Марлин подумала сразу о сотне вещей, когда Лили влетела в комнату и заперлась в ванной.

Эмми тут же подскочила, почуяв очередную скандальную сплетню, и бросилась к двери.

— Лили? — мягко позвала она, как кошка, не желающая спугнуть напуганную мышку. Эмми нетерпеливо переступала с ноги на ногу. — Что-то произошло?

Марлин и сама прислушалась к ответу. Легкий интерес щекотал кончики пальцев.

— Все хорошо, — приглушенно донеслось из-за двери. — Просто живот болит.

Эмми закатила глаза и вернулась к своей кровати.

— Это от бабочек, — знающе шепнула она Марлин.

Маккиннон хмыкнула. Конечно, Лили ничего не расскажет. Марлин с каждым заданным вопросом становилось понятно, что Лили не желает откровенничать, и это злило. Не то, чтобы Марлин лезла ей в душу и хотела знать все, но она считала, что имеет право знать крупицу правды. Однако спрашивать она устала. В чем смысл повторять один и тот же алгоритм действий, если это ни к чему не приводит? У неё у самой миллион проблем, перелазить через выстроенную Эванс стену просто не было ни сил, ни желания.

Эмми сидела, прислонившись спиной к изголовью кровати и вытянув длинные голые ноги, прикрытые одной только мужской футболкой до середины бёдер. На ее коленях лежал женский журнал, который Вэнс отстранено листала, практически не вчитываясь ни в одну статью. Марлин же, обложившись учебниками, пыталась вычленить из них хоть какую-либо полезную информацию для заданного доклада по Зельям. Отдельные абзацы, выделенные простым карандашом, в скором будущем должны были стать костяком ее работы.

— Ты уже придумала, что подаришь Мэри? — спросила Эмми.

Марлин обвела несколько предложений сухого научного текста.

— Нет. Выберу что-нибудь в Хогсмиде на выходных. А ты?

— Хочу купить ей маску для сна, — отозвалась Эмми. — На неё сразу наложены защитные чары от кошмаров.

Марлин улыбнулась, оценив идею.

— Для неё лучшим подарком будет Колин.

Эмми взглянула на подругу, ловя ее хитрую улыбку.

— Предлагаешь похитить его, перевязать алой лентой и подарить нашей девочке?

— Не обязательно лентой. Мы можем поместить его в огромный шоколадный торт.

— Мэри съест его целиком.

Они тихонько засмеялись и в комнате снова повисла уютная тишина. Марлин взглянула на Эмми исподлобья, раздумывая, стоит ли начать разговор, но через секунду поспешно отвела взгляд и уткнула его на страницы учебника.

Почему-то она не считала правильным рассказывать это девочкам. Единственным сомнением была Лили: Марлин давно чувствовала странную связь с ней, как будто между ними протянулась тончайшая ниточка, как струна арфы. Маккиннон не понимала ее природы, да и устала гадать. Что-то внутри неё отзывалось на присутствие Лили… Что-то похожее на зов крови.

Кровь не вода.

Любимая поговорка жителей Локса. Кровь не вода — рыжие волосы Макгрегоров, вороные крылья Бирнов, повторяющийся сон Маккиннонов. Кровь не вода — умелые чары Финдлей, сильные палочки Асперов, лучшие жемчужины, добытые Сайрусами. Кровь не вода.

Верность в тысячу лет

Верность клану, сотканная из миллиона клятв, отданных жизней, созданных заклятий, сыгранных свадеб. Верность в тысячу лет — поколения, вновь и вновь присягающие своему клану и вождю, клятвы, обновляемые в Ночь Всех Святых, когда духи их предков возвращаются, чтобы укрепить магию ныне живущих.

Марлин покосилась на двери в ванную. Не может этого быть. Не может Лили Эванс быть Макгрегор, иначе знали бы все.

Но она была на Локсе. Конечно, Ронан многое позволяет Флоре и, возможно, позволил бы подруге погостить на острове, но ведь до этого Бирн не водила дружбу с Лили.

Кровь не вода. Медно-красные волосы Лили, словно закатное зарево, загорающееся огнём при малейшем повороте головы вовсе не доказательство принадлежности к великому роду. И все же Марлин не верила в совпадения. Таких совпадений быть не может.

Да и откуда Лили взялась именно сейчас, когда приближается Хэллоуин и так мало времени прошло после трагедии в семье Бирнов…

Марлин выкинула эту мысль из головы. О Бирнах думать она совершенно не хотела, ведь тогда внутри разливалось нечто похожее на жалость, а чертова Флора способна за версту почувствовать позорное для неё чувство. Лучше совсем о них не думать.

Марлин не станет делать поспешных выводов. Рубить с горяча не для неё. Она все свои вопросы решит по порядку. Тайну с Лили можно отложить до Хэллоуина: если Эванс появится на острове, значит сомнения не так беспочвенны и Марлин вызовет ее на разговор.

На выходных же она купит подарок Мэри и… и кое-что для себя, чтобы развеять сомнения. А прямо сейчас она вернётся к работе над докладом и закончит его к понедельнику.

Все по порядку. Шаг за шагом.

***

Лорд Макгрегор не мог выносить присутствие прислуги.

Они учились быть незаметными: тихая поступь, быстрые движения, постоянные оглядки на лорда — не посмели ли его потревожить?

Ришарт чувствовал их даже спиной.

Но больше чем прислуга, его выводил из себя собственный сын. Что за насмешка судьбы, пославшей ему наследника? Ришарт мечтал вернуться в прошлое и задушить Фэйри своими руками прежде, чем из неё выберутся два проклятия рода Макгрегоров.

Ришарт никогда не спрашивал ее имени. Его не интересовало имя твари, подстреленной в лесу. Дань традиции, долг — вот и все, чем был их короткий брак. До свадьбы и после молодой и сильный в ту пору лорд проводил своё время в объятиях другой женщины. Он жил в ванили, окружённый солнцем и ароматом полевых цветов. Он вдыхал в себя магию, вглядывался в медовые глаза Эстер и тонул в их омутах. Говорят, что Маккинноны видят собственную смерть во снах, но в его кровати Эстер всегда спала крепко, прижавшись к боку и спрятав лицо на груди Ришарта. Он любил смотреть на ее обнаженное тело, сильное и красивое тело молодой женщины: налитые груди, пахнущие снегом, мягко округлённый живот, стройные ноги с загадочной линией колен.

Ришарт знал, что женщины этого рода никогда не свяжут себя узами брака, но из ночи в ночь дарил своё сердце Эстер и просил взамен ее руку. И ночь за ночью неизменно получал отказ, смягченный ее поцелуями и ласками. Она отдавалась ему вся, сгорала дотла в его постели, оставив на влажных простынях свой запах.

К жене он пришёл лишь раз, в их брачную ночь.

Ришарт помнил Фэйри очень хорошо. Как и все из ее народа она была высокой и худенькой, кости, как у птички тонкие и ломкие, а огромная копна волос спускалась по узкой спине до самых колен. У неё были рыжие кудри, как и у всех детей солнца. Большие глаза, как у лани, мерцали волшебным светом, мягким, но далеким, будто спрятанным за лесными чащами. Она ждала его нагая, стоя перед кроватью.

Ришарт думал, что все случится быстро, он лишь хотел влить в неё своё семя и уйти, но когда он приблизился, дикарка вдруг ринулась вперёд, вытянув перед собой руку с зажатым в ней кинжалом.

Искусная работа: острое лезвие, способное на лету лишить птицу головы, и рукоятка, удобно ложащаяся в руку, украшенная медными ветвями и изумрудами.

Конечно, он не ожидал от неё такого. Ришарт и не предполагал, что Фэйри не желает разделить с ним постель, что девчонка мечтает убежать, вернуться в свой дом, а не стать носительницей его детей.

Он и так был зол и расстроен из-за вынужденной женитьбы, а дикий нрав новоявленной невесты и вовсе вверг в ярость.

Ее выпад оказался бесполезным против мужчины вдвое выше и шире ее самой. Ришарт перехватил ее руку, отнял нож и метнул на пол. Фэйри бросилась за ним. Она лягалась как необъезженная кобыла, когда он перехватил ее поперёк живота, желая усмирить. Она плевалась и кусалась, осыпая его проклятиями на родном языке.

Ришарт устал с ней возиться. Он бросил ее одним движением на кровать, и девочка на мгновение потонула в расстеленной оленьей шкуре. Ещё одна намешка над их родом — над родом Фэйри, обращающихся ланью. Ришарт залез вслед за ней, развязывая шнуровку на брюках.

Она остановила на нем свой взгляд, полный паники, плотно сомкнула ноги и отползла, увеличивая расстояние. Перевернулась, желая сбежать.

Он ухватился за тонкую лодыжку и дернул на себя, привлекая ее. Фэйри оказалась под ним. Снова завязалась борьба, но Ришарт одной рукой перехватил обе ее руки и завёл за голову. Как одержимая, она извивалась, стараясь сбросить его с себя, кусалась, проклинала его, но Макгрегор сделал то, что делали веками мужчины его рода. Он развёл стройные ноги Фэйри в стороны и одним движением вошёл в неё, сливаясь с ней и делая ее своей женой по законам их дома.

Ришарт не занимался с ней любовью, любовь и нежность он берег для Эстер и отдавал лишь ей, Фэйри же достались боль и унижение.

Ришарт слез с неё, когда все семя излилось в ее тело, подтянул штаны и вышел, подобрав с пола кинжал. Рыжеволосая осталась лежать на шкурах, и только когда за мужем закрылась дверь, она позволила слезам вытечь из глаз, оплакивая свою судьбу.

Его семя дало жизнь двум детям. Ришарт принял весть равнодушно, даже не взглянув на неё. Фэйри нужна была лишь для этого, и Ришарт не мог дождаться, когда она выполнит своё предназначение и покинет его дом, ведь тогда он сможет предложить этот замок Эстер, разделив с ней не только ложе, но и жизнь.

Ришарт помнил, как Фэйри кричала в родах. Ее крик поселился в каждой комнате Ротенбера и вспугнул даже стадо ланей с их гобеленов. Но итогом служило рождение двух малышей. Мальчик и девочка, как и множество поколений до них, они родились от союза человека и Фэйри, пусть и не в любви. Момент, когда Ришарт впервые увидел своих детей, он запомнил на всю жизнь. Их уже умыли и запеленали, усыпили в одной колыбельке, укрыв одеялом, оставленным первой Фэйри, ставшей женой Макгрегора.

Его же жена стояла рядом, и не было в ней в ту секунду войны и ярости, лишь тихое женское счастье, лишь материнская любовь, которая витала в воздухе и кружила вокруг двух детей. Ришарт почти чувствовал, как ее магия, чуждая магии людей, приобретает новую силу, новую форму и легким облачком оседает на рыжих макушках малышей, и новыми нитями вплетается в одеяло, усиливая его защитную силу.

Ришарт смотрел на своих детей. Вот они — плод его ярости и ее сопротивления. Вот они — дети союза, дети Локса, дети долга и страха. Спасаясь от проклятия давно разгневанной и униженной женщины, ставшей правительницей Самберли, мужчины их рода раз за разом гневали и унижали других женщин, хотя порой союзы их действительно расцветали на любви или хотя бы привязанности.

Ришарт впервые тогда подумал, что смог бы иначе относиться к жене. И уже давно понял, что стоило в ту первую и единственную их ночь повести себя по-другому. Пусть не дать ей любовь, но хотя бы нежность. Однако сейчас, глядя на рыжеволосую, он прекрасно понимал, что его нежность ничего для неё не значила и значить не будет.

— Спасибо, — только и сказал он, глядя на ее умиротворенное спокойное лицо.

Фэйри ничего не ответила, любуясь своими детьми. Ришарт вышел из ее покоев.

Теперь он стар. Его подкосило много бед и испытаний, но иногда, сидя в жалком кресле, укрытый шкурами, как слабый тщедушный старик, он, устремив взгляд за границу озера, видел в памяти глаза Фэйри, сменяющиеся глазами Эстер. Хотя все чаще это были глаза его дочери. Осколки вечных льдов, затянутые дымкой, всегда направленные вдаль, в ночь, в темноту, куда угодно, но только не в тот мир, который дарил ей отец. Его Роза… Его единственный цветок в саду жизни. Его сила была в ней, он готов был сжечь весь мир, чтобы девочка жила и была счастлива. Он даже готов был простить ей побег и связь с жалким маглом, готов был принять ее грязнокровных детей, лишь бы она вернулась домой. Но бесполезно. Энн утащила ее на дно, оставив от некогда прекрасного цветка лишь изуродованное водой тело. И где оно теперь? Лежит в земле по ту сторону озера, и к нему, в вечном плаче, тянет ветви печальная рябина.

Все по вине Ронана. Его мягкосердечность, его неудача при попытке вернуть сестру домой, его медлительность — он привёл Розу к смерти, толкнул в пучину вод, оставив отца без единственного утешения.

И спустя годы он посмел привести на Локс ее дочь.

Когда Ришарт узнал об этом, его обуревал гнев, он готов был выпотрошить сыну душу, он угрожал, что вышлет его и пусть Локс останется без наследника, чем в руках такого мерзавца.

Сын слушал молча, пропуская проклятия старика сквозь себя. Он сказал, смотря на отца глазами синими, как у Розы, глазами, за которые Ришарт его ненавидел:

— Она волшебница. И она вылитая Роза.

А потом он ушёл, оставив Ришарта корчиться в своей боли. Он варился в своей тоске и горе дни и ночи, пока до него долетали тихие весточки о дочери Розы: удивительно талантливая, зельевар, чувствующий каждый компонент создаваемого зелья. Ришарт догадался, что это проявление семейного дара: уметь найти все, что захочется. Макгрегоры могли найти человека лишь силой своего желания, выследить лань в лесу, найти ответы на вопросы, ингредиенты для зелий… Их дар не ограничивался ничем, с каждым поколением проявляясь по разному. Ришарт увидел огонь за окном, когда она бродила вдоль озера в компании девчонки Бирн. Даже не огонь - сама осень ступала по ее следам, снопом искр освещая сизый тяжёлый воздух. Ронан сказал, что она вылитая мать, и Ришарт увидел это в ее лице и движениях, даже в том, как она вскидывала голову и оборачивалась на окрик. Но она вовсе не была Розой.

И старик ненавидел ее за это и, возможно, благодарил. Вторую Розу его сердце не выдержало бы.

***

Марта вбежала в кабинет Ронана бледная и напуганная. Он сразу понял, что что-то случилось, иначе молодая горничная не посмела бы так врываться к нему.

— Сэр… Там… — она задыхалась и вдруг слезы полились из ее глаз, сбивая Ронана с толку.

Он поднялся, предчувствуя плохую весть.

— Что произошло?

Ронан слишком хорошо помнил, как в его кабинет вбежал дворецкий так много дней назад и, бледный, как мертвец, рассказал, что произошло с Бирнами. Та одна единственная ночь осталась чёрным пятном в памяти всех жителей острова.

— Лорд Макгрегор… сэр… — жалобно проскулила девушка. — Он умер.

Ронан опешил и от неожиданности рухнул обратно на свой стул, а Марта, потеряв всякую выдержу, разрыдалась, вновь прокручивая в голове, как вошла в покои лорда, чтобы согнать пыль с книг и полок, и как тихо она двигалась, боясь навлечь на себя раздражение лорда, и как она продрогла по вине северного ветра, рвущегося в раскрытое настежь окно. И лорд, закутанный в шкуры, сидящий в своём кресле, подставив старые кости и морщинистую, сухую, будто пергамент, кожу ветру ни разу так и не обернулся на неё. Марта, поражённая странной тишиной и безмолвностью, с опаской обошла лорда, едва ощутимо прикоснувшись к плечу.

— Лорд? — тихо позвала она.

Но Ришарт уже не слышал.

***

Я не могла уснуть.

Полная луна не давала сну проникнуть в голову, все время, как магнит, притягивая к себя взор.

В конце концов мне надоело лежать неподвижно, я поднялась, закуталась в одеяло и села на подоконник, чуть приоткрыв окно.

Кажется, совсем недавно Флора влетела в спальню вороном, налетев на меня с вопросами, а потом мы бросились на спасение Поттера, или, правильнее сказать, на исправление моих ошибок. Да, это было недавно, но ощущение, что прошла вечность, а не несколько дней.

Круглая и молочно-белая луна повисла огромным пятном на небе. Она была словно дырой, дырой посреди тьмы, и она притягивала к себе взор. Всего лишь луна, но сколько в ней силы и проклятия, такая прекрасная и такая ужасная. Как там Ремус? Что он чувствует в эти дни, когда перестаёт быть самим собой и становится магическим существом, управляемый и ведомый лишь инстинктами? Луна была в синяках, больная и бледная луна, которая от этого не слабеет.

Темная сторона луны.

Что там? Что на той стороне? Нет, не земного спутника, а моей жизни и каждого моего поступка. Что я творю? Сердце отозвалось тянущей болью в ответ на воспоминания. Губы Джеймса, ставшие мне уже знакомыми и родными, его плечи, до которых дотрагивались мои руки, его шея, на которой играли пальцы, улавливая сбивающийся с ритма быстрый пульс. Я чувствовала его всего в те секунды, так близко, что пространство между нами, расстояние в несколько слоёв одежды казалось практически несуществующим. Я слышала стук его сердца, и он звучал в ритм с моим собственным. Он прикасался ко мне без дикой страсти, без напускной поспешности, не так, словно стремился урвать как можно больше за короткий промежуток времени. Нет, его прикосновения были смутно знакомыми. Я знала, что он проведёт пальцами по коже бедра, легонько сжимая и разжигая огонь, ещё до того, как он это сделал. Его характерные резкие движения, как продолжение его самого, были такими не от жадности, а от основы. В этом был Джеймс. Как ветер, как стрела, как сноп искр — он сам был сплошным оголенным нервом, и он дотрагивался до меня так, будто это правильно. Как будто только к этому все и шло и никак иначе не могло сложиться. Мне были интуитивно знакомы его объятия, ему — мое тело.

Но ведь не потому, что мы предназначены друг для друга, верно? Ведь невозможно, чтобы кто-то там вплёл его имя в полотно моей судьбы. Может это потому, что мы так давно знакомы и часто — Мерлин, слишком часто! — смотрели друг на друга и… и представляли.

Я знала, как целовать его. Как двигаться, как ощущать его напряжённые мускулы под собой, потому что уже видела это в своих снах. Он тоже знал, знал, потому что часто останавливал на мне взгляд, пока я ела, или читала, или смотрела в окно. Он минутами изучал разворот плеч, изгиб талии и форму губ. Он представлял, как это будет. Как я буду рядом, под ним, на нем. Он представлял и, когда это случилось, знал мое тело.

И несмотря на все мои внутренние ожидания, отвергаемые и спрятанные в самых далеких уголках, в реальности все случилось иначе.

Ярче, острее. Мир вокруг действительно выключился, когда мы растворились в друг друге, когда наконец-то случилось то, что созревало, когда наконец-то все взгляды, сны, эмоции, вся злость и раздражение — все сошлось, столкнулось, чтобы стать тем, чем должно было быть.

Флора сказала, смеясь надо мной, что Поттер и весь остальной мир на разных концах весов для меня, и стоит мне подумать о Джеймсе, как он перевешивает все остальное. Оказалось, она была права.

Джеймс как выключатель. Просто взял и выключил весь мир вокруг, оставив меня в темноте, как слепого котёнка, пытаться разобраться в собственных чувствах. И я не знала, что с ними делать, куда бежать от них и следует ли убегать.

Ночь падала. Лоскутами соскальзывала с неба, летела вниз, и падала на замок, на лес, на озеро; падала на меня, укрывала, пеплом оставалась на ресницах и руках.

Ночь падала, и лучи солнца малиново-клубничным джемом намазывались на востоке. Рассветало.

И где-то Ремус Люпин открыл глаза, пережив очередную луну в своей жизни.

***

Я не думала застать Джеймса одного. Мародеры не оставляли его, постоянно крутясь рядом, но утром никого в Лазарете не было.

Вчерашняя медсестра (точно Сара) снова обрабатывала его синяки и ссадины.

— Шрамы украшают мужчин, а вы лишаете меня преимущества.

Сара увидела меня и поздоровалась кивком головы. Я встала у изножья кровати.

— Уверена, что у вас и без шрамов нет отбоя от поклонниц, — улыбнулась она.

Губы Джеймса сложились в ухмылку.

— Не так уж и много, места всем хватит.

Я закатила глаза, а Сара бросила на меня осторожный взгляд. Видимо, боится, как бы я и ее не отравила. Мерлин, кем я стала в глазах всех этих людей? Мстительной стервой?

— Выздоравливайте, — пожелала она Джеймсу и ушла, оставляя нас наедине.

Я не спешила заговаривать, пытаясь урвать ещё несколько секунд для обдумывания решения. Взлохмаченные волосы Джеймса торчали во все стороны. Кончики пальцев кольнуло током, когда я вспомнила, как руки нырнули в них, сжимая у корней и слегка царапая ногтями кожу головы.

— Я настолько неотразим? — усмехнулся он.

Ну, конечно, он понял, что я здесь.

Я обошла кровать и подошла к нему, но садиться не стала.

— Мне нужно закапать тебе капли перед занятиями.

Он вскинул голову. Губы изогнулись, обнажая ряд ровных зубов.

— И все? Не будет сладкого на утро?

Живот скрутило в узел.

— Джеймс, пожалуйста, сними бинты, — взмолилась я. Мне не хотелось дотрагиваться до него от греха подальше.

Джеймс послушно поднял руки к лицу.

— Для тебя, Эванс, я могу снять не только бинты.

Его голос звучал весело и в нем явственно звучало предвкушение. Я только стиснула зубы и ничего ему не ответила.

— Как себя чувствуешь? — отстранённо спросила я, закапывая капли. Джеймс уже привычно зажмурил глаза на несколько секунд.

— Отлично, — отозвался он. — Ты говорила, что зрение вернётся через несколько недель, но мне кажется, это случится раньше.

Я облегченно вздохнула и убрала пузырёк в карман. Джеймс вдруг резко перехватил мою руку и притянул к себе. Я почти упала на него, но вовремя удержала равновесие.

— Ты пахнешь шоколадом, — заявил он.

Я почувствовала, как он пытается привлечь меня к себе.

— Это всего лишь крем для рук, — ответила я, отстраняясь. Мои пальцы выскользнули из его руки. Джеймс нахмурился.

— В чем дело? Что-то случилось?

— Мне пора идти.

— Что? Куда... я думал…

Я закрыла глаза, выкидывая из головы собственное «я думала…»

Я думала, что мой первый поцелуй будет под омелой с кареглазым мальчиком.

Я думала, что вытравлю из себя чужое неприятное чувство, расправлю крылья, почувствую связь с тем, кто будет стоять рядом со мной, а не на другом конце жизни.

Я думала, все будет легко. Влюблюсь в милого парня, и он будет носить меня на руках, и осыпать комплиментами.

Джеймс Поттер был только в первом пункте девчачьих ожиданий, а дальше наши пути должны были разойтись. Все получилось наоборот.

— Мне нужно идти, — повторила я, скорее убегая оттуда, пока сердце снова не вышло из-под контроля.

***

На завтраке Мародёров тоже не было и это меня немного беспокоило. Понятно, Ремус, но где Блэк и Питер?

Ната, девушка Питера, кажется, с первого курсе, непривычно сидела в одиночестве. Эти двое за это время обросли всевозможными историями и воспоминаниями и в моих глазах, да и в глазах остальных, были неотделимы. Они даже внешне чем-то схожи: оба небольшого роста, светлокожие, с пшенично-темными волосами, иногда отливающими солнечными бликами.

— А где Питер? — спросила я у неё.

Натали подняла на меня тяжёлый взгляд, словно своим вопросом я открыла ящик Пандоры. Мне тут же стало не по себе и она, слава Мерлину, не стала срывать на мне свою злость, а только также медленно вернула свой взгляд на полную кружку чая.

Похоже, и она не знает, где ее парень.

Я сидела рядом с Марлин, а Эмми и Мэри устроились напротив. После всей этой истории с Джеймсом, Мэри вернулась к линии своего поведения прошлых лет, а именно — полному игнорированию моего существования. Я пыталась убедить себя, что меня это не волнует, но на самом деле игла обиды неприятно кольнула в области затылка, заставляя бросать на Мэри осторожные взгляды исподлобья.

У неё День Рождения в воскресение, и, кажется, в гостиной назревала вечеринка, но меня Мэри подчёркнуто не приглашала, и я понимала, что никогда не пойду туда сама или по вежливому приглашению Марлин или Эмми.

Эмми бросала осторожные взгляды в сторону братьев Пруэтт.

— Гидеон вчера ещё раз пригласил меня, — сообщила она. — Соглашаться?

Я покосилась на Пруэтта. «Нет» хотелось ответить мне, просто потому, что Гидеон наглый и самовлюблённый придурок, и он все ещё вёл безмолвную войну против меня, хотя я считала, что он вообще должен был извиниться за все эти слова.

К моему облегчений, Марлин была со мной согласна.

— Мне кажется, что это не самая лучшая идея, — мягко сказала она. — Гидеон слишком… слишком тяжёлый для тебя.

Я нахмурилась, не совсем поняв ее.

— Думаешь, он раздавит нашу малышку в кроватке?  — прощебетала Мэри, притянув к себе Эммелин за плечи.

— Дуры, — бросила Вэнс, отстранившись от Мэри. — Я ведь серьезно.

Марлин прожгла Мэри недовольным взглядом.

— Вообще-то я имела ввиду не это. Говоря тяжёлый, я говорю о его характере, понимаешь? Он неподъемный. Такой действительно тебя задавит, только не в постеле, — колючий взгляд на Мэри, — а в жизни. Тебе нужен такой же легкий и светлый человек, как ты сама.

Эмми не успела ничего ответить.

— Ой, смотрю, Маккиннон делится своим жизненным опытом? — Флора бесцеремонно раздвинула нас и села меду мной и Марлин. — Что за воду льёшь в нежные уши девочек? — хмыкнула она. — Дай угадаю, курсы минета?

— Флора! — я предосудительно взглянула на неё. — Мы вообще-то едим.

— А она вам, видимо, не объяснила все? — не останавливалась Бирн. — В этом же и смысл, в некотором роде. Представляешь себе банан или огурец…

— Вы отвратительные, — Эмми поднялась со стола. — Все вы.

Флора закатила глаза.

— Ещё одна неженка.

Марлин, к моему удивлению, никак не отреагировала на всю речь Бирн, равнодушно продолжая свой завтрак. Мэри тоже не высказала никого недовольства, допила свой кофе и ушла на занятия.

Либо это прогресс, либо Марлин что-то задумала.

Я не успела толком подумать об этом, потому что Флора, понизив голос, шепнула мне о новости, пришедшей утром.

Ришарт Макгрегор скончался. Ронан новый вождь клана и лорд Локса.

***

На вторую пару Мародеры все же явились, хотя Ремуса с ними не было. Он всегда пропускал день или два после полнолуния, восстанавливая свои силы.

Сириус бесцеремонно отодвинул стул и сел рядом со мной и Флорой, прервав наш разговор на половине.

А ведь мы хотели спокойно обсудить все на Истории Магии, теперь же все планы полетели в тартарары.

Мы уставились вопросительно на Блэка, а тот встретил наш взгляд слегка выгнутой бровью, мол, чем вам не нравится моя компания. Мой список начинался его парфюмом и заканчивался уничтожением моей работы по волчьему противоядию. Хотя не заканчивался, список был бесконечным.

— Мы не знакомы, — сообщил Сириус тем особым своим голосом, который всегда использовал при разговоре с незнакомой девушкой, либо когда ему что-то было надо.

Флора не повелась на вкрадчивый хриплый голос.

— Все тебя знают, Блэк.

Он самоуверенно улыбнулся.

— Ну, конечно. Ты с Райвенкло, правильно?

— Что меня выдало? — притворно удивилась она. — Нашивка на мантии или галстук?

— Точно не сообразительность, — заметил Сириус.

Флора направила на него свой колючий взгляд. Мне пришлось откинуться чуть назад, чтобы они видели друг друга.

— А знаешь, что выдаёт тебя, Блэк? — Сириус лишь слегка склонил голову набок, выражая тень любопытства. — Запах. От тебя за километр несёт.

Он хмыкнул.

— И что же это за запах? — насмешливо спросил он, копируя ее интонации.

Флора несколько секунд сканировала его взглядом. Темные обведённые глаза неотрывно смотрели на Блэка, и я заметила, как он немного стушевался. В этом я его не винила, иногда взгляд Флоры становился звериным и от него хотелось скрыться.

— Запах шлюхи, — спокойно сообщила Флора.

Я резко перевела на неё взгляд, наткнувшись на непроницаемое выражение лица. Что она несет?!

Лицо и поза Блэка изменились. Он повернулся на стуле, чтобы лучше видеть ее, и это напомнило мне позу хищника, изучающего свою жертву. На губах больше не играла насмешливая полуулыбка. Крепко сжатая челюсть острыми линиями очертила его лицо. В глазах заплясал зараждающийся гнев.

— Что ты сказала? — вкрадчиво спросил он.

Это было милостивое предложение отступить, но Флора не собиралась воспользоваться шансом. Она перегнулась через меня.

— Ты шлюха, — смачно повторила она. — И все это знают, Блэк. Строишь из себя бунтаря, будто ты чем-то лучше, чем любой другой представитель общества, будто ты особенный, но на самом деле весь твой кругозор ограничен тем, что можно купить: секс, алкоголь и веселье. Кичишься тут тем, что ты не такой как остальные, ушёл из дома, напялил байкерские ботинки и считаешь, что стал другим? Лишь оболочка, — выплюнула она. — А внутри ты прогнивший насквозь слизняк.

Мне показалось, что перестали дышать вообще все. Не только в кабинете, где до этого звучал гам и шум, а вообще в Хогвартсе и в мире, все замерли, устремив взгляды на Сириуса Блэка в ожидании ответа.

Я тоже смотрела на него, впервые изучая его лицо так внимательно. Синие холодные глаза, от которых девочки теряли голову, сейчас не выглядели далекими и ледяными, напротив, в них горел свет, огонь и направлен он был на Флору.

Она тоже ждала. Я знала, что Флора вовсе не воздвигала Сириуса на пьедестал врагов, она вообще целый день вела себя нарочито агрессивно, как будто так и хотела нарваться на неприятности. Может и на неё луна влияет особенным образом? В любом случае, сейчас она ждала, замерев как кролик перед удавом, ждала, чтобы развязать войну и выплеснуть на кого-нибудь свою злость, природу которой я так и не поняла.

Сириус не собирался сражаться. По крайней мере, он затеял войну по своим правилам и на своей территории.

— Пойдёшь со мной в Хогсмид? — спросил он, поглощая Флору тяжелым огненным взглядом.

И я ей искренне посочувствовала, потому что выбраться живой или хотя бы без потерь из этого огня было невозможно.

Джеймс пах зимой.

Холодным ветром, морозным узором на окнах, высоким аквамариновым небом, сугробами и Рождеством.

Снегом, снегом, снегом… И руки у него были холодными, прям ледяными, и при касании их по коже разбегались мурашки, а под ней, напротив каждого легкого движения пальцев разгорался иррациональный огонь.

Я носила его поцелуи на себе, как духи. Весь день они были на моей шее, на губах и скулах, и я думала, что каждый, идущий на встречу, видит их на мне.

Как можно было не видеть?

У меня же ожоги по всему телу, у меня же сердце то бьется, то замирает, падает вниз, оставляя вместо себя лишь зияющую пустоту.

У меня же Джеймс везде. И не только на теле — в мыслях.

Но никто не видел моего ужаса и страха. Никто не понимал, что мир для меня дрогнул и разделился на две части, никто не знал, что я слетела с орбиты, и Джеймс-планета, Джеймс-вселенная, меня притянул.

Когда я шла к нему, позабыв об ужине и оставив сумку в комнате, я не знала, что буду делать. Просто хотела его увидеть. Каким-то образом Поттер поймал мое сердце на крючок и теперь тянул.

Нет, на якорь. Пустил в меня якорь и я не могла никуда сбежать.

Он стоял у окна раскрытого настежь, и вдыхал свежий вечерний воздух. Тучи гроздьями повисли на тёмном небе, и дождь в них уже собирался, одинокими крупными каплями срываясь с небес.

— Ты не голоден?

Джеймс вздрогнул и машинально обернулся, хотя не мог меня видеть. Белая повязка плотным обручем скрывала верхнюю половину лица. Я видела только его скулы и губы.

Он выглядел милым и беззащитным, и в другое время я никогда бы так не сказала, но в ту секунду…

Один у окна, босыми ногами стоя на кафельном полу, он напомнил мне ребёнка, ждущего Санта Клауса в рождественскую ночь. На нем были широкие клетчатые штаны, видимо пижамные, и серая растянутая футболка.

— Я поел, — глухо отозвался он.

От окна веяло холодом, а на мне была только школьная форма. Мантия осталась в гостиной. Я подошла и встала рядом с ним.

— Нужно закапать тебе перед сном, — он кивнул. — Тебе лучше?

— Да, спасибо, — отстранённо ответил он.

Со мной говорить у него нет желания. Джеймс скрестил на груди руки, а мне оставалось только смотреть на его профиль, высеченный из камня.

— Ты решил что-нибудь насчёт отборочных в команду и тренировок? — прервала я затянувшуюся тишину.

Пока капитан в таком состоянии наша победа под угрозой.

— В понедельник я отсюда выйду и займусь делами.

— В понедельник? Но это рано, Джеймс, тебе…

— Лили, я не хочу спорить. Просто сделай то, зачем пришла и уходи, — устало попросил он.

Я подавилась своими словами и на несколько секунд повисла тишина.

— Хорошо, — тихо ответила я. — Можно?

Он кивнул, повернулся ко мне лицом, давая возможность развязать бинты.

Зима постепенно проникала в меня, вплеталась с его дыханием, замораживая все внутри. Мы стояли так близко, что он почти касался руками моих бёдер.

Сняв бинты, я убрала их на подоконник.

— Тебе не обязательно приходить каждый раз из-за этого, — сказал Джеймс. — Ты можешь оставить капли мне.

Он закрыл глаза, выжидая, пока лекарство подействует.

— Мне не тяжело.

— Завтра ведь Хогсмид.

— Я не пойду. Дамблдор наказал меня, так что в ближайшее время я не смогу выйти из замка.

Джеймс открыл глаза и удивленно вскинул бровь.

— Что ты натворила?

— В общих чертах, чуть не убила одного парня, напоив его любовным зельем.

— Это твоё новое хобби? — усмехнулся он. — Кто же этот счастливчик?

— Вряд ли он счастлив, — горько отозвалась я.

Джеймс вмиг стал серьезным.

— Если ты искренне переживаешь за него и… — он оборвал себя. — Если переживаешь, то он счастливчик.

Мое сердце потянулось к нему.

— Что у тебя с Мэри? — скороговоркой спросила я.

— Что? — он опешил. — Причём здесь Мэри?

Я повторила вопрос.

— Вы вместе были на вокзале и потом там, в купе…

Стоило картинке прошлого возникнуть в голове, как я испытала желание заколдовать Поттера вместе с Гриффит.

Джеймс склонил голову набок.

— Ты ревнуешь?

— Я спрашиваю.

Он засмеялся, опустив голову.

— Какая ты грозная. Только не нужно морщить носик.

— Что? Я не… Ты вообще ничего не видишь, — нашлась я.

Джеймс придвинулся ближе.

— Мне не нужно видеть, я помню. Ты морщишь нос, когда смеешь и когда злишься.

Он улыбался. Не насмешливо, а нежно, и зная, что нежность направлена на меня, мое сердце окончательно растаяло.

— Ничего между нами нет, — продолжил он. — И не было. Это просто очередная ошибка и все. Клянусь тебе.

Я кивнула, поздно осознав, что он этого не видит.

— Теперь моя очередь, — мягко сказал он. — У тебя есть кто-нибудь?

— Нет, — отозвалась я.

Джеймс удовлетворенно кивнул.

— Хорошо.

— Рада, что мы с этим разобрались, — отозвалась я, будто мы говорили о будничных вещах.

Джеймс вдруг подхватил меня за талию и посадил на подоконник.

— Эй, что ты делаешь?! Окно же открыто!

Он усмехнулся.

— Не простудишься, не бойся.

Я посмотрела через плечо на ночь.

— Ты мог меня уронить, приду… — я оборвала себя, чтобы не продолжать. Почему-то теперь называть Джеймса придурком казалось неправильным.

Он стоял в шаге от меня. Я потянула его за футболку, одновременно чуть раздвигая ноги, чтобы он встал между ними.

Джеймс оперся ладонями с двух сторон от меня. Мы были на одном уровне, и я позволила себе без страха и смущения смотреть в его глаза.

Руку я не убрала, и она лежала на его напряженном животе поверх футболки.

— У меня есть ещё вопросы.

— Задавай.

— Зачем ты в действительности позвал меня к себе домой? Почему все это придумал?

Поттер перенёс руку на мое колено и нарисовал на нем несколько узоров пальцами.

— Я не знал, что ещё делать. Мне казалось, что если я срочно что-нибудь не придумаю, у меня больше не будет шансов. Ты же меня не подпускала к себе!

— Ты мог позвать меня на настоящее свидание, — заявила я.

Джеймс опешил.

— Эванс, ты издеваешься? — воскликнул он. — Сколько раз я приглашал тебя!

— Не важно сколько, важно как, Поттер! Ты же просто издевался… Все эти твои шутки про… — я сглотнула. — Про первый курс и про омелу. Это было унизительно.

Джеймс нахмурился, словно не понимал о чем я. Потом до него дошло.

— Лили, ты сейчас меня запутаешь. Когда это я насмехался над тобой? Я говорил серьезно! А про первый курс… — он пожал плечами. — Не хотел, чтобы ты забыла.

Я убрала руку и скрестила их на груди.

— Тогда почему ты не поцеловал меня?

Вторая рука Джеймса тоже легла поверх колена.

— Сейчас исправлюсь, милая, — он потянулся ко мне, но я увернулась.

— Ты понял о чем я. Почему тогда не поцеловал? Под омелой?

Джеймс несколько секунд молчал и одна его рука метнулась к волосам в смущённом жесте.

— Испугался.

— Испугался? — неверяще протянула я.

— А чего ты ждала? Накинулась на меня в коридоре!

