себя уважительнее. Они не только брали бы эти листовки, но ещё и умоляли бы: принеси нам ещё, милый, добрый Питер!»
Такими мыслями Питер по нескольку часов подогревал в себе ненависть, чтобы окончательно не замерзнуть и не отчаяться. Его всё злило: отсутствие денег, «друзья», которые за все каникулы так ни разу ему и не написали, два свитера, которые мама заставила натянуть перед выходом на работу. Теперь он одновременно потел и умирал от холода, потому что все время стоял на месте. А ещё одноклассники.
Вот, казалось бы, многолюдный центр Лондона, последнее место на Земле, где могут оказаться воспитанники древнего волшебного замка. За несколько месяцев Питер ужасно устал от их лиц и отчаянно молился, что никто из них не увидит его в идиотском, красном бархатном костюме, с бородой и в колпаке. И всего несколько дней назад, когда он сидел на скамейке, наслаждаясь одиночеством и обеденным перерывом, к нему вдруг подошел никто иной, как Марлин Маккиннон.
Конечно, Судьба просто не могла не подсунуть Питеру–Клаусу одну из самых симпатичных девочек факультета.
– Привет, Питер, – негромко произнесла она, немножко улыбаясь и щурясь на бледном дневном свету. Питер так дернулся, когда она подошла к его лавочке, что чуть не подавился сэндвичем. – Не думала, что встречу кого–нибудь здесь.
За то время, что они не виделись, Маккиннон осунулась, похудела, даже её золотистые волосы слегка потускнели и высохли. Из неё как–будто вытянули трубочкой весь лоск, вот только потухшие голубые глаза смотрели все так же чисто, а ярко–красный шарф делал её заметной и привлекательной. Вот только вид у неё был слегка отсутствующий, как будто мыслями Маккиннон пребывала в другой Вселенной.
– Я... я тоже, – прошамкал Питер, опомнившись, поспешно утер рот рукой и спрятал обед в сумку, одновременно пытаясь затолкать туда же как можно больше листовок. Ему было неловко от мысли, что кто–нибудь из одноклассников узнает, чем он занимается. – А ты... м–м...живешь тут? – он не знал, надо ли ему встать ей навстречу, или нет, поэтому в качестве компромисса вытер руки о штаны.
– Да. Моя бабушка живет неподалеку от Ковент–Гарден. Мы сейчас живем у неё.
– А... а я думал ты... ну... – Питер замялся. Марлин стояла и смотрела на него. – Прячешься или вроде того.
– Так и есть, – уставшее лицо Марлин тронула улыбка, а затем Маккиннон избавила Питера от мучений морали и села рядом. – Прятаться удобнее всего в толпе. В толпе ни один Пожиратель не вытащит палочку.
– Да... может быть, – Питер чувствовал себя очень неловко, сидя с ней рядом. Раньше они с Марлин никогда не говорили наедине. И он не понимал, почему теперь она не прошла мимо, а села рядом. Он бросил на неё короткий осторожный взгляд. – Ну так...как... дела?
Как только этот вопрос слетел с языка, Питер понял, насколько глупо было об этом спрашивать. Ну как у неё могут быть дела? Конечно, ужасно. И в самом деле, глаза Марлин наполнились слезами, но она только чуть шире растянула губы в улыбке, невидяще взглянула куда–то в толпу и пожала плечами:
– А ты знаешь... не очень и плохо. А ты?
Тут Питер совсем растерялся. Разве Марлин Маккиннон может быть интересно, как у него дела? Разве не она всегда оказывается в центре веселой компании? Разве она когда–нибудь обращала на Питера внимание?
В общем, он растерялся, причем так, что вдруг, неожиданно для самого себя выложил Марлин в буквальном смысле все свои дела. Рассказал про отношения с мамой, про то, как его раздражает то, что из–за всех этих бесконечных мракоборческих операций у Министерства нет денег на прием стажеров, про хитрости раздачи листовок, про то, что ему вот уже неделю не пишут одноклассники, про Хогвартс...
Марлин сидела рядом, вроде бы слушала, а вроде и нет, все так же невидяще глядя сквозь толпу и все так же прозрачно улыбаясь. Её отсутствующий вид странным образом подогревал неукротимое желание Питера говорить, говорить и говорить, но, к счастью, она сама прервала его на середине его рассказа о том, как он потерял свой обед в «Хогвартс–экспрессе».
– Знаешь, Питер... – Марлин облизала обкусанные бледные губы и усмехнулась, все так же глядя в никуда. Питер увидел, что по лицу её ручьем бегут слезы и замер. – Я наверное всё делаю не так, да? – она прерывисто вздохнула, поспешно утерла слезы, так, словно скрывала что–то очень стыдное и встала с лавочки. – Ну... я пойду.
– Ага... – пролепетал Питер, чувствуя себя полным придурком.
Марлин виновато поджала губы и плечи, засунув руки глубоко в карманы коротенькой зимней куртки.
– Пока. Счастливого Рождества, – она метнула в него бумажный самолетик, который сделала из листовки, пока Питер бубнел и ушла, ссутулившись и низко опустив голову.
Маленькая одинокая фигурка в ярко–красном шарфе и голубых джинсах.
Питер покачал головой.
Если она и хотела быть незаметной, то явно не преуспела.
Впрочем, все девчонки дуры.
Питер задумался, погрузившись в воспоминания о том, как Марлин облизывала губы, что не услышал отчаянный звонок велосипедиста у себя за спиной. Санта–Клаус, раздающий листовки на соседней улице, потерял управление на скользкой набережной и, проезжая мимо, выбил у Питера из рук пачку листовок. А его самого ещё и покрыл руганью за то, что он встал на пути.
Питер бросился собирать листовки. Кое–кто из прохожих помог ему, большинство равнодушно проходили мимо и топтали его глянцевый отвратительный хлеб. Чертыхаясь и проклиная свою Неудачу, Санта–Питер ползал в снегу на коленях, собирая мокрые, противные листочки, как вдруг услышал у себя прямо над ухом:
– Здравствуй, Питер.
Этот голос шарахнул его в сто раз неожиданнее и сильнее, чем столкновение с велосипедистом. Питер подскочил, как ошпаренный, теряя листовки и остатки самоуважения и шарахнулся от небольшой компании в мантиях, которая неслышно подошла к нему в толпе.
По правую руку от Катона в мантии с пышным бобровым воротником стоял Северус Снейп, «волосатая свечка», как его называл Джеймс, а по–левую — наглухо–застегнутый, бледный и красивый Регулус Блэк. Последний казался особенно мрачным и нервно поглядывал по сторонам, кривя губы, когда кто–нибудь из маглов оказывался слишком близко.
Катон вежливо улыбнулся перепуганному Питеру, наклонился, высунул из мантии руку в бархатной перчатке и аккуратно подцепил за уголок листовку.
– «Мистер Клин Свифт. Чистый пол — счастливое Рождество», – продекламировал он. Снейп обратил на Питера тяжелый взгляд, Блэк просто скривился. – Я смотрю, ты проводишь время с пользой для маглов, Петтигрю.
– Что вам от меня нужно? – дрожащим голосом спросил Питер, поочередно глядя на слизеринцев. – Как вы меня нашли?
Катон скользнул взглядом в сторону угрюмого Блэка и лениво обронил:
– Это неважно. Мы ведь уже здесь? – он шагнул к Питеру, миролюбиво улыбнувшись и Питер попятился. – Нам нужно с тобой поговорить, Питер.
– Вы хотите, чтобы я опять вам помог! – голос Питера задрожал ещё сильнее. – Я больше не буду этого делать... п–п...понятно?! – Нотт быстро взглянул в сторону. – Я не буду! Я...я не хотел, чтобы девчонка умирала! Вы сказали, что с ней ничего не случится, сказали, что это просто шутка!
– Питер, успокойся... – попытался было утихомирить его Нотт, но едва он сделал шаг и протянул руку, Питер рванул и попытался было сбежать, как тут же врезался в Мальсибера, который все это время неслышно стоял у него за спиной.
– О, где пожар? – он обаятельно улыбнулся, откидывая челку с темных глаз, оглядел Питера с головы до ног и улыбка его стала клыкастее. – Ну здравствуй, Санта.
Питер затравленно оглянулся. Слизеринцы как–то незаметно окружили его и теперь ему некуда было деваться.
– Тебе ведь сказали, нам надо поговорить, Петтигрю, – улыбка Мальсибера вдруг слегка потухла и в уголках его рта заострилась жестокость. – Ты ведь не хочешь, чтобы мы заставили тебя слушать?
– Ну–ну, не стоит так, а то наш маленький друг решит, что мы ему угрожаем, Генри, – Катон положил руку в перчатке на его плечо. – Мы не собираемся на тебя нападать, Питер. Просто хотим побеседовать в спокойной обстановке. К тому же, – он переглянулся с Мальсибером, – У нас для тебя подарок. И мы хотели бы вручить его в более подходящем месте. Здесь... – он немного брезгливо окинул взглядом запруженную маглами набережную. – ...есть такое место?
Так они оказались в небольшой закусочной, одной из тех, которые открываются по десять штук на дню по всему Лондону. И закрываются на другой же день. Этой повезло больше других только потому, что она находилась недалеко от набережной и имела неплохой бар, что весьма неплохо, когда по соседству нотариальная контора.
Питер сидел за столом, накрытом липкой клетчатой клеенкой, кусал ногти, обливался потом и затравленно смотрел на своих одноклассников. Кислый и унылый Снейп выглядел вполне привычно на фоне тускло освещенной, просаленной обстановки, а вот статные фигуры аристократов выглядели здесь так же неуместно, как выглядела бы бутылка коллекционного бренди в здешнем баре. Нотт старался не прикасаться к столу, испятнанному следами чашек, Регулус сидел очень прямо и казалось вот–вот отчаянно скривится, один Мальсибер чувствовал себя спокойно и листал меню. Девушка–официантка, сутулая, уставшая и немногим старшая их терпеливо ждала, стоя справа от Мальсибера и почему–то часто дышала, как будто ей было так же страшно, как и Питеру.
– Нет, это просто невозможно, – вздохнул Мальсибер, просматривая список алкогольных напитков. – У вас есть бренди или виски?
– Наше заведение не обслуживает несовершеннолетних, – прошелестела девушка, на которую гордый и холеный вид ночных клиентов явно произвел устрашающий эффект.
Мальсибер поднял почерневший взгляд, чуть выгнул изломанную бровь и поднял голову.
– Что?
– Воды без газа, – приказал Катон, взглянув на официантку как на кухонного таракана, а когда она ушла, Нотт окинул беглым взглядом стены и посмотрел на грязноватый светильник у них над головой. – В этом месте я бы не рискнул заказать даже чай, – он снял перчатки и бросил их на стол. – Неужели во всем магловском Лондоне такая обстановка? Если так, понятно, почему у них такая грязная кровь.
Мальсибер хохотнул, Регулус расплылся в кривой, снисходительной улыбке.
– Что вам нужно? – жалким голосом спросил Питер. – Вы опять хотите, чтобы я помог вам в ваших...ваших...вы опять хотите убить кого–то?
Официантка, которая в этот момент принесла заказ, поджала плечи, поскорее расставила все стаканы на столе и исчезла за прилавком.
– Питер–Питер, мы же не убийцы, – увещевательно улыбнулся Катон.
– Вы! Я все знаю! Вы говорили, что А... – Питер сглотнул, это имя царапало ему горло, словно комок проволоки. – Вы говорили, что она не пострадает, что это была просто... шутка! – Питер хватался взглядом за бледные лица слизеринцев, пытаясь хоть на одном из них поймать раскаяние. Регулус переглянулся с Ноттом.
– Я не буду снова этого делать, – в ужасе пролепетал Питер. – Я не буду, вы меня не заставите! А если... если попытаетесь... я всё расскажу о вас! Всё! – он вскочил. Ни скучающий Снейп, ни нервный Регулус даже не шевельнулись, но Мальсибер выбросил вперед руку и с удивительной силой бросил Питера обратно на стул, да так, что стул проехался по полу с жутким скрежетом.
– Сядь на место! – пренебрежительно процедил он и взглянул на друзей. – Мерлинова борода, все гриффиндорцы такие истерички?
– Питер, мы не собираемся тебя заставлять что–либо делать, – Нотт облокотился на стол, переплетя пальцы рук у себя перед лицом. – Но имей в виду, «всё» – значит «всё». Если кто–то из нас окажется в кабинете Дамблдора, старик узнает и о твоей роли в этой истории. Вряд ли твоя матушка будет рада, если ты угодишь в Азкабан, не успев закончить школу. Никто из нас там не окажется, можешь мне поверить, особенно теперь, когда мой отец — правая рука Министра.
Мальсибер потер нос, пытаясь скрыть улыбку.
– Вы меня шантажируете? – похолодел Питер. – Хотите заставить сделать... такое....
– Какое? – вкрадчиво и все так же вежливо поинтересовался Нотт. – Ты, наверное, думаешь, что мы — зарвавшиеся аристократы, которые проводят свой досуг, убивая грязнокровок?
Питер сглотнул.
– Это не так. Для начала, их убиваем не мы, – голос Катона вдруг стал на октаву ниже и таинственнее. Он переглянулся с друзьями. – Их убивает кое–кто другой. Есть сила пострашнее.
– Как же! Я знаю, что это за сила, я всё видел! – визгливо перебил его Питер. – Я видел, как вы поступили с Анестези Лерой! – он посмотрел на бледного как смерть Регулуса. – Он ранил её каким–то чарами, а её кровь привлекла оборотней! Они гнали её по лесу, а вы смотрели! А потом они её убили! Это всё вы, вы — Пожиратели смерти! Вы убийцы!
– Мерлин, сколько драматизма, – фыркнул Мальсибер, разглядывая свои отполированные ногти. – Ну да, мы — Пожиратели смерти. И что теперь? Ты тоже Пожиратель, раз помогал нам. Раньше тебя это не тревожило.
– Я думал... думал это все ради шутки, ради Клуба! Я не такой, как вы! Я не убиваю людей!
– И мы не убиваем, – Нотт развел руками в стороны. – И если ты...перестанешь кричать и выслушаешь нас, поймешь, что происходит. Выпей... воды, перестань голосить и успокойся, – Нотт дождался, пока Питер сделает глоток (руки у него тряслись так, что половина содержимого стакана пролилась на костюм Санта–Клауса) и только потом начал свой рассказ.
– Если ты думаешь, что мы делаем это ради забавы, глубоко заблуждаешься, Питер. Раньше мы не могли сообщить тебе этого, поскольку ты был новичком. Но теперь, когда ты принял участие в ритуале, я могу раскрыть тебе секрет и главную задачу нашего Клуба. Дело в том, что на нас возложена очень важная миссия. Темный Лорд, – это имя он произнес с особым придыханием. – Заинтересован в том, чтобы Хогвартс выстоял в войне и чтобы с его учениками ничего не случилось. Ещё летом он узнал, что Сивый, этот оборотень–психопат планирует объединить все волчьи колонии в одну, прорвать защиту нашей школы и отомстить волшебному сообществу, которое изгнало его в горы. Перекусать чистокровных детей, оставить чистокровные семьи без наследия. Конечно, он не догадывается, что Темный Лорд знает о его планах и жив только потому, что с его помощью Лорд контролирует многих своих врагов и пока что нужен ему.
– Но... как же Сивый прорвет защиту нашей школы? – жалобно спросил Питер. – У нас ведь охотники, у нас Дам...
– Охотники в последнее время мрут как мухи, – туманно молвил Мальсибер, вынимая дорогущие черные сигареты. – Может быть даже в эти минуты. У них ведь... – он закурил и выдохнул дым. – Такая опасная работа!
– Генри, – оборвал его Нотт, бросив на друга быстрый взгляд, а затем снова повернулся к Питеру. – Скажи, Питер, ты когда–нибудь слышал историю тринадцати охотников? Нет? Странно. Когда я был маленьким, отец часто рассказывал мне её – историю о доблестном отряде охотников, который занял узкий проход в скалах, за которым лежала волшебная деревня. Они целую ночь отражали атаки огромной волчьей стаи, но в итоге погибли все до единого. Погибли, потому что их предали. Конечно, это просто миф. Но мы думаем, что у Сивого тоже есть человек, который поможет ему одним ударом истребить охотников и влезть в школу. Темный Лорд ищет этого человека, но это трудно, когда школой управляет такой директор, как Дамблдор. Он слишком занят защитой грязнокровок во всем мире, чтобы увидеть, что творится у него под самым носом. Сивый уже трижды пытался прорваться в школу в этом году. Поэтому... – разговор вытянулся и стал напряженнее. – Чтобы умилостивить Сивого и немного оттянуть время для поисков, мы каждый месяц приносим ему... жертвы.
Над грязным липким столиком зависла удушающая тишина.
Питер во все глаза смотрел на слизеринца.
– Сам подумай, что хуже, – вкрадчиво произнес Катон. – Смерть одного ученика или замок, утонувший в крови? А что потом? Разбитые сердца сотни родителей, бунт в обществе, Дамблдор вылетает из школы как пробка, будущее поколение остается без достойного образования и защиты. Легкая добыча для Сивого, – Катон немного помолчал, наслаждаясь произведенным эффектом. – Подумать только, Темный Лорд делает все, чтобы Альбус Дамблдор сохранил свое кресло. Поразительно, правда? А нам приходится выполнять всю грязную работу. Мы ведь всего лишь винтики в огромном механизме. И нам же приходится пожинать плоды этой работы, молчать проглатывать всё это и молчать. Поэтому мы — «Пожиратели смерти», Питер Петтигрю.
Питер ошеломленно молчал.
– Но ведь, – он перевел взгляд на Регулуса. – Вы же выбираете! Вы выбираете, кому жить, а кому нет! Вы играете в карты!
– «Вы выбираете, кому жить, а кому — нет!», – едва слышно и пискляво передразнил его Мальсибер, затянулся и под покровом дыма бросил взгляд на прилавок, за которым суетилась сонная официантка.
– Мы не знали, как производить выбор, кому выполнять ритуал. Рулетка — это слишком прямолинейно, а жребий — слишком пошло. Поэтому мы выбрали карты. В конце–концов, что бы там ни было, мы — члены древнего клуба и обязаны чтить его традиции. И выбираем не мы, фото жертвы президент Клуба получает по почте вместе с приглашениями на игру. Мы не знаем, кто их высылает.
– Я думал Люциус Малфой — президент вашего клуба?
Лицо Нотта дернулось. Мальсибер гадко усмехнулся.
– Малфой отстранен, – выдавил Нотт. – Теперь его место занимаю я. По крайней мере в школе.
– Пока, – едва слышно сказал Мальсибер.
– А кто теперь будет.. делать это? Вы уже знаете?
– Узнаем через две недели, – Нотт взглянул на Регулуса и Мальсибера. – У нас два фаворита. Кому повезет, тот и исполнит Ритуал.
На этот раз пауза затянулась надолго. Мальсибер улыбался. Питер во все глаза смотрел на Регулуса. Теперь его бледность и мешки под глазами приобрели зловещий оттенок. Регулус поднял глаза и тот вызов, который промелькнул в них на секунду сделал его ужасно похожим на Сириуса.
– Я... я не знаю, что сказать... – пролепетал Питер.
– Не надо ничего говорить, – небрежно отмахнулся Нотт.
– И вы хотите, чтобы я вам помог?
– Да.
– Как?
– В прошлый раз, когда ты превратился в Блэка, мы хотели его скомпрометировать. Не вышло, потому что когда ты вел девчонку Лерой в лес, Блэка видела половина Хогсмида, а кроме того — родной брат Дамблдора, – Нотт сцепил пальцы в замок. – Мы решили сыграть на этом. От тебя в этот раз не потребуется ничего, кроме того, что ты будешь постоянно в замке. Но прежде... ты согласен нам помогать или нет?
– Я...д–да... наверное... но...
– Северус уже варит Оборотное зелье. В ночь полнолуния мы войдем в лес и будем выглядеть как твои друзья. Нам нужны их волосы. Ты нам их достанешь. Если нас засекут охотники или мракоборцы, они поймают не нас, а Поттера и Блэка. Тем более, что за Блэком уже тянется подозрение. Порция зелья рассчитана идеально, – Нотт отпустил маленький кивок Снейпу.
– Всё–таки ты гений, Снейп, – ухмыльнулся Мальсибер.
Питер сглотнул.
– А что если...
– Никакого «если» не будет, – отрезал Мальсибер и Питер вжал голову в плечи. Этот тип пугал его. – У нас все рассчитано.
Он вдруг порывисто встал, оттолкнув стул и направился прямиком к прилавку. Официантка, которая в этот момент вытирала полотенцем стаканы, удивленно подняла голову.
– Генри... – начал было Нотт.
– Я умею пользоваться палочкой, кузен, – лениво протянул Мальсибер.
Он облокотился на прилавок, незаметно вытащил из кармана палочку, а уже в следующий миг девушка послушно положила полотенце и направилась в подсобное помещение. Мальсибер проследовал туда же, послав друзьям нахальное подмигивание.
– Во имя Мерлина... – Нотт отвернулся и покачал головой, а потом взглянул на Питера.
Питер сидел, сжав плечи и невидяще глядел в стол.
– Не бойся, Петтигрю. Наш план безупречен. Тебя должна утешать мысль, что ты действуешь во благо большинства. Благодаря твоей храбрости в ночь полнолуния весь замок выживет.
– А кто–то — нет, – прошептал Питер.
– А кто–то нет. Но это будет всего лишь грязнокровка, – Нотт поднялся из–за стола и вместе с ним поднялись остальные. – Кстати, совсем забыл, – он вытащил из кармана внушительный, раздутый мешок и небрежно бросил на стол. Мешочек звякнул. – Это тебе. Я ведь обещал подарок.
– За что? – Питер очнулся и поднял на слизеринца круглые глаза, не решаясь взять мешок.
Регулус едва слышно фыркнул, застегивая мантию.
– Члены нашего клуба не могут работать на грязнокровок и раздавать какие–то бумажки на улице, – брюзгливо отозвался Нотт. – Тебе ведь нужны деньги, правда? Если поможешь нам — получишь в десять раз больше, обещаю.
Регулус, беззвучный и неслышный как тень, выскользнул на улицу. Нотт оглянулся, натягивая перчатки.
– Увидимся в школе, Питер. Идем, Снейп.
– Я подожду и догоню вас, – отозвался он, буравя Питера странным, пугающим взглядом.
Они ушли.
Питеру стало не по себе. Ему не нравилась перспектива оставаться со Снейпом один на один.
Он замер, не зная, что сказать и сделать. Нельзя сказать, чтобы у них с Нюниусом когда–нибудь были нормальные отношения, в конце–концов — это Питер всегда был в первых рядах, когда Джеймс подвешивал его вверх–ногами. И, судя по тому, как злобно сверкали черные глаза слизеринца, он сейчас думал об этом же.
– Я... я хотел узнать кое–что, – наконец заговорил он, подступая к Питеру и тщательно взвешивая каждое слово.
Питер не нашелся, что ответить и просто кивнул.
– Как... – Снейп нахмурился, собрался с духом и выпалил: – Как дела у Лили... Эванс?
Питер вытаращил глаза.
– Чего?
– Ты плохо слышишь? – рыкнул Снейп. На его скулах выступили сорбетно–розовые пятна. – Я... я слышал она снова с Поттером, нет?
Питер дернул плечами.
– Наверное, – и тут в нем откуда ни возьмись вдруг заговорил старый школьный инстинкт во что бы то ни стало задеть Нюнчика. – Я знаю только, что на каникулы они вместе поехали к Джеймсу домой, в Ипсвич.
Снейп, который неприязненно поморщился и отвернулся от этих новостей, в конце предложения вдруг порывисто оглянулся на Питера и с его лица вдруг разом сбежали все краски.
– Куда? – сдавленно спросил он побелевшими губами.
– В Ип...свич, – озадаченно повторил Питер. – Ипсвич, Годрикова Лощина.
Мешки под глазами Снейпа как будто стали глубже, он тяжело выдохнул, мелко мотая головой, отступил от Питера и схватился за спинку ближайшего стула.
– А что не так? – Питер ничего не мог поделать с какой–то глупой мстительной радостью, которая вдруг охватила его сердце.
– Всё в порядке, – невнятно и едва слышно пролепетал Снейп, после чего вышел из кафе, безучастный и беззвучный, точно призрак.
Питер проводил его взглядом и вдруг почувствовал легкий стыд. И ему не стало легче, когда он взглянул на мешочек с золотом.
Он явно что–то делал не так.
А может отказаться?
От этой мысли сразу стало легко и приятно.
Нет. Нотт не стал бы врать, да и Питер своими глазами видел, как эти оборотни пытаются проникнуть в школу. Кто–то должен быть сильным. И когда парни узнают, что он сделал ради них, они, особенно Сириус, перестанут вечно над ним издеваться.
К тому же...
Он взял мешочек и подкинул на ладони.
Они смогут накупить еды и вещей и отпраздновать Рождество и Новый Год как следует. Ему не придется выходить на работу.
Питер спрятал мешок во внутренний карман, оглянулся на подсобку, из которой доносились сдавленные крики, натянул на голову шапку Санта–Клауса и ушел вслед за Снейпом.
А ещё через пять минут дверь подсобки распахнулась и наружу вышел довольный, слегка вспотевший Мальсибер. Застегивая на ходу рубашку и мантию, он быстро оглядел пустое помещение, бросил взгляд за стеклянные витрины. Мимо кафе шел поток людей.
Никто не обращал на него внимание.
– Можешь выйти теперь, – бросил он через плечо. Из подсобки вышла девушка–официант, растрепанная, в перекошенной блузке и с задранной юбкой. Взгляд её был затуманен чарами Империус, но на губах блуждала глупая счастливая улыбка.
– Я могу ещё чем–то вам помочь? – ласково проговорила она.
Мальсибер покончил с пуговицами и усмехнулся, глядя на девушку.
– Да. Таким я и представляю наше идеальное будущее, – пробормотал он и вытащил палочку. – Нет, спасибо. Этого достаточно.
– В чем дело, Лиз? – спросил пожилой мужчина в очках, когда его маленькая дочка остановилась как вкопанная, зачарованно глядя на витрину дешевого кафе на противоположной стороне улицы.
– Я видела там зеленый свет, – сказал ребенок, указав ручкой в варежке на витрину.
Её отец улыбнулся в усы и опустился перед дочкой на корточки.
– Ну конечно, милая. Ведь завтра Рождество. А хочешь мы сделаем такой же свет в нашем окошке?
– Ага, – радостно согласилась девочка.
– Ты моя волшебница, – улыбнулся отец и легонько щелкнул дочь по носу.
Такого дерьмового Рождества у Северуса Снейпа ещё никогда не было.
Дерьмо случалось. Рождество тоже. Но вот чтобы все вместе?
Своими словами Петтигрю вынул ему всю душу. Всю голову перевернул. Снейп и не подозревал, что может так переживать.
Мать даже не испугалась, когда он вывалился из камина в гостиной, взбежал по лестнице и грохнул дверью своей комнаты. Она привыкла. Давно. Отец делал так всегда, а потом шел бить. Любого, кто подвернется под руку. Именно поэтому Северус и Эйлин прятались по норам и старались лишний раз не высовываться и не мешать Тобиасу мстить и без того убитому дому за собственную никчемность.
Какое-то время Северус метался по комнате и грыз собственные руки от бессилия и желания выть. Точно так же как после разговора с Питером, он слонялся по заснеженному Лондону, задыхаясь от паники. В животе у него как будто шевелился клубок змей и каждая из этих тварей поминутно жалила его, отравляя, парализуя страхом тело и ум.
Очнулся он только когда ноги принесли его к «Дырявому котлу». Увидев вывеску, он вспомнил, как азартно горели глаза Лили, когда она оказалась здесь в первый раз. Как она хватала его за руку каждый раз, когда её что-то удивляло или радовало. Как сбила коленку.
Это привело его в чувство. Он решил действовать.
Трансгрессионная сеть была все ещё закрыта.
Единственным реальным шансом добраться до этого сраного Ипсвича был Ночной рыцарь, но оказалось, что в Рождество эта рухлядь не работает. Северус наверное полчаса махал палочкой у дороги, а в празднующем Рождество «Котле» встретил пьяного в дымину проводника «Рыцаря» и узнал, что на Рождество автобус не работает.
В надежде раздобыть пиратский портал, он полночи пробегал по Лютному переулку, но везде перед ним захлопывали двери – все знали, что Министерство шерстит своими проверками каждую лавку. Так ничего и не получив, Северус с горя напился виски у Горбина – в последнем магазине его списка, после чего Горбин отправил его домой.
Всю ночь, пока страна задушевно пела хоралы, Северус метался по комнате, как загнанное животное. Заливался слезами, матерился от бессилия, собственной бесполезности и страха, сбивал руки о стены и молился всем известным ему богам, чтобы Лили выжила. Если бы он знал... если бы он только знал! Хотя, даже если бы он знал, он уже однажды умолял Лили покинуть школу. Она не послушалась. Её фотография выпала Регулусу и она осталась жива только потому, что Северус по праву действительного Пожирателя смерти отобрал у Регулуса победу и пообещал, что убьет её сам.
Но с этим он мог бы разобраться. Напоил бы какую-нибудь грязнокровку Оборотным зельем и дело с концом. Но что делать с этим? Северус видел великанов в действии. Видел их тупую радость, тупое желание хватать, грызть, рвать, уничтожать все, что попадается на пути. И одна только мысль о том, что Лили сейчас, возможно, находится в самом центре их разгула, бросала его на стену и разрывала грудь воем.
На пустом ледяном столе приемник хрипел бестолковыми новостями. Плевался обрывками хоралов. О великанах не говорили ничего – до Министерства новости доползают медленно. Раньше Северус этому радовался.
Ближе к утру до тупиц из мракоборческого центра дошло, что Ипсвич разбирают по кусочкам и они засуетились. Северус к тому моменту успел пережить кратковременную, но тяжелую болезнь, постареть лет на тридцать и даже один раз вырвать, так ему было паршиво. Когда по радио сообщили о снятии запрета на трансгрессию, он спал, мучимый отвратительными кошмарами.
И только когда мать настороженно приоткрыла дверь и тихо сообщила о том, что сеть восстановили, Северус очнулся от своего бредового забытия.
И пришел в ужас.
Он трансгрессировал, толком и не проснувшись. Схватился, крутанулся и был таков. Не пришлось даже сообщать конечный пункт, он и так думал только об этом. Но все же, когда вместо дома Поттеров Северуса вынесло к обгоревшим, вяло дымящимся руинам, он подумал, что ошибся.
И надо попробовать ещё.
А потом всё понял.
Рухнул в пепел. Задохнулся. И взревел так, что отдалось во всем Ипсвиче.
В городе царил хаос. Всюду – разрушенные дома, рев, истерики, великанья моча на улицах, кровь... кое-как разыскав уцелевших горожан, он выяснил, что Джеймс Поттер действительно появлялся здесь на каникулах и что с ним действительно была рыжая девушка, но со вчерашнего дня их никто не видел. Какая-то оборванная девчонка, на руках которой бился перепуганный кот сказала это все таким тоном, что стало ясно – Поттера скорее всего уже нет в живых.
На Поттера Северусу было наплевать. Но в смерть Лили он верить отказывался. Просто отказывался. Ну не могла она так умереть! Она слишком умна, слишком ловка, чтобы погибнуть так бессмысленно! Конечно, конечно она спаслась!
Осталось только выяснить, как! Да, он выяснит, обязательно выяснит! И хотя боль потери уже засела где-то внутри настырным червяком, Северус игнорировал его копошение.
Осмотр тел в деревне ничего ему не дал и Северус трансгрессировал в Мунго. Лили первым делом отправилась бы именно туда. Однако, посещение больницы оказалось бесполезной тратой времени, мало того, что Лили Эванс не оказалось ни в списке раненых, ни в списке убитых, ни в хранилище тел, ни среди посетителей, так к Северусу ещё прицепились какие-то целители, сказали, что он плохо выглядит и ему надо прилечь.
К счастью, в тот момент, когда здоровенный верзила уже собрался упаковать его в палату, поступили сообщения о раненых мракоборцах. Целители толпой повалили на главный выход. Северус увидел среди окровавленных министерских тряпок бледное лицо Фрэнка Лонгботтома и под шумок поскорее скрылся из больницы. Не хватало ещё, чтобы ему приказали задрать рукава.
Всю оставшуюся неделю каникул он пытался выяснить местонахождение Лили Эванс с помощью целой кучи волшебных артефактов, но все они сообщали одно и то же – ничего. Такое бывает только в двух случаях: если человек находится на ненаносимом объекте, или если он погиб. Все зарегистрированные в Министерстве объекты, защищенные от трансгрессии Северус посетил, но Лили там не было. В конце-концов он даже решился на спиритический сеанс, но призрак прекрасной длинноволосой девушки ему так и не явился. Это приободрило. Значит, она жива? Хотя... далеко ведь не все становятся призраками?
После нескольких дней бесплотных поисков Северус вернулся в Хогвртс. Школа была его последней надеждой. Если Лили жива – она вернется в замок, обязательно вернется!
Шли дни и Хогвартс потихоньку наполнялся учениками. Из окна библиотеки Северус видел, как к главному входу подъезжают сани и из них выпрыгивают студенты, кидаются в объятия друг друга. Большой Зал каждое утро звенел от их голосов, новости о новых нападениях, пропадающих грязнокровках и прочей ерунде лились рекой. В первые несколько дней после Нового Года, когда ученики повалили в Хогвартс рекой, Северус каждое утро оглядывал Большой Зал в поисках родного рыжего всполоха, пару раз даже погнался за рыжими девчонками и выставил себя полным идиотом.
Начались занятия. В первый день Северус пропустил все уроки и сутки проторчал у гостиной Гриффиндора, лишь пару раз отлучившись в туалет. Лили так и не появилась. Из газет Северус узнал, что трансгрессионную сеть опять перекрыли, так что даже старшекурсникам приходилось подчиняться ужасно неудобному графику сети Летучего пороха.
Совершенно отчаявшись, он в пятницу наведался в кабинет к Макгонагалл.
У неё в это время как раз ошивались тупоголовые подружки Лили. Увидев их, Северус замер на пороге.
– ...как только что-то узнаю, непременно вам сообщу. А теперь идите на урок.
Девчонки ушли, по-очереди наградив Северуса презрительным взглядом. Северус вернул им этот взгляд с процентами.
– Что вы хотели, мистер Снейп? – Макгонагалл выглядела ужасно уставшей и постаревшей, а бумаг на её столе стало ещё больше, чем обычно. – Насколько я знаю, у вас сейчас зельеварение?
– Я хотел.. – в горле откуда ни возьмись появился ком. – Я...
Макгонагалл сняла очки и вопросительно наклонила голову.
– Лили, – жалобно выдавил Северус. – Эванс. Вы не знаете... не знаете, когда она вернется? – не хватало ещё разреветься как девчонке.
Макгонагалл вздохнула, но после того, как очки вернулись на острый нос, глаза за ними уже не глядели так строго.
– Мисс Эванс пока нет в списке сети Летучего пороха.
Сердце, неугмонное, замерло и упало в желудок.
– А Поттер?
Макгонагалл посмотрела на него так, словно прочитала его мысли.
– Его тоже пока нет, – наверное она годами вырабатывала способность говорить сухо и строго, когда порывает разрыдаться.
Северус сглотнул.
– Ясно, – выдохнул он и собрался уже уйти, но обернулся. – Но если вдруг...
– Как только я что-то узнаю – сообщу вам, – судя по тому, как обточено звучали слова, Макгонагалл произносила эту фразу по меньшей мере двадцать раз на дню. Интересно, сколько студентов заходило к ней, чтобы узнать, когда вернутся их друзья?
– Спасибо, – Северус вышел из кабинета.
Немного постоял в коридоре, прижавшись спиной к двери кабинета декана, а потом спустился в подземелья, ещё глубже – в Клуб, забился в самую дальнюю из его комнат, в самое дальнее кресло, где впервые в жизни напился.
На следующее утро его растолкал Нотт. Видимо, отчаявшись найти Снейпа в замке, он отправился в единственное место, где тот может быть. Сначала Северус его не узнал, а когда разлепил глаза и увидел перед собой разъяренное лицо слизеринца, кое-как поднялся и сел. Пустая бутылка из-под брэнди упала и покатилась по полу.
– Что?.. – Нотт проводил её ошарашенным взглядом. – Какого хрена, Снейп?! Слизнорт знает, что ты не ночевал в своей комнате, тебя уже все ищут! Чем ты тут занимаешься?!
– А чем ты обычно занимаешься здесь? – проворчал Северус. – Какое тебе дело?
Нотт расправил плечи, чтобы лучше было видно значок.
– Вообще, я – староста и...
– Не замечал, чтобы ты раньше так рвался выполнять свои обязанности, – буркнул Северус, запахиваясь в мантию и выползая из темноты.
– Ты забыл, с кем разговариваешь, Снейп? – чистокровно громыхнул Нотт.
Северус обернулся, одарил его кислым взглядом, как бы сообщая, что будь ты хоть трижды чистокровным и четырежды старостой, сдохнешь от яда как обычная грязнокровка. Видимо, подействовало, потому что Нотт слегка растерял боевой пыл.
– Ладно. Идем завтракать. И больше не вздумай спускаться в Клуб без моего позволения, – все-таки припечатал он и, проходя мимо, задел Северуса плечом.
Северусу было все равно.
Теперь ему вообще все было все равно.
Кое-как приведя себя в порядок, он поднялся в Большой зал и едва толкнул дверь, как его вдруг ослепило сумасшедшим, ярким солнцем, таким, какого просто не бывает в январе. Это солнце было повсюду, оно переполняло Большой зал до краев и когда Северус толкнул дверь, Зал лопнул и выплеснул это солнце в Хогвартс.
Северус закрылся рукой, а когда ослепительный поток пронесся мимо и он снова открыл глаза, увидел между столами небольшое столпотворение.
Какие-то студенты кричали и обнимались. Эту сцену Северус наблюдал так часто, что она ему уже приелась. Он прошел за свой стол.
А потом одна из девчонок, утонувших в коллективном объятии, порывисто оглянулась и солнце полыхнуло на темно-рыжих волосах.
В конце-концов, он сам не понял, как ноги понесли его вперед. В груди стало так горячо, как будто он наглотался раскаленного меда. Он сделал ещё несколько спешных шагов по плывущему полу, а потом побежал, игнорируя окрики одноклассников.
Лили вертелась в бесчисленных руках своих друзей, её волосы блестели на солнце, она смеялась, трещала о чем-то, живая и красивая, как никогда.
Северус даже засмеялся от радости.
До неё оставалась уже пара метров, как вдруг откуда-то из толпы появился он.
Снейп замер, пораженный тем же неприятным чувством, какое бывало, когда он в детстве замечал гадюку в речной траве.
Лениво, словно все это время дожидался его появления, ненавистный очкарик обошел толпу, буравя Северуса въедливым, насмешливым взглядом. Так в дешевой оперетке злодей выходит из-за декорации, чтобы произвести наибольший эффект.
Северус перешел на шаг, а затем и вовсе замер.
Поттер стоял, широко расставив ноги и расправив плечи. Руки в карманах, голова вскинута. У него за спиной весело щебетала Лили. Вид у него был как у сторожевого пса. Даже стоя просто вот так, в нескольких шагах от неё, Снейп чувствовал себя вором, влезшем в чужой дом. Это было больно. Очень больно.
Добрых полминуты они с Поттером буравили друг друга взглядом. Точнее Поттер буравил, а Северус сдувался все больше и больше, пока, как этого следовало ожидать, первым не отвел взгляд. Поттер хмыкнул, отвернулся и обнял Лили за шею.
* * *
– Я отправила вам целую кучу писем! – не зная, как ещё выместить своё возмущение, Вуд толкнула Джеймса в плечо. – От меня уже совы начали шарахаться! – она вперила гневный взгляд в Лили. – Фрэнк сказал, что виделся с вами в Ипсвиче! Неделю назад! Почему вы сразу не вернулись?! – глаза девчонки метали молнии. Она опять была похожа на взъерошенного воробья, запутавшегося в бисере. – Почему не отвечали?! Почему?!
– Мы остановились дома у Сириуса, – всё ещё смеясь, Лили машинально взглянула на компанию слизеринцев, которая как раз шла мимо них к своему столу, Мальсибер скривился, Гринграсс презрительно повела плечом, чтобы не задеть Лили, за её спиной тенью скользнул Снейп. – А на этом доме столько отражающих чар, как будто это не дом, а центр мракоборческой разведки.
– Вы были в Блэквуде? – глаза Алисы жадно загорелись. – А это правда, что там живет семейство привидений? Нет, стой, подожди. Это правда, что там скелет в потайном проходе между стен?
Лили открыла рот.
– Продолжаешь раскрывать мои секреты, принцесса? – Сириус обнял Джеймса и Лили за плечи, свесив руки. – Теперь мне придется тебя убрать. И семья привидений станет больше!
– А кто убрал твой несчастный камин? – Лили убрала с себя руку Сириуса, но она очень быстро вернулась обратно. – Мы неделю не могли связаться со школой!
– Мы сделали в нем большой бум этим летом и мой домик блевал в небо звездочками, – жалобно протянул ей прямо в ухо Сириус и Лили оттолкнула его. А уже в следующую секунду Вуд, которая всю перепалку ела Блэка глазами, вдруг громко всхлипнула и бросилась ему на шею.
– Как дела у Фрэнка? – Джеймс вгрызся в тост. – Мы слышали, он в Мунго?
Они завтракали всем скопом, почти весь седьмой и парочка залетных с шестого курса.
Лили сидела у Джеймса на коленях, Сириус и Роксана урчали о чем-то своем, обнявшись от всего мира, Марлин, Пруэтты, Бенджи, Алиса, Мэри, Крессвелл.
Их компания привлекала особое внимание, потому что после каникул большой зал выглядел так, будто его обычное шумное и веселое состояние пожрала гигантская моль. За столами было на порядок тише, то тут, то там виднелись пустые места, только стол слизеринцев был как обычно забит. Разве что одна слизеринка сидела за столом Гриффиндора рядом с Сириусом Блэком, чем вызывала черное неодобрение однокашников. На Роксану то и дело оглядывались, шептались и глядели так злобно, словно она осквернила памятник Слизерина кровью детенышей единорога. Да и некоторые, особо дотошные гриффиндорцы поглядывали на зеленый галстук за гриффинорским столом, как на вражеский штандарт.
– Фрэнк... – Алиса слегка поерзала под любопытными взглядами. Новость о том, что выпускник Гриффиндора выжил в схватке с великанами распространилась по школе как осенняя простуда. И успела обрасти самыми идиотскими подробностями.
– Он... он теперь хромает, – она бодрилась и старалась говорить непринужденно, но кончик её носа стремительно краснел, а глаза наполнялись слезами. – Целители говорят, что-то не так срослось... но это ерунда, – она махнула рукой. – Говорят, что он поправится через месяц или два. Ему дали отпуск, мы были в Косом переулке и купили ему... – тут голос ей изменил. – Трость... – она прерывисто вдохнула и затараторила ещё отчаяннее. – Но целители говорят, он скоро пойдет на поправку, так что она ему не понадобится... это ненадолго, – она шмыгнула носом и поскорее занялась кашей.
Лили переглянулась с Джеймсом. Тот перестал жевать. Посмотрел на Блэка.
За столом стало на порядок тише.
Все поняли, что Алиса так тщательно старалась закопать в овсянке.
Фрэнк Лонгботтом скорее всего, останется хромым на всю жизнь.
– У Лонгботтома стальные яйца, – серьезно сказал Сириус. – Мы были в Ипсвиче всего пару часов, видели только конец этой херни и я потом неделю жрать не мог, так меня выворачивало. А он был в самом пекле и отделался всего лишь сломанной ногой, – Сириус громко фыркнул. – Наш Фрэнк просто долбанный герой. За Фрэнка! – он поднял кубок с тыквенным соком и все остальные немедленно сделали то же самое.
Алиса украдкой подняла голову, оглядела лица друзей блестящими от слез глазами и на её губах расцвела улыбка.
– Эй! – увидев друзей за столом, Питер бросился к ним через весь зал, врезался в Мэри Макдональд, неуклюже разминулся с ней и приземлился возле Фабиана. – Я вам писал все каникулы! – выдохнул он, пожимая друзьям руки. – Вы где пропадали?
– В Блэквуде мы пропадали, – проворчал Джеймс. – Паразитировали на наследии Блэков, жрали их вековые запасы, мяли их пуховые постели.
– Вы все были в Блэквуде? – лицо Питера обиженно вытянулось и звенящее «Без меня?!» неловко повисло в воздухе. Он оглядел друзей, очевидно представил, как хорошо им там жилось вчетвером и совсем разобиделся.
– Ну да, были, Хвост, – Джеймс вдруг взбодрился, заулыбался и хлопнул Питера по пухлой спине. – Правда уже после того, как мой дом расхерачили великаны. Хочешь чаю? Свежих булочек?
– Он серьезно? – за семь лет Питер так и не научился определять, когда Джеймса несет, а когда он говорит правду и посмотрел на друзей.
– Ты уже видел Лунатика? – Сириус пропустил его вопрос мимо ушей. – Он в школе?
– Нет, – Питер озадаченно поглядел на друзей и почесался. – А он разве не с вами был?
Джеймс и Сириус переглянулись.
Больше про Ремуса не спрашивали, но и елось теперь паршиво.
Только Питер ничего не понимал и вертел головой.
– Так про великанов... это правда? – спросил он у Лили.
В конце завтрака Макгонагалл встала из-за стола и направилась к столу Гриффиндора, сжимая в руках угрожающего вида стопку бумаг. Вместе с ней и деканы остальных факультетов направились к своим. В зале сразу стало потише. Гриффиндорцы, которые в этот момент пугали зал громким улюлюканьем и аплодисментами (Роксана проспорила Джеймсу и они с Сириусом отчаянно целовались взасос, на спор), рассыпались. Лили соскочила с колен Джеймса на скамейку, Сириус и Роксана разлепились с громким чавкающим звуком, а Фабиан, который под шумок шарил под юбкой Марлин, бухнул локтями в стол и щенячьими глазами уставился на декана.
– Списки приговоренных, профессор? – деловито осведомился Джеймс.
– Почти угадали, мистер Поттер. Ваше новое расписание, – и она ему первому вручила листок.
Джеймс посмотрел и протянул обратно.
– Спасибо, профессор, у меня ещё старое не кончилось.
– Боитесь умереть от переизбытка знаний, мистер Поттер? – Макгонагалл черкнула что-то на очередном листке и внимательно посмотрела на Джеймса через очки.
– Избыток трансфигурации ведет к необратимым процессам, профессор. Вдруг у меня что-нибудь... вырастет?
Пятикурсницы из фанатского клуба сборной гриффиндора, прыснули, с обожанием глядя на капитана, и Лили чуть сузила глаза, вглядываясь в них.
– Я имел в виду, рога там, или копыта, или хвост, – как ни в чем ни бывало пояснил Джеймс. – И что мне потом с этим делать?
– Скакать по лесу? – Сириус откусил изрядный кусок от своего пирога.
– А что с профессором Джекиллом? – подала голос какая-то четверокурсница. – Почему его нет в расписании?
– И где профессор Грей? – подключился какой-то сопливый грассирующий младшекурсник.
– Профессора Грей срочно вызвали в Министерство, мистер Фробишер, а профессор Джекилл вернется, скорее всего на следующей неделе. Похоже, у него что-то со здоровьем. Уроки по уходу за магическими существами временно будет вести профессор Кеттлберн.
Джеймс вытянул шею и посмотрел на преподавательский стол. На месте Валери сидел нервный, жилистый мужичок с длинной шеей и вел беседу с Дамблдором. И все те несколько секунд, что Джеймс на него смотрел, мужичок ловил каких-то мелких волшебных тварей, которые вылазили из рукавов его мантии, высовывались из-под шляпы и ныряли под воротник. А потом директор вдруг посмотрел прямо на Джеймс поверх своих очков-половинок и Джеймс поспешно отвернулся.
– Это – с учетом замены предметов. А это – будьте добры разместить на доске в гостиной, мисс Эванс, – Макгонагалл протянула Лили свиток.
Лили вытерла руки и протянула руку, но Джеймс опередил.
– Список консультаций для ЖАБА? – он поскорее свернул пергамент. – Давай ты сделаешь вид, что ничего не видела, а я его съем? Свидетелей мы уберем.
– Мисс Малфой? – Макгонагалл уже собралась уходить, но остановилась и удивленно взглянула на зеленую змейку среди своих львят. Роксана с опаской оглянулась на зов. – Могу я поинтересоваться, что вы здесь делаете? – Макгонагалл поправила очки.
