Прошло два года спокойной и безбедной семейной жизни. Локи и Гермиона пытаются ужиться друг с другом, но смогут ли они смириться с его высокомерием и её занудством? Особенно тогда, когда выпадает такой прекрасный шанс все поменять... *** "Ты не наш!" - в синих окнах трепетали огни. "Ты продашь, ты предашь за гривну" - знали они..." Мельница - Чужой
Этот фест придуман в самых лучших упоротых традициях наших сайтов (да, если кто еще не знает, встречайте новичка: МарвелSфан) с одной единственной целью — получить фан в процессе и вдохновить других на творчество. UPD. Фест подарил нам множество увлекательных и неожиданных работ, которые никогда бы не родились при иных обстоятельствах. И у нас уже есть итоги. Первое место разделяют Хогс и
Когда тебе семнадцать лет, ты умён и талантлив, кажется, что весь мир у твоих ног. Что тебе стоит изменить его? Что стоит поменять устои, сломать систему, пойти против всех, веря в свои принципы и идеалы? Ты сражаешься отчаянно, словно никогда не умрешь, ты кричишь о собственной правде, словно никогда не ошибаешься. Какова цена твоей молодости? Какова цена твоего бессмертия?
Серый кирпич, серый воздух и серая вода в фонтане - всё будто покрыто тонким слоем пыли, с каждым вдохом проникающей в лёгкие. Уверенное прикосновение, тёплая большая ладонь сжимает мою, вторая рука мягко ложится на поясницу и мы крутимся - мы или ветер крутит нас, как фигурки в музыкальной шкатулке, вынужденные на протяжении вечности вращаться под звонкие клавиши рояля. Играл ли тогда похоронный марш?
Я не помню.
Но в памяти - его руки. Объятия, в которых я находила мир. Тёмные глаза, в которых плескалось солнце и в которых я видела отблески изумрудно-зелёного. Мы были счастливы, молоды, свободны, бессмертны. И мы навсегда там: улица, фонтан и двое.
Спираль вращалась, закручивалась, узор вырисовывался гипнотическим чёрным. Мы танцевали или падали. Мы там или нет?
... когда всё началось? Задолго до зелёной вспышки, задолго до того, как я начала падать.
Мне исполнилось шесть, когда родители развелись, а всего через месяц мама умерла. Я не помню похороны, помню только свою тупую боль и сквозную рану в сердце, по сей день продуваемую всеми ветрами. Отец женился во второй раз, а у нас появился сводный брат Джон. Всей дружной и счастливой семьёй Эванс мы переехали в новый дом, где не было ни одной маминой фотографии. Петуния сразу же полюбила Кейт, а я держала оборону, устраивая периодически скандалы и ссоры. Однако мои методы не действовали: отец не собирался ничего менять, а после очередной сцены Туни заперла меня в спальне и пригрозила, что Кейт и отец могут отказаться от меня, отправить в приют и оставить там навсегда.
— У нас нормальная семья, — сказала она. — В нашей школе над нами никто не будет смеяться, у нас обычная мама, Лили.
— Она не наша мама, — обиженно буркнула я, продолжая настаивать на своём.
Туни называла Кейт мамой, а я никогда не обращалась к этой женщине лично. Я не понимала, почему сестра так упорно не хочет вспоминать маму, предавая ее наравне с отцом. Правду я узнала значительно позже, когда мои «фокусы» стали выходить из-под контроля.
— Ты уродка, — со страхом и презрением сказала Туни, — Такая же, как твоя мама.
Много воды с тех пор утекло, но так и закрепилось. Женщина, слышащая чужие голоса, эмоционально нестабильная, страдающая от галлюцинаций и бреда; женщина, едва не превратившая свой дом в горящий факел; женщина, ходившая по краю, упавшая в бездну своего безумия, переставшая быть собой и ставшая кем-то чужим, кем-то разделённым, расщеплённым и несчастным; она была моей матерью, а я ее единственной дочерью. Петуния называла русоволосую и полногрудую Кейт мамой, а меня ненормальной, психованной, уродкой. Я стала воплощением нашей матери, ее наследием, ее памятью. Только вот в отличие от неё я все ещё оставалась в этом мире, не избавив свою семью от лишнего груза. В какой-то момент я честно пыталась убежать от тени своей матери, но мне не удалось. Я чувствовала такую сильнейшую связь с ней, что иногда боялась потеряться в чувствах, не принадлежащих мне; я боялась перестать быть собой и стать своей матерью, а страхи мои были вовсе не беспочвенны. Все знакомые и друзья семьи твердили, что я вылитая мать. От неё я унаследовала медно-рыжие волосы, бледную кожу, тонкие запястья, узкие ладони с длинными пальцами, правда, обошлось без безумного взгляда, как говорит отец. У неё было цветочное и кровавое имя — Роза. Режущее, острое, быстрое, но бесконечно прекрасное и женственное. Иногда я боялась произносить его вслух. Мне она дала имя в честь лилий; отец считал, что оно символизирует чистоту и нежность, а я считала, что мама, посмеявшись, закутала меня в белый саван. Я не могу сказать, чего хотела больше всю свою жизнь: избавиться навсегда от воспоминаний о матери, или же сохранить их внутри себя на всю оставшуюся вечность, привязать мамину тень цепями к своему сердцу и никогда не отпускать.
Нашу семью обходили стороной, жалели, слегка побаивались, а дети дразнили меня с сестрой, обзывая нас психами; несмотря на все старания Петуньи в новой школе тоже узнали о нашей настоящей матери: Джон растрезвонил всем своим друзьям, что у него теперь две психованные сестрёнки. Всё началось сначала. Петуния страдала от унижений, рыдала по ночам в подушку и умоляла Джона все исправить, а я не обращала по большей части внимание, но когда меня доводили, то давала сдачи. Магия не контролируется ребёнком. Стаканы разбиваются прямо в руках у высокомерных девочек, велосипеды выезжают на проезжую часть, ладони тех, кто отбирал мои завтраки и разбрасывал по коридору вещи, краснели, зудели, вынуждая расчёсывать кожу до крови. Я никогда не чувствовала удовлетворения от причинённой боли, напротив, мне становилось тошно от самой себя и того, что я сделала. Ненависть отравляла меня изнутри. Туни старалась не обращать внимание на мои выходки, но когда это стало слишком часто проявляться, она не выдержала. Она боялась меня, сторонилась.
Хогвартс поменял многое в моей жизни, показал мое истинное место, научил контролировать свои силы, но я не перестала сторониться людей. А уж презрительное «грязнокровка» только подтвердило правильность моего решения. Пусть в этом мире меня не считают безумной, но своей они тоже меня не признали. Я не хотела с этим бороться.
***
Индивидуальность понятие относительное. В школе я была не единственным отшельником, а уж себе подобных мы примечаем сразу. Флора Бирн. Мы учились на разных факультетах и встречались только на сдвоенных занятиях. И если я предпочитала первую парту, чтобы не видеть всех остальных, Бирн неизменно выбирала последнюю — чтобы за всеми следить. Это был урок трансфигурации, я внимательно записывала лекцию, а Флора что-то рисовала на своём пергаменте, низко склонившись к столу так, что ее нос почти касался бумаги. Могла ли я предположить, сидя в кабинете с раскрытыми настежь окнами, летающим в воздухе сном уставших студентов, знаниями, добытыми невероятным путём, что в ближайшее время вся моя жизнь переменится? Конечно же, нет. В реальности не бывает никакого предчувствия, не бывает тревожного ощущения внизу живота, бывает только жизнь, свалившаяся на голову с целым мешком подарков, и предполагающая, что ты со всем должен суметь разобраться. Иначе нельзя.
Джеймс Поттер сидел вместе с Сириусом Блэком позади меня, а моим соседом был Ремус Люпин. Поэтому при малейшей возможности они втроём начинали шептаться, смеяться и использовать только обретённые знания на своих однокурсниках. Я в это время безучастно смотрела в окно, или бессознательно выводила каракули на пергаменте, или тренировала заклинание. Мародёры были легендой нашего курса: неразлучные друзья, харизматичные, обаятельные, талантливые. У меня с ними были особые отношения, но по большей части они меня не замечали, если только я не становилась объектом для глупых издевательств Поттера или шуток Блэка.
— Так дальше нельзя, — возмущался Джеймс, склонившись к столу. Даже говорил он с особыми интонациями, разрезающими воздух. В Джеймсе каждая линия существа ножом проходилась по нервам и коже. Возможно уже тогда, слишком часто находясь рядом со мной и нанося даже дыханием незаметные надрезы, он с осторожностью виртуозного волшебника медленно проникал в меня, чтобы поселиться внутри надолго.
Люпин сидел вполоборота к нему, упираясь одним локтем в спинку стула, а вторым на стол. Внимательные серые глаза пристально вглядывались в лицо друга. Осколки, осколки, осколки — они отражались в радужках, они бледнели на шрамах, они создавали из отдельного целое. Они были им.
— Мы можем поговорить потом? — взмолился он.
— Почему это? Что нам мешает сейчас?
— Ну не знаю, — Ремус покосился в мою сторону, а я подмечала все боковым зрением. Не подумайте, что я подслушивала, просто когда в голове крутится не так уж много мыслей посторонние разговоры легко улавливаются и остаются в памяти.
— Думаю, он имеет в виду Эванс, — вставил Сириус. Я мысленно закатила глаза. Даже не глядя, можно было догадаться, что взгляд Блэка бегает, а руки в постоянном движении, то передвигая чернильницу, то играя с пером. Он тряс ногой так, что шатался мой стул.
— К черту, — отмахнулся Джеймс. — Она в своём мире… Вернёмся к нашей проблеме. Так больше не может продолжаться, Лунатик, мы обязаны что-нибудь придумать. Ты должен научиться контролировать себя, запоминать события, оставаться в сознании…
— Это невозможно, Джеймс, — устало возразил Люпин. Видимо, тема поднималась довольно часто. — Моя… проблема, — с заминкой произнёс он, — не лечится, не притупляется со временем и не подчинена разуму. Вот и всё.
Они спорили. Я смотрела в окно. Флора вырисовывала трилистник на пергаменте. Переговаривались тихо студенты.Шестеренки в голове заработали так усердно, что мозги кипели и могли вытечь через нос и уши. Гремучая Ива помахала мне костлявой ветвью, я кивнула ей, молча здороваясь, и продолжила размышлять над услышанным.
О том, что Ремус Люпин оборотень я узнала на первом курсе. И снова очередное «если бы»: если бы я не была одиннадцатилетней девочкой, проживающая в мире книг и фантазий, мне и в голову такое бы не пришло; будь я чистокровной или полукровной, то даже не подумала бы, что «порождение тьмы и ночи» может учиться в одной со мной школе. Мне же, когда я догадалась, подумалось, что ничего необычного в этом нет. Я, напротив, удивлялась, почему в Хогвартсе не учатся вампиры и гномы, эльфы и кентавры… За качество их образования я сильно переживала. О Ремусе я ни слова никому не сказала, решив, что дело это личное, даже интимное, и не мне в это лезть. Спустя какое-то время я поняла, что оборотней в магическом мире ненавидят и презирают, но в большей степени боятся. Как и сумасшедших. Поэтому я промолчала. Ни тогда, ни после я словом не обмолвилась о том, что всё знаю, вместо этого я подошла к худому русоволосому оборотню перед занятием и предложила сесть вместе. Тогда мне казалось, что это хорошая идея. Я думала, что такие как мы должны держаться вместе. Правда, оказалось, что у оборотня уже были друзья, которые громко засмеялись, услышав мои слова. Я стояла напротив них, прижимая учебники к груди, пытаясь скрыть лицо за завесой волос, а в ушах звучал их громкий хохот.
— Чудила хочет сидеть с Ремусом! — весело воскликнул Джеймс.
Я готова была провалиться под землю. Ремус молчал, покраснев и уперев взгляд в свои старые потрепанные ботинки. Мне стало так обидно и больно, что звонок на урок показался спасительным кругом. Я бросилась в кабинет, швырнула сумку на стол, а сама рухнула на стул. Лицо горело от стыда, а в спину продолжали звучать обидные насмешки. Тихо скрипнул стул, ножки которого скользнули по напольным плитам. Я вскинула голову и увидела Ремусу, с решительным выражением на лице. Он сел рядом и как ни в чем не бывало начал доставать свои вещи из сумки. Поймав мой взгляд, Люпин потянулся к карману мантии, извлёк из него шоколадный батончик и оставил на моей стороне стола. С тех пор мы дружим.
Иногда я выпадаю из реальности. Иногда я превращаюсь в ветер, в дождь, в шум листьев в лесу. А иногда превращаюсь в высокой концентрации одиночество, которое заняло чьё-то место, поселившись в человеческом теле. Иногда я чувствую звездную пыль в своих костях. Иногда я чувствую себя мертвой среди живых. В такие моменты все вокруг темнеет, исчезают звуки, пропадают куда-то мои чувства и способность двигаться; я перестаю быть собой, перестаю быть кем-либо; все становится неосязаемым, несущественным; даже не так: все становится несуществующим. В такие моменты я думаю о маме.
Но тогда все случилось иначе.
Я чувствовала, как кипит все внутри меня, напряжение клубилось в воздухе, рой мыслей вертелся в голове: я думала сразу обо всем, но в то же время о вполне конкретных вещах; в голове созрел план. План, в котором не было смысла, но показывавшийся мне самым важным в этом мире. Я увидела всю свою жизнь со стороны: не только то, что уже произошло, но и своё будущее. Я смотрела на длинную дорогу, которую ещё предстояло пройти; впереди была только пустошь. Это и ждало меня: пустота, обычная жизнь; жизнь в тени моей матери и ее безумства; вечная ненормальная, постоянная уродка, чужая везде. Вот моя судьба. И она мне совершенно не нравилась. Но у меня был замысел, способный всё исправить, и не только для меня, но и для тысячи людей. Я могла смешать ингредиенты и создать из них целый мир; я могла сварить в котле саму смерть, я могла собрать любовь из сушенных растений и экстрактов; я умела варить зелья, я чувствовала их, знала, что нужно для идеального результата. Слизнорт говорил, что это чутьё. Макгонагалл отвечала, что дело в упорном труде. Я считала, что это дар. Это единственное, что мне удавалось; только тогда я была живой; только тогда мир и стоил того, чтобы познать его.
Я решила, что могу поменять все. Ради себя, Ремуса и других русоволосых мальчиков. Я решила, что могу изобрести действительно работающее зелье. Я решила сварить волчье противоядие, сделать то, что не удавалось никому. Я решила взять свою жизнь в руки и круто повернуть, встряхнув заодно жизнь всего Магического сообщества. И я не знала, что в голове Флоры Бирн крутились похожие мысли.
Дети жестоки по своей природе. Дайте им повод ненавидеть кого-то и они обрушат все муки ада на этого человека.
Мой отец был тюремным врачом, а мама сестрой заключённого. Дядя Джейми участвовал в ограблении банка вместе со своим другом, но прибыли полицейские, началась перестрелка; одного из фараонов ранили, он умер в больнице. Друг Джейми смог сбежать, а моего дядю арестовали. Началось следствие; в то время в Бирмингеме повисли нераскрытые дела, которые удачно приписали арестанту. Так Джейми Хиззла приговорили к пожизненному заключению. Он умер в тюрьме во время бунта: то ли его убили охранники, то ли задавили свои. Тогда папа и познакомился с мамой. Розе Хиззл едва исполнилось двадцать, а отцу было уже тридцать пять лет. Он влюбился в маму без памяти: стройная, высокая, с водопадом рыжих волос и пронзительно красивая. Они поженились через две недели после знакомства, а через ещё девять месяцев родилась Туни. В моей маме что-то сломалось. Не знаю, действительно ли папа ничего не замечал или не желал замечать. Он уходил рано на работу, возвращался поздно, а Роза растворялась, с каждым днём её становилось меньше и появлялось нечто чужое. Время шло, утекало сквозь пальцы, а цветущая Роза чахла, превращаясь в мерзкий сорняк. Мама перестала следить за домом, не замечала нас, забыла о том, кто она есть. Роза Эванс потерялась внутри своего разума. Нечто разбило её. Стены дома воспринимались ею как тюрьма, она вырывалась, билась о двери, царапала пол, ломая ногти и сдирая с пальцев мясо. Только серый покинутый сад за домом мог на несколько часов успокоить её, избавить от голосов, преследовавших ночами и при свете солнца. Отцу пришлось уйти с работы, он оставлял нас на целый день сиделке, разъезжая с мамой по больницам, в попытках вернуть её к нам. Она лечилась в закрытых учреждениях, возвращаясь домой через несколько месяцев, выглядя вполне здоровой, но через какое-то время снова срывалась. Мама кричала и билась в истерике, пытаясь вскрыть себе вены, крушила мебель в доме. Её ярость направлялась на близких или на саму себя. Крики слышали соседи; они молчаливо наблюдали за осунувшимся и постаревшим отцом; они качали головами, завидев нас с сестрой в старых заштопанных платьицах; «дурная кровь» — морщили носы учителя, когда мы пошли в школу. Деньги у отца вскоре закончились, нам с трудом хватало на еду и необходимую одежду, так что позволить содержание мамы в лечебнице мы себе не могли. Её привезли домой. Я не помню, чтобы увидела свою маму; нет, я видела скелет, обтянутый кожей (она отказывалась есть что-либо кроме сырых семечек), потускневшие длинные волосы, выпадающие клочьями; кожа, обтянувшая череп, была прозрачной и сухой; щеки совсем впали, а контуры глазниц стали отчетливыми, как у мертвеца; грязно-серое платье висело на ней, спускаясь неровным подолом к лодыжкам; мама была босой.
Я не знала, должна ли обнять ее. Туни убежала в свою комнату, отец оставил маленький чемодан в старой гостиной и поднялся в туалет. Мы остались с ней наедине.
— Где моя комната? — спросила мама своим прежним голосом.
Я молча двинулась вперёд по коридору, открыла одну из дверей и впустила ее в маленькую пыльную спальню. Мама шла медленно, с трудом передвигая ногами; я испугалась, что ее кости стали совсем хрупкими, и она сломается. Хруст костей стоял в моих ушах, но в реальности ничего подобного не произошло. Мама прошла к своему туалетному столику, на котором нетронутыми лежали её вещи. Я следила за каждым осторожным движением. Тонкие пальцы мамы порхнули над флакончиками с духами, тюбиками со множеством кремов и гребешками. Она слыла красавицей; отец рассказывал в минуты спокойствия, что о Розе Хиззл говорили все. Ее называли ведьмой за пламенные волосы и пронзительно-голубые глаза. Мама красила губы алой помадой, укладывала красиво волосы и пела колыбельные нам в детстве. В моих воспоминаниях порой смешиваются в одно дни с мамой и дни с её темной стороной. Но я любила Розу всегда, часы безумия никогда не убавляли моей любви. Засыпая, я молилась, чтобы у нас все наладилось. Я обещала Господу, что перестану есть сладкое, не буду никогда жаловаться, не стану перелезать через забор, не буду рвать юбки и платья. Я молилась долго, каждый раз придумывая себе новые обещания. Всё действительно стало лучше: отец устроился врачом в больницу, у нас снова появились деньги, мама немного окрепла и в один день даже помогала Туни нарезать овощи к салату. Я была счастлива. Мне чудилось, что сделка с Богом прошла успешно, а ведь мне стоило быть умнее. Стоило заключить сделку с другой стороной.
Я вернулась из школы, разбив коленки в кровь. На перерыве мальчишки схватили мой старенький портфель, разорвали его, когда перекидывались им через весь двор, а его содержимое разлетелось по всей улице, подхваченное ветром. Однокашники мои смеялись, пока я, сдерживая слезы, собирала книги и тетради.
— Ты не должна здесь учиться! — крикнул самый мерзкий из них, толкнув меня в спину.
Удар оказался достаточно сильным, чтобы сбить меня с ног. Я почувствовала как камни растерзали обнаженную кожу, острая неприятная боль запульсировала в ногах.
— Психо-Эванс! — подхватили остальные.
Они кричали и кричали это мне в спину, пока я вставала. Сил у меня не осталось, так что я схватила то, что смогла, и бросилась прочь оттуда. Вслед мне полетели огрызки и бумажные шарики.
— Мама! — отчаянно позвала я, влетая в дом.
Из свежих ран шла кровь, а от слёз щипало в носу, но я всеми силами сдерживала подступающие рыдания. Дом встретил меня тишиной, поймав в плен неприятного затхлого запаха.
— Мам, — уже тише позвала я, подходя к двери её комнаты. Оттуда доносился шум. Я вошла.
Мама сидела перед зеркалом. Увидев меня, она тут же подозвала к себе. Я двигалась как во сне, забыв про свою боль и жалобы. Роза накрасила губы красной помадой, выйдя за контур губ, размазав помаду по скулам и подбородку; казалось, что ее лицо в крови.
— Что ты делаешь? — шёпотом спросила я, чувствуя нарастающий в сердце страх.
Мама протянула ко мне руки и силой усадила рядом с собой.
— Мы такие красивые, — она гладила мои волосы, глядя отражение. Наши рыжие волосы словно сплелись в одно, ярким пламенем заструившись по плечам и окутав лица. Мама схватила помаду и провела ею по моему лицу.
— Прекрати, — жалобно взмолилась я. — Хватит, — у меня не получалось вывернуться из хватки, а мама продолжала проводить алой помадой по моим губам, скулам, вискам — до всего, куда могла дотянуться.
— Мы одинаковые, моя девочка, — горячо шептала она. — Роза и Лили, — голос мамы становился громче, пронзительней, а по моим щекам текли слёзы. — Кровь не вода, — вдруг сказала она, руками размазывая помаду и солёную влагу по моему лицу. На её губах играла зловещая улыбка.
Я просила её остановиться, мне хотелось, чтобы это безумие закончилось. Мне очень хотелось, чтобы она, как любая мать, встретила меня после школы, обработала царапины и пожалела. Мама схватила моё лицо своими руками, вонзив острые длинные ногти в кожу. Она смотрела мне в глаза:
— Я не принадлежу им, я огонь, феникс. Я сожгу их, пока они не уничтожили меня, — её голос звучал как песня, проникал внутрь, шипами пронзив трепыхающееся в груди сердце.
— Не говори так! Я не понимаю, что ты говоришь! Давай подождём папу, пожалуйста.
Но она не слышала меня.
— Ты делаешь мне больно, — жалобно проскулила я.
— Ты будешь такой же, — продолжала мама. — Ты как я.
— Нет! Нет-нет, — я ударила её по предплечьям, вынуждая отпустить руки.
Воспользовавшись свободой, я бросилась к выходу. Голос звучал мне в спину, крики усиливались, я не могла разобрать ничего, только поток незнакомых слов, певучих как витиеватая вязь.
— Прекрати! Прекрати! — закричала я, зажимая уши.
Мама вдруг вскочила на ноги, выглядя ещё более безумной чем обычно из-за помады на лице.
— Они не заберут тебя.
Это было последнее, что я услышала перед тем, как дом загорелся. Все остались живы, по крайней мере, ещё на протяжении какого-то времени. После случившегося отец не выдержал и развёлся с мамой. Вскоре её не стало.
У нас ничего не осталось, мы были сломлены и опустошены. Папа не знал, как ему справляться с двумя дочерьми и нашей жизнью. Он женился через полгода на вдове Кейт, усыновил Джона, собрал все свои сбережения и перевёз нас в маленький городок с красивыми коттеджами, обычной провинциальной школой и одним кинотеатром на весь город. Чтобы мы были нормальными, не отличающимися от остальных семьей.
Я в эти рамки не вписывалась к огромному ужасу Петунии и отца.
В общем всё сложилось не самым лучшим образом. Я хочу сказать, что будучи дочерью шизофренички и тюремного врача сложно завести себе друзей, а если прибавить к этому загадочные вещи, происходящие со мной, то можно понять, что к одиннадцати годам мои коммуникативные способности оставляли желать лучшего. Северус сам познакомился со мной, проявил инициативу, я бы даже сказала, настойчивость. Мы поссорились с ним на пятом курсе, хотя и не это послужило концом нашей дружбы. Так что февраль шестого курса, как и предыдущие полгода я проводила практически в одиночестве. Друзей у меня не было, цели в жизни тоже. Единственное, что у меня было — занятия два раза в неделю в школьном оркестре, кружок продвинутого зельеварения по средам и заседания школьного совета, в который я входила как староста девочек шестого курса. Весь день я провела в раздумьях, а вечером долго сидела в гостиной старост, безучастно глядя в полыхающий огонь. Мародеры сидели на мягких диванах, о чем-то переговариваясь и играя в карты. Они часто засиживались в гостиной старост, хотя это и было против правил. С ними иногда заходил и Питер Петтигрю, семенивший за парнями как хвост, отчего и получил свою кличку, но в тот вечер их было трое.
— Лили, у тебя все хорошо? — обеспокоено спросил Люпин, подходя ко мне.
Я постаралась улыбнуться.
— Все нормально.
— Мы тебе не мешаем?
— Нет, конечно, нет, — я встала на ноги, бросая взгляд за спину Люпина, где на диванах остались сидеть двое парней. — Я немного прогуляюсь перед сном.
Схватив куртку, я вышла из гостиной, радуясь прохладе и полумраку коридора. Я решила, что пора прекратить обдумывать и нужно начать действовать. Мне нужно было начать штудировать библиотеку, а чем раньше я начну, тем скорее перейду к практической части. Лекарство от ликонтропии не существовало, люди отказывались даже предполагать такое, отказывались, в первую очередь, признать оборотничество заболеванием, которое может поддаться лечению. Им впиталась в кровь и мысли уверенность, что оборотни — зло, монстры, не достойные помощи или сожаления. Они были не отдельной кастой, не народом, ущемлённым в своих правах (как, например, кентавры, эльфы или тролли); оборотни воспринимались как биологический мусор; как что-то, от чего необходимо избавиться. Однако исследования в этой области проводились, особенно часто к ликантропии возвращались во времена Инквизиции, когда волшебники отчаянно сражались с магглами, не брезгуя ни одним из методов. Кому-то из влиятельных магов пришла в голову мысль использовать оборотней как своё орудие; они изловили десяток истинных оборотней, ещё больше укушенных, заключив их в клетки, спрятав в темницах и готовя из них своих солдат.Оборотни прятались от охотников: попадись они магглам их ждала жестокая смерть, но поймай их волшебный отряд, то участь грозила намного страшнее. Оборотни подверглись гонениям, на них ставили ужасающие опыты, пытались научиться контролировать их обращение; тогда же волшебники придумали месть для особенно фанатичных инквизиторов и служителей церкви: их близкие и родные подвергались нападениям волков. Все данные, полученные за годы исследований, хранились в архиве при монастыре, служащем оплотом для магов. Неприступная крепость стояла на острове посреди океана, защищенная сильнейшими магами тех времён. Но был один смельчак, которого не остановило невозможное. Роуг, которого во всех учебниках называют один из истинных оборотней, собрал отряд и под покровом ночи напал на остров. Они освободили пленных и уничтожили всех магов, живших там. Монахов, воинов, простых жителей. Оборотни разорвали сотни людей в клочья, кровью оросив землю и окрасив реки в багровый. Опьяненные свежей кровью и человеческим мясом, они не остановились пока не избавились от всех, а после отправили послание на материк: ящики, набитые человеческими остатками. Волки доказали, что их не стоит впутывать в противостояние третьих сторон, объединили против себя людей и магов, и ушли в подполье, научившись прятаться намного лучше, чем раньше.
Тогда же были уничтожены все исследования в этой области; оборотней признали неразумными монстрами, навсегда наложив табу на их законное существование. Ни один уважающий себя волшебник, человек, не желающий стать изгоем для общества и на себе испытать силу его презрения, не пытался с тех пор изучать вервольфов ни для обретения армии и могущества, ни для облегчения страданий этих людей. Сейчас в волшебном мире знания об оборотнях ничтожно малы: многие маги даже не знали, что оборотни способны изменяться только при полной луне, что уже говорить об их укладе жизни, слабых и сильных сторон? Я не являлась первопроходцем, все же информация в мире существовала; я собирала ее по крупицам на протяжении месяца, пока не убедилась, что лекарство действительно не найдено. При ликантропии в ДНК человека встраивался новый ген, который и отвечал за данную мутацию. «Вырезать» его из генотипа представлялось невозможным, несмотря на все фантазии великих ученых и их планы на будущее, когда мы сможем по своему усмотрению играть с ДНК, штампуя то художников, то математиков по необходимости. По самым радужным представлениям такое возможно только через десяток лет, а ждать столько да ещё и чего-то настолько призрачного я не считала возможным. Но неудача вовсе не остановила меня, напротив, я с двойным усердием принялась за работу, выписывая необходимые книги из Лондона, из Парижа, а затем и Оксфорда, связавшись с одним из их преподавателей-магов. Теоретические знания мои увеличивались в геометрической прогрессии, жизнь вне стен библиотеки представлялась мне скучной и тусклой; дни сменялись днями, летели месяцы, а я с головой ушла в своё исследование, позабыв все, что волновало меня раньше. Весна пролетела незаметно, а впереди у меня было плодотворное лето, учитывая запланированную встречу с Дамоклом Белби, человеком, с которым я вела переписку с середины марта. Я сказала ему, что готовлю исследовательскую работу для Защиты от Тёмных Сил, но при личной встречи собиралась рассказать правду о своём желании изобрести зелье, способное противостоять ликантропии, способное удерживать человеческий разум в теле волка, сделать трансформацию менее болезненной, а самих оборотней — полноправными членами нашего общества. На руках у меня был примерный рецепт, но варить зелье без консультации со специалистом и его чуткого руководства я, конечно же, не бралась.
На перроне меня встречал отец, постаревший за время моего отсутствия ещё больше. Его одежда была чистой и аккуратной, лицо гладко выбрито, а волосы с проседью расчесаны и уложены гелем. Уже три года папа владел своей медицинской практикой в нашем маленьком городке. Жители уважали его и любили, умилялись умницам-дочкам и пасынку, учившемуся в медицинском институте. Отец обнял меня, потом отстранился, внимательно вглядываясь в мое лицо, и кивнул каким-то своим мыслям. Он никогда не говорил об этом, но я знала, что каждый раз он ищет во мне черты Розы. Мне оставалось неясным: прибавляется ли их с годами или я становлюсь более собой?
— Где же Северус? — спросил папа, забирая из рук чемодан.
— Мы больше не общаемся, — сухо ответила я.
Папа удивленно вскинул бровь, но развивать тему не стал, за что я была благодарна. Уходя, я наткнулась взглядом на Мародёров, шумно прощающихся друг с другом. При их счастливом и веселом виде, мне стало слегка не по себе и я поспешно отвернулась, борясь с чувством неприятной зависти внутри.Краем глаза я заметила, что Флора Бирн уходила с вокзала одна, таща за собой чёрный чемодан, выглядя одиноко и совершенно потеряно.
Литтл Уингинг. Такое маленькое приторное название для такого же пригорода с цветущей зеленью, аккуратными домишками с высокими окнами, в которые по вечерам видно работающий телевизор; люди в нем жили самые разные, но в своём большинстве семейные пары, в которых глава трудился в Лондоне, а женщины хранили семейный очаг, выглаживая школьную форму своих ненаглядных детей, готовя завтраки и обсуждая с соседками неспешно протекающую жизнь пригорода. Мы поселились в светлом просторном доме, в котором Кейт развела цветы, по утрам благоухало свежей выпечкой и кофе, а домашний кот Риччи важно лежал на своём коврике, изредка поднимая голову и взирая на нас, как на своих рабов. В Литтл Уитгинге семьи были идеальными, и мы отлично вписались в это общество шаблонов и клише. Кейт, как ей и полагается, дышала здоровьем и благополучием, готовила вкуснейший пирог, носила платья, подчеркивающие высокую грудь и широкие бёдра; папа здоровался с соседями, дарил приходящим на приём детям мармелад, читал за завтраком газету и слушал по вечерам радио; Петуния ездила на курсы секретарш в Лондон, где познакомилась с Верноном, представила его семье и надеялась на счастливое замужество; Джон всегда был учтив и приветлив, учился в медицинском и готовился унаследовать практику отца; а я удостоилась чести учиться в частной закрытой школе в Шотландии, где моими однокашниками были дети министров и политиков.Так мы и жили вот уже десять лет, воздвигая вокруг себя идеальный мир.
Розе Хиззл в этом мире не было места.
Я не любила приезжать домой на каникулы: чувствовала себя чужой, словно ворвалась в чей-то мир, правил которого совсем не знала. Дома моего появления тоже не ждали, затаив дыхание: отец пропадал на работе (мне нравилось думать, что ему тоже не по вкусу эта жизнь и он предпочитает проводить время в офисе), Петуния давно не воспринимала меня как сестру, но будучи вполне рациональной и стремящаяся сохранить хорошую мину при плохой игре, терпеливо переносила мое пребывание в своей жизни, попросту игнорируя моё существование; Джон не замечал меня по большей части, а вот Кейт крутилась вокруг меня, как наседка, стремясь угодить во всём и окружить заботой. Главной причиной того, что домочадцы чувствовали рядом со мной напряжение было моё сходство с матерью и наличие магических способностей. Фотографий Розы не было дома, о ней не говорили и не вспоминали, словно никогда и не существовало первой миссис Эванс; я же была её живым наследием, памятью о ней и вечным напоминанием, мозолившим добрым людям глаза.
Тот солнечный день уже давно поблек в моей памяти; было душно; потоки свежего воздуха взяли отгул и не появлялись в пригороде. Я помню, что с трудом заставила себя обменяться парой слов с Кейт, выслушать ее бессмысленное чириканье и подняться к себе, обещая отцу вернуться через десять минут, чтобы пообедать. Я прислонилась спиной к двери, оказавшись в неизменной спальне; окинула взглядом голубые стены, кровать с нежно-лиловым покрывалом, книжные полки, забитые литературой, комод, заставленный множеством милых безделушек и рамок с детскими фотографиями; снизу доносились голоса мачехи и отца. Я задыхалась. У меня подкосились ноги, и я сползла вниз по двери, прижала колени к груди и упёрлась в них подбородком. Я чётко и ясно поняла, что не выдержу в этом доме и дня. То, что случилось много лет назад, тайна, связавшая нас одновременно была и тем, что разделило. После смерти мамы мы будто смотреть друг на друга не могли. Я решительно спустилась вниз, таща за собой так и не разобранный чемодан. Во мне проснулся неожиданный талант к красноречию, когда я убеждала отца, что в Оксфорд мне нужно ехать сегодня, так как профессор перенёс нашу встречу. Я сказала, что проведу там месяц, а о дальнейших планах сообщу по телефону. Через час я уже садилась в такси, обещая вести себя хорошо и осторожно, звонить раз в два дня и при первой же необходимости вернуться домой. Проехав на такси до ближайшего перекрёстка, я вышла, расплатилась и вызвала более подходящий транспорт — Ночной Рыцарь, который должен был довезти меня до паба "Северный приют". В тот день многое поменялось, мой поступок стал чем-то вроде спускового механизма, стал бабочкой, вызвавшей торнадо. Поэтому я и не знала точно, с чего начать своё повествование, ведь всё закрутилось именно в тот день, но вы не смогли бы понять, не объясни я, что привело меня к пабу, что заставило меня снять комнату на сутки, а потом не знать, чем расплатиться за остальные дни.
Я спустилась вечером на первый этаж, где хозяин заведения Энди с остервенением чистил барную стойку.
— Чем могу помочь? — спросил он, стоило мне сесть на высокий стул. Недалёко от меня сидел единственный клиент.
— Добрый день, сэр. Мне нужна работа.
Энди перевёл на меня взгляд, огромными ладонями опираясь о деревянную поверхность стойки, и усмехнулся.
— Поздравляю. Чего же ты от меня хочешь?
— Я могу делать все, что угодно, — ответила уверенно я.
Голос подал не Энди, а сидящий рядом сальный мужик, прихлебывая своё пиво.
— Лезь на стойку, малышка, вот тебе и работа.
— Захлопнись, Флинт, — резко сказал Энди.
Я никак не отреагировала, предпочитая игнорировать человеческую глупость и недалекость. Бармен задумчиво смотрел на меня, а я на него, ожидая вердикта.
— Пиво наливать сможешь? — с сомнением спросил он.
— Я в прошлом году выиграла гран-при в конкурсе по уборке.
— И где же проходил этот конкурс? — удивленно вставил клиент.
Бармен одарил его снисходительным взглядом, возвращаясь к протиранию очередного стакана.
— В Хогвартсе, — ответила я, развернувшись к Флинту. — Домовые эльфы отходили два дня после поражения.
Энди фыркнул, весело взглянув на меня исподлобья. Он скрывал, но я видела, что уголки его губ дрожат от сдерживаемой улыбки. Это придало мне уверенности.
— И, кстати, я готовлю потрясающий омлет.
— Испытательный срок, — сдался Энди. — Выдержишь сегодняшний вечер — можешь задержаться на две недели. Идёт? — он протянул мне руку.
— Идёт!
— Дамблдор молодец, — задумчиво поговорил Флинт, — я всегда знал, что школе нужно перестать заниматься ерундой типа смертельных олимпиад и Турниров Волшебников. Конкурс по домохозяйству другое дело. Когда уже назначат старика Альбуса министром. Вот тогда-то жизнь станет лучше!
Мы с Энди переглянулись и одинаково усмехнулись.
— Здесь есть телефон? — спросила я.
— На улице за углом, — коротко бросил Энди. — Пока можешь прогуляться, за стойку встанешь вечером, часов в семь: тогда собираются люди.
Я попрощалась и вышла из паба. Будка нашлась на расстоянии нескольких метров; я вошла внутрь, зажала телефон между ухом и плечом и набрала номер дома. Ответил отец.
— Все в порядке, пап, — сказала я, терпеливо выслушав вопросы отца, заданные сухо и деловито. — Оксфорд выглядит так, как я и представляла. Меня поселили в студенческом общежитии, работу начнём завтра.
— Прекрасно, Лили, я в тебе не сомневался. Ты умная и рациональная девушка, так что я не волнуюсь. Звони, если что-нибудь понадобится. До свидания.
Я простояла ещё несколько минут, держа телефон в руках. Вот и все, что он тогда сказал. Мне на долю секунды стало больно от того, как легко все прошло. Неужели этого оказалось достаточно? Какой-то бессвязный бред, сказанный семнадцатилетней девушкой, и вот меня отпускают на все четыре стороны. Возможно, звучало несправедливо, но мне показалось, что дома все рады моему долгому отъезду. Ведь так для них все проще, не нужно терпеть странную девушку в своём картонном доме. Позже я отправилась на Косую аллею, разменяла в Гритготтсе фунты на галеоны, купила себе фисташковое мороженное, зашла в магазин одежды и купила летний сарафан: из прошлогодней одежды я уже выросла. Время текло тягучей липкой карамелью. Я сидела на плетённом кресле, щурилась от ярких солнечных лучей, смотрела на проходящих мимо людей, искала трещинки на выложенной камнем дорожке; в воздухе пахло сладостями и волшебством; мне представлялось, что я отдыхаю на дорогом курорте, но в то же время я со всей ясностью понимала, что не хотела бы оказаться где-нибудь в другом месте. Я настолько увлеклась созерцанием пейзажа, что не заметила компанию подростков, занявшую соседний столик; просто в какой-то момент передо мной выросла гора, загораживая солнце.
— Простите? — спросила я, вглядываясь в силуэт человека. Болезненная бледность, серые глаза, коротко стриженные волосы, шрам, змеёй выползающий из рукава футболки… Отдельные черты сложились через секунду в единый образ. — Ремус! — воскликнула я.
— Привет, Лилс, — улыбнулся он, и его искренняя улыбка затмила солнце окончательно. — Что ты тут делаешь?
— Ничего особенного, — я указала на соседний стул. — Присаживайся.
Ремус отвёл взгляд, посмотрев куда-то за мое плечо. Я обернулась: через несколько столиков от меня сидели Мародеры. Они с интересом следили за нашим разговором.
— Ты не один, — я снова обернулась к Люпину. Он выглядел немного смущенным. — Вы отмечаете конец учебного года?
— Типа того, — пожал он плечами. — Не хочешь присоединиться?
Его слова вынудили меня усмехнуться: мы оба знали, что приглашение продиктовано вежливостью. Милый добрый Ремус, стремящийся добиться для всех комфорта и благополучия.
— Спасибо, но я откажусь: не хочу смущать твоих друзей.
— Ты вовсе не…
— Не испорчу вам весь образ? Брось, Ремус, — я встала, взяв в руки свои пакеты. — Если кто-нибудь из школы увидит, что Мародеры пьют кофе с ненормальной Эванс, то ваш рейтинг крутых парней стремительно упадёт вниз.
— Ты знаешь, что я так не думаю, — сухо сказал Ремус. Он выглядел оскорбленным.
Мой взгляд смягчился, и я вполне благосклонно улыбнулась.
— Все хорошо, Ремус. Меня это не трогает. Увидимся.
Мне следовало сразу уйти, но какое-то странное чувство, назойливое ощущение, будто кто-то щекочет шею своим дыханием, заставило меня обернуться. Сложно сказать, что именно случилось. Произошло сразу несколько вещей: подул ветер, колыхнув мои волосы, и они заалели ярким пламенем в воздухе, корона солнечного света осветила меня со спины, а я схватилась за подол платья, прижимая его к бёдрам. Джеймс Поттер посмотрел мне в глаза, и не так, как будто видит все это, а словно каким-то невероятным образом сумел пробраться через тернии света и ветра, сквозь кожу и кости. Его взгляд стал осязаемым, таким тяжёлым, что я не могла пошевелиться. Он моргнул, и все прекратилось; неведомые нити, соединившие нас в то короткое мгновение, с тихим звуком разорвались. Я ушла, находясь в жутком смятении и растерянности.
Я отчётливо помню свои рабочие дни в пабе. В первый вечер было тяжелее всего. Энди в двух словах поведал о моих задачах, посоветовал не флиртовать зря с клиентами, но оставаться приветливой, если хочу надеяться на чаевые. «Ничего сложного» скажите вы. «Невыполнимая задача» отвечу я. Я переживала, действительно волновалась, когда встала за стойку. Как-то очень быстро паб забили люди, в основном мужчины за тридцать, принёсшие с собой голоса, шутки и громкий смех. Энди всех их знал по именам, а я забыла своё, пытаясь налить пиво в огромную кружку, но краник заело и он не поддавался моим попыткам. Вечер прошёл как во сне. Было очень громко и шумно, никто не заказывал омлет или фирменный чесночный пирог, предпочитая пиво и иногда огневиски. Я сбилась с ног, стараясь обслужить такое большое количество людей. За эти часы я разбила шесть пивных кружек, разлила пол-литра пиво на дощатый пол, забыв закрутить после себя краник, перепутала десяток раз заказы и облила огневиски одного из клиентов. Ночь была адской. Когда ближе к трём утра последний посетитель, пошатываясь, покинул заведение, я сомневалась в возможности дойти до своей комнатки. Все, на что мне хватило сил, это осесть на пол, вытянув перед собой ноги, и прислониться спиной к барной стойке. Из дремоты меня вырвал грохот, с каким Энди опустил ведро воды рядом со мной. Мне с трудом удалось разлепить веки и посмотреть на босса снизу вверх. Энди выглядел лучше, чем я.
— Убери тут все, а потом можешь идти спать.
— Но… — я в ужасе оглядела зал, пребывающий в захламленном состоянии. — Я не смогу...
— Это твоя работа, — отрезал Энди. — Приступай, если хочешь закончить до утра.
Что я могла возразить на это? Не знаю, откуда я нашла в себе силы. Ведро показалось ужасно тяжёлым, а руки меня не слушались. Я вычистила все столы, вымыла стойку, обляпанную рвотой, помыла скрипящий пол. Воду в ведре я поменяла раз десять, затем вымыла посуду и навела порядок на небольшой кухне. К тому времени как я закончила, Энди уже спустился, чтобы открыть паб. Он окинул оценивающим взглядом помещение, а у меня двоилось в глазах от истощения.
— Хорошая работа, — просто бросил он мне, как кость с хозяйского стола.
На негнущихся ногах я поднялась в комнату, не раздеваясь, повалилась на кровать и уснула в ту же секунду.
Первые дни я до смерти уставала, но уже спустя одну трудовую неделю вполне свыклась со своими обязанностями. Все изменилось в вечер вторника, когда я стояла за стойкой в ожидании очередного заказа. «Приют» был забит клиентами, Энди стоял в противоположной от меня стороне, болтая со старыми друзьями. Передо мной сидели двое мужчин, обсуждающих старые времена, и изредка обращающиеся ко мне с просьбой разрешить какой-либо из их споров. Ко мне быстро привыкли, смирившись с тем, что в святилище теперь работает рыжая ведьма, к тому же несовершеннолетняя, о чем Энди не уставал напоминать своим знакомым. Впрочем в этом не было необходимости. Мои представление об контингенте были ошибочны изначально. К нам заглядывали семейные и одинокие мужчины, старые вояки, работники Министерства и люди науки. Они проводили время за выпивкой и разговорами, общаясь с друзьями, обсуждали спорт, слушали радио и музыку, травили байки, смеялись над политиками и начальниками. Никто из них не предпринимал никаких оскорбительных действий по отношению ко мне, правда, случались и казусы, как драки между подвыпившими дебоширами и результаты слабого желудка, которые мне позже приходилось вычищать ночью. Но никаких действительно серьёзных происшествий не случалось. До вторника. Он сразу привлёк внимание, как вошёл. Главным образом благодаря своей внушительной фигуре и месту за столиком в углу, словно старался остаться незамеченным. Однако заинтересованные взгляды постоянных клиентов все же обратились к незнакомцу. Таковы уж маленькие английские пабы, ничего не поделать. Я сделала вид, что мне понадобилась чистое полотенце для стаканов и подошла к Энди.
— Кто это там? — как раз спросил его старик Джон.
Энди заинтересованно посмотрел на прибывшего.
— Надеюсь тот, кто я думаю, - взволнованно проговорил он.
Энди вытер руки о рубашку и вышел из-за стойки. Все проследили за ним взглядом, пока он подходил к занятому столику. В госте было по меньшей мере восемь футов роста, а ширина плеч больше ширины дверного проема. У мужчины были рыжие вьющиеся волосы и неухоженная борода, придающая ему дикий вид. Ярко-голубые глаза в обрамлении редких светлых ресниц взирали прямо и открыто: он точно знал, какое впечатление производит на людей и не собирался отступать от созданного устрашающего образа.
— Добро пожаловать! — поприветствовал Энди. — Могу предложить виски?
Бородач заговорил с явным шотландским акцентом, а голос его оказался низким и хриплым, как раскат грома в северных горах. Я ничего не поняла, но Энди неожиданно обернулся и посмотрел прямо на меня.
— Неси скотч, Лили! — прикрикнул он, заставив меня вздрогнуть.
Я бросилась в погреб, откуда вернулась с двумя бутылками скотча. Прихватив стаканы, я прошла к столу, за которым теперь сидел и Энди. Он открыл бутылку и разлил по двум стаканам, остальное предоставив мне. Бородач с интересом взглянул на меня и что-то спросил. Я снова не разобрала слов.
— Нет, — ответил Энди. — Лили работает здесь.
Бородач все так же заинтересованно и пристально смотрел на меня.
— Сколько тебе лет? — спросил он. На этот раз я знала, что он заговорит со мной, поэтому внимательней вслушалась и мне удалось разобрать вопрос.
— Семнадцать, — ответила я.
— Ты шотландка?
— Нет.
— Ты похожа на шотландку.
Энди отослал меня после этого, велев позаботиться о других посетителях. Следующие полчаса я все бросала украдкой взгляды на крайний столик, где вёлся тихий разговор. Как я могла судить, Энди что-то втолковывал мужчине, но тот смотрел на моего босса с недоверием и оставался глух к его словам. Энди вдруг встал со стола и подошёл ко мне. Он отвёл меня в сторону и заглянул в глаза.
— Лили, если бы это не было важно, я бы не попросил, но на кону стоит слишком многое и выбора у меня нет.
В первое мгновение я почувствовала панику и бросила затравленный взгляд на шотландца.
— Что происходит? — удалось мне вымолвить.
— Ты знаешь какие-нибудь песни?
— Что? — до меня не сразу дошёл смысл вопроса, а затем подумалось, что Энди шутит. Но выражение его лица оставалось крайне серьёзным, так что сомневаться в услышанном не было смысла.
— Мне нужно, чтобы Макгрегор согласился оказать нам услугу… Он выдвинул условие: хочет, чтобы ты спела. Сейчас.
— Но я не смогу, — вымолвила я, бросив взгляд на толпу в зале. — Я никогда не пела на людях. Честное слово, Энди, у меня не получится!
— Лили, — сказал он таким просящим тоном, что у меня рухнуло сердце. Ещё до того, как он продолжил, я знала, что соглашусь. Мне всегда было сложно в чем-то отказать человеку, когда ему требовалась помощь. — Я верю, что ты справишься. Это очень важно. Черт бы побрал этих шотландцев с их глупыми условиями!
— Ладно, — кивнула я. — Не заводись. Я сделаю это. Но ты ответишь на один вопрос?
— Конечно, — с готовностью отозвался Энди.
— Что он у тебя спросил? Когда я подошла.
Энди усмехнулся.
— Спросил, моя ли ты дочь.
Я кивнула и постаралась обнадеживающе улыбнуться. Энди дал мне пару минут, чтобы собраться с мыслями. Он вернулся в зал и призвал всех к тишине. Заинтригованные мужчины и вправду снизили голоса, обеспечив практически идеальную тишину. У меня дрожали руки, когда я выходила из подсобки и под пристальным взглядом нескольких десятков людей встала в середине зала. Замявшись, я все же залезла на один из крепко сколоченных деревянных стульев. Рыжий мужчина не сводил с меня глаз. Мне доводилось петь в начальной школе и по вечерам для родителей. Но больше я любила слушать, как поёт моя мама пробирающим до дрожи голосом. И я решила спеть одну из ее песен:
— Мертвец явился к Марджери, взошёл он на крыльцо. У двери тихо застонал и дернул за кольцо…
— Почему ты всегда поешь эту песню? — я смотрела на мамино отражение в зеркале.
Мне нравилось наблюдать за ней, пока она прихорашивалась у зеркала. Мама становилась умиротворенной, а мне казалось, что я наблюдаю за неким таинством, постичь которое мне только предстоит. Длинные гладкие волосы вызывали восторг у всех в округе, и мы с папой гордились ею. Мама мягко улыбнулась мне, перестав мурлыкать песню. Раньше баллада меня пугала, но сейчас вызывала лишь любопытство.
— Это ведь очень красивая песня…
— Но ты говорила, что не любишь ничего красивого.
— Ты и песня исключение.
Она замолчала, сосредоточившись на своих волосах. Мама часто так делала, словно на какое-то время исчезала из всего мира, затерявшись в лабиринтах своей души. Это был один из тех моментов, когда безумие отступало после лечения, и мама вновь становилась мамой.
— Она честная, — вдруг произнесла она. — Все лгут, Лили, но в этой песне слишком много правды. Не стоит никому верить. И не стоит думать, что провинившийся останется без наказания. Нужно оставаться хорошим человеком, дорогая. Всегда. Запомни это, хорошо? — мама пристально загляделась в мое отражение, а я незамедлительно кивнула.
Все разговоры прекратились. Посетители смотрели на меня, прислушиваясь к словам. Мой голос звучал тихо в начале, но креп и становился сильней, а руки невольно сжались в кулаки. Я не пела балладу о верности никогда. Это всегда была маминой песней, на которую никто, а тем более я, не мог покуситься. Но вот, пожалуйста, я стояла в окружении малознакомых людей, не знающих ничего ни обо мне, ни о Розе и пела им, открывая сокровенное, переплетая свой образ в мыслях с образом матери, успевшем потускнеть в моей памяти. Но они услышали. Услышали не известные слова, а мою горечь, мои эмоции, они услышали меня, и в это короткое мгновение, ставшее целой вечностью, я почувствовала единение с этими людьми. Когда я допела, то никаких аплодисментов не последовало. Под пристальными и обескураженными взглядами я слезла со стула, молча прошла к своему месту и встала за стойку. Вскоре все пришли в себя и обычный ход вещей продолжился. У меня бешено стучало сердце в груди и я не смела поднять взгляд. Все разошлись раньше: не было ещё и часа ночи, когда паб опустел. Шотландец ушёл одним из первых.
— Иди спать, — сказал мне Энди.
— Но нужно убрать…
— Сегодня я сделаю всё сам.
Я не стала спорить, а лишь кивнула и обошла стойку, направляясь к лестницам.
— Лили, — я обернулась, стоя на второй ступени. — Спасибо. Благодаря тебе у меня все получилось.
— Я рада, что смогла помочь.
— Ты… — он замялся. Я нахмурилась, вдруг поняв, что Энди волнуется. — Ты не могла бы спеть ещё раз? Завтра, когда придут люди.
Я кивнула, не смея ничего сказать. Той ночью я впервые за долгое время не могла уснуть, волочась с бока на бок. Шотландец показался мне очень странным, да и что за дела могут связывать его с Энди? Энди пригласил его? И это имя… В памяти оно тогда не задержалось, но звучало грубо и быстро, словно старая поговорка. Да и согласиться на что-то при условии услышать песню в исполнении какой-то соплячки. Довольно необычное желание. Я была уверена, что он не имел в виду ничего двусмысленного. В его взгляде не было мужского интереса, но было что-то другое, что однако беспокоило отнюдь не меньше. С тех пор я пела почти каждый вечер в пабе у Энди. Я сбивалась с ног, обслуживая посетителей, познакомилась ближе с завсегдатаями, узнала рецепт фирменного чесночного пирога, который ни разу не заказали с момента открытия паба. А раз за вечер я забиралась на высокий стул, сцепляла руки в замок и пела. Весь день я выбирала песню, которую буду исполнять. Все песни, что знала, мне довелось услышать от мамы. Посетители, оказавшиеся в этот момент в пабе, потом обязательно заходили ещё, восхваляя мою мать, которая привила любовь к старинным народным песням.
— Когда-то давно у реки Самберли Встретились двое друзей. "Куда ты идёшь?" — спросил первый из них. "Правителю всех людей". "Зачем же ты ищешь властителя, друг? Благих он не скажет вестей" "Садись, расскажу, я историю ту, путь пройден почти до конца. Я спас лорду жизнь, Спас прямо здесь, У вод реки Самберли. Правитель сказал, Король всех людей, Что выполнит просьбу одну. Прошло много лет, Я мир повидал, Сражался за многих господ. Теперь же я стар, На покой мне пора, Но просьба осталась одна. Хочу чтобы лорд, Правитель людей, Вспомнил былой свой должок. Пусть дочку мою, Мою милую Энн, Объявит своей женой!" Двое друзей дошли до ворот, Пришли на поклон королю. Старик рассказал просьбу Свою, лорд оказался рад. Велели вести красавицу Энн, Чтоб стать женой короля... Милая Энн, добрая Энн Плачет у самой реки. Милая Энн, добрая Энн Не хочет замуж идти. Свадьбу сыграли, Отец в тот же день Покинул мир живых, А милая Энн, добрая Энн упала вслед за ним в Самберли.
С последними словами раздались аплодисменты. Все захлопали, а я склонилась в шутливом поклоне, затем спрыгнула со стула и покружилась на месте. Это было невероятное чувство. Люди рассказывали своим друзьям, что у Энди работает девушка, поющая старинные песни и наливающая самый вкусный эль. Энди, смеясь, говорил, что большинство людей стало приходить ради меня. В паб заходили часто и женщины, но они никогда не засиживались допоздна. Поэтому в первое мгновение, когда мой взгляд зацепился за женский силуэт, я не обратила внимание, но стоило приглядеться мне чуть внимательней и я узнала Флору Бирн. Её лицо должен был скрывать широкий капюшон, но из открытого окна подул ветер, сбросивший защиту с головы. Флора тут же натянула капюшон на волосы, но было поздно: я узнала её. Однако сама девушка явно не поняла, кто я, либо же была так увлечена своим собеседником, что не обращала ни на что вокруг внимание. Они сидели вдвоём, склонившись к друг другу и о чем-то шептались. На мужчине была длинная чёрная мантия, а капюшон он натянул чуть ли не до самого носа.
Бармен проследил за моим взглядом и покачал головой.
— Нет.
Я нахмурилась, продолжая наблюдать за ними. Через какое-то время мужчина ушёл, а Флора осталась сидеть. Взяв с собой кружку пива, я направилась к ней.
— Вы ошиблись, я ничего не просила… — попыталась она возразить.
— За счёт заведения, — улыбнулась я.
Флора подняла на меня взгляд, внимательно вглядываясь в лицо; я поставила кружку перед ней и села напротив.
— Что ты здесь делаешь? — обескураженно просила она.
— Работаю, — прямо заявила я. — А как же ты? Это не лучшее место для молодых и одиноких девушек.
Не знаю, почему сказала это, учитывая, что сама пришла сюда именно в таком статусе и ничего серьёзного ей здесь не угрожало. Но вот ее собеседник в засаленной мантии мне совсем не понравился, показавшись скользким типом, а в людях я редко ошибаюсь.
— Это тебя не касается, Эванс.
Скажи так кто-нибудь другой, да даже я, прозвучало бы довольно грубо, но Флора говорила мягко и в то же время уверенно и твёрдо, голос у неё был звонким и чистым, поэтому слова прозвучали обыденно. Я пожала плечами.
— Конечно, как скажешь. Но если тебе понадобится помощь, обращайся.
Я встала, решив, что разговор окончен.
— Но почему? — с искренним непониманием спросила Флора. — Зачем тебе помогать мне? Это какая-то благотворительная акция от старост школы?
— Вовсе нет. Это благотворительная акция человечества. Называется добро.
Я улыбнулась ей и кивнула на пенящийся напиток.
— А пиво действительно за счёт заведения.
Флора не успела ответить, а может и не захотела, когда я ушла, пробираясь через толпу к своему законному рабочему месту.
Мне часто говорили, что я спасла Северуса Снейпа. Даже он сам убеждал меня, что только я помогла ему смириться с жизнью, только дружба со мной стала для него спасательным кругом. Все было не так. Это Северус меня спас. Я ничего не знала о дружбе, поэтому, когда обрела друга, то нырнула в наше общение с головой. Он стал моим центром мироздания, моей вселенной. Я боялась словом или делом задеть его, боялась оттолкнуть или потерять единственного человека, который назвал меня своим другом. Мы познакомились после нашего переезда, когда семья Эванс обжила домик с садом и влилась в приличное общество английского пригорода. Снейпы были совсем не такими. Поэтому, когда я впервые увидела Сева, то почувствовала странную связь с ним. Я поняла при первом же взгляде, что это «мой» человек. Как оказалось мы действительно были похожи: два маленьких волшебника, не принятые одним миром и мечтающие о другом. Тогда в школе все начало немного меняться. Несмотря на то, что многие знали о нашей матери, все же нас с Туни не травили, как в старой школе, благодаря Джону, который считался одним из популярнейших старшеклассников. Сестра вскоре влилась в компанию девочек, и стала наконец частью школьной семьи, а я нашла одного единственного друга, которому посвятила все сердце и душу. Я верила в каждое слово Северуса, я всегда была на его стороне, безоговорочно следуя за ним как на привязи. Когда я научилась контролировать стихийную магию, что по словам Сева было практически невозможно, то старалась творить красивые вещи. Мне нравилось распускать цветы в ладонях, устраивать танец летней листвы на ветру, взлетать, чувствуя как порывы ветра подхватывают меня. Я верила, что магия должна приносить свет и радость, должна быть чем-то прекрасным и поистине волшебным. Но Северус считал иначе. Он верил в магию, в ее власть, силу, в то, что с ней он обретёт свободу и забудет о маггловской жизни. Мне нравился Северус, но мне не нравилось то, кем я становлюсь рядом с ним. Нет, я не считаю, что он плохо на меня влиял, или что он принуждал меня к чему-то плохому, нет. Просто… рядом с ним мне порой казалось, что все хорошее во мне прячется глубоко в сердце, а темная сторона рвётся на свободу. Я человек, а не святая и не ангел, во мне есть место злости, ненависти и обиде, но я всегда стремилась заполнить это место добротой, справедливостью и любовью. Я верила и верю, что хороший человек — это тот, кто признает свои ошибки и старается не допускать их в будущем. Главное, чтобы тебя не тошнило от самого себя, когда ты остаёшься один. Но в детстве я совершала поступки, после которых мне хотелось блевать. Я не виню в этом Сева — у меня своя голова на плечах. Но дело в том, что он был и остаётся сильнее меня. Я не могла притянуть его к себе, никогда не могла переспорить или сопротивляться ему. Он побеждал меня. Я сдавалась.
В Хогвартсе не многое изменилось. Я не находила общий язык с однокашниками, но в том не было ничьей вины. Так просто сложились. Во мне они видели тихоню, зубрилу, мышонка, вечно сующего по библиотеке, а я стеснялась заговорить или подойти первой, опасаясь новой компании. Я хотела изучить магию, понять ее, научиться колдовать, а не заучить материал к урокам. Я не понимала, как люди могли превратить нечто столь прекрасное и невероятное в обыденность, в скучные уроки и домашние занятия? Я стремилась не стать лучшей ученицей на курсе, я стремилась раскрыть загадки мира, частью которого стала. Северус не разделял моего восторга, но умилялся ему. Он много времени проводил со мной, но не меньше со своими однокурсниками. Однако однажды все изменилось. Тишина и покой оказались только предвестниками бури. Не знаю, что тогда произошло. Северус не пытался рассказать мне, а я не хотела слышать, что послужило причиной его предательства.
Настал снежный декабрь моей первой зимы в Хогвартсе, принёсший с собой запах корицы и молока, омелу, развешанную по всему замку, рождественские песни и огромную пышную ель в Большом зале. Я чувствовала умиротворение, сидя за длинным гриффиндорским столом и читая книгу из школьной библиотеки. Это был не учебник, а роман, относящийся к классической магической литературе. Я была увлечена сюжетом и перенеслась на страницы книги, переживая события вместе с главным героем, когда услышала, что меня окликают. И у меня встали волосы на затылке дыбом.
— Ненормальная, — протянул кто-то за моей спиной, смачно произнося ненавистное слово по слогам.
Мне сотни раз приходилось слышать его в прошлой жизни. Я напряглась, выпрямилась, сведя лопатки вместе, но не обернулась.
— Эй, уродка, я тебе говорю. Ты тоже психованная, как твоя мама? Ты не только мерзкая грязнокровка, но ещё и шизофреничка! Куда смотрит Дамблдор, позволяя таким отбросам учиться с нами в одной школе?
Ему вторил чей-то смех. Мое сердце забилось в груди как птичка в клетке. Я закрыла глаза, в надежде, что они уйдут, но скамья прогнулась под весом, и с двух сторон от меня уселись мальчишки с зелёными нашивками на мантиях.
— Ну что, Эванс? — усмехнулся все тот же, кто начал этот разговор. Дерек Мальсибер, Эдвард Нотт и Михаэль Эйвери — мои однокашники с братского факультета. — Что же ты молчишь? Или это не правда и твоя мама не была грязной магглой и шизофреничкой?
— Не говори так, — дрожащим голосом произнесла я.
Лицо мальчика изменилось, перекосившись от ярости.
— Как ты смеешь мне перечить? Ты всего лишь грязная букашка, никто, пустое место. Такие как ты должны быть рабами истинных чистокровных волшебников. Единственное твоё предназначение — это служить лордам. Я прав, парни? — обратился он к молчавшим друзьям.
Он говорил словами своего окружения и мира. Они его поддержали. Я комкала ткань юбки и смотрела на страницы книги, строчки которой расплывались перед глазами. Дереку не понравилось отсутствие реакции с моей стороны. Он наклонился к моему уху, обдав горячим дыханием. Мурашки пробежали по моей коже.
— Ненормальная Эванс, — прошептал он.
Я закрыла глаза, сдерживая слезы.
Они ушли, посмеиваясь и глумясь, а я глотала слезы. Самым обидным для меня оставалось то, что в тот день за гриффиндорским столом сидели мои однокашники, но ни один из них не попытался мне помочь. Я гадала, откуда могут слизеринцы знать о моей маме. Горькую правду я предпочла проигнорировать. К вечеру я позволила себе успокоиться, не услышав никаких слухов о себе. Я подумала, что мальчиков это не сильно волнует, может у них есть дела важнее, чем личная жизнь однокурсницы. Огромное заблуждение.
Я шла на ужин, когда наткнулась на них в пустом коридоре. Втроём слизеринцы явно дожидались меня: каждый из них отошёл от стены, которую подпирал, глаза их лихорадочно заблестели. Мне стало страшно, ладони вспотели, и я решила, что просто пройду мимо, игнорируя их слова.
— А мы тебя дожидались, Эванс! — воскликнул весело Дерек, направляясь ко мне. Я замерла, с опаской глядя на него. — Мы подумали, что не безопасно позволять тебе бродить по школе с палочкой, которую ты ещё и недостойна. Кто знает, что у вас психов в голове. Тебе нужно в Мунго, а не в Хогвартс, ведь так?
У меня не оставалось времени на раздумья, мальчики приближались. Тогда я круто развернулась в обратном направлении и побежала, решив укрыться в родной башне. Кровь прилила к голове, а топот ног за спиной подгонял вперёд. Мне ещё никогда не было так страшно, я не чувствовала, что бегу, мне казалось, что я вот-вот взлечу и спасусь. Но я была лишь слабой девочкой, вздумавшей убегать от длинноногих мальчиков. Меня догнал Михаэль, больно ударив между лопаток, и я повалилась вперёд. Рефлекторно вытянув перед собой руки, я спасла лицо от напольных плит. Я не теряла надежды убежать. Вскочив на ноги, я снова попыталась сделать какое-то движение, но Нотт схватил меня за руку, разворачивая к себе.
— Куда собралась? — задорно спросил подошедший Дерек.
Я перевела на него затравленный взгляд.
— Оставьте меня!
— Да-да, обязательно, — мальчики переглянулись. — Отдай нам палочку и мы разойдёмся.
Я перестала вырываться, посмотрев внимательно в неестественно красивое лицо Дерека. Тогда оно показалось мне самым ужасным, что я когда-либо видела. Я медленно потянулась к карману мантии, намереваясь достать палочку. Как только мои пальцы сомкнулись вокруг полированной древесины, я тут же почувствовала уверенность и прилив сил. Я же волшебница! Я могу справиться со своими обидчиками. Но мой выпад оказался не таким быстрым, как я считала, Нотт перехватил мою руку, больно скрутив запястье; я вскрикнула, а палочка выпала из разжавшихся пальцев.
— Да кто ты такая, чтобы пытаться напасть на нас?! — закричал Дерек.
Все смешалось. Он просто накинулся на меня, свалив на пол. Я почувствовав сильный удар, попыталась встать, но Дерек, упавший вместе со мной, схватился за мою лодыжку. Я дёрнула ногой, со всей силы ударив его по лицу. Дерек завыл, а я встала на четвереньки, пытаясь отползти подальше. Сердце билось набатом, перед глазами плыло от перенапряжения. В следующее мгновение Дерек навалился на меня, не давая встать на ноги, и прижал лицом к полу. Он сел на меня сверху, схватил волосы в кулак и потянул на себя. Я заплакала от боли. Дерек наклонился прямо к моему уху:
— Долбанная грязнокровка! Ты должна вести себя подобающе и не сметь бить чистокровных волшебников! Ты грязная паршивая уродка, у которой нет права даже учиться здесь! Ты поняла меня?! — закричал он, натянув волосы вокруг кулака. — Поняла, грязнокровка?
Я плакала, но молчала. И тогда что-то изменилось. Дерек вдруг замер, он расслабил свою хватку, уткнулся носом мне в шею и глубоко вздохнул. Я затихла, боясь пошевелиться. Мне показалось, что сам воздух стал ещё более вязким. Я почувствовала, как Дерек провёл рукой вдоль моей спины, а потом сделал какое-то движение, потеревшись об меня.
Я заплакала ещё больше.
— Дерек, — осторожно позвал его кто-то из мальчиков. — Какой-то звук в коридоре.
Я почувствовала надежду на спасение, благодаря Бога за случайного прохожего. Дерек ещё раз вдохнул, словно пытался втянуть в себя мой запах, а потом я почувствовала, как исчезла тяжесть его веса. Ничего не сказав, слизеринцы ушли. Я лежала ещё секунду, не смея пошевелиться. Потом как можно скорее подскочила, опасаясь, что они могут вернуться, схватила палочку и побежала со всех ног в Гриффиндорскую Башню.
Утром все уже знали, что моя мать страдала психическим заболеванием и подожгла дом, чуть не убив нас обеих. Всё вернулось на свои места. Я снова стала ненормальной Эванс. Надо мной смеялись и подшучивали все, вне зависимости от факультета. Я умела игнорировать людей, но обиду невозможно игнорировать, поэтому практически каждую ночь я плакала, уткнувшись в подушку.
— Прости, Лили, — сказал Северус, понуро опустив голову. — Я не знаю, как это получилось.
— Видимо, ты говорил во сне.
Северус поднял на меня виноватый взгляд.
— Прости меня. Ты же знаешь, что я не хотел. Я не думаю так! Все просто случилось… вырвалось.
Я кивнула, переводя взгляд в окно. Тема была закрыта, я простила Северуса за первое, но далеко не последнее предательство. Тогда же я подошла с предложением дружбы к другому мальчику, получив очередной шквал насмешек. Ремус ничего не сказал своим друзьям, но сам никогда не называл меня обидным прозвищем. Он просто тихо садился рядом на каждом занятии, угощал меня батончиком шоколада и скромно улыбался.
Он был монстром по мнению волшебного мира. По моему мнению монстрами были они.
***
Мистер Дамокл Белби написал мне в воскресенье, через две недели после окончания школы. К письму он приложил порт-ключ, чтобы я могла без происшествий добраться до Оксфорда, где он будет ждать меня.
— Конечно же, поезжай, — сказал Энди. Он приготовил омлет нам обоим и накрыл один из столиков в пабе. Было ещё раннее утро.
— Меня долго не будет, — напомнила я ему, приступая к еде.
— Закончи все дела и возвращайся, а твоя комната будет тебя дожидаться. Устроим тебе сегодня прощальный ужин, — добавил он.
Я поперхнулась кусочком омлета.
— Не стоит, пожалуйста, — взмолилась я, сделав глоток прохладной воды. — Не хочу привлекать к себе ещё больше внимания…
— Ничего не хочу слышать! — оборвал меня Энди. — Люди расстроятся, если ты не попрощаешься.
Мы приготовили чесночный пирог и лимонный бисквит, пополнили запасы пива и вытащили из погреба целый ящик эля. К вечеру толпа собралась изрядная, а среди давно привычных лиц я увидела и красноволосого Макгрегора. Его фигура исполина выглядела действительно пугающе, а пристальный взгляд окончательно меня смутил. Но я то и дело изучала его исподлобья, стараясь оставаться незамеченной. Меня съедало любопытство. Кем был этот человек? Он хорошо одет, просто, но богато. Палочка, которую мне доводилось увидеть несколько раз, была совершенно удивительной: тонкое древко пронзали золотые проблески, словно семья солнечных змей ползла вверх, прямо в ладонь хозяина. Макгрегор вызывал уважение у всех, но люди предпочитали не говорить о нём. Однако каждое его появление не оставалось незамеченным Энди, а словно наоборот: он явно встречал гостя новостями, которые тот слушал отвлечённо и вполуха. Мужчина редко говорил, но часто смотрел на меня немигающим взглядом. Это не пугало меня. Лишь беспокоило.
Несколько молодых парней заиграли на губных гармошках, и по залу закружился хоровод танцоров. Полногрудые женщины смеялись и весело подпрыгивали, танцуя со своими мужьями и ухажерами. Меня тоже затянули в хоровод, и я не сопротивлялась. Когда я снова встала за стойку, передо мной появилась Флора Бирн. Она была в длинном сарафане и простой мантии, а волосы иссиня-чёрной волной рассыпались по плечам. Самым примечательным в этой девушке были ее волосы: они роскошной волной струились по спине, плавно переходя с темно-синего на цвет вороного крыла. Флора доставляла много проблем преподавателям и была бельмом на глазу школьного комитета. Она предпочитала носить чёрную одежду, изредка отдавая предпочтение тёмно-зелёному и цветам своего факультета. Год назад она носила кольцо в проколотой правой ноздре, сейчас же остался лишь след от прокола. Флора игнорировала дресс-код школы, позволяя себе наносить чёрные тени на веки, а ее соседки шептали, что у неё от плеча до поясницы тянется татуировка: витиеватая надпись, которую невозможно разобрать, но конкретно эта деталь оказалась лишь выдумкой сплетниц.
— Ты знаешь, почему Энн утопилась? — спросила Флора.
— Нет, — не медля, ответила я.
— И ты никогда не задумывалась? Разве это не странно, что молодая девушка не хочет выходить замуж за могущественного лорда, а потом и вовсе предпочитает утопиться?
Намного страннее, что Флора Бирн со мной говорила. Мы стояли в пабе, окружённые людьми и песнями, а до этого много лет жили в тёмном замке, но не замечали друг друга.
— Здесь шумно, — все же сказала я. — Давай поговорим на улице.
Мы вышли из душного паба и оказались на свежем воздухе. Флора без промедления села прямо на бордюр, а я, замявшись, опустилась рядом вслед за ней.
— Так что там с Энн? — напомнила я тему разговора.ё
— Всё было не совсем так, — ответила Флора. — Лорд, вождь одного из влиятельнейших кланов слыл жестоким человеком. Он действительно выслушал старика, когда-то спасшего ему жизнь, и согласился выполнить просьбу. Энн чувствовала, что брак не принесёт ей счастья, но отец и слушать не желал! Сыграли свадьбу, не успели гости сделать и глотка эля, как люди лорда изрубили несчастного старика на части прямо на глазах невесты. Лорд был прогневан тем, кто-то из крестьян посмел ставить ему условия. Новоявленную жену он отдал своим солдатам, которые всю ночь насиловали её в нескольких шагах от хладного тела отца. Утром ели живая Энн доползла до реки Самберли, а запах крови привлёк белоснежного Агаски, вышедшего из воды. Агаски - это древнее могущественное существо, принимающее форму гигантского жеребца. Он ослепил её своей красотой и величественностью, а когда подошёл ближе и уткнулся мокрой мордой в лицо, то Энн заплакала и взмолилась о помощи. Морскому коню понравилась красавица и он позвал её с собой в подводное царство. Энн не могла забыть свою боль и простить смерть отца, поэтому потребовала у Агаски сделку: она уйдёт с ним и родит ему наследников, а он в обмен проклянет весь клан кровожадного вождя. Агаски согласился и утащил Энн на дно, в своё тёмное царство.
Когда Флора замолчала, я не знала, что должна сказать.
— Видимо, мама не хотела рассказывать мне такую страшную историю, - неловко произнесла я, чтобы разбавить тишину.
— Однако песню она все же пела, хоть и переделала немного.
Воодушевление исчезло из её голоса, он звучал тихо и сковано. Было непривычно сидеть рядом с ней, мы обе не знали, о чем ещё можно поговорить. Похоже, что пыл Флоры поубавился и она пожалела о начатом разговоре. Но я не хотела давать ей повод прервать беседу.
— А откуда ты знаешь об этой легенде?
— В детстве нас часто пугали Мстительной Энн, говоря, что нельзя приближаться к реке, иначе речной князь похитит нас и разорвёт на куски по приказу своей жены. Все дети держались подальше от этого места, — засмеялась она. — Мы были очень доверчивыми.
— Значит, это правда? Река существует и…
— Конечно, правда, — уверенно заявила Флора. — Я выросла недалёко от неё, а на холме стоит замок, в котором все произошло. Эванс, практически все легенды — правда.
С этим я могла поспорить.
— Мне пора, — Флора встала, отряхивая испачканную мантию. Я поднялась вслед за ней. — Нужно идти.
— Спасибо, что рассказала об Энн, теперь я долго не смогу спокойно спать.
Она слегка улыбнулась.
— Это немного странно, да? — Флора неловко переступила с ноги на ногу. — Я примчалась сюда, чтобы рассказать глупую сказку.
— Это не глупо. Приходи ещё как-нибудь.
— Может, приду, — задумчиво ответила она. — У вас правда вкусное пиво. До встречи.
— До встречи.
Я стояла на улице и смотрела ей вслед, пока ночь окончательно не поглотила фигуру Бирн. Подул неожиданно холодный ветер, а мне показалось, что за мной наблюдает сотни глаз. В паб я вошла быстро и с правой ноги, предпочтя не задерживаться на пороге. Тем более в полночь.
— Жду всех завтра, друзья, а на сегодня все, — прокричал Энди.
И, следуя традиции, закрутил краник уже пустой пивной бочки.
Меня поражала невероятная атмосфера в «Приюте»: здесь каждый посетитель был не просто гостем, а добрым другом, заглянувшим на огонёк. Энди провожал народ, стоя у раскрытых дверей, пожимал руки, хлопал по спине, желал доброй ночи и улыбался спокойной, умиротворённой улыбкой. Я чистила стойку, погружённая в свои мысли. Ощущение было, будто маленький скарабей забрался под кожу и бродит в области сердца: я чувствовала движение его быстрых лапок, чувствовала, как острые зубцы впиваются в сердечную мышцу…
Беспокойство — вот название этому ощущению. Пожирающее изнутри, медленное, отравляющее беспокойство. Дело точно не в разговоре с Флорой — я пыталась себя в этом убедить. Фейри, мертвая девушка, месть — все это обычный миф, каких много. Да, все так, но посланники Хепера не давали покоя, копошась в груди.
Энди закрыл после последнего посетителя дверь, устало протер ладонями лицо и посмотрел на меня.
— Такое ощущение, что провожаем тебя на войну.
— Так и есть, — усмехнулась я, работая тряпкой. — Это сражение с демонами.
— Постарайся победить.
Убрали мы в этот раз вместе. Энди был задумчив, я — погружена в своё беспокойство, как в вязкое болото, а потому работа шла в полном молчании. В своей комнате я достала из комода порт-ключ, присланный профессором Белби, подобрала подходящую одежду, чтобы не тратить на это утренние часы и закинула в сумку увесистый блокнот, в который вносила основные положения.
Я замерла у окна, засмотревшись на залитую лунным светом улочку.
«Северный приют» получил своё название не случайно. Он находился в самой северной точке магического Лондона. Переулок Лунный Тупик заканчивался пабом, а прямо за ним скрывался один из входов на Косую аллею. «Приют» открыл Энди пятнадцать лет назад, когда только перебрался в Лондон из Бирмингема. У него не было и десяти галеонов в кармане, когда на пути ему встретился старина Джо Джанго (настоящего имени его никто не знал) — мелкий аферист, решивший покончить с темными делишками и открыть «чистый» бизнес. Ему нужен был человек, который не привлечёт к себе внимание и на которого можно оформить дело, скинув всю официальную работу. Так Энди и Джо стали партнерами. Поначалу дела в пабе шли не очень хорошо, несколько раз они могли лишиться всего, но умудрялись выходить сухими из воды. Однако Джо не смог избавиться от своей прошлой жизни, и его догнала Авада в тёмном переулке. Энди остался один с разорившимся пабом, куда не заходили обычные горожане, опасаясь разборок между пьяными членами уличных банд. Продолжаться так дальше не могло, и Энди решил полностью поменять контингент своего заведения. Он практически поселился в Министерстве, добиваясь разрешения открыть вход на Косую аллею, чтобы обеспечить поток людей. На это он потратил все свои сбережения, но не остановился на достигнутом: Энди делал огромные скидки для авроров, завлекая их в «Приют», тем самым распугивая нежелательных посетителей. Были недовольные, но ему удалось решить все конфликты. Тесный контакт с Министерством избавил его от дебоширов, отличная локация (благодаря выходу на основную торговую улицу Магического Лондона) обеспечила большим числом клиентов. Ну, а дальше было делом времени, когда появятся постоянные клиенты, облюбовавшие простой интерьер (столы из натурального дерева, большая стойка с высокими стульями, приглушённый свет и окна с разноцветными стёклами), добродушного хозяина, хорошее пиво и, конечно, фирменные пироги.
«Северный приют» действительно стал приютом для всех обездоленных и несчастных. Комнаты здесь стоили копейки, а хозяин всегда помогал чем мог. Паб стал вскоре одним из самых знаменитых в Лондоне, собирая в своём просторном зале несколько десятков постояльцев. Здесь ты мог найти кров и кружку золотистого эля, хорошую компанию и много свежих новостей.
Здесь ты мог почувствовать себя «правильно».
***
Ровно в девять порт-ключ активировался и доставил меня в назначенное место.
Магическая часть Оксфорда оставалась невидимой для обычных студентов. Несколько корпусов из серого кирпича, связанные между собой длинными коридорами-мостами, скрывались за стеной высоких деревьев и мощных заклятий. Пройдя же сквозь слепящую листву, вы оказывались на просторной лужайке, на которой сидели шумные студенты маги. Сюда меня и перенёс ключ, где встретила меня мисс Штольц — личная ассистентка профессора.
— У нас три корпуса, общежитие на двести человек, сильнейший преподавательский состав, — гордо рассказывала мисс Штольц, пока мы шли через лужайку. — У нас изучают историю, политологию, языки и культуру, литературу, зелья, алхимию, трансфигурацию и астрономию. Подробнее в буклетах, — кивнула она на бумажный пакет в моих руках, который всучила, когда я только возникла перед ней. — На базе университета открыта богатейшая библиотека, несколько магических центров работают с нами в тесном контакте, а инвестируют в нас не только государство, но и иностранные граждане.
Я кивала, особо не вслушиваясь в восторженную речь женщины. Больше меня волновала предстоящая встреча, чем прелести студенчества. Чего я ждала от этой встречи? Откровенности, открытых карт, зеркального разговора. Мне нужна была чёткая информация, настоящие цифры, голая ситуация без прикрас.
С чем я работаю, чему хочу посвятить своё время? Передо мной была глобальная проблема, бешеное желание ее решить, но вместо конструкции и детального плана — океан ненужной информации. Воду лили и лили все книги, которые я прочитала, они делали акцент либо на голой науке, либо на магии. Мне же виделось решение в другом — в объединении двух полюсов, чтобы найти оптимальный выход. Но для начала нужно как можно больше узнать об оборотнях, изучить их, понять, что происходит с человеческим организмом после укуса.
Дамокл Белби — вот первая реальная, а не призрачная станция на пути решения.
О нем мне рассказал профессор Слизнорт, когда я осторожно пыталась прощупать почву, задавая ему вопросы о ликантропии. Слизнорт сказал, что Белби — единственный в Англии учёный, открыто работающий в этой области. Белби храбрец, независимый эксперт, волшебник, чьё время бесценно. И он мой первый шаг.
Ассистентка профессора велела ждать в приемной, а сама села за деревянный стол и углубилась в бумаги. Я нервничала перед встречей. Без конца поправляла складки на сарафане, мысленно повторяла собственное имя: не дай Бог забыть от волнения! Ждать мне пришлось недолго, очень скоро меня пригласили в кабинет.
Я замялась на пороге, но вошла, плотно закрыв за собой дверь.
— Профессор Белби? — неуверенно спросила я, обращаясь в пустоту.
Именно так: вокруг ничего не было, даже стен или пола, только вязкая тяжёлая темнота. Я обернулась, но и двери не оказалось, хотя видит Мерлин, минуту назад она была на месте.
— Мантикора побери, снова заело… Секунду… сейчас… да! Ууух.
Щёлкнул выключатель реальности, и я очутилась в самом обыкновенном кабинете оксфордского преподавателя.
— Предпочитаю работать в полной тишине, — пояснил мне мужчина, запихивая что-то наподобие фонарика в ящик стола. — Присаживайтесь.
— Это какое-то изобретение?
— Да, формазатор. Моя собственная задумка, — не без гордости сообщил профессор. — Помогает сосредоточиться на важном. Так-с… Вы Лили Эванс.
Да. Я была той самой Лили Эванс, по крайней мере тогда. А передо мной сидел величайший волшебник. У Белби было очень доброе лицо, никак иначе сказать не могу, его мягкий взгляд располагал, и вы доверяли ему с первой же секунды знакомства. Седые волосы в абсолютном беспорядке тормошились, словно на круглой голове профессора наглая птица свила гнездо. На самом кончике острого носа висели круглые очки, которые он вечно поправлял.
— Вы пишите научную работу? — Белби склонился через широкий стол ко мне, причём так неожиданно и резко, что мне показалось, что острый нос проткнет мне глаз.
— Не совсем. Я… работаю над противоядием.
— Противоядием?
— Волчьим противоядием.
Повисла пауза. Профессор откинулся на спинку стула, достал из ящика стола сигареты и закурил, перед этим предложив одну мне. Отказалась.
— Что вы хотите знать?
Я выдохнула. Поспешно открыла блокнот, пролистывала страницы, чтобы найти свои заметки с важными вопросами. Руки у меня дрожали.
— Может вы хотите узнать, сколько людей до вас пытались найти противоядие? — продолжил Белби.
Руки замерли. Я подняла взгляд на профессора, продолжающего дымить как паровоз. Его кожа была сухой и желтой, как старая пергаментная бумага. Вот-вот зашуршит.
— Люди жертвовали своими жизнями, посвящали годы кропотливой работе, магические исследовательские центры проводили опыты — и ничего. Ни одной удачной попытки.
— Иногда один человек стоит больше, чем лаборатория. Хоть сотни лабораторий.
— И вы уверены, что являетесь таким человеком? — усмехнулся профессор.
— Да, — солгала я. — Я здесь не потому, что хочу совершить открытия. Я хочу спасти жизни людей.
— Оборотней, — небрежно исправил Белби, стряхивая пепел в пепельницу.
Я усмехнулась, не веря своим ушам. Отложила блокнот, села на самый край стула, а у самой сердце билось в пятках, при мысли, что разговор абсолютно бессмысленный.
— Я сделаю это. С вами или без вас.
Профессор засмеялся.
— Ох, мисс Эванс, неудержимая юношеская страсть погубила ни одно поколение.
— Где бы мы были без этой безудержной страсти, — ввернула я. — В Средневековье?
Белби поправил очки.
— Что вы хотите узнать?
— Все, — горячо ответила я. — Не понимаю принцип заражения. Да — через укус. Да — в ближайшее полнолуние. Но почему?
— Элементарно. Вирус. После укуса вирион ликантропии (ЛКТП) попадает в биологические жидкости организма: кровь, лимфу, слюну и желудочный сок. В желудочком соке есть ферменты, которые способны расщеплять его, но не у младенцев, заражённых через грудное молоко, поэтому все дети оборотней-женщин рождаются оборотнями. Вирион распространяется по всему организму и уже через несколько часов количество вирионов увеличивается в десятки раз. Проникнув в клетку, вирус встраивается в ее ДНК, меняя генетический код. Полное изменение ДНК всего организма происходит за три дня. А с первым полнолунием — это монстр.
— Но он не перестаёт быть человеком, — возразила я.
Профессор снова закурил.
— Ошибочно полагать, что луна обращает людей в оборотней. После укуса оборотень является собой все время, но может контролировать и удерживать человеческое сознание. Полнолуние же оказывает влияние на его чувства и эмоции, лишая контроля. Все в нем смешивается, котёл из чувств кипит и бурлит, сводя его с ума, на первое место выходят инстинкты, а не разум. Любое положительное явление способно вызвать у них восторг, любое отрицательное — довести до ярости. К утру человеческое сознание снова берет вверх, а воспоминания о ночи стираются.
— Но ведь есть истинные, не так ли?
— Да. Истинные — это оборотни по рождению, живущие по волчьим законом, создающие семьи с себе подобными. Их контроль достигает такого уровня, что они способны свободно обращаться в волчью форму, не теряя связь с человеческим «я». В полночь они также перевозбуждены, контроль их ослабевает, но тренировки и опыт могут исправить это.
Я вздохнула, лихорадочно анализируя услышанное.
— А лечение? Хоть что-то.
— Ничего, мисс Эванс, — жёстко оборвал профессор. — Мы сотни раз выделяли вирус, создавали вакцину, но она ничем не может помочь: у вируса миллион модификационных форм, к тому времени как начинают выделяться антитела, вирус полностью видоизменяется. Невозможно подобрать вакцину для каждого человека. Мы пытались остановить его размножение или хотя бы замедлить, но все без толку. Все впустую. Мой вам совет мисс Эванс: бросьте эту глупую затею. Вы потерпите фиаско.
— Выход есть. И я его найду.
— Иногда упорство — это не все, что нужно для достижения цели, — мягко, по-отечески сказал профессор.
Я не собиралась сдаваться. Если не получилось у них, не значит, что не получится у меня.
Профессор не стал больше ничего говорить. Он предоставил мне некоторые свои заметки и несколько книг из личной библиотеки. Мы проговорили ещё около часа. Несмотря ни на что, я чувствовала удовлетворение от этого разговора. Словно все стало по-настоящему, узлы затянулись, все закружилось, а если история началась, то у неё непременно будет финал.
— Будьте осторожны, мисс Эванс, — сказал мне профессор, провожая лично к дубу, откуда я должна была попасть в Лондон. Я решила, что оставаться нет нужды, профессор все равно собирался уезжать, а к книгам и исследованием он дал мне свободный доступ без обязательного посещения университета. Мы шли медленно. — Общество всегда порицало и будет порицать оборотней и все, что с ними связано. Вы рискуете. Если станет известно о вашем интересе, то вас или ваших близких заклеймят как оборотней.
— Я буду осторожна.
Мы остановились, и я внимательно взглянула на профессора.
— А как же вы? Вас не обвиняют в этом?
Белби не ответил, только улыбнулся и вложил мне в руки порт-ключ. Я очутилась на Косой Аллее. Шёл дождь, было прохладно; пройдя через тайный ход в магловский Лондон, и увидев «Северный приют», почувствовала, что оказалась дома.
Я вошла внутрь, меня окутал гул голосов. И поспешила к стойке, чтобы занять своё место и помочь Энди.
— Лили?
Я обернулась и уткнулась лицом в человека, приложившись лбом об острую ключицу, выглядывающую из слишком широкого выреза футболки. Парень схватил меня за плечи и отстранил, удивленно посмотрев в глаза. Передо мной стоял Северус, весь мокрый от дождя и взлохмаченный.
— Что ты здесь делаешь? — требовательно спросил он.
А я поглотила язык и ничего не могла сказать, только смотрела в чернильно-чёрные омуты глаз.
Дверь паба громко хлопнула.
— Нюнюус... Кажется мы не договорили.
На лице Северуса удивление сменилось тревогой. Я не успела опомниться, как он обернулся, пряча меня за своей спиной.
— Вы, недоумки, никак не найдёте себе дела поважнее?
Ответом послужил смех. Я прикрыла глаза, успокоилась, и снова открыла их. Сомнений в том, кто именно преследовал Северуса не было. Этот высокомерный голос, смех и говор я узнаю из тысяч.
— Кто это за твоей спиной, Нюни? — просил Блэк.
Я не дала Северусу возможности ответить, встав рядом с ним. Как я и думала, Блэк и Поттер стояли напротив, ухмыляясь кровожадно и высокомерно.
— Эванс? — брови Поттера взметнулись вверх. — Что ты тут делаешь?
Блэк перевёл взгляд с меня на Снейпа и вдруг прыснул, посмотрев на друга.
Я никогда не была мотыльком, а Джеймс не был моим пламенем. На нас действовал другой закон: чёрные дыры пленяют свет. Я не могла и не хотела бежать из его плена. Джеймс поглотил меня, притянул такой силой гравитации, что ни одна другая сила на свете не могла ему противостоять.
Но тогда, стоя в пабе плечом к плечу с Северусом, я ещё не была его заложницей.
— Свидание? — усмехнулся Поттер. — Нет, скорее Нюнюус как всегда прячется за женской юбкой.
Северус дёрнулся рядом со мной, я увидела краем глаза как он сделал выпад в сторону Мародеров, но Сириус без усилий оттолкнул его, и Сев упал. Джеймс зло усмехнулся. Он выглядел немного иначе, чем я запомнила: загорел, волосы выгорели, в рост вытянулся ещё больше, да и в плечах стал шире. Поттер выглядел старше... Удивительно, как быстро растут и меняются мальчики, словно пьют какой-то невероятный коктейль для роста. Мне бы не помешало вытянуться на десяток дюймов.
— Прекратите! Довольно! В вас нет ни толики человечности. Вы два закомплексованных избалованных мальчишек, пытающиеся самоутвердиться за счет других!
Сириус закатил глаза.
— Эванс, ну как можно быть такой надоедливой? Как ты умудряешься начать действовать на нервы спустя тридцать секунд после появления рядом?
— А то, что вы ведёте себя как придурки — это нормально? — ввернула я.
— Нет, ну какого черта твой гребанный моральный компас вечно указывает на меня? — в сердцах возмутился Сириус.
— Хватит употреблять это слово! — раздраженно прикрикнула я.
— Какое гребанное слово, истеричка?
— Долговязый сноб!
— Чертова психованная!
— Невоспитанный хам!
Мы с Сириусом разорались не на шутку. Серьезно, этот человек действовал на меня как катализатор, только Блэк умудрялся одним своим видом выводить меня из себя. Мы бы так и продолжали осыпать друг друга любезностями, если бы Поттер не скрестил руки на груди и вдруг не рявкнул, мигом перекрыв наши голоса:
— Хватит!
Мы одновременно обернулись к нему. От обиженного и уязвлённого лица Сириуса мне даже захотелось улыбнуться.
— Пока ты страдал херней, Снейп сбежал, — заявил он Блэку.
— Что? — Сириус закрутился на месте, озираясь. — Почему ты не остановил его? Давай за ним!
Но вместо того, чтобы броситься из паба, Джеймс выдвинул стул и уселся за один из столиков.
— Да пошёл он, — равнодушно отозвался Поттер. — Не хочу носиться за этим недоумком повсюду.
Я тоже просканировала посетителей взглядом: Снейпа не было. Как он успел уйти? И почему? Да, он испугался, но ведь я все ещё оставалась здесь. Горькое чувство разочарования не заставило себя ждать при мысли, что Сев вот так просто бросил меня и сбежал. Да, мы больше не друзья, и да, мы перестали общаться, но ведь я встала на его защиту и он должен был поступить также. «Хватит, Лили, — сказала я сама себе мысленно. — Не жди от людей благородства».
— Ублюдок, — выплюнул Сириус и рухнул на стул. — В этой помойке когда-нибудь моют? — презрительно оглядел он стол.
— Почаще чем ты свои патлы. Блохи-то ещё не завелись? — невинным голосом ответила я.
Сириус обернулся ко мне через плечо. Выглядел он очень раздражённым.
— Почему ты ещё здесь?
— Забыла спросить у тебя разрешения.
— Это мое личное пространство, — Блэк очертил вокруг себя невидимый круг. — Оставайся по ту сторону. На стороне неудачников и изгоев.
— Может принести вам третий стул? Для твоего самолюбия.
— Так, — Джеймс помассировал пальцами виски. — Вы оба утомили своими разговорами. Эванс, не могла бы ты наконец оставить нас наедине?
— Уже ухожу, голубки, — развернулась я и зашагала в сторону стойки.
— Ведьма! — донесся мне вслед голос Сириуса.
Энди был на кухне, жарил яйца в сковороде. Я поздоровалась с ним и объяснила, что в моем отъезде не было никакого смысла. Энди поинтересовался, вернусь ли я домой в таком случае или же останусь в пабе. По правде говоря, я даже не думала об этом. Мне не хотелось домой, просто представить не могла, что придётся жить до сентября без магии, да ещё и в компании вечно напряжённой семьи. К тому же, мне почти восемнадцать, в моем возрасте естественно обеспечивать себя самостоятельно и не висеть на родительской шее. Я решила написать позже письмо отцу, чтобы объяснить все. Из кухни я вышла погружённая в свои мысли, поэтому не сразу заметила Поттера, стоящего по ту сторону стойки. Мы оба уставились друг на друга во все глаза.
— Ты почему ещё не ушла? Приют не место для девушек, Эванс.
— Я не видела таблички с надписью «Вход воспрещён собакам, детям и лицам женского пола». Что-то ещё?
Джеймс недоверчиво сузил глаза.
— Ты здесь работаешь? — протянул он с сомнением.
— А ты долго соображаешь. Мы закончили обмениваться фактами?
— Два пива.
— Два пива, пожалуйста, — исправила я. Сугубо в воспитательных целях.
— Чаевых ты не дождёшься, — буркнул Поттер, когда я наполнила кружки пенистым и подвинула к нему.
— От тебя мне ничего и не надо.
Джеймс окинул меня презрительным взглядом и вернулся за столик, сразу огорошив друга новостью о том, что я работаю здесь. Я только закатила глаза.
Двери паба открылись, я подняла голову, посмотрев на вошедшего, и застыла с раскрытым ртом. Волшебница в голубой мантии пересекла зал грациозной походкой и остановилась у барной стойки, приковав к себе все взгляды.
— Добрый день. Чай, пожалуйста, — кратко сказала она, заправляя прядь тёмных волос за ухо.
Я находилась в оцепенении и ничего не могла вымолвить. Женщина изогнула красивые чёрные брови в немом вопросе.
— У вас нет чая?
Не знаю, законно ли иметь такую идеальную кожу. Овальное лицо с симметричными чертами, чуть раскосые глаза, показавшиеся мне в первое мгновение карими, но приглядевшись, я поняла, что они темно-зеленого цвета.
Я откашлялась, пытаясь сбросить странное оцепенение.
— Чай… да, конечно… конечно, у нас есть чай, — я засуетилась, пытаясь вспомнить, какие виды есть на кухне. — Ммм… чёрный или зелёный? Добавить молоко, сахар?
— Нет, ничего не нужно. Просто зелёный чай, — сказала она. — Измучила жажда, а впереди ещё много дел.
Я кивнула, принимая это объяснение. Заваривая чай, я не могла оторвать взгляд от волшебницы. Ей можно было одинаково дать и тридцать, и пятьдесят. Красавица смотрелась неестественно в пабе, да ещё и за старой стойкой. В глаза вдруг бросились все недостатки Приюта: потертые столешницы, потрёпанные посетители, треснувшая посуда. Вспомнилось, что я и сама выгляжу не лучшим образом. Наливая чай, я все проглядывала на женщину и на своё отражение в чайнике. Выигрывала не я.
Краем глаза я уловила движение и повернула голову. Поттер и Блэк медленно продвигались к выходу, причём бросали странные осторожные взгляды в мою сторону. Я нахмурилась, посмотрела на их стол, пытаясь разглядеть деньги, но на столешнице не было и сикля. Чертовы Мародеры! Ну почему нельзя за себя заплатить? Они делают это назло мне или же просто полные придурки?
— Эй, Поттер! — я подвинула блюдце с чашкой чая посетительнице и подумала, что принципиально брошусь за этими остолопами, если они не заплатят.
— Простите? — нахмурившись, спросила женщина.
Я не ответила, сосредоточившись на двух идиотах.
— Вы платить не собираетесь?
Блэк хлопнул ладонью по лицу, а Поттер так побледнел, что я испугалась, не свалится ли он прямо здесь в обморок. Моя клиентка медленно обернулась, сузила глаза, посмотрев на парней и скрестила на груди руки.
— Джеймс. Сириус.
Сказано это было таким тоном, что у меня мурашки по спине пробежали. Парни вмиг стали как-то ниже ростом, ссутулились и медленно побрели к стойке.
— С каких пор стадион перенесли в паб?
Гриффиндорцы переглянулись.
— Мам, я все объясню, — примирительно сказал Поттер.
Мама? Я выпала в осадок. Господи, откуда у Поттера такая красивая мать? А где семейное сходство?
Наверное, мне стоит отвлечься и немного рассказать о миссис Поттер, хотя уверена, вы и сами все о ней знаете. Она родилась в самой привилегированной, богатой и влиятельной семье не только Великобритании, но и, возможно, Европы. Блэки отличались несносным характером, счётом в Гринготтсе и безумной красотой. Да, вы скажете, что Джеймс не унаследовал ее от матери и я с вами соглашусь. Леди Поттер была статной, женственной, умеющей подать себя. В ней чувствовалась страсть, чувствовалась истинная женская сущность. Мне она всегда напоминала не холодную англичанку, а знойную итальянку, особенно когда надевала белые сарафаны, которые ей безумно шли. Она вышла замуж поздно по мнению общества, в котором жила. Ей исполнилось тридцать два года, когда она встретила Флимонта Поттера — уважаемого джентльмена, серьёзного, обеспеченного и уже не молодого мужчину. Он был старше её на десять лет, для обоих — первый брак. Спустя несколько лет на свет родился Джеймс Поттер — наследник, единственный сын, любимец семьи.
— Тебе придётся, иначе я решу, что вы вдвоём за моей спиной что-то замышляете, а это грозит тебе, — она ткнула пальцем в Джеймса, — домашним арестом на все лето, а тебя, — длинный палец указал на Блэка, который побледнел еще больше, — я отправлю Вальбурге в коробочке с бантиком. Понятно?
Мародеры переглянулись, а затем одновременно посмотрели на меня. Их взгляд сулил мучительную смерть. Я уже поняла, что навлекла на них беду и самым логичным было скорее ретироваться.
— Мы правда собирались на стадион, — медленно начал Поттер. Я практически видела как крутятся шестерёнки в его голове, придумывая оправдание.
— Но нам пришлось зайти сюда, — вставил Сириус. — Мы хотели поздороваться с Эванс, — указал он на меня.
В голосе Сириуса слышалось торжество. Я подумала, что в какой-то степени виновата перед ними, поэтому решила поддержать в этом вопросе.
— Да, это правда, — сказала я.
Все трое посмотрели на меня удивленно.
— А зачем им навещать вас? — требовательно спросила миссис Поттер.
Я посмотрела на Блэка в поисках ответа.
— Как это зачем? Да потому, что она девушка Сохатого, — буркнул он.
— Что?
— Что?
Мы с Поттером выкрикнули одновременно.
— У тебя есть девушка? — миссис Поттер впервые за это время выглядела поражённой. Даже шокированной. Она перевела взгляд на меня. — Официантка.
В этом простом слове было столько неподдельного презрения и пренебрежения, что я почувствовала себя отребьем.
— Я не хотел тебе говорить, — скороговоркой сказал Поттер.— Раньше времени, — добавил он, выразительно посмотрев на меня.
Я наконец взяла себя в руки и вернула контроль над голосом. Не позволю втянуть меня в подобный спектакль.
— Вообще-то мы не встречаемся.
Поттер перепрыгнул через стойку и встал рядом со мной. Он закинул руку мне на плечо и крепко притянул к себе, чуть не свалив с ног.
— Почти помолвлены, — торжественно объявил он.
Мое сердце сделало такой кульбит, что позавидовали бы акробаты Дю Солей. Что он несёт? Какой бред, да никто в жизни в это не поверит. Полный идиотизм. Я попыталась оттолкнуть его, но хватка Поттера оказалась железной.
— Миссис Поттер, мы вовсе не помолвлены.
— Рада слышать, — холодно прервала она меня. — Джеймс, ты думаешь я настолько глупа, что поверю в это? Эта девушка, — женщина снова окинула меня брезгливым взглядом, — не может иметь с тобой ничего общего. Даже если упустить сотни противоречий, то одно только выражение полной растерянности на ее лице заставляет усомниться в вашем романе. И как я понимаю, вы с Сириусом снова пытались устроить встречу с этим человеком.
— У него есть имя, — сквозь зубы сказал Поттер.
Я не могла пошевелиться. Похоже, что обо мне совсем забыли, а рука Джеймса все сильнее сжимала мое плечо.
Миссис Поттер свела брови к переносице.
