14 июля 2017 года, где-то в космосе
Он снова и снова проваливался в пучину собственных кошмаров, между которыми был лишь липкий, холодный туман. Те картины, что рисовало его сознание и чары сестрицы, медленно выпивали из Локи все силы. Сопротивляться, пытаться вырваться? Нет, он едва умудрялся осознавать, что это все нереально. В какой-то момент Локи понял, что кошмары крутятся вокруг него, но он сам был просто тенью себя, безвольной, бессильной куклой, которой остались лишь боль и страх.
Он умирал, это было совершенно ясно.
Ну и пусть, Руну только было жаль — бедняжка потеряла обоих родителей. Но Поттеры присмотрят за ней, Локи в этом не сомневался.
Забавно, что, похоже, некоторая его часть не хотела умирать, цепляясь за малейший шанс. Нет, это было очень уж на него похоже, не зря Тор порой говорил, что Локи тот еще жук, который вывернется из любой передряги. И еще было неудивительно, что тем самым шансом, за который цеплялся Локи, был голос Гермионы.
Он слышал его, тихий, отдаленный, словно через стекло или толщу воды, но не мог до конца понять, откуда он исходил.
Между тем кошмары стали короче, но при этом еще страшней и больней. В них Локи видел смерти всех, кто был ему дорог, и какая-то отстраненная его часть умудрялась удивляться, что таких людей было на удивление много. Брат, Мышка, дочь... Бездыханное, искалеченное тело Руны приносило неимоверно много боли, от которой невозможно было укрыться.
В какой-то момент Локи перестал быть действующим лицом своих видений, они крутились в его сознании, но при этом он сам не принимал в происходящем непосредственного участия, а был лишь сторонним наблюдателем. На прочее просто не было никаких сил, последние уходили на попытки раз за разом сделать вдох.
Он не хотел умирать, но чары, навеянные Хелой, были сильнее его.
Даже держать глаза открытыми было выше его сил. Мир окончательно погрузился в темноту, из глубины которой доносился полный боли, сводящий с ума крик, и его невозможно было разобрать. Но Локи не нужно было слышать слова, чтобы понимать, кому принадлежал этот детский голос...
Внезапно хлынула сила. Немного, но по сравнению с зияющей пустотой в груди это был неостановимый, бурный поток. Локи сделал глубокий вдох и осознал, что до этого не дышал полной грудью.
В смрадном тяжелом воздухе вокруг отчетливо повеяло запахом полевого разнотравья, и Локи не мог до конца поверить тому, что он чувствовал. Он убедил себя, что голос Гермионы, который он слышал прежде, был лишь миражом, видением, созданным подарить ему надежду, а после беспощадно отобрать ее, чтобы сделать еще больнее.
Тем не менее теперь сил хватало на то, чтобы открыть глаза и подняться. Вокруг снова был липкий туман, который сменился очередным кошмаром. В нем два года назад Ньерд добился своего, и вместо живой дочери Локи нашел лишь ее труп.
Затем спустя несколько мгновений ему показали, как он-юноша собственноручно убивает обоих своих братьев, одного за другим.
Силы вернулись, но это означало и еще более рьяные нападки видений.
Он утопал в них, блуждал, как усталый путник, и это безмерно пугало. Предчувствие приближающейся смерти отступило, но сменилось страхом попросту никогда отсюда не вырваться. Локи просто не знал, как спастись. Чары здесь не действовали — он ощущал свою магию, но не мог в полной мере ее контролировать; попытки управления собственным сознанием тоже ни к чему не привели, и это все вселяло в него страх, почти животный ужас.
Если та робкая надежда, которую подарил ему легкий привкус магии Гермионы, не была каким-то мороком, то где-то там, в реальном мире Локи ждала его Мышка, вполне себе живая и, хотелось верить, здоровая.
Но кошмары даже подумать толком об этом не дали, снова утягивая Локи в свои непроглядные пучины.
— Папочка! — звенит в ушах дикий крик. — Папочка, помоги мне! Мне больно! Нет! Спаси меня! Спаси меня, папочка! Почему ты не хочешь меня спасти?!
Крик переходит в громкий, визгливый вой, от которого холодеет в груди. Локи всерьез кажется, что сейчас сердце его окончательно не выдержит.
Голоса и лица сменялись одно другим, чары, видимо отчаявшись выпить из Локи все жизненные соки, вознамерились свести его с ума этой нескончаемой пыткой.
Холод, вызванный страхом, пробирался прямо под кожу, проникал до самых костей. Он устал от всего этого, безмерно, невозможно, его попытки спастись не давали никакого результата. Локи не собирался сдаваться, но и что делать, тоже не знал.
Вдруг откуда-то извне, он четко это ощутил, пришло тепло. Оно омыло его лицо, снимая липкое и противное, словно паутина, ощущение безысходности, и вновь позволило сделать полноценный вдох.
— Локи! — донесся до него тихий, едва слышный шепот. — Локи! — уже громче.
Стоило сделать шаг навстречу голосу, как его тут же утянуло в новое видение.
Вдвоем с Мышкой они в доме у Поттеров. Он хорошо помнит их ритуальный зал, хотя с того самого дня почти пятилетней давности не был здесь ни разу.
Гермиона под ним мягкая и податливая, Локи слегка отклоняется, отвлекаясь на трепет полуопущенных ресниц и крошечные бисеринки пота, что появились на ее виске. От ее стона внутри все скручивает, и Локи, уткнувшись ей в шею лицом, кончает, чувствуя, как холодная ётунская магия наполняет тело.
Когда он принимает свой истинный облик, Мышка, вместо того чтобы слегка вздрогнуть от неожиданности, в ужасе вскрикивает и с удивительной для нее силой спихивает Локи с себя, отодвигаясь как можно дальше.
— Чудовище! — выдыхает она побледневшими губами, на ее лице написан непритворный страх.
Локи приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы помнить, что это все — не реально, но даже мысль об этом не делает его состояние лучше. Казалось бы, после сотен видений о смерти ее и их дочери это не должно было причинить хоть какую-то боль, но причиняет. Он уже и забыл, насколько дорого ему было ее принятие.
— Ты — мерзкий монстр! — тем временем вскрикивает Гермиона и крепко зажмуривается, словно не найдя в себе смелости и сил смотреть на него. — Убирайся!
Он опускает взгляд на свои посиневшие, покрытые узорами ладони и понимает, что те дрожат.
— Локи! — окрик заставил его вздрогнуть.
Ладони больше не были синими, но по-прежнему дрожали, и Локи сжал их в кулаки — крепко, до боли.
Нет! Он не даст этим чарам себя растоптать.
— Я здесь! — продолжал взывать к нему голос. Тепло распространилось уже и на тело. — Прошу, вернись ко мне!