– Ем, – брякнула Роксана и в качестве неоспоримого доказательства сунула в рот тост.
– А вы не могли бы делать это за столом своего факультета?
– Профессор, ну ладно вы нам не разрешаете в одной комнате ночевать, но есть-то за одним столом не запрещено уставом школы? – протянул Сириус.
– Так-то оно так, мистер Блэк, но кроме того, что ученикам противоположного пола, – она снова поправила свой прицел, вернее, очки. – Запрещается делить одну комнату, ученикам различных факультетов не разрешается сидеть за одним столом. Таковы правила. И даже если весь мир будет сходить с ума и Темный Лорд сейчас приведет свою армию под наши стены, будьте уверены, молодой человек, вы будете есть за разными столами, – припечатала она.
– Я бы на месте Темного Лорда побоялся сюда сунуться, – шепотом заметил Джеймс.
– Вы хотите что-то добавить, мистер Поттер?
– Ну что вы, мэм, – Джеймс подавился смешком и Лили с каменным лицом толкнула его локтем под ребра.
– Вы меня слышали, мисс Малфой? Поторопитесь, иначе не успеете получить своё расписание.
Роксана скривилась, послала Сириусу взгляд, послушно закинула на плечо своё добро и вернулась за стол Слизерина, вдоль которого как раз плыл изумрудный бархатный дирижабль, то есть профессор Слизнорт.
Одноклассники встретили Роксану тяжелыми взглядами. Кое-кто явно сгорал от желания бросить в землячку частью своего завтрака, девчонки моментально включили свой неусыпный телеграф, мальчики же посмеивались и смотрели на неё так, словно она только станцевала голая на столе и лично полизалась с каждым. И словно солнце на небосводе, в центре стола дулся униженный и оскорбленный Катон Нотт. Его все жалели, ему все сочувствовали. А Роксану все ненавидели.
Обстановка стала ещё на пару градусов холоднее, когда Гринграсс как бы невзначай плюхнула свою идиотскую пушистую сумку на скамейку, где ещё оставалось пустое место, после чего вызывающе глянула на Роксану и закинула ногу на ногу.
Роксана послала ей в ответ весьма красноречивый жест, одновременно вскинув под рукавом средний палец и сунув язык за щеку. Гринграсс оскорбилась, а Роксана примостилась на краю стола. Сириус не выдержал, схватил сумку и устремился следом, но тут же получил тычок палочкой в грудь.
– Мистер Блэк, вы, я надеюсь, пошутили? – Макгонагалл вскинула брови.
Сириус, очевидно, решил не накалять обстановку, поэтому упал на место.
Но как только Макгонагалл отошла к мелюзге и отвернулась, похватал своё барахло и без лишних слов переместился к Малфой. Эти двое и в Блэквуде казались ужасно загадочными, но Бродяга не был бы Бродягой, если бы не рассказал, что стащил Малфой с события всей жизни и теперь весь Слизерин её ненавидит за то, что она выставила полным дерьмом хорошего мальчика-Нотта. И что теперь она их боится. Хотя скорее съест банку гноя бубонтюберов, чем признается в этом.
Джеймс проводил Бродягу долгим взглядом, а затем быстро выпростал ноги из-за стола, вскочил и побежал к декану.
– Профессор, вы не знаете, когда вернется Люпин? – выдохнул он, остановившись в паре дюймов от тульи её шляпы.
Его появление в атмосферных слоях младших курсов вызвало определенное волнение. Девочки начали интенсивно краснеть и волноваться, мальчики – усердно говорить о квиддиче. Один первокурсник, который, видимо, пару месяцев назад впервые побывал на квиддичном матче, уставился на Джеймса, как блоха на древнее божество.
– Нет, Поттер, я не получала от него никаких вестей, – прохладно отозвалась Макгонагалл.
– Ага. Ну а... м-м...просто новостей вы никаких не слышали?
Короткая пауза.
– Каких именно новостей, Поттер? – Макгонагалл посмотрела на него так внимательно, что Джеймсу стало немного неуютно. – Вы не хотите мне ничего рассказать?
– О чем? – Джеймс прикинулся шлангом.
– О Люпине. И не вздумайте говорить, что он среднего роста и любит шоколад, мистер Поттер! – Минерва угрожающе взмахнула палочкой. Джеймс улыбнулся.
– Зачем мне это говорить, если вы так хорошо нас знаете?
Макгонагалл кивнула головой, что могло означать всё, начиная с «один-один, Поттер» и до «Тогда иди к черту, моя головная боль» и пошла к выходу из зала. Джеймс подобрал с пола упавшее расписание, всучил его какой-то третьекурснице, которая от ужаса и радости немедленно облилась тыквенным соком (спасибо хоть не описалась), и побежал следом.
– Мистер Поттер! – Макгонагалл обернулась так стремительно, что Джеймс чуть в неё не врезался. Теперь они стояли в запруженном учениками коридоре. – Я, кажется, уже сказала вам, что ничего не знаю!
– Я просто хотел сказать, что если вы вдруг узнаете... – Джеймс взъерошил волосы. – Сейчас там, – он указал куда-то в сторону окон, – отлавливают таких, как он и... я просто подумал, что если и появятся какие-то новости... вы ведь все равно узнаете о них раньше всех. Вот и....
Макгонагалл прервала его бормотание.
– Поттер, я знаю, куда Люпин отправился на каникулы.
Джеймс выпучил глаза.
– Откуда?
Макгонагалл фыркнула.
– Профессор Грей – ответственный учитель. Она проинформировала меня о местонахождении моего ученика, примерно за пару часов до того, как его отец прислал мне возмущенное письмо, в котором просил объяснить, куда пропал его сын. Мы получали письма от профессора Грей в течение всех каникул, но теперь она молчит уже вторую неделю.
– Она пропала? – быстро спросил Джеймс.
Макгонагалл выдержала паузу.
– Вероятно она выполняет поручение Министерства. Мы встревожены так же, как и вы, Поттер. Но всё, что нам остается в этой ситуации – ждать, – она уже собралась уходить, как вдруг поколебалась, быстро взглянула по сторонам и снова шагнула к Джеймсу.
– Меня удивляет только одно, как вы могли допустить, чтобы Люпин, один отправился в такое опасное место? – прошептала она, яростно сверкая очками.
– Если бы мы приковали его к батарее, он ушел бы вместе с ней, – без тени улыбки буркнул Джеймс. Бродяга, конечно, козел, но не выдавать же его Макгонагалл.
Да и Люпина тоже нельзя выдавать. Вряд ли Макгонагалл обрадуется, если узнает, что Лунатик втюхался в преподавательницу.
Пару секунд Макгонагалл смотрела на него, а потом фыркнула.
– Просто поразительно, какими глупцами вы считаете своих преподавателей, Поттер. Я спросила, не о том, почему он туда отправился, а о том, почему он пошел один?
Джеймс ухмыльнулся.
– Я никому не скажу, что вы хотели отправить своих лучших учеников в колонию Сивого, профессор.
– Уж пожалуйста, – гневно кивнула Макгонагалл, отвернулась, снова повернулась. – И впредь, будьте так добры, приковывайте Люпина к батарее. Ученики для меня ценнее батарей.
– Значит вы уверены, что он вернется? – крикнул Джеймс, когда она начала подниматься по лестнице.
Макгонагалл оглянулась и, похоже, чуть не лопнула от возмущения, у неё даже очки очки на носу запрыгали.
– Он – гриффиндорец, мистер Поттер, – она сказала это таким тоном, словно это объясняло всё, после чего решительно повернулась к Джеймсу спиной и пошла наверх.
* * *
В течение нескольких последующих дней Джеймс встречал Макгонагалл возле учительской каждое утро и так замучал своими расспросами, что в последний из них она буквально вытолкала его в коридор и захлопнула дверь.
Сириус отказывался составлять ему компанию и упирался как баран, утверждая, что Люпин сам вернется и нет смысла тягать бедную Макгонагалл за хвост. А Питер пугался, когда они начинали спорить, не знал, чью сторону занять и по-очереди поддерживал то Джеймса, то Сириуса.
Впрочем, довольно скоро у Джеймса появились и другие причины для беспокойства и он на время прекратил осаду учительской.
Одна из главных проблем Хогвартса заключалась в том, что в нем невозможно было заняться сексом, чтобы какая-нибудь честная задница не растрепала обо всем преподавателям в этот же день. Преподаватели-то понимали, что если запереть в одном помещении стадо подростков разного пола, они рано или поздно начнут заползать друг к другу в норы. Но Попечительский совет кричал какие-то страшные вещи о разлагающейся морали, так что приходилось повиноваться.
Некоторым, таким как Блэк, было насрать, кто и что скажет – родителям похер, Макгонагалл пожурит да простит, а ученики только больше уважать будут. Большинству же приходилось утолять свои желания в укромных уголках и помалкивать.
И не так давно старшекурсники придумали веселое решение наболевшей проблемы.
В этом году, в связи с военным положением, после выпуска из школы все девчонки обязаны были иметь хотя бы минимальное колдомедицинское образование. С самого сентября семикурсницы по вечерам ходили в Крыло на дополнительные занятия. Мадам Помфри загружала бедняжек так, что они засиживались в крыле до поздней ночи, переписывая личные карточки учеников, изучая волшебные болезни, методы лечения и прочую лабуду.
Естественно, никому не нравилось, что по вечерам, когда уставшее тело настойчиво требует любви, все объекты любви вдруг куда-то исчезают. Ну а где собираются девчонки, там рано или поздно собираются мальчики, это закон природы и ничего не поделаешь. Как бы мадам Помфри не запирала своих подопечных, любовь просачивалась в Больничное крыло через все щели и в конце-концов сломала дисциплину.
Тщательно изучив распорядок дня школьной медсестры, девчонки составили особый график. Согласно этому графику, парни приходили к ним в строгом порядке, в строго определенные дни. Больничное крыло, с его мягкими кроватями и прекрасными ширмами очень скоро превратилось в подпольный дом свиданий. И с некоторых пор то и дело можно было наблюдать, как к дверям больничного отсека крадется какой-нибудь студент с розой из теплиц профессора Стебль, как через минуту оттуда же стайкой выбегают цыпочки в белых передниках, якобы «на перекур», хихикают и толпятся у дверей, стараясь не сильно подглядывать. И как через полчаса все тот же студент выходит из крыла, уже без цветов, зато уставший и довольный, как Живоглот, когда обожрется сливок.
Джеймс хорошо знал своё время – в понедельник с трех до половины четвертого (мадам Помфри читает лекцию о магической контрацепции на пятом курсе) и в пятницу с восьми до половины девятого (мадам Помфри везет отчет в Мунго).
Это были блаженные мгновения запретной любви на больничной койке, тем более блаженные, что любовь эта всегда была сопряжена с большим риском. Буквально на днях мадам Помфри поймала на горячем Марлин и Фабиана Пруэтта. Был жуткий скандал, куча снятых баллов, ещё большая куча соплей, всеобщее восхищение, две разгневанные мамы и одна разгневанная Минерва Макгонагалл.
Джеймсу повезло больше. У него на этот случай всегда была с собой мантия-невидимка.
И вот когда он в очередной раз шел в своей мантии к Крылу и беззаботно насвистывал, приводя в замешательство встречных учеников, услышал в крыле какой-то шум и возню. Он подошел ближе, как вдруг дубовая дверь рявкнула на него, Джеймс подскочил, а в пустой коридор вылетел красный как рак Нюниус. Делая какие-то неадекватные махи руками и призывая проклятия на свою голову, он пронесся мимо Джеймса, распространяя сильный запах лекарств.
Джеймс проводил его настороженным взглядом.
В последнее время сморчок начал проявлять просто неслыханную активность по-отношению к Лили. Раньше такого не бывало. Мало того, что он в открытую пялился на неё на уроках и в Большом Зале, поддакивал и смеялся, так ещё и пытался заговорить с ней, стоило Джеймсу отлучиться в туалет.
А теперь ещё и вот это.
Отгоняя от себя всякие, леденящие кровь подозрения, Джеймс вошел в крыло. Лили, такая же красная и сердитая, как Снейп, вытаскивала из коробки склянки с зельями и с громким стуком расставляла на столе.
– Чего от тебя хотел этот упырь? – вместо приветствия спросил Джеймс и закрыл дверь.
– Ничего, – Лили не поднимала взгляд и со стуком расставляла на столе склянки. Щеки её пылали. – Он приходит уже в третий раз, всегда, когда дежурим мы с Алисой и Даниель.
– И что?
– Говорит, что у него болит голова.
– И всё?
Одна из бутылочек разбилась. Лили сунула порезанный палец в рот. У неё дрожали руки.
Джеймса задело то, как она волнуется. Снейп и раньше к ней подкатывал с белым флагом, получал пинок и молча уползал в тень. А сейчас Лили вдруг взволновалась, румянец, глаза горят.
Нехорошо это.
– Лили, что ещё? – громче спросил он, подойдя ближе.
Она повернулась к нему и Джеймса пронзило гадкое ощущение, что она что-то прячет от него.
Там. В душе прячет.
– Всё, – коротко сказала она и торопливо закрыла коробку с лекарствами. А когда увидела, какое выражение появилось у него на лице, заволновалась пуще прежнего. – Джеймс, прошу тебя, не вмешивайся в это. Я разберусь. Пообещай, что не будешь ничего ему делать. Пожалуйста.
Джеймс совершенно не представлял, с чем и как она собирается разбираться, но решил пока что не заострять проблему. В конце-концов, Снейпа она выперла, да и следов преступления никаких не было. И потом, кто такой Северус Снейп и кто такой Джеймс Поттер? Даже глупо ревновать.
– Ты обещаешь? – Лили взяла его за отвороты рубашки, привстала на цыпочки и дразняще коснулась его верхней губы. – Дже-еймс Поттер, – её руки скользнули по его животу вниз и остановились на ремне. – Пообещай мне.
Джеймсу стало очень тяжело думать, поэтому он бездумно ляпнул «Ладно!» и поскорее уволок Лили на койку.
Своё обещание он нарушил почти сразу же – на следующий же день.
Во вторник у них первым уроком была защита от Темных сил, но так как Джекилл всё ещё не вернулся с каникул, на замену поставили Заклинания.
Класс толпился под запертым кабинетом, вяло шевелился и гудел. Кто-то наспех переписывал домашнее задание, кто-то дремал у стены, парни как обычно цепляли девчонок и пытались пощупать их выдающиеся места, а они (девчонки) закатывали глаза и отбивались, но не очень сильно.
Джеймс сидел на подоконнике в компании Бродяги и Хвоста и размышлял о том, что заставляет класс так единодушно разбиваться на мужские и женские стаи в коридорах вот уже седьмой год подряд. Вроде бы они все давно друг друга знают, живут в одной башне и всё такое, но чуть стоит собраться всем вместе, как их раскидывает по стенам эта дурацкая гендерная полоса и они становятся похожи на две маленькие армии, которые только и ждут возможности атаковать.
Даже он сам.
Он вроде бы вел серьезную беседу с Бродягой, посвященную тому, что будет, если в качестве теста подбросить новую навозную бомбу от Зонко в котел с Амортенцией слизеринцев на следующем уроке зельеварения, а сам зорко приглядывал за Лили.
Лили тоже изредка поглядывала на него, словно проверяла, на месте он, или нет. Джеймс в такие минуты подмигивал ей с самым суровым и непреклонным видом, она улыбалась, в общем, всё было чудесно, утро шептало и предвещало прекрасный день.
А потом Джеймс увидел этот взгляд.
Даже потом, спустя пару лет после окончания школы, думая (очень редко) о Северусе Снейпе, Джеймс первым делом вспоминал именно этот голодный и откровенно блядский взгляд.
Казалось, ещё немного и этот выродок схватится за член, чтобы при всех отдрочить на девушку, которая в этот момент стояла к нему спиной и ничего не подозревала.
Все годные идеи, выстроенные Бродягой, рухнули в голове Джеймса как карточный домик.
Не дожидаясь, пока следом за ними обрушится и остальной мир, повинуясь какому-то безотчетному инстинкту, Джеймс пересек коридор, влетел в клумбу девчонок и, не успела Лили опомниться, обхватил её лицо ладонями и поцеловал взасос.
Толпа загудела, проснулась, засмеялась. Кто-то крикнул «Силен, Поттер!», кто-то «Так держать, капитан!».
Лили в первую секунду издала какой-то сдавленный звук и напряглась, но что-что, а целоваться Джеймс умел, так что она почти сразу обмякла и Джеймс почувствовал, как её пальчики, увенчанные острыми ноготками, зарываются в его волосы. Они целовались довольно долго, точнее Джеймс засасывал её всё сильнее и безотчетнее, а она все больше и больше таяла. Вокруг снова возобновились разговоры (ну целуются, и целуются, все целуются!), Джеймс и сам подзабыл, зачем все это затеял и только сильнее вжимал Лили в стену, вовсю шаря руками под её мантией, пока не услышал возмущенный голос Сириуса:
– Эй, голубки, снимите комнату!
Тогда он оторвался от неё.
– Ого, – это было единственное, что смогла сказать Лили Глаза у неё были слегка пьяные. – Что это было?..
Тяжело отдуваясь, Джеймс окинул её быстрым рассеянным взглядом, сглотнул и оглянулся.
Снейп стоял с таким видом, будто ему в глотку запихнули ежа.
Лили посмотрела туда же, цокнула языком и прикрыла глаза, неверяще усмехнувшись.
– Прекрасно, Поттер, – она коротко вытерла губы, кивая своим мыслям. – Просто. Прекрасно.
Однако, это было ещё не всё.
Кто-то сказал, что обогнал Флитвика на лестнице. Все подтянулись к дверям, столпились и тогда Джеймс увидел всего две вещи: Снейп, проходя мимо, взглянул на Лили, а она виновато опустила глаза.
И тогда его дернуло.
– Ну и чем вы занимались все каникулы? – спросил в этот момент Фабиан.
– Да ничем, – коротко бросил ему Джеймс, а потом глубоко вдохнул и крикнул:
– Эй, Нюнчик!
Снейп зыркнул на них. Джеймс обнял Лили покрепче, притягивая к себе. Злоба и ревность ударили ему в голову.
– Рассказать тебе, как мы с Лили трахались у меня дома?!
Лили уставилась на Джеймса круглыми глазами.
Снейп ничего не сказал, только губы его гадливо изогнулись и он метнул на Лили всё тот же плотоядный горящий взгляд. Джеймс окончательно взбесился.
– Могу даже показать!
Под одобряющий гул и улюлюканье он снова попытался поцеловать Лили, даже рот раскрыл и все такое, но она увернулась и толкнула его в грудь.
– Да что это с тобой?! – крикнула она, однако в шуме её никто не услышал, а затем появился Флитвик. Пока класс суетился и толпился у дверей, потому что, как всегда, каждый стремился влезть первым и занять козырные места, Лили прожигала Джеймса взглядом, а когда он попытался увести её за собой на самый верх, она вырвалась.
– Сегодня я посижу с Алисой, – отрезала она и снова вырвала ладонь, когда Джеймс попытался её взять.
– Почему это? Это из-за того, что я тебя поцеловал при всех? Брось!
– Нет, не поэтому, – Лили улыбнулась ему так, как улыбалась на пятом курсе, когда он подкатывал к ней в коридрах – как будто задумала оторвать ему хозяйство и скормить кальмару. – Я боюсь, мы все просто не поместимся за одной партой, Поттер.
– Чего? Кто это – все?
– Ну как же? – Лили обернулась на пятой ступеньке, её клетчатая юбка всколыхнулась и Джеймс на секунду потерял нить беседы. – Ты, я и твоё раздутое эго, – она бросила красноречивый взгляд на его ширинку. – Кстати, передавай ему привет, – с этими словами она убежала к Алисе, громко топоча по ступенькам аудитории. А уже через пару секунд её запломбировали за длинной партой Марлин, Мэри и ещё какие-то девчонки из Когтеврана, так что добраться до неё не осталось никакой возможности.
– Рассаживаемся, рассживаемся быстрее, у нас сегодня очень много дел! – Флитвик взобрался на свою кафедру, стоящую поверх целой груды книг. Осмотрел класс и постучал палочкой по крышке кафедры. – Петтигрю, проснитесь! Пруэтт, я видел, куда вы прилепили вашу жвачку, Вуд, прекратите вертеться, урок начался, – он дождался тишины. – Итак, друзья мои, приветствую вас всех в третьем семестре!
Пока Флитвик стращал класс ЖАБАми, Джеймс вырвал из учебника иллюстрацию и накорябал на обратной стороне: «Да что я такого сделал?!».
– Стой! Здесь кое-чего не хватает... – Бродяга выхватил у него пергамент, прежде, чем Джеймс успел отправить его по назначению, что-то пририсовал, скатал в шарик и сам бросил в Лили.
– Ты что там нарисовал, придурок? – Джеймс пихнул его в плечо.
– Собаку с во-от таким хером, – прошептал Сириус и показал руками расстояние, которое было как минимум в два раза больше самого листочка.
– Нахрена?!
– Эванс все равно покажет твою записку Вуд. А она на перемене спросила, как выглядит мой Патронус, – серьезно ответил Сириус, почесывая небритую щеку. – Я сказал «внушительно», и она попросила показать.
– Патронус?
– Патронус.
– Ну ты и козел, – сообщил ему Джеймс, взлохматил волосы и улегся на парту, уставившись в окно.
Они немного помолчали.
– На самом деле я просто изобразил примерные размеры того хера, который ты положил на Лили, когда трепанул в коридоре, что вы с ней кувыркались на каникулах.
– Чего это я его положил? – Джеймс выпрямился.
Сириус многозначительно прищелкнул языком.
– Девчонкам не нравится, когда кто-то начинает обсуждать, что там происходит у них между ног.
– Ты не видел, как этот урод на неё пялился. Я хотел, чтобы он понял, что это моя территория. И что я оторву к ебеням его сопливый нос, если он хотя бы раз сунет его на мою территорию. Хотя бы поду...
– Я видел.
Джеймс повернулся к нему.
– Я видел, как Нюнчик таращился на Эванс. И на твоем месте я бы просто дал ему пиздюлей, но так, чтобы никто не видел, потому что это только ваши дела. Но вот на кой хрен ты подставил Эванс, все ещё остается загадкой. Смотри, – Сириус кивнул на слизеринских девчонок, которые как раз перешептывались между собой и хихикали.
– Уже к обеду весь Хогвартс будет уверен в том, что вы трахаетесь во все концы, в самых зверских позах. А завтра Макгонагалл тебя сожрет. И Лили тоже, хотя она вроде как не при чем. Тебе не помешало бы хотя бы иногда думать башкой, Сохатый.
– Черт возьми, Бродяга! Все трахаются!
– Только помалкивают об этом. Как и обо всем остальном. Я же не бегаю по замку и не ору, что мы с Рокс курим тентакулу в Выручай-комнате.
Джеймс взбесился и уже всерьез собрался напомнить Бродяге о том, что не так давно вся школа трепалась о том, что Забини залетела и о том, что Дамблдору за это влетело, но именно в этот момент их прервал Флитвик.
– Молодые люди, повнимательнее, мы переходим к изучению нового материала! – он постучал палочкой по доске, призывая класс к тишине. – Итак, заклятие Исчезновения. Кто-нибудь знает его наименование в Международном Реестре?
Лили подняла руку.
– Эванеско.
– Блестяще, мисс Эванс, пять очков Гриффиндору! Итак, что мы должны знать об Исчезновениях и, прежде всего, о Пустоте...
– Интересно, – пробормотал Питер.
– Интересно – пересядь на первую парту, – буркнул Джеймс, болтая под партой ногой и свирепо наблюдая за тем, как Снейп каждые несколько секунд поглядывает на Лили.
Заклинание это он знал прекрасно – в июне прошлого года они с Бродягой выучили его минут эдак за семь, когда им надо был срочно ликвидировать последствия бурной вечеринки в бывшем доме Поттеров.
Эванеско.
Эванс.
Эванс...
Волосы Лили казались рубиновыми в солнечном свете. Класс топился и плыл в ярком утреннем свете, пахло древесной смолой, мелом и духами девчонок, в Запретном лесу кричали какие-то волшебные твари.
Джеймс почувствовал, как глаза закрываются и как его тяжелая голова съезжает по ладони вниз...
– Куда подевался Джекилл, как вы думаете? – прошептал Хвост.
– Говорят, Джекилла все каникулы в школе не было, – зашептал Гидеон, наклонившись к ним сверху. – И никто его не видел с последнего урока по защите.
Сириус вскинул взгляд.
– Может быть его тоже... того? – зашептал Фабиан. – Ну, в лесу, в полнолуние? Как Тинкер или Лерой?
– Мистер Пруэтт, вы сейчас вывалитесь за парту! – подал голос Флитвик и весь класс оглянулся на них.
– Простите, сэр, – Фабиан выпрямился.
– Я, кажется, видел Джекилла в «Кабаньей голове», – сказал Сириус, когда все приступили к отработке чар и в классе поднялся шум. – Ещё до каникул. Сидел, надирался с каким-то хреном.
– Что ему делать в «Кабаньей голове»? – нахмурился Питер. – Он же учитель!
– И что, у него не может быть каникул? – резонно заметил Бродяга. – Иногда и учителю хочется исчезнуть.
– Эванеско, – буркнул Джеймс сквозь сон и Сириус беззвучно засмеялся.
После урока Лили смела свои вещи в сумку и упорхнула из аудитории раньше, чем Джеймс успел соскрести свое тело с парты и потянуться.
– Похоже этой ночью будешь только ты и твоё раздутое эго, приятель, – беззлобно поддел его Сириус, сильно хлопнув по плечу. Они торопливо шли по коридору в общем потоке, Лили шла впереди – рыжие волосы плескались о черную мантию и призывно вспыхивали через каждые несколько шагов, когда на них падали лучи света из окон.
– Заткнись, – буркнул Джеймс и подумал, что Бродяга прав.
– Джеймс Поттер? – какая-то малявка с косичками поймала его у выхода на лестницы. – Профессор Макгонагалл просила передать, чтобы ты зашел в её кабинет.
– Это насчет Ремуса?! – выпалил Джеймс, как только Макгонагалл отозвалась на его стук и позволила войти. Они втроем влетели в кабинет, врезаясь друг в друга и так и столпились в дверях, потому что Джеймс повис на косяке и не пускал дальше.
Макгонагалл ни капли не удивилась, увидев всех троих. Только вздохнула немного и снова опустила взгляд на свои бумаги.
– Проходите.
Они вошли. По всей возможности чинно и спокойно, хотя у самих сердца рвались из груди.
Макгонагалл наколдовала три стула прямо перед своим столом.
– Присядьте. Мне нужно с вами поговорить.
Быстро переглянувшись и поколебавшись пару секунд, они все же заняли свои места. Вид у Макгонагалл был слегка встревоженный – это было неважное начало.
Она переплела пальцы на чистом пятачке стола вперила в Мародеров суровый взгляд.
– Сегодня утром Ремус вернулся в школу.
Они порывисто переглянулись, Сириус облегченно рассмеялся, откинувшись на спинку стула, а Джеймс шумно выдохнул и тут же подскочил.
– Где он, профессор? Он уже в башне? Или в крыле? С ним все в порядке? Мы можем увидеться?
– Не спешите, Поттер. Прежде мне надо вам кое-что рассказать, – Макгонагалл махнула рукой, чтобы Джеймс снова сел.
Джеймс сел.
– Только я хочу сразу предупредить вас, молодые люди, – добавила Макгонагалл и посуровела. – Всё, что я вам сейчас скажу, должно остаться в пределах этого кабинета.
Они покивали.
– Всё это время Ремус был в больнице святого Мунго.
Их улыбки медленно потекли вниз.
– Да. Это так. Его и несколько других... – её руки разомкнулись и изобразили плавный толерантный жест. – ... таких как он обнаружили в горах. Несколько недель назад.
– Что с Ремусом, профессор? – севшим голосом спросил Джеймс.
– Из него вытащили четыре серебряных наконечника.
Питер издал какой-то странный писк, Сириус медленно запустил пятерню в волосы, Джеймс был просто в шоке.
– Целители несколько дней боролись за его жизнь. В Министерстве отказываются давать полную информацию о том, что же все-таки произошло в горах, известно только, что в Сочельник отряд охотников, который отправился на защиту магловского городка от стаи Сивого, не вернулся с задания.
– Весь? – выпалил Сириус.
– Весь, мистер Блэк. В том числе и ваш преподаватель, профессор Грей. Её не было среди погибших, в Министерстве сообщили только, что она и несколько уцелевших членов отряда, вероятно, отправились по следу колонии Сивого. Где она теперь и когда вернется никто не знает.
Повисла небольшая пауза, Макгонагалл дала мальчикам переваривать услышанное и продолжала:
– Профессор Дамблдор лично поручился за Ремуса и...я уж не знаю, как, но снял с него подозрения, иначе после больницы его отправили бы не в школу, а в Азкабан. Но... дело в том, что когда Ремус пришел в себя... целители зафиксировали определенные изменения в его поведении.
– Какие ещё изменения? – Джеймс почувствовал как по спине побежал неприятный холодок.
Макгонагалл молчала так долго, словно не решалась сообщить им правду.
– Он кидался на сотрудников больницы и пациентов, – наконец сказала она. – Сопротивлялся лечению, требовал, чтобы его выпустили и вернули в колонию. Его приводили в чувство почти две недели и не хотели отпускать в школу, так как считали опасным для окружающих.
Джеймс остолбенело уставился на Макгонагалл.
Они точно об одном и том же Ремусе говорят?
– Сейчас кризис миновал, – похоже, Макгонагалл все-таки умеет читать мысли. – Бояться нечего, всё самое страшное позади. Люпин прошел специальный курс реабилитации, я беседовала с ним и смею утверждать, что он в порядке. Вот только... теперь ему будет ещё труднее адаптироваться в обществе и вернуться к прежней жизни, – она постучала палочкой по бланку и чернила гусеничками поползли в пустые клетки. – Ему как никогда нужна поддержка друзей, он столько перенес и ему все ещё тяжело. Поэтому я хотела бы попросить вас: не давите на него. Ни в чем не обвиняйте, не донимайте расспросами. Со временем он сам вам всё расскажет. Сейчас же просто помогите ему быстрее вернуться в прежнее русло. И тогда всё будет хорошо, – она протянула Джеймсу листок с расписанием Ремуса. -У вас сейчас мой урок, но я не сниму с вас баллы, если вы немного опоздаете, – она понимающе улыбнулась. Ну или попыталась. – Люпин сейчас в башне, разбирает вещи. Можете идти, повидаться с ним.
Они разом сорвались со своих мест, но у двери Джеймс притормозил.
Его внезапно осенило.
– Простите, профессор, – он медленно вернулся к столу. – Вы сказали, он был в Мунго две недели?
– Да, Поттер.
– А битва в горах произошла... в Сочельник?
– Всё верно.
– Значит прошло уже три недели?
– Да, – Макгонагалл явно не понимала, чего он от неё хочет. – Я разрешила Люпину повидаться с отцом и последнюю неделю он провел в Уилтшире, – Макгонагалл положила перед собой стопку проверенных заданий. – Разве он не писал вам из больницы?..
* * *
Дверь спальни предательски скрипнула, отворяясь.
Джеймс коротко взглянул на Сириуса и вошел первым.
Комнату заливало солнце.
Ремус стоял к ним спиной и разбирал лежащий на постели рюкзак.
Когда дверь скрипнула, плечи Лунатика вздрогнули и он порывисто оглянулся.
Мародеры замерли.
Спустя три недели неведения и страха, они наконец посмотрели Ремусу в глаза...
И целый миг были уверены, что Лунатик сейчас бросится на них, столько звериного промелькнуло в его лице, когда он оглянулся.
Они замерли, потрясенно вглядываясь в парня, который стоял в их общей комнате. С одной стороны – это был Лунатик. Его лицо, его руки-ноги и всё такое. Но с другой стороны...
За те три недели, что они не виделись, с ним приключилась какая-то очень нездоровая хрень.
Во-первых, он сильно вытянулся. На добрых три дюйма, а может и больше. Он стал крепче и перестал напоминать вешалку в джемпере. Джеймс не знал, что там с ним делали в Мунго и не был уверен, что хочет знать, но под глазами у Люпина появились жутковатые серые мешки, как у вампира в глубокой жажде. И сам взгляд его стал другим. Из этого взгляда как будто высосали всё теплое и человеческое.
Он стал попросту волчьим.
И держался Люпин так враждебно, словно не домой вернулся, а в логово врага – смотрел на них, как на охотников с заряженными ружьями.
Сириус захлопнул дверь.
Все слова, которые Джеймс хотел сказать: «Как ты мог?!», «Почему ты молчал?!», «Что с тобой стряслось?!» застряли в горле. Так они и стояли в гудящей тишине, глядя друг другу в глаза.
– Почему? – выдавил наконец Джеймс. Объяснять, что он имеет в виду, смысла не было. Ремус всё прекрасно понимал. И ни капли не жалел, это было видно по глазам. – Почему, Ремус?
Люпин молчал довольно долго. А затем вдруг склонил голову набок, совсем уже по-собачьи и взглянул на Джеймса, как на нечто крайне забавное.
И усмехнулся, как будто поражался его глупости.
– А зачем? – вкрадчиво прошептал он.
Джеймс почувствовал, как у него дернулось лицо и как глубоко стрельнул в ладони старый детский шрам.
А потом просто размахнулся и врезал Лунатику по роже.
Ремус несколько раз плеснул в лицо ледяной водой, с силой вытер тыльной стороной ладони влагу с носа и глаз и уперся руками в края раковины, уставившись на свое отражение. Вода капала с его волос.
«Уроды... ненавижу!», – рассеяно думал он, глядя на розовые, яркие отметины, оставшиеся после того, как из него вытащили наконечники стрел.
Ему снова приснилось, что он в Мунго. Снова казалось, что он привязан к койке. Снова виделись эти фигуры в лимонных халатах.
Он проснулся в холодном поту, содрогаясь от ужаса.
А затем страх сменился тупой ненавистью. Эта ненависть была хуже внезапной вспышки злости. Эта напоминала зубную боль.
Ремус выпрямился и, надменно глядя своему отражению в глаза, потрогал шрамы. Два в плечах – целитель сказал, что ему перебили сухожилия так, чтобы он не мог двигать лапами. Ещё один – в животе. И последний – в бедре.
Как будто его специально хотели лишить возможности двигаться.
Те, что были на плечах все ещё побаливали.
Но это ерунда. А вот недавно разбитая губа саднила и эта боль подогревала дремлющий в груди котел злости.
«Понимаете, молодой человек... это как раздвоение личности. Так как вы долгое время жили в человеческом обществе, волчье сознание было подавлено. Под влиянием вожака оно выплеснулось наружу и теперь нужно время, чтобы вы вернулись в норму. То есть, чтобы оно снова скрылось. Вы меня понимаете?»
Отражение Ремуса задергало носом и верхней губой, обнажая зубы.
Он взлохматил волосы обеими руками и сбил густую прядь так, чтобы она падала на глаза. Движения его руки напоминали взмахи лапы. Разворошил её пальцами и ещё яростнее уставился в зеркало.
Люди.
В это слово вливалось всё презрение, на которое Ремус был способен.
Что они могут знать о норме?
У них разные нормы. В их нормальном мире Ремус Люпин болен.
Как же долго они лгали ему.
Друзья.
Только теперь он понял. Всё понял, всё до конца. Между человеком и волком не бывает дружбы.
Человек либо ненавидит волка, либо относится к нему как к питомцу, пускай и любимому. Опасение, подозрительность – это будет всегда. От этого никуда не деться. Он был идиотом, раз не понимал этого раньше. А они... они ему лгали. Это единственное объяснение. Они все трое, все, вся эта школа, им не понять, что он чувствует. Тем более – что он чувствует теперь.
Он – не больной доходяга Люпин. Он молодой и сильный волк.
Как же он скучал по колонии. Там он мог бы жить в свое удовольствие, он бы охотился, учился сражаться, он бы построил себе дом, создал семью. Каждое полнолуние он со своей стаей охотился бы на зверей, каждый месяц веселился бы в Янтарной ночи. У него появились бы дети, которым не пришлось бы скрываться, или стыдиться. А его женщина...
Яростный желтоватый отблеск в его глазах потух и из зеркала на Ремуса взглянул растерянный подросток.
Память вспышками поразила его мозг: вздох, волосы, запах, мех, огонь.
Ладони с силой сжали холодные и мокрые края раковины, вспомнив, как сжимали горячее, живое, мягкое...
«Не знаю, где она, сынок», – раздался вслед за этим грубый голос дяди Аластора. «Троих охотников так и не досчитались. Вероятно, они ушли в горы за Сивым. Или их добила стая. Мы ничего не знаем»
«Я не убивал её», – твердо сказал себе Ремус. «Если бы я её убил, её бы нашли, ведь лес прочесывали. Я не кусал её, она бы не ушла далеко с укусом. Она жива. Она вернется. Она вернется!»
Он зажмурился, прерывисто вздохнул и отпустил раковину.
Школьная форма вызывала у него отвращение. Мантия, рубашка, галстук, Боги, джемпер.
Отвратительно.
Он оделся.
Солнце ещё не взошло. В колонии Ремус привык просыпаться рано.
Пологи на троих соседних кроватях были задернуты. Пока Ремус одевался, рана на губе разошлась и опять кровила. Он утер её краем рукава, бросил злой взгляд на кровать Джеймса и ушел из спальни, но потом почти сразу же вернулся, вытащил из тумбочки волшебную палочку, не глядя бросил в сумку и опять ушел, хлопнув дверью.
– Хей, Ремус! – поздоровалась с ним Мэри Макдональд, когда он сбежал по лестнице. Она и Марлин Маккиннон переписывали расписание консультаций ЖАБА у доски объявлений.
– Как провел каникулы? Не хочешь...
– Не хочу, – рыкнул Ремус, быстро взглянув на девчонок, пересек гостиную, толкнув плечом какого-то третьекурсника и вышел за Портрет.
– Что это с ним? – пролепетала Мэри, оглянувшись на Марлин. – Ты видела его глаза? Он как будто тенями их измазал.
Марлин помолчала, глядя в блокнот, а затем тронула себя пером.
– И губа разбита. Ты видела?
* * *
– Чего мелюзга орет? – зевнул Джеймс, поеживаясь от холода и враждебно глядя на сияющее зимним солнцем небо Большого зала.
В Блэквуде они каждый день просыпались к полудню и как инферналы медленно стекались на кухню. Теперь же просыпаться опять каждый день в семь было особенно тяжко.
Тем более, что теперь им добавляла тяжести брошенная, разобранная постель Лунатика.
Никто ничего не сказал. Но не заметить было трудно, учитывая, что Лунатик после недавней «беседы» с ними начал делать вид, будто их вообще не существует. Того и гляди попросит у Макгонагалл разрешения переехать в комнату к близнецам.
Маккиннон завтракала в компании Гидеона Пруэтта и спящего Бродяги. Пруэтт с немного бешеным лицом переписывал у Маккиннон домашнее задание, отчаянно скрипел пером и разбрызгивал знания по столу. Бродяга сопел.
– Джекилл вернулся, – пожала плечами блондинка и выдернула газету из-под головы Сириуса до того, как он начал пускать на неё слюни.
Джеймс почесал голову, сонно и без всякого интереса посмотрел на фигуру профессора, увешанную детворой, после чего оседлал скамью и нехотя развернулся к столу.
– Ну и чего они виснут на нем как на ёлке? – он зевнул.
– Соскучились, – сказала Марлин таким тоном, словно Джеймс был идиотом.
– А, – Джеймс прикрыл глаза и качнулся вперед, а потом встрепенулся и опять посмотрел на Марлин.
– Тренировка в субботу в одиннадцать, – сообщил он после паузы.
– В такой мороз? – ужаснулась Маккиннон. – Мы же попадаем с метел!
– Если ты забыла температурные чары, так и быть, напомню. Я придумал схему этой ночью, хочу скорее попробовать в воздухе.
– Эванс надо чаще тебя динамить, – вдруг сонно выдал Бродяга, сладострастно обнимая кофейник.
– Передашь Мэри? – Джеймс вытащил чайник из цепких объятий Сириуса и потянулся к тарелке с сэндвичами.
– Передам, – фыркнула Марлин и спряталась за газетой.
Джеймс оглядел головы одноклассников.
– Она с тобой не разговаривает, – сообщила Джеймсу большая фотография Фенрира Сивого, за поимку которого давалась награда в пять тысяч галлеонов. – И её здесь нет. Лили повела иностранцев к теплицам. Может быть они хотя бы к июню выучат маршрут, – Марлин опустила газету и впилась в Джеймса прищуренным взглядом.
– Между прочим, сегодня утром Ребекка Стоун спросила, правда ли, что это Лили Эванс потеряла в подземелье белье? Ты дурак, Поттер. Теперь о вас треплется весь замок.
– Охренеть, как я рад. Подъем, псина! – Джеймс дал выход чувствам, толкнув Сириуса, но тот, вместо того, чтобы подняться, завалился на бок, привалился к Джеймсу и вытянул руки по столу.
– Я хочу умереть, – простонал он.
Марлин коротко взглянула на него, поджала губы и снова скрылась за газетой.
Джеймс вспомнил, какая блаженствующая физиономия была у Бродяги, когда он вплыл в башню в четыре утра, и сердце (а также кое-какие другие, жизненно важные органы) пронзила жестокая зависть.
– А вде Фост? – прошамкал он, судорожно заедая зависть сэндвичами
Бродяга показательно захрапел.
Джеймс сглотнул и легонько пнул под столом Марлин, которая в этот момент красила губы и смотрелась в зеркало, прислоненное к кувшину с молоком.
– Ты видела Питера? Или он тоже со мной не разговаривает?
Марлин посмотрела на него как на дерьмо, пожала плечами и снова вернулась к своему отражению.
По замку прокатился удар колокола.
Первым уроком была защита от Темных сил. Судя по тому, что происходило между гриффиндорским и когтевранским столами, Джекилл ещё не скоро должен был выбраться из любящих объятий. Джеймс и Сириус решили выбежать на пару минут в клоаку, пропустить сигаретку.
– Эй, подождите меня! – на ходу заталкивая книги в сумку, Питер припустился бегом, силясь догнать Джеймса и Сириуса, которые, как обычно передвигались по замку со скоростью астероидов и не заметили, как он спустился с главной лестницы.
Догоняя их, он поскользнулся и на полном ходу врезался в Ремуса, который как раз в этот момент выходил из мужского туалета.
И даже сказать ничего не успел, как Ремус с громким рыком: «Отойди от меня!», неожиданно отпихнул Петтигрю, да так, что тот врезался в дверь.
Ученики, снующие вокруг, замерли.
Утро на секунду застыло.
Люпин ещё пару секунд скалился, прожигая взглядом упавшего Питера, а потом вдруг опомнился, в его глазах что-то прояснилось, он затравленно оглянулся, похватал упавшие книги и ушел. Студенты в страхе расступились.
– Псих, – фыркнул Бродяга и они с Джеймсом вдвоем поставили Питера на ноги.
В клоаке к ним подошла Лили, с головой замотанная в длинный школьный шарф.
– Доброе утро, солнышко! – Джеймс выбросил сигарету и спрыгнул с «насеста» ей навстречу, прежде, чем Лили успела сказать хоть слово. – Как тебе спалось без меня?
Лили взглянула на него как на идиота.
– Сириус, можно с тобой поговорить? – напрямую спросила она, зябко похлопывая руками в школьных варежках. Острый нос покраснел на морозе и Джеймс испытал отчаянное желание укусить его. Почему-то. Наверное у него уже крыша поехала. – Это важно.
Сириус удивленно пыхнул дымом и переглянулся с Джеймсом.
– А со мной ты не хочешь поговорить? – возмутился тот. – Хватит уже дуться, Эванс! – Джеймс шагнул к ней, но Лили увернулась.
– Питер, пожалуйста, передай своему другу, что дуются шарики. А мне надо с тобой поговорить, идем, – она схватила Сириуса под локоть и потащила из клоаки в замок.
Сириус на ходу оглянулся и подмигнул Джеймсу, мол, всё окей. А Джеймс с горя слепил снежок и запустил им вслед.
– Слушаю тебя очень внимательно, – вкрадчиво молвил Сириус, наклонив голову и насмешливо поведя губами.
– Что с Ремусом? – напрямик спросила Лили, снимая шарф. Мимо во все стороны спешили ученики, кто-то снимал шарф, кто-то наматывал. – Он сегодня отказался помогать мне с «гостями». И вчера тоже. Я и так уже две недели бегаю по замку как заводная. Он не забыл, что он – староста школы?
– Да он похоже многое забыл, – вздохнул Сириус, убрав прядку с её лица.
Лили раздраженно пригладила волосы.
– Сириус, я серьезно.
– Эванс, это наши дела, – он шмыгнул носом, зябко дернул плечами и спрятал руки в карманы. – Мы с ними разберемся. Если тебе нужен помощник, попроси Макгонагалл, она тебе враз кого-нибудь подкинет. Может даже двух.
– Мне, что, верить тем идиотским слухам, которые о вас распускают в женских туалетах? Мне казалось, я имею право знать.
– А ты спроси у Сохатого, – предложил Сириус.
Лили расплылась в язвительной улыбке и Сириус ответил ей тем же.
– Хорошая попытка, Блэк, – она сочувственно похлопала его по плечу.
Сириус наклонил голову, заглядывая ей в глаза.
– Не попытка. Прямо говорю. Он скоро на стену полезет, Эванс.
– Это он попросил тебя похлопотать?
Сириус удивленно выпрямился, но Лили и сама поскорее прикусила язык и отвела взгляд. Она знала, что Джеймс не из тех, кто будет о чем-то просить. Даже Сириуса.
– Я просто не могу смотреть, как мучается мой лучший друг.
– А мои мучения – так, фигня? – возмутилась Лили.
– Тем более, Эванс.
– Я не об этом, Блэк, – Лили скорчила рожицу. – Я...
Рядом вдруг раздался громкий смех и они оглянулись. В направлении клоаки шла флотилия меховых, утепленных слизеринок. Гринграсс занимала позицию по центру – бывшее место Забини. И все держались под руки и любили друг друга.
– Что, Эванс, с Поттером уже надоело? Решила перепробовать всех? – пропела Хлоя. – Начала бы с Петтигрю!
Её подружки залились смехом.
– Хей. Не суди по себе, Гринграсс! – Сириус шлепнул её по заднице, когда она проходила мимо.
– Придурок! – рыкнула она, залившись гневным румянцем. Сириус послал ей горячий воздушный поцелуй. Кто-то засмеялся.
– Вот! – Лили указала ладонью на слизеринок. – Видишь? Я уже в туалет зайти не могу, чтобы не услышать о себе что-нибудь! На меня даже Слизнорт смотрит так, словно я у него фунт драконьей печенки утащила! Каждый раз, когда я хочу помириться с Джимом, у меня обязательно кто-то спрашивает: «Лили, это правда, что вы занимались сексом в туалете Плаксы Миртл?» – придурковатым голосом пробубнела она, скосив глаза.
Сириус засмеялся.
– Сириус, это неправильно, что вы бросили Ремуса, – вдруг просто сказала она и он оборвал смех, втянув воздух через нос. Наверное поэтому Эванс сделали старостой. Она всегда говорит просто, без занудства.
– Вы как маленькие, честное слово. И вы, и он. Только вы втроем, а он один, – Лили закинула сумку на плечо и сунула в неё шарф. – Не честно, Бродяга.
И она ушла, оставив Сириуса на растерзание совести.
– Чего она хотела? – напустился на него Джеймс, когда он вернулся. – Обо мне говорили?
– Да, – Сириус с такой силой хлопнул Джеймса по плечу, что Хвост дернулся от неожиданности. – Да, друг. Я сказал, что ты её бросил. А она такая: «А, ну тогда я пойду к Северусу Снейпу!». А я такой, – он пренебрежительно взмахнул рукой. – И она пошла.
Они замолчали. Дым с сигареты Джеймса стал закручиваться спиралями.
– Да на урок она пошла, на урок, – ухмыльнулся Сириус, взлохматив Джеймсу волосы и ткнув его головой вниз. Джеймс взьерепенился и спрыгнул с насеста, Сириус закрылся сумкой от его снежка. – О Лунатике спрашивала, – он перепрыгивал с места на место, а Джеймс бросал в него снежки. – А ты её бесишь, потому что ты... трепло! – они схватились в шутку, поборолись немного, вызывая смешки заполнявших клоаку учеников, а потом Сириус опрокинул Джеймса и тот упал на спину, в снег. И так и остался лежать, тяжело отдуваясь и глядя в яркое-яркое небо.
