— Зря ты пьешь кофе на ночь. Я только заберу Рози и сразу же обратно. Ты даже соскучиться не успеешь, — сказала я совершенно беззаботным тоном, с удовлетворением отметив, что ставшие уже привычными за эту неделю звенящие нотки в моем голосе совсем не слышны.

— Я уже соскучился, — промурлыкал мне в затылок Рон, помогая накинуть на плечи выходную мантию.

В зеркале, висящем над камином, отразился его восхищенный взгляд.

Не надо быть гением, чтобы связать этот взгляд, щекочущее кожу мурлыканье и горьковатый аромат кофе в дыхании Рона – у моего мужа были свои планы на остаток вечера и красавицу жену.

Кто же знал, что эта чашка кофе будет первой в череде выпитых им в эту долгую-долгую ночь.



Все началось неделю назад, когда сова Розы принесла из Хогвартса письмо, адресованное не как обычно — мистеру и миссис Уизли, а только мне.

Причина, по которой Роза не хотела, чтобы Рон первым прочитал ее послание, стала мне ясна, как только я вскрыла конверт. В него помимо письма были вложены две официального вида бумаги.

Одна была приглашением на торжественный прием по случаю празднования совершеннолетия Скорпиуса Гипериона Малфоя, который состоится … в Малфой-Мэноре … шир и т.д. и т.п. на имя Розы Уизли.

Другая представляла собой бланк с печатью Хогвартса, заполненный твердым, крупным почерком Минервы МакГонагалл. Она писала, что моей дочери разрешено покинуть Школу чародейства и волшебства на два выходных дня по семейным обстоятельствам (Мерлин, это что у нашей директрисы чувство юмора такое?) под личную ответственность родителей. О чем они, то есть родители, должны известить администрацию школы в течение двадцати четырех часов.

В первых же строчках своего письма Роза умоляла меня подготовить Рона к известию , что она приглашена в Малфой-Мэнор, и просила передать папе, что она ужасно его любит и ждет — не дождется встречи.

Роза, конечно же, знала, что Рон простит и примет все, что исходит от дочери. Она просто купалась в отцовской любви, отвечая искренним обожанием. Но так же хорошо она знала и то, что Рон не в восторге от ее дружбы с младшим Малфоем, а потому, чувствуя себя несколько виноватой перед ним, хотела с моей помощью смягчить удар.

Потом следовали просьба приготовить к субботе ее серое платье и уверения , что о подарке она побеспокоится сама. Больше на эту тему не было написано ни строчки. А я и не ждала. Роза никогда не скрывала от меня ,что их со Скорпом связывает чувство чуть большее, чем дружеская привязанность. Я же дорожила доверием дочери и не вмешивалась в ее жизнь, тем более что ничего глобального, как мне казалось, в ней не происходило.

Ну что ж, очень скоро мне предстояло узнать, как сильно я ошибалась и какой наивной была.

Впрочем, мои родные тоже пребывали в счастливом неведении касаемо того, какие сложные чувства испытывает Гермиона Уизли к хозяину Малфой-Мэнора.

Письмо заканчивалось обычным перечислением школьных новостей и детальным описанием подготовки к выпускным экзаменам. Роза передавала нам обоим приветы от Хьюго и извинялась за то, что не стала писать папе отдельно, заверяя, что в субботу все расскажет ему лично.

В постскриптуме мой шестнадцатилетний ребенок просил нас сказать дяде Джорджу, чтобы тот в ближайшую неделю ничего Хьюго и Лили в Хогвартс не отсылал. Ведь пока они с Алом и Скорпом отсутствуют, нет гарантии, что «эти придурки, прости, мам, за выражение» не продолжат дело Вольдеморта и не разнесут замок в пыль.

Прочитав письмо, я передала Рону прилагаемые к нему бумаги и сказала, что Роза приглашена в субботу на день Рождения и поэтому мы ее скоро увидим. « Ура – ура!»

Реакция Рона была предсказуема: он медленно выпрямился в кресле, его челюсти сжались, глаза потемнели. Я боялась, что он сомнет или испепелит дорогой пергамент, и дружба Розы со Скорпиусом тут была ни при чем. Взгляд моего мужа был прикован к словам «Малфой-Мэнор», ведь для него Мэнор оставался местом, где меня пытали, а он слышал мои крики и не мог прийти на помощь. Местом, в которое он до сих пор возвращался в кошмарных снах.

Еще двадцать лет назад я бы бросилась Рону на шею с утешениями, уговорами и объяснениями, но годы сделали меня мудрее... Я видела, как он из всех сил пытается скрыть от меня свою слабость и знала, что моей задачей было просто немного сместить акценты.

— Ну вот и замечательно, пусть ребенок немного развлечется, — сказала я самым обыденным тоном, забирая, впрочем, на всякий случай из его рук приглашение.

Можно было подумать, что речь идет о детской вечеринке на лужайке перед соседним домом, с обязательными колпачками на головах, тортом с поющими свечками, воздушными шариками и горой подарков в ярких обертках.

Рон криво усмехнулся в ответ на мои слова, но его явно требовалось «дожать», и я добавила:

— Расслабься, Рон, в конце концов, нас никто не приглашал. Но раз уж наш ребенок еще несовершеннолетний, и в позднее время ему требуется сопровождающий, то, если ты не против, я сама заберу Рози из гостей и поздравлю родителей мальчика (я старательно избегала упоминания Малфоев) с именинником.

Рона отпустило. Причем так явно, что я даже улыбнулась.

— Да ладно, — сказал Рон, — все нормально, я с вами. Хочу увидеть своими глазами, как вы с Розой будете спускать с Хорьков шкурки.

Ну что ж, мне удалось «реанимировать» Рона так, что к нему вернулось чувство юмора, и я была этому искренне рада. Но, довольно хорошо зная своего мужа, я была уверена в том, что он, несмотря на свою браваду, ухватится за малейшую возможность остаться дома. И когда на следующий день Рон сообщил мне о возможной субботней встрече с поставщиками, я ничуть не удивилась и уверила его еще раз, что со всем справлюсь сама. В тот момент меня совершенно не волновало, правду ли говорит мне коммерческий директор «Волшебных выкрутасов Уизли», я пыталась разобраться в собственных ощущениях и понять, чего же сама жду от визита в Малфой-Мэнор.