— Люпин, — смачно сказала она, словно это было страшнейшим ругательством. Серьезно, прям похуже, чем официантка, хотя казалось бы, куда уж хуже. — Я не раз предупреждала тебя, чтобы ты держался от него подальше. Он не подходящая компания для вас.
— Миссис Поттер, при всём уважении, но Ремус наш друг, — вмешался Блэк.
— Не надолго, — она отодвинула от себя блюдце с чашкой, к которой даже не притронулась. — Думаю мне ещё раз придётся поговорить с его матерью.
У меня не было времени подумать. Мозг только лихорадочно проанализировал все то, что я услышала и принял решение молниеносно. Я словно со стороны смотрела на себя: как я схватила руку Поттера, соскользнувшую с моего плеча, как сжала его ладонь пальцами и заговорила таким твёрдым голосом, что невозможно было засомневаться хоть в одном слове.
— Миссис Поттер, я действительно девушка Джеймса, — мои слова донеслись ей в спину, но услышав их, женщина обернулась и внимательно посмотрела на нас. — Мы начали встречаться в прошлом году, и Джеймс давно хотел вам рассказать, но я была против. Я не хотела распространяться о наших отношениях, пока мы не будем в них уверены, из-за этого между нами возникла ссора и мы долго не виделись, а сегодня Джеймс пришёл, чтобы извиниться. Мы поговорили до вашего прихода и так и не пришли к единому мнению, но раз вы все равно узнали правду, то у меня нет причин злиться на Джеймса.
Господи, как я сказала так много слов за такой промежуток времени? Кажется, что никто не понял ни слова, потому все трое молчали. Повторять все ещё раз я не стану. Моя рука в руке Поттера неприятно вспотела. Я задержала дыхание, мысленно заключив с собой пари, что выдохну только, когда кто-нибудь заговорит.
— Поговорим дома, — сказала миссис Поттер, посмотрев на сына. — У меня много дел.
— Хорошо, — голос у Поттера был хриплым.
— Сириус, ты пойдёшь со мной, — велела она.
Блэк вздрогнул.
— Я? Зачем?
— Поможешь с покупками, — через плечо бросила она, направляясь к двери. — А Джеймс пусть прогуляется со своей девушкой... В кондитерской «Пастель» сегодня вкусный десерт. Поторапливайся, Сириус.
— Но миссис Поттер… — жалобно протянул Блэк.
— Ты третий лишний, — только сказала женщина, уже выходя. — Бегом.
Сириус бросил последний несчастный взгляд на друга и вышел из паба.
Джеймс быстро отстранился от меня и шумно выдохнул. Я не могла пошевелиться.
— Спасибо, Эванс, я твой должник.
— Не за что, — проговорила я. — Это было неожиданно.
— Все случилось так быстро, — согласился Джеймс. Он посмотрел на меня, но мне было слишком неловко из-за случившегося.
— Мне нужно работать.
Джеймс прикусил губу и посмотрел на меня виновато.
— Ты не можешь.
— Почему это?
— Мама сказала про «Пастель», а хозяйка ее близкая подруга. Если переводить на человеческий язык, то это было предупреждение, что она будет за нами следить. Нам придётся сходить туда и заказать по десерту. Чтобы выглядело правдоподобнее.
Я скрестила руки на груди и уставилась на Поттера как на идиота.
— Ни за что.
Джеймс нахмурился.
— Почему?
— Во-первых, ты мне не нравишься, без обид, — Джеймс пожал плечами, равнодушно принимая это, — я не хочу проводить с тобой время. Во-вторых, мне и так пришлось солгать твоей матери, отчего я чувствую себя паршиво. В-третьих, нас может увидеть десяток людей, а мне достаточно тех слухов, что уже обо мне ходят. Так что нет, Поттер.
Джеймс затряс головой.
— Послушай, мне правда это не нравится, как и тебе. И моя мама хороший человек, но она бывает иногда слишком обеспокоенной. И сейчас ее беспокоит моя дружба с Ремусом — причины я сказать не могу. Если она поймёт, что все было обманом и я действительно должен увидеться с Лунатиком, то будут последствия. Меня не волнуют репрессии по отношению ко мне, но я не хочу, чтобы мама беспокоила миссис Люпин. Она и так очень ранимая. Понимаешь?
Я прекрасно поняла, почему миссис Поттер не хотела, чтобы ее драгоценный сыночек общался с Ремусом. Если я догадалась о его «проблеме», то и она могла. Учитывая, что ее взбесила работа предполагаемой подружки Джеймса, то что уж говорить о ликантропии его друга.
Я прикусила губу.
— Хорошо, — через силу сказала я. Ну что за альтруист во мне живет? Почему в моей голове засела паразитическая мысль, что мне нужно всем помогать? — Один десерт и на этом все. Скажешь ей, что мы расстались.
Джеймс широко улыбнулся и улыбка полностью преобразила его лицо.
— Тогда пошли, — он подал мне руку.
Я перевела взгляд на его ладонь.
— Ты серьезно?
Джеймс остался позади, когда я обошла стойку, крикнув Энди, что отлучусь не надолго.
— И ещё у меня два условия, — сказала я Поттеру, когда мы вышли из паба и прошли сквозь проход. Джеймс посмотрел на меня с интересом, призывая продолжить. — Первое: не смей никому рассказывать об этом. Второе: я сама за себя заплачу.
Мы перешли дорогу и пошли по тротуару к кондитерской «Пастель». Поттер усмехнулся моим словам.
— Как скажешь, Эванс. Дамы вперёд, — он придержал мне дверь.
И зачем эти джентльменские выходки? У нас не свидание, а вынужденное совместное времяпрепровождение. И странно, но нами обоими руководил один мотив: уберечь Ремуса. Я оглядывалась по сторонам, выискивая среди посетителей знакомых. К моему облегчению их не оказалось. Моими усилиями мы сели в отдельной кабинке, максимально скрытой от посторонних глаз. Поттер заказал чизкейк, а я классический пудинг. После того, как ушла официантка, повисло неловкое молчание. Каждый с завидным усердием ел свой десерт, не поднимая глаз.
— Официантка точно расскажет о нас хозяйке, а та маме, — через какое-то время сказал Поттер.
— Хорошо.
Мы снова замолчали. Я видела натужные попытки Поттера найти тему для разговора, пару раз он даже заговаривал, но дальше двух слов дело так и не дошло. Мне было неуютно, я чувствовала себя в чужой тарелке. Да так оно и было. Мы с Поттером сказали за это время больше слов друг другу, чем за все время обучения. Не самое выдающееся достижение. Правда было кое-что за время учебы в Хогвартсе, но с Поттером лучше не связываться. Я урок усвоила.
— И где вы должны встретится с Ремусом? — сжалилась я над ним.
Мне и самой хотелось узнать, где можно встретить Люпина. На будущее, если он мне понадобится.
— У Зонко, — Поттер посмотрел на часы, — через двадцать минут он уже должен прийти. У нас билеты на игру, так что туда мы и направимся.
— Понятно.
Я достала из кармана галеон и оставила свою долю на столе.
— Не стоит, я заплачу, — Джеймс потянулся за бумажником.
— Это не свидание, Поттер, — с нажимом сказала я, вставая.
— Эванс, я всего лишь хочу быть вежливым, — скривился он.
Я усмехнулась, выходя из кабинки. Поттер бросился за мной. Вежливым! Почему-то этот чертов лицемер не пытался быть вежливым в школе, не пытался быть вежливым со студентами, напротив, травит тех, кто не вписывается в Мародерские рамки.
— Я провожу тебя, — он легко догнал меня и пристроился рядом. — Из-за матери, — добавил Поттер, заметив мой взгляд.
Я отвела взгляд и совершенно случайно увидела знакомую фигуру, заворачивающую в проулок. Это была Флора Бирн, я легко узнала ее даже со спины. Что она тут делает? Я перешла дорогу в попытке догнать однокурсницу.
— Эй, нам в другую сторону, — крикнул мне в спину Поттер.
Я не ответила ему, нырнув в проход вслед за Флорой. Здесь я никогда не была до этого. Два дома образовывали узкий переход, куда не доходили солнечные лучи. Атмосфера вокруг переменилась, но возвращаться назад мне не хотелось. Какой-то тревожный сигнал в голове не позволил пройти мимо. Я вышла из проулка и оказалась в изнанке Косой Аллеи. Здесь везде был мусор, а сиротливо жавшиеся дома выглядели заброшенными. Краска на фасаде облупилась, вместо окон остались либо одни лишь рамы, либо заколоченные досками шрамы на лице зданий. Я огляделась по сторонам, пытаясь понять, куда делась Флора. Вокруг было пусто.
Кто-то схватил меня за руку и развернул к себе.
— Какого черта, Эванс, ты тут делаешь? — зашипел Поттер. Я попыталась отпрянуть. — Ты, конечно, прибахнутая, но ведь не настолько, чтобы лезть в Лютный переулок. Хорошеньким девушкам здесь не место, — он цепким взглядом окинул улицу. — Пойдём.
— Отпусти меня. Ты не понимаешь, я ищу…
— Наркотики, тёмные артефакты, проблемы? — перебил он резко. — Не думаю. Так что пойдём.
Я вырвала у него свою руку и развернулась, чтобы убежать, но тут увидела как из скрюченного старого дома выходят мужчина и Флора. Они о чем-то оживлённо беседовали и направлялись в нашу строну.
— Черт, — прошептала я.
Флора выглядела озабоченной. Она хмурилась, слушая собеседника. Им оказался тот же неприятный мужчина, что и в пабе. Что их может связывать? Он явно не самая подходящая кандидатура в хорошие знакомые. Мужчина поднял голову, собираясь посмотреть в нашу сторону. У нас была секунда, а они все приближались.
— Никакого воспитания, — пробурчал мужчина проходя мимо, а Флора скользнула равнодушным взглядом.
— Вы уверены, что ничего нельзя сделать, мистер Озборн? — спросила она.
— Боюсь, что в связи с новыми уликами ваш брат обречён, мисс Бирн.
Они прошли мимо и скрылись за поворотом.
Я оттолкнула Поттера, прерывая поцелуй.
Джеймс смотрел на меня шокировано.
— Что ты…
— До свидания, — быстро сказала я, сбегая в проулок, соединяющий Лютный с весёлой Косой аллеей. До паба я бежала не останавливаясь.
***
К вечеру я приняла душ, переоделась и встала за стойку, принимая радушный вид.
А внутри у меня все горело.
Через секунду после того, как я схватила Поттера за воротник футболки и притянула к себе, прижимаясь к его губам, я пожалела о своём поступке. Но меня сковал такой ужас, что я не могла пошевелиться, а в следующее мгновение руки Джеймса уже были на моей пояснице, а своим языком он пытался…
— Лили, ты где летаешь? — Энди грохнул грязным стаканом по стойке, вырывая меня из водоворота мыслей.
— Нигде, — бодро ответила я. — Разношу пиво.
Схватив поднос с кружками, я побежала в зал, чтобы пройтись между столами. Посетителей было много, вещало радио, по которому передавали матч по квиддичу. К пиву у нас сегодня были жареная рыба, креветки и картофельные чипсы. Я сбилась с ног, но не чувствовала физической усталости, а все потому, что в голове моей творился полный бардак.
Так! С эти нужно решительно кончать. У меня важная миссия, а я никогда не смогу довести дело до конца, если буду думать о всякой ерунде. Нужно спрятать этот неловкий эпизод с Поттером в самый дальний закоулок памяти и никогда не вытаскивать на свет. Так то лучше.
— Ваше пиво, — я остановилась у стола рыжего Макгрегора. Шотландец сегодня выглядел напряжённым, словно без конца размышлял о чем-то неприятном. Он поднял на меня взгляд и посмотрел так, словно не понимал, как я тут очутилась. — Все хорошо, сэр?
Он поморщился, одним глотком осушив огромную деревянную кружку.
— Не называй меня так. Где там этот проходимец?
— Энди? — предположила я. Обернувшись, я увидела как он смотрит в нашу сторону. — Думаю, он сейчас подойдёт.
— Пусть тащит свой тощий зад немедленно, если хочет поговорить.
Нужно быть отчаянным храбрецом, чтобы спорить со скалой Макгрегором. Я только кивнула и ушла, прижимая к животу деревянный поднос.
— Он хочет тебя видеть, — сказала я Энди.
Хозяин вздохнул и с сожалением взглянул на часы.
— Нельзя так долго тянуть быка за рога… Пусть бы Аберфорт сам с ним говорил.
Никогда прежде не слышала этого имени.
— Аберфорт? — переспросила я.
По лицу Энди я поняла, что он сказал лишнее.
— Принеси из погреба ещё сидра, — велел он.
Мне оставалось только подчиниться. Что же происходит под моим носом? Какие дела приводят шотландца в наш паб, о чем говорит с ним Энди? Я сделала вывод, что он к чему-то подбивает Макгрегора, а тот все не желает уступать. Или же не доволен ценой?
Я вернулась через пару минут, неся ящик с бутылками.
— Лили, как жизнь? — обратился ко мне старик Джон.
Я поднесла ему бутылку эля и весело улыбнулась.
— Все хорошо. Как ваша жена?
Краем уха я слушала подробный рассказ старика, а сама следила за дальним столиком. Какой-то неприятный червячок шевелился в груди и не давал мне успокоиться. Я чувствовала приближение чего-то, но и предположить не могла, как все обернётся. Просто знаете, летом происходят невероятные и загадочные вещи, а уж с волшебниками они творятся с пугающей регулярностью. Ничего с этим не поделать.
— Джон, простите, — перебила я его. — Вы ведь знаете всех в округе. Что вы можете сказать о мистере Озборне?
Джон нахмурился, морщинка между бровей стала глубже.
— Рик Озборн адвокат, который берётся за самые безнадежные дела. Он пьяница и редкий проходимец, Лили. Лучше тебе держаться от него подальше.
— Непременно, Джон, непременно, — задумчиво ответила я.
Утро следующего дня выдалось удивительно прохладным: мне пришлось надеть вельветовые брюки и кашемировый свитер темно-горчичного цвета. На голове я повязала платок, сделав аккуратный узел прямо надо лбом. По радио играли Темные Ежи, подтанцовывая под них, я обслуживала гостей, когда на завтрак заглянула мисс Бирн. Ее иссиня-чёрные волосы были заплетены в две косы, а в носу сверкало золотом маленькое колечко. Флора села на высокий табурет и дружелюбно улыбнулась.
— Привет, — она выглядела иначе, чем в наши предыдущие встречи. Я слишком пристально разглядывала ее, пытаясь понять, в чем же дело. Макияжа на ней совсем не было, а из одежды — темно-зеленое платье и чёрные сандалии на ногах. Определённо, разница заключалась в светящихся от радости глазах и обворожительной улыбке.
— Привет, — поздоровалась я, опираясь о стойку. — Что будешь заказывать?
Она задумалась на какое-то время, выбрав в итоге омлет, два тоста и чёрный чай с апельсином. Через десять минут весь заказ был перед ней.
— Как аппетитно, — протянула Флора, приступая к трапезе.
— На вкус ещё лучше. Ты выглядишь какой-то очень довольной.
Флора заливисто засмеялась, закидывая толстые косы на спину.
— Сегодня я еду домой, вот и вся причина, — сказала она, расправляясь со своим завтраком. — Целую вечность не была дома.
— Где ты живешь?
— Ров Ведьм, — увидев мое непонимание, она пояснила. — Остров Локс. Ты что, правда не слышала?
— Нет, — растерянно ответила я. — А должна была?
— Ты очень странная, Эванс, — закатила она глаза. — Ты распеваешь песни про Самберли — главную реку Локса, обслуживаешь почти каждый день хозяина острова и…
— Постой, что? — перебила я ее. — Хозяин острова?
Флора подняла взгляд с тарелки на меня.
— Ну да. Я видела здесь Ронана Макгрегора. Их клан владеет островом уже много веков, а Ронан — сын вождя.
Я перевела взгляд за ее спину и как раз вовремя, потому что успела заметить Поттера в окне.
— Черт! — вся кровь схлынула с лица.
— Что такое? — Флора обернулась, я же скользнула вниз и забилась под стойку. — Эй, ты где? — Флора перевесилась через столешницу. — Что ты там делаешь?
— Не смотри! — в панике прошептала я. — Меня здесь нет.
— Ты правда психованная, Эванс.
Флора выпрямилась и исчезла из моего поля зрения. Я согнулась пополам, стараясь стать как можно более компактной. Сердце билось в глотке.
— Привет, — услышала я голос Поттера.
В первую секунду мне показалось, что он обращается ко мне.
— Привет, — ответила Флора.
Я прикусила губу от волнения. От неудобной позы затекла рука, а в правое колено упёрся какой-то камешек, причиняющий острую боль.
— Ты не видела официантку? Такая рыжая, небольшого роста, среднего телосложения.
— Я знаю, как выглядит Лили, — поспешно ответила Флора.
— Правда? — поразился Поттер.
Я практически видела, как Флора закатила глаза.
— Мы вместе учимся, гений.
— В общем не важно, — раздраженно оборвал ее Джеймс. — Так видела или нет?
Да, она сидит под стойкой, согнувшись пополам, и собирается избегать тебя до конца жизни.
— Здесь ее нет, кажется, она на Косой Аллее. Но я могу ошибаться.
— Ладно, спасибо, — протянул Джеймс. — Если увидишь Лили, скажи что я ее искал. Меня зовут…
— Я знаю, — перебила Флора. — Учимся вместе, помнишь?
— Да, точно, — равнодушно ответил Джеймс. — Увидимся.
— Ага, до скорого.
Через какое-то время Флора снова перегнулась через стойку и ее лицо оказалось напротив моего.
— Вылезай, суслик, пора смотреть на свою тень! — Я выползла из-под стойки, отряхнула колени и откинула волосы за спину. — Объяснишься? — вскинула Флора одну бровь.
Я посмотрела в окно, выглядывая макушку Поттера.
— Вряд ли, — ответила я.
Флора пожала плечами.
— Тогда я буду ещё, пожалуйста, — она пододвинула ко мне пустую тарелку.
— Когда ты доела? — удивилась я.
— У меня здоровый аппетит.
Когда я вернулась с новой порцией, Флора задумчиво на меня уставилась.
— Джеймс Поттер довольно странный, — сказала она.
— Не буду спорить, — как можно более равнодушно ответила я.
— Давно ты здесь работаешь?
— Пару недель.
— Такое ощущение, что много лет.
Я усмехнулась.
— А ты часто здесь бываешь?
— Нет, — пожала плечами Флора. — До недавнего времени я покидала Локс только, чтобы поехать в Хогвартс.
Мы поговорили немного о школе, обсудили приближающийся седьмой курс и планы на лето. Флора туманно сказала об улучшении навыков. Я ограничилась желанием накопить денег, умолчав о попытке сварить зелье для оборотней.
Как мне стоит назвать его? Зелье от ликантропии? Но это не совсем верная формулировка, так как зелье в любом случае не сможет предотвратить процесс обращения. В моих же целях сделать трансформацию менее опасной и болезненной, и не дать разуму волка затмить человеческий разум. Хм, может Зелье Стабилизации?
Все время до вечера я просидела в комнате, разгадывая формулировку зелья. Зельеварение — это наука момента, наука созданная магической силой человека. К примеру, фундаментальные законы нашей Вселенной, как например, закон всемирного тяготения, существовал всегда, точнее существовала сама сила тяготения, несмотря на то, что люди узнали о ней значительно позже. Земля вращалась вокруг Солнца задолго до того, как наши предки узнали об этом. С Зельеварением же все обстоит иначе: зелье не существует до того момента, как ты его изобретешь. Но как только ты рассчитаешь все составные, смешаешь ингредиенты, применишь магию, которая есть в тебе, ты создашь зелье, и оно будет существовать всегда. Зельевары придерживаются мнения, что сварить в котле можно все, что угодно. Нужно лишь проявить терпение и правильно подобрать ингредиенты, опять же искусный зельевар сам способен наделить ингредиенты теми свойствами, которые необходимы ему для зелья. Первым делом мне нужно сварить составную часть, базу, на которой будет держаться все зелье. Оно должно обладать сильным действием необходимого характера. Затем, подобрать формообразующее вещество — это вещество, которое уравновесит действие основного, устранит побочные эффекты, придаст зелью необходимую вязкость и концентрацию. Третьим шагом станет создание пролонгирующего компонента: оно удлинит действие зелья и будет основным мерилом разовой дозы. В конце же останется правильно соединить три «этажа» зелья, улучшить вкус и запах. Легко.
Жидкость в котле забурлила, повалил пар, и я резко подалась назад, спрятавшись за комод. Котёл взорвался, а все содержимое разлетелось по комнате. Я сидела, зажав уши руками.
— Лили? — озабоченный голос Энди раздался с первого этажа. — Что это за шум? Все в порядке?
Я осторожно вылезла из своего укрытия, оглядывая комнату. Черно-бурое нечто было везде: на полу, на стенах и мебели, даже свисало слюнеподобным образом с люстры.
— Все в порядке, — я перешагнула через испорченный ковёр и приблизилась к перевернутому котлу. — Спущусь через несколько минут!
Что же не так? Почему ингредиенты так реагируют друг с другом? Я опустилась на корточки перед котлом, из которого все ещё вылезало мерзкое склизкое вещество. Мои котлы из чугуна, но если я куплю серебряные, то это поможет стабилизовать зелье. Я вернулась к комоду и достала свой кошелёк. В нем оставалось всего пару галеонов, котёл на них точно не купишь. Где мне найти деньги? Энди мне не платит, я работаю за жильё и еду. Но ведь таков был уговор раньше? Теперь-то я решила остаться как минимум до конца лета, может стоит поговорить с ним об изменении условий? Мне пришлось спуститься вниз по истечению часового перерыва. Энди велел протереть окна, за что я с готовностью взялась, а он сел за один из столиков, чтобы заняться корреспонденцией.
— Что же творится в мире… — под нос бурчал он, читая статьи об исчезновении людей.
Естественно, они исчезали не сами по себе, за всем этим стояла группа волшебников, под предводительством некоего Волан-де-Морта. Говорили, что он самый могущественный маг столетия и даже Дамблдор не может с ним тягаться. Его настоящего имени никто не знал, а его личность обросла таким количеством легенд, что рациональная часть меня даже сомневалась в самом его существовании. Как один человек может быть сосредоточением стольких качеств? Говорили, что он наследник Слизерина, змееуст, потомок древнейшего аристократического рода, сильный маг и революционер. Министерство высокомерно утверждало, что он проходимец и преступник, мошенник, пытающийся нарушить спокойствие граждан. «Он не представляет угрозы» заявляли они, однако народ боялся Волан-де-Морта, по той причине, что мы инстинктивно боимся всего неизвестного.
Итак, убить вирус невозможно, но его можно подавить на какое-то время. Для этого я использую аконит. Беда аконита в том, что влияя на вирус, он влияет и на хозяина, так что его антидот мне нужно использовать во второй части зелья. Но до этого одновременно с аконитом мне нужно добавить корень рябины, который повышает психоэмоциональное возбуждение и таким образом, согласно теории, «человеческая» часть оборотня станет сильнее. Но я ведь не могу бросить корни целиком, придётся толчённые, а значит они станут в пять раз менее активными. Придётся добавлять барвинок, чтобы усилить действие. Для того, чтобы три базовых ингредиента связались между собой, понадобится слизь чёрной улитки, она самая действенная, а использовать менее сильное вещество рискованно. Так, во вторую часть нужно добавить противоядие аконита, выбор велик и сложен. Нужно что-то сильное, но медленного действие, чтобы аконит успел воздействовать на вирус, но не причинил вреда организму.
А если вирус начнёт бороться? Я замерла, перестав мыть окна и уставилась в своё отражение. До этого момента подобная мысль не приходила в мою голову. Но ведь вирус может ответить. Он попытается выжить, и кто знает, может спустя годы после внедрения зелья, он модифицируется и выработает стойкость к действию зелья. Мистер Белби ведь сказал, что в организме вирус постоянно изменяемся, так что организм не способен выработать к нему антитела. Что же помешает вирусу приспособиться к зелью?
О нет, Лили, даже не думай отчаиваться! Ещё ничего толком не началось. Руки опускаются одновременно с гильотинной, а моя голова мне ещё понадобится.
Я переключила своё внимание на окно и снова принялась за работу.
Откуда все-таки взять деньги на котёл? Ах да, аконит почему-то никак не желает взаимодействовать с рябиной, приводя к жуткому взрыву. С этим тоже нужно разобраться. Но все же главное сейчас — купить новые котлы.
Закончив, я вымыла руки и села за столик к Энди.
— В чем дело? — спросил он.
Я рассказала ему о своих проблесках с деньгами. Энди откинулся на спинку стула и задумчиво почесал затылок.
— Поговорим об этом после моего возвращения.
Я нахмурилась.
— Ты уезжаешь?
— На один день, — пожал плечами Энди. — Справишься одна? Можешь закрыться сегодня пораньше, часов в двенадцать.
— Да, без проблем, — кивнула я.
Энди помедлил, но все же сказал:
— Будь осторожней.
Ливень продолжался ровно тринадцать минут, только усиливаясь с каждым потоком воды. Две чёрные вороны, сидящие под зданием напротив, немигающим жутким взглядом смотрели в окно Приюта. Меня пробил озноб, я обняла себя за плечи, отходя от окна и возвратилась за стойку. Клиентов немного, только старик Джон пьёт горячий глинтвейн, сидя в углу, да слушает радио. Играет умиротворяющая музыка, звуки фортепиано смешиваются с гитарными аккордами.
Меня весь день преследовало странное чувство, будто что-то должно произойти. Мне казалось, что кто-то из управляющих моей судьбой готовит мне новый вираж.
Я зажала карандаш в руке, прикусив кончик, и всмотрелась в ровные строчки исписанного блокнота. Мысли занимала мандрагора, как антидот аконита, но все та же капризная рябина вряд ли провзаимодействует с мандрагорой. Нужно завтра же отправиться за котлом, чтобы продолжить работу.
— Кхе, кхе, — я вздрогнула от резкого звука и вскинула голову. Джон кашлял в свой рукав. — Поздно уже, Лили. Я пойду.
— Спокойной ночи, — попрощалась я.
— Тебе не будет беспокойно? — Джон взглянул на меня с сомнением. — Если хочешь, Меган может остаться с тобой.
Меган — его жена. Я была тронута, но вежливо отказалась от предложения и проводила старика до самых дверей. Выглянув наружу, я убедилась, что подозрительных ворон на улице нет. Видимо, у меня паранойя.
— Карр-р!
Сердце сделало кульбит и провалилось в желудок. Я резко обернулась, вскинув вперёд руку с зажатой в ней палочкой.
Из темноты на меня смотрели маленькие злые глаза.
— Убирайся, — велела я вороне.
Она сидела на козырьке паба, перебирая маленькими ножками с острыми когтями. Глупая птица! У меня едва сердце не остановилось от страха. Я вздохнула, успокоилась и мысленно убедила себя, что все будет в порядке.
— Лили, верно?
Я подпрыгнула от неожиданности и обернулась. Надо мной возвышалась необъятная фигура, загораживающая свет от одинокого уличного фонаря. Мне понадобилось несколько быстрых ударов сердца, чтобы признать в тёмном призраке мистера Макгрегора. На нем была длинная темная мантия, ещё больше сближающая его с неприкаянными душами.
— Да, — неуверенно ответила я. — Мы уже закрылись. Вы хотите поговорить с Энди?
Мужчина смотрел на меня как-то странно, то ли с сочувствием, то ли виновато. Так выглядят люди, принёсшие плохие вести. Мне стало не по себе.
— Я пришёл к тебе. Нам нужно поговорить.
От его голоса у меня затянулся узел в груди. Что могло случиться? Зачем он здесь? Я отошла в сторону, пропуская его внутрь «Приюта».
— Проходите. Я поставлю чайник.
Почти бегом бросилась на кухню и машинально приготовила все к чаю. За это время дыхание выровнялось, и я взяла себя в руки. Когда вернулась в зал с подносом, Макгрегор уже сидел за своим излюбленным столом. Я налила чай из прозрачного чайника в кружки. Одну поставила перед ним, а вторую обхватила двумя руками и села напротив. Монотонный шум дождя за окном успокаивал. К тому же я теперь не одна, так что смогу выдержать любую новость, если она избавит меня от одиночества этой странной ночью. Хотя бы временно.
— Я думал, — медленно и вдумчиво заговорил он, — как правильно преподнести тебе тяжелую новость, пока не понял, что нужно все сказать, как есть.
Я отпила из своей кружки, лихорадочно соображая, о чем может пойти речь. В первый раз я видела, чтобы этот мужчина нервничал и мялся, но именно так все и было. Наконец, он прочистил горло и сказал:
— Лили, я думаю, что ты моя племянница.
Слова прошли навылет, как смертоносные пули пистолета.
— Что? — тупо переспросила я.
— Твоя мать…
Я его не слышала, не понимала, что он говорит, слова доносились как из-под толщи воды. Или это я оказалась на дне океана, куда не долетают звуки. Не слышала, но я видела: пронзительные голубые глаза, почти прозрачные, с каким-то безумным огнём. Такие же, как у моей мамы.
Нет. Не может этого быть. Я поняла, что вслух перебила его.
— Мне жаль, что ты узнаешь об этом вот так.
— Вы ошибаетесь, — твёрдо сказала я. — Моя мама была обычной девушкой. Она не волшебница, понимаете? Я бы знала.
У меня в голове крутились ещё десятки опровержений, но этот довод оказался на поверхности и я ухватилась за него, как за спасательный круг. В этом океане я не утону, не дамся.
— Она была моей сестрой, — с нажимом сказал Макгрегор. — Я долго сомневался. Не в том, что ты ее дочь, — поспешно добавил он. — А в том, стоит ли говорить тебе. Роза хотела бы этого.
Я сглотнула. Перед глазами потемнело, мне показалось, что я потеряю сознание, но этого не произошло. Макгрегор достал что-то из кармана и протянул мне. Это оказалась колдография. Когда я взяла ее в руки, мои пальцы дрожали. Снимок был черно-белым, сделанный где-то на улице, возможно, в саду, на фоне изгороди. Моя мама сидела на скамье, смотрела в камеру, потом улыбалась и переводила взгляд на стоящего за спиной мужчину. Я не могла оторвать от неё глаз. Взгляд, улыбка, поворот головы. Она выглядела счастливой. Я посмотрела на дату внизу снимка, и мысленно посчитала возраст мамы. На колдо ей семнадцать, столько же, сколько мне сейчас. Она выглядела иначе, чем я ее помнила. Более живая на снимке, чем в моих воспоминаниях. И более чужая. Я яростно вытерла глаза, наполнившиеся слезами, и посмотрела на юношу рядом с ней. Судя по всему, это был Макгрегор, только моложе, вместо бороды лёгкая щетина на лице, но выражение серьёзное, даже слишком, словно он притворяется на камеру, пытается держать планку. На обратной стороне колда аккуратным почерком были выведены слова:
«Роза и Ронан, сад Ротенбера, остров Локс»
— Почему я ничего не знала о вас? — глухо спросила я, продолжая смотреть на маму. Взгляд, улыбка, поворот головы. Мне удалось разглядеть ямочки на щеках, о наличии которых даже не подозревала. У меня они тоже есть, когда улыбаюсь.
— Это сложно, — тихо, но спокойно ответил мужчина.
— Расскажите мне.
— Придётся начать с самого начала.
Я отложила колдографию в сторону.
— Мне нужно знать все. Почему я не знала о семье своей мамы? Почему вы не знали о нас с сестрой?
Макгрегор странно замялся и снова виновато посмотрел на меня. Я не поняла его взгляд, но в голове появилась догадка. Он знал. Знал о том, что у мамы есть дети. Тогда почему не участвовал в нашей жизни? Мама не хотела? Или он сам?
— Не знаю, с чего начать.
Сердце било набатом, в ушах стоял шум крови.
— Я в курсе, что вы живёте на острове Локс, — подсказала я ему.
— Им много веков владеет наш клан, — подтвердил Макгрегор.
— Мне известно о Самберли, — добавила я.
Мужчину вздохнул и посмотрел в окно.
— Самберли… — задумчиво произнёс он. — С неё и начнём. Ты ведь знаешь про Энн? Роза наверняка рассказывала тебе семейную легенду
Я кивнула.
— Глава клана убил ее отца и…
— Гордиться нечем, — хмуро перебил меня Макгрегор. — Но такова уж наша история. Энн стала женой Агаски, повелителя рек и озёр, и ушла с ним под воду. Когда ее муж поднялся в земной мир, чтобы выполнить данное жене обещание, то оказалось, что он не в силах. Род был защищён магией Лесных Фейри. За несколько лет до этого один вождь клана охотился в лесах, где подстрелил лесную лань: длинноногую, с прекрасной серебристой шерстью. Три дня и три ночи он преследовал раненое животное, и догнал его у скалы Зимнего Плача. Упав на землю, обессиленная лань вдруг обернулась молодой девушкой. Вождь велел своим людям забрать ее в замок и выходить. Он пал под ее чарами и стал ей супругом, как только Фейри окрепла. Она родила двоих детей, близнецов, мальчика и девочку.
Фейри невероятно сильны, их магия отлична от магии людей. Когда Агаски поднялся над водой, то не смог ничего сделать против сородича. Макгрегоры находились под надежной защитой. Время шло, дети подрастали, а их мать все больше тосковала по родным лесам, семье и своему народу. Она пришла к мужу и рассказала, что не может более находиться среди смертных. Поняв ее, он позволил супруге уйти. Но помня о мести Энн, Фейри оставила дары роду: кубок из ветвей древнего дуба, испив из которого наследник рода вырастит сильным и властным, свою тёплую шаль, в которую закутывали детей, чтобы защитить их от опасности, и венок из корней мандрагоры, который с тех пор висит над входом в замок — Ротенбер стал недосягаем для врагов.
Я облизнула губы. Во рту пересохло, но пульсация в висках исчезла, и я слушала спокойно. Сердце билось ровно и глухо, я слышала его удары, но оно не выскакивало из груди.
Макгрегор продолжил:
— С тех пор каждый наследник рода женился на Фейри, она рожала ему двоих детей, а потом возвращалась в свой мир. Так повелось.
— И ваша мама тоже была Фейри, — сказала я.
Он кивнул, задумчиво глядя в пустоту.
— Кровь этих существ все более концентрировалась в нас, магия крепла, накоплялась и рано или поздно она должна была проявиться. Ее унаследовала Роза, — он замолчал на мгновение, устремив взгляд на протёртую столешницу. — В ней сущность Фейри преобладала над человеческой. Наша мать сразу все поняла и говорила об этом отцу. Она умоляла его отпустить дочь вместе с ней, убеждая, что та не сможет жить в человеческом мире — это противоречило их природе. Отец не позволил, он велел матери уходить и даже не пытаться заманить его дочь в свои сети. Мы росли неразлучными, я не знал о том, что творится в душе у Розы, хотя были все предпосылки. Она могла целыми днями сидеть в саду или гулять по лесу, стояла часами неподвижно, изображая дерево. С возрастом Роза становилась все раздражительнее. В замке исчезали ключи, и слуги искали их дни напролет. Неожиданно менялись направления лестниц, или кухарка не могла перестать танцевать, пока не падала без сил. Роза находила это забавным, но остальные так не считали. Ее магия не имела ничего общего с нашей, была какой-то дикой и неуправляемой. Но настолько же и прекрасной. Ей не стоило труда ускорить цветения цветов в саду или взмыть в небо, словно птица. Она была удивительной, — Макгрегор улыбнулся, а у меня снова кольнуло в сердце. Неужели это все правда? Это действительно происходит со мной? Он действительно рассказывает о моей матери? Никогда ещё я не слышала о ней так много информации, у меня в голове крутились множество вопросов, но я заставила себя внимательно слушать. Лицо шотландца потемнело, словно на него набежали тучи прошлого. — Фейри жестокий народец, люди для них как интересные зверушки. Роза становилась такой. У неё в голове размылась граница между добром и злом, оставив лишь только веселье и издевательства. Народ не только боялся ее, но и ненавидел. Розе было тяжело: она плакала и говорила мне, что Фейри прилетают к ней с лунным светом и зовут с собой, они говорили с ней постоянно, подталкивали к жестоким поступкам. Лесной народ хотел вернуть ее к себе. Я ей не верил. Считал, что она лжет мне, разыгрывает также, как остальных, — на лице Макгрегора заходили желваки. — Когда нам исполнилось одиннадцать, пришли ожидаемые письма из Хогвартса, но отец решил, что в школу отправлюсь только я.
— Почему?
— К тому времени она становилась все более чужой. Он боялся, что вдали от дома станет все сложнее ее контролировать. Боялся, что кто-то может узнать.
— Но… как все это привело ее к моему отцу?
— Меня не было рядом, — ответил Макгрегор. — Зимой все стало хуже. Роза играла в саду с нашими кузенами под присмотром няни. Когда же та отвлеклась, дети исчезли. Все решили, что они сбежали в лес и направились на поиски, оказалось же, что Роза заманила их к Самберли… Слуги появились вовремя, приди они минутой позже, случилось бы непоправимое.
— Что случилось? — шепотом спросила я.
В пабе царил полумрак, свет разливался только от нескольких свеч, стоящих на нашем столе. За окном тьма приблизилась вплотную, проникая сквозь щели рам и приближаясь к нам все ближе. Я чувствовала в этой тьме угрозу.
— Пятилетняя Джейн упала в воду и ее уносило течение, а Роза стояла на берегу и смотрела на мучение ребёнка с улыбкой на лице. Кузен Дуглас был совсем ребёнком, чтобы понимать хоть что-то. Он сидел в ее ногах и играл.
Я не могла вымолвить ни слова. Перед глазами отчетливо пронеслась картина прошлого, я слышала плач маленькой Джейн, я чувствовала холод ледяной реки, я видела улыбку рыжеволосой ведьмы.
— Отец запер Розу в башне, — чужим голосом сказал Макгрегор. — Это был единственный способ защитить ее от напуганных людей.
Я взяла в руки снимок и снова внимательно вгляделась в него. Взгляд, поворот, улыбка… Взгляд — безумие, злость в глазах, а на дне темных омутов горечь и страх. Поворот головы — нервное движение, скованность, завихрения волос. Улыбка — пустая, чужая, сломленная, ядовитая.
Ядовитая. Мысленно я смаковала это слово. Я (Р) — до (О) — ви (З) — та (А) — я (Я или Она?)
— Вы знали? — через целую вечность спросила я.
— Нет. В письмах она не упоминала этого, но писала, что ей одиноко, страшно и холодно. Оставаясь все время в башне, где ее мог навещать только отец, Роза стала ещё более приверженной влиянию Фейри. Ей не хватало природы и свежего воздуха. Иногда сестра снова становилась собой, мы как в детстве играли в карты и читали попеременно книги, сидя у камина. Я рассказывал ей о Хогвартсе и о своей жизни. Роза рассказывала о книгах, которыми было завалено все в ее жилище. — Макгрегор взял снимок из моих рук, — Это был наш семнадцатый День Рождения. Мы уговорили отца дать ей прогуляться по любимому саду. Я верил, что с ней все хорошо, потому что уже долгое время она не упоминала Фейри и не делала ничего предосудительно. Вечером Роза сбежала, а мы обнаружили ее пустые покои только на утро. Было опасно говорить о побеге жителям острова, те могли сами объявить на неё охоту и навредить Розе. На поиски я отправился сам. Роза умело скрывала свои следы, пряталась, магией и внушением пробивала себе дорогу к желанной жизни. Я нашёл ее только спустя несколько лет в Бирмингеме, совершенно случайно. В газете появилась короткая заметка о женитьбе тюремного врача и фото с молодой невестой. Это была магловский газета, которую я в любой другой день обошёл бы стороной, но судьбой было решено иначе. Я нашёл их новый дом, дождался, пока доктор уйдёт и пробрался внутрь. Роза испугалась, увидев меня. Я уговаривал ее вернуться домой, взывая к разуму. Фейри не могут вступать в брак с обычными людьми, это идёт в разрез со всеми законами.
Он остановился, чтобы перевести дыхание. Я не отводила взгляда от уставшего и осунувшегося лица.
— Она решила остаться, — хрипло произнесла я.
Макгрегор напряжённо кивнул.
— Роза убедила меня, что здорова и счастлива. Я… Мне не хотелось рушить ее жизнь. Снова запереть ее в башне, держать вдали от любимых лесов и садов. Я ушёл.
Повисла тишина. У меня в голове не складывалось все то, что он говорил. Это было безумием. И оно готовилось меня накрыть. Я чувствовала, как поднимается паника внутри, учащается дыхание и сердцебиение, но потеряться в этом сейчас я не могла. Слишком много вопросов.
— Но это не сработало, — обвиняюще произнесла я. — Она вовсе не избавилась от этого, не так ли? Она сходила с ума. А вы не помогли ни ей, ни моему отцу. Где вы были, когда мы нуждались в вас? Почему вы не сделали хоть что-то?
Ронан виновато отвёл взгляд.
— Когда Роза родила ребёнка, я приехал проведать их. Отец уже тогда не мог покидать остров, но он в письме умолял Розу вернуться домой или хотя бы позволить видеться с внучкой.
— Что же ответила мама?
— Отказала. Но потом добавила, что если в ребёнке проснётся магия, то она позволит ей узнать правду и стать частью нашего мира, — предугадав мой вопрос, он добавил. — В Локс не может попасть ни один смертный. Роза заключила с отцом сделку: он оставляет ее в покое, а она позволит детям навещать его, если они унаследуют ее магию.
— Но Петуния не волшебница, — сказала я.
— Зато ты маг, — Ронан горько усмехнулся. — Она заметила твои способности поздно и сразу же написала мне. — он замолчал, вновь мысленно перенесшись в те годы. — Роза была напугана, когда я приехал. Плакала, кричала, произносила непонятные слова. Только тогда я понял, как все плохо. Она была на грани, но в моменты проблеска, в моменты когда моя Роза возвращалась, она сказала, что в тебе уже проснулась стихийная магия. Я пообещал ей, что подготовлю все дома и вернусь за тобой через неделю. Но я опоздал. В тот же день что-то произошло… был пожар… — у меня мурашки пробежали по коже. — Твой отец ничего не знал обо мне и я не мог заявиться теперь, когда Роза едва не убила тебя. Я искал ее, хотел поговорить, но снова опоздал…
Я поняла, что плачу, только когда почувствовала солёную влагу на губах. Разъяренно вытерла глаза, но слезы не останавливались.
— Мы горевали. Отец был сломлен и это окончательно его подкосило. Он хотел, чтобы я забрал тебя на остров и ты выросла на родине матери, как и положены. К тому времени, как я смог вернуться в Бирмингем, вас там не было.
— И вы не смогли найти нас?
— Нашёл, — он странно посмотрел на меня своими голубыми глазами. — Ты была счастлива в новом доме. Отнимать тебя у отца и сестры было слишком жестоко.
— А позже? — не сдавалась я.
Он покачал головой.
— Лили, пойми, это было неправильно. Я не имел права рушить твою жизнь, бередить раны от смерти матери. Ты росла, становилась старше и оставляла трагедию в прошлом. Я боялся, что только наврежу тебе. А с течением лет, я уже не знал, как сказать тебе. Слишком много прошло времени.
Я откинулась на спинку стула, переваривая все сказанное. Обида, злость и печаль душили изнутри.
— Почему же вы говорите мне сейчас?
— Встретив тебя в тот день, я понял, что это знак. Ты должна была узнать правду.
— А как же Петуния? Отец? Они не имеют права знать, что мама была всего лишь обманщицей?!
— Они маглы, — поморщился Ронан. — Их сознание просто не примет такую информацию. Вспомни, как они отнеслись к тому, что ты ведьма.
У меня перехватило дыхание, когда перед глазами возникло лицо Туни. Она боялась меня, считала ненормальной, в то время как сама всю свою сознательную жизнь стремилась к «нормальностям». Туни любила маму, несмотря на желание смыть с себя ее тень, но как воспримет весть о том, что мама не только ведьма, но и наполовину Фейри? Что тогда останется в ее памяти о маме? Будет ли там хоть кроха тепла и любви?
— Мне нужно побыть одной, — пробормотала я, вставая.
— Лили, — Ронан тоже встал и посмотрел на меня умоляюще.
Я подняла руку в останавливающем жесте. Слишком много правды за один вечер.
— Я услышала вас… Теперь мне нужно все обдумать.
— Мне прийти завтра? — осторожно спросил он.
Я прошла к дверям и открыла их, впуская ночной сквозняк.
— Нет, мистер Макгрегор. Думаю, ближайшее время я не смогу вас видеть.
Я старалась упереть взгляд в окно и не смотреть на Ронана. Какое-то время он стоял неподвижно, не отрывая от меня взгляд. Наконец, он прошёл мимо, коротко попрощавшись.
Я закрыла дверь, повернула ключ и поднялась на второй этаж в свою комнату. Не было никаких сил, чтобы раздеться и я забралась в кровать как есть. Сна не было. Только слезы, безостановочно стекающие по вискам и заливающие подушку. Мне так часто разбивали сердце, что впору было сомневаться в его существовании. Но оказывается до этого дня оно все ещё было в груди и умело болеть как подстреленное.
Единственное, из чего я состояла — это усталость. Мне хотелось сидеть в своей комнате и никуда не выходить. Спать днями и ночами. Думать. И грустить. Мысли рождались внутри, сплетались в сети, выстраивали замки и города, складывались в картины, а я смотрела внутрь себя и следила за их ритуальными танцами. Все, что я знала о своей матери, все, что знала о самой себе — ложь. Роза просто обвела нас всех вокруг пальца. Это был ее подарок, да? Таков был план? Свести к черту с ума своих дочерей и мужа, чтобы мы сбросились в реку вслед за ней? Потому что оставаться в уме я не могла. Там было слишком опасно, слишком ядовито и больно. Наплевать, что она ведьма, плевать, что какая-то часть ее принадлежала древнему народу, она лгала отцу — и мы всего лишь результат этого обмана. Она заставила его страдать, оставила наедине с ее безумием, а сама спряталась внутри своего разума. Разве это было честным? Я думала об отце: каким он был вечно уставшим, нервным, как он бездумно смотрел в пространство, сидя под дверьми спальни и подперев спиной дверь, чтобы мама не вышла из комнаты и не причинила вред себе или нам. Слушал как она скребется позади, как кошка. Он почти всегда курил, к черту угробив свои легкие и подорвав здоровье. Мерлин, он думал, что его жена шизофреничка! Он боялся, что это передастся и мне с Туни. Я не могу забыть его взгляд, когда сестра впервые сказала, что я взлетаю в воздух и парю там, что я могу силой мысли передвинуть мебель или поменять цвет тюля в спальне. Папа боялся, что с Петунией случится то же, что и с мамой. Я заставила их обоих пережить повторение кошмара. Но больше, чем я, была виновата Роза. Скажи она отцу правду, знай он, что именно его ждёт, он бы поступал иначе. Возможно, объединившись с Макгрегорами он смог бы ей помочь, но мама решила проявить бунтарство и отказалась от поддержки семьи. К чему это нас привело? Знай отец, что магия существует, разве смотрел бы на меня с такой жалостью и затаённым страхом? Нет. Ничего бы этого не было. Но, возможно, не было бы и нас с сестрой. Какова вероятность, что доктор Эванс не сбежал бы от женщины, в чьих жилах течёт кровь волшебника и Фейри? Что я должна делать? Я не могу рассказать обо всем отцу и сестре, не сейчас, когда у них спокойная и размеренная жизнь, не сейчас, когда у отца есть любящая жена и благоустроенный дом. Новость как ураган сметет все на своём пути, оставив только обломки от прежней жизни. Мы уже проходили через подобное, после смерти Розы. Больше отец не выдержит. А Туни? Она же презирает магию и обижается на меня за то, что я ведьма, но она в состоянии справиться с этим. Что же с ней будет, если она узнает, что мои способности — не случайность, а наследство от матери? Как она отнесётся к тому, что Роза тоже была уродкой? Она ведь и так почти ее ненавидит за все, что пережила по ее вине. Если узнает правду, то уничтожит даже те крохи любви, что ещё есть в ее сердце.
И Ронан сказал, что маглы не могут принять подобное. Их понимание мира пошатнётся, они не смогут жить с такими знаниями, это может повредить их рассудок. И снова все из-за Розы.
Она была злой, эгоцентричной, глупой чёртовой ведьмой, которая посмела втолковать мне в голову, что самое главное в жизни — быть добрым. Она буквально настроила меня на эту волну, убедила, что нет ничего важнее, чем помощь ближнему. Какая ирония! Разве она помогла хоть кому-либо в своей короткой жизни? Она только приносила боль, вредила и рушила жизни. Она оставила свой отпечаток на мне. Из-за неё я терпела нападки в школе, боялась, что с возрастом устрашающий диагноз поставят и мне, не смогла сбежать даже в далекий Хогвартс, без того, чтобы ее призрак не направился следом, бережно подталкиваемый Северусом.
И вот сейчас, когда у меня есть своё место, когда люди смотрят на меня без презрения, а восхищаются тем, что я делаю, когда я чувствую, что могу принести пользу, ее тень снова возникает на пороге и переворачивает все с ног на голову.
С какого черта?!
Это не честно. Я обязана ей своей внешностью, я смотрю в зеркало и вижу ее, но всегда было то, что делало меня мною — моя магия. Но и она всего лишь наследство. Всего лишь очередное напоминание о том, кем была моя мать. Прекрасно, Роза. Ты победила, но это не значит, что я не стану бороться.
Встать оказалось не так сложно, как я предполагала. Первым делом приняла душ, надела своё летнее платье, а влажные волосы заплела в косу. Утро в Лондоне должно быть добрым, а для половины города его таким делает наш паб. Я открыла двери, ставни на окнах, впуская тёплый летний воздух и шум улицы. Буквально через пару минут в Приюте уже толпились люди, хотя большинство из них и проходили во внутренний двор, чтобы оттуда попасть на Косую Аллею. У спешащей туда торговки цветами я купила несколько букетов и расставила вазы с одуванчиками, гвоздикой, клевером и синей фиалкой почти по всем столикам, внеся свежесть и уют в обычно суровый паб. За этим занятием меня и застала Флора Бирн. Она вплыла внутрь вместе с потоком людей, но отделилась от толпы и села за стойку. На ней были джинсы и свободная рубашка с закатанными рукавами, а пышная грива волос небрежно стянута в хвост на затылке, многочисленные локоны же заправлены за уши.
Флора покачала головой, бросив взгляд на циферблат часов.
— На самом деле я забежала на пару минут, просто поздороваться, — она виновато пожала плечами. — Так что никакой вклад в вашу выручку сегодня не внесу.
— Не страшно, — махнула я рукой. — Я рада, что ты здесь. Как раз хотела кое-что спросить у тебя.
— Правда? — она удивлённо вскинула брови. — И что же?
Я не собиралась затевать этот разговор, тем более с ней, но язык уже не повиновался мне.
— Ты говорила, что живёшь на Локсе, — скороговоркой произнесла я.
— Да, — осторожно кивнула она.
— И ты знаешь Ронана Макгрегора? — мне пришлось понизить голос, чтобы проходящие горожане не услышали имя.
Флора нахмурилась, но тоже машинально подалась вперёд и ответила тише:
— Все на острове знают Макгрегоров.
— А его сестру? Ты когда-нибудь слышала о ней? — мои слова прозвучали ровно и без заминки, но внутри сердце перестало биться от волнения.
— Она погибла много лет назад, — приглушенно ответила Флора. — Иногда мама говорила о ней.
— Они были знакомы? — волнение поднялось выше, и кровь прилила к щекам. Мне пришлось прикусить язык, чтобы не начать задавать миллион вопросов.
Флора смотрела на меня странно, словно не могла решить, отвечать мне или поскорее убраться. Лучше немного сбавить обороты, чтобы не пугать ее.
— О ней просто ходят разные слухи, а мистер Макгрегор и вправду приходит к нам почти каждый вечер. Мне стало любопытно.
— Мама была с ней близка, — вдумчиво и медленно сказала Флора. — Бирны издревле служат Макгрегорам. Они их ближайшие соратники, всегда выступали под знамёнами рода и верно служили своим вождям.
— Как вассалы? — спросила я.
— Да, но еще их всегда связывала дружба и близкие родственные связи.
— Поэтому твоя мама и знала ее?
Флора вздохнула.
— Они были лучшими подругами, пока леди Макгрегор не погибла. Кажется, ей было не больше, чем нам сейчас.
Я сглотнула.
— А твоя мама… она… могла бы рассказать что-нибудь о ней? Ведь наверняка… наверняка есть что-то, что знает лишь она и…
— Мне жаль, но нет, — перебила меня Флора.
Я опешила.
— Почему? Мне удастся уговорить ее, если ты нас познакомишь.
— Нет, Лили, — мягко, но твёрдо сказала Бирн. — Мама не скажет ничего о ней, потому что она тоже умерла.
Я почувствовала, как вся кровь схлынула с лица.
— Прости, мне очень жаль.
Флора грустно улыбнулась.
— Мне тоже жаль. Я имею в виду, твою маму. Никогда не было возможности сказать тебе это, но мне искренне жаль.
Мы смотрели друг другу в глаза, а между нами мелькали картинки прошлого. Боль была ощутима физически, дышала нам в затылок и костлявыми пальцами щекотала шею.
— Твои волосы, — я нахмурилась, вглядываясь внимательней. — Что-то с ними не так?
Бирн с готовностью высвободила один локон и приблизила ко мне, чтобы я могла его разглядеть. И действительно, то, что невольно цепляло мой глаз второй день: у корней локоны Флоры были не иссиня-чёрными, а самыми обыкновенными каштановыми.
— Действие зелья заканчивается, и мой натуральный цвет борется за место под солнцем, — задорно сказала она.
— Ты меняешься.
— Нет, — Флора задумчиво посмотрела на меня. — Все больше становлюсь собой.
Вскоре она ушла, а я занялась посетителями. Энди вернулся в обеденные часы. Он так и не сказал, куда уезжал, но находился в приподнятом настроении, так что я сделала вывод, что он достиг поставленной цели. Он спросил, как прошёл вчерашний вечер. Я заверила, что абсолютно нормально, а о визите Макгрегора естественно умолчала.
Сейчас случившееся лишь ночь назад, воспринималось, как событие многолетней давности. Будто это не я сидела за столом, где сейчас расположилась компания молодых парней и девушек. Словно это не на меня вылили ведро ледяной воды, перечеркнув все, что я знала о своей жизни.
— Гады! Что вам тут нужно-то?!
Я оставила в покое стаканы, которые вытирала полотенцем и вышла из паба, услышав раздражённые крики Энди. На улице ярко светило солнце. Как обычно наш переулок был заполнен людьми, перемещающимся между магловским и магическим Лондоном, но кроме людей кое-кто еще осадил улицу перед пабом. Десятки чёрных воронов сидели на крышах соседних домов, на мощёной улице, на вывеске паба и на его козырьке. Я замерла, не зная, как реагировать на подобное. Чёрные птицы хлопали крыльями, смотрели на нас маленькими злыми глазками, они перелетали с места на место, к ним же слетались все новые, постепенно заполняя свободное пространство. Одна из ворон опустилась прямо перед пабом, прошла вперёд, помогая себе крыльями.
Ворона сердито каркнула, взлетела, как мне показалось, оскорбленно взглянув на Энди, замахала крыльями, нападая на него. Я невольно прыснула в кулак.
— Нечисть! — в сердцах выкрикнул Энди.
Ворона перелетела через него, приблизилась ко мне и аккуратно спикировала на порог паба. К ее ноге был прикреплен свернутый пергамент, перевязанный чёрной лентой. Птица требовательно каркнула.
— Что это такое? — спросил бармен.
Я пожала плечами, наклонилась, отвязывая письмо. Ворона взлетела и уселась мне на плечо, устроившись совершенно без комплексов. Я попыталась не обращать внимание на ее толстый клюв и длинные когти. Развернула послание.
Дорогая Лили,
Мне искренне жаль, что я стал причиной твоей растерянности, что именно мне выпала доля рассказать столь неприятную для тебя правду. Я не красноречив, импульсивен и не последователен: мне не удалось правильно преподнести тебе важную информацию, но прошу, не отталкивай нас. Отправляю тебе своих вестников, которые будут всегда находиться поблизости. Напиши мне, когда будешь готова, и я заберу тебя на Локс, чтобы лично познакомить с отцом и твоей семьей.
Ты знаешь, почему Роза дала тебе такое имя? По нашим поверьям, лесные Фейри живут в лепестках лилий. Ты всегда была олицетворением дома для Розы.
Помни, что твой дом будет тебя ждать.
С надеждой, Ронан Макгрегор.
Я свернула пергамент в трубочку и перевела взгляд на птицу. Она смотрела на меня умным осознанным взглядом.
— Хорошо, я поняла, — медленно сказала я. — А теперь забери своих друзей и улетай. Я позову, если решу написать им.
Птица каркнула. Взлетела, слегка поцарапав плечо когтями, взмыла в воздух и вслед за ней в небо поднялось чёрное облако других воронов.
— Долго объяснять, — сказала я Энди.
Он смотрел на меня слегка ошарашено, но медленно кивнул.
— Восемь галеонов в неделю плюс чаевые. Идёт?
— Идёт, — кивнула я.
На котёл хватит ближе к сентябрю, а вот ингредиенты придётся добывать другим путём. Какова вероятность, что я найду в Великобритании живого гигантского скорпиона, готового к спариванию, поймаю его, отрежу хвост и смогу использовать в зелье? Но я только улыбнулась Энди и вернулась в паб, пряча в карман письмо Ронана. Значит, придётся заменить скорпиона чем-либо другим.
Дни потянулись длинной вереницей. Дела в пабе шли хорошо, по ночам яблоку негде было упасть. Энди частенько отлучался, оставляя паб на целый день. Я не знала, куда он уходит, но возвращаясь, он бормотал что-то про Аберфорта и посылал несчастного куда подальше. Дома все бурлило новостью о скорой женитьбе Джона. Отец был против, утверждая, что для начала ему нужно завершить учебу, но брат умел настоять на своём. Кейт в письме заклинала меня приехать на торжество, и я, конечно же, ответила согласием, пообещав в конце августа вернуться в пригород. О Туни она почти ничего не написала, упомянув только, что та нашла постоянную работу и надеется в скором времени окончательно переехать из родительского дома в Лондон.
Каждое утро под моим окном сидел один из черных воронов, но стоило мне махнуть рукой, как он послушно улетал. Они больше не казались мне злыми или опасными, напротив, было забавно наблюдать за ними, когда они, изнывая от скуки, летали друг за другом, таскали еду из кухни Энди, или пугали собак, набрасываясь на них всей стаей. Письмо Ронана хранилось в ящике комода. Я не могла написать ему, банально не поднималась рука. Одно дело просто знать, кем была твоя мама, и совсем другое влезть в ее мир, натянув на себя, как чужое одеяло ее жизнь. Обойдусь.
Флора появилась в пабе утром, почти через неделю после нашей последней встречи. В глаза сразу бросились ее волосы: тяжелая копна волнистых волос, отливающих всеми оттенками коричневого. Пушистый ореол обрамлял ее маленькое лицо, локоны сбегали по плечам и спине, закручиваясь на концах. Флора забралась на табурет перед стойкой.
— Естественный цвет тебе идёт больше, — заверила я. — Кофе? — не дождавшись ответа я разлила горячий кофе по кружкам и протянула одну ей. Глотнула свой, приятно обжигая горло.
— Мама тоже всегда так говорила, — хмыкнула она. — Что-то людей у вас сегодня маловато, — Флора задумчивым взглядом окинула паб.
Я пожала плечами.
— Слушай, — весело сказала она, слегка перегнувшись через стойку. — Не хочешь пойти на Косую Аллею? Мне нужно купить новую мантию, а идти одной совсем не охота.
— Сейчас? Зачем тебе новая мантия в середине лета?
Я покосилась на кухню. Энди-то отпустит без проблем, только мне самой не очень хотелось идти… Я тряхнула головой. А почему бы и нет, в самом деле? Не торчать же мне в пабе целыми днями, а компания Флоры в последнее время мне приятнее, чем компания многих других.
Я решительно сняла фартук.
— Хорошо, пойдём. Только я поднимусь за деньгами, может куплю себе что-нибудь.
Бирн засияла и от радости захлопала в ладони. Металлическое колечко в носу сверкнуло золотым.
— Ура! Я целую вечность не ходила по магазинам.
Первым делом она потащила меня в магазин «Рандеву», заявив, что там самые лучшие женские мантии. Я не стала говорить, что мои познания о мантиях ограничиваются магазином мадам Малкин. «Рандеву» занимал два этажа, первый из которых полностью заполнили вешалки с всевозможными платьями, а второй мантиями и различными аксессуарами. Мы сразу поднялись на второй по витиеватой лестнице. Стены магазина слепили глаза сочным салатовым цветом, а сотни расползающихся по ним цветов, гипнотизировали. К нам подошла молодая ведьма, вежливо поинтересовавшись, чем может помочь.
— Мантия темно-синего цвета с чёрными застежками до талии, — глаза Флоры придирчиво оглядели ряды вешалок и стройных манекенов. — К ней шляпка с вуалью и перчатки.
— Но ведь лето, — возразила я, когда волшебница удалилась, чтобы принести заказ.
— Я должна выглядеть презентабельно, — вздернула подбородок Бирн.
— А что за повод?
Нам предложили напитки, но обе мы отказались. Я расположилась на кожаном диванчике, а Флора собиралась уйти в примерочную, где ее уже ждал продавец.
— Заседание в Визенгамоте, — глухо произнесла Флора.
Я вскинула на неё взгляд, уверенная, что мне послышалось. Но потерянное выражение лица Бирн не дало мне усомниться в ее словах. Мне нечего было сказать на это.
Оставшись одна, я откинулась на спинку дивана, раздумывая над случившимся. В пабе мне сказали, что человек, с которым Флора так часто виделась — адвокат, берущийся за самые безнадёжные дела, прибавить к этому часть разговора, который я подслушала в Лютном, да и заседание, о котором сказала сама Бирн, получается, что ее брат под следствием, заседание сегодня, но почему-то его делом занимается человек, который берет огромные деньги за заранее проигрышные дела. Когда Флора вышла из примерочной в новом образе, покрутилась на помосте перед гигантским зеркалом и спросила мое мнение о своём внешнем виде, я прокручивала раз за разом догадку в своей голове. Какого это — выбирать мантию для суда, на котором решится судьба твоего брата?
— Я беру, — кивнула она продавщице.
Позже она расплатилась на кассе и забрала свой фирменный пакет, украшенный распускающимися цветами и названием магазина.
— Посмотри какое платье! — восторженно воскликнула она, указывая на один из манекенов.
Мне пришлось подойти ближе. Платье как влитое сидело на манекене, который медленно вышагивал по магазину, крутился, показывая платье со всех ракурсах. Нежно-персикового цвета ткань мягкими складками струилась до самого пола, на ней не было никаких украшений, вышивок или узоров, однако платье обнажало всю спину, а вырез на груди заканчивался на уровне талии. Глаза Флоры так и светились от восторга.
— Оно великолепно, — пробормотала она.
Манекен остановился рядом с нами, позволяя Бирн дотронуться до ткани и прочувствовать всю мягкость шелка.
— Разве это вырез? Это же Марианская впадина, — буркнула я.
Бирн обернулась через плечо и прожгла меня презрительным взглядом.
— Это платье идеально, Лили, и точка. Ты просто не понимаешь.
Я закатила глаза.
— Прощай. Я обязательно вернусь за тобой, как только будет возможность, — прошептала она манекену.
Я едва удержалась, чтобы не хлопнуть себя по лицу. Флора обернулась ко мне.
— Пойдём. В благодарность за компанию и неоценимую помощь в выборе мантии, угощу тебя кофе.
— Я тебя угощала безо всякой причины, — заметила я, пока мы выходили наружу.
Пришло время Флоре закатить глаза.
— Но я отведу тебя в лучшее место на свете, Эванс, — она взглянула на меня многозначительно. — «Лёд и ветер». Там потрясающий глясе!
Губы сложились в улыбку. Никогда раньше я не проводила столько времени в компании другой девушки. Всю жизнь моим другом был Северус и частично Ремус, но у меня никогда не было подруги. И я точно не думала, что когда-нибудь ею может стать Флора Бирн. Мне вспомнились ее слова о вековой дружбе между Бирнами и Макгрегорами. Может это все не просто так? Возможно, какие-то силы, магия крови или сама судьба сталкивает нас вместе?
— Помнишь, ты избегала Поттера? — вдруг спросила она, нахмурившись.
Я подозрительно покосилась на Флору. Мне не хотелось обсуждать Джеймса.
— Да, было такое.
— А вы так и не встретились?
— Нет, — растерянно ответила я. — В этом и весь смысл моего избегания Поттера. А в чем дело?
Она кивнула куда-то вперёд.
— Просто он идёт нам на встречу.
Я резко вскинула голову и встретилась взглядом с карими глазами. Воздух застрял где-то в гортани, я поперхнулась и едва не выкашляла легкие.
— Какая встреча! — протянул Поттер, улыбаясь и раскинув руки, как для объятий.
Я посмотрела по сторонам, пытаясь найти убежище. Сверкающая вывеска «Лед и ветер» была прямо позади Джеймса.
— Поттер, — пробормотала я, пытаясь его обойти.
Он сделал шаг одновременно со мной, не давая уйти.
— Нужно поговорить.
Мне показалось, или его голос правда звучит зловеще? Я бросила умоляющий взгляд на притихнувшую Флору, ожидая помощи.
— Подожду внутри, — сказала она, как ни в чем ни бывало.
Я готова была ее убить, пока она спокойно прошла мимо Джеймса и скрылась за стеклянными дверьми. Мы остались наедине.
— Эванс, ты умеешь становиться призраком, когда хочешь, — улыбнулся он.
Я одарила его холодным взглядом, скрестила руки на груди, стараясь огородиться.
— Что тебе нужно?
— Знаешь, — задумчиво пробормотал Поттер, потирая подбородок. — Я не сложил два и два, когда встретил ее в «Приюте», но теперь…
Я напрягалась и нахмурила брови. Стало не по себе от подозрительных ноток в голосе Поттера.
— Ты следила за ней в тот день, — заявил он. Я усмехнулась. — Да, следила, — продолжил давить Джеймс. — Поэтому и пошла в Лютный, а я тебе помешал. Когда же она могла заметить тебя, то ты меня поцеловала, пытаясь скрыть наши лица.
Воспоминания о стыдливом порыве снова заставили меня покраснеть. Конечно, потом я придумала миллион вариантов, как можно было скрыться от Флоры, но в конкретно тот момент поцелуй с парнем показался самым логичным. Идиотка! Поттер же выглядел таким довольным, словно съел целый пакет засахаренных ананасов.
— Сначала я решил, что ты в меня влюбилась, но версия со слежкой звучит более убедительно, чем неожиданно вспыхнувшая страсть.
— Это звучит как бред, — как можно более легкомысленно заявила я, хотя неприятное чувство кололо в груди.
— Тогда к чему был тот поцелуй? — он приподнял одну бровь.
— Ты просто придурок, Поттер, — я попыталась обойти его. — Нафантазировал всякое и теперь портишь другим людям жизнь.
Джеймс снова встал передо мной, не давай уйти.
— Нет, Эванс, я точно все правильно понял, а ты, если не хочешь объясняться с ней, — он кивнул головой в сторону кофейни, — то останешься и выслушаешь меня.
Мне хотелось со всей силы врезать ему в лицо, чтобы отпечаток костяшек остался на щеке.
— Что ты хочешь? — сквозь стиснутые зубы спросила я.
Поттер просиял.
— Хочу, чтобы ты вернулась к роли моей девушки.
Ну нет! Это просто беспредел! Он издевается надо мной.
— Зачем? — заставила я себя произнести.
— Мама хочет поближе познакомиться с тобой и приглашает к нам на ужин.
Мне потребовалось досчитать до десяти, чтобы не накричать на него прямо на улице. А сам Поттер выглядел счастливым и довольным, словно озвученная им просьба не идёт в разрез с равновесием во Вселенной.
— Поттер, я понимаю, что твой крохотный жалкий мозг ничего не слышал о логике и корреляциях. Но все же, напряги две свои несчастные извилины и соизволь ясно и четко объяснить, с какого дементора твоя мать хочет со мной познакомиться и почему ты не скажешь ей, что просто расстался со своей девушкой-официанткой?
На лице Джеймса не дрогнул ни один мускул и этот болван даже не обратил внимание на явные оскорбления.
— Ты ей не нравишься, — сообщил он, продолжая улыбаться.
— Это у вас семейное, — пробормотала я. — Так что теперь?
— Эванс, ты ей не нравишься! — восторженно повторил он. — Именно поэтому ты примешь приглашение и придёшь к нам на ужин, и сделаешь все, чтобы мама тебя возненавидела.
— Зачем? — я бессильно взмахнула руками. — Ты хочешь довести и ее, и меня до Мунго?
Поттер закатил глаза и медленно объяснил:
— План достаточно прост: ты выведешь ее из себя, после твоего ухода мама закатит истерику и потребует, чтобы я тебя бросил. Я расстроюсь, буду убеждать ее, что ты любовь всей моей жизни. Через несколько дней моих страданий, она смягчится и решит пойти мне на уступку, чтобы не чувствовать себя такой виноватой.
— Разрешит не спать до десяти вечера? — притворно ахнула я.
— Не станет возражать против Ремуса, — пояснил Джеймс.
— Она предпочтёт видеть своего сына с парнем, чем с официанткой? Это не сработает, Поттер.
— Я знаю свою маму семнадцать лет — все получится, — уверено заявил он, пропустив мимо ушей намёк про него и Ремуса.
— И мне вести себя, как дура?
— Это не так сложно, просто будь собой.
Я поджала губы.
— Тебе уже сообщили сегодня, что ты идиот?
— Ты согласна или нет? — требовательно спросил он.
— Конечно, нет! — я хмыкнула. — Мне нет дела до твоей жалкой театральной постановки. Попроси кого-нибудь другого или найми актрису, — я снова предприняла отчаянную попытку обойти его, но безуспешно.
— Эванс, во-первых, мама не поверит, что я встретил любовь всей своей жизни через несколько дней после того, как расстался с тобой.
— Пути Господни неисповедимы.
— Во-вторых, — не обратил он на мои слова внимания. — Ты каким-то образом сумела настроить ее против себя за считанные минуты, ничего для этого не делая.
— Не лучший повод для гордости.
— В-третьих, — с нажимом сказала он, словно вытаскивал туз из рукава, и приблизился ко мне ближе, нависнув надо мной, — ты мне должна. Забыла, я знаю твой маленький секретик о новой подружке. Подумай только, она ведь точно удостоверится в мысли, что ты немного тронутая, — он повертел пальцем у виска.
Я не выдержала и отвесила ему пощечину, но к сожалению, он даже не дёрнулся, не почувствовав удара.
— В следующий раз ударю кулаком, — пригрозила я.
Джеймс потёр щеку ладонью.
— Я ведь даже руки не распускаю.
У меня не было слов, чтобы выразить все свои чувства к этому остолопу.
— Хорошо, — устало выдохнула я. — Приходи сегодня вечером в паб, там и поговорим.
— Увидимся, малышка, — подмигнул он мне, а я брезгливо поморщилась.
Джеймс перебежал дорогу и растворился в толпе волшебников. Я вошла в кофейню.
Черта с два я ему буду помогать в этом бредовом спектакле! Пусть думает, что хочет, лишь бы держался подальше от Флоры. Я не позволю ему меня шантажировать. Расскажу сейчас же Бирн о том глупом инциденте, она точно поймёт, а у Поттера не будет рычага давления. А потом опрокину на него ушат холодной воды. Можно и бочонок пива, но цену Энди вычтет из моей зарплаты, а я уж точно не хочу терять заработанные деньги. Посмотрим, кто кого, Джеймс Поттер!
***
В пабе было не протолкнуться. Так много людей, что невозможно вытянуть руку, чтобы не коснуться кого-либо. Мне приходилось лавировать между столиками наперевес с подносами. В Приют заглянул музыкант, весело заигравший на губной гармошке. К гомону и шуму толпы прибавились звонкая задорная мелодия.
— Три бутылки эля, — выдохнула я, приблизившись к стойке. Пока Энди открывал бутылки, я передохнула. Взяв очередной поднос, вклинилась в толпу, взглядом пытаясь найти трёх молодых мужчин, сделавших заказ.
— Лили!
Я обернулась на окрик, опуская поднос на маленький стол. Поттер махал руками с другого конца зала. На загорелом лице сияла широченная улыбка, а волосы на голове находились просто в кошмарном состоянии. На Джеймсе была магловская одежда: тёмные джинсы, серая футболка и олимпийка в тон. Он выглядел так, будто встретил старого друга после долгой разлуки. Как только ему удаётся изобразить такую искреннюю радость? Он словно сплошной сгусток улыбок и позитива, а из глаз вот-вот польётся солнечный свет.
— Ты сдурел что ли? — пробурчала я, добравшись до него. — Зачем так кричать?
Он зарделся.
— Хотел привлечь твоё внимание.
Я сжала раздраженно губы. Велев идти за мной, повела его к крайнему окну, где было свободное пространство и где нам не пришлось бы перекрикивать шум вокруг. Энди проводил меня недовольным взглядом, но я сострила ему жалостливую мордашку и сложила руки в умоляющем жесте. Приглашая Поттера в паб, я не думала, что народу соберётся больше, чем обычно.
Мы остановились у подоконника, и Джеймс прислонился спиной к оконному проему.
— Так что ты решила? — спросил он.
— Поттер, думаю ты полный придурок.
— Ты уже говорила, — закатил он глаза. — Придумай уже что-нибудь другое, а то все придурок и придурок.
— Дослушай до конца, пожалуйста, — я прочистила горло. — Так вот, думаю ты полный придурок и я не стану тебе помогать. Можешь сколько угодно шантажировать меня, но я все равно не соглашусь. Теперь все.
Он нахмурился.
— А если я скажу пожалуйста? — Джеймс взглянул на меня щенячьими глазками.
Я упёрла руки в бока, игнорируя его взгляд.
— Можешь убираться.
— Эванс, тебя не учили помогать ближнему своему?
— Поттер, тебя не учили не лгать родителям?
— Ты не понимаешь…
— Это ты не понимаешь! — перебила я его. — Даже если я соглашусь, это не поможет. Да и что с того, если миссис Поттер не разрешает тебе общаться с Ремусом? Мы ведь не дети, ты можешь ее ослушаться. Мне вот не позволяли общаться с Северусом и ничего, — легкомысленно пожала я плечами.
Поттер взглянул на меня исподлобья. Что-то в его взгляде было не так… Словно он не все мне сказал.
— Если только ты не солгал, — медленно произнесла я.
Джеймс стыдливо опустил глаза.
— Мерлин, Поттер! Ты не исправим! Так дело не в Ремусе?
— Нет, — застонал он.
— Тогда зачем ты все это задумал?
Поттер глубоко вздохнул и посмотрел мне в глаза. В темно-карих тёплых глазах действительно сверкало золото: тонкий желтый ободок окружал суженый зрачок. Я сморгнула, чтобы перестать пялиться на его радужки.
— Знаешь, как это бывает… Одно на другое, слово за слово…
Под ложечкой неприятно засосало.
— Поттер, хватит мямлить, — взмолилась я.
— Мама, она ведь так просто не отстанет. Знала бы, какой она может быть упрямой.
— Поттер!
— Ладно, ладно, — поднял он руки в останавливающем жесте. — Она просто постоянно сводит меня с дочерьми своих подруг, племянницами соседей, дальними кузинами.
Ещё чуть-чуть и пар наверняка повалил бы из моих ушей. Я чувствовала, как вскипаю изнутри. Раздражение на стоящего напротив парня было столь сильным, что я могла прочувствовать его кончиками подрагивающих пальцев.
— Я подумал, что будет удобно, если убедить ее в наших серьезных отношениях.
— Только не говори, что сказал ей, будто я и вправду твоя невеста, — я прикрыла глаза рукой, чтобы не видеть его.
— Ну формально мне и не пришлось ничего говорить… Она все видела, да и ты не подкачала.
Я вздохнула, успокаиваясь. Пальцы слегка дрожали.
— Поттер? Я убью тебя. Клянусь Мерлином, я убью тебя!
— Только не горячись, Эванс, все не так уж и плохо, — защебетал он.
Не слушая его, я потянулась за палочкой.
— Превращу тебя в улитку и отдам уличным котам.
Джеймс отстранился от окна и попятился в сторону. Он медленно и осторожно перебирал ногами, глядя то на меня, то через плечо.
— Лили, Азкабан. Держи эту мысль в своей голове, хорошо?
Я надвигалась на него след в след, пока мы не оказались под лестницей, ведущей вверх. Почувствовав лопатками деревянную стену, Джеймс вдруг вскинул голову и взглянул на меня решительно. Палочка в моих руках подрагивала и из нее то и дело вырывался сноп красных искр.
— Хорошо, давай заключим сделку. Ты мне поможешь с мамой, а я взамен буду должен тебе любое желание. Все что угодно, Эванс, слышишь? У кого ещё Джеймс Поттер ходит в должниках?
Я остановилась и внимательно взглянула на него.
— Продолжай.
Поттер весь подобрался. Выпрямил спину, шире расставил ноги, взгляд стал увереннее.
— Желание. И не стану доставать Нюниуса, — вставил он, увидев мое колеблющееся выражение лица.
— Любая моя просьба, о чем бы она ни была и в какой угодно момент? — с сомнением спросила я.
Поттер поправил на себе футболку и кивнул.
— А сейчас я бы выпил огневиски и все обсудил, если ты не возражаешь.
— Любой каприз за ваши деньги, — мило улыбнулась я, пропуская его первым в зал.
Я вернулась к стойке и взяла бутылку огневиски.
— Пять минут, — пообещала я Энди.
Поттер каким-то образом умудрился занять столик. Я села напротив, передав ему бутылку. Он открыл ее и выпил прямо из горла. Мне пришлось ждать несколько минут, глядя как движется его кадык, пока он вливает в себя алкогольный яд.
— Итак, — Поттер отложил в сторону бутылку. Его глаза увлажнились и слегка покраснели. Тыльной стороной кисти он вытер губы. — Завтра в шесть вечера нас ждут в моем доме. Я зайду за тобой сюда. Надеюсь, подготовишься.
— Что мне надеть? — усмехнулась я.
Он равнодушно пожал плечами.
— Мне все равно. Что пожелаешь.
— Так значит, я не должна испортить мнение твоей матери о себе?
— Тоже не важно. Главное, чтобы она поверила тебе.
Я уставилась на него с сомнением. Мне не нравилась его задумка, но Джеймс был прав в одном: иметь у себя в должниках Поттера дорогого стоит. А если быть дальновидной, то могу поставить сто галеонов, что найду, как использовать во благо эту возможность.
— А что, если она спросит, как мы познакомились? Или ещё какие-нибудь подробности?
— Разберёмся на месте. Слушай, Эванс, это ведь вообще не проблема. Для начала нужно прекратить обращаться друг к другу по фамилии, идёт? Только имена. Ну можешь, конечно, называть меня и ласковым прозвищем, я не против…
Я изобразила рвотный позыв.
— Почему нельзя было выбрать другую девушку на эту роль?
— Уже поздно. Она ведь видела тебя.
Поттер поиграл с бутылкой в руках и снова глотнул.
— С нами будет Сириус, он прикроет если что.
— Эй, кстати, если вдруг она тебя поймает на лжи, то уговор все равно в силе — ты должен мне одно желание, запомни.
Джеймс широко раскрыл глаза.
— С чего я буду тебе должен, если ничего не выйдет? Я плачу за результат, а не за честные попытки, так что постарайся как-нибудь убедить их.
— И все равно это самая глупая задумка, какую я только слышала.
— Зато я отдохну от бешеных невест. Ты хотя бы представляешь, какого это, проверять любую еду на наличие любовного напитка, прежде чем поесть?
Я тихо засмеялась, над его несчастным лицом.
— Почему же ты не проверяешь то, что приношу я?
Поттер хмыкнул, откинувшись на спинку стула.
— От тебя я скорее дождусь яда, чем любовного напитка.
— Это почему же? — удивлённо взглянула я на него.
Джеймс улыбнулся и опустил голову. Он что-то сказал, но я не расслышала.
— Что?
— Мне пора, — он оставил деньги за огневиски на столике. — Спокойной ночи, Эванс. Скажешь что-нибудь приятное своему парню на ночь? — Поттер наклонился, словно потянувшись за поцелуем.
На всякий случай я отодвинулась и встала.
— Ты придурок, — его губы тронула улыбка, будто он и не сомневался в моих словах. — И айкью у тебя на уровне комнатной температуры…
Джеймс не дал мне договорить, засмеявшись. Я на какое-то время зависла, уставившись на него. Его смех звучал задорно, искрился и был настолько настоящим, что я могло коснуться его рукой.
— Ладно, Эванс, это гениально, — отсмеявшись, сказал он. — До завтра.
— До завтра, — согласно сказала я.
Он исчез в толпе, но взглядом я проводила его до самых дверей.
Энди прожег меня раздражённым взглядом.
— Прости, это был мой однокурсник, — виновато сказала я, встав рядом. — Его и так жизнь обидела, я не могла поступить так же.
— Подростки, — буркнул Энди. — Споёшь что-нибудь?
— Думаю, не стоит, — задумчиво ответила я. — Людям необязательно каждый раз слушать песни о несчастных и обездоленных. Танцевать чаще всего приятней.
— Но не всегда, — ответил мне Энди. — Хватит тогда увиливать! Клиенты сами себя не обслужат.
Мне оставалось только повиноваться и с четырьмя кружками пива наперевес выйти из-за стойки в зал, чтобы, обходя танцующих, приблизиться к столикам с компаниями.
Девушка медленно подняла голову на Лили. Зеленые глаза смотрели на неё с нескрываемой болью.
— Здесь время идёт иначе, чем вы привыкли, — как можно мягче сказала она.
— А мой сын…
— Лили, — перебила ее девушка. — Мы здесь не за этим. Я не могу передавать вам никаких сведений о мире живых. Вернёмся к разговору.
Лили проморгала и быстро отвела взгляд. Она не плакала — мертвые не могут плакать. Но глаза стали тусклыми и серыми. Девушка вздохнула, сжалившись над ней.
— Мы с вами знакомы десять дней, — сказала она. В глазах Лили проскользнула благодарность. — А теперь…
Она раскрыла книгу в красном переплете. Лили скрестила руки на груди и невидящим взглядом посмотрела перед собой.
***
Как часто вы не могли уснуть ночью, мучаемые воспоминаниями о неловких ситуаций, случившихся когда-то давно? Той ночью я ворочалась с бока на бок, скидывала одеяло, снова укрывалась до самого подбородка и думала. Думать, как часто повторяла Кейт, вредно.
Однажды зимним ясным днём я в полном одиночестве направлялась в Хогсмид. Кажется, это был пятый курс. С Северусом я общалась крайне редко, так что в деревню отправилась одна. Дул сильный морозный ветер. Я засунула руку в карман, чтобы достать палочку и наложить легкие согревающие чары — хотя бы что-то, пока не дойду до тёплого паба. Позади, я знала, шли Блэк и Поттер. Ремус отлёживался в Лазарете, и я напомнила себе купить ему что-нибудь сладкое на обратной дороге.
— Эй, Эванс!
Стиснув зубы, я продолжила идти, даже не подумав обернуться. Наглый голос Поттера раздался ближе и звучал чуть хрипло, словно он срывался на бег.
— Эванс, да постой же! Эванс!
Голос Джеймса приближался, а я прибавила шагу. Не хотелось с ним даже заговаривать, а предвидя, что он в очередной раз в своей издевающейся манере позовёт меня на свидание, я и вовсе едва не сорвалась на бег.
— Эванс! — рявкнул Блэк.
Звук хрустящего под их ногами снега раздался прямо позади меня. Я резко развернулась, одарив каждого парня раздражённым взглядом. На лицах играл розовый румянец от быстрого шага, а из приоткрытого рта вырывалось облачко пара.
— Что тебе нужно, Поттер? Сколько раз повторять, чтобы ты отстал от меня и перестал досаждать! Я никогда не пойду с тобой на свидание, ясно? Уж лучше съесть ведро помоев!
Выдав тираду, я выдохнула, удовлетворённая выплеснутым раздражением. Он доставал меня последние несколько недель своим навязчивым вниманием, а я только отмалчивалась.
Поттер смущенно переглянулся с Сириусом, который едва сдерживал смех.
— Эм… понятно, спасибо, что пояснила, — спокойно сообщил он, что-то протягивая мне. — Но я просто хотел отдать тебе кошелёк: ты его обронила.
Лучше бы я провалилась под землю прямо там, под насмешливым взглядом Сириуса Блэка.
А однажды я поверила Эмми Вэнс, убедившей меня, что на заседание старост в канун Хэллоуина необходимо прийти в костюме — традиция. Это был мой первый год, как старосты девочек, и я боялась сделать что-нибудь не так. Естественно, что в тот день только я заявилась при параде: на мне был костюм тыковки, казавшийся мне очень милым и оригинальным. Другими словами, я надела на себя огромный оранжевый шар, а на голову напялила зеленую шляпку. Мне тогда это казалось забавным. Не знаю, почему я не забеспокоилась, пока шла по школьному коридору, а все провожали меня взглядами и показывали пальцами. Когда же я вошла в кабинет, в котором собрались старосты и деканы факультетов, то наткнулась на ошарашенные взгляды и полную тишину. Только Эмми смеялась в кулак, лихорадочно пытаясь замаскировать смех под кашель.
Но опыт ничему меня не научил, поэтому годом позже я искренне поверила однокурсницам и пришла на вечеринку к профессору Слизнорту (уверенная, что планируется бал-маскарад) в костюме Бэмби. На мне были коричневые брючки и кофта в пятнышках, на волосах пара рожек и ушки, а на лице стилизованный макияж. Все остальные нормальные люди пришли в смокингах и вечерних платьях. Слизнорт, слава Мерлину, быстро оправился от потрясения и похвалил меня за оригинальный костюм, а Поттер и Блэк доставали меня весь вечер и ржали как кони. Поттер все не отставал от меня, приглашал потанцевать и обещал жениться. Его издевающийся голос, обида на девушек, с которыми я постоянно пыталась подружиться, а они лишь смеялись надо мной, и собственная глупость в итоге довели меня до слез. Несмотря на мою попытку гордо перенести свой позор и досидеть до конца вечера, я уже через полчаса не выдержала и бросилась оттуда прочь, подгоняемая насмешками.
Был случай, когда меня вынудили произнести речь на ужине в честь начала занятий. Дамблдор выбрал меня, как лучшую студентку Хогвартса, принёсшую факультету наибольшее число баллов за прошлый год. Конечно, я сильно переживала, репетировала свою речь десятки раз перед зеркалом, ничего не могла есть от волнения, скручивающего узлы в животе. В итоге, я сдалась под напором Кейт и съела перед отправкой поезда приготовленный ею пудинг. Мне стало так плохо! Вся кожа покрылась пятнами, опухло лицо и конечности, напоминала я огромного морского котика, а не саму себя. Но слишком ответственная, чтобы подвести школьное руководство, я в итоге прочитала речь перед всеми студентами. Правда, они наверняка уверены, что речь им читал рыжий хомяк.
И это лишь малая доля всех тех ужасов, что приключались со мной! Я даже не хочу вспоминать, как часто не правильно истолковывала поведение и слова других. Думать не хочу о дне, когда проходила с задранной юбкой, случайно заправив ее в колготки после посещения дамской комнаты. Повезло, что каким-то образом этого почти никто не заметил. Какая-то малышка с факультета подбежала ко мне и дала знать, что я свечу на всю школу бельём. Как-то раз я жутко поссорилась с Северусом, когда мы сидели в библиотеке, подскочила, собрав все свои книги, и поспешила гордо удалиться, подогреваемая гневом. Сев схватил меня за мантию и не давал уйти, а я, не оборачиваясь, гневно приказывала ему отпустить меня и больше никогда не подходить близко. Когда же я полностью обернулась, оказалось, что Северус спокойно сидит с противоположной стороны стола, а моя мантия застряла в проеме между сидением и спинкой стула. Щеки залил лихорадочный румянец: свидетелями моего концерта были все посетители библиотеки. Ещё большим позором для меня стали следующие несколько секунд, пока я изо всех сил пыталась освободиться, а Снейп равнодушно следил за моими отчаянными попытками, не собираясь помогать.
Случай, когда я поцеловала Джеймса Поттера лучше не упоминать.
И я в очередной раз облажалась. Какие бы цели Поттер не преследовал, заварив эту кашу, я не должна была участвовать в этом. Я и не собиралась, но едва сев за столик к Флоре, поняла, что не смогу рассказать ей. Как вообще можно преподнести подобное? Типа «Флора тут такое дело… мы пару раз поговорили, а я решила проследить за тобой и подслушать личный разговор». И ведь дело в том, что все было вовсе не так! Я же не собиралась следить за ней, так просто вышло. Кажется, я начинаю понимать, что имел в виду Северус, когда пытался оправдаться таким способом. Не начать же всю историю с начала и не объяснить каждое своё решение, потому что после принятия его ты уже можешь и не помнить, чем руководствовался в тот момент. Так что я поняла, что проиграла, но раз уж уступать Поттеру, то хотя бы на моих условиях. Пусть он будет моим должником, а не шантажистом. И в конце концов! Я ничего не теряю!
Кроме остатков совести…
Я встала с кровати, уже не в силах метаться по ней. Достав из комода письмо Ронана, закуталась в плед и уселась на подоконник. У него был красивый почерк, что меня удивило ещё в первое прочтение. Просто Ронан не выглядел, как аристократ или тем более будущий вождь целого рода. Он выглядел, как скала, отрастившая рыжую бороду и волосы. И у него были те же глаза, что и у мамы. Как я не поняла все сразу? Ведь они действительно похожи. Может, мне правда стоит написать ему? Познакомиться с дедушкой, узнать больше о маме и месте, где она выросла. Я откинула голову назад и чуть повернула, всматриваясь в улицу за окном. Людей не было, только одинокий ворон сидел на здание напротив и смотрел в мое окно. Они ждут меня. Каждое утро один из вестников Макгрегоров ждёт от меня ответное письмо. Готов ли Локс встретить меня?
Не то, чтобы я собиралась постараться ради Поттера, но раз уж меня втянули в эту неприятную историю, то следует сделать все на высшем уровне. Энди помог мне на кухне, участвуя в приготовление яблочного пирога для ужина. У нас с ним сформировалось довольно нечеткое дежурство: он то вечно пропадал где-то, оставляя паб на меня одну, то я отлучалась по своим делам. А учитывая, что буквально всю прошлую неделю я одна справлялась с посетителями, он без долгих разговоров дал мне вечерний выходной. Пока пирог выпекался в духовке, я в своей комнате перебирала скудный гардероб. В итоге выбор пал на нейтральное платье в цветочек, широкими лямками обхватывающее плечи. Под грудью оно чуть собиралось вшитой резинкой, а к низу струилось мягкими складками, слегка прикрывая колени. Часть волос я зачесала назад, перехватив на затылке солнечно-желтой заколкой, а оставшаяся часть волнами струилась по спине. Критическим взглядом окинула своё отражение в зеркале. Я не пользуюсь макияжем из-за особенностей внешности: у меня и так крупные черты лица, слишком яркие глаза, как ненастоящие, и пухлые губы. Стоит мне нанести хоть немного макияжа и выгляжу, как дешевая проститутка не первой свежести: слишком вульгарно и отчаянно.
Пирог был готов к тому времени, как я спустилась вниз. Корочка стала золотисто-румяной, а запах раздавался достаточно аппетитный. Иначе и быть не могло: мы пекли по собственному рецепту Энди, а в конце он добавил в тесто секретный ингредиент. Я переложила пирог в плоское блюдо небесно-голубого цвета, а сверху накрыла чистым кухонным полотенцем.
— Чем дальше в лес, тем больше я ничего не понимаю, — задумчиво проворчал Энди.
Я насмешливо взглянула на него. Бедняга не задавал вопросов, полагая, что это не его дело, но недоумение на его лице читалось отчётливо. Однако я не собиралась ничего ему объяснять: маленькая месть за его тайные встречи с неизвестными людьми и непонятные разговоры. Пусть каждый оставит свои скелеты в собственных шкафах.
К шести часам горячее солнце уже склонялось за горизонт. Терпкий воздух, не встревоженный порывами ветра, забился в легкие, наполнив их летним зноем. Я увидела приближающихся Поттера и Блэка и вышла к ним навстречу, чтобы они не пересеклись с Энди. Блэк шагал размашисто, засунув руки в карманы джинс, повидавших явно многое в этой жизни. Он окинул меня оценивающим взглядом, остановив его на уровне моей груди.
— Эванс, у тебя есть грудь! — присвистнул Сириус. — Прости, просто обычно ты ее умело прячешь. Маскируешь своих девочек? — хитро подмигнул он. — Разведчик один и разведчик два? Прошу заметить, ты как никогда близка к провалу.
— Бродяга, заткнись, — бросил Поттер, и я была ему благодарна, потому как сама проглотила язык от наглости Блэка. — Ты готова? — обеспокоено спросил он.
Сириус попытался вырвать пирог из моих рук.
— Приготовила что-то вкусненькое? Ты же в курсе, что вы не встречаетесь и это не настоящее знакомство с родителями? — насмешливо выгнул он брови.
— Я терпеливая, Блэк, но вовсе не дура, и на сколько я поняла миссис Поттер тоже. Или по-вашему она поверит в серьёзность отношений, если я заявлюсь в шортах с бутылкой огневиски в одной руке и своим нижним бельём в другой?
— Это больше похоже на избранницу Бродяги, — хохотнул Поттер.
Сириус состроил гримасу обиженной невинности. Джеймс неловко взглянул на меня исподлобья и перекатился с пятки на носок. Он явно нервничал.
— Папа будет с минуты на минуту. Он отменил все встречи на сегодня, ради ужина.
— Понятно, — потупилась я.
Блэк закатил глаза.
— Может пойдём уже? Мистер Поттер встретит нас у магазина метел, чтобы аппарировать.
Он обогнал нас и первый прошёл через проход.
— Что-то я переживаю, — покосилась я на Поттера. — У меня плохое предчувствие.
— Забей, Эванс! — отмахнулся он. — Все будет хорошо.
К сожалению, он и на половину не выглядел таким уверенным, как звучал его голос. Сириус ждал нас на другой стороне. Внутри у меня словно миллион личинок шевелилось, копошась где-то в животе. Сейчас я встречусь с отцом Поттера, а затем его матерью и буду лгать весь вечер. И это не ложь во благо, которая может быть оправдана, это просто ложь от скуки. Я замедлила шаг. Парни, идущие с двух сторон, не могли не заметить этого и обернулись. Я остановилась окончательно под их непонимающими взглядами.
— Я тут подумала…
— Маленькие победы — это тоже победы, — поучительно сказал Блэк.
— Надеюсь когда-нибудь ты напьёшься до беспамятства, окажешься неожиданно в другой стране и больше я никогда тебя не увижу, — на выдохе выдала я, устав от его вечных насмешек.
— Аминь.
Я сильнее сжала тарелку в своих руках и взглянула на Поттера, полностью игнорируя Сириуса.
— Я подумала, что это неправильно. Я просто не могу, ясно? Не могу.
— Эванс, сейчас не время, — с нажимом сказал он, приблизившись. — Мама весь день готовилась к встрече с тобой, отец впервые на моей памяти проигнорировал свои обязанности.
— А он возглавляет отдел разведки Аврората, — многозначительно вставил Блэк.
Я уставилась на Поттера.
— Ты издеваешься?! Да он же за пять секунд нас вычислит.
Джеймс устало вздохнул.
— Я же сказал, что все будет нормально, а ты не можешь сейчас просто взять и уйти. У нас соглашение.
— Мы можем его расторгнуть, — слабо возразила я, чувствуя себя все более неуверенно под требовательным взглядом Поттера.
— Гриффиндорцы не разрывают соглашений, — отчеканил он. — Ты обещала, будь добра держать слово.
Ответить я не успела. Джеймс сфокусировал взгляд за моей спиной и широко усмехнулся.
— Папа. Ты вовремя.
Зажмурив глаза, я помолилась, чтобы все прошло удачно, и обернулась. Мистер Поттер как раз приблизился к нам и остановился напротив. Если возраст миссис Поттер определить было невозможно, то возраст ее супруга угадывался во всем облике. Седые волосы, зачёсанные назад волосок к волоску, странно гармонировали с насыщенно-карими глазами, смотрящими из-под белых широких бровей. Мистер Поттер был высок, а прямая осанка только подчеркивала рост и стройное телосложение. Одет он был в костюм-тройку сдержанного серого цвета, а в руках держал трость ручной работы. Мистера Поттера ранили в ногу давно, кажется, ещё до рождения Джеймса, и с тех пор он хромал. Рукоятка трости удобно ложилась в его ладонь, а на поверхности серебром переливался герб семьи.
— Мисс Эванс, — почтительно поздоровался он. — Рад с вами познакомиться.
Он говорил с идеальной дикцией, неторопливо, и хотя лицо оставалось серьезным, глаза светились ровным мягким светом. Он выглядел внушительно и, наверно, опасно для своих врагов, но в кругу семьи и друзей в глазах мистера Поттера словно горело солнце, и он грел этим светом окружающих.
— Взаимно, мистер Поттер, — вежливо ответила я.
Он достал из нагрудного кармана золотые часы на цепочке, нахмурился и сообщил, что нам пора аппарировать. Вначале он перенёс Джеймса и меня, и, с разницей в несколько секунд, возник рядом с нами вместе с Сириусом.
У меня закрутил живот, когда я увидела дом Поттеров и поняла, что пути назад нет. Мародеры изучали меня подозрительными взглядами, но я на них не смотрела, сконцентрировавшись на доме. Наверное, я ждала какой-то замок или хотя бы внушающее имение, но вместо этого наткнулась на обыкновенный дом. Очень уютный, утопающий в зелени и цветах дом. Его стены оплели лоза и виноград, а вокруг дома цвёл сад. Он выглядел здоровым и живым, но не искусственным, не таким, будто все вымерили по линеечке. Напротив, словно хозяева позволили природе самой решать, как ей быть, и лишь ненавязчиво помогали. Мистер Поттер открыл калитку, впуская нас на территорию дома. Входная дверь была раскрыта на распашку: нас ждали. Мы оказались в круглом холле, из которого вели арочные проходы в разные комнаты, а большую часть холла занимала широкая лестница.
— Мия! — позвал мистер Поттер.
— У них есть домовик? — шепнула я стоящему рядом Блэку.
Его глаза чуть не вылезли из орбит.
— Мия — это миссис Поттер, Юфимия.
Наверно, дело было в нервах, потому что мы с Блэком посмотрели друг на друга и хохотнули. Джеймс обернулся через плечо, и я затихла.
Миссис Поттер вышла к нам на встречу. Она выглядела совсем иначе, чем я запомнила в предыдущую встречу. На ней был белый сарафан, подчёркивающий невероятно стройную фигуру, и удобные туфли на квадратном каблуке. Длинные тёмные волосы водопадом ниспадали на спину и мягкими локонами обрамляли лицо. Она почему-то выглядела такой тёплой, близкой и очень юной. Совсем не высокомерной или холодно-прекрасной, нет: мягкой, нежной и домашней.
— Лили, — обратилась она ко мне. — Рада вас видеть.
— Добрый вечер, — вымолвила я. — Спасибо за приглашение.
Юфимия ласково улыбнулась. Я гадала, кого она больше напоминает: знойную итальянку или греческую богиню?
— Вы устраивайтесь в гостиной, а Лили поможет мне на кухне, не правда ли? — ее взгляд остановился на мне.
Я поспешно кивнула. Джеймс что-то хотел сказать мне, но его мать уже поманила меня за собой.
Каждая деталь в их доме была на своём месте. Все гармонировало между собой, перетекало из одной комнаты в другую, не раздражая взгляд, но цепляя его уютом и трогательностью. Начиная от ковров на полу и заканчивая рамками для фотографии — все было тёплым, выбранным с любовью и трепетом. Я чувствовала себя так, будто попала в совершенно другой мир. Мир, где все правильно. Миссис Поттер поинтересовалась, что у меня в руках. Когда я ответила, она окинула меня удивлённым взглядом.
— Вы умеете готовить? Ну конечно, — тут же добавила она. — Вы ведь работаете в том ужасном пабе.
И тут же спохватилась, бросив на меня беглый взгляд. Мне показалось, что она вовсе не пыталась меня задеть, а слова вылетели случайно. Не важно, я все равно не углядела в них ничего оскорбительного. Да, я официантка, но не стыжусь этого. За «Северный Приют» краснеть и извиняться я не стану — он слишком мне дорог.
— Чем вам помочь? — вместо этого спросила я.
Сомнительно, что ей нужна была моя помощь. Весь рабочий кухонный стол был заставлен посудой с закусками и салатами. Пахло в воздухе запеченным мясом.
Она усадила меня на высокий табурет и сама села рядом. В прошлый раз я чувствовала себя жалкой и уродливой возле неё, но сейчас это чувство исчезло. Наверно потому, что она больше не выглядела ядовитой, такой кричаще красивой, что хотелось отвести взгляд. Ее природная красота мягко светилась, и я подумала о своей маме. Мне показалось, что они в этом похожи: Роза ослепляла красотой, вплоть до тошноты. Она была слишком яркой, все в ней: слишком рыжие волосы, слишком голубые глаза, слишком красная помада на губах. Но в моей памяти всплывали воспоминания о тихих вечерах: тогда мама тоже была уютной и тёплой, а не обжигающей. Интересно, насколько тяжело быть такими, как они? Такими красивыми, неестественно-прекрасными? Не странно ли, что их беззащитная красота проявляемся только в стенах родного дома, а все остальное время они словно издеваются над уродливым миром. Но вся трагедия в том, что порой безумно красивые люди видятся другим отвратительными.
— Наше знакомство прошло ужасно, — напрямик заявила она. — И я сожалею об этом. Вы с Джеймсом застали меня врасплох, заявив, что встречаетесь… Не поймите меня неправильно, но я решила, что Джеймс просто подшучивает надо мной, я разозлилась. Надеюсь, что этот инцидент не оставит никакого осадка между нами? Мне хотелось бы, чтобы вы были моим другом.
У меня в груди сердце превратилось в камень. Лучше бы она задавала мне миллион вопросов, и заявила, что я недостойна ее сына, но только не смотрела на меня своим прекрасными глазами.
— Это наша вина, — удалось мне вымолвить. — Простите, что все так вышло.
Простите, что я лгу вам.
— Хорошо, — она мягко улыбнулась, вставая. Миссис Поттер как-то заговорщицки посмотрела на меня и покачала головой. — До сих пор не могу поверить, что это правда.
Мы взяли по две тарелки, а остальные мягко вплыли за нами.
Прямоугольный стол в столовой очень скоро был накрыт. Миссис Поттер приготовила невероятно много всего, у меня потекли слюнки просто при взгляде на эту еду.
— Ты в порядке? — спросил Поттер, выдвигая для меня стул.
— Все хорошо, — сказала я.
Он выглядел так, будто сейчас упадёт в обморок. Я же, напротив, успокоилась и расслабилась. Я решила, что не стану им лгать, а буду оперировать фактами так, чтобы по большей части сбить их с толку. Мне не хотелось смотреть им в глаза и выливать ведро обмана. Мистер Поттер сел во главе стола, прислонив свою трость к стулу, Юфимия слева от него, Сириус рядом с ней, а мы с Джеймсом с другой стороны стола.
Воцарилось неловкое молчание.
Мистер Поттер взглянул на меня с нескрываемым интересом.
— Мисс Эванс…
— Лили, — мягко исправила я его.
— Лили, — согласился он. — Расскажите о себе, — он насмешливо покосился на сына. — Мы, конечно, много о вас слышали, но все же.