А Сириус уселся рядом с ним в снег и напялил на голову его красную ушастую шапку. И так они и сидели-лежали до самого второго колокола, а Питер топтался у стены и не знал, что ему делать.
* * *
Когда они вошли в кабинет, там уже собрался весь класс.
Джекилл запаздывал.
Слизеринки обсуждали какую-то обновку Хлои, красили губы, ненавидели остальных. Как обычно себя вели, в общем. Остальные девчонки толпились у окон, залитых солнцем, тоже красили губы, только щебетали и разливали по классу мед, а вокруг этого меда кружили нерешительные, ненавязчивые, но суровые пчелы – парни.
Малфой и Пруэтт каким-то образом открыли одно из окон и теперь потихоньку курили, сидя на подоконнике и поглядывая по сторонам.
Как только они вошли, Роксана резко оглянулась и Бродяга пошел прямо к ней.
– Здорово, Пруэтт, – Джеймс хлопнул Фабиана по руке, пока его лучший друг и сестра Люциуса Малфоя здоровались взасос. – Малфой.
Они с Роксаной ещё в Блэквуде завели странную привычку здороваться по утрам кулаками. Джеймс понятия не имел, что их на это дернуло, равно как и Роксана, но традиция им обоим пришлась по душе. Наверное это ради Сириуса. Тем более, они такое пережили все вместе, да ещё и к тому же неделю жили под одной крышей, видели друг друга в трусах и даже без один раз, когда Джеймс вломился в комнату Бродяги.
После такого трудно было не проникнуться серьезными родственными чувствами.
Роксана стукнула его кулак, не открывая глаз и не отлипая от Сириуса, а потом обвила Бродягу ногами, так, что у неё юбка слегка задралась и показался край черного школьного гетра. Сириус обнял её так крепко, что почти что сам себя руками обхватил. Джеймс вздохнул и оглянулся на Лили, которая в этот момент заливисто рассмеялась чьей-то шутке.
А потом уперлась ладонями в парту, уселась на неё, небрежно положила ногу на ногу (у Джеймса встал), поправила пуговки на груди и разгладила блузку, а потом видимо почувствовала его взгляд, потому что тут же оглянулась.
Джеймс сжал зубы, так что скулы заиграли, и заставил себя отвернуться.
Он полночи провел в душе. Половину. Долбанной. Ночи. Там, собственно и придумал новую стратегию для будущей игры.
Но до этого дрочил там как маньяк.
Раз Лили не намерена его прощать в этом тысячелетии, значит и сегодня будет.
Ему захотелось обратно в снег.
В класс вошли слизеринцы. Джеймс подавил в себе огромное желание с душой харкнуть Мальсиберу под ноги, но зато не отказал себе в другом удовольствии – начинил петарду наскоро слепленными атмосферными чарами и незаметно швырнул Снейпу под парту.
А потом поскорее открыл окно и заткнул уши.
Когда бабахнуло и все заволокло дымом, все заорали так, словно в кабинет влезли Пожиратели Смерти. Снейп чуть не обосрался, вскочил и впечатался в стену, как полный придурок, а слизеринки заметались по классу, как перепуганные зайцы. Правда зайцы не умеют так противно визжать.
Потом, когда чары иссякли и серный дым рассеялся, явив миру киснущих со смеху Мародеров, девчонки приложили их презрением, потом, конечно, все заржали, а Джеймс снова взглянул на Лили.
Она смотрела на него наверное секунды три, разочарованно подняв брови, а потом просто повернулась спиной.
Даже замечание не сделала.
* * *
– ... в общем, она заставила исчезнуть то, что приготовила я и сама принесла Фрэнку поесть, – пожаловалась Алиса, отмахиваясь от дыма учебником по практической защите от Темных чар за седьмой курс. – А потом ещё упрекнула меня, что я уделяю ему недостаточно внимания.
Лили сочувствующе похлопала Алису по плечу и украдкой оглянулась на Ремуса.
Он сидел в полном одиночестве за последней партой и пытался читать, хотя в классе стоял невообразимый гам.
Джеймс и Сириус отошли от окна, прошли мимо Ремуса, как будто его там и не было и заняли парту поближе к столу. Они позволяли себе такое только на уроках Джекилла, потому что никогда не знаешь, в какой момент этот кабинет превратится в гробницу или лабиринт. Всем хочется быть в первом ряду. Питер поколебался, повертелся немного и уселся за пустой стол позади них, повернувшись к Ремусу спиной.
Лили стало за них стыдно. Но и это было ещё не все.
В кабинет вошла Мэри Макдональд с подружками из Когтеврана. Болтая с ними, она не глядя бросила сумку на свободный стул рядом с Ремусом. Ремус дернулся от неожиданности, а девчонки шарахнулись от него самым идиотским образом.
– Что? – Ремус посмотрел на них с опаской, так же, как и они на него.
– Да нет, ничего, – Мэри поспешно улыбнулась и схватила свою сумку. – Мы...мы там сядем...
– Прекрасно, – беззвучно бросил Ремус им вслед и отвернулся к окну, из которого открывался вид на Запретный лес.
Ни Джеймс, ни Сириус и ухом не повели.
Это переполнило чашу терпения Лили.
Кучка идиотов, честное слово.
Она схватила свои вещи, бросила убийственный взгляд на Джеймса, который следил за каждым её движением и прошагала мимо него к парте Ремуса.
– Привет, – Ремус удивленно поднял голову, когда Лили обратилась к нему. Взгляд у него был одновременно злой и какой-то... затравленный что-ли. Почти как у Северуса – как будто он каждую секунду ждал пинка. – Ты не против? – она указала на свободный стул.
– Нет, – Ремус удивился ещё больше и в эту секунду его голос прозвучал так же, как и раньше. Это показалось Лили добрым знаком.
Она села и повесила сумку на спинку стула.
Джеймс сидел спиной, только Сириус коротко и быстро глянул, вроде как в сторону, а вроде как и на них.
– Не боишься сидеть рядом со мной? – теперь Ремус снова говорил презрительно, но Лили чувствовала, что он просто защищается. – Говорят, я кусаюсь.
– Не боюсь. Ты, может и кусаешься, но в защите от Темных сил все равно разбираешься лучше меня. Я у тебя спишу, – беззаботно заявила Лили, болтая ногой. – Ты ведь не против?
– Оплата вперед – без особого настроения пошутил он.
– Без вопросов, – она полезла в сумку и положила перед Ремусом последнюю «Шоколадную лягушку» из новогоднего запаса. – Устроит?
Ремус немного погонял шоколадку по парте. Взгляд у него был слегка отсутствующий, трудно было понять, о чем он думает.
– Не хотел я на него кидаться, – тихо сказал он, глядя на Питера. – Я не знаю, почему это со мной происходит. Сегодня утром я был очень зол, а сейчас даже не помню, почему. Целители в Мунго сказали, что это раздвоение личности, – он поморщился. – Вроде как моё сознание подавлялось, потом вырвалось. А теперь снова подавляется. Я плохо помню. Когда они мне это говорили, я лежал связанный и орал, что убью их всех.
Он нервно усмехнулся и Лили тоже улыбнулась.
Джеймс снова оглянулся на них и отвернулся, но его плечи стали напряженнее.
– Ты, наверное, хочешь знать, почему я поссорился с Джеймсом? – протянул вдруг Ремус и колко усмехнулся.
Лили пожала плечами.
– Я с ним тоже не разговариваю.
– Почему? – удивился Ремус. – Тут половина замка говорит, что вас застукали на горячем прямо в большом зале. А другая половина говорит, что вы уже тайно поженились.
Лили только головой покачала и повернулась к нему.
– О вас между прочим тоже повсюду болтают. Такое чувство, будто это «Битлз» распались второй раз, а я ничего не знаю.
Ремус фыркнул – сравнение Лили его насмешило.
Они помолчали.
Лили была уверена, что Ремус ничего не скажет, но она и не затем к нему села.
Просто так бывает, когда понимаешь, что тебе нужно быть где-то и ты оказываешься именно там. И понимаешь, что так будет правильно.
Она вытащила из учебника блокнот, в котором содержалось её личное расписание старосты и начала заполнять его вперед.
– Я не хотел возвращаться в Хогвартс, Лили.
Лили подняла голову и удивленно посмотрела на Люпина.
Он скользил холодным, жестким взглядом по лицам одноклассников.
– Отец меня вынудил. Сказал, что этого хотела моя мать. Хотела, чтобы я выучился здесь. Если бы не это... стал бы я возвращаться сюда после того, что увидел, узнал.
– Что ты узнал?
– Узнал, что я здоров. И это самое лучшее, что когда-либо случалось со мной.
Лили не нашлась, что на это ответить.
– А меня схватили, упекли в больницу и требуют, чтобы я жил в мире, где все от меня шарахаются и считают опасным, – он кивнул на учеников. – Они боятся даже заговаривать со мной, хотя до них дошли всего лишь слухи. Если бы дошла правда, меня бы тут же отсюда выперли, – он уселся поудобнее и его взгляд снова похолодел. – Может и правда стоит кого-нибудь укусить, чтобы меня наконец выгнали и я вернулся в колонию.
– Укусить? Ремус, ты же человек. Ты не животное, чтобы кусать кого-то.
Ремус хмыкнул.
– Вот поэтому я и не хотел возвращаться сюда, Лили. Я не человек, я животное. Я волк, я обрастаю мехом, бегаю на четырех лапах, охочусь, кусаюсь. Животное можно держать как питомца, жалеть его, играться с ним и искренне верить, что это – настоящая дружба.
– Я верю, – тихо сказала Лили после паузы. – В то, что ты – мой друг. И всегда им был. И мне все равно, что ты обрастаешь мехом и бегаешь на четырех лапах. У всех есть свои недостатки, – иронично заметила она.
Ремус усмехнулся.
– Я не хотел тебя обидеть, Лили. Просто я понял, что моя семья – там. И перестал себя обманывать.
– Семья может быть в нескольких местах. Моя семья – это и мои родители, и Хогвартс. Мои родители – маглы, а я – волшебница, мы разные, но мы все равно любим друг друга.
– Твои родители не шарахаются от тебя, Лили. Ты для них не опасна.
– Сестра шарахается. Она частенько повторяет, что я попаду в ад за своё колдовство.
– А ты? – невольно заинтересовался Ремус.
– А я подкладываю ей ложки в кровать и по ночам превращаю их в мышей, – Лили пожала плечами, посмотрела на Ремуса и они рассмеялись.
Джеймс оглянулся, но теперь не только он обратил на них внимание. Группка слизеринских парней, сбившаяся у окна какое-то время просто неприятно поглядывала на Ремуса, а затем от них откололось несколько человек и направилось прямо к их парте.
– Смотрите-ка, Эванс и Люпин, – нараспев произнес Мальсибер. Он шел впереди остальных, небрежно сунув руки в карманы. Как только он заговорил, в классе сразу стало тише. – Нечасто увидишь такое, – он оглянулся на своих дружков и окинул Ремуса и Лили гадким взглядом. – Грязнокровка и ОБОРОТЕНЬ за одной партой.
В классе стало абсолютно тихо.
Ремус сидел, белее мела и боялся пошевелиться.
А затем раздался оглушительный грохот – это Джеймс вдруг отпихнул свой стул, попер прямо на Мальсибера и подошел так близко, что почти влез на носки его блестящих дерби.
– Забери свои слова, ты понял? – процедил он и сжал челюсти так, что на скулах вздулись желваки. – Ты понял меня, урод?
– У-тю-тю-тю-тю-тю, Поттер, – просюсюкал Мальсибер, неприятно вытянув букву «о» в фамилии Джеймса. Внезапного наступления он ни капельки не испугался и стоял очень прямо. Можно было подумать, будто они собрались поцеловаться. Ну или искусать друг другу лицо. – Какие именно слова? Про грязнокровку? – он склонил голову на одну сторону. – Или оборотня?
– Такими обвинениями не бросаются, Мальсибер, – подал голос Хо Янь – приземистый, круглолицый парень из Когтеврана, гений Травологии и чистокровный волшебник. Мальсибер прищурился, делая вид, что заинтересован. – Люпин не оборотень. Мы все его знаем. Семь лет знаем.
– Ты говоришь не оборотень, а я говорю – да, оборотень, – он бросил взгляд на Ремуса (Лили крепко держала его за руку и чувствовала, как его трясет). – Мой старик работает в Министерстве, вы же знаете. Так вот неделю назад он выяснил, что некий Ремус Джон Люпин.. знаете такого?..был уличен в составе банды оборотня по имени Фенрир Сивый и схвачен при попытке напасть на г...магловский город в горах.
Хлоя Гринграсс ахнула и её тупость каким-то образом отравила всех, кто ещё мог думать – все начали переглядываться, кто-то даже переступил с места на место, словно хотел оказаться ещё дальше от Ремуса.
– Отец сказал, что Дамблдор за него заступился и попросил вернуть его в школу. Нормально, да?
– Интересно, а откуда твой отец узнал об этом? – звонко спросила Лили, вставая из-за стола. – От Министра? Или от самого Сивого? Или, может быть сразу от Ты-Знаешь-Кого?
– Следи за языком, Эванс! – прошипел Мальсибер, сжимая кулаки. Джеймс шевельнулся, но Лили – нет, она стояла очень прямо, скрестив на груди руки и с вызовом глядя на Мальсибера. – Не смей обвинять моего...
– А то что? – губы Лили тронула легкая улыбка. – Меня выгонят из школы, как того первокурсника после случая в мужском туалете Слизерина? Его выгнали, потому что твой отец наплел с три короба у Дамблдора в кабинете. А раз он соврал тогда, значит врет и сейчас. Ремус – не оборотень. И моё слово вернее, в отличие от твоего отца, я никогда не лгу.
– Лили, не надо, – тихо произнес Ремус.
Мальсибер приблизился к Лили, сверкая холодными, темными глазами.
– Ты себе стала много позволять, Эванс, – проговорил он. Лили иронически выгнула бровь. – Или ты думаешь, раз тебя ебет наш доблестный капитан, тебе теперь можно открывать рот в адрес всех чистокровных?
Джеймса сорвало с места, но он был так зол, что промазал и его чары взорвали крышку парты. Все разом ожило, все закричали, пуффендуйки, сидящие за партой с визгами бросились в стороны, а слизеринцы вдруг удивительно слаженно скрутили Джеймса, Сириуса и близнецов Пруэтт. Словно только этого и ждали. А затем Нотт обезоружил его, просто вырвав палочку из руки.
Такая подлость всколыхнула класс.
Завязалась потасовка, замелькали руки, головы, шеи, разноцветные галстуки, сверкнули чьи-то чары.
– Прекратите, сейчас придут преподаватели! – до хрипоты кричала Мэри.
– Я тебе голову оторву! – орал Джеймс, извиваясь в захвате. Нотт и Уоррингтон скручивали ему руки, но даже вдвоем держали с трудом. – Ты, труп, Мальсибер!
Мальсибер хохотнул.
– Что-то не похоже, Поттер, – он дернул палочкой.
Джеймс замычал – на лице у него вспух рубец. Лили бросилась к палочке, брошенной на парте, но Мальсибер оказался проворнее.
– А что, Эванс? – он покрутил её палочку в руке. – Не надоело раздвигать ноги перед этим позером? Хочешь тебя поимеет другой чистокровный волшебник? – он вдруг шагнул к ней, протянув руку к её лицу. – Ты ведь наверное от этого тащи...
Звон пощечины, которую Лили влепила Мальсиберу подействовал на класс, как выстрел.
Даже Джеймс перестал вырываться.
Всё просто застыло.
Лили смотрела на Мальсибера, её глаза полыхали, на щеках от злости выступили розовые пятна.
Мальсибер закрывал щеку холеной белой рукой с фамильным перстнем и смотрел на Лили с такой смесью неверия, ужаса и ненависти, словно она не пощечину ему дала, а пнула под зад в присутствии Волдеморта.
– Ты меня ударила?..
Он медленно убрал руку. Лицо у него было как у человека, готового совершить убийство.
– Ты... паршивая грязнокровка!, – выплюнул он и замахнулся в ответ.
Джеймс взвился, с хрустом выдирая рукав мантии из захвата Уоррингтона, Сириус крикнул что-то, но тут Ремус, который до этого сидел и смотрел на свои подрагивающие руки, в мгновение ока вскочил с места, оттолкнул Лили и перехватил удар Мальсибера, да так, что чуть не отбил себе ладонь, а ему – не сломал запястье.
Кто-то из слизеринок взвизгнул.
На лице у самого Ремуса на долю секунды отразилось ошеломление, словно он сам от себя такого не ожидал. Он взглянул Мальсиберу в лицо и вдруг увидел на его месте другое – с острыми чертами, ледяными желтоватыми глазами и шрамом, пересекающим один из них.
Лука.
Мальсибер. Мальсибер был похож на Луку.
Этого было достаточно, чтобы в его голове щелкнул невидимый тумблер.
Мальсибер об этом тумблере не знал, иначе ни за что не попытался бы вскинуть палочку.
– Ах ты волчья мра... а-ахааа-а!!!
Договорить он не успел, потому что Ремус, точнее, уже не совсем Ремус поймал его вторую руку и вывернул так, что слизеринец заорал в голос.
– Что он делает?! – истошно закричала Хлоя, как будто Ремус просто так с бухты-барахты напал на бедного маленького Генри. – Остановите его кто-нибудь, он же убьет его!
Впрочем, останавливать было некому, так как все слизеринцы и даже пара пуффендуйцев были заняты тем, что пытались оттеснить от Мальсибера Джеймса, Сириуса и близнецов.
Слизеринки метались, Мальсибер кричал, а Ремус смотрел на него, слушал его жалобный хриплый крик и чувствовал, как по телу бежит приятный, возбуждающий ток.
Человеческий вопль. О какой невероятный звук!
Ему захотелось ещё.
Он сжал руку Мальсибера ещё сильнее, так что тот закричал ещё громче.
– Ремус, не надо! – рявкнул откуда-то сбоку Сириус, но тут вдруг полыхнула вспышка, так что и он, и все зажмурились. Ремуса заклинанием отшвырнуло от Мальсибера, он повалился на пол, девчонки взвизгнули вразнобой.
А потом все оглянулись и в классе сразу стало тихо.
На пороге стоял доктор Джекилл и держал в руке волшебную палочку.
* * *
Когда стало ясно, что никто на него не кинется, Джекилл торопливо прошел в кабинет.
Притихшие ученики проводили его настороженными взглядами.
Профессор по защите от Темных сил заметно похудел, посерел лицом и осунулся, словно за две недели каникул прожил тысячу несчастных лет.
Осмотрев по пути виноватые, испуганные лица детей, он подошел к Ремусу.
Тот всё ещё лежал на полу и смотрел на профессора так, будто ему явился его призрак.
Он думал, что Джекилл мертв. Он был в этом уверен.
И теперь испытывал запутанное чувство радости и ненависти, взращенное из одного коротко слова: «Валери».
Если он здесь, где, мать его, она?!
Пару секунд они смотрели друг на друга, а затем Джекилл протянул Ремусу руку.
Ремус взглянул на неё и демонстративно поднялся сам, одарив профессора по защите от Темных сил гневным взглядом.
Поднявшись, огляделся. Посмотрел на Мальсибера, который всё ещё держался за вывернутую руку, а потом оглянулся на одноклассников.
На него смотрели как на дикое животное.
Джекилл сделал вид, что ничего не заметил и встал между ним и Мальсибером.
– Что здесь произошло? – он посмотрел сначала на одну сторону, потом на другую.
Сначала протянулась секундная пауза, а затем гриффиндорцы и слизеринцы заговорили разом. Слизеринцы громко шипели и трещали, обвиняя Ремуса, гриффиндорцы рычали, что это Мальсибер начал, когтевранцы беспомощно хлопали крыльями, пуффендуйцы вертели головами и не знали, чью сторону принять и от кого им больше достанется в случае чего. В общем, снова поднялся гвалт.
– Тихо! – крикнул Джекилл, видимо осознав, что так ничего не добьется и посмотрел на крошечную компанию когтевранцев, которые держались на некотором расстоянии от событий. – Мистер Янь, скажите, что здесь стряслось?
Хо поправил квадратные очки:
– Люпин напал на Мальсибера, сэр.
Гриффиндорцы зашумели, слизеринцы оскалились, но Джекилл вскинул руку и всё стихло.
– Но Мальсибер спровоцировал Люпина, сэр.
– Неправда! – закричала Хлоя и слизеринцы активно её поддержали.
– Люпин чуть не оторвал ему руку! – Нотт пронзил воздух указательным пальцем.
– Да, это правда, – рассудительно сказал Хо. – Люпин чуть не сломал руку Мальсиберу. Потому что Мальсибер обозвал Лили Эванс грязнокровкой и хотел ударить.
Джекилл посмотрел на Ремуса. Тот тяжело дышал и челка, падающая на глаза в темных мешках, вздымалась и снова падала на лицо.
– А Мальсибер обозвал Эванс за то, что она вступилась за Люпина после того, как он же обозвал его... оборотнем. Так что Мальсибер действительно его спровоцировал. Сэр. – завершив это запутанное объяснение, Хо бросил на Ремуса осторожный взгляд. По его горящему любопытством лицу, как и по лицам остальных студентов было видно, что именно это сейчас и занимает их мысли.
– Понятно, – Джекилл снова осмотрел класс. – А что с вами, Поттер? – он оглянулся на Джеймса и Джеймс дернул рукой, поправляя сорванный рукав.
– Он тоже вступился за Лили Эванс, профессор, – сообщил бесстрашный Янь, несмотря на то, что слизеринцы уже буравили его недобрым взглядом и вероятность того, что на следующем уроке Травологии Хо укусит заимперинный шмель, росла с каждой секундой.
– А откуда у вас этот след на лице, это ведь чары Релашшио, если я не ошибаюсь? – Джекилл осмотрел Джеймса. Джеймс молчал и сопел. – Насколько мне известно, они входят в список заклинаний, запрещенных в школе во внеурочное время?
– Да он сам применил их и промахнулся, сэр, – заявил Нотт.
– Что ты несешь, урод?! – рявкнул Сириус и все ученики в большинстве своем возмущенно загалдели, а некоторые украдкой переглянулись – это был неловкий момент, ведь все видели, как Джеймс применил какие-то чары и промахнулся.
– Тихо! – второй раз за несколько минут крикнул Джекилл, который, после того как осмотрел обожженную физиономию Джеймса, ощупал руку Мальсибера. – С вами ничего страшного не случилось. Даже вывиха нет, а от синяков нет большого вреда, – он окинул надменное лицо слизеринца быстрым внимательным взглядом.
– А вот за то, что вы позволяете себе грязные высказывания в адрес ваших одноклассников, – он сложил руки за прямой спиной и как будто стал выше ростом. – А также за развязанную драку я снимаю с вас пятьдесят очков.
– Что?! – высоким голосом возмутилась Хлоя, оглянувшись на своих так, словно решила, что ей послышалось.
– Сколько? – севшим голосом переспросил Нотт.
– За что? – хрипло крикнул Мальсибер. – За правду?
– С Люпина снимаю двадцать, – Джекилл коротко взглянул на Ремуса, как будто и не услышал Мальсибера.
– Со своей агрессией нужно уметь справляться, даже когда обижают ваших близких. А с Поттера десять, – Джекилл красноречиво постучал по обугленной парте. – Эверте Статум Экстремум, я так понимаю? Я же просил вас не применять эти чары, пока вы не научитесь проговаривать их без запинки. Даже при невербальной магии это вызывает осечки. Идите в больничное крыло, ваш ожог нужно немедленно обработать, – он похлопал Джеймса по плечу, направляя. – Заодно мадам Помфри подлатает вашу мантию. Не так давно она прекрасно справилась с моей, а её насквозь прожгла саламандра. Вашу починит за пять минут.
Джеймс ушел. Когда он проходил мимо Лили, она легонько тронула ледяными пальцами его руку.
– Что касается вас, мистер Мальсибер, – Джекилл повернулся к слизеринцу и переступил с ноги на ногу, слегка припав направо. Ремус сдвинул брови, глядя на его ногу. – То, что вы считаете правдой на деле является оскорблением. Очень жаль, что вы этого не понимаете, но тут...
– Это не оскорбление! – возмутился Мальсибер, но голос его звучал уже не так заносчиво, как во время разговора с Лили и Ремусом. Всё же хогвартсский учитель имел определенный вес, даже в его бессовестных глазах. – Мне отец рассказал, что наш директор вступился за Люпина, что его нашли среди стаи Сивого в лесу! Люпин – оборотень! Он опасен!
По классу снова пробежал ропот.
Джекилл молчал довольно долго – пока шум не стих сам собой.
– Ваши сведения верны, но, к счастью, наполовину. Директор Дамблдор действительно вступился за мистера Люпина в Министерстве магии, потому что мистера Люпина обнаружили на территории стаи Фенрира Сивого. Он находился там вместе со мной.
Ещё один общий вздох.
– Вы были там? В лагере Сивого? – прошептала какая-то когтевранка, глядя на профессора влюбленными глазами.
– Да, был, – коротко сказал Джекилл, едва взглянув на девочку. – По какой причине я оказался там, сказать не могу – это большой секрет, – у него как всегда получалось говорить сразу со всем классом, с каждым, кто его слушал. А слушали все, причем затаив дыхание. – Но могу сказать, что Ремус, как мой будущий стажер помогал мне в ликвидации одного очень неприятного проклятия. Очевидцы из магловской деревни в горах, могут с легкостью подтвердить, что видели, как двое, взрослый и подросток пробежали по одной из улиц в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря. Я же могу вам сообщить, что бежали эти двое к порталу. Один добежать не успел.
Ремус вскинул на профессора взгляд. Джекилл не смотрел на него, но выглядел как будто старел с каждой секундой.
– Другого затащило в портал и он не успел вернуться, чтобы... спасти своего ученика от подозрений. В Министерстве этого ученика посчитали соучастником ужасных событий в лесу, – Джекилл замолчал, а потом вдруг взглянул прямо на Ремуса. – Я страшно виноват.
Повисла небольшая пауза.
И Ремус понял, что он имел в виду.
Его сердце билось так, что ему было тяжело дышать.
Им не удалось спасти пленника, мальчика по имени Чарльз.
Парня убили. Убили охотников. Разгромили колонию.
Всё было зря.
Он почувствовал ненависть. Такую сильную и отчаянную, что ему захотелось придушить профессора.
Всё. Всё впустую. А как же Валери? Как же они, как он теперь?!
– А как насчет того, что Люпин приходил к вам в кабинет на консультацию, профессор? – вдруг подал голос Нотт и все повернулись к нему. – Ещё до каникул? Чтобы поплакаться о своих сексуальных проблемах? – слизеринцы гадко засмеялись. Ремус вспомнил рисунки на доске, записки и почувствовал, как кровь прилила к лицу.– Он сказал, что...
– Интересно, как вы об этом узнали, Нотт? Сомневаюсь, что Люпин сам вам рассказал о нашем разговоре, может быть поделитесь с нами секретом, как же вы узнали содержание конфиденциальной беседы?
Нот вдохнул, явно собираясь что-то сказать.
– Помнится, вы тоже приходили в мой кабинет на психологическую консультацию, мистер Нотт, – перебил его Джекилл, глядя слизеринцу прямо в глаза. – Как и многие другие. Но почему-то я не рассказываю о ваших проблемах. Будьте добры и вы помалкивать.
Нотт угрюмо замолчал.
– Поэтому, мистер Мальсибер, – Джекилл снова повернулся к Мальсиберу, хотя про него уже все забыли. – Я бы попросил вас не разбрасываться непроверенной информацией. В итоге она может вам же и навредить, – он замолчал, ожидая новых высказываний, но больше никто не осмеливался выступать. – И раз мы с этим разобрались, я попросил бы вас всех занять свои места. Урок давно начался, – он направился к своему столу, а класс зашевелился, заворчал и потянулся к партам. Загремели отодвигаемые стулья, зашуршали книги и конспекты. Лили села рядом с Ремусом, Роксана перебралась к Блэку.
– Всё равно он набросился на меня! – заявил Мальсибер, придерживая правую руку левой. Хлоя сочувственно погладила его по плечу.
– И двадцати баллов мало за такое! – слизеринец оглянулся и посмотрел на Ремуса так, что ему захотелось наброситься второй раз. – Когда мой отец узнает, ты все равно вылетишь отсюда как пробка, Люпин!
– Я бы тебя вообще убил, если бы эти меня не держали! – прорычал Сириус.
– Что такого, что Генри назвал Эванс... – Гринграсс сморщила носик. – Как бы там ни назвал. Разве это не так? Все знают, что она магла, – добавила она презрительным тоном, посмотрев на Лили, как на таракана. – Грязнокровки воруют у нас магию.
Слизеринки согласно закивали.
Лили побледнела от злости.
– Заткнись, Гринграсс, – посоветовал ей Фабиан.
– Мисс Гринграсс, ваш факультет итак потерял изрядное количество баллов, не вынуждайте меня снимать новые, – Джекилл облокотился на свою кафедру. – Я не желаю слышать подобные слова в пределах своего класса. И школы вообще. Если кто-нибудь ещё хотя бы раз назовет кого-нибудь из своих одноклассников подобным образом, я не стану снимать баллы, а просто отправлю к директору.
– Слышал, подобный образ? – усмехнулся Сириус, откинув стул на задние ножки и оглянувшись на Питера.
Тот вяло улыбнулся и попытался скаламбурить в ответ:
– Отвяжись, чистокровная бродяга.
Сириус беззвучно рассмеялся, возвращаясь в исходное положение.
– К тому же, – Джекилл достал из своего портфеля палочку и учебник. – В нашей с вами истории присутствует любопытный парадокс. И суть его в том, что все, абсолютно все чистокровные семьи так или иначе происходят от маглов.
Слизеринцы чуть не затопили класс слюной – так расфыркались.
– Да, именно так, – голос Джекилла перекрыл шум. – Маглы подарили нам магию, – он развел руками. – Самый первый волшебник на земле так или иначе был маглом до того, как научился колдовать, – он вскинул палец. – Величайший волшебник всех времен, Мерлин – полукровка по матери и это известный исторический факт. Безусловно, есть некоторые семьи, – Джекилл послал короткий кивок Сириусу. – Магическое происхождение которых корнями уходит в Средневековье и даже дальше. Но даже в таком старинном волшебном древе, если как следует покопаться, можно отыскать связь с миром маглов, – он навалился на кафедру, поджав плечи.
Слизеринцы были поражены и оскорблены до глубины души.
– Ой, и в моем можно? – Роксана вскинула руку. – Я уверена, мои предки – маглы.
Нотт весь позеленел.
– Я вам даже больше скажу, сэр, эта связь передается генетическим путем, – Сириус положил руку на спинку сидения у неё за спиной. – Я вот прямо сейчас её чувствую.
Они переглянулись с ужасно хитрожопым видом и одновременно оглянулись на ряд слизеринцев.
– Прекрасно, мистер Блэк, мисс Малфой, но я сказал это не потому, что хотел кого-то унизить или обидеть. Я хотел, чтобы вы поняли, что мы ничем не отличаемся от маглов. Да, у нас есть магическая сила. Но ни один народ, пусть даже он обладает этой силой, не имеет права угнетать другой только потому, что может это сделать. Маглы нам не враги. Уверяю вас, у них слишком много своих проблем, которые не укладываются в голове, чтобы уместить там ещё и целую цивилизацию, живущую по соседству.
– Это потому что они тупые! – выкрикнул Нотт и слизеринцы заржали.
– «О» – охо-охо, – красноречиво прокашлялась Лили, ненавязчиво напоминая Катону о его результате СОВ по зельеварению, которое так подорвало самолюбие всей слизеринской шайки.
– Мистер Нотт, я, кажется предупредил вас? У Слизерина много лишних баллов?
– Да не слишком они тупые, раз нашли способ воровать у нас магию, – фыркнула Патриция Стимпсон.
– А вот о воровстве магии даже говорить смешно. Ну как можно украсить магию, объясните мне, – Джекилл встряхнул ладонями, словно требовал немедленно вложить в них доказательство. – Как можно украсть талант к рисованию? Или к пению?
– Они сжигали нас на кострах! – крикнул Уоррингтон.
– Вас лично? – Джекилл надел очки и когда поглядел на Уоррингтона, все увидели, что глаза профессора благодаря стеклам стали в полтора раза больше.
По классу прокатился смешок.
– Уверяю вас, мистер Уоррингтон, когда много веков назад происходили эти трагические события, обе стороны совершили немало ошибок, большинство из которых и привело наших предков на костры, – Джекилл укоризненно потряс указательным пальцем призраку древности, витающему в классе. – Многие пострадали безвинно, а вот некоторым волшебникам приходилось по вкусу запугивать маглов, вредить им, подливать в колодцы разные зелья, вызывать заклинанием саранчу и напасти. Это и послужило причиной такой нелюбви к нашей культуре. Жестокость порождает жестокость. Каждый век непременно рождается сильный маг, который считает, что волшебники обязаны править маглами. И что мы имеем право повелевать ими просто потому что можем.
Питер исподлобья посмотрел на профессора и снова опустил взгляд.
– Гриндевальд утверждал, что правление магов пойдет на пользу самим маглам и именно этим утверждением оправдывал все свои зверства. Все мы знаем, что с ним приключилось в итоге. И вот теперь ему на смену пришел новый маг и один Мерлин знает, какая судьба ему уготована.
Лили уронила чернильницу и громкий звук заставил притихший класс вздрогнуть.
– Извините, – она нырнула под стол и вернула пузырек на место.
– Кстати о Гриндевальде, – Джекилл вдруг лихо распахнул школьный журнал. – В эпоху его террора в ходу было одно проклятие. Оно в ходу и теперь, вероятно, вы читали о нем в «Пророке». Это проклятие вызывает мучительные видения, способные довести жертву до безумия. Контр-заклятие для него придумал профессор Дамблдор, – Джекилл слегка улыбнулся, увидев вспыхнувшее на лицах учеников уважение. – И изучением именно этого контр-заклятия мы с вами и займемся сегодня. Но сначала перекличка. Аббот!
* * *
По замку прокатился удар колокола.
Ученики высыпали в коридоры со всех кабинетов и смешались в большой шумный поток поток.
– Ремус, задержись ненадолго, – попросил Джекилл, когда класс, шумно переговариваясь и смеясь уже столпился у выхода.
Он все ещё сидел и заполнял журнал.
Ремус нехотя вернулся и приблизился к его столу.
Он и раньше испытывал к Джекиллу двоякие чувства. С одной стороны восхищался им, как блестящим ученым и прекрасным учителем. Но с другой стороны...
Что связывает его с Валери? Они любовники? Или были ими прежде? Или оставались до сих пор? А может быть они просто друзья?
Ремус вспомнил глаза профессора, когда он рассказывал ему о прошлом Валери.
Вспомнил слова самой Валери:
«Доктор Генри Джекилл – мой единственный близкий человек. Он поддержал меня, когда все от меня отвернулись. И с тех пор не бросал никогда. Я бы доверила ему свою жизнь»
Она любит его? Или уже любила? Почему он вернулся, а она – нет?
И если она действительно любит его (Ремус отказывался думать о ней в прошедшем времени), тогда почему так горячо любила его в той бесконечно далекой палатке в ущелье?
Джекилл закончил писать, скрипнув пером, сунул журнал в портфель и встал, взяв портфель под мышку.
– Я бы хотел поговорить с тобой, Ремус. Если ты не против.
Ремус просто смотрел на него, равнодушно и скучно, даже не подумав смахнуть упавшую на глаз челку.
– Как ты? – спросил Джекилл после паузы. Было ясно, что он имеет в виду, но Ремус не знал, что ему ответить.
– А как вы думаете? – просто спросил он и даже немного усмехнулся.
– Я слышал, ты поссорился с друзьями.
«Не твоё дело»
– Я с ними не ссорился. Просто расставил все точки над i.
– Что ты имеешь в виду?
Ремус едва удержался, чтобы не закатить глаза.
– Я – оборотень, они – нет, этих точек не очень-то много. Давно надо было сделать это.
Они помолчали.
– Ты мог убить его сегодня, ты понимаешь это? – вдруг тихо молвил Джекилл.
– Понимаю.
– Я вижу, что тебе тяжело, но ты должен бороться с этим. Здесь не ко...
– Вот именно, – перебил его Ремус. – Зачем меня снова притащили сюда? Там я никому ничего не был должен!
– Ремус, ты все ещё под влиянием Сивого. Но когда оно пойдет на убыль, ты вспомнишь все эти слова и тебе станет стыдно.
– Что вы от меня хотите? – устало спросил он, отбрасывая челку с лица, так что Джекиллу во всей красе предстало его перечеркнутое шрамами лицо и глубокие тени вокруг глаз. – Вы хотите меня отчитать и оставить после уроков? – он едко усмехнулся.
– Нет, – Джекилл обошел стол и прислонился к нему спиной, встав напротив Ремуса.
Он все ещё был выше. И старше. И сильнее. И здоровее. Лучше во всех отношениях.
– Честно говоря, я удивлен. Я думал, что ты хочешь поговорить с тем, кто был там и знает, через что тебе пришлось пройти. Я ведь знаю, каково тебе пришлось после. Отдел по лечению ликантропии – не сахар.
Ремус отвел взгляд.
Вспомнил вдруг, как стоял у окошка своей палаты и смотрел, как целители уносят тело Луны...
– Но даже если ты не хочешь говорить о Мунго, я думал тебе будет интересно узнать, что произошло в горах. Почему не сработал план, что теперь будет с Сивым... где он теперь и чем занимается. Разве тебе это не интересно?
Ремус дернулся.
Да, ему действительно хотелось узнать всё это. О, Боже, как же ему хотелось! Он извел себя предположениями, мыслями о том, что случилось с Валери и где она, куда ушла колония, кто выжил, кто нет...
И вот теперь, когда действительно можно было всё это наконец-то узнать, Ремус налетел на непрошибаемую стену.
Он не мог.
Он мог бы узнать это. Но только не у Джекилла.
Нет. Он не предоставит ему такого удовольствия. Он больше не ребенок, который зависит от помощи своих учителей. И не мальчик, на которого можно смотреть свысока. Теперь они на равных.
– Я уже и так всё понял, – коротко сказал Ремус, забрасывая сумку на плечо. – Вы не спасли того парня, Чарли, и он погиб. Охотников перебили, колонию тоже, нас схватили. Всё впустую. Конец истории.
Повисла пауза.
Джекилл не обиделся на его слова, но смотрел на Ремуса так, что у него возникло неприятное ощущение, будто его просвечивают насквозь.
– Ну хорошо, – сказал наконец профессор и отделился от стола. – Я не буду настаивать. Но если ты захочешь поговорить – заходи в любое время.
Он вяловато улыбнулся Ремусу и направился к выходу.
Ремус остался стоять и какое-то время ещё боролся с собой, а затем резко повернулся и бросил взгляд в спину уходящего профессора.
– Она жива?
Джекилл остановился. Оглянулся.
Посмотрел на Ремуса как-то странно...
И Ремус вдруг понял, что он всё знает.
Но не испугался.
– Да, – коротко ответил Джекилл и ушел.
* * *
Сириус и Питер поймали Ремуса у рыцарских доспехов.
Сириус оглядывался на Лунатика пару раз во время урока. И тот выглядел таким обычным и спокойным, что в душе Сириуса шевельнулась надежда, что теперь, может быть, всё будет как прежде.
– Слушай, Лунатик, то что ты сделал там... – начал было он.
– Это было только ради Лили, – отрезал Ремус, окинув их беглым, раздраженным взглядом. – Ничего не изменилось.
Он уже собрался было уйти, но Сириус остановил его, больно дернув за локоть.
– Что не изменилось, Лунатик? – прорычал он. Ремус закатил глаза. Сириусу захотелось повторить опыт Сохатого и врезать ему. – Вообще, мне это надоело!..
Питер поспешно закивал.
– Какого хера ты строишь из себя? После Сивого мы для тебя уже недостаточно хороши, что, у меня строение хвоста неправильное, а Сохатый копытами не вышел? Какого хрена происходит, Люпин?!
Ремус глубоко вздохнул через нос и откинул с глаз отросшую челку.
– Ладно, я попытаюсь объяснить тебе на твоем языке. Ты ведь у нас Бродяга, верно? Большой черный пес. Так вот представь себе, что ты облике пса всю свою жизнь пробегал в собачьей стае, в собачьем мире, все эти запахи и все такое... раз в месяц ты становился человеком и обретал кучу возможностей, а потом вдруг снова становился псом и в течение месяца твои друзья-собаки убеждали тебя, что и ты собака. И что быть собакой тебе хорошо! Лучше, чем человеком! И ты верил им, потому что считал своей семьей. А потом случайно попал в мир людей и понял, что для тебя действительно лучше, – Ремус ближе шагнул к молчаливому, серьезному Сириусу. – Скажи мне, Сириус, ты бы согласился вернуться в стаю?
– Семья есть семья, Рем, – коротко сказал Сириус. – Я бы остался с семьей.
– Это ты говоришь мне? – Ремус даже усмехнулся.
– Да, это я тебе говорю, придурок! – повысил голос Сириус. – Я выбрал семью. А моя семья это Сохатый. И ты, придурок. И Хвост, – он мимоходом слегка толкнул Питера в плечо. Тот опять покивал. – Вы все.
– Я так и знал. Так вот Блэк, вспомни, как ты себя чувствовал до этого. Когда тебя заставляли жить с ложной семьей. Вспомни, это было счастливое время? Так и мне лучше жить со своими, жить там, где я не буду чувствовать себя белой вороной! – выплюнув это, Ремус прошел вперед, толкнув Сириуса плечом. На ходу обернулся и пошел спиной вперед.
– Я устал разрываться на две части. Устал, понятно? Я так больше не могу! – громким шепотом добавил он, раскинув руки, а потом развернулся и чуть ли не бегом побежал к лестнице.
– Долбанный мудак, – произнес Сириус, глядя ему вслед с таким выражением, что Питер Петтигрю на секунду всерьез поверил, что Сириус Блэк умеет плакать.
* * *
Джеймс наклонился к зеркалу и потер щеку. От ожога осталось только легкое покраснение. Мадам Помфри воистину гений колдомедицины. Он хлопнул себя ладонями по лицу и вытянул его в притворном ужасе, но тут из кабинки рядом донесся шум слива. Джеймс поспешно отшатнулся от зеркала и сделал вид, что приводит в порядок волосы, но когда ученик вышел из туалета, растрепал всё как было и пошел к Макгонагалл.
Она вызвала его письмом ещё полчаса назад, но Джеймс всё тянул и тянул. Ему не хотелось одному отдуваться на всю драку.
Он шел наверх, а ученики бежали вниз – на ужин. Всё-таки идея прогулять день оказалась очень удачной. После больничного крыла, где всё закончилось довольно быстро, Джеймс решил наведаться в Хогсмид. Погода была прекрасной и пока он гулял между заснеженных ёлок и тыкался по магазинам и закусочным, ему было скучновато. Но потом урок закончился и к нему присоединились Бродяга и Хвост.
Они славно погуляли в деревне, покидали снежки, покатались с гор. Несмотря на веселье, все чувствовали, будто им чего-то не хватает. Но пытались просто не думать об этом.
Опомнились они, когда уже начало темнеть.
Джеймс шмыгнул носом, остановившись у лакированной двери из красного дерева. Из кабинета доносился приглушенный, возмущенный голос декана и Джеймс уселся на скамью подсудимых, то есть подоконник. Он почти докурил первую сигарету, когда дверь вдруг скрипнула, отворяясь. В ужасе, Джеймс запихнул всю пачку в забрало доспехов у стены и спрыгнул на пол.
Из кабинета вышел красный как рак Пруэтт, посмотрел на Джеймс, закрыл дверь и изобразил красочное отсечение головы.
Джеймс поднял брови, не предчувствуя ничего хорошего и... постучал.
– Войдите! – отозвалась Макгонагалл.
– Это насчет Ремуса? – кисло спросил он, повиснув на двери. Спросил – и ощутил прилив де-жавю. Макгонагалл посмотрела на него с легкой укоризной – примерно как кошка на чистый тапок.
– Проходите, Поттер.
Джеймс закрыл за собой дверь.
Макгонагалл с вкусным сухим звуком поставила завитушку в конце какого-то документа.
Посмотрела на Джеймса.
Достала новый документ.
Джеймс не торопился садиться в кресло (учитывая, в каком духе была Макгонагалл, от кресла можно было ожидать любой подлости) и просто стоял, покачиваясь с носков на пятки.
– Скажите мне, Поттер, что именно вы слышите, когда я говорю? – вдруг спросила декан, проглядывая свой документ и по-прежнему не обращая на Джеймса внимание. – Ультразвук? Тишину?
Джеймс слегка растерялся.
– Вопрос с подвохом, профессор? – уточнил он. – У меня есть три варианта ответа, но, честное слово, ни один вам не понравится.
– Кажется, когда вы были здесь в последний раз, я попросила вас кое о чем, помните? – Макгонагалл окинула его гневным взглядом и указала пером на кресло. – Присядьте.
Джеймс поколебался секунду и осторожно примостился на краю кресла, ожидая, что ситцевая ткань в цветочек в любой момент вцепится ему в ягодицы.
– Когда вы были здесь в последний раз я попросила вас помочь Люпину освоиться, просила присматривать за ним. И что в итоге?
Джеймс опешил.
– Он, что, рассказал вам всё?
– Рассказал? Поттер, мне было кому рассказать! Там был весь класс!
Джеймс поднял брови.
– Весь класс видел, как он накинулся на Генри Мальсибера!
У него отлегло от сердца.
– Так вы о дра-аке, – облегченно выдохнул он, опадая на спинку кресла, спохватился и медленно выпрямился, вдохнув обратно: – Кошма-ар, да-а.
– Да, Поттер, я о драке! – Макгонагалл с силой, но беззвучно придавила пером по столу. – Почему вы его не остановили?! Вы хоть понимаете, насколько это серьезно? – тонкая сухая ладонь взлетела в возмущенном жесте. – Мы с трудом удержали слухи в пределах замка, когда осенью напали на Тинкер Бэлл! А случай с иностранной студенткой? Это же международный скандал! Профессор Дамблдор с трудом удерживает ситуацию под контролем, он прикладывает все усилия, чтобы найти убийцу. Если бы не война, школу бы давным-давно закрыли! Вы знаете, какое в обществе сейчас отношение к оборотням? Как вы думаете поступят родители наших учеников, когда узнают, что оборотень учится вместе с их детьми? И что он – напал на одного из них? Вам известно, что отец Генри Мальсибера – очень влиятельный человек в определенных кругах и...
– Пожиратель смерти, вы хотите сказать? – фыркнул Джеймс.
Макгонагалл осеклась и вид у неё стал не столько строгий, сколько испуганный.
– Я бы не советовала вам так бросаться обвинениями, мистер Поттер, – быстро и тихо произнесла она, так, что щеки у неё слегка затряслись. – Нельзя обвинять человека в том, что он... только потому, что он происходит из древнего магического семейства.
– Хорошо, профессор, больше не буду, – пообещал Джеймс и поудобнее разместил свои ягодицы в кресле.
– Так вот. Мистер Мальсибер имеет влияние на совет Попечителей. Даже на основании одних только слухов он может сделать так, что не только Ремуса Люпина, но и профессора Дамблдора выставят из Хогвартса. Вы хотите этого, Поттер?
– Не хочу.
– Прекрасно. В таком случае... – Макгонагалл порылась в одном из ящиков и положила на стол серебряный значок. Джеймс уставился на него так, будто значок в любой миг мог прыгнуть и впиться ему в ноздрю.
– После того, что случилось сегодня, я просто не могла оставить Люпина в должности школьного старосты, да он и сам пришел и попросил меня освободить его от этой работы. А школа и так обходится без второй старосты почти целый месяц. Это никуда не годится.
Тут-то Джеймс и пришел в ужас.
– Профессор Макгонагалл, нет! Есть масса других способов меня убить! – он навалился на стол. – Более быстрых и не таких мучительных!
– Люпина это не убило, а вы и того покрепче будете. Тем более, что это – временная мера. На месяц, не более, – и Макгонагалл вздохнула, словно боялась, что с такой старостой Хогвартс не простоит и недели. – Будем надеяться, мы все останемся живы.
– Но я же не староста факультета! Вы не можете меня назначить!
– В Уставе есть пункт, согласно которому, в экстренных условиях школьной старостой может стать капитан команды по квиддичу или президент любого школьного клуба.
– Я не слышал о таком пункте, – заявил Джеймс.