В прочем, долго мне заниматься самоанализом не пришлось, я честно призналась себе, что подсознательно уже давно ищу повода для неформальной встречи с Драко Малфоем.




Как я прожила ту предпраздничную неделю – не помню. Май – предотпускное время и у магглов, и у магов. Но, надо признать, что разгребая очередной производственный завал, я имела возможность хотя бы на время отвлечься от проблем, связанных с решением поставленной перед собой и озвученной Роном задачи — снять с Хорька шкурку.

Нет, я не жаждала крови, мне только хотелось услышать от Малфоя слова искреннего восхищения. Такие, как те, что получила от него на шестом курсе, будучи инкогнито. В нашу же последнюю встречу, четыре года назад, он признал лишь мои прошлые заслуги, а сомнительные комплименты были не в счет.

Я должна была предстать перед ним во всеоружии и без маски, мне нужна была чистая победа.

По мере того, как успокаивался Рон, уверившись, что ему не грозит визит в ненавистное поместье, нарастало мое собственное волнение.

Мне всегда казалось, что мы храним свои воспоминания в памяти, как колдографии где-нибудь на каминной полке. Вот они стоят на своих местах — такие привычные. Скользнешь по ним взглядом – запечатленные на них люди бесконечно проживают какой-то памятный момент — ничего нового. Но стоит подойти поближе, присмотреться, и вот уже их взгляды обращены в твою сторону, тебе приветственно машут руками, приглашая вспомнить и пережить «то самое» событие вместе с ними.

Вот и я всю эту неделю, как будто вновь и вновь подходила к заветной полке, брала в руки, стирала пыль с двух колдографий. На одной — шестнадцатилетняя девочка, одетая на Хэллоуин, льнет в медленном танце к юному светловолосому монаху. А на другой – молодая женщина ищет утешения в объятиях целителя. Вглядываясь в их лица, я вспоминала, и вспоминала, и …

В общем, когда пришла пора отправлять Розу в Малфой-Мэнор, мне пришлось собрать все свое самообладание в кулак, чтобы мои родные не видели той паники, которая, казалось, уже плескалась в моих глазах и заставляла голос звенеть, подобно звякалкам гринготтских гоблинов.

Дошло до того, что я чуть не сорвалась на Розу в ответ на ее невинное замечание, что ей жаль пачкать любимое платье и мантию каминным пеплом и золой. Но тут Рон, который спокойно расставлял на шахматной доске фигурки в надежде приятно скоротать за партией этот вечер, сгладил ситуацию, обняв нас обеих, заверив в вечной любви и довольно изящно пошутив, что пепел будет очень красиво смотреться на жемчужно-сером платье Розы и ее рыжих волосах.

Он вообще много шутил на этой неделе, видимо, признавая свою капитуляцию и извиняясь за нее.

Как видите, успокоиться мне было куда сложнее, чем совершить подвиг, сравнимый по сложности с поисками хоркруксов, а именно уломать Отдел каминных сообщений на прямой доступ из нашего дома в Малфой-Мэнор. Самостоятельно аппарировать Роза еще не могла, сопровождать же ее к началу торжества в мои планы не входило.

А потом Роза исчезла в зеленом пламени камина, и я… успокоилась. Совсем… Как отрезало.



Когда я, спустя четыре часа, вслед за дочерью оказалась в Малфой-Мэноре, то обнаружила, что пик веселья, судя по всему, уже минул. Если вообще уместно слово «веселье» в этих чопорных стенах. Пока домовой эльф стряхивал щеточкой в серебряной оправе с моих плеч пепел и принимал от меня мантию, я имела возможность немного осмотреться.

Молодежи было совсем мало, я легко выделила всполох рыжих волос на эстраде для танцев. Немногочисленная солидная публика разбилась на группки по интересам, общаясь после банкета. Круг знакомых главного целителя госпиталя Святого Мунго соответствовал его социальному и общественному статусу, что бы там ни говорили о семейном характере праздника.

Семейный праздник, как же… Мужчины в мантиях от знаменитых кутюрье поблескивали запонками и галстучными булавками. Кожа женщин радужно переливалась от многоцветия драгоценностей. В памяти всплыл случайно услышанный мной обрывок разговора двух министерских сплетниц: «Ты знаешь, дорогая, как раньше потенциальных невест проверяли на чистоту крови? Клали на запястье бриллиант — у грязнокровок он превращался в бутылочное стекло». Идиотки, мой статус крови известен всем, о нем написано в учебниках, и мне плевать на шепотки за спиной. Я поправила на левой руке браслет наручных часов, украшенный бриллиантами, и проверила, не выбилась ли прядь из узла, в который были собраны волосы на затылке.

Мне были совершенно ни к чему восторженные комплименты зачарованных зеркал, чтобы удостовериться в собственной неотразимости сегодня. Я и дома держу только простые зеркала, и это не маггловская упертость, а привычка делать выводы самой.

Ну что ж, мой выход! Домовой эльф громко объявляет мое имя, и я выхожу на всеобщее обозрение.

Все смотрят на меня, я — на него.

Драко поворачивает голову, коротко кивает собеседнику, извиняясь за необходимость уделить внимание новой гостье, и идет ко мне.

Я на секунду замираю, когда он губами касается моей руки. «Ну, Малфой, не разочаруй меня!»

И он не разочаровывает. Драко поднимает голову и смотрит мне в глаза.

Навыки невербального общения, а проще говоря, умение мимикой выразить мысль и прочесть ответ на лице собеседника были у всех нас, благодаря покойному Снейпу. И легилименция тут не причем, просто профессор не любил, когда на его уроках кто-то говорил, кроме него, а сказать иногда требовалось очень многое и безотлагательно.

Я легко читала по лицу Драко все, что он хотел сказать, как если бы это произносилось вслух.

Чуть вздернутая бровь:

— Браво, Грейнджер.

Его взгляд скользит по моей шее, груди… Намек на улыбку:

— Я уже говорил, что у тебя красивая грудь.

Его глаза опускаются ниже. Чуть заметный кивок:

— И ноги тоже потрясающие.

Наши взгляды снова встречаются, улыбка становится явной, и когда Драко уже вслух произносит дежурные слова приветствия, я слышу в его голосе уважение.