— Вовсе я не накидывалась!

— Ещё как. У тебя вообще привычка лезть ко мне с поцелуями. Только и ждёшь, как в тёмном уголке зажать.

— Вот придурок, — я попыталась спихнуть с себя его руки и встать, но Джеймс только засмеялся, не давая мне сдвинуться с места. Его руки как бы ненароком скользнули выше, задирая юбку и обнажая полоску кожи над чулками.

— Я же не сказал, что против. Можешь целовать сколько угодно.

Я отвернула от него лицо.

— И не подумаю.

Джеймс глубоко вздохнул.

— Мне было одиннадцать и я не умел целоваться, — признался он. — И я запаниковал, когда увидел тебя и омелу. Ты мне нравилась, а я не хотел все портить.

— Ты сказал, что предпочитаешь мне даже Плаксу Миртл, — обидчиво напомнила я.

— А ты мне Гигантского Кальмара, — ввернул Джеймс.

Справедливо. Я вздохнула и снова посмотрела на него. Руки поднялись по сильным предплечьям, плечам и скользнули за шею. Я сцепила пальцы в замок.

— И ты решил, что стоит представить меня своим родителям как девушку, — напомнила я нить разговора.

Джеймс кивнул.

— Хотел, чтобы ты меня увидела вне Хогвартса. Чтобы я не ассоциировался только со школой и всем, что тут произошло.

— Планы никогда не проходят идеально.

— Да, — на губах заиграла улыбка. — Не мог весь вечер поверить, что это действительно сработало и ты пришла. Я ужасно нервничал.

Я вспомнила, что он сказал мне в своей комнате. По выражению лица Джеймса я поняла, что он тоже помнит.

— Иногда рядом с тобой я веду себя как идиот, — произнёс он. — Просто потому, что не знаю, как с тобой общаться. Ты как будто в другом мире, правил которого я не знаю.

— Не преувеличивай.

— Это правда. Ты всегда держишься сама по себе и никого не подпускаешь.

— Может я боюсь.

— Ты? Ты ничего не боишься.

Сердце пропустило удар. Джеймс сказал так просто и уверенно, будто это не вызывает сомнений. Но это было не так.

Я осторожно прочертила пальцами линию его губ и медленно скользнула пальцами к глазам. Джеймс зажмурился, позволяя мне оставить воображаемые узоры вокруг глаз.

— Я испугалась, когда это случилось. Чуть сердце не остановилось.

— Любой бы испугался. Твоя реакция была такой же, будь на моем месте кто-нибудь другой.

Какой придурок. Непроходимый идиот, прости Мерлин.

Я притянула его ближе за футболку. Джеймс задержал дыхание и закрыл глаза. Мы соприкасались лбами и мои губы почти коснулись его губ.

— Спокойной ночи, Джеймс, — шепнула я и оттолкнула его.

Воспользовавшись замешательством, я спрыгнула с подоконника.

— Спокойной ночи? — переспросил он.

Напряжение исчезло.

— Да, — весело сказала я.

Он нахмурился.

— И ты оставишь меня одного? После всего?

— После чего именно? — невинно поинтересовалась я, спиной вперёд направляясь к дверям.

— Эванс, не оставляй слепого человека у открытого окна! Доведи хотя бы до кровати.

— Обойдёшься, Поттер, — я открыла дверь. — Сладких снов.

Закрыв за собой двери, я на секунду замерла, прислонилась к ним спиной и губы сами растянулись в улыбку, как бы я не пыталась ее скрыть.

Неправильное счастье постепенно занимало все внутри меня, отодвигая остальное на десятый план.

***

Марлин сидела в гостиной, когда я вернулась. Все уже были в своих спальнях, и только она осталась у потухшего камина, баюкая в руках кружку с остывшим чаем.

— Марлин?

Она повернула ко мне голову и приглашающе кивнула на место рядом с собой. Я села на соседнюю подушку, скрестив ноги по-турецки.

— Ты была у Джеймса? — тихо спросила она.

Я кивнула, и Марлин вдруг улыбнулась.

— Ты рядом с ним такая другая. Словно солнце проглотила.

Краска залила лицо и я спряталась за завесой волос.

— Почему ты сидишь здесь одна?

Тонкие пальцы прочертили круг на кружке.

— Не спится. Это правда? — Марлин взглянула на меня острым печальным взглядом.

Конечно, Флора и Сириус. Она знает.

Мне пришлось кивнуть, и Марлин прикрыла на мгновение глаза, как будто переживая это внутри, и мне неприятно подумалось, что часть ее умерла в ту секунду. Она открыла глаза и снова спрятала его в потухшем камине.

— Не знаю, что произошло, — сказала я, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию. — Флора как с ума сошла, весь день вела себя странно. Может полнолуние, — конец я сказала с улыбкой, надеясь получить ответную, но Марлин вдруг нахмурилась.

— Вчера было полнолуние?

— Да.

Она горько усмехнулась и отложила кружку.

— Что ж, это все объясняет.

Я не поняла.

— Что объясняет? Только не говори, что очередная фишка Локса.

— Нет, — задумчиво сказала она. — Родители Флоры… — и резко замолчала.

— Что родители Флоры? Договаривай, Марлин.

— Нет, не могу, — скорбно покачала она головой.

— Марлин, пожалуйста. Я ее подруга, мне положено знать.

Она вдруг раздраженно посмотрела на меня.

— Ты сама не спешишь делиться с друзьями тайнами.

Справедливое замечание. Раздражение Марлин исчезло так же быстро, как и появилось, и она прижала колени к груди, положив на них подбородок.

— Сириус ведь не единственный парень на свете, Марли, — мягко сказала я.

— Знаю.

Это звучало как «знаю, но сердце у меня все равно болит».

Я придвинулась ближе к ней. Не честно, что мое сердце расцветает, а у кого-то разбивается вдребезги.

— Марлин, ты ведь необыкновенная. Ты умная и добрая, красивая, искренняя… Тебе не нужен Блэк, слышишь? Ты для него слишком хороша.

Она скосила она меня взгляд и слегка улыбнулась.

— Дело не в нем. То есть… В нем тоже, но так странно. Мне все время кажется, что я что-то упустила. Вроде бы я должна любить Сириуса, потому что всегда любила, но часть меня твердит, что нет и я просто забыла об этом.

— Прости, но я не совсем поняла…

— Я и сама не понимаю. Просто… Как я тут оказалась? Не помню. Я вышла из Большого Зала, шла по коридору, а потом — ничего. И спустя время я тут, хотя не помню, где была несколько часов.

Марлин не смотрела на меня, как будто рассказывала это все пустоте.

— Это все от усталости, — неуверенно протянула я. — Тебе нужно поспать, ты слишком много нервничаешь. Вот посмотришь, через несколько дней все будет хорошо.

Она посмотрела на меня долгим и пристальными взглядом.

— Ты права, — отстранённо сказала Марлин. — Я просто устала.

Я поднялась на ноги и потянулась.

— Идёшь спать? Уже поздно.

— Да, сейчас. Ты иди.

Я несколько секунд изучала ее, глядя сверху вниз, и чувствовала, что не должна уходить, не разобравшись во всем. Но я так устала… Глаза слипались и мышцы стали тяжелыми, налившись свинцом.

— Не задерживайся.

***

Марлин почувствовала, как собираются слезы в уголках глаз, пока Лили поднималась по ступеням. С каждым сделанным ее шагом, сердце билось все больнее о грудную стенку.

«Ты просто устала».

Слезы одна за другой скользнули по щекам. Марлин достала блокнот из кармана мантии. На чистой странице ее ждала новая запись, сделанная в спешке дрожащей рукой. Ее дрожащей рукой.

«Д.М»

Что с ней происходит?

***

Флоре снилась мама.

Снилось, как она сидит во дворе их особняка и смотрит, как Флора тренируется с отцом. Это воспоминание — самое яркое. Ее первое обращение. Ярко светило солнце, и от жары у Флоры промокла футболка, прилипнув к вспотевшей спине. Она была одновременно уставшей и безумно счастливой. Как никогда счастливой.

Первое обращение в пять лет — невероятно даже для Бирнов. Впрочем с каждым поколением их дар становился все выраженнее, способности все удивительнее, а возраст «первого обращения» — все юнее. Ее отцу было семь в первый раз, а ей всего пять, и это — гордость.

Гордость для всей семьи.

— Молодец, Флора, молодец, — похвалил отец, улыбаясь. Его волосы были иссиня-чёрными, длиной до плеч, и Флора мечтала быть в будущем похожей на него, а не на маму с ее банальными каштановыми локонами. У отца свои волосы были другого цвета, но он так часто принимал облик ворона, что внешность неизменно менялась. Так было у всех Бирнов.

Позже она нырнула в объятия деда и ее окутал запах его парфюма.

— Моя принцесса справилась! — громко объявил дед, поднял ее на руки и закружил, словно пушинку. Флора захихикала, и счастье распирало ее изнутри.

— Конечно, — отозвалась статная бабуля. — Она же Бирн, не могло быть иначе.

Флора не придала этим словам значение. Она не видела, как брат шагнул назад в тень, словно прячась от их глаз. Он помедлил, впитывая в себя эту картину всеобщего счастья и гордости, и медленно выскользнул за дверь.

Как многое она не замечала.

Она не думала, что с братом что-то не так. Ну и пусть он не обращается, когда-нибудь случится. Может он просто не хочет? Или не пришло время?

Отец тоже так думал, и дед, и бабушка, и прислуга. Никто и никогда не говорил, что с ним что-то не так. Никто не относился к нему хуже или иначе, это просто не волновало их. Все были уверены — он Бирн и он анимаг, просто время ещё не пришло.

«Кровь не вода» — часто говорила бабушка.

Она была права, конечно, права, ошибались они не в этом, а в другом.

Все Бирны — анимаги, но Руфус не был Бирном.

Флора проснулась в слезах. Ее подушка была мокрой, и дыхание застревало в груди.
Она встала, оглянулась убедиться, что никого не разбудили ее рыдания. Соскользнув с постели, она тихо прокралась в ванную.

В отражении была она и одновременно чужачка. Волосы снова были каштановыми, точно такими как у мамы, но у корней слегка проступал медно-рыжий, как результат новой анимагической формы. Какой позор! Бесполезный котёнок! А ведь совсем недавно она могла удерживаться целых несколько минут в обличие лисы: сильной, гибкой, выносливой и с острыми когтями. Теперь — кошка.

Флора открыла холодную воду и ополоснула лицо.

 — Ты обещал! — злость кипела, ярость пульсировала в висках и ей хотелось лишь одного — расцарапать Ронану лицо, сделать больно, сделать хоть что-то, чтобы стереть с лица равнодушную маску. — Ты обещал, что вытащишь его!

— Нет, Флора, — твёрдо сказал он. — Я не обещал тебе этого. Я сказал, что добьюсь для него лучшего.

 — Лучшего? Лучшего?! — она бросилась на него. Колотила куда достают кулаки, била и царапалась, потому что боль разъедала ее изнутри. — В Азкабане нет лучшего! Верни его домой, Ронан, верни его!

Исполин на мгновение прикрыл глаза, и чужая боль — нет, не чужая, боль одного из своих не могла быть чужой, — впиталась в него. Он прижал к себе Флору, укрывая в объятиях.

— Тише, девочка, тише, — зашептал он. Флора не билась и не вырывалась. Она замерла и только слезы безостановочно заливали лицо. — Боль пройдёт, Флора, пройдёт. Ты научишься жить с этим. Тише.

Все внутри неё отмирало, клеточка за клеточкой, и душа превращалась в вонючую падаль.

— Он мой брат, — всхлипнула она. — Он все, что у меня есть.
Ронан не ответил. Ронан знал ее боль, знал и одновременно нет.

— Плач, — говорил он, пока она умирала в его почти отцовских объятиях. — Ты должна выплакать все, всю слабость, чтобы осталась лишь сила.

Флора и выплакала. Слабость изгоняла из себя каждую ночь, каждый раз, когда сердце замирало и разум шептал, что она идёт неправильной дорогой.

Она плакала, и все исчезало. Сомнения и страх уходили, оставив после себя лишь силу и уверенность.

Флора промокнула лицо полотенцем. За окном светало. Обычное утро для неё.

Утро после сна с мертвецами и призраками.

***

Блэк считал, что она глупая. Глупая и красивая — идеальное сочетание для очередной игрушки.

Блэк не знал, что для Флоры мира не существовало и смысла не было ни в чем, кроме одной единственной цели. Неужели, он действительно думал, что может ее заинтересовать? Однако она знала, как произвести впечатление. Все на уровне интуиции. Такие толстокожие как Блэк велись на пошлость и игру, как котёнок на солнечный зайчик. И теперь он бегал вокруг неё и крутился, стараясь поймать.

Она не была солнечным зайчиком. Она была рукой, управляющей зеркалом.

— Там приведения живут, — сообщил он ей, когда они остановились у забора, ограждающего Визжащую хижину.

Флора прислонилась спиной к ограде, глядя на Блэка из-под ресниц.

— Хотела бы я посмотреть на них, если это правда.

Темная бровь поползла вверх. Блэк встал напротив, заключив ее в плен между своими руками. Его синие глаза бесстыдно изучали ее губы.

— Могу показать, цветочек. Если не боишься.

— Не боюсь, — с вызовом ответила Флора.

Блэк плотоядно усмехнулся.

— Я не о призраках, цветочек.

На секунду она испугалась его взгляда и усмешки. Ей даже показалось, что она увидела клыки вместо обычных зубов, но Флора оставила своё болезненное сердце в Башне Райвенкло, а потому лишь судорожно кивнула.

Внутри было пыльно и грязно, и пусто. Почти как в ее душе.

Блэка все устраивало более чем. Он стянул с себя куртку и свитер, оставшись в одних брюках, и Флора мгновение изучала его обнаженный торс: жилистый и подтянутый, с несколькими кубиками на животе и темной полоской волос, убегающей за пояс брюк. На шее, между острыми ключицами, серебром сверкал какой-то медальон.

— Так все-таки боишься, малышка?

Вместо ответа Флора сняла куртку и та упала к ногам. Блэк сел на пыльный диван и с ленивой ухмылкой следил, как она расстёгивает пуговицы блузки дрожащими пальцами.

Холод ледяными щупальцами схватил ее за плечи и грудь, и живот. Кожа покрылась мурашками.

Сириус затуманенным взглядом окинул ее полуобнажённую.

— Иди сюда, — прохрипел он.

Флора подошла. Она встала между его ногами, и пальцы Сириуса играючи поднялись вверх по ее ноге и сжали в тиски талию.

— Ты же знаешь, зачем я тебя пригласил?

Она зажмурила глаза, когда он прикоснулся губами к плоскому животу и провёл дорожку рваных поцелуев до пояса брюк.

Флора держала руки вытянутыми, не желая даже прикасаться к нему.

— Да, — тихо сказала она.

Язык Сириуса задел ее пупок. Он потянулся пальцами к пряжке ее ремня, и Флора поняла, что больше не может тянуть.

— А ты? — Блэк поднял на неё затуманенный взгляд. — Ты знаешь, зачем я пришла?

Он нахмурился.

— Бирн…

— Я знаю, — перебила Флора. — Знаю, что ты анимаг, Блэк. Незарегистрированный анимаг.

Сириус резко отстранился.

Мышка попалась в ловушку. Может все же не зря ее новая форма — кошка?

Миссис Абрахам не была плохим человеком, скорее потерянным. И я говорю не о запутавшемся в жизни человеке, а действительно о том, кто потерял свое место. Оно было, была жизнь, но все исчезло, разрушилось, уничтожилось в одно мгновение. Остался только сигаретный дым, напоминающий дым над Арревом — сожжённым городом волшебников. Не помню, когда именно, но в какой-то момент Сириус спросил у нее, чем она заслужила уважение и признательность Дамблдора.

Миссис Абрахам стояла у окна, но Сириус смотрел только на дрожащую руку с дымящейся сигаретой. Обручальное кольцо — золотой обруч с гравировкой — висел на шее.

— Уважение? — горько усмехнулась она. — Об уважении нет и речи. Благодарность? Да, пожалуй.

— Но вы здесь, — заметил он.

Вы здесь, хотя нет никакого желания тут быть. И полное безразличие к происходящему, к тому, что случится со студентами завтра.

Он не сказал этих слов, но они подразумевались.

Профессор сделала затяжку.

— Хотите контролировать что-то — держите под рукой, — отстранённо сказала она. — Чем я это заслужила? — Абрахам кивнула на сигарету в руках. На лице ее читалось отвращение. — Цена — предательство.

— Кого вы предали?

— Самого родного человека для меня. Это все?

Он не стал ничего больше спрашивать, понимая, что лишь случайностью получил ответы.

Или это был не Сириус Блэк? Это был Питер Петтигрю?

***

И ведь не то, чтобы дверь существовала. Но был вход. И она боялась войти.

В прошлый раз интуитивный страх тоже был, но тогда ее наставники сказали одну фразу, заставившую побороть свои чувства. И в этот раз, воскресив в памяти мудрые слова, она вошла.

Лили Эванс падала. Совсем в другом мире она падала, а заклятие, сплошная темнота и боль, пронзило юное тело, прожигало сердечную мышцу и нервные окончания. «Мгновенная смерть», но даже мгновение способно длиться вечно.

24 дня.

И ведь не то, чтобы дни существовали. Но было время. И оно неумолимо приближалось.

Время Смерти.

Смотреть на них всегда неприятно. Да и как иначе, когда перед тобой мертвецы.

— Где мой сын? — надломлено спросила Лили.

Отвечать не хотелось. Он ведь жив. Он жив, а значит больше не существует. В этом мире существовали и были реальными только мертвецы. Но вот комната, дверь, стол и стулья, книга в смешном банальном красном переплете и даже она сама — всего лишь удобная для восприятия Лили Эванс картина. То, что ее умирающий мозг мог представить.

— Лили, вернемся к вашему рассказу.

Эванс проморгала, будто не понимала происходящего. Да и кто понимает? Правда, были некоторые, кто не успел упасть до конца — их вернули. И они рассказывали о свете в конце туннеля, о всей жизни, в мгновение пронесшейся перед глазами. Вот, чем была секунда перед смертью — еще одной жизнью. Рассказом обо всем, о каждом чувстве, об эмоции, о боли и печали. Их работа была тяжелой, но кто-то должен ее выполнять. Умирающим нужно время, чтобы свыкнуться, понять, осознать и свободно идти дальше. Иначе они навсегда останутся привязанными к непрощенному, не забытому или слишком дорогому — призраки, привидения, полтергейсты — все те бедные души, не сумевшие принять свою смерть. Либо их мгновение прошло слишком быстро, и они просто не успели.

Лили Эванс должна была успеть.

Она падала. В другом мире, где было небо и земля, где была война и магия. Она падала — медные волосы, зеленые распахнутые глаза… Она падала — плач ребенка, застрявший в ушах.

— Ваш сын в безопасности, — мягко произнесла она, чтобы успокоить.

Им постоянно приходилось лгать. Уж в том мире, в мире живых никто не может быть в безопасности. И мертвецы знают об этом лучше других.

— Нам нужно продолжать, Лили.

Та снова отгородилась, закрылась, скрестив руки на груди.

«Ты не хочешь здесь быть, — говорили ей наставники, когда она сомневалась, — но поверь, они в сотню раз больше не хотят здесь находиться»

***

Джеймс стоял у окна. В Лазарете было прохладно: с улицы дул ветер, играя в скуке с затянутыми белыми пологами. Поттер холода не чувствовал: босые ноги, футболка с коротким рукавом, темно-бронзовая кожа, легкие клетчатые штаны. Я медленно приблизилась к нему, оставив корзину на койке. Джеймс курил, но услышав мои шаги, потушил сигарету и выкинул окурок в урну. Окно закрывать не стал.

— Ты в курсе, что сигареты вредны для здоровья?

— Мне кажется, это уловка журналистов. Пытаются заставить нас паниковать. Либо борются с государством, зарабатывающем на табаке. Кто их разберет.

— А ты никому не веришь? — протянула я.

Джеймс снял бинты, и я провела нашу обычную процедуру.

— Как твое зрение?

Карие глаза смотрели прямо на меня.

— Лучше. Ты волшебница.

— Сколько пальцев показываю?

— Четыре?

Я показывала два.

— Джеймс, ты не можешь в понедельник вернуться к учебе. Это не рационально.

Он закатил глаза.

— Лили, не принимай близко к сердцу, но нянька мне не нужна. Если я сказал, что завтра возвращаюсь к нормальной своей жизни, значит так оно и есть.

— Ты даже душ самостоятельно принять не в состоянии, не то, что на метле летать.

— Ты всегда можешь помочь мне с душем, — вкрадчиво сказал он.

Я фыркнула и скрестила на груди руки.

— Нет, это не ко мне. Мародеры справятся с тобой втроем, я им доверяю. Тебе не холодно? Может окно закрыть?

— Замерзла?

Я поежилась. Джеймс закрыл створки, и мы вернулись в кровать. Он шел медленно, а я чуть на расстоянии, не решаясь предложить помощь. Джеймс этого не оценил бы.

— У нас королевский завтрак, — я села в изножье кровати, открыла корзинку и достала продукты. — Готова поспорить, ты не ел ничего вкуснее.

— Готов поспорить, ты никогда не завтракала с потрясающим парнем.

— Готова поспорить, ты тоже.

Мы тихонько рассмеялись. Я намазала джем на круассан и протянула Поттеру. Джеймс откусил и его зубы задели мои пальцы.

— Прости, — улыбнулся он уголком губ. Шоколад поблескивал на губах. Я перевела взгляд на его губы, чувствуя поднимающийся в груди жар. Все мысли налетали одна на другую, смешиваясь в вязкую кашу.

— Еще? — прошептала я, приблизив круассан к его рту.

Джеймс обхватил мое запястье, направляя руку к себе. Он медленно откусил, но жидкий шоколад потек по моим пальцам на предплечье. Джеймс чуть повернул мою руку, слизывая с кожи шоколад. Я мягко отстранилась.

— Расскажи о себе.

— Что именно тебя интересует? — он откинулся на локти, вытянув ноги. Я сняла обувь и тоже удобно легла. По правде, на одноместной больничной койки места было немного.

— Твое детство.

Он усмехнулся.

— Не знаю… Я не самый послушный сын, если ты еще не поняла.

— Я догадывалась.

— Да… — он задумчиво уставился в потолок. Я изучала его лицо, уже почти привыкнув, что можно не беспокоиться о том, что он может заметить. — Когда мне было шесть, родители купили мне первую метлу. Отец позволял летать на заднем дворе, но и речи не было, чтобы взлететь далеко. Мне это не нравилось. В какой-то день их обоих не было дома, и я решил, что это лучший шанс для меня. Взял метлу и привычно взлетел. Вначале я сделал несколько виражей над двором, а потом вылетел за границы. В паре миль от нашего дома рос лес… Я как-то и забыл о нем, и когда пролетал прямо над ним, угодил в воздушный поток…- Джеймс на мгновение замолчал. Голос его стал тише. — Потерял управление. Упал в чащу, и ровно через секунду понял, что угодил в силки. Их была сотня. Они заплелись между собой, как клубок змей, а я в самом центре. Я чувствовал, как они заглатывают меня, обвивают руки и ноги… — он неосознанно потянулся к правой руке. — Силки так сильно пережали конечности, что сломали мне кости. Все кости на руках и ногах. Остались просто осколки под кожей.

— Как ты выбрался?

— Не сам. В нашем городе жила одна ведьма, занимающаяся традиционной медициной. Она собирала травы, варила зелья и продавала из дома. Мне повезло, что она была в лесу в тот день. Услышала мой крик и пришла на помощь. Она вытащила меня оттуда и перенесла в Мунго. Дальше помню плохо. Пил зелья, пытался восстановиться. Целители сомневались, что смогут срастить все кости, а если у них и выйдет, вряд ли я вернусь к нормальной жизни. Мама боялась, что я буду хромать.

Я сглотнула. Джеймс и словом не обмолвился о своей боли, и я даже представить не могла, насколько сильная боль его преследовала.

— Долго это продлилось?

— В Мунго я лежал год, — вкрадчиво сказал он. — Потом дома. Мама ужасная паникерша. Ты и сама наверно поняла, что она слишком сильно меня опекает, а в то время она просто с ума сошла. Мне запрещалось даже из дома выходить, она действительно была не в себе.

— Ты заставил ее нервничать.

Он пожал плечами.

— Со всеми случается. В итоге, все срослось, — он несколько раз покрутил запястьем. — Но иногда мои кости будто говорят мне «мы все помним, ничего не забыли». Когда дождь, или слишком долго на ногах — начинают ныть.

— Но ведь это преподало тебе урок, не так ли? — вскинула я бровь. — Слушаться родителей, например.

— Ммм… скорее научиться лучше летать.

Я покачала головой. Джеймс придвинул руку к моей ноге и как бы невзначай провел пальцами по голой щиколотке. Согнула ногу в колене, подтянув ее выше. Пальцы Джеймса скользнули вслед по простыням, поднялись вверх по ноге, слегка задрав штанину и мягко накрыли голень. Я улыбнулась.

— А ты? Твоя очередь детских историй.

Джеймса сел, и перенес руку выше, поглаживая теперь коленку. Сквозь ткань брюк прикосновения чувствовались как приятная легкая тяжесть.

— Я тоже была не самым послушным ребенком, — я задумалась, решая, что именно хочу рассказать ему. — Однажды осенью у соседей расцвела яблоня.

— Серьезно? — усмехнулся он.

— Да. Такая красивая яблоня с огромными румяными яблоками. Никогда таких не видела. Я смотрела на них каждое утро из окна, и представляла, какие они вкусные… Мне даже снилось, как я откусываю его и сладкий яблочный сок течет по губам.

— Ты яблокоманка?

Я опустила глаза. Не рассказывать же ему, что мы с сестрой уже много дней ничего не ели. Отец не возвращался из бара, а мама сидела в холодном саду и водила грязными пальцами по мерзлой земле.

— Как-то ночью я решила, что могу украсть парочку. Воровство — это плохо, знаю, но я хотела эти яблоки, а попросить даже в голову не пришло. Ночью я вышла из дома, перелезла через забор и спрыгнула в их саду. Очень холодно было, как сейчас. И темно. — я засмеялась, но смех получился грустным. — А там была собака. Огромный мастиф. Серьезно, такой большой и страшный, как будто домашний пес дьявола. Он меня почуял и бросился на меня. За спиной — только забор, а навстречу бежит огромный монстр. Я думала, что умру.

— Он тебя укусил?

— Нет. Адреналин ударил в голову, и я одним махом перескочила через забор… Из забора торчали такие острые металлические пики, сантиметров десять в высоту. И в спешке я не была достаточно осторожна, когда перебрасывала ногу подняла ее не слишком высоко и одна из пик насквозь пронзила бедро. Вот здесь, — я показала на заднюю поверхность бедра.

— Я не вижу, — заметил Джеймс.

Без задних мыслей, я взяла его руку и перенесла выше.

— Вот тут.

— Хм, понял, — рука Джеймса стала тяжелее. Он придвинулся ближе, рука переместилась на внутреннюю поверхность. — Что дальше?

У меня перехватило дыхание.

— Пес лаял, перебудил всех в округе. А я плакала и просто не могла остановиться. Крови было очень много. Она текла по ноге и заливала забор. Из дома выбежала сестра, а на шум еще соседи проснулись… Меня сняли с забора, завели в дом, перебинтовали рану. И дали нам целый мешок яблок. В память остался шрам.

— Подозреваю, теперь ты не любишь яблоки.

— Обожаю.

Он усмехнулся. Приподнялся и осторожно навалился сверху. Мое тело среагировало само, подстраиваясь под Джеймса. Приятная тяжесть разбудила жар в животе, как солнце переместившийся ниже. Его ресницы загибались на концах, а в глазах горький шоколад таял, оставляя следы-родинки на коже. Когда он поцеловал меня, моя душа — странная мифическая субстанция — проснулась, и я почувствовала ее разом внутри себя. Всю. Со всеми красками и нотами. Поцелуй стал нашей печатью, скрепившей договор. Мы обменялись пистолетами и вручили друг другу по пуле, нацеленной на наши слабые места, и я знала, мы будем вновь и вновь вручать патроны друг другу. И ждать, кто первым выстрелит.

Джеймс осторожно и медленно задрал мой свитер, холодные пальцы прошлись по коже, повторяя контуры ребер. Он играл на них, как пианист на клавишах, и мелодия эхом отражалась от моего сердца. Снежная мягкая вьюга вилась надо мной, окутывала холодом, но холод был приятным, как мятные леденцы, он таял на губах и глушил весь мир снаружи. Джеймс будто спрятал меня внутри себя, и мне нравилось там, под его кожей, нравилось, как руки скользят по его спине, как губы остаются пламенным дождем на губах, шее и ключицах. Неожиданно холод прошелся выше, инеем морозя кожу, руки Джеймса легли на мою грудь, и меня словно прошибло током. Я замерла и оттолкнула его. Джеймс незамедлительно отстранился.

— Я не хотел тебя пугать.

— Ты не напугал. Просто… — я села, заправляя волосы за уши. Холод отступал, перед глазами исчезал белый туман, возвращая в мир краски и звуки.

— Лили, — он мягко притянул меня, ложась на спину. — Я не сделаю ничего, что тебя напугает, обещаю.

Приятно было слушать ровный и сильный ритм его сердца под ухом. Напряженные мышцы словно било судорогой, когда я прикасалась к нему.

— Буду знать.

— По крайней мере, я хочу видеть тебя, когда мы будем вместе, — хитро шепнул он, выделив голосом «вместе».

Кровь прилила к щекам.

 — Хочу еще истории, — сказала я, чтобы перевести тему.

Джеймс медленно и старательно расплетал мою косу.

— Когда ты сбежала из коридора после неудавшегося поцелуя…

— Ты меня прогнал, — напомнила я.

— Обойдемся без подробностей, — ввернул он. — Я постоянно об этом думал. И даже хотел подойти к тебе и поцеловать на следующий день. И потом тоже.

— Трусишка.

— Ты очень пугающая.

— Не оправдывайся.

— Я серьезно. Ты единственная меня пугала. Как увижу тебя, сердце в пятки.

Я ударила его ладонью в грудь.

— Это не страх, придурок, а влюбленность.

Джеймс засмеялся, крепче прижимая меня к себе.

— Может быть, Лили.

Знаете, на норвежском есть очень странное слово — «forelsket». Звучит угрожающе, правда? Его могли бы выкрикивать викинги, когда нападали на саксов, ну или футбольные болельщики. А на самом деле оно дословно переводится, как эйфория, которую испытывает человек, впервые влюбившийся. Я влюбилась. Влюбилась так, как люди влюбляются в зимы. В холодные вьюги, в пушистый мягкий снег, в иней, рисующий картины на стеклах, в облачко дыма, вырывающееся изо рта. Именно зимой, когда весь мир спит, когда спит природа, ты слышишь и чувствуешь свое сердце. Именно холод будит тебя, твою душу, заставляя увидеть все чудеса, заставляя тебя жить. И в центре снежной метели ты неожиданно находишь свой дом, в котором мечтаешь развести костер. Все, что пугало тебя обращается в прекрасный мир. Неудивительно, что именно норвежцы придумали это слово: они знают все о холоде, снеге и любви.

— Хорошо, а что ты выберешь, море или горы?

Джеймс задумался, перебирая мои волосы.

— Море. Но только не белый пляж, солнце и теплые волны, а скалы, камни и серое небо. Понимаешь? Но и от гор я бы не отказался. Неплохо бы прожить пару лет в глуши, в старом доме, где только камин, глинтвейн и музыка из приемника.

Я приподнялась и удивленно взглянула в его лицо. Время будто замерло, пока мы были вместе, отрезанные от всего мира белой больничной ширмой, и этот кусочек жизни, совсем особенной, тихой и настоящей жизни мне хотелось вырезать из собственной вечности и спрятать в рамку.

— И ты бы жил один в той глуши?

— Моя очередь задавать вопрос, — заметил он. Я закатила глаза, но спорить не стала. — Ты бы согласилась пожить со мной в доме в горах, отдельно от всего мира?

— Если бы там было много еды, то почему бы нет.

— Я бы научился готовить, — скромно заметил он.

— Даже я научилась бы готовить, Поттер.

Я осмелела, обняла его за живот, закинула ногу на него и по-хозяйски выводила собственное имя невидимыми чернилами на его груди. Вдруг стало совершенно необходимо прикасаться к нему и чувствовать пульс под кожей.

— Почему твоя мама так относится к Ремусу? — тихо спросила я. — Миссис Поттер смирилась с тем, что я официантка во второсортном пабе, но она не может смириться с твоим другом?

Джеймс помедлил с ответом.

— Мама считает, что я все еще нуждаюсь в ее опеке и защите, но это не так. Ей тяжело с этим свыкнуться.

По его тону я поняла, что большего от Джеймса не добьюсь.

— А твой отец?

Джеймс пожал плечами, я почувствовала, какой он сделал глубокий вдох.

— Он вечно работает и времени на семью не остается. Это нормально, — его голос прозвучал слишком обыденно, будто он нарочно говорит таким тоном.

Я снова приподнялась, чтобы взглянуть на него.

— Мой отец тоже всегда слишком занят.

Джеймс нахмурился.

— Ты хочешь поговорить о твоей маме?

— Нет, — резко ответила я. — Не спрашивай меня о ней. Не сейчас.

Он улыбнулся уголками губ и потянулся за поцелуем, но я отстранилась.

— Джеймс, ты ведь должен мне желание, — неуверенно начала я. Джеймс подтянулся на руках и сел. — Я могу его использовать?

— Попробуй.

— Давай никому не рассказывать о нас?

Поттер нахмурился и невольно усмехнулся. Я тоже села, скрестив ноги по-турецки.

— Ты меня стесняешься?

— Конечно, нет.

— Тогда в чем дело?

— Это сложно, — тихо ответила я. — Но прошу пойми, так будет лучше. Сейчас не подходящее время для таких новостей. Во-первых, Сириус меня ненавидит.

— Стоп, — перебил он. — При чем здесь Бродяга?

— Он будет против наших отношений, а я не хочу соревноваться с Блэком.

Джеймс засмеялся.

—  Лил, Сириус не станет вмешиваться, и нет никакого соревнования. Он мой друг, а ты моя девушка. Вы совершенно в разных плоскостях, понятно?

«Девушка» заставило сердце дрогнуть, и оно жидким вином проникло во все сосуды, опьяняя не хуже красного полусладкого. Красного как кровь, полусладкого как поцелуи Джеймса.

— Джим, правда, я прошу, давай не будем, — я потянулась к нему, вынуждая откинуться на спину. Поттер прикусил губу, когда когда я села на его напряженный живот. Руки с проступающими венами легли на мои бедра, и от его почти машинального движения у меня пересохло во рту. — К тому же будет весело… Тайные отношения, — я понизила голос, наклонилась к нему, замерев в нескольких дюймах от губ, — коридоры, ниши…

Поттер потянулся ко мне, даже не дослушав. Горячий язык скользнул в мой рот, руки сжали бедра, удерживая меня на месте.

— Я согласен, — шепнул он. — Но не дольше нескольких недель, ясно?

— Договорились, — улыбнулась я ему в губы.

Джеймс странно засмеялся, откинув назад голову.

— Что? Почему ты смеешься?

— Мы только начали встречаться, а ты уже мною крутишь.

— Вовсе нет, ты просто очень умный, и знаешь, что для нас лучше.

Джеймс притянул меня к себе, и я легла под его боком.

— Эванс, ты для меня чертов перелом, который никак не заживет, и если это случится, то наверняка неправильно.

Я не знала, что ответить на это, поэтому просто поцеловала его в плечо, сквозь ткань футболки, прижимаясь ближе.

***

Сириус соединил ладони и окинул девушку напротив оценивающим взглядом. Она оделась и стояла у грязного мутного окна, обнимая себя тонкими руками.

— Ладно, Бирн, забудем обо всем, что ты сейчас сказала и вернемся к моменту, когда ты, мать его, окончательно свихнулась. В детстве упала или уже в старшем возрасте?

— Блэк…

— Да и хуй с ним, не важно, — продолжил он, вставая на ноги и поднимая свою куртку. — Но меня в это не вмешивай.

— Я же все тебе объяснила, — спокойно ответила она. — Если ты не поможешь мне, я сообщу, что ты незарегистрированный анимаг.

— Ты ничего не докажешь, — протянул Сириус, хотя и не был в этом уверен.

— Одно заклинание на выявление анимага — и ты уже в Азкабане, отсиживаешь срок. Тогда мой план тебе покажется разумным.

— Нет.

Флора сократила расстояние между ними.

— Послушай меня, Блэк, я потеряла все. У меня ничего и никого нет, но я не оставлю брата гнить в Азкабане. Я вытащу его оттуда, и мне плевать, чьи кости станут мостом, ясно?

— Из Азкабана никто не сбегал, — раздельно сказал Блэк. — Это невозможно.

— Азкабан — тюрьма. Из любой тюрьмы можно сбежать.

Ее темные глаза некоторое время изучали его. Сириус подумал, что никогда не видел такого безжалостного взгляда, и он точно не вязался с юной девушкой из Хогвартса.

— Я подумаю, — бросил он.

Она открыла рот, собираясь возразить, но Сириус повернулся к ней спиной и направился к выходу.

— Не советую меня шантажировать, Бирн. С такой же легкостью я могу прямо сейчас пойти к директору и поделиться своими воспоминаниями. Быть незарегистрированным анимагом не так опасно, как готовить побег из самой охраняемой тюрьмы.

Флора проглотила свои слова, глядя, как он уходит. Она надеялась, что выбрала правильный путь.

***

Марлин сбежала вниз по ступеням, прижимая к животу маленькую сумочку. Сердце бешено колотилось в груди, и ей хотелось как можно скорее узнать правду, узнать, существует ли в ней новая жизнь или все происходящее — плод воображения? Согласно всему, что знала о себе Марлин, законах зачатия и здравого смысла — она не беременна. Но странное чувство внутри нее, смутные путанные мысли, провалы в памяти, тревога и напряженность говорили о том, что что-то происходит. Что именно — предстояло разобраться.

Эмми встретила ее у Трех Метел.

— Почему так долго? — требовательно спросила Вэнс, заходя внутрь. Марлин отставала на один шаг. — Ты в курсе, что на улице холодно?

