Белла еще раз взглянула в зеркало. Повела плечами, и Нарцисса завистливо вздохнула: все-таки удивительно, как старшая сестра, не прикладывая никаких усилий, умудряется так шикарно выглядеть! Кажется, в словаре комплиментов — если такой где-нибудь завалялся — не найдется эпитета, который бы не использовали до сих пор ее восторженные поклонники! Конечно, всех перещеголял Эван с его «богиня». А саму Нарциссу чаще называли всего-навсего «хорошенькой».

— Платье дурацкое, — фыркнула Нарцисса.

— Правда? — усмехнулась Белла. — По мне — так нормальное.

— Не понимаю, как можно так безразлично к этому относиться. Это же твоя свадьба!

— Ну и что? Это, по-твоему, повод вырядиться, точно кукла из витрины мадам Колетт?

Нарцисса представила себе кукол из самого престижного магазина игрушек на Диагон-аллее — голубоглазых, розовощеких, утопающих в лавинах кружев и шелковых бантов — и прыснула. Нет, конечно, она не желала бы так выглядеть. Но ведь можно найти нечто, не похожее ни на шелково-кружевную кукольную роскошь, ни на простенькое платье, которое Белла, к ужасу всей семьи, выбрала в качестве свадебного наряда?

— Просто ты Родольфуса не любишь! — заявила она. — Если бы любила, тебе было бы не все равно!

— О-о, Мерлин! — закатила глаза Белла. — Вчера Меда меня доставала, сегодня — ты! Такое чувство, что у всех девушек в определенном возрасте напрочь отсыхают мозги! Все будто помешались на этой любви! В школе шагу не ступить было от парочек. Сидят по углам — думают, никто не видит их — и пялятся друг на друга без конца! Тьфу!

— Что плохого в том, чтобы смотреть друг на друга?

— Да то, что рано или поздно это осточертеет! Да, я не млею и не растекаюсь лужицей рядом с Родольфусом. И он при виде меня тоже. Тем не менее... Он неглуп, наблюдателен, с ним интересно, а главное — он разделяет мои убеждения, у нас общие цели. Мы смотрим в одном направлении, ясно? И это важнее дурацких поцелуйчиков, ритуалов и выбора платья!

Нарцисса вздохнула. Раз уж речь зашла об общих целях, лучше вовремя сбежать. Потому что о них Белла могла говорить часами, а Нарцисса не желала слушать и минуты. И была убеждена, что смотреть не отрываясь на того, к кому взгляд притягивает, точно магнитом — куда интереснее.


* * *
Рабастана Лестрейнджа Нарцисса увидела прошлой весной.

Нет, замечала она его и раньше — такого попробуй не заметить. Яркий, шумный, самоуверенный. Совсем не похожий на своего скучного брата.

За те два года, пока они с Родольфусом встречались в общей гостиной, она могла припомнить считанные разы, когда тот был без книги. И только тогда, когда Рабастан подходил, выхватывал у него из рук очередной талмуд, хлопался рядом и начинал что-нибудь рассказывать. Тогда и у Руди взгляд загорался. Он ехидно отвечал брату, они спорили, подтягивались остальные... Обычно в это время Нарцисса уходила к себе: шумные разговоры и взрывы хохота мешали заниматься.

Потом старший из братьев окончил школу, и о его существовании в этом мире напоминали только еженедельные посылки со сладостями, которыми младший щедро делился со всем факультетом. Нарцисса тоже брала шоколадную лягушку или горсть всевкусных орешков, благодарила и забывала о братьях до следующей посылки.

А потом был присланный Слагхорну вопиллер, в котором Родольфус утверждал, что неразумно перед финальным матчем отстранять от полетов лучшего слизеринского охотника только потому, что тот неправильно сварил какое-то зелье. «Неразумно», «неправильно» и «зелье» в оригинале звучали совсем по-другому, но подобные слова воспитанные девушки вроде Нарциссы никогда не произносили даже мысленно.

Тогда-то она, переведя взгляд с растерянной физиономии декана на свой стол, и увидела.

Его.

Довольного, сияющего, победно взирающего на тактично сдерживавших смешки одноклассников. Улыбнулась ему, а он ответил. И Нарцисса поняла, что все девичьи разговоры про внезапно вспыхнувшее, будто от стрелы Амура, чувство — не такая уж ерунда. Потому что эта улыбка вошла прямо в сердце и осталась там. Но не тяжелой холодной стрелой, а ярким и теплым лучиком.

Лучик этот разгорался и согревал ее всякий раз, когда они с Басти встречались взглядами. Басти... Так его звали все окружающие: брат, одноклассники, эта заучка с Равенкло, с которой его часто можно было увидеть. Нарцисса сразу же решила, что будет называть его по-другому.