— Но это еще не все, Малфой, — молча снисходительно улыбаюсь я.

К нам подходит Астория, и мы втроем мило болтаем о детях и планах на лето. Когда минут через пять она уходит, я, придерживаясь все того же светского тона, извиняюсь перед Драко , что непозволительно долго отвлекаю его от обязанностей хозяина дома, добавляя, что мне пора поздравить виновника торжества.

А потом я поворачиваюсь к Драко спиной.

Я не играю в шахматы и понятия не имею, как называется ситуация, когда королева вынуждает короля признать поражение. Был бы Рон рядом, он бы подсказал. Но как бы она ни называлась: шахом, матом или обоими этими терминами – смысл моего маневра сводился как раз к цели, намеченной моим мужем: «Снять с Хорька шкурку!»

Судя по возгласу, который издал Хорек, его смерть произошла от разрыва сердца вследствие эстетического шока.

— О-о-очень хорошо!

И пусть гости услышали в этой его фразе только одобрение моего желания пообщаться со Скорпиусом, я то знала, что это означало: «А спина у тебя, Грейнджер, вообще выше всяких похвал!»

Еще бы, такой рискованный вырез сзади — на грани приличий. Правда, в остальном платье было максимально закрытым.

Ну что ж, все, что хотела, я сделала, цель моего визита была достигнута. Оставалось только забрать Рози домой и выставить на пресловутую полку еще один колдоснимок, где элегантный мужчина дарит восхищенный взгляд уверенной в себе красавице.

А на большее я и не рассчитывала, честно. Эти игры не по мне и не для меня. Что было, то было, продолжения не будет, хотя и быльем не порастет.

Так думала я, пребывая в счастливом неведении, что в самом скором времени окажусь в ситуации, когда буду вынуждена признать абсолютную правоту старых маггловских истин: «Никогда не говори «никогда»», «И на старуху бывает проруха», «Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь».



Я подошла к импровизированной эстраде, и снова поискала Рози взглядом. Среди немногочисленных танцующих пар ее уже не было.

Почти сразу я услышала знакомый голос, окликнувший меня. Это был Альбус Поттер. Он тут же вызвался помочь мне, предположив, что Розу со Скорпиусом нужно искать в саду. Судя по смущенной, хитроватой улыбке он знал, что его друг с моей дочерью не просто воздухом вышли подышать.

Так оно и было. В саду уже сгущались сумерки, жемчужно-серое платье Рози и белая рубашка Скорпиуса как будто светились в темноте. Они стояли под огромным дубом, слившись в объятии, и столько чувственности было в этой картине, что я смущенно отвела взгляд.

— Альбус, будь добр, скажи Розе, что я буду ждать ее у пруда, — попросила я своего спутника.

Похоже, что вид целующихся Скорпиуса и Розы Альбуса нисколько не смутил. Он по военному отдал мне честь:

— Слушаюсь, мэм!

«Ну, никакого уважения к чувствам тетки, или это Главный Аврор так «строит» своих домашних?» — подумала я, сделав пару шагов в сторону пруда, у которого когда-то можно было наблюдать знаменитых павлинов-альбиносов.

Вдруг, я ощутила легкий аромат сандала и бергамота и услышала голос приближающегося ко мне Драко:

— А вот твоей дочери не пришлось надевать маску, чтобы соблазнить моего сына, — и после паузы, за которую он успел насладиться сложной гаммой чувств, отразившихся на моем лице, добавил: — У нас, Малфоев — прекрасный вкус.

В подтверждение своих слов он легонько, касаясь кожи только кончиками пальцев, провел по моей обнаженной спине сверху вниз.

— Не льсти себе, Малфой. Ты просто случайно подвернулся мне на том Хэллоуине. Поверь, я не искала тебя по всем темным углам. Вспомни, да я чуть не заавадила тебя тогда! — парировала я.

— Ты разбиваешь мне сердце, Грейнджер, — тихо засмеялся Драко.

Как же приятно было стоять вот так рядом, обмениваясь шутливыми репликами и делая вид, что между нами что-то было. Не друзья — не враги, чужие друг другу люди с общим прошлым. Хотя, если посмотреть на то, как ведут себя Роза и Скорпиус, похоже, что наше будущее грозит стать совместным.

В этот момент сад осветился праздничной иллюминацией. Зачарованные разноцветные огоньки мерцали на деревьях, кустах, обрамляли цветочные клумбы, их свет был неярким, мягким, чарующим.

Мы одновременно посмотрели в сторону дуба, от которого уже шагали наши дети и младший Поттер.

И тут начался кошмар.

Казалось, что еще мгновение назад я любовалась так похожим на Гарри Альбусом, который отчаянно жестикулируя, обогнал своих друзей на несколько шагов, и моей прекрасной Розой, смущенной, раскрасневшейся, с глазами, горящими от того, что они вот так в обнимку со Скорпиусом идут навстречу родителям.

И вот я уже в ужасе вижу, как все трое одновременно падают на траву и остаются лежать без движения. Мерлин, я уже видела такие же светящиеся в темноте, лежащие на траве, земле, брусчатке Хогвартса силуэты. На какую — то жуткую секунду мне даже кажется, что вместо ароматов пионов и жасмина, которыми напоен вечерний воздух, моих ноздрей касаются запахи гари и каменной пыли.

Колоссальным усилием воли я возвращаюсь в реальность. Мозг начинает лихорадочно работать.

Молниеносно выхватывая палочку, я оглядываюсь по сторонам. Вокруг тишина, только из открытых окон Мэнора доносится музыка, и поют ночные птицы. Я понимаю, что не видела вспышек от заклятий, не слышала хлопков аппарации или звуков выстрелов из маггловского оружия.

— Здесь никого нет, — кричу я в спину бегущему с палочкой в руках Драко и вижу, как он падает на колени перед Альбусом.

Воздух подергивается рябью там, где его палочка выводит сложные, неизвестные мне узоры. До меня доносятся произносимые глухим голосом диагностические заклинания.

Непроизвольно я сжимаю себе горло ладонью, секундная слабость накатывает при мысли, что Драко сейчас спасает того, кто находится ближе к нему, хотя его сын лежит всего десятью шагами дальше.