В груди снова защемило, но уже не от боли и страха, а от тех чувств, что он, казалось, успел похоронить.
Локи следовал за голосом, и кошмары пытались остановить его, утянуть обратно, но уже не имели над ним такой всеобъемлющей силы. С каждой секундой он ощущал себя свободнее и счастливее, а после все погрузилось в темноту, но не холодную и страшную, а уютную и родную.
Теперь он просто спал.
Проснулся Локи внезапно, но вряд ли бы мог сказать, что именно его разбудило. Веки были тяжелыми, а все тело слегка одеревеневшим, да и в целом ощущал он себя разбито. Так, как мог бы после продолжительной болезни, когда уже идешь на поправку, но до полного выздоровления еще далеко.
Он находился в какой-то совсем небольшой комнате, вмещавшей в себя узкую односпальную кровать, маленький столик, тумбочку и шкаф. Напротив кровати было большое окно, на деле оказавшееся иллюминатором, — за ним застыли яркие, но не очень далекие звезды.
Это был космический корабль.
Но волновало Локи больше всего не это, и не обстановка окружающей его комнаты, а хрупкая девичья фигурка, примостившаяся на широком, словно кресло, подоконнике.
Мышка дремала, укутавшись в небольшой сиреневый плед, и Локи, сделав над собой усилие, поднялся, прогоняя ненужное, мешающее онемение.
Устало опустившись на подоконник у нее в ногах, он протянул руку, чтобы коснуться щеки, но внезапно не нашел в себе сил и едва не одёрнул ее. В голову ворвался безотчетный страх, что все это морок, совсем нереально и сейчас, коснись он Гермионы, видение развеется, а Локи был к этому не готов.
Разозлившись на себя, он свистяще выдохнул сквозь зубы, чем, видимо, разбудил Мышку. Она вздрогнула и распахнула глаза, встретившись с ним взглядом.
— Локи! — одними губами выдохнула она и стиснула его в объятиях прежде, чем он успел отреагировать.
В ответ он лишь крепче прижал ее к себе, спрятав горящие от влаги глаза в пушащихся локонах на ее макушке. Сердце гулко билось в груди, казалось, ему там было тесно и оно пыталось вырваться на волю.
— Я люблю тебя, — произнес Локи сорвавшимся, охрипшим голосом.
Гермиона отстранилась и посмотрела на него в легком удивлении, правда, продлилось оно недолго. Сморгнув застывшие в глазах слезинки, Мышка улыбнулась и ответила:
— Я знаю.
Фыркнув, он уткнулся лбом в ее лоб, прикрыв глаза и сделав несколько глубоких вдохов, чтобы вернуть себе ясность мысли и контроль над своими действиями, но выходило откровенно плохо.
К Суртуру все!
Он накинулся на нее с поцелуем с жадностью усталого путника, отыскавшего в пустыне живительный источник. Ему отчаянно хотелось доказать себе, что они вместе, они выжили и все самое дурное осталось позади.
Локи зарылся пальцами в ее волосы, другой рукой распутывая Мышку из ее кокона и притягивая к себе за поясницу с такой силой, что она едва могла дышать, но ему было мало, он хотел растворить ее в себе, в своем безумии, сделать ее своей частью, чтобы больше никогда не потерять.
Когда он стал покрывать ее шею быстрыми, но наверняка болезненными поцелуями, Гермиона не выдержала.
— Ш-ш-ш-ш… — зашипела она ему успокаивающе. — Я здесь и никуда больше не денусь.
Локи оторвался от нее, тяжело дыша, и улыбнулся слегка извиняющейся улыбкой, признавая тем самым, что на самом деле потерял контроль.
Очередной поцелуй был по-прежнему требовательным, но более мягким.
Он снова опустил ладони на ее талию, но на этот раз его руки отправились выше, забираясь под футболку, но внезапно пальцы наткнулись на совершенно другую ткань, грубую и жесткую, и это отрезвило Локи похлеще ведра холодной воды, вылитой на голову.
Бинты.
Да, она ведь была ранена Хелой, а он, дурак, даже не вспомнил об этом, тут же бездумно накинувшись на нее со своими глупыми желаниями.
Отстранившись, Локи задрал футболку повыше, чтобы увидеть белую плотную ткань без следа крови, перетягивающую живот и низ ребер.
— Со мной все в порядке, — заверила его Гермиона, наверняка прочитав на его лице беспокойство и чувство вины. — Все уже зажило, просто еще…
— …болит, — сквозь зубы закончил за нее Локи.
— Ты ни в чем не виноват.
Хорошо бы еще убедить в этом самого себя. Он не смог защитить ее — и едва не потерял. И пусть даже не пытается напомнить ему, что сама во все это влезла.
— Хватит, — отрезала Мышка, не став мириться с его мрачным выражением лица.
Вместо этого она затянула его в долгий, головокружительный поцелуй, а затем оттащила обратно к постели, буквально силой заставив лечь, и Локи не стал сопротивляться.
Им обоим было это нужно.
* * *
— Как тебе удалось спастись? — спросил Локи, прижимая к себе обнаженную Гермиону.
— Мне повезло, — хмыкнула она ему куда-то в ключицу. — Когда меня выбросило из Моста, меня сразу же подобрали очень хорошие ребята. Они вылечили меня, добросили до Асгарда и помогли вытащить тебя. Сейчас мы где-то на расстоянии одного гиперпространственного скачка от Асгарда.
— Я должен сказать им огромное спасибо, — заключил он без какой-либо иронии или сарказма.
— Скажешь. Я познакомлю тебя с ними. Они обещали подождать меня, чтобы вместе поужинать, а я, похоже, уснула.
Напоминание об ужине заставило живот Локи предательски заурчать. Последние дни он не то чтобы очень плотно питался, да и вообще с момента фееричного возвращения сестрицы ему кусок в горло не лез.
Кроме того, о себе напомнили и другие вполне себе приземленные желания, так что нехотя пришлось подниматься, одеваться и уточнять у Гермионы, где здесь ванная комната.
Душ они принимали вместе, Локи банально не мог себе позволить выпустить Мышку из поля зрения хотя бы на минуту. Ему не нравилась эта слабость, уязвимость, и он дал себе зарок разобраться с ней, но… не сейчас.
— Локи, — позвала Гермиона, приобняв его со спины.
Они уже успели вернуться в комнату, одевались в новую, чистую одежду, которой, у Гермионы, слава богам, было в запасе.
Ее ладони скользнули по его обнаженной груди, и он перехватил одну руку и коснулся губами пальцев.
— А что в это время происходило с тобой? — вопрос застал его врасплох.
Локи зажмурился, отгоняя от себя страшные воспоминания.