– Иногда мне кажется, что вы и о школьном Уставе не слышали, мистер Поттер! – громче добавила Макгонагалл. – И шесть лет дебоша под крышей Хогвартса – прямое тому доказательство. Теперь я уже не прошу. Я требую, чтобы теперь все эти возмутительные побоища пресекались на корню. И, так как вы всегда одно из главных действующих лиц всех... побоищ, я посоветовалась с директором и мы оба пришли к выводу, что именно на вас стоит возложить ответственность за их остановку.
Черти в омуте Джеймса взревели от негодования.
– У Лунатика, то есть Ремуса иммунитет к занудству и значкам, я не из тех, кто отнимает баллы, профессор! Я по ту сторону баррикад! По ту! Вы нарушаете порядок мироздания!
– А раз вы по ту сторону баррикад, значит знаете, как мыслят нарушители и быстрее с ними справитесь, – парировала Макгонагалл.
– Вы предлагаете мне воевать против своих? – воскликнул Джеймс, голосом, исполненным праведного гнева и случайно скатился в отчаянный сип. Всё-таки голос у него не до конца поломался. – А как же моя совесть?!
– Приятно слышать, что она у вас все-таки есть. Уверяю вас, Люпин справлялся с этой работой без ущерба для своей совести. Представьте, что вы Люпин.
– То есть вы предлагаете мне пойти надеть свой лучший форменный джемпер и заесть горе шоколадкой? И всё?!
Макгонагалл окинула скептическим взглядом мятую рубашку Джеймса и взъерепененный галстук.
– Начните с джемпера, – посоветовала она, снова принимаясь за проверку работ.
Джеймс вдруг вспомнил кое-что.
– Но я ведь могу отказаться? – он откинулся в кресле, закинув одну руку за спинку. – Вы не можете меня заставить.
Макгонагалл похоже начала нравиться эта беседа. Она даже чуть-чуть улыбнулась, а Джеймсу вдруг стало страшно.
– Действительно не могу, – она аккуратно сложила ладони на столе и слегка навалилась на них. – А как насчет мисс Эванс, мистер Поттер?
– А что с ней?
– Она не может со всем справляться одна, ей нужна помощь. Лили сильная волшебница и блестящая ученица, но она все же девушка и ночные патрули по школе...
Джеймс засопел.
Вот черт.
Засада.
– Я думала вы согласитесь ей помочь, – Минерва как ни в чем ни бывало выпрямилась и нацепила очки, сделав вид, что погрузилась в чтение документа. – Но раз вы так категорически против, я могу подыскать ей кого-нибудь другого.
И она посмотрела на него, чуть-чуть поправив очки.
– Ладно, – выдавил Джеймс и скорбно выгнул губы.
– Вот и хорошо, – Макгонагалл поставила жирное «С» в конце самостоятельной работы Северуса Снейпа, положила её поверх других и слегка прихлопнула сверху ладонью. – Идите.
И взялась за следующую.
Джеймс послушно вскочил и пошел к двери.
– Значок, Поттер! – напомнила Макгонагалл, не поднимая головы.
* * *
Получасом позже Сириус Блэк лежал в кресле и рыдал от смеха.
– Староста! – снова и снова восклицал Джеймс, сидя на ковре у его кресла и ошалело пялясь в огонь. – Я – староста! Как может Главный Хулиган быть Старостой? Так не бывает! Это какой-то прикол. МакГи либо что-то задумала, либо валерьяны нанюхалась!
– Назначь она старостой меня, я бы пошел и надрался, а тебе и этого нельзя, капитан, с метлы рухнешь, – и Сириус снова заржал.
Джеймс покачал головой, невидяще пялясь в камин.
– Ебанный позор, – он взял печеньице из миски на столе и с горя сунул в рот целиком.
– Предки бы гордились. Сохатый. – уже серьезно произнес Сириус, остывая после своего веселья и рассеяно почесывая грудь.
Джеймс подумал об этом, сухо шмыгнул носом, отгоняя колючую мысль о том, что теперь ему никогда им об этом не сообщить и поскорее взял второе печенье.
– Староста, – проворчал он и взлохматил волосы.
– Что-о, тебя сделали старостой? – удивился Питер, скатываясь с лестницы с охапкой книг под мышкой.
– Нет, я украл значок и буду требовать выкуп, – буркнул Джеймс, ковыряя красивое выпуклое «С» на крошечном серебряном щите.
– А-а... почему он мне не сказал? – рассеяно пробормотал Питер.
– Кто-о не сказал, Хвост? – лениво протянул Сириус, вытягивая руки за головой.
– Лу... Ремус, – поспешно поправился Питер. – Он наверху. Он же знал, нет?
– Знал. Только если ты не заметил, он стал не очень-то разговорчивым, – Джеймс улегся на ковер, закинув ноги на кофейный стол. В гостиной и так вечный творческий бардак. Никому не станет хуже от его ног.
– Как вы думаете... он правда... кинул нас, да? – Питер бросил книги на этот же стол и по-турецки сел на пол между ним и диваном. Стоило так сесть Джеймсу или Сириусу – всегда на диван пачками падали девчонки и чьи-то пальцы обязательно запускались в их волосы. Питер занимал козырное место каждый раз, когда оно оказывалось свободным и девчонки на диване только и делали, что читали или болтали. И никому почему-то не приходило в голову, что он, может быть, тоже хочет, чтобы ему лохматили волосы, или разминали плечи, или просто скребли спину, потому что это чертовски приятно.
– Я думаю его просто все ещё ломает после колонии, – задумчиво сказал Сириус, ритмично ударяя коленом о спинку кресла. – Он какой-то другой приехал и дело не только в этом, – Блэк красноречиво помахал пальцем вокруг своего лица, намекая на бледность и темные веки Ремуса. – Похоже, нашему Лунатику наконец-то обломилось в колонии.
– Что обломилось? – не понял Питер, затачивая перо.
– То самое, Хвост. Дали нашему Лунатику. Наконец-то.
– Откуда ты знаешь?!
Сириус громка фыркнул.
– Это в глаза бросается. А Люпин ещё и оборотень. Перебесится или окончательно тронется, – Бродяга осмотрел гостиную на предмет рыжих волос и полез за сигаретами. – Там видно будет.
Потянуло дымом.
– Бесстыжая морда, здесь, между прочим, староста лежит, – послышалось с пола.
– Без проблем, – невнятно отозвался Сириус и бросил ему пачку.
Хлопнул портретный проем и шумная, сонная толпа с набитыми животами потянулась к родным диванам.
Сириус оглянулся, вытянул руку и ущипнул Алису Вуд за ногу, когда она проходила мимо его кресла вместе с близнецами и Мэри.
– Ай! – она подскочила и бросила в Сириуса сумку. – Дурак!
Все засмеялись. Сириус бросил её сумку на пол рядом с Джеймсом. Тень в углу ожила, соскочила с книжного шкафа и Живоглот потрусил к неисследованной емкости, сладострастно сверкая глазищами.
– Чего вас на ужине не было? – Алиса сняла мантию, ослабила галстук и заползла на диван, сверкая краями школьных гетр под юбкой. Питер быстро оглянулся и расправил плечи.
– Мы ужинали на кухне.
– Почему?
– Договорились с эльфами, они прячут магловское пиво в банках из-под сока, а мы разрешаем им стирать наши носки. Самая выгодная сделка на свете.
– По-моему это неч... – Алиса пронзительно взвизгнула, потому что когда спустила ногу с дивана, сначала уперлась во что-то живое, а потом живое вдруг схватило её за щиколотку. – Джеймс!
Джеймс засмеялся, дымя сигаретой.
– Фу, напугал, ты что там делаешь? Что он там делает?! – крикнула Алиса Сириуса, указывая на Джеймса как на кучу грязных носков, оказавшуюся не в том месте.
– Лежит, Вуд. Ле-жит, – и Сириус скорбно, прерывисто вздохнул.
– Если это из-за Лили, – Алиса поджала ноги и обняла подушку, окончательно закрыв их от посягательств. – Так она скоро вернется, они с Марлин в библиотеку пошли, Марлин забыла сдать книгу и... – Алиса посмотрела на часы. – Да, мадам Пинс наверное почти её убила, скоро вернутся.
– Не-е, Вуд, тут страшнее. Нашего Джеймса сделали Старостой школы.
В гостиной повисла тишина. Самая жуткая, наверное с самого момента её основания.
– Что-о? – протянула Алиса, улыбаясь все шире и злораднее.
– Серьезно?! – на диван с размаху упал Бенджи, следом за ним прибежали близнецы.
Джеймс драматично вздохнул и красиво затянулся: сощурил глаза, выпустил дым через ноздри, устремил в потолок печальный взгляд. Чтобы все прочувствовали, в каком он оказался дерьме.
– Охренеть... МакГи обнюхалась валерианы? – сочувственно спросил Фабиан, перескакивая через спинку дивана и падая рядом с Бенджи.
Сириус сипло засмеялся.
– А что с Люпином? – нахмурился Гидеон. – Он же школьная староста, нет?
– Отказался, – горько молвил Джеймс и приподнялся на локтях. – Слушайте, может быть вы хотите? Хей, Пруэтт... любой из вас. Хотите стать старостами? Вы же школьные комментаторы, вам можно подать заявку.
– Ага, сейчас, – осклабился Фабиан. – Таскаться по собраниям старост, целовать деканов в зад и ещё с малолетками сраться в коридорах? Ну не-ет, наслаждайся сам, – и Пруэтт запустил в него подушкой.
– Придурки, – буркнул Джеймс, падая обратно на ковер и подкладывая подушку под голову.
– Как будто я этого хочу, – он посмотрел на значок и опять разозлился. – Вот что мне, блять, делать?
– Снять штаны и бегать, Сохатый, – Сириус сбросил с себя Живоглота, когда тот попытался разместиться у него на животе. – Желательно прикрепив к трусам значок. А то Минерва расстроится, увидев тебя в трусах и без значка. Я вот знаю, что буду делать. – он перекинул ноги обратно через быльце, сел и тут же встал, хлопнул себя по коленям. – Я сейчас возьму Рокс и мы прокатимся на мотоцикле по Хогсмиду. А то мне уже тошно от этих стен.
– У-у, будь осторожен, Блэк, а то Джим засадит тебя за строчки! – Гидеон плюхнулся на ковер рядом с Питером и вывалил свои книжки на стол, так что половина попадала на пол.
– Правда, Джим?
Джим показал ему средний палец.
– За подъеб старосты приказываю тебе десять раз написать «Я дрочу на Плаксу Миртл».
– Эй, Поттер, вот не смешно нихрена.
– Пятнадцать раз за то, что подверг сомнению чувство юмора старосты, – Джеймс выдохнул дым, сунул в рот печенье. – Эй, а в этом что-то есть...
– Ты не будешь писать работу для Флитвика? – обеспокоенно спросил Питер. Перед ним по-прежнему лежал пустой пергамент – он так и не придумал, в каких случаях использование заклинания Исчезновения является недопустимым.
Сириус скривился и вскинул палочку.
– Эванеско!
Печенье с хрустом исчезло из руки Алисы прямо перед тем, как она открыла рот.
– Сириус!
– Видишь, Хвост, практикой я овладел, – Сириус засунул палочку за пояс джинс. – А всю эту нудятину я завтра утром перепишу у Вуд. Правда, Вуд?
– После дождичка, – сердито проворчала Алиса.
– Вот видишь! – добродушно ухмыльнулся Сириус. – Она согласна. Чао, лузер! – и он бросил в Джеймса смятым черновиком Питера.
– Да пофел ты! – прошамкал Джеймс ему вслед.
– Пошел-пошел, – Сириус побежал наверх за курткой.
– Слушай, Джеймс... – Питер помялся. – М-м. Мне бы это... я поговорить хотел...
– Потом, Хвост, – Джеймс сел, ещё более лохматый, чем прежде. – Мне надо исполнять свой школьный долг, – печально произнес он и посмотрел на Алису огромными оленьими глазами.
Вуд пару секунд боролась с собой, а потом выпалила:
– Дам я вам списать, дам!
Джеймс с горестным всхлипом прижался лбом к её показавшейся коленке, за что получил по башке подушкой и моментально дернул к выходу.
У портрета столкнулся с Бродягой. Тот был уже в кожаной куртке, обмотанный черным шарфом. Кожа и шерсть, мимоходом отметил Джеймс. Удобно для анимагии.
– Что Лунатик? – негромко спросил Джеймс, когда они выбрались в коридор. Неподалеку от гостиной как обычно прохаживался мракоборец и за эти месяцы почти вписался в местный пейзаж. На противоположной от него стороне в уютной нише за окнами сосались какие-то малолетки.
– Валяется, читает. И похуй, – процедил Сириус и окинул Джеймса подозрительным взглядом. – А ты-то куда? Что, серьезно собрался патрулировать коридоры?
– Ну да, – хмыкнул Джеймс. – С тебя первого и начну.
Сириус усмехнулся.
– Перехвачу Эванс, – Джеймс мотнул головой. – У библиотеки. Поговорить хочу.
– Надоело коротать ночи с раздутым эго? – усмехнулся Сириус, выходя на лестницы и его хриплый голос эхом разнесся по исполинскому лестничному колодцу.
Джеймс ухмыльнулся и махнул ему, а сам нырнул в проход, притворявшийся сплошной стеной и побежал в библиотеку.
Значок по дороге и в самом деле прикрепил на штаны, правда не спереди, а немного сбоку. А свитер сунул в этом месте в штаны, чтобы значок сверкал и был заметным.
Лестница мягко прибилась к этажу и Лили вошла в арочный проход, сонно зевая и прикрывая рот рукой.
На секунду ей почудилось какой-то звук за стеной рядом – как будто чьи-то удаляющиеся шаги. Она постояла секунду, озадаченно вслушиваясь, но, источником, скорее всего, было привидение. Такое здесь часто услышишь, она перестала пугаться этих звуков ещё на первом курсе, поэтому просто пожала плечами и направилась в гостиную.
– Джеймса не видели? – спросила она, приблизившись к привычной ежевечерней тусовке у камина.
– Он был здесь минуту назад, – отозвалась Алиса. – Ушел уже. Это правда, что его назначили старостой?
– Это не правда, это кошмар, – слабо улыбнулась Лили и отправилась наверх, оставить сумку.
До вечернего дежурства у неё ещё был целый час. Она решила взяться за работу для Флитвика, зная, что после придет вымотанная и сил не останется ни на что. А так хотелось снять наконец этот галстук, эту форму, этот лифчик, переодеться в пижаму и забраться под одеяло. И желательно под такое одеяло, под которым есть Джеймс.
Лили глубоко вздохнула, достала из сумки учебник, чистый свиток пергамента и отправилась в гостиную. В спальне было слишком холодно и скучно.
Во имя Мерлина. Лучше бы она осталась в спальне в тот вечер.
* * *
– Так вы считаете, это правда? Ремус действительно... оборотень?
На неожиданный кворум стекся из спален и темных углов почти весь Старший Гриффиндор. Было темно, тихо, никто не шутил, не играл в карты или плюй-камни. Все были предельно серьезны.
– Вы видели, какие у него глаза были, когда он набросился на Мальсибера? – тихо говорил Гидеон Пруэтт. Он немного наклонялся вперед, а все тянулись к нему, как наэлектризованные. – Я его таким раньше не видел никогда! И он рычал! По-настоящему рычал!
– Да ла-адно, – с недоверием протянул Бенджи. Он сидел на полу и обматывал специальным скотчем рукоятку своей биты загонщика. – Люпин – рычал?
– Тебя там не было, Фенвик, – отрезал Фабиан. – А я был! Это такой звук был... – он захрапел, мотнул головой, попытался ещё раз, только на этот раз вытолкнул воздух.
– Ой, он сейчас соплями захлебнется, – поморщилась Мэри. Она сидела рядом с Дирком на втором диване, Крессвел держал её ноги на коленях и все делали вид, будто ничего не замечают. Хотя кто-то поговаривал, что эти двое целовались в раздевалке Гриффиндора после тренировки – ещё до каникул.
– Нет, я так не смогу, – сдался Фабиан, шмыгнув носом. – Но это точно было рычание, говорю вам, я же совсем рядом стоял.
Лили закатила глаза, растянув губы. Она сидела в кресле боком, как совсем недавно Сириус, зябко поджимала под себя холодные ноги и пыталась делать уроки, демонстративно повернувшись лицом к огню и спиной к клубу сплетников.
Самое обидное, что Петтигрю, Питер Петтигрю, друг Ремуса сидел здесь же и молчал!
Лили бросила на Питера мрачный взгляд, взбила подушку у себя за спиной и пару раз толкнулась об неё спиной, устраиваясь. Так и хотелось сверкнуть как следует значком и приказать всем заткнуться.
– Не знаю, правда это или нет, но говорят не только Мальсиберу досталось. Он, Люпин, в смысле, сегодня чуть Петтигрю по стенке не размазал – ни за что, между прочим. А тот просто его слегка толкнул.
– Чего, правда? Пит, ты же его друг, это правда, что про него говорят в школе?
Мэри привстала. Марлин быстро перевела взгляд с Лили на Питера.
Питер оглянулся, тоже быстро оглянулся на Лили, которая в этот момент смотрела прямо на него и опустил голову, пробубнив что-то невразумительно-отрицательное.
Все восприняли это как знак согласия, а Лили от досады захотелось затопать ногами.
– Ничего себе... – протянул Бенджи. – Значит все эти слухи – правда? – он так и подскочил. – И преподаватели не знают?!
– Ну Джекилл вот сказал...
– Он даже не отрицал, вы заметили?
– Вообще-то вся эта история Джекилла кажется мне высосаной из пальца, – перебил их шепотки Гидеон. – Какой нормальный преподаватель потащит ученика в колонию оборотней? В такую чушь только когтевранки поверят, но этим простительно, они же на Джекилла и его степень хором кончают. Не-ет, тут что-то не чисто.
– Но ведь Джекилл сказал, что есть очевидцы, – Марлин слабо взмахнула рукой. Она сидела на диване между близнецами, поджав колени и обнимая одну из подушек. – Они видели, как...
– Очень удобные очевидцы, Марлин! Никто не пойдет ни в какую деревню, узнавать, кто и что видел, – фыркнул Фабиан. – Ты пойдешь? Я тоже нет.
– Не думаю, что Дамблдор позволил бы оборотню учиться в одной школе с нами, – подал голос Дирк Крессвелл. – Это противозаконно. А Дамблдор не из тех, кто нарушает законы.
– Может быть Дамблдор не знает? – пожала плечами Алиса.
– Не знает? Дамблдор? – хором спросили Марлин и Фабиан.
– Тем более это ещё не доказано, – буркнул Бенджи.
– Не доказано, говоришь? А как вам то, что у нас каждый месяц как раз в полнолуние пытаются кого-то убить? Объявили ведь даже, что и Тинкер, и Леой задрал волк. Вот Мэри, тебя вот тоже выманивали в Запретный Лес, ты видела там что-то?
Все посмотрели на Мэри и она поджала плечи.
– Я уже говорила, я была под Империусом, я ничего не помню, – отрезала она, покрепче прижимаясь к Крессвеллу. – Волки там были, но их все видели и охотники говорят, что это пришлые.
– Ага, как же, пришлые! А что им здесь надо? Может это Люпин их и позвал. Вот куда он исчезает каждый месяц? Вы разве не замечали? Каждый месяц!
– Он говорит, что навещает больную мать, – Бенджи махнул битой на пробу, словно прикидывал, сможет ли отбить бладжер.
– А кто-нибудь когда-нибудь видел его мать? – не унимался Гидеон. – Я видел его отца на платформе девять и три четверти сто раз, а вот мать...
– Что ты хочешь сказать,Фабиан? – Марлин поджала губы так, словно заранее решила не верить ни одному его слову.
– Ничего, – буркнул Фабиан, подергивая ногой и обводя гостиную мрачным взглядом. – Может он и её тоже. Бывали же такие случаи, верно? Оборотни не ведают, что творят. Лично я теперь буду запирать спальню на ночь.
– Так всё хватит! – выкрикнула Лили, не в силах больше выносит этот бред. Все обернулись к ней, она вскочила с кресла, захлопнув книгу. – Послушайте себя со стороны, что вы несете?! Вы готовы оболгать человека, которого все прекрасно знаете, опираясь лишь на слова Мальсибера! Мальсибер! Вы забыли, что это за человек? Вспомни, Мэри, как он проклял тебя на третьем курсе и потом сказал, что ты сама пошла за ним и его дружками в то подземелье! И этот недавний случай с первокурсником в туалете. Такие как он говорят и делают, что хотят, потому что им ничего за это не будет. А вы не только дали оболгать Ремуса, а ещё и сами... – Лили в сердцах бросила книгу в кресло. – Ремус – наш друг! Мы все здесь одна семья, мы вместе прожили в этой башне почти семь лет. И ни разу, ни разу за эти семь лет Ремус Люпин не отказал в помощи никому из вас! Он ни разу не отвернулся, когда кому-то из вас была нужна помощь, выгораживал нас перед Макгонагалл, защищал перед слизеринцами! Сотни раз! Он всегда был честен, добр, справедлив даже с таким дерьмом как Мальсибер! А вы сидите здесь и несете весь этот бред, как будто он для вас чужой! Противно слушать!
– Лили, дело сейчас не в том, как мы к этому относимся, просто это опасно! – спокойным и увещевательным тоном сказал Фабиан. – Ты не читала, что «Пророк» пишет об оборотнях. Мы ведь едим из одной посуды и... – он облизал губы. – Ты сама видела, каким он стал! Он кинулся на человека!
– А с чего ты взял, что у него не может быть каких-нибудь других причин для подобного поведения? Может быть его бросили его лучшие друзья? – Лили сверкнула глазами на Питера и тот насупился. – Мало ли, какие у него были причины! Или слова Генри Мальсибера теперь – истина в последней инстанции?
Гидеон хотел было что-то сказать, но на лестнице вдруг зазвучали шаги и все разом притихли.
Лили обернулась.
Ремус неторопливо спустился в гостиную, очень внимательно глядя на всех и каждого, кто в ней находился. На губах у него тенью лежала незаметная, горькая усмешка, глаза смотрели все так же страшно, как днем.
А ещё горько.
Ремус спустился и встал, расставив ноги и засунув руки в карманы.
– Ну? – спросил он после тягостной паузы. – Нет желающих потыкать меня серебряной вилкой? От меня ещё осталось немного. Налетайте.
Одноклассники переглянулись, кто-то потупил голову, кто-то просто отвел взгляд.
– Рем, – Лили решительно повернулась спиной к одноклассникам и шагнула к нему. Гидеон пошевелился. Ремус это заметил. – Не обращай внимания, они просто болтают, не думая. Ты не...
– Не надо, Лили. Я всё слышал. Спасибо тебе, – Ремус дернул уголком рта, посылая ей отдельную, нормальную улыбку, а потом подошел ближе к диванам.
– Ну? – громче повторил он, поочередно глядя в глаза то одному, то другому. Голова у него кружилась, но волк почему-то все ещё сидел смирно и не требовал крови. – Чего вы замолчали? Говорите. Вам же хочется знать правду? Хочется знать, оборотень я или нет?
Неловкая тишина говорила красноречивее любых слов.
– Я понял, – Ремус усмехнулся чему-то своему. – Ну так смотрите, – он выпростал трясущиеся руки из карманов, судорожно вытащил те края, где свитер был заправлен в брюки и задрал его, продемонстрировав одноклассникам впалый белый живот, полоску волос, изобилие шрамов, один из которых был свежим и красным... и то, что ни с чем не перепутаешь – отчетливые следы огромных зубов на боку.
– Меня укусили, когда мне было пять лет, – он нервничал и его слегка трясло. – Меня укусил оборотень по имени Фенрир Сивый и я тоже стал оборотнем. Да. Я – оборотень. Я оборотень и не стыжусь этого. И преподаватели знают. Дамблдор сам пригласил меня в Хогвартс. Он верил, что я справлюсь, что и оборотень может стать частью нормального общества. Но он ошибся. Я опасен. Я действительно опасен, а знаете, почему? Потому что такие как вы сделали меня... сделали нас такими! Такие как вы, блюстители порядка и чистоты приходят в наши колонии, вырезают, отстреливают нас заранее, чтобы мы просто не успели стать опасными! Это ведь нормально, не так ли? И те дети, которые рождаются в колонии после очередной резни, растут с мыслью о том, что человек – враг, что он опасен.
Я был в колонии. Я видел всё это своими глазами. Ни один оборотень не напал бы на человека, если бы человек не стремился его уничтожить! – Ремус почувствовал, как изо рта у него вылетела капелька слюны. – И когда ему это удается – он герой. Тем больше герой, чем больше оборотней вырезал. Когда же оборотень мстит за это – он чудовище. И его надо уничтожить. И этот замкнутый круг может разорвать только человек. Но он не хочет. Хотите знать, почему Сивый меня покусал? Мой отец сказал, что Сивый – чудовище, который не имеет права на существование. Вот и всё. Если бы не это, Сивый и не подумал бы на меня нападать. Ему действительно стоило забрать меня в колонию ещё в детстве. Потому что теперь я стою здесь, перед вами и вы меня боитесь и уже никогда не примите, – Ремус посмотрел на Лили. Снова взглянул на одноклассников. – Но не волнуйтесь. Не волнуйтесь так, пожалуйста. Полнолуние уже скоро. Если меня не убьют охотники в Запретном лесу, я выберусь из Хогвартса и тогда ты сможешь спать спокойно, Фабиан.
Пруэтт вздрогнул, когда Ремус обратился к нему и отвел взгляд. До этого он как зачарованный пялился на то место, которое уже пару минут как скрывалось под заношенным свитером Ремуса.
Все остальные смотрели на Люпина с опаской, очевидно, ожидая, когда же даст о себе знать рычание, о котором говорил Пруэтт.
Ремус отдышался.
– Ну, чего сидите? – хрипло спросил он, щурясь, потому что глаза начало подозрительно жечь. Только что он своими рукам разрушил мир, который выстраивал шесть лет. – Думаете я вас покусаю? Не дождетесь! – он демонстративно отошел от дивана на пару шагов. – Идите. Идите, пишите письма своим родителям! Скажите им, что я подвергаю ваши жизни опасности. Может тогда меня выпрут раньше. И всем сразу станет легче, – сказав это, он резко снялся с места и вышел из гостиной, хлопнув портретом так, что Полная Дама оскорбленно взвизгнула: «Нахал!».
И потом ещё довольно долго сокрушалась и жаловалась остальным портретам. Их голоса было особенно хорошо слышно, потому что после его слов в гостиной стояла просто звенящая тишина.
Лили какое-то время смотрела на друзей, скрестив на груди руки, а потом молча схватила свою мантию с кресла, надела на ходу, резким гневным взмахом вытащила волосы из воротника и ушла.
– Если кто напишет хоть слово... – вдруг тихо и яростно произнес Крессвелл спустя пару минут после того, как за ней закрылась дверь. – Или скажет другому факультету... – он обвел собравшихся тяжелым взглядом, но продолжать не было смысла. Всем и так было ясно, что бойкотом тут не отделаешься.
– Прикидываете, да? – Фенвик облокотился на диван и ткнул битой в пол, невидяще глядя в огонь. – Семь лет это в себе таскать. Я бы на его месте вообще нас всех убил.
Алиса Вуд кивнула, а потом вдруг громко хлюпнула носом и опустила голову, вытирая рукавом лицо.
* * *
Джеймс сбежал по ступенькам, совершая уже второй круг по замку в поисках своей ненаглядной, когда наконец услышал её голос:
– Просто отдай мне её и всё.
Он притаился за поворотом.
Судя по всему она отчитывала какого-нибудь провинившегося сопляка.
– Ты же знаешь, что кусачие тарелки запрещены в коридорах! – спокойно увещевала Лили очередного карапуза. Голос у неё был какой-то бесконечно уставший и ровный. – Дай её мне.
– Не отдам! – второй голос, громкий и ломанный, явно принадлежал мальчишке. Джеймс выглянул из своего укрытия. В коридоре было темно, как у взрывопотама в заднице, но Лили стояла в пятне света от факелов. Джеймс видел, как его отблески плещутся на темных волосах. Он присмотрелся и узнал в тощем вихрастом коротышке, которого она поймала, Майкла Уолперта с четвертого курса.
– Я не для того стащил её у Филча из ящика, чтобы сразу же и отдать!
А вот это уже интересно. Джеймс подошел ближе. Паренек так сладострастно прижимал к груди ярко-синюю тарелку, будто Лили могла наброситься на него и отобрать игрушку силой, хотя на самом деле просто стояла перед ним, протянув руку, как перед щенком, который уволок новый ботинок.
– Что, правда из ящика стащил? – поинтересовался Джеймс, окунаясь в свет факела.
Лили и мальчишка подпрыгнули.
– Джеймс Поттер? – выдохнул Уолперт, разом весь покраснел и распереживался.
Ну ещё бы. Не каждый день с тобой заговаривает капитан сборной факультета.
– Вольно, приятель, – снисходительно улыбнулся Джеймс и взял у мальчишки кусачую тарелку. Тот даже не дернулся.
– Так что, правда из кабинета Филча стащил? – он повертел её в руках. Тарелочка тут же зарычала и попыталась укусить Джеймса за руку. Джеймс почесал её и она заурчала. – И как же ты ящик открыл, там же замок сломан, не открывается, – и Джеймс выразительно взглянул на Лили. Она скрестила руки на груди.
– Ну! – мальчишка вытер нос. – Так Филч замок поменял, а я когда у него сидел, скрепку сунул и ящик теперь до конца не закрывается. Вот и стащил.
– Ого, – Джеймс уважительно вскинул подбородок, подбросил тарелку и вдруг замахнулся – Лови!
Уолперт охренел от неожиданности (чуть больше, чем охренела Лили), но побежал за рычащей тарелкой подпрыгнул и сграбастал обеими руками, после чего в ужасе уставился на Джеймса.
– Хорошая реакция, – похвалил Джеймс. – Приходи к нам на тренировку в субботу. Будут отборочные, мы ищем охотника. В четыре на стадион. Метлу возьмешь у мадам Хутч. Всё понял?
Уолперт охренел второй раз, теперь от счастья.
– Да! – выдохнул он, когда справился с собой. Кажется, он так до конца и не понял, что только что произошло. – Да, сэр!
– Проваливай, – улыбнулся Джеймс, прищелкнув языком.
Мальчишка просиял и побежал к гостиной.
Джеймс взглянул на раздраженную Лили и вспомнил.
– Увижу здесь с тарелкой, глаза на задницу натяну! – громко напомнил он.
– Ага! – радостно крикнул Уолперт откуда-то издалека.
Они остались наедине.
– Спасибо, что помог, – ровным тоном сказала Лили. – Но я бы и сама справилась.
– Нет, не справилась бы. Он бы тебя просто послал и всё.
Лили смотрела на него безо всякого выражения.
– Хочешь сказать, он меня не уважает?
– Я в этом возрасте вообще никого не уважал, – фыркнул Джеймс.
Уголки её рта шевельнулись.
– Значит ты не очень-то изменился, – после этого она опустила руки, отвернулась и пошла к лестнице.
– Ну и о чем это ты? – Джеймс догнал её и пошел рядом,но Лили обращала на него не больше внимания, чем на подставки для факелов на стенах. Он взял её за руку. Она не вырвала её и не обхватила его пальцы в ответ. Всё равно что статую за руку держать.
– Это значит, что ты и сейчас никого не уважаешь, – Лили запрыгнула на отплывающую лестницу и её слова тоже подпрыгнули. – Во всяком случае, меня так точно.
– Да чего ты так бесишься? – Джеймс развернул её к себе лицом. – Все знают, что мы с тобой вместе! То есть, что мы встречаемся. А когда люди встречаются, они занимаются сексом. Это нормально. Думаешь, если бы я не сказал, они бы не стали болтать?
Лили уже собралась было ответить, как вдруг совсем рядом что-то разбилось и раздалось преступное шиканье.
Она решительно направилась туда, Джеймс нехотя потащился следом. В коридоре за библиотекой трое слизеринцев, на вид не старше третьего курса, рисовали на стене Черную метку.
– Эй! Ну-ка смыли нахрен эту дрянь! – рявкнул Джеймс, прежде чем Лили успела открыть рот.
– Ага, конечно, – мальчишка Кэрроу, который на вид был бы обычным дрочливым пареньком, если бы не фамильный перстень размером с яблоко, встряхнул баллончик с волшебной краской. – Что, говоришь, сделать?
Баллончик вдруг раздулся и выплеснул краску ему в лицо. Кэрроу завопил.
– Я сказал: смой эту дрянь! – Джеймс схватил мальчишку за грудки.
– Ты что делаешь?! – напустились на Джеймса его дружки, но не сделали и трех шагов, как мантии обхватили их за ноги и они кучей повалились друг на дружку.
Лили опустила палочку.
– Либо вы смываете это, либо мы вместе идем к профессору Слизнорту! – сказала она, усевшись на корточки рядом с одним из павших и попыталась было его поднять, но мальчик шарахнулся от неё как от мантикоры.
– Не трогай меня, грязнокровка!– завопил он и его язык тут же приклеился к нёбу.
Джеймс снова указал палочкой на Кэрроу.
– Ну? Будешь смывать, или тебе тоже язык узлом завязать? Я всё, что хочешь могу узлом завязать!
– Я всё отцу расскажу! – выкрикнул Кэрроу, пытаясь вырваться.
– Смывай, – приказал Джеймс, ткнув наследника древнего и богатого семейства рожей в стену.
– Джеймс! – предостерегающе молвила Лили.
– Смывай, или я сам тебя разукрашу так, что твой папаша тебя и не узнает.
Кэрроу попыхтел немного, но всё-таки достал палочку и убрал со стены свои художества.
– На своих нападешь, Поттер? – прорычал третий мальчишка, когда Лили сняла с них чары и они смогли наконец встать на ноги. – Чистокровные не нападают на чистокровных!
– Поуважительнее, приятель, – придавил Джеймс. – Для такой сопли как ты я «мистер Поттер», шепотом и с придыханием.
– Это он для своей грязнокровки старается, – буркнул Кэрроу, едва слышно и явно пугаясь. А потом зыркнул на Лили: – Грязнокровая подстилка! – выплюнул он, явно повторяя за кем-то.
Ну тут-то шлюзы терпения и прорвало.
И уже потом, когда Кэрроу, с разукрашенным нарывами лицом проревел какие-то извинения (Джеймс держал его за шкирку и диктовал текст), а потом рванул в поздемелья со своими дружками, Лили сказала:
– Вот видишь? – она указала ладонью в направлении их затихающих шагов. – Видишь? Если бы ты действительно ничего не сказал, они бы не болтали!
– Если кто-то будет болтать, просто говори мне?
– Да? – ужасно саркастичным тоном поинтересовалась Лили. – Сегодня в туалете Патриция Стимпсон назвала тебя грязнолюбом и сказала, что не против отравить меня, чтобы прибрать тебя к рукам. Я наслала на неё сыпь и теперь они говорят, что грязнокровки совсем страх потеряли, нападают на чистокровных.
Джеймс молчал. Он и не думал, что эта хрень так завертится.
– Все знают, что Фабиан и Марлин спят, – с досадой проговорила Лили. – Но никто не болтает про них, потому что Фабиан не болтает об этом на каждом углу. А теперь ты выставил меня идиоткой, я поздравляю тебя.
Джеймс молчал.
– Зачем Снейп приходил к тебе в крыло? – глухо спросил он. Момент, безусловно, был неподходящий, но он ничего не мог с собой поделать. Этот вопрос грыз его уже который день. – Я видел, как он пялится на тебя. Ты что, простила его? Простила?
Лили посмотрела на Джеймса круглыми глазами.
– Джеймс, ты ревнуешь.. – у неё вырвался нервный смешок. – К Снейпу?
Они уставились друг на друга.
Джеймс моргнул, потом пренебрежительно хмыкнул, дернул плечом и сказал:
– Нет.
Лили вдруг прыснула и тут же отвернулась, поспешно закрываясь рукавом мантии.
– Чего? – Джеймс растерялся.
– Джеймс, а к Слизнорту ты меня не ревнуешь? – она посмотрела на него. Зеленые глаза так и брызгали весельем. – А то вдруг он поставит мне завтра «П», а ты и ему захочешь рассказать, как мы с тобой кувыркаемся!
– Ха-ха, Эванс, – скривился Джеймс.
– Ладно. Ты хочешь знать зачем Северус приходил ко мне?
Джеймса покоробило её «Северус», но он сдержался и кивнул.
Лили уперлась в стену спиной, подложив под неё руки.
– Он мне признался, – просто сказала она.
– В чем? – тупо спросил Джеймс. Лили устало склонила голову набок.
– В том, что спит в пижаме с утятами, Джеймс! – она опять уставилась в сторону и добавила, правда уже спокойно: – Сказал, что любит меня. Я не понимаю, чего он хотел этим добиться, но он стал таким странным после каникул. Говорил какую-то ерунду, говорил, что больше не может это скрывать, что чуть не потерял меня. Ещё сказал, что в Хогвартс скоро придет беда. И что он поможет мне, но только при условии, что я соглашусь быть с ним, – после слова прозвучали горько. – Хоть в чем-то он не изменился.
– И...что? – спросил Джеймс, когда немножко справился с желанием немедленно пойти и оторвать Снейпу его «любилку».
– Ничего, – Лили пожала плечами. – В том-то и дело. Ни-че-го, Джеймс. Я сказала ему, куда он может пойти со своими условиями, сказала, что только такие уроды как Нотт или Уоррингтон могут дружить на каких-то там условиях. Сказала почти то же самое, что два года назад, когда он... ну ты знаешь. Только два года назад я не знала, что он меня любит. А ты знал. Знал, даже когда при всех сказал, что мы с тобой кувыркались все каникулы. Просто потому, что хотел сделать кому-то больно. И неважно, что этот кто-то – Снейп. Ты захотел его ранить и тебя не остановило то, что твои слова могут ранить и меня. Точнее, нас обоих.
– Ты намекаешь на эту дуру Стимпсон? Эванс, да мне нас-рать, что она или ей подобные будут обо мне думать. К тому же, я не собирался тебя ранить. Да, теперь все знают, что у тебя был со мной секс. Хах, – Джеймс сунул одну руку в карман, а локтем другой уперся в стену у Лили за спиной. Лили невольно заулыбалась. – У тебя был секс с Джеймсом Поттером, Эванс, капитаном гриффиндорцев и школьной звездой. Не многие могут этим похвастаться, – тут он лукавил, но что поделать, ситуацию-то надо спасать.
– А у меня был секс с Лили Эванс, – тише добавил он и на секунду сам охренел от того, что это – правда. Он все ещё не мог это постичь как следует. – Самой охуенной девчонкой Хогвартса, – Джеймс провел пальцами по её шее, расстегнул верхнюю пуговицу школьной блузки. – Пусть слизеринцы треплют языками сколько им влезет. Я видел, как они пускают слюни, когда ты идешь по коридору.
– Ты ведь тоже их пускал. Даже интенсивнее, чем слизеринцы, – из-за смеха слова запрыгали у неё в груди, Лили притянула Джеймса к себе за галстук и он ткнулся лбом в её лоб.
– Ты тоже была той ещё занозой, Эванс. Я просто... – он осекся и слова «Я до жути боюсь, что ты опять влюбишься в кого-то другого» повисли в воздухе и затрещали в пламени факелов. – Я сейчас спрошу, а ты ответишь и больше мы к этому не вернемся.
Лили приподняла бровь.
– Как ты относишься к Ремусу? Почему ты сегодня села рядом с ним?
Лили вздохнула и выпустила его галстук.
– Потому что и ты, и Блэк, и Питер – просто редкие засранцы, Джеймс Поттер. А Ремус мой друг. Сколько бы вы ни ссорились, это будет так, – и видя, что Джеймс не успокоился, спросила: – Кто ещё?
– Бродяга.
Лили засмеялась.
– Джеймс, Сириус может быть и покоритель женских сердец, но я как-то раз увидела, как он вразвалку валяется на диване и шевелит большим пальцем в дырявом носке. Такое не скоро забудешь. Кто у нас ещё остался? Питер? Меня всегда заводило его пузо и жуткий запах изо рта. Близнецы? – она дурашливо скосила глаза. – Я встречаюсь с обоими по четвергам. А по пятницам – с остальной школой.
Джеймс угрюмо молчал. Лили перестала дурачиться, помолчала какое-то время и усмехнулась чему-то, вертя пуговицы на его рубашке.
– Неужели после всего, что было, ты ещё можешь в чем-то сомневаться? – насмешливо и немного грустно молвила она, а когда Джеймс вскинул на неё тяжелый взгляд, крепко стиснула его ладонь.
– Пойдем, – серьезно сказала она, отделилась от стены и потащила Джеймса за собой по коридору, попутно дергая ручки кабинетов.
Одна из дверей поддалась и отворилась с легким скрипом.
Лили толкнула её, обернулась и спиной вошла в темноту, немного улыбаясь и за руки увлекая за собой Джеймса. Джеймс вошел и захлопнул за собой дверь. Через секунду послышалась возня, а затем клацнул замок.
А черноволосый слизеринец, который все это время прятался за поворотом коридора, вцепился в волосы, опустился на корточки и несколько раз ударился спиной о стену.
Слизеринки
Раздался шум смываемой воды, а затем скрипнула дверь и Патриция Стимпсон вышла из кабинки.
– Слышали новость? – она прошла к раковине, брезгливо держа руки на весу. – Поттера и эту вонючую рыжую грязнокровку поймали в больничном крыле. Они делали это прямо на больничной койке.
Лиза Нотт промолчала, смазывая маскирующим зельем россыпь прыщей на щеке, а Хлоя Гринграсс усмехнулась и величественно струсила пепел прямо на школьный пол. Она была без мантии и прислонялась спиной к стене туалета.
– Вот это наглость! – не то одобрительно, не то возмущенно протянула Розалин Боббин из своей кабинки, доставая из сумочки упаковку магловских тампонов. – И что потом?
– Откуда я знаю, что потом, наверняка оставят после уроков! – Патриция шлепнула на раковину свою дорогущую сумочку из кожи какой-то вымирающей волшебной твари и рывком открыла замок. – Они и там будут трахаться, я уверена. Сегодня за завтраком Уоррингтон и Мальсибер обсуждали размер сисек этой выскочки, а потом перешли на то, что грязнокровки орут как-то особенно, когда их трахают. Ха! – она выхватила из сумки помаду. – Кому какая разница, как они орут? Да я бы скорее удавилась, чем позволила грязнокровке дотронуться до меня.
– Ну ты же знаешь наших парней, Пат, – авторитетно протянула Розалин с толчка. – Им все равно, что трахать, главное, чтобы дырка была и сиськи.
– А я знаю, почему Пат так злится, – вдруг сказала Хлоя.
Патриция настороженно замерла, журчание в кабинке Боббин стало тише, даже Лиза оглянулась, а Роксана скучающе затянулась.
Она сидела лицом к окну, за одной из каменных колон, что поддерживали потолок туалета и закрывали её от глаз слизеринок. Они с Сириусом облюбовали эту нишу ещё на прошлой неделе. Здесь можно было спокойно покурить или позажиматься и никакая Макгонагалл не помешает. Роксана пришла сюда сразу после урока, сделала свои дела, покурила и уже собиралась уходить, как в туалет вдруг приползли эти кобры, сами надымили и начали сплетничать. Теперь волей-неволей приходилось слушать и терпеливо ждать, пока они уберутся.
– И почему? – осторожно спросила Лиза.
– Да просто Пат сама хочет Поттера, правда, Пат? – Хлоя опять струсила пепел прямо на пол и ядовито улыбнулась своей лучшей подруге. – Ты хочешь, чтобы Поттер тебя трахал на больничной койке.
Розалин громко ахнула в кабинке, а Лиза отшатнулась от зеркала и вытаращилась на Патрицию.
Та пару секунд пялилась в свою сумочку, поджав губы, а потом уперла руки в бока, перетянутые модным широким поясом и повернулась к Хлое. Она почему-то никогда не могла стоять ровно и всегда изгибалась, как манекен.
– А может и хочу, – слизеринка вызывающе вскинула голову. – Да, я хочу, чтобы Джеймс Поттер трахал меня на больничной койке, – она подступила к Хлое, четко выговаривая каждый звук. – …на парте, в своей кровати, туалете, в крыле, везде! Я хочу, чтобы он трахнул меня, – громче добавила она, так что её голос ударился о стены туалета. – И мне все равно, где именно это произойдет, пусть даже на бревне в Запретном лесу.
Роксана подавилась дымом, но слизеринки наверняка приняли странный звук за старания Боббин в кабинке и не отреагировали.
– Ты что, Па-ат? – прошептала Лиза, глядя на Стимпсон, как на помешанную. – Он же гриффиндорец!
– А мне плевать, – равнодушно отмахнулась Патриция, чем вызвала ещё больше охов и ещё большую улыбку на лице Хлои. – Он сексуальный, чистокровный и играет в квиддич. Многие его хотят, просто не признаются. А меня бесит, что такой парень как он таскается за Эванс, этой мелкой, костлявой, грязной, вонючей... – она сорвала колпачок с губной помады. – Сучкой!
– Может Эванс напоила его Амортенцией? – предположила Розалин, выходя из кабинки и подтягивая на ходу колготи прямо вместе с юбкой. – Все же знают, что она разбирается в зельях. Мне кажется, Слизнорт вообще скоро позовет её замуж.
– Она у него сосет, – презрительно бросила Хлоя.
– Ты тоже могла бы попробовать, Пат, – сказала Роуз и Патриция возмущенно оглянулась. – Напои Поттера и он прибежит к тебе.
– Да, будет трахать тебя на бревне, – язвительно добавила Хлоя.
– Как будто это так просто, – хмыкнула Патриция, бросив на Хлою короткий взгляд.
– Эванс же как-то удалось, – Розалин убежденно пожала плечами.
– Они учатся на одном факультете, конечно ей это удалось, – огрызнулась Патриция, закатывая глаза так, словно Боббин была ну совсем идиотка. – Я же не могу подсунуть ему Амортенцию в овсянку или сок, это будет слишком заметно!
– А ты попробуй.
– Это все равно не сработает!
Пока они говорили, Хлоя достала из выреза блузки кулон в виде дутого золотого сердечка, отстегнула его от цепочки, поднесла сердечко к правой ноздре и коротко, резко вдохнула. После чего быстро зашмыгала носом, машинально вытерла его рукой и убрала сердечко на место. Глаза у неё заблестели.
– А может быть Эванс ничем его не поила? – вставила Лиза. – Она же сама отшивала его несколько лет, зачем ей сначала поить его, а потом отшивать? Это очень глупо.
– А Эванс умная? – закатила глаза Боббин.
– Да, Боббин, она умная, – Хлоя была серьезна.
– Хочешь сказать Поттер действительно на неё запал? Влюбился в неё ? В паршивую вонючую грязнокровку без гроша? Никогда я в это не поверю! – и Розалин с ужасно авторитетным видом принялась снова подтягивать колготки, дрыгая задницей.
– А потом Джекилл говорит, что они не воруют у нас магию, – Патриция примостилась на мраморной конторке между двух раковин, положила ногу на ногу и достала из сумочки сигареты. Преподаватели шерстили тумбочки каждые выходные, но сигареты, выпивка и журналы с порнографией все равно всегда находили способ просочиться в школу. – Уводить наших и затаскивать их в постель – вот что по-настоящему значит воровать магию. Это и есть самое подлое, – и она оглянулась с таким видом, будто сообщила самую очевидную в мире новость.
Из кабинки вышла какая-то мелка пуффендуйка, опасливо глянула на великовозрастных змеюк и улизнула из туалета. Патриция проводила её взглядом.
– Интересно, а у Поттера действительно большой потенциал? – вдруг поинтересовалась Хлоя, щуря глаза и смыкая на сигарете кислотно-красные губы.
– Почему тебе интересно?
– Да вот хочу понять, стоит ли это того, чтобы прослыть его подстилкой?
– А почему это тебе интересно, какой у Поттера потенциал? – похоже терпение Патриции подошло к концу. – Я думала, тебе интереснее, какой потенциал у Блэка!
На секунду в туалете повисла абсолютная тишина.
Слизеринки потеряли дар речи.
Хлоя застыла.
Роксана выдыхала дым колечками.
Она знала, что Сириус спал с Хлоей. И с Патрицией в том году. Хотя «спать» – это слишком для быстрого минета в туалете «Хогвартс-экспресса» по пути домой. Она ему проспорила или вроде того.
– На что это ты намекаешь? – убийственно-тихо поинтересовалась Хлоя. Даже вода – и та капала из крана как-то очень испуганно, а все слизеринки, кроме Патриции, так и вовсе наверняка обделались.