Я бухаюсь на колени рядом с Розой, старым, как мир, маггловским методом проверяя пульс, а потом с восторгом и облегчением чувствую, как под моими пальцами ритмично подрагивает жилка на ее шее.

— Поттер жив.

— Она жива, — не отрывая взгляда от лежащих перед нами детей, одновременно произносим мы с Драко.

Он встает и переходит к сыну, а я вижу как сначала Альбус, потом Роза начинают приходить в себя. Я благодарю Господа Бога, Деву Марию, Иисуса Христа, Мерлина, Моргану Великомученницу, Святых Хранителей…

Кажется, я делаю это в слух, потому что слышу, как Драко обрывает меня:

— Помолчи!

Ал уже сидит на траве, прислонившись спиной к ближайшему дереву, я помогаю Розе приподняться и понимаю, что со Скорпиусом что-то не так. Он не подает признаков жизни.

Воздух уже не просто рябит под палочкой Драко — он искрит от насыщающей его магии. Заклинания сливаются для меня в сплошной гул. Вдруг все резко обрывается.

— Я не могу… Он в коме. Не понимаю… — произносит через силу Драко, опуская палочку.

Я же снова поворачиваю голову к Алу и Розе, засыпая их вопросами:

— Что вы пили, ели? Не болят голова, живот?

Роза только отрицательно машет головой, не отрывая взгляда от лежащего рядом Скорпиуса. Альбус отвечает за двоих:

— Мы пили только шампанское и ели торт за общим столом. И, сэр, — обращается он к Драко, — ведь все остальные делали то же самое, а плохо, похоже, стало только нам троим.

— Оставь, Грейнджер, это не отравление, — снова подает голос Драко. — Диагностические заклинания не показывают в их организмах наличия ядов и отравляющих веществ, ни магических, ни маггловских. Я токсиколог, можешь мне поверить. Думаю, что это больше всего похоже на проклятие. Нам необходимо доставить всех троих в «Святого Мунго». Из моего кабинета через камин есть прямая связь.

Я ловлю себя на мысли, что не слышу в голосе Драко привычных растянутых гласных: он чеканит слова, и это выдает крайнюю степень напряжения, в которой пребывает сейчас Малфой. Таким я его еще не видела.

Коротким Акцио! он призывает к себе садовый шезлонг, трансфигурирует его в носилки и бережно укладывает Скорпиуса.

Мысль об аппарации была отметена мною сразу.

— Вы можете идти? — обращаюсь я к Розе и Алу. Получив утвердительный ответ, я несколько успокаиваюсь и мы потихоньку двигаемся в сторону дома. Рядом слышатся шаги Драко, левитирующего носилки с сыном.



Я готова была согласиться с Драко, что Скорпиус, Альбус и Роза подверглись действию проклятия, ведь прямое нападение с применением заклятий и отравление – намеренное или случайное — исключалось. Предполагать у трех здоровых подростков какое-то внезапное недомогание было бы просто смешно.

Но с другой стороны, у этой версии тоже было много слабых мест.

Если через детей хотели наказать родителей или повлиять на них, что наиболее вероятно, то меня смущала комбинация фамилий: Поттер – Уизли – Малфой. Месть Упивающихся? Тогда почему больше всех пострадал Скорпиус? А если целью нападавшего было добить последнего из Малфоев, то какой извращенной фантазией и смелостью надо было обладать, чтобы ради отвлекающего маневра, заодно поразить сына и племянницу Главы Аврората!

Если же предположить, что родители здесь не причем, то какое злодеяние могли совершить наши дети? О чем мы не знаем? А может, причина стара как мир – ревность и зависть? Тогда все возможно, и направлено проклятие было на всех троих. В этом случае фактор случайности я отмела сразу. Насколько я знаю, проклятие, в отличие от заклятий, отрикошетить не может. Почему больше всех пострадал Скорпиус, я по-прежнему объяснить не могла, но, похоже, это была единственная более-менее логично выстроенная версия. Нашей задачей было снять проклятие с детей, а потом найти и наказать преступника. А значит, мне был нужен Гарри.

Я так глубоко ушла в свои мысли, что вздрогнула, услышав голос Астории:

— Драко, гости… Что?

— Тише, Тори. Скорпиус жив. Мы — в «Мунго». Гостям что-нибудь соври. Через десять минут встретимся в госпитале.

Те же короткие, рубленые фразы, что и при разговоре со мной. Не замедляя шага, Драко прошел мимо жены, но я заметила, что он все же коснулся свободной левой рукой ее плеча.

У себя в кабинете Драко взял Скорпиуса на руки, и мы все, поочередно зачерпывая из чаши дымолетный порошок, шагали в камин, называя один и тот же адрес: «Госпиталь Святого Мунго».



— Мы в «порчетерапию», — сказал Драко, одновременно обращаясь ко мне и удивленной медиведьме в госпитальном холле, куда нас вынесло камином. Он с сыном на рукахсразу аппарировал в отделение, а я, держа Ала и Розу за руки, словно малышей, последовала за ним. Расщеп мне больше не грозил, ведь ничто так не успокаивает меня, как напряженная работа головой.

В палату интенсивной терапии, куда Драко занес Скорпиуса, мы не пошли. Из ординаторской в сторону «интенсивки» уже бежал дежурный целитель. К нам же подошла пожилая темнокожая медиведьма и с извинениями предложила проводить этажом ниже, в токсикологию. Она ссылалась на то, что их отделение переполнено, а у соседей свободна VIP-палата.

Вдруг взбунтовалась Роза.

— Я останусь со Скорпиусом, — твердо сказала она и сделала шаг в сторону его палаты, словно надеясь, что я не буду ее задерживать.

Мне на помощь неожиданно пришел Альбус.

— Пойдем, Роз, все равно тебя к нему не пустят, а в коридоре сидеть не разрешат. А еще мне надо поговорить с папой. Вот только надо узнать, где есть доступный камин.

Я готова была расцеловать Альбуса. Ну, конечно, именно о Гарри я думала, пока нас не окликнула Астория.

— Вообще-то пациентам и их родственникам запрещено пользоваться камином в ординаторской, но сейчас там никого нет, и я думаю, что мистер Малфой сделает для миссис Уизли исключение, — с интересом поглядывая на нас, сказала медиведьма.