— Я просто был в аду.
Он крепко сжал ее ладонь в своей, а потом резко отпустил, разворачиваясь к Гермионе лицом.
— Я не хочу сейчас все это вспоминать, — добавил Локи. — Это был самый тяжелый месяц в моей жизни, и я…
— Месяц? — Мышка недоуменно уставилась на него, заглядывая в глаза.
Пришлось вкратце рассказать про Сакаар и его временную аномалию.
— Я когда-нибудь поведаю тебе, — пообещал Локи, когда Гермиона снова его обняла. — Если ты захочешь. Но не сейчас.
Спорить она не стала, а вместо этого улыбнулась и потянула за собой, предложив, наконец, познакомить с ребятами.
Они вышли в общую комнату, держась за руки и перешучиваясь о каких-то глупостях, которые вылетали из головы сразу же, как были произнесены. Здесь царила точно такая же непринужденная атмосфера какого-то дружеского шутливого спора.
— Ребята, — широкая улыбка Мышки делала ее еще моложе, сейчас она выглядела недавней школьницей, простая футболка и джинсы не помогали исправить впечатление.
Так легко было позволить себе забыть о трудностях и опасностях, что ждали их за пределами этого корабля. И Локи позволил — хотя бы на час, хоть на пять минут. Просто быть рядом с Гермионой и наслаждаться тем, что она здесь и смотрит на него с нескрываемой радостью.
— Это мой муж, Локи, — тем временем представила она его остальным.
— Питер Квилл, — невысокий, чуть полноватый парень поднялся и по-земному протянул ему руку для рукопожатия. — Больше известен как Звездный Лорд.
Последняя фраза была произнесена с таким пафосом, что Локи с трудом удержался, чтобы уточнить, где конкретно известен, потому что он сам о нем не слышал.
Правда, последнее время он не слишком-то часто путешествовал.
Видимо, не дождавшись какой-то определенной реакции, парень продолжил уже слегка потухшим тоном:
— Это мои друзья: Ракета, Грут, Дракс, Мантис и Гамора, — представил он остальных по часовой стрелке, на последнем имени его голос заметно потеплел.
Локи усмехнулся.
— Давно не виделись, Гамора...
— Лет пять как, Локи, — ответила она не слишком воодушевленно.
Их диалог заставил лица остальных удивленно вытянуться.
— Почему ты мне не сказала, что знаешь его? — возмущенно воскликнул Квилл, обратившись к своей подруге. В его голосе отчетливо можно было услышать обиду и даже ревность.
— Сперва — потому что не узнала, — сказала Гамора, хотя Локи не думал, что так уж сильно изменился за пять лет. — Потом...
Она было хотела продолжить, но в итоге запнулась и не стала заканчивать мысль. Зато за нее это сделала Гермиона:
— Чтобы никто не воспринимал его предвзято.
Гамора утвердительно кивнула.
С Гаморой они встретились в не самый лучший момент его жизни, и при должном старании из ее рассказа о нем можно было вынести вполне себе однозначные выводы.
— Не ожидал встретить здесь одну из дочерей Таноса.
Он знал ее не то чтобы очень хорошо, она тогда казалась ему высокомерной и полностью приверженной своему отцу.
Раз она здесь, не были ли это последователи Ордена? Если так, то дело совсем плохо.
— Гамора больше не служит Таносу, она пошла против отца и не дала ему завладеть одним из Камней Бесконечности, — встал на ее защиту краснокожий Дракс.
— Люди могут меняться, — криво усмехнулась Гамора. — Не так ли? — с намеком добавила она.
— Истинно так, — ответил ей усмешкой Локи.
— Именно потому я и не выдала тебя, — пояснила она. — Гермиона многое рассказывала о тебе. Такого, что я сперва, увидев тебя, не поверила, что речь шла именно о тебе.
Хмыкнув, Локи повернулся к пунцовой Мышке.
— Хорошо, что мы все выяснили, — делано радушно прервал их Квилл. — Рад приветствовать тебя на нашем корабле, — продолжил он и, наклонившись к Локи ближе, добавил шепотом: — Будешь доставлять проблемы, я тебя в блин раскатаю.
— Если я решу доставить проблем, ты будешь сидеть вот под этим столом и думать, что ты цыпленок, — не остался в долгу Локи. Он не любил, когда ему угрожают.
Впрочем, они друг друга поняли, хоть ему самому и достался грозный тычок в бок от жены.
Постепенно все сгладилось, разношерстная компания весело загудела, внернувшись к обсуждению какого-то шуточного вопроса. Локи даже с удовольствием участвовал, отпуская забавные комментарии. Не потому что пытался понравиться ребятам, что так понравились Мышке (а они ей понравились, Локи даже в этом не сомневался), а просто потому что был безмерно, до неприличия счастлив. Возможно, опрометчиво, потому что ещё ничего не кончилось, но он отчаянно хотел сохранить в себе эту легкость и душевный подъем, что дарило тепло тела любимой женщины под боком.
Они доели, и Локи притянул Гермиону к себе еще ближе, почти вплотную, приобняв за плечи.
— Прекрати, Локи, — сдавленно шикнула на него Мышка, попытавшись слегка разорвать между ними дистанцию до более приличной. — Все смотрят.
— Ты думаешь, после всего, что я пережил, это меня остановит? — усмехнулся он, удивленно приподняв одну бровь.
Во взгляде Гермионы снова появилось чувство вины, но это было совсем не то, что Локи сейчас хотел в ней увидеть.
Вместо того чтобы отпустить ее от себя, он провёл носом по ее щеке, щекоча дыханием кожу и замечая, что та приятно покраснела.
— Ну хорош, — протянул Ракета тоном подростка, заметившего поцелуй родителей, — а то меня сейчас стошнит. Да, Грут?
— Я есть Грут.
— Что? Мило? Ладно у Квилла и Дракса мозги разъело, но ты-то?..
К дальнейшему разговору он не прислушивался, все его внимание отняло очаровательное аккуратное ушко, призывно торчащее из-под копны темных кудрей, но следующий вопрос Ракеты вернул его в жестокую реальность.
— А что мы, собственно, планируем делать дальше?
Гермиона напряглась в его объятиях и в этот раз легко отодвинулась, не получив никакого сопротивления, да и сам Локи ощутил, как что-то внутри него оборвалось. Очарование момента было окончательно разрушено. В это мгновение он всерьез рассматривал идею как-нибудь незаметно отомстить надоедливому еноту.
Бросив на помрачневшего Локи долгий взгляд, Мышка повернулась к остальным и хотела уже что-то сказать, но Квилл перебил ее:
— Но прежде, чем решать, вы, возможно, захотите еще немного отдохнуть...