Джеймс им за эти недели все уши прожужжал? Я прочистила горло, краем глаза наблюдая за Поттером, который прямо-таки заботливо накладывал на мою тарелку порцию запеченной баранины, на край тарелки положив и картофель с овощами.
— Мы учимся на одном курсе, — произнесла я. Единственное, что пришло в голову. Я неловко посмотрела на мистера Поттера.
Блэк цокнул языком.
— Эванс очень стеснительная, — вставил он. — Она у нас звезда школы, — я сжала вилку, слыша неприкрытую издевку в словах Блэка. — Настоящая знаменитость.
Он пристально посмотрел на меня. Мне очень захотелось пнуть его под столом ногой, но я ни за что не достала бы.
— Правда? — миссис Поттер перевела взгляд с Блэка на меня.
Я постаралась расслабиться.
— До Мародеров мне далеко, — ответила я.
— Лили староста, — вставил Джеймс.
Он был очень бледным, и я подумала, не заболел ли он. Внимательно посмотрев на него, а за тем на отца, я явственно увидела сходство. Джеймс унаследовал от него квадратную челюсть, прямой нос и необычный цвет глаз. Они были карими, а иногда казались темно-шоколадными, но золотые крапинки вокруг зрачка делали их совершенно особенными. Мне никогда не приходилось видеть такой необычный окрас радужки.
— И давно вы влюблены? — вдруг спросила Юфимия.
Я поперхнулась и закашлялась. Джеймс рядом со мной застыл, как изваяние. Только Блэк, кажется, искренне наслаждался нашей растерянностью, а миссис Поттер смотрела на меня в ожидании ответа.
Мы с Поттером переглянулись.
— С первого курса, — выдохнула я, решив, что это нейтральный вариант. В конце концов, можно сказать, что мы долго не могли осознать чувства друг к другу.
Юфимия кивнула, полностью удовлетворённая моим ответом, а Джеймс странно покосился на меня. Мне показалось, хотя это и совершенно не логично, что он перестал дышать в ту минуту.
К тому времени, как мы перешли к десерту, я и забыла, в качестве кого приглашена на ужин. По всем моим ожиданиям, вечер никак не должен был быть таким приятным и легким, но все шло хорошо. Периодически бесил Блэк, но я пыталась просто игнорировать его, а вот Поттер вёл себя очень подозрительно. Он почти все время молчал, уткнувшись взглядом в свою тарелку, и лишь изредка смотрел на меня. Мистер и миссис Поттер больше не спрашивали ни о чем, связанном с нашим романом. Они интересовались моей семьёй, моими увлечениями и учёбой. Очень скоро ими завладела ностальгия и они с теплотой в голосе вспомнили своё время в Хогвартсе. Когда мы доели пирог (который не подвёл и оказался очень вкусным), Юфимия велела Сириусу и Джеймсу убрать со стола, а мне решила показать дом. Мистер Поттер устроился у камина в гостиной, заявив, что желает сполна насладиться своим выходным. Глядя на него, я не могла поверить, что он занимает такую должность. Мне казалось, что он больше похож на писателя или преподавателя в университете, но никак не на аврора. Особенно сбивали меня с толку костюм-тройка и карманные часы на цепочке.
Мы поднялись на второй этаж. Здесь располагались спальни, и я за светским разговором даже не поняла, как мы оказались в комнате Джеймса.
— Никогда не думала, что это произойдёт, — вдруг сказала она, проходя вглубь комнаты. — Но вот вы здесь, а Джеймс смотрит на вас так, будто вы самая важная драгоценность в его жизни.
Кажется, она даже не заметила моего замешательства. Я остановилась на пороге и не решалась зайти дальше. Это ведь комната Поттера, а мы с ним вовсе не встречаемся, и у меня нет права влезать в его жизнь. Миссис Поттер обернулась, и мне пришлось войти. Я с опаской посмотрела по сторонам, а все больше и больше деталей лезли в глаза. Во-первых, было чисто. Конечно, есть вероятность, что Поттер прибрался, зная о возможности моего посещения его комнаты, но чистота не была искусственной или непривычной комнате. Спальня оказалась небольшой: в ней уместилась только одноместная кровать, платяной шкаф, рабочий стол, стоящий напротив окна, и удобное кресло на ножках. В комнате пахло чем-то очень свежим, может мятой, и чем-то специфическим, видимо его парфюмом. В ней не было множество милых мелочей, как часто бывает в девчачьих комнатах. Нет, все было сдержанным, простым и практичным. У меня сложилось ощущение, что комната была тихой. Она не давила, позволяла размышлять и не захватывала в ловушку.
Миссис Поттер стояла у стола и наблюдала за мной. Ее взгляд, вслед за моим, скользнул к одной из стен, на которой висела метла, а под ней постеры с выдающимися игроками.
— Джеймс очень любит квиддич, — произнесла она.
Про себя я подумала, неужели я действительно в комнате Поттера? Разве такой я ее представляла? Не то, чтобы я в самом деле представляла его комнату, но если бы она была в красных тонах, а над кроватью висел Гриффиндорский стяг, то я не удивилась бы. Рядом с постерами висели колдографии. Он явно не старался, когда развешивал их. Просто лепил на стену в произвольном порядке, вкривь и вкось, будто его совсем не заботило, как это выглядит со стороны. Я бы из этих колдографий собрала целый мир, используя их вместо кирпичиков. Практически на всех были сами Мародеры и чаще всего они улыбались. Были и общие изображения нашего курса, и незнакомые мне люди, и даже захватывающие дух виды вокруг Хогвартса. Я скользила взглядом от одной колдографии к другой, как вдруг в глазах пронёсся медно-рыжий. Задержав дыхание, я осторожно отвела одну колдографию в сторону и обнаружила под ней настоящую неожиданность. На колдографии была я. Мои пальцы словно одеревенели, но мне удалось отклеить ее (колдо легко подалась) и поднести к глазам. Я сидела под деревом на берегу озера, мне, скорее всего, лет тринадцать, на моих коленях книга, которую невозможно разглядеть, и я увлечённо читала ее. Колдография сделана с боку, поэтому моего лица почти не было видно: распущенные волосы, перекинутые на плечо, закрывали весь обзор. Дул легкий ветерок, поднимающий ковёр из листьев, моя рука метнулась к волосам и заправила пряди за ухо, открывая часть лица.
— Мы тогда впервые услышали о Лили Эванс, — голос Юфимии раздался над плечом. — А потом уже не было и минуты, чтобы Джейми не упоминал вас. В какой-то момент я решила, что он помешался, — она забавно тряхнула волосами и посмотрела мне в глаза. — Мы с Флимонтом очень рады, что вы вместе. Я и не надеялась, что это случится.
Она посмотрела куда-то за мое плечо.
— Что ж, — произнесла она преувеличенно бодро. — Оставлю вас наедине.
Она ушла.
Я смотрела на колдографию в своих руках и ничего не понимала. Так значит…
Дверь с тихим щелчком закрылась. Я обернулась и увидела Джеймса, стоящего перед дверью. Его рука все ещё была на дверной ручке. Тяжелый взгляд перешёл с моего лица на руки, сжимающие колдо.
— Что это? — тихо спросила я.
Внутри у меня все клокотало.
— А на что похоже? — серьезно спросил он.
Если он и был сбит с толку тем, что я обнаружила колдографию, то не показывал этого. У меня дрожали колени.
— Моя колдография, Поттер. Вот, что это. Может ты ее просто не заметил среди вороха других снимков?
Возможно, я специально дала ему путь для отхода. Он отошёл от двери и приблизился ко мне.
В полутьме комнаты солнце исчезло из его глаз, оставив только насыщенно-карий.
— Сложно не заметить колдографию девушки, на которую дрочишь с двенадцати лет.
Я буквально задохнулась. У меня задрожала нижняя губа, я попыталась сказать хоть что-то, но не смогла. Все слова вылетели из головы. Комната показалась слишком маленькой, стены давили, а расстояние между мной и Поттером было недостаточным. Он сделал ещё несколько шагов, а я, путаясь в ногах, отступила.
— Не подходи, — предупредила я.
Джеймс послушно замер.
— Я хочу поговорить с тобой.
На меня накатывала тошнота. Я зажмурилась и резко открыла глаза, чтобы убедиться в реальности происходящего.
— Лили.
— Я ухожу, — пробормотала я, но не сдвинулась с места. Мне нужно было, чтобы он ушёл с дороги. — И я не хочу тебя видеть. Никогда. Просто не показывайся мне на глаза, Поттер.
В его лице что-то дрогнуло, и тень проскользнула в глазах.
— Лили…
— Ты не из-за родителей это устроил, — пробормотала я. — А чтобы меня сюда затащить. Что у тебя в голове происходит-то, Поттер? Это я ненормальная? Я?! Да по сравнению с вами, Мародерами, даже моя мама верх нормальности!
Голос сорвался на крик.
— Ещё и Блэк! — вспомнила я. — Ты сделал это нарочно? Мало поиздеваться просто надо мной, нужно, чтобы все об этом знали? Чтобы этот балабол Блэк растрезвонил всей школе?
— Бродяга здесь не причём, — резко возразил он.
Растерянность и первичный страх отступили. Я сама преодолела разделяющее нас расстояние. Глядя ему в глаза, разорвала собственное изображение: клочки колдографии упали к его ногам.
— Пошёл к черту, Поттер, — от всей души сказала я. — Можешь и дальше дрочить: ничего больше этого тебе не светит.
Хлопнув за собой дверью, я бегом сбежала по лестницам. Мистер Поттер был в гостиной.
— Простите, — обратилась я к нему, — мне жаль, но дома возникли неотложные дела. Вы могли бы перенести меня на Косую Аллею?
Мне стоило большего труда не трястись, как осиновый лист.
— Конечно, Лили, — поднялся он на ноги.
Из столовой выглянула Юфимия.
— Уже уходите? — с сожалением спросила она.
Ненависть за допущенную ошибку снова накатила волной. Я пришла сюда, воспользовалась гостеприимством этих прекрасных людей и обманула их.
— Зовёт дом, — ответил за меня Флимонт.
Миссис Поттер попрощалась со мной и уверила, что будет с нетерпением ждать следующей встречи. Я не смогла сказать, что никакой следующей встречи не будет. Мы с мистером Поттером вышли за границы дома, он опустил свою ладонь на мое плечо и аппарировал.
У меня бывают особенные дни, когда я выгляжу и чувствую себя прекрасно. Эти дни приходят вслед за серой вереницей одинаковых событий, врываются в мой мир с солнечными лучами и легким порывом ветра из раскрытого окна. Совершенно по особенному блестят глаза, волосы кажутся гладкими и шелковистыми, любые несовершенства кожи исчезают, а улыбка не покидает лица. В такие дни мир выглядит великолепно: золотые пылинки воздухе кружатся и складывается в волшебные геометрические узоры, магия звенит и вибрирует вокруг меня, смех людей искрится и отражается от стен замка. В такие дни я чувствую умиротворение и покой, мое сердце открыто для всех и приятная, исцеляющая сила времени очищает меня от всех обид и зла.
Но вслед за этими днями неизменно приходят Болотные Вечности. Я не знаю, с чем они связаны или как проходят сквозь защитную завесу и засасывают в себя весь мой мир. Но они всегда наступают. Это не мое воображение — нет! — я действительно становлюсь меньше ростом, всё превращается в серый, любое слово, любое событие превращается в острый шип, направленный против меня. Это состояние, когда внутри отмирает душа, мысли, полные боли, яда, неизбежности, затмеваются все остальные, хочется освободить себя из ловушки, рвать ногтями горло, срывать кожу лоскутами, найти выход для души. В эти дни мне хочется умереть. Они длятся бесконечно долго, темнота внутри меня становится все больше, заглатывая все вокруг. Стоит чему-то яркому появиться на горизонте, и оно вмиг теряет свой цвет и живость, поглощённые болотом.
И какими бы Болотные Вечности не казались вечными, они проходят. Всё проходит. Любая боль, любое отчаяние или страх, всё проходит. Утро вновь становится карамельно-золотистым, а редкие насмешки не воспринимаются, как конец света.
Как жаль, что я поняла это только с возрастом. В детстве все воспринималось совершенно иначе, моему философскому образу жизни ещё не пришло время.
Первые несколько дней после того, как в школе узнали о моей маме, мне не давали прохода. «Ненормальная», «психованная» — шепотом и в полный голос, на рваных клочках бумаги и на спине моей мантии. Слова били в сердце, и я защищалась от них кипой книг, прижатых груди, я опускала голову, стремясь стать как можно незаметнее, садилась только на первую парту, чтобы не видеть никого из ребят, а ночью душила рыдания в подушке, вздрагивая всем телом. Мне хотелось быть своей в мире магии, но здесь царили те же правила, что и дома: найди жертву, слабее себя, и не забывай напоминать об этом всем.
Однако, несмотря на мою личную трагедию, мир вовсе не остановился, а жизнь не прекратила свой бег. Приближалось Рождество, замок дышал праздником и магией, дети прямо в коридорах начинали петь рождественские гимны, а каждый день под школьными елями кто-то находил маленькие подарки, подписанные его именем. Самым же волнительным для всех оставались парящие омелы: старосты по традиции заколдовали их, и они расцветали над головами школьников в самое неположенное время, вызывая взрыв хохота со стороны свидетелей и смущение застигнутых врасплох парочек. Девочки шептались, что омелы расцветают только над головой влюблённых, не зависимо от осознания ими своих чувств. Со мной они, конечно, не делились, но я часто становилась свидетельницей разговоров в женских уборных, в спальнях, в укромных уголках библиотеки. Девочки заговорщицки улыбались, краснели и каждая мечтала оказаться под омелой с понравившимся мальчиком. Я старалась не думать об этом, но стоило только представить волшебную картину и мое маленькое сердечко сбривалось с ритма. Это ведь было так романтично! Встретить своего человека в уютном коридоре, вдали от шумной толпы, когда серебряная пыльца омелы оседает на головы и почувствовать легкое прикосновение тёплых губ к щеке. О большом я даже не думала! И пусть это были лишь мечты, но они помогали убежать от реального мира и окунуться в собственную сказку, где я не одинока. К сожалению, мечты имеют привычку сбываться.
Профессор Слизнорт, увидев, что я закончила задание раньше остальных, попросил меня отнести в Больничное Крыло несколько зелий, приготовленных им. Мне хотелось размять ноги, к тому же я без дела сидела уже добрых десять минут, поэтому с удовольствием согласилась. Коридоры были пустынны. Сонное декабрьское утро разрисовало окна морозными узорами. Я прошла несколько шагов, а потом, убедившись, что совершенно одна, весело побежала вприпрыжку, следя за тем, чтобы склянки из корзинки случайно не выскочили.
За очередным поворотом я со всего разбегу впечаталась в другого человека. Корзинка осталась в моих руках, но сама я повалилась на каменный пол.
— Ты что, ослепла, Эванс?! — прикрикнул Поттер, отряхивая свою мантию от пыли.
Я поднялась на ноги.
— Это ты в меня врезался!
Поттер зло нахмурился, резко вдохнул, набирая в легкие больше воздуха, чтобы ответить мне длинной тирадой, но тут над нами будто разбили пузырёк с магией и серебряная пыльца медленно осела на наши волосы и ресницы. Мы оба перевели взгляд вверх. Мое сердце дрогнуло, когда я увидела омелу. Она была прекрасна, парила прямо в воздухе, а ее лепестки слегка шевелились, будто бы плавали в воде. Очень медленно пыльца падала вниз, но исчезала, не достигнув холодного пола.
Руки у меня задрожали. Наши взгляды встретились. Я считала его ресницы, опушённые серебряной пыльцой, посмотрела в глаза, цвета теплого чая. Джеймс чуть придвинулся, сокращая между нами расстояние. «Вот оно, — подумала я. — Мой первый поцелуй, и произойдёт это с Джеймсом Поттером». Ресницы дрогнули, и я медленно закрыла глаза от переизбытка эмоций.
— Ты совсем с ума сошла, Эванс?
Я разлепила веки. Джеймс смотрел на меня со злостью в чайных глазах.
— Я лучше Плаксу Миртл поцелую, чем тебя!
Он усмехнулся, достал пальцами омелу и швырнул ее в другой конец коридора.
— Ненормальная, — буркнул он, исчезая в повороте.
Я смотрела на быстро вянущую омелу, и с трудом сдерживала слезы, глядя на грустную пыльцу, больше не танцующую вокруг зелёных листьев.
Так что были в моей жизни и пустой коридор, и омела, и Джеймс Поттер, заколдовавший на секунду солнечными глазами. Ни к чему хорошему это не привело. А главной проблемой оставалось то, что Джеймс не мог забыть тот день, я же по глупости вручила ему туз. Поттер умел издеваться над людьми, больно колоть в самые чувствительные места, безошибочно угадывая слабости. Ему нравилось злить меня всеми способами, но особенное удовольствие доставляла игра «влюблённый Поттер». Конечно, я не нравилась ему, он сам много раз говорил об этом, но на публику играл роль бедного романтика, и каким бы трогательным не было его очередное приглашение, в глубине глаз продолжал гореть издевающийся огонёк.
Ты когда-то посмела подумать, что достойна меня, Эванс?
Он выговаривал мою фамилию медленно, словно наслаждался ее звучанием, хотел подольше подержать на языке, растягивая гласные. Джеймс двигался с завораживающей грацией, весь собранный, подтянутый, жилистый, как молодой дикий кот. С двух сторон от него шли постоянные спутники — Блэк и Люпин.
Сириус, противоположность Джеймса, развязный, постоянно двигающийся, вечно растрёпанный и дёрганный, будто у него нервное расстройство. Руки Блэка жили отдельной жизнью: они прохаживались вдоль рукавов мантии, поигрывали с палочкой, гладили камень внушительного перстня на пальце, заламывались, ныряли в водоворот тёмных волос на голове. Он не мог спокойно стоять ни минуты. И вечно бегающий взгляд, быстро перескакивающий с потолка на стены, на собеседника, на собственные руки, снова на людей и исчезающий в углах комнаты.
Ремус весь состоял из осколков. Он никогда не казался мне цельным: отдельные черты, которые складывались в нереальную картину. Он был не ниже друзей, но постоянно ссутулился, сгорбив плечи. Его одежда была старой, но выглядела хорошо и аккуратно, она скорее была милой, чем чудаковатой. Его шрамы, старательно скрываемые, иногда проскальзывали, то хитро выныривая из рукава рубашки, то резкими всполохами белого и розового пробегали по груди, если он рисковал снять одежду при посторонних (в основном в лазарете). Ремус говорил редко, но складывалось впечатление, что ему всегда есть, что сказать. И он никогда, никогда не тускнел рядом с друзьями. Пусть они были громче, больше, сверкали лоском (несмотря на отчаянное желание Блэка выглядеть, как бродяга) Ремус рядом с ними светил холодным лунным светом. Не таким обжигающим и ослепляющим, но достаточным, чтобы развеять тьму.
В компании с ними часто появлялся и Питер, но он как-то становился ещё ниже, незаметнее рядом с парнями, трясся за их спинами, скорее мальчик на побегушках, чем равный друг. Ремус при мне позволял себе негативно высказываться на его счёт, а уж если божий одуванчик Люпин не был в восторге от человека, значит человек этот самого низкого сорта. Однако Блэк и Поттер явно оставили предостережения друга проигнорированными: они не видели ничего предосудительного в том, что за ними яшкается этот коротышка, часто исполняющий роль пушечного мяса.
Они втроём шли навстречу, а я спешила в библиотеку, крепко прижав книги к груди. Тяжелый взгляд Поттера остановился на мне.
— Э-э-ва-анс, — протянул он на свой излюбленный манер, раздражающе пропевая гласные.
Я вздрогнула, услышав свою фамилию из его уст, но не обратила внимание. Гриффиндорцы, конечно, тоже частенько цеплялись ко мне, но их шутки были от скуки, а не настоящей ненависти. Не то, чтобы это было приятно, но уж точно не беспокоило.
— Куда направляешься? — он отделился от своих друзей и преградил мне дорогу.
Остальные прошли мимо, будто ничего и не заметили, только Ремус отстранённо кивнул в приветствии.
— Явно не в одну с тобой сторону, — сквозь зубы изрекла я. — Дай пройти.
Он ступил в сторону одновременно со мной, потом в противоположную, не давая уйти. И на губах все ещё играла ленивая улыбка.
— Ладно-ладно, не хмурь бровки, сейчас пропущу. Но если только согласишься погулять со мной. Скажем, завтра в четыре тебя устроит?
Он стоял близко, но расстояние между нами оставалось вполне приличным. Улыбка Поттера стала шире, напомнив скорее оскал, и у меня сложилось впечатление, что он уже давно спланировал нашу встречу, свой вопрос и мой ответ на него.
— У меня планы, — как можно более мягко сказала я, не отпуская его взгляд. На моих глазах улыбка потускнела.
— Отмени, — потребовал он.
Именно потребовал, ни о какой просьбе и речи быть не могло. Теперь его голос звучал иначе, вовсе не мило и лениво, а грозно и уверенно. Пальцы с силой сжали обложки книг. Мне не хотелось долго вести эту беседу, о решение я даже не задумалась. «Нет» в его адрес было стопроцентным и безоговорочным. Все равно, если бы вас пригласил дементор на прогулку: может он и сказал «пожалуйста», но не забывайте об искренних мотивах — вы всего лишь ужин.
— Я не стану отменять свои планы, Поттер, — с трудом произнесла я.
Плечи болели от силы, с которой я прижимала книги. Они были не защитой от Поттера, а оружием. Его глаза сузились, как две щелочки, а от улыбки не осталось и следа. Плотно сжатые губы выражали нетерпение и раздражение.
— Я зову тебя погулять, Эванс, — медленно сказал он, кажется отдельно произнося каждое слово. — Только ты и я. Так что отмени планы и просто скажи «да».
— Не смей мне указывать, Поттер. И не смей говорить со мной в таком тоне! — Пришла моя очередь приблизиться к нему и метать глазами молнии. — Научись принимать вежливый отказ, Поттер, — отчеканила я.
Он шагнул в сторону, насмешливо козырнул мне и усмехнулся. Когда я очнулась и посмотрела по сторонам, оказалось, что половина коридора пялится на нас. Кровь хлынула к лицу, я метнула в Поттера злой взгляд, опустила низко голову, крепче прижала книги к груди и поскорее попыталась покинуть коридор. По взглядам свидетелей я поняла, что в копилку «истеричка Эванс» прибавился ещё один довод: бедный-бедный Поттер, он всего лишь был добр к этой странной девочке, а она повела себя, как неуравновешенная дура! Мерлин, какое безобразие!
Иногда мне нравилось мысленно передразнивать их.
В итоге я срывалась на всеобщем любимце Мародере, и оказывалась злой и капризной в этом соревновании. И ведь кому-то в голову пришло, что Джеймс, мантикора его, Поттер влюблён в меня! Такой бред могли придумать только в Хогвартсе.
Так происходило довольно часто. Я перестала вздрагивать каждый раз, когда Поттер выкрикивал мою фамилию и делал сомнительный комплимент или отпускал двусмысленные шуточки. Многие считали, что он искренне влюблён в меня, а я слишком бессердечна, чтобы это понять, часть полагала, что у нас с ним свободные отношения и я частенько позволяю ему зажимать себя в темных уголках. Дошло до того, что пошлые комментарии отпускал теперь не только Поттер, но и другие парни, а сердобольные соседки наперебой уверяли, как мне повезло.
Повезло! Этот маньяк перенёс свою игру в собственный дом! Впутал меня в это извращение, а я, как полная идиотка, ведомая абсолютно ничтожными мотивами, согласилась и солгала прекрасным людям.
Джеймс Поттер злил не из-за своего обмана (чем я-то лучше?), не из-за фото, прикрепленного к стене и не из-за его слов (он мог сказать и похуже в попытке смутить меня и шокировать), я злилась, потому что он не считал себя виноватым. В этом его особенность: Джеймс никогда не был виноват, он никогда не ошибался и, следовательно, не просил прощения. Он считал, что его поведение абсолютно нормально, что это правильно, возможно, это я — глупая идиотка — не понимала его благих намерений. Только вот благими намерениями, говорят, вымощена дорога в ад.
Так что Поттер может говорить, что пожелает, оскорблять меня, издеваться, напоминать о моих наивных мечтах, выставлять истеричкой в школе, сводить с ума своими пошлыми похабными словечками, но это не вызовет ничего, кроме злости. Я не куплюсь на его улыбки снова, не совершу снова ошибку. С возрастом мозгов у меня прибавилось.
Засыпая, я вспомнила о словах директора Дамблдора: «Нас контролирует тот, кто нас злит».
***
Утром я чувствовала себя удивительно легкой, как пёрышко, и ничто не могло испортить хорошего настроения. Мне не пришлось долго возиться с волосами, они сами аккуратными локонами легли на спину и плечи, а глаза казались ярче и насыщеннее, поймав в плен солнечные лучи. Собирая вещи в чемодан, я мурлыкала под нос веселую песенку, а большой ворон, выхаживающий по тёплому подоконнику, готовился мне подпевать.
Я чувствовала невероятный прилив сил. Собрав вещи, бросила взгляд на часы и спустилась вниз, таща за собой ношу. Энди явно был удивлён, заметив меня.
— Собралась куда-то?
— Поеду домой на выходные, — я оставила вещи у лестницы и взяла зеленое яблоко со стойки. — Ты ведь справишься без меня?
Он фыркнул.
— Как и много лет до этого.
Энди вернулся к посетителям, а я влезла на табурет и забарабанила пальцами по столешнице, бросив нетерпеливый взгляд на часы. Я не стала писать Ронану, пусть мой приезд будет сюрпризом, а на остров попаду с помощью Флоры — должна же она заглянуть на чай, как и обещала. Скрипнула входная дверь, и я обернулась, надеясь увидеть тяжелую копну волос и тоненькую фигурку, но вместо Флоры на пороге стояли Блэк и Поттер. Я резко отвернулась, но было поздно: парни направились прямо ко мне.
— Лили, — примирительно начал Поттер. — Я пришёл поговорить.
Они встали с двух сторон от меня, не оставив места для искусного манёвра, чтобы сбежать. Поттер чуть ли не в лицо ткнул мне букетом цветов.
— Зачем это? — холодно спросила я.
Белые ромашки, обёрнутые коричневой бумагой, остались лежать передо мной.
— Хотел сделать тебе приятное, — смущённо пробормотал он.
— Можешь стукнуться головой об стену, мне будет очень приятно.
— Не будь стервой, Эванс, — вмешался Блэк. Пришёл на помощь другу. Он бессознательно играл с солонкой, перебрасывая ее из одной руки в другую. — Мы же с белым флагом к тебе пришли.
Блэк меня бесил всегда, даже когда молчал и просто стоял где-то поблизости, а уж если он открывал рот, то мне хотелось использовать на нем одно из изобретённых Северусом заклятий.
Я проигнорировала его, посмотрев на Поттера. Он стушевался и опустил взгляд, изучая свои руки.
— Я не хотел, чтобы так получилось.
Он поднял взгляд и посмотрел на меня. Я подумала о крепком чае, взглянув в омуты. Солнечные блики вокруг зрачков выглядели тусклыми и затуманенными.
— С этого момента держись от меня подальше, Поттер.
В его глазах будто разлили пузырёк с горячим шоколадом: чёрный цвет заполнил радужки до краев, изгнав солнечные блики.
— Эванс, да ты…
— Перестань, Бродяга, — бросил он, не переставая смотреть на меня. — Пойдём.
Блэк явно хотел поспорить, но Джеймс уже развернулся и двинулся к выходу. Я смотрела ему вслед, пока он не покинул паб. Мы с Поттером просто должны находиться на расстоянии друг от друга и тогда все будет хорошо.
— Ты дура, Эванс, — смиренно произнёс Блэк.
Я прожгла его взглядом, но не стала отвечать, чтобы не инициировать перепалку. Мое хорошее настроение ничто не испортит.
Он вышел, в дверях разминувшись с Флорой. Она удивлённо посмотрела через плечо, приближаясь ко мне.
— Что здесь делали золотые мальчики?
— Не знаю, пили кофе, наверное, — пожала я плечами.
Флора недоверчиво посмотрела на меня, но спрашивать не стала. Она бросила взгляд на собранный чемодан.
— Ты куда-то уезжаешь?
— Да, — я не удержалась от улыбки. — Мне нужно в Локс и ты меня туда доставишь. Идёт?
Она засмеялась.
— Зачем тебе на остров?
— Расскажу позже, когда будем на месте. Так ты согласна?
— Окс, — улыбнулась Флора.
Я нахмурилась.
— Что ты сказала?
— Окс, — повторила она.
Я покачала головой.
— Флора, извини, не хочу показаться занудой, но ты говоришь неправильно… Нужно говорить «окей».
Флора возвела глаза к потолку.
— Эванс, все я верно говорю. Окс. Как «окей» и «нокс», понимаешь? Завершение разговора. Окс.
В моих глаза отразилось недоверие, и она решила пояснить:
— Я всегда так говорю. Окс.
— Окс, — осторожно повторила я, пробуя слово на вкус.
У нас с Петунией были особенные отношения. Мы отличались так же, как отличаются разные сорта цветов, но были похожи, как виды, относящиеся к одному Царству.
Нас обеих задевало все, что творилось с нами. Мы не умели уходить от реальности, прятаться в своей скорлупе от всего мира, не обращать внимания на нападки и высмеивания. Ни одна из нас не могла встряхнуть волосами, гордо вздернуть подбородок и холодно сказать «Мне все равно». Любое колкое слово, колючий взгляд, насмешка и толчок в спину воспринимались нами, как приближающийся конец света. Но если Туни вся сжималась ещё больше и предпочитала избегать всех, то я, напротив, выпускала когти и пыталась дать сдачи.
Мы обе любили маму какой-то дикой фанатичной любовью, от которой сердце в груди так сжималось, что превращалось в один маленький комок боли и отчаяния. Я все время пыталась ластиться к маме, дотрагиваться до неё, хотела получить хоть какой-то отклик, Туни же взяла на себя заботу о всех нас. Она была мне и сестрой, и матерью, и отцом. Она единственная держалась стойко и не сдавалась перед напастями судьбы. Помню, как маленькая и худенькая Туни пыталась приготовить ужин, и пусть все подгорало, или, напротив, оставалось полусырым, все же мы хоть что-то ели. Туни, укалывая пальцы иголкой, штопала наши платья и свитера, Туни, повязав жиденькие волосы в хвост и плотно сжав бледные губы, набирала маме ванну и заставляла сидеть в ней неподвижно, пока сама намыливала потускневшие рыжие волосы. Туни, когда отец засыпал в гостиной, стаскивала с его ног ботинки, подкладывала под голову подушку и укрывала одеялом, собирая молча пустые бутылки и выкидывая в урну, а утром упрямо делала вид, что ничего ночью не произошло. Туни жертвовала для меня свои свитера, когда зимой за неуплату нас лишали отопления, и мы стучали зубами, крепко обнявшись и представляя монстров под кроватью. Туни просидела со мной всю ночь после смерти матери и пела мне колыбельную. Она защищала меня, она оставалась стойкой, отгородившись от всего мира маской и бетонными стенами, она преследовала цель создать вокруг всех нас кокон безопасности и уюта, выбросив все плохое за борт. Она вздохнула свободней, когда все эти обязанности с удовольствием взяла на себя Кейт. Она, наконец-то, улыбалась, когда ночью спокойно шла в собственную комнату, а отец и не думал притрагиваться к алкоголю. Она с щенячьим восторгом примеряла новые платьица и ела хрустящие вафли, с преданностью глядя на человека, который спас ее из собственного болота.
Туни в ужасе отшатнулась от меня, когда я показала ей распустившийся в ладони цветок.
Помню, как она побледнела, все краски схлынули с острого личика, губы задрожали, а в глазах отразилась паника и животный страх. Она испугалась меня. Испугалась, что ее разум сыграл с ней злую шутку, а маленькая ромашка почудилась. Она испугалась, что несмотря на надежное «шизофрения не может проявиться у детей», наследие мамы, ее яд пустил корни в ее голове.
Я не понимала этого. Только почувствовала жгучую боль, сродни предательству, когда родная сестра прошептала «уродка», в ужасе прижимая ладонь к дрожащим губам. Слово, которое бросали вслед чужие люди, было обидным, но сказанное сестрой, моей любимой и единственной, выбило почву из-под ног.
А потом появился Северус. Такой же, как я, не называющий меня ненормальной или уродкой, принявший меня и вдруг так просто объяснивший все. Мы с сестрой отдалились друг от друга: она все время крутилась возле Кейт, в начале неуверенно и тихо произнося «мама», а потом уже звонко звавшая ее, сбегая вниз по ступенькам. А я окунулась в мир, который меня ждал впереди, ловя каждое слово Сева и представляла, что скоро все изменится.
Все изменилось. Как-то незаметно и постепенно мы с Туни оказались в разных мирах и ни одна из нас не хотела возвращаться к прошлому. Слишком много воды утекло, слишком много было сказано слов и принято решений, поэтому повзрослев, когда мы обе почувствовали необъяснимую жгучую тоску друг по другу и попытались сблизиться, ничего не вышло. Мы упустили тот миг, когда могли все исправить, а потому так и остались незнакомыми чужими людьми с общим прошлым и таким разным настоящим.
— Ты здесь? — насмешливо спросила Флора, повернув ко мне голову.
Я выкинула обрывки прошлого из головы и улыбнулась как можно более уверенно.
— Да, прости. Так куда теперь?
Мы прошли на Косую Аллею, воспользовались камином и перенеслись в рыбацкий домик где-то на побережье Шотландии. Холодные прозрачные волны накатывали на берег, бесшумно смывая слои песка и вздымались пеной, разбиваясь о рваные линии высоких скал. Все впереди заволокло туманом, низкое сизое небо едва ли не лежало на ровной глади воды, а усталые чайки кружили где-то над головой, лениво размахивая крыльями. Вокруг на многие мили не было ничего, кроме покосившейся лачуги, из которой мы и вышли. Берег, прерывающийся скалами и холмами, извилисто петлял, будто оставленные гигантскими когтями борозды на поверхности пролива. Флора глубоко вдохнула, наслаждаясь солёным воздухом, и кивнула куда-то вперёд.
— Локс там, — просто сообщила она.
Я недоверчиво посмотрела на укутанную туманом воду.
— Мы поплывем? — предположила я, однако не увидела никакую лодку.
Бирн широко усмехнулась, насмешливо взглянув на меня.
— Да, естественно, ведь на самый защищённый остров Шотландии так легко попасть.
Я пропустила мимо ушей саркастический тон, переминаясь с ноги на ногу. Становилось все прохладней, дул северный ветер и мне хотелось поскорее очутиться у камина.
— Существуют правила, — сказала она. — Чтобы попасть на остров, нужно пройти через защитный барьер.
— И как это сделать? — терпеливо спросила я, стараясь не раздражаться.
Флора загадочно посмотрела на меня, заговорщицки улыбнувшись.
— На остров может попасть только его житель или человек, за которого лично поручился кто-то из Макгрегоров.
Я выкатила глаза.
— Серьезно? — возмутилась я. — И говоришь это только сейчас? Как же я туда попаду по-твоему?
Она легкомысленно пожала плечами, приближаясь к воде.
— Сейчас и узнаем, мало ли, Эванс, вдруг ты какая-нибудь дальняя родственница магов с острова.
Она взглянула на меня насмешливо, прямо-таки издеваясь. Потянув за собой чемодан, я двинулась к ней.
Нет, конечно, раз моя мама Макгрегор, то я должна попасть на остров, но что если Флора ошиблась? Вдруг обязательно нужно быть родственником по мужской линии, например, или носителем фамилии кого-нибудь из острова? Как это вообще работает?
— Кровь не вода, — многозначительно сказала Бирн, пока я вглядывалась в прозрачную воду.
— Я должна… должна пожертвовать кровью?
Флора без слов взяла мою руку и повернула ладонью вверх. Инстинктивно я отшатнулась, глядя на ее решительное выражение лица. Она потянулась к карману, и я уже представляла, как острое лезвие ножа оставляет неровный порез через всю ладонь. От торжественности момента, я задержала дыхание.
— Мерлин, Эванс, не собираюсь я тебя резать, — вдруг фыркнула Флора, отпуская мою руку.
Та безжизненно повисла вдоль тела.
— Нет? — неуверенно переспросила я.
Она возвела глаза к небу.
— Конечно нет, просто шутка. Волоса вполне достаточно, — Флора молниеносно протянула руку к моей голове и выдернула рыжий волос.
— Ауч!.. — пробормотала я, потирая затылок.
Бирн весело зашагала к воде, выставив вперёд руку с моим билетом.
— Можно использовать кровь, волосы, слюну, — перечислила она. — Мы с братом плевали в воду в детстве, — раздался смешок. — Было весело.
На последних словах ее голос прозвучал странно, словно веселье больше никогда не повторится. Я обеспокоено смотрела на ее спину, следя за тем, как она разжала пальцы и волос, покачиваясь, упал в воду. Вслед за этим, она пожертвовала и своим.
— Так и лысой можно остаться, — попыталась я пошутить, подходя ближе.
Бирн кисло улыбнулась, но ничего не ответила, напряжённо вглядываясь в туман. Я проследила за ее взглядом. Вначале из белой завесы вышла тень, очень скоро приобретая очертание лодки и управляющего ею человека.
По мере ее приближения я разглядела старика в длинном чёрном балахоне. Он стоял на носу лодки, направляя ее одним длинным веслом.
— Здравствуй, Тихий, — поздоровалась Флора.
Лодка причалила к берегу, старик молча повёл рукой, мой чемодан взлетел в воздух и осторожно опустился на борт. Мы с Флорой по очереди залезли в лодку, устроившись на скамье. Старик все также без слов сделал несколько движений веслом и лодка без промедления оказалась в воде. Мы медленно поплыли, разрезая тяжёлую воду носом. Я внимательней разглядела старика. Ему было по меньшей мере сто лет, прямые белые волосы свисали вдоль лица, изрытого морщинами, а на уровне плеч перехватывались грязной лентой. Он смотрел немигающим взглядом строго перед собой, не обращая никакого внимание на пассажиров.
Мы вошли в туман. Флора вся подобралась, выпрямилась и сдвинулась на самый краешек скамьи.
Из белого воздуха вдруг стал проявляться зелёный берег, а потом перед нами возник и сам остров, величественный и тихий, безмолвный в своей первобытной красоте. Очередной вдох застрял в глотке при взгляде на него, и у меня внутри все прояснилось, будто туман рассеялся не только вокруг лодки, но и в моих мыслях.
— Добро пожаловать домой, — шепнула Бирн, и я не знала, кому предназначались слова: мне или ей?
Лодка причалила к берегу, мы с Флорой выбрались, а чемодан, под действием магии лодочника, плавно вылетел вслед за нами. Флора достала из кармана галеон и бросила в воду. Старик кивнул ей, и лодка, и он сам исчезли в тумане.
— Не верю, что я действительно здесь, — пробормотала я, оглядываясь по сторонам.
Голый берег заканчивался зелёным лесным массивом.
— Все мы знали, что рано или поздно это случится, — улыбнулась она, направляясь вперёд.
Я поспешила следом, таща чемодан на колесиках.
— О чем ты?
Флора обернулась через плечо.
— Каждый Макгрегор должен посетить Локс.
— Ты… знаешь? Обо мне.
Она засмеялась, снова обернулась, мазнув волосами по воздуху.
— Ронан просил меня приглядывать за тобой. Такова обязанность Бирнов.
Я поражено застыла, и Флора тоже остановилась. У меня в голове не укладывались ее слова.
— Давно ты знаешь?
— С первого курса. Ронан рассказал моему отцу, что дочь Розы будет учиться вместе со мной.
— Почему ты ничего не говорила?
Она нахмурилась, словно я задала глупый вопрос.
— Лили, подобные вещи должна сообщать семья, — она мягко улыбнулась. — Но я рада, что теперь ты все знаешь, поэтому ещё раз: добро пожаловать домой.
Дни, что я провела на Локсе, одни из лучших в моей жизни.
Он волшебен, и сколько бы лет не прошло, он так и будет существовать, укрытый туманом. Чёрные базальтовые пляжи прерываются зелёными холмами и скалистыми горами. От центральных холмов Риверрн, сложенных из базальта и угольного габбо, расходятся полуострова, испещрённые заливами. На севере возвышается скала Зимнего Плача: по легенде именно там Макгрегор догнал подстреленную лань, обратившуюся прекрасной Фейри. По краям тянутся узкие долины, прерываемые заливами, и везде, куда не посмотри, ты увидишь море, каждый раз появляющееся неожиданно, видишь рыбаков на маленьких лодках, сети, полные рыбы, запах соли и йода, и большое оранжевое солнце, мелькающее в холодных водах. Туман — часть острова, как и морозный ветер и дождь, моросящий круглыми сутками, но он не раздражает, только дарит чувство спокойствия и умиротворения, заставляет увериться в легендах и оставить на крыльце перед сном чашку молока — угощение для маленьких лесных жителей, оставшихся на холодную ночёвку. Уехав далеко на запад, можно оказаться на краю земли, почувствовать себя свободным и частью самой природы, полюбоваться на милых морских котиков, играющих на пляже. Взобраться на торчащий из песка гигантский камень, раскинуть руки, прислушиваясь к шуму неуловимых волн. Пройтись по самому краю, намочив ноги, и смеяться, падая в ледяную воду. Увидеть ярко-зеленые и лиловые холмы, множество водопадов, милых кучерявых овец, стада коров, которых пастухи держат дальше от берегов: Крод Мара могут выйти с моря и затащить все стадо в пучину волн. Пройти по Лестнице в Небо: мост из деревянных перекладин, начинающийся на одном из холмов и уходящий в туман; никто не знает, куда ведёт эта дорога, но жители острова верят, что она ведёт в мир мертвых, а тем смельчакам, кто осмелится вступить на неё, обязательно встретиться Чёрный Шак — гигантский пёс размером с телёнка, с тяжелыми лапами и желтыми глазами. Он растворится в тумане, не навредив путнику, но вернётся за его душой в течении года. Локс учит входить в лес Фейри только спрятав в обуви галеон и наизнанку надев штаны, не стоять на пороге в полночь и не впускать в дом одноглазую старуху, даже если она молит о приюте и теплом молоке. Локс полнится запахом тыквенного супа, устрицами и свежей рыбой, стаей чёрных ворон, изображённых на гербе Макгрегоров, и, главное, верностью вождю.
Макгрегоры правят на острове много веков, и их клан защищён великой магией. Замок Макгрегоров Ротенбер возвышается над всем островом: темный камень, башни, увитые лозой и влажным мхом, узкие окна и тяжелые двери, высокая стена, отделяющая весь холм от реки Самберли, бурлящей и быстротечной. За замком раскинулся огромный сад, встречающийся с озером, а дальше, на другой стороне, спит маленькое кладбище, куда ночью прилетает Банши, чтобы найти покой в собственной могиле. В Локсе семьи обладают своей историей и магией, но каждый из них предан вождю всем сердцам. Они знают — Макгрегоры, вступающие в брак с Фейри, не просто хранители острова, они часть его, они часть самой природы и магии, не будет их, не будет и легенд, сказок и преданий. На острове знают, Макгрегоры — следопыты, могут найти все, что угодно, благодаря этому только они способны выследить Фейри в ночь Летнего Солнестояния. Они знают, что замок бережёт венок из корней мандрагоры, знают, что Фейри из лесного народа защищают Макгрегоров от мести Энн, ждущей своего часа на дне реки. Все знают, что девиз Бирнов «Верность в тысячу лет», и именно их ворон избран знаком Макгрегоров. Люди на острове ценят Асперов, создающих лучшие волшебные палочки, и недолюбливают Маккиннонов: говорят, каждый из них знает день своей смерти ещё до рождения, а их карамельно-медовые волосы околдовывают, захватывая в сети разум мужчин и женщин. Магия в Локсе иная, отличная от той, что живет на материке, и понять ее, почувствовать, может не каждый.
Флора повела меня в Ротенбер через Ров Ведьм — город, усеянный каменными домами, магическими лавочками и насыщенно-зелёными лугами.
Перед тем, как войти в замок, мы поднялись на стену, окружающую его.
Шотландские холмы простирались перед глазами, а туман нежной и лёгкой дымкой струился по ним, обходя деревья, и укрывая, закутывая реку в тусклый саван.
Колючий ветер бросил в лицо пригоршню дождевой воды, но я упрямо поднялась выше на уровень и подошла к краю стены. Теперь я видела полет чёрных воронов, слышала хлопанье их крыльев и хриплые крики птиц. Солнце бело-желтое пробивалось сквозь низкие облака, а далеко в небе, на границе с его лучами переливалось колдовское поле, окружающее остров Локс со всех сторон. Он притаился морским чудищем на дне озера, он спрятался диким зверем в густых лесах, он затих северным ветром, но жил, жил и ждал своих гостей. Огромный, бездонный, прекрасный и холодный, Локс встретил меня радушно и сбил с ног своей красотой.
Я вздохнула полной грудью, раскинула руки, подаваясь пронизывающему ветру.
Остров Локс проснулся.
***
До этого я видела только один замок в своей жизни — Хогвартс — и поэтому предполагала, что все замки схожи, однако Ротенбер умел удивлять. Он был по-настоящему огромен и величественен, больше Хогвартса, темнее, но при этом не выглядел заброшенным или нежилым, напротив, входя в замок становилось ясно: он не только колыбель великого рода, но и сам обладает бессмертной душой. В его галереях висели портреты Макгрегоров, и я даже нашла портрет мамы в самом конце. Ронан сказал, что она редко говорит с посетителями, и увидев меня, внимательно посмотрела, а мне показалось, что я вглядываюсь в собственное отражение, но она не заговорила со мной, ни тогда, ни после. У всех Макгрегоров на портретах были рыжие волосы: от огненно-красного оттенка, как у Розы, до приглушенно-медного, цвета осенней листвы. Их имена начинались с буквы «Р» последние сотни лет. Ронан сказал, что таково было желание первой Фейри, вошедшей в дом. В память о ней во всем замке можно было встретить изображение лани: прекрасной и тонконогой, с удивительной серебристой шерстью. На гобеленах она замирала, чутко навострив уши, а потом срывалась с места, перебегая на соседний.
В замке была многочисленная прислуга, но я долгое время не могла их застать, и познакомилась с большинством когда забрела на кухню в подвале, где было душно и жарко от постоянно работающей печи, а заправляла всем миссис Пенкоуз — крупная седоволосая женщина с громким голосом и добрым сердцем. Она готовила луковый суп с черносливом и курицей, ароматный хаггис, по четвергам подавала на обед отварного лосося в желе, а по воскресеньям радовала тыквенными пирогами, которые обожал Ронан. Марта, одна из горничных, помогла мне найти мои вещи после первой ночи в замке: оказывается их стащили из шкафа Доби — духи-домовые, любящие подношения. Марта посоветовала оставлять в ящиках печенья и молоко или пиво, чтобы сдобрить их, и, к моему удивлению, на следующее утро вместо оставленных угощений я обнаружила веточку рябины — подарок от маленьких негодников. Однажды я съела несколько ягод крыжовника, после чего все лицо покрылось уродливыми красными прыщами. Флора тогда долго смеялась, едва не доведя меня до слез, и объяснила, что нельзя просто так срывать крыжовник, иначе нарвёшься на ярость его хранительницы. Стоит оставить под кустом что-то из своей одежды или какую-нибудь блестящую побрякушку, способную задобрить духа. Потом Марта полночи смазывала мое лицо мазью, но несколько шрамов все равно остались.
Ронан так воодушевился моим приездом, что на следующий же день взял меня с собой в лес — показать все и рассказать немного о местных растениях. Думаю, он надеялся обнаружить во мне какие-то задатки семейного дара, но ничего подобного не проявилось. Он рассказал о чертополохе: стоит только спрятать его во внутренний карман и удача будет следовать за тобой; посоветовал собрать побольше вербены: девушки часто использовали ее в любовных напитках или мыли в отваре волосы, чтобы быть привлекательнее в глазах возлюбленного, а если в семье родился слабый болезненный ребёнок, то матери следует собрать вербену в полночь и посадить перед своим домом, смешав ее с волосами ребёнка — он победит хворь и вырастет сильным и здоровым, если же мелко нарубить цветки и добавить в целебное зелье, то его вкус станет приятней, а действие усилится; перед долгим путешествием стоит отправиться на кладбище и собрать бархатное растение, оно же избавит от кошмаров, если спрятать под подушкой, а омела защитит от духов и демонов, если правильно ее использовать.
Мне нравилось слушать его, узнавать новое, становиться частью семьи, которая готова была меня принять.
— Из чего твоя палочка? — спросила я, когда мы ещё до рассвета отправились в лес.
Ронан шёл впереди, безошибочно угадывая дорогу. Несмотря на свой внушительный размер, он двигался почти бесшумно и легко, и мне казалось, что заросли сами расступаются перед ним, уступая дорогу. Его волшебная палочка привлекла меня ещё в самый первый раз и я давно хотела спросить о ней. По гладкой поверхности радиально расходились золотые жилы, словно солнечные змейки.
— Ветка бузины, взятая с разрешения хранителя дерева, и волосы моей матери, сплетённые с солнечным светом.
— Что?
Он остановился и предложил мне сесть на старый пенёк. Сам Ронан устроился на корнях древнего дерева.
— Фейри перед уходом оставляет несколько своих волос, которые позже Аспер использует для изготовления палочки.
— На острове свой изготовитель волшебных палочек?
Он кивнул.
— И лучший из всех. Асперы занимаются своим ремеслом много веков.
Тогда я и узнала, что не только Макгрегоры обладают своим даром.
О семье Марлин рассказала Флора:
— Они сношались с суккубами, — презрительно фыркнула она. — Говорят, что в постели они творят настоящую магию.
Мы гуляли по городу поздно вечером, и Флора хотела повести меня к Самберли, где в эту ночь все девушки острова собирались гадать.
— У них соломенные волосы и бесстыдные мысли, — засмеялась Бирн. — Так говорят об этой семье. А ещё им снится собственная смерть, поэтому у них такой взгляд, будто они знают все на свете.
Я была знакома только с одной Маккиннон — Марлин, моей однокурсницей, но до того дня я не думала, что она тоже часть Локса. У Марлин действительно были карамельно-медовые волосы, очень красивые и пушистые, но она выглядела слишком мило, чтобы быть роковой соблазнительницей.
— Сайрусы, живущие у моря, лучшие ныряльщики. Говорят, их предок связался с морскими феями, и взамен услуг, оказанных им, они подарили его детям парочку жабер. Поэтому они носят длинные волосы, а разбогатели, добывая морские жемчужины.
— А Бирны? — спросила я.
Мы сбегали с холма, и между деревьев уже мелькали темные воды Самберли. К небу поднимались струйки дыма от множества костров, а веселые голоса девушек звенели в воздухе.
Флора зарделась.
— Бирны — анимаги.
— Ты анимаг?! — восхищенно застыла я.
Она смущенно пожала плечами.
— Мы этому не учимся, просто это часть нас. Все Бирны обращаются в воронов, и наши предки служили разведчиками и посланниками Макгрегоров. Наша внешность может меняться, если мы слишком много времени проводим в животном обличье.
— Твои волосы, — догадалась я.
Флора кивнула, запустив пальцы в каштановые локоны.
— Раньше я почти каждую ночь обращалась птицей, поэтому волосы потемнели, сейчас я делаю это все реже. На самом деле, количество существ, которыми мы можем обратиться, не ограничено, мой отец мог принять облик любого животного. У меня выходит только в одного, если не считать ворона.
— В кого?
Бирн таинственно улыбнулась.
— В лису.
Вряд ли она могла удивить меня ещё больше.
На берегу действительно собралось много девушек. Все они были в воздушных платьях с вплетенными в волосы цветами и босыми ногами. Я увидела Марлин, стоящей у одного из костров, поймав мой взгляд, она непонимающе нахмурилась и перевела его на Флору. В городе не знали, кто я, а жители замка умели хранить тайны семьи. Я насчитала шесть костров, весело хрустящих сухими ветками. Шесть девушек выстроились вдоль них, весело переглянулись, и, как только заиграли барабаны, разбежались и перепрыгнули, длинные волосы мазнули по ночному воздуху стаями птиц.
— Что они делают? — закричала я.
Флора схватила меня за руку и потащила к костру.
— Чтобы погадать, нам нужно избавиться от духов, а их способен отогнать костёр из веток кладбищенской рябины. Не бойся!
— Я не буду прыгать! — на моих глазах в ряд выстроились следующие девушки, среди которых была и Марлин. — Это же сумасшествие!
Но кровь во мне уже бурлила. Перепрыгнувшие девушки садились на камни и опускали ноги в воду, не беспокоясь о промокнувшем подоле. Мне казалось, что они выглядят невероятно, как морские нимфы, вышедшие на берег. Той ночью все девушки были красавицами, свободными и открытыми, и нас объединяла магия, связывало таинство ночного гадания, перешёптывания, тихий смех и сверкающие глаза.
— Давай, Лили! — Флора встала рядом со мной и крепко сжала мои пальцы. — Прыгнем вместе…
— Нет, нет, нет… Я не смогу! — огонь показался мне просто огромным, он танцующе поднимался к звёздам, и я представляла, как подполю себе ноги.
— Давай! — она бросилась вперёд, и мои ноги меня не слушались, я подпрыгнула, всем телом устремившись вперёд, жар опалил на секунду, а потом я оказалась на другой стороне.
Магия меня окончательно опьянила.
Костры ещё горели за спиной, когда мы все возбужденные и разгоряченные сели у реки, опустив ноги в прохладную воду. Девушки пустили шары света по поверхности воды, и она осветилась желтыми огоньками. Мы осторожно вынули цветы из кос, связали их несколькими волосками, и опустили в воду, мысленно попросив фей показать нашу судьбу.
Цветы уходили ко дну, а взамен фея показывала каждой ее будущее.
Я вглядывалась в тёмную воду, опускалась все ниже, и когда волосы едва не коснулись воды, Флора схватила меня за плечи и дёрнула назад.
— Ты с ума сошла, Эванс? Не наклоняйся так близко, Энн затянет тебя на дно и заставит рожать жеребят одному из своих сыновей.
Феи мне ничего не показали, но остальные девушки взвизгивали, смеялись или хмурились, но каждая что-то увидела в реке. Меня расстроила подобная несправедливость.
— Не переживай, — сказала Флора на обратной дороге, когда мы направлялись в замок. — Иногда феи не сразу выполняют свою часть сделки.
Я знала, что она просто хочет успокоить меня, но все равно чувствовала себя чужой. Все те девушки с детства росли на острове и знали все о его традициях, а меня даже чёртовы речные феи сочли недостойной для простого гадания.
Мы разделились у подхода в замок, и Флора пошла по тропинке в город. Я уже подходила к воротам, когда услышала тяжелые шаги за спиной. Обернувшись, я вгляделось в туманную ночь, но ничего не увидела. Это было очень похоже на приход Чёрного Шака, а мне не хотелось видеть вестника смерти, но вместо гигантского пса из тумана вдруг вышел олень, сотканный из лунного света. Я поражено застыла, глядя на него. Он был прекрасен, тонкий и высокий с ветвистыми рогами, и даже не серебристая шерсть выдавала в нем волшебное существо, а умные большие глаза. Величественный олень ударил копытом землю, а с взмахом моих ресниц исчез, как исчезает видение в водной глади. Я знала, что это: запоздалое послание речной феи, мое будущее, и хоть символ был прекрасным, я не могла его разгадать, но с тех пор он часто приходил ко мне во сне.
***
Флора каждый день удовлетворяла мое любопытство.
— Есть несколько типов чистокровных волшебников, — говорила она, пока мы сидели в моей комнате и наслаждались десертом, который стащили с кухни. Я сидела на полу, а Флора лежала на кровати, подняв ноги и опираясь стопами о стену. — Например, Уизли: они чистокровные, почти не имеют связи с маглами, но у них нет даже родовой земли, понимаешь? Магия должна существовать в пространстве, иметь своё место, историю, прошлое. Она требует жертв, платы, требует, чтобы отданная сила снова возвращалась в природу. А если люди не привязаны даже к земле, то о какой связи с магией может быть речь? Они не берегут и не хранят то, что имеют. Есть и могущественные волшебные семьи, ты точно их знаешь: Блэки, Поттеры, Лестрейндж, Моро… У них есть История, которую они берегут. Они проводят ритуалы, связывают людей магическими клятвами, берегут своё прошлое. Их чистая кровь не смешивается с обычной, магия теплится и бурлит, благодаря их более мощными заклятиями и сильной родовой защитой. Ты знаешь девиз Блэков? «Быть Блэком все равно, что быть королем», но если они королевской крови, то семьи Локса — Боги и Богини, Духи, Хранители магии.
— Звучит самодовольно, — сказала я.
Флора пожала плечами.
— Но так и есть. Наша магия отлична. Мы живем в мире с волшебными существами. Если в наших домах заводятся пикси, то мы прячем в шторах можжевельник и строим гнезда на деревьях, чтобы они ушли туда. Мы не вырубаем священные леса и не обворовываем болотных Фейри. Мы не держим в рабстве эльфов, а преподносим им подарки в ночь Осеннего Полнолуния. Мы хороним наших родственников на семейном кладбище и сажаем куст рябины, чтобы их призраки не остались голодными. Мы сосуществуем с окружающим миром, защищаем свою землю и не пускаем чужаков, чтобы они не разрушили наш уклад. Мы связаны древними клятвами и храним верность своему клану. Много веков назад наши предки склонили колено перед Макгрегорами, а те пообещали им земли и безопасность. С каждым сражением, когда за честь и верность погибал септ или вассал Макгрегоров, эта связь крепла. С каждым браком, с каждым рождённым ребёнком, который обновлял клятву, связь крепла, и сейчас все мы часть одного великого клана. Ты слышала пословицу? «Я предан своей стране, но я с начала и до конца — всегда Макгрегор». Клан на первом месте, без него мы никто. Каждый, проживающий на острове, отдаст жизнь ради клана, мы все связаны. В детстве эта связь не так чётко выражена, но после семнадцатилетняя кровь бурлит и все древние клятвы, данные предками, берут вверх.
Я поняла, что впервые задумалась о Флоре в феврале шестого курса, как раз после моего семнадцатилетия. Было ли причиной тому древняя клятва наших семей? И если я чувствовала такую привязанность к ней и желание помочь, то как тогда чувствовал себя Ронан? Ведь он был сыном вождя, а значит, его связи с вассалами в сотни раз сильнее, чем моя.
— Кровь не вода, — любила повторять Флора.
Тоже сказал и Ронан. Когда мы прогуливались по картинной галерее и он просвещал меня в отношении моих предков. Ронан рассказал, что Локс закрыт для чужаков, поэтому именно Ронан вынужден покидать остров ради встреч с некоторыми людьми.
— Но зачем ты встречался с Энди? — спросила я. — Он ведь всего лишь владелец паба.
— Энди связной Дамблдора, — хмуро сказал Ронан. — А Альбус хочет привлечь меня на свою сторону. Приближается война, Лили, и она будет кровавой, будут жертвы, но я не имею права рисковать своими людьми.
— Так чего от тебя хочет профессор Дамблдор? — мы остановились у портрета мамы. На нем она была совсем молоденькой, одетая в бархатное красивое платье, а тяжелые волосы заплетены в простую толстую косу. Роза позировала, сидя на стуле, сложив белые руки на коленях. Ронан всегда смотрел на неё с тоской, так, словно хотел вытащить ее из картины и крепко обнять.
— Дамблдор знает, что я не буду впутывать Локс в войну, и он знает, что Волан-де-Морт захочет заключить со мной сделку. Альбус просит моей помощи в будущем, хочет, чтобы я нашёл для него кое-что.
— Что?
Ронан взглянул на меня со сдержанной улыбкой.
— Ты слишком молода для этого, Лили. Но не переживай, какое бы решения я не принял, ты будешь в безопасности. Как и твоя семья. Я отправлю к ним людей через несколько дней, чтобы они наложили защитные чары. Никто не сможет пройти сквозь защиту Финдлей: они лучшие по этой части. Весь наш остров защищён их магическими заклятиями.
Ронан положил огромную руку мне на плечо, но тяжесть, которую я почувствовала, была приятной. Мы молчали, глядя на мамин портрет.
— Ты скучаешь по ней? — мой голос звучал глухо.
— Каждый день.
Роза вдруг вскинула голову, взглянув на брата осознанным взглядом. Она медленно подняла ладонь и дотронулась до края рамы. Мое сердце сжалось: я хотела, чтобы ее рука прошла насквозь и я почувствовала прикосновение.
— Я тоже, — сказала она.
Это были первые и последние слова, произнесённые ею. Голубые глаза снова невидяще уставились вдаль, а белые руки сложились чинно на коленях.
Несмотря на веселое и активное времяпрепровождение на острове, я не забывала о своей тайной миссии. Лучшее место, чем Локс, для осуществления задуманного сложно было найти. Те травы, которые мне пришлось бы скупать у аптекарей или тащить из Лютного, здесь росли в первой полосе леса, серебряные котлы в изобилии толпились в лаборатории, которой Ронан разрешил пользоваться в любое время — школьный проект для курса углубленного Зельеварения. Но кроме прочего толчок для возвращения к работе мне дала Флора, ворвавшись неожиданно в комнату, когда я читала труд про оборотней, забравшись в кровать с ногами.
— Что это тут у тебя? — с интересом спросила она, падая рядом.
Я отложила книгу подальше от любопытных глаз, но заголовок она успела разглядеть.
— Для проекта, — туманно отозвалась я.
Флора легла на спину, а копна тяжелых волос расплескалась по подушке.
— Там наверняка написан бред, все знают, откуда взялись оборотни.
Я хмыкнула.
— И откуда же?
— Жила-была дочь охотника, — с воодушевлением прирождённого рассказчика начала она, — которая несмотря на напутствия отца частенько гуляла в одиночестве в лесу, а все знают, что ничем хорошим такие истории не заканчиваются. Так вот, забравшись дальше обычного в чащу, она наткнулась на прекрасного юношу, который нагой лежал в листве. Девчонка, видимо, была из Маккиннонов, потому что тут же решила, что такому красавцу нельзя пропадать, после чего задрала платье и «возлежала» с ним. Но бедняжка не знала, что это был Фейри, принимающий облик волка. Однако она не стала долго горевать, вернулась домой, не сказав никому о случившемся, а через девять месяцев родила ребёнка, унаследовавшего от отца способность обращаться волком. Но Фейри мог становиться человеком лишь в полночь, а его сын, напротив, превращался в волка в это же время. Так и пошли оборотни.
— Глупости, — фыркнула я.
Флора перевернулась на бок и подперла голову ладонью.
— Знаешь какой урок следует извлечь из этой истории?
— Просвяти меня.
— Не стоит раздвигать ноги перед волком — ничем хорошим это не закончится.
Мы засмеялись, еще не зная, сколько иронии скрыто в этих словах.
Воспользовавшись тем, что она здесь, я захотела узнать ответ на вопрос, который давно меня мучал. За почти месяц, что я провела на острове, я не встречалась со своим дедом.
— Мистер Макгрегор, — осторожно начала я, — что с ним? Он злится на меня? Почему он не хочет со мной поговорить?
Взгляд Флоры переменился, она села в кровати, прислонившись спиной к изголовью.
— Ты здесь не причём, — сказала она.
— А мне так не кажется.
— Послушай, Лили, я не все знаю, но…
— Расскажи мне, — взмолилась я. — Мне нужно знать.
Она посмотрела на меня с сомнением, но все же рассказала.
Ришерт Макгрегор, мой дед, не был семьянином, и отправляясь на традиционную охоту в ночь Летнего Солнцестояния, хотел найти Фейри ради народа, а не ради себя. В эту ночь все молодые Фейри танцуют в лесу, устраивают праздник и создают пары — это лучшая ночь для охоты.
Ришерт выследил одну из них, когда она танцевала со своими подругами у старого дуба, натянул тетиву и выстрелил, попав в ногу. Он ушёл, оставив ее в лесу мучаться от боли, велев своим людям принести ее в замок. Две недели, что ее готовили к свадьбе, он даже не виделся с ней, продолжая веселиться с друзьями. Он не испытывал никакой привязанности к своей жене, напротив, выражал своё пренебрежение ею, однако она родила ему детей, как и многие Фейри до неё. Так сложилось, что Макгрегоры всегда радовались своим наследникам, к дочерям же испытывали в лучшем случае нежность, но Ришерт… Он полюбил Розу всем сердцем, брал с собой на охоту, встречу с вассалами, устраивал в ее честь праздники и задаривал подарками. Он не хотел замечать странностей в ее поведении, а когда его жена решила забрать дочь в мир Фейри, то поклялся, что сожжет их леса дотла, если она попытается увести ее. Ришерт оберегал Розу от всех, и даже от самой себя. Он отправил Ронана вслед за ней, чтобы вернуть домой, он знал, что такой следопыт найдёт ее за несколько дней, но Ронан как будто нарочно медлил, давал ей шанс почувствовать себя живой. Свободной. А потом она вышла замуж и создала семью. Выбрала ничем непримечательного маггла, зная, что отец никогда не примет подобный выбор, но он все равно готов был приветствовать ее дома. Ронан же поддержал сестру, и оставил ее в покое. Спустя годы уговоров, Ришерт заключил с дочерью сделку: она останется с мужем, и Макгрегоры не будут лезть в ее дела, но если в браке родится волшебник, она позволит отцу забрать его на остров. Роза не выполнила свою часть сделки, а потом Фейри окончательно свели ее с ума и она сбросилась в реку. Конец истории.
Ришерт винил во всем сына.
— Прости, — произнесла Флора, — то, что я скажу грубо, но я в курсе, что твоя мама утонула в реке.
Я кивнула, не желая думать об этом.
— На острове не знают, что она была замужем и родила детей, все думают, что она утонула в семнадцать лет в Самберли. И многие считают, что это проделки Энн.
— И дед тоже?
Она отстранённо кивнула.
— Он думает, что смог бы защитить ее на острове, а вдали от него она была особенно подвержена влиянию Фейри: лишившись защиты, Роза пала жертвой проклятия Энн.
Повисло тяжелое молчание, и Флора попыталась исправить ситуацию, предложив прогуляться. Я согласилась только из вежливости.
***
Мне все же удалось увидеть деда. Марта нашла меня в библиотеке и сообщила с волнением, что меня хочет видеть мистер Макгрегор.
Он занимал несколько комнат в западной части замка. Марта провела меня внутрь и поспешно удалилась, затворив за собой дверь.
В комнате мы остались наедине.
На портрете дед изображён молодым и сильным мужчиной с короткими жесткими волосами огненного цвета, такой же могучий и высокий, как и Ронан, я же увидела старика в инвалидном кресле. Его волосы усыпала серебряная пыль, а сетки морщин перетянули лицо. Кресло стояло у раскрытого балкона, а сам дед был укутан мехами, защищающими его от ледяного ветра. Вид открывался на сад и озеро, переливающееся вдали.
— Подойди, — велел он.
У меня и мысли не возникло ослушаться, и я поспешно подошла, встав рядом. Какое-то время мы просто смотрели вдаль, а я краем глаза пыталась рассмотреть своего дедушку. Его морщинистые руки лежали поверх мехов, а костлявые пальцы усеяли тяжелые перстни, каждый дороже моего дома в пригороде.
— Тебя все устраивает? — спросил он.
Голос деда не соответствовал его внешности. Он был полон силы и могущества, принадлежащий человеку из прошлого, которого не подкосила смерть любимой дочери.
— Да, сэр, — робко сказала я.
— Тогда иди, — махнул рукой Ришерт.
Я попыталась не выразить своего удивления и двинулась назад. Он позвал меня ради этого? Когда я приближалась к дверям, меня догнал мощный голос:
— Возьми книгу в черном переплёта с полки. Почитаешь мне завтра.
Я схватила книгу и быстро вышла, а спускаясь по лестницам, прижимала ее к груди, чувствуя, что становлюсь ближе к миру моей матери.
***
С Марлин я встретилась в лесу, куда отправилась с утра пораньше, чтобы собрать трав для зелья. Локс не только подарил мне силы, но и вдохновил, и я со всей горячностью вернулась к работе. Ночью я выпила отвар из калины, которая улучшает умственные способности, и наутро меня осенило использовать в зелье календулу. Я как раз сорвала несколько листьев, когда услышала треск ветви и подняла голову.
Марлин стояла между деревьев, смотря на меня с осторожностью. Я вернулась к своим делам.
— Холодно сегодня, — звонко сказала она.
Я сидела на коленях, испачкав джинсы влажной почвой, и складывала травы в маленькую корзинку. В пределах моей видимости появились ноги Марлин, обутые в резиновые сапоги. Какое-то время она следила за моими движениями, а я все больше нервничала.
— Тебе следует срезать их ножницами, чтобы не соприкасались с кожей, — посоветовала она. — Иначе потеряют все магические свойства.
Я раздраженно вздохнула и подняла голову. Что ей от меня нужно?
Рассветное солнце освещало ее со спины, а волосы сверкали, словно жидкое белое золото.
— Спасибо, мне не нужна помощь.
Уголки ее губ опустились, и мне стало не по себе, но я вспомнила, что Марлин и слово не сказала, когда я примеряла наряд оленёнка. Я с особым остервенением принялась за работу.
— Ладно, — деланно бодро отозвалась девушка. — Тогда увидимся.
Когда она ушла, я перестала делать вид, что заинтересована в календуле больше, чем во всем мире. Неожиданно, прямо у корней дерева я увидела знакомое растение. Помедлив, я все же сорвала несколько цветков и сложила в корзину, обернув крафтовой бумагой. Белладонна лишней никогда не будет.
***
Несколько последующих дней были очень скучными. Ронан покинул остров по делам, а когда я пришла к особняку Бирнов, то мне открыла служанка, сообщившая, что Флора уехала рано утром.
Делать было нечего и я решила прогуляться по окрестностям. Уйдя в свои мысли, я не заметила, как оказалась на окраине города перед большим светлым домом, принадлежащим Маккиннон. Флора была не высокого мнения об этой семье, как и многие в городе, но все же они были частью общины. Я бы ушла незамеченной, если бы не миссис Маккиннон. Она как раз вышла из своего дома, чтобы выпустить на улицу собак.
Завидев меня, она приложила ладонь ко лбу, защищаясь от солнца, и нахмурилась.
— Я могу вам помочь?
— Нет, миссис Маккиннон, спасибо, — отозвалась я.
Развернувшись, чтобы уйти, я тут же наткнулась на Марлин, спешившую домой.
— Ты заблудилась? — заботливо поинтересовалась она. Мне был понятен вопрос: во двор к семье Маккиннон редко захаживали, боясь их силы.
— Просто задумалась.
— Марлин, милая, это твоя подруга? — обратилась к нам женщина, пересекая двор. Она была миниатюрной, как и ее дочь, с копной светлых ванильных волос.
На лице Марлин я прочла муку.
— Мам, ты не так поняла…
Мне все ещё было неудобно за своё поведение в прошлый раз, когда Марлин действительно пыталась мне помочь, а теперь я ещё и собиралась расстроить миссис Маккиннон.
— Если ты не против, я бы зашла, — сказала я Марлин. Она удивлённо посмотрела на меня, явно не ожидая подобного. — Календула оказалась бездейственной из-за моих рук.
Марлин робко улыбнулась.
— Ее нужно собирать на закате, — подсказала она. — Тогда все свойства раскрываются лучше.
— Буду иметь в виду.
Мы вошли в дом.
***
Так проходили мои дни в Локсе.
Большую часть времени я проводила с Рононом или Флорой, иногда заходила к деду, чтобы почитать, приходила в гости к Маккиннон, где угощалась чаем с цветами фиалки. Энди расстроился, что я оставила работу в пабе, но понял мой выбор и принял его. Он ничего не знал о Макгрегорах, считал, что я уехала домой.
В августе на «Северный Приют» было совершено нападение. Паб подожгли ночью, когда там толпился народ. Никто не пострадал, но деревянное здание вспыхнуло как факел, а спиртное в подсобке стало маслом для огня. Насколько мне известно, Энди был раздавлен произошедшим и вернулся в Бирмингем, продав землю новым хозяевам. На месте паба открыли мотель «Дырявый котёл».
Визенгамот приговорил брата Флоры к заключению в Азкабане. Она не говорила о нем, но вернувшись после заключительного заседания, не выходила из дома несколько суток, и Ронан посоветовал мне дать ей время. Я знала, что их родители погибли, и единственным родственником Флоры остался ее брат.
Перед школой я вернулась домой, чтобы поприсутствовать на свадьбе Джона. Все прошло замечательно и у нас осталось множество семейных фотографий. Мы с Туни вели себя как полагается, чтобы не испортить такой праздник, и я без капризов влезла в желтое платье, которое мне совершенно не шло, но ради улыбки на лице брата я спокойно перенесла это, наслаждаясь вечером. Ронан, как и обещал, защитил дом сильными заклятиями, наложенными кем-то из семьи Финдлей. Я не беспокоилась о их безопасности.
Зелье было готово, но понятия не имела, работает ли оно. Мне не на ком было проверить, а потому впереди ждал третий этап моей работы: эксперимент. Профессор Белби с нетерпением ждал результатов.
А впереди — Хогвартс, и я верила, что седьмой курс будет необыкновенным. Я узнала тайну своей матери, познакомилась со своей семьёй, нашла друзей и почти достигла своей цели. Засыпая, я не знала, что ждёт меня впереди, но впервые я не боялась будущего.
На поезд нас провожала миссис Маккиннон, и, кажется, только я была рада её компании: Флора их не очень любила, а Марлин не нравилось, что мужчины всех возрастов оглядываются на ее мать.
Знакомый шум Кингс-Кросс на какое-то время выбил почву из-под ног, но очень скоро я свыклась и довольно улыбалась. На мне были потертые джинсы и белая футболка, а волосы убраны с лица широким ободком. Флора надела темно-синие джинсы и короткий топ, обнажающий полоску живота, ее тяжелые волосы волнами струились по спине до поясницы. Марлин же выбрала простой белый сарафан, открывающий плечи, усеянные веснушками, и золотые сандалии.
Мы с Флорой смотрели по сторонам, пока она прощалась с матерью.
— Прямо по курсу Мародеры, — шепнула Бирн, и я обернулась.
Солнце, дарившее мне хорошее настроение, рухнуло в живот.
Джеймс Поттер разговаривал с парнями, закинув руку по-хозяйски на плечи Мэри Гриффит. Весь мир сжался до одной точки, звуки затихли, и я могла только смотреть, как девушка прижимается к боку Поттера.
— Лили? — обеспокоенный голос Марлин послышался как из-под толщи воды. Я проморгала, переводя взгляд с Поттера на неё. — Ты в порядке? Ты вся побледнела.
Я заставила себя кивнуть.
— Поезд скоро отправляется, — напомнила Флора.
Мы похватали свои вещи и двинулись к вагону. Сердце все ещё громко билось в груди и я не могла собраться с мыслями. Меня ведь не задело, что Поттер с кем-то встречается? Это просто от удивления и только. Мне на него плевать.
Эти мысли хоть ненамного успокоили.
— Я не буду сидеть с гриффиндорцами, — ощетинилась Флора, когда Марлин предложила сесть с нашими однокурсницами.
— Они тебя не съедят, Бирн, — бросила Марлин.
Флора встала посреди прохода, скрестив упрямо руки. Марлин перевела возмущённый взгляд с неё на меня, понимая, что оказалась в меньшинстве: я тоже не горела желанием ехать с соседками по комнате. Маккиннон закатила глаза, сдаваясь.
— Ладно, будь по вашему. Сядем в том ужасном купе, где все обклеено жвачками.
Поезд тронулся, едва мы расселись. Флора рухнула на диван и запустила руку в волосы.
— Видели подружку Поттера?
Марлин затолкала чемодан под сидение и села рядом со мной, ближе к окну.
— Он нравится Мэри, — отозвалась она. — Не удивительно, что они вместе тусуются.
Я открыла книгу и уткнулась в страницы, не собираясь участвовать в этом разговоре. Марлин вдруг обернулась ко мне.
— Ты пригласишь куда-нибудь Ремуса? — требовательно спросила она.
Я поперхнулась воздухом и откашлялась, посмотрев на неё непонимающе.
— Зачем мне его приглашать?
Она взглянула на меня так, будто у меня выросла вторая голова.
— Ты разве не влюблена в него?
Я и Ремус? Маккиннон с ума сошла? Я перевела взгляд на Флору, надеясь, что она будет так же возмущена, как и я, но Бирн почему-то смотрела на меня серьёзно.
Что за бред?
— Но мне вовсе не нравится Ремус, — возразила я. — С чего вообще такие предположения?
Флора пожала плечами.
— Вы сидите вместе на всех парах.
— Я думала, что мы переросли тот период, когда судят о симпатии по принципу рассадки на занятиях.
Марлин закатила глаза:
— Да, конечно. Только вот вы с Ремусом вместе сидите с первого курса. Я даже была свидетелем короткого спора по этому поводу между ним и Мародёрами.
— Какой спор? — переспросила я.
— Джеймс говорил, что Люпину стоит перестать сидеть с тобой. Это в какой-то степени вредит их репутации, если ты понимаешь о чем я. И ещё ты заботишься о нем, а он о тебе. Он твой единственный друг.
— Вы мои друзья, — возразила я.
Обе девушки посмотрели на меня, и мне стало неудобно под их взглядами.
— Ты мой единственный друг, — Флора помедлила. — Ну и Маккиннон для разбавления.
Марлин фыркнула.
— Надеюсь вы не заразите меня отшельничеством, хотя сегодня я уже пожертвовала веселой поездкой с девчонками.
Мы с Флорой закатили глаза.
— Но я не сожалею, — тут же добавила Марлин. — С вами тоже неплохо.
Повисла уютная тишина, после наших слов, и какое-то время мы смотрели на пролетающий за окном пейзаж и прислушивались к голосам студентов за дверьми купе.
— Я не влюблена в Ремуса, — повторила я, чтобы не было никаких недомолвок.
Девочки ничего не ответили.
Переодевшись и перекусив сладостями, которые собрала нам в дорогу мама Марлин, я покинула купе, направившись на собрание старост. Нам должны были выдать списки первокурсников, чтобы мы никого не потеряли до распределения.
Ремус встретил меня у входа.
— Привет, — улыбнулся он.
Я ответила тем же. Он вытянулся за лето и загорел, мне даже показалось, что Ремус чуть поправился, что было хорошо. Лицо пересекал свежий шрам.
— Поцарапала кошка, — пожал он плечами на мой немой вопрос.
Я кивнула, сделав вид, что поверила. Старостат длился не долго, нас призвали пройтись по вагонам, чтобы обеспечить порядок и проследить, не устроил ли кто из конфликтующих факультетов потасовку.
— Как прошло лето? — поинтересовался Люпин. — Ты, кажется, работала в пабе?
— Да, но недолго, — отозвалась я. Мимо нас пробежал первокурсник, едва не сбив меня с ног, и Ремус придержал меня за локоть. — Спасибо. Хотелось самостоятельности.
Он растерянно улыбнулся, останавливаясь у купе, и кивнул на закрытые двери.
— Может зайдёшь? Ребята будут рады тебя увидеть.
Я похолодела, когда представила, что могу столкнуться с Поттером, и невольно отступила подальше.
— Меня ждут. Увидимся в школе.
Я развернулась и поспешила в соседний вагон, тяжело дыша. Я не думала о Поттере с той встрече в пабе, но здесь, в Хогвартс-экспрессе, только он и крутился в голове. Как он объяснил все родителям? Знает ли Ремус о нашей выходке? Знает ли кто-нибудь ещё?
Меня схватили за руку со спины и развернули к себе.
Горячий чай в глазах Поттера обжигал, и я на секунду потерялась в них.
Он ещё не переоделся в школьную форму и выглядел как соседский хулиган. Джеймс засунул руки в карманы старых джинс и приветственно усмехнулся.
— Невежливо, Эванс, даже не поздороваться.
Я нервно дёрнула плечом. Коридор был узкий и мимо нас сновали младшекурсники, оттесняя к краю. Поттер шагнул ближе, сократив между нами расстояние. Мы придвинулись к прохладному окну, максимально освобождая проход.
— У меня дел много, — отозвалась я.
Он сузил глаза.
— Хорошо, а то я подумал, что ты и в самом деле не хочешь иметь со мной ничего общего.
Внутри меня голос кричал, что я должна извиниться за свои слова. Я вспылила, нагрубив ему. В тот день злость ещё была ощутимой, но сейчас она растворилась, словно никогда и не существовала. Я не умела держать свежими обиды, маринуя их в ослепляющей ярости.
— Много дел, — повторила я.
Джеймс улыбнулся, но глаза его оставались серьёзными и непроницаемыми. Под цепким взглядом стало не по себе. Разговор себя исчерпал, поэтому я развернулась и поскорее ушла, чувствуя на себе не только его взгляд, но и аромат парфюма.
***
Все было совершенно иным. Я болтала всю дорогу с Флорой и Марлин, мы смеялись, обсуждали предстоящие занятия и поведённое лето.
— Я так удивилась, увидев тебя на берегу, — Марлин сидела на диванчике, поджав под себя ноги. — Макгрегор поручился за тебя, да? Раз разрешил погостить у неё, — она кивнула на Флору.
Мы с Бирн переглянулись. Марлин не знала, что Ронан мой дядя, и я пока не готова была ей рассказать. Не потому, что не доверяла ей, а просто не хотела распространяться по поводу своей матери. Пришлось бы рассказывать, что она вышла замуж, родила детей и умерла почти на десять лет позже, чем думают жители Локса.
— Да, — ответила за меня Флора. Она вытянулась во всю длину дивана и листала спортивный журнал.
— А что вы увидели в ночь гаданий? — нервно улыбаясь, спросила Марлин. — Я увидела себя в свадебном платье. Волнительно, правда? Мама говорит, что это значит, у меня будет счастливая и большая семья.
Я заметила, как Бирн закатила глаза на это.
— Не уверена, что это значит, но я увидела оленя, — поделилась я. — Такой большой с мощными рогами. Не знаю, к чему это…
— Если у тебя будет парень, ты наставишь ему рога, — отозвалась Флора.
— Флора! — отдёрнула ее Марлин. — Ты такая грубиянка.
Она только засмеялась.
— Ну, а ты что увидела? — Маккиннон скрестила руки на груди. — Что выйдешь замуж за болотного царя?
Флора отложила журнал и села.
— Нет. Я увидела, что Сириус Блэк зажимает меня в темном углу. Довольна?
Марлин разинула рот, но не смогла подобрать слов. Флора прямо-таки наслаждалась ее реакцией.
— Стерва! — наконец припечатала Марлин. — Ты врешь.
Флора пожала плечами, снова удобно вытягиваясь.
— Может да, а может нет… Кто знает, Маккиннон.
Марлин пропыхтела что-то, вскочила и вылетела из купе, хлопнув дверьми. Я осуждающе посмотрела на Бирн.
— Не стоило этого говорить. Ты же знаешь, что он ей нравится.
Флора приподнялась на локтях.
— Да ладно, я же пошутила. Маккиннон все воспринимает буквально.
— Пойду за ней.
Флора махнула мне рукой.
Марлин не могла далеко уйти, поэтому я заглянула в ближайшее свободное купе и не прогадала. Она была здесь: сидела в углу и смотрела на свои руки. Я молча устроилась рядом.
— Она не хотела тебя обидеть.
Марлин шмыгнула носом.
— Я знаю. Я просто… — она замолчала, а я с ужасом поняла, что девушка плачет. Помедлив, я все же дотронулась до ее волос, откидывая их на узкую спину.
— Тогда в чем дело? — мягко спросила я.
Марлин с ожесточением протерла глаза.
— Ничего. Я в порядке.
— Марлин…
Она резко обернулась ко мне, взглянув огромными карими глазами, и покачала головой, словно хотела остановить рвущиеся наружу слова.
— Все так запуталось, Лили... Я запуталась и не знаю, что делать.
У неё был такой потерянный и беззащитный вид, что мое сердце кольнуло, отразившись болью от рёбер.
— Расскажи мне… Вместе мы что-нибудь придумаем.
Марлин открыла рот, собираясь произнести слова, но тут дверь купе открылась, громко ударившись о стену, и внутрь ввалились, целуясь, Поттер и Гриффит. Они сплелись в какой-то комок, цепляясь друг за друга руками и ногами, прошли синхронно несколько шагов и упали на соседний диван.
Мы с Марлин ошарашено смотрели на них. Что за…
— Поттер! — возмущённо окликнула я.
Джеймса лежал на Мэри, запустив руки под ее форменную блузку и зацеловывал шею. Услышав мой голос, он резко вскинул голову, как охотничий пёс. Я видела, как затуманенные страстью глаза проясняются и расширяются. Мэри попыталась одернуть рубашку.
— Эванс, — Джеймс подскочил на ноги, и мой взгляд машинально скользнул ниже, остановившись на уровне расстегнутых брюк.
Кровь прилила к щекам. Я вскочила, схватив Марлин за руку, и потащила нас обеих к выходу.
— Эванс! — он бросился вслед за нами.
У меня сердце уже билось в глотке. Я обернулась, Марлин же пыталась скрыть следы недавних слез.
Поттер остановился, тяжело дыша. Он сглотнул.
— Только не говори Макгонагалл. Пожалуйста.
Во мне проснулось желание выкинуть его с несущегося поезда.
Пытаясь успокоиться, я прислонилась спиной к дверце и прикрыла глаза.
— Что произошло? — послышался обеспокоенный голос Флоры. — Вы как привидение увидели.
Я открыла глаза и сползла вниз по стене, притянув колени к груди. Марлин неподвижно стояла рядом.
— Нет. В купе залетели Джеймс и Мэри, — отстранённо сказала она.
Сердце у меня так больно сжалось, что я испугалась возможных слез. Я, будь проклята Моргана, не влюблена в Ремуса, но, кажется, мое глупое сердце немного влюблено в придурка Поттера.
Когда поезд остановился, я выдохнула свободней. Мне немедленно был нужен свежий воздух, горячий чай с яблочным пирожным, а потом вечер на подоконнике, где я все смогу обдумать.
— Мы можем встретиться на ужине? — слова Марлин догнали меня у выхода из вагона.
Мы с Флорой переглянулись. Маккиннон стояла в дверях купе и неловко переминалась с ноги на ногу.
— Да, конечно, — я кивнула, перехватывая удобней ремешок сумки. — Не опоздай.
Мы спрыгнули с подножек и едва не приземлились в глубокую лужу. Хагрид вдалеке зазывал первокурсников на лодки, а остальные нестройной толпой двинулись к каретам.
— Думаю, она не хочет идти с тобой, — высказалась Флора.
— Почему? — кинула я на неё взгляд.
Флора перекинула пышные волосы на одно плечо.
— Потому что ты непопулярная. Потому что она лицемерная и эгоистичная. Потому что она Маккиннон. Выбирай любой вариант.
Я закатила глаза. Нам нужно было идти быстрее, чтобы успеть занять места в карете, а не болтать о всяких глупостях. Флора поспешила за мной, и мы одновременно взобрались внутрь, где уже устроились младшекурсники. Невидимые фестралы двинулись в путь, и карета неспешно поплыла по узкой дороге, ведущей в замок.
— Думаю, ты к ней несправедлива, — заметила я.
Флора одарила меня взглядом, красноречиво говорящем о моих умственных способностях. Студенты громко обсуждали прошедшее лето, делились впечатлениями и своими новостями, мы же с Бирн доехали молча. В Большом Зале нам пришлось разделиться, и она села за стол орлов, так ничего мне и не сказав. Конечно же, она ошибалась. Марлин не за чем меня стыдиться, ведь так? Да, мы не были подругами и порой она подшучивала надо мной не совсем по-доброму, но на Локсе она сама предложила оливковую ветвь мира. Скорее всего она ещё расстроена из-за упоминаний о Сириусе и хочет побыть одна, а Флора просто недолюбливает Маккиннон, вот и все.
Стол заполнялся шумом и весельем, перед глазами без конца мельтешил золотисто-алый, от которого я успела отвыкнуть. Повернувшись, чтобы разглядеть в дверях Марлин, я заметила на себе пристальные взгляды однокурсников. Некоторые из них продолжили пялиться, а девушки о чем-то зашушукались. Когда им надоест обсуждать меня? Иногда мне кажется, что их представления о моей жизни намного интересней действительности.
— Попрошу тишины! — голос Макгонагалл прокатился по всему залу. — Рада вас всех поприветствовать в Хогвартсе, и я надеюсь, что вы с такой же теплотой поприветствуете наших новых учеников.
— Что я пропустила? — Марлин плюхнулась рядом со мной. — В чем дело? — она нахмурилась. — Почему ты так смотришь?
Толпа напуганных первокурсников вошла через распахнутые двери и остановилась у возвышения, где стоял учительский стол.
— Ничего, все хорошо, — поспешно отозвалась я, делая вид, что безумно заинтересована происходящим, а сама едва не визжала от радости, что Марлин не просто пришла, а села рядом со мной так естественно и просто, будто мы дружим всю жизнь.
— Ты добиралась сюда на метле? — одними губами спросила я.
Стол Слизерина взорвался аплодисментами, заполучив в свои ряды двух студентов подряд.
Волосы Марлин были растрёпаны и взлохмачены, напоминая кучу соломы, а мантия сидела криво на плечах.
— Вовсе нет, — равнодушно отозвалась она. — Просто мне нужно было встретиться кое с кем.
— Понятно, — я захлопала в ладоши со всем факультетом, когда пухлый мальчик смущённо сел за наш стол.
Мне послышался голос Ремуса, и я обернулась, найдя взглядом Мародеров, сидящих через несколько человек от нас. Люпин и Поттер сидели на одной со мной стороне, а Питер и Сириус на противоположной. Судя по лицу Люпина, он за что-то выговаривал Блэку, пока тот безучастно скрёб ногтем поверхность стола. К моему удивлению, Мэри Гриффит не сидела на коленях Поттера и лобзалась с ним, запустив свои щупальца под форменную рубашку, а о чем-то щебетала с Эмми Вэнс на другом конце стола. Я отвернулась.
Распределение завершилось достаточно быстро, директор Дамблдор произнёс свою традиционную речь и нам наконец-то позволили поесть. Говоря откровенно, я умирала от голода. Марлин принялась за ужин с той же горячностью и воодушевлением, что и я, так что нам было не до разговоров. Несколько раз мимолетно подняв взгляд, я натыкалась на любопытные лица однокурсников, тут же сменяющиеся насмешливыми и ехидными.
— Думаю, их удивляет, что мы сидим вместе, — поделилась я с Марлин, дождавшись, пока мы обе не перейдём к чаю.
— Кого? — вскинула она бровь.
— Их, — я многозначительным взглядом указала на группу девушек, сидящих неподалёку. Они всколыхнулись, как стайка птиц и о чем-то защебетали, стреляя в нашу сторону взглядами. — Видишь.
Марлин нахмурилась. Она убрала волосы с лица и расчесала их пальцами, так что больше не выглядела как марафонец. Дожевав печенье, она шепнула:
— Не думаю, что дело в этом. Почему их должно волновать, с кем я сижу? Это было бы странно.
— Но они явно обсуждают нас. Меня это бесит.
— Просто не обращай внимание, — посоветовала она.
Я попыталась прислушаться к совету.
После ужина Макгонагалл раздала нам расписание, велев сегодня же развесить в гостиной, чтобы утром студенты попали на пары, а не отмазывались незнанием своего расписания. Я как раз убеждала Ремуса, что сама справлюсь, когда мимо прошли три девицы с пятого курса.
— А я слышала, что она беременна, — авторитетно заявила одна из них.
— Но живота нет, — их взгляды мазнули по мне, будто я предмет мебели.
Первая девочка поджала губы, явно поражаясь неосведомлённости своей подруги.
— Дура, ты что, не знаешь о заклятии скрытия? Или может срок маленький…
Меня пихнул пробегающий мимо первокурсник, и я вернулась к разговору с Ремусом. Девочки обожают что-то обсуждать, а в Хогвартсе новость о чьей-то фантомной беременности распространяется быстрее, чем запах булочек с корицей в канун Хэллоуина.
— Ремус, мне правда не сложно, — я дотронулась до его плеча, доверительно посмотрев в глаза. — Можешь не беспокоиться об этом.
Он облегченно улыбнулся.
— Спасибо, Лилс.
Неожиданно рядом с Ремусом вырос Блэк, весь такой растрёпанный, нервный, не выспавшийся, с синяками под глазами и взбухшими венами на руках. Если Блэк что-либо и слышал о школьном дресс-коде, то списал все на мифы или слуховые галлюцинации. Рукава школьной рубашки были закатаны до локтей, штанины заправлены в байкерские ботинки, а галстук скорее всего гнил на дне чемодана. Сириус закинул руку на плечо Ремуса, криво усмехаясь мне.
— Эванс.
— Блэк, — в тон ему ответила я.
— Надеялся ты подрастешь за лето.
— А я надеялась ты поумнеешь, — я с сожалением вздохнула. — Жизнь полна несправедливостей.
Ремус замаскировал смешок кашлем, но Сириус все равно убрал руку и хмуро посмотрел на меня.
— Ладно, староста, я по делу.
Я прижала к груди стопку пергаментов и двинулась сквозь толпу по коридору. Мне нужно было выполнить поручение декана, а потом я наконец смогу позволить себе обдумать собственные чувства в тишине на подоконнике. И Сириус Блэк не станет между мной и самоанализом! Однако Блэк так просто не сдавался. Он бросился за мной и зашагал рядом. Проходящие мимо девочки пожирали его глазами, а меня их маленькие злые сердца проклинали за такую близость к синеглазому дьяволу.
— Эванс, говорю же, дело есть.
— Не хочу ничего слышать, — пропела я.
— Перестань занудничать. Послушай, мы устроим вечеринку после отбоя в честь нового учебного года.
Лестница оторвалась от этажа и собиралась менять направление, я прибавила шагу, надеясь успеть вскочить на неё и избавиться от Блэка, но тот легко перепрыгнул вслед за мной.
— Я вчера сделала маску для волос из крапивы и лимона.
Он поморщился.
— Мне-то какое дело?
Я вздохнула и обернулась. Блэк затормозил.
— Вот именно, Сириус. Мне какое дело до вашей вечеринки?
Раздражённое выражение вдруг слетело с его лица, а губы растянулись в белозубой улыбке.
— Лили, мы хотим, чтобы ты пришла и повеселилась с нами. Это ведь последний год! — воодушевился он. — Выпьем, потанцуем, может станцуешь на столе… Ну же, соглашайся! Ты не пожалеешь.
Он улыбался мне своей красивой обольстительной улыбкой, о которой мечтают девочки с младших курсов, и в ответ невозможно было не улыбнуться.
В его глазах отразилось облегчение, когда мои губы сложились в неуверенную ответную улыбку.
— Хочешь купить мое молчание?
Соблазнительная улыбка слетела с лица Блэка.
— Да, — честно признал он.
— Почему именно ты?
— Лунатик отказался тебя просить об этом, а Джеймс… Сама знаешь, — неопределенно пожал он плечами.
Я сузила глаза.
— Что знаю?
— Держится от тебя подальше, как ты и хотела.
С каких пор, простите меня, Поттер делает, что я хочу? Да и в поезде он сам меня догнал и не было похоже, что он собирается держаться подальше.
— Ладно, — я кивнула. — Я ничего не скажу Макгонагалл, но за определённую плату.
Блэк уже расслаблено прислонился плечом к стене и скрестил на груди руки.
— Какая меркантильность, Эванс, — усмехнулся он.
Я сделала вид, что не услышала.
— Вы в течение двух недель не потеряете ни одного факультетского балла, а, напротив, заработаете как минимум пятьдесят.
— На четверых? — уточнил он.
— Каждый.
Сириус секунду смотрел на меня серьёзно, а потом разразился смехом.
— Питер не заработает и десяти.
— Тогда вы доберёте за него оставшиеся. Таковы мои условия.
Он возвёл глаза к потолку.
— Идёт, Эванс.
Этого мне было достаточно и я развернулась, продолжив путь до гостиной.
— Эванс!
Я остановилась, но оборачиваться не стала.
— Не лезь к Джеймсу.
Что за.?
— Прости? — я направилась обратно, где Сириус все также подпирал плечом стену. — Когда я лезла к Поттеру?!
Блэк остался равнодушным.
— Просто избегай его, — бросил он. — Раз Сохатый тебе не нужен, это будет не сложно.
— Ты мне не указ, Блэк, понятно? Что за глупости вообще такие? Как тебе в голову это пришло? Или твоя последняя извилина атрофировалась? Утопилась в нереализованных возможностях, оставшись в черепной коробке в полном одиночестве? Мне не нужен Поттер, но я точно не стану избегать его и прятаться по углам, потому что ты так сказал!
— Хорошо, Эванс, как скажешь… — он поднял руки, сдаваясь, но меня было не остановить.
Я вздохнула больше воздуха, чтобы хватило на всю речь:
— Путь он будет счастлив со своей Мэри Гриффит, Марией Магдаленой или садовым гномом — мне все равно! И я никогда, никогда не буду его преследовать или лезть к нему, как ты выразился.
— Так значит он тебе совсем не нравится? — он недоверчиво сузил глаза.
Я задохнулась от паники и невольно отступила. У Блэка был такой подозрительный взгляд… Мне на секунду, всего на одну секунду почудилось, что он прочитал мои недавние мысли, что он узнал о моем предательском предположении, узнал о закравшейся возможности моей совершенно нереальной и абсолютно пагубной влюблённости в Поттера. И слова вырвались раньше, чем я подумала, раньше, чем сообразила, просто для того, чтобы вытравить эту мысль не только из головы Блэка, но и из моей:
— Поттер последний человек, за которым я буду бегать. Он аморальный, наглый, тупой, бездушный, бесчувственный, эгоцентричный осел, интересы которого ограничиваются девушками и квиддичем, и даже если во всем мире не останется ни одного мужчины, он мне не понравится, даже если останется только он и от нас будет зависеть возрождение человечества, я лучше утоплюсь в ближайшей реке, чем позволю ему дотронуться до меня.
— У вас все женщины в семье питают слабость к рекам и утоплению, Эванс?
Мое сердце грохнуло вниз так громко, что я на мгновение оглохла. Взгляд Блэка метнулся за мою спину, а потом вновь сосредоточился на мне. В синих омутах сверкало удовлетворение.
Я медленно обернулась, задержав дыхание.
Поттер стоял в конце коридора, и кроме нас троих здесь никого не было. Повисла тишина.
Он стоял как обычно спрятав руки глубоко в карманы, и смотрел на меня исподлобья. С такого расстояния мне не были видны его глаза, но я видела, как уголок губ нервно дёрнулся.
— Если я тебе так противен, Эванс, то почему ты пыталась дважды меня поцеловать? Один раз тебе даже удалось.
Я не могла ничего сказать, язык меня не слушался и отказывался произносить хоть что-то. Блэк обошёл меня, лениво направился к другу, а я не могла пошевелиться, пригвожденная взглядом к месту. Как так случилось? Почему он все это услышал? Я часто говорила ему неприятные вещи, но только в лицо и в ответ на его бездумные действия, и в моих словах никогда до этого не было столько яда и желчи. Он тоже это знал.
— Пойдём, Сохатый, попойка скоро начнётся, — Блэк остановился рядом с ним.
— Я сейчас, — Джеймс дернул головой в сторону, показывая тому уйти.
Сириус бросил на меня ещё один взгляд и скрылся в повороте. Я открыла рот, собираясь сказать хоть что-то, но никакие слова на ум не пришли, и я только громко вздохнула.
Джеймс усмехнулся. Его рука по привычке метнулась к голове и скользнула по короткому ежику волос.
— Поттер… — тихо начала я, надеясь, что нужные слова сами придут, но вслед за этим ничего не последовало.
Джеймс вдруг рванул с места и стремительно приблизился ко мне. Его лицо перекосилось от злости и слепой решимости, я испугалась, что он может сделать со мной и отступила вплотную к стене, выронив всю кипу бумаг. Он прошелся прямо по ним, оставляя на белых листах отпечатки обуви. Я сжала кулаки, с силой вонзив ногти в кожу ладоней. Поттер остановился в нескольких дюймах от меня, и теперь я видела его глаза. Мне следовало подумать о своей безопасности, но я могла только смотреть в его бархатные темные глаза, наполненные злостью и затаенной обидой. Я не могла вздохнуть, воздух застрял в глотке, и я только делала безуспешные попытки, но кислорода катастрофически не хватало, а мое напуганное сердце осталось все так же валяться где-то под его ногами.
— Считаешь, что слишком хороша для меня? — спросил он. Смысл слов не сразу дошел до меня, я была загипнотизирована глазами, и воспоминания о другом коридоре, о других Джеймсе и Лили на мгновение выбили землю из-под ног.
— Что? — глухо спросила я.
Он был так близко. Так близко, что у меня кружилась голова, и мысли убегали, не успев сформироваться, а я ведь, я ведь всегда говорила, что нам необходимо держаться на расстоянии, потому что стоит только нам оказаться в пугающейся близости, как меняется весь мир, рушится все, что выстроено в моей голове, и я теряю себя, становясь кем-то совершенно другим.
— Думаешь, ты особенная? Не такая как все? Ты маленькая дешевка, Эванс! — крикнул он, а ладонь впечаталась со всей силы в стену рядом с моим лицом.
Я сглотнула.
— Ты не правильно понял, Поттер. Я н-не это им-мела в виду…
Но он не собирался меня пощадить.
— Правда? — кадык дернулся, и я проследила за этим движением, чтобы как-то отвлечься от глаз. — Давай проведём эксперимент, Эванс.
Его голос изменился, и я напрягалась. Инстинкт велел мне убираться оттуда, но я не успела даже пошевелиться, когда рука Поттера вдруг скользнула по моей ноге, собирая в кулак юбку.
В меня словно залили парафин.
Когда ты слышишь о подобном от других или читаешь в книгах, то представляешь, что боролась бы и сопротивлялась на их месте, но на самом деле…
На самом деле ты замираешь. Весь мир съеживается до одной точки, а внутри страх растет одновременно с тошнотой. С омерзительным чувством собственной слабости, ничтожности, глупости.
Я в ужасе смотрела на его перекошенное яростью лицо, и чувствовала руку на бедре, пока в животе копошился клубок из скользких змей, сплетённых в страх и отвращение.
— Что, Лили? Тебе нравится? — он стоял вплотную, коленом раздвинув мои ноги и смотрел на меня с жгучей ненавистью. Его рука резко поднялась выше и легла поверх трусиков. — Почему ты все еще не мокрая? Мне стоит постараться лучше, чтобы возбудить тебя, не так ли?
У меня внутри все замерло. Мне хотелось расцарапать ему лицо. Оттолкнуть и убежать. Убить его. Сделать хоть что-то! Но я не могла пошевелиться, словно вышла из собственного тела и была лишь сторонним наблюдателем. Глаза жгло от слез. Я отвернула лицо, не в силах смотреть на него.
Джеймс отступил, шагнул назад, и я грудой костей рухнула на пол.
— Лили… — испуганный голос Поттера донёсся как из-под толщи воды. — Лили…
Я словно проснулась, когда слезы градом полились из глаз.
Джеймс протянул ко мне руку.
— Не трогай меня!!!
Я дёрнулась назад, как от раскалённой кочерги, и забилась в угол.
— Убирайся!
Я не видела его. Весь мир превратился в сплошное смазанное пятно, а внутри меня одна за другой выключались все эмоции. Я знала, что это значит.