— Прости, просто очередь была большая. Где мы сядем?

Эмми встала на носки, пытаясь разглядеть что-то за головами посетителей.

— Мэри должна быть где-то тут… А вон она, вижу! И с ней Пруэтты, — шепотом добавила она, закатывая глаза.

Девушки двинулись в сторону столика, занятого друзьями.

— Можно присоединиться? — улыбнулась Марлин.

Фабиан подскочил, придвинул два стула с соседнего стола. Маккиннон мысленно отметила, как он отодвинул стул для Эммелин, помогая ей сесть. Гидеон подозвал официантку.

— Четыре сливочных пива и чай, — сказал он.

— Мне тоже чай, — вставила Марлин, заслужив удивленные взгляды. Обычно только Фабиан его заказывал.

— И что-нибудь сладкое, — продолжил Гидеон.

— Есть булочки с корицей, — подсказала официантка.

— Да, подойдет. Сиропом только полейте сверху, хорошо? Обильно так.

Мэри улыбнулась, когда выполнили их заказ.

— Не стоило, правда.

Гидеон поджал губы.

— Это же наша первая вылазка в этом году. Мы угощаем, дамы. Что насчет завтра?

Марлин обхватила кружку руками, обжигая пальцы, и уставилась в темный напиток. На несколько секунд она выпала из разговора, а все звуки вокруг стали лишь фоном, на котором она просуществовала, пока разговор не коснулся Джеймса.

— Мне все равно не нравится эта история, — недовольно сказал Гидеон. — с Эванс что-то нечисто.

Эмми бросила на него раздраженный взгляд.

— Вы опять за свое? Можем мы не говорить об этом, иначе будем спорить, а потом разругаемся.

— Поддерживаю, — скромно вставил Фабиан.

Гидеон перевел взгляд на Эмми, и в темных глазах отразилось такое презрение и осуждение, что Эммелин стало не по себе. Между ними повисло напряжение после ее отказа, и оно до сих пор чувствовалось в воздухе, как гроза в ночном небе.

— Он наш друг, Эммелин, — с нажимом произнес Пруэтт. — Мое волнение объяснимо.

— Да, только необъяснимо твое предвзятое отношение к Лили, — вставила Марлин, не отрывая взгляда от своего чая.

— Знаешь, что необъяснимо? — вмешалась Мэри. — Твоя дружба с ней. Мерлин, не имею ничего против Эванс, но меня бесит, что ты возишься с ней, будто она твоя дочь! С чего вдруг? Ты просто вернулась из Локса, заведя новую лучшую подружку.

— Это здесь не причем.

Мэри усмехнулась и скрестила на груди руки.

— Конечно, не причем. Только мы знакомы уже столько лет, но ни я, ни Эмми ни разу не были на острове. Ты ведь сама говорила, что чужакам туда не попасть, однако сюрприз! Эванс там была.

— Не я ее пригласила.

— Правда? — Мэри усмехнулась. — Это твое оправдание?

— Ее пригласила Флора.

— Почему ей можно, а тебе нельзя приводить гостей? Это не похоже на правду.

Марлин неверяще покачала головой. Она не могла понять обиженные нотки в голосе Гриффит. Они дружат столько лет, через многое прошли вместе, но сейчас готовы рассориться из-за абсолютно детской причины.

— Послушай, — примирительно сказала Марлин, — Флоре многое можно, Ронан не хочет ей перечить.

— О да, понятно, — саркастическим тоном протянула Мэри, глотнув своего пива.

Марлин усмехнулась. Невероятно. Они ей не верят! Почему вечно ей никто не верит, почему все пытаются обвинить ее во лжи, будто ждут от нее любой низости.

— Он ее крестный, ясно?! — потеряла она терпение. — Так что да, Мэри, Ронан иногда идет ей на уступки, хватит ревновать меня к Лили — это глупо! Мы не дети, чтобы общаться только с несколькими людьми, прости, если ты не моя единственная подруга, мне жаль, но я общаюсь с Лили, поэтому просто смирись, хорошо? — Марлин встала на ноги, чувствуя, что от жары у нее кружится голова. Хотелось на воздух. — Я не думаю, что Лили серийный убийца, который хочет отравить Джима, и уж точно не верю, что она решила наказать его за какую-то смехотворную обиду, не нужно быть такими мнительными и подозрительными, ясно? Не нужно всех обвинять в чертовом сумасшествии, что творится вокруг, нужно быть просто чуть умнее, чуть добрее и чуть терпимее к окружающим. Может тогда мир станет лучше.

Она оставила друзей пораженными и бегом бросилась из паба, борясь с подступающей к горлу рвотой.

— Я же говорила, — тихо прошептала Эмми. — Не стоило поднимать эту тему.

— У нее ПМС? — озадаченно пробормотал Гидеон.

Мэри откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

— Пожалуйста, заткнись, Гидеон, — взмолилась она.

Фабиан только задумчиво смотрел перед собой.

Марлин едва успела обойти здание паба и согнуться пополам, когда ее желудок вывернулся наизнанку, избавляясь от недавнего завтрака. Во рту остался неприятный горький привкус рвоты, Маккиннон дрожащими руками достала из сумки бутылку с водой и ополоснула рот. Дышать стало легче. Ей потребовалась еще некоторое время, чтобы прийти в себя, когда, наконец, Марлин решила, что лучше вернуться в школу. Она расчесала волосы руками, пытаясь привести свой внешний вид в более приличный, и вышла из укрытия.

— Эй, Марли! — раздалось за спиной.

От низкого с хрипотцой голоса стая мурашек пробежала вверх по пояснице. Марлин обернулась, чтобы дождаться Сириуса Блэка, легкой трусцой сбегающего с холма, ведущего к хижине.

Когда Сириус Блэк откидывал легким движением вихрь темной ночи со лба, в груди Марлин сердце замирало. Она уже привыкла ко всем этим бурным чувствам внутри себя, привыкла к затяжной боли, к обиде, к унижению, которое накрывало с головой при каждом взгляде на Блэка, когда он, по всей видимости, жил дальше, забыв все и отпустив. Губы Сириуса изогнулись в обворожительной улыбке, когда он замедлился, чтобы поправить на себе куртку. Марлин молча наблюдала за ним.

— Ты уже обратно? — легкомысленно спросил он.

Марлин ненавидела Сириуса. Ненавидела его за эту легкость, за пустые улыбки, за простоту, с которой он к ней обращался. Она-то считала, что он должен беречь ее сердце, разбитое им, считала, что Блэк обязан вечно испытывать вину за себя, за свое существование, за то, что предал ее и выбросил из своей жизни, но сам Сириус вовсе так не думал. Он никогда не был с ней осторожен или нежен, никогда не заботился, никогда не относился иначе, никогда не жалел о сделанном, и поэтому Марлин не смогла бы его простить ни через год, ни через десять лет. Она просто не могла поверить что кто-то может так ужасно с ней поступать и совсем от этого не мучаться.

— Не очень хорошо себя чувствую, — объяснила она.

Они двинулись по дороге, петляющей к замку.

— Ну и холодно сегодня, — поежился он. — Что планируете на завтра? Вроде вечеринку, правильно?

— Надеюсь у тебя есть подарок для Мэри.

Он скривил лицо.

— На самом деле нет. Я подумал, ты могла бы помочь мне с этим! — добавил быстро Сириус, пока Марлин не успела возмутиться. — По старой дружбе, Марли, пожалуйста. Выручи меня в последний раз.

Она неверяще усмехнулась, уставившись под ноги. Сириус еще что-то говорил, но его голос превратился лишь в гул, лишь в рой мух, не дающих покой. Раньше каждое его слово было камнем, и оно падало в душу Марлин, оставляя после себя круги, она потом лежала в постели, перебирала каждое слово, как четки, крутила в руках, пробовала на вкус, анализировала и приходила к выводам. К выводам, не ждавшим ее, к выводам, портящим ей жизнь.

Небо было серым и немного фиолетовым, капал мелкий дождь, зависая в воздухе как бесценный стеклярус. Сириус все еще говорил. Марлин подняла на него взгляд, изучая руки, находящиеся в вечном движении, широкие запястье фарфорово-бледные: да, Блэк постоянно пытался спрятать свою белую аристократичную кожу за мешковатой небрежной одеждой. Черные спутанные волосы, в которых сверкал бриллиантами дождь, встали на дыбы, и весь облик Сириуса вдруг показался Марлин очень подходящим для туманного дня, для дождя и Хогвартса, для разбитого сердца, зависшего в груди Марлин.

Она остановилась, вынуждая и Блэка прервать свой монолог и замереть. Маккиннон еще некоторое время всматривалась в синие глаза, потом взгляд ее скользнул по линии ровного носа и остановился на холодных губах. Она знала, что холодных, но все равно решила убедиться. Сириус пах мятой и смятением, он слегка покачнулся от удивления и отступил назад, когда Марлин шагнула к нему и поцеловала. Кончиками пальцев она прошлась по его волосам, обняла за шею, прижимаясь в теплому и живому телу. Руки Сириуса мягко скользнули в ее волосы, спустились ниже, прочерчивая линию позвоночника и осторожно замерли на пояснице.

День был фиолетовым, стеклярус разбивался об холодную мерзлую землю, сердце Марлин все теми же осколками билось в груди, и клей-поцелуй вовсе ничего не исправлял.

Они отстранились одновременно, и оба вдруг почувствовали неловкость.

— Марлин… — упавшим голосом произнес Сириус.

Воспоминания в голове ожили птицами, забились крыльями об черепную коробку, пробивая лоб изнутри. Полный сожаления голос Блэка словно гильотина отсек ее последнюю гордость.

Марлин обошла его и поспешила к старому зданию школы, возвышавшемуся в тумане как неприступная крепость горгулий и демонов.

— Марлин, стой! — Сириус догнал ее. — Я хотел поговорить с тобой. О Флоре Бирн, — добавил он, наткнувшись на ее молчание. — Ты знаешь что-нибудь о ней? Она же из Локса, верно?

Марлин остановилась и обернулась к нему, не веря своим ушам. Они поцеловались секунду назад, а его интересует вовсе не это, а Бирн?!

— Пошел ты к черту, Блэк! Пошел к черту! — Марлин толкнула его в грудь, и он отступил на несколько шагов.

— Эй, Марли, спокойней!

— Какой же ты эгоист! — закричала она. — Ты не просто был с ней на свидании, но еще и спрашиваешь у меня о ней? — она покачала головой, не веря этому. —  После всего, что между нами было, ты просто собираешься встречаться с ней? Почему она? Нет больше других людей в этом мире?

— Мы не встречаемся, — жестко оборвал он. — И это тебя не касается, Марлин.

— Конечно, — она зло усмехнулась. — Ты меня не касаешься. И вы не встречаетесь, а просто трахаетесь. Конечно! Я-то знаю, Сириус! Знаю, что ты не способен на чувства к кому-то, Все, что тебя волнует — это секс.

— Прекрати! — глаза его сверкнули. — Не начинай вечную тему, Марлин. Не вплетай сюда произошедшее.

— Ты бросил меня! Как только мы переспали!

Сириус взлохматил волосы.

— Это невероятно, — засмеялся он. — Ты еще меня выставляешь виноватым? Ты меня обманула, Марлин! Устроила целый спектакль! «Я девственница, ты будешь моим первым, не торопи меня, дай время!» — прокричал он ей в лицо. — Я полгода за тобой бегал, не переходил границы, дал тебе время, и что в конце? Зачем было мне лгать?!

Марлин ткнула его пальцем в грудь.

— Я никогда тебе не лгала.

— Ты могла просто сказать правду, — уставшим голосом сказал Сириус. — Мне плевать на эти средневековые взгляды, Марли. Ты просто могла сказать мне, что ты не девственница. И все, возможно, получилось бы. Я не понимаю, зачем ты лгала и продолжаешь лгать.

— Сириус, не всегда бывает кровь…

Он издевающе засмеялся.

— Кровь? Причем здесь кровь, Марлин? Ты… — он покачал головой. — Для тебя может это и открытие, но мужчина в состоянии почувствовать когда член, мать его, проходит без всякого сопротивления. И ты… — он продолжил без улыбки, — ты не вела себя, как девственница. Как ты двигалась, как целовала… Тебе было не впервой, Марлин.

— Сириус…

Они стояли очень близко, в зрачках Блэка она видела собственное отражение.

— Я бросил тебя не потому, что ты не девственница и не потому, что мне нужен был от тебя лишь секс. Ты лгала мне, Марлин. Изо дня в день, методично, несколько месяцев, разыгрывая целую драму. Я никогда не смогу тебе доверять. У меня нет к тебе чувств, Марлин. Может могло что-то получиться, но не сложилось. Я живу дальше, и тебе тоже стоит жить дальше. Прости, но… — он развел руками. — Я тебя не люблю.

Марлин отошла на несколько шагов, увеличивая между ними расстояние. Она смотрела под ноги, как дождь заливает ботинки.

— Пойдем, — вздохнул он. — Я провожу тебя до школы.

— Нет необходимости, — отозвалась она. — Уходи. У тебя прекрасно это получается.

Сириус медлил несколько секунд, затем обошел ее и побрел к школе, засунув руки в карманы. Марлин прижала ладонь ко рту, останавливая всхлипы. Она закрыла глаза, и холодные слезы обожгли кожу. Ей хотелось вскрыть грудную клетку, вытащить наружу горячее сердце, полное боли, и закопать в землю, чтобы оно прекратило портить ей жизнь.

Маккиннон не знала, как добрела до школы. За собой она оставляла кровавый след, и дыру в сердце продувал холодный ветер. В дверях проходящий парень больно ткнул ее в плечо, сумка вылетела из ослабевших пальцев и ее содержимое упало на лестницы. Марлин даже не побеспокоилась вскинуть взгляд и молча села на корточки, собирая немногочисленные вещи. Зелье, слава Мерлину, осталось в сумке. Мужские руки в черных кожаных перчатках одновременно с ней потянулись к блокноту, но успели раньше.

Марлин впервые вскинула раздраженный взгляд и увидела перед собой Дерека Мальсибера.

— Это мое, — отрывисто сообщила она. — Отдай.

Мальсибер перевел взгляд на блокнот и открыл его на случайной странице.

— Что ты делаешь? Не смей читать! — Марлин попыталась выдернуть из цепких пальцев свою тайну, но Дерек резко согнул руки, приближая блокнот к себе. Его глаза водили по неровным строчкам, и с каждой секундой взгляд его все больше темнел.

— Мальсибер? Ты идешь?

Марлин взглянула поверх его плеча и увидела поджидающего Регулуса Блэка. Темное пальто, застегнутое наглухо, контрастировало с бледной кожей. Блэк походил на длинную темную статую, только синие глаза двумя холодными океанами смотрели колюче с худого лица.

— Дерек! — повторил он, полным нетерпения голосом.

Мальсибер медленно протянул блокнот Марлин, она схватила его, но какое-то время парень не разжимал пальцы, глядя ей в глаза странным взглядом, словно кричал что-то, пытался о чем-то сказать. Он развернулся и стремительно сбежал по ступеням. Слизеринцы перекинулись несколькими словами, и две темные фигуры двинулись сквозь туман и дождь по дороге в Хогсмид.

Марлин замерла на пороге школы, чувствуя невероятную тяжесть блокнота в руках. Тревога съедала ее изнутри. странное чувство ужаса и страха осталось на губах и коже.

«Д.М.»

Дерек Мальсибер.

Марлин стояла на пороге школы и вглядывалась в силуэты удаляющихся слизеринцев.

Кап, кап, кап.

Дождь усиливался. Еще один взмах ресниц — с неба обрушился водопад.

В стене дождя, в тумане, в сером дне растворялись их фигуры, превращаясь в смазанные точки. Марлин сделала несколько шагов назад, прислонилась к холодной каменной стене замка и сползла по ней вниз.

К черту. Всех к черту.

Она намокла за секунду. Открыв блокнот, перелистала его, усталым взглядом вглядываясь в спутанные записи, замерла на последней. Д.М. Дерек Мальсибер? Что она имела в виду, выводя это имя? Что хотела сказать самой себе?

К черту.

Страницы намокли, чернила расползлись, уродливыми каплями растекаясь по листу.

Сириус Блэк, иди к черту. Дерек Мальсибер, иди к черту. Лили Эванс — к черту. Флора Бирн — к черту.

Марлин закрыла глаза, позволяя дождю стекать по лицу, по шее, собираться и скользить по ложбинке между грудей.

Мэри — к черту. Пруэтт — к черту. Весь этот гребаный мир — к черту…

Из груди вырвался низкий смех. Марлин достала из кармана палочку, отстраненно произнесла заклинание, оставляя маленький, почти незаметный разрез на запястье, и несколько красных капель замерли на коже. Она потянулась за зельем, вынула пробку и с пугающим равнодушием поднесла его к запястью. Кровь упала тяжёлыми каплями в жидкость, расползлись круги, дрожь прошла по телу Марлин, а в колбе цвет сменился на слабо-розовый. Несколько секунд она смотрела на зелье, не осознавая пугающую правду. И в ней зашевелилось неприятное тошнотворное чувство, что в теле поселилось нечто чужеродное, неправильное, ненужное. Челюсть свело, мышцы окаменели, и Марлин поняла, что у нее просто нет сил встать и войти в школу. У нее вообще вдруг ни на что не осталось сил. Сидеть бы так вечность, прижимая колени к груди, смотреть бы на дождь, чувствовать его на себе, иглы холода, пустоту, странную невесомость, будто ты даже не существуешь, а паришь в воздухе, лежишь на дне океана, спишь в жерле вулкана. Представить — ты все и ничто, нет никаких страхов, боли, нет ощущений и чувств. Нет обиды. Нет усталости. Тебя —нет.

Марлин закрыла глаза и прижалась лбом к коленям. На мгновение ей почудилось, что она уснула и видит сон. В нем было темно, холодно и страшно. Во сне был океан, в который она падала.

Или не во сне. Или не она.

В любом случае — к черту.

***

— Эй, Эванс! Куда так бежишь?

Насмешливый голос догнал меня перед входом в гостиную факультета. Я закатила глаза и обернулась. Блэк поднимался по ступеням, перешагивая через одну. Темные волосы падали на глаза.

— Ты пароль забыл?

— Поздороваться хотел. Почему такая грубая, детка?

Я не ответила. Внутри все еще было очень тепло, мягко и волшебно, впускать в солнечную вселенную Сириуса мне не хотелось. В мыслях я все еще была с Джеймсом… Нежилась с ним в постели, обнималась и целовала, робко скользя пальцами под ткань футболки. Под его насмешливый взгляд я рискнула только пробежаться пальцами по мышцам живота и слегка коснуться ребер. Выбраться из его объятий и вернуться в реальный мир было очень тяжело, а уж впускать Сириуса Блэка в мой персональный рай и вовсе не было желания. Ему не место в нашем мире, в моем и Джеймса.

Я назвала пароль и собиралась войти, когда Блэк перегородил дорогу.

— Серьезно, Лили. Есть разговор.

Я усмехнулась.

— Не помню, чтобы ты общался со мной, Сириус. Кажется, ты предпочитаешь действовать, а не говорить. Пропусти.

Блэк схватил меня за локоть и отвел в сторону. Несмотря на наглость, отвел он меня без грубости и ярости. Судя по его настороженному взгляду, у него действительно было, что сказать мне.

— Послушай, — примирительно сказал он. — Я знаю, что мы не ладим и я не горю желанием это исправлять.

— Аналогично, — я скрестила на груди руки. Не лучшее начало разговора.

— Но дело серьезное, Эванс. Судя по всему, ты единственная, можешь помочь.

Я промолчала. Блэк закатил глаза.

— Все еще обижаешься на меня?

— Что, прости?

— За то, что было в кабинете Флитвика.

У меня вырвался смешок.

— Блэк, я на тебя не обижаюсь, я зла на тебя. Ты испортил мою работу, уничтожил все записи и ингредиенты. Вел себя, как сумасшедший.

— Прости, — смиренно произнес он.

Я покачала головой.

— Не похоже, что ты сожалеешь.

— Я не сожалею, — отозвался он. — Но если это поможет продолжить продуктивный диалог, то я готов извиниться.

— Не утруждайся. Так в чем дело?

Он взлохматил волосы рукой.

— Что ты знаешь о Флоре Бирн?

— Почему ты спрашиваешь?

— У нее не так много друзей, ты вторая в списке, у кого я могу о ней узнать.

— Первой была Марлин, — догадалась я.

Судя по его лицу, я попала в точку. Интересно, как она отреагировала, когда он начал расспрашивать ее о Флоре? Вряд ли обрадовалась. Я прислонилась плечом к стене. Взгляд Сириуса скользил по стенам и потолку, снова возвращался ко мне и исчезал в темноте арок. Его глаза казались черными.

— Блэк, не знаю, что ты задумал, но я не позволю тебе навредить моей подруге. Флора не та, с кем можно поиграть и бросить.

Он сжал губы в тонкую полоску.

— Как по твоему, Эванс, если бы твоя подруга интересовала меня в интимном плане, стал бы я тебя в это впутывать? Уж как-нибудь сам разобрался бы.

— Логично.

— Спасибо, что согласилась со мной. Что произошло с ее братом? Девочка с катушек съехала.

Впервые за наш разговор я напряглась.

— Она что-то сказала тебе?

Сириус нахмурился, подозрительно взглянув на меня. На несколько секунд повисла тишина, мы вглядывались в друг друга и чувствовали, повисшее напряжение.

— Ты знаешь.

— Мне пора, — быстро сказала я.

Лучше уйти, пока он ничего не понял. Сердце в груди сжалось. Что же творит Бирн? Сириус удержал меня за руку и притянул к себе.

— Ты знаешь, — повторил он. — Она ведь говорила тебе о своей идее?

— Тише, — я обернулась убедиться, что мы одни. — Не здесь.

Хватка на моей руке усилилась. Сириус наклонился, и его лицо оказалось слишком близко к моему.

— Чтобы вы не задумали, не впутывайте меня, Эванс. Мне это не интересно.

  — Тебе не о чем волноваться, — как можно более равнодушно отозвалась я.

Я отстранилась. Блэка мои слова не убедили.

— Тебе лучше разобраться с этим, — сказал он. — Иначе я сам разберусь.

— Я же сказала, что все в порядке.

Он вглядывался в меня еще секунду, потом кивнул и вернулся в главный коридор. Я закрыла глаза и выдохнула.

Так легко прятаться внутри себя, игнорируя внешний мир. Я прекрасно это умела, училась годами уходить в собственную реальность, прикрываясь «меня не трогают ваши слова». Это лучший способ защитить себя. Я училась этому, сидя на холодном грязном полу между узкой кроватью и стеной, сжавшись в комок и закрыв глаза, когда снизу доносился мамин голос. Не голос — крик, вой, плач, стон. Звук ее рвущейся души, когда нечто страшное и темное вырывалось из моей мамы, превращая ее в кого-то чужого. Я жмурилась и молилась, давая обещание за обещанием, заключая сделку за сделкой, жертвуя своими желаниями, своими страхами, своими страстями. Я все отдавала Богу: не буду бегать, не стану играть, лгать, перебегать дорогу, воровать книги из школьной библиотеки, не стану толкать в ответ на дразнилки Синтию Джонс, перестану облизывать пальцы, грызть ногти, прыгать в лужи. Пожалуйста, пусть она прекратит. Пусть она замолчит. Пусть она умрет.

Потом приходила Туни. Маленькая, худенькая в драной отцовской рубашке, накинутой на плечи, с бледным лицом, будто вся сила покинула ее, оставшись внизу. Она приходила, забиралась в мой уголок, садилась рядом и обнимала меня. И потом я пряталась в ее мире. В мире, созданном специально для меня. Она говорила, что мы обе принцессы, а наши родители — правители далекой волшебной страны. Там всегда светит солнце, вместо воды из фонтанов льется шоколад, а на деревьях растут розовые, голубые и изумрудные мармеладки. В том мире мы живем в замке, а вечером катаемся в повозке, встречая закат на берегу озера. Этот мир создавался из сказок, книг, песен, из желаний двух маленьких девочек. И неожиданно этот мир ворвался в мою жизнь, но он не коснулся его создательницы. Иногда мне снится тот уголок между стеной и кроватью, мой страх и Туни, отгоняющая его, как Патронус дементоров.

Это было так давно…

Я не могла усидеть на месте, меря комнату шагами. Что произошло между Сириусом и Флорой? Зачем она рассказала ему об Азкабане, рассказала, сомнений нет. Но почему? Какое Блэк может иметь к этому отношение? Я не могу и дальше игнорировать происходящее, мне нужно поговорить с Флорой, чтобы расставить все точки над и. Если пустить все на самотек, застревая в собственной реальности, мир может перевернуться. Если Сириус расскажет кому-нибудь? Хуже, если не расскажет. Если мы теперь оба позволим Флоре и дальше плавиться в этом безумии, позволим ей предпринять действия, которые приведут к необратимым последствия. Ее Брат в Азкабане, и он дорог ей, я понимаю, но пытаться устроить ему побег — самое ужасное решение. Чем больше людей знают об этом, тем хуже. Хуже для самой Флоры и для нас. Нужно поговорить с ней. Немедленно.

Я схватила жакет и вылетела из спальни, в дверях столкнувшись с Марлин. Маккиннон промокла насквозь, пшеничные волосы прилипли к бледному лицу, карие глаза равнодушно мазнули по мне. Я следила, как она вошла в комнату, прошла к своей постели, бросила на нее сумочку и начала раздеваться, не произнося ни звука.

Я закрыла дверь.

— Марлин, ты в порядке? — тихо спросила я.

Она не отреагировала. Разделась до белья и нырнула в постель, отвернувшись от меня.

— Марлин…

— Я не хочу разговаривать.

Ее голос прозвучал глухо. Я сглотнула и приблизилась к кровати. Придурок Сириус… Наверняка это из-за него. У Марлин всегда что-то менялось во взгляде, когда речь заходила о Блэке. Из одеяла выглядывала только голова с копной волос. Я не знала, что сказать ей. Что можно сказать человеку, чье сердце разбито? Мы не говорили о том, что произошло между ними в прошлом. Они встречались какое-то время, Марлин, и без того красивая до безумия, светилась волшебным светом, ее глаза жадно вглядывались в Сириуса, будто он единственная важная вещь в мире, она выглядела как солнце, спустившееся в Хогвартс. И это солнце не погасло, но померкло, когда они расстались… Рана не из тех, что заживает быстро.

Мне потребовалось три секунды, чтобы принять решение. Уйти, чтобы поговорить с Флорой, разобраться, убедить ее. Остаться, чтобы побыть рядом с Марлин.

Кажется, Эмми всегда держала конфеты на своей полке. Я выдвинула ящик прикроватной тумбочки, и обнаружила в нем ворох журналов и коробку шоколадных конфет.

— Можем просто помолчать, — предложила я, усаживаясь на кровать. — Марли…

— Лили, пожалуйста, — произнесла она приглушенно. — Конфеты не помогут мне.

— Они просто поднимут настроение…

— Ты можешь отвалить?! — она резко села. — Можешь просто оставить меня в покое, пожалуйста? Не все проблемы решаются гребаными конфетами, — она пихнула коробку, и та упала на пол.

Повисла пауза. Я опешила от ее крика, кажется, Марлин и сама такого не ожидала. Она укрылась с головой и отвернулась.

— Ладно, — я встала, подняла коробку и положила на тумбочку. — Постарайся уснуть, Марли.

В дверях я обернулась, но Марлин лежала неподвижно, и я вышла.

Иногда побег в свой мир — единственное решение, и я поняла, что именно это предпочла Марлин.

***

В Хогвартсе я ненавидела две вещи: существование Блэка и лестницы. Оба факта изрядно портили мне жизнь.

Лестницы вращались, закручивались, плавали в воздухе, перескакивали, исчезали и проваливались прямо под ногами, и все это во время моей попытки добраться до башни Равенкло. К тому времени как я дошла, у меня дёргался глаз, болели ноги и я чуть не выплюнула по дороге легкие: ну я же не спортсменка! У меня нет дыхалки и силы воли, мой предел — один пролёт, а не двадцать один! В какой-то момент даже портреты на стенах начали меня подбадривать:

— Ну же, леди, не сдавайтесь, — мотивировал джентльмен из восемнадцатого века. — Осталось совсем немного, приложите усилия.

В общем, я добралась. А когда добралась, поняла, что не знаю пароль для входа внутрь, а додуматься до ответа все не выходило.

— Мы причиняем боль, не двигаясь. Мы отравляем, не касаясь. Мы несем правду и ложь. Мы убиваем и воскрешаем. Что мы такое?

— Деньги? — предположила я, хотя была почти уверена, что не права.

Орёл не отреагировал, поэтому я с трудом подавила вздох. И как мне попасть внутрь?

Как же странно и тяжело жить! Именно жить, а не проживать своё время, именно действовать: бежать, говорить, решать, думать, а не сидеть в выстроенном мире и прятаться от всего в своей раковине. Не быть моллюском, быть человеком. Открыть глаза и увидеть, пусть больно, пусть правда в глаза бьет, но смотреть, чтобы понять, понять, чтобы действовать.
Люди бывают слепы, благородны, смелы и глупы, но чтобы все в одном — редкость. Чтобы все в Флоре — совпадение ли? В ней, в девушке с именем цветочным и мягким, но глазами режущими, как два острых ножа, в ядовитых словах, высказанных мягким голосом, что невозможно злость держать, в ней — такая смелость? Чтобы сквозь все тернии своих страхов — вот так вот в Азкабан? Ведь явно не из упрямства, не из желания, а необходимости, да ещё и впутывать Блэка. Он ей не друг, не враг, почему же выбор пал на него? Не стала бы она просто так ему уши заливать, значит есть причина. Блэк, значит, по её логике должен ей как-то помочь, а раз Блэк может, то я должна.

Дверь так и не открылась. Я опустилась на попу, прислонившись плечом к перилам и принялась ждать. Через какое-то время по ступеням поднялась девушка: грива волос, сплошной водопад локонов каштановых, шоколадных и темно-черничных, смешавшиеся в завораживающем танце, а у корней, стоит приглядеться, проглядывающий чайный. Подняла голову — тёмные глаза мазнули по мне и в них проскользнула смирённая улыбка.

— Давно ждёшь?

— Нет. Загадки не моя сильная сторона, — я кивнула на место рядом с собой. — Присядешь?

Бирн опустилась, вытянула ноги, а руками опёрлась на каменный пол позади себя. Волосы полились по узкой спине. Флора, конечно, красивая. И мне странно подумалось, что дочери до одури красивых женщин красивы совсем иной красотой. Никаких прекрасных глаз, никаких чувственных губ и мягких изгибов тел, все на грани… На грани прекрасного и ужасного, притягательного и отталкивающего, словно природа щедро наделила матерей, но решила слегка притормозить с дочерями. И правда, ведь куда больше? Нельзя в одном роду каждую женщину такой силой наделять.

Мать Флоры была очень красивой, почти Фейри. Красивая наповал, красивая сразу, а не при внимательном взгляде. Красивая до дрожи, до геройства, до глупости, красивая до смерти: не своей, конечно, а мужчин. Флора мягче, менее токсична, больше человечна. В ней нет идеальности. Пухлые щеки, чуть вздернутый нос, тонкие брови, насмешливо суженные глаза, ямочки, иногда появляющиеся при улыбке. Она обычна, и в этой обычности кроется очарование. Но страсть в другом — о я ведь не слепа! Будь я мужчиной, честное слово, меня бы загипнотизировали эти ленивые движения, поворот головы, привычка приподнять уголок губы, обнажая острый клык. Страсть никогда не во внешности, но всегда в поведении.

— Ты говорила с Блэком, — прервала она тишину.

— Скорее, он со мной, — фыркнула я. — Расспрашивать о тебе начал. Глаза круглые, как будто ты его в переулке зажала.

— Примерно так и было.

— Не сомневаюсь.

Она повернулась ко мне.

— И ты пришла, чтобы прочитать мне лекцию и угрозами заставить дать слово отказаться от своего плана?

— Нет, — я помедлила, сама удивлённая своим ответом. — Я хочу понять… Расскажи мне, Флора. Пожалуйста

В прошлый раз я испугалась настаивать и слышать правду, тогда Флора прочла страх в моих глазах и оказала мне услугу — промолчала. Я надеялась, что в этот раз она поймёт, что я искренне хочу знать.

Она опустила голову, волосами скрыв лицо. В Хогвартсе было тихо, и внутри меня тоже. Поцелуи Джеймса на коже остыли и теперь лишь слегка прогревали, но не жгли углями.

— Верность в тысячу лет, — тихо произнесла она. — Девиз моего рода. Слова, высеченные в сердце каждого Бирна и каждого жителя Локса, правда, отличающая нас от остальных. Один из вождей говорил «ты можешь не верить в небо и землю, в Богов и Смерть, но верить своему вождю обязан». Верить — значит идти за ним, биться за него, умирать. Для обычных людей, для стада, для челяди, — она презрительно хмыкнула, — это бред и пустой воздух. В современном мире теряется понятие древних родов, их сила и важность преуменьшена. Аристократы вымирают… Аристократы — не холёные дамы и джентльмены в дорогих одеждах. Само слово означает «власть достойных». И люди должны выбрать эту власть, ведь так для них самих лучше. Наши предки много лет назад посягнули Макгрегорам, признавая их силу. Мы отдали власть достойнейшим из нас, и они выполняли свой долг исправно, следя за тем, чтобы на Локсе была жизнь в мире и равновесии настолько, насколько возможно в столь особенном месте. Это не высокомерие и снобизм, Лили, это правда. Кровь наша не та, что течёт в жилах магловских волшебников. Она иная… Пусть тот же цвет и густота, но магию не спрячешь. Не сделаешь ты из магловского волшебника сильнейшего, сколько не бейся, не получится. Умнейший — да, сильнейший — вряд ли. Кровь не вода, Лили. Никуда от неё не спрячешься и не убежишь. И ты сама: сколь угодно отрицай свою суть, меняй форму, отрекайся от матери — не сможешь. Магия в тебе, дар в тебе, проклятие — в тебе.

— Какое это имеет отношение к твоему брату? — тихо спросила я.

— Кровь не вода, — повторила Флора. — Так говорила моя бабуля. Она повторяла эти слова каждый раз, когда Руфус пытался обратиться и не мог. «Не переживай, Руфи, — говорила она. — Не получилось сегодня, получится завтра». Но нет. Я обращаюсь с пяти лет, мой брат — ни разу не смог принять даже форму ворона. Бирны не учатся быть анимагами, мы рождаемся ими, и иначе быть не может, — она согнула ноги в коленях и обняла их руками. Немигающий взгляд бы направлен на убегающие вниз ступени. — Не знаю, почему лорд Макгрегор решил рассказать ему правду. Предполагаю, что он окончательно разочаровался в Ронане, ведь тот так и не женился, не завёл детей, а значит некому принять присягу в День Всех Святых. Не важно, пусть младенцу нет и дня, капля свежей крови должна быть связана в эту ночь для обновления всех магических щитов. Любая магия требует жертву… Видимо, лорд решил, что раз один сын его подвёл, стоит взяться за другого.

До меня не сразу дошёл смысл сказанных ею слов. А когда дошёл, я потеряла дар речи.

— Руфус… — медленно проговорила я, и имя ещё острее вонзилось в мозг. «Макрегоры дают детям имена на букву «Р», такова наша традиция уже много веков»… — Он сын лорда Макгрегора?

Флора кивнула.

— Мама узнала о беременности почти сразу после того, как Роза сбежала из дома. Ронан отправился на ее поиски, поэтому ничего не знал о происходящем. А лорда Ришарта мало заботила молоденькая девушка с бастардом под сердцем, поэтому он быстро организовал не свадьбу с сыном своего верного вассала Бирна, и через время у них родился первенец. Не знаю, что нашло на маму, может тихая месть, но она назвала сына по традиции Макгрегоров. Можно подумать для Ришарта это что-то значило… Он не вспоминал о Руфусе до лета прошлого года, когда понял, что семье грозит затмение.

— Я не знаю, что сказать.

— Я тоже не знала. Не понимала, что происходит. Руфус пришёл домой вне себя от злости… Он рвал и метал, ударил маму, назвал ее шлю… — Флора замолчала. — Руфус был сломлен. Оно и понятно: всю жизнь он считал себя тем, кем не являлся, всю жизнь думал, что является ущербным, раз не может овладеть анимагией. Жить во лжи — убийственно для любого.

— А твой отец.?

Флора сглотнула.

— Все сломалось в доме за секунду. Весь мой мир разрушился и упал мне на голову, Лили, — она щёлкнула пальцами. — Вот так. По прихоти Ришарта Макгрегора. По ошибке моей матери. И я хочу, так хочу ненавидеть ее, но каждый раз думаю только о том, как сильно люблю ее и как ее мне не хватает. Я ей такого наговорила…

Я опустила голову. Флора плакала, но слезы бесшумно капали ей на сцепленные в замок руки.

— Руфус уехал из Локса. А я последующие дни даже не говорила с мамой. Деду стало плохо, он слёг. Весь остров знал о случившемся, и мы сидели как на пороховой бочке. Я не могла находиться дома и дышать этим напряжением, поэтому постоянно пряталась на пляже или летала над океаном. Однажды я уснула прямо на берегу, не хотела возвращаться, ночь выдалась удивительно тёплой. Проснулась под утро, когда все уже случилось. Руфус той ночью вернулся домой, и он был другим. Он… — она снова замолчала, собираясь с силами. — Он стал оборотнем. Как насмешка над Бирнами, над теми, кем он так старался быть, но не смог — анимагами. Бабушка умерла сразу, — ее голос звучал отдаленно и чуждо, словно она передавала сводки новостей. — На неё он напал первой, ещё во дворе. Повар, экономка и дворецкий тоже. Руфус буквально разорвал их в прихожей, как только ворвался в дом. Потом он направился в родительскую спальню. Затем — к деду. В конце ко мне: на дверях остались отпечатки кровавых лап, но я спала на пляже, а не в своей комнате. Дом пах кровью. Ронан первый добрался туда… Остановил Руфуса... Ронан и целители пытались спасти родителей и деда, и они даже пришли в сознание...

Флора замолчала на какое-то время. Продолжила она почти шепотом.