– Я не намекаю, – Патриция усмехнулась на слове «я». – Я просто видела, как однажды ночью Блэк вышел из твоей комнаты. Вид у него был, – она значительно причмокнула губами. – Выжатый. Вы, наверное, занимались трансфигурацией? – Стимпсон озабоченно сдвинула брови и улыбнулась как акула.
Бледные щеки Хлои слегка порозовели – для такой поганки как она это было равносильно помидорному румянцу Алисы Вуд.
– Ты спала с Блэком? – восхищенно прошептала Розалин, а когда Хлоя метнула на неё хищный взгляд, так вообще закрыла рот обеими руками, отступая в приступе безмолвного восторга. – Я не могу... я не...
Лиза самозабвенно молчала в кабинке.
– А почему ты нам ничего не рассказала, мы ведь подруги? – дожимала Патриция. – Или ты побоялась, что Блэйк узнает и накормит тебя тентакулой?
– Я с ним не спала, – ядовито выдавила Хлоя, ощерив зубы. От злости в её глазах ещё ярче заблестели бешеные кокаиновые слезы. – Не спала, понятно?!
– Поэтому ты так и бесишься в последнее время, поэтому и нюхаешь, верно? – Патриция бросила взгляд в вырез её блузки. – Ты бесишься, потому что Блэйк уехала, а он не стал встречаться с тобой, а встречается с этой коротышкой Малфой!
Роксана выгнула губы подковкой и кивнула, невольно соглашаясь. Рост у неё действительно был небольшой.
– Меня это... не волнует, – процедила Хлоя и прерывисто вздохнула, снова вскидывая голову. – Это твой потолок – Поттер или этот придурок Крауч. Между прочим, я теперь обручена с Генри Мальсибером!
Лиза вздрогнула и бросила на блондинку быстрый взгляд.
– Ты можешь похвастаться помолвкой с Мальсибером, Стимпсон?!
Патриция немного присмирела и даже опустила взгляд.
– Вот и держи свой язык за зубами! Очень скорое я стану женой одного из самых богатых и успешных в нашем круге, а когда его отец станет министром магии, наша семья станет всемогущей! Какое мне может быть дело до Сириуса Блэка?! – выпалив это Хлоя отвернулась, обхватив себя рукой и лихорадочно затянулась.
Повисла пауза.
Патриция надулась и смотрела в сторону.
Хлоя курила и рука у неё едва заметно дрожала.
– И что он только в ней нашел? – вдруг протянула Боббин, разглядывая своё отражение в зеркале.
– Кто? – спросила Патриция, а Хлоя удивленно оглянулась.
– Блэк! Что он нашел в этой Мафой? Она же мелкая, тощая, противная, смотреть не на что. Ни сисек, ни задницы. И ноги короткие. А ещё эти уродские куртки, штаны, мужские ботинки. Она вообще слышала о том, что существуют каблуки или платья?
– Ну что ты, Роуз, наша принцесса приехала с севера, давайте просто скажем спасибо, что она не таскается в медвежьей шкуре, – они засмеялись и Роксана огромным усилием воли подавила спонтанное желание по-очереди утопить каждую в унитазе.
– Да уж, раньше Блэк был разборчивее, – задумчиво проговорила Хлоя, поигрывая сигаретой. – Ему всегда нравились другие девушки, высокие, ухоженные, красивые. И с сиськами. А у этой кроме всего прочего походка, как у парня и голос простуженной химеры. Не понимаю, как ей вообще удалось затащить Блэка в постель? – она брезгливо выгнула губы.
Лиза, которая до этого флегматично молчала, вдруг схватила свою сумку.
– Куда это ты? – властно спросила Хлоя.
– На урок, – бросила рыжая, окатив свою подругу взглядом, почти таким же холодным, как вода в бачке. – Не хочу обсуждать Роксану Малфой.
И она ушла, разминувшись в дверях с парочкой когтевранок с шестого.
– Она что, все ещё переживает? – зашептала Розалин.
– Ты бы тоже переживала, если бы твою семью так опустили, – фыркнула Патриция.
– Ей надо поменьше дуться и сделать что-нибудь с кожей, – заявила Боббин. – И с волосами. Может быть тогда наши парни на неё обратят внимание.
– Не будь дурой, Роуз, – резко оборвала её Хлоя. – Никто не обратит на неё внимание. Теперь Лизе вообще ничего светит. Сама знаешь, почему.
Слизеринки замолчали.
Да. Все знали этот главный секрет. Даже Роксана, у которой уже болел копчик знала эту страшную слизеринскую тайну. До их с Сириусом феерического бегства у Лизы Нотт были все шансы стать Мальсибер потому что он её двоюродный кузен и это дело как будто бы решенное. А после позорного фиаско Ноттов Мальсиберы решили пересмотреть решение, чтобы ненароком не бросить тень и на своё имя. Всё решилось за пару дней, Гринграсс сорвали джекпотт, а Нотты к брошенному сыну-жениху получили ещё и брошенную дочь-невесту. Хуже не придумаешь. Двоюродный дед Роксаны на каждом приеме рассказывал гостям историю о том, как отец Гриндевальда передал ему за ужином зубочистки. А уж такой скандал, как побег невесты с помолвки, да ещё и на магловском мотоцикле будут помнить до скончания веков.
– А правду говорят, что Блэк въехал на своем мотоцикле прямо в зал? – вдруг спросила Розалин и Роксана невольно вздрогнула. – Говорят он разбил окно, перевернул два стола, и остановился под люстрой, а Малфой запрыгнула на сидение как раз в тот момент, когда надо было...
– Боббин, избавь нас, пожалуйста, от этих идиотских слухов, – громко перебила её Хлоя, взмахнув рукой с тонкой сигаретой, от которой все сильнее и сильнее распространялся жуткий приторный смрад. – Малфой вылезла через окно, а Блэк ждал её внизу. Всё.
– Но говорят, там была паника?..
– Была. Все испугались, потому что пока мы ждали, когда эта сучка наконец спустится, наверху что-то бахнуло, а потом начались хлопки заклинаний. И вспышки на улице, мы видели в окно. Все решили, что это Министерство (вы ведь понимаете, какие люди там были), действительно началась паника, все заметались, а потом просто увидели, как Малфой улепетывает вместе с Блэком в сторону леса. Мамаша пыталась её заколдовать, отсюда и хлопки, и вспышки, – Гринграсс вдруг неприятно ухмыльнулась. – Видели бы вы её лицо, когда она спустилась. Я думала миссис Нотт её просто убьет на месте. Их вышвырнули на улицу прямо среди ночи, всех Малфоев, – она фыркнула, затягиваясь. – Позор.
– Мама сказала мне, что Эдвин Малфой выперли из нашего благотворительного фонда, – поддакнула Патриция, явно пытаясь реабилитироваться в глазах будущей миссис Генри Мальсибер. Хлоя закатила глаза.
– Ещё бы. Как можно доверять ей важные вещи, раз не может контролировать даже свою дочь. Жалко, что Эдвин ни разу в неё не попала, но мне кажется, она немного опоздала. Ей стоило применить чары, пока та ещё сидела у неё в животе. Теперь уже поздно.
Слизеринки угодливо захихикали.
Роксана с силой затянулась. Рука у неё дрожала.
– Значит Блэк действительно приехал за ней прямо туда, – жадно прошептала Розалин. – На этом своем... – она изо всех сил постаралась показать, что даже упоминание магловского транспорта ей противно, но её глупые глаза горели нешуточным огнем. Все-таки мотоцикл Сириуса и то, как Сириус перед летними каникулами хвастливо въехал на нем прямо во двор школы, заставило намокнуть не одни трусики. Даже в Слизерине.
– Да, – снисходительно кивнула Хлоя.
– Может быть он и правда в неё... влюбился? – прошептала Боббин, выпучив накрашенные глаза.
Повисла небольшая пауза, а потом Хлоя издала губами неприличный звук и расхохоталась.
– Брось, ты смешная. Блэк – влюбился?! Мерлин, даже если бы он умел, такие как Блэк не влюбляются в таких, как Малфой! Максимум, во что я поверю – так это в то, что он так мстит Люциусу. Ну или что ему просто захотелось попробовать чего-то необычного... с седыми волосиками.
И они снова заржали.
– Не понимаю, кем она себя возомнила. Заявилась в нашу школу, трахается с нашими парнями. Эти француженки все такие шлюхи?
– Все, – категорично заявила Хлоя. – Вы помните Лерой? Маккензи сказала мне, что видела, как они с Блэком сосались в библиотеке и он лез ей под юбку. И что стало с Лерой? Всё верно, она сдохла. Малфой тоже пора напомнить, что мы не будем вечно терпеть её выходки. Её не выносит вся школа, – Хлоя вдруг хохотнула, немного истерично, словно собралась реветь. – Да её даже родная мать не выносит!
Роксана сглотнула.
За те две недели, что она провела в школе после каникул, наслушалась о себе всякого дерьма, но каждая новая порция все равно здорово портила настроение.
В последнее время, особенно после назначения Ноттов и Мальсиберов на правящие посты Министерства, слизеринцы возомнили о себе так, словно Хогвартс уже стал их частной собственностью. Темный Лорд укреплялся в волшебном мире все прочнее и прочнее, почти все чистокровные семью перешли на его сторону, в государстве зрел настоящий переворот. И на школе это тоже сказывалось. Если раньше все смотрели в рот наглому, но в общем-то безобидному Нотту, то после его провала, сгруппировались вокруг Мальсибера, а у этого были явно проблемы с психикой и особая любовь к жестокости. Наверняка он и в детстве играл не кубиками, а дохлыми воробьями.
В первый день после каникул Роксана безумно боялась встречи с его развеселой компанией, но когда показалась в заполненной людьми гостиной, слизеринцы не набросились на неё с палочками. И Нотт, с которыми они не виделись с самого приема, и Мальсибер, и Хлоя и остальные, сидели на диванах у камина, жрали что-то, смеялись. Всё было как обычно. Но когда появилась Роксана они сразу замолчали, посмотрели на неё (довольно долго и пугающе) и... отвернулись. Роксане был объявлен молчаливый бойкот (до недавнего времени) и уже спустя пару дней этого бойкота она превратилась в настоящего параноика и каждый раз открывая дверь своей спальни вытаскивала палочку, ожидая, что на её кровати уже растет дъявольский силок или ещё что похуже.
Поэтому она и перестала ночевать в собственной спальне. С Сириусом ей было не страшно, но если их маленький секрет раскроют, все снова начнут чесать языками, а ей так хотелось, чтобы её просто оставили в покое, потому в последнее время «побег Блэка и Малфой» не обсуждал только ленивый. За время каникул весть об их приключении успела не только облететь весь Хогвартс, но и обрасти самой небывалой херней. И пока слизеринцы мечтали её укокошить, остальные факультеты пялились и вид у них при этом был такой, словно они точно знали, что Сириус и Роксана не просто уехали из Нотт-мэнора на мотоцикле, а по пути ограбили Гринготтс, обкололись тентакулой, победили горного тролля и, разбрасывая награбленное, унеслись в закат под торжественный салют.
Сириуса эти сплетни здорово веселили. Роксану – нет. Потому что самым досадным и несправедливым во всей этой истории с побегом было то, что об участии в диверсии самого Сириуса все, даже слизеринцы тактично забыли. Как будто его там и не было. И если Роксану они ненавидели и поливали грязью, имя Сириуса лишний раз старались даже не упоминать.
В который раз Роксана убедилась, что Блэки имеют карт бланш в глазах волшебного сообщества. Какую бы дикость они не совершили, им её простят. Королям все можно.
Впрочем, по иронии судьбы это обидное обстоятельство спасало не только Блэков, но и Малфоев. Из потока всеобщей болтовни Роксана выяснила, что из-за её побега, Малфои попали в опалу. Абраксас потерял пост в Международной конфедерации магов и кучу других постов, благотворительные шлюхи выперли Эдвин из своих сообществ, а Люциусу намекнули, что если Малфои не способны держать под контролем свою собственную семью, то им нельзя доверять серьезные вещи. Кто-то даже шептал, но очень осторожно, что этот намек был подкреплен Круциатусом. Роксана в это не верила.
И одна только Нарцисса под прикрытием своей девичьей фамилии худо-бедно сохраняла расположение волшебных матрон и только благодаря ей Малфои ещё держались на плаву. Если бы не она, они бы наверняка давным-давно свалили на историческую родину, во Францию. Или и того хуже.
А всё из-за Роксаны.
Но она все равно не чувствовала по этому поводу ни угрызений совести, ни жалости. Эти люди никогда не были её семьей. Самое лучшее, что они когда-либо сделали для неё – постарались сделать вид, что её не существует и убедили в этом остальных.
Они её предали.
А предателей предают.
Так что поделом.
– Я считаю, пора научить её манерам, – подытожила Гринграсс. – Вы со мной согласны?
– И что мы будем делать? – обеспокоенно спросила Розалин.
– Затащим её в туалет за волосы и склеим чарами все дырки? Только тогда Блэк от неё отстанет, – хладнокровно хмыкнула Патриция, упирая руки в бока и зачем-то посмотрела на потолок.
– Глупости. Надо действовать тоньше. Я решила, – Хлоя достала пудреницу. – Боббин. Ты отобьешь у неё Блэка.
Роксана охренела, Боббин тоже.
– Разве это возможно? – пролепетала она.
– Конечно! Ты же ведьма?
– А-а! – просияла Боббин. – Зелье, да?
– Естественно, – Хлоя аккуратно провела пуховкой по носу, счищая следы порошка. – Все знают, что чем симпатичнее девочка, тем лучше сработает зелье... – тут Хлоя окинула подругу взглядом. – Но я думаю, у нас получится, Блэк готов трахать все, что движется, а под зельем и подавно.Помните историю с чокнутой Баттон?
Патриция прыснула.
– Напои его и он с тебя не слезет.
– Я даже придумала, как! – Розалин была так захвачена блестящими перспективами, что не заметила обидную реплику. – Блэк иногда ест за нашим столом, можно будет подлить Амортенцию в чайник и тогда он прибежит ко мне. Эта сучка Эверхарт умрет от зависти, когда мы будем обниматься в коридоре и я схвачу его за задницу! – и она захлопала в ладоши, но тут, в секунду её ослепительного триумфа из-за колонны, отделяющей раковины от окна вдруг раздался громкий безудержный хохот.
Слизеринки испуганно переглянулись, очевидно, решив, что их разговор подслушала Плакса Миртл, но тут Роксана наконец выбралась из своего укрытия и в туалете повисла жуткая тишина.
Туповатая радость и предвкушение ещё не успели сползти с лица Розалин Боббин, когда на нем уже начал проступать ужас. Так что когда Роксана, все ещё немного посмеиваясь, подошла к ней вплотную, наследницу сети аптек уже здорово перекосило от обилия эмоций.
Пару секунд они смотрели друг на друга.
Роксана лучисто улыбалась.
– Ну? – спросила она, не давая ей отвести взгляд. – Чего застыла? Ты, кажется, собралась хватать Сириуса за задницу? Давай, – она не двигалась, даже не моргала и чувствовала себя немного удавом перед которым рослая и плечистая Розалин мялась как славный жирный кролик. – Беги. Хватай.
– Ты что здесь делаешь? – злобно выдавила Хлоя. Она так и не закрыла пудреницу.
– Ну не совсем то же, что и вы, мадам, – Роксана повернулась к ней и окинула её долгим, вдумчивым взглядом, после чего глубоко затянулась и прищурилась. – В отличие от вас, я гажу исключительно в унитаз, – она выдохнула дым струйкой вверх и перехватила настороженный взгляд, который Патриция метнула на подругу. – Так чего замолчали? Давайте, продолжайте. Вы ведь остановились на том, что меня пора научить манерам? – Роксана сделала последнюю затяжку и вдруг неожиданно для самой себя с силой расплющила окурок в пудренице Хлои. – Валяйте, учите.
Вообще-то она не собиралась строить из себя королеву драмы. Но, учитывая, как страшно было ходить две недели туда-сюда, прятаться и ожидать удара от слизеринцев каждую минуту, очень хотелось, чтобы эти дуры сами наконец достали свои палочки и все закончилось. Но эти не умели сражаться и кроме пакостей, вроде фасоли тентакулы в суп от них нечего было ожидать. Это же не Дурмстранг. И даже не Шармбатон с его арсеналом тонких и отвратительных проклятий.
– Думаешь ты крутая, Малфой? – к Хлое начало возвращаться самообладание. Она захлопнула пудреницу. – Подслушала чужой разговор и рада?
– Конечно рада. Я всегда рада узнать, сколько дерьма вы в себе носите, – автоматически ответила Роксана.
– Ты такая наглая только потому, что Блэк сейчас с тобой. Думаешь это всегда будет так?
Подружки согласно закивали.
– Да,ему немного надо, – Патриция деловито скрестила на груди руки. – Как тольо он увидит задницу посимпатичнее, тут же отвалит к ней.
– Это у Боббин-то – симпатичная задница? – от души брякнула Роксана.
– Смотрите-ка, она ещё пытается шутить, – умилилась Хлоя. – Ты, наверное, думаешь, что Сириус тебя любит и поэтому приперся к тебе в Нотт-мэнор, «спасать» тебя? – глаза у Хлои были очень злые, но она улыбалась. – Прости, что расстраиваю, но это совсем не так. Ты не знаешь Блэка, а вот мы его знаем очень хорошо.
Подружки изо всех сил выразили согласие.
– Ему просто было очень неприятно думать, что все будут говорить: «Смотрите, Блэк не брезгует чужим». Для его самолюбия это было бы уже слишком. На тебя ему плевать, как и на всех остальных. Если бы он тебя любил, никогда бы не рассорил с семьей. И пока что ему нравится, как ты раздвигаешь перед ним ноги, но поверь мне, – она соединила указательный и большой палец, как повар-француз на рекламе нового ресторана в Косом переулке. – Когда найдется кто-то, кто делает это лучше, он выкинет тебя как мусор.
– Прямо как тебя, – Роксана старалась выглядеть спокойной как флоббер-червь, но, надо признать, слова Гринграсс посеяли в её душе сомнения. Очень неприятные.
Хлоя снисходительно улыбнулась.
– Что бы ты ни говорила, ты все равно здесь чужая, Малфой. А Блэк хоть и с приветом, но все равно он наш. Мы все выросли вместе и хорошо знаем друг друга. Только Дамблдор и ему подобные верят в то, что «Хогвартс наш общий дом». Так вот это не так. Это – наша территория и если ты думаешь, что мы все будем терпеть твоё...
– Я думаю, что у тебя порошок на щеке, Гринграсс, – Роксана устала слушать её треп и потыкала себя пальцем в щеку. – Вот здесь, – а когда Хлоя схватилась за щеку, повернулась к Боббин. – Сириус уже гулял с Майзи Эверхарт в прошлом году, он сказал, что она забавно мяукает, когда делаешь ей, – Роксана выразительно изобразила на пальцах процесс и значительно прищелкнула языком, мол, сделали тебя, утрись. – А про тебя он говорит, что ты похожа на бассетхаунда, но он был бы не против, чтобы ты отсосала у него в мужском туалете или во дворе, потому что у тебя большой рот. И не наливай Амортенцию в чайник, идиотка, а то тебя оттрахает половина Слизерина, даже одиннадцатилетний брат Гринграсс и прыщавый Уолли, – Роксана отступила, все так же держа руки в карманах мантии и сжимая в одном из них палочку, шагнула к двери...
– Ты... сука! – Хлоя выхватила палочку, но Роксана опередила её. Полыхнуло красным.
Всё застыло. Сначала никто ничего не понял, а потом Патриция взглянула на Хлою, выронила палочку от ужаса и отступила.
Розалин глянула туда же и шарахнулась назад, ударившись об раковину.
– Что? – выпалила Хлоя, поочередно глядя на них. Роксана замерла, держа наготове палочку из кипариса. – В чем дело?
– Твоё... твоё лицо, – тоненьким голосом пропищала Розалин.
Хлоя вытаращила глаза и метнулась к зеркалу, а в следующий миг туалет огласил исполненный ужаса визг: вся мордашка Хлои была усыпана гигантскими перламутровыми прыщами, которые на щеках и лбу складывались в мелкие слова: кокс, кокс, кокс.
Опомнившись, Патриция схватила палочку и кинулась было к Роксане, но та наставила свою палочку на неё и Симпсон тут же боязливо попятилась – кажется перспектива обзавестись прыщами «Трахни меня, Поттер!» её не радовала.
Хлоя рыдала и в панике выдавливала прыщи, от чего на их месте сразу появлялся десяток новых, Розалин пыталась вжаться своим могучим телом в стену, Патриция в качестве компромисса попятилась к двери...
Внезапно Хлоя оставила свое лицо в покое, уставилась на Роксану в зеркало, зарычала, выпучив глаза как помешанная и бросилась на неё.
Роксана так опешила, что даже не успела выпалить заклинание.
Она вообще ничего не успела сообразить, как Гринграсс вдруг вцепилась в её волосы. Роксана попыталась оттолкнуть её, но без толку, они сцепились, началась драка.
Девчонки с других факультетов с криками выбежали из кабинок и можно было не сомневаться, что через три минуты о драке будет знать весь Хогвартс.
Они толкали друг друга и поливали площадной бранью, Хлоя выхватила палочку, но Роксана, не имея возможности ничего сделать, просто схватила её за запястье и прклятия Хлои поливали туалет. Одно из них взорвало кран, в потолок ударила струя воды. Они тягали друг друга за волосы и одежду, Хлоя оцарапала Роксане щеку, Роксана порвала её блузку, Розалин визжала на весь туалет, а Патриция пыталась их растащить и ей между делом тоже доставалось то от одной, то от другой. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы в туалет не ворвалась стайка девушек со старших курсов, среди которых чудом оказалась и Лили Эванс. Их крики и попытки разнять Роксану и Хлою не увенчались успехом и только когда в туалет вломились ещё и парни (кто-то с радостным воплем «Бой цыпочек!»), драку кое-как удалось разнять.
Почему-то в панике никто не подумал применить чары, но в конце-концов они и не понадобились. Сириус, обхватив Роксану за пояс оттащил подальше от Хлои, Хлою закрыл собой Мальсибер. После ещё нескольких попыток снова вцепиться друг в дружку девчонки наконец затихли, Лили, выкрикнув последнее «Успокойтесь наконец!» встала между ними, приподняв руки и в туалете наконец воцарилась тишина, заполняемая радостным плеском пробитой трубы.
Кто-то из парней пробормотал заклинание и труба восстановилась, но все равно все успели здорово вымокнуть.
– Что здесь произошло? – громко спросила Лили, поочередно взглядывая то на одну, то на другую. Значок старосты на её груди воинственно сверкал.
– Малфой набросилась на нас! – выпалила Патриция. У неё потекла тушь, намокшая одежда облепила тело. Хлоя прятала своё лицо в ладонях и сколько бы Мальсибер не пытался, отказывалась отнять руки. – Её надо посадить на поводок или вообще исключить!
Слизеринцы, под шумок набившиеся в туалет, согласно загалдели.
Роксана, зарычав сквозь сжатые зубы, рванулась было к ней, но Сириус держал крепко.
Лили взглянула на неё.
– Это не тебе решать, Стимпсон, – Эванс достала палочку и убрала лужи воды на полу. – За драку я снимаю с вас пятнадцать очков, – Слизерин загудел, но Лили была непреклонна. – Сейчас начнется урок. Советую всем разойтись, пока не пришли учите...
– Слишком поздно!
Все оглянулись.
Дверь одной из кабинок распахнулась и обуглилась, пораженная шальным заклятием. Из унитаза выглядывал призрак толстенькой обиженной девочки в очках. Она наблюдала за ними с видимым удовольствием, поджав ладонями круглые щеки.
– Директор Дамблдор уже знает, что случилось. Думаю он уже послал кого-нибудь за вами, – она хихикнула, увидев выражение их лиц и мечтательно улыбнулась.
Спустя двадцать минут Роксана сидела в кабинете Дамблдора.
День уже клонился к закату и в кабинете было много солнца.
Хлоя наматывала сопли на палочку в больничном крыле, а место прокурора заняла воинственная Патриция и декорация в виде запуганного рыдающего взрывопотама – Розалин Боббин, то есть.
– Значит вы утверждаете, что мисс Малфой сама напала на мисс Гринграсс?
Стол Дамблдора был завален бумагами и письмами, а сам директор выглядел ужасно уставшим, но все равно каким-то чудом умудрялся вникать в жалобы двух недалеких девиц и оставаться должным образом серьезным.
Роксану восхищал этот человек.
– Да, – твердо сказала Патриция. – Мы были в туалете и разговаривали. Она подслушала нашу беседу, а когда мы попытались сделать ей замечание, – в этом месте декорация картинно икнула. – Набросилась на нас. Наслала проклятие на Хлою, а когда та попыталась защититься, вырвала у неё палочку и начала тягать за волосы.
Роксана вытаращилась на Патрицию, потеряв дар речи от такой беспросветной наглости.
Они втроем стояли перед столом, мокрые и потрепанные, а Роксана вдобавок с расцарапанным лицом и порванной юбкой.
Дамблдор поднял кусочек пергамента, лежащий перед ним на стола и поправил очки, коротко взглянув на Роксану.
– Мадам Помфри сообщила мне запиской, что... последствия, вызванные заклятием мисс Малфой складываются в слова... – он сверился с запиской. – «Кокс». Что значит это слово, мисс Малфой?
Роксана промолчала.
Какой бы дрянью не была Хлоя, стучать – последнее дело.
– Возможно, это было её имя, – нервно встряла Патриция.– Я слышала, как её называют так... Рокс. Наверное она ошиблась и неправильно написала букву.
И она метнула на Роксану взгляд.
– Вы действительно собирались написать своё имя прыщами на лице у мисс Гринграсс?
– Да, профессор, – сваляла дурака Роксана и озабоченно сдвинула брови. Последний раз привычка ляпать привела к тому, что её выгнали из школы.
– И это уже не первый случай, директор, – подал голос Слизнорт. Он тоже был в кабинете и усиленно волновался. Понятное дело, на одном только семействе Гринграсс и безудержной любви их дочурки к роскоши, профессор зельеварения здорово наварился. Роксана знала, как это делается – декоративный столик в комнату, не предусмотренный в основной мебели – десять галлеонов, пара растений и лампа – двадцать. И так далее.
Удивляло только одно. Как это слизеринки не пригласили министра магии или не передали дело в Визенгамот.
– Мисс Малфой и раньше нападала на учеников, директор. Однажды это чуть было не привело к гибели, вы же помните. Мистера Блэка тогда еле откачали! По-хорошему, мы обязаны были исключить мисс Малфой, но...
Роксана удивленно посмотрела на Слизнорта.
Ей всегда казалось, что она ему нравится. Хотя скорее всего ему нравилось то золото, которое платил ему Абраксас. Слизнорт, поймав её взгляд, немного стушевался, словно ему стало стыдно. Роксана помнила тот разговор – тогда всю «проблему» решил мешочек золота.
– Мы все её боимся,– сквозь слезы и сопли пролепетала вдруг Розалин. – Все боимся, что она набросится на нас.
– Ученики в страхе! – Слизнорт взмахнул руками как перепуганная курица.
– Это правда, – сухо сказала Патриция. – Все знают, что она опозорила свою семью, сбежала из дома, говорят она курит тентакулу и другие... сигареты, – Патриция вдруг искоса взглянула на Роксану, которая про себя уже придумала десять разных способов её убить, и вдруг нехорошо приподняла уголки красных губ. – А ещё она не ночует в общей спальне, а спит в Выручай-комнате с Сириусом Блэком.
Слизнорт ахнул, Роксану захлестнуло яростью, а Дамблдор только горько вздохнул и откинулся на спинку своего кресла. В лице его явственно читалось: «Опять!».
– Мисс Малфой! Это же... это... – лепетал Слизнорт. – Дамблдор! Это же злостное нарушение всех...
– Её надо исключить, – закончила довольная Патриция.
– Да ты что?! – не выдержала Роксана, шарахнувшись к ним. Розалин пискнула, закрыв руками голову, Патриция подскочила, а Дамблдор просто вскинул ладонь. Роксана вернулась на место, прожигая Стимпсон взглядом.
– Вот что, – сказал вдруг Дамблдор, прервав тираду Слизнорта, напуганного выпадом Роксаны. – Я бы хотел побеседовать с мисс Малфой один на один. С вами, профессор Слизнорт, мы побеседуем через полчаса. А вы идите на урок.
Слизеринки неохотно покинули свои кресла. Перед уходом Патриция наградила Роксану ещё один ненавистным взглядом и закрыла дверь.
– Присаживайтесь, мисс Малфой.
Ещё в тот момент, когда все только потянулись к выходу, Дамблдор начал искать что-то среди своих бумажных завалов и когда Роксана опустилась в кресло, все ещё теплое после задницы Патриции Стимпсон, продолжал шуршать бумагами.
– Вы хотите наказать меня? – кисло спросила Роксана. – Написать моим родителям?
Дамблдор наконец нашел свою пропажу под стопкой особенно устрашающей кипы и когда он выпрямился, Роксана увидела у него в руках... коробку конфет из «Сладкого королевства».
Директор сначала удивленно взглянул на Роксану, а потом поставил коробочку перед собой, сцепил пальцы в замок и навалился на стол, внимательно глядя на Роксану.
– Мисс Малфой, вы знакомы с привидением по имени Плакса Миртл?
Роксана ещё раз покосилась на красную бархатную коробочку, потом вскинула настороженный взгляд на директора и подумала, что он малость сбрендил от переутомления.
– Нет, сэр, – честно сказала она.
– Плакса Миртл – это призрак ученицы, которая погибла в туалете Хогвартса примерно сорок лет назад. Это длинная история, но с тех пор эта юная леди периодически навещает мою личную ванную комнату, чтобы напомнить мне, что я, как один из учителей, ответственен за её смерть. Это здорово утомляет, потому что она совершает набеги на канализацию только тогда, когда в ванной нахожусь я, – директор горько вздохнул. – Но, как правило это производит эффект.
Роксана вскинула брови. В её голову чередой поползли нехорошие фантазии о том, как директор в своей великолепной пурпурной мантии восседает на «троне», читает «Ежедневный пророк», а чей-то голос из канализации стонет: «Это ты-ы убил меня-я, а Хлоя Гринграсс назвала Роксану Малфой шлю-юхо-ой!»
Она потрясла головой.
– Кроме того, Миртл известна своей любовью к сплетням, – продолжал Дамблдор. – Она доложила мне о происшествии в туалете примерно полчаса назад.
– Значит вы меня не накажете? – осторожно предположила Роксана.
Каке-то время Дамблдор смотрел на неё. На её расцарапанную физиономию.
– Накажу, мисс Малфой, – вынужденным тоном сказал он. – То, что мне известно о реальном положении вещей не означает, что я закрою глаза на драку. Со Слизерина будет снято пятьдесят баллов.
Роксана уронила плечи. Ну всё, теперь они её точно закопают.
– Драки, как и курение строго запрещены. Но в Слизерине уже не первый год процветает традиция игнорировать некоторые школьные запреты и мне эта традиция категорически не нравится. Кстати, насчет запретов, – тут он выразительно поправил очки и Роксана почувствовала себя не в своей тарелке. – Это правда, что вы не ночуете в своей комнате, мисс Малфой?
Ей стоило большого труда посмотреть старому директору в глаза, но она себе пересилила.
– Правда, профессор, – вздохнула она.
Дамблдор кивнул.
– Мне стоило бы вызвать сюда и мистера Блэка, чтобы провести с вами беседу, но я уверен, в Хогвартсе есть те, кто справится с этим даже лучше, чем я.
Роксана чуть не застонала.
Опять лекция у мадам Помфри?! Опять страшилки о беременности и волшебных заболеваниях?!
– Кроме того, за повторное нарушение одного из главных школьных правил я на две недели назначаю вам вечернюю отработку. Порознь. Зал Славы нуждается в хорошей полировке, так что и вам и мистеру Блэку будет чем занять руки и головы. Последние несколько лет Совет просто вопит о распущенности в Хогвартсе, – Дамблдор покачал седой головой. – Нам уже хватило истории с мисс Забини. А учитывая трагические события последних месяцев, нам итак приходит изрядное количество возмущенных писем, – и он бросил взгляд на гору бумаги справа от себя.
Роксана опустила взгляд.
Глаза Дамблдора вдруг добродушно сверкнули.
– К тому же, если бы я стал писать родителям своих учеников всякий раз, когда их обнаруживают за гобеленом или когда они насылают друг на друга прыщи или чесотку, во всем Хогвартсе закончились бы чернила и пергамент, – он аккуратно открыл коробочку со сладостями, снял с них папиросную бумагу, покрытую сахарной пудрой и аккуратно положил на стол. Развернул коробку и подвинул ближе к Роксане.
Роксана качнула головой и взяла рахат-лукум, с которого, согласно рекламе на упаковке, никогда не осыпался сахар.
– Вы добрее, чем директор Каркаров. Он бы просто отправил меня в карцер. А мадам Максим отстегала бы палочкой по рукам. Она всегда так делала, когда перед завтраком видела у кого-нибудь из учениц... что-нибудь такое. Жалко, что меня сразу не отправили в Хогвартс, профессор, – Роксана сунула угощение в рот целиком и сразу пожалела об этом, почувствовав себя жадным прожорливым хомяком. – А на письма моим родителям все равно наплевать, – невнятно проговорила она и перепуганно вскинула взгляд, почувствовав, что перегнула палку. – И-извините, сэр.
Дамблдор улыбнулся в ответ на её «похвалу», но почему-то сразу посерьезнел.
– Собственно, мы как раз подошли к причине, по которой я и хотел с вами поговорить, мисс Малфой. На прошлой неделе ваша мать прислала мне письмо, – в отличие от коробочки, оно нашлось сразу. Дамблдор протянул его Роксане. – Прошу вас.
Роксана перестала жевать и с опаской посмотрела на герб Малфоев на конверте, после чего осторожно взяла пергамент и развернула. В первые секунды у неё в голове пронеслась шальная мысль, что отец решил с ней примириться, но эта радужная иллюзия растаяла, как только она вчиталась.
– Она просит вернуть деньги, – пробормотала она, не веря своим глазам. – Которые они заплатили. За то, чтобы меня взяли на седьмой курс, – она сглотнула. – Требует, чтобы вы исключили меня!
– Да.
Роксана продолжила чтение.
Последний абзац заставил её вскочить на ноги.
Она в ужасе уставилась на директора.
– Я украла фамильные драгоценности?! Я?! Да как она... как... – у Роксаны перехватило дыхание.
– Я знаю, Роксана, – спокойно ответил Дамблдор. – Присядь.
Роксана плюхнулась на место и бросила письмо на стол, глядя на него как на гигантского таракана.
Она надеялась, что это ощущение подножки, удара в спину, пощечины ушло и больше никогда не вернется. Но нет, вот оно, подлое, шипит где-то в желудке, отравляет, как болячка, на которую, казалось бы, уже выработался иммунитет.
Значит, помимо всего прочего, они решили отобрать у неё ещё и Хогвартс! И к тому же обвинить в воровстве! Она сжала губы, изо всех сил пытаясь загнать слезы туда, откуда они появились, но это было невозможно.
Дамблдор смотрел на неё.
– Мне... – Роксана взяла себя в руки, сглотнула колючий ком в горле и подняла на директора глаза. – Мне пора собирать вещи?
Директор встал из-за стола и феникс в золоченой клетке у Роксаны за спиной негромко вскрикнул.
Роксана быстро вытерла нос.
– Знаете, мисс Малфой, я нахожусь на посту директора уже больше двадцати лет, – неторопливо проговорил Дамблдор. – Будучи преподавателем я повидал многое и люди вроде ваших родителей встречались мне довольно часто. Однако, – он сделал короткую паузу. – В какие бы времена мы не жили и как бы тяжело нам ни было, ничто на свете, а уж тем более кучка золота не заставит меня выставить за дверь ученика, которому больше некуда пойти.
Роксана порывисто оглянулась, схватившись за спинку кресла.
– Я знаю, о том, что произошло между вами и вашей семьей на каникулах. Я знаю, – успокаивающе кивнул Дамблдор.– И я не имею права судить вас или ваших близких, но... я всегда старался внушить своим ученикам, что Хогвартс – это не просто школа, в которой они проведут какое-то время. Хогвартс – это наследие. Одна большая семья. Семья, которая не привыкла бросать своих детей в трудную минуту, – и тут он развернул письмо. Роксана оглянулась на опустевшее место на столе и удивилась – когда он успел его взять?!
– За пару часов до вашего возвращения я ответил отказом на письмо ваших родителей. Я предвидел нечто подобное и несколько дней назад связался с мадам Максим. Мы с ней давно знакомы и по старой дружбе она согласилась нам помочь и походатайствовать перед Советом попечителей о том, что произошла ошибка и вы не были исключены из Шармбатона, что, соответственно, дало вам право прибыть Хогвартс в составе делегации студентов по обмену.
Лицо Роксаны просветлело.
– Также я намерен побеседовать с профессором Слизнортом и золото, возврата которого требует ваш отец, будет переслано вашей семье в течение нескольких дней, – Дамблдор недовольно поджал губы и Роксана поняла, о чем он думает – что пора бы прикрыть лавочку Слизнорта по обустройству спален в Слизерине.
– Насчет украденных драгоценностей вам также не следует беспокоиться. Мастер волшебных палочек, Грегорович, с которым вы имели удовольствие познакомиться на каникулах – мой старый знакомый. В тот же день, когда вы купили у него палочку, он прислал мне это, – Дамблдор поднял руку. Бриллианты и лунные камни зажиточно полыхнули в свете камина. Роксана вытаращила глаза, уставившись на свою сережку. – Он честный человек и просил передать, что ваша новая палочка – это его подарок и он просит только об одном: использовать его с умом. С вашего позволения я отправлю это вашему отцу вместе с золотом. И как только это будет выполнено, вас больше ничего не будет связывать с вашей семьей, – Дамблдор легонько улыбнулся при виде радости на лице Роксаны, а в следующий миг письмо Эдвин мягко приземлилось в самое сердце огня в камине. Пара секунд – и оно превратилось в кучку пепла, вместе со всей своей подлостью.
– Теперь я могу со всей справедливостью и радостью сказать: «Добро пожаловать в Хогвартс!», – тепло сказал директор и улыбнулся так, как Роксане не улыбался ещё ни один учитель.
Она порывисто рассмеялась и вытерла глаза.
– Спасибо, сэр, – Роксана не знала, что можно ещё сказать, в этом «спасибо» было все, на что она была способна и Дамблдор, кажется, это понял.
– А теперь идите на урок, – он повернулся лицом к огню, а когда Роксана, схватив сумку, прошла мимо него к двери, добавил: – И не забудьте сегодня вечером вместе с мистером Блэком навестить лекцию мадам Помфри на пятом курсе. Думаю, вам будет полезно.
– Хорошо, сэр.
– И, мисс Малфой.
Роксана обернулась.
Директор чуть наклонил голову, посмотрев на неё поверх очков.
– Буду вам очень признателен, если больше вы не станете насылать прыщи на ваших одноклассниц.
Когда Роксана показалась в коридоре, Сириус спрыгнул с подоконника.
– Класс, – высказался он, осмотрев её лицо. – На урок не пойдешь? Джекилл точно спросит, откуда у тебя такая красота.
Роксана наморщила нос.
– Из-за чего всё началось? – спросил Сириус. – Что не поделили?
– Я так поняла, что тебя, – она поправила порванный рукав мантии. – Гринграсс бесится, что ты больше к ней не приходишь. А Боббин хочет отбить тебя у меня и подлить тебе Амортенцию в чай. Она хочет, чтобы ей завидовала Майзи Эверхарт.
Сириус поморщился, стряхивая с себя мантию.
– Это ещё кто?
Роксана ещё раз пожала плечами.
– Не знаю, но я сказала, что ты её уже трахнул.
Сириус засмеялся.
Роксана вяло улыбнулась.
– А ещё мы с тобой наказаны и нам теперь трахаться нельзя.
– Серьезно?
– Очень.
– Тогда пойдем?
– Я не хочу на урок, – Роксана потрогала щеку тыльной стороной руки и посмотрела на капли крови. – Не хочу.
– А я зову тебя не на урок, – фыркнул Сириус, увлекая её за собой. – В нашей комнате сейчас никого нет. И не будет до ужина.
Роксана улыбнулась и потеплее закуталась в его мантию. Мантия пахла Сириусом и была теплой, как Сириус, он сам обнимал её за плечи, а она его – за пояс и под рубашкой он был горячим.
«Черта с два, Боббин, – подумала Роксана, устало прикрывая глаза. – Моё».
* * *
Чёрный пес сжимался и ежился на спине Сириуса.
Сама спина блестела от пота и ритмично, волнообразно двигалась. Сириус сосредоточенно толкался вперед, а под ним, в месиве горячих простыней, подушек и одеяла, постанывала и вздрагивала Роксана. Её было почти не видно под Сириусом, её ладони лежали у него на заднице – то просто лежали, то слегка царапали, то сжимали, то гладили, поднимаясь выше по спине и снова спускаясь вниз.
– Да... – слабо, устало стонала она, беспокойно подаваясь ему навстречу. – ...да... а! Ох....
Её ногти впились в него и тут же отпустили. Сириус отстранился от неё, вытирая пот с лица.
Роксана неуклюже замесила постель, как кошка на стопке свежих простыней.
Встала перед ним на четвереньки и оглянулась.
Одна из причин, по которой Сириус предпочитал быть сзади – возможность видеть её спину. Хрупкую, узкую спину. То, как она выгибается. Как двигаются под тонкой кожей лопатки, как беспомощно сдвигаются и раздвигаются плечи. Как она послушна каждому движению его руки. Сжимать её маленькую, круглую задницу, тискать её, шлепать, что угодно.
Сириус наклонился, провел языком по её спине и легонько куснул за лопаткой. Роксана тихо засмеялась, откинув голову, Сириус припал к её шее, ткнулся носом во взмокшие жаркие волосы, вдыхая горячий вишневый запах, переплел с ней пальцы рук и ускорил темп, вжимая её в постель.
Роксану пробрала дрожь, она выгнулась ещё сильнее и рефлекторно подалась назад, после чего просто распласталась по одеялу. Её руки протянулись по простыне, она вцепилась в теплую ткань, а Сириус вцепился в её руки, наседая сверху и ускоряясь.
Они трахались уже добрые пятнадцать минут и к этому времени Роксане удавалось кончить как минимум один раз. А сейчас она извивалась, царапала его, хватала, шипела и пищала что-то, но сдаваться никак не желала. А Сириус больше не мог.
Издав сдавленное «Н-нгх», он кончил, уткнувшись лбом в её плечо, толкнулся ещё несколько раз по инерции и откинулся на спину, задыхаясь и улыбаясь. Роксана вытянулась на животе, тяжело дыша.
– Ты... все?.. – Сириус глубоко, прерывисто вздохнул, водя ладонью по животу.
– Ни хрена, – пролепетала она, не открывая глаз.
Сириус прикрыл глаза, а потом кое-как он заставил себя подняться. Больше всего на свете ему сейчас хотелось вздремнуть хотя бы полчаса, но вся его репутация и самоуважение строились на том, что почти ни одна девчонка не уходила недовольной из его спальни. С Роксаной «почти» тем более не работало. Она итак натерпелась за свою жизнь, пусть хоть в чем-то ей всегда будет хорошо. Ему хотелось радовать её.
– Блэ-эк, не-е-ет... – обреченно простонала Роксана и попыталась оттолкнуть его, когда поняла, что он задумал. – Всё, забудь, я не хочу!
– Хочешь, я видел твое лицо, когда ты кончаешь, – он раздвинул её колени. Роксана упиралась и Сириус сбавил обороты. Они посмотрели друг на друга – Роксана жалобно, Сириус удивленно.
– Расслабься, – посоветовал он, смешно встряхнув её ноги за коленки, потом быстро чмокнул под одной и занялся делом.
– Блэк, ну какого ч... – она проглотила конец фразы и недовольно захныкала, когда Сириус пустил в ход язык. Она на самом деле слишком устала и раз уж сегодня выпал такой неудачный день, можно было бы и смириться, но Блэки, они упрямые как мулы.
Она металась и извивалась как ненормальная, так что Сириус с трудом удерживал её, но в конце-концов он добился, чего хотел, Роксана вскрикнула, выгнулась дугой, вцепившись в его голову. Она попыталась оттолкнуть его, но Сириус не отставал, пока она не обмякла. И только когда её отяжелевшие руки соскользнули с его головы, он отстранился и сел, зачесав назад волосы.
Роксану от обилия чувств слегка пробрало. Она даже заплакала немного и проскрипела что-то вроде «Я тебя ненавижу!», но Сириус не расслышал, повалился на подушку и какое-то время смотрел, как Роксана вытирает глаза запястьем и вздыхает. Потом его потянуло в сон и он уже не увидел, как Роксана, лежа рядом на животе, сначала просто смотрела на него, потом осторожно вытащила из-под него свои длинные волосы, протянула руку, отдернула её на секунду, а потом осторожно убрала взмокшие волосы с его лба.
* * *
Пластинка потрескивала на диске.
Сириус курил. Роксана прижималась щекой к его животу и молчала. На подоконнике валялся номер «Пророка». Сириус швырнул его туда, когда разбирал постель. На первой полосе Миллисент Бэгнольд выступала перед разъяренной толпой. Поверх фотографии шел крупный заголовок: «Лондон охвачен эпидемией недовольства».
– Там идет война и гибнут люди, может быть даже сейчас, – вдруг проговорила Роксана. Она смотрела на брошенную газету. – А мы трахаемся.
Сириус выпустил колечко дыма.
– Возможно, делаем единственно правильную вещь в этой ситуации.
Роксана поднялась, выдернула из-под него его же школьную рубашку, закуталась в неё, встала и подошла к окну, взять газету.
То, что она искала и надеялась не найти, нашлось на десятой странице.
«Взлеты и падения Малфоев».
С одной фотографии на неё смотрел Люциус. Он стоял рядом с Министром магии и пожимал ей руку. С другой – тот же Люциус недовольно морщился и небрежно отмахивался от объектива фотокамеры. Роксана скомкала газету и бросила в корзину для мусора, но промахнулась. А потом взяла бадьян, заготовленный на тумбочке, но так и не использованный и подошла к зеркалу.
Сириус наблюдал за ней сквозь сигаретный дым.
Роксана смазывала розовые полосы на щеке, из которых час назад бисером сочилась кровь и тянулась к той, другой Роксане в зеркале. Как будто их было две и они обе помогали друг другу.
Рубиновый закат просвечивал сквозь белую рубашку, выхватывая силуэт. Сириус поглядывал на него и лениво хотел подрочить. Просто вот так, лежа здесь. А потом не пойти на ужин – так он здорово устал.
Сириус затянулся.
Роксана закончила и теперь просто разглядывала себя в зеркале – водила ладонями по телу, задумчиво вздыхала.
– Эй, Блэк... – она вдруг повернулась к нему и рубашка невесомо стекла с её худеньких плеч. – Я красивая?
Сириус удивленно пыхнул и обежал её, голую, взглядом. Задержал взгляд на торчащих бледно-розовых сосках, потом взглянул на черную лапу внизу живота.
– Да, – просто сказал он и струсил пепел на тумбочку.
– И я нравлюсь тебе, – это был не вопрос, но Сириус понял так и недоверчиво усмехнулся.
– Того, что происходило сейчас недостаточно для подтверждения? – он прищурился и отбросил с глаз челку.
– Не то, – Роксана помотала головой. – В физическом смысле, – она подошла ближе. – Ты считаешь у меня красивые сиськи?
Она сжала их вместе, поиграла ими и отпустила, вопросительно глядя на Сириуса.
Сириус сглотнул и быстро опустил взгляд на привставший член.
– Я считаю, что они охуенные, – он протянул руку, свесившись с кровати, – Иди ко мне.
Роксана увернулась и повернулась к нему спиной, коротко оглянувшись через плечо и убрав со спины волосы.
– А задница?
Сириус сглотнул и сел. У него стоял, а Роксана продолжала говорить.
– У меня короткие ноги, – она снова повернулась к нему и посмотрела на ноги, прижав к груди волосы, чтобы не мешали. – И пятки, и пальцы такие странные... ты бы хотел, чтобы я носила каблуки? – Роксана склонила голову набок. – Или платья? Ты бы хотел?
Сириус недоверчиво прищурился, помотал головой и встал.
– Что за вопросы? Какие сиськи, какие ноги? Малфой, с каких пор у тебя появились комплексы?
Роксана обхватила себя руками, коротко взглянув на его стоящий член и отвернулась, втянув воздух через нос.
Сириус усмехнулся и потер шею.
– Снова Гринграсс?