Передайте мне солнце, чтобы я завернула его в коричневый бумажный пакет и спрятала под кроватью. Или в шкаф с твоими скелетами. Или в могилу с твоим скелетом. Передайте мне солнце, чтобы мир погрузился во тьму. Тьму первозданную, начальную, настоящую и древнюю. В этой тьме пусть расцветёт правда без обжигающих лучей солнца, в этой тьме пусть люди остановятся и посмотрят на тех, кто рядом. Не глазами, когда их глаза слепы, а своим сердцем, бесполезным всегда, кроме мгновений непроглядной мирской тьмы. Пусть посмотрят и зададутся вопросом, те ли люди идут рядом с ними?
В четыре двадцать утра музыка затихла, ещё через какое-то время заскрипели лестницы, приоткрылась дверь, впуская тусклый свет огней, и в комнату, пьяно смеясь и перешёптываясь, прокрались три девушки.
— Тш-ш-шш… Эванс спит.
Я раздраженно прикрыла глаза, когда, вслед за шиканьем Марлин, кто-то уронил лампу с тумбочки.
— Эмми!
— Прости-прости… Все цело, видишь?
— Ради Мерлина, говорите тише, — громким шепотом велела Маккиннон.
Почему они просто не лягут спать?
— Ой… здесь темно, я ничего не вижу. Где мой чемодан?
— Зачем тебе чемодан, Эмми?
— Что значит зачем? — возмутилась Вэнс. — Мне нужна пижама.
Я засунула голову под подушку, чтобы заглушить звуки. Жаль, что задернув полог, невозможно полностью отрезать себя от мира.
Я убрала подушку с лица, закуталась в одеяло как в кокон и попросила у Господа избавить меня от Джеймса Поттера, пообещав взамен каждый месяц после окончания школы и до конца жизни делать пожертвования в церквушку рядом с домом в Литтл Уиттинге.
Будильник прозвенел пять раз, прежде чем тонкая бледная рука Эмми вытянулась из-за красно-темного полога, нащупала утреннего монстра на тумбочке и швырнула на пол. Страж пробуждения звякнул в последний раз и замолк. В комнате повисла пугающая тишина, свойственная всем утренним подъемом, когда чутьем ты осознаёшь, что безбожно проспал, но питаешь слабую надежду на апокалипсис, способный избавить тебя от занятий. Все четыре полога были плотно задернуты, несмотря на то, что каждая из нас проснулась, но упрямо не желала открывать глаза.
— Уже семь? — хрипло спросила Марлин, надеясь, что мы бросимся ее переубеждать.
Я с трудом заставила себя сесть в кровати, а ещё через полминуты встать, потянувшись.
— Так ли я хочу получить образование… — протянула Мэри.
Взяв полотенце, я протопала босыми ногами по холодному полу к ванне, на ходу закручивая волосы в узел. Заперев за собой дверь, я бросила полотенце на узкий подоконник и остановилась у раковины цвета слоновой кости. С зеркальной глади, обрамлённой в причудливую рамку, на меня смотрело чужое осунувшееся лицо с темными кругами под глазами и впалыми щеками. Я до максимума открыла краны, и прозрачная вода заполнила раковину до краев. Зачерпнув воду руками, я ополоснула лицо.
Эмми все ещё была в постели, когда я вернулась, а Мэри проскочила в ванну, задев меня плечом.
— Интересно, что у нас сегодня на завтрак? — Марлин улыбнулась в предвкушении. Ее пушистые золотые волосы переливались в лучах солнца.
Говорить мне ни с кем не хотелось, поэтому я как можно быстрее оделась и вышла из комнаты. В гостиной уже толпился народ, а Ремус стоял у доски объявлений с кипой бумаг в руках. На ступеньках я помедлила, заметив рядом с ним озирающегося по сторонам Поттера и сонного Блэка. Ноги будто онемели, но я заставила себя преодолеть последние ступени. Ремус поднял голову и первым меня увидел.
— Лили!
Джеймс молниеносно обернулся, уткнувшись в меня взглядом. Горький чай в его глазах обжег, жаром оставив след в центре солнечного сплетения.
— Ты не вывесила вчерашнее расписание, — выговорил Люпин.
— И апокалипсис все ещё не настал, — я пробежала оставшиеся ступени, не глядя на Поттера, прошла мимо и вышла из гостиной.
Свобода.
В коридоре меня подхватило течение студентов, шумящих, галдящих, толкающихся локтями и наступающих на ноги, но это, к удивлению, успокоило меня и уже на подходе в Большой Зал я чувствовала себя лучше, чем при пробуждении.
В самом деле, что ещё можно было ждать от Поттера
Марлин опустилась напротив, когда я размешивала в тарелке кашу. Она с осторожностью следила за моими движениями.
— Ты тайны гипноза постигаешь, Эванс? — Флора плюхнулась на скамью рядом со мной.
— Ты не можешь сидеть за нашим столом, Бирн, — Марлин смерила ее раздражённым взглядом. — Это против правил школы.
— Ты не можешь быть настолько глупой, Маккиннон, это против правил человечества. Однако, мы обе обожаем нарушать их, — подмигнула Флора.
Марлин шумно выдохнула и перевела на меня возмущённый взгляд. Я не обратила внимание. У меня полно своих проблем, и мне совершенно не хочется участвовать в их спорах. Все лето в Локсе они только этим и занимались, а я вечно оказывалась меж двух огней.
— Лили, ты же староста, — Марлин стрельнула глазами в сторону Флоры, спокойно поедающую свою кашу.
— Почему бы вам не перестать вести себя как маленькие дети и не впутывать меня в свои баталии?
— Студенты должны сидеть за столами своих факультетов…
— Марлин, я не хуже тебя знаю устав школы, — резко оборвала я. — Но это не так принципиально, поэтому предлагаю просто помолчать.
Марлин сузила глаза.
— Прекрасно, Лили, — она встала и закинула сумку на плечо. — Вчера ты не провела время со своим факультетом, а сейчас грубишь, защищая ее, — она бросила очередной презрительный взгляд на Флору. — Все ещё удивляешься, почему остальные с тобой не общаются? Ты только и делаешь, что отталкиваешь от себя людей.
Она развернулась и направилась к выходу из Большого Зала, разминувшись в дверях с Мародерами. Джеймс, окинув цепким взглядом стол, остановил его на мне. Не сводя глаз, Поттер сел в другом конце стола.
— Истеричка, — буркнула Флора.
Я повернулась к ней всем корпусом.
— Тебе обязательно вести себя так с ней? Очевидно же, что Марлин каждое слово или замечание принимает близко к сердцу.
— Твоё гипертрофированное чувство справедливости подбешивает, Лили, особенно, когда ты сама не ангел.
— Мы сейчас говорим не обо мне. Как мне с вами общаться, если вы и минуты вместе провести не в состоянии?
— Так было всегда, — равнодушно пожала она плечами. — Мы с детства не ладим.
Её слова оказались неожиданностью для меня.
— Вы давно знакомы? Ещё до…
— До тебя? — она насмешливо фыркнула. — Мы же живём в одном городе. Мама Маккиннон продаёт цветы и травы на рынке, а в детстве я разнесла весь её прилавок. Марлин однажды толкнула меня с лестниц и я расшибла бровь. Даже шрам остался, — она пальцем указала на участок светлой кожи над глазом, и действительно, под бровью я разглядела маленький шрам с неровными краями.
— Почему на Локсе все дети такие злые? — тихо спросила я.
— Потому что Фейри нашёптывают нам свои колыбельные с детства.
Я подняла на неожиданно посерьезневшую Флору взгляд.
— Ты правда веришь в них?
— Конечно, — незамедлительно ответила она.
— Но ты ведь их не видела.
— И слава Мерлину. Послушай, Эванс, оставь своё маггловское мировоззрение. Локс откроет тебе все свои тайны, если ты разуешь глаза и будешь готова. Это касается и людей, — она перевела взгляд за мою спину. — И видимо Поттер тоже так думает, потому что уже пару минут смотрит сюда.
Я опустила взгляд на свою тарелку. Внутри все ещё жгло от вчерашнего вечера… Я закрыла глаза, собираясь с мыслями. Открывать их мне не хотелось.
Первой парой стояла Трансфигруция, сдвоенная по обыкновению с Райвенкло. По пути в кабинет я твёрдо решила переброситься с Марлин несколькими фразами, чтобы оставить нашу глупую ссору в прошлом, однако стоило войти в аудиторию, как мой план полетел в тартарары.
Марлин сидела на парте Сириуса и Джеймса, болтая в воздухе ногами, Ремус привалился к нашей парте, скрестив на груди руки, Мэри сидела рядом с ним, перебросив тяжелые темные волосы на одно плечо. Сириус с ленивой полуулыбкой на лице слушал щебет Маккиннон, а Джеймс оседлал стул, уложив руки поверх спинки. Они все были такими улыбчивыми и молодыми, красивыми и счастливыми, что можно было сделать колдо и использовать как обложку для школьной брошюры. Заметив меня, Марлин солнечно улыбнулась.
— Лили! Иди к нам, мы как раз обсуждали летние каникулы. Представляешь, никто не знал, что ты почти все лето была на острове, — мы с Флорой быстро переглянулись. — Ребята хотят знать все.
Джеймс не сводил с меня взгляда, но я смотрела только на Марлин. Она умела улыбаться: когда она улыбалась, казалось, что солнце заглянуло в темную комнату. Вокруг неё даже воздух искрился и становился тёплым, словно невидимая сила раскрашивает его в медово-золотой. Соломенные волосы, заплетенные в свободную косу, топоршились и стремились обрести привычную свободу. Я знала, что Марлин тоже остыла и сейчас закинула мне примирительную удочку, я знала, что должна подойти к ним, сесть на своё место и с интересом выслушать о каникулах своих одноклассников, честное слово, мне даже хотелось этого! Будь там только Марлин или кто угодно, кроме Мародеров, я не раздумывала бы ни секунды. Но Ремус все ещё с подозрением смотрел на меня, Сириус насмешливо усмехался, а Джеймс не сводил серьезного взгляда.
Ножки стула как назло громко визгнули, скользнув по напольным плитам, когда я отодвигала его. Улыбка Марлин погасла. Она напряжённо следила за тем, как я сажусь на последнюю парту рядом с Флорой. Не глядя ни на кого, я вытащила учебник и письменные принадлежности.
Никто ничего не сказал.
Я сглотнула, зная, что при всех отвергла Марлин. Я не хотела этого! Но сделать ничего не могла. Теперь она не пойдёт на мир так легко. Сомневаюсь, что она вообще захочет говорить со мной, ведь со стороны выглядело, что я предпочла ей Флору, выглядело, что я игнорирую своих однокурсников ради каких-то своих предпочтений, хотя ответ на все лежал на поверхности: я просто не могла находиться рядом с Поттером. Даже при взгляде на него меня выворачивало наизнанку и я не в состоянии была дышать с ним одним воздухом.
Все занятие я смотрела на свои руки, боясь поднять взгляд, когда же прозвучал колокол, одной из первых вырвалась в коридор. Джеймс бросился за мной.
— Лили! — пальцы царапнули по локтю, задерживая на секунду. — Нужно поговорить.
Я стряхнула его руку, не оборачиваясь.
— Нам не о чем разговаривать.
Коридор ещё не заполонили студенты, поэтому Поттеру не стоило труда схватить меня за локоть и втянуть в пустой учебный класс. Он толкнул меня вперёд, закрыл дверь и встал в проходе.
— Выпусти меня, — ледяным тоном велела я.
— Дай мне минуту.
Я схватила палочку и направила на него.
— Выпусти меня.
Джеймс не дёрнулся, даже не перевёл взгляд на палочку, продолжая вглядываться в мое лицо.
— Я вчера вспылил.
В животе начало тянуть, а тошнота и отвращение сплетались в один склизкий клубок. Я сглотнула.
Поттер вздохнул, медленно поднял руки до уровня плеч и сделал маленький шаг вперёд, как аналитик, ведущий переговоры с преступником.
— Все случилось быстро.
Я уловила очередной его шаг и крепче стиснула пальцы вокруг древка палочки.
— Не подходи, Поттер.
Мне стало тошно от самой себя, когда голос дрогнул, но Джеймс остановился.
— Лили, просто послушай меня.
Я втянула воздух, борясь с тошнотой. Смотря на него, я вспомнила вчерашнее и почувствовала жжение кожи в том месте, где он прикасался. Ублюдок. Мне никогда не смыть с себя мерзкие следы, оставленные его руками. Живот скрутило ещё сильнее и я подумала, что вырву прямо здесь.
— На Северный приют напали, — сказал он.
— Это-то тут причём?!
— Отец прибыл одним из первых, и он знал, что ты там работала, но тебя не оказалось ни среди выживших, ни среди погибших.
«Погибших» яркой молнией вспыхнуло в голове. Энди сказал, что никто не пострадал…
— Когда отец сказал мне, я… — Джеймс замолчал, просто уставившись на меня. Я не поняла в какой момент опустила руку. — Я испугался, что ты погибла, Лили, и когда представил это, то понял, что ты для меня значишь.
— Замолчи!
— Дай договорить…
Я не собиралась это слушать. С меня хватит.
— Прекрати, — я бросилась вперёд, попытавшись обойти его, но Джеймс схватил меня за плечи. От прикосновения тело прошиб озноб. — Не смей ко мне прикасаться, Поттер! — я отскочила назад, увеличив между нами расстояние.
Джеймс не собирался дать мне уйти.
— Никто не знал, где ты! Я нашёл твой дом, пришёл к твоим родителям, но они ничего не знали о твоём местонахождении! Ты просто исчезла! — Джеймс приблизился, и я не успела опомниться, как оказалась в ловушке между ним и широким подоконником. Из окна пробивался солнечный свет, пляшущий огнём в его глазах. — Я не находил себе места, — зашептал он. — Я искал тебя.
Джеймс стоял почти вплотную ко мне, нависая и пригвоздив взглядом к месту. Подоконник больно упирался в поясницу.
— Мы оба это чувствуем, — сказал он. — С самого детства. Что-то есть между нами и ты не можешь это отрицать.
— Меня от тебя тошнит, — выразительно сказала я. — Ты мерзкий ублюдок, Джеймс Поттер. Ты не имеешь права подходить ко мне. Ты чертов психопат. Ты не воспринимаешь людей как живые существа, но придётся. Посмотри на меня! — голос сорвался на крик. — Я — это не просто оболочка! Я не бесчувственная вещь, Поттер, я правда существую! Ты не можешь относиться к людям подобным образом, ясно?! Это неправильно, черт возьми! Тебе ведь не пять лет, ты должен понимать, что причиняешь боль!
Непрошеные слезы застелили глаза и я отвернулась, быстро заморгала, успокаиваясь. Джеймс ещё какое-то время стоял за моей спиной и я чувствовала его дыхание, но потом он отошёл, и мне сразу стало легче.
— На перроне я увидел тебя и почувствовал облегчение, Лили. Хотел сказать тебе все, что было в голове, но я не знал и сейчас не знаю, как это сделать, потому что я не умею говорить таких вещей.
— Ты и чувствовать подобного не можешь, — тихо сказала я его отражению в окне.
Джеймс усмехнулся и опустил голову.
— Потом я искал тебя в школе, когда наткнулся на вас с Бродягой в коридоре… Я разозлился, Лили, и мне нет оправдания.
— Но ты оправдываешься.
— Я не должен был так вести себя с тобой. Я был…
— Я, я, я! Ты вечно говоришь и думаешь только о себе, Поттер! Черт возьми, существует ли ещё кто-то для тебя в этим мире?!
Он не ответил, но тишина звучала намного громче любых слов. Я почти слышала его мысли, понимала, что он хочет сказать короткое и ёмкое «ты».
Снова солгать.
— Ты тоже это чувствуешь, — уверенно произнёс он.
Я медленно обернулась к нему.
— Нет.
— Ты поцеловала меня, — он смотрел в мои глаза так настойчиво, словно хотел вдолбить свои слова в мозг. — У тебя было миллион причин не делать этого, но ты выдумала одну ради поцелуя.
— Всего лишь ошибка, — с нажимом сказала я.
— А если нет? — Джеймс подошёл ближе. — Что, если это напряжение между нами не ошибка? Мы можем попробовать…
У меня вырвался смешок. Джеймс замолчал и поражено уставился на меня.
— Ты не можешь говорить это серьезно, Поттер, — сказала я, однако Джеймс никак не отреагировал, только взгляд изменился, как будто в темной комнате резко включили свет и все перед глазами прояснилось. — Нет никаких мы и быть не может. Я ненавижу тебя, а ты ненавидишь меня, и чтобы ты не говорил, но, кажется, я в твоих чувствах разбираюсь лучше тебя самого. Твои поступки говорят за тебя. Это не глупая книга, Поттер, где можно унижать и оскорблять другого, а тот будет тебе все позволять и прощать. Каждое твоё действие вызывает противодействие. Ты не можешь в самом деле думать, что один случайный поцелуй что-то изменит. Это невозможно. Ты годами портил мне жизнь, ты повёл себя как мудак всего несколько часов назад, и у меня лишь одно желание: залезть в душ и не выходить оттуда, пока я не смою любое напоминание о тебе. Ты выдумал какую-то связь в своей голове, но это пройдёт, можешь быть уверен, просто потому, что ты не способен на искренние чувства к кому-либо.
Джеймс напряжённо сглотнул, а потом медленно отступил в сторону, освобождая мне дорогу.
— Больше я тебя не потревожу, — произнёс он.
Я секунду помедлила, словно все мускулы окаменели, и я не могла пошевелиться, но потом наваждение спало и я пулей вылетела из кабинета.
По пути в учебную аудиторию я с ужасом поняла, что теперь должна целое состояние церквушке в Литтл Уиттинге.
***
Сова от профессора Белби прилетела на следующее утро, когда все студенты Хогвартса завтракали в Большом Зале. Конверт из коричневой бумаги упал прямо в мою тарелку, и я, едва разглядев имя профессора, поспешно спрятала его в карман сумки. Никто из соседей этого не заметил, да откровенно говоря никто из четверокурсников не обращал на меня внимание, а я сидела как раз среди них, как настоящий отшельник.
Марлин завтракала в компании со своими вечными подругами Мэри и Эмми, и если это было вполне нормально и привычно за шесть лет школы, то именно в то утро показалось мне жутко неправильным и неестественным. Мы вместе провели много времени на Локсе, мы не просто нашли общий язык, но и привязались друг к другу, но теперь здесь, в Хогвартсе, я чувствовала, что эта связь все больше истончается. Мародеры сидели своей обычной компанией и громко обсуждали предстоящие отборочные в факультетскую сборную. Джеймс активно участвовал в разговоре и я несколько раз улавливала краем глаза его характерные резкие и острые движения: взмах рук, поворот головы, такой же острый и резкий смех, как будто разрезающий воздух между нами. Он выглядел совсем обычно, не так, будто потерял что-то, даже если это был шанс или призрачная надежда. Конечно, я не хотела и не думала, что он будет убиваться, я даже ещё больше уверилась в своём решении держаться от него подальше.
— Эй, мне пришла посылка от твоего деда.
Флора плюхнулась на скамью, без стеснения сдвинув тощую девчонку. Та что-то возмущённо процедила, но Бирн полностью повернулась ко мне и проигнорировала ее.
— Как? Зачем ему что-то отправлять тебе?
— Вообще-то это для тебя, — она протянула мне небольшой свёрток. — Было бы странно, если семейный ворон Макгрегоров приземлился бы рядом с тобой.
— Не спорю, — я развернула посылку, не до конца понимая, зачем лорду Макгрегору отправлять мне что-то. — Книга?
Разочарование в голосе невозможно было скрыть.
— Слишком тоненькая, разве нет? — нахмурилась Флора. — Тебе на полчаса хватит.
Действительно, книга в простом кожаном переплете оказалась слишком тонкой, но при этом ужасно потрепанной. Я раскрыла ее и по первой же странице поняла, что ошиблась.
— «Полная и бесспорная собственность Розы Макгрегор», — прочла я. — «То, что останется со мной».
— Что это?
— Мамин дневник, — я захлопнула его и убрала в сумку. — Зачем он прислал мне его?
— Хочет, чтобы ты прочла? — неуверенно протянула Флора.
Я с преувеличенным аппетитом набросилась на уже остывший омлет.
— Не хочу ничего читать о ней. Мне это не интересно.
Краем глаза я видела, как Флора вглядывается в мой профиль, но затем она просто потянулась к моей кружке чая и присвоила ее себе.
— У вас уже была Защита?
Я отрицательно качнула головой.
— Вам понравится миссис Абрахам, — сказала она, и я подняла взгляд на нового преподавателя, второй день завтракающего в Большом Зале.
Профессор Абрахам в этот момент как раз зевнула, равнодушным взглядом окидывая студентов.
— Не сомневаюсь. Слушай, мы можем позаниматься потом в библиотеке? Нас уже заваливают заданиями…
Взгляд Флоры метнулся за мою спину и она вдруг вся побледнела.
— Эванс, мне пора, поговорим об этом позже, хорошо? — она подскочила на ноги, схватив со стола две булочки.
— Что? Куда ты? Флора? — но было бессмысленно звать ее: Бирн за рекордно короткое время сбежала из Большого Зала, и только темные волосы мелькнули в толпе младшекурсников.
— Лили, — Ремус появился рядом со мной, нервно сжимая ремешок рюкзака за плече. — Ты в порядке? Если я обидел тебя, просто скажи.
Быстрая смена собеседников и толпящиеся в голове вопросы не позволили сориентироваться.
— О чем ты, Ремус?
Он смущенно зарделся.
— Ты какая-то отстраненная. У тебя все хорошо?
— Да, Ремус, спасибо, — терпеливо сказала я.
— Лили, — медленно произнёс он, глядя на меня сверху вниз. — Все в порядке? Мне кажется, ты меня сторонишься… Мы всегда сидели вместе на занятиях.
Мне захотелось засмеяться, но естественно я не стала этого делать, боясь задеть его, поэтому просто встала, сделав вид, что мне нужно уходить.
— Ремус, разве это важно? Просто сейчас мне удобней на последней парте. Это ведь не проблема?
Он покачал головой, пока я пятилась прочь спиной вперёд.
— Никаких проблем, — Люпин даже попытался улыбнуться, и я со спокойной душой повернулась к нему затылком и направилась к выходу.
Черта с два я буду сидеть где-то поблизости от Мародеров. Мой план — держаться от них подальше, даже от самой светлой части этой компании, а помочь Ремусу я могу и на расстоянии.
Сразу после того, как выясню, почему Флора Бирн его избегает.
***
У меня получилось найти Флору только вечером. Она сидела в самом дальнем конце библиотеки, безучастно глядя перед собой. Ее отсутствующий взгляд встревожил меня ни на шутку.
— Флора? — я кинула сумку на пол и села напротив неё. — Что случилось?
Бирн покачала быстро головой, словно пыталась отогнать неприятные мысли.
— Это должна быть лиса… Должна была быть.
— Флора, посмотри на меня, — взволнованно проговорила я, накрыв ее сцепленные над столом в замок руки. Бирн вскинула голову, откинув объемные волосы на спину. — Что произошло?
Она несколько раз моргнула.
— Я клянусь тебе, Лили, что ещё недавно обращалась лисой, но последние дни все идёт не так.
Я кивнула, уже немного разбираясь во всем этом.
— Хорошо. У тебя не получается?
— Как раз наоборот, — тихо сказала она. — Раньше это была лиса, а теперь кошка. Рыжая кошка. Это невозможно, Лили. Бирны — потомственные анимаги, но даже мы не можем за такое короткое время менять своё животное обличье. Так не бывает.
— Ну, значит, бывает, — пожала я плечами.
Флора отняла руки и скрестила их на груди. Она явно приняла это очень близко к сердцу.
— Все смешалось после той ночи у реки.
— Ночь гаданий? — приглушенно спросила я. Она кивнула, не глядя на меня. — Что ты увидела, Флора? Что показали тебе фейри?
Флора молчала какое-то время, изучая трещинки на поверхности стола.
— Не знаю. Все случилось очень быстро, просто промелькнуло перед глазами… То ли волк, то ли огромный пёс… я не разобрала.
Она вздохнула и наконец подняла на меня взгляд.
— В любом случае это очень плохо, Лили. Мне нужно быть лисой, а не дурацкой домашней кошкой.
— Почему это так важно?
Флора смотрела на меня, взвешивая свои следующие слова и решая, стоит ли мне говорить. Стоит ли мне довериться.
— Чтобы вытащить брата из Азкабана я должна быть вороном и лисой.
Не знаю, почему не могу сидеть вместе со всеми в гостиной и наслаждаться общением. Я просто немела в их компании, мне нечего им сказать. Что я могу ответить на их рассказы о безумно интересных каникулах? С Мародерами и остальными ещё возможно общаться один на один, но как только они сбивались в одну стаю мне становилось неловко даже рядом находиться. Что-то в них всегда на грани неправильного. Это иногда пугало.
Поэтому, вернувшись в башню, я пересекла переполненную шумную гостиную и сразу поднялась в комнату. Не успела за мной захлопнуться дверь, как в комнату влетела Марлин.
— Лилс, — тихонько позвала она.
Темно. Марлин стояла посреди комнаты и напряжённо смотрела на меня. Лунный свет лился в открытое настежь окно.
— Не хочешь посидеть с нами внизу?
Я хотела ответить ей, сказать хоть что-нибудь, но в горле встал ком. Странное ощущение. Словно весь мир стучит в мои двери, зовёт жить реальной жизнью, а я не могу. Боюсь. И чем больше отхожу в сторону, тем настойчивее этот зов, а я словно набиваю себе цену, чтобы привлечь внимание. Но это не так. Я правда не могу. Внутри что-то сдерживает, не даёт раскрыться перед другими на сто процентов. Предохранитель от возможных разочарований.
— Ты в порядке? — она преодолела расстояние между нами и села рядом на подоконник.
— Почему ты не злишься на меня? — шепотом спросила я.
Марлин нахмурилась.
— За что мне злиться?
— Вчера на завтраке я вела себя по-идиотски. И на парах тоже.
Она пожала плечами, будто все это сущие пустяки.
— Если я буду злиться или обижаться на друзей из-за подобной ерунды, рассорюсь со всеми до конца недели. Но ты права. Вела ты себя по-идиотски, — она удобней устроилась на подоконнике, поджав под себя одну ногу. — А я вела себя ужасно последние шесть лет. Так что знаешь, если у тебя красный корабль в бухте или ещё что…
— Дело не в месячных, — не удержалась я от усмешки. — Тяжелый день.
— Я знаю. Если захочешь рассказать о тяжелых днях — добро пожаловать. В этом ведь смысл дружбы.
Не знаю, в чем было дело. Может сказалось напряжение последних дней, а может меня задели за живое ее слова, но комок в горле стал больше. Меня спасли Мэри и Эмми, ворвавшиеся в комнату.
— Господи, Вэнс, никто не посягает на твою девственность! — в сердцах крикнула Мэри.
Эмми вошла вслед за ней и прикрыла двери.
— Тогда зачем Пруэтт зовёт меня второй раз погулять? На него что, по-твоему, озарение снизошло?
Мэри прошла к своему шкафу и стянула через голову толстовку.
— Марлин, поговори с ней, у меня нет больше сил, — взмолилась Гриффит.
Эмми прожгла её злым взглядом.
— В чем дело? — кротко спросила Марлин.
Мэри переоделась в шелковую пижаму темно-синего цвета в белый горошек.
— Эммелина вбила себе в голову, что парни поспорили на неё, — Мэри распустила волосы и села на свою кровать. Вэнс переодевалась, недовольно вздыхая в ответ на каждое слово Мэри. — По её мнению, Гидеон хочет переспать с ней и рассказать об этом всей школе.
Эмми надоело молчать.
— Ты так говоришь, как будто это бред.
— Это бред!
— Такое уже случалось, — авторитетно продолжила Эмми. Она села на свою кровать и принялась наносить крем на кожу. — В прошлом году парни спорили на Айлин Олдси, блондиночку со Слизерина. Сириус соблазнил ее за две недели.
— Не думаю, что они настолько козлы, — неуверенно протянула Марлин.
Эмми закатила глаза.
— Они те ещё мудаки, милые мои. Конечно же, они не распространяются об этой игре, но я уверена, что все так и есть. Возомнили себя Казановами, — она хмыкнула. — Мне говорили, что у них есть журнал, куда они заносят свои достижения: имена парней и напротив звездочки. Сколько звёзд, столько и побед. Но мы ещё посмотрим, кто кого. Я этому Гидеону устрою.
Марлин и я переглянулись. Она улыбалась, а я не могла понять, говорят ли они серьезно или прикалываются.
— Если даже это правда, Пруэтт не в курсе, с кем связался, — вставила Марлин.
Тут я не удержалась.
— В каком смысле?
Стоило мне подать голос, как Мэри и Эммелин удивленно уставились на меня. Обычно я не участвовала в их вечерних разговорах, но теперь-то я имею на это право, верно? Раз мы с Марлин дружим. Вроде как дружим.
— Эмми у нас девственница, — сообщила Мэри. Чтобы она ни думала обо мне, но дала добро на участие в разговоре. Открыла вход в маленький мир девочек седьмого курса Гриффиндора. — Единственная и неповторимая.
В неё тут же полетела подушка от Вэнс.
— Вовсе не единственная, — обиженно сказала она.
— Есть ещё Макгонагалл, — вмешалась Марлин.
— И я.
Шутка не сыграла. Мэри резко села в постели, Эмми отложила баночку с увлажняющим кремом, Марлин встала с подоконника и уставилась на меня в упор. Стало как-то неловко.
— Ты девственница? — медленно произнесла Мэри. У неё чуть ли губы не дрожали от сдерживаемого смеха.
Я кивнула. Эмми захлопала в ладоши и победно улыбнулась.
— Ура! Я теперь не одна! — она подскочила с кровати и бросилась ко мне, устроилась рядом на подоконнике. — Что ж ты раньше молчала?
Я удивлённо уставилась на Марлин, но она только рассеянно улыбалась.
— Два на два, значит.
— Будем их совращать, — обратилась к ней Мэри. — Обратим в религию чувственных женщин. Урок первый. Девственность — не драгоценность, а тяжелый груз, от которого необходимо избавиться, — авторитетно заявила она. — Что хорошего в воздержании? Нет, ну вот приведите мне хоть один достойный довод.
Мы с Эмми переглянулись, и в ее глазах я прочла ту же растерянность, что испытывала сама.
— Я и не говорю, что нужно совсем воздерживаться, — робко проговорила она. — Просто подождать.
— Чего ждать? — требовательно спросила Марлин.
— Второго пришествия? — крикнула Мэри и они обе засмеялись.
Я и Эмми оказались в проигрышном положении.
— Того самого, — выразительно сказала Вэнс. Я поддержала ее кивком головы.
— Так только в романах бывает, — фыркнула Марлин. — А если не дождёшься? Что, если тот самый не объявится? Или его вовсе не существует?
— Вот именно, — Мэри заплела волосы на ночь в косу. — Глупо дожидаться мифическую настоящую любовь. А если она и существует, какова вероятность, что ты встретишь ее в молодости? Ничтожна мала.
Я забыла обо всех своих проблемах и насущных мыслях, сосредоточившись на разворачивающемся разговоре. Что может быть важнее любви и секса в таком возрасте?
Возможное безумие Флоры? Волчье противоядие?
Марлин тоже решила переодеться в пижаму. В итоге одна только я осталась в школьной форме сидеть на подоконнике у раскрытого окна.
— Только вот не пытайся выглядеть циничной в глазах Лили, — фыркнула Вэнс.
— Я пытаюсь? Я говорю так, как думаю, — возмущённо заявила Мэри.
Марлин легкой походкой прошла к своей кровати и села на неё.
— Это правда, — вставила она. — Мэри чуть не трахнулась с Поттером в купе. Я и Лили видели их.
Мне пришлось кивнуть, когда Эмми обернулась ко мне с вопросом в глазах.
— Но ведь не трахнулась, — не сдавалась Вэнс. — У тебя была такая возможность и вне поезда, — колко вставила она.
Мэри закатила глаза.
— Да просто мне не захотелось. Это был минутный порыв, Эмми, а не цель жизни. Мне нравится Поттер: он сексуальный и угрюмый, а я таких обожаю…
— Но он не Колин, — одновременно протянули девочки и засмеялись.
Это был тот самый момент, связывающий настоящих друзей. Только им одним известные мелочи и детали, понятные шутки, общие воспоминания… Все то, что оставалось за гранью меня. Но так и должно быть, это правильно. Влезая в отношения друзей, всегда нужно с уважением и осторожностью относиться к их прошлому. Это важно для них, а значит, важно и для тебя.
— На самом деле, я и не думала заниматься с ним сексом, — вдумчиво продолжила Мэри. — Мы случайно пересеклись в коридоре, когда он искал тебя, — она кивком головы указала на меня. — А у меня такое настроение было, что хотелось наломать дров… Вот и затащила его в первое попавшееся купе. Кто знал, что оно занято, — она горестно вздохнула. — Неловко получилось.
— Поттер искал меня? — переспросила я.
— Да. Говорил что-то про важный разговор… Не помню точно, сама понимаешь, меня тогда другое волновало.
У меня внутри что-то зашевелилось в ответ на ее слова. Значит, в чем-то он не соврал. Правда хотел поговорить со мной… Не важно. Это уже не имеет никакого значения.
— Кстати, раз у нас разговоры по душам и такая щекотливая тема, — хитро протянула Эмми в полном предвкушении, — то может поговорим о Поттере?
Я встала и прошла к своему шкафу.
— Что о нем говорить? — равнодушно отозвалась я.
Внутри все клокотало, будто в теле заперли бушующий ураган.
— Слухи о вас правда? — вмешалась Мэри. — Говорят, что вы давно тайно встречаетесь и он даже познакомил тебя с родителями.
— Девочки, осторожней, — мягко вмешалась Марлин.
Я медленно переоделась, стараясь не смотреть на них.
— Это не правда. Мы не вместе и никогда не были.
Эмми нахмурилась.
— Но я точно уверена, что миссис Поттер рассказывала о тебе моей тете Маргарет. Все только об этом и говорили летом.
— Ты серьёзно?
— Есть версия, что вы скоро поженитесь, — вставила Мэри. Только Марлин оставалась спокойной, а девочки похоже решили выяснить все, пока есть такая возможность.
Слухи о нас с Поттером ходили всегда, так что я не сильно об этом беспокоилась. Но раньше они оставались в стенах школы, а теперь ореол расширился.
— Почему вы не вместе? Вы же отличная пара.
— Эмми, — предупредительно позвала Марлин.
Она тут же сникла и мне стало ее чуть жаль.
— На то есть много причин, — уклончиво ответила я, забираясь в постель. — И разве он не встречается с тобой, Мэри?
Меня это не волновало. Просто любопытство. И то, не к Поттеру, а к Гриффит. Девочки ведь упомянули некоего Колина…
— Он мне нравится, — призналась Мэри. — И я не прочь с ним переспать. Не смотри так, Вэнс, у всех нормальных людей есть потребности! Это ведь школа, а не монастырь… О чем это я… Поттер. Он мне нравится, но не более того. Парни, как он… как бы это сказать. Они застревают на одном человеке, понимаете? Мимо них вся жизнь может проходить, а в голове только та самая единственная. Причём не важно, встретили ли они её в жизни или только в своих фантазиях. Такой тип парней потерян для женщин.
Уже лёжа в кровати и глядя в потолок, я думала о словах Мэри. Вообще обо всем, что услышала за день. И о Флоре тоже. Я не знала, что ответить там, в библиотеке. Сослалась на неотложные дела и позорно убежала. Что на неё нашло? Как вообще могло прийти такое в голову? Это ведь сумасшествие.
Ладно, в сторону все предрассудки. Подумаем логически. Азкабан — ненаносимая тюрьма где-то посреди Тихого океана, в которой содержатся самые опасные преступники. Охраняется темными стражами — Дементорами. Попасть на остовов незамеченным, а уж тем более покинуть его — невозможно. Но Флора решила, что у неё есть шанс, и судя по всему она рассчитывает на свои способности. Бирны — потомственные анимаги. Ронан говорил, что они просто чертовски талантливые. Сотни лет назад, когда их семья присоединилась к клану Макгрегоров, Бирны были гонцами. Они славились как самые быстрые наездники Шотландии, а так как хорошими новостями в те времена не торопились делиться, то Бирны чаще всего привозили плохие вести: смерть вождя, нападение на замок, предательство или мятеж… Простые люди, завидев всадника в чёрном балахоне на чёрном жеребце, шептались «ворон пришёл к воротам». Уже позже, поколения спустя, они взяли себе фамилию Бирн — «чёрный ворон», — а первые анимаги все как один принимали обличье ворона. За много лет верной службы они стали ближайшими соратниками Макгрегоров и те оказали небывалую честь семье, избрав ворона Бирнов своим символом. В каждом поколении Бирнов были анимаги. С раннего детства они учились обращаться в ворона, а с годами совершенствовались, избирая другие животные формы. В общем, как и сказал Ронан, они чертовски талантливы.
Но не шибко умные, судя по всему.
Каким образом анимагия поможет Флоре вытащить брата? Во-первых, если предположить, что все каким-то чудом получится, на кого в первую очередь падет подозрение? Может быть на родную сестру сбежавшего, которая к тому же анимаг?
О чем вообще она думает?!
И как она собирается найти остров? Он ведь ненаносим! Его невозможно обнаружить заклятием, а ни одно живое существо не пройдёт мимо дементоров. Они чувствуют эмоции, как бы ты себя не контролировал, даже в обличье животного, они учуют страх.
И если её поймают, точнее когда поймают, поцелуй дементора будет ждать не только её брата, но и саму Флору. Так все и будет.
***
Как бы то ни было, на следующий день я пропустила завтрак и пришла сразу на ЗОТИ. Я твёрдо решила поговорить с Флорой и убедиться, что она сморозила глупость или неудачно пошутила: что я могу поделать, раз у человека плохое чувство юмора? Но вначале ЗОТИ.
Профессор Абрахам успела всполошить всю школу. Она носила ботинки из драконьей кожи, узкие охотничьи брюки, длинную тунику, расшитую витиеватыми узорами, и кожаные перчатки. Не думаю, что она на много старше нас, лет может двадцать семь-двадцать девять. Высокая, стройная, с непослушной гривой светлых волос, ниспадающих волнами на спину. Она редко их собирала, предпочитая носить распущенными. Студенты, у которых уже прошли пары по ЗОТИ, говорили, мол, профессор, конечно, своеобразная, но ей с Астрономической башни плевать на студентов и занятия. Так что напрягать никого она не станет, как и давать адекватных знаний.
С такой подготовкой мы не ждали многого. ЗОТИ традиционно проходил совместно со Слизерином, и мы, как всегда, заняли разные ряды. Обычно я сидела всегда с Ремусом, но, следуя плану «держаться подальше от Мародеров», в этот раз села с Марлин на третью парту позади Эммелины и Мэри. Ремус странно посмотрел на меня и сел один. Поттер и Блэк уселись на последней парте, впереди от них братья Пруэтты, затем Питер с Натой и Ремус.
Профессор Белби ответил на моё письмо, в котором я отправила рецепт зелья. Он написал, что подобное зелье уже было протестировано в их лаборатории, но этого мало. Возможно, они сделали что-то не так, допустили ошибку. В любом случае, я собиралась провести свой опыт. Мне нужно сварить зелье и напоить им Ремуса перед полнолунием, только провернуть все тихо. Доза аконита в зелье смертельна для обычного человека, но у оборотня вызовет максимум только боли в животе. Так что, во-первых, мне нужно найти способ незаметно сварить зелье из ингредиентов, которые я привезла с собой, во-вторых, так же незаметно подлить его Ремусу за несколько дней до обращения, а потом просто ждать результатов.
Как только миссис Абрахам зашла в аудиторию, все поднялись и вежливо поздоровались.
— Здравствуйте, садитесь, заткнитесь, — буркнула она, усаживаясь на своё место.
Мы растерянно переглянулись друг с другом и опустились на стулья. Я воспользовалась своим близким соседством, чтобы лучше ее разглядеть. Волосы миссис Абрахам были собраны в пушистый хвост на затылке, множество коротких локонов небрежно заправлены за уши. Широкие и густые брови нависали над черными раскосыми глазами, под которыми отчетливо выделялись темные мешки. У неё был ровный прямой нос, пухлые щеки и большие губы, недовольно сжатые в прямую линию. Профессор закатила рукава мантии, раздражённым видом изучила ящики стола и вынудила из одного толстый учебник по ЗОТИ.
— Так, — голос у неё оказался низким с хрипотцой. — Зовут меня миссис Абрахам, но можете называть меня как хотите, мне все равно, — видимо написанное в книге ее не устроило, потому что профессор громко захлопнула ее и отодвинула на край стола. Она откинулась на спинку стула и впервые за время своего появления окинула взглядом студентов. — Сразу предупреждаю, что баллы я не начисляю и не отнимаю, оценки за работы тоже не ставлю. Жизнь вам сама даст оценку: жив, значит, Превосходно, проклят или потерял дорогую для тебя часть тела — Выше Ожидаемого, не можешь без посторонней помощи добраться до уборной — Удовлетворительно. Слабо и Отвратительно — скажут о вас на похоронах.
Марлин ткнула меня под столом ногой. Я обернулась, а она покрутила пальцем у виска, выражая своё мнение о профессоре.
— И вот вам первый урок, милые маленькие паразиты, вы должны найти своё домашнее задание, которое находится где-то в кабинете. Кто первым найдёт, может не выполнять его.
В аудитории прошёл гул голосов. Никто не мог понять, серьезно ли она говорит. Миссис Абрахам поднесла к губам сигарету, щёлкнула зажигалкой и глубоко затянулась.
— Что пялитись-то? Мне можно, лично Дамблдор разрешил. Завидно? Вот спасёте кучу жизней, тогда и вам позволят курить в школе. Не поняла, почему все сидят? Вперёд, оболтусы, с вами сила ваших извилин и опыт семнадцати лет. Ищите свои конфеты.
Мы медленно встали, все ещё шушукаясь и переглядываясь. Профессор апатично курила, глядя сквозь нас.
— Мне она уже нравится, — шепнул Сириус. — Хотя бы за мужские и брутальные сигареты.
— А я подумала, что дело в ее заднице, — фыркнула Мэри.
Они с Блэком засмеялись, покосившись на профессора. Часть ребят рассредоточилась вдоль стен, часть бродила между парт, а самые сообразительные использовали противомаскирующие чары.
Несколько слизеринцев стояли полукругом и не принимали участия в поисках. Среди них был и Северус. На секунду наши взгляды пересеклись, но он резко отвернулся, сделав вид, что не заметил меня. Действительно, можно подумать мы учимся на одном курсе. Зато Мальсибер и его друзья не собирались оказать мне подобную услугу. Я не успела понять, как оказалось стоять в конце кабинета одна: Марлин вместе с девочками активно искали намёк на домашнее задание. Дерек подошёл ко мне вальяжной походкой, а два неразлучных друга стояли за его спиной.
— Почему ты стоишь одна, Лили? — вежливо поинтересовался он.
— Мальсибер, отстань, пожалуйста, — так же вежливо ответила я. — Не до тебя.
Он усмехнулся, обернулся через плечо, убедиться, что на нас никто не смотрит и подошёл ближе. Пусть меня и наизнанку выворачивало от его мерзкой физиономии, но я с места не сдвинулась. После того раза на первом курсе он ни разу не довёл меня до слез. И я не позволю ему снова сделать это со мной. Снова сделать меня слабой.
Мальсибер возвышался надо мной и мне пришлось запрокинуть голову. Он встал почти вплотную, и я чувствовала тепло его тела. Дыхание на своём лице.
— У меня вечеринка сегодня, — тихо сказал Дерек. — Я тебя приглашаю. Лично проведу в гостиную факультета.
— Ты меня с кем-то спутал? — холодно ответила я. — Освободи моё личное пространство, будь добр.
Не дожидаясь ответа, я попыталась обойти его, но Дерек молниеносно схватил меня за предплечье и крепко сжал, удерживая на месте.
— Не говори так со мной, Эванс, — прошептал он мне в ухо. Словно кислотой полили голову. — Я же вежливо попросил… Может ты не знаешь, но половина наших парней не против тебя трахнуть. Не ломайся. Когда ещё грязнокровке такое выпадет?
— Почему бы тебе не пойти в задницу вместе со своими парнями, Мальсибер? Ты пытаешься скрыть свою гомосексуальную природу, строя из себя альфа-самца? Зрелище жалкое. Ты жалок.
Его змеиные губы растянулись в усмешке. Он крепче сжал руку, но я не подала виду, что мне больно.
— Предложение в силе. Если захочешь, чтобы я тебя выебал — просто попроси. Я даже не побрезгаю сделать это после Поттера.
— Руку убери, — тихо сказала я. — Иначе прокляну так, что сам себя в зеркале не узнаешь.
Секунду он смотрел мне в глаза, а затем разжал пальцы и театрально отступил на несколько шагов. Без запаха его удушающего парфюма стало легче дышать.
— На будущее: ещё хоть раз подойдёшь ко мне или скажешь нечто подобное, и я отравлю тебя прямо во время завтрака. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я смогу сварить безупречный яд? Настолько безупречный, что никто и не подумает на меня. Мы поняли друг друга?
Мальсибер только усмехнулся, отошёл в сторону, пропуская меня, и я вырвалась из чертового угла. Весь разговор занял не больше трех минут и никто даже не заметил моего отсутствия. Мне ещё больше захотелось найти Флору и поговорить с ней, чтобы завершить хотя бы одно дело. Прислушавшись к себе на секунду, я прошла через весь кабинет и остановилась у преподавательского стола.
Миссис Абрахам посмотрела на меня все тем же ленивым и раздражённым взглядом. Похоже ей откровенно плевать на свою работу и на нас. Подобный человек не стал бы заморачиваться и придумывать тайное задание.
— Оно у вас, — просто сказала я. — Задание. Оно у вас, вы ничего не прятали.
Секунду она просто смотрела на меня, а потом улыбнулась.
— Ты меня раскусила, мисс..?
— Эванс, — подсказала я.
— Мисс Эванс. Можешь идти куда и ничего не готовить на следующее занятие. Но не говори никому, — добавила она шепотом. — Пусть остальные ещё поищут. По нормативам я не имею права отпустить вас раньше, чем через час.
Я попрощалась с ней, осторожно собрала вещи и выскользнула. Может не честно, что я не поделилась с Марлин своей догадкой, но мне правда хотелось как можно раньше уйти оттуда. И как можно быстрее разобраться с Бирн.
***
У Флоры была История Магии и я решила дождаться её у подоконника напротив кабинета. Коридоры пустовали. Первая пара ещё не подошла к концу, и по школе летали только привидения. Солнце щедро заливало светом двор и я открыла настежь окно, чтобы насладиться теплом. Моё тихое удовольствие продлилось недолго: звон колокола возвестил об окончании пары, и толпы студентов почти разом хлынули из кабинетов в коридор, как бушующие реки в спокойное море.
Мне пришлось встать на цыпочки и помахать руками, чтобы привлечь внимание Бирн. Она пробилась сквозь толпу и приблизилась ко мне.
— Что ты тут делаешь? — спросила Флора, сжимая ремешок сумки.
— Ты завтракала?
— Нет. Проспала и пришлось сразу бежать на пару. А ты?
Я достала из сумки два сэндвича, завёрнутые в клетчатый полотенчик. Пришлось заглянуть на кухню по пути. Флора закатила глаза и мы молча пошли по коридору, вышли на улицу и устроились на скамейке во внутреннем дворе. Глядя на восторженных первокурсников и суетливых второкурсников, мы молча съели по бутерброду. Флора не спешила завязывать разговор, а я не знала, что сказать. Только поняла, как глупо было предполагать, что она пошутила. Самообман какой-то. Люди не шутят о таких вещах, только вот я не знала, что с этим делать.
— Как ЗОТИ? — прервала она гнетущее молчание.
— Нормально, — я секунду помедлила, сомневаясь, следует ли делиться своими проблемами на фоне всего остального. — Мальсибер докопался. Я так устала от него.
— Ты ему врезала, надеюсь?
— Нет, конечно, — фыркнула я. — Просто сказала, что…
— Представь себе, нет. Сказала, что отравлю его, если он не угомониться. Вроде поверил.
— Вряд ли, — вздохнула Бирн. Она полулежала, опираясь на локти. Короткая школьная юбка задралась, обнажив стройные бёдра, когда она закинула ногу на ногу. — Такие как он не понимают слов. С ними работает только сила.
— Убеждения?
Она скосила на меня глаза и вдруг искренне улыбнулась. Хмурое лицо вмиг переменилось.
— Ты так наивна, Эванс. Это даже мило. Трогательно я бы сказала.
Солнце ласково грело кожу, хотелось раздеться до белья и позагорать прямо во дворе. Было хорошо. Последовав примеру Флоры, я тоже закатала рукава блузки до локтей и расстегнула верхние пуговицы. Волосы собрала в такой же высокий конский хвост, освободив шею.
— Вчера вечером мы с девочками обсуждали секс и отношения…
Флора подозрительно сузила глаза.
— Как интересно.
Я продолжила, не обратив на неё внимания:
— Не пойму, почему с тобой мы никогда не говорим ни о чем подобном? Все наши разговоры о Локсе, странных магических обрядах и грустных жизненных историях.
— Эванс, секс и парни волнуют меня в последнюю очередь. И с каких пор ты и гриффиндорские сучки стали лучшими подругами? Вас связал секс?
Иногда она была до тошноты раздражающей.
— Они не так плохи, как ты думаешь.
— Серьёзно? — протянула Бирн. — В прошлом году Маккиннон и ее стервятницы напоили Дебору Биззи, а утром она проснулась в кабинете трансфигурации. Голой. Макгонагалл была в бешенстве.
— Это точно сделали они? Может, неудачно пошутили?
Флора закатила глаза.
— Это случилось за пару дней до матча Слизерин-Гриффиндор, а Биззи была вратарём слизеринцев. После случившегося Макгонагалл наказала ее и дисквалифицировала, команде пришлось выпустить на поле запасного, который пропустил почти все мячи. Гриффиндор победил, все счастливы.
— Ты не можешь обвинять кого-то в таком серьёзном нарушении, Флора. Это все твои домыслы.
Бирн пристально посмотрела на меня, а потом вновь откинула голову, подставляя лицо солнечным лучам, и закрыла глаза.
— Моментами твоя наивность бесит. Нам нужно поработать над этим. Кстати, о неудачных шутках… разве не они подначили тебя вырядиться в канун Хэллоуина? Два раза.
Кто бы мог подумать, что мой позор когда-нибудь забудут. Странно, если колдо с тех дней не украсят наш выпускной альбом.
— Не будем об этом, ладно? Может мне надоело быть вечно одной? Я хочу общаться со своими однокурсниками.
— Что ж ты с Мальсибером не общаешься? — невинно поинтересовалась она.
— Это другое.
— Это одно и то же. Ты прям какой-то мазохист, Эванс. С какого черта ты вообще пытаешься быть дружелюбной с теми, кто смеялся за твоей спиной и издевался над тобой? Так ведь не должно быть. Нельзя вот так просто отпускать обиды и жить как ни в чем ни бывало.
Я насупилась.
— Это я не понимаю, почему ты не можешь дать шанс себе и окружающим? Неужели так хорошо жить только в своей голове? Я знаю о чем говорю, Флора, потому что так и жила, но мне надоело. У меня стойкое чувство, что если я что-то не поменяю, то так и останусь сторонним наблюдателем, а не участником основных действий. Нельзя же обвинять всех вокруг и оставаться абсолютно глухим к миру, нужно сделать шаг навстречу ему, чтобы получить ответную реакцию. А насчёт обид… Я ни на кого их не держу. И не злюсь ни на кого. Потому что знаю: всё, что происходит в моей жизни — мой выбор. Вселенная отправляет мне то, что я притягиваю, и мне совсем не хочется наполнять себя негативом и как магнит притягивать неприятности, ясно? Я просто хочу наслаждаться жизнью и своей молодостью.
Я перевела дыхание и замолчала. Стало легче, стоило выговориться, хотя я не донесла и сотой тех чувств, что обуревали меня.
— Ладно, — только и сказала она. — Пусть будет по-твоему. Только не говори потом, что я тебя не предупреждала, когда наступишь на те же грабли.
Прозвучали удары колокола. Младшекурсники встрепенулись, как стая птиц, подхватили свои сумки и бросились в школу. Мы с Флорой даже не шелохнулись. В прошлом я бы никогда не позволила себе вот так спокойно сидеть на улице в то время, как началась пара, но сейчас… Это ведь седьмой курс, первая в этом году пара по Чарам, вряд ли профессор Флитвик будет говорить о чем-то действительно важном, в то время, как нам с Флорой нужно обсудить серьезный вопрос. Я незаметно покосилась на неё. Как спросить? «Флора, ты правда планируешь побег брата из Азкабана?» Бред.
— Ты пялишься, — сказала она, не открывая глаз.
— Откуда ты знаешь?
— У тебя взгляд как маленькие иголки. Кожей чувствую.
— Это фишка анимагов?
Флора открыла глаза и медленно выпрямилась. Она вздохнула.
— Просто спроси, и закончим с этим.
Я сглотнула, глядя на неё. Она сидела идеально ровно, словно железный шест в позвоночник вбили. Короткие пряди волос, выбившиеся из хвоста, пушились вокруг лица.
— Что у тебя с Ремусом? — выпалила я.
Флора приоткрыла рот от удивления.
— Что прости?
— Ты. Люпин. Оба ведёте себя странно. Вчера ты убежала, едва увидела его на горизонте.
— Он спрашивал обо мне?
— Нет. А должен был?
Бирн отпустила голову, а через мгновение я услышала смешок. Она спрятала лицо в ладонях.
— Это ужасно неловкая ситуация, — пробормотала она. Слова звучали приглушенно. — Это ж нужно было так влипнуть…
— Флора, говори уже. Что ты натворила?
Она растопырила пальцы, взглянув на меня через образовавшиеся свободные пространства.
— Мы переспали.
Я невольно выпрямилась, услышав такое.
— Как переспали? — глухо переспросила я.
— Вот так. Случайно.
— Что значит случайно, Бирн?! Ты шла и упала на его член?
Раздался смешок. Она отняла руки от лица и прикусила нижнюю губу.
— Примерно так и было. В последнюю ночь перед летними каникулами я не могла уснуть… Все навалилось, все эти мысли… В общем я была в ужасном состоянии. Просто места себе не находила, решила прогуляться, подышать воздухом. И надо же было наткнуться на Люпина — он патрулировался коридоры. Ну и началось: прогулки в неположенное время, нарушение правил, — она закатила глаза. — Отчитал меня, как малолетку. Ты бы его слышала! Весь такой правильный…
У меня просто слов не было.
— И ты, что, решила ему отомстить, затащив в постель?
Флора взглянула на меня исподлобья.
— Во-первых, там не было постели…
— Флора!
— Во-вторых, я его никуда не затаскивала, я вообще не знала, что там есть та дверь, ведущая в старый кабинет.
— Только не говори, что это случилось в заброшенном кабинете.
Она кивнула.
— На пыльной парте. У меня вся спина потом болела, две ночи спать не могла. И ещё браслет где-то там потеряла. Ну знаешь, браслет не самая страшная потеря, мне больше девственность жалко.
— Звучит депрессивно. Это правда помогло тебе избавиться от неприятных мыслей?
— На какой-то момент, да. Не буду кривить душой, было даже приятно, — она сдержанно улыбнулась. — Но серьезно, пыльный кабинет и парень, которого я толком не знаю, не лучший комплект.
Несколько секунд я смотрела на неё, вглядывалась в карие глаза, а потом не выдержала и засмеялась.
— Эй, что смешного-то? — возмутилась Флора.
— Прости, — я попыталась отсмеяться. — Но это так глупо. Ты ещё меня умудряешься критиковать. Как тебе вообще в голову это пришло? Это ведь… — я замялась, не зная, какое подобрать слово. — Это ведь Ремус.
— И что?
— Не знаю… Просто для меня Ремус и секс две несовместимые вещи, — понизила я голос.
Флора вскинула бровь.
— Эванс, да ты многого не знаешь… Он очень хорош, — уголок губ дернулся, приподнимаясь в усмешке. — Все тело в шрамах, что может быть сексуальнее? Он очень властный, так напирает… И ещё он кусается.
— Не продолжай, пожалуйста! Меня сейчас стошнит. Ремус мне как брат… Можно как-нибудь выкинуть из головы все, что ты наговорила?
Она звонко засмеялась.
— Подумай о Поттере и все остальные мысли вылетят.
— Он-то тут при чем? — холодно поинтересовалась она. — Почему все так и стремится упомянуть его в разговоре со мной?
Флора пожала плечами.
— Не знаю. Только вот мне кажется, когда дело касается Поттера для тебя весь мир выключается. Ты себя со стороны не видишь, Лили, поэтому поверь на слово… Стоит ему сказать что-то или появиться в комнате, как ты сразу смотришь в ту сторону. Вот честно, тебя можно нанимать как ищейку, если он пропадёт без вести.
— Не правда.
— Правда, — легко возразила Флора. — У тебя на одной чаше весов Поттер, а на другой — весь мир, вот ты и гонишь о нем все мысли, потому что иначе забываешь обо всем остальном.
— Ты у нас в психологи подалась? — снисходительно спросила я. — Не нужно лезть мне в душу, ты все перекрутила.
— Может да, и тогда в этом нет ничего страшного, но что если я права, м? Подумай об этом. Просто подумай, можешь даже не обсуждать со мной.
Я фыркнула, стараясь выглядеть незаинтересованной, на самом же деле ее слова попали точно в цель, в тот уголок, который я в себе прячу и запихиваю как можно дальше, стоит зажечься софитам.
— Вернёмся к тебе. Ты не говорила с тех пор с Ремусом?
Улыбка Флоры в миг погасла.
— Не говорила. И не планирую! Для меня это не имело значения, никогда не имело, и я думала, что для него тоже. Я вообще о нем забыла за лето, а он не даёт мне проходу с вокзала. Как он может быть таким надоедливым? Неужели не ясно, что я не хочу с ним пересекаться, нет он будет по пятам ходить и подстерегать меня в укромных коридорах! У меня и без него полно дел, действительно важных дел, а случайный секс не входит даже в первую десятку насущных вопросов.
Она выглядела действительно расстроенной. Я машинально потянулась к ней и накрыла ладонью ее сцепленные в замок руки. Флора подняла на меня грустный взгляд, как у загнанного зверька.
— Все будет хорошо. Я мастер по игнорированию Мародеров, так что ты не пропадёшь со мной. Ремус и на шаг к тебе не подойдёт, если ты не захочешь, — Флора расслабленно улыбнулась. — Но может тебе стоит все же поговорить с ним? Не сейчас, но когда-нибудь… Может он хочет просто расставить все точки над и.
Она отрицательно качнула головой.
— Не хочу. Знаешь эту аналогию? Когда человека проткнули, скажем, ножом, единственный его шанс не умереть от потери крови — не доставать нож, пока не прибудет помощь. Я не стану вытаскивать нож, Лили.
Я сжала ее пальцы и обнадеживающе улыбнулась. Ее выбор и ее право, мне же остаётся только поддержать любое решение.
Флора покосилась на циферблат часов.
— Ты ведь в курсе, что мы почти пропустили пару?
Вместо ответа я встала и медленно надела мантию.
— То, о чем ты сказала вчера… — она замерла, услышав мой голос, и подняла настороженный взгляд. — Ты призналась, потому что хотела поделиться со мной или потому, что тебе нужна помощь?
Флора медлила. Она задумчиво смотрела на меня, потирая неосознанно запястье.
— Если оба варианта верны?
Я сглотнула.
— Тогда тебе стоит все мне рассказать.
— Расскажу, когда ты будешь готова услышать.
Камень упал с сердца. Я кивнула ей.
— Окс. Я тогда пойду на Чары, пока они не закончились, может Флитвик меня еще пустит, — я развернулась, чтобы уйти.
— Лили, — донеслось в спину. Я обернулась. Флора сидела на скамье неподвижно, как изваяние. Только ветер играл с собранными в хвост волосами. — Он мой брат, — тихо сказала она. — Больше у меня никого нет.
Она оправдывалась, и ее слова горечью остались внутри меня. Мне показалось, что Флора на грани слез, все, что выстроено внутри неё вот-вот рухнет.
— Я знаю.
Она кивнула, отвела взгляд, уткнув его в голубое небо, и я ушла. Чтобы поговорить о чем-то важном стоит начать говорить о мелочах. Всегда приходится с чего-то начинать.
***
Флитвик несколько секунд пристально смотрел на меня, замеревшую на пороге, а потом кивнул на свободную парту и вернулся к объяснению материала. Я быстро пробежала к указанному месту, плюхнулась на стул и попыталась вникнуть в происходящее.
— … теперь, когда вы все усвоили чары Обмана, вам нужно собрать их в один иллюзорный букет, — вещал профессор. — Для начала представьте иллюзию, которую хотите создать, не хватайтесь за сложное, начните с малого! К примеру, заставьте вашего соседа по парте увидеть небольшое насекомое — шаблон можете найти в учебнике, — в данном конкретном случае, иллюзия сугубо зрительная, а потому не сложная, но как я говорил ранее, такие иллюзии рассеиваются, стоит попытаться подключить другие чувства, иными словами, если ваш сосед попытается дотронуться до иллюзорного насекомого, магия развеется. Следующим шагом вам стоит усложнить иллюзию, постарайтесь захватить ещё больше чувств и так до тех пор, пока плод вашего воображение не станет для человека реальностью. Существуют иллюзии, развеять которые не в силах даже специальные заклинания… Но о них мы будем говорить позже, а сейчас начинайте. Я внесу коррективы по ходу вашей работы.
Какой же ошибкой оказалось полагать, что на первом занятии по Чарам мы не станем углубляться в изучение новых тем. К моему приходу они уже усвоили необходимые чары и могли приступить к созданию заданной иллюзии, а я даже не знала какое использовать заклинание. Я открыла учебник и попыталась вникнуть в сухие объяснения, но из палочки вырывался только тухлый сноп искр.
— Мистер Поттер, будьте добры, пересядьте к мисс Эванс и убедитесь, что к концу занятия она усвоит материал. И десять баллов Гриффиндору за прекрасную технику, юноша. Ваши таланта удивляют меня с каждым годом.
Мы с Джеймсом одновременно вскинули головы и уставились друг на друга. Профессор уже прошёл к столам слизеринцев и не обращал на нас внимания. Поттер помедлил ещё секунду, а потом лениво поднялся, сгрёб свои принадлежности в охапку и пересел за мою парту.
Неприятные мурашки поползли вверх по руке.
— Держи палочку вертикально, — тихо и спокойно произнёс Джеймс, уперев локти на стол. — Нужно провести вниз, начав произносить заклинание, а в конце вязки резко повести налево, как дирижеры, но поворот должен быть быстрым и четким. Вот так, — сопроводил он слова легким движением кисти.
Я старалась смотреть на его руки, чтобы не видеть лица. Палочка в крепко стиснутых пальцах дрожала, когда я попыталась повторить за ним. Переход получился смазанным.
— Резче. Почти полуоборот. Попробуй ещё раз.
Его голос звучал терпеливо, в нем не было никаких злых или разъяренных ноток, напротив, проскальзывало что-то успокаивающее. Я вздохнула, мысленно отодвинула все эмоции и сосредоточилась на чарах. Краем глаза я видела, как Джеймс следит за моими движениями.
— Хорошо, — одобрил он спустя несколько попыток. — Теперь проводишь в сторону и вверх. Здесь плавней, без острых углов.
В Чарах Поттер был лучшим с первого курса. Сравниться с ним могли разве что Ремус и Сириус, но Люпин меньше выделывался, а потому никто точно не знал о его способностях, а Блэку не хватало терпения заниматься чем-то одним продолжительное время.
— У тебя все хорошо? — тихо спросил Джеймс.
От неожиданности вопроса я остановилась, и рука замерла в воздухе.
— Да, — спустя мгновение ответила я.
Флитвик сделал кому-то из студентов замечание.
— Что-то случилось на Защите? Ты быстро ушла с пары, — не сдавался он.
Я не хотела смотреть на него, сосредоточившись на своих руках. Его пристальный тяжелый взгляд ощущался на коже лица как раздражающий зуд.
— Я выполнила задание и ушла.
— И вернулась только сейчас.
Я повернулась к нему, и мы встретились взглядами. Джеймс смотрел требовательно, будто я прямо здесь и сейчас должна вывернуть наизнанку свою душу.
— Тебя это не касается, Поттер.
Он пожал плечами.
— Я просто спросил. Думал, тебе может понадобиться моя помощь.
— Мне не нужна твоя помощь, — выпалила я.
Джеймс вопросительно изогнул бровь. До меня дошло, что я как раз-таки пользуюсь его помощью прямо в этот момент. И как назло дурацкое заклятие не получалось. Решив, что лучше просто игнорировать его, я вернулась к безуспешным попыткам. Пустое! Из-за нервов палочка в руках дрожала и движения выходили не достаточно четкими.
Поттер раздраженно вздохнул.
— Да что ты так осторожно водишь?! Уверенней надо, — он без предупреждения перехватил мою руку, зажав запястье. Он попытался выполнить вязку, но я успела выдернуть руку и отодвинуться от него.
— Не трогай меня, Поттер, — прошипела я. — Сама справлюсь.
Джеймс холодно посмотрел на меня, но ничего не ответил. Спустя ещё три попытки у меня получились чары Обмана, но создать иллюзию насекомого не вышло. Изумрудная бабочка рассыпалась в прах, не просуществовав и секунду. За время моего сражения, Поттер создал целую стаю бабочек самых разных расцветок, и они лениво порхали под потолком. Этот талантливый засранец убедил в своей иллюзии не только меня, но и весь класс, и Флитвик начислил ему ещё десять баллов. Позёр. За все оставшееся время он со мной так и не заговорил, только попытался пару раз подразнить, нарочно перегибаясь через меня, чтобы передать записку на соседний стол Сириусу. Тот точно так же передавал кусочек пергамента через меня, хотя они спокойно могли отлеветировать свои сочинения. Джеймс перегибался так, что коленями почти касался моих бёдер, а рука проходила в сантиметре от груди, но хуже было, что он все время так и сидел, не отрывая от меня взгляда карих глаз. К концу злополучной пары у меня начался настоящий зуд и дергался правый глаз.
— Лили, — позвал он, пока Флитвик разъяснял домашнее задание.
Я не ответила, но слегка повернула голову в его сторону. Джеймс подпирал голову кулаком.
— Прости меня.
Я резко обернулась к нему, не поверив ушам. Поттер смотрел на меня серьезно, горький чай в глазах плескался, почти выйдя за края радужки. Отдельные капли остались маленькими родинками в уголках глаз и на висках.
— Я не должен был вести себя как последний ублюдок. Мне жаль, что я так поступил с тобой.
Прозвучал колокол. Джеймс молниеносно встал с места, схватил свои вещи и выскочил из кабинета ещё до того, как я полностью осознала его слова.
Он извинился. Возможно, первый раз в своей жизни, потому что Поттер никогда не извинялся ни перед кем. В его словарном запасе даже слова такого не было. В тех случаях, когда нормальные люди легко и просто просят прощения, Поттер скорее проглотил бы собственный язык, чем сказал что-то подобное, а тут он взял и извинился. Я как во сне встала и побрела из кабинета в коридор.
И что мне теперь делать?
— Мисс Эванс, задержитесь на минуту.
Я остановилась, услышав слова профессора, и подошла к его столу, за которым он сидел, изучая свитки с расписанием.
— Вы опоздали на тридцать минут, мисс Эванс, — профессор строго взглянул на меня, пригвоздив взглядом к месту. — Что же заставило вас пренебречь моим предметом? Думаю не стоит напоминать, что в конце года вас ждёт сложнейший экзамен, а Чары Иллюзии составляют его значительную часть?
— Я знаю, профессор. Это больше не повторится, — пообещана я.
— Смею надеяться, — Флитвик снял очки с носа и устало потёр глаза. — Я вас ценю и уважаю, Лили, вам это прекрасно известно, — я ответила робкой улыбкой на его слова. — Да и не только вам. Все знают, что вы одна из моих любимых студенток, но я не могу делать ни для кого поблажек. Я не стану в этот раз отнимать баллы у вашего факультета, но вас все же ждёт наказание: после четырёх часов в течение недели вы будете приходить сюда и приводить в порядок архивные документы. Вы поняли?
Только не это. Об Архиве профессора Флитвика ходили легенды, говорили, что он хранит все сочинения и доклады, любые письменные работы, выполненные студентами, и складывает их в отдельной маленькой каморке. Отработчикам же приходилось сортировать их по курсам, годам или темам. Самая нудная и бесполезная работа на свете.
— Да, профессор, — понуро ответила я.
Флитвик засиял улыбкой.
— Замечательно. Можете идти.
Я попрощалась и вышла из кабинете, негодуя про себя: первая неделя учёбы, а я нарвалась на отработку. Да здравствует седьмой курс!
Заворачивая в следующий коридор, меня осенило: вот, где я могу сварить зелье! Флитвик оставляет отработчиков одних в кабинете и уходит, я могу организовать маленькую лабораторию в его кладовке, сварить в течение нескольких дней зелье, подлить его Ремусу и ждать приближающегося полнолуния, чтобы проверить результаты. И тогда я смогу отследить действие зелья в динамике и привнести необходимые коррективы. Хоть профессор Белби и сказал, что похожее зелье не прошло лабораторных испытаний, все же я хочу попытаться сделать по-своему. Белби не использовал такое количество чистого аконита, как я, и не добавлял стимулирующие психику и ЦНС вещества. Организм Ремуса должен вынести нагрузку, и подавить вырывающегося на свободу волка. Пусть и с этической стороны вопроса, незаконные эксперименты на людях совершенно неприемлемы, никто ведь не узнает? А когда все сработает, Ремус мне ещё спасибо скажет, в конце концов, хуже ему точно не станет.
Не успел начаться сентябрь, как в Хогвартсе воцарился привычный дух соперничества, иногда братского, а в некоторых случаях на грани вражды. Учеба редко вызывала подобный подъем соревновательного настроения, но уж квиддич волновал умы многих. Каждый год во второй понедельник сентября все собирались на стадионе: путём честной открытой жеребьёвки распределялись дни тренировок.
В воздухе пахло грозой. Тяжелые серые тучи заволокли небо, превратив его в низкий давящий свод, без единого проблеска солнца. Ветер бушевал, развевая полы мантий и срывая с голов шапки. Моментами сверху срывались крупные капли дождя, но едва они встречались с землёй, как все прекращалось. Ожидание нависло над школой.
Я пришла на стадион одной из последних, закончив дела в кабинете профессора Флитвика. Задание, которое он мне дал на неделю, я закончила за два дня, и вот уже третью отработку подряд варила зелье. Котёл приходилось прятать за книжным стеллажом, ингредиенты хранить в пыльных ящиках в перемешку со студенческими работами, а работать так тихо, чтобы не вызвать ни тени подозрения, при этом делая вид, что все ещё разгребаю архивные документы. На отработке я торчала с четырёх до шести, а то и до семи вечера, затем забегала на ужин, в спешке съедала свою порцию и возвращалась в гостиную, где до поздней ночи приходилось корпеть над домашними заданиями. Утром я чувствовала себя зомби, подъемы становились с каждым разом все тяжелее, а на занятиях меня вечно клонило в сон. А учеба ведь только началась…
И все же, оно того стоило. Зелье готово, только бы все сработало… Я нашла взглядом в толпе галдящих гриффиндорцев Ремуса и направилась к нему. Поднимаясь по ступеням, я плотнее закуталась в мантию, продрогнув до костей. Ветер словно взял себе за цель забраться под свитер и юбку. За это время я сотню раз прокляла короткую юбку и чулки, которые надела вместо колготок. Кто ж знал, что будет настолько холодно. Люпин сидел на скамье, засунув руки глубоко в карманы брюк. Вокруг шеи был повязан полосатый факультетский шарф, а на голову криво нахлобучена шапка. Ремус напряжённо смотрел на поле, где толпились команды, переминаясь с ноги на ногу и прыгая на месте, чтобы хоть немного согреться.
— Привет, коллега! — я улыбнулась и рухнула рядом с ним.
Ремус чуть отодвинулся, освобождая мне место.
— Ты опять со мной разговариваешь?
— О чем это ты? — преувеличенно бодро отозвалась я. — Вроде и не переставала.
Люпин недоверчиво покосился на меня.
— Брось, Лили, я не вчера родился. Ты с первого дня меня избегаешь.
По его взгляду было ясно, что отпираться не имеет смысла.
— Не в тебе дело.
На поле вышел Поттер, одновременно натягивая на руки кожаные перчатки. Все игроки были в тренировочных брюках и форменных свитерах. Метлу ему подал Пруэтт, с таким лицом, как будто поднёс меч рыцарю. Поттер схватил ее за древко и вышел вперёд, где в кругу уже собрались другие капитаны.
Ремус горько усмехнулся.
— Понял. Как всегда, дело в Сохатом.
Утверждённые игроки команд стояли чуть поодаль. В гриффиндорскую сборную пока входили только братья Пруэтт и Мэри, в слизеринской команде помимо капитана своё место ловца сохранил Регулус Блэк, а команды Райвенкло и Хаффлпафф должны были назначить отборы на все позиции, их прошлые команды сплошь состояли из выпускников.
После непродолжительной паузы, пока мы молчали, а вокруг звучал рой голосов и выкриков, Ремус снял с себя шарф и повязал его вокруг моей шеи.
— Почему вы, девушки, не умеете одеваться по погоде? — сварливо спросил он, завязывая концы шарфа в узел.
От желанного тепла приятные волны разлились по всему телу.
— Ремус, — я перехватила его руку, когда он закончил. Парень наконец взглянул мне в глаза. Серые радужки стали насыщенней, в них эхом отразилось осеннее небо. Бровь пересекал маленький свежий шрам, а через все ухо проходили три глубокие борозды, затянувшиеся новой светло-розовой кожей — следы оставленных когтей. — Спасибо, — искренне произнесла я. — Не только за шарф, а вообще за все. Не было возможности сказать раньше.
Колючий взгляд смягчился, и Люпин слегка улыбнулся неуверенной улыбкой.
— Не за что. У тебя всегда так настроение скачет?
Я фыркнула.
— Постоянно. У всех девушек так, между прочим.
— Уж мне ли не знать…
Он освободил осторожно руку и снова засунул их в карманы. На поле меж тем капитаны оседлали мётлы и встали на импровизированный старт. Суть жеребьевки была проста: на поле выпускали четыре пронумерованных снитча, капитанам нужно было как можно быстрее поймать снитч, причём количество пойманных снитчей не ограничено. Соль была в том, что в быстром полёте разглядеть номер на золотом мячике практически невозможно, поэтому часто словив снитч, игрок, не удовлетворённый выпавшим номером, устремлялся за следующим. Времени им давалось двадцать минут.
Когда капитаны повисли в воздухе на одной линии, Марлин открыла темный сундучок, в котором кожаными ремешками были привязаны четыре золотых мячика с трепыхающимися крылышками. С трибун было видно, как Джеймс опустил на глаза защитные очки, крепче обхватил древко метлы и по очереди взглянул на своих соперников. Мальсибер что-то сказал ему, усмехаясь, но на трибунах слов было не разобрать.
Марлин взмахнула палочкой, ремешки как один расстегнулись и золотые снитчи вспорхнули ввысь. В ту же секунду четыре фигуры взмыли в небо, разлетевшись в разные стороны.
Трибуны взорвались криками и кричалками в поддержку своих капитанов.
Я отвлеклась от происходящего на поле и покосилась на Ремуса. Тот внимательно следил за гонкой. Под глазами отчетливо выделялись тёмные круги, судя по всему, он плохо спит по ночам… Неудивительно — до полнолуния осталось три дня, и мне по расчётам, нужно напоить его зельем сегодня, не позднее ночью. В комнате я перелила содержимое котла в бутылку, наполовину разбавив питьевой водой. Возможно, он почувствует вкус, но я надеялась, что увлечённый игрой, он не обратит внимание.
— Хочешь пить? — приглушенно спросила я. От волнения голос дрогнул, и слова потонули в затяжном радостном кличе гриффиндорцев, когда Поттер поймал первый снитч.
Рассмотрев его, он выругался, и сорвался с места, устремившись к следующему. Где-то в небе Мальсибер преследовал свою цель, врываясь вслед за снитчем в грозовые облака.
Нехорошо так думать, но было бы неплохо, если Бог заденет его молнией, так, чисто в воспитательных целях.
— Ты что-то сказала? — обернулся ко мне Ремус, вдоволь накричавшись.
— Хочешь пить? — дрожащая рука обхватила бутылку в сумке и я потянула ее вверх. — У меня с собой…
— Лунатик! Вот ты где! Уже пол часа тут круги нарезаю, тебя ищу!
Блэк кричал с другого конца трибун. Моя бутылка снова скользнула в сумку. Сириус, по-дурацки улыбаясь, шёл к нам, перешагивая через ноги сидящих ребят.
— Фуух, — он вытер воображаемый пот с лица и сел рядом с Ремусом. — Тут жарко. Эванс, какими судьбами? Здесь где-то проходит слёт зануд, а я не в курсе? Луни, ты тоже можешь сходить на их собрания, — он шутливо толкнул друга в бок.
— Блэк, у тебя шоколад на губах. Прямо тут, — я дотронулась до уголка своего рта, наглядно показывая ему.
Сириус перегнулся через Ремуса.
— Можешь слизать, Эванс, — он лизнул языком воздух.
Я отшатнулась. Брезгливость не заставила себя ждать. Сириус довольно засмеялся, потянулся в карман и извлёк платок, сложенный вчетверо. Готова поклясться, на нем были вышиты его инициалы. Он вытер капли шоколада с губ, не отрывая взгляда от рыскающих в небе фигур.
Ситуация накалялась, хотя меня она особо не заботила. Поттер и капитан орлов Голдинг летели нос к носу, преследуя снитч. Они пролетели мимо наших трибун, закрутились в бешеном водовороте, нырнули в поток воздуха и до ещё до того, как я успела понять, что происходит, сидящие рядом гриффиндорцы разом подскочили и захлопали. Меня на секунду оглушил их рёв, Ремус взглянул на меня сверху вниз, счастливо улыбаясь.
— Лили, ты видела?! Он поймал его!
— Рано радоваться, — хмуро сообщил Блэк.
Поттер повис на метле, разглядывая снитч. Счастливым он не выглядел. Мальсибер спикировал на землю, слез с метлы, отбросив ее в сторону, и размашистой походкой подошёл к Марлин.
— Он поймал первый номер? — догадалась я.
Сириус напряжённо кивнул. Марлин под нашими взглядами изучила снитч, затем подняла с земли рупор, и ее мелодичный голос разлетелся над всем стадионом:
— В этом году право выбирать первыми дни тренировок достаётся Слизерину!
Их трибуны ответили шквалом аплодисментов. Мальсибер наслаждался их радостью, с улыбкой окидывая взглядом стадион.
— Второй номер у Гриффиндора, третий у Райвенкло. Хаффлпафф — вам в этом году достанутся оставшиеся от других команд свободные часы.
Барсуки разочарованно вздохнули.
— Второе тоже неплохо, — неуверенно протянула я, глядя на сильно расстроенного Ремуса. Он окинул меня пустым взглядом.
— Слизерин забронирует поле в самые лучшие дни… Вот увидишь, Джеймсу придётся проводить отборочные в разгар учебных часов, или поздно ночью.
Сириус широко усмехнулся.
— В прошлом году Слизерину достался последний номер… Они тренировались за час до занятий и час до отбоя. В этом году Мальсибер возьмёт реванш.
Мы встали и медленно спустились вниз по ступеням. Блэк и Люпин обсуждали тактику тренировок, а я пыталась уловить момент, чтобы предложить Ремусу воды. К сожалению, момент бы упущен: не стану же я ему силой в глотку вливать это зелье!
Через поле к нам навстречу шли Поттер и Марлин.
— Не парься, Сохатый, на первой же игре вы вышибите из змей все кишки.
— Выпустите, — машинально исправила я Сириуса.
Он закатил глаза и без предупреждения закинул руку мне на плечо.
— Дамы и господа, позвольте представить вам потомственную зануду, Королеву Высоких Моральных Ценностей, борца против веселья и радости, мисс Я-буду-портить-любой-момент-Эванс! Аплодисменты!
Я ткнула его в бок и скинула тяжелую лапу с плеча.
— Хватит паясничать, Блэк.
Марлин хмуро взглянула на него.
— В самом деле, Сириус, хватит к ней лезть.
Его удивлённый взгляд заметался между нами.
— Эванс у нас теперь вместо Священной коровы?
— Ну хотя бы за место придурка ты можешь не беспокоиться, — ввернула я.
Сириус хотел ответить мне и наверняка сказал бы что-то мало приятное, но его опередил Поттер:
— Вы можете не спорить как дети? И без вас голова разрывается, — он стянул с рук перчатки и прошел сквозь нас, вручив их Ремусу.
Мы провожали его взглядом, пока Поттер не скрылся в раздевалке. Вслед за ним направились и остальные игроки команды.
— Я его растормошу, — хитро улыбнулась Мэри, подмигнув нам.
Представив, как именно она будет приводить его в чувства, мне стало не по себе.
— Я тоже пойду. Нужно подготовить отчёт об успеваемости первокурсников для Макгонагалл.
— Тебе помочь? — вызвался Ремус.
Это было бы прекрасно: я бы смогла проконтролировать принятие им зелья, но, к сожалению, за день до этого я договорилась с Флорой, что она составит мне компанию в библиотеке.
— Нет, спасибо, я справлюсь. Тебе лучше поспать. Выглядишь ужасно.
Сириус усмехнулся уголком губ.
— Какая забота, — громким шепотом сказал он Марлин.
Ремус окинул его осуждающим взглядом.
— Это из-за погоды, — отмахнулся он. — Увидимся на ужине.
— Угу, — пробормотала я.
Марлин послала мне прощальную улыбку и мы разошлись. Я ушла в библиотеку, где меня уже дожидалась Флора, а Марли осталась с Мародерами.
Дождь снова начал покапывать. Небо бурлило, внутри туч раздавались раскаты грома, а где-то позади Запретного леса уже сверкали первые молнии. Хогвартс будто замёрз, мох на его стенах стал гуще и плотнее, побеги лозы оплели оконные проемы и двери, а острые крыши башен издали походили на шляпки лесных грибов. Мысленно я провела параллель с замком Ротенбер — именным владением Макгрегоров. Хогвартс стоит на отшибе, и он как одинокий большой зверь, несмотря на маленькие постройки вокруг. Как старый величавый пес, добродушный и игривый, этакая хозяйская собака, пережившая хозяев. Несмотря на солидный возраст и серьезность, иногда он позволяет себе детские шалости и игры: прячет двери, создаёт новые, перетасовывает лестницы, и закапывает секреты учеников, как кости в старой рыхлой земле. Ротенбер же стоит на холме, окружённый стеной, отделяющей его от бурной Самберли, а внизу у подножия холма стоит Ров Ведьм — крупнейший город Локса. Ротенбер как любимый жеребец богатого аристократа, приносящий только призовые места на скачках. Его лелеют, любят и заботятся о нем, вычищают каждый угол, не оставляя без внимания ни единую тень, выметают пыль соломенными вениками, до блеска натирают фамильное серебро, до жара растапливают камины. Хоть Ротенбер не моложе Хогвартса, но в нем нет духов прошлого, призраков и потайных ниш. Может потому, что он принадлежит одной семье, а не множеству, и как полагается верному замку, раскрывает все свои двери для законных хозяев. А насчёт призраков… Макгрегоры их не любят. Они вообще не сильно уважают мертвецов, и в этом я с ними солидарна.
В библиотеке таким поздним вечером редко застанешь студентов. Мы с Флорой оказались единственными посетителями.
— Не дольше часа, — предупредила нас мадам Боунс, выразительно глянув на часы. — Что за молодёжь пошла… Вам бы развлекаться, а вы над книгами торчите денно и нощно.
Мы с Флорой только переглянулись и заняли дальний столик, а мадам Боунс пошла дальше, продолжая бубнить под нос. Я разложила на столе свитки с успеваемостью наших первокурсников по каждому предмету и приготовила чистый пергамент для новой таблицы. Флора уселась напротив, закинув ноги в ботинках на соседний стул. В отличие от меня Бирн утеплилась не на шутку: на ней были мужские брюки и свитер с изображением райвенкловского орла на груди. У кого из своих однокурсников она стащила брюки так и осталось загадкой.
— И зачем ты этим занимаешься? — цепким взглядом оглядела она стол.
Я на секунду опешила.
— Выполняю свои обязанности? — уточнила я. Флора кивнула. — Ну потому, что это мои обязанности. Все гениальное просто, Бирн.
— Окс, но зачем тебе это надо? — не сдавалась она. — Неужели твоё тщеславие удовлетворяет должность старосты?
— Мое тщеславие тут не причём. Это большая ответственность. Когда тебя назначают старостой, значит тебе доверяют.
— Или используют, — заметила она.
Я пожала плечами, ничего не ответив, и принялась за работу. Расчертила таблицу, в горизонтальных столбцах поместив фамилии первокурсников, а в вертикальных отметила предметы.
— Слушай, насчёт Ремуса…
Я перевела взгляд с пергамента на Флору. Она раскачивалась на стуле, задумчиво глядя в окно. По стенам и крыше застучал дождь. Ливень хлынул с небес, стирая грани реальности, превращая ранний вечер в позднюю непроглядную ночь.
В тишине библиотеки монотонный звук дождя был особенно приятным.
— Что насчёт Ремуса? — подстегнула я ее продолжить.
— Правда считаешь, что мне стоит поговорить с ним?
— Думаю, да, но я в этих делах плохая советчица, Флора, — медленно ответила я. — Мне бы самой разобраться с тем, что внутри происходит.
— Насколько внутри?
— Очень глубоко. Так глубоко, что я иногда этого даже не чувствую, а порой, как вылезет наружу и бьет набатом по голове. Как сейчас.
Уголок ее губ чуть дернулся и она шепотом уточнила:
— Поттер?
Моя рука замерла напротив фамилии Вуд. А он молодец… По зельям Превосходно.
— Лили?
Я отодвинула от себя пергамент и посмотрела на Флору. Она пристально вглядывалась в меня, будто пытаясь прочесть.
— Да, — нехотя призналась я. — Поттер. Мне даже видеть его не хочется, не хочу думать о нем или говорить, я правда желаю, чтобы мы держались подальше друг от друга.
— Но-о?
— Но иногда кажется, что я упускаю нечто важное. Вот и все. И вообще это очень глупо, не знаю, что на меня нашло. Не обращай внимание, — я снова притянула к себе пергамент, пытаясь отвлечься от лишних мыслей и сконцентрироваться на работе.
— Нет, Эванс, так не пойдёт, — решительно заявила Флора. — Рассказывай. И без утайки, пожалуйста, мы ведь доверяем друг другу, разве нет? Я не смогу помочь, если не буду знать всего.
Звук дождя успокаивал. Легко было почувствовать себя в уюте и безопасности. Я вздохнула, спрятала лицо в ладонях, собирая выдержку в кулак. И рассказала Флоре все, связанное с Джеймсом. Каждую мелочь, любой пустяк, пришедший в голову. А потом, выговорившись, проговорив все это вслух, замолчала, уставившись на пальцы, крепко стискивающие перо. С острого конца чернильная капля упала на пергамент.
Флора переваривала услышанное.
— Правильно ли я понимаю, что Поттер шантажировал тебя случайно услышанным частным разговором?
— Не случайным, я ведь действительно за тобой проследила, — тихо пробормотала я.
Флора усмехнулась.
— Эванс, я тебя умоляю… Проследила она, тоже мне прегрешение. Даже если бы Поттер действительно подошёл ко мне и сказал об этом, я бы послала его куда подальше и жила дальше, а если серьёзно, не думаю, что Поттер из тех, кто стучит. Вряд ли бы он действительно ко мне подошёл.
Я пожала плечами.
— А теперь он должен тебе желание?
— Да. Но это было давно.
— Лишним не будет, поверь. Мы ещё придумаем, как это использовать. Ну, а теперь, расскажи подробней о поцелуе.
— Поцелуе?
— Да, — нетерпеливо бросила она. — Момент, когда ты накинулась на Поттера, страстно сминая его губы…
— Все было не так! — поспешно перебила я, пока она не нафантазировала лишнего. — Согласна, что это было непродуманно, но у меня какое-то помутнение случилось. Говорю же, когда он рядом, я не соображаю. Мне кажется, он и сам не соображает.
— Вы отличная пара, — саркастически сказала она.
— Мы не пара. И никогда не будем.
Флора вдруг перегнулась через стол и накрыла мою руку своей. Она мягко взглянула на меня и заговорила доверительным тихим голосом:
— Лили, хочу дать тебе дружеский и верный совет: тебе нужна гармония. Гармония с собой и миром… как только установится равновесие, твой взгляд прояснится, поверь мне. Люди барахтаются в жизни как в мутной воде, вместо того, чтобы плыть вперёд, не важно против или по течению. Но как только ты разберёшься внутри себя самой, все станет просто и понятно, как идеально собранная картотека, где все на своих местах. Закрой глаза, выкинь из головы все предрассудки, обиды, злость, все, когда-либо связанное с Джеймсом Поттером. Перестань убегать от себя, взгляни внутрь и попробуй понять, что ты чувствуешь. Если это просто легкое влечение и оно тебе не нужно, то ты можешь легко с ним справиться. Если же это нечто более серьезное, то лучше составить стратегию боя, не правда ли? — она слегка улыбнулась. — Так что давай, поразмысли над этим, а я пока съем припасенную шоколадку, — Флора отстранилась, полезла в рюкзак и извлекла батончик в яркой обертке.
Я откинулась на спинку стула.
— А ты сама взглянула внутрь себя? — спросила я.
Бирн открыла батончик, растягивая время.
— Да, — наконец ответила она. — И мир стал легче. Это как резко включить свет в темноте, — она щелкнула пальцами.
Я усмехнулась, хотя предполагаю, что усмешка получилась нервной.
— У меня максимум выйдет зажечь свечку.
— Главное развеять тьму, Лили.
Я скрестила руки на груди и уставилась в окно, глядя как сплошная стена дождя отрезает Хогвартс от всего реального мира. Отпустить эмоции и оставить только ситуацию… В памяти воскресла картина, которую много недель я гнала прочь.
Запах дождя, свежий и прохладный воздух, слегка прогреваемый белыми лучами солнца. Вонь в узком темном проулке, обертки и пустые бутылки, усеявшие улицу… По голым плечам пробежал холодок, когда я увидела приближающуюся Флору, а потом перевела поспешный взгляд на Джеймса. Он смотрел на меня недовольно, плечи двигались в такт дыханию после короткой пробежки. Лицо покрывала дневная щетина. Глаза — горький чай, с солнечными бликами, — выжидающе смотрели на меня, пронизывающим тяжёлым взглядом, приковавшим меня к месту. Иногда его глаза могли загипнотизировать, вымещая из головы все остальные мысли… Я перевела взгляд на его губы, и сердце в груди затянуло в воронку, приятное горячее чувство предвкушение мёдом залило мысли. Он не понял, почему я шагнула ближе, оттесняя его к стене. Успел приоткрыть рот, чтобы сказать хоть что-то, но замер, когда моя рука взлетела к его лицу. Слегка царапнула щетина, пальцы перебежали на затылок, а вторая рука легла на шею. Я приблизила лицо, закрыла глаза и прижалась губами к его губам. Нервное покалывание прошлось по всему телу, от макушки до пяток , и в солнечном сплетение что-то звякнуло. В живот будто насыпали пакет гвоздей, а сердце стало магнитом, притягивающим их вверх. Мгновение ничего не происходило, Джеймс не двигался, только под моими пальцами сонная артерия на его шеи сумасшедше пульсировала, а потом он осторожно и с опаской опустил руки на изгибы талии, одновременно притягивая меня к себе. Его язык прошёлся по моим губам, пробуя на вкус, я приоткрыла рот, поддаваясь его натиску, и горячий язык скользнул внутрь, переплетаясь с моим.
Весь мир дрогнул.
Я открыла глаза, снова возвращаясь в полную уютом библиотеку Хогвартса. Темный проулок Косой Аллеи остался чувством сожаления на губах. Что-то внутри меня проснулось после воспоминания, неприятным зудом засело под кожей, но я передернула плечами, инстинктивно прогоняя это ощущение.
В Джеймсе Поттере целый ворох недостатков перечёркивался одними только глазами. Я вспомнила, как он смотрел на меня в коридоре, ледяной рукой скользя по бедру… В его взгляде не было ничего, кроме злости. Концентрированная ярость кипятилась в темных радужках. Горечь плескалась в них выдержанным вином, когда мы были одни в пустом кабинете. Его слова… Тогда я слишком злилась, чтобы воспринять их, но теперь, вспомнив, они показались почти искренними. Он сказал, что испугался. Боялся, что я пострадала при пожаре в пабе, искал меня все лето, приходил ко мне домой. Почему папа или Туни не сказали мне об этом? Я ведь поддерживала с ними связь и приезжала домой в конце августа, на свадьбу Джона. В целом, не имеет значение. Одним сожалением и извинениями не исправить того, что он сделал.
Какое он имел право прикасаться ко мне?
Это моя вина.
Я не должна была целовать его, не должна была поддерживать странное напряжение между нами, может это я подтолкнула его к такому поступку своими действиями..?
Но нет! Это был его выбор. Он поднял руку и облапал меня. И Поттер не имел никакого права на это. Мое тело принадлежит только мне, посягнув на него, он пошатнул мой внутренний стержень, чувство безопасности. И все же, поступи так кто-нибудь другой, тот же Мальсибер, мне было бы больно, я бы злилась, но кроме злости ничего бы не было. А с Поттером иначе… Я не ожидала от него такого, это низко для него. И дело не в том, что он так поступил именно со мной, а в том, что проявил силу против женщины. Моя внутренняя уверенность, что Джеймс никогда не поднимет руку на девушку, не принудит, не опустится до уровня последних ублюдков, растаяла, рухнула как карточный домик. Да, он злился, но разве можно злостью оправдывать зло?
— Ну как? — тихо спросила Флора, заставив меня вздрогнуть. Я подняла на неё задумчивый взгляд.
— Наивно было полагать, что это поможет… Я запуталась ещё больше.
— Ничего не получается с первого раза, Лили, — ободряющим тоном сказала она. — Главное, что ты на правильном пути. Я знаю, что тебе поможет: тебе нравится Поттер?
— Нет, — уверенно ответила я.
Она скрестила на груди руки.
— Ну, а целовать его нравилось?
— А разве поцелуй может не нравиться?
— Ты издеваешься? Конечно! Вот тут и оно, понимаешь? Надо, чтобы ты ещё кого-то поцеловала и сравнила. Тогда поймёшь, в Поттере ли дело, или гормоны твои разыгрались?
— Предлагаешь мне кинуться на первого встречного с поцелуями?
— Да, точно также, как ты кинулась на Джеймса.
Мы вдруг одновременно улыбнулись. Это на самом деле забавно. Никогда не думала, что сама смогу первой поцеловать парня, а тут меня подбивают на ещё один такой поступок.
— Очередной шаг на пути к твоей гармонии, — сказала Флора.
— А с Ремусом ты разобралась? — осторожно спросила я, прощупывая почву.
Флора однако не изменилась в лице.
— Ещё давно. Говорю же, для меня тот секс ничего никогда не значил. Но если ты правда думаешь, что мне стоит поговорить с ним, то я поговорю, — она пожала плечами. — Надеюсь, он придерживается того же мнения, что и я. Обо мне не беспокойся, Лили, я не из тех, чьё внутреннее спокойствие способен пошатнуть парень. С этим уж я как-нибудь справлюсь. И в конце концов! — громко сказала она. — Мы же люди, а не волки! Сможем спокойно обсудить все. Диалог — двигатель эволюции.
Волки! Я бросила взгляд на часы. Ужин уже идёт.
— Ты не голодная? Мы ещё успеем поесть.
Флора скривила лицо.
— Нет, не охота. Иди, если хочешь. Увидимся завтра.
— Да, — я скинула все вещи в сумку, — спасибо за совет, Фло, обязательно поцелую кого-нибудь в коридоре.
— Берегитесь, Лили-Бешеная-Матка-Эванс, вышла на охоту! — прокричала она мне вслед.
— Мисс Бирн, вы вообще понимаете, что находитесь в библиотеке?! — взревела мадам Боунс.
— Но тут ведь никого больше нет, — невинно ответила Флора.
Продолжение разговора я не услышала, вылетев за двери библиотеки и бросившись в сторону Большого Зала. Переполненная сумка билась об бедро, а бутылка с водой и волчьим противоядием тревожно плескалась.
Зал гудел как улей. Сотни возбужденных и раззадоренных студентов шумно переговаривались, делясь свои видением главного школьного события — Чемпионата по квиддичу. Многие уже мысленно подсчитывали свои сбережения, готовясь к ставкам, которые начинали приниматься сразу после отборочных и первой тренировки команд.
Грозовые тучи, дублируя низкое серое небо над школой, виноградными гроздьями нависли над головами. Я невольно взглянула вверх, зачарованная ими, пока шла к гриффиндорскому столу. Кто-то из вечно снующих перваков задел меня плечом, пробегая мимо, и я предпочла смотреть перед собой, чтобы не стать случайной жертвой школьной толкотни. Нарушая своё обычное правило, я отыскала взглядом Мародеров и протолкнулась к ним. Свободное место оказалось только рядом с Сириусом, но выбора у меня не было, и я плюхнулась на скамью справа от него.
Он подавился тыквенным соком.
— Эванс?! Ты чего?
— Здесь занято? — поинтересовалась я, посмотрев по сторонам.
Джеймс и Ремус, сидящие напротив, удивлённо уставились на меня. Рука Поттера, с поднесённой ко рту ложкой, замерла в воздухе.
— Да, занято, — терпеливо ответил Блэк.
Я попыталась изобразить дружелюбную улыбку.
— Твоё эго может уместиться и внутри тебя, Блэк, не обязательно целое место на скамье выделять.
Я отвернулась от него и принялась накладывать себе в тарелку как можно больше еды, пытаясь игнорировать взгляды ближайших соседей. Марлин с другого конца стола непонимающе нахмурилась, но вскоре вернулась к прерванному разговору с Мэри. Пальцы у меня слегка подрагивали.
Джеймс моргнул и проглотил зачерпнутую ложку супа.
— А кого взять ловцом? — спросил он у друзей. Видимо до моего прихода они обсуждали новый состав команды.
— Может, кого помладше? — задумчиво предложил Ремус. — Они же мелкие и юркие, шустрые, по ним бладжером попасть трудновато будет.
— И недисциплинированные, — хмуро сказал Джеймс. — А если девчонку?
— Эванс, например? — едко подметил Блэк. — Может если ей по голове залетит бладжер, то мозги на место встанут? — он обернулся ко мне, одарив ядовитым взглядом.
Я задела рукой его стакан и он опрокинулся, залив брюки Сириуса насыщенно-оранжевым тыквенным соком. Блэк выругался.
— Прости, — я невинно похлопала ресницами. — Я такая неуклюжая.
— Ты дура, Эванс, — припечатал он, промокая испорченные брюки салфеткой.
Джеймс и Ремус снова переглянулись, но ничего не сказали.
— А что думаешь насчёт Марлин? — спросил Джеймс. — Она хорошо держится на метле.
— Можно попробовать.
Блэк принял за лучшее игнорировать меня, и я спокойно решила проанализировать ситуацию. Справа от Ремуса стоял пока ещё пустой стакан, и я решила, что он идеально подходит для задуманного. Украдкой взглянув по сторонам, и убедившись, что гриффиндорцы поглощают еду, не глядя ни на кого, я просунула руку в сумку и обхватила бутылку. Разбавленного с водой зелья недостаточно, чтобы подействовать разом. По моим расчетом, принимать необходимую дозу нужно дробно за несколько дней до полнолуния. Треть сегодня, треть завтра и оставшуюся треть послезавтра…
Я осторожно вытащила бутылку, продолжая следить за ситуацией. Никто не меня не смотрел, но незаметно наполнить стакан водой прямо перед носом Ремуса было невозможно. Я вздохнула, второй рукой обхватила палочку и произнесла шепотом заклинание, направив ее под столом в сторону Гидеона.
— Что за черт?!
Пруэтт подскочил, а заколдованный графин с соком подлетел в воздухе вслед за ним, кружа над гриффиндорцем по повиновению моей палочки.
— Фабиан, прекрати! — взверел он, привлекая всеобщее внимание.
Мародеры, как и остальные, уставились на него.
Младший Пруэтт, смеясь, ответил, что не понимает о чем речь.
Сейчас или никогда. Я молниеносно открутила колпачок бутылки, выкинула руку вперёд и, пролив несколько капель, перелила пятьсот миллилитров воды в высокий стакан. У меня было ещё несколько секунд, я спрятала обратно бутылку, взмахнула палочкой, и графин опрокинулся прямо над головой Гидеона, облив его соком. Пруэтт замер, неверяще оглядывая себя, а графин преспокойно вернулся на своё место и перестал проявлять признаки жизни.
— Кто. Это. Сделал? — приглушенно спросил он, обращаясь сразу ко всем.
Никто не ответил, только смех продолжал звучать, безрезультатно маскирующийся кашлем. Гидеон, к моему удивлению, не стал уходить, а лишь гордо поправил тёмные отросшие волосы, зачесав их назад, и сел на своё место, бросив подозрительный взгляд в сторону Эмми, продолжавшей слишком громко хохотать. Когда представление закончилось, все вернулись к еде. От волнения сердце в груди выстукивало чечетку, я встала, схватила сумку и направилась прочь, не в силах оставаться там. Губы невольно растягивались в осторожную улыбку: у меня получилось… Я сварила зелье и смогла подсунуть его Ремусу, повторить бы такое ещё завтра и послезавтра, и можно ждать результатов. Если зелье сработает…
Я не могла видеть, как Джеймс, отсмеявшись, вдруг закашлялся. Ремус обеспокоено взглянул на него, протянул ближайший стакан с водой, и Поттер, крепко обхватив его, разом опрокинул в себя.
Вдруг все переменилось. Неприятный холодок пополз вверх по позвоночнику, эхом отразившись от странной тишины за гриффиндорским столом. Я медленно обернулась.
Ремус и Джеймс оказались вне поля моего зрения, зато Блэк прямо на моих глазах вдруг перепрыгнул через стол и склонился над полом. Гриффиндорцы повскакивали с мест, обеспокоено переговариваясь, ближайшие к Мародером, столпились вокруг них плотным кольцом. Неприятное чувство в кулак сжало сердце. Я бросилась в толпу, пробилась вперёд и остановилась перед склонившимися Сириусом и Ремусом.
Джеймс лежал на спине. Изнутри его била крупная дрожь, выгибая руки и ноги под неправильными углами. Глаза закатились, остались только белые склеры, а изо рта вырывалась пена. Я бросила взгляд на стол: пустой стакан лежал на боку.
Джеймса скрючило, тело изогнулось дугой, наподобие арки, опирающейся на затылок и пятки.
Господи.
Ремус навалился на него весом, пытаясь обездвижить, Сириус безрезультатно старался раздвинуть стиснутые челюсти, чтобы вытащить язык, но у него ничего не вышло.
Мои мышцы окаменели. Я не могла пошевелиться, только смотрела в ужасе на происходящее.
— Что происходит?! — грозный голос Макгонагалл раздался совсем рядом. — Блэк, Люпин, что вы опять устроили? — рявкнула она, но пробившись в первый ряд и увидев все, потрясено замолчала.
Тревожный гул нарастал. Другие студенты наконец поняли, что происходит что-то ужасное. Преподаватели встали со своих мест и спешно сбежали по ступеням вниз.
— Я не знаю, что случилось, — быстро проговорил Ремус. — Он просто ел, и вдруг упал, его начало трясти…
Руки Ремуса дрожали.