— Для анимага стать оборотнем — проклятие. Стать бездушным монстром, зверем, запертым в собственном теле — самая презренная и невыносимая участь. Не суметь управлять собой, когда для Бирна управление собственным разумом в любой форме — оплот существования. Кровь не вода. Не быть анимагом, не иметь возможности обращаться, значит не быть собой. Благородство и честь, Лили, помнишь? Достоинство. Для моего отца и деда то были не пустые слова. Это — их сущность. Аристократов. Не бездушные безвольные твари, но создания с сердцем и разумом. Они все втроём выпили яд. И умерли через три минуты, а я сидела снаружи и плакала. Умирала прямо там, Лили, и мне кажется, что умерла. Там что-то осталось от меня, и это никогда не вернётся. Волнует ли меня что-нибудь? Нет. Мой дом пуст. Мои любимые мертвы. Моя мать больше никогда не будет со мной. А ведь я ее ненавидела в те дни. Сказала, что ненавижу. Сказала.

Флора встала. Я плохо видела ее из-за тумана в глазах.

Орел повторил загадку:

— Мы причиняем боль, не двигаясь. Мы отравляем, не касаясь. Мы несем правду и ложь. Мы убиваем и воскрешаем. Что мы такое?

— Слова, — произнесла Флора, и дверь открылась.

Слова ранят больше, чем действия. Слова убивают без крови и тел, но чаще чем Авада Кедавра и больнее любого Круциатуса.

— Но тогда почему ты хочешь помочь ему? — спросила я. — Ведь Руфус убил их, Флора. Он сделал это осознанно.

Она медленно обернулась. В глазах боль живая и горячая заглотила в себя весь коридор и меня.

— Он Макгрегор, Лили. Не тебе мне рассказывать, что с ними происходит вдали от дома… Азкабан — посреди океана, владения Энн. И Руфус там один, особенно в полнолуния, когда обращается, а Фейри в сотни раз становится сильнее в полную луну. Как долго он там продержится? Руфус не хотел этого. Он был не в себе. И семья не хотела бы, чтобы он сгнил в Азкабане, потеряв разум в борьбе с Фейри. Я должна помочь ему. Он мой брат, — повторила она. — Все, что у меня осталось.

Дверь за ней закрылась. Орёл уставился прямо на меня, и я запомнила на всю жизнь, как опасны и ядовиты слова.

***

Под пол вкрутили гигантский магнит, и он направлял меня, управлял моими движениями, словно я металлическая марионетка…

Судьба — зловещая из романистов. Ее замыслы нам непонятны, ее решения вгоняют в нас жуть, она пугает. Она ломает и кусает, превращая тебя в бездушное существо. Какого это — потерять всех в одну ночь? Родителей, брата, самого себя? Обратить в пыль, остаться в пустом доме, засыпая в нем вновь и вновь. Пока Флора говорила со мной, мне казалось, я наблюдаю за фарфоровой куклой, с каждой секундой покрывающейся трещинами. Секунда, слово, ещё одна капля боли — боюсь, она не выдержала бы и зарыдала, послав к чертям свою гордость.

И может кому-то во Вселенной было необходимо, чтобы ее родители умерли. Моя соседка мадам Винчестер часто повторяла, что люди не способны увидеть все божьи замыслы и понять их, она говорила, оплакивать свою судьбу и погибших — грех, ведь Бог забрал их и они в лучшем мире… И все же, скажите эти слова тем, кто потерял родных. Матерям, детям, женам и мужьям… Вряд ли они примут ваш совет спокойно. Вряд ли боль можно заглушить, а горечь превратить в светлую грусть, нет, только времени это под силу, и то, лишь потому, что мы учимся жить с раной в груди и с храбростью и мужеством встречаем своих призраков по ночам. И Бог не имеет никакого отношения к нашей смелости.

Магнит привёл меня в пустую библиотеку, где книги возвышались, захватывая в плен атмосферы и тишины всех гостей. Книги — успокоение. Книги — гавань посреди горящего мира. Я неосознанно побрела к дальнему столику, где обычно занималась в первые годы своей учебы, и даже не удивилась, обнаружив за ним Северуса.

После того, как мы перестали общаться, мы не сговариваясь поделили все наши места между собой. Ниша на седьмом этаже — мне, стол у окна на Зельеварении — Северусу, тропа на берегу озера моя, а ему — крайний столик в библиотеке. Северусу всегда важно было организовать своё рабочее пространство, чтобы чувствовать себя комфортно, я же скорее желала иметь уголок, где можно побыть одной. Угольные волосы Северуса, стянутые в привычный низкий хвост, слегка растрепались, и несколько тёмных прядей упало на пергаментно-белое лицо. Он очень похож на аристократов с впечатляющих полотен, заключённых в позолоченные рамы: те молодые джентльмены с бесконечной бездной в глазах, направленной мимо смотрящего, острым длинным носом и гибкими запястьями дуэлянтов. Кровь не вода: ничем не скрыть голубую кровь Принцев, сколько угодно прячь ее за поношенной одеждой и сутулыми плечами. Я отодвинула стул и села напротив, исподлобья изучая Северуса. На нем был форменный свитер с нашивкой факультета, скатанный на рукавах, а на стуле рядом висела мантия. Снейп читал, расслабленно откинувшись на спинку, и слегка поглаживая страницы длинными пальцами. «Темные искусства».

В молчании прошло полчаса или чуть больше. Он ни разу не поднял на меня взгляд, а я прокручивала в голове разговор с Флорой, раздумывая над каждым ее словом.

Мой дед не отличался благородством по отношению к женщинам. Сделать ребёнка девушке, ровеснице дочери, а потом просто выдать замуж ее за сына верного вассала, ни о чем не подозревающем — в этом мало достоинства, о котором часто говорит Флора, но с другой стороны, на Локсе царят древние законы, а вся его история и история Макгрегоров крутится вокруг унижения женщин. Вряд ли в их семье воспитывается трепетное к ним отношение. И спустя годы, осознав, что Ронан не желает связывать свою жизнь с Фейри, следуя многовековой традиции, Ришарт решает открыть тайну рождения своему бастарду Руфусу — брату Флоры. Он надеялся, что молодой парень с радостью примет своё имя и в ближайшую Священную ночь выйдет на охоту, чтобы подстрелить лань, вот только Руфус был слишком зол и обижен, чтобы следовать плану лорда. Он рассорился с семьей и сбежал из острова, чтобы спустя время стать оборотнем. Оборотнем — презираемым на Локсе существом, презираемым там ещё больше, чем в любом другом обществе магов. Тайно пробравшись на остров в полную луну, он решил отомстить своей матери (или всей семье, ослеплённый яростью?) и напал на отчий дом. Его родители и дед пережили нападение, но их ждала участь стать волками. Подобного не мог допустить ни один Бирн. Зверь, не способный себя контролировать, волшебник, теряющий большую часть своей магии, анимаг, не способный обращаться — разве это жизнь для гордого аристократа? Они предпочли умереть, чем жить оборотнями. И Флора осталась единственной из Бирнов, последним представителем своего рода.

Ронан передал Руфуса аврорам, состоялся суд и ему вынесли приговор — заключение в Азкабан на три года. Три года — за семь отнятых жизней! Разве это справедливо? Или же его судили не за убийство семьи, а за незаконное проникновение в колонию оборотней? Возможно ли, что Ронан, чувствуя свою вину и ответственность, скрыл от Аврората и суда истинное преступление единокровного брата? Зная Ронана, это более чем возможно. Однако Флора все равно считает наказание слишком жестоким и хочет вызволить брата из Азкабана. И если раньше я была против, исходя из уверенности в ее неудаче, то теперь всеми фибрами души была против из убеждения, что Руфусу самое место в тюрьме.

Правосудие должно существовать.

Не за то, что он оборотень. За то, что он убийца. И я должна вразумить Бирн, пока она не предприняла действия, способные навлечь на ее голову беды. А ведь она уже приступила! На кой-черт она втягивает Сириуса в это? Зачем ей Блэк? Нужны связи его семьи? Но ведь он сейчас в ссоре с родичами, вряд ли сможет ей помочь. И все же на что-то она рассчитывает, раз все это задумала.

Виски будто сжали стальными обручами, боль постепенно увеличивалась, острыми иглами пронзая лоб и затылок. Хватит! Отвлекаясь от раздумий, я перевела взгляд на стопку книг, возвышающихся рядом с рукой Северуса. Книги были старыми, но в отличном состоянии. Толстые фолианты в багровых, чёрных и золотых обложках с рельефными выбитыми буквами на корешках. Все они, судя по названиям, были посвящены легилименции.

— Не трогай, — холодно произнёс Северус, когда я потянулась к стопке.

— Почему?

Он поднял на меня усталый взгляд.

— Все эти книги из Запретной секции. Запрещено читать их без специального разрешения.

— Откуда же они у тебя?

Он вскинул насмешливо бровь.

— Логично, что у меня есть разрешение, Лили.

Я закатила глаза. Этот зазнайский тон Сева всегда меня выводил.

«Сев». Я сама не поняла, как мысленно назвала его детским сокращением.

— Это я поняла, мне интересно, кто из преподавателей его тебе выписал.

— Мисс Абрахам.

Имя профессора меня удивило. Я ожидала услышать скорее Слизнорта.

— Тебе же она не нравилась.

Он пожал плечами, откладывая в сторону книгу и концентрируя все внимание на нашем разговоре. Странное щекочущее чувство не заставило себя ждать: мы снова одни в библиотеке и просто разговариваем, слегка понизив голоса. До укола в груди знакомая сцена.

— Как видишь, я ошибался. Она достаточно компетентна и очень умна. Ты знаешь, что меня восхищают умные люди.

По правде, Северус поклонялся умным людям. Не интеллектуальным, не начитанным — умным. Это единственное признаваемое им достоинство.

— И она учит тебя легилименции? — кивнула я на книги.

— Можно сказать и так, — после паузы, он терпеливо пояснил. — Я хочу, чтобы профессор меня учила, но пока она лишь посоветовала мне список литературы. И поставила условие, — он хмыкнул. — Я должен параллельно изучать ЗОТИ. Повышенной трудности.

— А сейчас ты уже что-нибудь умеешь? Можешь прочитать мысли человека?

— Твои?

— Например, мои, — согласилась я.

Северус посмотрел на меня пристальным пронизывающим взглядом, и на секунду мне показалось, что он действительно влез в голову.

— Мне не нужно быть легилиментом, чтобы понять, о чем ты думаешь, — наконец сказал он. Стало не по себе от этого заявления, но Северус быстро сменил тему, спросив, закончила ли я доклад по Зельям.

Я сказала, что даже не начинала.

— Сдача в понедельник, — с ухмылкой заметил он.

— Знаю. Просто в последнее время я не достаточно собранная. Напишу завтра… По правде, меня даже не волнует оценка, просто стыдно перед профессором Слизнортом… Не хочу его разочаровывать.

Северус перевёл взгляд на свои руки. Весь он состоял из сплошных острых углов и линий, проведи рукой — порежешься. Свет ламп отбрасывал тени на скулы.

— А если теоретически мне нужна помощь с докладом?

— Теоретически, я бы хотела помочь.

Уголки его губ дернулись, но Северус сдержал улыбку. Он открыл портфель и извлёк потрёпанный учебник по Зельеварению. Я осторожно взяла его, пальцы кольнуло от напряжения. Все слишком напоминает прошлое и нашу дружбу… Северус, от природы сосредоточенный и внимательный, достиг успехов практически во всех областях, в том числе и в Зельеварении, но он сам говорил, что ему не хватает воображения для идеальной гармонии. Мне же нравилось трансформировать рецепты и находить лучшее решение, легкое, правильное, красивое, и тогда рецепт на странице выглядел законченным и точным, как геометрический рисунок.

«Собственность Принца-полукровки»

Я смотрела на подпись несколько секунд.

— Ты все ещё подписываешь свои учебники? — я сама удивилась, услышав в голосе грусть.

— Да, — тихо ответил Северус. — Детская привычка. Страница триста сорок четыре. По моим расчётам, время приготовления зелья можно сократить, но ни один из вариантов не подходит. Может ты найдёшь что-то?

Заправив выбившиеся волосы за уши, я кивнула.

—  Попробую. Дашь пергамент и перо? Есть одна мысль, надо провести расчеты… Если добавить медную стружку, вместо молока единорога... На самом деле алхимики использовали молоко единорога в зельях именно ради меди, но сейчас ее вполне можно достать и в чистом виде, в то время как молоко единорога — максимум несколько капель. Этого, естественно, слишком мало, поэтому зелье и готовится так долго в несколько этапов, да и эффект будет не столь ярким. Нужно добавить медь.

Я вскинула на Снейпа взгляд. Он смотрел на меня с легкой улыбкой.

— Что?

Северус мотнул головой. Улыбки как не бывало.

— Ничего. Займёмся делом?

Я бросила на него взгляд исподлобья и принялась за расчёты. Сердце в груди успокоилось, не волнуясь и не тревожась.

***

Профессор Дамблдор встал, приветствуя доктора Стивенсона.

— Присаживайтесь, Дональд. Чай? Может чашечку кофе?

— Нет, Альбус, благодарю, — доктор опустился в кресло для посетителей. Взгляд его был напряжённым, а между бровей залегла глубокая морщина. — Профессор Дамблдор, дело деликатное и требует вашего немедленного вмешательства. Я не имею возможности ходить вокруг да около, поэтому позвольте ввести вас в курс дела, — дождавшись кивка и полностью завладев вниманием директора, мистер Стивенсон продолжил. — Я только что получил лабораторные данные из Мунго касательно анализов мистера Поттера. В его крови нашли аконит, в достаточно высокой дозе. Мальчик чудом выжил.

В кабинете повисла тишина. Дамблдор непонимающе нахмурился.

— Разве это возможно?

Стивенсон кивнул.

— Моя вина очевидна, и мне предстоит принести свои извинения Поттерам. Как компетентный врач, я должен был сразу заподозрить отравление аконитом, но симптоматика была смазана, что, конечно, не является оправданием. Однако сейчас вопрос совершенно в другом.

— Кто стоит за этим, — тихо проговорил Дамблдор.

— Именно. Смею предположить, что та студентка… мисс Эванс, если не ошибаюсь, имеет к этому прямое отношение. Я обязан сообщить о своих подозрениях в Аврорат и родителям юноши. Но вначале, регламент обязует меня поставить вас в известность.

— Конечно, мистер Стивенсон, благодарю вас. Не откладывайте, свяжитесь с Авроратом, а я напишу родителям Джеймса.

Доктор встал, поправил лацканы пиджака, но у дверей замедлился. Директор задумчиво смотрел на пляшущий в камине огонь.

— Касательно мисс Эванс…

Дамблдора поднял взгляд.

— Мисс Эванс будет отстранена до конца расследования и заключена под домашний арест. В Хогвартсе каждый студент должен чувствовать себя в безопасности, и ради безопасности учеников и самой мисс Эванс, лучшее отправить её домой.

— Полностью согласен с вами, профессор. Надеюсь, что мы получим ответы и все это окажется лишь недоразумением.

— Будем надеяться, — отозвался Дамблдор, и в голосе действительно звучала надежда на чудо.

Мэри упрямо смотрела в темный потолок, прислушиваясь к звуку дождя за окном. Его перекрывали тихие всхлипы, раздающиеся с кровати Марлин. Мэри отвернулась к стене и закрыла глаза. Пружины тихо скрипнули, она услышала, как Марлин прокралась к двери и вышла из комнаты. Гриффит приподнялась на локтях и аккуратно приоткрыла полог. Эмми спала, сжавшись в комок под легким одеялом, кровати Марлин и Эванс были пусты, но если Лили так и не вернулась в комнату после отбоя, Марлин покинула ее минутой раньше. Мэри надела форменный свитер и вышла из спальни. Ни одна ссора не заставит её молча слушать рыдания Маккиннон. С начала года все пошло не так, причин много, и одна из них крылась в Лили Эванс. Мэри с первого курса сдружилась с Марлин и Эммелин, и с годами приятная женская дружба превратилась в крепкий узел, который с варварской грубостью принялась развязывать Лили. Но разрушить мимолетной ссорой годы любви и привязанности просто невозможно.

Марлин сидела на диване, поджав под себя ноги. Огонь давно потух, и в гостиной стало прохладно. Мэри поежилась, обошла диван и молча села рядом с притихшей подругой. Глаза ее были красными.

— Когда Колин уехал, я сразу написала тебе, — тихо произнесла Мэри.

Марлин повернула голову, давая понять, что слушает.

Мэри усмехнулась уголком губ.

— Я была в шоке. Написала огромный текст, заливая его слезами, и все буквы расползлись. Мне было так больно… Сейчас даже вспоминать странно, но тогда будто почву из-под ног выбили. Резко выключили свет, и я ослепла, не могла здраво мыслить или действовать. Весь мой мир уменьшился до письма на столе…

— Я… — Марлин сглотнула. Голос был охрипшим от слез. Она нахмурилась. — Я не получала письма.

Мэри кивнула.

— Потому что я его не отправила. Испугалась… Что ты не поймёшь, что я слишком глупая и слабая, и каждая строчка была жалкой… унизительной. Я разорвала его и выкинула в урну. Жаль, что нельзя выкинуть и все чувства к этому мудаку.

Марлин накрыла руку Мэри своей.

— Ты всегда можешь рассказать мне обо всем, Мэри. Мы с тобой как сестры, слышишь? Ничего не будет для меня важней, чем мои друзья. Никогда.

 — Именно, Марлин. Ты и Эмми — все, что у меня есть. Говорю один раз и повторять не буду, — она усмехнулась. — Я хочу помочь. Не могу смотреть, как ты тонешь… Чтобы ни случилось, просто расскажи мне. Не совершай моих ошибок, не сомневайся в себе и во мне. Ты нужна мне, Марлин.

Марлин рывком притянула к себе Мэри и обняла, уткнувшись ей в плечо.

— Я надеюсь, что мы всегда будем вместе, — прошептала она. — Прости меня, если я была невыносимой… Не знаю, что со мной происходит.

Гриффит отстранилась, чувствуя себя неловко. Она не привыкла к бурным проявлениям эмоций, но ситуация была критичной, а критичные ситуации всегда меняют привычки.

Марлин ребром ладони смахнула выступившие слезы на глазах.

— Да, я расскажу все, что знаю. Иначе сойду с ума, если не поделюсь с тобой. Все началось…

— Нет, стой, — решительно перебила Мэри. — Сначала мы позовём домовиков и попросим у них две чашки чая, ты не против? И чипсы, — добавила она. — Чувствую, история будет интересной.

Марлин уже более расслаблено откинулась назад, на губах мелькнула мимолетная улыбка.

— Чай не повредит, — согласилась она. — А чипсы тем более.

Мэри слушала внимательно, моментами ей казалось, что она читает бульварный роман… ну, такой, в котором «локон страсти выбивается из пучка», небо обязательно под цвет глаз главной героини, а мужчина, сильный и властный, сжимает запястья и от обезумевшего желания задирает юбку своей любимой прямо в конюшне. Хотя, касательно Марлин, роман скорее был о загадках, странных совпадениях и героине, пытающейся разгадать тайну прошлого.

— А дальше? — нетерпеливо спросила Мэри, когда Марлин замолчала.

Та недовольно нахмурилась.

— А дальше чай и чипсы, Гриффит, что ещё? Говорю же, что тест сделала сразу после Хогсмида.

— А ты уверена, что он точный?

— Да. Уверена.

Мэри помолчала, прикидывая план действий.

— Хорошо, — она встала. — Тогда сейчас же идём к Мальсиберу.

— Что?

— Пойдём к Мальсиберу.

Марлин бросила взгляд на настенные часы.

— Уже почти двенадцать. Где мы его найдём?

— В подземельях.

Гриффит выглядела слишком воинственно, чтобы сомневаться в ее намерениях. Марлин же чувствовала себя все более не в своей тарелке.

— Мэри, нас никогда в жизни не пустят в дом Слизерина… Ты же понимаешь это? И что я ему скажу? Дерек, у меня провалы в памяти уже больше года, а ещё я беременна, и понятия не имею от кого, ведь единственный, с кем я занималась сексом — Сириус Блэк, и это было в канун прошлого Рождества, и он предохранялся, между прочим. А, забыла сказать, с какого-то черта в моем странном дневнике твои инициалы. Откуда я знаю, что они именно твои? Интуиция. Что? Зачем ты вызываешь врачей из Мунго? Стоп, это смирительная рубашка?

Мэри скрестила руки на груди.

— Очень артистично, молодец. А теперь подними свой тощий зад, Маккиннон, и пошли. Мы разберёмся со всем ещё до завтрашнего утра, потому что в мой день рождения ты должна быть веселой и пьяной. Понятно? Вставай!

Марлин нехотя поднялась. Она окинула себя взглядом и предприняла ещё одну отчаянную попытку:

— Мы же в пижамах, Мэри!

— Это не пижамы, — отозвалась Гриффит, двигаясь к портрету. — Это удобные брюки и тёплые кофты. Нам нечего стыдиться. Давай быстрей!

— Марлин, учись держать язык за зубами, — под нос пробормотала она, догоняя решительную подругу. — Просто разбирайся сама со своими делами, нефиг подключать неуравновешенных подруг.

— Ты что-то сказала?

Марлин ускорила шаг и поравнялась с Мэри.

— Говорю, как я тебе благодарна.

Мэри с ухмылкой покосилась на неё и взяла под руку.

Рельеф двери выпечатался изнутри стены, и последним штрихом возникла тяжелая круглая ручка. Марлин с опаской покосилась на Снейпа.

— И мы можем просто войти?

Слизеринец окинул ее снисходительным взглядом с капелькой презрения.

— Маккиннон, можешь исполнить ритуальный танец перед входом или принести жертву Салазару, мне все равно.

Марлин закатила глаза. Они вошли в пустую холодную гостиную, где серебро сливалось с изумрудом в причудливом танце, принимая формы диванов и кресел с высокими спинками, круглых подушек, валом брошенных на полу, и многочисленных мягких пуфиков, закиданных газетами и журналами. Маккиннон любопытным взглядом окинула гостиную, находя в ней те же черты, что и в гриффиндорской. Гостиная Слизерина оказалась более просторной и лучше освещённой. Сейчас она утопала в мягкой ночной тишине, но изобилие свеч и торшеров говорили сами за себя.

— Седьмой курс в конце коридора, — бросил Северус, опускаясь в кресло. Он закинул ногу на ногу и потянулся за книгой, оставленной на подлокотнике. Марлин подумала, что видимо это его персональное место: кресло словно дожидалось его и с удовольствием приняло в свои объятия.

— Зачтемся, Снейп, — кивнула Мэри.

— Как всегда, Гриффит.

Они вступили в узкий коридор, прерывающийся одностворчатыми дверьми.

— Какие у тебя дела с этим слизеринцем?

Глаза Мэри скользили по стальным табличкам с именами студентов.

— Мы оказываем друг другу маленькие услуги… Выгодное сотрудничество.

— Он такой странный.

— Если он не такой, как все, не значит, что с ним что-то не так. Северус себе на уме… Такие люди всегда знают больше, чем другие. Вот, мы пришли.

Они остановились у двери с надписью «Мальсибер, Нотт, Эйвери». Стало тяжело дышать, неприятные мысли пчелиными жалами вонзились в лоб: надо ли? Может уйти, пока не поздно? Странный голос в голове кричал, что ей лучше туда не соваться. Как отреагирует Мальсибер? И вообще… Уже за полночь, а две девушки крадутся в спальню слизеринцев. Эти парни не отличаются благородством, а она с Мэри, похоже, не отличаются умом.

— Знаешь, лучше нам уйти, — прошептала она.

Мэри нахмурилась.

— Мы уже так близко.

Марлин все больше понимала, что им надо уходить. Она отступила в коридор.

— Серьезно, Мэри, пойдём. У меня странное предчувствие.

— Маккиннон…

Серебряная дверная ручка с витиеватыми узорами опустилась вниз. Время будто замерло, и Марлин сквозь завесу в глазах смотрела, как дверь приоткрывается. Они с Мэри перестали дышать… В дверях стоял Нотт, через плечо разговаривая с кем-то в своей комнате:

— Ещё виски? Мне хватит, но там осталось несколько бутылок…

Марлин почувствовала, как на ее запястье сомкнулись чьи-то пальцы, а в следующую секунду ее и Мэри стремительно втянули в комнату спиной вперёд. Марлин опешила, едва не потеряла равновесие, но ее подхватила Мэри. Прямо перед ними на пороге стояла мужская фигура, закрывая собой проем.

— Да, сейчас… Блэк? — удивлённо донеслось с коридора. — Не знал, что ты бодрствуешь. Заходи, если есть желание, мы опустошаем осенние запасы.

В ответ раздался уставший сонный голос.

— Просто вышел на шум. Отдыхайте.

Слизеринец отступил в комнату и закрыл дверь.

Марлин смотрела на выступающие лопатки и изогнутую линию позвоночника. Регулус Блэк стоял к ним спиной в одних тёмных брюках, спущенных на тазовые косточки. Парень медленно обернулся, вперивая в них блэковский взгляд.

Желудок скрутило в узел от этого взгляда.

— Что вы там делали? — тихо спросил он.

Марлин и Мэри переглянулись.

— Нам нужен Мальсибер. У нас… хм… личный разговор.

Марлин во время объяснений Мэри смотрела на Регулуса, избегая его лица. Глаза сами скользнули вниз по обнаженным плечам и впалым ключицам. Он был таким худым, что она отчетливо видела дуги рёбер, выступающих под белой кожей.

— Личный разговор не может дождаться утра? — спросил он.

От холода в голосе на стёклах выступил иней.

— А что за допрос? Зачем ты вообще нас затащил в комнату? Если ты сейчас же не выпустишь нас, я закричу.

Плоский белый живот приподнимался и опускался в такт дыханию. Полоска тёмных волос убегала за пояс брюк. Блэк скрестил руки на груди, мышцы выступили на плечах и предплечьях.

— Вперёд, — он шагнул в сторону, освобождая дорогу. — Дверь напротив, и за ней как минимум три пьяных парня. Самое время для… — он издевательски хмыкнул, — личных разговоров.

Девушки не сдвинулись с места.

— Хорошо. Рад, что пока ещё соображаете. Я сейчас оденусь и провожу вас. Секунду.

Схватив какие-то вещи он исчез за второй дверью, ведущей, скорее всего, в ванную комнату. Марлин впервые вздохнула. Ей словно залили свинец в горло, и она не могла дышать. Сердце стало тяжелым и горячим, оно было слишком большим и не помещалось в груди.

— Глупо все получилось, — тихо сказала Мэри.

«Ещё как» — подумала Марлин. Говорить она была не в состоянии, и вместо этого осмотрелась по сторонам. Регулус ни с кем не делил спальню, в размерах не уступающую другим. Оформленная в тех же холодных серых и зелёных оттенках, она тем не менее была достаточно уютной и жилой. Кровать была расстелена, и Марлин подумала, что Регулус вскочил с постели, услышав их голоса в коридоре. По правде, он их очень выручил, но зачем? Она не подозревала до этого младшего брата Сириуса в излишнем благородстве, напротив, те несколько встреч, что состоялись в ее жизни, уверили ее в мысли, что Блэк циничный слизеринец. Однако сейчас…

— Пойдёмте, — он руками пригладил волосы и вышел из комнаты.

Мэри и Марлин осторожно выглянули в коридор и быстрым шагом пошли за своим провожатым.

— Поймаем Мальсибера завтра, — не сдавалась Мэри. — Заодно продумаем стратегию и…

Слова проносились мимо Марлин. Она смотрела на напряжённую спину впереди идущего. В чёрных вихрях волос сверкало золото, когда на них падал отблеск факельных огней. Таким же ярким проблеском в голове вдруг вспыхнула картинка, но Марлин не сумела за неё ухватиться. Гвозди вбили в виски с двух сторон, и острая боль пронзила голову. Марлин остановилась.

— Марлин? — до неё донёсся обеспокоенный голос Мэри. Тёплые руки мягко поддержали ее и прислонили к стене. — Ты в порядке?

Она открыла глаза и наткнулась на осторожный взгляд синих океанов.

— Голова закружилась, — ответила она Мэри, но глаза были прикованы к Блэку. Застёгнутый в ночь, он призраком стоял посреди коридора.

— Можешь идти?

— Нужно торопиться, — приглушенно произнёс Блэк, заслужив уничижительный взгляд от Гриффит. — Иначе наткнёмся на смотрителя.

Не дожидаясь их, он ушёл вперёд.

— Эгоист, — пробормотала Мэри. — Ты как, милая? — озабоченным тоном обратилась она к Марлин.

Та кивнула.

— В порядке, спасибо. Я дойду.

Остаток пути они прошли в молчании. Недалёко от портрета Блэк замедлился и обернулся к ним.

— Каким бы важным не был ваш разговор к Дереку, придётся его отложить. Он уехал в поместье.

— Что? Как? Ты уверен?

— Я сам проводил его до камина, Гриффит. Вернётся он не раньше вторника, может в среду. Не нужно вам крутиться вокруг нашей гостиной, ясно?

— Блэк, ты…

— Хорошо, мы поняли, — перебила подругу Марлин. Регулус перевёл взгляд на неё. — Спасибо.

Несколько мгновений он вглядывался в ее лицо. Голова Марлин разрывалась от боли: она распространялась изнутри кнаружи, жалила в лоб и виски, сжимала затылок и сверлила по самому центру. Болели даже глаза.

Регулус кивнул.

— Доброй ночи.

Чёрная фигура обошла их и скрылась через несколько крутых лестничных пролётов. Девушки секунду стояли на месте.

— Нелепая ночь, — наконец сказала Мэри.

Марлин улыбнулась и приобняла ее за плечи.

— С Днём Рождения, сестрёнка, — произнесла она и поцеловала Гриффит в висок. — Будь счастливой, Мэри. И пусть нелепые ночи в нашей жизни не приносят бед.

Мэри обняла ее в ответ.

— И пусть нелепые ночи будут лишь трамплинами к прекрасным ночам.

Марлин засмеялась сквозь боль.

Люди думают, что дар Маккиннонов — в их страсти и магии в постели, а проклятие — в снах, где смерть приходит как предупреждение, но люди забывают, что величайший дар и проклятие — смех сквозь слезы и вопреки им.

***

Однажды Сириус потерял Гарри. Впервые, но не в последний раз. Как позже выяснилось, Бродяга, заглянувший к нам снежным днём, решил покатать своего крестника на санках. Уличив момент, когда я возилась на кухне, а Гарри спокойно играл в детском манеже, Блэк надел на него всю тёплую одежду и прокрался на улицу. По его словам — малыш по-настоящему наслаждался, просто заливался смехом и ловил снежинки ртом, пока Сириус в обличие пса тянул за собой санки. Блэк так увлёкся, что, в какой-то момент обернувшись, не застал Гарри на месте. Малыш упал. Как же запаниковал Сириус! Первые секунды он ошарашено оглядывался по сторонам и истошно орал, окликая его по имени, будто Гарри должен был встать и прийти. Отойдя от ужаса, Блэк пошёл по собственным следам, но в обратном направлении, и обнаружил крестника лежащим в снежном сугробе. Малыш смотрел в яркое голубое небо, восхищенно раскрыв глаза, и беззубо улыбался. Сириус подхватил его на руки и бегом бросился домой, молниеносно переодел и усадил обратно в манеж, искренне делая вид, что все это время они сидели на месте, играя с маленькими солдатиками. Он признался где-то через неделю, когда они с Джеймсом пили пиво на кухне, а я готовила пирог по рецепту Энди. Для вида я отчитала его, обвинив в безответственности, хотя на самом деле знала, что никто и никогда не позаботится о Гарри лучше, чем Сириус. И ему я доверяла полностью.

Но доверие и наша дружба зародились намного раньше, когда я первый раз в жизни попросила его о помощи.

Пока Дамблдор говорил, я чувствовала, как мои руки и ноги, голову и сердце постепенно оплетают стальные тиски. Они в кандалы заковывали меня, сжимали, грозя раздавить. Так чувствовал себя маленький Джеймс, когда упал в чащу дьявольских силков?

Огромное глубокое кресло с синей обивкой вбирало меня в себя. Я тонула, и больше всего на свете хотела навсегда в нем раствориться.

Не слова Дамблдора были важны — взгляд. Голубые прозрачные как стеклышки глаза смотрели на меня с разочарованием.

В стрессовой ситуации, в сердцевине любого конфликта люди поступают по шаблону, свойственному всему человечеству. Они прячутся в раковину, закрывают глаза и уши, ожидая, когда все закончится. Не видят всю картину, не слышат всей информации, только паникуют.

Паника ещё никому не приносила пользы.

— Домовые эльфы уже собрали ваши вещи, мисс Эванс, — закончил Дамблдор свой приговор. В эту же секунду в кабинет перенеслись два чемодана и дорожная сумка. Я ещё больше вжалась в спинку кресла. Профессор бросил взгляд на настенные часы, отбивающие минуты до моей социальной казни. — Поезд отходит через сорок минут. Мы уже отправили извещение вашим родителям. Мистер Эванс будет ждать вас на платформе девять и три четверти.

— Профессор Дамблдор, я знаю, что прошу многого, но… Могу ли я поговорить перед отъездом с одним человеком?

Лицо директора стало ещё мрачнее. Мне показалось, в глазах пронеслось горькое сочувствие.

— Смею предположить, что это не лучший момент для объяснений с мистером Поттером.

Я подавила в себе судорожный всхлип. Без паники. Для переживаний будет лучшее место, а сейчас необходимо использовать время с пользой.

— Профессор, позвольте мне поговорить с Сириусом Блэком. Пожалуйста.

Он удивлённо вскинул бровь, с пугающей проницаемостью окидывая меня взглядом. Через секунду раздумий, директор кивнул.

— Пять минут, — сообщил он и покинул кабинет.

Я встала и выровняла дыхание, дожидаясь Сириуса.

Блэк вошёл в кабинет почти через десять минут. Все это время я стояла на месте, стараясь даже не дышать.

— Эванс, что происходит? — оглядываясь на дверь спросил он. — Макгонагалл вытащила меня из постели.

Я шагнула ему навстречу.

— Будет чем похвастаться, — усмехнулась я, но усмешка соскользнула с лица в то же мгновение.

Сириус бросил взгляд на чемоданы.

— Ты уезжаешь? — я кивнула, борясь с комком в горле. — Как я понимаю, не по своему желанию.

— Да.

— Что ты опять натворила, Эванс?

— Долго объяснять… Блэк, мне нужна твоя помощь. Ты единственный, кто может помочь.

— У тебя все действительно плохо, детка, раз ты просишь о помощи меня.

— Сириус… Это очень важно. Насчёт нашего прошлого разговора.

Блэк обошёл кресло и сел на край директорского стола. Господи, в его наглом поведении иногда даже есть собственное очарование. Длинные пальцы подхватили песочные часы и покрутили. Сотни агатово-чёрных песчинок закрутились в водовороте.

— Это правда, — отстранённо пробормотал он.

— Да.

— И мы оба понимаем, как это опасно?

— Конечно.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Говорить откровенней в директорском кабинете мне не хватило духа, но хватило ума. Кто знает, может у Дамблдора здесь подслушивающие заклятья или что хуже.

— Сириус, ты можешь проследить, чтобы ничего не случилось? Просто займи ее, отвлеки, тяни время, пока я что-нибудь не придумаю.

Блэк вернул часы на место.

— Хорошо.

Огромная гора свалилась с моих плеч. Я выдохнула. Сириус встал со стола и подошёл ближе.

— Побуду нянькой, пока мамочка в отъезде.

— Ты не представляешь, как я тебе благодарна.

От темного внимательного взгляда стало не по себе. Отчаянно грустно, почти до боли в груди. Грусть распирала, ломая рёбра. Я почувствовала, как слеза покатилась по щеке.

— Не реви, — одернул меня Сириус. Голос прозвучал жестко, мигом отрезвляя.

— Да-да, прости, — я быстро смахнула слезы.

— И зачем ты извиняешься, Эванс?

Я сама не поняла, почему извинилась. Настроение скакало как сумасшедшее, и теперь я уже улыбалась.

— С тобой ведь все в порядке?

Между бровей Сириуса залегла обеспокоенная морщинка. Чтобы Блэк беспокоился о ком-нибудь? Тем более обо мне?

— Все нормально, — отозвалась я.

Сириус кивнул. В дверь постучали, и через мгновение в кабинет вошёл директор.

— Карета подана, — сообщил он.

Мы с Сириусом переглянулись и одновременно улыбнулись.

— Дамы вперед, — предложил он. — Я провожу тебя до выхода.

Так, в компании Сириуса Блэка и Альбуса Дамблдора я покинула Хогвартс темной холодной ночью.

День 27.

Отец молчал всю дорогу. Я вжалась в спинку сидения и смотрела в окно, боясь пошевелиться. От отца волнами исходила ярость, костяшки пальцев побелели — с такой силой он сжимал руль. Автомобиль остановился перед домом. Я медленно посмотрела на отца.

— Я очень разочарован, Лили, — произнёс он. — Ты хотя бы представляешь, в каком положении находишься?

Во мне вспыхнула злость. Конечного понимаю! Получше него понимаю, и в чем смысл отчитывать меня сейчас? Но в слух я испугалась перечить. Папа внимательно посмотрел на меня, и под его взглядом стало не по себе.

— Ты слишком на неё похожа, — вдруг сказал он. В голосе мне послышалось горькое обречение. — До добра это не доведёт.

— Мог бы тогда не жениться на ней, — не удержалась я, открывая дверцу. — Никто не просил вас меня рожать.

Холодный воздух остудил лицо. Папа вышел вслед за мной, достал из багажника чемодан и впереди меня прошёл по дорожке к дому. Соседи уже спали. Дома стояли окутанные темнотой и тишиной.

— Завтра я найду адвокату.

— Магловский адвокат ничем не поможет, — буркнула я.

— Смени тон, Лили! Ты подвергла жизнь человека опасности! Тебе мало этого? Хочешь попасть в тюрьму?

— Ты даже не спросил, что произошло! Ты просто обвиняешь меня!

Отец поморщился, оглянувшись сторонам. Я поняла, что он боится случайных свидетелей. Мы стояли перед дверью на открытой местности и увидеть нас мог любой из жителей.

— Я сужу из того, что мне сообщил твой директор. Не нужно считать, что ты одна здесь сообразительная, а остальные полные истуканы. Я выписываю на твоё имя Ежедневный пророк. Через него я узнал о целителе Блумсберри и мы уже год состоим в деловой переписке. Я встречусь с ним завтра и спрошу совета касательно компетентного адвоката. Тебя это устроит? — конец речи отец сопроводил иронично поднятой бровью.