Они, естественно, хотели. Локи бодрствовал всего ничего — и уже ощущал заметную усталость, еще немного, и он вряд ли сможет самостоятельно добраться до кровати.
Но слова Квилла прозвучали так, словно они сами не были уверены, что готовы в чем-либо участвовать.
На этом и разошлись.
— Локи, — позвала его Гермиона уже в комнате, но он не дал вопросу прозвучать, смяв ее губы в требовательном, жестком поцелуе.
Поняв его невысказанную просьбу, она больше ничего не говорила, и вскоре Локи уснул, крепко прижимая Мышку к себе.
* * *
Пробуждение было намного более легким, чем предыдущее, пожалуй, сейчас он чувствовал себя вполне бодрым и здоровым. Гермиона еще спала, и Локи позволил себе немного полюбоваться ей, но совсем недолго. Все же вопрос, заданный Ракетой, был очень животрепещущим и требовал скорейшего решения.
Поднявшись, Локи начал одеваться и услышал, как Мышка завозилась. Обернувшись и встретившись с ней взглядом, он улыбнулся и получил ответную теплую улыбку, которая, к сожалению, быстро сошла с ее лица под гнетом нависших проблем. Впрочем, как и его собственная.
— Локи, — снова позвала Гермиона, но на этот раз Локи не был намерен ее затыкать. Как бы он ни хотел, от этого вопроса невозможно бегать вечно. — Что мы теперь будем делать?
Он молчал, обдумывая ответ. Он обдумывал его еще с самого своего первого пробуждения, еще даже до того, как этот вопрос был озвучен.
— Мы будем бороться.
У них просто не было иного выхода. Хела могла уничтожить все то, что им дорого, и Локи просто не мог этого позволить. Нет, идея схватить в охапку Руну вместе с Мышкой скрыться в каком-нибудь мирке до сих пор казалась вполне перспективной, но…
Локи осознавал, что прежде в противостоянии с Хелой основной его движущей силой была месть, он мечтал расквитаться с сестрицей за жену, но, узнав, что Гермиона жива, вдруг понял, что для него ничего не изменилось.
Мышка бы вряд ли согласилась бежать, оставив в опасности своих друзей и близких, которые, как ни странно, за это время стали дороги и ему, Локи, а взять с собой тех же Поттеров или еще кого-то… У всех этих людей, в свою очередь, были свои друзья и близкие, у тех — свои, и так далее до бесконечности. А эвакуировать всю планету… Увольте.
Хелу надо было остановить еще здесь, в Асгарде. Знать бы еще как.
Посмотрев на Гермиону, Локи вместо одобрения и согласия увидел в ее глазах плохо прикрытое сомнение. Мышка сомневалась?
— Гермиона? — позвал он, не веря собственным глазам.
— Ты едва не погиб, — ответила она, отведя взгляд.
— Ты тоже, — усмехнулся Локи. — Но бывают ситуации, когда кому-то надо встать и бороться.
Она посмотрела на него, явно вспомнив свои же собственные слова, и изобразила на губах призрачную улыбку.
Подойдя к ней, такой уязвимой и испуганной, он обнял ее, прижав к себе. Так они стояли блаженных несколько минут.
— Если я попрошу тебя прямо сейчас вернуться на Землю, ты согласишься?
— Только если ты отправишься вместе со мной, — ожидаемо ответила Гермиона.
Фыркнув, Локи зарылся носом в ее волосы.
Будто бы он мог сомневаться в этом. Локи мечтал оградить Мышку от опасностей, но успел понять, что если она сама не согласна с его планом, то сделает все, чтобы вмешаться и настоять на своем. А сам Локи в таком случае просто окажется неспособен ее защитить.
— Пожалуйста, — выдавил из себя он.
— Не проси меня об этом… — не менее умоляющим тоном произнесла она, вцепляясь пальцами в его рубашку.
— Я не выдержу, если снова потеряю тебя, — добавил Локи совсем уж севшим голосом.
— Я тоже.
Они стояли, крепко держась друг за друга. Разомкнуть объятия было смерти подобно.
— Ну что ж, тогда пора, — он, наконец, нашел в себе силы отстраниться.
— Пора, — кивнула Гермиона с улыбкой.

15 июля 2017 года, где-то в космосе
— В первую очередь надо заняться эвакуацией жителей, — объяснял Локи, стоя над развернутой голографической картой Асгарда. Оказывается, Ракета умудрился отсканировать поверхность планетоида, когда висел над ним в поде.
— Большая их часть должна находиться вот здесь, — Локи ткнул пальцем куда-то в горную местность к югу от столицы. — Есть также немало маленьких городков и деревень, разбросанных по большей степени здесь, — он обвел рукой южные окраины планетоида, — и вот здесь, — теперь он указал на обширные равнинные земли на востоке. Запад был в основном покрыт горами, и там мало кто жил.
— Звучит так, словно ты хочешь эвакуировать всю планету, — хмыкнул Ракета.
— Примерно так оно и есть, — не стал отрицать Локи. — Я не знаю, на что окажется способна Хела, если начнет сражаться в полную силу. Я слышал, она тем сильней, чем дольше находится дома, Асгард питает ее, дает ей силы.
— Лучше увести людей, неспособных биться, подальше, — поддержала его Гермиона, — чтобы они в итоге не оказались в заложниках у царицы.
— Нам нужны корабли, и много.
— Сколько? — уточнил Квилл. — Сколько вообще асгардцев?
Локи задумался.
— Около полусотни тысяч.
Кажется, примерно такие цифры Квилл и ожидал услышать, но они не сильно его вдохновили. Он не слишком радостно переглянулся с Гаморой и остальным, а затем снова посмотрел на Локи и Гермиону.
— Мы что-то подобное ожидали, — выдохнул Квилл, — потому подняли кое-какие связи, бросили клич по знакомым, так что какое-то количество кораблей у нас будет, но...
— Но не все такие добрые и альтруистичные, как мы, — пояснила вместо него Гамора.
Ее слова заставили Локи нахмуриться.
— Тогда скажите, что мы заплатим, — решил он. — Царская сокровищница полна различных богатств и крайне ценных артефактов, которые вряд ли пригодятся асам, если никого из них не останется в живых.
— Локи... — выдохнула Гермиона, до конца не веря собственным ушам.
Сейчас перед ней был не просто ее любимый муж, это был Принц Локи — изгнанный, лишенный своих сил, но не сломленный и не сдавшийся.
— У нас нет иного выбора, — сдержанно улыбнулся он ей, — так что обновите информацию и скажите, что корабли нужны срочно. Пусть прибудут как можно скорее.
Квилл согласно кивнул.
— А что будет потом? — обеспокоенно и не слишком довольно уточнил Ракета.