— Спасибо вам, миссис Джордан, — прочитала я имя на бейджике, прикрепленном к ее халату. — Проводите, пожалуйста, мистера Поттера и мисс Уизли вниз, а я сейчас спущусь. И добавила, уже обращаясь к Альбусу: — Прости, Ал, с отцом ты поговоришь лично, я позову его сюда в любом случае.



Коротко переговорив с Гарри, я ожидала его с минуты на минуту. Предстоящий же разговор с Роном меня несколько напрягал.

Напрягал до такой степени, что я не решилась на обычную каминную связь. Сова же, по моим подсчетам, доставила бы мое сообщение только через час, а Рон уже и так нас, наверное, потерял. Пришлось собрать все свое мужество, представить, как мы все , здоровые и счастливые, покидаем больничные стены, и вызвать Патронуса.

Всю правду я Рону говорить не собиралась, да и какая тут правда, половина — домыслы. И вот как выглядели факты в том виде, в котором я собиралась представить их своему мужу: детям на празднике стало плохо, и их решили госпитализировать. Целители исключают наведение порчи. Я побуду с ними до утра и, если будет необходимость, попрошу его меня сменить.

Мной руководило иррациональное нежелание видеть Рона здесь, в больнице. То, что он оставался дома, давало мне иллюзию стабильности. Я как будто бы оставляла себе надежду, что вот сейчас Розу полечат, и мы отправимся домой, где нас ждет папа. А еще я знала, как близко к сердцу он воспринимает все, что касается дочери. И если уж совсем честно, то где-то в глубине души я боялась, что при виде Рона могу дать слабину, а этого сейчас допустить нельзя.

Я вышла из ординаторской и столкнулась с аппарировавшим к нам Гарри. Тут же раздался еще один хлопок, это была Астория Малфой. Не успели мы перекинуться и парой слов, как увидели идущего к нам Драко.

— Ему хуже, — сказал он, отвечая на невысказанный вопрос. — Я уже собрал консилиум. Поддерживающая терапия не дает положительного эффекта. Я не силен в порчетерапии, но спецы говорят, что случай нетипичный, причины не ясны, а поэтому на этиологический фактор мы воздействовать не можем. Попробую упросить целителя Голдстейна посмотреть Скорпиуса. Он был лучшим в Британии специалистом в этой области, правда, уже сто лет не практикует, занимается наукой. Надеюсь, что он не откажет в консультации.

Видимо, старому целителю польстила просьба, исходящая от госпитального руководства, и несмотря на такое позднее время, мы уже спустя пару минут могли наблюдать, как согбенный старичок с тростью в руках и волшебной палочкой, заткнутой за пояс домашнего халата, с трудом передвигая ноги, проследовал за Драко в палату интенсивной терапии.

Я проводила их взглядом и снова, уже подробнее пересказала Гарри и Астории то, что мы пережили в саду Малфой-Мэнора.

Мой рассказ занял совсем немного времени. Мы все находились в состоянии тягостного ожидания, разговор не клеился и постепенно сошел на нет. Гарри листал какой-то научный журнал по порчам и проклятиям, взятый из шкафа в углу ординаторской, Астория стояла у окна, вглядываясь в темноту, а я сидела на диване, уже в который раз поглядывая на часы, изнывая от неизвестности.

Мы дружно вздрогнули от хлопка, когда перед нами на секунду возник бледный, как смерть, Драко и со словами: «Спускайтесь в токсикологию» снова исчез. Мы аппарировали за ним.

В VIP-палате токсикологии нас ждали заплаканная Роза, измученный, но крепящийся Альбус, Драко и целитель Голдстейн.

— Я осмотрел мистера Малфоя, мистера Поттера и мисс Уизли, — неожиданно сильным и звучным голосом произнес целитель. — У меня есть кое-какие догадки и нет времени, чтобы дважды вести этот разговор: сначала с детьми, потом с родителями. Поэтому я пригласил вас присутствовать при этой беседе.

Целитель опустился в кресло и, не дожидаясь пока рассядутся остальные, обратился к Альбусу и Розе:

— Молодые люди, не совершали ли вы какого-либо магического обряда, который мог бы объединить ваши жизни или судьбы? Видя, что дети медлят с ответом, он уточнил: — Не приносил ли кто-то из вас Непреложного Обета?

Мы все замерли. Роза вздрогнула и, глядя целителю прямо в лицо, выдохнула:

— Да.

Глаза Голдстейна удовлетворенно вспыхнули, но он тут же нахмурился и спросил:

— Кто из вас заключал Обет, и кто его скрепил?

— Я и Скорпиус, — почти прошептала Роза, — а Альбус скрепил.

— В чем заключался ваш Обет, и почему он был нарушен?

Этот вопрос прозвучал в звенящей тишине. Я боялась увидеть на лицах Драко, Астории и Гарри тот же ужас, который, я знала, был написан на моем лице. Вспомнился усвоенный еще на шестом курсе урок: «Кто нарушит Непреложный Обет, того ждет смерть». Мерлин, Скорпиус…

— Нам было всего по тринадцать, — тихо произнесла Роза, но тут же вскинула голову и, блестя непролитыми слезами, почти с вызовом громко добавила: — Мистер Малфой, миссис, я люблю вашего сына, и он…

Ее голос все же сорвался, и за нее продолжил Альбус:

— Они поклялись тогда любить друг друга вечно, и Скорп… — Альбус вдруг замялся, скользнув взглядом по Астории и Драко. — Когда я уже скреплял их Обет… Скорпи добавил, что как только ему стукнет семнадцать, то он сделает Розу своей. Черт, точно, он так и сказал: «А когда мне стукнет семнадцать, я сделаю тебя своей!» Я это запомнил, потому что рассмеялся тогда над этой его фразой, а Скорп сказал, что у меня больная фантазия, и он имеет ввиду, что сделает Розе предложение, как только станет совершеннолетним и что в романах так говорят все рыцари своим дамам. Какими же мы были идиотами…

Я услышала, как Ал, не обращая на нас никакого внимания, тихо выругался. Видимо, до него начал доходить смысл сказанных им же слов.

Мне же все было предельно ясно. «Магический контракт» был нарушен. Что бы там ни говорил Алу Скорпиус, его слова звучали однозначно: «сделать Розу своей». И эта привязка к совершеннолетию…

Гарри, видимо, пришел к тому же выводу. Обращаясь к Малфоям, он спросил:

— Во сколько родился Скорпиус?