Я почувствовала себя ещё большей дурой и просто кивнула.

— Прекрасно. Теперь войдём в дом, и будь добра веди себя вежливо с Кейт и сестрой. Не срывай ни на ком злость.

Мне прямо в ту секунду хотелось сорвать все на отце, но он открыл дверь и вошёл в дом. Руки заболели от того, как сильно я сжала кулаки. Кейт не спала, встретила нас в гостиной, но в ответ на все ее расспросы отец только чуть приобнял жену за талию и пообещал объяснить все утром. Я ушла к себе.

В темной лиловой комнате очень захотелось заплакать. Я рвала когтями свою жизнь, чтобы попасть в мир магии! В детстве я боялась, что Северус ошибся во мне, и я не волшебница, что никогда не увижу Хогвартс, и моя жизнь будет серой и блеклой без магии… Но я все испортила. Раздевшись, я нырнула в холодную постель и уставилась в окно. Пурпурный тюль едва заметно развевался под порывами легкого ветра, проскальзывающего через форточку. Сон ни шёл. Ни через час, но через три часа. В итоге я сдалась, накинула на плечи халат и спустилась вниз.

На кухне горел свет.

Петунья вытянула свои длинные голые ноги на соседний стул. Перед ней на столе стояла кружка чёрного кофе и пепельница. Кончик горящей сигареты на мгновение загипнотизировал.

— Проходи, не стесняйся, — усмехнулась сестра.

Ее слова привели меня в чувства.

— Ты куришь?

— А ты нет?

Я покачала головой. Под ее насмешливый взгляд я сделала себе кофе и села напротив. Туни затянулась, театрально выдохнула дым, приоткрыв губы. Она протянула мне полупустую пачку.

— Мне не надо.

— Бери! — она швырнула их по поверхности стола на мою сторону.

Я помедлила ещё секунду, глядя на потрепанную пачку. Что-то внутри щелкнуло, я со злостью достала сигарету, прикурила и затянулась. Некоторое время прошло в молчании, и только серый дым заполнял собой комнату. На Туни была зелёная комбинация, едва прикрывающая бёдра. Прямые каштановые волосы лежали на плечах.

— Что произошло?

— А это важно?

Она сощурила глаза. Я никогда не думала, что педантичная Туни курит, да ещё и так привычно. Но стоило признать, что в приглушенном свете, в атласной ткани и с сигаретой во рту, окутанная облачком дыма, сестра была завораживающей.

— Просто хочу знать, как долго мне придётся тебя терпеть в доме. Я не хочу делить с тобой ванну, ничего личного.

Ее слова заставили меня фыркнуть. Меня всегда поражала откровенность сестры, оставалось только позавидовать ее смелости всегда говорить то, что на уме. Определённо в Хогвартсе она попала бы в Гриффиндор.

Я рассказала ей в общих чертах, что по моей вине другой ученик пострадал и теперь меня скорее всего отчислят. Потом, конечно, начнётся судебный процесс или… По правде я не знала, как работает аврорат. Они ведь не арестуют меня? То есть пока вина не доказана?

— И что? Если тебя отчислят, ты ведь можешь поступить в другую школу.

— В Англии нет других школ.

— А за границей? В Америке? В конце концов, все преступники сбегают за океан.

Мне было совсем не до юмора. Завтра утром Джеймс уже будет знать, что я солгала. Ему скажут, что не было любовного зелья, а в крови Поттера нашли смертельное количество аконита.

Он возненавидит меня. Решит, что я психопатка.

— Эй, ты плачешь? — обеспокоено спросила Туни, и серьезные глаза взглянули на меня с опаской.

Я покачала головой, хотя чувствовала, что лицо заливают слезы. У меня не получалось остановиться! Сердце болело, в груди стало тесно, и я не могла вдохнуть.

Это конец всего.

Меня трясло, я закрыла лицо ладонями, чтобы хоть как-то заглушить рыдания, но они продолжались, слезы безостановочно лились из глаз.

— Ладно, довольно.

Меня обдал аромат сладких духов и терпкий сигаретный запах, тонкие руки Туни привычно заключили меня в кольцо. Я уткнулась в ее острое плечо.

— Разве можно столько плакать? — пробурчала она. Пальцы медленно гладили мои волосы. Постепенно ее тепло передавалось мне. — Соберись. Ещё ничего не произошло, мы найдём решение, понятно? Только никакой паники. Она ещё никому…

— Никому не помогала, — тихо закончила я.

Сестра отстранила меня. Ее глаза насмешливо сощурились.

— Оказывается и сама знаешь, не такая ты и глупышка, правда?

Я закивала, как ребёнок кулаком растирая глаза.

— Покраснела как помидор, Лилс… Все, иди в постель. На сегодня хватит, — она слегка стукнула меня по плечу. — Умойся только.

Я встала, кутаясь в халат.

— Ты не идёшь?..

Щёлкнула зажигалка.

— Не сейчас. И не смей трогать в ванне мои вещи!

Я кивнула ей, попыталась выдавить из себя улыбку и поднялась наверх.

Завтра напишу Белби. Кажется, у меня появился план…

Утром я проснулась от звука уезжающей машины. Подскочив к окну, разглядела отцовский автомобиль с ним за рулём и сестрой на пассажирском сидении. Вся прошедшая ночь казалась плохим сном. Но это произошло. Не стоило мне быть такой уверенной: я почти не сомневалась, что правда не всплывёт. Лучше всегда ждать худшего в следующий раз. Откинув невеселые мысли, я решила разобрать чемодан. Позже написала профессору, объяснив в письме, что мне необходимо с ним встретиться — вопрос жизни и смерти.

Джеймс уже проснулся?

Я раздражённо прижала пальцы к переносице, уговаривая себя не думать о нем. И чем больше я пыталась избавиться от Джеймса в своей голове, тем настырнее он туда лез.

Весь день я не находила себе места. Пыталась убирать, читать книгу, гулять на улице, но неизменно все мысли крутились вокруг Джеймса.

Я спустилась вечером на кухню, собираясь перекусить, когда увидела Кейт, сидящей на стуле без сознания. Ее голова покоилась на столе.

— Кейт!

— Она в порядке, — раздалось за спиной. — Сонные чары.

Ронан стоял в гостиной, подперев плечом дверной проем. Я медленно подошла к нему. Прозрачно-голубые глаза внимательно следили за мной, а между бровей залегла глубокая морщинка.

— Что ты тут делаешь?

— Флора написала мне утром. Сообщила, что ты куда-то пропала, а директор отказывается ей объяснять.

Меня затошнило. Ситуация выходит из-под контроля, угрожая вызвать настоящее землетрясение. Можно подумать я когда-нибудь контролировала ее! Сплошной самообман.

Макгрегор склонил голову набок.

— Жду твоих объяснений. Что произошло?

Я предложила сесть ему на папино кресло, а сама устроилась напротив, присев на краешек дивана. Ронан терпеливо дожидался, давая мне время собраться с мыслями. Медленно, тщательно подбирая слова я начала свой рассказ.

— Ты изобрела волчье противоядие? — спросил он.

В его взгляде странным образом смешалось презрение и восхищение.

— В какой-то степени, да, но я не уверена, работает ли оно.

Подозрение в его взгляде все увеличилось, отчего стало не по себе.

— О чем ты думала, Лили?

— В каком смысле?..

Он вдруг встал и метнулся к окну. Большая ладонь исчезла в рыжих волосах.

— Ты хотя бы представляешь, какой опасности себя подвергла?! На какой путь ты встала?

— Я об этом не думала, а вот сейчас стала переживать.

Ронан резко обернулся, бросив взгляд в сторону кухни, и протянул мне руку.

— Прогуляемся.

Через секунду меня затянул водоворот аппарации.

Пространство выплюнуло меня на колени прямо в холодный зелёный день Локса. Я отдышалась и встала, отряхивая джинсы от влажной грязи. Кажется, ночью на острове шёл дождь. Ронан наложил Согревающие Чары, и холод отступил. Не говоря ни слова, дядя зашагал вперёд, и мне оставалось только следовать за ним. Место оказалось незнакомым, хотя я обошла почти весь остров, кроме…

Перед нами появилась хрустальная гладь озера, а на противоположном берегу массивной чёрной тенью стоял Ротенбер. Я никогда не была на этом берегу озера, где начиналось кладбище. Пришлось оторваться от вида замка и догонять Ронана, ушедшего вперёд. В сердце закралось неприятное чувство.

Семейные склепы чередовались с каменными плитами надгробий. Десятки могил простирались вокруг меня. Холодные, стальные, отчуждённые. Между ними росли гибкие деревья с тонкими ветвями, на которых созревали красные ягоды. Рябина — любимая еда банши, обитающих на кладбищах. По коже пробежал холодок.

Ронан остановился. За его широкой спиной я не видела серого гранита, и вынуждена была встать рядом.

«Роза Макгрегор»

Ничего больше. Ни дат, ни тёплого слова. Только холодный гладкий камень.

— Я думала, мы похоронили ее в Бирмингеме, — мой голос на удивление даже не дрогнул, хотя внутри все покрывалось трещинами.

Я никогда не была на ее могиле. Я никогда не представляла себе, что она лежит в твёрдой земле, что от неё остались только кости. Ее не существует. Скелет, лежащий под клочком земли, не имеет ничего общего с моей мамой.

— То был пустой гроб, — отозвался Ронан. Он со вздохом сел на наколдованную им же скамью. — Она должна найти покой в своём доме.

Мне хотелось сказать ему, что она сбежала из своего дома и не желала возвращаться. Настолько ненавидела Локс, что предпочла сойти с ума, но не оставаться здесь. И после смерти ее все равно привезли на остров. Вряд ли Роза довольна.

Или довольна, мама? Ты здесь? Смотришь на меня? Я очень хочу с тобой познакомиться. Не через дурацкий дневник, не через чьи-то воспоминания, и точно не через могильный холод. Я хочу знать, какая ты.

В глазах защипало от ветра Конечно, от ветра.

Я села рядом с Ронаном, несмотря на Согревающие чары, спрятала руки в карманы толстовки.

— Ты напоминаешь мне ее. Не внешностью, — горько усмехнулся он, заметив, как я поморщилась. — Ты не видишь грани, Лили, как и она. Ты не можешь остановиться.

— Это не так.

Ронан тяжело вздохнул, не отрывая взгляд от надгробия сестры.

— Хочешь знать, почему ты должна прекратить даже думать об этом злосчастном зелье? Если станет известно, что ты делаешь, очень многие люди захотят прервать твою недолгую жизнь. Подумай, что будет, если обычным волшебникам скажут, что отныне оборотни могут сами контролировать себя? Что теперь они не звери, ведомые инстинктами, а разумные существа, которые сумеют вырваться из западни или скрыть свои следы. Сумеют выбирать, кому выжить под полной луной, а кто не проснётся, утолив своей кровью жажду монстра. За волками можно охотиться. За разумными оборотнями  — нет.

— Но ведь… — слова застряли в глотке. Все, что говорил Ронан было неправильным! — Это замкнутый круг. Если не дать им контроль, то они не смогут нести ответственность за свои поступки, разве нет? Им не оставляют шанса! Кем ещё они могут стать, если вся их жизнь в обвинениях и угрозах, в ненависти, и они копят ее, выливая в ночь, когда стираются все границы.

— Мир не так прост, Лили. Настроение общества складывалось веками. Веками волки презирались и будут презираться. Достойный волшебник никогда не замарает себя шкурой зверя, способного контролировать его мысли.

Мне до слез стало обидно за Ремуса. Ронан судил обо всем прямо, только чёрное и белое, но иногда у людей просто…

— Нет выбора, — закончила я свою мысль. — У некоторых его просто нет.

Макгрегор взглянул куда-то за мою спину с скорбью в глазах. Я обернулась. Чёрный агатовый склеп стоял обособленно. Вход в него охранялся статуей огромного ворона, сложившего скорбно крылья. Бирны.

— У всех есть выбор, — тихо сказал он.

Мы помолчали некоторое время. Мне не хотелось соглашаться с его словами, в них было слишком много горечи и безысходности. Невозможно, чтобы наш мир был настолько глух. Неужели никому не захочется встать на сторону оборотней? Тех из них, кто просто хочет жить нормальной жизнью.

— Но это не самое страшное, Лили, — вдруг прервал он тишину. — Если о зелье станет известно, тебе будет грозит намного большая опасность.

— Какая? — шепнула я.

Взгляд его стал ещё более мрачным.

— Волан-де-Морт.

Имя Темного Мага легло печатью между нами. Даже листва всколыхнулась, а недоброе предчувствие во мне усилилось, сжав сердце в стальную тюрьму.

— Сейчас он набирает сторонников. И его взгляд направлен на стаи волков, прячущиеся в горах. Дать этим почти одичавшим людям зелье, означает подарить им надежду. Люди готовы биться, ведомые местью, яростью, жаждой крови и боли… Но дай им хоть крупицу надежды, один луч солнца в их темные сердца, и большинство не захочет даже слушать заверения Лорда. Он собирается пообещать им лучший мир, равноправный мир, мир в городах с обычными волшебниками. Волчье противоядие не даст им этого сразу, но вселит надежду. И тогда они не захотят сражаться в войне волшебников.

Мои мысли не угонялись за словами Ронана. Я никогда не думала так масштабно, никогда не предполагала, что за зельем может тянуться такой шлейф последствий. Но иное заставило беспокоиться больше.

Голос прозвучал почти шепотом, растворяясь в кладбищенском ветре:

— Ты думаешь, будет война?

Дядя сомкнул плотно челюсти, уже, видимо, пожалев, что упомянул Волан-де-Морта. Он всегда избегал этой темы в разговорах со мной. До этого момента.

— Боюсь, что она неизбежна, Лили. Нам остаётся только готовиться. И ждать.

Стало холоднее. Я глубже спрятала руки в карманах.

— Тебе не о чем беспокоиться. На Локсе ты будешь в безопасности. Если дело зайдёт так далеко, я перевезу сюда всех Эвансов. Мы нарушим правила ради вашей безопасности.

Но его слова меня не успокоили, напротив ещё больше встревожили. Если Ронан собирается рискнуть здоровьем моей семьи, забрав их на Локс, где магия зашкаливает, если он готов пойти против многовекового закона, согласно которому ни один магл не вступал на волшебную землю Локса, значит все хуже, чем я думаю. Хуже, чем пишут в газетах. Хуже, чем я могу представить.

— Что мне делать? — в голосе прозвучала паника и жалость, я даже не попыталась их скрыть.

— Пока ничего, — отозвался он. — Кто-нибудь знает о твоей работе?

— Профессор Белби.

Ронан поморщился и вдруг выругался.

— Глупый старик… Как он мог допустить, чтобы ты вмешалась в эту грязь. Лили, ты должна пообещать мне, что никому не расскажешь о зелье. Для твоей же безопасности.

Я помедлила, но все же кивнула.

— А как же Хогвартс?

Ронан задумчиво посмотрел перед собой.

— Я подумаю об этом, но пока сделать ничего не в силах. Никто не должен знать, что ты часть семьи.

Неожиданно, его слова неприятно задели меня. Конечно, мы и так не распространялись, но я считала, что постепенно мы расскажем, кем была моя мама.

Ронан прочёл все по моему лицу.

— Сейчас я не могу допустить, чтобы Дамблдор узнал о тебе. Если это случится, он надавит на меня, используя эту информацию.

Я всполошилась, вспомнив, что ещё с лета тянется непонятная ситуация с директором.

— Что он от тебя хочет? И почему ты не соглашаешься?

Дядя взглянул на меня с легкой улыбкой, но глаза оставались грустными.

— В кого ты такая любопытная?.. Дамблдор желает найти нечто древнее и очень опасное, Лили. Дары смерти.

— Дары смерти? Они существуют?

— Существуют. Сильнейшие магические артефакты. С их помощью чаша весов ощутимо качнется в сторону твоего директора.

Где-то я о них уже слышала. Точно! Марлин рассказывала мне о палочке, которой владеет Дамблдор!..

— Бузинная палочка ведь у Дамблдора?

В глазах Ронана проскользнуло удивление.

— Откуда тебе известно? Хотя уже не имеет значение. Да, палочка действительно у Дамблдора.

Я пыталась вспомнить, что ещё знаю о Дарах.

— Камень и мантия?..

Он кивнул.

— Воскрешающий Камень я чувствую даже сейчас. Невероятно мощная магия. Возможно магии сильней, я не встречал. С мантией сложнее… По преданиям, с ней можно спрятаться от самой Смерти, поэтому я ее почти не ощущаю. Иногда проскальзывает легкий след, но тут же исчезает.

Я слушала его заворожённая.

— Как это работает? Ты действительно можешь найти все?..

Дядя скромно пожал плечами.

— В детстве это похоже на интуицию или предчувствие, но с возрастом, по мере усиления магических сил и в результате упорных тренировок, это превращается в управляемое тобою чувство. Я вижу в пространстве то, что хочу найти. Иногда это цветная дымка, ведущая к цели. Иногда сноп искр, вспыхивающий в одном направлении. Иногда просто нить, связывающаяся с чем-то иным далеко впереди.

Мы еще какое-то время молчали. Одинокий ворон спланировал с серого неба и сел на надгробие Розы. Птица взглянула на нас маленькими злыми глазками и взмахнула крыльями. Ещё через время десяток птиц расселся на рябиновых ветвях.

— Нам пора, — звучно сказал Ронан, поднимаясь на ноги. — Тебе нужно возвращаться домой. Веди себя осторожно, Лили, пока я с тобой не свяжусь.

Я кивнула ему, все ещё в мыслях оставаясь в нашем разговоре.

— Благодаря Бузиной палочке Дамблдор такой сильный волшебник? — задумчиво спросила я.

Ронан мягко опустил руку на мое плечо.

— Нет. Дамблдор — величайший волшебник из ныне живущих, и поэтому палочка выбрала его.

Аппарация швырнула мой желудок мне в рот.

***

Разговор отвлёк меня от неприятных колючих мыслей. Взгляд то и дело натыкался на часы: что делает Джеймс? Что вообще будет с нами дальше?

Стоя ночью в душе, позволяя горячей, слишком обжигающей воде, бить водопадом по телу, я, закрыв глаза, представляла Джеймса. Рядом с собой. На расстоянии вдоха. Капли воды стекали бы по подтянутому торсу, глаза смотрели на меня сквозь солнце, сквозь тьму, сквозь мою собственную душу. Я почти физически почувствовала, как эфемерный Джеймс коснулся меня, прижал спиной к холодному кафелю.

Но его не было рядом. Я открыла глаза, выключила воду и выбралась из кабинки, закутываясь в большое пушистое полотенце.

Все уже спали. Закрыв дверь, я одной рукой стряхнула волосы, другой придерживая сползающее полотенце на груди. Морозный вечер прошёлся мурашками по спине и рукам.

В меня будто выстрелил его взгляд. Прямо из темноты. Я почувствовала, что это Джеймс ещё до того, как обернулась.

Он стоял у окна, присев на подоконник и скрестив на груди руки. В первую секунду лицо показалось чужим и незнакомым за линзами прямоугольных очков.

Стало холодно под его взглядом.

— Надень что-нибудь. Нам надо поговорить.

Я словно язык проглотила. Как он здесь оказался? Что… что мне говорить ему?.. Дрожащими руками я схватила первые попавшиеся пижамные штаны из шкафа и с трудом натянула на влажную кожу. Бросила быстрый взгляд — Джеймс продолжал смотреть на меня.

— Ты отвернешься? — пискнула я.

Господи-как-медленно он повернулся спиной. Я вылезла из полотенца и натянула майку.

— Все.

Карие глаза были почти не видны за линзами очков. Это из-за них он кажется мне таким чужим и далеким, верно? Джеймс просто не может так смотреть на меня, после того, что было.

— Пожалуйста, не кричи на меня.

Он вскинул бровь.

— Я не собираюсь на тебя кричать.

Мне становилось все хуже. Закружилась голова, и я залезла в кровать, укрыв ноги. Джеймс оказался ближе, но теперь я смотрела на него с не самой выгодной позиции.

— Ты скажешь что-нибудь? — шепнула я.

— Разве не ты должна объясниться?

Я сглотнула комок. Джеймс оторвался от подоконника и медленно обошёл комнату, разглядывая детали. Я следила за ним настороженным взглядом.

— Ты мне солгала.

— Прости.

Он обошёл кровать и остановился за моей спиной. Я крепко зажмурилась.

— Когда бы ты рассказала? Ты собиралась вообще говорить мне правду?

Я вздрогнула от его голоса.

— Лили!

Резко повернувшись, натыкнулась на пылающий взгляд. От показного холода и безразличия не осталось и следа.

— Ты сказал, что не будешь кричать, — это первое, что пришло мне в голову.

Черты лица Джеймса заострились. Он плотно сомкнул челюсти, заходили желваки. И до меня дошло, что Поттер действительно зол.

По-настоящему.

— Да кто ты вообще такая? Ты человек, Лили? Потому что ведёшь себя, как бесчувственная сука.

Я встала на колени, чтобы наши лица были на одном уровне.

— Как ты можешь так говорить?..

— Ты даже не пытаешься сделать вид, что тебе жаль.

— Я же извинилась!

Он усмехнулся, пятерня нырнула в спутанные волосы.

— Никогда не понимал извинений. Извинения ничего не значат. Они не меняют произошедшее, не перечеркивают прошлое. Они пустой звук.

Его слова ржавым гвоздем впились в сердце.

— В таком случае и твои извинения — всего лишь пустой звук?

Он прикрыл глаза. Выдохнул. Некоторое время молчал.

Мои пальцы дрожали, так сильно мне хотелось дотронуться до него. Мягко отвести челку с лица, провести по коже и прижаться к губам, чтобы показать ему — мне важно. Важно все, что было между нами, то, что едва родилось, и я не хочу это терять. Заглушить проснувшуюся не вовремя нежность не получалось.

— Ты хотела убить меня? — очень тихо спросил он, вскинув взгляд. — За то, что я сделал тебе.

— Конечно, нет, Джим.

— Отомстить?

Что он несёт…

Я приблизилась к краю постели.

— Нет. Я бы никогда не причинила тебе боль.

Он кивнул, словно не ожидал услышать ничего иного, и посмотрел внимательно в мое лицо.

— Тогда расскажи правду. Как я помогу, если не буду знать, в чем дело?

— Ты не сможешь мне помочь.

— Эй… — сухие ладони мягко обхватили мое лицо. Сердце в ту же секунду вздрогнуло. — Я могу все, ясно? Никогда не сомневайся во мне.

— Звучит очень самоуверенно, Поттер.

— Звучит здраво, Эванс.

В животе закружилось странное чувство. Мне хотелось одновременно провалиться под землю и остаться на месте, чтобы не упустить ни минуты. Лицо Джеймса было так близко. Одна его рука медленно переместилась на изгиб талии, а второй Джеймс заправил прядь волос за ухо. От нежного, почти трепетного прикосновения у меня закружилась голова.

— Очки тебе идут.

— Рад, что ты заметила мой новый имидж, — с усмешкой сказала он и отстранился.

Разочарование затопило с головой. Поттер вернулся к окну, оставив меня как идиотку пялиться в пустое пространство.

— Рассказывай.

Я медленно к нему обернулась.

— Не могу.

— Ты расскажешь сейчас, Лили, — отрезал он.

— Не приказывай, Поттер.

— Лили!

— Я же сказала, что не могу сейчас тебе рассказать! Все, что тебе нужно знать — я не хотела причинить боль ни тебе, ни кому-либо другому. И мне очень жаль. Мне искренне жаль, и я пытаюсь все исправить.

Он усмехнулся, словно не мог поверить.

— Ты мне не доверяешь.

— Дело не в доверии, Джеймс.

— Лили. Я не смогу быть с тобой, если ты мне не доверяешь.

Что?! Это удар ниже пояса!

Я вскочила с кровати.

— Ты меня шантажируешь?

Он поморщился.

— Конечно, нет.

— Звучит как шантаж! Если не расскажу, мы расстанемся?

К моему ужасу, Джеймс мрачно взглянул на меня исподлобья и ничего не ответил.

— Ты чертов лицемер, Поттер! — я ткнула его в грудь, надеясь, что сделаю хоть немного больно. — Я уверена, что и у тебя есть тайны, но ведь я их не выпытываю. Ты и сам не спешишь ими делиться.

Джеймс резко перехватил мою руку и сжал запястье. Не больно, но вырвать руку я не смогла. Он притянул меня, и я едва не уткнулась лицом ему в шею.

— Лили, ты меня плохо знаешь, поэтому сейчас я кое-что объясню тебе: я не влюбчивый романтик, не эмоциональный кретин, импульсы которого мигают как рождественские гирлянды. Я предпочитаю действовать разумом, — он опустил наши руки, и его пальцы перешли на предплечье. — Я тебя выбрал, — твердо сказал он, глядя мне в глаза. — Это взвешенное решение. И ни на день или месяц, я планирую провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Я готов бороться за тебя, готов ждать и в нужный момент действовать, но только в одном случае, Лили. Если это будет иметь смысл для тебя. Если ты не видишь этого будущего или действительно не хочешь, то скажи мне сейчас. Не думай, что я не смогу без тебя.

Я с силой вырвала у него свою руку и отошла.

— Так уходи, Джеймс. Окно за твоей спиной.

Меня трясло от его слов. Мы встречаемся только несколько дней, а он уже говорит мне, что прекрасно справится и без меня, а я — всего лишь логичное решение.

У меня мурашки по телу, путаются и сбиваются мысли, дрожат руки рядом с ним, но при этом я для него — решение?

И кто из нас ведёт себя как бесчувственная сука?!

Но Поттер даже не пошевелился. Он вздохнул и улыбнулся уголком губ.

— Ну конкретно сейчас я не смогу уйти, — в его голосе прозвучали веселые нотки.

Господи, у человека настроение скачет со скоростью света, а он «не эмоциональный». И почему я влюбилась в такого кретина?..

— Меня подкинул Бродяга, а обратно я должен был добраться с Рыцарем, но забыл палочку. И, видимо, придётся переночевать в вашей деревушке. Здесь есть гостиницы?

Я поджала губы и отошла к шкафу.

— Не говори глупостей, останешься у меня.

— У тебя?.. — с интересом протянул он.

Я достала из шкафа запасную подушку и одеяло и швырнула ему. Джеймс ловко поймал на лету.

— Можешь лечь на полу. Сириус заберёт тебя завтра?

— Да, — он окинул пол изучающим взглядом, и бросил подушку прямо рядом с кроватью. — У него мотоцикл, если вдруг ты не знаешь.

Я ничего не ответила и забралась в постель. О мотоцикле Блэка знали все.

Джеймс шумно укладывался, а я прижала колени к груди, стараясь не вслушиваться. Даже поплакать спокойно не даст. Эгоист! Пусть катится к чертям, между нами все кончено! Он меня шантажировать вздумал, ещё условия будет ставить, угрожать мне!..

Никто мне не нужен. Тем более идиот Поттер!

В носу защипало, но я приказала себе не плакать.

Сердце сжалось. Это нечестно! Я даже сутки провести без него не смогла, а ему вообще все равно. Он даже не спросил, как я себя чувствую, не успокоил меня, ничего.

Нечестно, что мне он нравится больше, чем я ему. Нечестно, что он без меня справится, а я, кажется, буду очень сильно страдать и плакать.

— Ты спишь? — шепотом спросил Джеймс.

Хоть бы на него упал рояль с неба. Прямо сейчас. Не убил, конечно, но просто придавил, чтобы чертово эго чуть уменьшилось в размерах.

— Да, — буркнула я.

Раздался его тяжёлый вздох, а через пару секунд я почувствовала, как прогибается кровать под его весом.

Сердце остановилось.

Джеймс взбил подушку, устраиваясь поудобнее, а меня все дальше в космос уносил его запах так близко.

На одной кровати. На соседней подушке.

— Что ты делаешь? — выговорила я, не рискуя обернуться к нему.

— На полу очень твердо и холодно, — я ощутила, как он придвинулся ближе, большая рука перекинулась через меня и легла на живот, с силой прижимая меня к себе. — А здесь тепло и мягко.

— Джеймс…

Я замолчала, пытаясь выровнять дыхание. Он так близко прижался ко мне, что между нами совсем не осталось пространства. Поттер уткнулся носом мне в шею, и я чувствовала его дыхание.

— Джеймс, отодвинься! — я сделала попытку оттолкнуть его, но рука на животе только сильнее прижала меня к его груди.

— Я соскучился, Лилс. Пожалуйста.

Мне все же удалось пошевелиться, и я перевернулась на другой бок.

Джеймс оказался очень близко. Темные глаза смотрели на меня с грустью. Без очков это снова был он.

— Ты же сказал, что мы расстались.

— Нет.

Он провёл рукой вниз по моей пояснице и накрыл ладонью попу.

— Эй!

Но Поттер только усмехнулся, весело блеснул глазами, и ощутимо сжал ягодицу.

— Лили, ты вообще не поняла, да, что я пытался тебе сказать?

Я сосредоточилась на его лице, чтобы не обращать внимание на его руку. Под одеялом становилось все жарче.

— Ты нужна мне. Но я должен знать, что тоже тебе нужен. Что ты серьезно относишься к этому, как и я. То, что ты скрываешь от меня, не просто секрет. Это может тебе повредить.

— Я сама могу о себе позаботиться.

— Можешь, — согласился он. — Но я хочу заботиться о тебе. Я хочу стать для тебя тем, на кого можно положиться. Доверься мне.

Я облизнула губы и придвинулась ближе к нему.

— Мы должны быть терпеливыми, ладно? Я не могу все тебе рассказать сейчас, но обещаю, что расскажу со временем. И если мне понадобится помощь, я обращусь к тебе. Пока это все, что я могу.

Несколько секунд он вглядывался в мои глаза, потом кивнул, смирившись.

— Хорошо. А я обещаю, что никогда тебя не подведу.

Мои губы невольно растянулись в улыбке. Он здесь! И я лежу в его объятиях, почти растаяла, как горячий воск. Господи, разве может быть лучше…

— Я тоже соскучилась.

— Однако с легкостью отправила меня на пол! — обиженно кинул Джеймс. — Очень жестоко лишать меня… этого.

Его рука слегка переместилась ниже, я вздрогнула, когда он коснулся меня там.

Я облизала пересохшие губы и закинула ногу на его бедро, потому что становилось все более невыносимо.

— Малыш, тебе не стоит так делать, если не хочешь, чтобы у меня случился сердечный приступ, — шутливо пробормотал он, но напряжение в глазах увеличилось.

— Аналогично, — шепнула я.

Мои пальцы нырнули под его футболку и легли на тёплый вздрагивающий живот.

— Ты дверь заперла? — шепотом спросил он.

— Да.

— Умница…

Он скользнул рукой по талии вперёд, прошёлся пальцами по животу и замер у пояса брюк. Внутри меня смешался клубок из страха, азарта и ещё чего-то терпкого, горячего и тяжелого.

Мне не хотелось, чтобы он останавливался. Я хотела узнать, как далеко мы зайдём.

Но Джеймс не спешил. Его пальцы дразняще провели между ног через ткань пижамы и быстро поднялись вверх, скользнув под майку. Я вздрогнула, когда ладонь легла на мою грудь. Дыхание Джеймса участилось. Он мягко сжал грудь, перекатил между пальцами сосок.

Внизу живота у меня горело.

— У тебя что-то в штанах или ты так рад мне? — усмехнулась я, чувствуя внутренней поверхностью бедра набухшую ширинку.

— Если ты меня не остановишь, тебе придётся очень многое узнать о мужском теле.

Я скользнула рукой ниже и сжала его через джинсы.

— Мне хочется узнать.

Джеймс дёрнулся мне навстречу бёдрами и глухо застонал. На его губах задрожала усмешка.

— В тихом омуте, Эванс?.. И после этого никто не сможет сказать, что мы не идеальная пара. Два озабоченных…

Я тихо засмеялась.

— Ты сам залез мне в кровать.

— Ты стояла передо мной почти голая. И такая соблазнительная.

От удовольствия я прикусила губу.

— Перевернись на спину, — велел Джеймс.

С глухо бьющимся сердцем я сделала, как он сказал. Джеймс упёрся на локоть справа от меня и навис сверху. Он поцеловал меня, мягко скользнул языком внутрь, сплетаясь с моим. Я едва уловила легкое касание, с каким его пальцы спустились ниже и быстро нырнули за пояс брюк. Я застонала Джеймсу в рот, когда его палец вдруг скользнул внутрь меня.

Он тихонько засмеялся.

У меня закрылись глаза машинально, и я откинула голову назад. Удовольствие тёплыми волнами поднималось по мне и скручивалось в водоворот в области сердца. Дразня, Джеймс едва дотронулся губами до моей шеи, снова, снова…

— Джи-им…

Его имя вырвалось без моего контроля. Все краски мира стёрлись, оставив меня одну наслаждаться и таять от его прикосновений.

— Посмотри на меня, — прошептал он.

Я с трудом открыла глаза. Джеймс тяжело дышал, он смотрел на меня пьяным мутным взглядом. Он ввёл ещё один палец, увеличил темп, и всю меня наполняло чистое удовольствие. Оно вдруг всколыхнулось, ударило по нервам отдельными импульсами, когда Джеймс задел особенную точку.

— Ох…

Меня швырнуло внутри себя, сердце подскочило, а потом все стало ещё лучше. Пальцы неосознанно скомкали простыню, крепко сжались, чтобы хоть как-то удерживать связь с реальностью. Мощный всплеск прошёлся по всему телу, разливаясь тёплым мёдом по всем клеточкам.

Джеймс вытащил пальцы, и я почувствовала пустоту и холод. Мир медленно возвращался ко мне.

Я с трудом перегнулась и открыла ящик прикроватной тумбочки. Нащупала внутри пачку влажных салфеток и протянула Джеймсу. Он с усмешкой вытер пальцы.

— Далеко не убирай.

Я даже не вникла в его слова, просто бросила салфетки на край кровати.

— Ты жива?

— Я просто… — Джеймс слушал меня, нахмурившись. — Я не знала, что такое бывает.

Его бровь приподнялась вверх.

— Ты раньше никогда так не делала?

— Имеешь в виду, совал ли в меня какой-нибудь парень пальцы? — я хмыкнула. — Нет. И вообще ничего не совал, — добавила я.

Кажется, моя голова ещё пока не соображала. Джеймс опять засмеялся.

— Это я понял. Я имел в виду, ты сама никогда?..

— О… нет, — я смутилась. Учитывая, что произошло минуту назад, глупо смущаться Джеймса. — Никогда.

Я перевернулась на бок, подложив руки под щеку. Пока мое тело успокаивалось, меня переклинило кое-что выяснить.

— А ты?

В тёмных глазах зажегся огонёк, когда он понял, что я хочу знать. Джеймс лёг так же, как и я, наши лица почти соприкасались.

— Мастурбировал ли я? Конечно.

Во рту у меня было сухо.

— Что ты представлял?

— Ты и сама знаешь.

— Хочу услышать от тебя.

Он закрыл глаза, я увидела, как его рука проскользнула между нами и он расстегнул свои джинсы. У меня вырвался вздох, когда он вытащил член. Я быстро заморгала, чувствуя, что щеки заливает румянец. Длинный чуть изогнутый пенис был направлен на меня. Ладонь Джеймса обхватила его, и медленно задвигалась. Я подняла ошарашенный взгляд на Джеймса. Он смотрел на меня.

— Я всегда представляю тебя, — тихо сказал он. — По-разному.

— Расскажи.

Я помедлила, но все же с опаской просунула руку между нами. Джеймс с интересом следил, как моя рука легла поверх его. Я чувствовала себя так, будто нарушаю закон, и это сравнение вызвало невольный смешок.

— Одна из моих фантазий только что стала реальностью, — усмехнулся он.

Джеймс убрал свою руку, а я крепко обхватила пальцами то, что ещё недавно даже не представляла себе мысленно. Плоть в моих руках была твёрдой и гладкой. Несколько мгновений я просто сжимала его, а потом попыталась повторить движения Джеймса.

Джеймс прорычал прямо мне в ухо.

Сердце звенело. У меня перехватило дыхание, и я не могла поверить, что это из-за меня Джеймс так яростно сомкнул губы, сдерживая стоны.

— Хватит, — вдруг пробормотал он, убирая мою руку.

Я испугалась.

— Все в порядке? Я сделала что-то не то?

Джеймс закрыл глаза, успокаивая дыхание. Его губы изогнулись в кривой усмешке.

— Не хочу кончить на твои простыни. Или в свои джинсы.

Почему-то его слова заставили меня рассмеяться. Джеймс выглядел очень серьезным и напряженным.

— Что ты делаешь? — не выдержала я.

— Думаю о чем-нибудь мерзком, чтобы стояк прошёл.

Я с любопытством взглянула вниз и поняла, что эрекция действительно исчезает. Джеймс застегнул ширинку. Ещё некоторое время мы молчали.

— Так что там насчёт твоих фантазий? — невинно поинтересовалась я.

Поттер закатил глаза.

— Ладно, приставала… Одна из моих любимых — ты в душе.

Я изогнула бровь, стараясь не краснеть при воспоминаниях о собственной фантазии в душе.

— Любимых? — протянула я. — То есть у тебя есть избранные?

Он засмеялся.

— Ты сумасшедшая. И это мне безумно нравится.

Он прижал меня к себе, крепко обняв. Я уткнулась ему в грудь, вдыхая аромат духов и другой запах, терпкий, острый. Запах секса, повисший между нами.

— Я переверну весь Хогвартс, но верну тебя, — совершенно серьезно шепнул Джеймс. Он прижался губами к моему виску. — Ни о чем не волнуйся, малыш.

Глаза слипались от усталости. В объятиях Джеймса было тепло и спокойно. И во сне мне снова снился серебристый олень с ветвистыми рогами.

День 27. 2

Прохладные губы прижались к голому плечу, мигом вырывая меня из сна. Я лежала на животе, обняв подушку, а чьи-то пальцы скользили по спине вниз, оставляя узоры под майкой.

— Доброе утро, — тёплое дыхание прошлось по шее, окончательно развевая все мое спокойствие.

Джеймс Поттер. В моей постели. Разве я могла когда-нибудь предположить такое?