— До этого гипотетического «потом» еще надо дожить. Сейчас наша главная задача увести людей, а после, вероятно, дать бой Хеле.
— У тебя есть какой-то план? — спросил Квилл.
Локи промолчал. Нет, у них не было пока совершенно никакого плана, кроме самого банального — идти напролом и победить Хелу в открытом бою. Для остального они о ней слишком уж мало знали.
— Круто, — скривился енот недовольно, поняв, что плана нет.
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, — заверил его Локи.
— Убить можно любого, — неожиданно согласился с ним Квилл.
— Он знает, о чем говорит, — согласно кивнул Дракс. — Он своего отца убил, а тот целестиалом был.
— Целестиалом? — в один голос спросили Гермиона и Локи, только если она уточняла, потому что прежде не слышала об этой расе, то он — потому что явно слышал и крайне удивился.
Из объяснений Локи она поняла, что целестиалы — очень могущественные, можно сказать, бессмертные существа. Квилл же рассказал, что его отец пытался захватить Вселенную и Питер, узнав об этом, ему помешал.
Рассказ Квилла заставил Локи задуматься, а Гермиону — зажечься надеждой. Но в любом случае, обо всем этом следовало отдельно подумать.
На такой позитивной ноте совещание было закончено.
— Я пойду еще немного отдохну, — не слишком тихо сказал Локи, чтобы его услышали все, но обращался он при этом к Гермионе.
Она сжала его руку, решив пойти с ним, но он остановил ее:
— Узнай, пожалуйста, как у нас будет обстоять дело с кораблями, — попросил он, а потом добавил, спохватившись: — если ты, конечно, сама не устала.
Гермиона даже слегка растерялась.
— Нет, я не устала, — улыбнулась она. — Иди, я приду, как все узнаю.
Его можно было понять. Он пережил немало, и, конечно, присутствие Гермионы являлось для него чуть ли не жизненно важным, но были вещи, с которыми хотелось справиться в одиночку. Просто побыть наедине с собой.
А у нее и правда было немало дел.
— Иди, отдохни.
Вместо ответа Локи крепче сжал в руках ее ладонь, а затем поднес к губам и несколько раз поцеловал, не сводя с Гермионы взгляда.
— Иди, — со смешком поторопила она его.
Дальше тянуть Локи не стал и отправился на выход. Проходя мимо Ракеты, он наклонился к нему и что-то прошептал на самое ухо, отчего кислое, скучающее выражение морды сменилось сначала на сомнение, а затем почти детский восторг.
— Да ты заливаешь! — воскликнул он, на что Локи отрицательно помотал головой и, усмехнувшись в своей язвительной манере, продолжил путь.
— Ловлю тебя на слове, спящая красавица! — крикнул ему вдогонку Ракета уже радостно, чуть ли не с торжеством. — Давай, Квилл, — обратился он к товарищу, — шевели задницей, нам нужно еще кучу кораблей найти...
Гермиона сейчас не могла не удивляться, что Стражи все-таки решились и дальше им помогать. Ночью, когда Локи уснул, до конца не восстановившийся после потери магии и воздействия чужих чар, Гермиона все никак не могла последовать его примеру, потому аккуратно поднялась, выбравшись из крепкой хватки, отправилась попить воды и немного проветриться, и застала на капитанском мостике активное обсуждение сложившейся ситуации.
Квилл был не очень-то доволен, что Гамора скрыла от него факт знакомства с Локи, и теперь не то чтобы был против дальнейшей помощи своим гостям… просто в своей привычной манере бурчал и возмущался. Его поддерживал Ракета, так и не добравшийся до сколько-нибудь ценной награды за труды. Мантис и Гамора напротив, пытались каждая по-своему вразумить друзей, Дракс и Грут по большей степени отмалчивались.
Она так и не узнала, чем закончилась их дискуссия, оставлять Локи одного надолго не хотелось, да и быть замеченной в подслушивании — тоже, так что она быстро вернулась к себе. Впрочем, разговор Стражей оставил в душе неприятный осадок — нет, она понимала, что они не обязаны сломя голову бросаться на помощь малознакомым людям, но их сомнение, их недоверие печалило и даже злило. Сейчас для сомнений не было времени.
Потому, выйдя с утра из каюты, Гермиона всерьез ожидала, что им с Локи вежливо укажут на дверь, в лучшем случае — предложат подбросить до нужного места, но в итоге так ни слова об этом и не услышала. Стражи вели себя так, будто и не было никакого ночного разговора, похоже, они для себя все решили.
Даже енот не спешил слишком громко высказывать мнение. Теперь же он и вовсе как-то лучился хитрым довольством под косыми взглядами товарищей — всем было интересно, что же такого ему сказал Локи, что на Ракету это так повлияло.
Почти полчаса Гермиона следила за тем, как Стражи связываются со своими знакомыми через специальные передатчики. Но чем дольше она следила за ними, тем острее понимала тщетность своего занятия: информации было мало, многие «Опустошители» (так их назвал Квилл) не спешили сразу же давать конкретный ответ, беря паузу на раздумья. Так что за это время они обзавелись только двумя кораблями, которым еще требовалось несколько дней, чтобы добраться до Асгарда.
Решив, что ее присутствие здесь более не требуется, она вернулась к себе и застала Локи сидящим на подоконнике.
Он расположился боком к ней, опустив голову и прикрыв глаза — будто бы погрузившись вглубь себя. Он даже не обратил внимание на дверь, отъехавшую в сторону с тихим шипением.
— Локи? — обеспокоенно позвала его Гермиона, сделав к мужу неуверенный шаг, но он снова никак не отреагировал, и это неожиданно сильно напугало ее.
В голове роем пронеслось множество самых разнообразных мыслей, но одно Гермиона знала точно — сидя Локи спать не мог, не было ни смысла, ни нужды.
В несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние, она коснулась его плеча, он вздрогнул и повернулся. Только сейчас она увидела, что его правый глаз был закрыт смутно знакомым окклюдером*.
(*Окклюдер — повязка на один глаз.)
Локи открыл глаза, и окклюдер упал ему прямо в руку, сам он выглядел при этом слегка дезориентированным.
— Что происходит? — нахмурилась она и кивнула на металлическую бляшку, внутри обитую мягким мехом. — Что это?
Повертев безделицу в пальцах, Локи как-то туманно, печально улыбнулся, медля с ответом.
— Скажем так, — выдохнул он наконец, когда Гермиона всерьез решила, что ответа не услышит, — это — личный дневник моего отца. Тайный настолько, что нашел я его только после его прямой подсказки.
На этот раз окклюдер удостоился еще более внимательного изучения, правда, коснуться его Гермиона так и не решилась.
— И что там? — спросила она, с трудом переборов неожиданную робость. Она все-таки не была до конца уверена, что имела право во все это лезть.