Профессор взмахнула палочкой, и Джеймса окутало легкое серое облачко, поднявшее его в воздух.
— Расступитесь! — велела Макгонагалл. — Его нужно срочно доставить в лазарет.
Ремус и Сириус вскочили на ноги и бросились вслед за ней. Мыльный пузырь напряжения лопнул и громкий шквал голосов полился со всех сторон.
— Что случилось..?
— Вы видели? Джеймс Поттер едва не умер…
— Мерлин, что это было?
Сердце провалилось в желудок. Джеймс выпил разбавленное зелье, содержащее аконит. Даже такая доза смертельна для человека. Господи. Что я натворила?! Паника поднималась медленно по ногам, скручивая органы в узел, пока не добралась до шеи, перекрыв дыхание.
Я убила человека. Нет-нет-нет. Джеймс не мертв. С ним все будет хорошо. В Лазарете ему помогут.
Только вот они не знают, что он отравлен аконитом. Нужен специфический антидот.
Среди собственных жалящих мыслей, я вдруг поняла, что вокруг снова что-то изменилось. Мое имя звучало из чьих-то уст, и его, как мяч, перекидывали из одного конца зала в другой.
— Это сделала Эванс. Я видела, как она что-то подлила в его стакан.
Я даже не поняла, кто это сказал. Сотни пар глаз вдруг уставились на меня, и я почувствовала себя отрезанной от всех.
Нужно убираться отсюда.
— Эванс… Да она же ненормальная.
— Да! — подхватил ещё кто-то. — Психо-Эванс его отравила! Все знают, что они недавно поссорились.
Сердце с каждой секундой тонуло в вязком болоте неотвратимого страха. Мне нужно в Лазарет. Нет, сначала нужно сварить аконитовое противоядие, а потом в Лазарет.
Я повернулась против толпы и попыталась уйти, но плотные ряды студентов не расступались. Чьи-то руки вдруг толкнули меня и я оказалась стиснутая кольцом людей. Недружелюбные глаза окружили со всех сторон.
— Что вы делаете? — не поняла я, бросившись в другую сторону, но какой-то парень снова толкнул меня. Я отступила назад, едва не потеряв равновесие.
— Ты никуда не пойдёшь, — хмуро сказал Гидеон Пруэтт. Он решительно скрестил руки на груди и свёл брови к переносице. — Пока не расскажешь все.
— Что вы несете? Пропустите меня.
Гидеон вдруг схватил меня за плечо, когда я пыталась пройти мимо, крепко стиснул пальцы, до острой боли, и толкнул вперёд. Ноги запутались, от силы толчка я повалилась на пол, но в последний момент кто-то подхватил меня за плечи.
Марлин отвела меня за свою спину.
— Ты с ума сошёл?! — она сверкнула глазами на однокурсника. — Держи свои руки при себе!
— Не лезь, Маккиннон! Люди видели, как она что-то подлила в стакан Джеймса. Она хотела его отравить! И он может прямо сейчас умереть из-за неё.
От его прожигающего взгляда захотелось спрятаться подальше, но вместо этого я вышла вперёд.
— Я этого не делала... — слова потонули в многочисленных обвинениях.
— Что здесь происходит? — спасительный голос Слизнорта гонгом прозвучал над головами собравшихся. Студенты расступились перед ним и он встал рядом со мной. — Я требую объяснений! Что за шум вы устроили? Ваш товарищ и однокурсник срочно доставлен в Лазарет в тяжелом состоянии, а вы не нашли лучшего времени для ссор?
— Профессор Слизнорт, — возмущенно заговорил Гидеон, но был перебит:
— Мистер Пруэтт, боюсь, но вы пролили на себя немного тыквенного сока, — Гидеон покраснел. — Идите в свою комнату, молодой человек, и приведите себя в порядок. А остальные возвращайтесь в свои гостиные! — уже громче сказал он, обращаясь ко всем факультетам. — Старосты, проследите, чтобы по коридорам никто не разгуливал. Мисс Эванс, пройдемте со мной.
Даже не взглянув на меня, Слизнорт направился к дверям.
— Это не конец, — угрожающие шепнул Гидеон, когда я проходила мимо.
Оставив его угрозы позади, я бросилась за профессором.
Как там Джеймс? Мне нужно немедленно сварить зелье и пойти к нему. На счету каждая секунда… Если с ним что-нибудь случится по моей вине…
Дементоры Азкабана высосут мою душу за день.
— Профессор Слизнорт, — он шёл быстро, и мне пришлось перейти на бег, чтобы идти вровень. — Спасибо, что вытащили меня оттуда. Я очень вам благодарна. Я могу идти?
К моему удивлению профессор даже не взглянул на меня. Только тут до меня дошло, что он с трудом сдерживает злость. Обычно добродушный и веселый Слизнорт, яростно хмурил брови и крепко стиснул челюсти. Неприятное ощущение засело под ложечкой.
— Профессор? — с опаской обратилась я.
— Нет, мисс Эванс, — резко сказал он, — вы не можете сейчас уйти. В ваш адрес прозвучали обвинения, и мы должны немедленно с этим разобраться.
Страх змеей засел в животе. Я не нашла, что ответить, мысли путались. Меня могут обвинить в покушении на убийство. А если Джеймс не справится? Если доза аконита окажется слишком высокой? Если он умрет? По моей вине.
Я должна помочь ему. Но как, если я даже себе не могу помочь?
Я поняла, что мы идём в кабинет директора только тогда, когда увидела горгулью. Слизнорт сказал пароль и перед нами возникла спиралевидная лестница.
— Лили, — вдруг обратился он ко мне перед директорскими дверьми. — Я в ярости от подобных глупых обвинений. И у меня нет сомнений, что они лишь плод фантазий и вы сможете опровергнуть все сказанное этими людьми, — я подняла на Слизнорта взгляд и наконец поняла, что он злится вовсе не на меня. — Мне искренне жаль, что именно студенты Слизерина повели себя не как джентльмены, опустившись до уровня сплетен и гнусного обмана.
— Ваши студенты? — непонимающе переспросила я, но тут профессор открыл передо мной двери и мне пришлось войти.
Сердце сделало кульбит, когда мои глаза встретились с глазами Дерека Мальсибера.
Я споткнулась на пороге, но Слизнорт проворно удержал за локоть. Дерек криво улыбнулся, провожая меня взглядом до кресла с темной обивкой.
Профессор Дамблдор упёр локти в стол и сложил руки домиком. Широкие рукава мантии с сверкающими звёздами жидким ночным небом струились по предплечьям.
— Лили, присаживайтесь, — директор кивнул на кресло. Я послушно присела на самый краешек, а профессор Слизнорт встал рядом и одну руку по-отечески положил мне на плечо.
— Теперь, когда к нам присоединилась мисс Эванс, вы можете, наконец, рассказать все, мистер Мальсибер? — вежливо обратился к нему Дамблдор.
Я смотрела на директора и не могла перевести взгляд на Дерека, чертов лицемер… Подонок! Как он вообще может по земле ходить.
Без паники. Что он может сказать, в конце концов? Ну видел он, что я что-то подлила в стакан, что с этого? Не в Азкабан же за это отправлять. Поттер не умер! Он просто в лазарете, отлежится и будет здоров. Если я вовремя дам ему противоядие, то ещё и быстрее на ноги встанет. Я все исправлю.
— Конечно, профессор, — кивнул Мальсибер. — После случившегося, во всей этой суматохе, я услышал, что многие видели, как Лили подлила в стакан Поттера какую-то жидкость, — он горестно вздохнул. — Я сразу же подошёл к вам, директор, потому что на то были свои причины.
— Давайте скорее, мистер Мальсибер, — раздраженно прервал его Слизнорт. — Мы не на светской беседе. Вы предъявили серьезные обвинение нашей ученице, мы ждём доказательств.
Я наконец посмотрела на него. Идеально выглаженный костюм сидел на нем как влитой. Зелено-серебристый галстук оттенял малахитовые глаза. Темные волосы, аккуратно уложенные и расчесанные, лишь несколькими деланно небрежными прядями падали на высокий лоб. Дерек серьезно кивнул. Я поняла, что он настроен решительно.
— За несколько дней до этого у меня состоялся разговор с Лили, — он обращался ко мне по имени, будто мы добрые знакомые. — Она разозлилась. Угрожала мне, что отравит меня однажды на завтраке и никто даже не подумает на неё.
Кровь отхлынула от лица. Как он вообще об этом помнит?
— Мистер Мальсибер…
— У меня есть доказательства, директор. Два человека могут подтвердить содержание разговора.
— Ваши друзья, — заметил Слизнорт. Его рука все также покоилась на моем плече.
Мальсибер прожег декана неприязненным взглядом.
— Если слова трёх ваших студентов ничего для вас не значат, профессор Слизнорт, я готов предоставить более веское доказательство, — он резко обернулся к Дамблдора. — Я прямо сейчас согласен передать вам свои воспоминания, директор.
— Все было не так. Ты же… Ты все перекрутил, — отчаянно пробормотала я.
Он пожал плечами.
— Можем проверить.
— Ты просто лживый мерзавец! — я вскочила на ноги и бросилась к нему. Идиот! Из-за его игр у меня могут быть большие проблемы! Если всплывет вся правда с зельем мне конец, меня отчислят, начнётся расследование… Можно попрощаться с миром магии. Что я буду делать?
— Лили, успокойтесь, — Слизнорт схватил меня и вернул на место.
— Она же сумасшедшая! — крикнул Дерек. — Смотрите, бросилась на меня как дикарка! И до этого вела себя как ненормальная. Вечно с Поттером ссорилась. Видимо ей это надоело, вот и решила его отравить. Кто будет следующим?
— Заткнись, придурок!
— Мисс Эванс! — одернул меня Дамблдор.
— Директор, он лжет! Дерек меня ненавидит.
— Я лгу? Хочешь сказать твоя мать не была сумасшедшей? Шизофрения - наследственное заболевание. Ты отравила Поттера. Директор, мисс Эванс опасна, в первую очередь для себя самой, - он выдержал паузу. - Мне известно, что ее мать покончила жизнь самоубийством, мы не можем быть уверенными, что ситуация не повторится.
— Не смей говорить о моей матери! Ты не достоин даже упоминать о ней.
— Твоя мать была обычной ненормальной магглой...
— Довольно! — Дамблдор хлопнул по столу ладонью. — Мистер Мальсибер, прекратите немедленно! Мисс Эванс, сядьте на место! Гораций, умоляю, не хватайтесь за сердце! Мы во всем разберёмся. Все успокоились? — я плюхнулась на кресло и с спрятала лицо в ладонях. Бог ты мой, что делать-то? Все катится в пропасть. У меня нервный срыв будет, что на меня нашло? Вот дура, зачем вообще так рисковала, зачем Ремусу это зелье пыталась подсунуть! Только испортила все. — Мы вас услышали, — серьезным голосом заговорил директор. — Но объясните мне, молодой человек, почему же вас так беспокоит судьба мистера Поттера? Я не замечал за вами крепкой дружбы. Едва все случилось, вы бросились ко мне с именем предполагаемого подозреваемого на блюдечке. Откуда такой интерес? И такая осведомленность об отношениях этих двоих?
— Мне вовсе не интересен конкретно мистер Поттер, профессор, — с готовностью ответил Дерек. — Я беспокоюсь о безопасности других учеников. Позволять опасной неуравновешенной девушке учиться вместе со всеми — это неприемлемо. При всём уважении, профессор, но если вы не примите мер, то мне придётся написать отцу и это дело уже рассмотрит Совет Попечителей. В Хогвартсе учатся мои друзья, не хочу рисковать их здоровьем, оставляя такое преступление безнаказанным.
— Лживый слизняк, — пробормотала я.
— Мисс Эванс! — шикнул на меня Слизнорт. — Ради Мерлина, молчите, не делайте хуже, — его рука на моем плече стала тяжелее.
Дамблдор пристально смотрел на Дерека несколько секунд, а потом мягко улыбнулся.
— Мистер Мальсибер, похвально, что вы так внимательны и заботливы. Могу я начислить вам за это баллы? В таком случае, двадцать баллов Слизерину за оказанное в деле участие и ревностное отношение ко всему происходящему. Однако, мы с вами не Авроры, не нам вести расследование и искать виноватых, ведь по сути мы даже не знаем, было ли совершено преступление, не так ли? А уж тем более обвинять бедную девочку… Что скажете, Гораций? — голубые глаза метнулись на профессора зельеварения.
— Вы правы, Альбус! Я ведь сразу сказал, Лили бы никогда не совершила подобного. Я ручаюсь за мисс Эванс.
— В таком случае, выслушаем версию другой стороны. Вы не возражаете, уважаемый Дерек? — Мальсиберу пришлось покачать головой, крепко стиснув зубы. Три пары глаз уставились на меня.
Я вздохнула, пытаясь устаканить мысли в голове. Нужно что-то придумать, но как все сделать? Дамблдор смотрел на меня требовательно. Он же может прочесть мои мысли, если захочет, а я даже не узнаю… Нет, невозможно! Это не законно, директор не станет копаться в моей голове.
Мысль сверкнула как молния в темном небе. Я задержала дыхание, пытаясь сильнее ухватиться за неё и раскрыть. Джеймс говорил, что девушки липнут к нему и он даже воды спокойно выпить боится: опасается любовного зелья. Точно. Если все сделать правильно, это может сработать…
Я сглотнула, придвинулась на самый край дивана, вдохнула больше воздуха и зарыдала. Стараться даже не пришлось, организм так переволновался, что требовал выхода эмоций, странно, что до этого ручьи не потекли из глаз.
Дерек непонимающе нахмурился, Слизнорт тут же сунул мне белоснежный карманный платок и принялся успокаивать, а Дамблдор от удивления снял очки и протер глаза.
— Я… я не хотела ему навредить, клянусь вам! Джеймс… — я заплакала сильнее, вздрагивая плечами, — надеюсь с ним все будет в порядке, я так беспокоюсь, так боюсь. Бедненький мой, как он там?
— Мисс Эванс, объясните, — Слизнорт неловко попытался приобнять меня за плечи. — Что же вы стоите как истукан, Дерек! — прикрикнул он, и Мальсибер вздрогнул. — Дайте ей стакан воды, вы не видите, что ей плохо! Живо! Где же ваше воспитание?
Дерек бросился к столику и наполнил высокий стакан водой. Он подошёл и подал мне воды. Я приняла стакан дрожащей рукой, с трудом пригубила чуть-чуть и снова бросилась в плач.
Слизеринец беспомощно взглянул на декана, ментально спрашивая, что ещё он может сделать.
— Мисс Эванс, расскажите нам, что произошло. Вам не нужно бояться, — мягко сказал Дамблдор.
Я шмыгнула носом и кивнула ему, будто со всей мужественностью собиралась с силами. Теперь главное разыграть карты правильно и ничего не испортить…
— Мы с Джеймсон любим друг друга. Мы тайно встречались, а летом он даже познакомил меня с родителями, — я промокнула глаза платком. — Мы прекрасно поужинали, все было так хорошо… А потом, потом… Он меня бросил! — я заплакала, уткнувшись в плечо присевшего на подлокотник Слизнорта. — Джеймс начал встречаться с нашей однокурсницей. Что я сделала не так? Чем я хуже? Он же говорил, что мы поженимся, и тут бросил меня!
Дамблдор выпрямился.
— И вы решили его отравить? — непонимающе предположил он.
— Конечно, нет! — возмутилась я. — Я люблю Джеймса, как и он меня, просто он забыл об этом, а я хотела напомнить. Я такая дура! Купила любовное зелье и подлила ему, совсем немного! Я думала это поможет, хотела его вернуть! Клянусь Мерлином, я не думала, что все так получится! Видимо оно было неправильно приготовлено… Это все моя вина, и он теперь в опасности! Вы должны исключить меня, директор! Я не имею права учиться в Хогвартсе, я понесу любое наказание, только бы Джеймс поправился. Вы должны помочь ему, директор, пожалуйста! Я так люблю его, понимаете? Без него я не смогу... Я умру без него. Пожалуйста, спасите Джеймса, пожалуйста…
Воцарилась тишина, только мои всхлипы нарушали ее. Трое мужчин растерянно переглядывались. Пиджак Слизнорта уже промок от моих слез, Дамблдор потирал глаза, Мальсибер оглядел нас всех и вздохнул.
— Я же говорил, что она сумасшедшая, — пробормотал он.
— Дерек, замолчите! — в сердцах воскликнул Слизнорт. — Что нам теперь делать? — сокрушенно обратился он в пустоту.
***
В гостиной назревал бунт. Все в миг замолкли, стоило мне пройти через проем и оказаться внутри. Гриффиндорцы рассредоточились по всей комнате, младшекурсников согнали на лестницы, и те уселись на ступени, как любопытные птенцы. Гидеон стоял напротив Марлин, судя по всему они спорили мгновением ранее. Пруэтт нависал над ней как ястреб, а маленькая хрупкая Марлин волком смотрела на него снизу вверх, яростно сжимая кулаки.
— А вот и она! — нарушил тишину Пруэтт. Он обошёл застывшую Марлин и направился ко мне. — Ты пришла вещи собирать? Почему не под конвоем?
— Отойди, Пруэтт, не до тебя сейчас, — пробормотала я и обошла его.
В этот раз я была готова к его перехвату: стоило цепким пальцам ухватиться за руку, как я резко обернулась, направив на него палочку.
— Хватит, сказала! Прекрати! Поиграли и достаточно. В чем ты меня обвиняешь? Что у вас со мной за проблемы у всех?
— Палочку отпусти, — угрожающе шепнул он.
— И не подумаю, — кончик упёрся ему в шею. — Я была у директора, и у него нет никаких вопросов ко мне. Что-то не устраивает, обращайся к нему. Ясно? Всех касается, — я обвела взглядом собравшихся.
— Пока ты не объяснишь все, мы не прекратим задавать вопросы, — выступил вперёд Фабиан.
— Да, — поддержала его Мэри. — Расскажи, что случилось. Нам всем интересно. Если не ты подлила Джеймсу яд, то кто? Что с ним произошло в таком случае?
Я мысленно закатила глаза. Мерлин, не могу на них время тратить! Спешить нужно, столько дел на ночь! Чем дольше Джеймс без противоядия, тем серьезней будут последствия. Мне ему помочь нужно, а не с этими возиться.
Я убрала палочку.
— Мне откуда знать, вы судя по всему больше всех осведомлены в случившемся, вот и обсуждайте, а я спать пойду. Долгий был день.
На этот раз останавливать меня никто не стал. Малыши на ступенях сжались, пропуская меня.
— Вы посмотрите на неё, — раздалось за спиной. — Бесстыжая. Даже не покраснела.
— Она сумасшедшая, — шепнули в ответ. — Материнская кровь, честное слово. Она же в зельях хорошо разбирается, точно сварила яд и отравила Джеймса. Нельзя это так оставлять…
Захлопнувшаяся дверь отрезала меня от их обвинений. Секунду я стояла в темноте, выравнивая дыхание. Прислонилась к двери и прижала ладонь ко лбу… О мой Бог, если этой ночью не умрем Джеймс или я, буду хорошо относиться к Кейт. И не буду никогда лезть в денежный тайник Джона. И обещаю, не стану огрызаться с Туни, буду вести себя как примерная сестра и дочь, обещаю. Только бы пережить ночь без потерь, а уж со всей этой Гриффиндорской семьей я позже разберусь. Тоже мне, нашли кому бойкот объявлять, как будто нужны они мне все… Главное, что Марлин на моей стороне, остальное не важно. Нельзя больше время терять.
Я взбила подушки и накрыла их одеялом, чтобы издалека напоминало очертания человеческого тела, и задёрнула полог кровати. Хотя бы на время должно отвлечь внимание. Я обернулась, подыскивая что-то подходящее для трансфигурации в метлу. Может, расчёска? Она маленькая и ее легко будет спрятать в кармане. Я взяла одну с туалетного столика и произнесла заклинание. Метла получилась с кривым древком и вся захламлённая, будто ею улицы подметали. Сойдёт.
Рамы заскрипели, пока я открывала их. Дождь, льющий весь вечер, залил подоконник и пол перед окном. Ледяной ветер забрался в комнату, закружил под потолком и согнал стопку исписанных пергаментов со стола. Дождь шёл одной сплошной стеной, закрывая весь вид. Ничего было не видно вдалеке.
— Карр-р!!!
Огромный чёрный ворон взмахнул крыльями прямо перед моим лицом. Я отскочила в панике, птица залетела внутрь, сделала один круг и приземлилась в обличие Флоры Бирн.
— Мерлин, что происходит?! — запричитала она, бросившись ко мне. Мокрая с головы до ног, в чёрной одежде и чёрными волосами, облепившими лицо, она и сейчас походила на птицу. — Весь Хогвартс гудит как улей. Все сошли с ума, говорят, ты убила Поттера! Отравила!
— Стоп, стоп, стоп, — я схватилась за голову. — Ты что тут делаешь? Ты же птицей была секунду назад? Как так-то?
— Ой, Эванс, можно подумать, ты не знала, что я анимаг. Не знала? Сюрприз тогда! Вот она я.
— Ну одно дело знать, Флора, а другое дело увидеть своими глазами. Ты меня в могилу сведёшь, честное слово.
— Мерлин, что мне теперь, в птиц не обращаться?
— А то это законно, по твоему? Нельзя вот так просто обличия менять, дорогая моя.
— Послушай, — положила она руки мне на плечи. — Моя анимагия — последняя из забот. Объяснишь, что происходит? Все кричат, что ты Поттера убила.
— Да не мертв он! — раздраженно прикрикнула я. — Что вы все его хороните раньше времени… Не могу сейчас говорить, потом все объясню, обещаю. А сейчас мне идти нужно.
Бирн чуть отошла и оглядела меня всю. Она прикрыла рот ладонью.
— О мой Бог, ты правда это сделала, и теперь хочешь сбежать?
— Флора, не неси чепухи! Не убегаю я! Мне нужно сделать кое-что, и ты мне поможешь.
— Такими темпами, мне придётся не только брата вызволять, но ещё и тебя из Азкабана.
Я прыснула.
— Надеюсь, что не придётся. Все, пошли.
— Ты полетишь на этом?
— Что не так с моей метлой?
— Кто назвал это недоразумение метлой? И летать-то ты умеешь?
— Конечно, умею. Мы же учились на первом курсе.
— Угу, — Флора встала рядом со мной напротив окна. — Тогда расскажешь все внизу.
Чёрный ворон взмыл через окно и закружил под потоками воды. Я оседлала метлу и встала на подоконник. Гриффиндорская башня очень высокая, а я достаточно тяжёлая.
— Только выдержи, — взмолилась я к метле. — Прошу, не урони меня.
Едва я оттолкнулась ногами и повисла воздухе, как ветер подхватил метлу и швырнул в сторону. Плечом я врезалась в каменную стену. Ворон закружил над головой, яростно размахивая крыльями. Я крепче ухватилась за древко, сжала бёдрами метлу и направила ее вниз. Дождь заливал спину.
— Лили! Ты в порядке? — Флора вновь вернула человеческое обличье и бросилась ко мне.
Я попыталась пошевелиться, но движение тупой болью отдалось в позвоночнике. Расческа валялась рядом на мокрой земле. Заклятие рассеялось, не дотянув какого-то метра до земли.
— Все в порядке, — я с трудом встала, отряхиваясь. — Всего лишь ушиб, я цела.
— Отлично! — она взмахнула руками. — Ты меня в могилу сведёшь! И куда теперь? Раз ты не сбегаешь.
— Здесь холодно, черт возьми, — я обняла себя руками, но это мало помогло. Я вся промокла, а ледяной ветер дул со всех сторон. — Мы пойдём в кабинет Флитвика.
— Я вообще-то полчаса под твоими окнами летала, промокла, замёрзла, все что можно было передумала, а ты сбегаешь из комнаты, и тащишь меня к Флитвику?
— Потом расскажу, Флора, потом! — я потопала прочь, ко входу внутрь замка. — Мне нужно, во-первых, сварить зелье для Джеймса, а во-вторых, убрать свою мини лабораторию из кладовки профессора. За мной теперь будут внимательно приглядывать, я не смогу пойти туда ещё раз.
— Какое зелье, черт возьми? И какая лаборатория? Ты что там, наркотики в тайне варила? — крикнула она мне в спину. Я не ответила. — Ну и что тут происходит? Ладно, не рассказывай, но завтра я все узнаю, дорогая моя! Лили! Подожди, я бегу! — она бросилась наконец за мной, тщетно прикрывая голову руками. — Утром встану с воспалением легких, вот посмотришь… Такой дождь сильный.
В школу мы попали через одно единственное незапертое окно в коридоре, которое мы искали добрых пятнадцать минут. Мы так продрогли, что руки дрожали и даже простые согревающие чары не желали работать. Флора все же замолчала, перестав задавать вопросы, но я чувствовала на себе ее тяжелый взгляд и понимала, что так просто от неё не отвяжусь. Завтра будет тяжёлый день. Мне придётся очень постараться, чтобы моя версия случившегося продолжала работать. Мальсибер, конечно же, расскажет своей компании о моих словах, и уже к завтраку вся школа будет думать, что я сумасшедшая влюблённая. Это лучше, чем неуравновешенная убийца.
Интересно, как Ремус отреагирует на то, что меня лишили значка старосты? И как вообще они воспримут новость, что я влюблена в Джеймса?
Как Джеймс это воспримет?
Господи, как же все завертелось! Ну зачем я только решила испытывать зелье? Какая идиотка! А если бы оно было концентрированным, а не разбавленным водой? Джеймс погиб бы на месте, он даже до лазарета не продержался бы. Меньшее, что я могу сделать, это дать ему антидот. В лазарете, скорее всего, промыли ему желудок и избавились от яда, а успевший всосаться в кровь аконит воздействует на нервную систему и органы чувств. Антидот нейтрализует его.
Флора схватила меня за руку и затащила в нишу. Я открыла рот, чтобы задать вопрос, но она прижала палец к губам. Я прислушалась.
Тяжелые шаркающие шаги прошли мимо. Тень смотрителя заплясала на стенах. За ним, высоко подняв хвост, шагала серая кошка.
— Ну что, миссис Норрис? Ты что-то почувствовала? — обратился он к питомцу, когда та остановилась у гобелена и навострила уши. Я задержала дыхание, глядя на неё через маленькое пустое пространство, между гобеленом и стеной. — Все должны быть в своих гостиных — приказ директора. Этой ночью малолетки не станут зря блуждать… Значит кто-то крупнее, радость моя. Да, обычной отработкой они не отделаются, для такого случая не грех спуститься за кандалами.
Мы с Флорой в ужасе переглянулись. Как я объясню свои ночные прогулки в сложившихся обстоятельствах? Я лунатик? Брожу иногда во сне?
Флора зажмурилась, выдохнула, и вдруг исчезла. У моих ног завертелся маленький рыжий комок. Пушистый котёнок взглянул на меня зло, затем выскользнул из ниши, пролез под гобеленом, и вышел прямо навстречу миссис Норрис и ее хозяину.
Я выглянула в щелку.
— Кто там? Нарушители?! — Филч поднял выше свой тяжелый фонарь.
— Мяу, — пискнул котёнок.
Пушистый комок сел перед ними и завилял коротеньким хвостом. Филч опешил. Миссис Норрис подозрительно принюхалась, фыркнула и потерлась о ноги своего хозяина.
— Ты откуда здесь взялся? — обратился смотритель к котёнку. Тот мяукнул ещё более жалобно. — Промок под дождем, да? — обеспокоено спросил он, осторожно приближаясь к малышу, чтобы не спугнуть. — Зашёл погреться?
— Мяу, — ответила Флора, влажными глазками смотря на него снизу верх. Вот манипуляторша!
Миссис Норрис неприязненно фыркнула на неё.
— Тише! — прикрикнул Филч. — Совсем котёнок ведь, миссис Норрис! Не пугайте его. А ну-ка глянем, кто ты у нас… — огромная рука Филча схватила Флору за загривок и подняла вверх, под самый нос смотрителю. Котёнок истошно замяукал, начал дрыгать лапками, но Филча это нисколько не замедлило. — Девчонка! Как хорошо, будет тебе компаньонка, миссис Норрис, — и он сунул вырывающегося котёнка себе за пазуху. — Пойдём, угостим ее молоком.
Миссис Норрис обиженно отправилась вслед за ними, изредка оглядываясь на гобелен, за которым пряталась я. Рвота подступила к горлу, стоило подумать о случившемся. Как Флора это переживет? Ей нужно памятник ставить за мое спасение. Мерзкий тип.
Я подождала ещё несколько секунд для верности и тихонько покинула своё убежище. До кабинета Флитвика мне удалось добраться без проблем. Там я заперлась в кладовке, разложила все необходимое, зажгла огонь под котлом и заново собрала волосы в пучок, чтобы не лезли в глаза. Я оглядела ингредиенты. Все необходимое есть. За дело.
***
Сириус удивился, войдя в забитую гостиную. Здесь, кажется, толпился весь факультет. Только они с Ремусом вошли, как к ним бросилась Мэри.
— Как он? Сириус, что с Джеймсом?
Он вздохнул.
— Сейчас он спит. Судороги прекратились, его жизни ничего не угрожает. О большем можно будет сказать только утром.
Гриффит шагнула к нему и крепко обняла. Сириус помедлил, но ответил на объятия, сцепив руки в замок за ее спиной.
— Я так испугалась, Сириус, — прошептала она прямо ему в ухо. — Я думала, он умрет.
Сириус и сам так думал. Уходя, он оставил часть себя там, у кровати Сохатого. И, возможно, он потерял в эту ночь большую часть своих нервных клеток.
Мэри отстранилась и отошла в сторону.
— Нас вышвырнули оттуда, — сообщил всем Ремус. — С ним остался Пит, мы на связи.
— А ему как это удалось? — подала голос Марлин.
Она стояла на самой верхней ступеньке, скрестив руки на груди.
— Он умеет хорошо прятаться, — ответил Ремус. — Вы тоже ложитесь. У всех был тяжелый вечер.
— А что с Эванс? — громко спросил Гидеон.
Сириус непонимающе нахмурился.
— А что с ней?
— Вы не знаете? Это она отравила Джеймса.
Ремус и Блэк быстро переглянулись. Эванс? Да нет, бред, у неё кишка тонка. Такие пугливые кошечки только и могут, что истерить.
— Заткнись, Пруэтт, заткнись! — яростно крикнула Марлин. — Ещё одно слово, и я тебя заколдую.
Гриффиндорец обернулся к ней.
— Почему ты ее защищаешь, Марли? Если Эванс ни в чем не виновата, почему бы ей не спуститься и не рассказать нам все? — он взмахнул руками. — Нет, она ушла спать. Устала! — он усмехнулся. — Она даже не переживала за него. Даже не стала делать вид, что ее волнует его жизнь.
Марлин побледнела.
Сириус нахмурился, обдумывая слова Гидеона. Лили отличный зельевар, все это знают. И у них с Джеймсом что-то произошло тогда в коридоре. Что-то серьезней, чем их прежние ссоры, настолько, что девочка даже смотреть не могла на Сохатого. А Джим потом несколько дней ходил как зомби, не ел, не спал, но и ничего не рассказывал им. Что, если она так разозлилась на него, что пошла на это? Сварила зелье и отравила его еду. Не просто так же, она села рядом с ними на ужине. Тварь, все заранее придумала… И разве перед тем, как она вскочила и убежала, не отвлеклись все на Пруэтта и преследующий его графин? Это был манёвр, чтобы она смогла добавить яд в Джеймсову еду. И сразу после этого бросилась прочь.
Нет, не может быть. Яды ведь не продаются в лавках, а где бы она его варила? Не на занятиях же с Моржом.
— Вы обвиняете человека, опираясь на слухи! — продолжался спор между Марлин и остальными. Сириус только сейчас понял, что она сторожит вход в женские спальни. Эванс преспокойно спит, а Маккиннон воюет со всем факультетом, охраняя ее сон. — Не строй из себя оскорбленную невинность, Гидеон. Вы тут не ради Джеймса, вами управляют инстинкты. И ваша глупость! Вы просто хотите обвинить самого незащищенного из нас, чтобы успокоить свою совесть.
— Ты рехнулась, Маккиннон? — в сердцах крикнул Фабиан. — Она сделала это! Мы видели!
— Кто видел?
— Я, например, — высказалась Мэри. — И если мы не правы, почему бы ей не спуститься и не объяснить нам все? — остальные ее поддержали.
— Она не обязана вам ничего объяснять, — сказала Марлин, но голос ее звучал неуверенно. — Она говорила с Дамблдором.
— И она не могла солгать ему?
— Да, Гидеон, да!!! Она провела вокруг пальца величайшего волшебника за последние сто лет, а вот вы, кучка подростков, сразу раскусили дьявольские планы Лили! — она издевательски похлопала в ладоши. — Браво! Детективное агентство «Гидеон и львята» на высоте. Браво!
— Марлин... — угрожающее начал парень.
— Хватит! — из толпы вырвалась малышка Эмми. Сириус не ожидал от неё такой прыти. — Что за охоту на ведьм вы устроили?
— Не вмешивайся, — обратился к ней Пруэтт.
Эмми даже не взглянула на него и поднялась по ступеням, встав рядом с подругой.
— Почему вы меня не обвиняете? Я тоже на Джеймса держу обиду. В прошлом году он сшиб меня с метлы бладжером, я неделю провалялась в лазарете со сломанными рёбрами. Может, это я отомстить решила? — она обвела всех собравшихся колючим взглядом. — Нет, вы накинулись на Лили, объединились как стая падальщиков и сторожите ее двери. Чем помогут ваши ритуальные костры Джеймсу? Ничем. Вы просто наводите смуту, паникуете, как маленькие дети, в то время, как мы семья и должны держаться вместе. Мы должны поддерживать друг друга, а не обвинять, не разобравшись в ситуации. Я уверена, что завтра в Большом Зале директор сделает заявление и объяснит нам произошедшее. А до тех пор, никто не станет глупить. Лучше всем отправиться в постели и спокойно дождаться утра.
Толпа не спешила расходиться.
— Я согласен с Эммелин, — выступил вперёд Ремус. — Давайте решим этот вопрос завтра. Сейчас всем нужен отдых. Бродяга, — он обернулся к нему, и Сириус согласно кивнул. От шумихи в любом случае пользы никому не будет.
Мародеры под взглядами остальных поднялись по ступеням, прошли между Эмми и Марлин, и скрылись в своей комнате.
Ремус устало протер лицо ладонями.
— Я не сомкну глаз, — глухо сообщил он. — Мы должны были остаться с Джеймсом.
Сириус лёг в кровать, даже не разуваясь.
— С утра пойдём к нему. Под мантией мы вдвоём все равно не помещаемся, мы бы не смогли остаться. Какая разница, где мы будем дежурить, здесь или там? Хвост с ним, он сообщит, если что случится.
Сириус скорее внушал это себе, чем успокаивал Лунатика. Ремус секунду постоял посреди комнаты, потом взял полотенце и перекинул через плечо.
— Приму душ, хоть мысли проясню.
Сириус, как только за Ремусом, закрылась дверь и раздался шум воды, полез в ящик стола и достал Карту Мародеров. Не лишним будет взглянуть, что там в Лазарете происходит. Рядом с неподвижной точкой с именем Джеймса, нарезал круги Питер. В обличие крысы он оставался для всех незамеченным. Медсестры сидели в своём кабинете, а доктор Стивенсон уже лёг в своих комнатах.
Сириус перевёл взгляд на гриффиндорскую башню. Гостиную постепенно покидали студенты. Марлин, Эмми и Мэри уже легли, а вот Эванс…
Сириус непонимающе осмотрел всю башню, но нигде не увидел имени Эванс. Куда она делась? Все сказали, что Лили пошла спать, но не могла же она незамеченной пройти мимо недоброжелательно настроенных однокурсников?
Он нашёл ее в одном из коридоров, да ещё и не одну, а в компании Флоры Бирн. Сириус пару раз видел ее, но не был с ней лично знаком. Девушки стояли неподвижно, а к ним приближался Филч со своей драной кошкой. Видимо, спрятались от него в нише. Но зачем им покидать гостиную в такое время? За семь лет Сириус ещё не замечал Эванс, прогуливающейся по ночному Хогвартсу. Почему именно сегодня?
— Что за черт? — пробормотал он, следя за происходящим.
Бирн вдруг вышла из своего укрытия и направилась прямо к Филчу. Зачем? А потом она ушла вместе с ним. Эванс постояла на месте, дождавшись, пока смотритель скроется в соседнем коридоре, и почти бегом направилась в противоположную сторону.
Сириус задумчиво следил за ее передвижениями.
***
Флора так и не появилась. Я очень надеялась, что она справится с Филчем и сможет от него избавиться.
Склянка с готовым прозрачным антидотом приятно грела кожу ладони, пока я быстрым шагом шла к лазарету. Как только Джеймс выпьет зелье, ему станет лучше, а со всеми последствиями я разберусь позже. И с директором, и с Мальсибером, с потерянной должностью старосты, с Поттером и Мародерами. Я разберусь с ними всеми, но только после того, как ночь закончится и встанет солнце.
Я осторожно прокралась к двери лазарета и прислушалась. Изнутри не доносилось ни звука. Если состояние Джеймса стабильно, медсестры, наверно, ушли в свои комнаты. Я чуть приоткрыла дверь и заглянула в щелочку. Не увидев никого, тихонько вошла внутрь и заперла за собой дверь. Единственным звуком был монотонный шум дождя за окном, а мрак развевало пламя свеч. Джеймс лежал на белых простынях, и сам был белым, как мертвец. Я подошла ближе к нему. Чёрные волосы растрепались по подушке. Он спал, грудь медленно и мерно поднималась в такт слабому дыханию.
— Джеймс… — я приблизилась и опустилась на корточки перед койкой. Мои глаза оказались на уровне его лица. — Все будет в порядке, — шепнула я. Может, он услышит меня сквозь сон. Может, перестанет бояться.
Под глазами залегли темные круги. На руках, лежащих поверх одеяла, уже выступали синяки. Под ногтями запеклась кровь. Он был в таком состоянии, что навредил сам себе…
В глазах защипало, и в горле возник тяжелый комок. Из-за меня он в таком состоянии, из-за меня лежит один в лазарете. Такой бледный…
Ребром ладони я ожесточённо вытерла глаза. Распустила тут слюни, хватит ныть! От слез никому пользы не будет. Я откупорила пробку и поднесла склянку к его лицу. Одну руку просунула под его голову и приподняла, чтобы он не поперхнулся.
Джеймс застонал.
— Тише, все хорошо, — успокаивающе сказала я. Мне пришлось приподняться и присесть на край кровати, чтобы было удобней. — Ты должен выпить это, Джеймс. Тебе станет лучше.
Ресницы затрепетали и он приоткрыл глаза. В них проскользнуло узнавание.
— Что… Где я?
Я улыбнулась ему.
— Ты спишь. Просто выпей это, Джеймс. Доверься мне.
Он смотрел на меня непонимающе, но сдался и почти неосознанно приоткрыл рот. Я влила в него зелье. Джеймс отшатнулся, попытался выплюнуть его, но я прижала ладонь к его губам.
— Глотай, — с нажимом и велела я. — Не вкусно, знаю, но ты должен проглотить.
Не сводя с меня глаз, он сглотнул.
За окном сверкнула молния, осветив на мгновение наши лица. Странные мурашки пробежали по спине. Я медленно убрала руки, и Джеймс без сил упал на подушку. Он несколько раз закрыл и открыл глаза, как будто стараясь что-то разглядеть. Я вздохнула. Вот и все. Сделала, что должна была, нужно уходить.
Но я не могла уйти. Невидимые иглы насквозь пронзали мое сердце и пришивали нитями прямо к Джеймсу. Я почти физически чувствовала каждый их укол. Его глаза слипались. Поттер был так слаб, что не мог даже говорить.
Уходи, Лили, уходи, не сиди здесь! Ты не имеешь права тут находиться, уходи!
Я осторожно наклонилась, как во сне смотрела, как становится ближе лицо Джеймса. Он закрыл глаза, и я одновременно с этим прижалась губами к его губам, дотрагиваясь до них невесомо. Меня будто включили. Внутри щёлкнул выключатель, все в мире погрузилось в темноту, но мой мир, мир внутри меня ожил. На его губах ещё чувствовался вкус зелья, горько-кислый, обжигающий. Сердце сошло с ума, билось в глотке, и я хотела, чтобы оно выпрыгнуло и оставило меня, наконец, в покое.
Я отстранилась. Джеймс спал, его губы были чуть приоткрыты. Мне пришлось встать, пока силы окончательно не оставили. Ещё секунду я смотрела на него безмятежного. Зелье поможет. Завтра он придёт в себя, а о сегодняшней ночи, надеюсь, даже не вспомнит.
Меня била дрожь, пока я возвращалась в кабинет Флитвика. И печаль, горько-кислая как сам антидот, заливала меня изнутри. Не дай Бог, но целовать Поттера может войти в привычку. А ведь привыкнуть к этому так просто.
Я тряхнула головой. Рано расслабляться! Теперь мне нужно скорее попасть в кабинет и убрать все свои вещи оттуда. Придётся обустроить лабораторию в другом месте, если ее найдут, мне не поздоровится, а в ближайшие дни и вовсе стоит вести себя как можно тише и не привлекать внимание. Мне придётся играть роль влюблённой девушки… отчаянной и влюблённой.
***
— Бродяга! Бродяга!
Сириус резко открыл глаза. Несколько секунд он не мог понять, что происходит и откуда доносится его имя.
— Бродяга, где ты?!
Хвост! Зеркало, которое он ему оставил.
Сириус полез в карман и извлёк осколок зеркала, в котором отражалось взволнованное лицо Пита.
— Ты спишь, что ли?! — возмутился Петтигрю.
Блэк портер лицо ладонью. Как он мог уснуть? Вроде сидел и смотрел в карту, а потом веки потяжелели и голова откинулась на подушку… Ремус же был в душе, почему он его не разбудил? И сколько он проспал? Сириус посмотрел по сторонам, но Лунатика не обнаружил, да и дверь в ванну была открыта. Бросив взгляд на часы, он понял, что проспал чуть меньше часа.
— Задремал слегка, — устало ответил он Питу. — А ты почему такой нервный? Что-то случилось?
— Да, случилось! — громким шепотом сказал Пит. — Здесь была Эванс.
— Что? — Сириус вскочил с постели. — Что она делала в лазарете?
— Не понял. Пришла, дала Джеймсу что-то выпить и… — он резко замолчал, прикусив язык. — И ушла.
— Что дала выпить, Хвост? Что?!
— А мне откуда знать? Зелье какое-то.
Зелье? Вот долбаебка чертова! Да она больная! Стерва, это все ее рук дело. Он же ей шею сломает. Пальцы переломает, чтобы не смела свои зелье варить впредь. Азкабан ей раем покажется.
— А ты остановить ее не мог?!
— Как, интересно?! — в ответ крикнул Питер. — Я в обличье крысы был, мне что, нужно было за ногу ее укусить?
— Хотя бы так, Питер, хотя бы так, — рыкнул он. — Сам разберусь, — бросил Сириус и швырнул зеркало на стол.
И где Ремус в такой час? Провались они все под землю!
Сириус бросил взгляд на карту. Эванс шла от лазарета по коридору, и он догадался куда именно она направлялась. Схватив палочку, он бегом выбежал из комнаты.
На Карте Мародеров точка «Ремус Люпин» приближалась к точке «Флора Бирн»..
Вы верите в это? Что у нас миллион путей, а не один, что миллион выборов, а не правильный?
Сириус мог быть страшным. Он мог быть жестоким, яростным, безжалостным. Соль лишь в том, что Сириус не желал быть таким. На самом деле, мы с ним очень похожи. Мы оба всегда верили в глубине души, что человек волен в своём решении, и мы оба не могли простить другим слабостей или предательства. Мы не верили в обстоятельства, мы верили в решения.
Северус меня предал. Не один раз, а множество, и это каждый раз был его выбор. Открывая рот, чтобы выдать мои тайны, воскресить прошлое, оттолкнуть, оскорбить — он принимал решение сам. Я не держу на него зла, давно простила, но сделала выводы.
Я предала Туни. Не один раз, а множество, и это каждый раз был мой выбор. Я обманывала ее, кичилась своей магией, будто она мое достижение, хотя это всего лишь наследственность. Это как гордиться цветом своих волос. Или нет, скорее, цветом кожи. Так глупо и низко. Так бессмысленно. В детстве мы с Северусом прочли ее письмо Дамблдору. Я была маленькой и глупой, и это вовсе не оправдание, а пусковой механизм. Уже позже, несколько лет спустя, я спросила ее, зачем она писала директору, ведь знала, что нет у неё магических сил. Это был странный день: мы остались одни дома, но обе провели все время в своих комнатах, а под вечер случайно пересеклись в коридоре. Слово за слово, и разговор как-то пришёл к этому вопросу. Туни стояла у двери в свою спальню, повернувшись ко мне спиной. На ней была полосатая оранжево-красная майка, и я помню острые углы сведённых вместе лопаток. В памяти отпечаталась узкая спина и короткие волосы серо-каштанового оттенка, едва достающие до плеч: сестра носила тогда каре. Она обернулась через плечо, и взглянула прямо мне в глаза. В ее взгляде появилось что-то печальное, что-то из моего детства, из давнего детства в сером городе, в захламлённом пыльном доме, из детства, где зимы были холодными и обжигающими, где пахло алкоголем и безысходностью, где во рту остался вкус снега с джемом — единственное, чем мы питались почти неделю, когда отец ушёл из дома и не появлялся несколько дней, а мама находилась в своём обычном состоянии. Мой разум прятал это детство глубоко внутри, но иногда оно вырывалось и сжимало сердце в ледяные тиски. Такие вещи не забываются, сколько бы лет тебе не исполнилось. Такое не стирается из твоей жизни.
— Я была глупой, — тихо ответила сестра.
Я покачала головой.
— Ты какая угодно, но не глупая. Зачем на самом деле ты это сделала?
Она секунду молчала, а потом равнодушно пожала острыми плечами.
— Дело привычки. Я слишком сильно привыкла быть рядом с тобой и привыкла заботиться о тебе, так что я просто не была готова к тому, что это закончится. Наверное, я думала, что тебе понадобится моя защита даже в Хогвартсе.
Она была права. Я очень хотела, чтобы Туни была рядом. Каждый раз, когда вокруг меня разлетались осколки моей жизни, я хотела, чтобы она была рядом. Вот только Туни тоже сделала выводы.
***
***
Едва за мной закрылась дверь кладовки, как я услышала шаги за стеной в кабинете.
— Флора? — я открыла дверь. — Наконец-то. Где тебя носило?
Но это была не Флора. Сириус толкнул меня плечом и ворвался в кладовку. Я даже не успела понять, что произошло.
— Блэк? Что ты тут делаешь, тебе нельзя сюда заходить, это…
Он замер посреди кладовки, окидывая ее изучающим взглядом. На полу стоял котёл с остатками аконитового антидота, ингредиенты, разбросанные по всем поверхностям: травы, корни, слизни, чешуи драконов, сушёные скарабеи, экстракты, бобы и плоды, змеиные клыки. Исписанные пергаменты, зачеркнутые и перечёркнутый строчки рецепта зелья. Я остановилась за его спиной, пытаясь лихорадочно придумать хоть что-то, но все было на виду, вывернуто наизнанку.
— Сириус, что…
Он стремительно обернулся ко мне, схватил за горло и прижал к стене. Я больше испугалась, чем почувствовала боль, и схватилась за его пальцы, пытаясь разжать их. Лицо Блэка было перекошено от ярости, я чувствовала ее в каждом сантиметре его тела, будто он сам ею пропитался.
— Сука… — усмехнулся он. — Думаешь, это сойдёт тебе с рук?
Горло жгло от дефицита кислорода. Его пальцы железным обручем обхватили шею.
— Я… не понимаю… тебя, — прохрипела я.
В глазах заплясали темные круги.
— Не строй из себя дуру, Эванс!
Он разжал пальцы и отступил на шаг. Потеряв опору, я повалилась на пол. Легкие обожгло кислородом, кашель разорвал изнутри горло, я согнулась пополам, пытаясь отдышаться.
Сириус отвернулся от меня, поднял палочку, указывая на ингредиенты.
— Инсендио!
— Нет! — я поднялась на ноги и бросилась на него. — Прекрати! Не смей!
Управляемый огонь запылал, бросая длинные тени на бледное и решительное лицо Сириуса. Пламя перекинулось на стопку бумаг, исписанных моей рукой. Мои записи! Все, что я нашла об оборотнях, все мои вариации зелья, с дозами и подробным составом.
— Инсендио! — новый очаг возник с краю, пожирая как страшный монстр все на своём пути.
— Пожалуйста! — я схватила его за руку, пытаясь остановить. — Прекрати, Сириус. Умоляю, прекрати!
Он схватил меня за локоть и оттащил к стене. Притянув к себе, он приблизил своё лицо к моему.
— Ты оставишь свои ведьминские фокусы, Эванс. Я говорю это в первый и последний раз. Если я узнаю, что завтра Джеймсу стало хуже… — его глаза блестели, и мне почудилось, что они пожелтели. — Лучше тебе будет исчезнуть из школы. Ты меня поняла?
Руку жгло в месте, где он ее сжимал. Я кивнула, только чтобы он прекратил и отпустил меня.
— Я не слышу, — раздельно сказал Блэк.
— Поняла, — шепнула я.
Он отпустил меня. Взмахнул палочкой и огонь исчез, оставив после себя только пепел.
— Убери тут все, — кинул он и вышел из кладовки.
Я осталась одна. Нетронутым оказался только котёл, но и он почернел от пламени. Все было уничтожено. Все мои труды, бессонные ночи, взрывы, ошибки, удача — все превратилось в пыль. Ночь тяжелая. Странно, но я не чувствовала ничего, глядя под ноги, только пустоту в груди. Единственным, что заставляло меня вставать по утрам, было это зелье. Надежда изменить что-то в мире, сделать его лучше хотя бы для оборотней. Этот мир не хочет становиться лучше. Я произнесла заклинание, очищая всю грязь с кладовки в кабинете профессора Флитвика.
***
***
Марлин лежала в постели, отчаянно пытаясь вспомнить вчерашний день. Голова снова разрывалась от боли, словно кто-то изнутри колотил молотком по лбу и вискам. Она села в постели, с трудом держа глаза открытыми, полезла в ящик стола и дрожащими руками извлекла из него блокнот и старую ручку. Исписанные наполовину страницы громко шелестели под пальцами. Одновременно с этим, достала маленький календарь и сверилась с обведённым в красное датами.
Сердце в груди пропустило удар. Задержка.
Но это невозможно. Она ни с кем не занималась сексом уже целую вечность. Марлин отложила календарь и вчиталась в последнюю запись, сделанную в блокноте.
25.08
Все в твоей голове. Найди.
Слова были выведены ее рукой, но она явно спешила, буквы прыгали, косо лёжа на строчках. Что это может значить? Она не помнила. Ничего из записанного в блокноте не помнила, не знала, когда появляются записи, но они неизменно появлялись. Марлин смотрела на них в надежде что-то вспомнить, но добилась лишь головной боли.
Она вернула блокнот на место. Все уже спали, бледная луна светила в раскрытое окно, оставив серебристое озеро на полу. Дождь прекратился совсем недавно. Марлин встала и прошла к окну, закутавшись в мамину шаль. Она села на подоконник и втянула носом свежий ночной воздух.
Что же с ней происходит? Откуда это все, все эти ощущения, страхи, странные события? Почему она не помнит, почему часы, а то и целые дни выпадают из ее жизни?
Или это она из них выпадает?
Ей хотелось рассказать кому-нибудь. Поделиться своими страхами, чтобы человек, посмотрев на все со стороны, предложил выход. Или хотя бы просто выслушал. Марлин покосилась на кровать Лили, с плотно задёрнутым пологом. Она уже столько раз пыталась начать разговор, но все не клеилось. Да и как она его начнёт? Лили не поймёт. У неё своя жизнь, и она явно не хочет впутываться в чужие проблемы. Всегда такая отстраненная. Марлин лишний раз даже не хотела заговаривать о себе: она знала, стоит идеальному образу дать трещину, как вся ее жизнь разобьётся.
Подул ветер. Марлин плотнее закуталась в шерстяную шаль, на которой ещё хранился запах маминых духов. Она не расскажет, никому не расскажет. Ее проблемы принадлежат только ей, и она не станет ими делиться.
И все же, задержка… Так странно. Нужно пойти к врачу, но только не к школьному: доктор Стивенсон сразу расскажет директору. На выходных нужно выбраться в Хогсмид и купить зелье в лавке, а уже потом идти к врачу, если необходимость ещё будет. Но ведь это невозможно, так? Она же не Святая Дева, чтобы забеременеть без секса. Марлин машинально прижала ладонь к плоскому животу.
Она, конечно же, ничего не почувствовала.
***
***
Как я и думала, после завтрака о случившемся знали все.
Джеймс Поттер и Лили Эванс действительно встречались. Он познакомил ее с родителями, она гостила в семейном особняке Поттеров, а кто-то даже застукал их на свидании. Но что-то произошло, и Джеймс выбрал Мэри Гриффит, только вот Эванс так это не оставила и решила проучить Поттера, подлив ему любовное зелье. Никто ведь не виноват, что оно оказалось испорченным и Джеймс попал в Лазарет.
Дамблдор сделал заявление, сообщив, что Джеймс Поттер идёт на поправку и уже через несколько дней присоединится к своим товарищам на занятиях, беспокоиться не о чем, инцидент исчерпан, школьная жизнь продолжается. Конечно, директор не стал сообщать о моей влюбленности и о зелье в официальной речи, об этом всем любезно растрепали слизеринцы. К обеду новость невероятно обросла деталями, среди которых моя беременность и нетрадиционная ориентация Поттера были самыми невинными.
Обо всем этом мне сообщила Флора, когда мы сидели на подоконнике в коридоре и смотрели на пробегающих мимо учеников.
— Понятно, — кисло сказала я, когда она закончила.
Бирн сосредоточенно болтала в воздухе ногами. Сегодня на ней был темный и агрессивный макияж, за что с утра ее факультет лишился пяти баллов, но Флора согласилась только стереть тёмную помаду, а густо накрашенные ресницы и обведённые глаза оставила нетронутыми. Мне не нравилось, когда она так красилась: ее лицо исчезало за притворной маской, не оставляя ничего индивидуального и настоящего. В ответ на это она заявила, что так и задумывалось.
— Ты же понимаешь, что я в это не верю?
— Почему? — каждое слово давалось с трудом. Все утро меня накрывала с головой апатия. Ситуация перестала меня волновать, и я пустила все на самотёк. — Я дура. В это так тяжело поверить?
Флора обеспокоено покосилась на меня.
— Ты вообще как? Выглядишь не важно.
— Все в порядке, — я спрыгнула с подоконника и закинула рюкзак на плечо. — У меня Прорицание через пять минут. Встретимся позже?
Она кивнула.
— Ты обещала все мне рассказать.
— Расскажу, — я нахмурилась, вглядываясь в ее волосы. — Ты в курсе, что у корней начинаешь рыжеть?
Рука Флоры метнулась к волосам. Она смущенно покраснела.
— Все из-за моей новой анимагической формы. Ненавижу кошек.
— Две рыжие в одной компании — это слишком.
— Почти Уизли.
— В смысле? — не поняла я.
Бирн нетерпеливо взмахнула рукой.
— Иди уже, ты же вроде опаздывала. Нельзя пропускать Прорицание. Поговорим потом.
Я махнула ей на прощание и направилась на урок к профессору Морей.
***
«Когда мир умрет, в нем останусь и я мои мысли, и даже тогда они будут запретны. Все должно остаться внутри меня, моя тьма больше никому не принадлежит, мои грехи останутся моими грехами, ведь я вся состою из них. Они меня наполняют. Определяют.
Я так устала от клетки. Устала от борьбы. Мне хочется покоя. Покоя в жизни, и покоя внутри себя. Они приходят с лунным светом, танцуя на серебристых нитях, и теперь я ненавижу ночь. Днём они не так смелы: солнце обжигает их, превращая мраморную кожу в рваные лоскуты. Я бы хотела быть солнцем, чтобы войти в их леса и воды, и сжечь все дотла.
Я стану их погибелью.
Не пламенем — солнцем»
— Мисс Эванс?
Я вздрогнула и захлопнула мамин дневник, как только ладонь мисс Морей опустилась на мое плечо.
— Что вы читаете? — требовательно спросила она.
Я чувствовала на себе взгляды остальных, но они остались за границей моих забот. Пусть пялятся. Пусть обсуждают. Что они могут сделать мне?
— Ничего, — под внимательным взглядом я убрала чёрный блокнот в рюкзак. — Простите, профессор.
Морей кивнула и продолжила лекцию.
Краем глаза я видела, что Марлин обеспокоено смотрит на меня, но сделала вид, что ничего не замечаю. Если мы останемся наедине, она спросит, что происходит, а я не в состоянии была объясняться.
— Приступайте, — велела профессор, и расположилась за своим столом.
Марлин взяла колоду и неспешно разложила карты Таро на столе. Ее руки с золотистым загаром странно смотрелись на фоне чёрной плотной скатерти. Маккиннон смотрела только на карты, лицо ее было отстранённым.
— Карты показывают, что все в твоей жизни запуталось, — сказала она.
Я придвинулась ближе.
— А подробнее?
— Ты что-то ищешь, — она задумчиво постучала по карте. — И найдёшь, если прислушаешься к себе… — она замолчала, подняла голову и пристально посмотрела мне в глаза. Ещё до того, как она заговорила, я поняла, что дело уже не в картах. — Ты совершила ошибку, о которой сожалеешь. Ты хочешь поделиться этим.
— Ты гипнотизируешь или гадаешь? — усмехнулась я.
— Все, хватит, — Марлин перегнулась через стол и понизила голос. — Я умру от любопытства, если ты не расскажешь, Лили. Что у тебя с Джеймсом? Почему ты не рассказала о вас?
— Нечего рассказывать. Мы расстались.
— Я хочу подробностей, — с нажимом сказала Марлин. — Что будет теперь? Что ты будешь делать?
— Не знаю, — честно ответила я. — Меня сместили с должности старосты и запретили покидать школу на выходных. Дамблдор просто не знал, как ещё может наказать меня.
— Я не о твоём наказании, а о вас с Джеймсом, — раздраженно сказала она. — Ты пойдёшь к нему сегодня? Ремус сказал, что он пришёл в себя утром. Чувствует себя хорошо, только вот у него что-то с глазами… — она нахмурилась. — Не знаю, почему, но, кажется, у него зрение упало.
Я прижала пальцы к переносице. Антидот обезвредил зелье, но аконит успел оставить свой след. Повезло, что он вообще не ослеп. Аконит действует на сетчатку, вызывая ее отслаивание.
— Миссис Поттер не отходит от него.
— Миссис Поттер? — переспросила я. — Она приехала?
Марлин кивнула.
— Ещё до завтрака. Хотела увести его в Мунго, но он как раз очнулся. Подробностей не знаю, я ведь тоже ещё к нему не ходила. Все собираются после этой пары.
Почему все наваливается одно на другое? Как мне разбираться с проблемами, если они не дают мне толком времени.
— Я схожу к нему, — сказала я. Если не пойду, это вызовет подозрения. Нужно придерживаться своей линии, пока не забудется.
Миссис Поттер меня убьёт.
Марлин нахмурилась, с интересом разглядывая карты.
— У тебя будут отношения. Вот смотри, прекрасный мужчина. Он брюнет, высокий, с темными глазами… Играет в квиддич. О, Лили, здесь говорится о его особой примете: очки с толстыми стёклами в желтой оправе.
— Не смешно.
Она засмеялась.
— Не будет Поттер носить такие очки, — сказала я.
— То есть с тем, что он твой будущий парень, ты даже не споришь.
— Ой все, хватит, — я отвела взгляд. — Не умеешь читать Таро, так и скажи. А что на счёт остальных? Гидеон все ещё ведёт себя как палач?
— Он просто безбашенный. Дай ему время и все образуется. Ты же знаешь, что Джеймс для них всех значит.
— А Мэри? — осторожно спросила я.
— Что Мэри? Сама все увидишь, Лили. Только прошу, не делай того, о чем потом пожалеешь.
— Я только этим и занимаюсь, — хмуро ответила я. — Теперь моя очередь. Нагадаю тебе Блэка.
Марлин прикусила нижнюю губу.
— И добавь к нему шикарный дом и чудесных близнецов.
Я разложила карты.
— Обязательно.
***
***
Я не знала, что делать.
Понимала — сделать нужно очень много, но это было настолько сложно, что я не могла двигаться и просто лежала в кровати. Внутри медленно атрофировались все чувства, кроме нарастающей паники. Своими действиями я на некоторое время обезопасила себя, но что теперь?
Марлин преуменьшила, сказав, что у Джеймса что-то не так со зрением. Оно пропало. Побочное действие аконита, которое я не успела предотвратить. Конечно, это не навсегда, при правильном лечении зрение вернётся в течении нескольких недель, но ведь никто не обеспечит ему правильное лечения. Нужно приготовить специальные капли для глаз и закапывать их каждые два часа по три капли в каждый глаз. Без этого он ослепнет на всю жизнь.
И это было на первом месте всех проблем.
Где приготовить капли? И как? У меня нет ни лаборатории, ни ингредиентов, а к общему напряжению прибавилось странное ощущение, будто за мной следят. Неприятное покалывание в затылке так и кричало о внимательном взгляде Блэка. Только вот откуда он смотрит, я не могла понять, если, конечно, я не превратилась в параноика. Блэк. Он теперь уверен, что я пыталась отравить Джеймса и в мою историю с влюблённостью не поверит. Да Господи, конечно, не поверит! Мародеры знают, что все это было лишь фарсом, и стоит быть с ними настороже, чтобы они не сдали меня Дамблдору. Но тогда они подставят и Джеймса перед родителями, а этого он им не позволит.
Родители Джеймса. Миссис Поттер в Хогвартсе и от этого у меня мурашки пробегали по спине. Как она до сих пор не нашла и не убила меня? Я ведь буквально ослепила ее сына и из-за меня он лежит в лазарете.
На полке лежал мамин дневник, укутанный в бархатную черную обложку. Я так и не поняла, зачем дедушка отправил его мне. Ее записи были странными, просто потоком лихорадочных мыслей, которые оставляли горькое послевкусие после себя. Иногда казалось, что я проникаю в голову семнадцатилетней девушки, стоящей на краю безумия, но она вовсе не была сумасшедшей. Роза просто была другой. Может, ей в самом деле нужно было уйти в мир Фэйри, но судя по ее записям, она их ненавидела, прочем как и всех остальных. Я села в кровати, подложив под спину подушку, открыла дневник на последней исписанной странице и в который раз прочитала запись. Буквы плясали, будто падая со строчек, едва держась своими закорючками на страницах.
Последний раз мое сердце бьется. Оно уже все в паутине, чувствую, что на счету каждая секунда. Если оно не оживет сейчас, если я не разбужу его, то превращусь в мертвый океан, и все мои киты будут мертвы. И водоросли, и стаи рыб, и даже мелкий планктон, неприметный, но светящийся изумрудом в темноте. Я так хочу подарить кому-нибудь свою любовь, пока цветы в душе не погибли. Я чувствую — еще секунда, и сад завянет, я превращусь в кладбище, и внутри меня будут могилы, черная твердая земля и холодные дожди. Я знаю, если не убегу, не начну жить, то мой разум превратится в вязкое болото. Тело останется, останется сидеть у окна и смотреть, как в водах Самберли танцуют дети Энн, а на восходе пляшут в пыли феи. Но я буду мертва, и даже Черный Шак не сможет за мной прийти, ведь он приходит только к тем, у кого есть душа, и Банши не будет оплакивать мою смерть, потому что умереть может только то, что было живо, а я никогда не жила.
Я задумчиво погладила страницы, пожелтевшие от времени. Последняя запись, перед тем, как мама сбежала и вышла замуж за моего отца. И через девять лет она умерла.
***
Флора расстелила под деревом мантию и села на нее, поджав под себя ноги. Несмотря на отчаянный холод, она не хотела возвращаться в замок, соскучившись по одиночеству. В последнее время она редко была наедине с собой, почти всегда рядом крутилась Лили. Не то, чтобы это плохо, просто иногда Флоре необходимо было одиночество.
Осень в этом году быстрая. Вон как ворвалась, даже не постучав, сразу явилась со своими дождями и грозами, и этот запах опавших листьев и холодов немного тревожил. Интересно, на острове тоже холодно?
Находиться вдали от Локса иногда было невыносимо. Флора любила свой дом, любила деревья и леса, шумный серый океан, громкие волны, бьющиеся о скалы и разбивающиеся алмазами, любила рваный берег и лиловые холмы, прерывающиеся мелкими речушками. Любила Самберли, тревожную и опасную реку, чьи воды отделяют замок от города. И именно ради своего дома она так поступала. Верность клану, верность вождю, верность своему дому — это не пустые слова. Это то, на чем она воспитывалась. Она последняя из рода Бирнов, последний рожденный анимаг, последний вестник Макгрегоров. Ее долг обязывает подчиняться Ронану, как наследнику вождя.
Но почему тогда сердце ныло и шептало, что она поступает неправильно? Флора сжала в руках письмо от Ронана. Он писал, что они с Лили должны приехать на Хэллоуин. «Все приготовления почти завершены, мы будем ждать вас. Флора, твой отец гордился бы тобой»
Отец может быть, но мама не поддержала бы ее в этом выборе. Флора спрятала письмо в сумку. Она невольно усмехнулась. Им удалось обойти условия сделки, заключенной между Ронаном и Розой. Макгрегоры веками заключали сделки с Фэйри, а это сродни сделке со смертью, однако в этот раз Макгрегор сумел схитрить. И все же, может она должна все рассказать Лили? Это ведь не честно, Эванс имеет право знать правду и самой принять это решение.
С севера подул тревожный ветер, принося с собой предупреждения о скорых несчастьях.
Флора плотнее закуталась в свитер. Нет, она ничего не скажет Лили. Эванс узнает все в Хэллоуин, и она должна будет понять, ведь вопрос в благополучии Макгрегоров и всего Локса. А Локс ничто без этой семьи, и если ради будущего нужно пожертвовать доверием Лили, то Флора так и сделает. У нее ведь просто нет выбора. У ее семьи никогда не бывает выбора.
Прежде чем боль выбралась из своего укрытия и затопила все внутри нее, Флора выкинула мысли о семье из головы и сосредоточилась на сером низком небе.
***
— Все будет хорошо, Лили. Ты просто пойдешь туда, и спросишь, как он себя чувствует. Ты будешь сильной и милой, ты сыграешь свою роль и придумаешь, как все исправить. Ты справишься.
Мое собственное отражение выглядело жалко. Весь день я пыталась зайти к Поттеру, но каждый раз придумывала отговорку, чтобы не идти. Во время обеда за нашим столом практически никого не было: все отправились шумной толпой проведать Джеймса, даже чертовы первокурсники, которые в Хогвартсе без году месяц. Я катала зеленый горошек по тарелке и перечисляла причины, по которым не могу пойти к нему в данный момент. Сорок второй причиной был день недели, ведь по средам лучше не путешествовать, если верить шотландским пословицам, даже если это путешествие в другой конец замка.
В конце концов к вечеру не осталось никаких отговорок, и мне пришлось двинуться в путь. В коридоре я остановилась напротив рыцарских доспехов, и глядя в свое размытое отражение, пыталась приободрить себя. Получалось плохо.
Сорок третья причина: я могу прийти завтра.
Но моим трусливым планам не суждено было сбыться, потому что стоило обернуться, как я увидела миссис Поттер, спускающуюся по ступеням. Сердце провалилось в желудок. Она увидела меня, и у меня не осталось путей для побега.
— Здравствуй, Лили.
Я что-то промямлила нечленораздельное. На миссис Поттер было длинное темно-зеленое пальто, скрывающее одежду, элегантные туфли на устойчивом каблуке, а на голове шляпа в тон пальто. Несколько темно-каштановых локонов обрамляли лицо.
— Ты идешь к Джеймсу? — вежливо поинтересовалась она, остановившись рядом. — Я была у директора, хочу попрощаться с сыном перед уходом. Пойдем вместе.
Я собралась с последними силами.
— Миссис Поттер, я знаю, что вы злитесь на меня, и я прошу у вас прощения. Мне очень жаль, что с Джеймсом так вышло, и что сейчас он в таком состоянии. Мне очень-очень жаль, миссис Поттер. Я не знаю, что теперь делать.
Красивые глаза некоторое время задумчиво всматривались в меня, а потом она ласково улыбнулась. Впервые Юфимия Поттер так улыбалась мне.
— Я знаю, что любовь толкает нас на безумные поступки, Лили. Пойдем, — она кивнула головой в сторону уходящего коридора. Мы медленно пошли по коридору, и я не верила, что она действительно не держит на меня зла. — Ты уверена в своих родителях? — задумчиво спросила она.
— Не совсем поняла вас…
Она весело засмеялась.
— Лили, ты могла бы быть Блэк или кем-то из Гринграсс. Женщины этих семей своего не упустят.
— Вы ведь Блэк? — осмелела я.
— Да. И поэтому я знаю, о чем говорю, — она покосилась на меня. — Что поделать, Поттеры обречены иметь дело с сильными женщинами, иначе они совсем отобьются от рук.
— Я не понимаю, миссис Поттер, почему вы не злитесь на меня?
Мы остановились у дверей, ведущих в Лазарет. Юфимия посмотрела на меня серьезным и пристальным взглядом.
— Я знаю своего сына, Лили, и я знаю, что он не самый простой человек. Между вами что-то произошло после нашего ужина, хоть Джеймс ничего нам и не объяснил. И может он не должен ничего объяснять, все и так ясно. Мой сын влюблен. Влюблен уже много лет, и эта любовь не дает ему покоя, но он запутался и не знает, что делать. Если он обидел тебя, или тебе кажется, что он выбрал другую, то прошу, верь своему сердцу, а не его словам. Мужчины часто паникуют, когда не могут с чем-то справиться и совершают глупые поступки. Чтобы у него не было с этой Мэри, я уверена, что он не серьезен. Ты поступила неправильно, затеяв эту игру с любовным зельем, и я уверена, что ты осознала свою ошибку, дорогая. Теперь тебе предстоит справиться с последствиями и вернуть себе любимого человека. Ты ведь понимаешь меня? Женщина должна сражаться за свое счастье, пусть и война будет против всего мира.
Я опустила взгляд. Ее слова не укладывались в голове, и я не знала, что могу ответить. Миссис Поттер ласково приподняла мое лицо за подбородок.
— Ты очень красивая девушка, Лили, — мягко произнесла она. — Но красоты мало. Ты должна быть умнее. Я дам тебе совет: иди к нему, возьми его за руку и дай почувствовать свою любовь. Сейчас он беззащитен и ему больше всего это нужно.
Возможно, мне должно было быть неловко или я должна была почувствовать смущение, но вкрадчивый и тихий голос миссис Поттер согнал все страхи и неуверенность. Пусть она и ошибалась во всей ситуации, окруженная нашей — моей — ложью, но я успокоилась после ее слов.
— Спасибо. Спасибо вам за все.
— Пустяки, — отмахнулась она.
Мы вошли в Лазарет. У койки Поттера стояли Мародеры. Сириус сидел на подоконнике, играя с поттервским снитчем, Ремус сидел на соседней кушетке, а Питер изучал тумбочку, заваленную подарками для Джеймса.
— Кто-то принес тебе шоколадные конфеты с хрустящими шариками, — сообщил он Джеймсу. — Мы ели такие в Годриковой Впадине.
Джеймс не успел ответь. Миссис Поттер, громко стуча каблуками по кафельному полу, прошла к его постели.
— Мальчики, я пришла попрощаться, — улыбнулась она.
Джеймс приподнялся на локтях.
— Ты еще не дома? Мама, ты вообще не должна была приходить, — проворчал он.
Я топталась на пороге. Глаза Джеймса были закрыты плотной бинтовой повязкой. Я поспешно отвела взгляд, не в силах смотреть на него.
— А кто бы привез твое хладное тело домой, милый? — она приобняла его и поцеловала в лоб. — Поправляйся, я сообщу отцу, чтобы он не тревожился. Да и я спокойна, когда здесь Лили.
— Ты виделась с Лили? — голос Джеймса заметно дрогнул.
Я снова бросила на него взгляд. Сириус хмуро буравил меня взглядом, скрестив руки на груди.
— Более того, она здесь. Лили, почему ты стоишь на пороге, иди сюда.
Голова Джеймса повернулась в мою сторону. Я медленно подошла на негнущихся ногах, понимая, что он не может меня видеть.
— Оставляю тебя в любящих руках. Сириус, Питер, проводите меня.
Ремуса она проигнорировала. Люпин и сам будо стал меньше, практически спрятавшись за соседним пологом. Сириус недовольно смотрел на меня, а Питер, напротив, избегал моего взгляда.
— Миссис Поттер, не хочу оставлять Джеймса, — вставил Сириус.
— Сириус, Мерлина ради, не будь таким болваном! — в сердцах воскликнула она. Питер замаскировал свой смешок под кашель. — Все вон отсюда, дайте им поговорить. Или ты думаешь, Лили не сможет позаботиться о нем?
— Учитывая, что он здесь из-за нее… — пробормотал Сириус.
— Вон, — еще раз повторила Юфимия.
Через несколько минут в Лазарете никого не осталось. Я не сдвинулась с места, стоя у изножья кровати, а Джеймс прислонился спиной к множеству подушек, приняв полусидячее положение.
— Ничего не скажешь?
Я вздрогнула. Сердце ныло от беззащитного вида Джеймса. Его глаза, скрытые за белыми бинтами, выглядели пугающе.
— Как ты? — с трудом промолвила я.
Он повернул голову на голос.
— Нормально. Сказали, что я отравился. Что-то про испорченное любовное зелье.
Я прикрыла глаза.
— Джеймс, это…
— Месть за то, что я сделал? Там, в коридоре.
Я промолчала.
Он кивнул, по-своему истолковав тишину.
— Я заслужил, согласен. Только не пойму, почему ты выбрала любовное зелье? Я ведь уже говорил тебе, что ты справляешься и без них.
Его слова застали меня врасплох. Я подняла голову на Джеймса.
— О чем ты?
— В Приюте. Ты спросила, почему я не боюсь пить ничего, из предложенного тобой. Потому что тебе не нужны любовные зелья.
Я проморгала, стараясь избавиться от непрошенных слез. Нужно поменять тему, пока он не свел меня с ума.
— Что говорит доктор Стивенсон? Твои глаза…
Он усмехнулся.
— Ты заметила? А доктор обещал, что никто даже не поймет, — он фыркнул.
— Ты можешь не шутить хотя бы сейчас.
— А что еще мне делать? — спросил он. — Сидеть и жалеть себя? Желающих посочувствовать и без того полно.
Я покачала головой.
— Все будет хорошо. Доктор Стивенсон поможет тебе.
Он отрывисто засмеялся.
— Не уверен. Док не понимает, что происходит.
— Все будет хорошо! — повторила я. — Ты должен встать на ноги до отборочных.
Я вздрогнула от горького отрывистого смеха.
— Прошу не делай вид, что ты беспокоишься обо мне. Я никогда не поверю, что произошедшее случайность. Возможно, тебе повезет, и меня переведут в Мунго. Больше мы не увидимся.
— Это не справедливо, — покачала я головой. — Я не хотела, чтобы все так получилось, Джеймс.
Он усмехнулся и отвернул лицо.
— Тебе лучше уйти.
— Джеймс… — взмолилась я.
— Уходи, — безжалостно повторил он. — Скоро придет доктор Стивенсон.
Я постояла на месте несколько секунд, глядя на его профиль, высеченный из камни, развернулась и медленно направилась к дверям.
— Лили.
Я замерла и перестала дышать.
— Я не хочу, чтобы ты меня впредь целовала. Не нужно.
Дверь громко захлопнулась за мной. Я выскочила в коридор и бросилась прочь, завернула в первом повороте, где сползла без сил вниз по стене и закрыла лицо ладонями.
Слезы душили изнутри. Как я могу больше не целовать его, если все время думаю о его губах! Как вообще я должна жить, если мы причиняем друг другу боль. Постоянно и методично.
Я должна все исправить.
Я шмыгнула носом и ожесточенно вытерла слезы с лица. Джеймс снова будет видеть, клянусь своей жизнь. Я все исправлю.
Услышав приближающиеся шаги, я попыталась привести себя в порядок, но лишь успела вытереть лицо, как в поле зрения появились старые пыльные ботинки.
Северус встал надо мной, глядя на меня зареванную сверху вниз. Длинные черные волосы обрамляли белое, как у мертвеца, лицо. Бездонные глаза, в которых не отражалась и тень души, целую вечность всматривались в меня.
— Зачем ты теперь-то плачешь? — отрывисто и непонимающе спросил он.
— О чем ты, Северус? — устало спросила я.
— Я знаю, что ты сделала Лили, я просто не понимаю, почему.
Мне пришлось встать. От его голоса веяло холодом, и мне хотелось поскорее уйти.
— Северус, мне пора, — тихо сказала я.
— Ты отравила Поттера, — уверенно сказал он, не обратив на мои слова внимания. — Но почему аконит? Почему, Лили?
Вечность я смотрела на Снейпа и просто не знала, что должна сделать.
Бей или беги. Такова защитная реакция, да?
Я была уверена лишь в одном: Северус знает правду и нет смысла ему лгать.
— Как ты догадался? — холодно спросила я, скрестив на груди руки.
— Судороги. Пена из рта. Слепота, как побочный эффект. Типичные признаки отравления аконитом. Странно, что медработники не догадались, видимо ты просто сбила их с толку рассказом о любовном напитке.
Я на мгновение прикрыла глаза, смиряясь с этой мыслью. Северус разбирается в зельях и что важнее, он знает меня.
— Я просто хочу знать, зачем? — кратко спросил он. — Это ведь не похоже на тебя, Лили. Это низко. Недостойно тебя.
— Что именно, Северус? — устало произнесла я. — То, что я чуть не убила человека или допустила ошибку?
— Ты лжёшь всей школе, — ледяным тоном отозвался он. — Это Поттер так на тебя влияет? Мародеры?
Я прислонилась спиной к стене.
— Чего ты от меня хочешь, Снейп? Шантажировать будешь? Иди расскажешь всем? Ну иди же, не теряй драгоценного времени. Твои друзья-слизеринцы оценят такой благородный порыв.
— Не ёрничай, — отрезал Северус. — Я хочу помочь тебе.
— Мне не нужна твоя помощь.
Северус сократил расстояние между нами.
— Нет, нужна. Ты кричишь о помощи, я слышу это в твоих мыслях.
— У нас ментальная связь? — выгнула я бровь.
Северус не оценил подкола.
— Лили, что ты делаешь? — тихо спросил он. — Ты свою жизнь губишь. Это не для тебя, ты не такая.
— Откуда тебе знать, какая я, Снейп? Ты не моя совесть.
— Я твоё спасение. Позволь мне помочь.
— Помочь убить Поттера? — усмехнулась я. — Только вот я не хочу этого, так что ты зря пришёл. Я хочу, чтобы он поправился.
Чёрные глаза Северуса изучали меня. На какое-то время ему удалось меня зачаровать, и я чувствовала, как тьма затаскивает меня в себя. Что-то внутри екнуло, и маленькая Лили во мне, отчаянно нуждающаяся в друге, выбралась из своей скорлупы.
— Ты не справишься одна. Если станет известно, что это аконит, тебя обвинят в отравлении с угрозой жизни, Лили. Это реальный срок в Азкабане. Позволь мне помочь тебе.
Я заставила ребёнка внутри забраться обратно и оттолкнулась от стены.
— Мне не нужна твоя помощь, Северус, — уверенно сказала я. — Мне ни чья помощь не нужна.
Жаль, что я и на половину не была так уверенна, как звучал мой голос. Северус тоже это знал, но позволил мне уйти, отойдя с дороги.
***
Флора потянулась к тарелке Лили и стащила у той ломтик жареной картошки, пока Эванс болтала с Марлин.
Маккиннон, заметив выходку Бирн, прожгла ее презрительным взглядом. Флора закатила глаза и отвернулась, не в силах выносить недовольное лицо этой стервы.
За ужином все галдели, как стая чаяк, так часто кружащих над берегами Локса. Флора задумчиво изучала взглядом слизеринский стол и потому упустила момент, когда рядом сел парень в гриффиндорской форме.
— Привет, — улыбнулся Люпин.
Флора подавилась своим соком и закашлялась. Тыквенный сок потек из носа и рта, залив скатерть и ее рубашку.
— Флора, ты в порядке? — обеспокоено спросила Лили, протягивая ей бумажные салфетки.
Бирн благодарно приняла несколько и попыталась обмакнуть одежду.
— Прости, я не хотел тебя пугать, — виновато произнёс Ремус, выглядя смущенным.
Флора пришла в себя и посмотрела на него зло.
— Ты можешь не подкрадываться?
— Я не подкрадывался, — отозвался Люпин. — Ты испугалась так, как будто привидение увидела.
— Лучше бы привидение, — пробормотала девушка.
Ремус недовольно покосился на неё. Он выглядит таким… правильным, и это бесило Флору до скрежета зубов. Все в нем — эти выглаженные рубашки, аккуратные свитера, идеальные стрелки на брюках и безупречно вычищенная обувь, — чертов перфекционист. Рядом с ним она чувствовала себя еще большим отребьем и ей отчаянно хотелось растрепать ему волосы, чтобы привнести хоть немного жизни в эту бездушную картинку.
— Я налью тебе сока, — дружелюбно сказал он, потянувшись к графину.
Флора подскочила на ноги.
— Мне нужно идти, — обратилась она ко всем сразу. — На завтра очень много задали.
— Ты же пять минут назад говорила, что домашка для лохов?
Лили тыкнула в Марлин локтем, чтобы та заткнулась. Флора старалась смотреть только на Эванс, но чувствовала на себе изучающий взгляд Люпина.
— Всем пока. Лили, увидимся завтра.
Флора развернулась и почти бегом бросилась прочь из Зала. Всю дорогу до своей гостиной, она мысленно проклинала тот вечер и собственную слабость.
Потерять девственность в захламлённом кабинете, на пыльном столе, чувствуя на себе тяжесть чужого тела… Совершенно незнакомого тела.
Так она и отнеслась к этому позже. Секс с просто телом, совсем забыв, что у тела есть имя и собственное мнение на этот счёт.
Уже в комнате она в очередной раз задумалась о том, откуда Ремус знал, где она будет недавней ночью. Флора в последний момент обратилась в кошку, иначе наткнулась бы в следующем коридоре прямо на парня. Она опешила, увидев его, а Ремус сел на корточки и несколько раз ласково погладил маленького котёнка.
— Эй, приятель, ты тут откуда? — тихо спросил он. — От дождя прячешься?
Ремус посмотрел по сторонам.
— Не видел здесь девушку? Отзывается на имя Флора Бирн. Она должна быть здесь, если верить Карте, — задумчиво произнёс он.
Едва он отвлёкся, она поспешно сбежала, поджав хвост.
Так откуда он мог знать? И был совершенно уверен, где искать ее? Причём здесь Карта?
В любом случае, Люпин начинал раздражать. Нельзя быть таким навязчивым, нельзя! Что с того, что они переспали? Такое случается, и людям необязательно говорить обо этом или даже вспоминать.
Флора разделась и легла в постель, закутавшись в одеяло. Соседки ещё были на ужине, поэтому не доводили своим щебетанием.
Флора приняла позу эмбриона и закрыла глаза.
Если бы мама была жива, она высказала бы о Флоре все, что думает. Голос матери так и звучал в голове, обвиняя в недостойном поведении. Хотя сейчас, зная о матери всю правду, Флора бы не молчала, а припомнила бы той собственные грехи, ткнув пальцем в живое доказательство.
… кого она обманывает? Если бы мама была жива, Флора легла бы ей под бок, чтобы почувствовать желанное тепло. Она обнимала бы ее как можно чаще и постоянно напоминала бы о своей любви.
Она уткнулась лицом в подушку, душа слезы.
Ей до смерти хотелось обнять маму. Хотя бы один раз, всего один. И сказать, как сильно она скучает.
Сказать все то, что никогда не говорила маме при жизни.
***
Эмми странно поглядывала на меня, когда я вышла из душа, завернувшись в полотенце.
— Что? — нахмурилась я.
Вэнс сидела на своей кровати, приняв позу лотоса, а Марлин красила ногти, сидя на широком подоконнике.
Мэри была в Лазарете с Джеймсом. Со всего факультета со мной говорили только Эмми, Марлин и Ремус, что, в принципе, было больше, чем в прошлом году.
— Ничего, — пожала плечами Эмми.
Я отвернулась и, встав между открытыми дверцами шкафа, переоделась в пижаму.
— Лили, ну расскажи, пожалуйста! — не вытерпела Эмми и захныкала. — Я уже не могу ждать, пока ты созреешь.
Я закатила глаза и села в кровать. Эмми жалостливо посмотрела на меня, сложив руки в умоляющем жесте.
— Что ты хочешь услышать? Я ведь уже все рассказала.
— Почему ты не у Джеймса? Разве ты не должна быть рядом?
Я взбила подушку, чтобы чем-то занять свои руки.
— Он злится на меня и это понятно.
— Ну так извинись!
— Думаешь, это так просто?
— А что в этом сложного? — искренне не поняла она. Я опешила. — Просто скажи ему, что любишь его.
— Я его не люблю.
Марлин удивленно вскинула голову, обратив внимание на наш разговор.
— Что значит не любишь? А как же зелье? Вы же встречались, разве нет?
Опасность! Опасность! Опасность! Красная лампочка в голове замигала несколько раз.
— Встречались, — медленно подтвердила я, подбирая слова. — И я, конечно, была в него влюблена, просто сейчас не время.
— Не время для чего?
Я бросила на Эмми раздражённый взгляд.
— Не время лезть в мою душу. Я устала, хочу спать. Спокойной ночи.
Я забралась в постель и укрылась одеялом.
Эмми что-то недовольно сказала Марлин.
Полог был задёрнут, поэтому я не увидела, как вернулась Мэри через час.
— Как Джеймс? — спросила Марлин.
Эмми тоже уже уснула.
— Чувствует себя хорошо, но никаких улучшений с глазами. Думаю, послезавтра его заберут в Мунго.
Я закрыла глаза, мысленно повторяя про себя слова Мэри. Нужно все сделать, прежде чем Джеймса увезут.
Сон не шёл. Ещё через несколько часов, когда Мэри тоже уснула, мой полог чуть приоткрылся, и Марлин позвала меня по имени.
— Я не сплю, — прошептала я.
Она забралась в кровать и села у моих ног.
— Думаешь о Джеймсе?
— Да, — я лежала на боку, подложив под голосу ладони и не смотрела на неё.
— Все будет хорошо, Лили. Ему помогут.
Ему должна помочь я.
— Ты не думаешь, что Эмми права? — осторожно протянула Марлин.
Я удивленно покосилась на неё.
— В чем?
Марлин прикусила неуверенно губу.
— Ты должна сказать Джеймсу, что любишь его. Ты должна быть рядом с ним, чтобы поддержать. Не обижайся, Лили, но ты косвенно виновата в произошедшем.
Совсем не косвенно.
— Он выгнал меня, — с трудом произнесла я. — Сказал, что не желает меня видеть.
— Он ведь не серьезно, — мягко сказала Марлин.
Я снова посмотрела на неё.
— Он сказал, чтобы я больше никогда не целовала его.
От обиды внутри меня не осталось места другим чувствам.
Марлин легла рядом со мной. Я отодвинулась, чтобы ей хватило места. От неё пахло карамелью и кокосовым сиропом. Мягкие волосы, растрепавшиеся по подушке, щекотали мне лицо.
— Все парни идиоты, Лили, — уверенно сказала она. — И Джеймс не исключение. Ты его не слушай, дорогая. Сделай все наоборот! Завтра с утра пойди к нему, сядь рядом и поцелуй, чтобы он улетел в космос, поняла? Как следует поцелуй.
Я засмеялась.
— Ты сумасшедшая.
— Я серьезно. Напомни ему, что он готов потерять. И поверь мне, он тут же одумается.
Если бы дело было только в поцелуях…
Марлин задумчиво изучала свои руки с длинными пальцами.
— Можно кое-что спросить о тебе?
Она пожала плечами.
— То, что говорят о вас на Локсе, правда?
— Что именно?
Я смутилась.
— Ну… что вы соблазняете мужчин и они не могут устоять.
Марлин фыркнула.
— У каждой семьи на Локсе свой дар. Или проклятье.
— Так это правда?
— Не знаю, — отозвалась она. — Я не пыталась никого соблазнить, но то, что в моей семье женщины редко следуют общепринятым нормам, правда. Женщины моего рода, как бы помягче выразиться, всегда были любовницами. Секс в моей семье не запретная тема, а наоборот. Я не стыжусь его, это ведь естественно. Это ведь любовь, волшебство. И итогом этой магии являются маленькие ангелы, — ее голос изменился, вдруг став печальным.
— С тобой все в порядке?
— Да, — Марлин кивнула. — Все нормально.
Мы помолчали немного.
— Ты знаешь своего отца? У вас дома я не видела ни одной фотографии…
Марлин покачала головой.
— Мама и сама его не знает. Говорю же, в нашей семье так принято. Женщина спит с теми, с кем захочет, радуется жизни и рожает детей, которых воспитывает в любви и заботе. Никто из Маккинон не знает своих отцов, дети всегда берут фамилию матери.
— И тебе никогда не хотелось узнать, кто он?
— А зачем? Правда, в детстве я любила о нем думать. Представала, что он герцог. Или мореплаватель, — мы обе тихо засмеялась. — Ну на крайний случай археолог. Знаешь, Лили, это правда странно, что Ронан позволил тебе гостить на острове, — вдруг сказала она.
— Почему?
— У нас не любят чужаков. Только не обижайся.
Я заверила ее, что и не думала.
Марлин перевернулась на бок, сложив руки под щеку.
— Ронан вообще очень отстранённый, — зашептала она. — Макгрегоры всегда были такими, поэтому их никто и не любит.
— На острове? — уточнила я.
Как всегда, при разговоре о Локсе внутри меня что-то теплилось и жаждало узнать больше.
— Нет, конечно, нет. Локс ничто без Макгрегоров. Я говорю об остальных. Министерство, все эти волшебники, живущие на континенте.
— Но почему?
— Потому что Локс практически автономен. На нашей территории не действует большинство законов Министерства, я говорю о глупых законах, типа не применять магию, — Марлин фыркнула. — Это такой бред. Министерство много лет пытается вмешаться в наши дела и заставить следовать своим указам, но пока на острове есть Макгрегор, этого не случится.
— А вы не боитесь? Они ведь могут отправить Авроров, если их сильно разозлить.
Марлин закатила глаза.
— Локс надёжно защищён. Нет такой магии, что способна тягаться с его чарами. Эти земля и вода пропитаны магией, Эванс, а защитные чары так сильны, что никто из чужих никогда не проберется на остров. Туда может попасть либо один из членов семей, либо только с указа Макгрегора. Никак иначе.
Я переваривала услышанное, пытаясь уложить все в голове. Похоже, что Марлин была не против рассказать что-нибудь ещё и я захотела испытать удачу.
— А что за дела у Ронана и Дамблдора?
Марлин нахмурилась.
— Какие у них могут быть дела?
— Не знаю, — отозвалась я. — Но когда я работала в пабе, Ронан часто заходил туда и… и общался с человеком Дамблдора. Точнее, они вели переговоры.
— Ничего об этом не знаю, — задумчиво произнесла Марлин. — Дамблдор и Макгрегоры вообще-то не ладят.
— Почему?
Марлин зевнула.
— Давняя история. Я тогда ещё не родилась, но в общих чертах знают все острове. Ты ведь слышала, что палочки нам делает семья Асперов? — я кивнула. — Они лучшие мастера. По легенде, один из Асперов много лет назад сделал палочку из бузины, растущей посреди кладбища. Дерево было очень древним и сильным, пропитанным магией до краев, магией предков и Фэйри — единственное в своём роде. Аспер использовал его с разрешения Хранителя, и трудился над палочкой каждую ночь на протяжении тридцати лет.
— Как можно делать палочку тридцать лет?
— Это всего лишь легенда, Лили, — раздраженно отозвалась Марлин. Я замолчала. — Когда же палочка была готова, Аспер преподнёс ее своему вождю. Но вождь был стар и скоро умер, и палочку, согласно традициям, похоронили вместе с ним. Однако Смерти так сильно понравилось творение гения, что она забрала палочку себе. Время спустя, Смерть встретила на мосту троих братьев, один из которых попросил у неё самую сильную палочку всех времён. И Смерть отдала ее ему.
— Постой, ты говоришь о сказках Барда Бидля?
— Да, — кивнула Марлин. — Засранец украл нашу легенду, укоротив ее вдвое. Так вот, все это, конечно, сказки, но ходит версия, что палочка из бузины существует и она у Дамблдора.
— Как она попала к директору?
— Не знаю, может тоже Смерть подарила, — улыбнулась Марлин. — Макгрегоры считают, что палочка по праву принадлежит им и должна быть возвращена, однако директор вряд ли разделяет их мнение. Что глупо: если палочка создавалась для Макгрегора, то чтобы не произошло, она будет верна роду. И будет слушаться только его прямого потомка.
— Но ведь все это лишь легенда? — неуверенно спросила я.
Марлин закрыла глаза, почти провалившись в сон.
— Конечно. Но на Локсе верят во все легенды, Лили. Во все.
***
В библиотеке царила уютная тишина и спокойствие. Студенты корпели над книгами, изредка перешёптываясь между собой, а в каминах трещали поленья.
Я обошла несколько стеллажей и нашла крайний столик, пристроившийся прямо под огромным окном, достающим до потолка.
Найти Северуса было не сложно.
Чёрные волосы были стянуты на затылке в гладкий хвост, рукава форменной рубашки закатаны, обнажая бледную кожу предплечий.
Я отодвинула стул и села напротив. Северус не обратил на мое присутствие внимания, поглощённый книгой.
— Что читаешь? — нарушила я тишину.
Снейп не оторвал взгляда от страниц.
— Новую главу по ЗОТИ. Профессор Абрахам такая тупая, что ничего не объясняет.
— Она просто пофигистка, — отозвалась я.
— Такого человека нельзя брать в преподаватели. Мы на седьмом курсе, и до сих пор не обладаем хоть каким-нибудь приличным запасом знаний. Полное болото.
Я постучала ногтем по странице толстого фолианта.
— Ну ты-то точно все знаешь.
Северус вздохнул и поднял на меня равнодушный взгляд.
— Зачем ты пришла, Лили?
Я сглотнула. Северус ненавидит пустые разговоры и слюнтяйство, он предпочитает говорить коротко и по делу, а поэтому и мне тянуть было нельзя.
— Мне нужна твоя помощь.
Реакция проявилась только слегка выгнутой бровью.
— Я оплошала, Северус, крупно оплошала, и мне одной не справиться.
Несколько секунд он смотрел на меня, а потом закрыл учебник и отодвинул в сторону.
— Слушаю.
Я вздохнула, собираясь с мыслями.
— Представь, что мы решаем задачу на Зельях, хорошо? — дождавшись согласного кивка, я продолжила. — Что, если человек случайно выпил глоток разведённого зелья, содержащего большое количество аконита?
Северус нахмурился.
— Насколько разведанное?
— Два к одному.
— Он не умрет, — отозвался Снейп. — Если вовремя принял антидот.
— Да. Чисто теоретически он его принял, но достаточно поздно, чтобы зелье повредило сетчатку глаза. Что нужно для восстановления?
— Если мы говорим теоретически, — насмешливо повторил Северус, — то ему нужны капли из раствора коры дуба и корня мандрагоры. Через несколько недель все пройдёт.
— Но где их приготовить? Если под рукой нет ни ингредиентов, ни лаборатории, а привлекать к себе внимания нельзя.
Северус перегнулся через стол, приблизив лицо к моему.
— Ну что ж, чисто теоретически, у одного моего знакомого есть возможность варить в тайне зелья.
Сердце подскочило и сделало кульбит.
— Правда?
— Да, — на губах Северуса появилась рассеянная улыбка. — И он мог бы сварить необходимое зелье и обеспечить его запасы.
— Северус, ты самый лучший! — завизжала я.
Он поморщился и оглянулся по сторонам, чтобы проверить реакцию окружающих. Никто на нас не обращал внимание.
— Тише, мы же в библиотеке.
— Прости-прости, — я не могла удержать радость внутри себя и улыбалась как ненормальная. — Так ты приготовишь зелье сегодня?
— Да, — кивнул он. — Отдам после ужина.
От переполнявших меня эмоций, я схватила Северуса за руку, лежащую на столе, и крепко сжала.
— Спасибо, Сев, ты не представляешь, что для меня это значит.
Снейп перевёл взгляд на наши сцепленные руки. Он нахмурился, и я, поняв, что ему неприятны прикосновения, быстро убрала руку под стол.
Северус и так много для меня сделал, не хочу его нервировать своей несдержанностью. Вряд ли ему в радость прикосновения грязнокровки.
— Я просто не хочу, чтобы у тебя были проблемы, Лили, — сдержано ответил он.
Мысленно я дала себе подзатыльник. Северус после неловкого касания оброс колючками и отодвинулся, прислонившись спиной к стулу.
— Спасибо ещё раз, я не останусь в долгу, обещаю. Не буду тебя отвлекать, продолжай читать.
Я встала из-за стола и обошла его.
— Ты расскажешь мне? — спросил он. — Почему аконит?
Я помедлила.
— Прости, но нет.
Северус горько усмехнулся.
— Потому что ты мне не доверяешь. Как я мог забыть.
Я ничего не ответила. Северус придвинул к себе книгу, открыл на прежней странице и снова углубился в чтение или сделал вид.
Я ушла, оставив его одного, но унося с собой светлую надежду на исправление всего этого кошмара.
И где он, прости Мерлин, обустроил себе лабораторию?
***
Никогда не думала, что лучшим днем в моей жизни будет именно этот.
Облегчение буквально затапливало меня, я тонула в нем, пока почти бегом шла в Лазарет. Северус сунул мне в руки пузырек с зельем, когда мы пересеклись у дверей в Большой Зал. Мне повезло, Сириус и Ремус ужинали вместе с остальными, так что я предположила, что с Джеймсом остался Питер, а с ним уж я как-нибудь справлюсь.
Это такой кайф, исправлять собственные ошибки, даже пусть я и справилась не самостоятельно, а с помощью старого друга. Северус спас меня, не иначе, и я даже не представляла, как поблагодарю его.
У дверей я замедлила шаг, выровняла дыхание и пригладила запутавшиеся волосы. Питер сидел на соседней кровати, а рядом с Джеймсом стояла одна из молодых медсестер. Она обрабатывала лечебной мазью его синяки и ссадины на руках.
— Добрый вечер, — поздоровалась я.
Джеймс вскинул голову, как гончий пес. Медсестра, кажется Сара, бросила на меня мимолетный взгляд.
Судя по ее хитрой улыбке, в Лазарете тоже знали о моей страстной влюбленности в Поттера. Я смущенно сжала ремешок сумки.
— Питер, ты ведь проголодался, ужин только начался.
Петтигрю покосился на Джеймса.
— Я не голоден, спасибо, — неуверенно протянул он. — Сириус сказал мне не отходить от Сохатого.
— Сириус сам сейчас набивает свой желудок, — заметила я. — Иди, не переживай, я с ним побуду.
— Но, Сириус…
— Хвост, иди, не маленький я, — вмешался Джеймс. Сара закончила обработку и закрутила баночку с сильно пахнущей мазью. Мы все втроем проводили ее взглядом до выхода из общего зала. — Все нормально.
Я взглянула на Питера красноречивым взглядом, посылая ему как можно более убедительную улыбку. Парень медленно встал.
— Ладно, я тогда пойду. Увидимся, Сохатый.
Когда за ним закрылась дверь, я осознала, что мы с Поттером остались наедине. Бросив сумку на смятую кушетку, где минутой ранее сидел Питер, я приблизилась к Поттеру.
— Ты с первого раза не понимаешь, да? — смиренно спросил он.
На нем была старая растянутая футболка серого цвета, под которой выделялись мышцы груди и плеч.
— Я пришла не ссориться, Джеймс, — примирительно сказала я.
— Тогда зачем?
Помедлив, я присела на край его кровати. Поттер заметно напрягся.
— Джеймс, я прекрасно осознаю, что ты здесь из-за меня и произошедшее полностью моя вина. Позволь мне все исправить. Пожалуйста.
— Каким же образом? — усмехнулся он. — Хочешь сказать, что ты в силах мне помочь, а доктор нет?
Ирония в его голосе подняла волну раздражения внутри меня, но я ее успешно подавила.
— Просто… — я замялась, правильно подбирая слова. — Просто я смотрю на ситуацию с точки зрения зельевара, а они с точки зрения медицины. Иногда эти взгляды не совпадают.
Джеймс молчал, не спеша давать мне ответ.
— И что это за способ? — наконец спросил он.
Я облегченно потянулась в карман за пузырьком.
— Зелье. Капли для глаз. Можно мне снять повязку?
Поттер кивнул. Я вздохнула, дрожащими руками потянулась к его голове, чтобы зацепить край бинта.
— Ты можешь приподняться?
— Мне вообще-то так удобней, — проворчал он.
Я закатила глаза, но села ближе. Его загорелая рука оказалась почти вплотную к моему бедру. Стараясь не обращать на это внимание, я сняла повязку. Воспаленные красные глаза смотрели чуть правее от места, где я сидела. Подавив в себе тянущее чувство паники, я открыла колпачок и набрала несколько капель в пипетку.
— Можешь посмотреть наверх? — Поттер молча выполнил просьбу. Я закапала необходимое количество прозрачного зелья дрожащей рукой. — Держи глаза закрытыми несколько секунд.
Он вернул голову в исходное положение, послушно зажмурив глаза. Я убрала пузырек в карман.
— Эффект, конечно, наступит не сразу, но через полторы-две недели ты будешь в порядке.
— Какой у тебя прыщ, Эванс, — брезгливо поморщился он. — Прямо на носу.
Рука автоматически метнулась к лицу, прежде чем я поняла, что это шутка.
— Какой ты смешной, — полным сарказма голосом сообщила я.
Поттер хмыкнул.
— А ты такая доверчивая. Сама же сказала, что зрение вернется не сразу.
— Да кто тебя знает, может на тебе все как на собаке заживает.
Он засмеялся. У меня сперло дыхание, и я как зачарованная не могла отвести от него взгляд, радуясь, что он не может меня видеть, в то время как я разглядывала на его лице мельчайшие шрамы, оставшиеся от перенесенной в детстве оспы. Кажется, все в нем было от отца: квадратный подбородок, широкие скулы и невероятный цвет глаз — крепкий горький чай. Но только сейчас я заметила в нем черты Юфимии: густые ресницы, миндалевидный разрез глаз и темно-русые волосы, отливающие у корней солнечными бликами.
— Кстати, могу я попросить об одолжении? Не говори, пожалуйста, никому зачем я приходила. И о каплях тоже.
— Почему? — нахмурился он.
— В Хогвартсе запрещено самостоятельно варить зелья вне учебной аудитории, — пояснила я. — У меня могут быть проблемы.
Его губы растянулись в кривой усмешке.
— Так значит, ты нарушаешь ради меня правила?
Я кивнула, продолжая изучать его лицо. Не могла отвести взгляд, и внутри тянуло, почти причиняя боль. Тянуло странное чувство, пронзающее сердце, оно болело, сбиваясь с ритма. И будто неизвестная мелодия рождалась внутри, неизвестная, и в то же время знакомая.