Я перевернулась на спину, заглядывая в его лицо. Горячий чай плескался в глазах, солнечные крапинки усеяли всю радужку. Кажется, скоро я наизусть запомню их количество и расположение. Шесть на правом глазу, почти созвездие, чуть больше на левом. Восемь? Десять? Мой счёт нагло прервал Поттер, потянувшись к губам.

— Я не чистила зубы… — пробормотала я ему в губы. Руки уже властно сжимали мою талию, вдавливая в матрас.

— И пусть…

— Джеймс!

Он со вздохом отстранился. Поттер странно взглянул на меня искоса.

— В чем дело?

— Ни в чем.

— Я же вижу, что ты о чем-то думаешь.

— Представь себе, Эванс, я часто о чем-то думаю, — иронично фыркнул он.

Я закатила глаза. Приподнялась, уперла под голову кулак и выжидающе взглянула на него. Джеймс возвел глаза к потолку.

— Ладно… Я вообще редко в себе сомневаюсь.

— Редко, от слова никогда? — вставила я.

Он фыркнул.

— Именно. И только одна вещь заставляла меня сомневаться, — он помолчал. — Ты. Я почти поверил, что между нами никогда ничего не будет. Но теперь ты проснулась со мной в одной постели, и я чувствую себя мальцом, которому сделали лучший подарок на Рождество. Вот и все. Можешь смеяться.

Джеймс очень мило покраснел, пытаясь избежать моего взгляда. Я наклонилась к нему и едва коснулась губами щеки. Невинного поцелуя вполне хватило, чтобы Джеймс молниеносно перевернулся, подмяв меня под себя. Продолжая целовать мою шею и плечи, он потянулся к прикроватной тумбочке за своими часами.

— Уже шесть, — разочарованно выдохнул он. — Бродяга будет через несколько минут.

— Откуда ты знаешь?..

Джеймс со вздохом оторвался от меня и сел в кровати. Он натянул носки и обулся. Я вскинула бровь, глядя на чёрные носки с летающими золотыми снитчами.

— Тебе семь лет, Поттер?

Джеймс весело взглянул на меня через плечо. Усмехнулся. Оставив мой выпад без ответа, он достал из кармана маленький осколок зеркала, одновременно надевая очки.

— С помощью него мы связываемся с Сириусом, — объяснил он, пока я изучала зеркальце. — Я говорил с ним час назад и попросил приехать.

Я вернула ему вещицу, натыкаясь на серьезный взгляд.

— Одним секретом меньше.

Он встал и потянулся. Его слова напомнили, зачем он здесь.

— Что там в Хогвартсе? — боязливо спросила я, поднимаясь вслед за ним.

Джеймс взглянул в окно, убедиться, что огромный мотоцикл ещё не остановился на другой стороне улицы.

— Мы с отцом договорились, что он остановит производство дела в Аврорате. Понадобится время, но папа справится. Он достаточно требовательно попросил Дамблдора и всех, кто что-либо знает об этом, помалкивать, поэтому в школе никто не понимает, куда ты исчезла. Твоя подружка Бирн всех на уши поставила, — фыркнул он. — А потом сказала, что они понятия не имеют, с кем связались. Вы что, в секте?

Похоже на Флору. Я засмеялась и покачала головой.

— Никакой секты.

— Слава Мерлину, — Джеймс немного помолчал. — Мама тоже ничего не знает. По какой-то причине она хорошо к тебе относится и чуть голову мне не открутила, когда я попал в Лазарет. Она сказала, что самолично выколет мне глаза, если я посмею взглянуть на другую.

Представив себе миссис Поттер в момент угрозы собственному сыну, я засмеялась сильнее. Судя по нахмуренным бровям Джеймса, он мне это ещё припомнит. Нужно его задобрить.

Я крепко обняла его за талию.

— Спасибо, Джим. Это очень важно для меня.

— Да, настолько важно, что вчера ты ни о чем даже не спросила. Так не терпелось заняться кое-чем интересней? — иронично заметил он.

Я вспыхнула и отстранилась.

— Поттер! Ты что себе вообразил?..

Но глаза Джеймса только насмешливо сверкнули.

— Милая, я слышал, как ты стонала мое имя, так что нет смысла отнекиваться.

Я ощутимо толкнула его в грудь.

— Ну, а сам-то, милый, как проведёшь эту ночь без меня? — невинно похлопала я глазами. Лицо Поттера тут же перекосилось. — Отоспишься в душе?

Джеймс резко прижал меня к себе, и одна рука скользнула за резинку пижамы. Меня прошиб озноб, когда он играючи провёл пальцами по клитору. На его губах задрожала улыбка.

— Тебе пока не хватает опыта, Лилс, чтобы играть со мной.

У меня задрожали ноги от слабости, и в следующую секунду Джеймс вытащил пальцы. Он наслаждался моим растерянным выражением лица.

— Ты просто невыносим, Поттер, — зло проговорила я.

— Ты же не обиделась? — на этот раз он обнял меня с нежностью и зарылся в волосы лицом. — Не переживай, ты вернёшься в школу, вот посмотришь. А если дело затянется и тебе станет скучно, я примчусь в тот же день и привезу тебе домашнее задание.

Я фыркнула ему в плечо.

— Не сомневалась в тебе.

Чёрный ревущий мотоцикл остановился на противоположной стороне. Блэк с интересом взглянул в окно, на мгновение задержав взгляд на моем лицу.

Я вздохнула и отстранилась. А ведь мне не хотелось, чтобы о нас с Джеймсом стало известно, и в первую очередь Блэку.

Поттер обернулся через плечо.

— Мне пора, — он ласково заправил прядь волос за ухо. — Наслаждайся каникулами.

И одним махом перескочил через окно, приземлишь на корточки. Я смотрела, как он направился к Блэку, невольно вздрогнул от холода, прошедшего по голым рукам. Ну конечно, в одной футболке легко можно замерзнуть… Джеймс не обернулся, да я и не думала, что он обернётся. Через минуту на улице было пусто. Неожиданно во мне что-то щёлкнуло. Я обыскала комнату и нашла под кроватью большую чёрную толстовку с капюшоном. Она вся пахла Джеймсом: горький парфюм, напоминающий соленое море и одновременно зимний мороз. Помедлив, я надела ее на себя, заворачиваясь в запах Поттера, как в одеяло. На душе тут же стало спокойно.

В комнату влетела сова с тяжелым конвертом. На стол я вытряхнула из него кожаную перчатку — порт-ключ.

«Жду Вас в час дня, мисс Эванс»

***

Марлин отыскала Бирн в коридоре и решительно перегородила той дорогу. Девушка иронично вскинула бровь.

— В чем дело, Маккиннон? — она взглянула за ее плечо. — Все львицы собрались в прайд?

Мэри и Эммелин действительно встали по обе стороны от Марлин.

— Что-нибудь узнала о Лили?

Флора перевела взгляд с Мэри обратно на Маккиннон.

— Она дома и с ней все в порядке.

— Но почему она уехала?

— По семейным причинам. Это все? У нормальных людей начинаются занятия.

Бирн ощутимо толкнула ее в плечо и растворилась в толпе. Марлин задумчиво смотрела ей вслед. Эмми сказала, что им тоже пора, если они не хотят опоздать на защиту.

Понедельник все гриффиндорцы встретили с похмельем. Марлин была уверена, что весь седьмой курс будет разбитым и сонным, но к ее удивлению Джеймс Поттер и Сириус Блэк вовсе не производили впечатление людей, бухавших всю ночь. Поттер, наоборот, был какой-то очень возбужденный и весёлый. Сириус, хоть и бросал на него мрачные взгляды, но тоже выглядел свежим и бодрым. Усаживаясь на свою парту, она пыталась вспомнить, видела ли Мародеров на попойке. Ее взгляд скользнул по рядам слизеринцев, убедиться, что Мальсибера действительно нет, как и сказал Блэк. Зато она встретилась взглядом со Снейпом и тут же решительно отвернулась, вспомнив их с Мэри позорное проникновение в дом Слизерина. Если кому-нибудь об этом станет известно, им не поздоровится, особенно сейчас, когда на груди Гриффит сверкал значок старосты. После того, как Лили убрали с этого поста, Макгонагалл избрала лучшим вариантом вторую по успеваемости студентку.

Марлин не слышала слов миссис Абрахам. Видимо ей самой стало скучно, поэтому она начала урок с объяснений темы, попутно показывая знания на практике. Но Марлин размышляла совсем не об этом. Она решила дождаться возвращения Мальсибера, чтобы поговорить с ним, а уже потом сообщить маме о своей беременности и обратиться к Целителю, чтобы прервать ее. Марлин не хотела ребёнка, не хотела становиться матерью в семнадцать лет, но больше этого она не хотела следовать по пути остальных женщин ее рода. Они не выходили замуж, не сообщали своим детям имена их отцов, а многим бывшим любовникам даже не заикались, что у тех есть дети, растущие далеко на острове Локс. Таковы были устои в их семье, но Марлин в глубине души отвращало это. Ей всегда в детстве хотелось иметь отца. Она никому не говорила этого, но ее маленькое сердечко сжималось, когда она видела обычные семьи. Когда она видела Флору Бирн, хвостиком следовавшую за своим отцом Магнусом. Где же справедливость?..

Марлин пыталась узнать, кто ее отец, но мама никогда не рассказывала. По обрывкам, выпытанным у других, она узнала, что Эйприл Маккиннон, Роза Макгрегор и Лайла Финдлей были лучшими подругами с детства. Кто-то даже говорил, что на своё семнадцатилетие, девушки принесли клятву, навсегда связавшую их судьбу и судьбы их потомков. Но Роза умерла — утонула в Самберли и это положило конец дружбе, навсегда разъединив подруг. Тогда же Лайла Финдлей вышла замуж за Магнуса Бирна и родила ему сына. Марлин сказали, что ее мама, Эйприл, была влюблена в Магнуса, не смогла простить предательства подруги. Больше ни о каких мужчинах в жизни матери Марлин не знала, и в ней закралось подозрение, что Бирн может быть ее отцом. Они с Флорой ровесницы, вполне возможно, что сама Марлин могла стать случайным результатом тайной встречи.

Маккиннон покосилась на Сириуса Блэка. История повторяется? Флора Бирн, как дочь своей матери, решила забрать у неё Сириуса. Почему именно он? Неужели в чертовом Хогвартсе так мало мужчин?

Она не была абсолютно уверена в том, кто ее отец, но других вариантов просто не было. А Эйприл ничего не рассказывала дочери, прячась за семейными легендами. Всю жизнь Эйприл говорила Марлин, что нет ничего хуже любви. Полюбив однажды, Маккинноны прокляты быть привязанными к своим любимым. Такова цена за то, что века назад ее предки жили с демонами-суккубами, учась у них искусство обольщения. И если демонам любовь была не ведома, то Маккиннонам, как людям, она была доступна. Тогда суккубы, ведомые завистью, к своим дарам прибавили и проклятие: как только они встретят свою настоящую любовь, будущее его, момент смерти будет приходить в каждом сне, отравляя счастье. И тогда ее предки решили и вовсе избегать любви, избегать любых чувств, искусственно став почти демонами.

Но редко кому удавалось.

Марлин знала, что у ее матери не получилось. Эйприл почти каждую ночь просыпалась в ужасе, с заставшим криком в груди. После смерти Бирнов это прекратилось. Что она видела в своём сне? Как зубы оборотня разрывают тело ее любимого? Или как он сам добровольно принимает яд? Зато ее бабушка Эстер всегда спала спокойно. На вопрос, не мучают ли ее кошмары, Эстер с грустной улыбкой отвечала, что ее кошмар давно закончился, а смерть того человека совсем не страшна. Он умрет в одиночестве и холоде, мучаемый ошибками прошлого, но физически смерть его будет безболезненной.

Марлин не знала, что снится ей. Сны начали приходить несколько месяцев назад, темные и холодные. В них ничего не происходило, она просто парила в пустом пространстве, но животный страх сжимал шею в стальные тиски, не давая вдохнуть. Во сне она задыхалась и чувствовала, в этой пустоте что-то есть. Кровожадные глаза следят за ней, выжидают, готовые броситься и разорвать тело на части.

Марлин хотела думать, что это обычный кошмар, а не предзнаменование гибели любимого.

Головокружение усилилось. Она почувствовала, что теряет силы и вскинула руку.

— Ну что ещё, Маккиннон? — раздражённо буркнула миссис Абрахам.

— Можно мне выйти. Я плохо себя чувствую.

Профессор взмахнула руками.

— Иди, все равно ты явно меня не слушала. Может кто-то ещё хочет отлучиться? Например, принести мне кофе?

Дверь отрезала Марлин от смешков. Она постояла мгновение на месте, выравнивая дыхание. Перед глазами все кружилось.

На слабых ногах она преодолела коридор и остановилась у окна. Дальше идти сил не было. Изнутри по черепной коробке что-то яростно билось, какие-то всполохи, целый смерч из картинок и боли бушевал в черепе. Марлин сел на холодные плиты, подтянула к груди колени и засунула между ними голову.

Пронеслась слабая мысль, что под рукой нет блокнота.

Рой мух нёсся в сознании. Слова, картинки, лица… Она крепче сжала голову и тут ее втянуло внутрь себя самой.

И выкинуло в одно из видений.

Над ней склонилось лицо Дерека Мальсибера. Только его глаза оставались четкими и реальными, весь мир за плечами смазался в сплошное светлое пятно.

— Ну зачем?.. — тихо пробормотал он. — Почему именно ты?

Марлин ничего не понимала. В глазах слизеринца боролись эмоции, он словно не мог решить, что делать. Наконец тяжело вздохнул и направил на неё палочку.

— Это ради твоей безопасности.

Марлин закашлялась, будто вынырнула из-под воды. Ее трясло. Не успела она ничего понять, как водоворот снова затянул ее мерзкими щупальцами.

— Ты же сказал, она ничего не вспомнит! — громкий голос с нотками паники раздался над головой.

Марлин попыталась пошевелиться, но ничего не вышло. Она не чувствовала собственного тела.

— Ты что, связал ее? — холодно спросил второй голос.

А вот и объяснение ее неподвижности.

— Что мне оставалось? Она хотела пойти к Дамблдору. Дерек, ты не хуже меня знаешь, что будет, если она заговорит…

— Не паникуй, Блэк, — отрезал Мальсибер. Она поняла, что он сел перед ней на корточки. Прохладные руки с неожиданной нежности легли на лоб. — Ты в порядке?

Она открыла глаза, снова натыкаясь на обеспокоенный взгляд. Почему Дерек Мальсибер так смотрит на неё? Словно она что-то для него значит… Они даже почти не говорили. Голова раскалывалась.

— Почему ты не наложишь просто Обливэйт? — снова вторгся в голову резкий голос Блэка. — Его она точно не сможет обойти.

— Потому что я не хочу превратить ее в овощ, Регулус, — не менее резко отозвался Мальсибер. — Обоивэйт слишком мощное заклинание, я могу стереть всю ее жизнь или нанести непоправимые травмы мозгу.

После этого Блэк замолчал. На Марлин вновь обратился встревоженный взгляд.

— Пожалуйста, не будь упрямой, — с неожиданной горячностью проговорил Дерек. — Не вспоминай, Марлин.


Маккиннон с трудом встала. Ей нужно Лазарет, немедленно… Реальность стиралась, весь коридор плыл и она словно стояла на палубе корабля в шторм. Марлин согнулась пополам, ее стошнило. Ноги подкосились, она с трудом обхватила слабыми пальцами подоконник и осталась стоять. Боль в голове разрывала на части сознание. Когда ей показалось, что она уже не может, что все кончено — чьи-то крепкие руки подхватили под плечи. Она почувствовала, как кто-то без труда ее поднял, и она уткнулась лицом в ворот рубашки.

Неожиданно знакомый запах ударил в ноздри. Марлин расслабилась. «Я в безопасности» — подумала она. И там, где больше всего хотела оказаться.

Сознание приходило постепенно. Вернулось время, ощущение, силы.

Марлин открыла глаза. Она оказалась в незнакомой комнате, погружённой в полумрак. Приятно трещали поленья в камине. Марлин подтянулась на руках, прислоняясь спиной к изголовью кровати. Она спала? Маккиннон заглянула под одеяло и обнаружила себя в зеленой слизеринской футболке.

Что за…

Неприметная дверь открылась, и в комнату вошёл Регулус Блэк. Он споткнутся об взгляд Марлин, явно не ожидая застать ее в сознании. Но быстро справился с эмоциями и на белом лице вновь отразилось спокойствие.

— Что я тут делаю? — собственный голос прозвучал хрипло. Марлин поняла, что у неё ужасно пересохло во рту.

Регулус тоже это понял и без слов наполнил высокий стакан водой и протянул ей. Он дождался, пока она утолит жажду.

— Тебе стало плохо в коридоре.

— Почему на мне твоя футболка?

Марлин волновало и многое другое, но этот вопрос вырвался первым. Зачем вообще Регулусу помогать ей? Они не друзья. Они вообще никто. И что она делала в коридоре?..

Он неожиданно улыбнулся. Улыбка мелькнула на лице быстрой тенью, словно была не частым гостем. Марлин с опаской следила, как он сел на стул.

— Твоя одежда была не очень чистой. Я просто хотел, чтобы ты спокойно выспалась.

— Почему ты не отнёс меня в Лазарет?

И стоило Марлин сказать об этом, как воспоминания потоком хлынули в голову. Она сжала виски.

— Марлин?..

Мерлин. Девушка резко вскинула голову и совсем иным взглядом посмотрела на Блэка. Он что-то с ней сделал. Он и Мальсибер. Парень шагнул к кровати.

— Не приближайся! — дернулась она в сторону, закутываясь в одеяло.

Регулус послушано замер.

— Марлин, все хорошо. Я не причиню тебе вред.

— Что вы со мной сделали?! — в голосе неожиданно зазвенели слезы. Они ковырялись в ее голове, сломали ее, превратив в истеричку с провалами в памяти. Она ведь не игрушка. Она живой человек! — За что?..

Парень зажмурил глаза, выдыхая.

— Я знаю, как все это выглядит, но поверь я просто хочу тебе помочь. Тебе нужно успокоиться, когда ты будешь эмоционально стабильна, я наложу чары заново и ты все забудешь.

От его голоса у неё побежали мурашки по спине. Где ее палочка? Он забрал у неё палочку?! Марлин метнула взгляд на дверь. Если она успеет добежать до неё, то позовёт на помощь. Регулус заметил ее взгляд.

— Дверь заперта на ключ, — разрушил он ее план. — И тебя никто не услышит, я наложил звукоизоляционные чары.

Ее ударила дрожь. Марлин сжалась и бросила на него затравленный взгляд.

— Зачем? Зачем ты делаешь это?

Он с каким-то горьким сожаление вздохнул. И вдруг провёл устало пятерней по волосам.

— Ты просто оказалась не в то время, не в том месте. Я не могу позволить тебе вспомнить, Дерек велел…

— Мальсибер? — перебила она. — Это все из-за него? Он тебя заставляет? — Марлин сама не поняла, как вскочила на колени и приблизилась к краю кровати. Регулус странно посмотрел на неё. Их лица оказались на одном уровне. — Я не скажу ему, если ты не станешь накладывать заклятие. Обещаю.

Он усмехнулся уголком губ.

— Благодаря Дереку ты все ещё жива, Марлин. Я сам не знаю, почему, но это так.

Ее облили холодной водой. Она отстранилась, мгновение думая об этом.

— Я беременна.

Лицо Блэка в миг побледнело. Сердце Марлин забилось чаще, а в животе скрутился странный узел. Регулус молчал, но в его взгляде она ясно видела панику.

И тут до неё дошло.

— Вы изнасиловали меня.

— Что? — Блэк отшатнулся.

У Марлин подкосились ноги при одной мысли об этом. Ее снова затошнило.

— Я была без сознания и в вашей власти, Мерлин знает сколько времени. Вы надругались надо мной, а потом просто стёрли память? Так?!

Ее трясло, но Блэк вовсе не спешил соглашаться. Он только рассеянно смотрел на неё, словно не мог понять, как такое могло прийти ей в голову.

— Конечно, нет, Марлин.

И она почему-то почувствовала, что он не врет. Марлин прижала пальцы к переносице.

— Но я беременна, — произнесла она, опустив голову. — И я не помню, как это произошло…

Повисла странная тишина. Сердце Марлин ухнуло, когда холодные пальцы с небывалой нежностью отвели ее волосы, заправив пряди за ухо. Она подняла взгляд, встречаясь с синими океанами.

— Я никому не скажу! — произнесла Марлин, хотя она даже рта не раскрыла. Марлин поняла, что это говорит ее прошлое. — Не надо, Регулус, пожалуйста! Я не стану ничего говорить Дамблдору, обещаю.

Ее голос звучал слишком мягко и тревожно. Марлин не говорила так ни с кем в жизни. Парень обернулся к ней с грустной усмешкой.

— Расскажешь, — обречённо проговорил он, мягко обхватив ее запястья. Почему-то Марлин даже не оттолкнула его. Она чувствовала, что наслаждается прикосновением его пальцев, получает удовольствие от его близости. — Я бы хотел, чтобы тогда ты просто прошла мимо.

— Но тогда не было бы нас, — тихо пробормотала она. Марлин с ужасом следила, как собственная рука привычно ныряет в темные волосы.

Она резко оттолкнула его.

— Мерзавец!

От пощечины голова Регулуса дернулась в сторону.

— Ты воспользовался мной!

— Я никогда не дотрагивался до тебя без твоего согласия, — ледяным тоном сказал он.

Марлин отчаянно покачала головой. Ей не хотелось верить в это! Она просто не могла!

И тут ее озарило.

Та ночь с Сириусом действительно не была для неё первой.

— Из-за тебя он меня бросил, — упавшим голосом сказала Марлин, понимая, что ее жизнь разрушена. — Ты уничтожил меня.

Регулус отшатнулся. Он брезгливо поморщился.

— Ты сама хотела прекратить все с моим братом. Это было твоё решение.

— Я не верю тебе! Ты разрушил мою жизнь! Ты!..

А потом ее окутал свет. Мягкий ровный, он проник в голову и лёг на все горячие воспалённые мысли. Марлин упала на спину, в миг потеряв сознание.

Регулус обернулся. В дверях стоял Дерек, с мрачным видом глядя на них. Как много он слышал? Мальсибер закрыл дверь. Он бросил взгляд на бессознательную девушку. Медленно перевёл его на друга, и Регулус впервые понял, что всерьёз разозлил его. Он сглотнул.

— И когда ты собирался сообщить мне, что спишь с ней?

***

Сириус ожидал, что она удивится, но вместо этого Бирн соблазнительной походкой прошла мимо, бросая одобрительный взгляд.

— Дверь Переходов, — задумчиво пробормотала она.

Блэк насупился и вошёл вслед за ней. Выручай-комната предстала в виде полукруглого помещения с одним столом и двумя стульями.

— Что за Дверь Переходов? Это Выручай-Комната.

Флора легким движением сняла мантию и бросила ее на стул. Сириус невольно опустил взгляд на округлую попу, едва прикрытую короткой школьной юбкой. А где регламент школы, мисс? Вряд ли форма предполагает стояк у мужской половины школы. Сириус отвлёкся на ее голос.

— Не знаю, как здесь, но в Ротенбере полно таких дверей. Это порталы, заключённые в дверной проем. Они связаны с твоим сознанием, поэтому перенаправляют в любое место, которое ты загадаешь. А заодно способны перенаправить в него любой неодушевленный предмет. Но это мило, что ты пытался меня впечатлить, — она весело взглянула на него, уверенно плюхнувшись в воздух. В ту же секунду ее подхватил диван.

Сириус выдвинул стул, развернул его и оседлал, сложив руки на спинке.

— Как и то, что ты ты пытаешься меня соблазнить, — в тон ей отозвался он.

Бирн откинулась на спинку, скрестила длинные ноги, с удовольствием следя за его реакцией. Но Сириус упрямо смотрел ей в глаза, не желая поддаваться, чем вызвал неодобрительный вздох.

— Да брось, Блэк, мы оба знаем, что мне и пытаться не нужно. Ты уже отымел меня во всех позах в своих снах.

Сириус усмехнулся. От этой девчонки у него подгорало внутри. Он прекрасно видел, что она играет с ним, и знал, что стоит ему лишь немного надавить и она отступит как тогда, в Визжащей Хижине. Он видел Флору насквозь. Она пыталась выглядеть такой смелой и равнодушной, что даже смешила.

Ребёнок.

Он вздохнул, принимая серьезное выражение лица. Бирн, уловив его настроение, тоже выпрямилась и одернула юбку.

— Так о чем ты хотел поговорить?

Сириус предпочёл бы сказать, что она помешалась, убедить ее выкинуть дурь из головы, а потом раздеть на этом самом диване и сделать с ней то, что уже ни раз проделывал в снах. Но он помнил просьбу Эванс. Сложно отказать, когда на тебя смотрят огромные зеленые глазища и так, будто если ты не согласишься, они разобьются и зелёными слезами потекут по лицу. А раз он дал обещание присмотреть за Бирн, то стоит его сдержать. Заодно выяснить, как далеко она зашла.

— Я согласен.

Она удивленно вскинула бровь.

— Согласен?

— Да, — Сириус пожал плечами, замечая, как она заволновалась. Похоже она не рассчитывала на успех. Окей, значит она в отчаянии. Это будет легко. — Ты посвятишь меня в подробности?

Флора подскочила и заходила перед ним, меря комнату шагами. Возбуждение вокруг неё так и искрилось. Подумать только, она действительно обрадовалась!

— Конечно, подробности, да… Значит так, мне нужно пробраться на остров, где стоит Азкабан.

— Вот и первая проблема, — хмуро отозвался Сириус. — Тюрьма ненаносима. Тебе ни за что не найти ее.

Почему бы не поиграть? Представить в воображении, что они действительно планируют побег.

Но Флору его слова не убедили. Она хитро улыбнулась.

— А вот с этим нам поможет Лили.

— Эванс? У неё какие-то связи в тюрьме? Я слышал, что ее отец тюремный врач, но никто не говорил об Азкабане.

— Будь уверен, Лили найдёт ее, — непоколебимо ответила Флора. Она остановилась напротив него и посмотрела снизу вверх. — В полнолуние всех оборотней перевозят на верхний этаж, где большее количество дементоров, поэтому наше проникновение должно состояться до него. Камера моего брата находится на первом этаже.

Сириус с интересом слушал ее, глядя в восторженное лицо. И она так радуется проникновению в тюрьму? Что там на их острове добавляют в воду?

— Ладно, предположим мы там. Что потом? На острове сотня дементоров, а я не хочу с ними встретиться.

— Ты же анимаг.

То, каким образом она узнала об этом, он выяснит позже.

— Что с того?

Флора закатила глаза, удивляясь его недогадливости.

— Как можно так мало знать о самом себе?.. Не многим волшебникам удавалось стать анимагами, а тем более в таком возрасте, но ты совершенно не серьезно относишься к собственным способностям!

Блэк усмехнулся. Кажется, он все-таки ее впечатлил. Девчонка нахмурила брови, возвращаясь к своей основной мысли.

— Дементоры не чувствуют анимага. Если только им специально не указать на него, а раз нет, то ты в слепой зоне. Именно поэтому Министерство требует, чтобы все анимаги регистрировались в обязательном порядке, на случай, если придётся направить на них Дементоров.

— Ты уверена?

— Абсолютно, — холодно отозвалась она. — На острове ты должен будешь вырыть для меня тоннель.

— Мы там что, месяц проведём, Бирн? Ты хотя бы представляешь, сколько понадобится времени, чтобы вырыть тоннель, в который поместится взрослый человек.

— Тебе достаточно сделать проход для кое-кого маленького. Например, котёнка.

Брови Сириуса поползли вверх.

— Ты планируешь научиться анимагии? — глядя на лицо со вздернутым носиком, он засмеялся. — Умоляю, Бирн, ты хотя бы понимаешь, что этому учатся годами? С чего ты взяла, что у тебя получится? К тому же анимаг не выбирает сам своё обличие, вдруг ты будешь миленьким морским котиком? Об этом ты не подумала?

Флора хмуро взглянула на него сверху вниз и скрестила на груди руки.

— Закончил? Я сама разберусь с тем, как пройду по твоему тоннелю. Теперь вернёмся к важному.

— Стоп, — перебил он. — Предположим, ты вошла, но по моей логике смысл операции в том, чтобы вытащить твоего брата, а не тебя посадить.

К его удивлению, Флора мрачно взглянула на него.

— Из острова мы выберемся на борту лодки, которая два раза в месяц прибывает за телами заключённых. Надо только подстроить все так, чтобы мы оказались на острове именно в такой день. Главное, не менять обличие до тех пор, пока не окажемся в безопасности.

Сириус чувствовал, что что-то не так. Она не упомянула брата. Она не сообщила, каким образом собирается провезти взрослого мужчину на эту дурацкую шхуну. Блэка вдруг поразила догадка: Флора и не собирается устраивать брату побег! Неожиданное озарение заставило его подняться на ноги. Теперь уже девушке пришлось вскинуть голову.

— Зачем тебе в Азкабан? — холодно спросил он. — Ты никогда и не собиралась спасать брата.

— Я спасаю его, — упрямо сказала она, глядя на него с вызовом.

— Не лги мне, Бирн. Или я правду из тебя достану щипцами, а потом запихну обратно в глотку. Что ты на самом деле задумала?

Она медлила, сражаясь с его синим взглядом, но бой был проигран ожидаемо. Флора резко отдалилась, рухнула на диван и спрятала лицо в ладонях.

— Руфус должен умереть.

Вот. Она сказала. Оказывается, мир не остановился. Ее сердце тоже продолжает биться в груди. Сириус примостился на край стола. Флора боялась поднять на него взгляд.

— Он не должен выйти из Азкабана ни сейчас, ни через три года. Никогда. Иначе погибнут многие.

— Откуда ты можешь знать?

Бирн вскинула на него насмешливый и горький взгляд. Сириусу вновь стало не по себе.

— Я знаю своего брата. Мама перед смертью взяла с меня обещание. Она сказала, что он сорвётся. Что он уже сорвался. Я даже не предала ее словам смысл, мне было больно. Одиноко. Мне хотелось, чтобы все закончилось и Руфус вернулся домой. Я считала, что нам получится сделать вид, будто ничего не произошло… Но потом я поняла, чем угрожает свобода Руфуса, а он выйдет, будь уверен, Ронан сделает все, чтобы он выбрался из тюрьмы. Банши пришла ко мне на могиле моей семьи. Она плакала. Сказала, что все духи прячутся, боятся захлебнуться той кровью, что скоро прольётся на острове. Она сказала, что молодой волк вернется, и окрасит воды Самберли в алый.

Тонкие руки метнулись к волосам, сжали их, а на лице мелькнула горькая усмешка.

— Красивая легенда, не правда ли? Макгрегор женится на прекрасной фейри, которая своей магией оберегает их род от древнего проклятия. Всего лишь сказки, реальность не так приятна… Знаешь, что они делают, Блэк? Как сильно берегут свою кровь? Как надеются, что их магия и богатства никогда не попадут в чужие руки? Берут в жены собственных сестёр. Насильно. Через угрозы, боль. Запирают их в башнях, чтобы они дожидались своего часа. Убивают их матерей, желающих спасти малышек. А потом устраивают охоту. Не на людей, так ведь можно поранить свой приз… На патронусов. На саму душу, Сириус. И испуганная бедная лань мчится по лесу, полного охотниками, пока заклятие не достигает ее. Тот, кто поймал Мертвым Узлом патронуса, становится хозяином души.

Сириус мрачно смотрел на неё, ничего не говоря.

— Родственные браки не проходят бесследно. С каждым поколением это усиливается… Параноидальная шизофрения. Страшный диагноз, поставленный на целый род.

Образы в голове Сириуса ожили. Пазл медленно складывался, но он в глубине души понял, что предпочёл бы ошибаться.

— У последнего вождя родились двое детей. И у девочки, к ужасу для всех, шизофрения начала проявляться уже в три года. Все хуже и хуже… Галлюцинации прогрессировали, ярость, направленная на саму себя и окружающий мир несла колоссальную силу. И только близкие друзья поддерживали ее. Она должна была стать женой своего брата, как и многие до нее. Но Роза отчаянно сопротивлялась. Она всем сердцем ненавидела Локс, своего отца и жестокие средневековые порядки, из-за которых она и родилась такой. И ее подруги помогли ей сбежать. Она почувствовала свободу, обрела радость, полюбила прекрасного человека и создала с ним семью. Ее счастье не знало границ, пока в дом не постучало прошлое. Лорд Макгрегор бушевал, конечно, он был в ярости, но готов был простить дочери позорный побег и принять ее на острове, если она согласится исполнить свой долг. Роза не собиралась возвращаться. Тогда отец сказал, что не оставит ее в покое, разрушит новую жизнь, и Роза, надеясь на удачу, пошла с отцом на сделку, пожертвовав ему своего ребёнка. Она согласилась отдать в Локс дочь, если она родится волшебником. Роза надеялась, что этого не случится, и в ее ребёнке магия не проснётся. С первенцем так и случилось, но вот вторая дочь… К тому времени, как Роза поняла, что Лили волшебница, ее мозг почти полностью был во власти болезни. Она знала, что вскоре за ней придут, заберут малышку на остров, превратив из неё живую мишень. Она не могла этого допустить, но и спасти ребёнка была не в состоянии. Магическая сделка, заключённая отцом, не могла быть разорвана. И только одно обстоятельство способно было уберечь ее дочь.

— Собственная смерть, — произнёс Сириус.

Флора кивнула.

— Чтобы забрать Лили на остров лорду требовалось только разрешение от дочери, но труп его дать не мог. Она пожертвовала собой, надеясь, что Макгрегорам не удастся обойти запрет.

— Эванс знает?

— Почти ничего, — покачала она головой. — Ронан велел мне не говорить с ней об этом, сказал, что сам расскажет все в этот Хэллоуин.

Он знал, что его семейка сумасшедшая, но не предполагал, что на Локсе дела обстоят намного хуже. Хотя как иначе? Там же живет обособленная кучка чистокровных волшебников, перетрахнувшая друг друга во всех возможных комбинациях. Неудивительно, что им снесло мозги.

— Ронан так и не женился. Клятвы не были обновлены, ребёнок Макгрегоров не появился на свет, и даже одного поколения хватило, чтобы почувствовать, как ослабла защита на острове. Если магия крови не будет активирована, кто знает, что ждёт Локс.

— И теперь Эванс, как кобыла, должна вынести собственному дяде ребёнка? — презрительно сощурился он.

Флора вздохнула.

— Конечно, нет. Для Ронана она как дочь.

— Но тогда зачем она ему? Если нет претендента на… — он замолчал, под ее мрачным взглядом. — Только не говори, что у него есть сын.

— Да. И именно его сын сейчас сидит в Азкабане.

— Значит, твоя мама…

 — Моя мама любила его. Может даже, это стало причиной, почему она помогла Розе сбежать, может надеялась, что он женится на ней. Но когда лорду стало известно, что какая-то девчонка носит под сердцем его внука, он силой заставил ее выйти замуж за одного из своих людей. Он угрожал ей, что иначе вырежет ребёнка из ее плоти, а ее отправит в публичный дом.

— Лорд явно помешался.

Флора пожала плечами.

— Он всегда был жестоким человеком. Ронан не знал, что это его ребёнок родился в семье Бирнов. Он был лучшим другом моего отца, поэтому, следуя своему благородству, ни разу не оставался наедине с моей матерью. Потом родилась я.

— За что твой брат попал в Азкабан?

— Он узнал, кем является его настоящий отец. Буквально слетел с катушек. Сбежал из дома, а вернулся уже став оборотнем. Он убил всю нашу семью, а я осталась в живых по случайному стечению обстоятельств. Ронан остановил его. Он понимал, что не сможет укрывать Руфуса: люди из Аврората уже следили за молодым волком. Поэтому он сдал его, но об убийстве умолчал. Смерть моей семьи так и не покинула пределов острова, а Руфусу вынесли наказание в связи с незаконным проникновением в лагерь оборотней и добровольным обращением. Срок заключение — три года, из них осталось два, после которых он выберется на свободу.

— И тогда они устроят охоту. Поженят их с Лили и получат целый выводок щенят, которые смогут уравновесить магию в Локсе.

— Именно. И я не могу этого допустить.

— Я одного не понимаю, Бирн, если ты отдаёшь себе отчёт в криповости всей ситуации и заботишься о своей подруге, почему не рассказать правду Лили?

— И ты представляешь, как она отреагирует? Она возненавидит меня и всю свою семью. Весь остров!

— Правильно. Вполне логичная реакция.

— Ты не понимаешь, Блэк, это ее семья. Никто не желает ей зла, так сложились обстоятельства. Если Руфуса не станет, ей ничего не будет угрожать.

— И ты готова ради неё хладнокровно убить собственного брата?

Флора взглянула на него ледяными глазами.

— Ты понятия не имеешь, чего мне это стоит, Блэк. Он все, что у меня осталось, я знаю, и я люблю его, несмотря на то, что он сделал. Но он должен умереть. Об этом попросила меня мама. Об этом сказала мне семейная Банши. Если Руфус не умрет, если он вернётся на остров, будет пролито много невинной крови, и Лили лишь первая. В предсказания Банши, он приведёт с собой стаю волков. И они свободно вступят на землю с разрешения Макгрегора. И убьют, уничтожат все, до чего дотянется их пасть. Вот тогда Локс умрет.

Она поднялась на ноги, встряхнула руками тяжелые локоны волос.

— Ну что, пойдём? — веселье в голосе заставило Сириуса вздрогнуть. — Я проголодалась.

Букет ромашек лежал на голых стройных ножках Лайлы Финдлей, пока сама семнадцатилетняя девушка гадала на лепестках. Она сидела на клетчатом пледе, расстеленном на изумрудной траве под яркими лучами апельсинового солнца. Любит — не любит. Любит. Муравей пополз вверх по голени, и Лайла, не отводя от цветка глаз, легким движением смахнула его.

— Как поживает твой щеночек? — в который раз повторила Роза.

— Не называй его так, — устало отозвалась Эйприл, сузив на солнце глаза. Она лежала на спине и очень светлые сливочные волосы расплескались по пледу.