— Правда, — не стал увиливать от ответа Локи. — Правда о Хеле и о том, откуда она взялась.
— И… — Гермиона облизнула враз пересохшие губы. Это все в корне меняло дело, — откуда?
Долго думать он не стал, практически сразу решив:
— Я покажу тебе.
Протянув ей окклюдер, Локи помог Гермионе приложить его к правому глазу.
Это было странное ощущение: когда кругляшек коснулся кожи, она невольно зажмурилась, но стоило мягкой ткани плотнее прижаться к ней, как окружающее пространство внезапно вспыхнуло ярким белым светом.
Вокруг было пусто, и в этой пустоте раздался голос Одина.
— …В отличие от моего старшего брата Вили, рожденного еще до Переселения, я не знал ничего, кроме того Асгарда, что мой отец построил на небольшом, но щедром на магию планетоиде.
Когда мы прибыли сюда впервые, здесь уже обитали Темные альвы, коих очень заинтересовала эта земля. Они были первыми, но мы в своем самолюбии и эгоизме не собирались отступать, но ни альвы, ни асы не ведали, что решать судьбу планетоида им было не суждено. У этих мест был свой хранитель.
Белый свет перестал слепить, и, проморгавшись (она даже успела подзабыть, что сидела в тот момент в каюте космического корабля с окклюдером на глазу), Гермиона, наконец, смогла разглядеть окружающее ее пространство. Она была в поле, вокруг нее ковром раскинулись удивительной красоты травы и цветы. Легкие наполнили чудесные ароматы, сладкие и пряные.
Она обернулась, чтобы увидеть, что это прекрасное море, изредка нарушаемое валунами и небольшими скалами, сзади оканчивалось бескрайним лесом, спереди же цветочные волны ласково льнули к подножию величественных гор. Эти самые горы, куда более далекие, Гермиона нередко наблюдала из окон дворца.
Где-то сбоку шумела широкая, полноводная река.
Внезапно мимо Гермионы, едва не коснувшись ее плечом, прошел статный, высокий мужчина, одетый в золоченый доспех и яркий алый плащ. Она вздрогнула и отшатнулась — только что сзади нее ровным счетом никого не было, — но мужчина не обратил на Гермиону никакого внимания, будто совсем не видел.
— Мой отец, Бёр, — снова раздался голос, и Гермиона только сейчас узнала отца Одина, прежде виденного лишь на картинах и статуях, — встретил ее, когда странствовал по миру в поисках наиболее подходящего места для своего народа.
Впереди, у подножия гор, словно из тумана соткалась высокая женская фигура. Черные волосы ее трепал ветер, как и простое, похожее на сорочку белое платье без рукавов. Босые ноги ее утопали в ковре из трав и цветов.
— Аске*, так назвалась она Бёру, поведала, что этот мир со всей его магией принадлежит ей, и если он хочет подчинить его себе мечом, то пусть лучше воткнет его в свое сердце, ибо ничего у него не выйдет, а люди его умоются собственной кровью.
(*Aske (норвеж.) — ясень.)
Гермиона лишь издали видела, что Бёр и та самая Аске о чем-то говорят, но ветер не доносил до нее ни звука, сама же она не могла сделать вперед и шага.
— Отец ощущал ее силу, а потому не стал рисковать собой и своими людьми, что и так натерпелись за последние годы, он лишь спросил, чего именно желает хозяйка за свое гостеприимство, и та ответила: «Дитя». Ее дитя должно было занять асгардский трон.
Гермиона видела, как мужчина в сомнении оглянулся назад, где за лесом его ждал народ. Но не только.
— Но Бёр любил мою мать, свою супругу Бестлу, и не мог помыслить не то что жениться на другой, но даже просто возлежать с ней одну ночь для того, чтобы зачать дитя. У него уже был сын, и Аске пообещала, что дождется, пока его сын достаточно возмужает, чтобы выполнить свой долг.
А пока она предложила асам чувствовать себя как дома.
Картинка, распавшись туманом, сменилась, и через секунду Гермиона уже стояла на балконе знакомого дворца рядом с Бёром. Отсюда открывался изумительный вид на город.
— Также Аске дала Бёру и его людям прикоснуться к своим силам — она даровала им магию, а также возможность за секунды путешествовать в принадлежащие ей миры. Именно этот ее дар переломил ход войны с альвами, не желающими смиряться с тем, что в желанном им мире ныне живет другой народ.
Туман снова зашевелился, и вокруг Гермионы забурлила битва — асы бились против знакомых уже альвов на пустошах Свартальфхейма.
— При помощи Аске мир альвов превратился в бесплотную пустыню, и их уже ничто не могло спасти. Дни Темных эльфов были сочтены.
Картины битв сменялись одна другой.
— К сожалению, обещанный Аске Вили погиб в войне, по моей глупости ушел и Ве, остался лишь я, что был слишком молод, чтобы стать царем, а это было главным условием соглашения.
Уже немолодой Бёр о чем-то разговаривал с по-прежнему юной и прекрасной Аске, одетой едва ли не в то же самое легкое платье и все так же босой.
Туман сдвинулся, и перед Гермионой предстал Один во всей его молодой удалой красе.
— Я мужал, не зная предначертанной мне судьбы. Лишь спустя столетия, когда Бёр возвел меня на царство, он открыл правду о том, что мне предстоит сделать.
Вокруг был тронный зал дворца, битком набитый придворными. Один в своей золоченой броне, с красным, развевающимся за плечами плащом, потрясал в воздухе мечом перед ликующей толпой и торжественно шествовал по широкому проходу к крылатому трону, перед которым опустился на колено. Бёр возложил венец на его голову.
— Так я впервые увидел ее.
Вместе с Одином и Бером Гермиона двигалась к горам, а затем оказалась в каких-то каменных залах — наверняка, внутри того самого горного массива. Несмотря на то, что их окружали камень и грубое, необработанное дерево, здесь было приятно находиться. По стенам и переходам раскинулись живые цветущие лозы, небольшие кусты и даже деревца. В самой крупной зале, в которой они остановились, у дальней стены за обвитым плющом каменным троном стояла высокая чаша с пылающим в ней огнем.
На троне сидела все та же вечно молодая Аске, Один подошел и преклонил колено уже перед ней.
— Ни одна из женщин, что я видел прежде, не вызывала во мне такой страстной жажды обладания. Мне тогда казалось, что Аске воплощала собой все, о чем я только мог мечтать. Ее лицо, ее тело, голос — все будто было создано, чтобы мне угодить.
Картина сменилась скромной свадьбой во дворцовом саду.