— В девять вечера, — прошелестела Астория.

А я добавила:

— Они потеряли сознание в девять. Я посмотрела на часы, когда проверяла пульс у Розы.

— Ну что ж, теперь, когда мы выяснили, что произошло на самом деле и убедились, что этим двум молодым людям ничего не грозит, нужно подумать о том, что мы можем сделать для мистера Малфоя — младшего. А вам, — Голсдтейн обратился уже непосредственно к Альбусу и Розе, — это будет уроком на всю жизнь, потом детям своим расскажите. Да, а сейчас — отдыхайте. Пусть ваш обморок был всего лишь побочным эффектом, отдых все равно необходим.

Целитель тяжело поднялся, опираясь на тросточку.

— Но сэр, Скорпиус… Вы спасете его? — Роза и Альбус вскочили с кроватей и с надеждой смотрели на него.

Тот непонятно хмыкнул, обвел взглядом меня, Драко, Асторию, а потом, глядя в пол, сказал:

— Мы с вашими родителями сделаем для этого все возможное.



— Я не буду сейчас говорить о том, как пришел к выводу о нарушенном Непреложном Обете. Думаю, что вы сами видели, сколько неувязок и белых пятен было в версии о проклятии, — мы все, сидя уже в кабинете Драко, прислушивались к тому, что говорил нам старый порчетерапевт. А он продолжал тоном профессора, читающего лекцию студентам: Все вы знаете, как этот Обет приносится. Двое обхватывают друг другу запястья, трижды повторяя обещания, а третий, подтверждая услышанное, оплетает их руки волшебной палочкой. Это магический аналог маггловской «клятвы на крови», когда надрезается кожа запястий, и дающие клятву прижимаются ранками, «обмениваясь» кровью. Как вы понимаете, это выглядит довольно эксцентрично, отдает сумасшествием и давно не практикуется... И к чему это я, да... Так вот, эти молодые люди — Скорпиус и Роза — иносказательно смешали свою кровь во время принесения Обета, а сейчас их связь разорвана, и мальчику не хватает чего?

— Крови Розы, — как на уроке ответила я.

— Вы правы, правы, но! — он снова бросил взгляд на меня, потом на Драко. — Обет от этого сам по себе не выполнится. Если бы все было так просто, то люди клялись бы таким образом постоянно, не опасаясь смерти, но на то он и «Непреложный». Добавив кровь Розы в специальное зелье, мы можем продлить жизнь мальчика еще часов на десять — двенадцать, но потом... — он пожевал губами , повозил тростью по полу и в полной тишине закончил фразу — потом Скорпиус умрет, если носители их с Розой крови не выполнят данное им обещание. Как оно звучит, я думаю, вы все помните. А так как такими носителями являются родители Розы и Скорпиуса, то, совершив чисто технически сексуальный контакт за своих детей, они решат эту проблему. Хотя, опять же, чисто технически возможно, что в роли Скорпиуса в паре с Розой может выступить его отец, но это уже дело ваших моральных принципов.

В полной тишине целитель поднялся со своего места и прошаркал к двери. Мы проводили Голдстейна взглядами, избегая смотреть друг на друга. На пороге он обернулся:

— Формулу зелья я составлю прямо сейчас, и, коллега, — обратился он к Драко, — надо по cito! взять кровь у мисс Уизли.

Драко, как мне показалось, на автомате, вышел вслед за ним, а я была близка к истерике. Чисто технически! Чисто технически!

Не успела закрыться за Драко дверь, как с места поднялся Гарри и, коротко кивнув нам с Асторией: «Дамы», — оставил нас одних.

Через секунду Астория произнесла: «Мне надо к сыну» и вышла из кабинета.

Я посмотрела на ее стройную, обтянутую шелком фигуру, на ее напряженную спину, высоко поднятую голову, и меня буквально осенила мысль, что Астория, возможно, так же, как и я, сейчас примеривает эту абсурдную ситуацию на себя.

Астория и Рон — тоже «носители крови». Перед глазами встала ясная картинка: мой Рон обнимает эту женщину, целует, что-то шепчет ей на ухо, а потом опускает руку к вырезу на ее бедре, так что лионский шелк играет под его пальцами, а она прижимается к нему, перебирая рыжие пряди на его склоненной голове...

И тут мне стало так жалко себя! Я очень долго держалась, зная, что мое спокойствие и ясная голова нужны мне самой и тем, кто ждет от меня серьезных, продуманных поступков. А сейчас я сидела и по-детски горько, со всхлипываниями рыдала о себе, о Скорпиусе и Розе с их любовью, о Роне, о том, что обо мне подумает Гарри, и о том, что будет, если эта история станет достоянием общественности.

Слезы кончились, как мне показалось, очень не скоро, но принесли некоторое облегчение. Теперь, когда в моей голове немного прояснилось, я привела себя в порядок и решила пойти узнать о состоянии Скорпиуса, а заодно навестить Розу и Ала.

Я вообще была готова идти куда угодно и делать что угодно, лишь бы не сидеть в ожидании Малфоя и раздумьях о том, что «чисто технически» должна буду сделать в ближайшее время.

Я заглянула в палату интенсивной терапии. Драко и Астория были рядом с сыном, но при моем появлении они сразу двинулись к выходу. Мне показалось, что Астория демонстративно отвернулась от меня, но я заставила себя задать вопрос о самочувствии Скорпа. Услышав от Драко, что состояние стабилизировалось, зелье помогает, я подошла к больничной койке.

Воздух над головой Скорпиуса рябил так же, как от заклятий Драко в саду Малфой-Мэнора. Тихо попискивали какие-то магические и маггловские датчики, провода от которых тянулись к голове и рукам мальчика. Зелье, перетекавшее через капельницу в его вену, слабо мерцало, переливаясь оттенками алого и золотого.

Я убрала челку со лба Скорпиуса. Мне было необходимо дотронуться до него, убедиться, что он живой, теплый…

Да, живой, и нить его жизни была в наших с Драко руках. Пробыв в интенсивке еще пару минут, я пешком спустилась в токсикологию.