Роза бродила вокруг них, срывая цветы и выискивая мелких насекомых. Разглядев на выступающем камне одного такого жучка, она направила на него силу и тот загорелся как спичка. Хрустящая поджаренная закуска. Улыбнувшись, Роза обернулась к подругам. Её слегка раздражало их ленивое времяпрепровождение у Самберли, но другого места, чтобы спрятаться от многочисленных работников замка и жителей города просто не было, к тому же отец только недавно позволил ей покидать башню. И вместо того, чтобы заняться чем-то действительно интересным, она вынуждена поджаривать мерзких пауков и жуков, а её подруги витают в своих мыслях. Однако упоминание о щеночке всерьёз задело Эйприл, поэтому Роза решила надавить.

—  Судя по твоим рассказам, он пускает на тебя слюнки. Почему ты не реагируешь на него?

Лайла оторвалась от своих глупых цветов и взглянула на Розу снизу вверх.

— Щенок на неё молится и считает святой. У него… платонические чувства, — она насмешливо изогнула бровь. — Думаю, у него даже не встаёт на неё.

— Лайла! — Маккиннон демонстративно вскочила и одарила каждую презрительным взглядом. — Уильям очень добрый и милый, и если он не ведёт себя подобно невоспитанному мужлану, не значит, что над ним надо насмехаться!

Внутри Розы щекотало приятное чувство. Знакомое ощущение, помогающее избавиться от всего… от всех голосов. Эйприл в её глазах превратилась в маленькую ранку, которую так приятно расковырять.

— Я думала, никто не может устоять перед Маккиннонами. Дала бы ему шанс…

— Так он им не воспользовался, — вставила Финдлей, в ту же секунду удостоившись уничижительного взгляда от Эйприл. — Прости, ты не говорила, что это тайна, — пожала она плечами. Эйприл ни на секунду не поверила ей.

Роза нахмурилась.

— У вас тайны от меня? — требовательно спросила она. — Мы же подруги, помните.

— Ничего важного.

Макгрегор с силой сжала кулаки. Они что-то от неё скрывали! Она почувствовала, как от собственной силы, не находящей выход, жгло кожу на спине. И она знала, что обнаружит наедине в своей спальне: очередные тонкие шрамы, оставленные магией. В глазах защипало одновременно от обиды и физической боли.

— Неужели вы не понимаете?! — срывающимся голосом закричала она. — У вас есть Хогвартс, друзья, уроки, да все, что угодно! А я сижу целыми днями на этом острове и вынуждена… — Роза резко замолчала, и силой зажала в руках травинку. Голос её упал почти до шелеста ветра: — Отец в последнее время стал просто невыносим. Говорит, что на границах уже бреши, магия слабеет. Он чувствует.

Эйприл и Лайла переглянулись поверх её головы. После совершеннолетия их связь с землёй предков укрепилась и они тоже чувствовали приближение чего-то плохого. Будто время, отведённое процветанию и независимости Локса, на исходе. Защитные купола прозрачными лоскутами срывались с небес. С ними со всеми что-то происходило, с каждым жителем острова. Их магия таяла, как дымка тумана на рассвете, Фейри давно ушли, спрятавшись от людей, с которыми раньше делили землю и небо, волшебство покидало Локс, вытекая из острова через бреши. Всех это пугало. И все понимали, что единственный шанс остановить уничтожение своего дома — это древний обряд, связь Макгрегора и Фейри. Но Фейри больше не было, они не прятались в листве или водах, окружающих остров, они отреклись от древней сделки, от древней традиции, уйдя под землю. Единственная, в чьей крови присутствовало достаточно фейрской магии сидела перед ними.

Эйприл присела на колени рядом с Розой. Лайла усмехнулась про себя: ну вот, ванильная Маккиннон даже злиться долго не может! Самая милая и добрая из них троих. А они с Розой как акулы, чующие кровь за километры.

— Роза, ты не обязана делать этого. Ты и так во всем потакаешь отцу, ты практически согласилась на тюремное заключение! Лорд не вправе требовать большего.

— Лорд в силах требовать большего, — холодно отозвалась Лайла. — Мы все понимаем, что он добьётся своего. Он заставит Ронана жениться на тебе.

Последние слова она почти выплюнула, но прозвучали они обреченно. Взгляд Розы ещё больше помрачнел. В глубине голубых холодных океанов будто поселилось нечто чуждое и древнее. Подруги часто видели этот взгляд, сковывающий их и напоминающий, кто перед ними сидит. Расщеплённый человек, опасный для всех, в том числе и для себя. Вопрос времени, когда она полностью отдастся власти безумия. Чем было это, жившее в ней? Древней магией, не помещающейся в хрупкий сосуд? Опухолью, пожирающей её мозг? Болезнью души, меняющей для неё реальность? Лайла подозревала, что всем одновременно.

— Возможно, все ещё изменится, — Эйприл мягким движением заправила рыжие волосы Розе за ухо, открывая бледное лицо. — Мы что-нибудь придумаем. Ронан ведь тоже этого не хочет.

Сердце Лайлы заныло, будто его проткнули стальной иглой.

— Не хочет, — эхом отозвалась Роза, взглянув на них по очереди. — Но вы ведь знаете отца. Он убьёт его, если Ронан решит по-своему.

— Мы тебя не оставим, — Эйприл взяла ее за руку и крепко сжала. — Так ведь, Лали?

Финдлей мысленно закатила глаза. Оптимизму Эйприл могли позавидовать все, но ей оставалось только поддержать их, хотя бы на словах, даже если она не верила в благополучный исход.

— Конечно! Мы найдём выход и не позволим этому случиться.

Роза посмотрела на каждую подругу, благодарно улыбнувшись им, и когда заговорила, в голосе звучали привычные хитрые нотки:

— Ну так что там с щеночком Уильямом?

Эйприл поморщилась, но Роза уже знала, что подруга злится из вредности, а не по настоящему. Тем более, что Финдлей явно что-то знала. И она не разочаровала.

— А то, что он отшил Эйприл!

— Что?! — Роза в шоке оглянулась на вторую девушку.

Щёки Маккиннон порозовели.

— Он повёл себя как джентльмен! Я была расстроена, и почти поцеловала его, но Уилл сказал, что не может мной воспользоваться и проводил до гостиной.

— Как романтично, — не удержалась Роза.

— И глупо, — вставила Лайла. — Чем он думал?

— Явно не тем, чем обычные мужчины, — едко заметила Эйприл. — И я рада, что все так вышло. Уильям хороший парень, мне не хочется его обижать.

— Он просто любит тебя. И какой-то он слишком мягкий, прям сладкий как шоколадный кекс. Меня от таких немного воротит.

— Лайла, тебя от всех воротит.

— Только от тупиц.

Они засмеялись и на несколько минут повисла тишина. С реки подул соблазнительный свежий ветерок, и Роза с интересом взглянула на прозрачные воды, в которых отражались ветви деревьев и яркое солнце. Она решительно поднялась на ноги.

— Ты что задумала? — нахмурилась Эйприл.

Роза сняла платье через голову, продолжая загадочно улыбаться.

— Жарко, хочу искупаться.

Эйприл побледнела и бросила взгляд на реку.

— В Самберли? Ты с ума сошла?..

Но Роза уже двинулась к воде.

— Только не говорите, что верите во все эти сказки! Энн утащит на дно… Как страшно.

— Роза, это плохая идея, — дрожащим голосом пробормотала Маккиннон.

Лайла тоже стянула с себя платье и осталась в нижнем белье. Роза со смехом зашла по колено в воду, а потом одним прыжком нырнула. Финдлей бросилась в реку с разбегу и прыгнула, подняв кучу брызг.

Эйприл упрямо стояла на берегу.

— Да перестаньте! Вы ведёте себя как дети.

Но девушки не обратили на неё внимание. Юные и полные жизни они наслаждались прохладной водой. Эйприл на мгновение даже перестала дышать, заглядевшись на них. Они смеялись, ныряли, шуточно топили друг друга, и выглядели такими молодыми и красивыми, что у неё защемило сердце. Так ведь будет всегда? Их молодость не может закончиться. Ничего плохого не может случиться с ними, нет, только не они.

И она села на берег, осторожно опустила ноги в воду и смотрела, как два самых близких для неё человека наслаждаются летним днём. И верила искренне, что на Локсе они будут в безопасности, и сама Смерть не найдёт их дом.

***

Ромашки ловили капли дождя, срывающегося с низкого серого неба.

Эйприл Маккиннон закуталась в шаль, пряча светлые волосы, в которых уже давно серебрилась седина. В руках она несла корзинку с двумя свежими букетами. Первым делом она зашла к Лайле, поговорила несколько минут о её дочери. Девочка так повзрослела! Затем она вышла из склепа Бирнов и двинулась к могиле Розы. Дождь усилился, застучав по земле. Эйприл опустилась на колени перед серым камнем и аккуратно положила на землю цветы. Вдалеке уже звучал гром, приближаясь к небу Локса.

— Щеночек мёртв, Роза, — шепотом проговорила она. — Его больше нет.

И она осталась сидеть там, у холодной могилы, дожидаясь грозы, понимая, как глупо было верить в счастливый финал. Похоже, предсказатели всегда правы: смерть. Что ждёт их кроме смерти, клочка земли и букета ромашек? Только боль и тоска выживших.

Ветер бил в спину, буквально сбивая с ног. Через секунду он затих, и повисла пугающая тишина. Сад Ротенбера замер в дневной час, завис, как будто кто-то остановил время и замедлил движение. Я почувствовала себя внутри колдографии, когда реальность превратилась в воспоминание. Место я узнала сразу. Передо мной стояла скамья, за ней сплошным темно-зелёным пугающим пластом возвышалась изгородь. Когда-то много лет назад здесь была сделана колдография Ронана и Розы Макгрегоров — наследников великого рода волшебников с острова Локс.

Но что здесь делаю я?

Сад был мёртв, не считая резких коротких порывов ветра. Но вдруг я почувствовала, что не одна. Воздух сгустился и из тумана возникла фигура. Она приближалась ко мне, наполнялась, пока не стала реальной. Холодные голубые глаза, как два осколка льда, посмотрели внутрь меня. Взгляд словно скальпель разрезал мои глаза и врезался в мозг. Пугающее ощущение неправильности, будто в меня вколачивают гвозди, заставило оступиться.

Это сон! Всего лишь сон и призрак передо мной не реален! Он подошёл ещё ближе, остановился в нескольких шагах. Ветер снова ударил в спину, но призрак даже не колыхнулся. Откуда этот ветер? Как будто я стою на берегу океана. Лишь тень этой мысли и вдруг — я и призрак на скале среди воды в разгар шторма! Серое небо шумело, сливалось с бурным океаном, волны вздымались и бились о скалы. Лёд трескался в его глазах.

Он заговорил. Слова затонули в шуме, у меня кружилась голова и мышцы онемели. Призрак приближался, я отступала, до тех пор, пока нога не провалилась в пустоту и я не упала.

Гроза пахнет по-особенному. Тёмной влажной ночью. Концентрированным страхом, приправленным долей любопытства. Ощущается кислым вкусом электричества на языке, почти обжигающим, и дрожью в костях. Мне хотелось спрятаться под одеялом и уйти в другой мир, книжный, простой и понятный, где строчки сливаются в картины, а запутанные мысли персонажей выстраиваются в единый кружевной рисунок. Мне было необходимо, чтобы кто-то влез в голову и размотал весь клубок из размышлений, догадок и предположений. Чтобы кто-то выстроил мысли по порядку и я сделала правильный выбор. Мне просто хотелось разобраться внутри себя, понять, что я делаю и куда иду.

Небо зашумело, вздрогнуло, темные тучи втянулись в круговорот, и по крыше застучали тяжёлые капли воды. Пришлось встать и закрыть окно, собрав сиреневый тюль, успевший намокнуть.В комнате повисла странная приглушенная тишина. Снизу доносились голоса: отец и Кейт смотрели вечернее шоу по телевизору. Туни позвонила из Лондона и сообщила, что не успеет на поезд, заночует у подруги. Вернувшись в кровать, я достала из-под подушки пачку сигарет, которую стащила у сестры. Руки почти привычно щелкнули зажигалкой.

Я сделала все правильно. Мысль билась пульсом в висках. Передо мной на кровати лежали записи из дневника, перечеркнутые, исправленные. Зелье, созданное на бумаге. Ингредиенты складывались в идеальную систему, равновесную, точную, высчитанную до грамма, до количества помешиваний, до каждой магической щепотки. Волшебство, созданное из ничего. Вот, чем всегда было зельеварение — созидание.

Ошибки делают нас, но решения определяют. Ошибки — всегда прошлое, решения — будущее.

Я затянулась, выдохнула дым, даже не закашлявшись. Сигареты мне не нравились, но ночью в дождь, после долгого и важного разговора с профессором Белби, мне хотелось отвлечься. Внутри меня крепла уверенность, что я едва не разрушила жизнь себе и другим людям, но это в прошлом. Ничего и никогда не свяжет зелье со мной. Я буду в безопасности. Ронан будет спокоен. А Ремус и другие оборотни получат справедливость. Профессор Белби и его исследовательская лаборатория сделают больше, чем я, и всё в рамках закона.

«Вы всё же сделали это, — сказал он, изучая через линзы очков записи. — Один человек против целой лаборатории. Достойно уважения».

Зелье работало. Я знала это, как и профессор. Он сообщил, что они проведут добровольные испытания на оборотнях, которые много лет с ним сотрудничают. Регистр оборотней был доступен всем по закону, поэтому я посоветовала профессору заглянуть в него и поискать молодого волка, который учится в Хогвартсе. Возможно, стоит сообщить ему через директора Дамблдора, что в борьбе с ликантропией появился сдвиг и ему имеет смысл посетить лабораторию. Белби пообещал, что позаботится об этом. Через год или два, когда они получат полный объём результатов испытаний, зелье появится на прилавках лавок. А может Министерство возьмёт на себя заботу об оборотнях и будет обеспечивать каждого месячным запасом зелья. Зелья, благодаря которому к ним вернётся главное, то, что делает нас людьми, то, что делает нас ответственными за всё — чувство контроля.

Моё имя не всплывет. Как будто ничего и не связывало Лили Эванс с Волчьим противоядием. Они все были правы: нужно слишком много смелости, самоотверженности и стойкости, чтобы открыто говорить о своих взглядах. У меня не хватило духу даже сказать Ремусу, что знаю о нём правду, не то, чтобы на весь волшебный мир кричать о необходимости простой человеческой справедливости, но профессору Белби всегда хватало смелости. Он был настоящим учёным — независимым от общества и масс людей, верным себе и своим взглядам. Он найдёт лучшее применение этим новым знаниям. И я смогу закрыть эту страницу своей жизни, ведь главное, что у меня получилось. У Ремуса появится шанс, которого он достоин. И не важно, если никто знать об этом не будет. Пока я смотрела, как чернила исчезают, темной туманной дымкой всасываясь в кончик палочки, перед глазами стоял Сириус, уничтожающий мои наработки. Кажется прошла вечность, а не недели. Так время и работает? Ускоряется и замедляется, как пожелает. За окном дождь усилился. Я потушила сигарету, избавилась от окурка и закинула пачку в сумку. Теперь все зависело от того, вернусь ли я в Хогвартс.

Новая страница включала Флору, её брата и Азкабан. И цель разобраться во всем, что происходит и происходило на Локсе.

***
Трость с набалдашником отбрасывала длинную тонкую тень на стену. Огонь в камине разгорелся, полыхая алым с зелёными отблесками магии, оставшимися после перехода ночного визитера. Дамблдор ждал его. Флимонт Поттер сел в кресло с высокой спинкой, закинув ногу на ногу. Мистер Поттер сочетал в себе сдержанность, элегантность и роскошную простоту. Трость, украшенная драгоценными камнями, контрастировала с серым костюмом-тройкой и шерстяным пальто, а седые короткие волосы с темными искрящимися глазами.

Портреты на стенах оживились, полушёпотом переговариваясь между собой.

— Он собирает силы, — сообщил Флимонт.

Дамблдор кивнул. Они ждали этого, глупо было сомневаться, что Том не найдёт единомышленников. Аврор прислонил трость к креслу и откинулся на спинку. Он сложил руки палаткой, соединив кончики длинных тонких пальцев. На одном из них печатью рода ловил свет тяжелый перстень.

— Мои люди докладывают, что у него могущественные друзья в Европе. Многие семьи поддерживают его, и кроме прочего, он нацелился на стаи волков в горах. Есть информация, что через несколько месяцев он лично отправится к кентаврам в Тихую Рощу.

— Том умеет убеждать людей. И не только их.

На лице аврора заходили желваки. Страна ещё не знала о масштабе приближающейся войны, но паутина, которой Поттер накрыл всю Англию, работала исправно, открывая ему все секреты и тайные замыслы. Его агенты могли проникнуть куда угодно, шпионы докладывали о каждом шаге врага, но этого было недостаточно.

— Вы говорили, что Макгрегор поддержит нас, однако мне известно, что он не собирается избегать встречи с Реддлом, — обвиняющим тоном произнёс он. — Старик мертв, Альбус. Ронан законный вождь клана, нам нужна его поддержка и его магия. Наши опасения подтвердились: Том создаёт крестражи. Мы должны покончить с ним, пока он не обрёл достаточную мощь, чтобы свергнуть Министерство. Он ищет все возможности для своей власти и бессмертия. Дары Смерти, крестражи, тёмная магия… Станет поздно, когда он достигнет желаемого.

Альбус снял очки и устало протёр глаза. По стенам прошёлся испуганный шепоток, эхом вторя словам Поттера. Крестражи. Том разорвал свою душу на осколки и продолжал, пряча жизнь от тех, кто мог его остановить. С каждым разом в нем оставалось всё меньше от человека.

— Вы должны связаться с Макгрегором. Кроме него никто не в силах найти тайники. Том никогда не откроет место их нахождения ни одному человеку. Мы не можем напасть на него сейчас, пока не уничтожим все крестражи. Если он умрёт до тех пор, то мы останемся в неведении, когда и кем он вернётся. Вам не хуже меня известно, что происходит с людьми после их возвращения.

— Мы делаем, что можем, — ответил директор. — Аберфорт через своего человека пытается наладить связь с Ронаном, но тот упрям. Он ведь шотландец, Флимонт! Шотландцы не станут действовать до тех пор, пока не убедятся в безопасности своего народа.

— Вот именно, Альбус! Что мешает Макгрегору собрать свой клан на Локсе и переждать всю войну? Он может не выбирать сторону, а наблюдать со своего проклятого острова, как мы будем погибать. Нельзя этого допустить. Нам нужен он, его магический дар и ресурсы Локса.

Дамблдор встал, отошёл к барному столу и разлил в два стакана виски. Передав один гостю, он остановился у окна. Темное небо изливалось на землю дождём. Далеко на горизонте сверкали молнии. Хогвартс остался единственным кораблём на плаву в этот шторм. Под его крышами мирно спали сотни юных волшебников, ещё не подозревая, что скоро их жизни навсегда изменятся.

— Я лично поговорю с ним, — наконец произнёс Альбус.

— У меня есть другое предложение. Лили Эванс.

Альбус резко обернулся. Флимонт смотрел на него поверх гранёного стакана. Его жёсткий острый взгляд разрезал пространство. Перед ним сидел хищник, тонкий игрок и близкий друг.

— Причём здесь наша ученица?

Поттер встал, прошёлся по кабинету, заложив руки за спину.

— После вашего письма об аконите, я поручил своему человеку выяснить всё о ней. В нашу встречу она показалась мне заурядной девушкой, но вот её родословная не так проста. Девочка работала летом в пабе, вы знали?

Альбус сделал вид, что впервые слышит об этом.

— Там она встретилась с Ронаном Макгрегором — забавное совпадение, — Флимонт рассеянно улыбнулся. — А оставшуюся часть лета провела на Локсе.

— Насколько мне известно, Лили близка с Флорой Бирн и Марлин Маккиннон. Обе девушки из Локса и возможно именно они…

—  Оставьте, Альбус! — нетерпеливо перебил Флимонт. — Мы оба знаем, как на острове относятся к чужакам. Они зациклены на своей безопасности и независимости, ни один школьный друг не стоит того, чтобы пускать его на закрытую территорию. Она дочь Розы Макгрегор.

Ни один мускул не дрогнул на лице профессора Дамблдора.

— Невозможно. Единственная дочь Ришарта умерла ещё в семнадцать лет.

— Так всем сказали! Но на самом деле девушка сбежала из дома и спряталась в Бирмингеме, где вышла замуж и родила двух детей. Младшая оказалась волшебницей. Вы понимаете, что это значит?

— Лишь отчасти.

— Это означает, у нас появился рычаг давления. Ронан не оставит племянницу.

Директор вернулся за стол.

—  Перестаньте, Флимонт. Я не стану шантажировать человека…

Поттер ладонями опёрся о столешницу и приблизил лицо к Альбусу.

— Аврорат закроет глаза на случившееся в школе. Вы вернёте мисс Эванс на учебу и мы все сделаем вид, что ничего не произошло. Она ведь зельевар, не так ли? Уверен семейный дар сыграл в этом не последнюю роль. Используйте это, директор. Убедите Слизнорта рассказать ей о секретном отделе Аврората. Убедите её работать на нас. Зельевары понадобятся нам в этой войне.

— Нет… Нет, Флимонт, послушай себя. Она ребёнок!

— Дети растут, — он выпрямился. — Макгрегор поддержит её. Мы должны привязать Эванс всеми способами к нам: сначала Аврорат, потом Орден Феникса. Если мы получим её, то вместе с ней и весь Локс.

—  Я не подвергну девочку опасности, Флимонт, — твёрдо сказал Дамблдор. — Мы найдём другой выход.

— У нас нет времени искать другой выход, Альбус! Неужели ты не понимаешь? Я не желаю причинять вред этой девочке или кому-либо другому, но война приближается. И это будет жестокая кровавая война. Сегодняшние дети погибнут завтра. Все погибнут, если мы не вмешаемся. Ты правда полагаешь, что он остановится? Я знаю таких, как он. Манипулятор. Психопат. Его идея лишь инструмент для достижения цели. Кровь не имеет никого значения для него: он одинаково легко убьёт безродного магла и наследника чистокровного рода. Власть для него не способ достижения желаемого, власть и есть цель. Убийство ради убийства. Террор ради страха. Только мы можем остановить его, Альбус. Кто-то должен принимать сложные решения, как тогда, в Европе, когда ты выступил против Грин де Вальда. И ты победил. В этот раз мы тоже победим. Реддл уже перешёл грань! Он создал крестражи, и я даже не знаю, сколько именно. Единственный человек, кто может их найти — это Макгрегор. Их чёртов семейный дар обязан послужить Англии хотя бы раз!

Тишина повисла неожиданно. Только звук дождя за окном и огонь в камине прерывали её. Дамблдор с силой сжал виски, размышляя.

— А как же твой сын? — тихо спросил он. — Разве его недостаточно, чтобы привязать Лили к нам? Зачем тянуть её в самое пекло.

Лоб Флимонта пересекла глубокая морщина. Он накинул на плечи пальто и взял в руки трость.

— С ним я поговорю перед уходом. Я не могу допустить, чтобы мой сын связывался с кем-то из этой семьи, Альбус. Макгрегоры другие.

Дамблдор вскинул взгляд и не удержался от насмешливой ухмылки.

— Джеймс упрям и своеволен. Тебе не удастся повлиять на него.

— Посмотрим, — задумчиво проговорил Флимонт. — Ты позаботишься о том, чтобы Эванс вернулась в Хогвартс? И лучше, если никто не узнает причину её отсутствия.

— Да. Нам придётся сделать это.

Они попрощались. Поттер покинул кабинет, собираясь навестить сына перед трансгрессией, а Дамблдор, оставшись один, отпер потайной ящик стола и достал из него два письма. Одно написано на плотном дорогом пергаменте, слова как атласная лента скользили по листу, художественными завитушками складываясь в почти картину. Второе наспех нацарапанное на рваном клочке бумаги. Буквы убегали, выскальзывали, словно старались сбежать от руки пишущего. Альбус перечитал их. Первое ему писала юная Роза Макгрегор, умоляя известного волшебника помочь ей сбежать от тирана-отца. Тогда Альбус не смог ничего сделать, и девушка сама нашла выход. Второе ему писала Роза Эванс, заклиная защитить дочь от притязаний Макгрегоров. И снова Дамблдор оказался бессилен, а теперь обстоятельства вынуждали его использовать происхождение Лили, чтобы добыть преимущество в войне. Что же, лучшее сражение не то, в котором сумел победить, а то, которое сумел избежать. И Альбус надеялся, что малой крови будет стоить им война с Волан-де-Мортом.

Письмо пришлось перечитать два раза, чтобы поверить. Мне подарили амнистию. Точнее, администрация школы написала отцу, что произошедшее ошибка, они просят прощения и настаивают, чтобы я как можно скорее вернулась в школу. Либо произошло чудо, либо я не понимаю, что происходит. Ошибки быть не может: Мунго обнаружило аконит в крови Джеймса. По какой причине Хогвартс станет покрывать меня? Зачем это Дамблдору? У меня, конечно, была надежда на благоприятный исход, но в финале разбирательств, а не спустя несколько дней и одно письмо. Бесплатный сыр только в мышеловке.

Но может Джеймсу удалось договориться со своим отцом? Флимонт Поттер мог спасти меня, но… Это странно. Я сложила письмо в конверт и уставилась на разобранный чемодан. Папа пообещал завтра утром отвезти меня на вокзал, но взгляд у него был странный, будто он и минуты не сомневался в моей вине, а теперь не мог взять в толк произошедшее.

Раздался отрывистый стук в дверь, и на пороге появилась Туни.

— Не спишь?

— Нет, заходи, — я освободила ей место на кровати, и сестра присела на край, согнув под себя одну ногу.

Несколько минут мы молчали, каждая думая о своём. Туни изучала свой маникюр, а я не спешила заводить разговор, давая ей возможность подготовиться, ведь она явно пришла поговорить о чем-то серьёзном. Наконец, Петуния вскинула на меня взгляд.

— Папа сказал, что завтра отвезёт тебя на вокзал.

— Да. В школе все наладилось, так что я…

— И ты просто вернёшься туда? — резко перебила она. Темные брови сошлись на переносице.

Я медленно кивнула.

— Да. Это ведь школа.

— Ты можешь пойти в нашу старую школу, а затем в колледж.

Кажется, мы не совсем понимаем друг друга. Я нахмурилась.

— Но смысл в том, что это Хогвартс, Туни, магическая школа. Какой мне резон ходить в обычную?

— Хватит, Лили!

Она подскочила на ноги и прошла к окну. Я проводила её взглядом. Да что происходит? Туни обняла себя руками и уставилась на темное небо.

— Я знаю, что происходит в вашем мире.

Её тихий голос прозвучал как шелест ветра в холодный день. По коже пробежали мурашки. Туни не обернулась, обращаясь к своему отражению на стекле.

— В газетах пишут, что какой-то псих готовит сопротивление. Теракты, похищения, угрозы…

— Не стоит верить всему, что пишут в Пророке, — как можно мягче сказала я. — Всё не так страшно на самом деле. Через время его обязательно поймают.

Сестра медленно обернулась и уставилась на меня немигающим взглядом.

— Неужели ты действительно такая глупая, Лили? — возмущение во мне не успело сформироваться в слова, когда она продолжила. — Даже я чувствую, что ничем хорошим это не закончится, но у тебя есть то, что недоступно многим из них, Лилс. Ты можешь остаться здесь, дома. Переждать весь шум в безопасности. Зачем тебе возвращаться в Хогвартс? Зачем быть частью мира, в котором назревает война?

— Ты преувеличиваешь, — холодно отозвалась я. Что за бессмысленный разговор? Я не могу просто отрезать часть своей жизни из-за страха. Войны не будет, это даже звучит неправдоподобно. Один человек не сможет сражаться против Аврората и Министерства, Дамблдора хватит, чтобы остановить преступника! — Мне ничего не грозит в Хогвартсе.

— А после? — не сдавалась она, приближаясь к кровати. — Почему ты не думаешь наперёд? Что с тобой будет, когда школа закончится? Она ведь не вечная, Лили, и тебе не будет всегда семнадцать! Как ты вообще можешь раздумывать, если у тебя есть возможность быть в безопасности и спокойствии дома!

— Потому что я волшебница, Туни! Это же так просто… Магия — и есть я. Нельзя просто спрятать палочку под кроватью и остаться дома. Я собираюсь жить в магическом мире, где мне и место. И тебе не стоит беспокоиться…

— Господи, какая же ты эгоистка.

Её слова прозвучали как пощечина. Я уставилась на неё снизу вверх, не узнавая в холодной неподвижной статуе свою сестру.

— Туни?..

— Ты думаешь только о себе. А что будет с нами, если с тобой что-нибудь случиться? Что будет с папой и Кейт? Это тебя не волнует.

Я растерялась. Мысли никак не желали выстроиться в логические аргументы.

— Из-за глупой магии ты собираешься рисковать жизнью и…

— Прекрати! Ты просто завидуешь! До сих пор не можешь простить мне, что я волшебница, а не ты!

Туни отступила, в глазах её жгучая обида сменилась злостью.

— Завидую? — она зло усмехнулась, но улыбка тут же погасла. — Я ненавижу магию. Всегда ненавидела.

— Не правда.

Она сократила расстояние до шага. Глаза её пристально вглядывались в мое лицо.

— Уродка, — тихо произнесла она. Мое сердце забилось как бешеное. Замолчи! — Ненормальная. Такая же, как она.

До меня не сразу дошёл смысл её слов. Не отводя взгляд, Туни сняла через голову майку и медленно повернулась ко мне спиной.

Десятки. Светлые тонкие шрамы с идеально ровными контурами пересекали узкую спину, превращая кожу в извращено-прекрасное полотно. Шрамы змеились по шее и растекались по плечам.

— Я её ненавидела за боль, которую она мне причиняла. Каждый раз, когда в её голове что-то щёлкало.

Голос вклинивался в мой мозг шурупами. Мир размылся перед глазами.

— Ей нравилось смотреть на кровь и было не важно, кто окажется под рукой. Тебя я всегда успевала спрятать, когда всё начиналось, а папа предпочитал делать вид, что ничего не происходит. Когда ты пьёшь каждый день легко игнорировать раны дочери и приступы сумасшедшей жены, не так ли?..

Режущее проклятие. Школьное занятие эхом отозвалось в памяти. После него жертве остаются шрамы на всю жизнь. Множество надрезов появляются на коже, причиняя жгучую боль, но не нанося смертельного ущерба. Отличное пыточное. Роза использовала это заклинание во время приступов на собственной дочери. Я вспомнила, как Туни заставляла меня сидеть неподвижно на полу между кроватью и стеной, а сама спускалась вниз к маме. И как она возвращалась позже бледная, морщась при каждом движении, и укладывала меня спать, рассказывая сказки о том, как две принцессы живут счастливо в далекой стране.

Сестра обернулась. Она одевалась, не поднимая на меня взгляд, а я не могла даже пошевелиться. Воздух застыл в лёгких.

Она знала всегда. Знала, кем была Роза на самом деле.

Она испугалась, когда увидела на что я способна. Назвала меня уродкой, когда однажды ладони моих одноклассниц покрылись тонкими надрезами, после их очередных издевательств. Господи, она боялась меня…

— Что хорошего сделала твоя магия? — тихо спросила она. — Что хорошего сделали волшебники? Я не хотела, чтобы ты уезжала в Хогвартс, потому что знала — там ты всегда будешь в опасности. Но сейчас всё иначе, Лили, это реальная угроза.

— Не проси меня выбирать. Пожалуйста, — шепотом произнесла я.

В глазах Туни разочарование расплескалось горьким глубоким океаном. С одним взмахом ресниц она вдруг оказалась очень далекой и недоступной. Самоустранившейся. Она кивнула мне.

— Это твой выбор. Но теперь я умываю руки, делай как считаешь нужным.

Когда она ушла, я почувствовала, как разрывается нить, удерживающая нас до сих пор. И мне хотелось иметь мужество окликнуть её и попытаться объяснить. Попросить прощение за то, что была таким глупым слепым ребёнком. За то, что не разделила с ней её боль, а была только обузой. За то, что каждый день своей жизни служила ей напоминанием о Розе Эванс. Но я так и не извинилась перед ней. Мы редко делаем что-то вовремя.

Папа остановился у вокзала и заглушил мотор.

После бессонной ночи у меня пульсировало в висках и боль била по черепной коробке. Меньше всего мне хотелось слушать его нравоучения, и я не могла дождаться момента, когда окажусь в пустом вагоне поезда. Боковым зрением я видела, как он повернулся ко мне и уставился на мой профиль.

После вчерашнего разговора с Туни меня тошнило от папы. Он должен был защитить её, должен был сделать хоть что-то, обязан был, вместо того, чтобы валяться пьяным в драных барах! От ярости магия искрилась на кончиках пальцев и я засунула руки в карманы пальто.

— Не знаю, что произошло на самом деле, но не думай, что тебе все сойдёт с рук, юная леди.

Я резко развернулась к нему.

— Что ты имеешь в виду?

Папа неожиданно улыбнулся мягкой ласковой улыбкой. На мгновение она подействовала как ушат холодной воды, но напомнив самой себе картины из прошлого, я вернула чувство злости.

— Люди совершают плохие поступки, Лили, даже самые лучшие из нас. Но различие в том, что добрый человек сделает вывод и никогда не допустит повторения. Я знаю, что ты добрая и отзывчивая девочка, такая же, какой была в детстве, но иногда, когда я смотрю в твои глаза, мне кажется, что я вижу твою мать. И это меня пугает. Она не знала грани, Лили. Она не видела разницы.

Я прикусила изнутри щеку, собираясь молча выслушать всё то, что он скажет.

— Просто постарайся не быть такой, как она.

Этого я выдержать не могла!

— Лучше я буду как мама, чем как ты, — я открыла дверь и захлопнула за собой.

Папа выскочил следом.

— Лили! — рявкнул он.

Я никогда раньше не говорила так с отцом и от нервов дрожали колени.

— Ты трус! Меня от тебя тошнит! Как ты мог просто оставить нас и позволить маме… — слова застряли комом в горле. Еще секунда — и я бы зарыдала. Вытащив из багажника чемодан, не оборачиваясь, я почти бегом бросилась к зданию вокзала, а чемодан подпрыгивал на своих колесиках и тяжёлый взгляд отца обжигал спину. Тогда я не знала, что это наш последний разговор.

Как я и сказала, мы никогда не извиняемся вовремя.

***

В Хогвартсе шли занятия, когда я вернулась. Я ждала встречи с директором, но удостоилась только Филча: смотритель проводил меня до факультетской гостиной и молча ушёл. Странное чувство не покидало, словно я падаю в тёмный колодец и ничем не в состоянии остановить падение. Разобрав вещи, я переоделась в школьную форму и спустилась в Большой зал на обед.

— Лили! — Марлин буквально врезалась в меня на ходу и обняла. На мгновение у меня сперло дыхание от крепких объятий и сладковатого аромата духов. За её плечом я разглядела Эмми и Мэри.

— У Маккиннон проблемы с эмоциями, — процедила Гриффит.

Марлин отстранилась.

— Я просто рада её видеть, разве это странно?

Вместе мы направились сквозь толпу галдящих студентов к нашему столу.

— Я тоже рада вас видеть. Что нового?

Эмми и Мэри сели напротив нас. Суета Большого Зала, привычная и приятная, успокоила все нервы и отодвинула неприятные мысли на самый край сознания. Какая разница, что будет потом и что было до, сейчас я в Хогвартсе и всё хорошо. На обед была безумно вкусная тушеная курица и шоколадные маффины на десерт. Желудок заурчал от голода.

— День Рождения Мэри прошёл на ура.

— Поздравляю, — вставила я в быструю речь Вэнс. Мэри просто кивнула мне, кисло улыбнувшись.

Эмми продолжила, заговорщицки наклонившись ко мне:

— А ещё у Блэка огромный синяк на лице. Глаз заплыл.

Машинально я попыталась найти Мародеров, но лицо Сириуса выглядело как всегда безупречно.

— У младшего Блэка, — уточнила Эмми.

А вот и он! Регулус сидел за слизеринским столом в гордом одиночестве. Темные короткие волосы оттеняли бледное лицо. На скуле слева красовался внушающих размеров синяк, глаз налился кровью и выглядел пугающе. Регулус был очень худым и высоким, по близости от него я чувствовала себя неподъёмной коровой, даже Эмми, самая худенькая из нас, была чуть плотнее его. Маловероятно чтобы такой хрупкий мальчик ввязался в драку, а уж напасть на слизеринского принца решился бы не каждый. Может дело рук его брата? Вряд ли хватило бы смелости другим.

— А что произошло? — спросила я. — С Сириусом поссорился?

— Сириус никогда не ударил бы его, — заметила Марлин. — Бродяга слишком заботится о нём.

— Вы же в ссоре, а ты всё равно защищаешь его, — усмехнулась Эмми, но не дав никому вставить слово, продолжила: — Хотя я согласна. Скорее всего, кто-то из слизеринских.

Мы выдвинули несколько предположений, поглядывая на Блэка. Тот встал и вышел из зала. Мэри все это время молчала, задумчиво глядя вокруг. На её груди сверкал значок старосты. На вопрос девочек, почему я уезжала, мне пришлось солгать о семейном празднике, но придираться к словам никто не стал.

— Мне пора, — Гриффит вдруг вскочила на ноги и схватила свою сумку.

— Мэри, ты куда? Мы же собирались…

Договаривать Марлин не стала, Гриффит уже выбегала из Зала. Не успели мы обсудить это, как на её место плюхнулась Флора. Полы школьной рубашки были завязаны в узел на уровне талии, а школьная юбка едва прикрывала кожу до середины бёдер.

— Лили, даже не поздороваешься? — она выхватила цепкими пальцами яблоко из рук Эмми и откусила. — Как дела девчонки? Обсуждаете захват мира? У вас же отборочные сегодня, верно? Марлин, солнце, будь внимательней, пора заточить когти, вдруг придётся опять избавляться от успешных игроков других команд.

Конечно, история о девочке со Слизерина, которую Макгонагалл обнаружила голой и пьяной в своём кабинете. Бирн была уверена, что её подставили Марлин и другие ради победы в крайней игре Гриффиндор-Слизерин. Змеям пришлось выпустить на поле запасного вратаря, который по неопытности пропустил почти все мячи.