— Я с радостью принял свою судьбу, и даже брак не страшил меня — я осознавал, что, надев на голову царственный венец, буду обязан взять себе супругу, и не обязательно, что она будет мне по сердцу. Но Аске — это лучшее, о чем я тогда мог только мечтать.
Со своего места Гермионе было видно, что Один глупо, по-мальчишески улыбается.
— Она настояла, чтобы обряд не был шумным, минимум гостей из тех, кто знал о ней и о ее роли в становлении Асгарда.
И правда, человек двадцать-тридцать — даже для простой земной свадьбы это был довольно маленький список, что уж говорить о свадьбе самого царя Асгарда?
— Но после первой же брачной ночи Аске исчезла. Я искал ее, поднял на ноги всю стражу, но так и не смог найти. Даже в той цитадели в горах, в которой она жила, было пусто.
Кадры поисков Одина сменялись один другим, мужчина рвался вперед, но в один из моментов Бёр придержал сына.
— Спустя пару месяцев она объявилась сама и накинулась на меня, будто голодная тигрица, без извинений, без объяснений. Но я не мог так просто этого снести и крупно повздорил с ней.
Грозный, злой Один что-то кричал своей новоиспеченной супруге, расшвыривая в разные стороны окружающие его вещи, но Аске не выглядела напуганной. Она смотрела на супруга словно на несмышленого ребенка, пытающегося добиться внимания матери капризами.
В один момент она плавно двинулась вперед и, подойдя к бушующему Одину, успокаивающе положила ладонь на его щеку, и ярость его стала заметно стихать.
— Прости меня, мой воинственный Игг, — внезапно услышала Гермиона ее голос, и правда глубокий и очень мелодичный, — но тебе стоит смириться. Я не буду тебе той прилежной женой, что ты себе вообразил. Прясть и вязать на ступенях твоего трона, улыбаться твоим людям и вить никому не нужные кружева словес — не мой удел.
— Но почему? — сейчас в его голосе было больше обиды, чем злости, а Гермиона отметила про себя, что Тор все-таки немало походил на своего отца в молодости.
— Однажды я скажу тебе, — пообещала Аске, — но не сейчас…
Притянув Одина к себе, она вовлекла его в долгий поцелуй, а затем туман снова сменился.
— Почему «Игг»? — спросил Один супругу.
Обнаженные, прикрытые одной только простыней, они лежали в огромной царской кровати.
— Я видела тебя, пылающего огнем битвы, — с улыбкой пояснила Аске. — Игг — самое меньшее, что могла бы я сказать...
Немного интересовавшаяся в свое время этой темой, Гермиона знала, что «Игг» означало «Страшный».
— Тогда, — молодой царь проказливо усмехнулся. Такого выражения лица Гермиона даже представить себе не могла на его более пожилой версии, — тебе имя — Иггдрасиль.
Услышанное заставило Гермиону захлебнуться воздухом, причем больше всего от того, насколько похабно и двусмысленно это прозвучало из уст Одина.
«Скакун Игга»...
Тем не менее Аске не оскорбилась.
— Да будет так, — кивнула она согласно. — Мое имя — не то, что мне бы хотелось полоскать в устах людей. Пусть Аске я буду лишь для тебя...
Даже в иллюзии Гермиона ощутила мощный всплеск магии.
— Годы медленно превращались в десятилетия, те — в столетия. Аске все так же огорчала меня своим непостоянством. Иногда она была рядом неделями, иногда — не выжидала и ночи.
Однажды я не видел ее четыре года, за которые едва не успел ее похоронить…
— Я думал, что больше не увижу тебя... — Один неверяще протягивал к Аске свою руку, и на лице его было написано неверие пополам с искренней радостью.
За это время он успел отрастить себе знатную бороду, которую заплел в косу, Аске же вновь не постарела ни на день.
— О, мой славный Игг... — тепло улыбнулась она. — Поверь мне, когда я уйду навсегда, ты обязательно об этом узнаешь...
— Но чем же ты все-таки...
— Тш-ш-ш-ш... — Аске приложила палец к его губам. — Меньшие знания — меньшие беды, поверь мне. Но кое-что я все-таки покажу тебе. Идем...
Туман дрогнул, и Гермиона увидела себя на Радужном мосту. Царь с царицей стояли чуть поодаль и одновременно заглядывали в Бездну, где в тумане, вызванные желанием Аске, плавали еще восемь сфер, связанных с Асгардом призрачными нитями.
— Мой мир не ограничен одним Асгардом, еще восемь миров требуют моего внимания. Все они — часть меня, и я не могу их бросить.
Один, устыдившись, отвел взгляд.
— Я показываю их тебе, потому что мне нужна твоя помощь. Эти миры — прекрасны, но не во всех спокойно. Народы, что живут в них, воюют как сами с собой, так и друг с другом, разрушая все то прекрасное, что я им даровала, и это печалит меня...
Аске и правда выглядела опечаленной.
— Я приведу их к миру — для тебя, моя царица.
— Аске исчезла снова, я же принялся за ту миссию, что сам себе назначил, — объединить и примирить все Девять миров и сложить их к ногам любимой женщины.
Дипломатия не была моей сильной стороной, я был юн, взбалмошен и импульсивен, и дела продвигались крайне медленно, без какого-либо успеха. Бёра уже не было рядом, а просто так присягать асам никто не хотел, даже после нашей победы над альвами, и торговля не сильно спасала то зыбкое перемирие, что я пытался выстроить.
Я боялся сделать неверный шаг, боялся встретить неодобрение своей Иггдрасиль.
Но она не корила меня — никогда. Зато всегда помогала.
Именно она открыла мне тайны магии, ее истинную силу и предназначение.
Гермиона осматривалась вокруг, и под ее взглядом картины сменялись одна другой: Аска лечит магией раны Одина, полученные в бою; вдвоем они в дворцовом парке склоняют голову над опавшим листом и Один при помощи своих сил пытается поднять его в воздух; в очередном из боев Один активно помогает себе магией — и одерживает сокрушительную победу.
— Те мгновения, что она была рядом, я ощущал себя счастливейшим человеком в Девяти мирах. Сейчас я осознаю, сколь разными мы были, но тогда тот неуловимый флер загадки не давал мне прозреть.
Я многое предпочитал не замечать...
Прежние картины, полные мирной и счастливой жизни омрачаются тревожными знаками. Гермиона видела, что Аске слабела: порой ее не держали ноги и ей приходилось хвататься за что-то, чтобы не упасть; в один момент она сильно закашлялась, оставляя на ладони что-то мерзкое, черное.
Один всего этого не видел, Аске старательно скрывала свое состояние.
— Со временем я смирился с тем, как мы жили, потому предпочитал наслаждаться теми мгновениями, что мы были вместе.