Роксана мотнула головой и попыталась шагнуть в сторону, но Сириус поймал её и развернул её к себе лицом.
– Рокс, Гринграсс – отменная истеричка. И шлюха. Её мать была шлюхой, я в детстве как-то видел её с моим отцом. Они все, – он щелкнул пальцами у виска, оттопырив языком щеку. – В общем, только предложи. Кого может интересовать мнение такой, как Гринграсс?
– Может быть, – она бессознательно принялась дергать себя за волосы. – Но в чем-то даже она права, правда?
– В чем? – фыркнул Сириус, подталкивая её к подоконнику.
– Ну, например в том, что мы вместе только потому, что тебе нравится трахаться со мной, – он усадил её, неторопливо раздвинул её ноги. – И что меня в принципе невозможно полюбить, раз меня даже собственные родители не выносят.
– Меня тоже, – выдохнул он ей на ухо так, словно это был секрет. Место татуировки у него на спине было чуть шероховатым и Роксана решила пока не убирать оттуда ладонь. – Мои родители тоже меня не выносят.
– А ещё они все уверены, что ты приехал в Нотт-мэнор за мной... – она охнула, потому что Сириус, пристально глядя на неё, уже вовсю орудовал пальцами. – ...только потому что для тебя невыносимо думать... – она зажмурилась. – ...будто ты подбираешь чужое. И что ты просто настраиваешь меня против семьи...
Сириус остановился.
– И ты в это веришь? – уголок его рта иронично выгнулся вниз.
– Насчет семьи – нет. Ты был прав насчет них. Но насчет остального – да. Она сказала, что ты со мной только потому, что тебе нравится со мной трахаться.
Пару мгновений Сириус смотрел на неё, тонко улыбаясь и щуря прозрачно-серые глаза, а потом фыркнул носом.
– И это стало для тебя открытием? То, что мне нравится с тобой трахаться? Я привел достаточно доказательств того, насколько мне это нравится.
Роксана удержала его за плечи и не дала отвлечься.
– Значит Хлоя права. Причина была в этом... Блэк?
– Нет, Хлоя не права. Да, это была одна из причин.
– Почему не права? – Роксана наморщила лоб. – Если это и было причиной, значит кроме дырки тебя ничего во мне не интересует?
– Ну почему же, мы только что выяснили, что и твои сиськи, и задница и особенно пятки меня очень даже интересуют.
Роксана хотела было разозлиться на него, но увидела, как брызжут весельем его глаза и засмеялась.
– И вообще, с чего ты взяла, что меня не интересует платоническая любовь? Стихи, цветы, прогулки под луной, – Сириус шмыгнул носом, свел брови и вдруг добавил совершенно другим тоном: – Доверие.
Роксана покачала головой.
– А ты мне доверяешь? Даже после того, что я наговорила тебе перед каникулами? Я ведь тебя променяла.
– Мерлин, Рокс. Какое это имеет значение, когда происходит такая хуйня? Ты не замечала что творится, это тебя не оправдывает, но я был бы последним ебланом, если бы в качестве мести позволил тебе влезть в клетку с мантикорой. К тому же, я не девочка обижаться на всякую херню, а ты несла отборную херню, радость моя, – он чмокнул её в щеку, убирая руки и отступая.
Роксана растерялась.
– Тем более я не понимаю, почему? – спросила она, глядя как он вытирает руку о школьную рубашку, комкает последнюю и кидает в корзину с грязным бельем, как натягивает штаны. – Почему ты вечно спасаешь меня из всякого дерьма, раз я... такая?
Покончив с ремнем, Сириус снова подошел к ней, упершись руками в подоконник. Роксана запрокинула голову, но он не спешил её целовать.
– Может быть как раз поэтому. Потому что ты «такая». Ты можешь быть чертовски невыносимой, Малфой, – серьезно сказал он. – Ты меньше всего похожа на всех тех девчонок, с которыми я обычно имел дело, – Роксана недовольно вздрогнула – эти слова были похожи на слова Хлои. – ... но все дело в том, что я их всех считал дурами.
Она моргнула.
– А ты не дура. Ты злобная, мелкая, язвительная сучка, с радостью готовая переступить через других, если это как-нибудь поможет тебе или твоему «идеалу». В этом мы похожи. Мы с тобой из одного теста сделаны, прелесть моя. И теперь я жалею, что спас тебя. Я уверен, ты и без моего вмешательства показала бы всем этим высокородным ублюдкам, где раки зимуют. Ты не боишься и не ломаешься, как остальные девчонки, не прячешься за чужую спину. Этим и нравишься.
Роксана не смогла сдержать самодовольной улыбки.
– К тому же, ты пыталась меня убить, – серьезно сказал Сириус, рассеяно проводя большим пальцем по её губам и вдруг нахмурился. – До тебя ни одна девчонка не пыталась меня убить.
– Значит ты храбрец? Или просто мазохист? – промолвила Роксана, спускаясь ладонями по его животу вниз.
– Я люблю рисковать, – с усилием выговорил он, когда её рука узко скользнула в его штаны. – Без риска жить было бы слишком скучно.
– Значит мазохист.
– Ну или влюбился в тебя, – выдохнул он, уже не в силах о чем-либо думать.
– Я скорее поверю в первое, – не то в шутку, не то всерьез прошептала она в его губы и соскользнула с подоконника, на секунду прижавшись к Сириусу всем телом.
Он развернулся и привалился спиной к стене, а Роксана опустилась на колени, стаскивая с него штаны.
Сириус откинул голову, выдохнул и зажмурился, когда она без раскачки взяла его член в рот.
Теперь ужин точно может пойти на хер.
После бурного вечера Сириуса так и не хватило на домашнее задание по защите от Темных сил, так что в Большой зал он ворвался слегка ошалевший и уже всерьез собрался было вытрясти домашку из Лунатика, как вспомнил, что он все ещё с ними не разговаривает. С досадой он прошел мимо завтракающего Люпина к компании девчонок, напустил на себя трагический, а, по-мнению Алисы Вуд, романтичный вид, с которым и принялся жевать овсянку. Десяти минут романтического жевания хватило, чтобы Вуд обеспокоенно спросила, не случилось ли у него чего, а потом и сама великодушно предложила помочь ему с домашним заданием. Попроси он сам, она начала бы кривляться и выпендриваться перед подружками, а времени было мало.
Пока Сириус корпел, вчитываясь во все её завитушки, к нему присоединился перепуганный Хвост. Почему он домашку не сделал стало ясно, когда к ним подключился взъерошенный, помятый Сохатый. Он вчера попросил Питера в облике крысы проследить за тренировкой слизеринцев на поле и Питер торчал там весь вече, а теперь чихал как оголтелый. Почему Сохатый сам не напрягся Сириус тоже подозревал, когда он ночью вышел отлить, слышал за задернутым пологом на кровати Сохатого перешептывания и чмоканья.
Когда он спросил об этом Джеймса, тот кашлянул и деловито заявил, что они с Лили задержались допоздна на собрании старост.
К слову сказать, Эванс за гриффиндорским столом не обнаружилось. Сириус был бы не против и у неё скатать что-нибудь, потому что работы Вуд для его уровня было маловато. Он повертел головой и обнаружил рыжую за когтевранским столом. Там что-то случилось и в середине собралась маленькая компания, в основном из девчонок, кроме Лили, Сириус разглядел там Вуд и Маккиннон. Все они склонялись к темноволосой и круглолицей Вэнс с их курса. Та сидела с опухшим носом и закрывала щеки ладонями. Похоже, плакала. Сириусу она в общем-то нравилась, она была не из тех девчонок, что только и думают, как бы перед кем-нибудь юбку задрать, с ней можно было поговорить. А после Каледонского леса он её прямо зауважал.
– Не знаешь, что там стряслось? – спросил он, пихнув локтем Сохатого и указав подбородком на стол напротив.
Сохатый посмотрел туда же.
– У неё брат заболел. Ещё на каникулах. Вроде как он в магловской больнице сейчас, но их целители нихрена понять не могут. Он кашляет и у него кровь изо рта хлещет, – и он принялся бесстрастно пожирать омлет.
Питер скривился, а Сириус снова посмотрел на Вэнс. Она казалась совсем убитой.
– Я слышал кого-то из наших по этому поводу не отпустили домой ещё на каникулах, – вспомнил он вдруг. – Тоже что-то такое было, с кровью. Не первый случай вроде.
Джеймс дернул плечами, с ужасной скоростью дописывая от балды какие-то выводы.
– В Хогвартс все равно не пролезет.
– Ты уверен? – с тревогой спросил Питер, наблюдая за Эммелиной.
– Отец говорил,у нас иммунитет против этих болячек. А у них против наших. Маглы же не болеют драконьей оспой, верно? Жалко, что нам нельзя их лечить, маглов в смысле, справились бы в два счета, – он выругался, поставив в конце кляксу и полез за палочкой.
– А почему? – спросил Питер.
– Международный Статут о секретности, балда.
Сириус подумал о том, как повезло Роксане, у которой с утра было «окно» и которой не надо было делать домашку, а можно было нормально выспаться после их ночного забега. Думая об этом, он машинально взглянул на слизеринский стол и поймал, как ни странно, взгляд Регулуса.
Тот смотрел прямо на него, но когда Сириус поднял голову, тут же отвернулся.
– Кстати о зельях, – Сириус посмотрел на Сохатого и наклонился поближе, понизив голос: – Скоро уже полнолуние. Мы будем действовать по старому плану?
– Да, – немного сварливо отозвался Джеймс. Полнолуние напомнило ему о Лунатике. И о том, что в этот раз им придется обойтись без его помощи.
– Тогда нам пора заняться диверсией, – Сириус взглянул на беззаботно смеющегося Слизнорта. – А тебе надо заняться Эванс. Потому что без её помощи мы провалимся как сосунки.
– Да помню я, – буркнул Джеймс, встряхивая свою работу, чтобы она поскорее высохла. В этот же момент над замком прогудел колокол и времени на еду не было, так что она захватили пару тостов с собой и, запихиваясь на ходу, чем вызвали жуткое недовольство Макгонагалл, побежали наверх. Сегодня они снова очутились в пирамиде и Сириус, рыская по узким коридорам, думал о придурке Лунатике, о приближающемся полнолунии и о том, сколько мешком драконьего навоза нужно для удобрения дракучих деревьев. Ближе к обеду он и думать забыл по Эммелину Вэнс и её брата, даже не подозревая, какая беда нависла над Хогвартсом.
* * *
В пятницу тринадцатого января брат Эммелины Вэнс скончался в магловской больнице.
В тот же день «Ежедневный Пророк» сообщил о вспышке острой легочной болезни в южных регионах Великобритании и как минимум ещё о тридцати случаях госпитализации заболевших, среди которых оказалось несколько родственников студентов Хогвартса.
Школа зароптала. Хоть «Пророк», как и Джеймс, убеждал, что волшебникам эта болезнь не опасна, всем захотелось немедленно написать домой и убедиться, что с близкими всё в порядке. Но к огромному неудовольствию учеников, преподаватели временно запретили любую переписку и объявили, что теперь вся почта будет проходить тщательную дезинфекцию.
На этом меры предосторожности не ограничились. Все походы в Хогсмид временно сократили до самого марта, тренировки по квиддичу приостановили, а в расписание всех курсов добавили лекции мадам Помфри по гигиене и колдомедицине. Теперь школьная медсестра каждый день, начиная с самого утра перемещалась по замку с тележкой, полной зелий и кучей волшебных плакатов, на которых крупными красными буквами значилось пугающее и непонятное слово «Туберкулез».
– Что это вообще за ерунда такая? – спросил Джеймс во время одной из лекций, подозрительно разглядывая свою порцию целебного зелья в маленьком бумажном стаканчике. – Оно воняет как сопли тролля. И выглядит тоже! Нам от этого хуже не станет? Это же магловская болезнь, нас она все равно не берет, это всем известно, у нас на такие опасные штуки иммунитет как Протего!
– Советую вам не спорить, мистер Поттер, а просто выпить – отзывалась мадам Помфри, наливая порцию Мальсиберу. Он кривил губы и держал стаканчик так, словно тот мог взорваться у него в руке. – Это обычные меры предосторожности. В Хогвартсе учится почти пять сотен учеников, если не дай Мерлин заболеет кто-то один, можно сразу всех отправлять к Мунго. Мне бы этого не хотелось, спасибо. Хватает забот с вашими вечными насморками, простудами и растущим из ушей луком. Так что пейте, Поттер, иначе в следующий раз налью вам двойную дозу, – и она повернулась к Роксане.
Джеймс хотел было ещё поспорить, но увидел, какими глазами смотрит на него Лили, вспомнил, что она так и не получила ответа от родителей, заткнулся и опрокинул в себя настойку.
К концу января погода совсем испортилась.
Замок замело снегом почти на семь футов, с гор прилетели северные ветры и принесли такие лютые морозы, что стекла в классных комнатах замерзали изнутри, а ученики тряслись за партами, даже в теплых шарфах и перчатках. Как бы преподаватели не старались прогреть замок, это не помогало. Сквозняки гуляли вовсю. И в Хогвартсе начался ежегодный сезон простуды.
Теперь почти все уроки проходили в атмосфере соплей, чихания и ужасной сонливости. Больничное крыло работало на износ, а самыми популярными предметами «черного рынка» Хогвартса стали не сигареты и журналы с девочками, а коробки бумажных платков и зелья от кашля и насморка. Болели все, от мала до велика, от самого щуплого первокурсника до Хагрида, даже привидения и те ходили какие-то подавленные, а некоторые, чтобы поддержать всеобщее настроение, кашляли и жаловались на ужасную мигрень, что было просто свинством с их стороны. Эванс по вечерам сидела над книжками с покрасневшим носом и припухшими глазами без косметики, Джеймс чихал так, что подскакивала вся гостиная, а Питер сморкался наверное каждые несколько минут, чем дико нервировал Сириуса. У него самого в одну из ночей вдруг так поднялась температура, что Хвосту пришлось сбегать за Макгонагалл. Та немедленно отправила Сириуса в крыло, но, к счастью дело обошлось обыкновенным отравлением – кто-то просто подмешал в его еду самодельное приворотное зелье.
И всё это было бы не так страшно, если бы не сообщения о стремительном росте эпидемии и о том, что количество заболевших уже перевалило за сотню, а количество погибших сравнялось паре десятков.
Теперь учителя хищно следили за любым заболевшим учеником и любой приступ кашля вызывал в классе панику. Многие ученики, как и Джеймс, сохраняли оптимистический настрой, так как были уверены в силе волшебного иммунитета, а у многих в семьях не было маглов, так что им нечего было бояться. Учителя изо всех сил старались сохранить обычную атмосферу, читали лекции, оставляли после уроков и пугали приближающимися экзаменами, а ученики за столами поговаривали, что на деле в Хогсмиде уже есть несколько заболевших, что преподаватели уже уничтожили несколько посылок, а вскоре вся школа сотряслась от маковки до макушки, потому что кого-то из малышей забрали в больничное крыло прямо из спальни, после того как на подушке обнаружились кровавые следы.
Но даже в такой, нервной и напряженной обстановке тревожного ожидания, страха и тотальной дезинфекции, школа умудрялась принимать под своей крышей неожиданных гостей.
Дело было во вторник.
На лекции по подготовке к ЖАБА было смертельно скучно и темно.
Слизнорт восседал за столом, на котором пыхтел единственный и неповторимый школьный синематограф, на доске мелькали колдографии волшебных трав и грибов, а сам профессор зельеварения неутомимо бубнил, зачем-то напоминая седьмому курсу алфавитный перечень магических растений.
В окна лепился снег, из-за метели в классе было темнее обычного и поэтому то и дело за звуками потрескивающих факелов и щелканьем синематографа можно было услышать перешептывания, возню и хихиканье. Сириус обнимал Роксану, она сонными, пустыми глазами смотрела на доску и время от времени зевала, а Сириус от нечего делать шарил у неё под юбкой.
На самом интересном месте в дверь вдруг постучались и к ним заглянула какая-то малявка с хвостиками.
– Простите, профессор Слизнорт, профессор Дамблдор вызвал к себе мисс Роксану Малфой.
Слизнорт сонно моргнул на девочку, потом зачем-то оглянулся на доску, достал из кармана часы на цепочке и нахмурился.
– До перерыва осталась четверть часа, это сможет подождать? – он величественно и грузно повернулся в кресле, поворачиваясь к девочке спиной.
Малявка густо покраснела.
– Простите, сэр, – пискнула она. – Но директор сказал, это срочно. По очень важному делу!
– Важное дело? – громче переспросил Слизнорт, словно был глуховат, хотя это было не так, и неодобрительно посмотрел на Роксану, как будто это она придумала. Она в свою очередь столкнула ладонь Сириуса со своей коленки, но та с громким шлепком вернулась на место. Они оба при этом честно смотрели на профессора. Хотелось ржать. Неудержимо просто.
– Ну ладно, мисс Малфой, идите, – смилостивился профессор. – Если это важно... хмпф... только не забудьте потом переписать конспект, этот материал мы проходили тогда, когда вы здесь ещё не учились, – он кашлянул, высморкался в кружевной батистовый платочек, и вернулся к чтению лекции, а Роксана встала, незаметно подтягивая спущенные чулки, прошла у Сириуса за спиной. Он не попытался придавить её стулом, как делал обычно, но зато ущипнул за задницу, делая при этом вид, что всецело поглощен колдографией с чахлыми поганками. Роксана хотела просто отмахнуться от него книгой, но случайно врезала ему прямо по лицу, Сириус схватился обеими руками за нос, Роксана чуть не подавилась от смеха, прижала к его бедной голове ладони и под смешки класса поскорее удрала. Всё это заняло у них всего несколько секунд, но Слизнорт все равно заметил и тяжко вздохнул, не прерываясь ни на секунду, и всем своим видом показывая, как это тяжело – преподавать у семнадцатилетних придурков.
Как только за Роксаной закрылась дверь, в слизеринском ряду послышалось волнение. Розалин Боббин в упор смотрела на Сириуса, сжимая перо в кулаке, из-за чего напоминала карапуза с рекламы джема из бузины в Косом переулке, но Сириуса заинтересовала не она. Он увидел, как Патриция Стимпсон дернула сидящего впереди Мальсибера за мантию, как тот отклонился к ней и она быстро зашептала ему что-то на ухо.
Сириус почувствовал нехорошее предчувствие и вскинул руку.
– Можно мне тоже выйти, профессор?
Слизнорт опять прервался. Вид у него сделался раздраженный. Как и у Лили, которая, наверное, одна из всего класса записывала лекцию. Джеймс рядом с ней спал сном младенца, привалившись к её теплому боку. Услышав голос Сириуса, он неохотно поднял голову.
– Вам так срочно, мистер Блэк? – Слизнорт поправил очки. – Мы переходим к самому важному.
Алиса Вуд от смеха хрюкнула и Марлин с каменным от скуки лицом толкнула её локтем.
– А он не может терпеть, – подала голос Патриция и закусила перо, искоса взглянув на Сириуса. – Правда, Блэк? – томно произнесла она.
По классу прокатился смешок, Сириус незаметно показал ей средний палец, так же томно сказав «Правда» и Стимпсон моментально стерла с лица улыбку.
– Сядьте, мистер Блэк, сядьте, вдвоем я вас отпустить не могу, – Слизнорт продолжил лекцию, а Сириус, раздраженно вздохнув, упал на место и посмотрел на часы.
Возле двери в кабинет директора Роксана немного потопталась, решаясь, но когда подняла руку, чтобы постучать, услышала голос директора:
– ... если только не попытается сделать это их руками.
Потом пара секунд тишины.
– ... и только тот, кому нужна помощь, сможет достать его из Шляпы, всё верно.
Опять пауза.
– Я не считаю это чем-то экстраординарным, обычная магия, главное, теперь меч в безопасности. Но спасибо за сигнал и за предложение помощи. Я был рад узнать, что думают о происходящем ваши сородичи и это, несомненно, не может не...
Роксана постучалась, голос директора тут же стих и дверь сама открылась ей навстречу.
В кабинете было непривычно темно. Все шторы были задернуты, все лампы погашены, только камин ярко пылал, из-за чего галерея волшебных астролябий, луноскопов и прочих щелкающих, тикающих, вертящихся штуковин, богато сверкала золотом.
– А, мисс Малфой, проходите, – директор сидел за столом, вид у него был самый приветливый, хотя все такой же уставший, как и в их последнюю встречу. Кроме него в кабинете ещё кто-то был, сидел в кресле перед столом, закинув ногу на ногу, но из-за темноты его лица не было видно.
– Вы хотели меня видеть, сэр? – Роксана закрыла за собой дверь.
– Да, мисс Малфой. Этот молодой человек утверждает, что он ваш старый друг и очень настаивал на встрече.
Половину этих слов Роксана и не услышала, потому что когда Дамблдор сказал слова «этот молодой человек», таинственный гость неторопливо поднялся, оборачиваясь и Роксана ахнула, втянув, наверное, почти все воздушные запасы кабинета.
Это был Мирон.
Позабыв про присутствие директора, про все на свете позабыв, Роксана сорвалась с места и прямо-таки запрыгнула на Мирона, обхватив его и руками, и ногами. Счастье распирало грудь, они обнялись и Мирон её «покачал».
– Что ж, теперь я действительно вижу, что вы знакомы, – Дамблдор наблюдал за ними с улыбкой. Отпустив Мирона Роксана обратила на директора горящий взгляд. – Мистер Вогтейл приехал в школу примерно полчаса назад и мадам Помфри пришлось изрядно потрудиться над дезинфекцией. Будем надеяться, ей не пришлось бросить работу из-за пустяков, все же это очень серьезно, – строго проговорил Дамблдор и вдруг тепло улыбнулся. – Мой кабинет в вашем распоряжении, – он неторопливо выбрался из-за стола, – Как это ни странно, – директор небрежно махнул на кипу документов и писем, – Это единственное место в Хогвартсе, где вас никто не побеспокоит, так что можете спокойно побеседовать. Только прошу вас... – он поднял палец. – Не очень долго. Скоро ужин.
– Сэр, – Мирон наклонил голову.
– Я могу доверить вам свою ученицу, мистер Вогтейл? – Дамблдор нацепил очки и посмотрел на Мирона.
– Очень, очень можете! – заверила его Роксана. – Он абсолютно безопасен, – и она кивнула для надежности.
Дамблдор снисходительно улыбнулся. Роксана понимала, что несет чушь, но сейчас была слишком рада, чтобы думать как следует.
– Очень хорошо, – у двери директор ещё раз оглянулся и посмотрел на Мирона. – Надеюсь, мы ещё поговорим.
– Конечно, – легко отозвался Вогтейл и у Роксаны появилось такое чувство, будто они с с Дамблдором о чем-то сговорились. Они дождались, пока дверь за директором закроется и наконец-то обнялись так, как при директоре бы не осмелились.
– Черт возьми, – Мирон отстранился, довольно вздохнул и сжал её плечи, глядя на Роксану с огромным удовольствием. – Малфой.
Он улыбнулся, назвав её имя, так, что мелькнули клыки. Мирон был одет по-дорожному, от него пахло улицей. Её Мирон, те же глаза, волосы, когтистые руки и плечи, бледная кожа казалась совсем белой на фоне темной одежды, под глазами – те же круги. Ужасно хотелось его поцеловать.
Она сжала его предплечья, так же как он, её плечи.
Так хватают друг друга за плечи бывалые вояки.
Так обнимаются на вокзале старики.
– Вог, – с удовольствием ответила она, скорчила ему рожицу и ткнулась носом в его нос, тряхнув головой.
А потом они снова обнялись.
– Классный старик этот ваш директор.
Роксана сидела на краю директорского стола и с жадным удовольствием наблюдала за старым другом. Мирон бродил по кабинету с любопытством разглядывая спящие портреты на стенах, диковинную обстановку и хрупкую выставку инструментов на столиках. В своем черном свитере, черной кожаной мантии, темно-красных кожаных штанах и ботинках из драконьей кожи, он выглядел довольно дико на их фоне.
– Любой другой выставил бы вампира, который заявился бы с пожеланием поговорить с его студенткой, – Мирон оглянулся на неё с игривой ухмылочкой. – Помнишь Каркарова? Он в самую солнечную погоду сидел за шторами. Какой нормальный человек будет прятаться от света?
– Мы тоже прячемся в какой-то степени. Карантин и все такое. Удивительно, как это тебя пустили.
– Я был настойчив, – клыкасто улыбнулся её бывший парень. – Но я наслышан об этой болячке. «Кровавая болезнь», гуляет по Лондону. Туда, где я жил, она ещё не добралась, так что ко мне и претензий меньше. К тому же, я вампир, на мне эти вещи не приживаются. К тому же, у Дамблдора ко мне было небольшое... поручение, – он пробежал когтистыми белыми пальцами по клавишам какого-то инструмента и он тут же начал вращаться и звенеть. Оказалось, это была уменьшенная копия детской карусельки.
– Какое поручение? – нахмурилась Роксана.
Мирон взглянул на неё исподлобья, томно и игриво, прищурился и зашипел, прижав к губам палец.
Роксана недовольно взглянула на ряд спящих портретов и, кажется, успела заметить, как кто-то из бывших директоров торопливо зажмурился и захрапел.
– Ладно уж, храните свои тайны, – буркнула она, пнув воздух. – Лучше скажи, где ты был все это время? Ты не отвечал на мои письма.
– Я был в Норфолке, киса. У Олив, – тон его голоса вдруг немного изменился. Стал мягче и глубже. Мирон подошел к окну, стараясь держаться в стороне от разреза между шторами, куда падали горячие лучи заката. – Отправился сразу после Хэллоуина. Мне казалось, это будет правильно, поддержать её сейчас, она ведь осталась совсем одна. К тому же, я крестный Дона и просто обязан был... – он помолчал и взмахнул рукой. – А она, здорово испугалась, знаешь. Как и все, считала, что я погиб. Но потом уже отказалась меня отпускать. Олив не справлялась со всем этим одна, ей не дали даже прийти в себя после гибели Тремлета, как начались преследования, угрозы. А она обычная девушка и не может тащить все последствия наших выступлений одна. Ей нужен был... кто-то рядом. Кто-то, на кого можно положиться.
Он замолчал и не говорил довольно долго.
Сначала Роксана не поняла, почему.
А потом до неё дошло.
– Вы с ней?..
Мирон не пошевелился, но все и так было ясно.
И как будто всё было в порядке, как будто они оба давно должны были понять, и смириться, что у них теперь разные жизни и что они могут спокойно рассказывать друг другу о своих делах.
Но...
Если бы ей было все равно, наверное она бы не почувствовала этого – как будто пол проваливается и падаешь, падаешь куда-то.
Что-то в этом было не так.
Неправильно как-то это было.
– ...но как? – прошептала она и Вог наконец повернул к ней голову. – Ты же сам говорил, что вы не можете спать с нами! Что это противозаконно, что... черт возьми, да ты чуть не перегрыз мне горло, когда мы только попытались, ты говорил, это невозможно! – она обвиняюще ткнула в его сторону указательным пальцем.
– Так и есть, – Мирон отошел от шторы, снова принимаясь бродить в темноте. – Но обстоятельства... изменились.
– В каком смысле?
Он помолчал, рассеяно играя с очередным инструментом.
– Пару недель назад к нам в дом заявились люди в белых масках. Прямо среди ночи, мы даже понять ничего не успели. Ворвались в дом, пока все спали. Заявили, что ищут тебя. С ними был твой брат.
Роксана потеряла дар речи.
– Я задержал их, они переключились на меня, а Оливия вырвалась и убежала в детскую. Меня скрутили и потащили к твоему брату. Он удивился. Можно даже сказать обрадовался. Мы мило поболтали в гостиной, а когда рушить уже было нечего, Люциус любезно напомнил, что обещал сохранить мне жизнь, пока я не буду высовываться. А я высунулся. Поэтому он решил меня «убить», – Мирон нехорошо улыбнулся. Роксана машинально взглянула на его клыки. – Умный человек просто вонзил бы этот бесполезный кусок дерева мне в сердце, а не размахивал бы им у меня перед носом, – Мирон хрустнул пальцами. – Я сломал его дурацкую палочку, – Роксана дрогнула. – А потом убил его людей. Они успели развалить полдома, но я убил их. Убил их всех. Я был так голоден и так зол, я хотел убивать, хотел убить и его, но не смог. Он бежал. А потом я услышал, как наверху кричит Олив, – Мирон остановил на Роксане пустой взгляд. – На неё напала эта мразь, оборотень по-кличке Сивый. Он тоже явился с Люциусом, только пошел сразу в детскую. На наши дела ему плевать, но в доме был ребенок. Он любит детей. Олив пыталась защитить Донни и тогда Сивый напал на неё. Я не знаю, что он успел с ней сделать, пока я был с твоим братцем, но когда я прорвался наверх, Олив уже была у него в руках. Увидев меня, он выхватил нож. У меня была всегда секунда. – Мирон взглянул на Роксану. – И я выбрал Дона. Осознав, что проиграл, Сивый перерезал Олив горло и бежал. Столько крови, сколько из неё вылилось, могло бы насытить троих взрослых вампиров. Я понял, что она уже мертва, я не слышал её пульс, не знаю, на что я рассчитывал. Но все-таки я это сделал, – он потер запястье.
Роксана сглотнула.
Какое-то время Мирон молча стоял в темноте.
– Ты ещё помнишь, как я встал в первый раз? – вдруг спросил он. – После того, как умер? – Роксана поежилась. – Дон всегда говорил, что это было самое жуткое из всего, что я делал.
Роксана коротко покивала.
Она помнила. Она помнила, как Мирон Вогтейл умер на противной и худой дурмстрангской койке. Помнила, как долго тянулись мгновения, пока они с Тремлеттом и Керли, перепуганные, сидели и смотрели на его труп. Помнила, как вдруг побелела его кожа, как провалились под глазами круги. Помнила, как вытянулись и заострились его ноги, как вытянулись зубы. Как он, уже официально мертвый, вдруг распахнул глаза. И как его тело вдруг поднялось, словно его подцепили за грудь.
Это было страшно.
Роксана полезла за сигаретами. Какая-то дама на портрете прямо над неё зацокала языком, но Роксана все равно закурила и протянула пачку Мирону.
– Тебе было тринадцать, когда ты сидела там и смотрела, как я умирал, да? – опять задал он странный вопрос и Роксана снова кивнула.
Мирон помолчал, глядя на неё, а потом отвернулся и поднес сигарету ко рту.
– Ты спас их обоих, а мог обоих потерять, – она выдохнула дым, глядя на Мирона очень прямо. – Ты сделал то, что должен был сделать.
Мирон ещё немного помолчал, а потом вдруг широко улыбнулся и беззвучно рассмеялся. А Роксана опять уставилась на его клыки.
– Я не спас Тремлета в лесу, – он раскинул руки и вдруг громко крикнул: – А теперь проведу вечность с мыслью, что убил, а потом трахнул его жену!
Он снова захохотал и вдруг с размаху врезал ногой по какому-то столику с крутящимися глобусами, так что они повалились друг на дружку и покатились по полу. Большинство портретов на стенах испуганно закричало, некоторые перебежали в картине подальше от буйного вампира.
– Её убил Сивый! А Сивого привел мой брат, потому что искал меня, значит и я виновата?! Ты ни в чем не виноват, Вог, – проговорила Роксана уже тише. – Слышишь?
Какое-то время Мирон смотрел на неё, скептически выгнув губы, а потом хмыкнул и снова принялся бродить в темноте, потирая белые ладони, беззвучный и невесомый как тень.
Внезапно он остановился и оглянулся.
– Почему Малфой искал тебя?
Роксана растерялась.
Глаза Мирона вдруг страшно загорелись, замаслились смолой, он шагнул, исчез из поля зрения и вдруг появился у Роксаны прямо за спиной и схватил её за плечи.
– Ты снова что-то натворила? – Роксана дернулась с непривычки и раздраженно вздохнула. – А?
– Да. Сбежала из дома. Вог! – Роксана дернула плечом.
– Опять? – разочарованно бросил он, отпустив её плечи и обошел стол, возвращаясь к разглядыванию директоровского имущества. – Что на этот раз? Испачкала ковер в гостиной? Нагрубила любимой бабушке? Разбила фамильную... – он тронул какой-то инструмент и тот попытался цапнуть его за палец. Мирон отдернул руку. -...тарелку?
– Угадал, – серьезно кивнула Роксана и затянулась так, что сигарета заскрипела.
– ... а когда мы побежали к мотоциклу, она высунулась из окна и давай стегать нас чарами. Мы еле ноги унесли. Она думала, уже связала меня по рукам и ногам в этом сраном Нотт-мэноре, – Роксана щелкнула пальцами. – А Блэк взял и увез меня.
Они с Мироном сидели на полу у камина, лицом к лицу. Мирон прислонялся спиной к полке, Роксана смотрела в огонь, Мирон смотрел на неё. Он не проронил ни слова в течение всего её рассказа, но теперь его губы дрогнули и он протянул жутко издевательским тоном.
– Да он просто чудо.
Роксана хвастливо улыбнулась и Мирон легонько толкнул её ногой. Она толкнула его в ответ.
– И в чем же соль, Рокс?
– Не знаю, – она весело пожала плечами. – Наверное мне нравится думать, что если я когда-нибудь захочу убежать куда-нибудь, убегу не одна. С ним я бы убежала куда угодно, понимаешь?
– А со мной?
Роксана удивленно оглянулась.
– Что – с тобой?
– Если я предложу тебе убежать, уехать со мной. Уедешь?
Роксана растерялась.
– Ты... не предлагал? В октябре ты сам сказал, что не хочешь...
– Забудь. Я предлагаю сейчас. Поехали со мной, Рокс.
– Куда поехали? – ещё больше растерялась она.
Мирон вздохнул, как будто собирался с духом.
– Через несколько ней мы с Олив и Доном уезжаем из страны.
Полено в камине треснуло, глаза Роксаны расширились.
– Чт...
– И там, куда мы собираемся, нас точно никогда не потревожат Пожиратели, – теперь он говорил быстрее. И отводил взгляд. – Олив нужно время, чтобы свыкнуться с собой и новой жизнью, Дону нужен наконец нормальный дом, а мне нужен покой. Покой, безопасность и место, где я смогу наконец выходить на улицу, не опасаясь, что кто-нибудь узнает меня и воткнет мне кол в спину. Я устал. Мне нужно исчезнуть. И тебе тоже это нужно, Рокс. Вряд ли твой брат сложит оружие, ты зачем-то ему нужна. Им нужна.
– Ты уезжаешь... насовсем? – перебила она.
– Да.
– А как же я, Мирон? – в ужасе прошептала Роксана, вцепившись в свои коленки.
Вампир нимало удивился.
– Я и зову тебя с собой, разве нет?
– Зовешь? – Роксана усмехнулась. – С тобой и Олив? Я не поеду с вами, Вог, – она покачала головой и встала с насиженного места.
Грудь сдавило, казалось ещё чуть-чуть – и она заревет, как маленькая, бросится к Мирону и будет по-детски умолять его остаться.
– Это будет правильно, Рокс, – Мирон тоже поднялся и неслышно подошел к ней. Она встала у окна, обхватив себя руками.
– Ты не принадлежишь этому месту, разве ты не говорила, что чувствуешь себя чужой? – его руки легли ей на плечи, губы зашептали у самого уха. – Мы ведь мечтали об этом, помнишь? Убежать, как можно дальше...
Роксана пялилась в просвет между шторами, когда вдруг поймала себя на том, что беззвучно повторяет вслед за ним.
– ...туда, где нет карцеров, туда, где мы будем свободны. Заниматься музыкой. Петь. Теперь это реально. Я собираюсь возродить группу. Начать всё с начала. Ты снова нужна мне на клавишных, – сердце все-таки дрогнуло. Мерлин, сколько лет она ждала этих слов? – Ты ещё помнишь, как это было? – он обнял её, Роксана машинально переступила с место на место и его ладони скользнули по её животу. Он прижался к её спине и негромко забормотал на ухо:
– You can't trust a cold blooded man...
Роксана закрыла глаза.
Теперь хотелось рыдать уже по-настоящему.
– ...girl, don't believe in his lies...
Она вспомнила свои воющие, пустые ночи в слизеринских подземельях, вспомнила, как ей хотелось, чтобы Мирон оказался рядом.
Её рука сама нашла его ладонь, лежащую на её животе, и крепко сжала.
Мирон немного двигался, как будто пытался расшевелить, растанцевать её, и она поддавалась ему, а когда почувствовала растущее возбуждение, мозг тут же услужливо подсунул ей Сириуса.
– Я помню, Мирон, – она высвободилась. – Только это все равно ничего не меняет. У тебя теперь есть Оливия и Дон, вроде как целая семья есть. Ты мне предлагаешь слушать, как по ночам вы трахаетесь? – она издала смешок. – Я этого не хочу.
– Причем здесь это? – раздраженно спросил Мирон. – Я не могу уехать, зная, что бросаю тебя в опасности!
Роксана слабо улыбнулась.
– Этим летом ты смог, – лицо Мирона окаменело. Это было нечестно с её стороны. – И если дело снова в Люциусе, то мне на него наплевать, – она уже было отвернулась и тут же снова взглянула на Мирона, поймав искру, которая мелькнула в его взгляде. – Или... дело не только в нем? Есть ещё какая-то причина, по которой ты хочешь, чтобы я поехала?
Вогтейл втянул носом воздух и отошел от неё, ещё более злой, чем раньше. Походил по кабинету.
– Мне не дает покоя то, что творится в Лондоне, – наконец сказал он. – Ты этого не чувствуешь, но я слышу... – он потер пальцами. – Слышу, как облако крови ползет по стране. Оставаясь здесь, я каждый день могу поддаться, показаться маглам.
– Причем здесь я?
Мирон щелкнул пальцами и прошелся вокруг неё.
– Знаешь, кое в чем я должен сознаться. Я лгал в своих песнях, когда говорил, что волшебная и магловская кровь одинаковы на вкус, – он вдруг взял её руку, поднял и неторопливым движением закатал рукав мантии, оголяя шрамы – следы своих зубов. – У вас, она как концентрированный сок, – он провел носом над её кожей, втягивая воздух. – Бьет в голову, много не выпьешь, а если и выпьешь, то опьянеешь, – говоря это, он водил кончиками пальцев по её коже. – У маглов она словно коктейль и, как в случае с с бобами «Берти», никогда не знаешь, что тебе попадется. Но любая кровь, заражаясь, напоминает прокисшее молоко, – он уронил её руку, его губы брезгливо изогнулись. – Я бы услышал такую вонь, гуляй она по стране. Пока мы с Олив были в изгнании я побеседовал с некоторыми из моих собратьев и они подтвердили мои опасения. Они тоже это почувствовали.
– Что почувствовали? – Роксана все ещё ничего не понимала.
Мирон выждал секунду и развел руками.
– Ничего. Никакого запаха нет, – Роксана моргнула. – Кроме запаха обычной, здоровой, свежей крови.
– И что это значит?
– Я не знаю. Но в одном я уверен точно, эта зараза – не та, за кого себя выдает. А значит ваш хваленый иммунитет против неё бессилен. Поэтому я не хочу, чтобы ты оставалась здесь. Если она пролезет в вашу школу...
– Я никуда не побегу, – уперлась Роксана, обходя его, а когда Вог со словами «Да послушай же...», поймал её за запястье, вдруг взвилась, хотя и сама до конца не понимала, почему.
– Вог, нет! Я не уеду отсюда, что бы не предложил! Пойми же, у меня в кои-то веки все наладилось! Я не могу опять все бросить и сбежать, только потому что... – она взмахнула рукой и хлопнула себя по бедру. – Ты хочешь нормальной жизни, но и я тоже! – у неё на глазах выступили слезы. – Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы ты был рядом, чтобы я не ждала от тебя письма неделю, а могла поговорить с тобой в любой момент, как в Дурмстранге, когда я могла к тебе в спальню влезть, когда мне было страшно! Вот только чем больше я этого хочу, тем дальше ты все время уходишь! – тут совершенно неожиданно эти слезы покатились по щекам, хотя она вовсе не собиралась рыдать. – Когда ты был нужен мне в Шармбатоне, у тебя было турне по черт-знает-каким-городам, когда меня сослали сюда, ты был жив и прятался, хотя если бы дал мне знак, я бы пошла за тобой, куда бы ты ни пошел. А два месяца назад ты перевернул мне всю голову, объявившись и я так сильно хотела с тобой уехать, – она несолидно хрюкнула носом, глотая слезы. Её обвинения все больше стали напоминать истерику. Мирон не двигался. – Но ты сам меня оттолкнул! Ты! Я хотела быть с тобой, а ты нет! А теперь, когда мне всего-то и нужно, что оставаться здесь и радоваться жизни, ты появляешься и заставляешь меня выбирать?! Снова?! Зачем, зачем ты это делаешь? И так же ясно, что у нас уже никогда ничего не будет, потому что я человек, а ты долбанный вампир, мать твою! И всегда им будешь! Долбанная летучая мышь! И не смей звать меня куда-то с собой, не смей, слышишь! Хватит, хватит лезть в мою жизнь!
И под конец этой речи она разрыдалась, как полная идиотка.
И рыдала довольно долго, просто стоя на одном месте и прижимая ко лбу кулаки. Собственные слова, так грубо брошенные Мирону, теперь крутились в голове как заезженная пластинка и мучали её.
А Мирон просто смотрел на неё.
Потом медленно приблизился и попытался расцепить замок из её рук.
Роксана сопротивлялась, глотала слезы и упорно отказывалась смотреть ему в глаза. Чем дальше, тем яростнее была эта безмолвная борьба. И тем злее почему-то становился Мирон.
– Я ненавижу тебя, Вогтейл, – рычала она ему в лицо, пытаясь вырваться. – Слышишь меня?! Ненавижу тебя, – она била его ладонями, –...ненавижу твою дурацкую музыку, клыки твои дурацкие, и Дурмстранг и друзей твоих дурацких ненавижу, всех вас ненавижу, ненави...
Роксана проглотила оставшуюся ненависть, потому что в этот момент Мирон просто скрутил её руки, сжал её, открыл клыкастый рот и поцеловал её взасос.
Она замычала что-то бессвязное, захныкала, затопала, кулаки её сжались, но почти сразу беспомощно разжались, а плечи расслабились, потому что, черт возьми, они с Мироном Вогтейлом не целовались уже целую вечность.
А ведь он был первым, кто имел на это право.
Когда Мирон, спустя несколько очень долгих секунд, начал набирать обороты и вполне недвусмысленно напирать, Роксана опомнилась. У неё не было желания изменять Сириусу, даже несмотря на то, что Мирон есть Мирон. Так что в нужный момент она резко сомкнула зубы и вампир с громким рыком отскочил от неё, схватившись за прокушенную губу. От боли он сразу потерял человеческий вид, но Роксана не испугалась. Она уже видела всё это.
Когда же к нему вернулось его обычное лицо, Вогтейл ошеломленно взглянул на Роксану и потрогал уже зажившую, но испачканную в крови губу.
Роксана смотрела на него с вызовом и обидой, а потом демонстративно повернула голову в сторону.
И тут его прорвало.
– Малфой, твою мать, ты спятила? – Мирон встряхнул её за плечи, словно таким образом из Роксаны могла вылететь капля его бессмертной крови. Он начал тихо, а под конец уже кричал.– Что на тебя нашло?! М?!
Роксана ничего не ответила, Мирон встряхнул её так сильно, что у неё мотнулась голова. Она оттолкнула его и отвернулась, содрогаясь в новом, теперь уже бесшумном и отчаянном рыдании. И хотя её все ещё распирало от злости и обиды, осознание того, что она только что приняла самый мощный магический наркотик, бессмертную кровь, уже проскользнуло в мозг – так же, как капля в желудок. Вот только даже этот факт её сейчас не волновал.
Пять лет жизни повисли между ними на волоске.
Их маленькой эпохе пришел конец, окончательно и бесповоротно.
Их друзья мертвы, их музыка мертва, все, чем они жили ушло и они сохраняли ему жизнь разве что тем, что пока сами были живы и, глядя друг на друга, верили в то, что все ещё не кончено, что все ещё может быть...
А теперь у них не будет даже этого.
И Мирон это понимал, как никто. Может поэтому и попытался напоследок урвать у этой эпохи ещё хоть что-то, одно воспоминание, один несчастный поцелуй, который, к тому же, вышел таким жалким и зряшным.
Всё рушилось к чертям.
Весь их мир.
Роксана вытерла нос рукой и вдруг почувствовала на щеке холодное прикосновение. Она вскинула злые, несчастные глаза.
Мирон задумчиво глядел на неё из бездны.
– Будь я поумнее и постарше, – пробормотал он, гладя теперь её шею. – Решил бы все в два счета. Лишил бы тебя этой проблемы... – его пальцы нащупали артерию у неё на шее. – Проблемы выбора. Ведь это так просто. Секундная боль – и тебе уже никогда не надо будет выбирать. Ты бы уехала со мной.
Роксана сглотнула, не опуская взгляд. Ей вдруг стало страшно. Мирон не двигался, глядя на неё своими страшными глазами, не двигались и его пальцы с длинными острыми ногтями.
– Вот только я все ещё помню, каково это быть человеком, – его рука соскользнула с её шеи. Роксана невольно выдохнула. – Возможность принимать решения – одна из лучших привилегий. А я всю жизнь буду подчинен своему проклятию и оно будет решать за меня.
Он потер между большим и указательным пальцем её зеленый галстук. Роксана дышала немного тяжелее обычного и боролась с желанием снова поцеловать Вогтейла.
– Возможно, я совершаю самую большую ошибку в своей жизни.
– Ты забудешь, Вог, – Роксана не выдержала и обняла его. Он шагнул назад. – Ведь это твоя привилегия – забывать. Пройдет десять лет и ты даже не вспомнишь, как я выгляжу.
Мирон хрипло рассмеялся, откинув голову. Его руки дрогнули у её спины, пальцы скрючились, ведь ему хотелось обнять её так, как раньше, но он подавил это желание и усилием воли положил руки ей на плечи, прижал ладонь к белым волосам.
– Ты дала мне свою кровь, а это привязывает. Теперь я всегда буду хотеть тебя, твоей крови, твоего присутствия. Потому мы и убиваем свои жертвы. Чтобы не застрять на границе между вашим миром и нашим. Худшего способа привязать меня и придумать было нельзя. Вы люди, жестокие существа, – он печально усмехнулся, с шипением втянул в себя воздух и отстранил её от себя, потеряв терпение.
– Куда ты теперь пойдешь? – в отчаянии выпалила Роксана, когда он распахнул окно. Солнце уже село и на долину спускался полумрак. – Я ведь даже адреса твоего не буду знать. И совы не летают через океан.
Он обернулся уже на подоконнике и присел, держась руками за оконный проем. На его лице расписалась любимая ухмылка Роксаны.
– Я сам прилечу, если буду нужен тебе, – он наклонился к её лицу. Ветер трепал его мантию. – Я всегда буду твоим.
Роксана покачала головой и усмехнулась, вытирая слезы.
– You can't trust a cold blooded man.
Мирон качнулся вперед и целую секунду Роксана была уверена, что она опять её поцелует, но вместо этого он вдруг с силой оттолкнулся от окна, Роксану хлестнуло ветром, а когда она подскочила к опустевшему подоконнику, увидела на фоне темнеющего неба мелькнувший и исчезнувший, крошечный крылатый силуэт.
– He'll love you and leave you alive, – тихонько пропела она в воцарившейся ветреной тишине и прижалась головой к оконному проему.
* * *
С первым ударом колокола Сириус закинул на плечо сумку, кивнул Сохатому и одним из первых вышел из класса.
Он хотел перехватить Роксану у директорского кабинета, плохое предчувствие не оставляло его, хотя слизеринцы, за которыми он следил весь остаток урока, ничем себя не выдавали и вели себя как обычно. Выйдя из класса Мальсибер, Нотт и Уоррингтон вообще свернули в сторону мужских туалетов, а девчонки пошли вниз, на ужин.
Отделившись от общей массы, Сириус нырнул в тайный проход за гобеленом, миновал несколько этажей и вылез в коридоре, ведущем к гигантской горгулье.
Все ученики сейчас спешили вниз, привлеченные запахом жареного мяса и картофельных чипсов, так что в коридорах было почти совсем пусто.
Одна из дверей классных кабинетов, мимо которых шел Сириус, была открыта. Он машинально заглянул в неё, проходя и тут же шарахнулся назад.
У него на глазах какой-то парень из младших рисовал на стене огромную Черную Метку.
Повинуясь одному инстинкту, Сириус лупанул по двери и она распахнулась, заставив мальчишку подскочить и оглянуться.
Сириус встал на пороге как вкопанный.
На него смотрели перепуганные щенячьи глаза.