Роза с Альбусом спали. Подушка и волосы моей девочки были мокрыми от слез. Я достала палочку, чтобы высушить их, но рука вдруг дрогнула, струя теплого воздуха коснулась лица Розы, и она протестующе заворочалась во сне. Мне вспомнилось, как Роза упрямо не хотела уходить от Скорпиуса в палату, как вздернула подбородок, глядя на Малфоев: «Я люблю вашего сына».

— А я люблю тебя, ребенок, и сделаю все для твоего счастья, — шепотом сказала я, и, почувствовав, что на глаза опять набегают слезы, поспешно отвернулась к Альбусу, чтобы поправить ему одеяло и снять с его носа очки.

Внезапно сильные мужские руки развернули меня, и я, подавив всхлип, уткнулась носом в плечо Гарри. Он крепко прижал меня к себе. Прижал так, как мне, оказывается, было необходимо. Я только сейчас поняла это, наслаждаясь теплом, исходившим от его груди и ладоней, лежащих на моей спине.

Мой Гарри.

— Спасибо, — прошептала я, не поднимая головы.

— Как они? — так же вполголоса спросил он.

— Похоже, что им дали зелье, Ал заснул прямо в очках.

— Жаль, что не удалось поговорить с ними, Альбус ждал меня. Придется отложить разговор на утро, — с сожалением в голосе проговорил Гарри.

Мы ненадолго замолчали. Мне было так хорошо, что я старалась не двигаться.

— Слушай, Герм, а ведь я не видел, как ты плачешь, с того дня, как мы первый раз провожали Хьюго и Лили в Хогвартс, — первым нарушил молчание Гарри.

— Это потому, что ты не видишь, как я читаю свои любимые романы, и не ходишь со мной в кино, — жалобным тоном, но уже с улыбкой ответила я на его слова.

Он вдруг отодвинулся от меня, приложил правую руку к сердцу и, нахмурив брови, произнес:

— Как Главный Аврор Соединенного Королевства, гарант и оплот спокойствия граждан магического сообщества нашей страны я торжественно клянусь никогда и никому не открывать этой тайны, потому что в глазах общественности Гермиона Джин Уизли, в девичестве Грейнджер, всегда должна оставаться хладнокровной Железной Леди, Героиней Войны и министерской фурией, какой мы все ее знаем.

Все, что я могла ответить на его пламенную речь, это было: «Ага», произнесенное с громким вздохом.

— Я так понял, что ты все уже для себя решила? — оставив шутливый тон, мягко спросил Гарри.

В ответ я только кивнула головой и спросила:

— Где ты был?

Гарри рассказал мне, что посчитал нужным проводить Голдстейна домой и что наложенный на старичка Обливиэйт поможет спокойно спать и ему, и нам. Старики вообще забывчивы, а для нас «чем меньше колокол звонит, тем меньше голова болит».

— А Астория?

— С Малфоем я уже поговорил, — ответил Гарри. — Он согласился с тем, что для его жены будет лучше, если в ее памяти сохранится только первая часть нашей встречи с Голдстейном. Все остальное Малфой сведет к тому, что старик передал ему рецепт чудо-зелья, в состав которого вошла Розина кровь, а потом на глазах матери свершится чудо, и Скорпиус оживет.

Я молчала. Примерно пять лет назад я сама помогала подготовить законопроект о допущении применения заклятия Забвения только с разрешения Министерства. Кому, как не Главному Аврору знать, что грозит тому, кто нарушит закон и осмелится незаконно стереть память.

Посмотрев на Гарри, я встретила его взгляд — жесткий, бескомпромиссный, безжалостный — и подумала: «Да, только так и надо». Он как будто делился со мной своей силой, давал понять, что мы вместе, и заодно, что так было и будет всегда.

Так же, не сводя с меня цепкого взгляда, Гарри снова медленно притянул меня к себе и прошептал прямо в ухо, обдав горячим дыханием висок:

— Ты такая красивая сегодня, Герм.

Потом он развернулся и ушел, а я, пережив секундный шок, поняла, что последние его слова были совсем не комплиментом и поддержкой. В них был вызов и почти приказ: «Это твое решение, Герм. Так пойди и сделай это. Ты сможешь». Ну что ж, Гарри тоже всегда умел правильно расставить акценты.



Малфой-Мэнор встретил нас с Драко тишиной, только откуда-то издалека, видимо с кухни, доносились негромкие голоса домовиков и тихое позвякивание столовых приборов. Уборка подходила к концу.

Я держала себя в руках и чувствовала себя относительно спокойной до того момента, как Драко, коротко бросив мне: «Располагайся. Ванная комната по коридору слева, последняя дверь», собрался выйти из кабинета, куда мы попали через камин.

У меня возникло почти непреодолимое желание схватить что-нибудь тяжелое и дорогое и швырнуть этим в не менее дорогое, да так, чтобы с грохотом и брызгами. Я сдержалась и как можно более холодным тоном произнесла:

— Я не шлюха, Малфой. Со мной так не надо.

Он застыл на пороге, видимо озадаченный моей реакцией, а потом медленно развернулся и проговорил тем тоном, по которому я, оказывается, успела соскучиться, знакомо растягивая слова:

— Не знаю, что ты имела в виду, Грейнджер, но времени на ухаживания у меня нет. Если ты так хочешь цветы, конфеты, шампанское, драгоценности и дальше по списку, то я их пришлю позже.

— Думай, что говоришь, Малфой, — уже шипела я, — я не позволю тебе так обращаться со мной. Даже несмотря на то, что «чисто технически» должно произойти между нами.

— Между прочим, Грейнджер, «чисто технически» моя задача несколько сложнее твоей, и ты сейчас своей истерикой мне ее только усложняешь.

Я уже открыла рот, чтобы обсудить эти технические моменты, как вдруг до меня дошло, о чем мы говорим, и мне стало смешно. Причем так смешно, что через секунду я не просто улыбалась, а почти плакала от смеха.

Малфой покачал головой из стороны в сторону, глядя на меня, как на буйнопомешанную, а потом не удержался и тоже рассмеялся.

— Я только имел в виду, что ты, наверное, хотела бы… Мерлин, я не думал, что мне придется говорить это вслух, — воспользоваться туалетом, посмотреться в зеркало, попудрить нос, ну, и все такое, что там еще делают дамы вдали от мужских глаз.