Марлин улыбнулась, насмешливо сощурив глаза.

— Не переживай, коготки всегда при мне. А ты, Флора, уже вышла на охоту? Кого на этот раз затащишь в пустой кабинет?

— И ты забыла наряд сменить. Только вернулась с ночной работы, бабочка? — ядовито вставила Эммелин. — Увидимся позже, Лилс.

Они обе взяли свои сумки и вышли из Большого Зала.

Мгновение Флора невидящим взглядом смотрела прямо перед собой, а потом подняла глаза на меня.

— Зря они это сказали, — пробормотала я.

Бирн покачала головой.

— Не могу поверить, что ты рассказала им. Это была тайна, Лили.

Мерлин, что за бред! Я наклонилась к ней через стол.

— С ума сошла? Я ничего не рассказывала о тебе и Ремусе. Клянусь.

Она нахмурилась и кивнула.

— Ну кто-то им разболтал, — Флора посмотрела в сторону, и я проследила за её взглядом.

Мародёры над чем-то безудержно смеялись, бросаясь в друг друга едой. На коленях Питера сидела Натали, запустив руку в его пшеничные волосы. Сириус, посмеиваясь, пил кофе, а Ремус и Джеймс что-то рассказывали, активно жестикулируя. Вокруг них даже воздух сверкал и искрился, ближайшие студенты невольно втягивались в их заразительную жизнерадостную атмосферу.

— И он об этом сильно пожалеет, — заключила она.

— Перед тем, как ты убьешь Люпина, можешь рассказать, как твои дела? — попыталась сменить я тему. — Нам явно надо поговорить сама знаешь о чём.

Флора проморгала и обернулась ко мне. Отлично, казнь она явно отложила на потом.

— Ну, Кошка наказала меня, так что я буду разбирать картотеку в её кабинете, а когда закончу, лет через сто, возьмусь за уборку в раздевалках Райвенкло.

— Тогда тебе надо скорее разобраться с наказанием Макгонагалл, потому что я смогу приходить к тебе в раздевалки. Помогу и заодно поговорим без лишних ушей.

— Окс, договорились. Кстати, с нами теперь Блэк. Его помощь не повредит.

Я поставила себе мысленно галочку напротив пункта поговорить с Сириусом.

— Как скажешь.

Флора налила себе сок в стакан и разом осушила.

— Всё будет хорошо, — сказала она, обращаясь к столу. Мне подумалось, что слова предназначаются ей самой. — У меня всё получится. Я ведь обещала.

От её тона мне стало не по себе, но когда Флора взглянула на меня, я заставила себя улыбнуться как ни в чём не бывало. Игра началась. Обсуждая занятия и домашку, мы двинулись к выходу, и в момент, когда проходили мимо Мародёров, Джеймс встал, я слишком поздно заметила его и не успела замедлить шаг, врезавшись в его спину.

Поттер выругался и обернулся. Кофе, который он допивал на ходу, расплескался по рубашке и мантии.

— Смотри, куда идёшь! — зло рявкнул он.

От его раздражённого взгляда я опешила.

— Джеймс, прости, я не заметила тебя… — пытаясь исправить ситуацию, я потянулась за палочкой, но Поттер только мазнул по мне взглядом и буквально вылетел из зала.

Какого чёрта? Флора подхватила меня под руку и потащила к выходу.

— Не бери в голову, Мародёры такие идиоты. Не думаешь, что именно это их и объединяет? Такое ощущение, что школа какой-то кастинг проводила, чтобы собрать всех долбанутых в одном месте, а вот самых конченных ещё и в одной комнате поселили.

Под её болтовню мы дошли до учебного класса, а у меня из головы не выходила эта глупая ситуация. Почему Джеймс повёл себя так? Может не узнал меня за своими очками… Нет, глупости. Но тогда в чём дело? Я и не ждала, что мы бросимся в объятия друг друга на глазах у всей школы, но разве нормально говорить со своей девушкой в таком тоне? И что на него нашло? Неужели злится до сих пор. Но мы ведь помирились и ушёл он вполне довольным, тогда в чём дело?

Я села на своё место рядом с Ремусом и молча достала учебники.

— Немного шоколада? — Лунатик с улыбкой протянул мне батончик.

— Рем, ты меня откармливаешь?

— Пытаюсь с первого курса, — усмехнулся он. Все потихоньку подтягивались, кабинет заполнялся студентами и их разговорами. Я услышала, как позади нас отодвинули стулья и шумно уселись за парту.

Волоски на шее стали дыбом.

— В субботу достану, я же обещал, — заговорил Блэк. — Мой человек будет в Хогсмиде.

— Если этот урод и на этот раз не придёт…

— Остынь, Сохатый, он будет.

Отчаянное желание обернуться и хоть одним глазком взглянуть на Джеймса выжигало изнутри, и я попыталась отвлечься на что угодно. Ремус о чем-то спросил, но я не услышала.

Так, Лили, соберись. Забудь, что он за спиной.

По позвоночнику бежали мурашки. Мне казалось, я физически чувствую его тяжёлый взгляд между лопаток.

— Лилс? Всё в порядке? — нахмурился Люпин.

Чёрт! От напряжения переломала надвое перо.

— Да, конечно. Мерлин, какая я неловкая…

— Ничего, у меня есть запасное, — он протянул мне темно-синее перо. — Ты нервничаешь?

Я вздохнула.

— Просто устала. Тяжелый период.

Люпин покраснел и смущённо потупился.

— Оу, понятно… Я как-то не подумал о… кхм… женской части вопроса.

— Нет! — громко вскрикнула я. Несколько человек с соседнего ряда удивленно оглянулись. Я понизила голос. — Совсем не это. Я не это имела в виду. У меня нет месячных и даже если бы они сейчас были, я никогда не стала бы говорить об этом тебе. Господи, зачем я продолжаю говорить?..

От стыда хотелось провалиться под землю. Люпин взглянул на меня краем глаза и фыркнул. Не удержавшись, я тоже засмеялась.

— Забудем последние пятнадцать секунд, — предложил он.

— С радостью.

Мы вновь переглянулись и в этот момент в кабинет вошла профессор Макгонагалл.

— Здравствуйте, седьмой курс. Рада, что все добрались. Понимаю, после плотного обеда вас в тянет сон, но я надеюсь вы соберётесь с силами и вольётесь в учебный процесс. Мистер Пруэтт, не смейте закрывать глаза! И не говорите, что устали, я заметила с каким рвением вы поглощали мясной пирог.

Под редкие смешки профессор перешла непосредственно к объяснению материала. По традиции, Сириус и Джеймс на целую ступень превзошли всех остальных и пока мы, простые смертные, бились над трансфигурационными уравнениями, эти двое без труда превращали неодушевлённый предмет в одушевленный и обратно. Вскоре и Ремус присоединился к играм своих друзей, а я всё также пыталась наделить свою книгу хотя бы одним свойством живого.

Мародёры тем временем разыгрывали целый ролик из документального фильма про живую природу. Два миниатюрных леопарда, размером с спичечный коробок охотились на антилопу, созданную Ремусом из иголки. Бедное животное убегало, направляемое рукой смеющегося Ремусе, пока хищники Сириуса и Джеймса пытались её окружить. Вскоре весь курс наблюдал за зрелищем. Я старалась не смотреть на Джеймса, сосредоточившись на Ремусе, но глаза буквально магнитом тянуло к ним. Колокол с урока был действительно спасением.

— Тридцать баллов Гриффиндору, — сказала напоследок Макгонагалл. Её буквально распирала гордость за своих учеников. — Как всегда великолепно, мальчики. Мистер Поттер, я жду список нашей команды по квиддичу сразу после отборочных.

— Конечно, профессор, — отозвался он. — Можете не сомневаться, я соберу лучшую команду за все годы.

— Я на вас полагаюсь, Джеймс.

Замедлившись, я поджидала Мародеров у выхода, они уходили последними. Джеймс точно заметил меня, но лишь прошёлся равнодушным взглядом. Я успела схватить его за рукав и остановить.

— Когда мы поговорим?

Он отстранился.

— У меня дела, — холодно произнёс он и ушёл.

Сердце упало вниз. Что происходит? От обиды защипало в глазах. Почему он так ведёт себя со мной? Что я сделала ему? Ремус и Питер скользнули по меня жалостливыми взглядами и ушли вслед за другом.

— Ты что, опять ревешь? — ударил по ушам голос Блэка.

Я вытерла быстро слезы и обернулась.

— Конечно, нет. Что тебе нужно?

Насмешливое выражение лица тут же сменилось серьёзным.

— Надо нам обговорить с тобой кое-что, Эванс. Прямо сейчас.

Он кивнул в сторону и я направилась вслед за ним по коридору. Выбрав отдалённый и старый кабинет, Сириус завёл меня туда. Он наложил звукоизоляционные и запирающих чары.

— К чему такая осторожность?

Блэк очень странно смотрел на меня, одновременно жестко и жалостливо, как палач, который не желает, но должен совершить грязное дело.

— Тебе лучше сесть.

Однажды я осталась в Хогвартсе на зимние каникулы. В честь Рождества отменили отбой и студенты могли блуждать по коридорам хоть до утра. Было в этом что-то чарующее и дикое. Полная свобода. Нас тогда осталось совсем немного с разных факультетов, и иногда за весь день можно было не встретить ни одного однокашника. Я проснулась в два часа ночи и спать совсем не хотелось. Встала, вышла в коридор и двинулась без цели просто прямо. Странно, но время между двумя ночи и пяти утра оказалось просто волшебным: ни одного живого существа на пути! Я бродила по пустой школе и вдруг случайно очутилась в коридоре полном портретов. Не было свободного участка на много метров. Но ни в одной раме не оказалось своих хозяев. Не знаю, куда они ушли, но картины пустовали: брошенные кресла, одинокие леса, тихие улочки. Я замерла и вдруг поняла, что оказалась одна. Практически первый раз в жизни я была совершенно одинока. Чувство навалилось на меня, почти оглушило и тишина давила болью на барабанные перепонки. Мне стало неуютно и страшно, как будто вымер весь мир, оставив только прах и скелеты.

Ощущение было таким же и сейчас.

Пустота.

— Думаю, она не всё тебе рассказала, — прервала я затянувшееся молчание. Сириус сидел на парте, попивая содовую из стеклянной бутылки, а я устроилась по-турецки на преподавательском столе. — Зачем ей говорить тебе правду, если она даже меня обманула?

— Удивительно, что мысли у нас совпадают, принцесса. Как по мне, она придумала всё на ходу, понимая, что я подловил её. Если и не всё, то многое. Как-то слишком подозрительны речи о пророчестве и прочем, тебе не кажется?

— На Локсе я ничего не слышала о пророчестве, — кивнула я. — Она солгала.

— Твоя Бирн патологическая врунья, вот что я скажу, — хмыкнул Сириус. Он сделал большой глоток и в очередной раз предложил мне попробовать. Я снова отказалась.

Неужели у меня на лбу написано, что все могут мне лгать?! Что за игры, чёрт возьми… Туни, отец, Флора, а теперь ещё и Джеймс ведёт себя странно. Я взглянула исподлобья на задумавшегося Блэка — странная у нас получилась команда.

Сириус поймал мой взгляд.

— Я ждал более бурной реакции. Слёз, истерики… Завываний, что тебя предала лучшая подруга.

— Ты в цирке что ли? — я провела ладонями по лицу. — У меня не получается собрать всю картину в голову. Не знаю, что делать…

— Для начала нужно определиться с фактами, так будет легче, — вставил он.

Я отвела руки с лица и с сомнением посмотрела на Сириуса. Он мне помощь предлагает?.. Блэк верно истолковал мой взгляд.

— Сучка шантажирует меня, а я ей этого не позволю. Откровенно, мне и самому любопытно, что она задумала.

— Не называй её так, — устало пробормотала я. — Раз ты предложил, ты и начинай.

Сириус спрыгнул со стола и прошёлся по кабинету.

— Ты племянница вождя самого могущественного клана. Твой кузен в Азкабане. Бирн зачем-то хочет попасть туда и ей нужна ты, — на каждое предложение он загибал по пальцу. — По мне, так это основные факты. Всё, что говорит Флора, предлагаю воспринимать как заведомо ложь.

— Я теперь не знаю, говорила ли хоть однажды она мне правду, — покачала я головой. — Могу добавить ещё один факт: Флоре нужна моя помощь и я буду приглядывать за ней. Чтобы она не задумала, я не позволю ей попасть в неприятности. Не говори ей, что рассказал мне всё.

Сириус закатил глаза.

— Естественно, принцесса.

— Что ещё за принцесса? Шесть лет я для тебя была истеричкой или ненормальной.

— Кто же знал, что ты из Макгрегоров, — усмехнулся он.

По его насмешливым глазам было ясно, что принцесса ничуть не лучше остальных прозвищ. Но откровенно, спорить с ним мне совершенно не хотелось.

— Чтобы не вызывать подозрений, тебе нужно начать разыскивать Азкабан.

— Ты с башни рухнул? Где мне его искать? С металлодетектором пройтись по берегу или как? Может объявление дать в Пророке? Или нет, ещё лучше, просто вызвать такси!

— Эй, остынь! Не знаю, но — он неопределенно взмахнул рукой, — включи свой дар или ещё что. Бирн ведь уверена, что ты справишься.

— Она считает, что я могу как Макгрегоры быть ищейкой или кем-то в этом роде, но у меня нет даже намёка на семейный дар.

— Ты что-нибудь придумаешь, не сомневаюсь. Библиотека! — щёлкнул он пальцами. — Там точно будут ответы на все твои вопросы.

— Ха-ха, как тонко, — я спрыгнула со стола и поправила юбку. Сириус тоже засобирался. — Кстати, — с опаской проговорила я, — ты видел лицо своего брата? Случайно, не ты постарался?..

— Нет, Эванс, не я.

Голос его прозвучал совершенно равнодушно. Видно, что Блэка нисколько не задели возможные проблемы брата.

— И ты так спокоен? Он ведь твой младший брат! Я думаю, что…

Он поднял на меня острый синий взгляд, почти что скальпель. Слова тут же застряли в глотке.

— Эванс, мне похуй, что ты думаешь. Не лезь в мои дела, окей?

Грубиян. Я схватила сумку и двинулась к выходу. Сириус шёл следом.

— Как скажешь.

— Отлично. Вот у тебя прикол до всех доебываться, да? Какое-то страстное желание.

— Господи, Блэк, я просто спросила! Неужели это такая проблема? — обернулась я к нему через плечо. Мы шли по коридору и он отставал на шаг.

— Да, ты постоянно пытаешься узнать то, что тебя не касается. Любопытство или природная тупость — сложно сказать.

Я не отреагировала. Сириус вдруг фыркнул со смеху, перечеркнув всё напряжение сказанных до этого слов.

— Что смешного?

Я замедлила шаг и мы поравнялись.

— Да так, пришло кое-что в голову…

— Мне щипцами из тебя слова вытягивать?

Он усмехнулся.

— Я на тебя плохо влияю, Эванс. Вот что, давай придумаем наше стоп-слово?

Меня немного ошарашили его слова.

— Стоп… слово? Это разве не из БДСМ?

— Почти, — весело усмехнулся Сириус. Собственная задумка привела его в восторг. — - Но я предлагаю другое: когда ты опять начнёшь вынюхивать что-то и совать свой хорошенький носик в чужие дела, я буду говорить стоп-слово. Сигнал для тебя. Ну как?

— Я по-твоему собака Павлова?

— Нет, но дрессировке подвластны все. Так что скажешь?

— Иди к чёрту!

Блэк нисколько не обиделся.

— Нравится «ананас»? Или слишком много букв? Надо что-то покороче.

— Блэк…

— Подумаю на досуге.

Прозвучало как обещание. Вот идиот.

***

Может Блэк и нёс большую часть своей жизни бред, но насчёт библиотеки подметил он верно. Если и есть возможность отыскать Азкабан, то ответ именно там. Как никогда, помещение было забито студентами, но почти ни одного гриффиндорца. Точно, у нас ведь отборочные в команду!

И что нашло на капитана? Почему он ведёт себя даже хуже, чем тогда, когда мы ещё не встречались? Что могло измениться за эти несколько дней? А что, если…

Нет, это бред! Даже думать нельзя о таком!

И все же…

Я уставилась на книгу, которую вытянула с полки. Джеймс не пользовался мной. Он не обманывал меня.

«У них есть тетрадь, куда они заносят сексуальные победы»

Голос Эмми всё крутился в голове, не давая трезво соображать. Джеймс бы не поступил так со мной, это во-первых, а, во-вторых, мы с ним не переспали. Я даже не знаю, как называется, когда парень и девушка трогают друг друга и каким словом назвать то, что сделал со мной Джеймс, но это ведь точно был не секс.

Кажется, я схожу с ума.

— Лили?

Я вздрогнула и обернулась, едва не выронив кипу книг. Северус подоспел как раз перехватить часть.

— Ты пишешь диссертацию? — усмехнулся он.

Я улыбнулась. Рубашка Северуса была застегнута на все пуговицы, а галстук туго затянут. Джеймс так никогда не носит.

Не думай о нём, идиотка!

— Привет, Сев. Нет, просто один проект внешкольный, ничего серьёзного.

Все книги, которые я выбрала, были историческими, поэтому вряд ли он мог что-то заподозрить. Мы пошли вдоль стеллажей и свободной рукой я захватила атлас. Машинально мы прошли к нашему столу, стоящему под окном. Точнее он был общим до того, как мы перестали общаться, но Снейп уже разложил мои книги и сам вернулся за свою половину стола.

— Ты все ещё изучаешь легилименцию? — заметила я.

Северус скосил взгляд на учебники.

— Да, но профессор Абрахам ни слова не говорит о практическом занятии. Только теория, что порядком меня раздражает.

— Уверена, что она всему тебя обучит.

— А ты почему здесь? Все ваши на стадионе.

Я посмотрела на него в упор, вскинув бровь. Меня сложно заподозрить в любви к квиддичу и мётлам, но я бы даже сходила, если бы не Джеймс Поттер. И если бы не узнала, что мне лгали всю жизнь отец и сестра, лучшая подруга держит меня за дуру, а всё, что мне остаётся, это просто пытаться что-то делать. Клянусь, чувствую себя толстым хомячком в клетке.

— Книги не ждут, — вместо этого весело сказала я, и открыла первую. Северус закатил глаза и тоже вернулся к своей учёбе.

Какое-то время мы провели в тишине, сосредоточившись на главном. Об Азкабане говорили мало: тюрьма где-то среди океана, таинственный остров, скрытый с глаз и попасть на него просто невозможно. Звучит очень похоже на…

Локс.

Неожиданная догадка застала врасплох. А что, если Азкабан действительно похож на остров Макгрегоров? Наверняка самой охраняемой тюрьме необходимы сильнейшие чары, чтобы не только предотвратить побеги заключённых, но и контролировать дементоров, а самыми мощными защитными чарами обладали Финдлей. Именно они отвечают за неприкосновенность Локса, возможно ли, что к их помощи могли обратиться для защиты Азкабана? И если так, то магия должна быть похожей на то, что было на Локсе. Предположим, возможно будет попасть на остров, но как вообще его обнаружить? Он ведь ненаносим, никто не знает к нему дороги. Сомневаюсь, что даже люди, забирающие тела заключённых и привозящие новых, в курсе, куда плыть, скорее они пользуются какими-то направляющими чарами. Строчки уже не складывались в осмысленный текст, были лишь смазанным пятном. Я бездумно пялилась на страницы книги, пытаясь словить за хвост ускользающую мысль.

Как найти остров?

— Лилс? Все в порядке?

Я проморгала и подняла взгляд на Северуса. Он задумчиво смотрел на меня и только тут я заметила две чашки с дымящимся напитком между нами.

— Ты ходил за кофе? — нахмурилась я. И как это осталось незамеченным?

— Ты так погрузилась в чтение, что даже не услышала, — усмехнулся он.

Его тёмные волосы были собраны в гладкий низкий хвост на затылке. Чёрные бездонные глаза смотрели исподлобья. Взгляд у Сева всегда был странным, на какое-то мгновение пристальным, но потом он словно вспоминал о чем-то и резко отворачивался от собеседника. От остальных, от меня он никогда не отводил взгляд и не прятал его.

— Спасибо, — пальцы обхватили ещё горячую белую чашку и их слегка обожгло. Терпкий вкус разбудил все рецепторы, возвращая меня в реальный мир. — Перерыв нам не повредит. Почему ты вообще решил брать уроки у профессора Абрахам?

Снейп сделал глоток, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу. Даже в расслабленном состоянии он не позволил себе ослабить узел зеленого галстука.

— Это не очевидно?

— Читать мысли? — усмехнулась я, но у самой похолодело внутри от этого.

Северус фыркнул.

— Разум не книга, которую можно прочитать, Лили. Да и зачем знать о каждой мысли в голове человека? Нет, здесь другое. Владея Легилименцией можно узнать прошлое, предположить будущее, но что важнее понять мотивы и намерения человека. Тогда легко судить, кто опасен, а кто в будущем может оказаться тебе полезным.

Он произнёс всё отстранённым холодным тоном, что никак не вязалось со словами. Но ведь такая сила почти сбивает с ног. Знать, что кто-то может копаться в тебе, понимать твоё нутро ещё до того, как ты сам разобрался в намерениях. Я попыталась усмехнуться, чтобы не выдать своего волнения. Не нужно быть таким параноиком, наверняка возможно почувствовать, когда кто-то роется в твоих мыслях.

— А что в целом с Защитой от Тёмных сил? Ты все ещё хочешь получить степень?

Я поняла, что давно не говорила с ним о чём-то личном и даже не знаю о его планах. Северус обычно всегда воодушевлялся, стоило начать подобный разговор, но в этот раз он лишь хмуро взглянул на меня.

— Сейчас есть дела важнее, чем степень по Защите.

— О, — смогла я выдавить. Буквально за секунду его взгляд переменился, став сосредоточенным и далеким.

— Мои знания необходимы в ином…

Он оборвал себя, не закончив предложение, и вместе с тем на меня будто вылили ушат холодной воды. Взгляд машинально метнулся к его левой руке и я знала, что Северус это заметил.

Пожиратель Смерти.

По спине пробежал холодок, когда я вспомнила обо всем, что он говорил мне и что я слышала о Пожирателях. Тонкий лёд между нами затрещал и разбился за один только взгляд. Хрупкие воспоминания потонули в будущем. Я снова уткнулась в книгу и больше мы не говорили за оставшееся время. Северус давно выбрал свою дорогу, пусть я и разрывалась на перепутье. Я незаметно взглянула на его лицо исподлобья, тени от факелов плясали на острых скулах. Я снова была в тёмном коридоре с могилами портретов. И, наверное, каждый человек хоть раз там оказывался.

Чтобы подумать. Чтобы столкнуться с демонами.

Хлопок, с каким закрылся портрет при входе в гостиную факультета, заставил меня вздрогнуть. Я поспешно захлопнула мамин дневник и вернула в ящик, бросив взгляд на циферблат часов. Почти девять. Даже сквозь стены и плотно прикрытую дверь до меня долетел гул, пришедший с гриффиндорцами — закончились отборочные в факультетскую команду. Я уже приготовилась к веселому щебету девочек, различила в общем шуме высокий немного писклявый голос Эмми, но мысли прервал требовательный стук по оконному стеклу.

Одинокий полумесяц висел на небе, но его тонкий белый свет едва разбавлял ночную темноту, и всё же фигура Джеймса, парящего на метле в воздухе, отчетливо вырисовывалась. Борясь с дрожью в руках, я поспешно открыла окно. В лицо подул свежий прохладный ветер.

— Позвольте украсть вас, миледи? — весело спросил он, протягивая руку.

В тёмных глазах плясали искорки смеха. Секунду я смотрела на него: он был в тренировочных штанах и свободной футболке, лохматые больше обычного волосы трепал ветер. На лице расцветала самоуверенная усмешка.

Я молча захлопнула окно и задёрнула шторы.

Мгновение ничего не происходило, а затем скрипнула рама и Джеймс спрыгнул в комнату, держа в одной руке метлу. Я скрестила на груди руки и хмуро уставилась на него.

— Что такое? — непонимающе спросил он.

Оглянувшись по сторонам, я попыталась придумать, чем в него запустить, но никаких мыслей не возникло. Вместо этого я указала на раскрытое окно.

— Убирайся!

— Лили, — беспомощно взвыл он.

— Ты такой мудак, Поттер! Зачем ты вообще пришёл? Вёл себя весь день как полный козёл. Что с тобой…

Джеймс стремительно шагнул ко мне и прижал ладонь ко рту. Все мое возмущение вылилось неразборчивым мычанием. Джеймс прижал палец к губам, призывая к тишине. Он стоял почти вплотную, я видела собственное отражение в его зрачках и от близости слегка закружилась голова. Не дав себе возможности расслабиться, я пихнула его коленом в живот и отскочила в сторону. Удар оказался минимальной силы и Джеймс даже не шелохнулся.

— Лили, я всё объясню, но не здесь, — он протянул мне руку. — Пожалуйста, пойдём со мной.

Я медлила, глядя на его раскрытую ладонь. Джеймс бросил взгляд поверх моего плеча на дверь: за ней раздавались приближающиеся голоса девочек.

— Доверься мне, прошу. Один разговор.

Голоса стали громче, я знала, что скоро они будут здесь. Буквально за мгновение, что я шагнула к Джеймсу, он схватил меня в охапку, посадил на метлу перед собой и вылетел в окно. Мы нырнули в холодную ночь. Сердце сделало кульбит от скорости, провалилось в желудок, но я даже не успела осознать ничего, как мы уже влетели в открытое окно на пятом этаже. Без моего разрешения Джеймс взял меня за руку и повёл за собой по коридору. Я даже не удивилась, когда в стене открылся потайной проход. Джеймс отодвинулся, пропуская меня вперёд.

В темноте по очереди зажглись световые сферы и полукруглая комната потонула в мягком желтом свечении. Я обернулась к Джеймсу. Он прислонил метлу к стене и смущенно взглянул на меня. Одна рука нырнула в нервном движении в волосы.

— Знаю, что ты на меня злишься, — мягко сказал он.

Я скрестила на груди руки, упрямо молча. Что ж, задачу упрощать ему я точно не собиралась. Поттер под моим пристальным взглядом переступил с ноги на ногу.

— Ты можешь смотреть на меня менее убийственно? Взгляд не помогает, а я устал как собака, просто валюсь с ног, мне не помешала бы нежность и…

Я только вскинула бровь, останавливая его слова. Джеймс вздохнул, потерянное выражение исчезло с его лица, вернув былую холодную уверенность. Он рывком приблизился ко мне.

— Ладно, я просто не хотел выдать себя перед остальными. Мы же решили держать наши отношения в тайне.

— И поэтому грубил мне? — уточнила я.

Джеймс поднял руку и нагло потянул за выбившийся из пучка локон. На его губах снова заиграла улыбка.

— Иначе бы набросился прямо в коридоре. Из двух зол, да? Ну же, — добавил он тише, заметив как дрогнул мой взгляд, — не сердись.

Трудно объяснить, но я нутром чувствовала, что он недоговаривает. Его глаза, тон — все это буквально кипятило изнутри мою кровь. Но с другой стороны, зачем ему врать? Да, я лично не хотела, чтобы о наших начавшихся отношениях знали, но скорее из-за Сириуса, потому что опасалась его, но сейчас у нас вроде как перемирие. Так зачем это Джеймсу?

Он придвинулся ещё ближе, я почувствовала запах его пота. Большим пальцем он коснулся моих губ, очерчивая контур. Я сглотнула, не в состоянии отвести от него взгляд. Позвоночник кололо от каждого невесомого прикосновения. Горячий чай в глазах Джеймса с россыпью золота превращал мою кровь в лёд. Все внутри меня замерло и потяжелело, я не чувствовала своего тела, я вся будто превратилась в одно сосредоточение в губах.

Руки безвольно повисли вдоль тела.

Джеймс не спеша приблизил своё лицо, рука опустилась на шею, чуть сжала её и скользнула на заднюю поверхность. Он провёл кончиком носа по моей щеке до уха. Я не выдержала и громко втянула воздух, пытаясь не потеряться внутри себя. Его дыхание обжигало кожу.

— Ты как будто не настоящая, — шепнул он. — Я словно вижу сон, и не могу в него поверить.

Сердце сбилось с ритма. Я боялась, что упаду, ноги стали ватными и все слова застряли в глотке. Джеймс не касался меня губами, но они были в одном дюйме. Он дразня провёл носом вдоль линии челюсти, спустился к шее, вынуждая меня откинуть голову.

Господи…

Лёд в жилах таял, будто подожгли свечу, горячий воск обжигал, кипятил, огонь был почти реальным. Я вцепилась в его руку на своей шее, сама не зная зачем. Потемневшие глаза с расширенными зрачками взглянули на меня исподлобья. Не отпуская мой взгляд, он провёл пальцами по шее, словно проверяя мою реакцию, спустил руку ниже, почти невесомо коснувшись груди.

Руки сжали мои бёдра и я выдохнула. Быстро, будто это был не человек, а лесной зверь, он надвинулся на меня, оттесняя к стене и я врезалась в камень спиной, вышибая из лёгких весь воздух.

— Скажи что-нибудь, — требовательно прошептал он.

Я открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Джеймс продолжал смотреть на меня, словно от моих действий зависела его дальнейшая жизнь. Осторожно подняв руку, я дотронулась до его плеча. Он прикрыл глаза и выдохнул.

Неужели он правда думал, что я оттолкну его? Я бы не смогла уйти, даже если бы хотела этого всем сердцем. Он рывком снял футболку и сбросил на пол, а я уставилась на его обнаженный торс. Я с опаской дотронулась до ямки между ключиц, как заколдованная изучая глазами подтянутые жилистые мышцы, четко очерченные. Руку будто обожгло огнём и я отпрянула, вскинув взгляд на его лицо. Джеймс взял обе мои руки и прижал к своему животу. Его кожа покрылась мурашками, я видела это, мышцы подрагивали, он глубоко дышал, не в силах совладать с собой.

Мы одновременно взглянули друг на друга, и он меня поцеловал.

Тяжелое тело навалилось на меня, вдавливая в стену. Губы жадно и страстно скользили поверх моих, он будто сорвался с цепи, силой проникнув языком мне в рот. Каким-то естественным движением мои руки поднялись по его вздрагивающему телу, очерчивая мышцы, сжали шею и нырнули в волосы. Я прижималась к нему, чувствуя его дыхание, ровное биение сердца, звучащее словно во мне.

Одну ногу он просунул между моих колен, руки лихорадочно скользили по телу, сжимая, изучая, как будто он хотел запомнить каждый изгиб, каждую часть меня и оставить в своей памяти.

Я перестала соображать, когда его губы скользнули в сторону, оставляя горячие быстрые поцелуи на шеи.

Я забыла своё имя, когда на долгое мгновение он прижался губами к месту, где шея соединяется с плечом.

Когда его руки скользнули под ткань свитера, я захлебнулась воздухом.

Джеймс отстранился, уткнулся лбом на стену над моим плечом и глубоко задышал. Ещё мгновение я пыталась понять, где я и кто, мысли постепенно возвращались. Рёбра болели от того, как глубоко и часто я дышала. Джеймс сжимал мою талию под тканью свитера и не двигался. Я слегка повернула голову, пытаясь разглядеть его профиль. Глаза были закрыты.

— Джеймс?

Собственный голос прозвучал хрипло и тихо.

Поттер медленно отстранился и отступил назад.

— Лучше нам вернуться, пока я… — он растерянно замолчал, сквозь пелену в глазах глядя на меня.

Я попыталась пригладить волосы и одежду, но пальцы дрожали и я оставила эту идею. Сомневаясь, что могу ходить, я предпочла собраться с мыслями имея за спиной опору. Джеймс подобрал футболку и надел, повернувшись ко мне спиной. Он закружил по комнате, выравнивая дыхание. А я решила изучить место, где мы были, надеясь отвлечься от жара внизу живота.

Помещение напоминало одновременно пещеру и холостяцкую квартиру. Стены были каменными и голыми, как врачем Хогвартсе, если не считать гриффиндорский стяг на одной из них. Посреди комнаты стоял старенький диван с темно-синей обивкой, ещё два кресла стояли у камина, на пол был брошен изъеденный молью пыльный ковёр. Но обставленным была примерно четверть комнаты, всё остальное пространство было свободным и ещё более тоскливым.

Собравшись с силами, я оттолкнулась от стены и прошла мимо Джеймса. Я почувствовала его взгляд на своей спине.

— Милое местечко.

Обернувшись, я увидела, что и он пришёл в себя. О недавнем напоминали только лихорадочно блестящие глаза и опухшие губы. Я представила, как сама выгляжу со стороны, ещё и чувствовала, что на шее останется след от его поцелуев. Поймав его взгляд, направленный на мою кожу, во мне закралось подозрение, что сделал он это нарочно. Раздражение все ещё теплилось углями в груди, но я была буквально убита, чтобы выговаривать ему за что-то. Он словно выпил всю мою энергию, опустошив.

Джеймс плюхнулся на диван, вытянул длинные ноги и закинул на низкий столик. Он снял очки, отложил их в стороны и потёр глаза.

Мерлин, а ведь он до смерти уставший! Как я не обратила внимание на его синяки под глазами и эту бледность? Джеймс скосил на меня взгляд и указал на место рядом с собой. Помедлив, я забралась на диван с ногами, скинув обувь, положила локоть на спинку и уставилась на него.

— Не злись, малышка, — мягко произнёс он. Его голос будто окутывал меня, отгоняя последние остатки злости.

В тёмных глазах ещё ярче искрились крапинки солнца. Держать на него обиду, когда он смотрит исподлобья такими большими глазами просто невозможно! Я выдохнула, признавая своё поражение. Улыбка Джеймса стала расслабленной, он откинул голову и закрыл глаза. Несколько секунд мы молчали, я изучала его профиль, невольно любуясь. Не удержавшись, я дотронулась пальцами до его волос. Джеймс будто только этого и ждал, он потянулся ко мне навстречу, чуть от не урча как кот. Улыбнувшись, я мягко перебирала его волосы.

— Как прошли отборочные?

— Собрал лучшую команду, — отозвался он, так и не открыв глаз. — Не хватало только одной рыженькой ведьмы на трибунах.

— У меня были дела, — быстро проговорила я. — Ты доволен ими, да?

Он потянулся, снова напомнив большого мягкого кота, и устроился удобней. Мой взгляд замер на линии квадратной челюсти, переместился ниже вдоль шеи, на мгновение задержавшись на ударе пульса. Такой живой, такой наполненный. Джеймс мог уставшей грудой костей и мышц распластаться на старом диване и всё равно от него исходила мощная энергия, как будто сам воздух клубился вокруг него, будто весь мир, затаив дыхание, ждал малейшего его движения. Интересно, всему основа его уверенность или некая энергия действительно существует?

— К первой игре я выбью из этих салаг весь дух и превращу в солдат. Мы возьмём кубок.

Я закатила глаза и отдёрнула руку. Поттер тут же встрепенулся, повернул ко мне голову и уставился почти с обидой.

— Ты говоришь так, будто это важнейшая вещь в мире.

— Победа, — мягко исправил он. — Вот, что важно.

От его уверенного краткого голоса по коже прошёл холодок. Взгляд не оставлял сомнений в его словах.

— Я не уйду со школы, не заполучив этот кубок, Лили. Джеймс Поттер никогда не проигрывает.

— А часто он говорит о себе в третьем лице? — спросила я.

Он покачал головой и хмыкнул.

— Тебе всегда надо побеждать? — тихо и серьёзно спросила я.

Утвердительный ответ прозвучал не менее серьезно. Он вздохнул, снова откинул голову и закрыл глаза. Дыхание выровнялось, он расслабился.

— Джеймс, — позвала я, тронув его за плечо. — Ты засыпаешь, нам надо вернуться.

— Ещё минуту, — пробормотал он.

Задремав, он выглядел как трогательный ребёнок и мне не хотелось его будить, но я не могла уйти, оставив его здесь. Пришлось растормошить.

— Пойдём, Джим, — ласково сказала я, переплетая наши пальцы. — Тебе нужно в свою постель.

Он забормотал, двинулся и не успела я отреагировать, как притянул меня к себе и полностью улёгся вдоль дивана. Я оказалась прижатой к его горячему боку, носом он уткнулся мне в волосы и крепко обнял.

Я выругалась мысленно, оттолкнула его, но легче было сдвинуть скалу.

— Поттер, ради Мерлина, я не собираюсь спать в рассаднике тараканов! Вставай!

Он никак не отреагировал. Я пихнула его в грудь.

— От тебя воняет и мне нечем дышать. Я задохнусь до утра.

Джейса нехотя разлепил веки и посмотрел на меня сверху вниз.

— Эванс, ты умеешь испортить момент.

Но он все же слез с дивана и потянул меня за собой.

— Обратно мы не можем лететь, — сообщила я, пока он потягивался и водружал очки на нос. — Сложно будет объяснить это девочкам, если мы скрываем отношения.

Он задумчиво кивнул.

— Пойдём пешком.

— А как же Филч?

Глаза его озорно блеснули.

— Лили, я знаю такие дороги, о которых старый засранец даже не догадывается. Пойдём.

Мы вышли из потайной комнаты, и Джеймс повёл меня самыми таинственными путями. Я даже не подозревала, что в Хогвартсе столько секретных ходов! Мы выныривали из одного и исчезали в следующем, бродя по закоулкам замка. Джеймс не преувеличивал: вряд ли Филч хотя бы понятия имел о них. Вскоре мы уже стояли у портрета, ведущего в гостиную. Я хотела войти первой, когда Джеймс схватил меня за локоть и притянул к себе одним рывком.

— Завтра у нас первая тренировка, — серьезно произнёс он. — Больше у тебя нет повода не приходить.

Я не удержалась, встала на носочки и быстро прижалась губами к его губам.

Тихо прокравшись в спальню, я переоделась в пижаму и нырнула в постель. День был долгим, безумным, но закончился он так, как и должен был. Перед сном я прокручивала каждую секунду с Джеймсом в своей голове, вспоминала наши поцелуи, но как только глаза закрылись и мысли превратились в вязкое болото, другой образ возник в сознании.

Он говорил со мной, кричал, убеждал. Ветер скрывал его слова, голубые льдины глаз то появлялись, то исчезали, океан бурлил, а я раз за разом проваливалась в пустоту.