Они были в дворцовом саду, полном диковинных цветов и растений, Аске улыбалась, слушая какой-то рассказ Одина. Оба они выглядели беззаботно, что в сочетании с предыдущими картинками казалось пугающим затишьем перед бурей.
Чуть отстав от супруга, Аске ненадолго замерла у одного из деревьев, поглаживая его по шершавой коре. Она в принципе была очень близка к природе и любила растения, это легко было проследить по тем видениям, что Гермиона уже успела просмотреть.
Заметив, что супруги нет рядом, Один вернулся к ней и приобнял за плечи.
— Когда мой путь закончится, я бы хотела превратиться в какое-нибудь растение...
Один нахмурился, словно не представляя, как воспринять слова Аске всерьез, но Гермиона видела, что она не шутила.
Туман сдвинулся.
— Я любил мою Аске, предпочитая слепо не замечать, что с ней что-то не так.
В следующем видении Один и Аске о чем-то разговаривали, из окна его спальни наблюдая за мерцающими звездами, как вдруг она обмякла прямо в его руках. Ее пустой взгляд был направлен в никуда.
— Когда, наконец, мне показалось, что части мозаики сложились в верную картину, я решил поговорить с Аске начистоту, но та вновь исчезла — почти на год. Моему беспокойству не было предела — я, наконец, осознал, что некая хворь съедает мою Аске изнутри, и считал, что должен помочь ей найти лечение.
Гермиона видела Одина бледного, осунувшегося, не вылезавшего из библиотеки.
— Я созвал лучших лекарей Девяти миров, твердо намеренный настоять на своем мнении, невзирая ни на какие возражения. Но все мысли об этом стерлись из моей головы при следующем появлении Аске. Потому что вернулась она не одна.
Аске, закутанная в легкий плащ, прижимала к себе крохотный шевелящийся сверток. Прямо посреди покоев Одина она создала из воздуха колыбель и уложила туда младенца.
— Это наша дочь, — без всяких предисловий произнесла Аске, с нежностью смотря на девочку.
Очевидно, тут не могло быть никаких сомнений, что это действительно так — маленькая Хела была удивительно похожа на обоих родителей сразу.
Гермиона стояла достаточно близко, чтобы можно было легко склониться над колыбелью. Склонился и Один.
Сейчас, глядя на этого младенца, нельзя было сказать, что из нее вырастет ужасное, кровожадное чудовище. Никаких эманаций смерти, никакой давящей ауры.
Лишь дитя, что сладко посапывало во сне.
Переведя взгляд на Одина, Гермиона могла видеть смятение и радость на его лице. За прошедшие годы о детях он и думать забыл, как и об основном условии, на котором зиждился этот брак.
— Она красавица, — улыбнулся Один и поднял голову, но Аске в комнате уже не было.
Недолго думая, он ринулся за ней по коридорам дворца. Нашлась царица лишь в саду на небольшой полянке в самом дальнем его уголке, где обычно они прятались от чужих глаз.
— Аске, — позвал Один, заметив замершую на поляне фигуру.
Она стояла, подставив свое лицо под лучи закатного солнца, и улыбалась.
Один замер в нескольких шагах от нее в странной нерешительности.
— Нам придется попрощаться, — первой прервала она молчание.
Смысл ее слов не сразу дошел него, Гермиона видела, что он несколько раз пытался что-то сказать, но не мог найти слов.
— Но наша дочь...
— Ты справишься, — Аске обернулась, глядя на него с нежностью.
— Почему? — едва слышно проговорил Один.
— Я угасаю, — пояснила она мягко. — С каждым днем мне все труднее оставаться собой. Я слишком много отдала Девяти мирам и теперь теряю саму свою суть.
Выдохнув, Аске вновь отвернулась, и Гермиона успела заметить, что по щекам ее текли слезы.
— Не ведают люди, — заговорила она совсем другим, декламаторским тоном, — какие невзгоды у ясеня Иггдрасиль: корни ест Нидхёгг, макушку — олень, ствол гибнет от гнили...*
(*Старшая Эдда.)
Закрыв глаза, Один продолжал стоять в молчании.
— Я давно знала, что все этим кончится, — продолжила Аске. — Я готовилась. Я не умру в обычном для тебя понимании, я... закончу все так, как и хотела. Моя сила будет жить и питать Девять миров, управлять же ей суждено моей дочери.
Она обернулась на дворец, и Гермиона проследила за ее взглядом. Невольно стало жалко маленькую Хелу — Один убежал, оставив девочку в комнате одну.
— Эти годы... я пыталась произвести на свет сильное дитя. Много лет бесплодных попыток... Наша девочка... она будет сильной. Научи ее тому, чему обучала тебя я, и ее могуществу не будет предела в Девяти мирах. А после, — она протянула ему свиток, туго перевязанный лентой, — передай ей это, и тогда она сможет занять мое место и делать все то, что могла я. Только ей для этого не придется жертвовать собой.
— Не делай этого... — попросил Один непривычно жалобно.
— Если не сделаю — судьба Свартальфхейма, если не еще более ужасная, постигнет и остальные миры. И Асгард — в том числе. Я не смогу управлять собой, и миры ждут хаос и разрушение.
Глядя на Одина, легко можно было предположить, что до остальных миров, и даже до Асгарда, в этот момент ему не было никакого дела.
— Аске...
Не выдержав, она подошла к нему и запечатлела на его губах почти целомудренный поцелуй.
— Прости меня, мой славный Игг, — прошептала Аске. — И прощай.
Она отступила от него, и Гермиона всерьез задумалась, а не наложены ли на Одина чары, потому как смотрел на супругу он с непередаваемой мукой, но двинуться с места не мог.
Аске сделала шаг вперед по направлению к солнцу, раскинула руки в стороны и произнесла что-то на незнакомом Гермионе языке. Вспышка света заставила ее на мгновение зажмуриться; проморгавшись же, Гермиона увидела, что силуэт Аске стремительно рос и ширился, в процессе видоизменяясь. Всего несколько секунд — и на поляне во всем своем великолепии стоял по-настоящему огромный ясень. От его ветвей в разные стороны расходилось множество призрачных нитей, уходящих, казалось бы, в никуда.
Гермиона помнила это древо. В настоящем под ним стояла беседка, в которой так приятно было отдыхать после долгих прогулок по саду...
Проморгавшийся Один со страхом и болью смотрел на великое древо. Ноги не удержали его, и он рухнул на колени, пряча лицо в ладонях. Тело его содрогалось в рыданиях.
Позабыв, что ее здесь на самом деле нет, Гермиона хотела положить ладонь Одину на плечо. Ей было жаль его, она могла прекрасно себе представить, что он чувствовал в этот момент.
Но рука ее прошла сквозь доспех и плащ, отчего туман завихрился.