У стены стоял Регулус.
* * *
Роксана вышла из директорского кабинета и прикрыла за собой дверь. Сначала она хотела дождаться Дамблдора, но потом у неё возникло нехорошее ощущение, что птичка директора, комнатный феникс, наблюдает за ней. К тому же, ей вдруг ужасно захотелось есть, а откуда-то доносился ароматный запах мяса, так что ноги сами понесли её в сторону большого зала.
Роксана прошла по длинному коридору мимо запертых классов.
Голова у неё кружилась. И с каждым новом шагом темнота коридора расступалась, в ней проступали отдельные детали, целые куски интерьера, которые было видно так же хорошо, как днем. Кроме того, в какой-то момент у Роксана возникло странное ощущение, будто из ушей выдернули пробки и её голову тут же затопил невнятный, нарастающий гул. Она даже остановилась и зажала уши ладонями. Она слышала, как копошатся какие-то мелкие невидимые твари между камнями в стенах, слышала, как где-то за ними течет вода, слышала то тут, то там отдаленные голоса и смех. Всё это жужжание сводило с ума. К тому же голод усиливался и Роксана чувствовала себя такой слабой, будто не ела двое суток. И ещё пить. Боже, как же ей хотелось пить! Как будто она пробежала несколько миль.
– Черт... – пробормотала она, не решаясь возобновить путь. Надо было спросить у Мирона, как долго длится действие бессмертной крови и вообще, чего ей теперь ожидать. А вдруг, увидев людей, она начнет кидаться на них?
Роксана потрогала пальцем свои верхние зубы и ей показалось, что они стали больше, но подумать об этом она не успела.
Совершенно неожиданно пустой коридор вдруг набросился на неё, она закричала, но чьи-то руки зажали ей рот и дернули куда-то в сторону.
* * *
Сириус захлопнул дверь, держа брата на прицеле и не давая ему отвести взгляд.
Регулус так перепугался, что забыл снять чары и кисточка у него за спиной так и продолжала вымазывать стену в черной краске.
– Ну и какого хрена ты тут вытворяешь? – проговорил Сириус, подступая к нему. Он говорил таким тихим, ужасно спокойным и мягким тоном, словно застал младшего брата за кражей пирожных перед ужином.
Судя по лицу Регулуса, у него в голове пронесся целый ураган отговорок, которые могли бы спасти его от неприятного разговора. Он уже открыл было рот, чтобы выпалить одну из них...
Однако, вместо этого просто бросился наутек.
Сириус был к этому готов.
Пара секунд – и спина Регулуса с размаху впечаталась в свежую краску.
– Отпусти! – пропыхтел Регулус, пытаясь отцепить его руки от своей выглаженной, чистенькой формы. Его рубашка задралась, мантия безнадежно испачкалась, лицо покраснело. – Пусти!
– А то что? – озабоченно сдвинул брови Сириус. – Мамочке пожалуешься?
Регулус засопел.
– Она выткала этот знак на моей рубашке! Это символ чистокровия! – крикнул Регулус. – Отпусти меня, я имею право...
– Тогда я тоже имею право! Право набить тебе рожу, – прорычал Сириус и дождавшись нужного уровня страха в глупых щенячьих глазах, оттолкнул брата. Но не сильно, чтобы тот не шарахнулся об стену своей дурной головой.
– Но перед этим я хочу, чтобы ты вытер эту дрянь со стены. Если не хочешь, чтобы я сделал это тобой, – и он демонстративно вынул палочку, хотя черта с два стал бы её использовать. Скорее всего отвесил бы идиоту ещё одну затрещину для профилактики. – Делай.
Регулус поколебался, так как побаивался Сириуса, и по привычке слушался его, как слушался всех старших Блэков, но тут весьма некстати в нем вдруг заиграла мальчишеская, нездоровая преданность.
– Не буду, – уперся он. – Я предан Темному Лорду. И не отступлюсь. Можешь смыть её сам. Но я нарисую ещё с десяток таких, потому что скоро весь Хогвартс итак будет принадлежать Ему.
* * *
Едва Роксану отпустили, она выхватила палочку, но тут кто-то выкрикнул «Экспеллиармус!» и оружие вырвалась из её руки.
Неизвестные затащили её в пустой, темный класс – словно в далекое воспоминание из детства, одно из самых страшных, вместе со всеми его кошмарами: онемевшим языком, ледяной трясучкой и нехваткой воздуха.
Только теперь в нем было больше действующих лиц, а не только маленькая девчонка с ножом, да лысый мерзкий верзила.
Дверь, в которую её втолкнули, подпирал красивый златовласый Уоррингтон и нагло ухмылялся. Неподалеку от него стоял Нотт. Скрестив на груди руки, он смотрел на Роксану с вызовом, откинув назад крупную, белобрысую башку.
Мальсибер, обезоруживший её, бросил палочку Уоррингтону и обошел Роксану по кругу, сверкая в темноте глазами.
«Вот оно», – эти слова в панике бились о черепную коробку изнутри, словно загнанная птичка. Больше ничего не было. Никаких мыслей, никакого плана. Только голый животный страх.
– Испугалась? – вдруг мягко спросил Мальсибер, склонив голову набок и птичка озверела.
Роксана метнула взгляд на Катона, потом на Уоррингтона и предприняла совершенно глупую, продиктованную одним только инстинктом попытку к бегству. Катон поймал её и скрутил её руки. Мальсибер смеялся.
Роксана слышала уже однажды этот смех. Так смеялся какой-то мальчик над обезглавленной мышью.
* * *
– Что за бред ты несешь? – Сириус выгнул бровь. – Краски надышался?
– Скоро все поймут, – дыхание Регулуса почему-то стало тяжелее, он выглядел взволнованным, если не сказать испуганным. – Скоро Хогвартс наконец очистится от грязнокровок, они перестанут нас тиранить и настанет мир!
– Рег, ты больной? Они нас тиранят?
– Эти паршивые грязнокровки из Министерства напали на наших прямо в Косом переулке! Отец Нотта был там!
– Рег, ты идиот. На ваших «напали», после того как они начали махать палочками и орать «Смерть грязнокровкам!», – Сириус толкнул его в плечо.
Регулус пропустил это мимо ушей.
– Скоро так и будет! Скоро все грязнокровки вымрут! Им не место в нашем мире и они уже мрут как мухи!
Он осекся и его голос потерялся под потолком. Вид у него вдруг сделался испуганный, словно он сболтнул лишнего.
Повисла пауза.
Сириус чуть сузил глаза.
Теперь главное не спугнуть.
– Знаешь что? – он спрятал палочку за пояс брюк, сунул руки в карманы и подошел ближе, разглядывая Метку вместо Регулуса. – Если её не смыть сейчас, потом будет ещё сложнее и её следы наверняка заметят. А ещё заметят, что тебя не было на ужине. Вывод простой. И, должен сказать, более идиотского способа привлечь внимание придумать было нельзя, но, будем считать, что я купился. Ты хотел поговорить? С кем, со Слизнортом, с Дамблдором?
Регулус переступил с ноги на ногу.
– Мне ты можешь сказать, ты же знаешь, – вкрадчиво проговорил Сириус, коротко, почти незаметно взглянув на часы. – Выкладывай, что у тебя стряслось?
* * *
Роксана лягалась, брыкалась и звала на помощь, но эти уроды наверняка поставили на кабинет заглушку. Никто её не услышит.
– Ты, кажется, удивлена? – старался перекричать её Нотт. Он подтащил её к Мальсиберу, которого жутко смешили её жалкие попытки вырваться. Он хохотал и кивал на неё Уоррингтону и его смех Роксана тоже слышала. – Тебе ведь нравится, когда тебя похищают, разве нет? – рявкнул он ей прямо на ухо. Роксана вспомнила, как у него воняла изо рта на приеме в честь их помолвки. Сейчас было ещё хуже. – Разве нет?!
Мальсибер коротко махнул палочкой и вопли Роксаны стали беззвучными.
– Не надо так орать, кузен, она же не глухая, – поморщился он и демонстративно прочистил ухо кривым мизинцем с фамильным перстнем.
Нотт скрутил её так, что она перестала чувствовать руки и теперь вынуждена была смотреть прямо на Мальсибера. Волосы закрывали ей глаза и вздымались от частого дыхания. Нотт протягивал её ему как пирожное на тарелке.
У Мальсибера была дурная привычка вертеть головой, перед тем, как ляпнуть очередную гадость. Мирон тоже склонял так голову, но в такие секунды он не был человеком, его зрачки расширялись и обрастали алой радужкой, клыки удлинялись, кожа проваливалась. Мальсибер же был человеком, но когда повторял этот жест, Роксану пробирал страх.
В тот раз именно Мирон спас её.
Приехав сегодня в Хогвартс, он как будто принес сюда частицу Дурмстранга и его порядков. Но теперь его здесь нет. Никого нет. Теперь эти придурки наконец оторвутся на ней за позор своих родителей и сорванные планы, а она даже не может позвать на помощь! И мысли разлетались как перепуганные птицы, выхода не было, а если и был, она его не видела.
Мальсибер смотрел на неё, облизывая тонкие губы, а потом вдруг рассмеялся.
– Не надо на меня так смотреть, – вдруг прошептал он, скроив озабоченную рожицу и оттопырив губу. – Ты ведь знала, что так и будет, верно? – он обежал её всю долгим взглядом. – Знала, что ты нам должна, – в отличие от Нотта, Мальсибер говорил тихо и вкрадчиво. – Ты ведь согласна, что должна нам, Малфой? – он небрежно отбросил волосы с её лица, чтобы лучше было видно глаза. – Ты опозорила моего кузена, а его это задело, правда же, Като?
– Безмерно, – прорычал Като, пожимая её горло.
– Незадолго до этого ты оскорбила меня, – Мальсибер погладил её по щеке. – Помнишь, птичка? – он мягко засмеялся, перестал играть с её лицом, отбросил её волосы за спину и прижался к её уху. Роксану передернуло от отвращения.
– Повстречал я воробья:
Скок-поскок, скок-поскок!
Закричал я воробью:
Стой-постой, стой-постой!
Пока он мурчал ей на ухо эту старую детскую песенку, его пальцы уже взялись за пуговицы на её рубашке. Роксана зажмурилась, ужас схватил её за горло.
– Но пустился воробей
Наутёк, наутёк -
Посмеялся воробей
Надо мной, надо мной!* Ма-алфой... – выдохнул он ей на ухо. – Я никому не позволяю надо мной смеяться. Или выставлять в идиотском свете мою семью, – он закончил с её рубашкой и, даже не взглянув на то, что было под ней, клюнул Роксану в щеку сухими, твердыми губами. – И ещё, знаешь что? Он был очень недоволен тем, что его ослушались. И жестоко наказал твоего братца. Тебя никто не наказал, хотя это ты во всем виновата. Тебе не кажется, что это несправедливо?
И тут без предупреждения он порвал посередине её белье и обхватил холодной лапой её грудь.
– Блэк делает это так? – Мальсибер больно сжал её грудь и в его темных глазах вспыхнуло звериное веселье. Роксана не могла ничего ему сказать, поэтому молча тряслась от отвращения и ненависти и только когда убедилась, что Мальсибер действительно внимательно смотрит на неё, одними губами послала его на хуй.
Мальсибер посмеялся и вздохнул, убирая руку.
– Как жалко, что Като не может наказать тебя лично, – слизеринцы переглянулись с гаденькими усмешками. – Но мы решили, что я сделаю это за него, – сказал он, показательно расстегивая манжеты. Собственно, они никак не могли бы ему помешать, он просто давил ей на нервы. – Как любящий кузен. Давай её сюда, – громко скомандовал кузену Мальсибер, отступая от Роксаны и кивая на учительский стол. И перед тем, как Нотт нагнул её над столом и придавил, она успела услышать, как вжикнула мальсиберовская ширинка.
* * *
После этих слов Регулус вдруг ощетинился. Доверие, было проступившее на его лице, схлопнулось, как крышка глубоководной раковины.
– Да? Почему это? – выплюнул он, глядя теперь на брата со злостью. – Почему я должен тебе доверять. Ты ушел от нас! Ты нас предал! Может быть я бы и поговорил с тем Сириусом, которого знал раньше, но он – умер! – безжалостно выкрикнул он. – А ты мне не брат и я беру назад свои слова о том, что ты больше Блэк, чем я! Ты вообще не Блэк, раз открыто дружишь с грязнокровками!
– Да, – криво усмехнулся Сириус. – И нисколько не жалею, все они намного лучше наших предков, я каждый раз в этом убеждаюсь, – Регулус выкатил глаза от возмущения. – Я дружу с маглами, я спал с магловками, и что, у меня яйца отсохли или выросли лишние руки? – Сириус покачал головой. – Рег, ты уже достаточно взрослый, чтобы делать свои выводы об окружающем мире. Ты не обязан слепо верить в бред только потому, что его несет наша мать.
– Ты не сме.... я не... я не поэтому... я тоже в это верю! – он хлопнул себя по груди ладонью.
– Чепуха, – фыркнул Сириус. – Не веришь. Просто тебе так удобнее. Потому что мамочка ругаться не будет, верно? Ты уже шесть лет учишься под одной крышей с «грязнокровками», Рег, и мог заметить, что они ведут себя куда адекватнее некоторых твоих друзей, – на этих словах Регулус дернулся и засопел, на его щеках выступил бледный румянец. – Ты когда-нибудь видел, чтобы Дирк Крессвелл нападал на чистокровных девчонок с младших курсов, как нападает на магловок эта гнида Мальсибер? Или чтобы Лили Эванс на собраниях старост раздавала листовки, в которых называла вас угрозой? – Регулус молчал, взгляд его лихорадочно бегал по полу. Сириус почувствовал себя увереннее и подошел ещё ближе. – Я знаю, как наша мать умеет промывать мозги, Рег, но...
– Мне никто не промывал мозги! – вскричал Регулус, сверкнув глазами. – И никто не посмел бы! Это я сам, сам! Это Он выбрал меня! Он считает меня достойным!
И с этими словами он вдруг сделал шаг вперед и рывком задрал рукав на левой руке.
* * *
Нотт прижимал её к столу так, что не вывернешься, прямо как овечку на скотобойне. Мальсибер сначала просто прилипал к ней, слюнявил ей шею и уши, мял сиськи, каждые несколько секунд оглядывался на друзей за одобрением и они все вместе смеялись над её попытками вырваться. А потом, когда и это им приелось, он приказал Нотту держать ещё крепче и откинул наверх её школьную юбку. Наслаждаясь её безмолвным рыжанием, шлепнул по заднице и, посмеиваясь, пригласил Уоррингтона подойти поближе, чтобы тот посмотрел, «как поджарят девчонку Малфоев».
– Может быть её обездвижить? – предложил Нотт, которого уже утомила борьба. Несмотря на слезы, ненависть и панику, Роксана не переставала вырываться.
– Нет, мне нравится, когда они сопротивляются, – Мальсибер вдруг опустился на корточки, обхватил её задницу руками и ткнулся носом прямо в её белье.
Слизеринцы заржали, подначивая его, Роксана закричала бы от отвращения, если бы могла кричать, затопала, забрыкалась, вырываясь так, словно от степени приложенных усилий зависела вся её жизнь.
О, с каким удовольствием она выцарапала бы Мальсиберу глаза, если бы её руки не онемели в клешнях Нотта!
Помучав её немного, Мальсибер встал, достал член. Хищно глядя на неё бешеными черными глазами, облизал тонкие губы и резким движением сдернул с неё трусы, раня кожу.
И тут-то это и случилось.
В тот миг, когда самодовольный Мальсибер полез в штаны, крошечная капля бессмертной крови, которая до сих пор потихоньку разматывала свою волшебную черную паутину, взыграла в полную мощь.
Роксана, а точнее то существо, которое теперь правило бал в её сознании, взбрыкнуло так, что даже Нотт со своими крепкими ручищами не смог её удержать. Она ударила его головой по лицу и благородный ноттовский нос хрустнул, брызнув кровью. Едва руки противника чуть ослабли, Роксана вырвалась, схватила его за грудки и швырнула прямо на ошалевшего, подскочившего к ним Уоррингтона, чуть не выдернув себе обе кисти рук. Слизеринцы свалились кучей, перевернув парту. Мальсибер тем временем успел запихать член в штаны и уже вытряхивал трясущейся рукой палочкой из кармана, как Роксана порывисто оглянулась на него, зарычала и точно дикая кошка, прыгнула на него, повалила на пол, переворачивая ещё один стол, выхватила у него из кармана палочку, несколько секунд – и Мальсибер пыхтит, стоя на коленях, лицом к своим друзьям, а она скрывается у него за спиной, оттягивая его голову за волосы и втыкая его палочку ему в спину. Вся потасовка заняла от силы четверть минуты. Она даже не вполне понимала, что делает, чувствовала только невероятное упоение и восторг от собственной силы, скорости и ловкости. Когда же она опомнилась и сморгнула с глаз поволоку, увидела Нотта, сидящего на полу и держащегося за расквашенный нос и палочку Уоррингтона, направленную прямо на неё. Палочка эта ходила ходуном в его руке.
Безумие отступило.
– Ты что... – хрипел Мальсибер. – Ай, ты что, Малфой, спятила?
– Неужели больше не хочешь? – выдохнула она ему на ухо, не разжимая зубы. Вид поверженного противника и стоны боли почему-то вызывали у неё удовольствие. Она держала его за волосы и её хотелось выдрать этот клок и слышать, как Мальсибер орет. – Мне казалось, тебе нравится, когда делают это, – и она с ненавистью сжала губы, надавливая на палочку и оттягивая его голову.
– Да мы просто шутили, – принялся юлить он, морщась от боли и бросая на неё опасливые, жалобные взгляды. Она все так же сжимала в кулаке его волосы, чем причиняла ему боль. – Я бы не стал... мы хотели тебя напугать и всё...
– А вот я не уверена, что шучу, – кончик её палочки заскрипел и зашипел, рубашка Мальсибера начали тлеть и он закричал, когда раскаленный кончик коснулся его спины.
Слизеринцы, такие бравые всего несколько минут назад, в этот момент, кажется, здорово наложили в штаны.
– Отпусти его! – не выдержал Уоррингтон. – Мы никому ничего не скажем!
Роксана нехотя остановилась.
– И оставите меня в покое! – прорычала она.
– Осдавим! – выкрикнул Нотт, зажимая пальцами сломанный нос.
– Я могу вам верить? – вкрадчиво поинтересовалась она, невольно повторяя мимику Сириуса.
– Мде Обед дадь? – Нотт выглядел напуганным и Роксана вдруг отчетливо увидела ситуацию со стороны... и сама испугалась.
Её руки разжались и Мальсибер тут же вскочил. Вид у него был теперь не запуганный, а взбешенный и он наверняка бы ответил Роксане за своё унижение и ожег размером с кнат на своей белой коже, если бы она по-прежнему не сжимала в руке его палочку.
– Мою, – скомандовала она, протянув Уорригнтону ладонь.
Тот с некоторой опаской подступил к ней и сунул ей украденную палочку.
Он был в школьной форме, у него с шеи свисал слизеринский галстук, как и у остальных мальчиков, как и Роксаны. Теперь всё случившееся казалось просто идиотским спектаклем и все злились и ненавидели друг друга за участие. Всем хотелось поскорее разойтись и забыть всё это.
Роксана молча бросила палочку Мальсиберу.
Они гуськом покинули пустой класс по заклинанием. Проходя мимо Роксаны, Нотт бросил на неё косой взгляд и прогнусавил:
– Бешедая!
Роксана постояла немного в темноте, испытывая, к своему огромному удивлению, стыд, а потом бессмертная кровь снова взыграла и случившееся показалось ей сущей чепухой и тут же вылетело из головы. Как будто вообще ничего не случилось. Она подобрала с пола свои трусы, повертела их немного, сунула в карман и тут ей почудилось, что кто-то за ней наблюдает. Она диковато оглянулась и увидела, что это всего лишь её отражение в зеркально-черном окне. Подойдя к нему поближе, Роксана посмотрела на себя, бледную, с нездорово горящими глазами, дотронулась пальцем до холодного стекла и вдруг прыснула, расхохоталась так, словно это было самое смешное зрелище на свете.
* * *
На первый взгляд показалось, что Сириус вообще никак не отреагировал, увидев на худой руке брата бледную уродливую татуировку, клеймо Пожирателя Смерти. Разве что напрягся и лицо его побелело, но больше он никак себя не выдал.
– Видишь... видишь? – срывающимся от радости и страха голосом повторял Регулус, встряхивая и напрягая руку, словно так Сириус мог наконец увидеть. – Он выбрал меня. Он сам выбрал меня, я ему нужен. Скоро она проступит, – он фанатично уставился на Метку, едва обозначившуюся и расплывчатую. – И тогда я буду принадлежать...
– Это был ты? – едва слышным, хриплым голосом перебил его Сириус и наконец-то поднял на брата взгляд. Регулуса этот взгляд так перепугал, что он перестал улыбаться. Ярость исходила от Сириуса волнами – как, бывало, исходила от их матушки. – Это ты убил Тинкер Бэлл? И прикинулся мной в ту ночь, когда убили Нести?
Регулус весь похолодел.
– Нет! – выкрикнул он. – Я этого не делал, я их не убивал! То есть... я... да, я был там, но я их не... это не я, есть другие, другой...
– Регулус, ты хоть понимаешь, во что ты впутался? – убийственно-тихо спросил Сириус, подступая к нему.
– Понимаю! – немедленно выпалил Регулус, делая шаг назад. – Я буду служить Делу Темного Лорда, я буду...
Сириус вдруг засмеялся. Регулус осекся и сглотнул.
– Нет, не понимаешь! Какой же ты идиот, – и он снова засмеялся.
– Я не идиот! – срывающимся голосом выкрикнул Регулус. – Я делаю то, что должен делать! Так же, как наш отец когда-то, как отец Нотта, и Эйвери, и Мальсибера. Кто-то должен это делать, кто-то должен защитить нас от грязнокровой чумы! Если этого не сделать, скоро волшебников совсем не...
– Да я смотрю, ты просто сказочный идиот, Рег! – все с той же раздражающей Регулуса улыбкой, Сириус толкнул его в плечо, но так, что Регулус отлетел на пару шагов и опять впечатался в стену. Теперь уже сам. Он оглянулся на испачканную мантию. – Такое преданное и тупое дерьмо, как ты, бросят в самое пекло, пока Мальсибер, и Нотт, и Эйвери будут держать свои задницы в тени. Хотел бы я послушать, как ты будешь толковать о Деле, когда мракоборцы прищемят тебе яйца.
– Да? Почему это тебя так волнует?! – Регулус разозлился. – Это моя жизнь!
– Волнует?! – Сириус фыркнул. – Да мне насрать, Рег. Разве я не показал, насколько мне насрать, когда бросил вас всех? – Регулус обиженно поджал губы. – Мне плевать, если в один прекрасный день Косой переулок украсится твоими кишками, а если и тебе плевать, подумай хотя бы о матери, ты ведь у неё единственный сын.
– Моя мать гордится мной, – проговорил Регулус, хватаясь за упоминание о Вальбурге, как за соломинку, и вскинул подбородок. – Она сказала, что скорее утопила бы меня в детстве, чем позволила переметнуться на сторону врага, – Сириус иронично выгнул бровь. Очевидно, Регулус полагал, что эдакий прозрачный намек его обидит. – А если меня убьют в битве, она будет гордиться мной ещё больше. И отец тоже будет, – быстро добавил он, зыркнув на Сириуса.
Повисла пауза.
Сириусу хотелось его ударить. Не потому, что Регулус его обидел, а потому что просто бесил своей глупостью и идиотской верой в хорошего Влан-де-Морта. В детстве это было проще и он прописывал Регулусу всякий раз, когда тот его доводил. Это стоило даже отсидок в комнате с сушеными эльфами.
В конце-концов он просто дернул плечами.
– Дело твое. Мне плевать, сколько Меток ты выжжешь на своей шкуре, раз уж она тебе так не дорога, можешь вообще постелить её у кресла Волдеморта, мне все равно. И, раз уж тебе нечего сказать мне важного, я уже пойду, – он уже отвернулся было и снова повернулся к брату. – Только учти: если через неделю в лесу найдут ещё одну мою знакомую, разодранную в клочья, я никому ничего не скажу о твоей новой татуировке, просто сам размажу тебя по стенке, – Сириус коротко взглянул на пятно жирной, расплывающейся краски.
Регулус сглотнул.
– А пока пойду. Скоро ужин. Меня ждут друзья.
Это слово подействовало на Регулуса как щелчок кнута.
Не успел Сириус взяться за ручку двери, его младший брат выкрикнул: «Стой!» – и он, нарочно помедлив, обернулся.
Регулус тяжело дышал и вид у него был такой, будто его сейчас стошнит.
– Они хотят, чтобы тебя выгнали из Хогвартса, – быстро проговорил Регулус, морщась от каждого слова. – Они снова тебя подставят, так, как ты и сам не ожидаешь! В лесу снова найдут тело, но я здесь непричем! – истерично выкрикнул он, прежде чем Сириус успел сказать хоть слово. – Ты не понимаешь! Они будут появляться, хотим мы того или нет! И никто ничего с этим не поделает, ни ты, ни я, ни даже Дамблдор!
От этих слов Сириусу стало жутковато.
– Вот только в этот раз все поверят, что виноват ты и ты уже не отвертишься! Тебя исключат и может быть даже кинут в Азкабан!
Пару мгновений Сириус смотрел на брата, сузив глаза и прикидывая, блефует тот, или нет. А потом спросил со всем возможным спокойствием:
– Кто собирается меня подставить?
– Этого я тебе не скажу! – яростно выпалил Регулус. Он никогда не краснел целиком, краснели всегда его острые, ужасно торчащие скулы, отчего все лицо казалось ещё бледнее. – Только знай, что твои волосы уже украли и зелье сварено!
Сириус поднял брови.
– Почему ты сливаешь мне информацию? – спросил он после паузы. – Это называется предательство.
Регулус дернулся и на его лице вдруг на секунду отразилась настоящая мука.
– Я думал, ты будешь рад, если меня выпрут, – Сириус сделал два шага в обратном направлении и замер, засунув в карманы расслабленные руки.
Он умел прикидываться шлангом, когда каждый нерв был натянут до предела. Сохатый так не умел.
– Я не хочу, чтобы тебя посадили в Азкабан!
Было видно, что слова эти вырвались у него помимо воли, Регулус пришел в ужас и стремительно покраснел, а потом и вовсе вылетел из класса, хлопнув дверью.
Сириуса такой наплыв братской любви застал врасплох.
Он постоял немного в темноте, с ненавистью глядя на расплывшееся по стене пятно, ещё недавно бывшее Меткой, потом достал палочку, махнул так, что потеки краски зашевелились и сложились в слова «Волдеморт – сраный мудак!», а потом вышел из класса. Ему бы хотелось, чтобы вся эта мышиная возня интересовала его меньше, или не интересовала вовсе, но все равно не мог выкинуть слова Регулуса из головы.
Может быть он не врет? Может быть он не имеет отношения к этим убийствам? Тогда откуда у него на руке взялась Метка? Видно же, что это не самодельное творчество, вроде того, которое Макгонагалл заставляет сопляков из Слизеринца смывать каждое утро. Она настоящая, она проступает изнутри, это хорошо заметно. Известно, что Темный Лорд ставит Метку только после трех смертей. Эта мысль заставила Сириуса похолодеть. Неужели Рег впутался в этот чертов слизеринский Клуб и вся эта гниль идет оттуда? Очень похоже на то. Но тогда почему у него было такое лицо, когда он крикнул «Я их не убивал!». За столько лет Сириус научился определять, когда его брат лжет и в этот раз он говорил правду. Но если это правда, значит Клуб не при чем? И что значит «это другие»?
Впрочем, подумать об этом Сириус не успел. Ему почудились чьи-то шаги за спиной, он оглянулся, хватаясь за палочку, но коридор был пуст.
«Ты превращаешься в параноика», – раздраженно подумал он и отвернулся от вида потрескивающих факелов, как раз, чтобы нос к носу столкнуться с Роксаной.
Сириус дернулся и раздраженно прикрыл глаза.
– Рокс! – Роксана казалась такой же испуганной и выпучила на него странный, ищущий взгляд. – Твою мать, я чуть в штаны не наложил, – он рассмеялся. Роксана ничего не сказала, только нахмурилась и огляделась. – Ты как здесь оказалась?
Он готов был поклясться, что пару секунд назад в коридоре было пусто.
– Я услышала твои шаги, – она вдруг широко, лучисто улыбнулась, но как-то так, как не улыбалась раньше. Сириусу этот радостный плотоядный оскал не понравился.
– Услышала?
Роксана шагнула к нему и внезапно очень крепко обняла его за талию. Очень крепко.
– Кабинет Дамблдора этажом выше, Рокс.
– Ну и что? Я искала тебя, – жалобно добавила Роксана. Точнее не Роксана, а капля мироновской крови, правящая бал в её теле.
– Вот как?
– Угу, – она потянула его за отвороты рубашки, привстала на цыпочки, тыкаясь носом в шею.
У Сириуса мурашки по телу побежали.
– Ты так вкусно пахнешь, Сириус, – промурчала она, – Это просто невероятно, какой ты вкусный, – она неожиданно захихикала и вдруг укусила его.
Вообще-то Сириус был не против легких укусов, даже наоборот, но сейчас это был совсем не легкий укус.
Сириус зашипел от боли и отцепил её от себя. На губах у Роксаны была кровь, кожа между его шеей и плечом саднила.
– Ты спятила?!
Роксана пьяно засмеялась, вытерла губы и облизала каждый палец.
Сириус посмотрел на неё внимательнее. Ему стоило подумать ещё пару секунд назад.
Во-первых, она почти никогда не называла его по-имени. Только когда сильно нервничала или кончала – в этом случае она, бывало, повторяла его имя шепотом, без остановки и Сириусу это жутко нравилось. Сейчас же для таких небывалых нежностей не было повода.
Во-вторых, вид у неё был невменяемый.
– Рокс, ты что, обдолбалась? – тихо спросил он, весело подняв брови.
Вместо ответа Роксана снова сцапала его за рубашку, потянула на себя и засосала, но Сириус почти сразу же отлепился от неё, отплевываясь от металлического вкуса.
– Рокс, твою мать. – он вытер губы. – Ты что, бессмертной крови наглоталась, или...
Он бросил это в шутку, но, увидев, как губы Роксаны растянулись в абсолютно-малфоевской змеиной улыбке, замер, так и не оторвав пальцы от губ.
– Да, – прошептала Роксана, выпучив и без того большие глаза. – Да, Блэк! И знаешь что? Я чувствую себя такой... сильной, такой быстрой, я столько вижу и слышу... смотри, как я могу!
Роксана метнулась в сторону, да с такой скоростью, будто совсем исчезла. Сириус крутанулся на месте и её руки вдруг обхватили его за пояс. Он невольно дернулся и засмеялся, увидев её сияющее лицо, вынырнувшее у него из-под руки.
– Попался! – она обвила его руками за пояс, за плечи и буквально повисла на нем. – Это так странно и так здорово! Мне кажется, я все могу, а если не сделаю чего-нибудь, просто умру! Я вижу все, я слышу все, я могла бы сделать все, что захочу! Я слышу... тебя, – она потискала и вдруг прижалась носом к его спине, когтя го живот и грудь, тиская его. – ... я слышу твой запах так, как раньше не слышала, я слышу, как кровь бежит по твоим венам, слышу тебя всего, – она глубоко вздохнула и её низкий смех гулким эхом рассыпался по коридору. – Я не хочу, чтобы это заканчивалось! Теперь я понимаю, почему Мирон все время хотел ещё и...
Сириус в несколько движений освободился от рук Роксаны и схватил её за подбородок.
– Так это с ним ты виделась сегодня? – спросил он, почти не разжимая зубы. – Это он тебя напоил?
Роксана опять засмеялась.
– Ты такой смешной, Блэк, – она провела пальцами с длинными ногтями по его губам, но Сириус мотнул головой, отстраняясь. Она все так же смотрела на него чужими глазами, заполненными до краев восторгом, который Сириус был не в состоянии понять. И это злило его почти так же сильно, как факт её общения с Мироном. – Он же мой друг, он уезжает из страны, приехал попрощаться и...
– ...дать тебе пососать на память?
– Поцеловать, – пропела она.
Бешенство, ледяное и яростное промелькнуло на лице Сириуса и даже бессмертная капля, перевернувшая сознание Роксаны вверх-тормашками, не удержала её от желания отступить подальше.
Однако, к Сириусу почти сразу же вернулась его насмешка и он поинтересовался убийственно-вежливым, вкрадчивым голосом:
– И как? Понравилось целоваться с дохляком?
У неё в глазах мелькнуло что-то нехорошее, злое.
– Учти, Малфой, если захочешь стать такой же как он и хлестать кровь – тебе лучше уже сейчас пуститься вдогонку за своим вампиром. Мне мертвая девушка не нужна! – Сириус ласково придержал её за подбородок. – Давай, догоняй его, думаю, он недалеко уполз!
– Я сделала это из-за тебя! – обиженно выкрикнула она, сбивая его руку. – Он хотел забрать меня с собой и он поцеловал меня, а я укусила его и случайно...
– Мне плевать, – холодно прервал её Сириус. – Ты с ним сосалась. Дай мне переварить это, не добивай подробностями.
Роксана разозлилась. Дурман, заволокший её голову съежился и немного отступил перед острой обидой на слова Сириуса.
– А мне тоже плевать! – хрипло крикнула она. – Мне теперь на всё плевать! Ты все время говоришь про свободу, так вот я только сейчас поняла, что такое настоящая свобода! И я хочу ещё! Я хочу ещё, слышал! Может быть и правда следует отправиться за ним, потому что ты никогда не дашь мне такой свободы! – в глухой черноте её глаз промелькнули янтарные искорки. Сириус уже видел такое один раз – как раз перед тем, как она чуть было не отправила его на тот свет.
– Я не хочу, чтобы это заканчивалось, я не хочу снова становиться слабой и слепой, я этого не вынесу!
И она в самом деле метнулась было прочь, но Сириус был к этому готов. Палочка вылетела из его кармана, Блэки не зря считались лучшими дуэлянтами, скорость его чар была такой, что Роксана не успела среагировать и толстые крепкие веревки схлестнулись, сжав вместе её запястья. Секунда на осознание и возмущение, только она собралась дать деру, как то же самое случилось и с её лодыжками.
Сириус схватил её за шкирку, не дав шлепнуться ничком, совсем немного борьбы и феерических проклятий с её стороны, Силенцио – с его – и сопротивление оказалось сломлено. Сириус резко присел, обхватил её за пояс, взвалил на плечо как свернутый коврик и, пошатываясь, двинулся к лестнице, думая о том, что когда-то это уже было.
Сириус никогда прежде не имел дело с вампирами, если не считать ночевки на ярмарке Фей, поэтому просто не представлял, что теперь надо делать.
Самой лучшей казалась идея отнести её в гриффиндорскую спальню, бросить на кровать, привязать покрепче и пойти ужинать, как все нормальные люди. Действие наркотика, быть может, уже закончится к этому моменту, она придет в себя и уснет. Хотя, кто знает, как поведет себя кровь вампира в сочетании с её дурной вейлиной кровью. Если в спальню вернутся парни и она начнет кидаться и на них, у Джеймса, как его лучшего друга и старосты, будет полное право вытолкать их обоих за пределы Гриффиндора.
С другой стороны, можно было отнести её в Выручай-комнату и просидеть там до рассвета – тогда уж точно действие яда закончится. Но кто знает, как услужливая комнатка отзовется на желания Роксаны? Кто знает, что она ей предоставит? Рисковать не хотелось. У него не так много жизней и не так много Роксан.
В крыло её тоже нельзя было нести, мадам Помфри наверняка сдаст её Дамблдору. Сириус подумал было отнести её к Хагриду, но пройти сейчас незамеченными такой длинный маршрут было невозможно. Лучше всего было бы навестить профессора Грей, ведь вампиры и оборотни – это по её части, но Грей все ещё отсутствововала... и тут Сириуса осенило! Джекилл! Он – преподаватель по защите от Темных сил, точно должен знать, как привести в чувство человека под бессмертием, к тому же он – школьный психолог и вряд ли сдаст их Дамблдору. Ну а если сдаст... тогда надо будет думать, что делать, а сейчас самое главное – привести в чувство Роксану.
Именно так думал Сириус, стуча кулаком в дверь джекилловского кабинета.
Роксана всю дорогу брыкалась, пару раз довольно ощутимо ударила его по спину, всадила колено в живот. Должно быть, действие бессмертия уже шло на убыль – Роксана не смогла ни убежать, ни вырваться, и все остатки её сил уходили на борьбу с Сириусом и истеричное «Ещё!». Хорошо хоть все сейчас были внизу, на ужине и никто не видел этого шоу.
Пока Сириус колотил в дверь, крепко держал Роксану одной рукой, и она все время порывалась укусить его за неё, а сражаться с её зубами и стучать было трудно. Ему не отзывались довольно долго и Сириус с досадой подумал было, что профессор, как и все – на ужине, но вот в глубине кабинета раздалась возня, что-то зазвенело, потом раздались шаги и Джекилл открыл дверь.
Вместо привычной мантии на нем была простая белая рубашка, закатанная до рукавов, вид у него был совершенно домашний. Кажется, они оторвали его от какого-то важного дела, вид у него был задумчивый и мрачный.
– Сириус? – в отличие от многих преподавателей он обращался к ученикам по имени. – Почему вы не на... – он озадаченно моргнул, взглянув на невменяемую Малфой. – ... не на ужине?
– Это очень хороший вопрос, профессор, – пропыхтел Сириус, сражаясь с её когтистыми ручонками. – Нам нужна ваша помощь. И поскорее.
– Трудно сказать, как сработает противоядие, – сказал Джекилл осмотрев Роксану, пока Сириус кое-как удерживал её на кушетке. Роксана билась и вырывалась, требуя дать ей ещё.
– Что вы имеете в виду? – спросил Сириус, когда Джекилл отошел к своему рабочему столу, на котором размещалась целая алхимическая лаборатория – склянки, трубки, перегонные спирали, горелки. Все это сверкало, источало самые разные запахи и выпускало в воздух струйки пара.
– Ведь она же Малфой, – торопливо смешивая противоядие, Джекилл и мельком взглянул на Роксану, которая как раз в этот момент перестала биться, откинулась Сириусу на плечо и потирала шею, натужно сглатывая. У неё на лбу выступил пот. Время от времени она открывала глаза, они были о черными, то желтыми, как у хищной птицы. Когда они стали желтыми, она опять мученически наморщила лоб и попыталась вывернуться из рук Сириуса. – Это интересный случай, никогда прежде я не видел, как кровь вампира взаимодействует с кровью вейлы.
– Действительно, интересный, – буркнул Сириус и тут Роксана отчаянно и хрипло взвыла «ЕЩЁ!» и оцарапала его, взвившись ужом. Её несчастный, полный муки голос шевельнул какие-то сентиментальные струны в душе Сириуса, но как только она оцарапала ему щеку, вся его жалость испарилась и он скрутил её так, что она сжалась и тихонько заплакала.
– Должно быть, действие заканчивается, – сказал Джекилл, быстрее орудуя пробирками и пипетками. Склянки испуганно звенели в его руках. Противоядие громко пыхнуло паром, когда он бросил в него щепотку чего-то. – Это уже обычная ломка.
Сириус, который в этот момент вытирал окровавленную щеку, мрачно глянул на прямую спину профессора. Ему-то легко говорить.
Роксана цапнула его за руку. Сириус с трудом удержался, чтобы не заматериться, а Роксана, или кто там сейчас управлял её головой, убедившись, что его кровь – обычная, зарыдала от горя.
– Не хотите пока что рассказать, как все это вышло? – Джекилл опять оглянулся, но вид у него был и в половину не такой суровый, как следовало. Казалось, ему и правда просто интересно.
На этот случай у Сириуса уже была заготовка.
– Кто-то пронес в школу огневиски. Мы хотели попробовать, наверное кто-то подлил туда.
Джекилл взглянул на него через плечо и кивнул – сделал вид, что поверил.
Вдвоем они кое-как влили в Роксану антидот. Когда он подействовал, Роксана перестала биться и плакать, и просто заснула, прямо на той же кушетке. Сириус, порядком измотанный, оцарапанный и дважды укушенный, укрыл её пледом, мрачно глядя на удивительно спокойное лицо девушки.
– Надеюсь, вы понимаете, Сириус, что ещё несколько таких экспериментов повлекут за собой привыкание, – сказал Джекилл, затыкая склянкой пробку. Сириус сердито подоткнул одеяло под Роксану. – Она не сможет жить без крови вампиров, она ведь так... привлекает обилием новых физических возможностей. И тогда мы её потеряем. Думаю, не за чем объяснять, чем все это закончится?
– Это больше не повторится, – железным голосом отозвался Сириус. – Никогда.
– Хорошо. Я добавил в противоядие пару капель Единорогова молока. Понадобится время, чтобы её кровь окончательно очистилась, – Джекилл бросил Сириусу плед и вернулся к своему столу, оглядываясь на ходу. Сириус набросил на Роксану одолженный Джекиллом плед. Его брови были мрачно сдвинуты. – Она проспит пару часов, а потом её можно будет отвести в крыло.
– Я бы не хотел вести её в крыло, сэр, – тут же отозвался Сириус.
Джекилл снова оглянулся на него и, кажется, чуть-чуть улыбнулся. Не более того, чтобы Сириус не подумал, что он все это поощряет.
– Почему? Мадам Помфри – профессионал, – сказал он, снова возвращаясь к своей работе. – Она ведь уже почти семь лет помогает вашему другу, Ремусу Люпину...
У Сириуса под ложечкой засосало.
– ... прийти в себя после полнолуния, последствия единоразового отравления бессмертием сможет подавить в два счета. Вам следовало сразу отнести Роксану к ней. Почему вы пришли ко мне? – на его столе опять что-то пыхнуло, погрузив фигуру профессора по защите от Темных сил в белый пар.
– Вы вступились за нас, когда Рокс чуть не прикончила меня на вашем уроке. Вы её не выдали. А если её исключат, ей некуда будет пойти. У неё никого, кроме меня, – зло проворчал Сириус.
Джекилл коротко посмотрел на них и тут же часы на его полке пробили семь часов. Профессор бросил какую-то стеклянную палочку в одну из пробирок.
– Вам стоит спуститься на ужин, Сириус. Идите, я прослежу, чтобы с Роксаной ничего не случилось.
– Я бы хотел остаться с ней...е...если можно, конечно, – поспешно добавил Сириус.
У Джекилла опять что-то не заладилось и пыхнуло, он горько вздохнул, взмахнул полотенцем, разгоняя пар и вытер руки.
– Можно, почему нет, – он тепло улыбнулся. – Что же, в таком случае я предлагаю перекусить прямо здесь, – он махнул на заваленный книгами и свитками стол у камина. Надо сказать, в кабинете у него царил форменный бардак, как в башне какого-нибудь престарелого алхимика-фанатика.
У Сириуса уже давно живот подводило от голода, так что он и не подумал отказываться. И уже через несколько минут на кое-как очищенном столе появилась тарелка с сэндвичами и чай.
Сириус уминал бутерброды, а сам время от времени смотрел на кушетку. У него внутри снова сцепились гиппогрифы – один ненавидел Роксану за измену, другой – переживал за неё и за то, какой она проснется...
– С ней всё будет хорошо, не волнуйтесь, – сказал Джекилл, поймав его взгляд. – К счастью, это лекарство не так сложно составить, – добавил он со странной горечью и вытер рот салфеткой.
Сириус взглянул на алхимический стол и его извечная, взращенная вместе с Джеймсом в ночных коридорах Хогвартса любовь к розыгрышам, шалостям и всяким интересным штуковинам, заставила его заинтересоваться. С помощью такой мини-лаборатории они с Джеймсом могли бы начать изготовлять свои собственные волшебные штуковины, наподобие тех, что продаются в этом новом магазине «Зонко».
Интересно, зачем он нужен Джекиллу?
– Вы занимаетесь каким-то экспериментом? – спросил Сириус, отхватывая от сандвича кусок – совершенно по-собачьи. Джекилл чуть сузил глаза, проследив за этим жестом. – Я такое только у Ана...профессора Слизнорта видел в кабинете.
– Я ведь не всегда был и буду преподавателем. Это, – он махнул на стол. – Такая же часть моей работы, я занимаюсь... особенными исследованиями и участвую в разработках зелья, которое могло бы подавлять в волшебнике ту часть магического сознания, которая отвечает за пробуждение и развитие Темной магии. Это труд всей моей жизни. К счастью, работа в Хогвартсе позволяет мне продолжать мои исследования, вот только с... подопытными проблема, – он коротко и безрадостно улыбнулся. – А сейчас я помогаю мадам Помфри, но увы, пока что безрезультатно, – добавил он с неожиданной злобой.
– Помогаете? – нахмурился Сириус. – Это насчет эпидемии туберкулеза, о которой все говорят?
Джекилл покачал головой и горько вздохнул.
– Эпидемия... – он снял очки, потер глаза и водрузил очки на место, сцепив длиннопалые бледные руки в замок. – То, с чем мы столкнулись, не имеет ничего общего с магловской болезнью, о которой говорит «Пророк», чтобы успокоить общественность. Боюсь, мы столкнулись кое с чем куда более опасным и непредсказуемым, – он посмотрел на Сириуса. – Примерно час назад в больничное крыло привели шестикурсника Дирка Крессвелла. Он закашлялся кровью в одном из коридоров, а когда его доставили в медпункт, кровь уже шла у него из носа. Он ведь с вашего факультета, Сириус, вам известны некоторые подробности касательно этого студента?
В голове Сириуса пронесся целый вихрь и вдруг безошибочно выдал один-единственный факт.
– Крессвелл – маглорожденный, – прошептал он, кладя на тарелку остатки сэндвича.
Джекилл покивал, невидяще глядя в огонь, пляшущий в кирпичной кладке камина. А потом огорошил Сириуса:
– Как и все до единого заболевшие. «Пророк» умалчивает об этом, чтобы не поднимать панику. Но паника уже неизбежна, потому что скрывать правду дальше просто невозможно. Это вовсе не эпидемия и не магловский туберкулез, Сириус. Мы имеем дело с проклятием. Самым масштабным проклятием за последние сто лет.
__________________________________________________________
Английская детская песня: Once I saw a little bird...
Перевод М. Бородицкой.
Глава посвящается Майе Черемновой.
Мародеры
– Как по мне, так всё это какая–то жуткая хуета, Бродяга.
Они сидели на смотровой площадке Астрономической башни. Темно было как у взрывопотама в жопе. Сириус сидел на полу у стены и курил. Джеймс – на самом краешке площадки, свесив вниз ногу и перебрасывал из одной руки в другую снитч. Мячик терпел и даже не пытался улететь. За почти что пять лет в руках Сохатого он всякого натерпелся. Теперь Джеймс нашпиговал его атмосферными чарами и мячик был горячим, как из печки.
Время близилось к полуночи. Джеймс и Сириус ждали Хвоста, чтобы наконец начать первый этап Диверсии. Хвост опаздывал, площадку продувало со всех сторон и, чтобы немного согреться, они понемногу пили огневиски из бутылки с надписью «Йогурт».
– Не может быть, чтобы не было никакого средства, – поморщился Джеймс, возвращая флягу Сириусу. – Он прямо так и сказал?
– Так и сказал.
Вчера ночью Сириус рассказал Джеймсу всё, что узнал от Джекилла. И все равно опоздал – Дамблдор сделал объявление за ужином и теперь вся школа была в курсе. А вскоре после того, как Сириус рассказал всё Джеймсу, эфир «Эха Мерлина», которое по привычке каждый вечер слушала вся гостиная, обрушился под натиском Темной пиратской волны. Как это уже было однажды, теплой августовской ночью, из приемника вдруг вырвался ледяной, металлический голос, услышав который, переполошилась разом вся гостиная. Все бросили свои дела, наверху захлопали двери, на лестницах зазвучали шаги, весь Гриффиндор столпился вокруг стола, на котором стояло радио. И не только Гриффиндор, волшебники по всей стране, во всех домах собрались вокруг своих приемников, чтобы вместе встретить очередной удар.
– ...и тем, кто встанет на моем Пути не будет пощады, – говорил Волан–де–Морт в звенящей тишине гостиной. – В моем новом мире не будет места грязнокровой угрозе. Не будет места жадным, алчным маглам. Не будет предателей чистой крови. Я говорил вам, что кровь польется по вашим улицам, если вы будете мне мешать. Нашлись глупцы, которые мне не поверили. И теперь я, как милосердный целитель, пущу кровь волшебному сообществу, чтобы спасти его от надвигающейся чумы. После недолгой слабости оно выздоровеет и восстанет более чистым и крепким, чем когда–либо....