— Ты еще здесь? — неуверенно протянул Джеймс.
Мне хотелось заплакать от безысходности. От того, что не хватало сил встать и уйти. Я приблизилась к нему, сокращая расстояние между нами. Почувствовав на лице мое дыхание, Джеймс непонимающе нахмурился.
— Я люблю нарушать запреты, — прошептала я.
Это едва был поцелуй, просто быстрое прижатие губами к его губам, и у его губ был вкус лекарств.
Мне еще никогда не было так страшно. Я уже целовала его и целовала иначе. Там, в Лютном переулке, и здесь, когда он был на краю сознания, но теперь все было другим. У меня нет никакого оправдания для этого поцелуя, только бешеная необходимость почувствовать Джеймса так близко, как только возможно.
Когда я отстранилась, он все еще держал глаза закрытыми. Но как только между нами появилось пугающее пустое пространство, Джеймс потянулся ко мне, завладевая губами. Жар поднялся по всему телу, разлившись огненной лавой под кожей. Я скинула обувь, залезла на кровать, перекинула одну ногу через него и опустилась на напряженный живот. Рука Джеймса нырнула в мои волосы, а вторая прошлась по бедру, приподнимая юбку, и когда холодные пальцы коснулись обнаженного участка кожи над чулками, меня прошиб озноб. Я прервала поцелуй на секунду, чтобы перекинуть волосы за спину, и мы снова поцеловались. Руки не слушались меня, путались в его волосах, скользили по широким плечам и напряженным мышцам груди. Каждое его касание — рваное, быстрое скольжение по волосам, спине вдоль позвоночника, бедрам, бокам, словно он пытался дотянуться до каждой части меня, — было разгоряченным углем, танцующим на моем теле. Мне нужно было сократить любое пространство между нами, чтобы оно исчезло, оставив только меня и Джеймса.
Я приоткрыла рот, впуская в себя его язык, и новое пугающее чувство поселилось внизу живота.
— Хватит… — выдохнула я ему в губы, пытаясь выпрямиться. — Я должна идти, Джеймс…
— Нет, Лили, — он приподнялся вслед за мной, оставляя лихорадочные поцелуи на шее. — Останься.
Он резко сел, я скользнула с его живота на ноги и запустила руки в спутанные волосы Джеймса. Его пальцы очерчивали контуры позвоночника, сжигая мои кости и кожу сквозь ткань тонкой блузки. В живот будто залили расплавленное золото, обжигающее изнутри. Я инстинктивно двинулась на нем, ощущая, как становится тесно в груди, а между ног пульсирует почти до боли.
Джеймс застонал мне в губы.
Он сжал руками мои бедра, окончательно задрав юбку, и ближе притянул к себе. Я чувствовала, как его возбудившийся член упирается мне в внутреннюю поверхность бедра.
Господи. Что я творю? Это ведь всего лишь поцелуй, а у мне уже срывает голову.
— Джеймс, — я снова попыталась отстраниться, прислушиваясь к разумной части себя. — Джеймс, мы должны остановиться…
Захлопнувшаяся дверь мигом выветрила все помешательство из моей головы.
— Сохатый? Какого черта?!
Я молниеносно подскочила, скатилась с кровати, едва не упав на пол.
В дверях стояли Мародеры. Сириус в открытую пялился на нас, Ремус увлеченно изучал пол Лазарета, а Питер покрылся смущенной краской.
— Стучаться не учили? — равнодушно спросил Джеймс.
Я схватила туфли и сумку и бросилась прочь, пытаясь скрыть лицо за завесой волос. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
***
Сириус проводил помятую Эванс возмущенным взглядом и снова перевел его на Джеймса. Засранец сидел на своей кровати как ни в чем не бывало, только спутанные волосы и опухшие губы напоминали о недавней картине.
— Ты долбанулся совсем? — искренне поинтересовался он у друга. — Что это было?
— Бродяга, не знал, что мне придется объяснять тебе, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине.
Ремус, сдерживающийся с трудом, не вытерпел и засмеялся.
— Мне поздравить тебя с потеряй девственности, Сохатый? — хмыкнул он, без комплексов разлегшись на койке друга. — Или полиция нравов пришла слишком быстро?
Джеймс интуитивно замахнулся подушкой и попал прямо в нагло ухмыляющееся лицо Лунатика.
— Вы правда такие долбоебы или передо мной выделываетесь? — Сириус переводил взгляд с одного на другого. — Тебе напомнить, Поттер, почему ты здесь? Эта сука Эванс чем-то отравила тебя.
— Не говори так о ней, — холодно отозвался Джеймс, прислонившись спиной к изголовью кровати. — Это была случайность, Бродяга, с кем не бывает? Скоро я поправлюсь, вот увидишь.
— Да у вас тут коллективное помешательство, — изрек Блэк. — Она же больная! Психованная, а ты кувыркаешься с ней в Лазарете!
— Ты говоришь как моя бабушка, — вставил Ремус.
Питер засмеялся.
— Да пошли вы! — в сердцах бросил Сириус, устаиваясь на подоконнике. — Долбоебы.
Джеймс только усмехнулся, не реагируя на ворчание Блэка.
— Нашли время врываться, — пробормотал он, невольно улыбаясь. — Не могли несколько минут подождать?
— Так тебе нескольких минут хватает, чтобы кончить? — заржал Ремус.
Марлин подумала сразу о сотне вещей, когда Лили влетела в комнату и заперлась в ванной.
Эмми тут же подскочила, почуяв очередную скандальную сплетню, и бросилась к двери.
— Лили? — мягко позвала она, как кошка, не желающая спугнуть напуганную мышку. Эмми нетерпеливо переступала с ноги на ногу. — Что-то произошло?
Марлин и сама прислушалась к ответу. Легкий интерес щекотал кончики пальцев.
— Все хорошо, — приглушенно донеслось из-за двери. — Просто живот болит.
Эмми закатила глаза и вернулась к своей кровати.
— Это от бабочек, — знающе шепнула она Марлин.
Маккиннон хмыкнула. Конечно, Лили ничего не расскажет. Марлин с каждым заданным вопросом становилось понятно, что Лили не желает откровенничать, и это злило. Не то, чтобы Марлин лезла ей в душу и хотела знать все, но она считала, что имеет право знать крупицу правды. Однако спрашивать она устала. В чем смысл повторять один и тот же алгоритм действий, если это ни к чему не приводит? У неё у самой миллион проблем, перелазить через выстроенную Эванс стену просто не было ни сил, ни желания.
Эмми сидела, прислонившись спиной к изголовью кровати и вытянув длинные голые ноги, прикрытые одной только мужской футболкой до середины бёдер. На ее коленях лежал женский журнал, который Вэнс отстранено листала, практически не вчитываясь ни в одну статью. Марлин же, обложившись учебниками, пыталась вычленить из них хоть какую-либо полезную информацию для заданного доклада по Зельям. Отдельные абзацы, выделенные простым карандашом, в скором будущем должны были стать костяком ее работы.
— Ты уже придумала, что подаришь Мэри? — спросила Эмми.
Марлин обвела несколько предложений сухого научного текста.
— Нет. Выберу что-нибудь в Хогсмиде на выходных. А ты?
— Хочу купить ей маску для сна, — отозвалась Эмми. — На неё сразу наложены защитные чары от кошмаров.
Марлин улыбнулась, оценив идею.
— Для неё лучшим подарком будет Колин.
Эмми взглянула на подругу, ловя ее хитрую улыбку.
— Предлагаешь похитить его, перевязать алой лентой и подарить нашей девочке?
— Не обязательно лентой. Мы можем поместить его в огромный шоколадный торт.
— Мэри съест его целиком.
Они тихонько засмеялись и в комнате снова повисла уютная тишина. Марлин взглянула на Эмми исподлобья, раздумывая, стоит ли начать разговор, но через секунду поспешно отвела взгляд и уткнула его на страницы учебника.
Почему-то она не считала правильным рассказывать это девочкам. Единственным сомнением была Лили: Марлин давно чувствовала странную связь с ней, как будто между ними протянулась тончайшая ниточка, как струна арфы. Маккиннон не понимала ее природы, да и устала гадать. Что-то внутри неё отзывалось на присутствие Лили… Что-то похожее на зов крови.
Кровь не вода.
Любимая поговорка жителей Локса. Кровь не вода — рыжие волосы Макгрегоров, вороные крылья Бирнов, повторяющийся сон Маккиннонов. Кровь не вода — умелые чары Финдлей, сильные палочки Асперов, лучшие жемчужины, добытые Сайрусами. Кровь не вода.
Верность в тысячу лет
Верность клану, сотканная из миллиона клятв, отданных жизней, созданных заклятий, сыгранных свадеб. Верность в тысячу лет — поколения, вновь и вновь присягающие своему клану и вождю, клятвы, обновляемые в Ночь Всех Святых, когда духи их предков возвращаются, чтобы укрепить магию ныне живущих.
Марлин покосилась на двери в ванную. Не может этого быть. Не может Лили Эванс быть Макгрегор, иначе знали бы все.
Но она была на Локсе. Конечно, Ронан многое позволяет Флоре и, возможно, позволил бы подруге погостить на острове, но ведь до этого Бирн не водила дружбу с Лили.
Кровь не вода. Медно-красные волосы Лили, словно закатное зарево, загорающееся огнём при малейшем повороте головы вовсе не доказательство принадлежности к великому роду. И все же Марлин не верила в совпадения. Таких совпадений быть не может.
Да и откуда Лили взялась именно сейчас, когда приближается Хэллоуин и так мало времени прошло после трагедии в семье Бирнов…
Марлин выкинула эту мысль из головы. О Бирнах думать она совершенно не хотела, ведь тогда внутри разливалось нечто похожее на жалость, а чертова Флора способна за версту почувствовать позорное для неё чувство. Лучше совсем о них не думать.
Марлин не станет делать поспешных выводов. Рубить с горяча не для неё. Она все свои вопросы решит по порядку. Тайну с Лили можно отложить до Хэллоуина: если Эванс появится на острове, значит сомнения не так беспочвенны и Марлин вызовет ее на разговор.
На выходных же она купит подарок Мэри и… и кое-что для себя, чтобы развеять сомнения. А прямо сейчас она вернётся к работе над докладом и закончит его к понедельнику.
Все по порядку. Шаг за шагом.
***
Лорд Макгрегор не мог выносить присутствие прислуги.
Они учились быть незаметными: тихая поступь, быстрые движения, постоянные оглядки на лорда — не посмели ли его потревожить?
Ришарт чувствовал их даже спиной.
Но больше чем прислуга, его выводил из себя собственный сын. Что за насмешка судьбы, пославшей ему наследника? Ришарт мечтал вернуться в прошлое и задушить Фэйри своими руками прежде, чем из неё выберутся два проклятия рода Макгрегоров.
Ришарт никогда не спрашивал ее имени. Его не интересовало имя твари, подстреленной в лесу. Дань традиции, долг — вот и все, чем был их короткий брак. До свадьбы и после молодой и сильный в ту пору лорд проводил своё время в объятиях другой женщины. Он жил в ванили, окружённый солнцем и ароматом полевых цветов. Он вдыхал в себя магию, вглядывался в медовые глаза Эстер и тонул в их омутах. Говорят, что Маккинноны видят собственную смерть во снах, но в его кровати Эстер всегда спала крепко, прижавшись к боку и спрятав лицо на груди Ришарта. Он любил смотреть на ее обнаженное тело, сильное и красивое тело молодой женщины: налитые груди, пахнущие снегом, мягко округлённый живот, стройные ноги с загадочной линией колен.
Ришарт знал, что женщины этого рода никогда не свяжут себя узами брака, но из ночи в ночь дарил своё сердце Эстер и просил взамен ее руку. И ночь за ночью неизменно получал отказ, смягченный ее поцелуями и ласками. Она отдавалась ему вся, сгорала дотла в его постели, оставив на влажных простынях свой запах.
К жене он пришёл лишь раз, в их брачную ночь.
Ришарт помнил Фэйри очень хорошо. Как и все из ее народа она была высокой и худенькой, кости, как у птички тонкие и ломкие, а огромная копна волос спускалась по узкой спине до самых колен. У неё были рыжие кудри, как и у всех детей солнца. Большие глаза, как у лани, мерцали волшебным светом, мягким, но далеким, будто спрятанным за лесными чащами. Она ждала его нагая, стоя перед кроватью.
Ришарт думал, что все случится быстро, он лишь хотел влить в неё своё семя и уйти, но когда он приблизился, дикарка вдруг ринулась вперёд, вытянув перед собой руку с зажатым в ней кинжалом.
Искусная работа: острое лезвие, способное на лету лишить птицу головы, и рукоятка, удобно ложащаяся в руку, украшенная медными ветвями и изумрудами.
Конечно, он не ожидал от неё такого. Ришарт и не предполагал, что Фэйри не желает разделить с ним постель, что девчонка мечтает убежать, вернуться в свой дом, а не стать носительницей его детей.
Он и так был зол и расстроен из-за вынужденной женитьбы, а дикий нрав новоявленной невесты и вовсе вверг в ярость.
Ее выпад оказался бесполезным против мужчины вдвое выше и шире ее самой. Ришарт перехватил ее руку, отнял нож и метнул на пол. Фэйри бросилась за ним. Она лягалась как необъезженная кобыла, когда он перехватил ее поперёк живота, желая усмирить. Она плевалась и кусалась, осыпая его проклятиями на родном языке.
Ришарт устал с ней возиться. Он бросил ее одним движением на кровать, и девочка на мгновение потонула в расстеленной оленьей шкуре. Ещё одна намешка над их родом — над родом Фэйри, обращающихся ланью. Ришарт залез вслед за ней, развязывая шнуровку на брюках.
Она остановила на нем свой взгляд, полный паники, плотно сомкнула ноги и отползла, увеличивая расстояние. Перевернулась, желая сбежать.
Он ухватился за тонкую лодыжку и дернул на себя, привлекая ее. Фэйри оказалась под ним. Снова завязалась борьба, но Ришарт одной рукой перехватил обе ее руки и завёл за голову. Как одержимая, она извивалась, стараясь сбросить его с себя, кусалась, проклинала его, но Макгрегор сделал то, что делали веками мужчины его рода. Он развёл стройные ноги Фэйри в стороны и одним движением вошёл в неё, сливаясь с ней и делая ее своей женой по законам их дома.
Ришарт не занимался с ней любовью, любовь и нежность он берег для Эстер и отдавал лишь ей, Фэйри же достались боль и унижение.
Ришарт слез с неё, когда все семя излилось в ее тело, подтянул штаны и вышел, подобрав с пола кинжал. Рыжеволосая осталась лежать на шкурах, и только когда за мужем закрылась дверь, она позволила слезам вытечь из глаз, оплакивая свою судьбу.
Его семя дало жизнь двум детям. Ришарт принял весть равнодушно, даже не взглянув на неё. Фэйри нужна была лишь для этого, и Ришарт не мог дождаться, когда она выполнит своё предназначение и покинет его дом, ведь тогда он сможет предложить этот замок Эстер, разделив с ней не только ложе, но и жизнь.
Ришарт помнил, как Фэйри кричала в родах. Ее крик поселился в каждой комнате Ротенбера и вспугнул даже стадо ланей с их гобеленов. Но итогом служило рождение двух малышей. Мальчик и девочка, как и множество поколений до них, они родились от союза человека и Фэйри, пусть и не в любви. Момент, когда Ришарт впервые увидел своих детей, он запомнил на всю жизнь. Их уже умыли и запеленали, усыпили в одной колыбельке, укрыв одеялом, оставленным первой Фэйри, ставшей женой Макгрегора.
Его же жена стояла рядом, и не было в ней в ту секунду войны и ярости, лишь тихое женское счастье, лишь материнская любовь, которая витала в воздухе и кружила вокруг двух детей. Ришарт почти чувствовал, как ее магия, чуждая магии людей, приобретает новую силу, новую форму и легким облачком оседает на рыжих макушках малышей, и новыми нитями вплетается в одеяло, усиливая его защитную силу.
Ришарт смотрел на своих детей. Вот они — плод его ярости и ее сопротивления. Вот они — дети союза, дети Локса, дети долга и страха. Спасаясь от проклятия давно разгневанной и униженной женщины, ставшей правительницей Самберли, мужчины их рода раз за разом гневали и унижали других женщин, хотя порой союзы их действительно расцветали на любви или хотя бы привязанности.
Ришарт впервые тогда подумал, что смог бы иначе относиться к жене. И уже давно понял, что стоило в ту первую и единственную их ночь повести себя по-другому. Пусть не дать ей любовь, но хотя бы нежность. Однако сейчас, глядя на рыжеволосую, он прекрасно понимал, что его нежность ничего для неё не значила и значить не будет.
— Спасибо, — только и сказал он, глядя на ее умиротворенное спокойное лицо.
Фэйри ничего не ответила, любуясь своими детьми. Ришарт вышел из ее покоев.
Теперь он стар. Его подкосило много бед и испытаний, но иногда, сидя в жалком кресле, укрытый шкурами, как слабый тщедушный старик, он, устремив взгляд за границу озера, видел в памяти глаза Фэйри, сменяющиеся глазами Эстер. Хотя все чаще это были глаза его дочери. Осколки вечных льдов, затянутые дымкой, всегда направленные вдаль, в ночь, в темноту, куда угодно, но только не в тот мир, который дарил ей отец. Его Роза… Его единственный цветок в саду жизни. Его сила была в ней, он готов был сжечь весь мир, чтобы девочка жила и была счастлива. Он даже готов был простить ей побег и связь с жалким маглом, готов был принять ее грязнокровных детей, лишь бы она вернулась домой. Но бесполезно. Энн утащила ее на дно, оставив от некогда прекрасного цветка лишь изуродованное водой тело. И где оно теперь? Лежит в земле по ту сторону озера, и к нему, в вечном плаче, тянет ветви печальная рябина.
Все по вине Ронана. Его мягкосердечность, его неудача при попытке вернуть сестру домой, его медлительность — он привёл Розу к смерти, толкнул в пучину вод, оставив отца без единственного утешения.
И спустя годы он посмел привести на Локс ее дочь.
Когда Ришарт узнал об этом, его обуревал гнев, он готов был выпотрошить сыну душу, он угрожал, что вышлет его и пусть Локс останется без наследника, чем в руках такого мерзавца.
Сын слушал молча, пропуская проклятия старика сквозь себя. Он сказал, смотря на отца глазами синими, как у Розы, глазами, за которые Ришарт его ненавидел:
— Она волшебница. И она вылитая Роза.
А потом он ушёл, оставив Ришарта корчиться в своей боли. Он варился в своей тоске и горе дни и ночи, пока до него долетали тихие весточки о дочери Розы: удивительно талантливая, зельевар, чувствующий каждый компонент создаваемого зелья. Ришарт догадался, что это проявление семейного дара: уметь найти все, что захочется. Макгрегоры могли найти человека лишь силой своего желания, выследить лань в лесу, найти ответы на вопросы, ингредиенты для зелий… Их дар не ограничивался ничем, с каждым поколением проявляясь по разному. Ришарт увидел огонь за окном, когда она бродила вдоль озера в компании девчонки Бирн. Даже не огонь - сама осень ступала по ее следам, снопом искр освещая сизый тяжёлый воздух. Ронан сказал, что она вылитая мать, и Ришарт увидел это в ее лице и движениях, даже в том, как она вскидывала голову и оборачивалась на окрик. Но она вовсе не была Розой.
И старик ненавидел ее за это и, возможно, благодарил. Вторую Розу его сердце не выдержало бы.
***
Марта вбежала в кабинет Ронана бледная и напуганная. Он сразу понял, что что-то случилось, иначе молодая горничная не посмела бы так врываться к нему.
— Сэр… Там… — она задыхалась и вдруг слезы полились из ее глаз, сбивая Ронана с толку.
Он поднялся, предчувствуя плохую весть.
— Что произошло?
Ронан слишком хорошо помнил, как в его кабинет вбежал дворецкий так много дней назад и, бледный, как мертвец, рассказал, что произошло с Бирнами. Та одна единственная ночь осталась чёрным пятном в памяти всех жителей острова.
Ронан опешил и от неожиданности рухнул обратно на свой стул, а Марта, потеряв всякую выдержу, разрыдалась, вновь прокручивая в голове, как вошла в покои лорда, чтобы согнать пыль с книг и полок, и как тихо она двигалась, боясь навлечь на себя раздражение лорда, и как она продрогла по вине северного ветра, рвущегося в раскрытое настежь окно. И лорд, закутанный в шкуры, сидящий в своём кресле, подставив старые кости и морщинистую, сухую, будто пергамент, кожу ветру ни разу так и не обернулся на неё. Марта, поражённая странной тишиной и безмолвностью, с опаской обошла лорда, едва ощутимо прикоснувшись к плечу.
— Лорд? — тихо позвала она.
Но Ришарт уже не слышал.
***
Я не могла уснуть.
Полная луна не давала сну проникнуть в голову, все время, как магнит, притягивая к себя взор.
В конце концов мне надоело лежать неподвижно, я поднялась, закуталась в одеяло и села на подоконник, чуть приоткрыв окно.
Кажется, совсем недавно Флора влетела в спальню вороном, налетев на меня с вопросами, а потом мы бросились на спасение Поттера, или, правильнее сказать, на исправление моих ошибок. Да, это было недавно, но ощущение, что прошла вечность, а не несколько дней.
Круглая и молочно-белая луна повисла огромным пятном на небе. Она была словно дырой, дырой посреди тьмы, и она притягивала к себе взор. Всего лишь луна, но сколько в ней силы и проклятия, такая прекрасная и такая ужасная. Как там Ремус? Что он чувствует в эти дни, когда перестаёт быть самим собой и становится магическим существом, управляемый и ведомый лишь инстинктами? Луна была в синяках, больная и бледная луна, которая от этого не слабеет.
Темная сторона луны.
Что там? Что на той стороне? Нет, не земного спутника, а моей жизни и каждого моего поступка. Что я творю? Сердце отозвалось тянущей болью в ответ на воспоминания. Губы Джеймса, ставшие мне уже знакомыми и родными, его плечи, до которых дотрагивались мои руки, его шея, на которой играли пальцы, улавливая сбивающийся с ритма быстрый пульс. Я чувствовала его всего в те секунды, так близко, что пространство между нами, расстояние в несколько слоёв одежды казалось практически несуществующим. Я слышала стук его сердца, и он звучал в ритм с моим собственным. Он прикасался ко мне без дикой страсти, без напускной поспешности, не так, словно стремился урвать как можно больше за короткий промежуток времени. Нет, его прикосновения были смутно знакомыми. Я знала, что он проведёт пальцами по коже бедра, легонько сжимая и разжигая огонь, ещё до того, как он это сделал. Его характерные резкие движения, как продолжение его самого, были такими не от жадности, а от основы. В этом был Джеймс. Как ветер, как стрела, как сноп искр — он сам был сплошным оголенным нервом, и он дотрагивался до меня так, будто это правильно. Как будто только к этому все и шло и никак иначе не могло сложиться. Мне были интуитивно знакомы его объятия, ему — мое тело.
Но ведь не потому, что мы предназначены друг для друга, верно? Ведь невозможно, чтобы кто-то там вплёл его имя в полотно моей судьбы. Может это потому, что мы так давно знакомы и часто — Мерлин, слишком часто! — смотрели друг на друга и… и представляли.
Я знала, как целовать его. Как двигаться, как ощущать его напряжённые мускулы под собой, потому что уже видела это в своих снах. Он тоже знал, знал, потому что часто останавливал на мне взгляд, пока я ела, или читала, или смотрела в окно. Он минутами изучал разворот плеч, изгиб талии и форму губ. Он представлял, как это будет. Как я буду рядом, под ним, на нем. Он представлял и, когда это случилось, знал мое тело.
И несмотря на все мои внутренние ожидания, отвергаемые и спрятанные в самых далеких уголках, в реальности все случилось иначе.
Ярче, острее. Мир вокруг действительно выключился, когда мы растворились в друг друге, когда наконец-то случилось то, что созревало, когда наконец-то все взгляды, сны, эмоции, вся злость и раздражение — все сошлось, столкнулось, чтобы стать тем, чем должно было быть.
Флора сказала, смеясь надо мной, что Поттер и весь остальной мир на разных концах весов для меня, и стоит мне подумать о Джеймсе, как он перевешивает все остальное. Оказалось, она была права.
Джеймс как выключатель. Просто взял и выключил весь мир вокруг, оставив меня в темноте, как слепого котёнка, пытаться разобраться в собственных чувствах. И я не знала, что с ними делать, куда бежать от них и следует ли убегать.
Ночь падала. Лоскутами соскальзывала с неба, летела вниз, и падала на замок, на лес, на озеро; падала на меня, укрывала, пеплом оставалась на ресницах и руках.
Ночь падала, и лучи солнца малиново-клубничным джемом намазывались на востоке. Рассветало.
И где-то Ремус Люпин открыл глаза, пережив очередную луну в своей жизни.
***
Я не думала застать Джеймса одного. Мародеры не оставляли его, постоянно крутясь рядом, но утром никого в Лазарете не было.
Вчерашняя медсестра (точно Сара) снова обрабатывала его синяки и ссадины.
— Шрамы украшают мужчин, а вы лишаете меня преимущества.
Сара увидела меня и поздоровалась кивком головы. Я встала у изножья кровати.
— Уверена, что у вас и без шрамов нет отбоя от поклонниц, — улыбнулась она.
Губы Джеймса сложились в ухмылку.
— Не так уж и много, места всем хватит.
Я закатила глаза, а Сара бросила на меня осторожный взгляд. Видимо, боится, как бы я и ее не отравила. Мерлин, кем я стала в глазах всех этих людей? Мстительной стервой?
— Выздоравливайте, — пожелала она Джеймсу и ушла, оставляя нас наедине.
Я не спешила заговаривать, пытаясь урвать ещё несколько секунд для обдумывания решения. Взлохмаченные волосы Джеймса торчали во все стороны. Кончики пальцев кольнуло током, когда я вспомнила, как руки нырнули в них, сжимая у корней и слегка царапая ногтями кожу головы.
— Я настолько неотразим? — усмехнулся он.
Ну, конечно, он понял, что я здесь.
Я обошла кровать и подошла к нему, но садиться не стала.
— Мне нужно закапать тебе капли перед занятиями.
Он вскинул голову. Губы изогнулись, обнажая ряд ровных зубов.
— И все? Не будет сладкого на утро?
Живот скрутило в узел.
— Джеймс, пожалуйста, сними бинты, — взмолилась я. Мне не хотелось дотрагиваться до него от греха подальше.
Джеймс послушно поднял руки к лицу.
— Для тебя, Эванс, я могу снять не только бинты.
Его голос звучал весело и в нем явственно звучало предвкушение. Я только стиснула зубы и ничего ему не ответила.
— Как себя чувствуешь? — отстранённо спросила я, закапывая капли. Джеймс уже привычно зажмурил глаза на несколько секунд.
— Отлично, — отозвался он. — Ты говорила, что зрение вернётся через несколько недель, но мне кажется, это случится раньше.
Я облегченно вздохнула и убрала пузырёк в карман. Джеймс вдруг резко перехватил мою руку и притянул к себе. Я почти упала на него, но вовремя удержала равновесие.
— Ты пахнешь шоколадом, — заявил он.
Я почувствовала, как он пытается привлечь меня к себе.
— Это всего лишь крем для рук, — ответила я, отстраняясь. Мои пальцы выскользнули из его руки. Джеймс нахмурился.
— В чем дело? Что-то случилось?
— Мне пора идти.
— Что? Куда... я думал…
Я закрыла глаза, выкидывая из головы собственное «я думала…»
Я думала, что мой первый поцелуй будет под омелой с кареглазым мальчиком.
Я думала, что вытравлю из себя чужое неприятное чувство, расправлю крылья, почувствую связь с тем, кто будет стоять рядом со мной, а не на другом конце жизни.
Я думала, все будет легко. Влюблюсь в милого парня, и он будет носить меня на руках, и осыпать комплиментами.
Джеймс Поттер был только в первом пункте девчачьих ожиданий, а дальше наши пути должны были разойтись. Все получилось наоборот.
— Мне нужно идти, — повторила я, скорее убегая оттуда, пока сердце снова не вышло из-под контроля.
***
На завтраке Мародёров тоже не было и это меня немного беспокоило. Понятно, Ремус, но где Блэк и Питер?
Ната, девушка Питера, кажется, с первого курсе, непривычно сидела в одиночестве. Эти двое за это время обросли всевозможными историями и воспоминаниями и в моих глазах, да и в глазах остальных, были неотделимы. Они даже внешне чем-то схожи: оба небольшого роста, светлокожие, с пшенично-темными волосами, иногда отливающими солнечными бликами.
— А где Питер? — спросила я у неё.
Натали подняла на меня тяжёлый взгляд, словно своим вопросом я открыла ящик Пандоры. Мне тут же стало не по себе и она, слава Мерлину, не стала срывать на мне свою злость, а только также медленно вернула свой взгляд на полную кружку чая.
Похоже, и она не знает, где ее парень.
Я сидела рядом с Марлин, а Эмми и Мэри устроились напротив. После всей этой истории с Джеймсом, Мэри вернулась к линии своего поведения прошлых лет, а именно — полному игнорированию моего существования. Я пыталась убедить себя, что меня это не волнует, но на самом деле игла обиды неприятно кольнула в области затылка, заставляя бросать на Мэри осторожные взгляды исподлобья.
У неё День Рождения в воскресение, и, кажется, в гостиной назревала вечеринка, но меня Мэри подчёркнуто не приглашала, и я понимала, что никогда не пойду туда сама или по вежливому приглашению Марлин или Эмми.
Эмми бросала осторожные взгляды в сторону братьев Пруэтт.
— Гидеон вчера ещё раз пригласил меня, — сообщила она. — Соглашаться?
Я покосилась на Пруэтта. «Нет» хотелось ответить мне, просто потому, что Гидеон наглый и самовлюблённый придурок, и он все ещё вёл безмолвную войну против меня, хотя я считала, что он вообще должен был извиниться за все эти слова.
К моему облегчений, Марлин была со мной согласна.
— Мне кажется, что это не самая лучшая идея, — мягко сказала она. — Гидеон слишком… слишком тяжёлый для тебя.
Я нахмурилась, не совсем поняв ее.
— Думаешь, он раздавит нашу малышку в кроватке? — прощебетала Мэри, притянув к себе Эммелин за плечи.
— Дуры, — бросила Вэнс, отстранившись от Мэри. — Я ведь серьезно.
Марлин прожгла Мэри недовольным взглядом.
— Вообще-то я имела ввиду не это. Говоря тяжёлый, я говорю о его характере, понимаешь? Он неподъемный. Такой действительно тебя задавит, только не в постеле, — колючий взгляд на Мэри, — а в жизни. Тебе нужен такой же легкий и светлый человек, как ты сама.
Эмми не успела ничего ответить.
— Ой, смотрю, Маккиннон делится своим жизненным опытом? — Флора бесцеремонно раздвинула нас и села меду мной и Марлин. — Что за воду льёшь в нежные уши девочек? — хмыкнула она. — Дай угадаю, курсы минета?
— Флора! — я предосудительно взглянула на неё. — Мы вообще-то едим.
— А она вам, видимо, не объяснила все? — не останавливалась Бирн. — В этом же и смысл, в некотором роде. Представляешь себе банан или огурец…
— Вы отвратительные, — Эмми поднялась со стола. — Все вы.
Флора закатила глаза.
— Ещё одна неженка.
Марлин, к моему удивлению, никак не отреагировала на всю речь Бирн, равнодушно продолжая свой завтрак. Мэри тоже не высказала никого недовольства, допила свой кофе и ушла на занятия.
Либо это прогресс, либо Марлин что-то задумала.
Я не успела толком подумать об этом, потому что Флора, понизив голос, шепнула мне о новости, пришедшей утром.
Ришарт Макгрегор скончался. Ронан новый вождь клана и лорд Локса.
***
На вторую пару Мародеры все же явились, хотя Ремуса с ними не было. Он всегда пропускал день или два после полнолуния, восстанавливая свои силы.
Сириус бесцеремонно отодвинул стул и сел рядом со мной и Флорой, прервав наш разговор на половине.
А ведь мы хотели спокойно обсудить все на Истории Магии, теперь же все планы полетели в тартарары.
Мы уставились вопросительно на Блэка, а тот встретил наш взгляд слегка выгнутой бровью, мол, чем вам не нравится моя компания. Мой список начинался его парфюмом и заканчивался уничтожением моей работы по волчьему противоядию. Хотя не заканчивался, список был бесконечным.
— Мы не знакомы, — сообщил Сириус тем особым своим голосом, который всегда использовал при разговоре с незнакомой девушкой, либо когда ему что-то было надо.
Флора не повелась на вкрадчивый хриплый голос.
— Все тебя знают, Блэк.
Он самоуверенно улыбнулся.
— Ну, конечно. Ты с Райвенкло, правильно?
— Что меня выдало? — притворно удивилась она. — Нашивка на мантии или галстук?
— Точно не сообразительность, — заметил Сириус.
Флора направила на него свой колючий взгляд. Мне пришлось откинуться чуть назад, чтобы они видели друг друга.
— А знаешь, что выдаёт тебя, Блэк? — Сириус лишь слегка склонил голову набок, выражая тень любопытства. — Запах. От тебя за километр несёт.
Он хмыкнул.
— И что же это за запах? — насмешливо спросил он, копируя ее интонации.
Флора несколько секунд сканировала его взглядом. Темные обведённые глаза неотрывно смотрели на Блэка, и я заметила, как он немного стушевался. В этом я его не винила, иногда взгляд Флоры становился звериным и от него хотелось скрыться.
— Запах шлюхи, — спокойно сообщила Флора.
Я резко перевела на неё взгляд, наткнувшись на непроницаемое выражение лица. Что она несет?!
Лицо и поза Блэка изменились. Он повернулся на стуле, чтобы лучше видеть ее, и это напомнило мне позу хищника, изучающего свою жертву. На губах больше не играла насмешливая полуулыбка. Крепко сжатая челюсть острыми линиями очертила его лицо. В глазах заплясал зараждающийся гнев.
— Что ты сказала? — вкрадчиво спросил он.
Это было милостивое предложение отступить, но Флора не собиралась воспользоваться шансом. Она перегнулась через меня.
— Ты шлюха, — смачно повторила она. — И все это знают, Блэк. Строишь из себя бунтаря, будто ты чем-то лучше, чем любой другой представитель общества, будто ты особенный, но на самом деле весь твой кругозор ограничен тем, что можно купить: секс, алкоголь и веселье. Кичишься тут тем, что ты не такой как остальные, ушёл из дома, напялил байкерские ботинки и считаешь, что стал другим? Лишь оболочка, — выплюнула она. — А внутри ты прогнивший насквозь слизняк.
Мне показалось, что перестали дышать вообще все. Не только в кабинете, где до этого звучал гам и шум, а вообще в Хогвартсе и в мире, все замерли, устремив взгляды на Сириуса Блэка в ожидании ответа.
Я тоже смотрела на него, впервые изучая его лицо так внимательно. Синие холодные глаза, от которых девочки теряли голову, сейчас не выглядели далекими и ледяными, напротив, в них горел свет, огонь и направлен он был на Флору.
Она тоже ждала. Я знала, что Флора вовсе не воздвигала Сириуса на пьедестал врагов, она вообще целый день вела себя нарочито агрессивно, как будто так и хотела нарваться на неприятности. Может и на неё луна влияет особенным образом? В любом случае, сейчас она ждала, замерев как кролик перед удавом, ждала, чтобы развязать войну и выплеснуть на кого-нибудь свою злость, природу которой я так и не поняла.
Сириус не собирался сражаться. По крайней мере, он затеял войну по своим правилам и на своей территории.
— Пойдёшь со мной в Хогсмид? — спросил он, поглощая Флору тяжелым огненным взглядом.
И я ей искренне посочувствовала, потому что выбраться живой или хотя бы без потерь из этого огня было невозможно.
Холодным ветром, морозным узором на окнах, высоким аквамариновым небом, сугробами и Рождеством.
Снегом, снегом, снегом… И руки у него были холодными, прям ледяными, и при касании их по коже разбегались мурашки, а под ней, напротив каждого легкого движения пальцев разгорался иррациональный огонь.
Я носила его поцелуи на себе, как духи. Весь день они были на моей шее, на губах и скулах, и я думала, что каждый, идущий на встречу, видит их на мне.
Как можно было не видеть?
У меня же ожоги по всему телу, у меня же сердце то бьется, то замирает, падает вниз, оставляя вместо себя лишь зияющую пустоту.
У меня же Джеймс везде. И не только на теле — в мыслях.
Но никто не видел моего ужаса и страха. Никто не понимал, что мир для меня дрогнул и разделился на две части, никто не знал, что я слетела с орбиты, и Джеймс-планета, Джеймс-вселенная, меня притянул.
Когда я шла к нему, позабыв об ужине и оставив сумку в комнате, я не знала, что буду делать. Просто хотела его увидеть. Каким-то образом Поттер поймал мое сердце на крючок и теперь тянул.
Нет, на якорь. Пустил в меня якорь и я не могла никуда сбежать.
Он стоял у окна раскрытого настежь, и вдыхал свежий вечерний воздух. Тучи гроздьями повисли на тёмном небе, и дождь в них уже собирался, одинокими крупными каплями срываясь с небес.
— Ты не голоден?
Джеймс вздрогнул и машинально обернулся, хотя не мог меня видеть. Белая повязка плотным обручем скрывала верхнюю половину лица. Я видела только его скулы и губы.
Он выглядел милым и беззащитным, и в другое время я никогда бы так не сказала, но в ту секунду…
Один у окна, босыми ногами стоя на кафельном полу, он напомнил мне ребёнка, ждущего Санта Клауса в рождественскую ночь. На нем были широкие клетчатые штаны, видимо пижамные, и серая растянутая футболка.
— Я поел, — глухо отозвался он.
От окна веяло холодом, а на мне была только школьная форма. Мантия осталась в гостиной. Я подошла и встала рядом с ним.
— Нужно закапать тебе перед сном, — он кивнул. — Тебе лучше?
— Да, спасибо, — отстранённо ответил он.
Со мной говорить у него нет желания. Джеймс скрестил на груди руки, а мне оставалось только смотреть на его профиль, высеченный из камня.
— Ты решил что-нибудь насчёт отборочных в команду и тренировок? — прервала я затянувшуюся тишину.
Пока капитан в таком состоянии наша победа под угрозой.
— В понедельник я отсюда выйду и займусь делами.
— В понедельник? Но это рано, Джеймс, тебе…
— Лили, я не хочу спорить. Просто сделай то, зачем пришла и уходи, — устало попросил он.
Я подавилась своими словами и на несколько секунд повисла тишина.
— Хорошо, — тихо ответила я. — Можно?
Он кивнул, повернулся ко мне лицом, давая возможность развязать бинты.
Зима постепенно проникала в меня, вплеталась с его дыханием, замораживая все внутри. Мы стояли так близко, что он почти касался руками моих бёдер.
Сняв бинты, я убрала их на подоконник.
— Тебе не обязательно приходить каждый раз из-за этого, — сказал Джеймс. — Ты можешь оставить капли мне.
Он закрыл глаза, выжидая, пока лекарство подействует.
— Мне не тяжело.
— Завтра ведь Хогсмид.
— Я не пойду. Дамблдор наказал меня, так что в ближайшее время я не смогу выйти из замка.
Джеймс открыл глаза и удивленно вскинул бровь.
— Что ты натворила?
— В общих чертах, чуть не убила одного парня, напоив его любовным зельем.
— Это твоё новое хобби? — усмехнулся он. — Кто же этот счастливчик?
— Вряд ли он счастлив, — горько отозвалась я.
Джеймс вмиг стал серьезным.
— Если ты искренне переживаешь за него и… — он оборвал себя. — Если переживаешь, то он счастливчик.
Мое сердце потянулось к нему.
— Что у тебя с Мэри? — скороговоркой спросила я.
— Что? — он опешил. — Причём здесь Мэри?
Я повторила вопрос.
— Вы вместе были на вокзале и потом там, в купе…
Стоило картинке прошлого возникнуть в голове, как я испытала желание заколдовать Поттера вместе с Гриффит.
Джеймс склонил голову набок.
— Ты ревнуешь?
— Я спрашиваю.
Он засмеялся, опустив голову.
— Какая ты грозная. Только не нужно морщить носик.
— Что? Я не… Ты вообще ничего не видишь, — нашлась я.
Джеймс придвинулся ближе.
— Мне не нужно видеть, я помню. Ты морщишь нос, когда смеешь и когда злишься.
Он улыбался. Не насмешливо, а нежно, и зная, что нежность направлена на меня, мое сердце окончательно растаяло.
— Ничего между нами нет, — продолжил он. — И не было. Это просто очередная ошибка и все. Клянусь тебе.
Я кивнула, поздно осознав, что он этого не видит.
— Теперь моя очередь, — мягко сказал он. — У тебя есть кто-нибудь?
— Нет, — отозвалась я.
Джеймс удовлетворенно кивнул.
— Хорошо.
— Рада, что мы с этим разобрались, — отозвалась я, будто мы говорили о будничных вещах.
Джеймс вдруг подхватил меня за талию и посадил на подоконник.
— Эй, что ты делаешь?! Окно же открыто!
Он усмехнулся.
— Не простудишься, не бойся.
Я посмотрела через плечо на ночь.
— Ты мог меня уронить, приду… — я оборвала себя, чтобы не продолжать. Почему-то теперь называть Джеймса придурком казалось неправильным.
Он стоял в шаге от меня. Я потянула его за футболку, одновременно чуть раздвигая ноги, чтобы он встал между ними.
Джеймс оперся ладонями с двух сторон от меня. Мы были на одном уровне, и я позволила себе без страха и смущения смотреть в его глаза.
Руку я не убрала, и она лежала на его напряженном животе поверх футболки.
— У меня есть ещё вопросы.
— Задавай.
— Зачем ты в действительности позвал меня к себе домой? Почему все это придумал?
Поттер перенёс руку на мое колено и нарисовал на нем несколько узоров пальцами.
— Я не знал, что ещё делать. Мне казалось, что если я срочно что-нибудь не придумаю, у меня больше не будет шансов. Ты же меня не подпускала к себе!
— Ты мог позвать меня на настоящее свидание, — заявила я.
Джеймс опешил.
— Эванс, ты издеваешься? — воскликнул он. — Сколько раз я приглашал тебя!
— Не важно сколько, важно как, Поттер! Ты же просто издевался… Все эти твои шутки про… — я сглотнула. — Про первый курс и про омелу. Это было унизительно.
Джеймс нахмурился, словно не понимал о чем я. Потом до него дошло.
— Лили, ты сейчас меня запутаешь. Когда это я насмехался над тобой? Я говорил серьезно! А про первый курс… — он пожал плечами. — Не хотел, чтобы ты забыла.
Я убрала руку и скрестила их на груди.
— Тогда почему ты не поцеловал меня?
Вторая рука Джеймса тоже легла поверх колена.
— Сейчас исправлюсь, милая, — он потянулся ко мне, но я увернулась.
— Ты понял о чем я. Почему тогда не поцеловал? Под омелой?
Джеймс несколько секунд молчал и одна его рука метнулась к волосам в смущённом жесте.
— Испугался.
— Испугался? — неверяще протянула я.
— А чего ты ждала? Накинулась на меня в коридоре!
— Вовсе я не накидывалась!
— Ещё как. У тебя вообще привычка лезть ко мне с поцелуями. Только и ждёшь, как в тёмном уголке зажать.
— Вот придурок, — я попыталась спихнуть с себя его руки и встать, но Джеймс только засмеялся, не давая мне сдвинуться с места. Его руки как бы ненароком скользнули выше, задирая юбку и обнажая полоску кожи над чулками.
— Я же не сказал, что против. Можешь целовать сколько угодно.
Я отвернула от него лицо.
— И не подумаю.
Джеймс глубоко вздохнул.
— Мне было одиннадцать и я не умел целоваться, — признался он. — И я запаниковал, когда увидел тебя и омелу. Ты мне нравилась, а я не хотел все портить.
— Ты сказал, что предпочитаешь мне даже Плаксу Миртл, — обидчиво напомнила я.
— А ты мне Гигантского Кальмара, — ввернул Джеймс.
Справедливо. Я вздохнула и снова посмотрела на него. Руки поднялись по сильным предплечьям, плечам и скользнули за шею. Я сцепила пальцы в замок.
— И ты решил, что стоит представить меня своим родителям как девушку, — напомнила я нить разговора.
Джеймс кивнул.
— Хотел, чтобы ты меня увидела вне Хогвартса. Чтобы я не ассоциировался только со школой и всем, что тут произошло.
— Планы никогда не проходят идеально.
— Да, — на губах заиграла улыбка. — Не мог весь вечер поверить, что это действительно сработало и ты пришла. Я ужасно нервничал.
Я вспомнила, что он сказал мне в своей комнате. По выражению лица Джеймса я поняла, что он тоже помнит.
— Иногда рядом с тобой я веду себя как идиот, — произнёс он. — Просто потому, что не знаю, как с тобой общаться. Ты как будто в другом мире, правил которого я не знаю.
— Не преувеличивай.
— Это правда. Ты всегда держишься сама по себе и никого не подпускаешь.
— Может я боюсь.
— Ты? Ты ничего не боишься.
Сердце пропустило удар. Джеймс сказал так просто и уверенно, будто это не вызывает сомнений. Но это было не так.
Я осторожно прочертила пальцами линию его губ и медленно скользнула пальцами к глазам. Джеймс зажмурился, позволяя мне оставить воображаемые узоры вокруг глаз.
— Я испугалась, когда это случилось. Чуть сердце не остановилось.
— Любой бы испугался. Твоя реакция была такой же, будь на моем месте кто-нибудь другой.
Какой придурок. Непроходимый идиот, прости Мерлин.
Я притянула его ближе за футболку. Джеймс задержал дыхание и закрыл глаза. Мы соприкасались лбами и мои губы почти коснулись его губ.
— Спокойной ночи, Джеймс, — шепнула я и оттолкнула его.
Воспользовавшись замешательством, я спрыгнула с подоконника.
— Спокойной ночи? — переспросил он.
Напряжение исчезло.
— Да, — весело сказала я.
Он нахмурился.
— И ты оставишь меня одного? После всего?
— После чего именно? — невинно поинтересовалась я, спиной вперёд направляясь к дверям.
— Эванс, не оставляй слепого человека у открытого окна! Доведи хотя бы до кровати.
— Обойдёшься, Поттер, — я открыла дверь. — Сладких снов.
Закрыв за собой двери, я на секунду замерла, прислонилась к ним спиной и губы сами растянулись в улыбку, как бы я не пыталась ее скрыть.
Неправильное счастье постепенно занимало все внутри меня, отодвигая остальное на десятый план.
***
Марлин сидела в гостиной, когда я вернулась. Все уже были в своих спальнях, и только она осталась у потухшего камина, баюкая в руках кружку с остывшим чаем.
— Марлин?
Она повернула ко мне голову и приглашающе кивнула на место рядом с собой. Я села на соседнюю подушку, скрестив ноги по-турецки.
— Ты была у Джеймса? — тихо спросила она.
Я кивнула, и Марлин вдруг улыбнулась.
— Ты рядом с ним такая другая. Словно солнце проглотила.
Краска залила лицо и я спряталась за завесой волос.
— Почему ты сидишь здесь одна?
Тонкие пальцы прочертили круг на кружке.
— Не спится. Это правда? — Марлин взглянула на меня острым печальным взглядом.
Конечно, Флора и Сириус. Она знает.
Мне пришлось кивнуть, и Марлин прикрыла на мгновение глаза, как будто переживая это внутри, и мне неприятно подумалось, что часть ее умерла в ту секунду. Она открыла глаза и снова спрятала его в потухшем камине.
— Не знаю, что произошло, — сказала я, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию. — Флора как с ума сошла, весь день вела себя странно. Может полнолуние, — конец я сказала с улыбкой, надеясь получить ответную, но Марлин вдруг нахмурилась.
— Вчера было полнолуние?
— Да.
Она горько усмехнулась и отложила кружку.
— Что ж, это все объясняет.
Я не поняла.
— Что объясняет? Только не говори, что очередная фишка Локса.
— Нет, — задумчиво сказала она. — Родители Флоры… — и резко замолчала.
— Что родители Флоры? Договаривай, Марлин.
— Нет, не могу, — скорбно покачала она головой.
— Марлин, пожалуйста. Я ее подруга, мне положено знать.
Она вдруг раздраженно посмотрела на меня.
— Ты сама не спешишь делиться с друзьями тайнами.
Справедливое замечание. Раздражение Марлин исчезло так же быстро, как и появилось, и она прижала колени к груди, положив на них подбородок.
— Сириус ведь не единственный парень на свете, Марли, — мягко сказала я.
— Знаю.
Это звучало как «знаю, но сердце у меня все равно болит».
Я придвинулась ближе к ней. Не честно, что мое сердце расцветает, а у кого-то разбивается вдребезги.
— Марлин, ты ведь необыкновенная. Ты умная и добрая, красивая, искренняя… Тебе не нужен Блэк, слышишь? Ты для него слишком хороша.
Она скосила она меня взгляд и слегка улыбнулась.
— Дело не в нем. То есть… В нем тоже, но так странно. Мне все время кажется, что я что-то упустила. Вроде бы я должна любить Сириуса, потому что всегда любила, но часть меня твердит, что нет и я просто забыла об этом.
— Прости, но я не совсем поняла…
— Я и сама не понимаю. Просто… Как я тут оказалась? Не помню. Я вышла из Большого Зала, шла по коридору, а потом — ничего. И спустя время я тут, хотя не помню, где была несколько часов.
Марлин не смотрела на меня, как будто рассказывала это все пустоте.
— Это все от усталости, — неуверенно протянула я. — Тебе нужно поспать, ты слишком много нервничаешь. Вот посмотришь, через несколько дней все будет хорошо.
Она посмотрела на меня долгим и пристальными взглядом.
— Ты права, — отстранённо сказала Марлин. — Я просто устала.
Я поднялась на ноги и потянулась.
— Идёшь спать? Уже поздно.
— Да, сейчас. Ты иди.
Я несколько секунд изучала ее, глядя сверху вниз, и чувствовала, что не должна уходить, не разобравшись во всем. Но я так устала… Глаза слипались и мышцы стали тяжелыми, налившись свинцом.
— Не задерживайся.
***
Марлин почувствовала, как собираются слезы в уголках глаз, пока Лили поднималась по ступеням. С каждым сделанным ее шагом, сердце билось все больнее о грудную стенку.
«Ты просто устала».
Слезы одна за другой скользнули по щекам. Марлин достала блокнот из кармана мантии. На чистой странице ее ждала новая запись, сделанная в спешке дрожащей рукой. Ее дрожащей рукой.
«Д.М»
Что с ней происходит?
***
Флоре снилась мама.
Снилось, как она сидит во дворе их особняка и смотрит, как Флора тренируется с отцом. Это воспоминание — самое яркое. Ее первое обращение. Ярко светило солнце, и от жары у Флоры промокла футболка, прилипнув к вспотевшей спине. Она была одновременно уставшей и безумно счастливой. Как никогда счастливой.
Первое обращение в пять лет — невероятно даже для Бирнов. Впрочем с каждым поколением их дар становился все выраженнее, способности все удивительнее, а возраст «первого обращения» — все юнее. Ее отцу было семь в первый раз, а ей всего пять, и это — гордость.
Гордость для всей семьи.
— Молодец, Флора, молодец, — похвалил отец, улыбаясь. Его волосы были иссиня-чёрными, длиной до плеч, и Флора мечтала быть в будущем похожей на него, а не на маму с ее банальными каштановыми локонами. У отца свои волосы были другого цвета, но он так часто принимал облик ворона, что внешность неизменно менялась. Так было у всех Бирнов.
Позже она нырнула в объятия деда и ее окутал запах его парфюма.
— Моя принцесса справилась! — громко объявил дед, поднял ее на руки и закружил, словно пушинку. Флора захихикала, и счастье распирало ее изнутри.
— Конечно, — отозвалась статная бабуля. — Она же Бирн, не могло быть иначе.
Флора не придала этим словам значение. Она не видела, как брат шагнул назад в тень, словно прячась от их глаз. Он помедлил, впитывая в себя эту картину всеобщего счастья и гордости, и медленно выскользнул за дверь.
Как многое она не замечала.
Она не думала, что с братом что-то не так. Ну и пусть он не обращается, когда-нибудь случится. Может он просто не хочет? Или не пришло время?
Отец тоже так думал, и дед, и бабушка, и прислуга. Никто и никогда не говорил, что с ним что-то не так. Никто не относился к нему хуже или иначе, это просто не волновало их. Все были уверены — он Бирн и он анимаг, просто время ещё не пришло.
«Кровь не вода» — часто говорила бабушка.
Она была права, конечно, права, ошибались они не в этом, а в другом.
Все Бирны — анимаги, но Руфус не был Бирном.
Флора проснулась в слезах. Ее подушка была мокрой, и дыхание застревало в груди. Она встала, оглянулась убедиться, что никого не разбудили ее рыдания. Соскользнув с постели, она тихо прокралась в ванную.
В отражении была она и одновременно чужачка. Волосы снова были каштановыми, точно такими как у мамы, но у корней слегка проступал медно-рыжий, как результат новой анимагической формы. Какой позор! Бесполезный котёнок! А ведь совсем недавно она могла удерживаться целых несколько минут в обличие лисы: сильной, гибкой, выносливой и с острыми когтями. Теперь — кошка.
Флора открыла холодную воду и ополоснула лицо.
— Ты обещал! — злость кипела, ярость пульсировала в висках и ей хотелось лишь одного — расцарапать Ронану лицо, сделать больно, сделать хоть что-то, чтобы стереть с лица равнодушную маску. — Ты обещал, что вытащишь его!
— Нет, Флора, — твёрдо сказал он. — Я не обещал тебе этого. Я сказал, что добьюсь для него лучшего.
— Лучшего? Лучшего?! — она бросилась на него. Колотила куда достают кулаки, била и царапалась, потому что боль разъедала ее изнутри. — В Азкабане нет лучшего! Верни его домой, Ронан, верни его!
Исполин на мгновение прикрыл глаза, и чужая боль — нет, не чужая, боль одного из своих не могла быть чужой, — впиталась в него. Он прижал к себе Флору, укрывая в объятиях.
— Тише, девочка, тише, — зашептал он. Флора не билась и не вырывалась. Она замерла и только слезы безостановочно заливали лицо. — Боль пройдёт, Флора, пройдёт. Ты научишься жить с этим. Тише.
Все внутри неё отмирало, клеточка за клеточкой, и душа превращалась в вонючую падаль.
— Он мой брат, — всхлипнула она. — Он все, что у меня есть. Ронан не ответил. Ронан знал ее боль, знал и одновременно нет.
— Плач, — говорил он, пока она умирала в его почти отцовских объятиях. — Ты должна выплакать все, всю слабость, чтобы осталась лишь сила.
Флора и выплакала. Слабость изгоняла из себя каждую ночь, каждый раз, когда сердце замирало и разум шептал, что она идёт неправильной дорогой.
Она плакала, и все исчезало. Сомнения и страх уходили, оставив после себя лишь силу и уверенность.
Флора промокнула лицо полотенцем. За окном светало. Обычное утро для неё.
Утро после сна с мертвецами и призраками.
***
Блэк считал, что она глупая. Глупая и красивая — идеальное сочетание для очередной игрушки.
Блэк не знал, что для Флоры мира не существовало и смысла не было ни в чем, кроме одной единственной цели. Неужели, он действительно думал, что может ее заинтересовать? Однако она знала, как произвести впечатление. Все на уровне интуиции. Такие толстокожие как Блэк велись на пошлость и игру, как котёнок на солнечный зайчик. И теперь он бегал вокруг неё и крутился, стараясь поймать.
Она не была солнечным зайчиком. Она была рукой, управляющей зеркалом.
— Там приведения живут, — сообщил он ей, когда они остановились у забора, ограждающего Визжащую хижину.
Флора прислонилась спиной к ограде, глядя на Блэка из-под ресниц.
— Хотела бы я посмотреть на них, если это правда.
Темная бровь поползла вверх. Блэк встал напротив, заключив ее в плен между своими руками. Его синие глаза бесстыдно изучали ее губы.
— Могу показать, цветочек. Если не боишься.
— Не боюсь, — с вызовом ответила Флора.
Блэк плотоядно усмехнулся.
— Я не о призраках, цветочек.
На секунду она испугалась его взгляда и усмешки. Ей даже показалось, что она увидела клыки вместо обычных зубов, но Флора оставила своё болезненное сердце в Башне Райвенкло, а потому лишь судорожно кивнула.
Внутри было пыльно и грязно, и пусто. Почти как в ее душе.
Блэка все устраивало более чем. Он стянул с себя куртку и свитер, оставшись в одних брюках, и Флора мгновение изучала его обнаженный торс: жилистый и подтянутый, с несколькими кубиками на животе и темной полоской волос, убегающей за пояс брюк. На шее, между острыми ключицами, серебром сверкал какой-то медальон.
— Так все-таки боишься, малышка?
Вместо ответа Флора сняла куртку и та упала к ногам. Блэк сел на пыльный диван и с ленивой ухмылкой следил, как она расстёгивает пуговицы блузки дрожащими пальцами.
Холод ледяными щупальцами схватил ее за плечи и грудь, и живот. Кожа покрылась мурашками.
Сириус затуманенным взглядом окинул ее полуобнажённую.
— Иди сюда, — прохрипел он.
Флора подошла. Она встала между его ногами, и пальцы Сириуса играючи поднялись вверх по ее ноге и сжали в тиски талию.
— Ты же знаешь, зачем я тебя пригласил?
Она зажмурила глаза, когда он прикоснулся губами к плоскому животу и провёл дорожку рваных поцелуев до пояса брюк.
Флора держала руки вытянутыми, не желая даже прикасаться к нему.
— Да, — тихо сказала она.
Язык Сириуса задел ее пупок. Он потянулся пальцами к пряжке ее ремня, и Флора поняла, что больше не может тянуть.
— А ты? — Блэк поднял на неё затуманенный взгляд. — Ты знаешь, зачем я пришла?
Он нахмурился.
— Бирн…
— Я знаю, — перебила Флора. — Знаю, что ты анимаг, Блэк. Незарегистрированный анимаг.
Сириус резко отстранился.
Мышка попалась в ловушку. Может все же не зря ее новая форма — кошка?
Миссис Абрахам не была плохим человеком, скорее потерянным. И я говорю не о запутавшемся в жизни человеке, а действительно о том, кто потерял свое место. Оно было, была жизнь, но все исчезло, разрушилось, уничтожилось в одно мгновение. Остался только сигаретный дым, напоминающий дым над Арревом — сожжённым городом волшебников. Не помню, когда именно, но в какой-то момент Сириус спросил у нее, чем она заслужила уважение и признательность Дамблдора.
Миссис Абрахам стояла у окна, но Сириус смотрел только на дрожащую руку с дымящейся сигаретой. Обручальное кольцо — золотой обруч с гравировкой — висел на шее.
— Уважение? — горько усмехнулась она. — Об уважении нет и речи. Благодарность? Да, пожалуй.
— Но вы здесь, — заметил он.
Вы здесь, хотя нет никакого желания тут быть. И полное безразличие к происходящему, к тому, что случится со студентами завтра.
Он не сказал этих слов, но они подразумевались.
Профессор сделала затяжку.
— Хотите контролировать что-то — держите под рукой, — отстранённо сказала она. — Чем я это заслужила? — Абрахам кивнула на сигарету в руках. На лице ее читалось отвращение. — Цена — предательство.
— Кого вы предали?
— Самого родного человека для меня. Это все?
Он не стал ничего больше спрашивать, понимая, что лишь случайностью получил ответы.
Или это был не Сириус Блэк? Это был Питер Петтигрю?
***
И ведь не то, чтобы дверь существовала. Но был вход. И она боялась войти.
В прошлый раз интуитивный страх тоже был, но тогда ее наставники сказали одну фразу, заставившую побороть свои чувства. И в этот раз, воскресив в памяти мудрые слова, она вошла.
Лили Эванс падала. Совсем в другом мире она падала, а заклятие, сплошная темнота и боль, пронзило юное тело, прожигало сердечную мышцу и нервные окончания. «Мгновенная смерть», но даже мгновение способно длиться вечно.
24 дня.
И ведь не то, чтобы дни существовали. Но было время. И оно неумолимо приближалось.
Время Смерти.
Смотреть на них всегда неприятно. Да и как иначе, когда перед тобой мертвецы.
— Где мой сын? — надломлено спросила Лили.
Отвечать не хотелось. Он ведь жив. Он жив, а значит больше не существует. В этом мире существовали и были реальными только мертвецы. Но вот комната, дверь, стол и стулья, книга в смешном банальном красном переплете и даже она сама — всего лишь удобная для восприятия Лили Эванс картина. То, что ее умирающий мозг мог представить.
— Лили, вернемся к вашему рассказу.
Эванс проморгала, будто не понимала происходящего. Да и кто понимает? Правда, были некоторые, кто не успел упасть до конца — их вернули. И они рассказывали о свете в конце туннеля, о всей жизни, в мгновение пронесшейся перед глазами. Вот, чем была секунда перед смертью — еще одной жизнью. Рассказом обо всем, о каждом чувстве, об эмоции, о боли и печали. Их работа была тяжелой, но кто-то должен ее выполнять. Умирающим нужно время, чтобы свыкнуться, понять, осознать и свободно идти дальше. Иначе они навсегда останутся привязанными к непрощенному, не забытому или слишком дорогому — призраки, привидения, полтергейсты — все те бедные души, не сумевшие принять свою смерть. Либо их мгновение прошло слишком быстро, и они просто не успели.
Лили Эванс должна была успеть.
Она падала. В другом мире, где было небо и земля, где была война и магия. Она падала — медные волосы, зеленые распахнутые глаза… Она падала — плач ребенка, застрявший в ушах.
— Ваш сын в безопасности, — мягко произнесла она, чтобы успокоить.
Им постоянно приходилось лгать. Уж в том мире, в мире живых никто не может быть в безопасности. И мертвецы знают об этом лучше других.
— Нам нужно продолжать, Лили.
Та снова отгородилась, закрылась, скрестив руки на груди.
«Ты не хочешь здесь быть, — говорили ей наставники, когда она сомневалась, — но поверь, они в сотню раз больше не хотят здесь находиться»
***
Джеймс стоял у окна. В Лазарете было прохладно: с улицы дул ветер, играя в скуке с затянутыми белыми пологами. Поттер холода не чувствовал: босые ноги, футболка с коротким рукавом, темно-бронзовая кожа, легкие клетчатые штаны. Я медленно приблизилась к нему, оставив корзину на койке. Джеймс курил, но услышав мои шаги, потушил сигарету и выкинул окурок в урну. Окно закрывать не стал.
— Ты в курсе, что сигареты вредны для здоровья?
— Мне кажется, это уловка журналистов. Пытаются заставить нас паниковать. Либо борются с государством, зарабатывающем на табаке. Кто их разберет.
— А ты никому не веришь? — протянула я.
Джеймс снял бинты, и я провела нашу обычную процедуру.
— Как твое зрение?
Карие глаза смотрели прямо на меня.
— Лучше. Ты волшебница.
— Сколько пальцев показываю?
— Четыре?
Я показывала два.
— Джеймс, ты не можешь в понедельник вернуться к учебе. Это не рационально.
Он закатил глаза.
— Лили, не принимай близко к сердцу, но нянька мне не нужна. Если я сказал, что завтра возвращаюсь к нормальной своей жизни, значит так оно и есть.
— Ты даже душ самостоятельно принять не в состоянии, не то, что на метле летать.
— Ты всегда можешь помочь мне с душем, — вкрадчиво сказал он.
Я фыркнула и скрестила на груди руки.
— Нет, это не ко мне. Мародеры справятся с тобой втроем, я им доверяю. Тебе не холодно? Может окно закрыть?
— Замерзла?
Я поежилась. Джеймс закрыл створки, и мы вернулись в кровать. Он шел медленно, а я чуть на расстоянии, не решаясь предложить помощь. Джеймс этого не оценил бы.
— У нас королевский завтрак, — я села в изножье кровати, открыла корзинку и достала продукты. — Готова поспорить, ты не ел ничего вкуснее.
— Готов поспорить, ты никогда не завтракала с потрясающим парнем.
— Готова поспорить, ты тоже.
Мы тихонько рассмеялись. Я намазала джем на круассан и протянула Поттеру. Джеймс откусил и его зубы задели мои пальцы.
— Прости, — улыбнулся он уголком губ. Шоколад поблескивал на губах. Я перевела взгляд на его губы, чувствуя поднимающийся в груди жар. Все мысли налетали одна на другую, смешиваясь в вязкую кашу.
— Еще? — прошептала я, приблизив круассан к его рту.
Джеймс обхватил мое запястье, направляя руку к себе. Он медленно откусил, но жидкий шоколад потек по моим пальцам на предплечье. Джеймс чуть повернул мою руку, слизывая с кожи шоколад. Я мягко отстранилась.
— Расскажи о себе.
— Что именно тебя интересует? — он откинулся на локти, вытянув ноги. Я сняла обувь и тоже удобно легла. По правде, на одноместной больничной койки места было немного.
— Твое детство.
Он усмехнулся.
— Не знаю… Я не самый послушный сын, если ты еще не поняла.
— Я догадывалась.
— Да… — он задумчиво уставился в потолок. Я изучала его лицо, уже почти привыкнув, что можно не беспокоиться о том, что он может заметить. — Когда мне было шесть, родители купили мне первую метлу. Отец позволял летать на заднем дворе, но и речи не было, чтобы взлететь далеко. Мне это не нравилось. В какой-то день их обоих не было дома, и я решил, что это лучший шанс для меня. Взял метлу и привычно взлетел. Вначале я сделал несколько виражей над двором, а потом вылетел за границы. В паре миль от нашего дома рос лес… Я как-то и забыл о нем, и когда пролетал прямо над ним, угодил в воздушный поток…- Джеймс на мгновение замолчал. Голос его стал тише. — Потерял управление. Упал в чащу, и ровно через секунду понял, что угодил в силки. Их была сотня. Они заплелись между собой, как клубок змей, а я в самом центре. Я чувствовал, как они заглатывают меня, обвивают руки и ноги… — он неосознанно потянулся к правой руке. — Силки так сильно пережали конечности, что сломали мне кости. Все кости на руках и ногах. Остались просто осколки под кожей.
— Как ты выбрался?
— Не сам. В нашем городе жила одна ведьма, занимающаяся традиционной медициной. Она собирала травы, варила зелья и продавала из дома. Мне повезло, что она была в лесу в тот день. Услышала мой крик и пришла на помощь. Она вытащила меня оттуда и перенесла в Мунго. Дальше помню плохо. Пил зелья, пытался восстановиться. Целители сомневались, что смогут срастить все кости, а если у них и выйдет, вряд ли я вернусь к нормальной жизни. Мама боялась, что я буду хромать.
Я сглотнула. Джеймс и словом не обмолвился о своей боли, и я даже представить не могла, насколько сильная боль его преследовала.
— Долго это продлилось?
— В Мунго я лежал год, — вкрадчиво сказал он. — Потом дома. Мама ужасная паникерша. Ты и сама наверно поняла, что она слишком сильно меня опекает, а в то время она просто с ума сошла. Мне запрещалось даже из дома выходить, она действительно была не в себе.
— Ты заставил ее нервничать.
Он пожал плечами.
— Со всеми случается. В итоге, все срослось, — он несколько раз покрутил запястьем. — Но иногда мои кости будто говорят мне «мы все помним, ничего не забыли». Когда дождь, или слишком долго на ногах — начинают ныть.
— Но ведь это преподало тебе урок, не так ли? — вскинула я бровь. — Слушаться родителей, например.
— Ммм… скорее научиться лучше летать.
Я покачала головой. Джеймс придвинул руку к моей ноге и как бы невзначай провел пальцами по голой щиколотке. Согнула ногу в колене, подтянув ее выше. Пальцы Джеймса скользнули вслед по простыням, поднялись вверх по ноге, слегка задрав штанину и мягко накрыли голень. Я улыбнулась.
— А ты? Твоя очередь детских историй.
Джеймса сел, и перенес руку выше, поглаживая теперь коленку. Сквозь ткань брюк прикосновения чувствовались как приятная легкая тяжесть.
— Я тоже была не самым послушным ребенком, — я задумалась, решая, что именно хочу рассказать ему. — Однажды осенью у соседей расцвела яблоня.
— Серьезно? — усмехнулся он.
— Да. Такая красивая яблоня с огромными румяными яблоками. Никогда таких не видела. Я смотрела на них каждое утро из окна, и представляла, какие они вкусные… Мне даже снилось, как я откусываю его и сладкий яблочный сок течет по губам.
— Ты яблокоманка?
Я опустила глаза. Не рассказывать же ему, что мы с сестрой уже много дней ничего не ели. Отец не возвращался из бара, а мама сидела в холодном саду и водила грязными пальцами по мерзлой земле.
— Как-то ночью я решила, что могу украсть парочку. Воровство — это плохо, знаю, но я хотела эти яблоки, а попросить даже в голову не пришло. Ночью я вышла из дома, перелезла через забор и спрыгнула в их саду. Очень холодно было, как сейчас. И темно. — я засмеялась, но смех получился грустным. — А там была собака. Огромный мастиф. Серьезно, такой большой и страшный, как будто домашний пес дьявола. Он меня почуял и бросился на меня. За спиной — только забор, а навстречу бежит огромный монстр. Я думала, что умру.
— Он тебя укусил?
— Нет. Адреналин ударил в голову, и я одним махом перескочила через забор… Из забора торчали такие острые металлические пики, сантиметров десять в высоту. И в спешке я не была достаточно осторожна, когда перебрасывала ногу подняла ее не слишком высоко и одна из пик насквозь пронзила бедро. Вот здесь, — я показала на заднюю поверхность бедра.
— Я не вижу, — заметил Джеймс.
Без задних мыслей, я взяла его руку и перенесла выше.
— Вот тут.
— Хм, понял, — рука Джеймса стала тяжелее. Он придвинулся ближе, рука переместилась на внутреннюю поверхность. — Что дальше?
У меня перехватило дыхание.
— Пес лаял, перебудил всех в округе. А я плакала и просто не могла остановиться. Крови было очень много. Она текла по ноге и заливала забор. Из дома выбежала сестра, а на шум еще соседи проснулись… Меня сняли с забора, завели в дом, перебинтовали рану. И дали нам целый мешок яблок. В память остался шрам.
— Подозреваю, теперь ты не любишь яблоки.
— Обожаю.
Он усмехнулся. Приподнялся и осторожно навалился сверху. Мое тело среагировало само, подстраиваясь под Джеймса. Приятная тяжесть разбудила жар в животе, как солнце переместившийся ниже. Его ресницы загибались на концах, а в глазах горький шоколад таял, оставляя следы-родинки на коже. Когда он поцеловал меня, моя душа — странная мифическая субстанция — проснулась, и я почувствовала ее разом внутри себя. Всю. Со всеми красками и нотами. Поцелуй стал нашей печатью, скрепившей договор. Мы обменялись пистолетами и вручили друг другу по пуле, нацеленной на наши слабые места, и я знала, мы будем вновь и вновь вручать патроны друг другу. И ждать, кто первым выстрелит.
Джеймс осторожно и медленно задрал мой свитер, холодные пальцы прошлись по коже, повторяя контуры ребер. Он играл на них, как пианист на клавишах, и мелодия эхом отражалась от моего сердца. Снежная мягкая вьюга вилась надо мной, окутывала холодом, но холод был приятным, как мятные леденцы, он таял на губах и глушил весь мир снаружи. Джеймс будто спрятал меня внутри себя, и мне нравилось там, под его кожей, нравилось, как руки скользят по его спине, как губы остаются пламенным дождем на губах, шее и ключицах. Неожиданно холод прошелся выше, инеем морозя кожу, руки Джеймса легли на мою грудь, и меня словно прошибло током. Я замерла и оттолкнула его. Джеймс незамедлительно отстранился.
— Я не хотел тебя пугать.
— Ты не напугал. Просто… — я села, заправляя волосы за уши. Холод отступал, перед глазами исчезал белый туман, возвращая в мир краски и звуки.
— Лили, — он мягко притянул меня, ложась на спину. — Я не сделаю ничего, что тебя напугает, обещаю.
Приятно было слушать ровный и сильный ритм его сердца под ухом. Напряженные мышцы словно било судорогой, когда я прикасалась к нему.
— Буду знать.
— По крайней мере, я хочу видеть тебя, когда мы будем вместе, — хитро шепнул он, выделив голосом «вместе».
Кровь прилила к щекам.
— Хочу еще истории, — сказала я, чтобы перевести тему.
Джеймс медленно и старательно расплетал мою косу.
— Когда ты сбежала из коридора после неудавшегося поцелуя…
— Ты меня прогнал, — напомнила я.
— Обойдемся без подробностей, — ввернул он. — Я постоянно об этом думал. И даже хотел подойти к тебе и поцеловать на следующий день. И потом тоже.
— Трусишка.
— Ты очень пугающая.
— Не оправдывайся.
— Я серьезно. Ты единственная меня пугала. Как увижу тебя, сердце в пятки.
Я ударила его ладонью в грудь.
— Это не страх, придурок, а влюбленность.
Джеймс засмеялся, крепче прижимая меня к себе.
— Может быть, Лили.
Знаете, на норвежском есть очень странное слово — «forelsket». Звучит угрожающе, правда? Его могли бы выкрикивать викинги, когда нападали на саксов, ну или футбольные болельщики. А на самом деле оно дословно переводится, как эйфория, которую испытывает человек, впервые влюбившийся. Я влюбилась. Влюбилась так, как люди влюбляются в зимы. В холодные вьюги, в пушистый мягкий снег, в иней, рисующий картины на стеклах, в облачко дыма, вырывающееся изо рта. Именно зимой, когда весь мир спит, когда спит природа, ты слышишь и чувствуешь свое сердце. Именно холод будит тебя, твою душу, заставляя увидеть все чудеса, заставляя тебя жить. И в центре снежной метели ты неожиданно находишь свой дом, в котором мечтаешь развести костер. Все, что пугало тебя обращается в прекрасный мир. Неудивительно, что именно норвежцы придумали это слово: они знают все о холоде, снеге и любви.
— Хорошо, а что ты выберешь, море или горы?
Джеймс задумался, перебирая мои волосы.
— Море. Но только не белый пляж, солнце и теплые волны, а скалы, камни и серое небо. Понимаешь? Но и от гор я бы не отказался. Неплохо бы прожить пару лет в глуши, в старом доме, где только камин, глинтвейн и музыка из приемника.
Я приподнялась и удивленно взглянула в его лицо. Время будто замерло, пока мы были вместе, отрезанные от всего мира белой больничной ширмой, и этот кусочек жизни, совсем особенной, тихой и настоящей жизни мне хотелось вырезать из собственной вечности и спрятать в рамку.
— И ты бы жил один в той глуши?
— Моя очередь задавать вопрос, — заметил он. Я закатила глаза, но спорить не стала. — Ты бы согласилась пожить со мной в доме в горах, отдельно от всего мира?
— Если бы там было много еды, то почему бы нет.
— Я бы научился готовить, — скромно заметил он.
— Даже я научилась бы готовить, Поттер.
Я осмелела, обняла его за живот, закинула ногу на него и по-хозяйски выводила собственное имя невидимыми чернилами на его груди. Вдруг стало совершенно необходимо прикасаться к нему и чувствовать пульс под кожей.
— Почему твоя мама так относится к Ремусу? — тихо спросила я. — Миссис Поттер смирилась с тем, что я официантка во второсортном пабе, но она не может смириться с твоим другом?
Джеймс помедлил с ответом.
— Мама считает, что я все еще нуждаюсь в ее опеке и защите, но это не так. Ей тяжело с этим свыкнуться.
По его тону я поняла, что большего от Джеймса не добьюсь.
— А твой отец?
Джеймс пожал плечами, я почувствовала, какой он сделал глубокий вдох.
— Он вечно работает и времени на семью не остается. Это нормально, — его голос прозвучал слишком обыденно, будто он нарочно говорит таким тоном.
Я снова приподнялась, чтобы взглянуть на него.
— Мой отец тоже всегда слишком занят.
Джеймс нахмурился.
— Ты хочешь поговорить о твоей маме?
— Нет, — резко ответила я. — Не спрашивай меня о ней. Не сейчас.
Он улыбнулся уголками губ и потянулся за поцелуем, но я отстранилась.
— Джеймс, ты ведь должен мне желание, — неуверенно начала я. Джеймс подтянулся на руках и сел. — Я могу его использовать?
— Попробуй.
— Давай никому не рассказывать о нас?
Поттер нахмурился и невольно усмехнулся. Я тоже села, скрестив ноги по-турецки.
— Ты меня стесняешься?
— Конечно, нет.
— Тогда в чем дело?
— Это сложно, — тихо ответила я. — Но прошу пойми, так будет лучше. Сейчас не подходящее время для таких новостей. Во-первых, Сириус меня ненавидит.
— Стоп, — перебил он. — При чем здесь Бродяга?
— Он будет против наших отношений, а я не хочу соревноваться с Блэком.
Джеймс засмеялся.
— Лил, Сириус не станет вмешиваться, и нет никакого соревнования. Он мой друг, а ты моя девушка. Вы совершенно в разных плоскостях, понятно?
«Девушка» заставило сердце дрогнуть, и оно жидким вином проникло во все сосуды, опьяняя не хуже красного полусладкого. Красного как кровь, полусладкого как поцелуи Джеймса.
— Джим, правда, я прошу, давай не будем, — я потянулась к нему, вынуждая откинуться на спину. Поттер прикусил губу, когда когда я села на его напряженный живот. Руки с проступающими венами легли на мои бедра, и от его почти машинального движения у меня пересохло во рту. — К тому же будет весело… Тайные отношения, — я понизила голос, наклонилась к нему, замерев в нескольких дюймах от губ, — коридоры, ниши…
Поттер потянулся ко мне, даже не дослушав. Горячий язык скользнул в мой рот, руки сжали бедра, удерживая меня на месте.
— Я согласен, — шепнул он. — Но не дольше нескольких недель, ясно?
— Договорились, — улыбнулась я ему в губы.
Джеймс странно засмеялся, откинув назад голову.
— Что? Почему ты смеешься?
— Мы только начали встречаться, а ты уже мною крутишь.
— Вовсе нет, ты просто очень умный, и знаешь, что для нас лучше.
Джеймс притянул меня к себе, и я легла под его боком.
— Эванс, ты для меня чертов перелом, который никак не заживет, и если это случится, то наверняка неправильно.
Я не знала, что ответить на это, поэтому просто поцеловала его в плечо, сквозь ткань футболки, прижимаясь ближе.
***
Сириус соединил ладони и окинул девушку напротив оценивающим взглядом. Она оделась и стояла у грязного мутного окна, обнимая себя тонкими руками.
— Ладно, Бирн, забудем обо всем, что ты сейчас сказала и вернемся к моменту, когда ты, мать его, окончательно свихнулась. В детстве упала или уже в старшем возрасте?
— Блэк…
— Да и хуй с ним, не важно, — продолжил он, вставая на ноги и поднимая свою куртку. — Но меня в это не вмешивай.
— Я же все тебе объяснила, — спокойно ответила она. — Если ты не поможешь мне, я сообщу, что ты незарегистрированный анимаг.
— Ты ничего не докажешь, — протянул Сириус, хотя и не был в этом уверен.
— Одно заклинание на выявление анимага — и ты уже в Азкабане, отсиживаешь срок. Тогда мой план тебе покажется разумным.
— Нет.
Флора сократила расстояние между ними.
— Послушай меня, Блэк, я потеряла все. У меня ничего и никого нет, но я не оставлю брата гнить в Азкабане. Я вытащу его оттуда, и мне плевать, чьи кости станут мостом, ясно?
— Из Азкабана никто не сбегал, — раздельно сказал Блэк. — Это невозможно.
— Азкабан — тюрьма. Из любой тюрьмы можно сбежать.
Ее темные глаза некоторое время изучали его. Сириус подумал, что никогда не видел такого безжалостного взгляда, и он точно не вязался с юной девушкой из Хогвартса.
— Я подумаю, — бросил он.
Она открыла рот, собираясь возразить, но Сириус повернулся к ней спиной и направился к выходу.
— Не советую меня шантажировать, Бирн. С такой же легкостью я могу прямо сейчас пойти к директору и поделиться своими воспоминаниями. Быть незарегистрированным анимагом не так опасно, как готовить побег из самой охраняемой тюрьмы.
Флора проглотила свои слова, глядя, как он уходит. Она надеялась, что выбрала правильный путь.
***
Марлин сбежала вниз по ступеням, прижимая к животу маленькую сумочку. Сердце бешено колотилось в груди, и ей хотелось как можно скорее узнать правду, узнать, существует ли в ней новая жизнь или все происходящее — плод воображения? Согласно всему, что знала о себе Марлин, законах зачатия и здравого смысла — она не беременна. Но странное чувство внутри нее, смутные путанные мысли, провалы в памяти, тревога и напряженность говорили о том, что что-то происходит. Что именно — предстояло разобраться.
Эмми встретила ее у Трех Метел.
— Почему так долго? — требовательно спросила Вэнс, заходя внутрь. Марлин отставала на один шаг. — Ты в курсе, что на улице холодно?
— Прости, просто очередь была большая. Где мы сядем?
Эмми встала на носки, пытаясь разглядеть что-то за головами посетителей.
— Мэри должна быть где-то тут… А вон она, вижу! И с ней Пруэтты, — шепотом добавила она, закатывая глаза.
Девушки двинулись в сторону столика, занятого друзьями.
— Можно присоединиться? — улыбнулась Марлин.
Фабиан подскочил, придвинул два стула с соседнего стола. Маккиннон мысленно отметила, как он отодвинул стул для Эммелин, помогая ей сесть. Гидеон подозвал официантку.
— Четыре сливочных пива и чай, — сказал он.
— Мне тоже чай, — вставила Марлин, заслужив удивленные взгляды. Обычно только Фабиан его заказывал.
— И что-нибудь сладкое, — продолжил Гидеон.
— Есть булочки с корицей, — подсказала официантка.
— Да, подойдет. Сиропом только полейте сверху, хорошо? Обильно так.
Мэри улыбнулась, когда выполнили их заказ.
— Не стоило, правда.
Гидеон поджал губы.
— Это же наша первая вылазка в этом году. Мы угощаем, дамы. Что насчет завтра?
Марлин обхватила кружку руками, обжигая пальцы, и уставилась в темный напиток. На несколько секунд она выпала из разговора, а все звуки вокруг стали лишь фоном, на котором она просуществовала, пока разговор не коснулся Джеймса.
— Мне все равно не нравится эта история, — недовольно сказал Гидеон. — с Эванс что-то нечисто.
Эмми бросила на него раздраженный взгляд.
— Вы опять за свое? Можем мы не говорить об этом, иначе будем спорить, а потом разругаемся.
— Поддерживаю, — скромно вставил Фабиан.
Гидеон перевел взгляд на Эмми, и в темных глазах отразилось такое презрение и осуждение, что Эммелин стало не по себе. Между ними повисло напряжение после ее отказа, и оно до сих пор чувствовалось в воздухе, как гроза в ночном небе.
— Он наш друг, Эммелин, — с нажимом произнес Пруэтт. — Мое волнение объяснимо.
— Да, только необъяснимо твое предвзятое отношение к Лили, — вставила Марлин, не отрывая взгляда от своего чая.
— Знаешь, что необъяснимо? — вмешалась Мэри. — Твоя дружба с ней. Мерлин, не имею ничего против Эванс, но меня бесит, что ты возишься с ней, будто она твоя дочь! С чего вдруг? Ты просто вернулась из Локса, заведя новую лучшую подружку.
— Это здесь не причем.
Мэри усмехнулась и скрестила на груди руки.
— Конечно, не причем. Только мы знакомы уже столько лет, но ни я, ни Эмми ни разу не были на острове. Ты ведь сама говорила, что чужакам туда не попасть, однако сюрприз! Эванс там была.
— Не я ее пригласила.
— Правда? — Мэри усмехнулась. — Это твое оправдание?
— Ее пригласила Флора.
— Почему ей можно, а тебе нельзя приводить гостей? Это не похоже на правду.
Марлин неверяще покачала головой. Она не могла понять обиженные нотки в голосе Гриффит. Они дружат столько лет, через многое прошли вместе, но сейчас готовы рассориться из-за абсолютно детской причины.
— Послушай, — примирительно сказала Марлин, — Флоре многое можно, Ронан не хочет ей перечить.
— О да, понятно, — саркастическим тоном протянула Мэри, глотнув своего пива.
Марлин усмехнулась. Невероятно. Они ей не верят! Почему вечно ей никто не верит, почему все пытаются обвинить ее во лжи, будто ждут от нее любой низости.
— Он ее крестный, ясно?! — потеряла она терпение. — Так что да, Мэри, Ронан иногда идет ей на уступки, хватит ревновать меня к Лили — это глупо! Мы не дети, чтобы общаться только с несколькими людьми, прости, если ты не моя единственная подруга, мне жаль, но я общаюсь с Лили, поэтому просто смирись, хорошо? — Марлин встала на ноги, чувствуя, что от жары у нее кружится голова. Хотелось на воздух. — Я не думаю, что Лили серийный убийца, который хочет отравить Джима, и уж точно не верю, что она решила наказать его за какую-то смехотворную обиду, не нужно быть такими мнительными и подозрительными, ясно? Не нужно всех обвинять в чертовом сумасшествии, что творится вокруг, нужно быть просто чуть умнее, чуть добрее и чуть терпимее к окружающим. Может тогда мир станет лучше.
Она оставила друзей пораженными и бегом бросилась из паба, борясь с подступающей к горлу рвотой.
— Я же говорила, — тихо прошептала Эмми. — Не стоило поднимать эту тему.
— У нее ПМС? — озадаченно пробормотал Гидеон.
Мэри откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.
— Пожалуйста, заткнись, Гидеон, — взмолилась она.
Фабиан только задумчиво смотрел перед собой.
Марлин едва успела обойти здание паба и согнуться пополам, когда ее желудок вывернулся наизнанку, избавляясь от недавнего завтрака. Во рту остался неприятный горький привкус рвоты, Маккиннон дрожащими руками достала из сумки бутылку с водой и ополоснула рот. Дышать стало легче. Ей потребовалась еще некоторое время, чтобы прийти в себя, когда, наконец, Марлин решила, что лучше вернуться в школу. Она расчесала волосы руками, пытаясь привести свой внешний вид в более приличный, и вышла из укрытия.
— Эй, Марли! — раздалось за спиной.
От низкого с хрипотцой голоса стая мурашек пробежала вверх по пояснице. Марлин обернулась, чтобы дождаться Сириуса Блэка, легкой трусцой сбегающего с холма, ведущего к хижине.
Когда Сириус Блэк откидывал легким движением вихрь темной ночи со лба, в груди Марлин сердце замирало. Она уже привыкла ко всем этим бурным чувствам внутри себя, привыкла к затяжной боли, к обиде, к унижению, которое накрывало с головой при каждом взгляде на Блэка, когда он, по всей видимости, жил дальше, забыв все и отпустив. Губы Сириуса изогнулись в обворожительной улыбке, когда он замедлился, чтобы поправить на себе куртку. Марлин молча наблюдала за ним.
— Ты уже обратно? — легкомысленно спросил он.
Марлин ненавидела Сириуса. Ненавидела его за эту легкость, за пустые улыбки, за простоту, с которой он к ней обращался. Она-то считала, что он должен беречь ее сердце, разбитое им, считала, что Блэк обязан вечно испытывать вину за себя, за свое существование, за то, что предал ее и выбросил из своей жизни, но сам Сириус вовсе так не думал. Он никогда не был с ней осторожен или нежен, никогда не заботился, никогда не относился иначе, никогда не жалел о сделанном, и поэтому Марлин не смогла бы его простить ни через год, ни через десять лет. Она просто не могла поверить что кто-то может так ужасно с ней поступать и совсем от этого не мучаться.
— Не очень хорошо себя чувствую, — объяснила она.
Они двинулись по дороге, петляющей к замку.
— Ну и холодно сегодня, — поежился он. — Что планируете на завтра? Вроде вечеринку, правильно?
— Надеюсь у тебя есть подарок для Мэри.
Он скривил лицо.
— На самом деле нет. Я подумал, ты могла бы помочь мне с этим! — добавил быстро Сириус, пока Марлин не успела возмутиться. — По старой дружбе, Марли, пожалуйста. Выручи меня в последний раз.
Она неверяще усмехнулась, уставившись под ноги. Сириус еще что-то говорил, но его голос превратился лишь в гул, лишь в рой мух, не дающих покой. Раньше каждое его слово было камнем, и оно падало в душу Марлин, оставляя после себя круги, она потом лежала в постели, перебирала каждое слово, как четки, крутила в руках, пробовала на вкус, анализировала и приходила к выводам. К выводам, не ждавшим ее, к выводам, портящим ей жизнь.
Небо было серым и немного фиолетовым, капал мелкий дождь, зависая в воздухе как бесценный стеклярус. Сириус все еще говорил. Марлин подняла на него взгляд, изучая руки, находящиеся в вечном движении, широкие запястье фарфорово-бледные: да, Блэк постоянно пытался спрятать свою белую аристократичную кожу за мешковатой небрежной одеждой. Черные спутанные волосы, в которых сверкал бриллиантами дождь, встали на дыбы, и весь облик Сириуса вдруг показался Марлин очень подходящим для туманного дня, для дождя и Хогвартса, для разбитого сердца, зависшего в груди Марлин.
Она остановилась, вынуждая и Блэка прервать свой монолог и замереть. Маккиннон еще некоторое время всматривалась в синие глаза, потом взгляд ее скользнул по линии ровного носа и остановился на холодных губах. Она знала, что холодных, но все равно решила убедиться. Сириус пах мятой и смятением, он слегка покачнулся от удивления и отступил назад, когда Марлин шагнула к нему и поцеловала. Кончиками пальцев она прошлась по его волосам, обняла за шею, прижимаясь в теплому и живому телу. Руки Сириуса мягко скользнули в ее волосы, спустились ниже, прочерчивая линию позвоночника и осторожно замерли на пояснице.
День был фиолетовым, стеклярус разбивался об холодную мерзлую землю, сердце Марлин все теми же осколками билось в груди, и клей-поцелуй вовсе ничего не исправлял.
Они отстранились одновременно, и оба вдруг почувствовали неловкость.
— Марлин… — упавшим голосом произнес Сириус.
Воспоминания в голове ожили птицами, забились крыльями об черепную коробку, пробивая лоб изнутри. Полный сожаления голос Блэка словно гильотина отсек ее последнюю гордость.
Марлин обошла его и поспешила к старому зданию школы, возвышавшемуся в тумане как неприступная крепость горгулий и демонов.
— Марлин, стой! — Сириус догнал ее. — Я хотел поговорить с тобой. О Флоре Бирн, — добавил он, наткнувшись на ее молчание. — Ты знаешь что-нибудь о ней? Она же из Локса, верно?
Марлин остановилась и обернулась к нему, не веря своим ушам. Они поцеловались секунду назад, а его интересует вовсе не это, а Бирн?!
— Пошел ты к черту, Блэк! Пошел к черту! — Марлин толкнула его в грудь, и он отступил на несколько шагов.
— Эй, Марли, спокойней!
— Какой же ты эгоист! — закричала она. — Ты не просто был с ней на свидании, но еще и спрашиваешь у меня о ней? — она покачала головой, не веря этому. — После всего, что между нами было, ты просто собираешься встречаться с ней? Почему она? Нет больше других людей в этом мире?
— Мы не встречаемся, — жестко оборвал он. — И это тебя не касается, Марлин.
— Конечно, — она зло усмехнулась. — Ты меня не касаешься. И вы не встречаетесь, а просто трахаетесь. Конечно! Я-то знаю, Сириус! Знаю, что ты не способен на чувства к кому-то, Все, что тебя волнует — это секс.
— Прекрати! — глаза его сверкнули. — Не начинай вечную тему, Марлин. Не вплетай сюда произошедшее.
— Ты бросил меня! Как только мы переспали!
Сириус взлохматил волосы.
— Это невероятно, — засмеялся он. — Ты еще меня выставляешь виноватым? Ты меня обманула, Марлин! Устроила целый спектакль! «Я девственница, ты будешь моим первым, не торопи меня, дай время!» — прокричал он ей в лицо. — Я полгода за тобой бегал, не переходил границы, дал тебе время, и что в конце? Зачем было мне лгать?!
Марлин ткнула его пальцем в грудь.
— Я никогда тебе не лгала.
— Ты могла просто сказать правду, — уставшим голосом сказал Сириус. — Мне плевать на эти средневековые взгляды, Марли. Ты просто могла сказать мне, что ты не девственница. И все, возможно, получилось бы. Я не понимаю, зачем ты лгала и продолжаешь лгать.
— Сириус, не всегда бывает кровь…
Он издевающе засмеялся.
— Кровь? Причем здесь кровь, Марлин? Ты… — он покачал головой. — Для тебя может это и открытие, но мужчина в состоянии почувствовать когда член, мать его, проходит без всякого сопротивления. И ты… — он продолжил без улыбки, — ты не вела себя, как девственница. Как ты двигалась, как целовала… Тебе было не впервой, Марлин.
— Сириус…
Они стояли очень близко, в зрачках Блэка она видела собственное отражение.
— Я бросил тебя не потому, что ты не девственница и не потому, что мне нужен был от тебя лишь секс. Ты лгала мне, Марлин. Изо дня в день, методично, несколько месяцев, разыгрывая целую драму. Я никогда не смогу тебе доверять. У меня нет к тебе чувств, Марлин. Может могло что-то получиться, но не сложилось. Я живу дальше, и тебе тоже стоит жить дальше. Прости, но… — он развел руками. — Я тебя не люблю.
Марлин отошла на несколько шагов, увеличивая между ними расстояние. Она смотрела под ноги, как дождь заливает ботинки.
— Пойдем, — вздохнул он. — Я провожу тебя до школы.
— Нет необходимости, — отозвалась она. — Уходи. У тебя прекрасно это получается.
Сириус медлил несколько секунд, затем обошел ее и побрел к школе, засунув руки в карманы. Марлин прижала ладонь ко рту, останавливая всхлипы. Она закрыла глаза, и холодные слезы обожгли кожу. Ей хотелось вскрыть грудную клетку, вытащить наружу горячее сердце, полное боли, и закопать в землю, чтобы оно прекратило портить ей жизнь.
Маккиннон не знала, как добрела до школы. За собой она оставляла кровавый след, и дыру в сердце продувал холодный ветер. В дверях проходящий парень больно ткнул ее в плечо, сумка вылетела из ослабевших пальцев и ее содержимое упало на лестницы. Марлин даже не побеспокоилась вскинуть взгляд и молча села на корточки, собирая немногочисленные вещи. Зелье, слава Мерлину, осталось в сумке. Мужские руки в черных кожаных перчатках одновременно с ней потянулись к блокноту, но успели раньше.
Марлин впервые вскинула раздраженный взгляд и увидела перед собой Дерека Мальсибера.
— Это мое, — отрывисто сообщила она. — Отдай.
Мальсибер перевел взгляд на блокнот и открыл его на случайной странице.
— Что ты делаешь? Не смей читать! — Марлин попыталась выдернуть из цепких пальцев свою тайну, но Дерек резко согнул руки, приближая блокнот к себе. Его глаза водили по неровным строчкам, и с каждой секундой взгляд его все больше темнел.
— Мальсибер? Ты идешь?
Марлин взглянула поверх его плеча и увидела поджидающего Регулуса Блэка. Темное пальто, застегнутое наглухо, контрастировало с бледной кожей. Блэк походил на длинную темную статую, только синие глаза двумя холодными океанами смотрели колюче с худого лица.
— Дерек! — повторил он, полным нетерпения голосом.
Мальсибер медленно протянул блокнот Марлин, она схватила его, но какое-то время парень не разжимал пальцы, глядя ей в глаза странным взглядом, словно кричал что-то, пытался о чем-то сказать. Он развернулся и стремительно сбежал по ступеням. Слизеринцы перекинулись несколькими словами, и две темные фигуры двинулись сквозь туман и дождь по дороге в Хогсмид.
Марлин замерла на пороге школы, чувствуя невероятную тяжесть блокнота в руках. Тревога съедала ее изнутри. странное чувство ужаса и страха осталось на губах и коже.
Марлин стояла на пороге школы и вглядывалась в силуэты удаляющихся слизеринцев.
Кап, кап, кап.
Дождь усиливался. Еще один взмах ресниц — с неба обрушился водопад.
В стене дождя, в тумане, в сером дне растворялись их фигуры, превращаясь в смазанные точки. Марлин сделала несколько шагов назад, прислонилась к холодной каменной стене замка и сползла по ней вниз.
К черту. Всех к черту.
Она намокла за секунду. Открыв блокнот, перелистала его, усталым взглядом вглядываясь в спутанные записи, замерла на последней. Д.М. Дерек Мальсибер? Что она имела в виду, выводя это имя? Что хотела сказать самой себе?
К черту.
Страницы намокли, чернила расползлись, уродливыми каплями растекаясь по листу.
Сириус Блэк, иди к черту. Дерек Мальсибер, иди к черту. Лили Эванс — к черту. Флора Бирн — к черту.
Марлин закрыла глаза, позволяя дождю стекать по лицу, по шее, собираться и скользить по ложбинке между грудей.
Мэри — к черту. Пруэтт — к черту. Весь этот гребаный мир — к черту…
Из груди вырвался низкий смех. Марлин достала из кармана палочку, отстраненно произнесла заклинание, оставляя маленький, почти незаметный разрез на запястье, и несколько красных капель замерли на коже. Она потянулась за зельем, вынула пробку и с пугающим равнодушием поднесла его к запястью. Кровь упала тяжёлыми каплями в жидкость, расползлись круги, дрожь прошла по телу Марлин, а в колбе цвет сменился на слабо-розовый. Несколько секунд она смотрела на зелье, не осознавая пугающую правду. И в ней зашевелилось неприятное тошнотворное чувство, что в теле поселилось нечто чужеродное, неправильное, ненужное. Челюсть свело, мышцы окаменели, и Марлин поняла, что у нее просто нет сил встать и войти в школу. У нее вообще вдруг ни на что не осталось сил. Сидеть бы так вечность, прижимая колени к груди, смотреть бы на дождь, чувствовать его на себе, иглы холода, пустоту, странную невесомость, будто ты даже не существуешь, а паришь в воздухе, лежишь на дне океана, спишь в жерле вулкана. Представить — ты все и ничто, нет никаких страхов, боли, нет ощущений и чувств. Нет обиды. Нет усталости. Тебя —нет.
Марлин закрыла глаза и прижалась лбом к коленям. На мгновение ей почудилось, что она уснула и видит сон. В нем было темно, холодно и страшно. Во сне был океан, в который она падала.
Или не во сне. Или не она.
В любом случае — к черту.
***
— Эй, Эванс! Куда так бежишь?
Насмешливый голос догнал меня перед входом в гостиную факультета. Я закатила глаза и обернулась. Блэк поднимался по ступеням, перешагивая через одну. Темные волосы падали на глаза.
— Ты пароль забыл?
— Поздороваться хотел. Почему такая грубая, детка?
Я не ответила. Внутри все еще было очень тепло, мягко и волшебно, впускать в солнечную вселенную Сириуса мне не хотелось. В мыслях я все еще была с Джеймсом… Нежилась с ним в постели, обнималась и целовала, робко скользя пальцами под ткань футболки. Под его насмешливый взгляд я рискнула только пробежаться пальцами по мышцам живота и слегка коснуться ребер. Выбраться из его объятий и вернуться в реальный мир было очень тяжело, а уж впускать Сириуса Блэка в мой персональный рай и вовсе не было желания. Ему не место в нашем мире, в моем и Джеймса.
Я назвала пароль и собиралась войти, когда Блэк перегородил дорогу.
— Серьезно, Лили. Есть разговор.
Я усмехнулась.
— Не помню, чтобы ты общался со мной, Сириус. Кажется, ты предпочитаешь действовать, а не говорить. Пропусти.
Блэк схватил меня за локоть и отвел в сторону. Несмотря на наглость, отвел он меня без грубости и ярости. Судя по его настороженному взгляду, у него действительно было, что сказать мне.
— Послушай, — примирительно сказал он. — Я знаю, что мы не ладим и я не горю желанием это исправлять.
— Аналогично, — я скрестила на груди руки. Не лучшее начало разговора.
— Но дело серьезное, Эванс. Судя по всему, ты единственная, можешь помочь.
Я промолчала. Блэк закатил глаза.
— Все еще обижаешься на меня?
— Что, прости?
— За то, что было в кабинете Флитвика.
У меня вырвался смешок.
— Блэк, я на тебя не обижаюсь, я зла на тебя. Ты испортил мою работу, уничтожил все записи и ингредиенты. Вел себя, как сумасшедший.
— Прости, — смиренно произнес он.
Я покачала головой.
— Не похоже, что ты сожалеешь.
— Я не сожалею, — отозвался он. — Но если это поможет продолжить продуктивный диалог, то я готов извиниться.
— Не утруждайся. Так в чем дело?
Он взлохматил волосы рукой.
— Что ты знаешь о Флоре Бирн?
— Почему ты спрашиваешь?
— У нее не так много друзей, ты вторая в списке, у кого я могу о ней узнать.
— Первой была Марлин, — догадалась я.
Судя по его лицу, я попала в точку. Интересно, как она отреагировала, когда он начал расспрашивать ее о Флоре? Вряд ли обрадовалась. Я прислонилась плечом к стене. Взгляд Сириуса скользил по стенам и потолку, снова возвращался ко мне и исчезал в темноте арок. Его глаза казались черными.
— Блэк, не знаю, что ты задумал, но я не позволю тебе навредить моей подруге. Флора не та, с кем можно поиграть и бросить.
Он сжал губы в тонкую полоску.
— Как по твоему, Эванс, если бы твоя подруга интересовала меня в интимном плане, стал бы я тебя в это впутывать? Уж как-нибудь сам разобрался бы.
— Логично.
— Спасибо, что согласилась со мной. Что произошло с ее братом? Девочка с катушек съехала.
Впервые за наш разговор я напряглась.
— Она что-то сказала тебе?
Сириус нахмурился, подозрительно взглянув на меня. На несколько секунд повисла тишина, мы вглядывались в друг друга и чувствовали, повисшее напряжение.
— Ты знаешь.
— Мне пора, — быстро сказала я.
Лучше уйти, пока он ничего не понял. Сердце в груди сжалось. Что же творит Бирн? Сириус удержал меня за руку и притянул к себе.
— Ты знаешь, — повторил он. — Она ведь говорила тебе о своей идее?
— Тише, — я обернулась убедиться, что мы одни. — Не здесь.
Хватка на моей руке усилилась. Сириус наклонился, и его лицо оказалось слишком близко к моему.
— Чтобы вы не задумали, не впутывайте меня, Эванс. Мне это не интересно.
— Тебе не о чем волноваться, — как можно более равнодушно отозвалась я.
Я отстранилась. Блэка мои слова не убедили.
— Тебе лучше разобраться с этим, — сказал он. — Иначе я сам разберусь.
— Я же сказала, что все в порядке.
Он вглядывался в меня еще секунду, потом кивнул и вернулся в главный коридор. Я закрыла глаза и выдохнула.