Усевшись вечером возле камина, она долго произносила имя Рабастана: то мысленно, то шепотом. Перекатывала его на языке, будто орешек от Бетти Боттс. Оно постукивало по зубам, чуть царапало шершавыми краями нёбо, не желая становиться кратким и удобным. Тогда она его написала, много-много раз. Разными почерками: от четкого делового (для счетов и скучных бухгалтерских книг) до округлого, украшенного завитушками «рококо», каким следовало заполнять пахнущие лавандой и вербеной страницы девичьих дневников.

На тридцать шестом варианте Нарцисса отвлеклась: Фиона Сэвэдж, как обычно, забыла записать задание по трансфигурации. «Конечно, если большую часть урока обмениваться взглядами с Паркинсоном...» Призвала из комнаты тетрадь, всунула ее в руки этой растяпе и вернулась к недописанному.

«Ра...», — увидела она, и продолжать сразу расхотелось. Да, именно так: именем египетского мага, которого глупые древние маглы почитали как бога Солнца, и следовало звать того, чья улыбка — будто солнечный луч!

С этой минуты Рабастан Лестрейндж стал Ра. Стал персональным солнцем Нарциссы.


* * *
Немного портило настроение то, что солнце не желало становиться персональным, предпочитая светить всем одинаково. Да, он возвращал посланные в его сторону улыбки, но Нарцисса при всем желании не могла найти в ответных ничего, кроме вежливой доброжелательности. Так он смотрел на всех — начиная от однокурсников и заканчивая последним питомцем профессора Кэттлберна, их преподавателя по уходу за магическими существами. Впрочем, одно исключение он все же делал — для Маккиннон, той самой семикурсницы с Равенкло. На нее он иногда смотрел восторженно.

Нарцисса утешалась тем, что, во-первых, их встречи ничем не напоминали романтические: Ра и Маккиннон только обсуждали очередную книгу, спорили и ругались, порой хватаясь за палочки и после этого днями не разговаривая друг с другом. А во-вторых, через два месяца равенкловка оканчивала школу, и Нарцисса надеялась, что после этого и ее отношениям с Ра придет конец. Нельзя же серьезно увлечься девушкой, которая старше тебя на год!

Пока же оставалось только ловить случайные взгляды и ждать. Ожидание несколько скрашивали записки с признаниями в любви и приглашениями в Хогсмид, то и дело падающие перед ней в Большом зале. Но главной — той, на которую захотелось бы откликнуться — среди них не было, и Нарцисса недрогнувшей рукой бросала их в камин.


* * *
Этими мыслями она и развлекала себя во время скучнейшей торжественной части свадебной церемонии. Стояла рядом с матерью, стараясь не только любоваться на свое солнце, но равномерно распределять внимание между прекрасным (как всегда) Ра, сияющей Андромедой, Беллой в ее дурацком платье и Родольфусом, похожим в парадной мантии на пингвина. Судя по выражениям лиц молодоженов, их оторвали от важного дела ради сущего пустяка. Нарцисса ничуть бы не удивилась, если бы после окончания церемонии Белла и ее новоиспеченный супруг пожали друг другу руки и разошлись по разным углам огромного шатра. Но они все же поцеловались и ушли вместе, да еще и обнявшись. «Наверняка отправились смотреть в одном направлении», — хихикнула Нарцисса, разыскивая взглядом Ра: начинались танцы, и ей хотелось быть к нему поближе.

— Вы танцуете?

— Гораздо хуже, чем летаю, — усмехнулась ее любовь. Но приглашение принял, чуть коснулся губами протянутой руки и повел замирающую от восторга Нарциссу на площадку.

Как прошел остаток вечера, она помнила смутно. В памяти всплывали только кружащиеся в танце пары, ветки жимолости вокруг и звезды над головой. А еще смеющиеся серо-зеленые глаза — близко-близко — и солнечная улыбка. На прощанье они обменялись адресами: она сказала ему парижский, Ра обещал запомнить. Свой — в Лейпциге — он написал подобранным в кустах угольком на Нарциссиной манжете.

— Благодарю за чудесный вечер, Цисси! — и снова прикосновение его губ к руке, и желание продлить этот момент... может быть, навечно.

— Тинки, что значит: «Какое платье?» — выговаривала она домовому эльфу на следующее утро. — В котором я вчера была на свадьбе! Как «постирали»?..

Кажется, с ней случилась истерика. Меда, которую позвала перепуганная эльфиня, долго успокаивала сестру, утверждая, что если Ра (она называла его дурацким «Басти») обещал запомнить адрес, значит, он это сделает. В конце концов, сова может и сама найти адресата! Нарцисса успокоилась и стала ждать письма. Сама она так и не решилась довериться инстинкту глупой птицы: а вдруг письмо потеряется, или, еще хуже, попадет не в те руки?

За все лето он не написал ни разу.