В общем, он много чего говорил в тот вечер.
А после этого жуткого эфира раскол похлеще разлома тектонических плит, пролег между маглорожденными и некоторыми чистокровными студентами. Первые кляли Темного Лорда на чем свет стоит, захлебывались в истеричных призывах к Министерству найти и уничтожить Волан–де–Морта как дикое животное. Вторые хладнокровно заявляли, что Темный Лорд тут не при чем и кара так или иначе обрушилась бы на головы грязнокровок, которые столько веков гнобили волшебников. Тех чистокровных, которые вставали на сторону маглов клеймили предателями, напряжение в школе возросло до небывалых высот и даже учителя не могли свести его на нет.
Проклятие неслось по стране с ужасающей скоростью, как шквал, как чума оно забиралось в дом. Семьи пораженных штурмовали Министерство и редакцию «Пророка», требуя всеми путями и средствами вылечить своих любимых. Никто не понимал, как можно было создать такое проклятие и также никто не желал смириться с тем фактом, что раз проклятие невозможно повторить, то никто, даже самые лучшие целители и алхимики не в состоянии найти лекарство. За одну короткую ночь и один стремительный день паника охватила волшебную Англию так, словно все узнали, что завтра — Конец Света. Чинный Косой переулок взорвался контрабандой защитных амулетов, защитных зелий, защитных шляп и прочей защитной дряни.
Не миновал этой участи и Хогвартс. Как этого и следовало ожидать, у многих маглорожденных просто крыша поехала на почве защитной магии. Лили сбилась с ног, отбирая у малышей какие–то самопальные защитные амулеты, от которых кожа покрывалась волдырями или вместо волос росли перья. Она, наверное, жутко разозлилась бы, если бы узнала, что Джеймс, будучи у неё в спальне как–то раз, сунул в её школьную сумку заколдованный лунный камень. Знал об этом только Сириус, потому что сам выпросил эти камни у Андромеды, один для Лили, другой для Марлин, ещё один для Мэри.
– Бродяга, так не бывает, – Джеймс взял сигарету из протянутой пачки. – Выход всегда есть. Мы же пьем какую–то защитную херню каждый божий день, разве нет?
– А, да. Это не лекарство, – Сириус затянулся. – Жидкая эссенция Протего Экстремум.
Джеймс закашлялся, когда огневиски попало не в то горло.
– Что?!
– Я сам охуел. Но это Джекилл. Не знаю, что не так с этим парнем. Он нашел способ добыть жидкий концентрат из заклинания, понимаешь? Сам. Этот тип либо чокнутый, либо гений.
Джеймс покачал головой.
– Кстати насчет зелья, – Сириусу жутко не хотелось опять нарываться на неприятный разговор, но он уже начал. – Она точно нам поможет?
Джеймс откинул голову на стену и чуть прищурился, глядя на Сириуса.
На его лице было написано: «Не доверяшь Лили?»
Сириус скривился в ответ.
Джеймс знал, о чем он думает. Бабе не место в мародерском кругу. Даже если это Лили Эванс. Предложение Джеймса подключить к Диверсии девчонок не вызывало у Сириуса ничего, кроме раздражения и злости. Всё это слишком ненадежно, слишком тупо и слишком напоминало о том, как им не хватает четвертого Мародера.
– Слишком большой риск. Сохатый, – наконец сказал он. – Девчонкам в таком вопросе доверять нельзя. Это всегда нытье, мозгоебство и куча паники не по делу. Как всегда.
– Эванс вытащила нас из кабинета Филча.
Сириус страдальчески поморщился.
–И спасла твою задницу летом, я помню, Сохатый. Эванс классная девчонка, но в таком деле...
На лестнице зазвучали шаги. Не сговариваясь, Джеймс и Сириус вытащили палочки. Шаги стали громче и над краем площадки замаячила знакомая вязаная шапка.
– Фуф, – выдохнул Хвост, вскарабкавшись на последнюю ступеньку. Он был красным и потным, в одной руке сжимал какой–то пакет, ладонь другой прижимал к пухлому боку. – Ну вы и забрались! – выдохнул он. – Почему нельзя было договориться встретиться в гостиной?
Джеймс вскочил, пропустив его вопрос мимо ушей.
– Принес?
Сириус медленно поднялся и отряхнулся.
– Принес, – буркнул Хвост и протянул ему внушительный бумажный пакет. – Филч чуть было не поймал меня с ним. И твоя подружка чуть не поколотила меня, Бродяга.
– Брось, она ангел, – невнятно из–за сигареты проговорил Сириус, вместе с Джеймсом извлекая из пакета запутанный моток проволоки и какие–то фонарики. – Немногие сейчас рискнут заказывать что–то у «Горбина». А Роуз просто не любит, когда её будят среди ночи, – он уселся на корточки и принялся разматывать проволоку.
– Сам бы сходил, – Питер шмыгнул носом, наблюдая за тем, как они устанавливают детали ловушки для привидений по краям огромного круглого отверстия в полу. Если заглянуть в него, можно было увидеть пол первого этажа. – Тебе, небось, она была бы рада.
– Вот именно, – широко улыбнулся Сириус, расставляя фонарики полукругом на своей половине площадки. – Меня бы она не отпустила до самого утра.
– Готово! – сообщил Джеймс и поставил последний фонарик аккурат напротив сириусова на противоположном краю площадки. Как только он убрал руку, все фонарики разом налились зеленым светом и проволочная сетка, зависшая над колодцем, тоже вспыхнула и исчезла, словно её и не было.
Джеймс задрал рукав куртки и посмотрел на часы.
– Минута в минуту, господа.
В этот же миг где–то внизу башни раздался характерный хохот — Пивз, который каждую ночь осуществлял один и тот же маршрут безобразий по всей школе, уже на всех парусах несся в Астрономическую башню, чтобы замазать окуляры телескопов чернилами.
– Три... два...
Сириус с удовольствием закрыл глаза и щелкнул пальцами.
Ракета–Пивз влетела в ловушку.
Красиво и аккуратно.
Целую секунду ничего не происходило, а потом — хлопок и ловушка для призраков производства «Горбина и Бэрка» схлопнулась, ещё мгновение — и полтергейст болтается в сверкающей проволочной авоське, а фонарики на полу таинственно сверкают и гудят, удерживая авоську в поле, где магия призраков и полтергейстов бессильна.
– Как дерьмо в трубу! – радостно сообщил Сириус.
– Десять — ноль в пользу Гриффиндора! – Джеймс вскочил и вскинул руки. – Не надо оваций и жарких признаний, дорогие болельщики, это чистая победа! Ву–у–у! – и он танцуя прошелся вокруг отверстия, махая руками. Питер смеялся.
– Обормоттер! – выкрикнул Пивз, как только смог восстановить равновесие в ловушке и увидеть лица своих «палачей». Каким–то удивительным образом ему удалось соединить в одном–единственном слове ненависть, непонимание и уважение.
– У нас есть к тебе дело, Пивз, очень нужное и важное. – Джеймс перестал дурачиться и уселся на пол, свесив ноги в «колодец», так, чтобы оказаться на одном уровне с игрушечной башкой Пивза.
Пивз от души послал его.
– Он мне нравится! – заявил Джеймс, взглянув на Сириуса.
Сириус сунул руки в карманы куртки.
– Слышал, ты? – крикнул он, подойдя к самому краю площадки с другой стороны от ловушки. – Сохатый сказал, что ты гандон. И я с ним согласен. Потому что твой потолок — это бросаться сушеным говном. Я сразу сказал, Сохатый, нечего рассчитывать на эту хреновину, когда речь идет о серьезных шалостях.
Пивз прислушался.
– Серьезных? – он хищно впился в Мародеров взглядом. – Это каких?
– Дело касается школьного сортира, Пивз. И мы...
Полтергейст расхохотался.
– Обормоттер решил взорвать туалет? Скучноо–о–о! – и он издал неприличный звук.
Сириус поддел носком ботинка один из фонариков и авоська Пивза ударила его какими–то чарами. Полтергейст зашипел.
– Да, Пивз, – голосом, полным безграничного терпения сказал Джеймс. – Ты прав, это слишком скучно. Поэтому мы взорвем все туалеты.
Пивз обернулся так круто, что все его тельце кроме головы сделало ещё один оборот.
– Все. Каждый, – вкрадчиво говорил Джеймс. – На каждом этаже. В одно и то же время. И ты нам в этом поможешь.
– А что я получу взамен? – прищурился полтергейст. – Пивз ничего не делает просто так!
Мародеры переглянулись.
– Если всё пройдет как по маслу, получишь кабинет Филча, – Джеймс знал, что Пивз давно мечтает до него добраться. – Делай с ним что хочешь. Мы тебе доверяем.
Глаза полтергейста загорелись нешуточным огнем и Джеймс, понял, что теперь Пивз сделает для них что угодно.
– Ну как, идет? – и он взял один из фонариков в руки, разрывая таким образом связь. Ловушка исчезла, но Пивз никуда не улетел.
* * *
Разработкой операции под кодовым названием «Хрень» Джеймс и Сириус начали ещё в Блэквуде, когда совершенно случайно нашли в кабинете Альфарда жутко запыленный и зачитанный том. Не то, чтобы это была Черная магия, но и шибко Светлой её не назовешь. Некоторые из описанных в книге рецептов зелий вполне могли закончиться годовалой отсидкой в Азкабане. Среди этих рецептов они её и нашли.
В случае успеха Хрень имела полное право занять почетное первое место в списке школьных проделок и шалостей за все шесть лет. В случае поражения им всем мог настать феерический и нелепый конец.
Так или иначе, прибыв в школу после каникул, Сириус и Джеймс первым делом наведались в теплицы и нанесли жуткий урон ящикам с бубонтюберами, вычистив из растений весь их гной и не оставив пятикурсникам ни капли. Но, как справедливо отметил Бродяга, у них и самих этого добра было навалом.
После этого они прокрались в Хогсмид и обчистили склад «Зонко», вытащив оттуда целых два ящика навозных бомб. Драконий навоз в сочетании с гноем бубонтюбера, глиной, расплавленным сыром Пармезан и какими–то хитрыми чарами, которые они вычитали в книге Альфарда превратился в какую–то отвратительную жирную дрянь болотного цвета, похожую на кусок коровьего дерьма с ручками и ножками, ну или в лучшем случае на просроченный шоколадный пудинг. Едва выпав из котла, эта хреновина бросилась к раковине и попыталась утопиться, но вместо этого стала ещё больше. Специальных чар из книги Альфарда хватило, чтобы Хрень затвердела и рассыпалась на кусочки, но в тот момент, когда Питер с воплем бросился под парту, а Хрень — в раковину, Мародеры поняли, что надо делать.
Подготовка к Диверсии была завершена и ждали только полнолуния, но дело здорово изменилось после того, как Сириус передал Джеймсу слова Регулуса о том, что слизеринцы собираются круто их подставить. Это было в тот же вечер, когда все узнали о проклятии, за час до эфира.
– Они готовят Оборотное зелье?! Черт, ну конечно же! – Джеймс кувыркнулся со своей всклокоченной постели и заходил по комнате, лохматя волосы. Сириус лежал на кровати и флегматично кидал в стену мячик, а Питер обнимался с подушкой и следил за метаниями Джеймса. Ремус был внизу. – И в этот раз, если их поймают в лесу, их там и не будет, а если «тебя» поймают второй раз, то... – Джеймс ударил кулаком по раскрытой ладони, глаза его загорелись предвкушением хорошей заварушки. – Вот ублюдки! Решили спихнуть все на нас! Эти мрази ещё не знают, на кого нарвались!
План сформировался у Джеймса в голове моментально и оказался предельно прост: они тоже выпьют Оборотное зелье, только с волосами слизеринцев. Проследят за ними по Карте, пойдут за ними в лес, проследят за ними, а в нужный момент просто покажутся охотникам и сделают всё, чтобы охотники, мракоборцы, или любые другие «высшие силы» поймали в лесу именно слизеринцев. Потом можно будет выбраться из–под стражи, с мантией–невидимкой это как два пальца об асфальт.
– В тот раз в лесу точно был Нотт. И Регулус, он сам признался. С ними были ещё двое, я готов побиться об заклад, что это были Мальсибер и Снейп, – презрительно бросил Джеймс. – Эти вечно таскаются вчетвером.
– Нет, – вдруг сказал Сириус.
– Что — нет?
– Регулуса в лесу не будет, – Сириус сел на кровати и вперился в Джеймса тяжелым взглядом. – Моего идиотского братца не будет среди тех, кого возьмут за яйца и вышвырнут из школы, Сохатый. Никогда.
Они помолчали, глядя друг на друга.
– Ладно, – нехотя бросил Джеймс после небольшой паузы. Вряд ли он пошел бы на уступку, если бы его попросил Питер или кто–то ещё. Но Сириус есть Сириус. – Без Регулуса.
Бродяга удовлетворенно кивнул.
– А что мы будем делать, когда нас поймают? – Питер, как всегда, первым начал нервничать. Заранее. – Действие зелья закончится и все станет ясно.
– Мы будем делать, Хвост. Не ты. Ты останешься в замке. С Картой и половинкой зеркала. Нам надо знать, куда они направляются, надо, чтобы кто–то докладывал, как обстоят дела в школе.
Питер промолчал. Кажется, не особо расстроился.
– А мы что–нибудь придумаем, – добавил Джеймс. – Всегда придумываем. В конце–концов, сбежать из–под стражи не так сложно, правда Бродяга? Мы это делали сотни раз. Главное, чтобы нас, то есть слизеринцев, видели в лесу той ночью. И чтобы зелье не выветрилось раньше срока.
– А что мы будем делать с самими слизеринцами? – поинтересовался Сириус. – Если охотники найдут двух Мальсиберов...
Джеймс легко пожал плечами.
– Ничего. Выведем на них охотников и сбежим. Но только после того, как они сделают... что бы ни делали там. И до того, как появятся оборотни. Мерлин, Бродяга, мы все равно будем на шаг впереди. Даже на два шага. Нас же двое. Но всё – после того, как они притащат девчонку в лес, понял? Чтобы нас, то есть Мальсибера и Нотта с ней увидели.
Сириус вздохнул и прикрыл глаза.
– Всё это дохуя сложно, Сохатый. Ты слишком сильно полагаешься на случай.
– Я полагаюсь на Хвоста, – сказал Джеймс и хлопнул Питера по пухлому плечу. – Мы все равно должны быть в лесу этой ночью, раз уж у Лунатика крыша поехала. Он хоть и мудак, но наш мудак и я не хочу, чтобы его опять напичкали серебром, – Джеймс хлопнул в ладони и хорошенько потер их, как будто замерз. – Теперь главное — вовремя закончить Хрень. От неё зависят наши задницы и, возможно, чья–то жизнь. Только вот теперь надо кое–что изменить в плане, – он упал на четвереньки и вынул из тайника под кроватью наскоро нарисованные планы школы (Карте и в подметки не годились). Расстелил их на полу.
– Нужно будет изменить порядок взрывов, – он прочертил пальцем зигзаг на схеме этажей школы. – И вообще, задействовать вот эту ветку канализации, – Сириус заинтересованно свесился с постели, глядя, как Джеймс постукивает палочкой по плану и красные стрелочки ползут по пергаменту, словно бравые гусеницы. Джеймс поднял голову и поджал губы. – Боюсь, сами мы не справимся, Бродяга. Нам нужна поддержка. Весомая.
Они переглянулись и их лица расплылись в одинаковых улыбках.
– Пивз, – хором сказали они и дали друг другу пять.
– Что — Пивз? – недоуменно прошамкал Питер, который в это время занимался извлечением шоколада из тайника.
Так всё и решилось.
* * *
Диверсию назначили на двадцать четвертое января — в день полнолуния.
Всё было рассчитано идеально. Первым уроком в тот день была трансфигурация и она должна была проходить на пятом этаже, но мародеры вовремя внесли небольшие правки в расписание. Зная, что у Макгонагалл есть только один запасной кабинет на втором этаже неподалеку от туалетов (идеальный вариант), Джеймс, перед вылазкой в Астрономическую башню, оставил окно в её классе открытым и наутро выяснилось, что и стулья, и парты, и доска покрылись толстым слоем льда. Никогда не плохо запустить пару маленьких шалостей по ходу одной Большой.
Теперь весь класс толпился на солнечном этаже, откуда до подземелий, кабинета Слизнорта и шкафчика с зельями было ну почти как рукой подать.
Поднявшись сюда утром, Сириус рассчитывал обнаружить Сохатого и Эванс за обсуждением её обязанностей, как временного (на что Сириус очень рассчитывал) члена (хаха) их команды, но когда подошел к классу, увидел, что голубки как ни в чем ни бывало милуются у стены.
Когда Сириус проходил мимо, Лили невнятно замычала что–то, отлепилась от Сохатого и со смехом вытащила у себя изо рта его жвачку Друбблс. Джеймс что–то сказал ей, закинул жвачку обратно в рот и они снова присосались друг к другу.
Ну раз Сохатый так спокоен, значит всё о'кей, подумал Сириус. И Эванс знает, что ей надо делать. Он миновал группку слизеринцев и поискал глазами Хвоста. Тот терся рядом с близнецами, грыз ногти и пучил глаза, явно пытаясь подать Сириусу какой–то знак. Казалось, вот–вот описается от страха, но Сириусу сейчас не хотелось выслушивать его нытье и страхи по поводу того, что будет, если вся их грандиозная операция обрушится и всех поймают.
Сириус ничего не боялся, он был холоден, спокоен и полон сухого, как порох азарта. Это был хороший знак. Всё было готово и если Пивз их не подвел, Хрень за ночь как следует нажралась в канализации и вот–вот покажет себя миру. Они договорились, что как только их малышка попросится наружу, Пивз подаст сигнал – погремит ставнями, уронит доску или бюст, в общем, сделает что–нибудь в духе полтергейста, а они будут готовы.
Сириус взглянул на часы. До начала диверсии оставалось чуть меньше получаса. После неизвестно когда заработают туалеты. Он двинулся к одному и вдруг увидел, как из–за поворота показалась Малфой и тут же впилась в него взглядом. Сириус не стал останавливаться и вошел в туалет, хотя, впрочем, мог бы и догадаться, что Роксану не остановит такой пустяк, как дверь.
Она ворвалась, когда он уже занялся делом, решительно подлетела к нему и с размаху шарахнулась спиной к стене между писсуарами, плотно скрестив на груди руки. Она была все ещё немного бледная и уставшая, но глаза, под которыми лежали тени, впились в Сириуса так яростно, словно она хотела взглядом прожечь в нем кольцо для квиддича.
Четверокурсник, который в этот момент мыл руки, поспешно закрутил краны и ретировался, а парочка сопляков в дверях так и вовсе пулей вылетела обратно в коридор, завидев девчонку.
Роксана молчала. Сириус тоже.
Слышно было только журчание.
Роксана не уходила. Помучав её ещё немного, Сириус покосился на неё и приподнял бровь.
– Ты что–то хотела? – вежливо спросил он, стараясь теперь делать всё как можно медленнее.
– Блэк, я с ним не спала!
Это была первая фраза, сказанная между ними после вчерашнего происшесвия. Конечно, после визита к Джекиллу, Сириус честно помог Роксане добраться до её комнаты и в приступе заботы стащил для неё из Крыла необходимое зелье. Но прощать пока не собирался.
– Мы с ним просто целовались и то, это длилось полминуты, а потом я его укусила. О Боже, да ты и сам всё понимаешь, почему ты ведешь себя как последний мудак, Блэк?
Сириус закончил, привел в порядок штаны, вымыл руки, а потом неторопливо вернулся к Роксане и вытащил из кармана брюк очень важную деталь её гардероба, найденную в тот момент, когда он пытался раздеть её и уложить спать.
Он высоко поднял руку и черные шелковые трусики повисли между ними в воздухе. Роксана с каменным лицом попыталась выхватить их, но Сириус отдернул руку.
– Тебе стало так жарко во время поцелуя или вы целовались как–то по–особенному? – вежливо поинтересовался он.
Роксана всё–таки отобрала у него своё белье. Вид у неё был свирепый.
– К Мирону это отношения не имеет, у меня крыша ехала, я вообще не помню, что происходило после того, как я вышла из кабинета. Если хочешь, я могу дать Обет, что не спала с ним!
– Оставь его себе. Я знаю, что ты с ним не спала, ведь у вампира не встанет, пока он не нахлестается чьей–нибудь крови. А на тебе я никаких новых дырок не нашел, – Сириус подергал окно, чуть приоткрыл и закурил. – Но ты с ним все равно лизалась, – бросил он, раскуривая сигарету. Любовь к магловскому миру в том числе распространялась и на красивые зажигалки.
– Это нечестно, Блэк! – крикнула Роксана, воинственно откинув за плечо косичку. – Ты трахаешь всё, что плохо сопротивляется, а мне нельзя один раз поцеловаться со своим лучшим другом?!
Сириус выслушал её тираду, насмешливо приподняв бровь, но последние слова его развеселили и он засмеялся.
Роксана прищурилась, сжала губы в нитку и решительно проследовала мимо него к двери, но Сириус её перехватил.
– Мерлин, Малфой, я надеюсь, ты не собираешься бежать сравнивать счеты? – он озабоченно сдвинул брови и затянулся, не меняя выражения.
– Собираюсь, – ядовито улыбнулась Роксана. – Думаю, схожу к Мальсиберу, он меня поймет.
– Ладно, хватит, – серьезно сказал Сириус, бросил сигарету в окно, прижал Роксану к стене туалета и засосал. На самом деле он только об этом и думал, пока она пыталась убить его взглядом и возмущалась. И сейчас постарался поцеловать её так, чтобы ей в жизни больше не захотелось меняться слюнями с паршивым вампиром.
Они целовались медленно и обстоятельно, в ушах стучало, где–то далеко–далеко галдела школа, из крана капала вода.
Сириус вспомнил о Диверсии и отлепился от неё. Роксана еле удержалась на ногах и уставилась на него беспомощным пьяным взглядом.
– Пойдешь к Мальсиберу? – поинтересовался Сириус, чуть–чуть задыхаясь.
Роксана помотала головой.
– Непйду, – пролепетала она и сглотнула, цепляясь за него.
– Ну ещё бы, – прошептал Сириус, поигрывая её косичкой.
– Ну и сволочь же ты, Блэк, – Роксана оттолкнула его, но, глядя на его усмешку, не выдержала и рассмеялась.
– Ты сядешь со мной? – спросила она, когда он за руку вытащил её в коридор и закрыл за ними дверь. Конечно, их отсутствие заметили. Сириус краем глаза заметил взгляды слизеринцев и только потом взглянул на Роксану. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, о чем она говорит. Ах да, урок. Обычно, когда она предлагала сесть вместе, это означало, что урок пройдет намного увлекательнее обычного, но сегодня ему пришлось отказаться от этого удовольствия. Но Роксана пока не знала, что урок не состоится.
– Нет, детка, – Сириус поймал прищуренный взгляд Мальсибера и ему в голову вдруг пришла идея. Он отвел Роксану подальше от слизеринских ушей и прижал к стене, делая вид, что целует её в шею. – Мне нужна твоя помощь, – прошептал он. – Мне нужно, чтобы ты сейчас спустилась вниз и кое–что достала из мужских спален в Слизерине.
– Что? – шепотом спросила Роксана, для вида обнимая его за талию.
– Волосы. Мальсибер и Нотт. Эти подонки ведь каждое утро прилизывают свои патлы, я думаю можно сделать что–нибудь, чтобы найти эти чертовы волосы. Без них ни черта не получится, я мог бы и сам, но время слишком дорого стоит. Сделай это для меня.
Роксана посмотрела на него.
– Диверсия? – прошептала она. – Не помню, чтобы ты или Поттер упоминали о том, что собираетесь ко всему прочему сварить запрещенное зелье.
– Сварить? – он поморщился. – Конечно нет. Мы его украдем.
Пару секунд Роксана просто смотрела на него и Сириус всерьез решил, что она просто пошлет его и не будет так рисковать.
– Как я пролезу в их комнаты, все двери закрыты паролями? – спросила она.
– Конфундус может сбить с толку любую дверь, заколдуешь её, скажешь что–нибудь и тебя пропустят.
– Так ты влез в мою спальню перед Хэллоуином?
– Нет, я просто угадал, – Сириус легко подтолкнул её, не упустив возможность цапнуть за задницу. – Сделай это и будем считать, что истории с твоим чокнутым вампиром не было.
– Иди ты, Блэк, – бросила Роксана, оглянувшись на него уже на ходу. Сириус усмехнулся, глядя ей вслед и разминая шею, и вдруг вспомнил, как все эти дни шипел на Сохатого за то, что тот втянул девчонок в их операцию.
Вот дерьмо.
* * *
Атмосфера на уроке была жутко нервная.
Остальные ученики ничего не подозревали и преспокойно зевали, списывая с доски невероятно длинную формулу трансфигурации млекопитающего. Джеймс же был как на иголках и едва слышал, что говорит Макгонагалл. Каждый его нерв был напряжен до предела и натягивался туже с каждым щелчком секундной стрелки на часах. Выполнил ли Пивз обещание? Запустил ли Хрень в центральную канализацию той ночью? Может быть они совершили ошибку, доверившись ему? Но как бы они сами пробрались туда, ведь в этот чертов узел из труб даже Хвост не пролезет.
Джеймс посмотрел на Хвоста. Тот сидел за партой справа, сопел и грыз ногти, вытаращившись на доску пустыми, слезящимися от страха глазами.
У него за спиной сидел Ремус. Он поднял глаза и они с Джеймсом посмотрели друг на друга пару секунд, прежде чем Джеймс первым повернулся к нему спиной.
Да нет, они все сделали правильно. Осечек быть не должно. Джеймс мотнул головой и постарался расслабиться, как Бродяга — этому вообще, кажется, было фиолетово, что происходит.
Лили перегнулась через парту и потыкала Джеймса в спину. Джеймс взял у неё клочок пергамента и развернул. Карикатурная девочка, веснушчатая и этим напоминающая Лили в жаркие месяцы, от души показывала ему язык.
Джеймс усмехнулся.
Он взялся за перо, накорябать рядом с девочкой злого очкарика.
И в те самые секунды, когда он начал рисовать очки,сидя в классе трансфигурации на втором этаже, пятикурсницы в женском туалете этажом выше вдруг заволновались, услышав, как странно и устрашающе вдруг застучали крышки унитазов.
– Вы слышали? Что это? – спросила одна из них, оторвавшись от зеркала, перед которым красила губы.
Её подруги озадаченно переглянулись и тут все услышали глухой рокот в трубе, тянущейся вдоль стены.
В мужском туалете на четвертом этаже малыши с первых и вторых курсов обступили унитаз, вытащив палочки. Крышка туалета тряслась, почти так же сильно, как руки первокурсников и трубы гудели так, будто у Хогвартса случился страшный запор.
Профессор Слизнорт, выходящий из учительского туалета в подземельях, замер на пороге, со свежим номером «Пророка» под мышкой и озадаченно оглядел стены — ему послышалось странное ворчание в трубах, похожее на чей–то голос.
– Кто это там? – испуганно позвал он, подступив на шажок ближе к унитазу. Тот перестал трястись и вдруг с рокотом рыгнул на профессора зельеварения водой, так что тот с девичьим писком бросился за дверь.
Хрень разбухала и разбухала в трубах, крышки унитазов тряслись, над школой зависло нечто ужасное, а Джеймс Поттер рисовал человечка с торчащими волосами и что–то беззвучно напевал себе под нос, когда доска профессора Макгонагалл вдруг затряслась и кусочки мела посыпались на пол.
Джеймс вскинул голову, Сириус со стуком поставил свой стул на четыре ножки, а Питер громко икнул.
Настал решающий миг. Джеймс достал мантию–невидимку.
– Пивз, прекрати это немедленно! – громко велела профессор, не отрываясь от доски. Она стояла спиной к классу и не заметила, как Мародеры один за другим перебежали за парты, близкие к двери. Питер неловко громыхнул стулом как раз в тот миг, когда Сириус потянулся к двери. Макгонагалл уже совсем повернулась было к ним, как вдруг случилось неожиданное: Ремус вскинул руку и спросил, да так громко, что все вздрогнули и оглянулись:
– Профессор Макгонагалл, а разве эта формула подходит только для млекопитающих? Я вот читал, что...
Макгонагалл повернулась к нему, Сириус поскорее толкнул дверь и вытолкал за неё Питера. Джеймс уходил последним и перед тем, как закрыть дверь, бросил взгляд на Лунатика, но тот смотрел на Макгонагалл.
А подумать о том, что это значило, Джеймс все равно не успел, потому что едва они вырвались из кабинета и понеслись к кабинету Филча, двухминутная тряска унитазных крышек достигла апогея и все школьные туалеты, выдержав драматичную паузу, взорвались дружным гейзером. Студентки разных курсов, случайно оказавшиеся в туалетах с визгом разбегались, закрывая головы сумками, студенты нечеловеческими воплями и отборной руганью выбегали из туалетов, вода била в потолки и затапливала пол, а унитазы все взрывались и взрывались.
– Мерлин всемогущий, что ещё там произошло?! – Макгонагалл схватилась за сердце, услышав оглушительный «БУМ!» по всем этажам сразу.
И не успела она произнести эти слова, как наверху прямо над её кабинетом что–то опять бахнуло и весь класс переполошился. Макгонагалл схватилась за край стола. На миг всё затихло, если не считать топота и криков из коридора, а затем вдруг раздался ещё один «БУ–БУМ!». А сразу вслед за ним — рев живого и, очевидно, очень большого существа.
Класс запаниковал.
– Всем успокоиться! Без паники, без паники, сохраняйте спокойствие, не толпитесь! Все в большой зал, слышали меня? – Макгонагалл торопливо направлялась к двери, на ходу вынимая палочку.. – Должно быть опять горный тролль, – проговорила она сама себе под нос, идя так быстро, что её шляпка подскакивала на седеющих буклях. – Всем построиться и идти за мной! – бросила она на бегу. – И никаких криков и беготни! – припечатала профессор трансфигурации, наградив класс таким взглядом, что стало ясно — любого нарушителя она лично скормит «троллю».
Когда ученики высыпали в коридор, прибавившись к той толпе, которая там уже была, стало ясно, что вызвало такую панику.
По коридору двигалось нечто огромное, футов пятнадцать высотой, склизкое и мерзкое, похожее на комок мокрой глины на двух ногах. Существо беспорядочно махало руками, ударяясь о стены, они разлетались брызгами отменно вонючей и жирной субстанции, что не мешало им тут же отрастать вновь. Вместо головы у него был шар, в котором то и дело появлялся разрез, из которого и доносился рев — больше похожий на гул засоренной трубы. Колыхаясь как желе, Хрень неуклюже качалась и упрямо топала по коридору в сторону главной лестницы — ей явно хотелось вырваться на свободу и побежать к озеру, она ревела, страдала и ужасно воняла канализацией.
С горем пополам Хрень вывалилась в холл и теперь рвалась к воротам, которые вел к клоаке. Одни ученики с криками и визгом разбегались перед ней, те, что похрабрее пытались зачаровать её или просто дотронуться до её ноги. Один из братьев Пруэтт решил показать всем свою львиную удаль и пальнул в огромное пузо Хрени какими–то чарами, за что Хрень облевала его канализационной водой с примесью ещё какое–то дряни. Толпа с дружным «и–и–иу!» хлынула в стороны.
Воспользовавшись паникой, Лили отделилась от класса, поминутно оглядываясь на шляпу Макгонагалл, стремительно плывущую над толпой, нырнула в боковой проход и опрометью бросилась к лестницам, ведущим в подземелье. Пока ученики орали и носились по затопленным коридорам как бешеные кролики, Лили пробралась в брошенный Слизнортом класс. По пути ей встретились какие–то не в меру подозрительные слизеринки со старших курсов, которых возмутило её присутствие здесь в такой момент. Лили немножко злоупотребила полномочиями старосты и тоном профессора Макгонагалл велела девчонкам спрятаться в спальнях, потому что в школе тролль. Когда девчонки с визгами бросились в спальни, она бочком протиснулась в кабинет. Профессор так спешил, что даже не подумал запереть дверь. На партах пыхтели котлы, проигрыватель подавился пластинкой и заикался. Оглядываясь на дверь, за которой все ещё бегали студенты, Лили Эванс влезла в шкафчик профессора Слизнорта и, после недолгих аккуратных поисков нашла–таки наконец пузырек с Оборотным зельем. Его было совсем немного, но двоим на час хватит. В приливе вдохновения Лили затолкала кражу в лифчик, потом спешно закрыла шкафчик, привела одежду в порядок и чинно вышла из кабинета, сцепив руки в замок.
* * *
– Ого! А, Филч, оказывается наш большой поклонник, – бросил Сириус, копаясь в картотеке, пока Джеймс и Питер переворачивали кабинет завхоза вверх–дном, пытаясь разыскать Карту Мародёров. – «Поттер и Блэк. Принесли мантикору на урок по Истории магии», «Поттер, Блэк, Люпин, Петтигрю. Навозные бомбы», «Бомбы», «Бомбы», «Бомбы», – он перебирал карточки. Точнее просто разбрасывал их. – Похоже мы были не очень–то изобретательны в двенадцать лет. О, а вот Рождественский Глациус, ха! Славное было время, – Сириус с некоторым усилием вытащил проверенный ящик с карточками из картотеки и бросил себе за спину, где уже и без того валялась куча хлама. Бесконечная бумага и противозаконные вещицы, изъятые у школьников, усеяли пол. Ящики картотеки, стола и комода были вывернуты, как будто во всем, что было заперто или спрятано, сработало заклятие Бомбарда. – Филч просто как пятнадцатилетняя пуффендуйка. «Дорогой дневник! Сегодня Поттер и Блэк снова залили мочу гоблина в мою чернильницу. Я пишу эти слова мочой и по моему лицу катятся слезы радости. Должно быть они меня любят!», – он залез поглубже в картотеку. – Готов поспорить, где–то здесь должна быть и фотография Сохатого в трусах.
– Есть! – выкрикнул Джеймс. Сириус шарахнулся головой об ящик.
– Что?!
Над столом Филча показалась рука Джеймса с победно зажатым в ней куском пергамента, а затем и сам Джеймс с сияющей улыбкой, весь обмотанный супер–липким серпантином и паутиной, выбрался на свет. Стряхнув с карты пыль, он разгладил её и жарко поцеловал.
Сириус на радостях вытащил палочку и оставшиеся ящики просто повзрывались в картотеке, уничтожая историю криминального прошлого нескольких поколений.
– Ты уверен, что это она? – спросил Питер, но тут вдруг кусачие тарелки вырвались из коробки с наклейкой «Опасно» и принялись гонять Хвоста по кабинету.
Джеймс бросил на него снисходительный взгляд, любовно поглаживая смятые страницы.
– Хвост, это же я её рисовал, я знаю все её заломы, её я узнал бы даже по запаху, – Джеймс встряхнул рукой и посмотрел на часы. – Как твои носки, например. Впрочем, всё, надо убираться, – он ловко перепрыгнул через стол, оперевшись на столешницу ладонью. – Наша малышка, должно быть, уже добралась до Озера, – он коротко махнул палочкой, тарелки попадали и он поймал Питера за шкирку. – Я хочу посмотреть на неё перед тем, как чары выветрятся. Идем, Бродяга!
Из коридора послышался оглушительный хохот, а через секунду счастливый Пивз ворвался в разгромленный кабинет.
– Да, бегают–кричат, носятся–визжат! – заорал он, поднимая вихрь. Бумаги, покрывающие здесь каждый свободный пятачок, взвились в воздух. – Всюду вода и уху–ху–ху! – он собрал бумаги в кучу и вскинул в воздух. – Огромная драконья какашка гуляет по Хогвартсу, муа–ха–ха–ха–ха–а–а!!! – Пивз издал губами громкий отвратительный звук.
– Драконья какашка, говоришь? Надо же! Откуда она только взялась? – Джеймс толкнул загоревшегося Сириуса к двери, Питер, оскальзываясь на бумаге, бросился следом. – Мы, наверное, пойдем на неё полюбуемся. А ты здесь закончи, Пивз, – добавил он, уже держась за ручку двери. – Кабинет в твоем распоряжении! – и Джеймс захлопнул дверь, отсекая зверский хохот полтергейста.
Пока Мародеры занимались вызволением Карты, в холле собралась вся школа. Хрень тем временем сползла вниз и теперь несколько этажей, все коридоры, пол и лестницы были заляпаны её зловонным склизким следом, один вид которого вызвал у Филча затяжную истерику. Оказавшись в холле, Хрень заблокировала вход в большой зал и все ученики, которые не успели туда попасть, столпились в холле вместе с преподавателями. Последние изо всех сил пытались усмирить разбушевавшуюся драконью какашку чарами, в то время как Филч носился вокруг неё со шваброй, как с боевым копьем. Джеймс, Сириус и Питер, которые наблюдали за происходящим, опираясь на перила главной лестницы наверху, слышали, как Слизнорт визгливо призывает кого попало поразить «чертову штуку». Джеймсу бросилась в глаза группка гриффиндорцев с разных курсов. Они стояли чуть поодаль от бушующей толпы героев с палочками наперевес и просто от души ржали над происходящим. Среди них был и Ремус. Он был без мантии, в школьном свитере и с закатанными рукавами, стоял, обхватив себя руками рядом с Мэри и Фенвиком, смеялся и выглядел совсем как раньше.
Свесившись ниже, Джеймс разглядел в толпе мелькание рыжих волос, хлопнул Сириуса по плечу и, стараясь не потерять Лили из виду, сбежал вниз.
– Воруете зелья, мисс Эванс? – Джеймс незаметно подкрался к Лили. Она от неожиданности подпрыгнула и порывисто оглянулась, хлестнув волосами.
– Джеймс, ты... – она посмотрела на него и прыснула.
– Что? – рука Джеймса машинально взлетела к волосам и он нащупал там остатки волшебного серпантина. Джеймс попытался отлепить их и чуть не выдрал себе клок волос.
Лили освободила его заклинанием.
– Оно у тебя? – нетерпеливо спросил Джеймс, отряхиваясь от пыли и пауков.
– Да. Но здесь не отдам, здесь слишком много глаз, – прошептала Лили и в этот момент Хрень вдруг издала рев, похожий на рев забитой канализационной трубы и ломанулась в запертые школьные двери. После этого показалось, что в дверь попала гигантская навозная бомба. За криками и смехом школьников послышался обреченный вой Филча.
– Черт возьми, она получилась даже лучше, чем я ожидал. Все–таки не зря я добавил великанью мо...
– Она только что сожрала Уоррингтона, Гидеона и Северуса. И выросла сразу на пять футов.
Джеймс заржал.
– С ними же ничего не случится? – Лили сдвинула брови и наклонила голову набок. – Джеймс?
– Эванс, это, конечно, будет очень весело, если Нюниуса сожрет гигантское дерьмо, но я планировал разобраться с ним по–другому, – Джеймс оглянулся наверх, на площадку второго этажа, откуда за происходящим наблюдал Сириус. Джеймс махнул ему.
Тот прицелился и пальнул в Хрень контрзаклятием из книги Альфарда.
Хрень замерла на долгие несколько секунд, а потом вдруг заколыхалась и пошла волнами. Толпа замерла.
– Осторожно, она сейчас взорвется! – истерично закричала какая–то девчонка из Когтеврана и все кинулись врассыпную. В этот же момент Хрень вдруг неустойчиво качнулась, а затем в ней как будто что–то взорвалось и она извергла поток грязи, вместе с которым на свет вынесло незадачливых героев Хогвартса. Пару секунд они барахтались как очумевшие рыбины в своих намокших мантиях, пока к ним не кинулись учителя и друзья.
Хрень же уменьшалась и уменьшалась, пока не сравнялась размером с лукотрусом. Кто–то из учеников попытался поймать её, но она шмыгнула сквозь толпу (все испуганно расступились) и резво поскакала к задним дверям, через которые вырвалась на мост и дальше — в сторону выхода к лесу. Всё как будто застыло, только Филч квохтал от ужаса, стоя в куче склизкой грязи.
– Этот мир все равно не может стать дерьмовее, – вздохнул Джеймс.
И все заржали.
* * *
Вечером в гостиной Мародеров чествовали как героев. Школа, замучанная плохими новостями, войной, а теперь и угрозой Проклятия, как никогда нуждалась в небольшой паузе, которой стало появление Хрени, и Гриффиндор, как никто другой постарался «выжать из этой паузы всё дерьмо!», как сказал Джеймс, когда вместе с Сириусом и близнецами притащил из кухни целую кучу еды.
– ...а потом что–то ка–ак пизданет! Слизнорт с утра какой–то нервный был, я думал он просто обосрется от страха, когда она хреновина заревела! – орал Фенвик, обливаясь тыквенным соком пополам с огневиски. – По–олный пиздец! Вы просто гении! Чертовы! Гении!
Бумажные стаканы столкнулись, проливая огневиски, сливочное и магловское пиво, сок и медовуху на руки и пол. Все засмеялись.
– Гении?! Вы знаете, каково мне пришлось?! – взревел Гидеон, раскрасневшийся и взъерошенный после душа, в котором провел почти целый час. – У неё в желудке воняет как в самом древнем сортире всех времен! И этот ссыкливый пиздюк Уоррингтон начал плакать и звать свою матушку! Матушку, черт возьми! – он фыркнул и отпил из своего стакана.
– Ой, а вы слышали, как Макгонагалл отчитала Слизнорта?! – встрепенулась Лили. Раскрасневшаяся, веселая, она сидела на спинке дивана вместе с остальными девчонками.
– Бе–едный Сли–изнорт! – протянул Джеймс, сунувшись к ней. Лили со смехом оттолкнула его.
– Она сказала, что тысячу раз просила его лично ликвидировать волшебные зелья после уроков, а не сливать всё в канализацию! Они правда решили, что во всем виноваты зелья в канализации! Ой, подождите... – Лили прижала пальцы к губам и посмотрела на Джеймса. – Так и есть!
Все снова заржали, Джеймс засосал её, но их веселье прервал неожиданный крик Сириуса, появившегося из портретного проема.
– Эй, народ, у нас гости! – он ввалился в гостиную и втянул за собой за руку Роксану. – Пива нам!
– Слизеринцам не наливаем! – развязно сообщил Фабиан. Его голова была обвязана гриффиндорским галстуком, он обнимался с Главной Бутылкой и уже был порядком навеселе.
– Полегче, Парень со Шрамом! – крикнула Роксана, сбегая со ступенек. – Я сейчас так хочу выпить, что готова ради этого сделать себе такой же, как у тебя! Сделать?! – она схватила со стола нож.
Фабиан снисходительно улыбнулся.
– Принимается. Добро пожаловать в Гриффиндор! – сказал он, плохо скопировав тон Почти Безголового Ника и несолидно рыгнул. – Прошу прощения, леди. Где ваш кубок?
– Нахуй леди, – Роксана нетерпеливо протянула ему бумажный стакан.
– Кстати, если кому–то мешает эта штука, сделаем так, – Сириус распутал узел у Роксаны на шее и со свистом сорвал с её шеи галстук. Роксана сверкнула глазами, Сириус коварно улыбнулся.
– Бродяга сменил гриву на чешую! – возмущенно завопил Джеймс, когда Сириус повязал её галстук себе, вместо красного. Джеймс указал на него через всю гостиную, взобравшись на спинку дивана и гостиная недовольно загудела.
– Заткнитесь и просто признайте, что мне идет этот цвет! – перекричал их Сириус, падая в свое любимое кресло. Роксана с красным галстуком в волосах, прямо как у Фабиана (Сириусу было лень завязывать его ей как следует), подошла к нему с двумя стаканами пива и Сириус потянул её к себе на колени. – Эй, у кого есть колдоаппарат? Сфотографируйте нас и пошлите снимок моей матушке!
– Блэк–слизеринец? – Гидеон поморщился. – Полная хрень!
– За Хрень! – опомнился пьяный Фабиан и все с криками поддержали тост, вскидывая кубки и бумажные стаканы.
– Эй, Мэри, – Джеймс подошел к ней со своим стаканом, когда Мэри болтала с подружками с шестого курса. При виде капитана сборной её подружки затрепетали. Мэри — почти нет.
– Чего тебе, Поттер? – как можно более равнодушно спросила она.
Джеймс за локоть отвел её в сторонку.
Мэри возмущенно вырвала руку из его пальцев.
– Ты видела Люпина?
– Почему ты меня об этом спрашиваешь? – ощетинилась она.
– Ну вы же с ним все время занимаетесь вместе, – Джеймс дернул плечом.
– Занимались. Теперь не занимаемся. И не общаемся. Если ты не заметил, он вообще почти ни с кем не общается, – не удержалась она.
– Заметил, – мрачно буркнул Джеймс и, видимо посчитав её безнадежным источником, развернулся, чтобы уйти.
– Ой, да наверху он! – не выдержала Мэри. – Сидит там как сыч после ужина.
– Спасибо, – удивился Джеймс. Мэри пожала губами — вроде как улыбнулась.
Джеймс подумал, что это хороший знак.
– Не знаешь, как там Дирк? – спросила вдруг она и принялась тереть ладони большими пальцами. Джеймс знал, она делает так, когда нервничает. – Меня к нему не пускают, мадам Помфри говорит, что это проклятие очень заразно. Я хотела увидеть его, но...
Джеймс моргнул.
– Отлично, – выпалил он. – То есть, ему, конечно, не так хорошо, как могло быть, но он не такой уж слабый, и мадам Помфри говорит, что он скорее всего выкарабкается. Ты не волнуйся, Мэри, мы ещё все вместе размажем слизеринцев в мае.
Мэри вздохнула.
– Я слышала сегодня днем у Майзи Эверхарт из Когтеврана тоже была кровь из носа. Её забрали в крыло, а потом сразу отправили в Мунго, потому что остановить кровь так и не смогли, – она натянула рукава и обхватила себя руками. Джеймс весь похолодел. – Я.. боюсь, Поттер.
Джеймс даже дернулся, чтобы обнять её, но что–то его удержало.
– Мэри, с тобой ничего не случится, – серьезно сказал он. – Они найдут лекарство, этот мудак может быть и гений, но всех он не переиграет. На нашей стороне тоже есть гении, так что...
В этот момент кто–то из близнецов сделал музыку погромче и все затопили танцпол. Джеймс ухватился за возможность.
– Пойдем, Мэри, – крикнул он, силясь перекричать орущего Элвиса. – Не думай о плохом!
Он потанцевал с ней примерно полминуты, а потом передал кому–то из шестикурсников и поскорее разыскал Лили. Из–за слов Мэри ему и самому стало муторно на душе, но у Лили было прекрасное настроение, она смеялась, танцевала и не выглядела ни капельки проклятой, так что у него отлегло от сердца.
Потом, когда все устали танцевать, в гостиной выключили свет и те, кто не разошелся по углам и креслам, сели играть в карты на раздевание. Когда выпало Джеймсу, он резво взобрался на стол и под дружный свист и улюлюканье принялся стаскивать с себя свитер, крутил его над головой, а за три сотни галлеонов пообещал снять всё остальное. Конечно, никто бы не заплатил — кроме Сириуса. Он не упустил случая подначить Джеймса, а тот, хлебнув огневиски, взял и принял вызов. Действительно снял всё, даже очки. Хотя все были такие пьяные, что на следующий день вряд ли вспомнили бы и это танец, и тот, который Джеймс в отместку потребовал от Сириуса и Роксаны, которые весь вечер не вылазили из своего любовного кресла. В ответ эти двое станцевали медленное парное раздевание, правда не такое откровенное, как у Джеймса, но джазовое и очень горячее. Вот только не вся гостиная наблюдала за происходящим с удовольствием. Алиса Вуд с нескрываемой завистью следила за тем, как время их «танца» школьная рубашка стекла с плеч Роксаны под руками Сириуса. А Марлин Маккиннон встала и вышла из комнаты, когда Роксана грубо и резко рванула рубашку на Сириусе, и все восторженно загудели при виде новой татуировки на его спине. Фабиан, немного помедлив, потянулся следом за ней, бросив на Блэка враждебный взгляд.
Под конец танца эти двое ещё и сладко поцеловались взасос, вызвав бурю восторга у возбужденной публики. А потом настолько незаметно убрались из гостиной, что это, конечно же, будет предметом обсуждений во всех девчачьих туалетах ещё очень долго. И спальнях, потому что вслед за ними так же незаметно исчезли Джеймс и Лили.
Питер тоже исчез в тот вечер. Но этого действительно никто не заметил.