Так легко прятаться внутри себя, игнорируя внешний мир. Я прекрасно это умела, училась годами уходить в собственную реальность, прикрываясь «меня не трогают ваши слова». Это лучший способ защитить себя. Я училась этому, сидя на холодном грязном полу между узкой кроватью и стеной, сжавшись в комок и закрыв глаза, когда снизу доносился мамин голос. Не голос — крик, вой, плач, стон. Звук ее рвущейся души, когда нечто страшное и темное вырывалось из моей мамы, превращая ее в кого-то чужого. Я жмурилась и молилась, давая обещание за обещанием, заключая сделку за сделкой, жертвуя своими желаниями, своими страхами, своими страстями. Я все отдавала Богу: не буду бегать, не стану играть, лгать, перебегать дорогу, воровать книги из школьной библиотеки, не стану толкать в ответ на дразнилки Синтию Джонс, перестану облизывать пальцы, грызть ногти, прыгать в лужи. Пожалуйста, пусть она прекратит. Пусть она замолчит. Пусть она умрет.
Потом приходила Туни. Маленькая, худенькая в драной отцовской рубашке, накинутой на плечи, с бледным лицом, будто вся сила покинула ее, оставшись внизу. Она приходила, забиралась в мой уголок, садилась рядом и обнимала меня. И потом я пряталась в ее мире. В мире, созданном специально для меня. Она говорила, что мы обе принцессы, а наши родители — правители далекой волшебной страны. Там всегда светит солнце, вместо воды из фонтанов льется шоколад, а на деревьях растут розовые, голубые и изумрудные мармеладки. В том мире мы живем в замке, а вечером катаемся в повозке, встречая закат на берегу озера. Этот мир создавался из сказок, книг, песен, из желаний двух маленьких девочек. И неожиданно этот мир ворвался в мою жизнь, но он не коснулся его создательницы. Иногда мне снится тот уголок между стеной и кроватью, мой страх и Туни, отгоняющая его, как Патронус дементоров.
Это было так давно…
Я не могла усидеть на месте, меря комнату шагами. Что произошло между Сириусом и Флорой? Зачем она рассказала ему об Азкабане, рассказала, сомнений нет. Но почему? Какое Блэк может иметь к этому отношение? Я не могу и дальше игнорировать происходящее, мне нужно поговорить с Флорой, чтобы расставить все точки над и. Если пустить все на самотек, застревая в собственной реальности, мир может перевернуться. Если Сириус расскажет кому-нибудь? Хуже, если не расскажет. Если мы теперь оба позволим Флоре и дальше плавиться в этом безумии, позволим ей предпринять действия, которые приведут к необратимым последствия. Ее Брат в Азкабане, и он дорог ей, я понимаю, но пытаться устроить ему побег — самое ужасное решение. Чем больше людей знают об этом, тем хуже. Хуже для самой Флоры и для нас. Нужно поговорить с ней. Немедленно.
Я схватила жакет и вылетела из спальни, в дверях столкнувшись с Марлин. Маккиннон промокла насквозь, пшеничные волосы прилипли к бледному лицу, карие глаза равнодушно мазнули по мне. Я следила, как она вошла в комнату, прошла к своей постели, бросила на нее сумочку и начала раздеваться, не произнося ни звука.
Я закрыла дверь.
— Марлин, ты в порядке? — тихо спросила я.
Она не отреагировала. Разделась до белья и нырнула в постель, отвернувшись от меня.
— Марлин…
— Я не хочу разговаривать.
Ее голос прозвучал глухо. Я сглотнула и приблизилась к кровати. Придурок Сириус… Наверняка это из-за него. У Марлин всегда что-то менялось во взгляде, когда речь заходила о Блэке. Из одеяла выглядывала только голова с копной волос. Я не знала, что сказать ей. Что можно сказать человеку, чье сердце разбито? Мы не говорили о том, что произошло между ними в прошлом. Они встречались какое-то время, Марлин, и без того красивая до безумия, светилась волшебным светом, ее глаза жадно вглядывались в Сириуса, будто он единственная важная вещь в мире, она выглядела как солнце, спустившееся в Хогвартс. И это солнце не погасло, но померкло, когда они расстались… Рана не из тех, что заживает быстро.
Мне потребовалось три секунды, чтобы принять решение. Уйти, чтобы поговорить с Флорой, разобраться, убедить ее. Остаться, чтобы побыть рядом с Марлин.
Кажется, Эмми всегда держала конфеты на своей полке. Я выдвинула ящик прикроватной тумбочки, и обнаружила в нем ворох журналов и коробку шоколадных конфет.
— Можем просто помолчать, — предложила я, усаживаясь на кровать. — Марли…
— Лили, пожалуйста, — произнесла она приглушенно. — Конфеты не помогут мне.
— Они просто поднимут настроение…
— Ты можешь отвалить?! — она резко села. — Можешь просто оставить меня в покое, пожалуйста? Не все проблемы решаются гребаными конфетами, — она пихнула коробку, и та упала на пол.
Повисла пауза. Я опешила от ее крика, кажется, Марлин и сама такого не ожидала. Она укрылась с головой и отвернулась.
— Ладно, — я встала, подняла коробку и положила на тумбочку. — Постарайся уснуть, Марли.
В дверях я обернулась, но Марлин лежала неподвижно, и я вышла.
Иногда побег в свой мир — единственное решение, и я поняла, что именно это предпочла Марлин.
***
В Хогвартсе я ненавидела две вещи: существование Блэка и лестницы. Оба факта изрядно портили мне жизнь.
Лестницы вращались, закручивались, плавали в воздухе, перескакивали, исчезали и проваливались прямо под ногами, и все это во время моей попытки добраться до башни Равенкло. К тому времени как я дошла, у меня дёргался глаз, болели ноги и я чуть не выплюнула по дороге легкие: ну я же не спортсменка! У меня нет дыхалки и силы воли, мой предел — один пролёт, а не двадцать один! В какой-то момент даже портреты на стенах начали меня подбадривать:
— Ну же, леди, не сдавайтесь, — мотивировал джентльмен из восемнадцатого века. — Осталось совсем немного, приложите усилия.
В общем, я добралась. А когда добралась, поняла, что не знаю пароль для входа внутрь, а додуматься до ответа все не выходило.
— Мы причиняем боль, не двигаясь. Мы отравляем, не касаясь. Мы несем правду и ложь. Мы убиваем и воскрешаем. Что мы такое?
— Деньги? — предположила я, хотя была почти уверена, что не права.
Орёл не отреагировал, поэтому я с трудом подавила вздох. И как мне попасть внутрь?
Как же странно и тяжело жить! Именно жить, а не проживать своё время, именно действовать: бежать, говорить, решать, думать, а не сидеть в выстроенном мире и прятаться от всего в своей раковине. Не быть моллюском, быть человеком. Открыть глаза и увидеть, пусть больно, пусть правда в глаза бьет, но смотреть, чтобы понять, понять, чтобы действовать. Люди бывают слепы, благородны, смелы и глупы, но чтобы все в одном — редкость. Чтобы все в Флоре — совпадение ли? В ней, в девушке с именем цветочным и мягким, но глазами режущими, как два острых ножа, в ядовитых словах, высказанных мягким голосом, что невозможно злость держать, в ней — такая смелость? Чтобы сквозь все тернии своих страхов — вот так вот в Азкабан? Ведь явно не из упрямства, не из желания, а необходимости, да ещё и впутывать Блэка. Он ей не друг, не враг, почему же выбор пал на него? Не стала бы она просто так ему уши заливать, значит есть причина. Блэк, значит, по её логике должен ей как-то помочь, а раз Блэк может, то я должна.
Дверь так и не открылась. Я опустилась на попу, прислонившись плечом к перилам и принялась ждать. Через какое-то время по ступеням поднялась девушка: грива волос, сплошной водопад локонов каштановых, шоколадных и темно-черничных, смешавшиеся в завораживающем танце, а у корней, стоит приглядеться, проглядывающий чайный. Подняла голову — тёмные глаза мазнули по мне и в них проскользнула смирённая улыбка.
— Давно ждёшь?
— Нет. Загадки не моя сильная сторона, — я кивнула на место рядом с собой. — Присядешь?
Бирн опустилась, вытянула ноги, а руками опёрлась на каменный пол позади себя. Волосы полились по узкой спине. Флора, конечно, красивая. И мне странно подумалось, что дочери до одури красивых женщин красивы совсем иной красотой. Никаких прекрасных глаз, никаких чувственных губ и мягких изгибов тел, все на грани… На грани прекрасного и ужасного, притягательного и отталкивающего, словно природа щедро наделила матерей, но решила слегка притормозить с дочерями. И правда, ведь куда больше? Нельзя в одном роду каждую женщину такой силой наделять.
Мать Флоры была очень красивой, почти Фейри. Красивая наповал, красивая сразу, а не при внимательном взгляде. Красивая до дрожи, до геройства, до глупости, красивая до смерти: не своей, конечно, а мужчин. Флора мягче, менее токсична, больше человечна. В ней нет идеальности. Пухлые щеки, чуть вздернутый нос, тонкие брови, насмешливо суженные глаза, ямочки, иногда появляющиеся при улыбке. Она обычна, и в этой обычности кроется очарование. Но страсть в другом — о я ведь не слепа! Будь я мужчиной, честное слово, меня бы загипнотизировали эти ленивые движения, поворот головы, привычка приподнять уголок губы, обнажая острый клык. Страсть никогда не во внешности, но всегда в поведении.
— Ты говорила с Блэком, — прервала она тишину.
— Скорее, он со мной, — фыркнула я. — Расспрашивать о тебе начал. Глаза круглые, как будто ты его в переулке зажала.
— Примерно так и было.
— Не сомневаюсь.
Она повернулась ко мне.
— И ты пришла, чтобы прочитать мне лекцию и угрозами заставить дать слово отказаться от своего плана?
— Нет, — я помедлила, сама удивлённая своим ответом. — Я хочу понять… Расскажи мне, Флора. Пожалуйста
В прошлый раз я испугалась настаивать и слышать правду, тогда Флора прочла страх в моих глазах и оказала мне услугу — промолчала. Я надеялась, что в этот раз она поймёт, что я искренне хочу знать.
Она опустила голову, волосами скрыв лицо. В Хогвартсе было тихо, и внутри меня тоже. Поцелуи Джеймса на коже остыли и теперь лишь слегка прогревали, но не жгли углями.
— Верность в тысячу лет, — тихо произнесла она. — Девиз моего рода. Слова, высеченные в сердце каждого Бирна и каждого жителя Локса, правда, отличающая нас от остальных. Один из вождей говорил «ты можешь не верить в небо и землю, в Богов и Смерть, но верить своему вождю обязан». Верить — значит идти за ним, биться за него, умирать. Для обычных людей, для стада, для челяди, — она презрительно хмыкнула, — это бред и пустой воздух. В современном мире теряется понятие древних родов, их сила и важность преуменьшена. Аристократы вымирают… Аристократы — не холёные дамы и джентльмены в дорогих одеждах. Само слово означает «власть достойных». И люди должны выбрать эту власть, ведь так для них самих лучше. Наши предки много лет назад посягнули Макгрегорам, признавая их силу. Мы отдали власть достойнейшим из нас, и они выполняли свой долг исправно, следя за тем, чтобы на Локсе была жизнь в мире и равновесии настолько, насколько возможно в столь особенном месте. Это не высокомерие и снобизм, Лили, это правда. Кровь наша не та, что течёт в жилах магловских волшебников. Она иная… Пусть тот же цвет и густота, но магию не спрячешь. Не сделаешь ты из магловского волшебника сильнейшего, сколько не бейся, не получится. Умнейший — да, сильнейший — вряд ли. Кровь не вода, Лили. Никуда от неё не спрячешься и не убежишь. И ты сама: сколь угодно отрицай свою суть, меняй форму, отрекайся от матери — не сможешь. Магия в тебе, дар в тебе, проклятие — в тебе.
— Какое это имеет отношение к твоему брату? — тихо спросила я.
— Кровь не вода, — повторила Флора. — Так говорила моя бабуля. Она повторяла эти слова каждый раз, когда Руфус пытался обратиться и не мог. «Не переживай, Руфи, — говорила она. — Не получилось сегодня, получится завтра». Но нет. Я обращаюсь с пяти лет, мой брат — ни разу не смог принять даже форму ворона. Бирны не учатся быть анимагами, мы рождаемся ими, и иначе быть не может, — она согнула ноги в коленях и обняла их руками. Немигающий взгляд бы направлен на убегающие вниз ступени. — Не знаю, почему лорд Макгрегор решил рассказать ему правду. Предполагаю, что он окончательно разочаровался в Ронане, ведь тот так и не женился, не завёл детей, а значит некому принять присягу в День Всех Святых. Не важно, пусть младенцу нет и дня, капля свежей крови должна быть связана в эту ночь для обновления всех магических щитов. Любая магия требует жертву… Видимо, лорд решил, что раз один сын его подвёл, стоит взяться за другого.
До меня не сразу дошёл смысл сказанных ею слов. А когда дошёл, я потеряла дар речи.
— Руфус… — медленно проговорила я, и имя ещё острее вонзилось в мозг. «Макрегоры дают детям имена на букву «Р», такова наша традиция уже много веков»… — Он сын лорда Макгрегора?
Флора кивнула.
— Мама узнала о беременности почти сразу после того, как Роза сбежала из дома. Ронан отправился на ее поиски, поэтому ничего не знал о происходящем. А лорда Ришарта мало заботила молоденькая девушка с бастардом под сердцем, поэтому он быстро организовал не свадьбу с сыном своего верного вассала Бирна, и через время у них родился первенец. Не знаю, что нашло на маму, может тихая месть, но она назвала сына по традиции Макгрегоров. Можно подумать для Ришарта это что-то значило… Он не вспоминал о Руфусе до лета прошлого года, когда понял, что семье грозит затмение.
— Я не знаю, что сказать.
— Я тоже не знала. Не понимала, что происходит. Руфус пришёл домой вне себя от злости… Он рвал и метал, ударил маму, назвал ее шлю… — Флора замолчала. — Руфус был сломлен. Оно и понятно: всю жизнь он считал себя тем, кем не являлся, всю жизнь думал, что является ущербным, раз не может овладеть анимагией. Жить во лжи — убийственно для любого.
— А твой отец.?
Флора сглотнула.
— Все сломалось в доме за секунду. Весь мой мир разрушился и упал мне на голову, Лили, — она щёлкнула пальцами. — Вот так. По прихоти Ришарта Макгрегора. По ошибке моей матери. И я хочу, так хочу ненавидеть ее, но каждый раз думаю только о том, как сильно люблю ее и как ее мне не хватает. Я ей такого наговорила…
Я опустила голову. Флора плакала, но слезы бесшумно капали ей на сцепленные в замок руки.
— Руфус уехал из Локса. А я последующие дни даже не говорила с мамой. Деду стало плохо, он слёг. Весь остров знал о случившемся, и мы сидели как на пороховой бочке. Я не могла находиться дома и дышать этим напряжением, поэтому постоянно пряталась на пляже или летала над океаном. Однажды я уснула прямо на берегу, не хотела возвращаться, ночь выдалась удивительно тёплой. Проснулась под утро, когда все уже случилось. Руфус той ночью вернулся домой, и он был другим. Он… — она снова замолчала, собираясь с силами. — Он стал оборотнем. Как насмешка над Бирнами, над теми, кем он так старался быть, но не смог — анимагами. Бабушка умерла сразу, — ее голос звучал отдаленно и чуждо, словно она передавала сводки новостей. — На неё он напал первой, ещё во дворе. Повар, экономка и дворецкий тоже. Руфус буквально разорвал их в прихожей, как только ворвался в дом. Потом он направился в родительскую спальню. Затем — к деду. В конце ко мне: на дверях остались отпечатки кровавых лап, но я спала на пляже, а не в своей комнате. Дом пах кровью. Ронан первый добрался туда… Остановил Руфуса... Ронан и целители пытались спасти родителей и деда, и они даже пришли в сознание...
Флора замолчала на какое-то время. Продолжила она почти шепотом.
— Для анимага стать оборотнем — проклятие. Стать бездушным монстром, зверем, запертым в собственном теле — самая презренная и невыносимая участь. Не суметь управлять собой, когда для Бирна управление собственным разумом в любой форме — оплот существования. Кровь не вода. Не быть анимагом, не иметь возможности обращаться, значит не быть собой. Благородство и честь, Лили, помнишь? Достоинство. Для моего отца и деда то были не пустые слова. Это — их сущность. Аристократов. Не бездушные безвольные твари, но создания с сердцем и разумом. Они все втроём выпили яд. И умерли через три минуты, а я сидела снаружи и плакала. Умирала прямо там, Лили, и мне кажется, что умерла. Там что-то осталось от меня, и это никогда не вернётся. Волнует ли меня что-нибудь? Нет. Мой дом пуст. Мои любимые мертвы. Моя мать больше никогда не будет со мной. А ведь я ее ненавидела в те дни. Сказала, что ненавижу. Сказала.
Флора встала. Я плохо видела ее из-за тумана в глазах.
Орел повторил загадку:
— Мы причиняем боль, не двигаясь. Мы отравляем, не касаясь. Мы несем правду и ложь. Мы убиваем и воскрешаем. Что мы такое?
— Слова, — произнесла Флора, и дверь открылась.
Слова ранят больше, чем действия. Слова убивают без крови и тел, но чаще чем Авада Кедавра и больнее любого Круциатуса.
— Но тогда почему ты хочешь помочь ему? — спросила я. — Ведь Руфус убил их, Флора. Он сделал это осознанно.
Она медленно обернулась. В глазах боль живая и горячая заглотила в себя весь коридор и меня.
— Он Макгрегор, Лили. Не тебе мне рассказывать, что с ними происходит вдали от дома… Азкабан — посреди океана, владения Энн. И Руфус там один, особенно в полнолуния, когда обращается, а Фейри в сотни раз становится сильнее в полную луну. Как долго он там продержится? Руфус не хотел этого. Он был не в себе. И семья не хотела бы, чтобы он сгнил в Азкабане, потеряв разум в борьбе с Фейри. Я должна помочь ему. Он мой брат, — повторила она. — Все, что у меня осталось.
Дверь за ней закрылась. Орёл уставился прямо на меня, и я запомнила на всю жизнь, как опасны и ядовиты слова.
***
Под пол вкрутили гигантский магнит, и он направлял меня, управлял моими движениями, словно я металлическая марионетка…
Судьба — зловещая из романистов. Ее замыслы нам непонятны, ее решения вгоняют в нас жуть, она пугает. Она ломает и кусает, превращая тебя в бездушное существо. Какого это — потерять всех в одну ночь? Родителей, брата, самого себя? Обратить в пыль, остаться в пустом доме, засыпая в нем вновь и вновь. Пока Флора говорила со мной, мне казалось, я наблюдаю за фарфоровой куклой, с каждой секундой покрывающейся трещинами. Секунда, слово, ещё одна капля боли — боюсь, она не выдержала бы и зарыдала, послав к чертям свою гордость.
И может кому-то во Вселенной было необходимо, чтобы ее родители умерли. Моя соседка мадам Винчестер часто повторяла, что люди не способны увидеть все божьи замыслы и понять их, она говорила, оплакивать свою судьбу и погибших — грех, ведь Бог забрал их и они в лучшем мире… И все же, скажите эти слова тем, кто потерял родных. Матерям, детям, женам и мужьям… Вряд ли они примут ваш совет спокойно. Вряд ли боль можно заглушить, а горечь превратить в светлую грусть, нет, только времени это под силу, и то, лишь потому, что мы учимся жить с раной в груди и с храбростью и мужеством встречаем своих призраков по ночам. И Бог не имеет никакого отношения к нашей смелости.
Магнит привёл меня в пустую библиотеку, где книги возвышались, захватывая в плен атмосферы и тишины всех гостей. Книги — успокоение. Книги — гавань посреди горящего мира. Я неосознанно побрела к дальнему столику, где обычно занималась в первые годы своей учебы, и даже не удивилась, обнаружив за ним Северуса.
После того, как мы перестали общаться, мы не сговариваясь поделили все наши места между собой. Ниша на седьмом этаже — мне, стол у окна на Зельеварении — Северусу, тропа на берегу озера моя, а ему — крайний столик в библиотеке. Северусу всегда важно было организовать своё рабочее пространство, чтобы чувствовать себя комфортно, я же скорее желала иметь уголок, где можно побыть одной. Угольные волосы Северуса, стянутые в привычный низкий хвост, слегка растрепались, и несколько тёмных прядей упало на пергаментно-белое лицо. Он очень похож на аристократов с впечатляющих полотен, заключённых в позолоченные рамы: те молодые джентльмены с бесконечной бездной в глазах, направленной мимо смотрящего, острым длинным носом и гибкими запястьями дуэлянтов. Кровь не вода: ничем не скрыть голубую кровь Принцев, сколько угодно прячь ее за поношенной одеждой и сутулыми плечами. Я отодвинула стул и села напротив, исподлобья изучая Северуса. На нем был форменный свитер с нашивкой факультета, скатанный на рукавах, а на стуле рядом висела мантия. Снейп читал, расслабленно откинувшись на спинку, и слегка поглаживая страницы длинными пальцами. «Темные искусства».
В молчании прошло полчаса или чуть больше. Он ни разу не поднял на меня взгляд, а я прокручивала в голове разговор с Флорой, раздумывая над каждым ее словом.
Мой дед не отличался благородством по отношению к женщинам. Сделать ребёнка девушке, ровеснице дочери, а потом просто выдать замуж ее за сына верного вассала, ни о чем не подозревающем — в этом мало достоинства, о котором часто говорит Флора, но с другой стороны, на Локсе царят древние законы, а вся его история и история Макгрегоров крутится вокруг унижения женщин. Вряд ли в их семье воспитывается трепетное к ним отношение. И спустя годы, осознав, что Ронан не желает связывать свою жизнь с Фейри, следуя многовековой традиции, Ришарт решает открыть тайну рождения своему бастарду Руфусу — брату Флоры. Он надеялся, что молодой парень с радостью примет своё имя и в ближайшую Священную ночь выйдет на охоту, чтобы подстрелить лань, вот только Руфус был слишком зол и обижен, чтобы следовать плану лорда. Он рассорился с семьей и сбежал из острова, чтобы спустя время стать оборотнем. Оборотнем — презираемым на Локсе существом, презираемым там ещё больше, чем в любом другом обществе магов. Тайно пробравшись на остров в полную луну, он решил отомстить своей матери (или всей семье, ослеплённый яростью?) и напал на отчий дом. Его родители и дед пережили нападение, но их ждала участь стать волками. Подобного не мог допустить ни один Бирн. Зверь, не способный себя контролировать, волшебник, теряющий большую часть своей магии, анимаг, не способный обращаться — разве это жизнь для гордого аристократа? Они предпочли умереть, чем жить оборотнями. И Флора осталась единственной из Бирнов, последним представителем своего рода.
Ронан передал Руфуса аврорам, состоялся суд и ему вынесли приговор — заключение в Азкабан на три года. Три года — за семь отнятых жизней! Разве это справедливо? Или же его судили не за убийство семьи, а за незаконное проникновение в колонию оборотней? Возможно ли, что Ронан, чувствуя свою вину и ответственность, скрыл от Аврората и суда истинное преступление единокровного брата? Зная Ронана, это более чем возможно. Однако Флора все равно считает наказание слишком жестоким и хочет вызволить брата из Азкабана. И если раньше я была против, исходя из уверенности в ее неудаче, то теперь всеми фибрами души была против из убеждения, что Руфусу самое место в тюрьме.
Правосудие должно существовать.
Не за то, что он оборотень. За то, что он убийца. И я должна вразумить Бирн, пока она не предприняла действия, способные навлечь на ее голову беды. А ведь она уже приступила! На кой-черт она втягивает Сириуса в это? Зачем ей Блэк? Нужны связи его семьи? Но ведь он сейчас в ссоре с родичами, вряд ли сможет ей помочь. И все же на что-то она рассчитывает, раз все это задумала.
Виски будто сжали стальными обручами, боль постепенно увеличивалась, острыми иглами пронзая лоб и затылок. Хватит! Отвлекаясь от раздумий, я перевела взгляд на стопку книг, возвышающихся рядом с рукой Северуса. Книги были старыми, но в отличном состоянии. Толстые фолианты в багровых, чёрных и золотых обложках с рельефными выбитыми буквами на корешках. Все они, судя по названиям, были посвящены легилименции.
— Не трогай, — холодно произнёс Северус, когда я потянулась к стопке.
— Почему?
Он поднял на меня усталый взгляд.
— Все эти книги из Запретной секции. Запрещено читать их без специального разрешения.
— Откуда же они у тебя?
Он вскинул насмешливо бровь.
— Логично, что у меня есть разрешение, Лили.
Я закатила глаза. Этот зазнайский тон Сева всегда меня выводил.
«Сев». Я сама не поняла, как мысленно назвала его детским сокращением.
— Это я поняла, мне интересно, кто из преподавателей его тебе выписал.
— Мисс Абрахам.
Имя профессора меня удивило. Я ожидала услышать скорее Слизнорта.
— Тебе же она не нравилась.
Он пожал плечами, откладывая в сторону книгу и концентрируя все внимание на нашем разговоре. Странное щекочущее чувство не заставило себя ждать: мы снова одни в библиотеке и просто разговариваем, слегка понизив голоса. До укола в груди знакомая сцена.
— Как видишь, я ошибался. Она достаточно компетентна и очень умна. Ты знаешь, что меня восхищают умные люди.
По правде, Северус поклонялся умным людям. Не интеллектуальным, не начитанным — умным. Это единственное признаваемое им достоинство.
— И она учит тебя легилименции? — кивнула я на книги.
— Можно сказать и так, — после паузы, он терпеливо пояснил. — Я хочу, чтобы профессор меня учила, но пока она лишь посоветовала мне список литературы. И поставила условие, — он хмыкнул. — Я должен параллельно изучать ЗОТИ. Повышенной трудности.
— А сейчас ты уже что-нибудь умеешь? Можешь прочитать мысли человека?
— Твои?
— Например, мои, — согласилась я.
Северус посмотрел на меня пристальным пронизывающим взглядом, и на секунду мне показалось, что он действительно влез в голову.
— Мне не нужно быть легилиментом, чтобы понять, о чем ты думаешь, — наконец сказал он. Стало не по себе от этого заявления, но Северус быстро сменил тему, спросив, закончила ли я доклад по Зельям.
Я сказала, что даже не начинала.
— Сдача в понедельник, — с ухмылкой заметил он.
— Знаю. Просто в последнее время я не достаточно собранная. Напишу завтра… По правде, меня даже не волнует оценка, просто стыдно перед профессором Слизнортом… Не хочу его разочаровывать.
Северус перевёл взгляд на свои руки. Весь он состоял из сплошных острых углов и линий, проведи рукой — порежешься. Свет ламп отбрасывал тени на скулы.
— А если теоретически мне нужна помощь с докладом?
— Теоретически, я бы хотела помочь.
Уголки его губ дернулись, но Северус сдержал улыбку. Он открыл портфель и извлёк потрёпанный учебник по Зельеварению. Я осторожно взяла его, пальцы кольнуло от напряжения. Все слишком напоминает прошлое и нашу дружбу… Северус, от природы сосредоточенный и внимательный, достиг успехов практически во всех областях, в том числе и в Зельеварении, но он сам говорил, что ему не хватает воображения для идеальной гармонии. Мне же нравилось трансформировать рецепты и находить лучшее решение, легкое, правильное, красивое, и тогда рецепт на странице выглядел законченным и точным, как геометрический рисунок.
«Собственность Принца-полукровки»
Я смотрела на подпись несколько секунд.
— Ты все ещё подписываешь свои учебники? — я сама удивилась, услышав в голосе грусть.
— Да, — тихо ответил Северус. — Детская привычка. Страница триста сорок четыре. По моим расчётам, время приготовления зелья можно сократить, но ни один из вариантов не подходит. Может ты найдёшь что-то?
Заправив выбившиеся волосы за уши, я кивнула.
— Попробую. Дашь пергамент и перо? Есть одна мысль, надо провести расчеты… Если добавить медную стружку, вместо молока единорога... На самом деле алхимики использовали молоко единорога в зельях именно ради меди, но сейчас ее вполне можно достать и в чистом виде, в то время как молоко единорога — максимум несколько капель. Этого, естественно, слишком мало, поэтому зелье и готовится так долго в несколько этапов, да и эффект будет не столь ярким. Нужно добавить медь.
Я вскинула на Снейпа взгляд. Он смотрел на меня с легкой улыбкой.
— Что?
Северус мотнул головой. Улыбки как не бывало.
— Ничего. Займёмся делом?
Я бросила на него взгляд исподлобья и принялась за расчёты. Сердце в груди успокоилось, не волнуясь и не тревожась.
***
Профессор Дамблдор встал, приветствуя доктора Стивенсона.
— Присаживайтесь, Дональд. Чай? Может чашечку кофе?
— Нет, Альбус, благодарю, — доктор опустился в кресло для посетителей. Взгляд его был напряжённым, а между бровей залегла глубокая морщина. — Профессор Дамблдор, дело деликатное и требует вашего немедленного вмешательства. Я не имею возможности ходить вокруг да около, поэтому позвольте ввести вас в курс дела, — дождавшись кивка и полностью завладев вниманием директора, мистер Стивенсон продолжил. — Я только что получил лабораторные данные из Мунго касательно анализов мистера Поттера. В его крови нашли аконит, в достаточно высокой дозе. Мальчик чудом выжил.
В кабинете повисла тишина. Дамблдор непонимающе нахмурился.
— Разве это возможно?
Стивенсон кивнул.
— Моя вина очевидна, и мне предстоит принести свои извинения Поттерам. Как компетентный врач, я должен был сразу заподозрить отравление аконитом, но симптоматика была смазана, что, конечно, не является оправданием. Однако сейчас вопрос совершенно в другом.
— Кто стоит за этим, — тихо проговорил Дамблдор.
— Именно. Смею предположить, что та студентка… мисс Эванс, если не ошибаюсь, имеет к этому прямое отношение. Я обязан сообщить о своих подозрениях в Аврорат и родителям юноши. Но вначале, регламент обязует меня поставить вас в известность.
— Конечно, мистер Стивенсон, благодарю вас. Не откладывайте, свяжитесь с Авроратом, а я напишу родителям Джеймса.
Доктор встал, поправил лацканы пиджака, но у дверей замедлился. Директор задумчиво смотрел на пляшущий в камине огонь.
— Касательно мисс Эванс…
Дамблдора поднял взгляд.
— Мисс Эванс будет отстранена до конца расследования и заключена под домашний арест. В Хогвартсе каждый студент должен чувствовать себя в безопасности, и ради безопасности учеников и самой мисс Эванс, лучшее отправить её домой.
— Полностью согласен с вами, профессор. Надеюсь, что мы получим ответы и все это окажется лишь недоразумением.
— Будем надеяться, — отозвался Дамблдор, и в голосе действительно звучала надежда на чудо.
Мэри упрямо смотрела в темный потолок, прислушиваясь к звуку дождя за окном. Его перекрывали тихие всхлипы, раздающиеся с кровати Марлин. Мэри отвернулась к стене и закрыла глаза. Пружины тихо скрипнули, она услышала, как Марлин прокралась к двери и вышла из комнаты. Гриффит приподнялась на локтях и аккуратно приоткрыла полог. Эмми спала, сжавшись в комок под легким одеялом, кровати Марлин и Эванс были пусты, но если Лили так и не вернулась в комнату после отбоя, Марлин покинула ее минутой раньше. Мэри надела форменный свитер и вышла из спальни. Ни одна ссора не заставит её молча слушать рыдания Маккиннон. С начала года все пошло не так, причин много, и одна из них крылась в Лили Эванс. Мэри с первого курса сдружилась с Марлин и Эммелин, и с годами приятная женская дружба превратилась в крепкий узел, который с варварской грубостью принялась развязывать Лили. Но разрушить мимолетной ссорой годы любви и привязанности просто невозможно.
Марлин сидела на диване, поджав под себя ноги. Огонь давно потух, и в гостиной стало прохладно. Мэри поежилась, обошла диван и молча села рядом с притихшей подругой. Глаза ее были красными.
— Когда Колин уехал, я сразу написала тебе, — тихо произнесла Мэри.
Марлин повернула голову, давая понять, что слушает.
Мэри усмехнулась уголком губ.
— Я была в шоке. Написала огромный текст, заливая его слезами, и все буквы расползлись. Мне было так больно… Сейчас даже вспоминать странно, но тогда будто почву из-под ног выбили. Резко выключили свет, и я ослепла, не могла здраво мыслить или действовать. Весь мой мир уменьшился до письма на столе…
— Я… — Марлин сглотнула. Голос был охрипшим от слез. Она нахмурилась. — Я не получала письма.
Мэри кивнула.
— Потому что я его не отправила. Испугалась… Что ты не поймёшь, что я слишком глупая и слабая, и каждая строчка была жалкой… унизительной. Я разорвала его и выкинула в урну. Жаль, что нельзя выкинуть и все чувства к этому мудаку.
Марлин накрыла руку Мэри своей.
— Ты всегда можешь рассказать мне обо всем, Мэри. Мы с тобой как сестры, слышишь? Ничего не будет для меня важней, чем мои друзья. Никогда.
— Именно, Марлин. Ты и Эмми — все, что у меня есть. Говорю один раз и повторять не буду, — она усмехнулась. — Я хочу помочь. Не могу смотреть, как ты тонешь… Чтобы ни случилось, просто расскажи мне. Не совершай моих ошибок, не сомневайся в себе и во мне. Ты нужна мне, Марлин.
Марлин рывком притянула к себе Мэри и обняла, уткнувшись ей в плечо.
— Я надеюсь, что мы всегда будем вместе, — прошептала она. — Прости меня, если я была невыносимой… Не знаю, что со мной происходит.
Гриффит отстранилась, чувствуя себя неловко. Она не привыкла к бурным проявлениям эмоций, но ситуация была критичной, а критичные ситуации всегда меняют привычки.
Марлин ребром ладони смахнула выступившие слезы на глазах.
— Да, я расскажу все, что знаю. Иначе сойду с ума, если не поделюсь с тобой. Все началось…
— Нет, стой, — решительно перебила Мэри. — Сначала мы позовём домовиков и попросим у них две чашки чая, ты не против? И чипсы, — добавила она. — Чувствую, история будет интересной.
Марлин уже более расслаблено откинулась назад, на губах мелькнула мимолетная улыбка.
— Чай не повредит, — согласилась она. — А чипсы тем более.
Мэри слушала внимательно, моментами ей казалось, что она читает бульварный роман… ну, такой, в котором «локон страсти выбивается из пучка», небо обязательно под цвет глаз главной героини, а мужчина, сильный и властный, сжимает запястья и от обезумевшего желания задирает юбку своей любимой прямо в конюшне. Хотя, касательно Марлин, роман скорее был о загадках, странных совпадениях и героине, пытающейся разгадать тайну прошлого.
— А дальше? — нетерпеливо спросила Мэри, когда Марлин замолчала.
Та недовольно нахмурилась.
— А дальше чай и чипсы, Гриффит, что ещё? Говорю же, что тест сделала сразу после Хогсмида.
— А ты уверена, что он точный?
— Да. Уверена.
Мэри помолчала, прикидывая план действий.
— Хорошо, — она встала. — Тогда сейчас же идём к Мальсиберу.
— Что?
— Пойдём к Мальсиберу.
Марлин бросила взгляд на настенные часы.
— Уже почти двенадцать. Где мы его найдём?
— В подземельях.
Гриффит выглядела слишком воинственно, чтобы сомневаться в ее намерениях. Марлин же чувствовала себя все более не в своей тарелке.
— Мэри, нас никогда в жизни не пустят в дом Слизерина… Ты же понимаешь это? И что я ему скажу? Дерек, у меня провалы в памяти уже больше года, а ещё я беременна, и понятия не имею от кого, ведь единственный, с кем я занималась сексом — Сириус Блэк, и это было в канун прошлого Рождества, и он предохранялся, между прочим. А, забыла сказать, с какого-то черта в моем странном дневнике твои инициалы. Откуда я знаю, что они именно твои? Интуиция. Что? Зачем ты вызываешь врачей из Мунго? Стоп, это смирительная рубашка?
Мэри скрестила руки на груди.
— Очень артистично, молодец. А теперь подними свой тощий зад, Маккиннон, и пошли. Мы разберёмся со всем ещё до завтрашнего утра, потому что в мой день рождения ты должна быть веселой и пьяной. Понятно? Вставай!
Марлин нехотя поднялась. Она окинула себя взглядом и предприняла ещё одну отчаянную попытку:
— Мы же в пижамах, Мэри!
— Это не пижамы, — отозвалась Гриффит, двигаясь к портрету. — Это удобные брюки и тёплые кофты. Нам нечего стыдиться. Давай быстрей!
— Марлин, учись держать язык за зубами, — под нос пробормотала она, догоняя решительную подругу. — Просто разбирайся сама со своими делами, нефиг подключать неуравновешенных подруг.
— Ты что-то сказала?
Марлин ускорила шаг и поравнялась с Мэри.
— Говорю, как я тебе благодарна.
Мэри с ухмылкой покосилась на неё и взяла под руку.
Рельеф двери выпечатался изнутри стены, и последним штрихом возникла тяжелая круглая ручка. Марлин с опаской покосилась на Снейпа.
— И мы можем просто войти?
Слизеринец окинул ее снисходительным взглядом с капелькой презрения.
— Маккиннон, можешь исполнить ритуальный танец перед входом или принести жертву Салазару, мне все равно.
Марлин закатила глаза. Они вошли в пустую холодную гостиную, где серебро сливалось с изумрудом в причудливом танце, принимая формы диванов и кресел с высокими спинками, круглых подушек, валом брошенных на полу, и многочисленных мягких пуфиков, закиданных газетами и журналами. Маккиннон любопытным взглядом окинула гостиную, находя в ней те же черты, что и в гриффиндорской. Гостиная Слизерина оказалась более просторной и лучше освещённой. Сейчас она утопала в мягкой ночной тишине, но изобилие свеч и торшеров говорили сами за себя.
— Седьмой курс в конце коридора, — бросил Северус, опускаясь в кресло. Он закинул ногу на ногу и потянулся за книгой, оставленной на подлокотнике. Марлин подумала, что видимо это его персональное место: кресло словно дожидалось его и с удовольствием приняло в свои объятия.
— Зачтемся, Снейп, — кивнула Мэри.
— Как всегда, Гриффит.
Они вступили в узкий коридор, прерывающийся одностворчатыми дверьми.
— Какие у тебя дела с этим слизеринцем?
Глаза Мэри скользили по стальным табличкам с именами студентов.
— Мы оказываем друг другу маленькие услуги… Выгодное сотрудничество.
— Он такой странный.
— Если он не такой, как все, не значит, что с ним что-то не так. Северус себе на уме… Такие люди всегда знают больше, чем другие. Вот, мы пришли.
Они остановились у двери с надписью «Мальсибер, Нотт, Эйвери». Стало тяжело дышать, неприятные мысли пчелиными жалами вонзились в лоб: надо ли? Может уйти, пока не поздно? Странный голос в голове кричал, что ей лучше туда не соваться. Как отреагирует Мальсибер? И вообще… Уже за полночь, а две девушки крадутся в спальню слизеринцев. Эти парни не отличаются благородством, а она с Мэри, похоже, не отличаются умом.
— Знаешь, лучше нам уйти, — прошептала она.
Мэри нахмурилась.
— Мы уже так близко.
Марлин все больше понимала, что им надо уходить. Она отступила в коридор.
— Серьезно, Мэри, пойдём. У меня странное предчувствие.
— Маккиннон…
Серебряная дверная ручка с витиеватыми узорами опустилась вниз. Время будто замерло, и Марлин сквозь завесу в глазах смотрела, как дверь приоткрывается. Они с Мэри перестали дышать… В дверях стоял Нотт, через плечо разговаривая с кем-то в своей комнате:
— Ещё виски? Мне хватит, но там осталось несколько бутылок…
Марлин почувствовала, как на ее запястье сомкнулись чьи-то пальцы, а в следующую секунду ее и Мэри стремительно втянули в комнату спиной вперёд. Марлин опешила, едва не потеряла равновесие, но ее подхватила Мэри. Прямо перед ними на пороге стояла мужская фигура, закрывая собой проем.
— Да, сейчас… Блэк? — удивлённо донеслось с коридора. — Не знал, что ты бодрствуешь. Заходи, если есть желание, мы опустошаем осенние запасы.
В ответ раздался уставший сонный голос.
— Просто вышел на шум. Отдыхайте.
Слизеринец отступил в комнату и закрыл дверь.
Марлин смотрела на выступающие лопатки и изогнутую линию позвоночника. Регулус Блэк стоял к ним спиной в одних тёмных брюках, спущенных на тазовые косточки. Парень медленно обернулся, вперивая в них блэковский взгляд.
Желудок скрутило в узел от этого взгляда.
— Что вы там делали? — тихо спросил он.
Марлин и Мэри переглянулись.
— Нам нужен Мальсибер. У нас… хм… личный разговор.
Марлин во время объяснений Мэри смотрела на Регулуса, избегая его лица. Глаза сами скользнули вниз по обнаженным плечам и впалым ключицам. Он был таким худым, что она отчетливо видела дуги рёбер, выступающих под белой кожей.
— Личный разговор не может дождаться утра? — спросил он.
От холода в голосе на стёклах выступил иней.
— А что за допрос? Зачем ты вообще нас затащил в комнату? Если ты сейчас же не выпустишь нас, я закричу.
Плоский белый живот приподнимался и опускался в такт дыханию. Полоска тёмных волос убегала за пояс брюк. Блэк скрестил руки на груди, мышцы выступили на плечах и предплечьях.
— Вперёд, — он шагнул в сторону, освобождая дорогу. — Дверь напротив, и за ней как минимум три пьяных парня. Самое время для… — он издевательски хмыкнул, — личных разговоров.
Девушки не сдвинулись с места.
— Хорошо. Рад, что пока ещё соображаете. Я сейчас оденусь и провожу вас. Секунду.
Схватив какие-то вещи он исчез за второй дверью, ведущей, скорее всего, в ванную комнату. Марлин впервые вздохнула. Ей словно залили свинец в горло, и она не могла дышать. Сердце стало тяжелым и горячим, оно было слишком большим и не помещалось в груди.
— Глупо все получилось, — тихо сказала Мэри.
«Ещё как» — подумала Марлин. Говорить она была не в состоянии, и вместо этого осмотрелась по сторонам. Регулус ни с кем не делил спальню, в размерах не уступающую другим. Оформленная в тех же холодных серых и зелёных оттенках, она тем не менее была достаточно уютной и жилой. Кровать была расстелена, и Марлин подумала, что Регулус вскочил с постели, услышав их голоса в коридоре. По правде, он их очень выручил, но зачем? Она не подозревала до этого младшего брата Сириуса в излишнем благородстве, напротив, те несколько встреч, что состоялись в ее жизни, уверили ее в мысли, что Блэк циничный слизеринец. Однако сейчас…
— Пойдёмте, — он руками пригладил волосы и вышел из комнаты.
Мэри и Марлин осторожно выглянули в коридор и быстрым шагом пошли за своим провожатым.
Слова проносились мимо Марлин. Она смотрела на напряжённую спину впереди идущего. В чёрных вихрях волос сверкало золото, когда на них падал отблеск факельных огней. Таким же ярким проблеском в голове вдруг вспыхнула картинка, но Марлин не сумела за неё ухватиться. Гвозди вбили в виски с двух сторон, и острая боль пронзила голову. Марлин остановилась.
— Марлин? — до неё донёсся обеспокоенный голос Мэри. Тёплые руки мягко поддержали ее и прислонили к стене. — Ты в порядке?
Она открыла глаза и наткнулась на осторожный взгляд синих океанов.
— Голова закружилась, — ответила она Мэри, но глаза были прикованы к Блэку. Застёгнутый в ночь, он призраком стоял посреди коридора.
— Можешь идти?
— Нужно торопиться, — приглушенно произнёс Блэк, заслужив уничижительный взгляд от Гриффит. — Иначе наткнёмся на смотрителя.
Не дожидаясь их, он ушёл вперёд.
— Эгоист, — пробормотала Мэри. — Ты как, милая? — озабоченным тоном обратилась она к Марлин.
Та кивнула.
— В порядке, спасибо. Я дойду.
Остаток пути они прошли в молчании. Недалёко от портрета Блэк замедлился и обернулся к ним.
— Каким бы важным не был ваш разговор к Дереку, придётся его отложить. Он уехал в поместье.
— Что? Как? Ты уверен?
— Я сам проводил его до камина, Гриффит. Вернётся он не раньше вторника, может в среду. Не нужно вам крутиться вокруг нашей гостиной, ясно?
— Блэк, ты…
— Хорошо, мы поняли, — перебила подругу Марлин. Регулус перевёл взгляд на неё. — Спасибо.
Несколько мгновений он вглядывался в ее лицо. Голова Марлин разрывалась от боли: она распространялась изнутри кнаружи, жалила в лоб и виски, сжимала затылок и сверлила по самому центру. Болели даже глаза.
Регулус кивнул.
— Доброй ночи.
Чёрная фигура обошла их и скрылась через несколько крутых лестничных пролётов. Девушки секунду стояли на месте.
— Нелепая ночь, — наконец сказала Мэри.
Марлин улыбнулась и приобняла ее за плечи.
— С Днём Рождения, сестрёнка, — произнесла она и поцеловала Гриффит в висок. — Будь счастливой, Мэри. И пусть нелепые ночи в нашей жизни не приносят бед.
Мэри обняла ее в ответ.
— И пусть нелепые ночи будут лишь трамплинами к прекрасным ночам.
Марлин засмеялась сквозь боль.
Люди думают, что дар Маккиннонов — в их страсти и магии в постели, а проклятие — в снах, где смерть приходит как предупреждение, но люди забывают, что величайший дар и проклятие — смех сквозь слезы и вопреки им.
***
Однажды Сириус потерял Гарри. Впервые, но не в последний раз. Как позже выяснилось, Бродяга, заглянувший к нам снежным днём, решил покатать своего крестника на санках. Уличив момент, когда я возилась на кухне, а Гарри спокойно играл в детском манеже, Блэк надел на него всю тёплую одежду и прокрался на улицу. По его словам — малыш по-настоящему наслаждался, просто заливался смехом и ловил снежинки ртом, пока Сириус в обличие пса тянул за собой санки. Блэк так увлёкся, что, в какой-то момент обернувшись, не застал Гарри на месте. Малыш упал. Как же запаниковал Сириус! Первые секунды он ошарашено оглядывался по сторонам и истошно орал, окликая его по имени, будто Гарри должен был встать и прийти. Отойдя от ужаса, Блэк пошёл по собственным следам, но в обратном направлении, и обнаружил крестника лежащим в снежном сугробе. Малыш смотрел в яркое голубое небо, восхищенно раскрыв глаза, и беззубо улыбался. Сириус подхватил его на руки и бегом бросился домой, молниеносно переодел и усадил обратно в манеж, искренне делая вид, что все это время они сидели на месте, играя с маленькими солдатиками. Он признался где-то через неделю, когда они с Джеймсом пили пиво на кухне, а я готовила пирог по рецепту Энди. Для вида я отчитала его, обвинив в безответственности, хотя на самом деле знала, что никто и никогда не позаботится о Гарри лучше, чем Сириус. И ему я доверяла полностью.
Но доверие и наша дружба зародились намного раньше, когда я первый раз в жизни попросила его о помощи.
Пока Дамблдор говорил, я чувствовала, как мои руки и ноги, голову и сердце постепенно оплетают стальные тиски. Они в кандалы заковывали меня, сжимали, грозя раздавить. Так чувствовал себя маленький Джеймс, когда упал в чащу дьявольских силков?
Огромное глубокое кресло с синей обивкой вбирало меня в себя. Я тонула, и больше всего на свете хотела навсегда в нем раствориться.
Не слова Дамблдора были важны — взгляд. Голубые прозрачные как стеклышки глаза смотрели на меня с разочарованием.
В стрессовой ситуации, в сердцевине любого конфликта люди поступают по шаблону, свойственному всему человечеству. Они прячутся в раковину, закрывают глаза и уши, ожидая, когда все закончится. Не видят всю картину, не слышат всей информации, только паникуют.
Паника ещё никому не приносила пользы.
— Домовые эльфы уже собрали ваши вещи, мисс Эванс, — закончил Дамблдор свой приговор. В эту же секунду в кабинет перенеслись два чемодана и дорожная сумка. Я ещё больше вжалась в спинку кресла. Профессор бросил взгляд на настенные часы, отбивающие минуты до моей социальной казни. — Поезд отходит через сорок минут. Мы уже отправили извещение вашим родителям. Мистер Эванс будет ждать вас на платформе девять и три четверти.
— Профессор Дамблдор, я знаю, что прошу многого, но… Могу ли я поговорить перед отъездом с одним человеком?
Лицо директора стало ещё мрачнее. Мне показалось, в глазах пронеслось горькое сочувствие.
— Смею предположить, что это не лучший момент для объяснений с мистером Поттером.
Я подавила в себе судорожный всхлип. Без паники. Для переживаний будет лучшее место, а сейчас необходимо использовать время с пользой.
— Профессор, позвольте мне поговорить с Сириусом Блэком. Пожалуйста.
Он удивлённо вскинул бровь, с пугающей проницаемостью окидывая меня взглядом. Через секунду раздумий, директор кивнул.
— Пять минут, — сообщил он и покинул кабинет.
Я встала и выровняла дыхание, дожидаясь Сириуса.
Блэк вошёл в кабинет почти через десять минут. Все это время я стояла на месте, стараясь даже не дышать.
— Эванс, что происходит? — оглядываясь на дверь спросил он. — Макгонагалл вытащила меня из постели.
Я шагнула ему навстречу.
— Будет чем похвастаться, — усмехнулась я, но усмешка соскользнула с лица в то же мгновение.
Сириус бросил взгляд на чемоданы.
— Ты уезжаешь? — я кивнула, борясь с комком в горле. — Как я понимаю, не по своему желанию.
— Да.
— Что ты опять натворила, Эванс?
— Долго объяснять… Блэк, мне нужна твоя помощь. Ты единственный, кто может помочь.
— У тебя все действительно плохо, детка, раз ты просишь о помощи меня.
— Сириус… Это очень важно. Насчёт нашего прошлого разговора.
Блэк обошёл кресло и сел на край директорского стола. Господи, в его наглом поведении иногда даже есть собственное очарование. Длинные пальцы подхватили песочные часы и покрутили. Сотни агатово-чёрных песчинок закрутились в водовороте.
— Это правда, — отстранённо пробормотал он.
— Да.
— И мы оба понимаем, как это опасно?
— Конечно.
Мы посмотрели друг другу в глаза. Говорить откровенней в директорском кабинете мне не хватило духа, но хватило ума. Кто знает, может у Дамблдора здесь подслушивающие заклятья или что хуже.
— Сириус, ты можешь проследить, чтобы ничего не случилось? Просто займи ее, отвлеки, тяни время, пока я что-нибудь не придумаю.
Блэк вернул часы на место.
— Хорошо.
Огромная гора свалилась с моих плеч. Я выдохнула. Сириус встал со стола и подошёл ближе.
— Побуду нянькой, пока мамочка в отъезде.
— Ты не представляешь, как я тебе благодарна.
От темного внимательного взгляда стало не по себе. Отчаянно грустно, почти до боли в груди. Грусть распирала, ломая рёбра. Я почувствовала, как слеза покатилась по щеке.
— Не реви, — одернул меня Сириус. Голос прозвучал жестко, мигом отрезвляя.
— Да-да, прости, — я быстро смахнула слезы.
— И зачем ты извиняешься, Эванс?
Я сама не поняла, почему извинилась. Настроение скакало как сумасшедшее, и теперь я уже улыбалась.
— С тобой ведь все в порядке?
Между бровей Сириуса залегла обеспокоенная морщинка. Чтобы Блэк беспокоился о ком-нибудь? Тем более обо мне?
— Все нормально, — отозвалась я.
Сириус кивнул. В дверь постучали, и через мгновение в кабинет вошёл директор.
— Карета подана, — сообщил он.
Мы с Сириусом переглянулись и одновременно улыбнулись.
— Дамы вперед, — предложил он. — Я провожу тебя до выхода.
Так, в компании Сириуса Блэка и Альбуса Дамблдора я покинула Хогвартс темной холодной ночью.
Отец молчал всю дорогу. Я вжалась в спинку сидения и смотрела в окно, боясь пошевелиться. От отца волнами исходила ярость, костяшки пальцев побелели — с такой силой он сжимал руль. Автомобиль остановился перед домом. Я медленно посмотрела на отца.
— Я очень разочарован, Лили, — произнёс он. — Ты хотя бы представляешь, в каком положении находишься?
Во мне вспыхнула злость. Конечного понимаю! Получше него понимаю, и в чем смысл отчитывать меня сейчас? Но в слух я испугалась перечить. Папа внимательно посмотрел на меня, и под его взглядом стало не по себе.
— Ты слишком на неё похожа, — вдруг сказал он. В голосе мне послышалось горькое обречение. — До добра это не доведёт.
— Мог бы тогда не жениться на ней, — не удержалась я, открывая дверцу. — Никто не просил вас меня рожать.
Холодный воздух остудил лицо. Папа вышел вслед за мной, достал из багажника чемодан и впереди меня прошёл по дорожке к дому. Соседи уже спали. Дома стояли окутанные темнотой и тишиной.
— Завтра я найду адвокату.
— Магловский адвокат ничем не поможет, — буркнула я.
— Смени тон, Лили! Ты подвергла жизнь человека опасности! Тебе мало этого? Хочешь попасть в тюрьму?
— Ты даже не спросил, что произошло! Ты просто обвиняешь меня!
Отец поморщился, оглянувшись сторонам. Я поняла, что он боится случайных свидетелей. Мы стояли перед дверью на открытой местности и увидеть нас мог любой из жителей.
— Я сужу из того, что мне сообщил твой директор. Не нужно считать, что ты одна здесь сообразительная, а остальные полные истуканы. Я выписываю на твоё имя Ежедневный пророк. Через него я узнал о целителе Блумсберри и мы уже год состоим в деловой переписке. Я встречусь с ним завтра и спрошу совета касательно компетентного адвоката. Тебя это устроит? — конец речи отец сопроводил иронично поднятой бровью.
Я почувствовала себя ещё большей дурой и просто кивнула.
— Прекрасно. Теперь войдём в дом, и будь добра веди себя вежливо с Кейт и сестрой. Не срывай ни на ком злость.
Мне прямо в ту секунду хотелось сорвать все на отце, но он открыл дверь и вошёл в дом. Руки заболели от того, как сильно я сжала кулаки. Кейт не спала, встретила нас в гостиной, но в ответ на все ее расспросы отец только чуть приобнял жену за талию и пообещал объяснить все утром. Я ушла к себе.
В темной лиловой комнате очень захотелось заплакать. Я рвала когтями свою жизнь, чтобы попасть в мир магии! В детстве я боялась, что Северус ошибся во мне, и я не волшебница, что никогда не увижу Хогвартс, и моя жизнь будет серой и блеклой без магии… Но я все испортила. Раздевшись, я нырнула в холодную постель и уставилась в окно. Пурпурный тюль едва заметно развевался под порывами легкого ветра, проскальзывающего через форточку. Сон ни шёл. Ни через час, но через три часа. В итоге я сдалась, накинула на плечи халат и спустилась вниз.
На кухне горел свет.
Петунья вытянула свои длинные голые ноги на соседний стул. Перед ней на столе стояла кружка чёрного кофе и пепельница. Кончик горящей сигареты на мгновение загипнотизировал.
— Проходи, не стесняйся, — усмехнулась сестра.
Ее слова привели меня в чувства.
— Ты куришь?
— А ты нет?
Я покачала головой. Под ее насмешливый взгляд я сделала себе кофе и села напротив. Туни затянулась, театрально выдохнула дым, приоткрыв губы. Она протянула мне полупустую пачку.
— Мне не надо.
— Бери! — она швырнула их по поверхности стола на мою сторону.
Я помедлила ещё секунду, глядя на потрепанную пачку. Что-то внутри щелкнуло, я со злостью достала сигарету, прикурила и затянулась. Некоторое время прошло в молчании, и только серый дым заполнял собой комнату. На Туни была зелёная комбинация, едва прикрывающая бёдра. Прямые каштановые волосы лежали на плечах.
— Что произошло?
— А это важно?
Она сощурила глаза. Я никогда не думала, что педантичная Туни курит, да ещё и так привычно. Но стоило признать, что в приглушенном свете, в атласной ткани и с сигаретой во рту, окутанная облачком дыма, сестра была завораживающей.
— Просто хочу знать, как долго мне придётся тебя терпеть в доме. Я не хочу делить с тобой ванну, ничего личного.
Ее слова заставили меня фыркнуть. Меня всегда поражала откровенность сестры, оставалось только позавидовать ее смелости всегда говорить то, что на уме. Определённо в Хогвартсе она попала бы в Гриффиндор.
Я рассказала ей в общих чертах, что по моей вине другой ученик пострадал и теперь меня скорее всего отчислят. Потом, конечно, начнётся судебный процесс или… По правде я не знала, как работает аврорат. Они ведь не арестуют меня? То есть пока вина не доказана?
— И что? Если тебя отчислят, ты ведь можешь поступить в другую школу.
— В Англии нет других школ.
— А за границей? В Америке? В конце концов, все преступники сбегают за океан.
Мне было совсем не до юмора. Завтра утром Джеймс уже будет знать, что я солгала. Ему скажут, что не было любовного зелья, а в крови Поттера нашли смертельное количество аконита.
Он возненавидит меня. Решит, что я психопатка.
— Эй, ты плачешь? — обеспокоено спросила Туни, и серьезные глаза взглянули на меня с опаской.
Я покачала головой, хотя чувствовала, что лицо заливают слезы. У меня не получалось остановиться! Сердце болело, в груди стало тесно, и я не могла вдохнуть.
Это конец всего.
Меня трясло, я закрыла лицо ладонями, чтобы хоть как-то заглушить рыдания, но они продолжались, слезы безостановочно лились из глаз.
— Ладно, довольно.
Меня обдал аромат сладких духов и терпкий сигаретный запах, тонкие руки Туни привычно заключили меня в кольцо. Я уткнулась в ее острое плечо.
— Разве можно столько плакать? — пробурчала она. Пальцы медленно гладили мои волосы. Постепенно ее тепло передавалось мне. — Соберись. Ещё ничего не произошло, мы найдём решение, понятно? Только никакой паники. Она ещё никому…
— Никому не помогала, — тихо закончила я.
Сестра отстранила меня. Ее глаза насмешливо сощурились.
— Оказывается и сама знаешь, не такая ты и глупышка, правда?
Я закивала, как ребёнок кулаком растирая глаза.
— Покраснела как помидор, Лилс… Все, иди в постель. На сегодня хватит, — она слегка стукнула меня по плечу. — Умойся только.
Я встала, кутаясь в халат.
— Ты не идёшь?..
Щёлкнула зажигалка.
— Не сейчас. И не смей трогать в ванне мои вещи!
Я кивнула ей, попыталась выдавить из себя улыбку и поднялась наверх.
Завтра напишу Белби. Кажется, у меня появился план…
Утром я проснулась от звука уезжающей машины. Подскочив к окну, разглядела отцовский автомобиль с ним за рулём и сестрой на пассажирском сидении. Вся прошедшая ночь казалась плохим сном. Но это произошло. Не стоило мне быть такой уверенной: я почти не сомневалась, что правда не всплывёт. Лучше всегда ждать худшего в следующий раз. Откинув невеселые мысли, я решила разобрать чемодан. Позже написала профессору, объяснив в письме, что мне необходимо с ним встретиться — вопрос жизни и смерти.
Джеймс уже проснулся?
Я раздражённо прижала пальцы к переносице, уговаривая себя не думать о нем. И чем больше я пыталась избавиться от Джеймса в своей голове, тем настырнее он туда лез.
Весь день я не находила себе места. Пыталась убирать, читать книгу, гулять на улице, но неизменно все мысли крутились вокруг Джеймса.
Я спустилась вечером на кухню, собираясь перекусить, когда увидела Кейт, сидящей на стуле без сознания. Ее голова покоилась на столе.
— Кейт!
— Она в порядке, — раздалось за спиной. — Сонные чары.
Ронан стоял в гостиной, подперев плечом дверной проем. Я медленно подошла к нему. Прозрачно-голубые глаза внимательно следили за мной, а между бровей залегла глубокая морщинка.
— Что ты тут делаешь?
— Флора написала мне утром. Сообщила, что ты куда-то пропала, а директор отказывается ей объяснять.
Меня затошнило. Ситуация выходит из-под контроля, угрожая вызвать настоящее землетрясение. Можно подумать я когда-нибудь контролировала ее! Сплошной самообман.
Макгрегор склонил голову набок.
— Жду твоих объяснений. Что произошло?
Я предложила сесть ему на папино кресло, а сама устроилась напротив, присев на краешек дивана. Ронан терпеливо дожидался, давая мне время собраться с мыслями. Медленно, тщательно подбирая слова я начала свой рассказ.
— Ты изобрела волчье противоядие? — спросил он.
В его взгляде странным образом смешалось презрение и восхищение.
— В какой-то степени, да, но я не уверена, работает ли оно.
Подозрение в его взгляде все увеличилось, отчего стало не по себе.
— О чем ты думала, Лили?
— В каком смысле?..
Он вдруг встал и метнулся к окну. Большая ладонь исчезла в рыжих волосах.
— Ты хотя бы представляешь, какой опасности себя подвергла?! На какой путь ты встала?
— Я об этом не думала, а вот сейчас стала переживать.
Ронан резко обернулся, бросив взгляд в сторону кухни, и протянул мне руку.
— Прогуляемся.
Через секунду меня затянул водоворот аппарации.
Пространство выплюнуло меня на колени прямо в холодный зелёный день Локса. Я отдышалась и встала, отряхивая джинсы от влажной грязи. Кажется, ночью на острове шёл дождь. Ронан наложил Согревающие Чары, и холод отступил. Не говоря ни слова, дядя зашагал вперёд, и мне оставалось только следовать за ним. Место оказалось незнакомым, хотя я обошла почти весь остров, кроме…
Перед нами появилась хрустальная гладь озера, а на противоположном берегу массивной чёрной тенью стоял Ротенбер. Я никогда не была на этом берегу озера, где начиналось кладбище. Пришлось оторваться от вида замка и догонять Ронана, ушедшего вперёд. В сердце закралось неприятное чувство.
Семейные склепы чередовались с каменными плитами надгробий. Десятки могил простирались вокруг меня. Холодные, стальные, отчуждённые. Между ними росли гибкие деревья с тонкими ветвями, на которых созревали красные ягоды. Рябина — любимая еда банши, обитающих на кладбищах. По коже пробежал холодок.
Ронан остановился. За его широкой спиной я не видела серого гранита, и вынуждена была встать рядом.
«Роза Макгрегор»
Ничего больше. Ни дат, ни тёплого слова. Только холодный гладкий камень.
— Я думала, мы похоронили ее в Бирмингеме, — мой голос на удивление даже не дрогнул, хотя внутри все покрывалось трещинами.
Я никогда не была на ее могиле. Я никогда не представляла себе, что она лежит в твёрдой земле, что от неё остались только кости. Ее не существует. Скелет, лежащий под клочком земли, не имеет ничего общего с моей мамой.
— То был пустой гроб, — отозвался Ронан. Он со вздохом сел на наколдованную им же скамью. — Она должна найти покой в своём доме.
Мне хотелось сказать ему, что она сбежала из своего дома и не желала возвращаться. Настолько ненавидела Локс, что предпочла сойти с ума, но не оставаться здесь. И после смерти ее все равно привезли на остров. Вряд ли Роза довольна.
Или довольна, мама? Ты здесь? Смотришь на меня? Я очень хочу с тобой познакомиться. Не через дурацкий дневник, не через чьи-то воспоминания, и точно не через могильный холод. Я хочу знать, какая ты.
В глазах защипало от ветра Конечно, от ветра.
Я села рядом с Ронаном, несмотря на Согревающие чары, спрятала руки в карманы толстовки.
— Ты напоминаешь мне ее. Не внешностью, — горько усмехнулся он, заметив, как я поморщилась. — Ты не видишь грани, Лили, как и она. Ты не можешь остановиться.
— Это не так.
Ронан тяжело вздохнул, не отрывая взгляд от надгробия сестры.
— Хочешь знать, почему ты должна прекратить даже думать об этом злосчастном зелье? Если станет известно, что ты делаешь, очень многие люди захотят прервать твою недолгую жизнь. Подумай, что будет, если обычным волшебникам скажут, что отныне оборотни могут сами контролировать себя? Что теперь они не звери, ведомые инстинктами, а разумные существа, которые сумеют вырваться из западни или скрыть свои следы. Сумеют выбирать, кому выжить под полной луной, а кто не проснётся, утолив своей кровью жажду монстра. За волками можно охотиться. За разумными оборотнями — нет.
— Но ведь… — слова застряли в глотке. Все, что говорил Ронан было неправильным! — Это замкнутый круг. Если не дать им контроль, то они не смогут нести ответственность за свои поступки, разве нет? Им не оставляют шанса! Кем ещё они могут стать, если вся их жизнь в обвинениях и угрозах, в ненависти, и они копят ее, выливая в ночь, когда стираются все границы.
— Мир не так прост, Лили. Настроение общества складывалось веками. Веками волки презирались и будут презираться. Достойный волшебник никогда не замарает себя шкурой зверя, способного контролировать его мысли.
Мне до слез стало обидно за Ремуса. Ронан судил обо всем прямо, только чёрное и белое, но иногда у людей просто…
— Нет выбора, — закончила я свою мысль. — У некоторых его просто нет.
Макгрегор взглянул куда-то за мою спину с скорбью в глазах. Я обернулась. Чёрный агатовый склеп стоял обособленно. Вход в него охранялся статуей огромного ворона, сложившего скорбно крылья. Бирны.
— У всех есть выбор, — тихо сказал он.
Мы помолчали некоторое время. Мне не хотелось соглашаться с его словами, в них было слишком много горечи и безысходности. Невозможно, чтобы наш мир был настолько глух. Неужели никому не захочется встать на сторону оборотней? Тех из них, кто просто хочет жить нормальной жизнью.
— Но это не самое страшное, Лили, — вдруг прервал он тишину. — Если о зелье станет известно, тебе будет грозит намного большая опасность.
— Какая? — шепнула я.
Взгляд его стал ещё более мрачным.
— Волан-де-Морт.
Имя Темного Мага легло печатью между нами. Даже листва всколыхнулась, а недоброе предчувствие во мне усилилось, сжав сердце в стальную тюрьму.
— Сейчас он набирает сторонников. И его взгляд направлен на стаи волков, прячущиеся в горах. Дать этим почти одичавшим людям зелье, означает подарить им надежду. Люди готовы биться, ведомые местью, яростью, жаждой крови и боли… Но дай им хоть крупицу надежды, один луч солнца в их темные сердца, и большинство не захочет даже слушать заверения Лорда. Он собирается пообещать им лучший мир, равноправный мир, мир в городах с обычными волшебниками. Волчье противоядие не даст им этого сразу, но вселит надежду. И тогда они не захотят сражаться в войне волшебников.
Мои мысли не угонялись за словами Ронана. Я никогда не думала так масштабно, никогда не предполагала, что за зельем может тянуться такой шлейф последствий. Но иное заставило беспокоиться больше.
Голос прозвучал почти шепотом, растворяясь в кладбищенском ветре:
— Ты думаешь, будет война?
Дядя сомкнул плотно челюсти, уже, видимо, пожалев, что упомянул Волан-де-Морта. Он всегда избегал этой темы в разговорах со мной. До этого момента.
— Боюсь, что она неизбежна, Лили. Нам остаётся только готовиться. И ждать.
Стало холоднее. Я глубже спрятала руки в карманах.
— Тебе не о чем беспокоиться. На Локсе ты будешь в безопасности. Если дело зайдёт так далеко, я перевезу сюда всех Эвансов. Мы нарушим правила ради вашей безопасности.
Но его слова меня не успокоили, напротив ещё больше встревожили. Если Ронан собирается рискнуть здоровьем моей семьи, забрав их на Локс, где магия зашкаливает, если он готов пойти против многовекового закона, согласно которому ни один магл не вступал на волшебную землю Локса, значит все хуже, чем я думаю. Хуже, чем пишут в газетах. Хуже, чем я могу представить.
— Что мне делать? — в голосе прозвучала паника и жалость, я даже не попыталась их скрыть.
— Пока ничего, — отозвался он. — Кто-нибудь знает о твоей работе?
— Профессор Белби.
Ронан поморщился и вдруг выругался.
— Глупый старик… Как он мог допустить, чтобы ты вмешалась в эту грязь. Лили, ты должна пообещать мне, что никому не расскажешь о зелье. Для твоей же безопасности.
Я помедлила, но все же кивнула.
— А как же Хогвартс?
Ронан задумчиво посмотрел перед собой.
— Я подумаю об этом, но пока сделать ничего не в силах. Никто не должен знать, что ты часть семьи.
Неожиданно, его слова неприятно задели меня. Конечно, мы и так не распространялись, но я считала, что постепенно мы расскажем, кем была моя мама.
Ронан прочёл все по моему лицу.
— Сейчас я не могу допустить, чтобы Дамблдор узнал о тебе. Если это случится, он надавит на меня, используя эту информацию.
Я всполошилась, вспомнив, что ещё с лета тянется непонятная ситуация с директором.
— Что он от тебя хочет? И почему ты не соглашаешься?
Дядя взглянул на меня с легкой улыбкой, но глаза оставались грустными.
— В кого ты такая любопытная?.. Дамблдор желает найти нечто древнее и очень опасное, Лили. Дары смерти.
— Дары смерти? Они существуют?
— Существуют. Сильнейшие магические артефакты. С их помощью чаша весов ощутимо качнется в сторону твоего директора.
Где-то я о них уже слышала. Точно! Марлин рассказывала мне о палочке, которой владеет Дамблдор!..
— Бузинная палочка ведь у Дамблдора?
В глазах Ронана проскользнуло удивление.
— Откуда тебе известно? Хотя уже не имеет значение. Да, палочка действительно у Дамблдора.
Я пыталась вспомнить, что ещё знаю о Дарах.
— Камень и мантия?..
Он кивнул.
— Воскрешающий Камень я чувствую даже сейчас. Невероятно мощная магия. Возможно магии сильней, я не встречал. С мантией сложнее… По преданиям, с ней можно спрятаться от самой Смерти, поэтому я ее почти не ощущаю. Иногда проскальзывает легкий след, но тут же исчезает.
Я слушала его заворожённая.
— Как это работает? Ты действительно можешь найти все?..
Дядя скромно пожал плечами.
— В детстве это похоже на интуицию или предчувствие, но с возрастом, по мере усиления магических сил и в результате упорных тренировок, это превращается в управляемое тобою чувство. Я вижу в пространстве то, что хочу найти. Иногда это цветная дымка, ведущая к цели. Иногда сноп искр, вспыхивающий в одном направлении. Иногда просто нить, связывающаяся с чем-то иным далеко впереди.
Мы еще какое-то время молчали. Одинокий ворон спланировал с серого неба и сел на надгробие Розы. Птица взглянула на нас маленькими злыми глазками и взмахнула крыльями. Ещё через время десяток птиц расселся на рябиновых ветвях.
— Нам пора, — звучно сказал Ронан, поднимаясь на ноги. — Тебе нужно возвращаться домой. Веди себя осторожно, Лили, пока я с тобой не свяжусь.
Я кивнула ему, все ещё в мыслях оставаясь в нашем разговоре.
— Благодаря Бузиной палочке Дамблдор такой сильный волшебник? — задумчиво спросила я.
Ронан мягко опустил руку на мое плечо.
— Нет. Дамблдор — величайший волшебник из ныне живущих, и поэтому палочка выбрала его.
Аппарация швырнула мой желудок мне в рот.
***
Разговор отвлёк меня от неприятных колючих мыслей. Взгляд то и дело натыкался на часы: что делает Джеймс? Что вообще будет с нами дальше?
Стоя ночью в душе, позволяя горячей, слишком обжигающей воде, бить водопадом по телу, я, закрыв глаза, представляла Джеймса. Рядом с собой. На расстоянии вдоха. Капли воды стекали бы по подтянутому торсу, глаза смотрели на меня сквозь солнце, сквозь тьму, сквозь мою собственную душу. Я почти физически почувствовала, как эфемерный Джеймс коснулся меня, прижал спиной к холодному кафелю.
Но его не было рядом. Я открыла глаза, выключила воду и выбралась из кабинки, закутываясь в большое пушистое полотенце.
Все уже спали. Закрыв дверь, я одной рукой стряхнула волосы, другой придерживая сползающее полотенце на груди. Морозный вечер прошёлся мурашками по спине и рукам.
В меня будто выстрелил его взгляд. Прямо из темноты. Я почувствовала, что это Джеймс ещё до того, как обернулась.
Он стоял у окна, присев на подоконник и скрестив на груди руки. В первую секунду лицо показалось чужим и незнакомым за линзами прямоугольных очков.
Стало холодно под его взглядом.
— Надень что-нибудь. Нам надо поговорить.
Я словно язык проглотила. Как он здесь оказался? Что… что мне говорить ему?.. Дрожащими руками я схватила первые попавшиеся пижамные штаны из шкафа и с трудом натянула на влажную кожу. Бросила быстрый взгляд — Джеймс продолжал смотреть на меня.
— Ты отвернешься? — пискнула я.
Господи-как-медленно он повернулся спиной. Я вылезла из полотенца и натянула майку.
— Все.
Карие глаза были почти не видны за линзами очков. Это из-за них он кажется мне таким чужим и далеким, верно? Джеймс просто не может так смотреть на меня, после того, что было.
— Пожалуйста, не кричи на меня.
Он вскинул бровь.
— Я не собираюсь на тебя кричать.
Мне становилось все хуже. Закружилась голова, и я залезла в кровать, укрыв ноги. Джеймс оказался ближе, но теперь я смотрела на него с не самой выгодной позиции.
— Ты скажешь что-нибудь? — шепнула я.
— Разве не ты должна объясниться?
Я сглотнула комок. Джеймс оторвался от подоконника и медленно обошёл комнату, разглядывая детали. Я следила за ним настороженным взглядом.
— Ты мне солгала.
— Прости.
Он обошёл кровать и остановился за моей спиной. Я крепко зажмурилась.
— Когда бы ты рассказала? Ты собиралась вообще говорить мне правду?
Я вздрогнула от его голоса.
— Лили!
Резко повернувшись, натыкнулась на пылающий взгляд. От показного холода и безразличия не осталось и следа.
— Ты сказал, что не будешь кричать, — это первое, что пришло мне в голову.
Черты лица Джеймса заострились. Он плотно сомкнул челюсти, заходили желваки. И до меня дошло, что Поттер действительно зол.
По-настоящему.
— Да кто ты вообще такая? Ты человек, Лили? Потому что ведёшь себя, как бесчувственная сука.
Я встала на колени, чтобы наши лица были на одном уровне.
— Как ты можешь так говорить?..
— Ты даже не пытаешься сделать вид, что тебе жаль.
— Я же извинилась!
Он усмехнулся, пятерня нырнула в спутанные волосы.
— Никогда не понимал извинений. Извинения ничего не значат. Они не меняют произошедшее, не перечеркивают прошлое. Они пустой звук.
Его слова ржавым гвоздем впились в сердце.
— В таком случае и твои извинения — всего лишь пустой звук?
Он прикрыл глаза. Выдохнул. Некоторое время молчал.
Мои пальцы дрожали, так сильно мне хотелось дотронуться до него. Мягко отвести челку с лица, провести по коже и прижаться к губам, чтобы показать ему — мне важно. Важно все, что было между нами, то, что едва родилось, и я не хочу это терять. Заглушить проснувшуюся не вовремя нежность не получалось.
— Ты хотела убить меня? — очень тихо спросил он, вскинув взгляд. — За то, что я сделал тебе.
— Конечно, нет, Джим.
— Отомстить?
Что он несёт…
Я приблизилась к краю постели.
— Нет. Я бы никогда не причинила тебе боль.
Он кивнул, словно не ожидал услышать ничего иного, и посмотрел внимательно в мое лицо.
— Тогда расскажи правду. Как я помогу, если не буду знать, в чем дело?
— Ты не сможешь мне помочь.
— Эй… — сухие ладони мягко обхватили мое лицо. Сердце в ту же секунду вздрогнуло. — Я могу все, ясно? Никогда не сомневайся во мне.
— Звучит очень самоуверенно, Поттер.
— Звучит здраво, Эванс.
В животе закружилось странное чувство. Мне хотелось одновременно провалиться под землю и остаться на месте, чтобы не упустить ни минуты. Лицо Джеймса было так близко. Одна его рука медленно переместилась на изгиб талии, а второй Джеймс заправил прядь волос за ухо. От нежного, почти трепетного прикосновения у меня закружилась голова.
— Очки тебе идут.
— Рад, что ты заметила мой новый имидж, — с усмешкой сказала он и отстранился.
Разочарование затопило с головой. Поттер вернулся к окну, оставив меня как идиотку пялиться в пустое пространство.
— Рассказывай.
Я медленно к нему обернулась.
— Не могу.
— Ты расскажешь сейчас, Лили, — отрезал он.
— Не приказывай, Поттер.
— Лили!
— Я же сказала, что не могу сейчас тебе рассказать! Все, что тебе нужно знать — я не хотела причинить боль ни тебе, ни кому-либо другому. И мне очень жаль. Мне искренне жаль, и я пытаюсь все исправить.
Он усмехнулся, словно не мог поверить.
— Ты мне не доверяешь.
— Дело не в доверии, Джеймс.
— Лили. Я не смогу быть с тобой, если ты мне не доверяешь.
Что?! Это удар ниже пояса!
Я вскочила с кровати.
— Ты меня шантажируешь?
Он поморщился.
— Конечно, нет.
— Звучит как шантаж! Если не расскажу, мы расстанемся?
К моему ужасу, Джеймс мрачно взглянул на меня исподлобья и ничего не ответил.
— Ты чертов лицемер, Поттер! — я ткнула его в грудь, надеясь, что сделаю хоть немного больно. — Я уверена, что и у тебя есть тайны, но ведь я их не выпытываю. Ты и сам не спешишь ими делиться.
Джеймс резко перехватил мою руку и сжал запястье. Не больно, но вырвать руку я не смогла. Он притянул меня, и я едва не уткнулась лицом ему в шею.
— Лили, ты меня плохо знаешь, поэтому сейчас я кое-что объясню тебе: я не влюбчивый романтик, не эмоциональный кретин, импульсы которого мигают как рождественские гирлянды. Я предпочитаю действовать разумом, — он опустил наши руки, и его пальцы перешли на предплечье. — Я тебя выбрал, — твердо сказал он, глядя мне в глаза. — Это взвешенное решение. И ни на день или месяц, я планирую провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Я готов бороться за тебя, готов ждать и в нужный момент действовать, но только в одном случае, Лили. Если это будет иметь смысл для тебя. Если ты не видишь этого будущего или действительно не хочешь, то скажи мне сейчас. Не думай, что я не смогу без тебя.
Я с силой вырвала у него свою руку и отошла.
— Так уходи, Джеймс. Окно за твоей спиной.
Меня трясло от его слов. Мы встречаемся только несколько дней, а он уже говорит мне, что прекрасно справится и без меня, а я — всего лишь логичное решение.
У меня мурашки по телу, путаются и сбиваются мысли, дрожат руки рядом с ним, но при этом я для него — решение?
И кто из нас ведёт себя как бесчувственная сука?!
Но Поттер даже не пошевелился. Он вздохнул и улыбнулся уголком губ.
— Ну конкретно сейчас я не смогу уйти, — в его голосе прозвучали веселые нотки.
Господи, у человека настроение скачет со скоростью света, а он «не эмоциональный». И почему я влюбилась в такого кретина?..
— Меня подкинул Бродяга, а обратно я должен был добраться с Рыцарем, но забыл палочку. И, видимо, придётся переночевать в вашей деревушке. Здесь есть гостиницы?
Я поджала губы и отошла к шкафу.
— Не говори глупостей, останешься у меня.
— У тебя?.. — с интересом протянул он.
Я достала из шкафа запасную подушку и одеяло и швырнула ему. Джеймс ловко поймал на лету.
— Можешь лечь на полу. Сириус заберёт тебя завтра?
— Да, — он окинул пол изучающим взглядом, и бросил подушку прямо рядом с кроватью. — У него мотоцикл, если вдруг ты не знаешь.
Я ничего не ответила и забралась в постель. О мотоцикле Блэка знали все.
Джеймс шумно укладывался, а я прижала колени к груди, стараясь не вслушиваться. Даже поплакать спокойно не даст. Эгоист! Пусть катится к чертям, между нами все кончено! Он меня шантажировать вздумал, ещё условия будет ставить, угрожать мне!..
Никто мне не нужен. Тем более идиот Поттер!
В носу защипало, но я приказала себе не плакать.
Сердце сжалось. Это нечестно! Я даже сутки провести без него не смогла, а ему вообще все равно. Он даже не спросил, как я себя чувствую, не успокоил меня, ничего.
Нечестно, что мне он нравится больше, чем я ему. Нечестно, что он без меня справится, а я, кажется, буду очень сильно страдать и плакать.
— Ты спишь? — шепотом спросил Джеймс.
Хоть бы на него упал рояль с неба. Прямо сейчас. Не убил, конечно, но просто придавил, чтобы чертово эго чуть уменьшилось в размерах.
— Да, — буркнула я.
Раздался его тяжёлый вздох, а через пару секунд я почувствовала, как прогибается кровать под его весом.
Сердце остановилось.
Джеймс взбил подушку, устраиваясь поудобнее, а меня все дальше в космос уносил его запах так близко.
На одной кровати. На соседней подушке.
— Что ты делаешь? — выговорила я, не рискуя обернуться к нему.
— На полу очень твердо и холодно, — я ощутила, как он придвинулся ближе, большая рука перекинулась через меня и легла на живот, с силой прижимая меня к себе. — А здесь тепло и мягко.
— Джеймс…
Я замолчала, пытаясь выровнять дыхание. Он так близко прижался ко мне, что между нами совсем не осталось пространства. Поттер уткнулся носом мне в шею, и я чувствовала его дыхание.
— Джеймс, отодвинься! — я сделала попытку оттолкнуть его, но рука на животе только сильнее прижала меня к его груди.
— Я соскучился, Лилс. Пожалуйста.
Мне все же удалось пошевелиться, и я перевернулась на другой бок.
Джеймс оказался очень близко. Темные глаза смотрели на меня с грустью. Без очков это снова был он.
— Ты же сказал, что мы расстались.
— Нет.
Он провёл рукой вниз по моей пояснице и накрыл ладонью попу.
— Эй!
Но Поттер только усмехнулся, весело блеснул глазами, и ощутимо сжал ягодицу.
— Лили, ты вообще не поняла, да, что я пытался тебе сказать?
Я сосредоточилась на его лице, чтобы не обращать внимание на его руку. Под одеялом становилось все жарче.
— Ты нужна мне. Но я должен знать, что тоже тебе нужен. Что ты серьезно относишься к этому, как и я. То, что ты скрываешь от меня, не просто секрет. Это может тебе повредить.
— Я сама могу о себе позаботиться.
— Можешь, — согласился он. — Но я хочу заботиться о тебе. Я хочу стать для тебя тем, на кого можно положиться. Доверься мне.
Я облизнула губы и придвинулась ближе к нему.
— Мы должны быть терпеливыми, ладно? Я не могу все тебе рассказать сейчас, но обещаю, что расскажу со временем. И если мне понадобится помощь, я обращусь к тебе. Пока это все, что я могу.
Несколько секунд он вглядывался в мои глаза, потом кивнул, смирившись.
— Хорошо. А я обещаю, что никогда тебя не подведу.
Мои губы невольно растянулись в улыбке. Он здесь! И я лежу в его объятиях, почти растаяла, как горячий воск. Господи, разве может быть лучше…
— Я тоже соскучилась.
— Однако с легкостью отправила меня на пол! — обиженно кинул Джеймс. — Очень жестоко лишать меня… этого.
Его рука слегка переместилась ниже, я вздрогнула, когда он коснулся меня там.
Я облизала пересохшие губы и закинула ногу на его бедро, потому что становилось все более невыносимо.
— Малыш, тебе не стоит так делать, если не хочешь, чтобы у меня случился сердечный приступ, — шутливо пробормотал он, но напряжение в глазах увеличилось.
— Аналогично, — шепнула я.
Мои пальцы нырнули под его футболку и легли на тёплый вздрагивающий живот.
— Ты дверь заперла? — шепотом спросил он.
— Да.
— Умница…
Он скользнул рукой по талии вперёд, прошёлся пальцами по животу и замер у пояса брюк. Внутри меня смешался клубок из страха, азарта и ещё чего-то терпкого, горячего и тяжелого.
Мне не хотелось, чтобы он останавливался. Я хотела узнать, как далеко мы зайдём.
Но Джеймс не спешил. Его пальцы дразняще провели между ног через ткань пижамы и быстро поднялись вверх, скользнув под майку. Я вздрогнула, когда ладонь легла на мою грудь. Дыхание Джеймса участилось. Он мягко сжал грудь, перекатил между пальцами сосок.
Внизу живота у меня горело.
— У тебя что-то в штанах или ты так рад мне? — усмехнулась я, чувствуя внутренней поверхностью бедра набухшую ширинку.
— Если ты меня не остановишь, тебе придётся очень многое узнать о мужском теле.
Я скользнула рукой ниже и сжала его через джинсы.
— Мне хочется узнать.
Джеймс дёрнулся мне навстречу бёдрами и глухо застонал. На его губах задрожала усмешка.
— В тихом омуте, Эванс?.. И после этого никто не сможет сказать, что мы не идеальная пара. Два озабоченных…
Я тихо засмеялась.
— Ты сам залез мне в кровать.
— Ты стояла передо мной почти голая. И такая соблазнительная.
От удовольствия я прикусила губу.
— Перевернись на спину, — велел Джеймс.
С глухо бьющимся сердцем я сделала, как он сказал. Джеймс упёрся на локоть справа от меня и навис сверху. Он поцеловал меня, мягко скользнул языком внутрь, сплетаясь с моим. Я едва уловила легкое касание, с каким его пальцы спустились ниже и быстро нырнули за пояс брюк. Я застонала Джеймсу в рот, когда его палец вдруг скользнул внутрь меня.
Он тихонько засмеялся.
У меня закрылись глаза машинально, и я откинула голову назад. Удовольствие тёплыми волнами поднималось по мне и скручивалось в водоворот в области сердца. Дразня, Джеймс едва дотронулся губами до моей шеи, снова, снова…
— Джи-им…
Его имя вырвалось без моего контроля. Все краски мира стёрлись, оставив меня одну наслаждаться и таять от его прикосновений.
— Посмотри на меня, — прошептал он.
Я с трудом открыла глаза. Джеймс тяжело дышал, он смотрел на меня пьяным мутным взглядом. Он ввёл ещё один палец, увеличил темп, и всю меня наполняло чистое удовольствие. Оно вдруг всколыхнулось, ударило по нервам отдельными импульсами, когда Джеймс задел особенную точку.
— Ох…
Меня швырнуло внутри себя, сердце подскочило, а потом все стало ещё лучше. Пальцы неосознанно скомкали простыню, крепко сжались, чтобы хоть как-то удерживать связь с реальностью. Мощный всплеск прошёлся по всему телу, разливаясь тёплым мёдом по всем клеточкам.
Джеймс вытащил пальцы, и я почувствовала пустоту и холод. Мир медленно возвращался ко мне.
Я с трудом перегнулась и открыла ящик прикроватной тумбочки. Нащупала внутри пачку влажных салфеток и протянула Джеймсу. Он с усмешкой вытер пальцы.
— Далеко не убирай.
Я даже не вникла в его слова, просто бросила салфетки на край кровати.
— Ты жива?
— Я просто… — Джеймс слушал меня, нахмурившись. — Я не знала, что такое бывает.
Его бровь приподнялась вверх.
— Ты раньше никогда так не делала?
— Имеешь в виду, совал ли в меня какой-нибудь парень пальцы? — я хмыкнула. — Нет. И вообще ничего не совал, — добавила я.
Кажется, моя голова ещё пока не соображала. Джеймс опять засмеялся.
— Это я понял. Я имел в виду, ты сама никогда?..
— О… нет, — я смутилась. Учитывая, что произошло минуту назад, глупо смущаться Джеймса. — Никогда.
Я перевернулась на бок, подложив руки под щеку. Пока мое тело успокаивалось, меня переклинило кое-что выяснить.
— А ты?
В тёмных глазах зажегся огонёк, когда он понял, что я хочу знать. Джеймс лёг так же, как и я, наши лица почти соприкасались.
— Мастурбировал ли я? Конечно.
Во рту у меня было сухо.
— Что ты представлял?
— Ты и сама знаешь.
— Хочу услышать от тебя.
Он закрыл глаза, я увидела, как его рука проскользнула между нами и он расстегнул свои джинсы. У меня вырвался вздох, когда он вытащил член. Я быстро заморгала, чувствуя, что щеки заливает румянец. Длинный чуть изогнутый пенис был направлен на меня. Ладонь Джеймса обхватила его, и медленно задвигалась. Я подняла ошарашенный взгляд на Джеймса. Он смотрел на меня.
— Я всегда представляю тебя, — тихо сказал он. — По-разному.
— Расскажи.
Я помедлила, но все же с опаской просунула руку между нами. Джеймс с интересом следил, как моя рука легла поверх его. Я чувствовала себя так, будто нарушаю закон, и это сравнение вызвало невольный смешок.
— Одна из моих фантазий только что стала реальностью, — усмехнулся он.
Джеймс убрал свою руку, а я крепко обхватила пальцами то, что ещё недавно даже не представляла себе мысленно. Плоть в моих руках была твёрдой и гладкой. Несколько мгновений я просто сжимала его, а потом попыталась повторить движения Джеймса.
Джеймс прорычал прямо мне в ухо.
Сердце звенело. У меня перехватило дыхание, и я не могла поверить, что это из-за меня Джеймс так яростно сомкнул губы, сдерживая стоны.
— Хватит, — вдруг пробормотал он, убирая мою руку.
Я испугалась.
— Все в порядке? Я сделала что-то не то?
Джеймс закрыл глаза, успокаивая дыхание. Его губы изогнулись в кривой усмешке.
— Не хочу кончить на твои простыни. Или в свои джинсы.
Почему-то его слова заставили меня рассмеяться. Джеймс выглядел очень серьезным и напряженным.
— Что ты делаешь? — не выдержала я.
— Думаю о чем-нибудь мерзком, чтобы стояк прошёл.
Я с любопытством взглянула вниз и поняла, что эрекция действительно исчезает. Джеймс застегнул ширинку. Ещё некоторое время мы молчали.
— Так что там насчёт твоих фантазий? — невинно поинтересовалась я.
Поттер закатил глаза.
— Ладно, приставала… Одна из моих любимых — ты в душе.
Я изогнула бровь, стараясь не краснеть при воспоминаниях о собственной фантазии в душе.
— Любимых? — протянула я. — То есть у тебя есть избранные?
Он засмеялся.
— Ты сумасшедшая. И это мне безумно нравится.
Он прижал меня к себе, крепко обняв. Я уткнулась ему в грудь, вдыхая аромат духов и другой запах, терпкий, острый. Запах секса, повисший между нами.
— Я переверну весь Хогвартс, но верну тебя, — совершенно серьезно шепнул Джеймс. Он прижался губами к моему виску. — Ни о чем не волнуйся, малыш.
Глаза слипались от усталости. В объятиях Джеймса было тепло и спокойно. И во сне мне снова снился серебристый олень с ветвистыми рогами.
Прохладные губы прижались к голому плечу, мигом вырывая меня из сна. Я лежала на животе, обняв подушку, а чьи-то пальцы скользили по спине вниз, оставляя узоры под майкой.
— Доброе утро, — тёплое дыхание прошлось по шее, окончательно развевая все мое спокойствие.
Джеймс Поттер. В моей постели. Разве я могла когда-нибудь предположить такое?
Я перевернулась на спину, заглядывая в его лицо. Горячий чай плескался в глазах, солнечные крапинки усеяли всю радужку. Кажется, скоро я наизусть запомню их количество и расположение. Шесть на правом глазу, почти созвездие, чуть больше на левом. Восемь? Десять? Мой счёт нагло прервал Поттер, потянувшись к губам.
— Я не чистила зубы… — пробормотала я ему в губы. Руки уже властно сжимали мою талию, вдавливая в матрас.
— И пусть…
— Джеймс!
Он со вздохом отстранился. Поттер странно взглянул на меня искоса.
— В чем дело?
— Ни в чем.
— Я же вижу, что ты о чем-то думаешь.
— Представь себе, Эванс, я часто о чем-то думаю, — иронично фыркнул он.
Я закатила глаза. Приподнялась, уперла под голову кулак и выжидающе взглянула на него. Джеймс возвел глаза к потолку.
— Ладно… Я вообще редко в себе сомневаюсь.
— Редко, от слова никогда? — вставила я.
Он фыркнул.
— Именно. И только одна вещь заставляла меня сомневаться, — он помолчал. — Ты. Я почти поверил, что между нами никогда ничего не будет. Но теперь ты проснулась со мной в одной постели, и я чувствую себя мальцом, которому сделали лучший подарок на Рождество. Вот и все. Можешь смеяться.
Джеймс очень мило покраснел, пытаясь избежать моего взгляда. Я наклонилась к нему и едва коснулась губами щеки. Невинного поцелуя вполне хватило, чтобы Джеймс молниеносно перевернулся, подмяв меня под себя. Продолжая целовать мою шею и плечи, он потянулся к прикроватной тумбочке за своими часами.
— Уже шесть, — разочарованно выдохнул он. — Бродяга будет через несколько минут.
— Откуда ты знаешь?..
Джеймс со вздохом оторвался от меня и сел в кровати. Он натянул носки и обулся. Я вскинула бровь, глядя на чёрные носки с летающими золотыми снитчами.
— Тебе семь лет, Поттер?
Джеймс весело взглянул на меня через плечо. Усмехнулся. Оставив мой выпад без ответа, он достал из кармана маленький осколок зеркала, одновременно надевая очки.
— С помощью него мы связываемся с Сириусом, — объяснил он, пока я изучала зеркальце. — Я говорил с ним час назад и попросил приехать.
Я вернула ему вещицу, натыкаясь на серьезный взгляд.
— Одним секретом меньше.
Он встал и потянулся. Его слова напомнили, зачем он здесь.
— Что там в Хогвартсе? — боязливо спросила я, поднимаясь вслед за ним.
Джеймс взглянул в окно, убедиться, что огромный мотоцикл ещё не остановился на другой стороне улицы.
— Мы с отцом договорились, что он остановит производство дела в Аврорате. Понадобится время, но папа справится. Он достаточно требовательно попросил Дамблдора и всех, кто что-либо знает об этом, помалкивать, поэтому в школе никто не понимает, куда ты исчезла. Твоя подружка Бирн всех на уши поставила, — фыркнул он. — А потом сказала, что они понятия не имеют, с кем связались. Вы что, в секте?
Похоже на Флору. Я засмеялась и покачала головой.
— Никакой секты.
— Слава Мерлину, — Джеймс немного помолчал. — Мама тоже ничего не знает. По какой-то причине она хорошо к тебе относится и чуть голову мне не открутила, когда я попал в Лазарет. Она сказала, что самолично выколет мне глаза, если я посмею взглянуть на другую.
Представив себе миссис Поттер в момент угрозы собственному сыну, я засмеялась сильнее. Судя по нахмуренным бровям Джеймса, он мне это ещё припомнит. Нужно его задобрить.
Я крепко обняла его за талию.
— Спасибо, Джим. Это очень важно для меня.
— Да, настолько важно, что вчера ты ни о чем даже не спросила. Так не терпелось заняться кое-чем интересней? — иронично заметил он.
Я вспыхнула и отстранилась.
— Поттер! Ты что себе вообразил?..
Но глаза Джеймса только насмешливо сверкнули.
— Милая, я слышал, как ты стонала мое имя, так что нет смысла отнекиваться.
Я ощутимо толкнула его в грудь.
— Ну, а сам-то, милый, как проведёшь эту ночь без меня? — невинно похлопала я глазами. Лицо Поттера тут же перекосилось. — Отоспишься в душе?
Джеймс резко прижал меня к себе, и одна рука скользнула за резинку пижамы. Меня прошиб озноб, когда он играючи провёл пальцами по клитору. На его губах задрожала улыбка.
— Тебе пока не хватает опыта, Лилс, чтобы играть со мной.
У меня задрожали ноги от слабости, и в следующую секунду Джеймс вытащил пальцы. Он наслаждался моим растерянным выражением лица.
— Ты просто невыносим, Поттер, — зло проговорила я.
— Ты же не обиделась? — на этот раз он обнял меня с нежностью и зарылся в волосы лицом. — Не переживай, ты вернёшься в школу, вот посмотришь. А если дело затянется и тебе станет скучно, я примчусь в тот же день и привезу тебе домашнее задание.
Я фыркнула ему в плечо.
— Не сомневалась в тебе.
Чёрный ревущий мотоцикл остановился на противоположной стороне. Блэк с интересом взглянул в окно, на мгновение задержав взгляд на моем лицу.
Я вздохнула и отстранилась. А ведь мне не хотелось, чтобы о нас с Джеймсом стало известно, и в первую очередь Блэку.
Поттер обернулся через плечо.
— Мне пора, — он ласково заправил прядь волос за ухо. — Наслаждайся каникулами.
И одним махом перескочил через окно, приземлишь на корточки. Я смотрела, как он направился к Блэку, невольно вздрогнул от холода, прошедшего по голым рукам. Ну конечно, в одной футболке легко можно замерзнуть… Джеймс не обернулся, да я и не думала, что он обернётся. Через минуту на улице было пусто. Неожиданно во мне что-то щёлкнуло. Я обыскала комнату и нашла под кроватью большую чёрную толстовку с капюшоном. Она вся пахла Джеймсом: горький парфюм, напоминающий соленое море и одновременно зимний мороз. Помедлив, я надела ее на себя, заворачиваясь в запах Поттера, как в одеяло. На душе тут же стало спокойно.
В комнату влетела сова с тяжелым конвертом. На стол я вытряхнула из него кожаную перчатку — порт-ключ.
«Жду Вас в час дня, мисс Эванс»
***
Марлин отыскала Бирн в коридоре и решительно перегородила той дорогу. Девушка иронично вскинула бровь.
— В чем дело, Маккиннон? — она взглянула за ее плечо. — Все львицы собрались в прайд?
Мэри и Эммелин действительно встали по обе стороны от Марлин.
— Что-нибудь узнала о Лили?
Флора перевела взгляд с Мэри обратно на Маккиннон.
— Она дома и с ней все в порядке.
— Но почему она уехала?
— По семейным причинам. Это все? У нормальных людей начинаются занятия.
Бирн ощутимо толкнула ее в плечо и растворилась в толпе. Марлин задумчиво смотрела ей вслед. Эмми сказала, что им тоже пора, если они не хотят опоздать на защиту.
Понедельник все гриффиндорцы встретили с похмельем. Марлин была уверена, что весь седьмой курс будет разбитым и сонным, но к ее удивлению Джеймс Поттер и Сириус Блэк вовсе не производили впечатление людей, бухавших всю ночь. Поттер, наоборот, был какой-то очень возбужденный и весёлый. Сириус, хоть и бросал на него мрачные взгляды, но тоже выглядел свежим и бодрым. Усаживаясь на свою парту, она пыталась вспомнить, видела ли Мародеров на попойке. Ее взгляд скользнул по рядам слизеринцев, убедиться, что Мальсибера действительно нет, как и сказал Блэк. Зато она встретилась взглядом со Снейпом и тут же решительно отвернулась, вспомнив их с Мэри позорное проникновение в дом Слизерина. Если кому-нибудь об этом станет известно, им не поздоровится, особенно сейчас, когда на груди Гриффит сверкал значок старосты. После того, как Лили убрали с этого поста, Макгонагалл избрала лучшим вариантом вторую по успеваемости студентку.
Марлин не слышала слов миссис Абрахам. Видимо ей самой стало скучно, поэтому она начала урок с объяснений темы, попутно показывая знания на практике. Но Марлин размышляла совсем не об этом. Она решила дождаться возвращения Мальсибера, чтобы поговорить с ним, а уже потом сообщить маме о своей беременности и обратиться к Целителю, чтобы прервать ее. Марлин не хотела ребёнка, не хотела становиться матерью в семнадцать лет, но больше этого она не хотела следовать по пути остальных женщин ее рода. Они не выходили замуж, не сообщали своим детям имена их отцов, а многим бывшим любовникам даже не заикались, что у тех есть дети, растущие далеко на острове Локс. Таковы были устои в их семье, но Марлин в глубине души отвращало это. Ей всегда в детстве хотелось иметь отца. Она никому не говорила этого, но ее маленькое сердечко сжималось, когда она видела обычные семьи. Когда она видела Флору Бирн, хвостиком следовавшую за своим отцом Магнусом. Где же справедливость?..
Марлин пыталась узнать, кто ее отец, но мама никогда не рассказывала. По обрывкам, выпытанным у других, она узнала, что Эйприл Маккиннон, Роза Макгрегор и Лайла Финдлей были лучшими подругами с детства. Кто-то даже говорил, что на своё семнадцатилетие, девушки принесли клятву, навсегда связавшую их судьбу и судьбы их потомков. Но Роза умерла — утонула в Самберли и это положило конец дружбе, навсегда разъединив подруг. Тогда же Лайла Финдлей вышла замуж за Магнуса Бирна и родила ему сына. Марлин сказали, что ее мама, Эйприл, была влюблена в Магнуса, не смогла простить предательства подруги. Больше ни о каких мужчинах в жизни матери Марлин не знала, и в ней закралось подозрение, что Бирн может быть ее отцом. Они с Флорой ровесницы, вполне возможно, что сама Марлин могла стать случайным результатом тайной встречи.
Маккиннон покосилась на Сириуса Блэка. История повторяется? Флора Бирн, как дочь своей матери, решила забрать у неё Сириуса. Почему именно он? Неужели в чертовом Хогвартсе так мало мужчин?
Она не была абсолютно уверена в том, кто ее отец, но других вариантов просто не было. А Эйприл ничего не рассказывала дочери, прячась за семейными легендами. Всю жизнь Эйприл говорила Марлин, что нет ничего хуже любви. Полюбив однажды, Маккинноны прокляты быть привязанными к своим любимым. Такова цена за то, что века назад ее предки жили с демонами-суккубами, учась у них искусство обольщения. И если демонам любовь была не ведома, то Маккиннонам, как людям, она была доступна. Тогда суккубы, ведомые завистью, к своим дарам прибавили и проклятие: как только они встретят свою настоящую любовь, будущее его, момент смерти будет приходить в каждом сне, отравляя счастье. И тогда ее предки решили и вовсе избегать любви, избегать любых чувств, искусственно став почти демонами.
Но редко кому удавалось.
Марлин знала, что у ее матери не получилось. Эйприл почти каждую ночь просыпалась в ужасе, с заставшим криком в груди. После смерти Бирнов это прекратилось. Что она видела в своём сне? Как зубы оборотня разрывают тело ее любимого? Или как он сам добровольно принимает яд? Зато ее бабушка Эстер всегда спала спокойно. На вопрос, не мучают ли ее кошмары, Эстер с грустной улыбкой отвечала, что ее кошмар давно закончился, а смерть того человека совсем не страшна. Он умрет в одиночестве и холоде, мучаемый ошибками прошлого, но физически смерть его будет безболезненной.
Марлин не знала, что снится ей. Сны начали приходить несколько месяцев назад, темные и холодные. В них ничего не происходило, она просто парила в пустом пространстве, но животный страх сжимал шею в стальные тиски, не давая вдохнуть. Во сне она задыхалась и чувствовала, в этой пустоте что-то есть. Кровожадные глаза следят за ней, выжидают, готовые броситься и разорвать тело на части.