— О, Малфой! — только и смогла произнести я, отсмеявшись и взяв себя в руки.

— Вот этот тон мне нравится намного больше, а то уж я думал, что придется поить тебя успокоительным, — сказал Драко и, секунду помедлив, добавил: — Хотя, я припоминаю, что у тебя на него такая своеобразная реакция. Ты начинаешь делиться с окружающими своими эротическими фантазиями.

— Нет, я лучше воспользуюсь твоим предложением, — все еще улыбаясь, сказала я и отправилась по указанному адресу.

Когда я, спустя несколько минут выходила из ванной комнаты, домовой эльф сообщил, что его хозяин ждет меня в малой гостиной, и проводил в очень уютную комнату, где пылал камин и, несмотря на то, что стрелки часов показывали «глубокую ночь», был накрыт к легкому ужину стол. И это было очень кстати, потому что никакой стресс не способен лишить меня аппетита.

Позже, оглядывая комнату, я увидела стоящий у камина маленький столик, уставленный семейными колдографиями. Одна из них привлекла мое внимание, и я, не удержавшись от любопытства, взяла ее в руки.

Прекрасный осенний парк пестрел яркими красками. Желтые и красные кленовые листья кружились в воздухе и, падая, задевали красивого молодого мужчину, который, опустившись на колени, ловил подбегающего к нему малыша, а потом подбрасывал на вытянутых руках в воздух.

Колдографии, в отличие от портретов, беззвучны, но изображение было настолько совершенным, что казалось — я слышала и детский смех, и негромкий мужской голос, полный любви и гордости за сына, и шорох листьев, падающих на траву.

— Мне здесь три года, — тихо сказал Драко. — Иногда мне не хватает отца.

Он замолчал и поворошил поленья в камине. Я еще раз вгляделась в лица на снимке, в который раз поразившись фамильному сходству Малфоев. Ведь издали я приняла Люциуса за Драко. Но мне было простительно ошибаться, такого выражения на лице Люциуса я и представить себе не могла.

От мыслей меня отвлек треск разорвавшегося полена, из очага вылетел сноп искр, и резкая боль обожгла руку. Машинально отдернув ее, я задела колдографией за каминную решетку. Стекло разбилось, и к ожогу добавилась глубокая царапина, из которой тут же закапала кровь.

Драко, чертыхаясь, схватил со стола чистую салфетку, прижал к моей ране и, велев держать, покрепче, сказал, что вернется через секунду, чтобы перевязать по-настоящему.

Пока он ходил, я торопливыми Репаро и Тергео восстановила стекло и убрала с ковра капельки крови.

Вернувшись, Драко промыл мне ранку, залил каким-то лекарством, от которого сразу же остановилось кровотечение и стихла боль, наложил аккуратную повязку.

— До свадьбы заживет, — сказал он, удовлетворенно посмотрев на свою работу, а потом хмыкнул от произнесенной двусмысленности.

— Спасибо, целитель Малфой, — произнесла я, ловя себя на мысли, что когда-то уже говорила эту фразу.

— Надо выпить за успешно проведенную операцию, — ответил мне Драко, и я услышала звон стекла и звук льющейся жидкости. То, что я обнаружила в своем стакане — было огневиски. Мы шутливо отсалютовали друг другу. А потом я заметила салфетку, которую забыла убрать после перевязки.

— Подожди, вот еще — грязная... кровь...

Я прикусила себе язык. «Что я несу? Зачем? Только не сейчас, я все испортила!» Меня вдруг затрясло, я отставила стакан и обхватила себя руками.

Малфой медленно подошел к столику, где лежала злополучная салфетка, и бросил ее в камин. Я напряженно следила за его действиями. Он направил палочку себе на руку и, произнеся Агуаменти, смыл с нее кровь. Потом допил свой огневиски, так же не спеша подошел ко мне, всунул в руки отставленный мною стакан и сказал:

— Ты дура, Грейнджер. Неужели ты думаешь, что меня это сейчас хоть сколько-то волнует, твоя кровь уже течет в моем сыне и, похоже, будет течь в наших с тобой внуках.
Драко вдруг посмотрел в свой пустой стакан, и я услышала, как он пробормотал:

— Мерлин, надо еще выпить. Отец, наверное, в гробу перевернется, если у его внуков будут рыжие волосы.

От предложенной добавки я отказалась. Выпитые за ужином вино и огневиски, помноженные на стресс, сделали свое дело: я расслабленно наблюдала, как Драко кладет в свой стакан лед, наливает спиртное. Его фигура была подсвечена камином, и мне было хорошо видно, как блеснули камни запонок, когда он вынимал их из манжет рубашки, прежде чем закатать рукава.

Было что-то очень интимное в его действиях, и это заставляло меня следить за каждым движением Драко. А потом он снял с волос ленту, стягивающую их, и чуть встряхнул головой, давая волосам возможность свободно рассыпаться по спине и плечам.

Странно, как остро отреагировала я на этот, по сути, женский жест, у такого мужчины.

Мое сердце пропустило удар, а потом забилось с утроенной силой, неся горячие волны по всему телу, кровь прилила к щекам. Хорошо, что в мой виски был добавлен лед, — я прижала стакан к пламенеющему лицу.

Но то ли сердце мое билось так громко, то ли глаза своим блеском сказали все за меня, Драко все понял. А когда он не понимал меня?

И мне не надо было призывать на помощь фантазию и крепко закрывать глаза, как я привыкла делать в самые интимные моменты своей жизни, чтобы представить, что это именно его руки ласкают меня, потому что я вижу Метку на той руке, что отводит прядь волос с моего лица и касается губ, заставляя их приоткрыться для поцелуя. Все, о чем я мечтала: серые глаза, светлые волосы, твердые теплые губы — все стало явью.

Я могу отпустить себя и не сдерживаться в тот момент, когда, задыхаюсь от наслаждения и вместе со стоном у меня вырывается его имя.

Пусть я знаю, что никогда не услышу от него своего имени в ответ — я не почувствую себя обделенной. Ведь он — это он, а я — это я. И мы сейчас вместе только потому, что так распорядилась судьба.

Но я этого хотела и хочу.

— Да, я хочу, Малфой.

— …

— Да, Драко. Да…