Марлин хотела думать, что это обычный кошмар, а не предзнаменование гибели любимого.
Головокружение усилилось. Она почувствовала, что теряет силы и вскинула руку.
— Ну что ещё, Маккиннон? — раздражённо буркнула миссис Абрахам.
— Можно мне выйти. Я плохо себя чувствую.
Профессор взмахнула руками.
— Иди, все равно ты явно меня не слушала. Может кто-то ещё хочет отлучиться? Например, принести мне кофе?
Дверь отрезала Марлин от смешков. Она постояла мгновение на месте, выравнивая дыхание. Перед глазами все кружилось.
На слабых ногах она преодолела коридор и остановилась у окна. Дальше идти сил не было. Изнутри по черепной коробке что-то яростно билось, какие-то всполохи, целый смерч из картинок и боли бушевал в черепе. Марлин сел на холодные плиты, подтянула к груди колени и засунула между ними голову.
Пронеслась слабая мысль, что под рукой нет блокнота.
Рой мух нёсся в сознании. Слова, картинки, лица… Она крепче сжала голову и тут ее втянуло внутрь себя самой.
И выкинуло в одно из видений.
Над ней склонилось лицо Дерека Мальсибера. Только его глаза оставались четкими и реальными, весь мир за плечами смазался в сплошное светлое пятно.
— Ну зачем?.. — тихо пробормотал он. — Почему именно ты?
Марлин ничего не понимала. В глазах слизеринца боролись эмоции, он словно не мог решить, что делать. Наконец тяжело вздохнул и направил на неё палочку.
— Это ради твоей безопасности.
Марлин закашлялась, будто вынырнула из-под воды. Ее трясло. Не успела она ничего понять, как водоворот снова затянул ее мерзкими щупальцами.
— Ты же сказал, она ничего не вспомнит! — громкий голос с нотками паники раздался над головой.
Марлин попыталась пошевелиться, но ничего не вышло. Она не чувствовала собственного тела.
— Ты что, связал ее? — холодно спросил второй голос.
А вот и объяснение ее неподвижности.
— Что мне оставалось? Она хотела пойти к Дамблдору. Дерек, ты не хуже меня знаешь, что будет, если она заговорит…
— Не паникуй, Блэк, — отрезал Мальсибер. Она поняла, что он сел перед ней на корточки. Прохладные руки с неожиданной нежности легли на лоб. — Ты в порядке?
Она открыла глаза, снова натыкаясь на обеспокоенный взгляд. Почему Дерек Мальсибер так смотрит на неё? Словно она что-то для него значит… Они даже почти не говорили. Голова раскалывалась.
— Почему ты не наложишь просто Обливэйт? — снова вторгся в голову резкий голос Блэка. — Его она точно не сможет обойти.
— Потому что я не хочу превратить ее в овощ, Регулус, — не менее резко отозвался Мальсибер. — Обоивэйт слишком мощное заклинание, я могу стереть всю ее жизнь или нанести непоправимые травмы мозгу.
После этого Блэк замолчал. На Марлин вновь обратился встревоженный взгляд.
— Пожалуйста, не будь упрямой, — с неожиданной горячностью проговорил Дерек. — Не вспоминай, Марлин.
Маккиннон с трудом встала. Ей нужно Лазарет, немедленно… Реальность стиралась, весь коридор плыл и она словно стояла на палубе корабля в шторм. Марлин согнулась пополам, ее стошнило. Ноги подкосились, она с трудом обхватила слабыми пальцами подоконник и осталась стоять. Боль в голове разрывала на части сознание. Когда ей показалось, что она уже не может, что все кончено — чьи-то крепкие руки подхватили под плечи. Она почувствовала, как кто-то без труда ее поднял, и она уткнулась лицом в ворот рубашки.
Неожиданно знакомый запах ударил в ноздри. Марлин расслабилась. «Я в безопасности» — подумала она. И там, где больше всего хотела оказаться.
Сознание приходило постепенно. Вернулось время, ощущение, силы.
Марлин открыла глаза. Она оказалась в незнакомой комнате, погружённой в полумрак. Приятно трещали поленья в камине. Марлин подтянулась на руках, прислоняясь спиной к изголовью кровати. Она спала? Маккиннон заглянула под одеяло и обнаружила себя в зеленой слизеринской футболке.
Что за…
Неприметная дверь открылась, и в комнату вошёл Регулус Блэк. Он споткнутся об взгляд Марлин, явно не ожидая застать ее в сознании. Но быстро справился с эмоциями и на белом лице вновь отразилось спокойствие.
— Что я тут делаю? — собственный голос прозвучал хрипло. Марлин поняла, что у неё ужасно пересохло во рту.
Регулус тоже это понял и без слов наполнил высокий стакан водой и протянул ей. Он дождался, пока она утолит жажду.
— Тебе стало плохо в коридоре.
— Почему на мне твоя футболка?
Марлин волновало и многое другое, но этот вопрос вырвался первым. Зачем вообще Регулусу помогать ей? Они не друзья. Они вообще никто. И что она делала в коридоре?..
Он неожиданно улыбнулся. Улыбка мелькнула на лице быстрой тенью, словно была не частым гостем. Марлин с опаской следила, как он сел на стул.
— Твоя одежда была не очень чистой. Я просто хотел, чтобы ты спокойно выспалась.
— Почему ты не отнёс меня в Лазарет?
И стоило Марлин сказать об этом, как воспоминания потоком хлынули в голову. Она сжала виски.
— Марлин?..
Мерлин. Девушка резко вскинула голову и совсем иным взглядом посмотрела на Блэка. Он что-то с ней сделал. Он и Мальсибер. Парень шагнул к кровати.
— Не приближайся! — дернулась она в сторону, закутываясь в одеяло.
Регулус послушано замер.
— Марлин, все хорошо. Я не причиню тебе вред.
— Что вы со мной сделали?! — в голосе неожиданно зазвенели слезы. Они ковырялись в ее голове, сломали ее, превратив в истеричку с провалами в памяти. Она ведь не игрушка. Она живой человек! — За что?..
Парень зажмурил глаза, выдыхая.
— Я знаю, как все это выглядит, но поверь я просто хочу тебе помочь. Тебе нужно успокоиться, когда ты будешь эмоционально стабильна, я наложу чары заново и ты все забудешь.
От его голоса у неё побежали мурашки по спине. Где ее палочка? Он забрал у неё палочку?! Марлин метнула взгляд на дверь. Если она успеет добежать до неё, то позовёт на помощь. Регулус заметил ее взгляд.
— Дверь заперта на ключ, — разрушил он ее план. — И тебя никто не услышит, я наложил звукоизоляционные чары.
Ее ударила дрожь. Марлин сжалась и бросила на него затравленный взгляд.
— Зачем? Зачем ты делаешь это?
Он с каким-то горьким сожаление вздохнул. И вдруг провёл устало пятерней по волосам.
— Ты просто оказалась не в то время, не в том месте. Я не могу позволить тебе вспомнить, Дерек велел…
— Мальсибер? — перебила она. — Это все из-за него? Он тебя заставляет? — Марлин сама не поняла, как вскочила на колени и приблизилась к краю кровати. Регулус странно посмотрел на неё. Их лица оказались на одном уровне. — Я не скажу ему, если ты не станешь накладывать заклятие. Обещаю.
Он усмехнулся уголком губ.
— Благодаря Дереку ты все ещё жива, Марлин. Я сам не знаю, почему, но это так.
Ее облили холодной водой. Она отстранилась, мгновение думая об этом.
— Я беременна.
Лицо Блэка в миг побледнело. Сердце Марлин забилось чаще, а в животе скрутился странный узел. Регулус молчал, но в его взгляде она ясно видела панику.
И тут до неё дошло.
— Вы изнасиловали меня.
— Что? — Блэк отшатнулся.
У Марлин подкосились ноги при одной мысли об этом. Ее снова затошнило.
— Я была без сознания и в вашей власти, Мерлин знает сколько времени. Вы надругались надо мной, а потом просто стёрли память? Так?!
Ее трясло, но Блэк вовсе не спешил соглашаться. Он только рассеянно смотрел на неё, словно не мог понять, как такое могло прийти ей в голову.
— Конечно, нет, Марлин.
И она почему-то почувствовала, что он не врет. Марлин прижала пальцы к переносице.
— Но я беременна, — произнесла она, опустив голову. — И я не помню, как это произошло…
Повисла странная тишина. Сердце Марлин ухнуло, когда холодные пальцы с небывалой нежностью отвели ее волосы, заправив пряди за ухо. Она подняла взгляд, встречаясь с синими океанами.
— Я никому не скажу! — произнесла Марлин, хотя она даже рта не раскрыла. Марлин поняла, что это говорит ее прошлое. — Не надо, Регулус, пожалуйста! Я не стану ничего говорить Дамблдору, обещаю.
Ее голос звучал слишком мягко и тревожно. Марлин не говорила так ни с кем в жизни. Парень обернулся к ней с грустной усмешкой.
— Расскажешь, — обречённо проговорил он, мягко обхватив ее запястья. Почему-то Марлин даже не оттолкнула его. Она чувствовала, что наслаждается прикосновением его пальцев, получает удовольствие от его близости. — Я бы хотел, чтобы тогда ты просто прошла мимо.
— Но тогда не было бы нас, — тихо пробормотала она. Марлин с ужасом следила, как собственная рука привычно ныряет в темные волосы.
Она резко оттолкнула его.
— Мерзавец!
От пощечины голова Регулуса дернулась в сторону.
— Ты воспользовался мной!
— Я никогда не дотрагивался до тебя без твоего согласия, — ледяным тоном сказал он.
Марлин отчаянно покачала головой. Ей не хотелось верить в это! Она просто не могла!
И тут ее озарило.
Та ночь с Сириусом действительно не была для неё первой.
— Из-за тебя он меня бросил, — упавшим голосом сказала Марлин, понимая, что ее жизнь разрушена. — Ты уничтожил меня.
Регулус отшатнулся. Он брезгливо поморщился.
— Ты сама хотела прекратить все с моим братом. Это было твоё решение.
— Я не верю тебе! Ты разрушил мою жизнь! Ты!..
А потом ее окутал свет. Мягкий ровный, он проник в голову и лёг на все горячие воспалённые мысли. Марлин упала на спину, в миг потеряв сознание.
Регулус обернулся. В дверях стоял Дерек, с мрачным видом глядя на них. Как много он слышал? Мальсибер закрыл дверь. Он бросил взгляд на бессознательную девушку. Медленно перевёл его на друга, и Регулус впервые понял, что всерьёз разозлил его. Он сглотнул.
— И когда ты собирался сообщить мне, что спишь с ней?
***
Сириус ожидал, что она удивится, но вместо этого Бирн соблазнительной походкой прошла мимо, бросая одобрительный взгляд.
— Дверь Переходов, — задумчиво пробормотала она.
Блэк насупился и вошёл вслед за ней. Выручай-комната предстала в виде полукруглого помещения с одним столом и двумя стульями.
— Что за Дверь Переходов? Это Выручай-Комната.
Флора легким движением сняла мантию и бросила ее на стул. Сириус невольно опустил взгляд на округлую попу, едва прикрытую короткой школьной юбкой. А где регламент школы, мисс? Вряд ли форма предполагает стояк у мужской половины школы. Сириус отвлёкся на ее голос.
— Не знаю, как здесь, но в Ротенбере полно таких дверей. Это порталы, заключённые в дверной проем. Они связаны с твоим сознанием, поэтому перенаправляют в любое место, которое ты загадаешь. А заодно способны перенаправить в него любой неодушевленный предмет. Но это мило, что ты пытался меня впечатлить, — она весело взглянула на него, уверенно плюхнувшись в воздух. В ту же секунду ее подхватил диван.
Сириус выдвинул стул, развернул его и оседлал, сложив руки на спинке.
— Как и то, что ты ты пытаешься меня соблазнить, — в тон ей отозвался он.
Бирн откинулась на спинку, скрестила длинные ноги, с удовольствием следя за его реакцией. Но Сириус упрямо смотрел ей в глаза, не желая поддаваться, чем вызвал неодобрительный вздох.
— Да брось, Блэк, мы оба знаем, что мне и пытаться не нужно. Ты уже отымел меня во всех позах в своих снах.
Сириус усмехнулся. От этой девчонки у него подгорало внутри. Он прекрасно видел, что она играет с ним, и знал, что стоит ему лишь немного надавить и она отступит как тогда, в Визжащей Хижине. Он видел Флору насквозь. Она пыталась выглядеть такой смелой и равнодушной, что даже смешила.
Ребёнок.
Он вздохнул, принимая серьезное выражение лица. Бирн, уловив его настроение, тоже выпрямилась и одернула юбку.
— Так о чем ты хотел поговорить?
Сириус предпочёл бы сказать, что она помешалась, убедить ее выкинуть дурь из головы, а потом раздеть на этом самом диване и сделать с ней то, что уже ни раз проделывал в снах. Но он помнил просьбу Эванс. Сложно отказать, когда на тебя смотрят огромные зеленые глазища и так, будто если ты не согласишься, они разобьются и зелёными слезами потекут по лицу. А раз он дал обещание присмотреть за Бирн, то стоит его сдержать. Заодно выяснить, как далеко она зашла.
— Я согласен.
Она удивленно вскинула бровь.
— Согласен?
— Да, — Сириус пожал плечами, замечая, как она заволновалась. Похоже она не рассчитывала на успех. Окей, значит она в отчаянии. Это будет легко. — Ты посвятишь меня в подробности?
Флора подскочила и заходила перед ним, меря комнату шагами. Возбуждение вокруг неё так и искрилось. Подумать только, она действительно обрадовалась!
— Конечно, подробности, да… Значит так, мне нужно пробраться на остров, где стоит Азкабан.
— Вот и первая проблема, — хмуро отозвался Сириус. — Тюрьма ненаносима. Тебе ни за что не найти ее.
Почему бы не поиграть? Представить в воображении, что они действительно планируют побег.
Но Флору его слова не убедили. Она хитро улыбнулась.
— А вот с этим нам поможет Лили.
— Эванс? У неё какие-то связи в тюрьме? Я слышал, что ее отец тюремный врач, но никто не говорил об Азкабане.
— Будь уверен, Лили найдёт ее, — непоколебимо ответила Флора. Она остановилась напротив него и посмотрела снизу вверх. — В полнолуние всех оборотней перевозят на верхний этаж, где большее количество дементоров, поэтому наше проникновение должно состояться до него. Камера моего брата находится на первом этаже.
Сириус с интересом слушал ее, глядя в восторженное лицо. И она так радуется проникновению в тюрьму? Что там на их острове добавляют в воду?
— Ладно, предположим мы там. Что потом? На острове сотня дементоров, а я не хочу с ними встретиться.
— Ты же анимаг.
То, каким образом она узнала об этом, он выяснит позже.
— Что с того?
Флора закатила глаза, удивляясь его недогадливости.
— Как можно так мало знать о самом себе?.. Не многим волшебникам удавалось стать анимагами, а тем более в таком возрасте, но ты совершенно не серьезно относишься к собственным способностям!
Блэк усмехнулся. Кажется, он все-таки ее впечатлил. Девчонка нахмурила брови, возвращаясь к своей основной мысли.
— Дементоры не чувствуют анимага. Если только им специально не указать на него, а раз нет, то ты в слепой зоне. Именно поэтому Министерство требует, чтобы все анимаги регистрировались в обязательном порядке, на случай, если придётся направить на них Дементоров.
— Ты уверена?
— Абсолютно, — холодно отозвалась она. — На острове ты должен будешь вырыть для меня тоннель.
— Мы там что, месяц проведём, Бирн? Ты хотя бы представляешь, сколько понадобится времени, чтобы вырыть тоннель, в который поместится взрослый человек.
— Тебе достаточно сделать проход для кое-кого маленького. Например, котёнка.
Брови Сириуса поползли вверх.
— Ты планируешь научиться анимагии? — глядя на лицо со вздернутым носиком, он засмеялся. — Умоляю, Бирн, ты хотя бы понимаешь, что этому учатся годами? С чего ты взяла, что у тебя получится? К тому же анимаг не выбирает сам своё обличие, вдруг ты будешь миленьким морским котиком? Об этом ты не подумала?
Флора хмуро взглянула на него сверху вниз и скрестила на груди руки.
— Закончил? Я сама разберусь с тем, как пройду по твоему тоннелю. Теперь вернёмся к важному.
— Стоп, — перебил он. — Предположим, ты вошла, но по моей логике смысл операции в том, чтобы вытащить твоего брата, а не тебя посадить.
К его удивлению, Флора мрачно взглянула на него.
— Из острова мы выберемся на борту лодки, которая два раза в месяц прибывает за телами заключённых. Надо только подстроить все так, чтобы мы оказались на острове именно в такой день. Главное, не менять обличие до тех пор, пока не окажемся в безопасности.
Сириус чувствовал, что что-то не так. Она не упомянула брата. Она не сообщила, каким образом собирается провезти взрослого мужчину на эту дурацкую шхуну. Блэка вдруг поразила догадка: Флора и не собирается устраивать брату побег! Неожиданное озарение заставило его подняться на ноги. Теперь уже девушке пришлось вскинуть голову.
— Зачем тебе в Азкабан? — холодно спросил он. — Ты никогда и не собиралась спасать брата.
— Я спасаю его, — упрямо сказала она, глядя на него с вызовом.
— Не лги мне, Бирн. Или я правду из тебя достану щипцами, а потом запихну обратно в глотку. Что ты на самом деле задумала?
Она медлила, сражаясь с его синим взглядом, но бой был проигран ожидаемо. Флора резко отдалилась, рухнула на диван и спрятала лицо в ладонях.
— Руфус должен умереть.
Вот. Она сказала. Оказывается, мир не остановился. Ее сердце тоже продолжает биться в груди. Сириус примостился на край стола. Флора боялась поднять на него взгляд.
— Он не должен выйти из Азкабана ни сейчас, ни через три года. Никогда. Иначе погибнут многие.
— Откуда ты можешь знать?
Бирн вскинула на него насмешливый и горький взгляд. Сириусу вновь стало не по себе.
— Я знаю своего брата. Мама перед смертью взяла с меня обещание. Она сказала, что он сорвётся. Что он уже сорвался. Я даже не предала ее словам смысл, мне было больно. Одиноко. Мне хотелось, чтобы все закончилось и Руфус вернулся домой. Я считала, что нам получится сделать вид, будто ничего не произошло… Но потом я поняла, чем угрожает свобода Руфуса, а он выйдет, будь уверен, Ронан сделает все, чтобы он выбрался из тюрьмы. Банши пришла ко мне на могиле моей семьи. Она плакала. Сказала, что все духи прячутся, боятся захлебнуться той кровью, что скоро прольётся на острове. Она сказала, что молодой волк вернется, и окрасит воды Самберли в алый.
Тонкие руки метнулись к волосам, сжали их, а на лице мелькнула горькая усмешка.
— Красивая легенда, не правда ли? Макгрегор женится на прекрасной фейри, которая своей магией оберегает их род от древнего проклятия. Всего лишь сказки, реальность не так приятна… Знаешь, что они делают, Блэк? Как сильно берегут свою кровь? Как надеются, что их магия и богатства никогда не попадут в чужие руки? Берут в жены собственных сестёр. Насильно. Через угрозы, боль. Запирают их в башнях, чтобы они дожидались своего часа. Убивают их матерей, желающих спасти малышек. А потом устраивают охоту. Не на людей, так ведь можно поранить свой приз… На патронусов. На саму душу, Сириус. И испуганная бедная лань мчится по лесу, полного охотниками, пока заклятие не достигает ее. Тот, кто поймал Мертвым Узлом патронуса, становится хозяином души.
Сириус мрачно смотрел на неё, ничего не говоря.
— Родственные браки не проходят бесследно. С каждым поколением это усиливается… Параноидальная шизофрения. Страшный диагноз, поставленный на целый род.
Образы в голове Сириуса ожили. Пазл медленно складывался, но он в глубине души понял, что предпочёл бы ошибаться.
— У последнего вождя родились двое детей. И у девочки, к ужасу для всех, шизофрения начала проявляться уже в три года. Все хуже и хуже… Галлюцинации прогрессировали, ярость, направленная на саму себя и окружающий мир несла колоссальную силу. И только близкие друзья поддерживали ее. Она должна была стать женой своего брата, как и многие до нее. Но Роза отчаянно сопротивлялась. Она всем сердцем ненавидела Локс, своего отца и жестокие средневековые порядки, из-за которых она и родилась такой. И ее подруги помогли ей сбежать. Она почувствовала свободу, обрела радость, полюбила прекрасного человека и создала с ним семью. Ее счастье не знало границ, пока в дом не постучало прошлое. Лорд Макгрегор бушевал, конечно, он был в ярости, но готов был простить дочери позорный побег и принять ее на острове, если она согласится исполнить свой долг. Роза не собиралась возвращаться. Тогда отец сказал, что не оставит ее в покое, разрушит новую жизнь, и Роза, надеясь на удачу, пошла с отцом на сделку, пожертвовав ему своего ребёнка. Она согласилась отдать в Локс дочь, если она родится волшебником. Роза надеялась, что этого не случится, и в ее ребёнке магия не проснётся. С первенцем так и случилось, но вот вторая дочь… К тому времени, как Роза поняла, что Лили волшебница, ее мозг почти полностью был во власти болезни. Она знала, что вскоре за ней придут, заберут малышку на остров, превратив из неё живую мишень. Она не могла этого допустить, но и спасти ребёнка была не в состоянии. Магическая сделка, заключённая отцом, не могла быть разорвана. И только одно обстоятельство способно было уберечь ее дочь.
— Собственная смерть, — произнёс Сириус.
Флора кивнула.
— Чтобы забрать Лили на остров лорду требовалось только разрешение от дочери, но труп его дать не мог. Она пожертвовала собой, надеясь, что Макгрегорам не удастся обойти запрет.
— Эванс знает?
— Почти ничего, — покачала она головой. — Ронан велел мне не говорить с ней об этом, сказал, что сам расскажет все в этот Хэллоуин.
Он знал, что его семейка сумасшедшая, но не предполагал, что на Локсе дела обстоят намного хуже. Хотя как иначе? Там же живет обособленная кучка чистокровных волшебников, перетрахнувшая друг друга во всех возможных комбинациях. Неудивительно, что им снесло мозги.
— Ронан так и не женился. Клятвы не были обновлены, ребёнок Макгрегоров не появился на свет, и даже одного поколения хватило, чтобы почувствовать, как ослабла защита на острове. Если магия крови не будет активирована, кто знает, что ждёт Локс.
— И теперь Эванс, как кобыла, должна вынести собственному дяде ребёнка? — презрительно сощурился он.
Флора вздохнула.
— Конечно, нет. Для Ронана она как дочь.
— Но тогда зачем она ему? Если нет претендента на… — он замолчал, под ее мрачным взглядом. — Только не говори, что у него есть сын.
— Да. И именно его сын сейчас сидит в Азкабане.
— Значит, твоя мама…
— Моя мама любила его. Может даже, это стало причиной, почему она помогла Розе сбежать, может надеялась, что он женится на ней. Но когда лорду стало известно, что какая-то девчонка носит под сердцем его внука, он силой заставил ее выйти замуж за одного из своих людей. Он угрожал ей, что иначе вырежет ребёнка из ее плоти, а ее отправит в публичный дом.
— Лорд явно помешался.
Флора пожала плечами.
— Он всегда был жестоким человеком. Ронан не знал, что это его ребёнок родился в семье Бирнов. Он был лучшим другом моего отца, поэтому, следуя своему благородству, ни разу не оставался наедине с моей матерью. Потом родилась я.
— За что твой брат попал в Азкабан?
— Он узнал, кем является его настоящий отец. Буквально слетел с катушек. Сбежал из дома, а вернулся уже став оборотнем. Он убил всю нашу семью, а я осталась в живых по случайному стечению обстоятельств. Ронан остановил его. Он понимал, что не сможет укрывать Руфуса: люди из Аврората уже следили за молодым волком. Поэтому он сдал его, но об убийстве умолчал. Смерть моей семьи так и не покинула пределов острова, а Руфусу вынесли наказание в связи с незаконным проникновением в лагерь оборотней и добровольным обращением. Срок заключение — три года, из них осталось два, после которых он выберется на свободу.
— И тогда они устроят охоту. Поженят их с Лили и получат целый выводок щенят, которые смогут уравновесить магию в Локсе.
— Именно. И я не могу этого допустить.
— Я одного не понимаю, Бирн, если ты отдаёшь себе отчёт в криповости всей ситуации и заботишься о своей подруге, почему не рассказать правду Лили?
— И ты представляешь, как она отреагирует? Она возненавидит меня и всю свою семью. Весь остров!
— Правильно. Вполне логичная реакция.
— Ты не понимаешь, Блэк, это ее семья. Никто не желает ей зла, так сложились обстоятельства. Если Руфуса не станет, ей ничего не будет угрожать.
— И ты готова ради неё хладнокровно убить собственного брата?
Флора взглянула на него ледяными глазами.
— Ты понятия не имеешь, чего мне это стоит, Блэк. Он все, что у меня осталось, я знаю, и я люблю его, несмотря на то, что он сделал. Но он должен умереть. Об этом попросила меня мама. Об этом сказала мне семейная Банши. Если Руфус не умрет, если он вернётся на остров, будет пролито много невинной крови, и Лили лишь первая. В предсказания Банши, он приведёт с собой стаю волков. И они свободно вступят на землю с разрешения Макгрегора. И убьют, уничтожат все, до чего дотянется их пасть. Вот тогда Локс умрет.
Она поднялась на ноги, встряхнула руками тяжелые локоны волос.
— Ну что, пойдём? — веселье в голосе заставило Сириуса вздрогнуть. — Я проголодалась.
Букет ромашек лежал на голых стройных ножках Лайлы Финдлей, пока сама семнадцатилетняя девушка гадала на лепестках. Она сидела на клетчатом пледе, расстеленном на изумрудной траве под яркими лучами апельсинового солнца. Любит — не любит. Любит. Муравей пополз вверх по голени, и Лайла, не отводя от цветка глаз, легким движением смахнула его.
— Как поживает твой щеночек? — в который раз повторила Роза.
— Не называй его так, — устало отозвалась Эйприл, сузив на солнце глаза. Она лежала на спине и очень светлые сливочные волосы расплескались по пледу.
Роза бродила вокруг них, срывая цветы и выискивая мелких насекомых. Разглядев на выступающем камне одного такого жучка, она направила на него силу и тот загорелся как спичка. Хрустящая поджаренная закуска. Улыбнувшись, Роза обернулась к подругам. Её слегка раздражало их ленивое времяпрепровождение у Самберли, но другого места, чтобы спрятаться от многочисленных работников замка и жителей города просто не было, к тому же отец только недавно позволил ей покидать башню. И вместо того, чтобы заняться чем-то действительно интересным, она вынуждена поджаривать мерзких пауков и жуков, а её подруги витают в своих мыслях. Однако упоминание о щеночке всерьёз задело Эйприл, поэтому Роза решила надавить.
— Судя по твоим рассказам, он пускает на тебя слюнки. Почему ты не реагируешь на него?
Лайла оторвалась от своих глупых цветов и взглянула на Розу снизу вверх.
— Щенок на неё молится и считает святой. У него… платонические чувства, — она насмешливо изогнула бровь. — Думаю, у него даже не встаёт на неё.
— Лайла! — Маккиннон демонстративно вскочила и одарила каждую презрительным взглядом. — Уильям очень добрый и милый, и если он не ведёт себя подобно невоспитанному мужлану, не значит, что над ним надо насмехаться!
Внутри Розы щекотало приятное чувство. Знакомое ощущение, помогающее избавиться от всего… от всех голосов. Эйприл в её глазах превратилась в маленькую ранку, которую так приятно расковырять.
— Я думала, никто не может устоять перед Маккиннонами. Дала бы ему шанс…
— Так он им не воспользовался, — вставила Финдлей, в ту же секунду удостоившись уничижительного взгляда от Эйприл. — Прости, ты не говорила, что это тайна, — пожала она плечами. Эйприл ни на секунду не поверила ей.
Роза нахмурилась.
— У вас тайны от меня? — требовательно спросила она. — Мы же подруги, помните.
— Ничего важного.
Макгрегор с силой сжала кулаки. Они что-то от неё скрывали! Она почувствовала, как от собственной силы, не находящей выход, жгло кожу на спине. И она знала, что обнаружит наедине в своей спальне: очередные тонкие шрамы, оставленные магией. В глазах защипало одновременно от обиды и физической боли.
— Неужели вы не понимаете?! — срывающимся голосом закричала она. — У вас есть Хогвартс, друзья, уроки, да все, что угодно! А я сижу целыми днями на этом острове и вынуждена… — Роза резко замолчала, и силой зажала в руках травинку. Голос её упал почти до шелеста ветра: — Отец в последнее время стал просто невыносим. Говорит, что на границах уже бреши, магия слабеет. Он чувствует.
Эйприл и Лайла переглянулись поверх её головы. После совершеннолетия их связь с землёй предков укрепилась и они тоже чувствовали приближение чего-то плохого. Будто время, отведённое процветанию и независимости Локса, на исходе. Защитные купола прозрачными лоскутами срывались с небес. С ними со всеми что-то происходило, с каждым жителем острова. Их магия таяла, как дымка тумана на рассвете, Фейри давно ушли, спрятавшись от людей, с которыми раньше делили землю и небо, волшебство покидало Локс, вытекая из острова через бреши. Всех это пугало. И все понимали, что единственный шанс остановить уничтожение своего дома — это древний обряд, связь Макгрегора и Фейри. Но Фейри больше не было, они не прятались в листве или водах, окружающих остров, они отреклись от древней сделки, от древней традиции, уйдя под землю. Единственная, в чьей крови присутствовало достаточно фейрской магии сидела перед ними.
Эйприл присела на колени рядом с Розой. Лайла усмехнулась про себя: ну вот, ванильная Маккиннон даже злиться долго не может! Самая милая и добрая из них троих. А они с Розой как акулы, чующие кровь за километры.
— Роза, ты не обязана делать этого. Ты и так во всем потакаешь отцу, ты практически согласилась на тюремное заключение! Лорд не вправе требовать большего.
— Лорд в силах требовать большего, — холодно отозвалась Лайла. — Мы все понимаем, что он добьётся своего. Он заставит Ронана жениться на тебе.
Последние слова она почти выплюнула, но прозвучали они обреченно. Взгляд Розы ещё больше помрачнел. В глубине голубых холодных океанов будто поселилось нечто чуждое и древнее. Подруги часто видели этот взгляд, сковывающий их и напоминающий, кто перед ними сидит. Расщеплённый человек, опасный для всех, в том числе и для себя. Вопрос времени, когда она полностью отдастся власти безумия. Чем было это, жившее в ней? Древней магией, не помещающейся в хрупкий сосуд? Опухолью, пожирающей её мозг? Болезнью души, меняющей для неё реальность? Лайла подозревала, что всем одновременно.
— Возможно, все ещё изменится, — Эйприл мягким движением заправила рыжие волосы Розе за ухо, открывая бледное лицо. — Мы что-нибудь придумаем. Ронан ведь тоже этого не хочет.
Сердце Лайлы заныло, будто его проткнули стальной иглой.
— Не хочет, — эхом отозвалась Роза, взглянув на них по очереди. — Но вы ведь знаете отца. Он убьёт его, если Ронан решит по-своему.
— Мы тебя не оставим, — Эйприл взяла ее за руку и крепко сжала. — Так ведь, Лали?
Финдлей мысленно закатила глаза. Оптимизму Эйприл могли позавидовать все, но ей оставалось только поддержать их, хотя бы на словах, даже если она не верила в благополучный исход.
— Конечно! Мы найдём выход и не позволим этому случиться.
Роза посмотрела на каждую подругу, благодарно улыбнувшись им, и когда заговорила, в голосе звучали привычные хитрые нотки:
— Ну так что там с щеночком Уильямом?
Эйприл поморщилась, но Роза уже знала, что подруга злится из вредности, а не по настоящему. Тем более, что Финдлей явно что-то знала. И она не разочаровала.
— А то, что он отшил Эйприл!
— Что?! — Роза в шоке оглянулась на вторую девушку.
Щёки Маккиннон порозовели.
— Он повёл себя как джентльмен! Я была расстроена, и почти поцеловала его, но Уилл сказал, что не может мной воспользоваться и проводил до гостиной.
— Как романтично, — не удержалась Роза.
— И глупо, — вставила Лайла. — Чем он думал?
— Явно не тем, чем обычные мужчины, — едко заметила Эйприл. — И я рада, что все так вышло. Уильям хороший парень, мне не хочется его обижать.
— Он просто любит тебя. И какой-то он слишком мягкий, прям сладкий как шоколадный кекс. Меня от таких немного воротит.
— Лайла, тебя от всех воротит.
— Только от тупиц.
Они засмеялись и на несколько минут повисла тишина. С реки подул соблазнительный свежий ветерок, и Роза с интересом взглянула на прозрачные воды, в которых отражались ветви деревьев и яркое солнце. Она решительно поднялась на ноги.
— Ты что задумала? — нахмурилась Эйприл.
Роза сняла платье через голову, продолжая загадочно улыбаться.
— Жарко, хочу искупаться.
Эйприл побледнела и бросила взгляд на реку.
— В Самберли? Ты с ума сошла?..
Но Роза уже двинулась к воде.
— Только не говорите, что верите во все эти сказки! Энн утащит на дно… Как страшно.
— Роза, это плохая идея, — дрожащим голосом пробормотала Маккиннон.
Лайла тоже стянула с себя платье и осталась в нижнем белье. Роза со смехом зашла по колено в воду, а потом одним прыжком нырнула. Финдлей бросилась в реку с разбегу и прыгнула, подняв кучу брызг.
Эйприл упрямо стояла на берегу.
— Да перестаньте! Вы ведёте себя как дети.
Но девушки не обратили на неё внимание. Юные и полные жизни они наслаждались прохладной водой. Эйприл на мгновение даже перестала дышать, заглядевшись на них. Они смеялись, ныряли, шуточно топили друг друга, и выглядели такими молодыми и красивыми, что у неё защемило сердце. Так ведь будет всегда? Их молодость не может закончиться. Ничего плохого не может случиться с ними, нет, только не они.
И она села на берег, осторожно опустила ноги в воду и смотрела, как два самых близких для неё человека наслаждаются летним днём. И верила искренне, что на Локсе они будут в безопасности, и сама Смерть не найдёт их дом.
***
Ромашки ловили капли дождя, срывающегося с низкого серого неба.
Эйприл Маккиннон закуталась в шаль, пряча светлые волосы, в которых уже давно серебрилась седина. В руках она несла корзинку с двумя свежими букетами. Первым делом она зашла к Лайле, поговорила несколько минут о её дочери. Девочка так повзрослела! Затем она вышла из склепа Бирнов и двинулась к могиле Розы. Дождь усилился, застучав по земле. Эйприл опустилась на колени перед серым камнем и аккуратно положила на землю цветы. Вдалеке уже звучал гром, приближаясь к небу Локса.
— Щеночек мёртв, Роза, — шепотом проговорила она. — Его больше нет.
И она осталась сидеть там, у холодной могилы, дожидаясь грозы, понимая, как глупо было верить в счастливый финал. Похоже, предсказатели всегда правы: смерть. Что ждёт их кроме смерти, клочка земли и букета ромашек? Только боль и тоска выживших.
Ветер бил в спину, буквально сбивая с ног. Через секунду он затих, и повисла пугающая тишина. Сад Ротенбера замер в дневной час, завис, как будто кто-то остановил время и замедлил движение. Я почувствовала себя внутри колдографии, когда реальность превратилась в воспоминание. Место я узнала сразу. Передо мной стояла скамья, за ней сплошным темно-зелёным пугающим пластом возвышалась изгородь. Когда-то много лет назад здесь была сделана колдография Ронана и Розы Макгрегоров — наследников великого рода волшебников с острова Локс.
Но что здесь делаю я?
Сад был мёртв, не считая резких коротких порывов ветра. Но вдруг я почувствовала, что не одна. Воздух сгустился и из тумана возникла фигура. Она приближалась ко мне, наполнялась, пока не стала реальной. Холодные голубые глаза, как два осколка льда, посмотрели внутрь меня. Взгляд словно скальпель разрезал мои глаза и врезался в мозг. Пугающее ощущение неправильности, будто в меня вколачивают гвозди, заставило оступиться.
Это сон! Всего лишь сон и призрак передо мной не реален! Он подошёл ещё ближе, остановился в нескольких шагах. Ветер снова ударил в спину, но призрак даже не колыхнулся. Откуда этот ветер? Как будто я стою на берегу океана. Лишь тень этой мысли и вдруг — я и призрак на скале среди воды в разгар шторма! Серое небо шумело, сливалось с бурным океаном, волны вздымались и бились о скалы. Лёд трескался в его глазах.
Он заговорил. Слова затонули в шуме, у меня кружилась голова и мышцы онемели. Призрак приближался, я отступала, до тех пор, пока нога не провалилась в пустоту и я не упала.
Гроза пахнет по-особенному. Тёмной влажной ночью. Концентрированным страхом, приправленным долей любопытства. Ощущается кислым вкусом электричества на языке, почти обжигающим, и дрожью в костях. Мне хотелось спрятаться под одеялом и уйти в другой мир, книжный, простой и понятный, где строчки сливаются в картины, а запутанные мысли персонажей выстраиваются в единый кружевной рисунок. Мне было необходимо, чтобы кто-то влез в голову и размотал весь клубок из размышлений, догадок и предположений. Чтобы кто-то выстроил мысли по порядку и я сделала правильный выбор. Мне просто хотелось разобраться внутри себя, понять, что я делаю и куда иду.
Небо зашумело, вздрогнуло, темные тучи втянулись в круговорот, и по крыше застучали тяжёлые капли воды. Пришлось встать и закрыть окно, собрав сиреневый тюль, успевший намокнуть.В комнате повисла странная приглушенная тишина. Снизу доносились голоса: отец и Кейт смотрели вечернее шоу по телевизору. Туни позвонила из Лондона и сообщила, что не успеет на поезд, заночует у подруги. Вернувшись в кровать, я достала из-под подушки пачку сигарет, которую стащила у сестры. Руки почти привычно щелкнули зажигалкой.
Я сделала все правильно. Мысль билась пульсом в висках. Передо мной на кровати лежали записи из дневника, перечеркнутые, исправленные. Зелье, созданное на бумаге. Ингредиенты складывались в идеальную систему, равновесную, точную, высчитанную до грамма, до количества помешиваний, до каждой магической щепотки. Волшебство, созданное из ничего. Вот, чем всегда было зельеварение — созидание.
Ошибки делают нас, но решения определяют. Ошибки — всегда прошлое, решения — будущее.
Я затянулась, выдохнула дым, даже не закашлявшись. Сигареты мне не нравились, но ночью в дождь, после долгого и важного разговора с профессором Белби, мне хотелось отвлечься. Внутри меня крепла уверенность, что я едва не разрушила жизнь себе и другим людям, но это в прошлом. Ничего и никогда не свяжет зелье со мной. Я буду в безопасности. Ронан будет спокоен. А Ремус и другие оборотни получат справедливость. Профессор Белби и его исследовательская лаборатория сделают больше, чем я, и всё в рамках закона.
«Вы всё же сделали это, — сказал он, изучая через линзы очков записи. — Один человек против целой лаборатории. Достойно уважения».
Зелье работало. Я знала это, как и профессор. Он сообщил, что они проведут добровольные испытания на оборотнях, которые много лет с ним сотрудничают. Регистр оборотней был доступен всем по закону, поэтому я посоветовала профессору заглянуть в него и поискать молодого волка, который учится в Хогвартсе. Возможно, стоит сообщить ему через директора Дамблдора, что в борьбе с ликантропией появился сдвиг и ему имеет смысл посетить лабораторию. Белби пообещал, что позаботится об этом. Через год или два, когда они получат полный объём результатов испытаний, зелье появится на прилавках лавок. А может Министерство возьмёт на себя заботу об оборотнях и будет обеспечивать каждого месячным запасом зелья. Зелья, благодаря которому к ним вернётся главное, то, что делает нас людьми, то, что делает нас ответственными за всё — чувство контроля.
Моё имя не всплывет. Как будто ничего и не связывало Лили Эванс с Волчьим противоядием. Они все были правы: нужно слишком много смелости, самоотверженности и стойкости, чтобы открыто говорить о своих взглядах. У меня не хватило духу даже сказать Ремусу, что знаю о нём правду, не то, чтобы на весь волшебный мир кричать о необходимости простой человеческой справедливости, но профессору Белби всегда хватало смелости. Он был настоящим учёным — независимым от общества и масс людей, верным себе и своим взглядам. Он найдёт лучшее применение этим новым знаниям. И я смогу закрыть эту страницу своей жизни, ведь главное, что у меня получилось. У Ремуса появится шанс, которого он достоин. И не важно, если никто знать об этом не будет. Пока я смотрела, как чернила исчезают, темной туманной дымкой всасываясь в кончик палочки, перед глазами стоял Сириус, уничтожающий мои наработки. Кажется прошла вечность, а не недели. Так время и работает? Ускоряется и замедляется, как пожелает. За окном дождь усилился. Я потушила сигарету, избавилась от окурка и закинула пачку в сумку. Теперь все зависело от того, вернусь ли я в Хогвартс.
Новая страница включала Флору, её брата и Азкабан. И цель разобраться во всем, что происходит и происходило на Локсе.
***
Трость с набалдашником отбрасывала длинную тонкую тень на стену. Огонь в камине разгорелся, полыхая алым с зелёными отблесками магии, оставшимися после перехода ночного визитера. Дамблдор ждал его. Флимонт Поттер сел в кресло с высокой спинкой, закинув ногу на ногу. Мистер Поттер сочетал в себе сдержанность, элегантность и роскошную простоту. Трость, украшенная драгоценными камнями, контрастировала с серым костюмом-тройкой и шерстяным пальто, а седые короткие волосы с темными искрящимися глазами.
Портреты на стенах оживились, полушёпотом переговариваясь между собой.
— Он собирает силы, — сообщил Флимонт.
Дамблдор кивнул. Они ждали этого, глупо было сомневаться, что Том не найдёт единомышленников. Аврор прислонил трость к креслу и откинулся на спинку. Он сложил руки палаткой, соединив кончики длинных тонких пальцев. На одном из них печатью рода ловил свет тяжелый перстень.
— Мои люди докладывают, что у него могущественные друзья в Европе. Многие семьи поддерживают его, и кроме прочего, он нацелился на стаи волков в горах. Есть информация, что через несколько месяцев он лично отправится к кентаврам в Тихую Рощу.
— Том умеет убеждать людей. И не только их.
На лице аврора заходили желваки. Страна ещё не знала о масштабе приближающейся войны, но паутина, которой Поттер накрыл всю Англию, работала исправно, открывая ему все секреты и тайные замыслы. Его агенты могли проникнуть куда угодно, шпионы докладывали о каждом шаге врага, но этого было недостаточно.
— Вы говорили, что Макгрегор поддержит нас, однако мне известно, что он не собирается избегать встречи с Реддлом, — обвиняющим тоном произнёс он. — Старик мертв, Альбус. Ронан законный вождь клана, нам нужна его поддержка и его магия. Наши опасения подтвердились: Том создаёт крестражи. Мы должны покончить с ним, пока он не обрёл достаточную мощь, чтобы свергнуть Министерство. Он ищет все возможности для своей власти и бессмертия. Дары Смерти, крестражи, тёмная магия… Станет поздно, когда он достигнет желаемого.
Альбус снял очки и устало протёр глаза. По стенам прошёлся испуганный шепоток, эхом вторя словам Поттера. Крестражи. Том разорвал свою душу на осколки и продолжал, пряча жизнь от тех, кто мог его остановить. С каждым разом в нем оставалось всё меньше от человека.
— Вы должны связаться с Макгрегором. Кроме него никто не в силах найти тайники. Том никогда не откроет место их нахождения ни одному человеку. Мы не можем напасть на него сейчас, пока не уничтожим все крестражи. Если он умрёт до тех пор, то мы останемся в неведении, когда и кем он вернётся. Вам не хуже меня известно, что происходит с людьми после их возвращения.
— Мы делаем, что можем, — ответил директор. — Аберфорт через своего человека пытается наладить связь с Ронаном, но тот упрям. Он ведь шотландец, Флимонт! Шотландцы не станут действовать до тех пор, пока не убедятся в безопасности своего народа.
— Вот именно, Альбус! Что мешает Макгрегору собрать свой клан на Локсе и переждать всю войну? Он может не выбирать сторону, а наблюдать со своего проклятого острова, как мы будем погибать. Нельзя этого допустить. Нам нужен он, его магический дар и ресурсы Локса.
Дамблдор встал, отошёл к барному столу и разлил в два стакана виски. Передав один гостю, он остановился у окна. Темное небо изливалось на землю дождём. Далеко на горизонте сверкали молнии. Хогвартс остался единственным кораблём на плаву в этот шторм. Под его крышами мирно спали сотни юных волшебников, ещё не подозревая, что скоро их жизни навсегда изменятся.
— Я лично поговорю с ним, — наконец произнёс Альбус.
— У меня есть другое предложение. Лили Эванс.
Альбус резко обернулся. Флимонт смотрел на него поверх гранёного стакана. Его жёсткий острый взгляд разрезал пространство. Перед ним сидел хищник, тонкий игрок и близкий друг.
— Причём здесь наша ученица?
Поттер встал, прошёлся по кабинету, заложив руки за спину.
— После вашего письма об аконите, я поручил своему человеку выяснить всё о ней. В нашу встречу она показалась мне заурядной девушкой, но вот её родословная не так проста. Девочка работала летом в пабе, вы знали?
Альбус сделал вид, что впервые слышит об этом.
— Там она встретилась с Ронаном Макгрегором — забавное совпадение, — Флимонт рассеянно улыбнулся. — А оставшуюся часть лета провела на Локсе.
— Насколько мне известно, Лили близка с Флорой Бирн и Марлин Маккиннон. Обе девушки из Локса и возможно именно они…
— Оставьте, Альбус! — нетерпеливо перебил Флимонт. — Мы оба знаем, как на острове относятся к чужакам. Они зациклены на своей безопасности и независимости, ни один школьный друг не стоит того, чтобы пускать его на закрытую территорию. Она дочь Розы Макгрегор.
Ни один мускул не дрогнул на лице профессора Дамблдора.
— Невозможно. Единственная дочь Ришарта умерла ещё в семнадцать лет.
— Так всем сказали! Но на самом деле девушка сбежала из дома и спряталась в Бирмингеме, где вышла замуж и родила двух детей. Младшая оказалась волшебницей. Вы понимаете, что это значит?
— Лишь отчасти.
— Это означает, у нас появился рычаг давления. Ронан не оставит племянницу.
Директор вернулся за стол.
— Перестаньте, Флимонт. Я не стану шантажировать человека…
Поттер ладонями опёрся о столешницу и приблизил лицо к Альбусу.
— Аврорат закроет глаза на случившееся в школе. Вы вернёте мисс Эванс на учебу и мы все сделаем вид, что ничего не произошло. Она ведь зельевар, не так ли? Уверен семейный дар сыграл в этом не последнюю роль. Используйте это, директор. Убедите Слизнорта рассказать ей о секретном отделе Аврората. Убедите её работать на нас. Зельевары понадобятся нам в этой войне.
— Нет… Нет, Флимонт, послушай себя. Она ребёнок!
— Дети растут, — он выпрямился. — Макгрегор поддержит её. Мы должны привязать Эванс всеми способами к нам: сначала Аврорат, потом Орден Феникса. Если мы получим её, то вместе с ней и весь Локс.
— Я не подвергну девочку опасности, Флимонт, — твёрдо сказал Дамблдор. — Мы найдём другой выход.
— У нас нет времени искать другой выход, Альбус! Неужели ты не понимаешь? Я не желаю причинять вред этой девочке или кому-либо другому, но война приближается. И это будет жестокая кровавая война. Сегодняшние дети погибнут завтра. Все погибнут, если мы не вмешаемся. Ты правда полагаешь, что он остановится? Я знаю таких, как он. Манипулятор. Психопат. Его идея лишь инструмент для достижения цели. Кровь не имеет никого значения для него: он одинаково легко убьёт безродного магла и наследника чистокровного рода. Власть для него не способ достижения желаемого, власть и есть цель. Убийство ради убийства. Террор ради страха. Только мы можем остановить его, Альбус. Кто-то должен принимать сложные решения, как тогда, в Европе, когда ты выступил против Грин де Вальда. И ты победил. В этот раз мы тоже победим. Реддл уже перешёл грань! Он создал крестражи, и я даже не знаю, сколько именно. Единственный человек, кто может их найти — это Макгрегор. Их чёртов семейный дар обязан послужить Англии хотя бы раз!
Тишина повисла неожиданно. Только звук дождя за окном и огонь в камине прерывали её. Дамблдор с силой сжал виски, размышляя.
— А как же твой сын? — тихо спросил он. — Разве его недостаточно, чтобы привязать Лили к нам? Зачем тянуть её в самое пекло.
Лоб Флимонта пересекла глубокая морщина. Он накинул на плечи пальто и взял в руки трость.
— С ним я поговорю перед уходом. Я не могу допустить, чтобы мой сын связывался с кем-то из этой семьи, Альбус. Макгрегоры другие.
Дамблдор вскинул взгляд и не удержался от насмешливой ухмылки.
— Джеймс упрям и своеволен. Тебе не удастся повлиять на него.
— Посмотрим, — задумчиво проговорил Флимонт. — Ты позаботишься о том, чтобы Эванс вернулась в Хогвартс? И лучше, если никто не узнает причину её отсутствия.
— Да. Нам придётся сделать это.
Они попрощались. Поттер покинул кабинет, собираясь навестить сына перед трансгрессией, а Дамблдор, оставшись один, отпер потайной ящик стола и достал из него два письма. Одно написано на плотном дорогом пергаменте, слова как атласная лента скользили по листу, художественными завитушками складываясь в почти картину. Второе наспех нацарапанное на рваном клочке бумаги. Буквы убегали, выскальзывали, словно старались сбежать от руки пишущего. Альбус перечитал их. Первое ему писала юная Роза Макгрегор, умоляя известного волшебника помочь ей сбежать от тирана-отца. Тогда Альбус не смог ничего сделать, и девушка сама нашла выход. Второе ему писала Роза Эванс, заклиная защитить дочь от притязаний Макгрегоров. И снова Дамблдор оказался бессилен, а теперь обстоятельства вынуждали его использовать происхождение Лили, чтобы добыть преимущество в войне. Что же, лучшее сражение не то, в котором сумел победить, а то, которое сумел избежать. И Альбус надеялся, что малой крови будет стоить им война с Волан-де-Мортом.
Письмо пришлось перечитать два раза, чтобы поверить. Мне подарили амнистию. Точнее, администрация школы написала отцу, что произошедшее ошибка, они просят прощения и настаивают, чтобы я как можно скорее вернулась в школу. Либо произошло чудо, либо я не понимаю, что происходит. Ошибки быть не может: Мунго обнаружило аконит в крови Джеймса. По какой причине Хогвартс станет покрывать меня? Зачем это Дамблдору? У меня, конечно, была надежда на благоприятный исход, но в финале разбирательств, а не спустя несколько дней и одно письмо. Бесплатный сыр только в мышеловке.
Но может Джеймсу удалось договориться со своим отцом? Флимонт Поттер мог спасти меня, но… Это странно. Я сложила письмо в конверт и уставилась на разобранный чемодан. Папа пообещал завтра утром отвезти меня на вокзал, но взгляд у него был странный, будто он и минуты не сомневался в моей вине, а теперь не мог взять в толк произошедшее.
Раздался отрывистый стук в дверь, и на пороге появилась Туни.
— Не спишь?
— Нет, заходи, — я освободила ей место на кровати, и сестра присела на край, согнув под себя одну ногу.
Несколько минут мы молчали, каждая думая о своём. Туни изучала свой маникюр, а я не спешила заводить разговор, давая ей возможность подготовиться, ведь она явно пришла поговорить о чем-то серьёзном. Наконец, Петуния вскинула на меня взгляд.
— Папа сказал, что завтра отвезёт тебя на вокзал.
— Да. В школе все наладилось, так что я…
— И ты просто вернёшься туда? — резко перебила она. Темные брови сошлись на переносице.
Я медленно кивнула.
— Да. Это ведь школа.
— Ты можешь пойти в нашу старую школу, а затем в колледж.
Кажется, мы не совсем понимаем друг друга. Я нахмурилась.
— Но смысл в том, что это Хогвартс, Туни, магическая школа. Какой мне резон ходить в обычную?
— Хватит, Лили!
Она подскочила на ноги и прошла к окну. Я проводила её взглядом. Да что происходит? Туни обняла себя руками и уставилась на темное небо.
— Я знаю, что происходит в вашем мире.
Её тихий голос прозвучал как шелест ветра в холодный день. По коже пробежали мурашки. Туни не обернулась, обращаясь к своему отражению на стекле.
— В газетах пишут, что какой-то псих готовит сопротивление. Теракты, похищения, угрозы…
— Не стоит верить всему, что пишут в Пророке, — как можно мягче сказала я. — Всё не так страшно на самом деле. Через время его обязательно поймают.
Сестра медленно обернулась и уставилась на меня немигающим взглядом.
— Неужели ты действительно такая глупая, Лили? — возмущение во мне не успело сформироваться в слова, когда она продолжила. — Даже я чувствую, что ничем хорошим это не закончится, но у тебя есть то, что недоступно многим из них, Лилс. Ты можешь остаться здесь, дома. Переждать весь шум в безопасности. Зачем тебе возвращаться в Хогвартс? Зачем быть частью мира, в котором назревает война?
— Ты преувеличиваешь, — холодно отозвалась я. Что за бессмысленный разговор? Я не могу просто отрезать часть своей жизни из-за страха. Войны не будет, это даже звучит неправдоподобно. Один человек не сможет сражаться против Аврората и Министерства, Дамблдора хватит, чтобы остановить преступника! — Мне ничего не грозит в Хогвартсе.
— А после? — не сдавалась она, приближаясь к кровати. — Почему ты не думаешь наперёд? Что с тобой будет, когда школа закончится? Она ведь не вечная, Лили, и тебе не будет всегда семнадцать! Как ты вообще можешь раздумывать, если у тебя есть возможность быть в безопасности и спокойствии дома!
— Потому что я волшебница, Туни! Это же так просто… Магия — и есть я. Нельзя просто спрятать палочку под кроватью и остаться дома. Я собираюсь жить в магическом мире, где мне и место. И тебе не стоит беспокоиться…
— Господи, какая же ты эгоистка.
Её слова прозвучали как пощечина. Я уставилась на неё снизу вверх, не узнавая в холодной неподвижной статуе свою сестру.
— Туни?..
— Ты думаешь только о себе. А что будет с нами, если с тобой что-нибудь случиться? Что будет с папой и Кейт? Это тебя не волнует.
Я растерялась. Мысли никак не желали выстроиться в логические аргументы.
— Из-за глупой магии ты собираешься рисковать жизнью и…
— Прекрати! Ты просто завидуешь! До сих пор не можешь простить мне, что я волшебница, а не ты!
Туни отступила, в глазах её жгучая обида сменилась злостью.
— Завидую? — она зло усмехнулась, но улыбка тут же погасла. — Я ненавижу магию. Всегда ненавидела.
— Не правда.
Она сократила расстояние до шага. Глаза её пристально вглядывались в мое лицо.
— Уродка, — тихо произнесла она. Мое сердце забилось как бешеное. Замолчи! — Ненормальная. Такая же, как она.
До меня не сразу дошёл смысл её слов. Не отводя взгляд, Туни сняла через голову майку и медленно повернулась ко мне спиной.
Десятки. Светлые тонкие шрамы с идеально ровными контурами пересекали узкую спину, превращая кожу в извращено-прекрасное полотно. Шрамы змеились по шее и растекались по плечам.
— Я её ненавидела за боль, которую она мне причиняла. Каждый раз, когда в её голове что-то щёлкало.
Голос вклинивался в мой мозг шурупами. Мир размылся перед глазами.
— Ей нравилось смотреть на кровь и было не важно, кто окажется под рукой. Тебя я всегда успевала спрятать, когда всё начиналось, а папа предпочитал делать вид, что ничего не происходит. Когда ты пьёшь каждый день легко игнорировать раны дочери и приступы сумасшедшей жены, не так ли?..
Режущее проклятие. Школьное занятие эхом отозвалось в памяти. После него жертве остаются шрамы на всю жизнь. Множество надрезов появляются на коже, причиняя жгучую боль, но не нанося смертельного ущерба. Отличное пыточное. Роза использовала это заклинание во время приступов на собственной дочери. Я вспомнила, как Туни заставляла меня сидеть неподвижно на полу между кроватью и стеной, а сама спускалась вниз к маме. И как она возвращалась позже бледная, морщась при каждом движении, и укладывала меня спать, рассказывая сказки о том, как две принцессы живут счастливо в далекой стране.
Сестра обернулась. Она одевалась, не поднимая на меня взгляд, а я не могла даже пошевелиться. Воздух застыл в лёгких.
Она знала всегда. Знала, кем была Роза на самом деле.
Она испугалась, когда увидела на что я способна. Назвала меня уродкой, когда однажды ладони моих одноклассниц покрылись тонкими надрезами, после их очередных издевательств. Господи, она боялась меня…
— Что хорошего сделала твоя магия? — тихо спросила она. — Что хорошего сделали волшебники? Я не хотела, чтобы ты уезжала в Хогвартс, потому что знала — там ты всегда будешь в опасности. Но сейчас всё иначе, Лили, это реальная угроза.
— Не проси меня выбирать. Пожалуйста, — шепотом произнесла я.
В глазах Туни разочарование расплескалось горьким глубоким океаном. С одним взмахом ресниц она вдруг оказалась очень далекой и недоступной. Самоустранившейся. Она кивнула мне.
— Это твой выбор. Но теперь я умываю руки, делай как считаешь нужным.
Когда она ушла, я почувствовала, как разрывается нить, удерживающая нас до сих пор. И мне хотелось иметь мужество окликнуть её и попытаться объяснить. Попросить прощение за то, что была таким глупым слепым ребёнком. За то, что не разделила с ней её боль, а была только обузой. За то, что каждый день своей жизни служила ей напоминанием о Розе Эванс. Но я так и не извинилась перед ней. Мы редко делаем что-то вовремя.
Папа остановился у вокзала и заглушил мотор.
После бессонной ночи у меня пульсировало в висках и боль била по черепной коробке. Меньше всего мне хотелось слушать его нравоучения, и я не могла дождаться момента, когда окажусь в пустом вагоне поезда. Боковым зрением я видела, как он повернулся ко мне и уставился на мой профиль.
После вчерашнего разговора с Туни меня тошнило от папы. Он должен был защитить её, должен был сделать хоть что-то, обязан был, вместо того, чтобы валяться пьяным в драных барах! От ярости магия искрилась на кончиках пальцев и я засунула руки в карманы пальто.
— Не знаю, что произошло на самом деле, но не думай, что тебе все сойдёт с рук, юная леди.
Я резко развернулась к нему.
— Что ты имеешь в виду?
Папа неожиданно улыбнулся мягкой ласковой улыбкой. На мгновение она подействовала как ушат холодной воды, но напомнив самой себе картины из прошлого, я вернула чувство злости.
— Люди совершают плохие поступки, Лили, даже самые лучшие из нас. Но различие в том, что добрый человек сделает вывод и никогда не допустит повторения. Я знаю, что ты добрая и отзывчивая девочка, такая же, какой была в детстве, но иногда, когда я смотрю в твои глаза, мне кажется, что я вижу твою мать. И это меня пугает. Она не знала грани, Лили. Она не видела разницы.
Я прикусила изнутри щеку, собираясь молча выслушать всё то, что он скажет.
— Просто постарайся не быть такой, как она.
Этого я выдержать не могла!
— Лучше я буду как мама, чем как ты, — я открыла дверь и захлопнула за собой.
Папа выскочил следом.
— Лили! — рявкнул он.
Я никогда раньше не говорила так с отцом и от нервов дрожали колени.
— Ты трус! Меня от тебя тошнит! Как ты мог просто оставить нас и позволить маме… — слова застряли комом в горле. Еще секунда — и я бы зарыдала. Вытащив из багажника чемодан, не оборачиваясь, я почти бегом бросилась к зданию вокзала, а чемодан подпрыгивал на своих колесиках и тяжёлый взгляд отца обжигал спину. Тогда я не знала, что это наш последний разговор.
Как я и сказала, мы никогда не извиняемся вовремя.
***
В Хогвартсе шли занятия, когда я вернулась. Я ждала встречи с директором, но удостоилась только Филча: смотритель проводил меня до факультетской гостиной и молча ушёл. Странное чувство не покидало, словно я падаю в тёмный колодец и ничем не в состоянии остановить падение. Разобрав вещи, я переоделась в школьную форму и спустилась в Большой зал на обед.
— Лили! — Марлин буквально врезалась в меня на ходу и обняла. На мгновение у меня сперло дыхание от крепких объятий и сладковатого аромата духов. За её плечом я разглядела Эмми и Мэри.
— У Маккиннон проблемы с эмоциями, — процедила Гриффит.
Марлин отстранилась.
— Я просто рада её видеть, разве это странно?
Вместе мы направились сквозь толпу галдящих студентов к нашему столу.
— Я тоже рада вас видеть. Что нового?
Эмми и Мэри сели напротив нас. Суета Большого Зала, привычная и приятная, успокоила все нервы и отодвинула неприятные мысли на самый край сознания. Какая разница, что будет потом и что было до, сейчас я в Хогвартсе и всё хорошо. На обед была безумно вкусная тушеная курица и шоколадные маффины на десерт. Желудок заурчал от голода.
— День Рождения Мэри прошёл на ура.
— Поздравляю, — вставила я в быструю речь Вэнс. Мэри просто кивнула мне, кисло улыбнувшись.
Эмми продолжила, заговорщицки наклонившись ко мне:
— А ещё у Блэка огромный синяк на лице. Глаз заплыл.
Машинально я попыталась найти Мародеров, но лицо Сириуса выглядело как всегда безупречно.
— У младшего Блэка, — уточнила Эмми.
А вот и он! Регулус сидел за слизеринским столом в гордом одиночестве. Темные короткие волосы оттеняли бледное лицо. На скуле слева красовался внушающих размеров синяк, глаз налился кровью и выглядел пугающе. Регулус был очень худым и высоким, по близости от него я чувствовала себя неподъёмной коровой, даже Эмми, самая худенькая из нас, была чуть плотнее его. Маловероятно чтобы такой хрупкий мальчик ввязался в драку, а уж напасть на слизеринского принца решился бы не каждый. Может дело рук его брата? Вряд ли хватило бы смелости другим.
— А что произошло? — спросила я. — С Сириусом поссорился?
— Сириус никогда не ударил бы его, — заметила Марлин. — Бродяга слишком заботится о нём.
— Вы же в ссоре, а ты всё равно защищаешь его, — усмехнулась Эмми, но не дав никому вставить слово, продолжила: — Хотя я согласна. Скорее всего, кто-то из слизеринских.
Мы выдвинули несколько предположений, поглядывая на Блэка. Тот встал и вышел из зала. Мэри все это время молчала, задумчиво глядя вокруг. На её груди сверкал значок старосты. На вопрос девочек, почему я уезжала, мне пришлось солгать о семейном празднике, но придираться к словам никто не стал.
— Мне пора, — Гриффит вдруг вскочила на ноги и схватила свою сумку.
— Мэри, ты куда? Мы же собирались…
Договаривать Марлин не стала, Гриффит уже выбегала из Зала. Не успели мы обсудить это, как на её место плюхнулась Флора. Полы школьной рубашки были завязаны в узел на уровне талии, а школьная юбка едва прикрывала кожу до середины бёдер.
— Лили, даже не поздороваешься? — она выхватила цепкими пальцами яблоко из рук Эмми и откусила. — Как дела девчонки? Обсуждаете захват мира? У вас же отборочные сегодня, верно? Марлин, солнце, будь внимательней, пора заточить когти, вдруг придётся опять избавляться от успешных игроков других команд.
Конечно, история о девочке со Слизерина, которую Макгонагалл обнаружила голой и пьяной в своём кабинете. Бирн была уверена, что её подставили Марлин и другие ради победы в крайней игре Гриффиндор-Слизерин. Змеям пришлось выпустить на поле запасного вратаря, который по неопытности пропустил почти все мячи.
Марлин улыбнулась, насмешливо сощурив глаза.
— Не переживай, коготки всегда при мне. А ты, Флора, уже вышла на охоту? Кого на этот раз затащишь в пустой кабинет?
— И ты забыла наряд сменить. Только вернулась с ночной работы, бабочка? — ядовито вставила Эммелин. — Увидимся позже, Лилс.
Они обе взяли свои сумки и вышли из Большого Зала.
Мгновение Флора невидящим взглядом смотрела прямо перед собой, а потом подняла глаза на меня.
— Зря они это сказали, — пробормотала я.
Бирн покачала головой.
— Не могу поверить, что ты рассказала им. Это была тайна, Лили.
Мерлин, что за бред! Я наклонилась к ней через стол.
— С ума сошла? Я ничего не рассказывала о тебе и Ремусе. Клянусь.
Она нахмурилась и кивнула.
— Ну кто-то им разболтал, — Флора посмотрела в сторону, и я проследила за её взглядом.
Мародёры над чем-то безудержно смеялись, бросаясь в друг друга едой. На коленях Питера сидела Натали, запустив руку в его пшеничные волосы. Сириус, посмеиваясь, пил кофе, а Ремус и Джеймс что-то рассказывали, активно жестикулируя. Вокруг них даже воздух сверкал и искрился, ближайшие студенты невольно втягивались в их заразительную жизнерадостную атмосферу.
— И он об этом сильно пожалеет, — заключила она.
— Перед тем, как ты убьешь Люпина, можешь рассказать, как твои дела? — попыталась сменить я тему. — Нам явно надо поговорить сама знаешь о чём.
Флора проморгала и обернулась ко мне. Отлично, казнь она явно отложила на потом.
— Ну, Кошка наказала меня, так что я буду разбирать картотеку в её кабинете, а когда закончу, лет через сто, возьмусь за уборку в раздевалках Райвенкло.
— Тогда тебе надо скорее разобраться с наказанием Макгонагалл, потому что я смогу приходить к тебе в раздевалки. Помогу и заодно поговорим без лишних ушей.
— Окс, договорились. Кстати, с нами теперь Блэк. Его помощь не повредит.
Я поставила себе мысленно галочку напротив пункта поговорить с Сириусом.
— Как скажешь.
Флора налила себе сок в стакан и разом осушила.
— Всё будет хорошо, — сказала она, обращаясь к столу. Мне подумалось, что слова предназначаются ей самой. — У меня всё получится. Я ведь обещала.
От её тона мне стало не по себе, но когда Флора взглянула на меня, я заставила себя улыбнуться как ни в чём не бывало. Игра началась. Обсуждая занятия и домашку, мы двинулись к выходу, и в момент, когда проходили мимо Мародёров, Джеймс встал, я слишком поздно заметила его и не успела замедлить шаг, врезавшись в его спину.
Поттер выругался и обернулся. Кофе, который он допивал на ходу, расплескался по рубашке и мантии.
— Смотри, куда идёшь! — зло рявкнул он.
От его раздражённого взгляда я опешила.
— Джеймс, прости, я не заметила тебя… — пытаясь исправить ситуацию, я потянулась за палочкой, но Поттер только мазнул по мне взглядом и буквально вылетел из зала.
Какого чёрта? Флора подхватила меня под руку и потащила к выходу.
— Не бери в голову, Мародёры такие идиоты. Не думаешь, что именно это их и объединяет? Такое ощущение, что школа какой-то кастинг проводила, чтобы собрать всех долбанутых в одном месте, а вот самых конченных ещё и в одной комнате поселили.
Под её болтовню мы дошли до учебного класса, а у меня из головы не выходила эта глупая ситуация. Почему Джеймс повёл себя так? Может не узнал меня за своими очками… Нет, глупости. Но тогда в чём дело? Я и не ждала, что мы бросимся в объятия друг друга на глазах у всей школы, но разве нормально говорить со своей девушкой в таком тоне? И что на него нашло? Неужели злится до сих пор. Но мы ведь помирились и ушёл он вполне довольным, тогда в чём дело?
Я села на своё место рядом с Ремусом и молча достала учебники.
— Немного шоколада? — Лунатик с улыбкой протянул мне батончик.
— Рем, ты меня откармливаешь?
— Пытаюсь с первого курса, — усмехнулся он. Все потихоньку подтягивались, кабинет заполнялся студентами и их разговорами. Я услышала, как позади нас отодвинули стулья и шумно уселись за парту.
Волоски на шее стали дыбом.
— В субботу достану, я же обещал, — заговорил Блэк. — Мой человек будет в Хогсмиде.
— Если этот урод и на этот раз не придёт…
— Остынь, Сохатый, он будет.
Отчаянное желание обернуться и хоть одним глазком взглянуть на Джеймса выжигало изнутри, и я попыталась отвлечься на что угодно. Ремус о чем-то спросил, но я не услышала.
Так, Лили, соберись. Забудь, что он за спиной.
По позвоночнику бежали мурашки. Мне казалось, я физически чувствую его тяжёлый взгляд между лопаток.
— Лилс? Всё в порядке? — нахмурился Люпин.
Чёрт! От напряжения переломала надвое перо.
— Да, конечно. Мерлин, какая я неловкая…
— Ничего, у меня есть запасное, — он протянул мне темно-синее перо. — Ты нервничаешь?
Я вздохнула.
— Просто устала. Тяжелый период.
Люпин покраснел и смущённо потупился.
— Оу, понятно… Я как-то не подумал о… кхм… женской части вопроса.
— Нет! — громко вскрикнула я. Несколько человек с соседнего ряда удивленно оглянулись. Я понизила голос. — Совсем не это. Я не это имела в виду. У меня нет месячных и даже если бы они сейчас были, я никогда не стала бы говорить об этом тебе. Господи, зачем я продолжаю говорить?..
От стыда хотелось провалиться под землю. Люпин взглянул на меня краем глаза и фыркнул. Не удержавшись, я тоже засмеялась.
— Забудем последние пятнадцать секунд, — предложил он.
— С радостью.
Мы вновь переглянулись и в этот момент в кабинет вошла профессор Макгонагалл.
— Здравствуйте, седьмой курс. Рада, что все добрались. Понимаю, после плотного обеда вас в тянет сон, но я надеюсь вы соберётесь с силами и вольётесь в учебный процесс. Мистер Пруэтт, не смейте закрывать глаза! И не говорите, что устали, я заметила с каким рвением вы поглощали мясной пирог.
Под редкие смешки профессор перешла непосредственно к объяснению материала. По традиции, Сириус и Джеймс на целую ступень превзошли всех остальных и пока мы, простые смертные, бились над трансфигурационными уравнениями, эти двое без труда превращали неодушевлённый предмет в одушевленный и обратно. Вскоре и Ремус присоединился к играм своих друзей, а я всё также пыталась наделить свою книгу хотя бы одним свойством живого.
Мародёры тем временем разыгрывали целый ролик из документального фильма про живую природу. Два миниатюрных леопарда, размером с спичечный коробок охотились на антилопу, созданную Ремусом из иголки. Бедное животное убегало, направляемое рукой смеющегося Ремусе, пока хищники Сириуса и Джеймса пытались её окружить. Вскоре весь курс наблюдал за зрелищем. Я старалась не смотреть на Джеймса, сосредоточившись на Ремусе, но глаза буквально магнитом тянуло к ним. Колокол с урока был действительно спасением.
— Тридцать баллов Гриффиндору, — сказала напоследок Макгонагалл. Её буквально распирала гордость за своих учеников. — Как всегда великолепно, мальчики. Мистер Поттер, я жду список нашей команды по квиддичу сразу после отборочных.
— Конечно, профессор, — отозвался он. — Можете не сомневаться, я соберу лучшую команду за все годы.
— Я на вас полагаюсь, Джеймс.
Замедлившись, я поджидала Мародеров у выхода, они уходили последними. Джеймс точно заметил меня, но лишь прошёлся равнодушным взглядом. Я успела схватить его за рукав и остановить.
— Когда мы поговорим?
Он отстранился.
— У меня дела, — холодно произнёс он и ушёл.
Сердце упало вниз. Что происходит? От обиды защипало в глазах. Почему он так ведёт себя со мной? Что я сделала ему? Ремус и Питер скользнули по меня жалостливыми взглядами и ушли вслед за другом.
— Ты что, опять ревешь? — ударил по ушам голос Блэка.
Я вытерла быстро слезы и обернулась.
— Конечно, нет. Что тебе нужно?
Насмешливое выражение лица тут же сменилось серьёзным.
— Надо нам обговорить с тобой кое-что, Эванс. Прямо сейчас.
Он кивнул в сторону и я направилась вслед за ним по коридору. Выбрав отдалённый и старый кабинет, Сириус завёл меня туда. Он наложил звукоизоляционные и запирающих чары.
— К чему такая осторожность?
Блэк очень странно смотрел на меня, одновременно жестко и жалостливо, как палач, который не желает, но должен совершить грязное дело.
Однажды я осталась в Хогвартсе на зимние каникулы. В честь Рождества отменили отбой и студенты могли блуждать по коридорам хоть до утра. Было в этом что-то чарующее и дикое. Полная свобода. Нас тогда осталось совсем немного с разных факультетов, и иногда за весь день можно было не встретить ни одного однокашника. Я проснулась в два часа ночи и спать совсем не хотелось. Встала, вышла в коридор и двинулась без цели просто прямо. Странно, но время между двумя ночи и пяти утра оказалось просто волшебным: ни одного живого существа на пути! Я бродила по пустой школе и вдруг случайно очутилась в коридоре полном портретов. Не было свободного участка на много метров. Но ни в одной раме не оказалось своих хозяев. Не знаю, куда они ушли, но картины пустовали: брошенные кресла, одинокие леса, тихие улочки. Я замерла и вдруг поняла, что оказалась одна. Практически первый раз в жизни я была совершенно одинока. Чувство навалилось на меня, почти оглушило и тишина давила болью на барабанные перепонки. Мне стало неуютно и страшно, как будто вымер весь мир, оставив только прах и скелеты.
Ощущение было таким же и сейчас.
Пустота.
— Думаю, она не всё тебе рассказала, — прервала я затянувшееся молчание. Сириус сидел на парте, попивая содовую из стеклянной бутылки, а я устроилась по-турецки на преподавательском столе. — Зачем ей говорить тебе правду, если она даже меня обманула?
— Удивительно, что мысли у нас совпадают, принцесса. Как по мне, она придумала всё на ходу, понимая, что я подловил её. Если и не всё, то многое. Как-то слишком подозрительны речи о пророчестве и прочем, тебе не кажется?
— На Локсе я ничего не слышала о пророчестве, — кивнула я. — Она солгала.
— Твоя Бирн патологическая врунья, вот что я скажу, — хмыкнул Сириус. Он сделал большой глоток и в очередной раз предложил мне попробовать. Я снова отказалась.
Неужели у меня на лбу написано, что все могут мне лгать?! Что за игры, чёрт возьми… Туни, отец, Флора, а теперь ещё и Джеймс ведёт себя странно. Я взглянула исподлобья на задумавшегося Блэка — странная у нас получилась команда.
Сириус поймал мой взгляд.
— Я ждал более бурной реакции. Слёз, истерики… Завываний, что тебя предала лучшая подруга.
— Ты в цирке что ли? — я провела ладонями по лицу. — У меня не получается собрать всю картину в голову. Не знаю, что делать…
— Для начала нужно определиться с фактами, так будет легче, — вставил он.
Я отвела руки с лица и с сомнением посмотрела на Сириуса. Он мне помощь предлагает?.. Блэк верно истолковал мой взгляд.
— Сучка шантажирует меня, а я ей этого не позволю. Откровенно, мне и самому любопытно, что она задумала.
— Не называй её так, — устало пробормотала я. — Раз ты предложил, ты и начинай.
Сириус спрыгнул со стола и прошёлся по кабинету.
— Ты племянница вождя самого могущественного клана. Твой кузен в Азкабане. Бирн зачем-то хочет попасть туда и ей нужна ты, — на каждое предложение он загибал по пальцу. — По мне, так это основные факты. Всё, что говорит Флора, предлагаю воспринимать как заведомо ложь.
— Я теперь не знаю, говорила ли хоть однажды она мне правду, — покачала я головой. — Могу добавить ещё один факт: Флоре нужна моя помощь и я буду приглядывать за ней. Чтобы она не задумала, я не позволю ей попасть в неприятности. Не говори ей, что рассказал мне всё.
Сириус закатил глаза.
— Естественно, принцесса.
— Что ещё за принцесса? Шесть лет я для тебя была истеричкой или ненормальной.
— Кто же знал, что ты из Макгрегоров, — усмехнулся он.
По его насмешливым глазам было ясно, что принцесса ничуть не лучше остальных прозвищ. Но откровенно, спорить с ним мне совершенно не хотелось.
— Чтобы не вызывать подозрений, тебе нужно начать разыскивать Азкабан.
— Ты с башни рухнул? Где мне его искать? С металлодетектором пройтись по берегу или как? Может объявление дать в Пророке? Или нет, ещё лучше, просто вызвать такси!
— Эй, остынь! Не знаю, но — он неопределенно взмахнул рукой, — включи свой дар или ещё что. Бирн ведь уверена, что ты справишься.
— Она считает, что я могу как Макгрегоры быть ищейкой или кем-то в этом роде, но у меня нет даже намёка на семейный дар.
— Ты что-нибудь придумаешь, не сомневаюсь. Библиотека! — щёлкнул он пальцами. — Там точно будут ответы на все твои вопросы.
— Ха-ха, как тонко, — я спрыгнула со стола и поправила юбку. Сириус тоже засобирался. — Кстати, — с опаской проговорила я, — ты видел лицо своего брата? Случайно, не ты постарался?..
— Нет, Эванс, не я.
Голос его прозвучал совершенно равнодушно. Видно, что Блэка нисколько не задели возможные проблемы брата.
— И ты так спокоен? Он ведь твой младший брат! Я думаю, что…
Он поднял на меня острый синий взгляд, почти что скальпель. Слова тут же застряли в глотке.
— Эванс, мне похуй, что ты думаешь. Не лезь в мои дела, окей?
Грубиян. Я схватила сумку и двинулась к выходу. Сириус шёл следом.
— Как скажешь.
— Отлично. Вот у тебя прикол до всех доебываться, да? Какое-то страстное желание.
— Господи, Блэк, я просто спросила! Неужели это такая проблема? — обернулась я к нему через плечо. Мы шли по коридору и он отставал на шаг.
— Да, ты постоянно пытаешься узнать то, что тебя не касается. Любопытство или природная тупость — сложно сказать.
Я не отреагировала. Сириус вдруг фыркнул со смеху, перечеркнув всё напряжение сказанных до этого слов.
— Что смешного?
Я замедлила шаг и мы поравнялись.
— Да так, пришло кое-что в голову…
— Мне щипцами из тебя слова вытягивать?
Он усмехнулся.
— Я на тебя плохо влияю, Эванс. Вот что, давай придумаем наше стоп-слово?
Меня немного ошарашили его слова.
— Стоп… слово? Это разве не из БДСМ?
— Почти, — весело усмехнулся Сириус. Собственная задумка привела его в восторг. — - Но я предлагаю другое: когда ты опять начнёшь вынюхивать что-то и совать свой хорошенький носик в чужие дела, я буду говорить стоп-слово. Сигнал для тебя. Ну как?
— Я по-твоему собака Павлова?
— Нет, но дрессировке подвластны все. Так что скажешь?
— Иди к чёрту!
Блэк нисколько не обиделся.
— Нравится «ананас»? Или слишком много букв? Надо что-то покороче.
— Блэк…
— Подумаю на досуге.
Прозвучало как обещание. Вот идиот.
***
Может Блэк и нёс большую часть своей жизни бред, но насчёт библиотеки подметил он верно. Если и есть возможность отыскать Азкабан, то ответ именно там. Как никогда, помещение было забито студентами, но почти ни одного гриффиндорца. Точно, у нас ведь отборочные в команду!
И что нашло на капитана? Почему он ведёт себя даже хуже, чем тогда, когда мы ещё не встречались? Что могло измениться за эти несколько дней? А что, если…
Нет, это бред! Даже думать нельзя о таком!
И все же…
Я уставилась на книгу, которую вытянула с полки. Джеймс не пользовался мной. Он не обманывал меня.
«У них есть тетрадь, куда они заносят сексуальные победы»
Голос Эмми всё крутился в голове, не давая трезво соображать. Джеймс бы не поступил так со мной, это во-первых, а, во-вторых, мы с ним не переспали. Я даже не знаю, как называется, когда парень и девушка трогают друг друга и каким словом назвать то, что сделал со мной Джеймс, но это ведь точно был не секс.
Кажется, я схожу с ума.
— Лили?
Я вздрогнула и обернулась, едва не выронив кипу книг. Северус подоспел как раз перехватить часть.
— Ты пишешь диссертацию? — усмехнулся он.
Я улыбнулась. Рубашка Северуса была застегнута на все пуговицы, а галстук туго затянут. Джеймс так никогда не носит.
Не думай о нём, идиотка!
— Привет, Сев. Нет, просто один проект внешкольный, ничего серьёзного.
Все книги, которые я выбрала, были историческими, поэтому вряд ли он мог что-то заподозрить. Мы пошли вдоль стеллажей и свободной рукой я захватила атлас. Машинально мы прошли к нашему столу, стоящему под окном. Точнее он был общим до того, как мы перестали общаться, но Снейп уже разложил мои книги и сам вернулся за свою половину стола.
— Ты все ещё изучаешь легилименцию? — заметила я.
Северус скосил взгляд на учебники.
— Да, но профессор Абрахам ни слова не говорит о практическом занятии. Только теория, что порядком меня раздражает.
— Уверена, что она всему тебя обучит.
— А ты почему здесь? Все ваши на стадионе.
Я посмотрела на него в упор, вскинув бровь. Меня сложно заподозрить в любви к квиддичу и мётлам, но я бы даже сходила, если бы не Джеймс Поттер. И если бы не узнала, что мне лгали всю жизнь отец и сестра, лучшая подруга держит меня за дуру, а всё, что мне остаётся, это просто пытаться что-то делать. Клянусь, чувствую себя толстым хомячком в клетке.
— Книги не ждут, — вместо этого весело сказала я, и открыла первую. Северус закатил глаза и тоже вернулся к своей учёбе.
Какое-то время мы провели в тишине, сосредоточившись на главном. Об Азкабане говорили мало: тюрьма где-то среди океана, таинственный остров, скрытый с глаз и попасть на него просто невозможно. Звучит очень похоже на…
Локс.
Неожиданная догадка застала врасплох. А что, если Азкабан действительно похож на остров Макгрегоров? Наверняка самой охраняемой тюрьме необходимы сильнейшие чары, чтобы не только предотвратить побеги заключённых, но и контролировать дементоров, а самыми мощными защитными чарами обладали Финдлей. Именно они отвечают за неприкосновенность Локса, возможно ли, что к их помощи могли обратиться для защиты Азкабана? И если так, то магия должна быть похожей на то, что было на Локсе. Предположим, возможно будет попасть на остров, но как вообще его обнаружить? Он ведь ненаносим, никто не знает к нему дороги. Сомневаюсь, что даже люди, забирающие тела заключённых и привозящие новых, в курсе, куда плыть, скорее они пользуются какими-то направляющими чарами. Строчки уже не складывались в осмысленный текст, были лишь смазанным пятном. Я бездумно пялилась на страницы книги, пытаясь словить за хвост ускользающую мысль.
Как найти остров?
— Лилс? Все в порядке?
Я проморгала и подняла взгляд на Северуса. Он задумчиво смотрел на меня и только тут я заметила две чашки с дымящимся напитком между нами.
— Ты ходил за кофе? — нахмурилась я. И как это осталось незамеченным?
— Ты так погрузилась в чтение, что даже не услышала, — усмехнулся он.
Его тёмные волосы были собраны в гладкий низкий хвост на затылке. Чёрные бездонные глаза смотрели исподлобья. Взгляд у Сева всегда был странным, на какое-то мгновение пристальным, но потом он словно вспоминал о чем-то и резко отворачивался от собеседника. От остальных, от меня он никогда не отводил взгляд и не прятал его.
— Спасибо, — пальцы обхватили ещё горячую белую чашку и их слегка обожгло. Терпкий вкус разбудил все рецепторы, возвращая меня в реальный мир. — Перерыв нам не повредит. Почему ты вообще решил брать уроки у профессора Абрахам?
Снейп сделал глоток, откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу. Даже в расслабленном состоянии он не позволил себе ослабить узел зеленого галстука.
— Это не очевидно?
— Читать мысли? — усмехнулась я, но у самой похолодело внутри от этого.
Северус фыркнул.
— Разум не книга, которую можно прочитать, Лили. Да и зачем знать о каждой мысли в голове человека? Нет, здесь другое. Владея Легилименцией можно узнать прошлое, предположить будущее, но что важнее понять мотивы и намерения человека. Тогда легко судить, кто опасен, а кто в будущем может оказаться тебе полезным.
Он произнёс всё отстранённым холодным тоном, что никак не вязалось со словами. Но ведь такая сила почти сбивает с ног. Знать, что кто-то может копаться в тебе, понимать твоё нутро ещё до того, как ты сам разобрался в намерениях. Я попыталась усмехнуться, чтобы не выдать своего волнения. Не нужно быть таким параноиком, наверняка возможно почувствовать, когда кто-то роется в твоих мыслях.
— А что в целом с Защитой от Тёмных сил? Ты все ещё хочешь получить степень?
Я поняла, что давно не говорила с ним о чём-то личном и даже не знаю о его планах. Северус обычно всегда воодушевлялся, стоило начать подобный разговор, но в этот раз он лишь хмуро взглянул на меня.
— Сейчас есть дела важнее, чем степень по Защите.
— О, — смогла я выдавить. Буквально за секунду его взгляд переменился, став сосредоточенным и далеким.
— Мои знания необходимы в ином…
Он оборвал себя, не закончив предложение, и вместе с тем на меня будто вылили ушат холодной воды. Взгляд машинально метнулся к его левой руке и я знала, что Северус это заметил.
Пожиратель Смерти.
По спине пробежал холодок, когда я вспомнила обо всем, что он говорил мне и что я слышала о Пожирателях. Тонкий лёд между нами затрещал и разбился за один только взгляд. Хрупкие воспоминания потонули в будущем. Я снова уткнулась в книгу и больше мы не говорили за оставшееся время. Северус давно выбрал свою дорогу, пусть я и разрывалась на перепутье. Я незаметно взглянула на его лицо исподлобья, тени от факелов плясали на острых скулах. Я снова была в тёмном коридоре с могилами портретов. И, наверное, каждый человек хоть раз там оказывался.
Чтобы подумать. Чтобы столкнуться с демонами.
Хлопок, с каким закрылся портрет при входе в гостиную факультета, заставил меня вздрогнуть. Я поспешно захлопнула мамин дневник и вернула в ящик, бросив взгляд на циферблат часов. Почти девять. Даже сквозь стены и плотно прикрытую дверь до меня долетел гул, пришедший с гриффиндорцами — закончились отборочные в факультетскую команду. Я уже приготовилась к веселому щебету девочек, различила в общем шуме высокий немного писклявый голос Эмми, но мысли прервал требовательный стук по оконному стеклу.
Одинокий полумесяц висел на небе, но его тонкий белый свет едва разбавлял ночную темноту, и всё же фигура Джеймса, парящего на метле в воздухе, отчетливо вырисовывалась. Борясь с дрожью в руках, я поспешно открыла окно. В лицо подул свежий прохладный ветер.
В тёмных глазах плясали искорки смеха. Секунду я смотрела на него: он был в тренировочных штанах и свободной футболке, лохматые больше обычного волосы трепал ветер. На лице расцветала самоуверенная усмешка.
Я молча захлопнула окно и задёрнула шторы.
Мгновение ничего не происходило, а затем скрипнула рама и Джеймс спрыгнул в комнату, держа в одной руке метлу. Я скрестила на груди руки и хмуро уставилась на него.
— Что такое? — непонимающе спросил он.
Оглянувшись по сторонам, я попыталась придумать, чем в него запустить, но никаких мыслей не возникло. Вместо этого я указала на раскрытое окно.
— Убирайся!
— Лили, — беспомощно взвыл он.
— Ты такой мудак, Поттер! Зачем ты вообще пришёл? Вёл себя весь день как полный козёл. Что с тобой…
Джеймс стремительно шагнул ко мне и прижал ладонь ко рту. Все мое возмущение вылилось неразборчивым мычанием. Джеймс прижал палец к губам, призывая к тишине. Он стоял почти вплотную, я видела собственное отражение в его зрачках и от близости слегка закружилась голова. Не дав себе возможности расслабиться, я пихнула его коленом в живот и отскочила в сторону. Удар оказался минимальной силы и Джеймс даже не шелохнулся.
— Лили, я всё объясню, но не здесь, — он протянул мне руку. — Пожалуйста, пойдём со мной.
Я медлила, глядя на его раскрытую ладонь. Джеймс бросил взгляд поверх моего плеча на дверь: за ней раздавались приближающиеся голоса девочек.
— Доверься мне, прошу. Один разговор.
Голоса стали громче, я знала, что скоро они будут здесь. Буквально за мгновение, что я шагнула к Джеймсу, он схватил меня в охапку, посадил на метлу перед собой и вылетел в окно. Мы нырнули в холодную ночь. Сердце сделало кульбит от скорости, провалилось в желудок, но я даже не успела осознать ничего, как мы уже влетели в открытое окно на пятом этаже. Без моего разрешения Джеймс взял меня за руку и повёл за собой по коридору. Я даже не удивилась, когда в стене открылся потайной проход. Джеймс отодвинулся, пропуская меня вперёд.
В темноте по очереди зажглись световые сферы и полукруглая комната потонула в мягком желтом свечении. Я обернулась к Джеймсу. Он прислонил метлу к стене и смущенно взглянул на меня. Одна рука нырнула в нервном движении в волосы.
— Знаю, что ты на меня злишься, — мягко сказал он.
Я скрестила на груди руки, упрямо молча. Что ж, задачу упрощать ему я точно не собиралась. Поттер под моим пристальным взглядом переступил с ноги на ногу.
— Ты можешь смотреть на меня менее убийственно? Взгляд не помогает, а я устал как собака, просто валюсь с ног, мне не помешала бы нежность и…
Я только вскинула бровь, останавливая его слова. Джеймс вздохнул, потерянное выражение исчезло с его лица, вернув былую холодную уверенность. Он рывком приблизился ко мне.
— Ладно, я просто не хотел выдать себя перед остальными. Мы же решили держать наши отношения в тайне.
— И поэтому грубил мне? — уточнила я.
Джеймс поднял руку и нагло потянул за выбившийся из пучка локон. На его губах снова заиграла улыбка.
— Иначе бы набросился прямо в коридоре. Из двух зол, да? Ну же, — добавил он тише, заметив как дрогнул мой взгляд, — не сердись.
Трудно объяснить, но я нутром чувствовала, что он недоговаривает. Его глаза, тон — все это буквально кипятило изнутри мою кровь. Но с другой стороны, зачем ему врать? Да, я лично не хотела, чтобы о наших начавшихся отношениях знали, но скорее из-за Сириуса, потому что опасалась его, но сейчас у нас вроде как перемирие. Так зачем это Джеймсу?
Он придвинулся ещё ближе, я почувствовала запах его пота. Большим пальцем он коснулся моих губ, очерчивая контур. Я сглотнула, не в состоянии отвести от него взгляд. Позвоночник кололо от каждого невесомого прикосновения. Горячий чай в глазах Джеймса с россыпью золота превращал мою кровь в лёд. Все внутри меня замерло и потяжелело, я не чувствовала своего тела, я вся будто превратилась в одно сосредоточение в губах.
Руки безвольно повисли вдоль тела.
Джеймс не спеша приблизил своё лицо, рука опустилась на шею, чуть сжала её и скользнула на заднюю поверхность. Он провёл кончиком носа по моей щеке до уха. Я не выдержала и громко втянула воздух, пытаясь не потеряться внутри себя. Его дыхание обжигало кожу.
— Ты как будто не настоящая, — шепнул он. — Я словно вижу сон, и не могу в него поверить.
Сердце сбилось с ритма. Я боялась, что упаду, ноги стали ватными и все слова застряли в глотке. Джеймс не касался меня губами, но они были в одном дюйме. Он дразня провёл носом вдоль линии челюсти, спустился к шее, вынуждая меня откинуть голову.
Господи…
Лёд в жилах таял, будто подожгли свечу, горячий воск обжигал, кипятил, огонь был почти реальным. Я вцепилась в его руку на своей шее, сама не зная зачем. Потемневшие глаза с расширенными зрачками взглянули на меня исподлобья. Не отпуская мой взгляд, он провёл пальцами по шее, словно проверяя мою реакцию, спустил руку ниже, почти невесомо коснувшись груди.
Руки сжали мои бёдра и я выдохнула. Быстро, будто это был не человек, а лесной зверь, он надвинулся на меня, оттесняя к стене и я врезалась в камень спиной, вышибая из лёгких весь воздух.
— Скажи что-нибудь, — требовательно прошептал он.
Я открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Джеймс продолжал смотреть на меня, словно от моих действий зависела его дальнейшая жизнь. Осторожно подняв руку, я дотронулась до его плеча. Он прикрыл глаза и выдохнул.
Неужели он правда думал, что я оттолкну его? Я бы не смогла уйти, даже если бы хотела этого всем сердцем. Он рывком снял футболку и сбросил на пол, а я уставилась на его обнаженный торс. Я с опаской дотронулась до ямки между ключиц, как заколдованная изучая глазами подтянутые жилистые мышцы, четко очерченные. Руку будто обожгло огнём и я отпрянула, вскинув взгляд на его лицо. Джеймс взял обе мои руки и прижал к своему животу. Его кожа покрылась мурашками, я видела это, мышцы подрагивали, он глубоко дышал, не в силах совладать с собой.
Мы одновременно взглянули друг на друга, и он меня поцеловал.
Тяжелое тело навалилось на меня, вдавливая в стену. Губы жадно и страстно скользили поверх моих, он будто сорвался с цепи, силой проникнув языком мне в рот. Каким-то естественным движением мои руки поднялись по его вздрагивающему телу, очерчивая мышцы, сжали шею и нырнули в волосы. Я прижималась к нему, чувствуя его дыхание, ровное биение сердца, звучащее словно во мне.
Одну ногу он просунул между моих колен, руки лихорадочно скользили по телу, сжимая, изучая, как будто он хотел запомнить каждый изгиб, каждую часть меня и оставить в своей памяти.
Я перестала соображать, когда его губы скользнули в сторону, оставляя горячие быстрые поцелуи на шеи.
Я забыла своё имя, когда на долгое мгновение он прижался губами к месту, где шея соединяется с плечом.
Когда его руки скользнули под ткань свитера, я захлебнулась воздухом.
Джеймс отстранился, уткнулся лбом на стену над моим плечом и глубоко задышал. Ещё мгновение я пыталась понять, где я и кто, мысли постепенно возвращались. Рёбра болели от того, как глубоко и часто я дышала. Джеймс сжимал мою талию под тканью свитера и не двигался. Я слегка повернула голову, пытаясь разглядеть его профиль. Глаза были закрыты.
— Джеймс?
Собственный голос прозвучал хрипло и тихо.
Поттер медленно отстранился и отступил назад.
— Лучше нам вернуться, пока я… — он растерянно замолчал, сквозь пелену в глазах глядя на меня.
Я попыталась пригладить волосы и одежду, но пальцы дрожали и я оставила эту идею. Сомневаясь, что могу ходить, я предпочла собраться с мыслями имея за спиной опору. Джеймс подобрал футболку и надел, повернувшись ко мне спиной. Он закружил по комнате, выравнивая дыхание. А я решила изучить место, где мы были, надеясь отвлечься от жара внизу живота.
Помещение напоминало одновременно пещеру и холостяцкую квартиру. Стены были каменными и голыми, как врачем Хогвартсе, если не считать гриффиндорский стяг на одной из них. Посреди комнаты стоял старенький диван с темно-синей обивкой, ещё два кресла стояли у камина, на пол был брошен изъеденный молью пыльный ковёр. Но обставленным была примерно четверть комнаты, всё остальное пространство было свободным и ещё более тоскливым.
Собравшись с силами, я оттолкнулась от стены и прошла мимо Джеймса. Я почувствовала его взгляд на своей спине.
— Милое местечко.
Обернувшись, я увидела, что и он пришёл в себя. О недавнем напоминали только лихорадочно блестящие глаза и опухшие губы. Я представила, как сама выгляжу со стороны, ещё и чувствовала, что на шее останется след от его поцелуев. Поймав его взгляд, направленный на мою кожу, во мне закралось подозрение, что сделал он это нарочно. Раздражение все ещё теплилось углями в груди, но я была буквально убита, чтобы выговаривать ему за что-то. Он словно выпил всю мою энергию, опустошив.
Джеймс плюхнулся на диван, вытянул длинные ноги и закинул на низкий столик. Он снял очки, отложил их в стороны и потёр глаза.
Мерлин, а ведь он до смерти уставший! Как я не обратила внимание на его синяки под глазами и эту бледность? Джеймс скосил на меня взгляд и указал на место рядом с собой. Помедлив, я забралась на диван с ногами, скинув обувь, положила локоть на спинку и уставилась на него.
— Не злись, малышка, — мягко произнёс он. Его голос будто окутывал меня, отгоняя последние остатки злости.
В тёмных глазах ещё ярче искрились крапинки солнца. Держать на него обиду, когда он смотрит исподлобья такими большими глазами просто невозможно! Я выдохнула, признавая своё поражение. Улыбка Джеймса стала расслабленной, он откинул голову и закрыл глаза. Несколько секунд мы молчали, я изучала его профиль, невольно любуясь. Не удержавшись, я дотронулась пальцами до его волос. Джеймс будто только этого и ждал, он потянулся ко мне навстречу, чуть от не урча как кот. Улыбнувшись, я мягко перебирала его волосы.
— Как прошли отборочные?
— Собрал лучшую команду, — отозвался он, так и не открыв глаз. — Не хватало только одной рыженькой ведьмы на трибунах.
— У меня были дела, — быстро проговорила я. — Ты доволен ими, да?
Он потянулся, снова напомнив большого мягкого кота, и устроился удобней. Мой взгляд замер на линии квадратной челюсти, переместился ниже вдоль шеи, на мгновение задержавшись на ударе пульса. Такой живой, такой наполненный. Джеймс мог уставшей грудой костей и мышц распластаться на старом диване и всё равно от него исходила мощная энергия, как будто сам воздух клубился вокруг него, будто весь мир, затаив дыхание, ждал малейшего его движения. Интересно, всему основа его уверенность или некая энергия действительно существует?
— К первой игре я выбью из этих салаг весь дух и превращу в солдат. Мы возьмём кубок.
Я закатила глаза и отдёрнула руку. Поттер тут же встрепенулся, повернул ко мне голову и уставился почти с обидой.
— Ты говоришь так, будто это важнейшая вещь в мире.
— Победа, — мягко исправил он. — Вот, что важно.
От его уверенного краткого голоса по коже прошёл холодок. Взгляд не оставлял сомнений в его словах.
— Я не уйду со школы, не заполучив этот кубок, Лили. Джеймс Поттер никогда не проигрывает.
— А часто он говорит о себе в третьем лице? — спросила я.
Он покачал головой и хмыкнул.
— Тебе всегда надо побеждать? — тихо и серьёзно спросила я.
Утвердительный ответ прозвучал не менее серьезно. Он вздохнул, снова откинул голову и закрыл глаза. Дыхание выровнялось, он расслабился.
— Джеймс, — позвала я, тронув его за плечо. — Ты засыпаешь, нам надо вернуться.
— Ещё минуту, — пробормотал он.
Задремав, он выглядел как трогательный ребёнок и мне не хотелось его будить, но я не могла уйти, оставив его здесь. Пришлось растормошить.
— Пойдём, Джим, — ласково сказала я, переплетая наши пальцы. — Тебе нужно в свою постель.
Он забормотал, двинулся и не успела я отреагировать, как притянул меня к себе и полностью улёгся вдоль дивана. Я оказалась прижатой к его горячему боку, носом он уткнулся мне в волосы и крепко обнял.
Я выругалась мысленно, оттолкнула его, но легче было сдвинуть скалу.
— Поттер, ради Мерлина, я не собираюсь спать в рассаднике тараканов! Вставай!
Он никак не отреагировал. Я пихнула его в грудь.
— От тебя воняет и мне нечем дышать. Я задохнусь до утра.
Джейса нехотя разлепил веки и посмотрел на меня сверху вниз.
— Эванс, ты умеешь испортить момент.
Но он все же слез с дивана и потянул меня за собой.
— Обратно мы не можем лететь, — сообщила я, пока он потягивался и водружал очки на нос. — Сложно будет объяснить это девочкам, если мы скрываем отношения.
Он задумчиво кивнул.
— Пойдём пешком.
— А как же Филч?
Глаза его озорно блеснули.
— Лили, я знаю такие дороги, о которых старый засранец даже не догадывается. Пойдём.
Мы вышли из потайной комнаты, и Джеймс повёл меня самыми таинственными путями. Я даже не подозревала, что в Хогвартсе столько секретных ходов! Мы выныривали из одного и исчезали в следующем, бродя по закоулкам замка. Джеймс не преувеличивал: вряд ли Филч хотя бы понятия имел о них. Вскоре мы уже стояли у портрета, ведущего в гостиную. Я хотела войти первой, когда Джеймс схватил меня за локоть и притянул к себе одним рывком.
— Завтра у нас первая тренировка, — серьезно произнёс он. — Больше у тебя нет повода не приходить.
Я не удержалась, встала на носочки и быстро прижалась губами к его губам.
Тихо прокравшись в спальню, я переоделась в пижаму и нырнула в постель. День был долгим, безумным, но закончился он так, как и должен был. Перед сном я прокручивала каждую секунду с Джеймсом в своей голове, вспоминала наши поцелуи, но как только глаза закрылись и мысли превратились в вязкое болото, другой образ возник в сознании.
Он говорил со мной, кричал, убеждал. Ветер скрывал его слова, голубые льдины глаз то появлялись, то исчезали, океан бурлил, а я раз за разом проваливалась в пустоту.
Автор данной публикации: Grape berry
Первокурсник.
Факультет: Гриффиндор.
В фандоме: с 2015 года
На сайте с 9.09.18.
Публикаций 7,
отзывов 8.
Последний раз волшебник замечен в Хогсе: 22.01.22
Одна ночь из жизни полуниззла. ПримечаниеФанфик написан на ЗФБ-2018 для команды Гермионы Грейнджер по мотивам заявки с инсайда: "Навеяно заглушкой - додайте что-нибудь по коту Гермионы. В каноне он в последних книгах пропал из основного сюжета. Может быть кот - шпион, и Гермиона от него получает кучу информации и компромата. Можно про кота-анимага или кота-оборотня, не зря он столько времени провел в магазине. В общем, приоткройте нам завесу эту тайны"
Уникальные в своем роде описания фильмов и книг из серии Поттерианы.
Раздел, где вы найдете все о приключениях героев на страницах книг и экранах кино.
Мнения поклонников и критиков о франшизе, обсуждения и рассуждения фанатов
Биографии всех персонажей серии. Их судьбы, пережитые приключения, родственные связи и многое другое из жизни героев.
Фотографии персонажей и рисунки от именитых артеров