Гарри остановился перед старой облупленной дверью с покосившейся цифрой 7. Это была самая обветшалая дверь на этаже. Когда-то давно, после своего побега из дома, здесь жил Сириус. Ключ с трудом провернулся в замке, Защитные заклятья миролюбиво клацнули и дверь жалобно заскрипела. Перед тем, как войти, Гермиона машинально поправила покосившуюся цифру – привыкла наводить порядок.

Воздух в квартире был затхлый. Двустворчатая дверь с застекленными окнами вела в большую комнату, где царил красноватый полумрак. Ремус отдернул тяжелые шторы, растревожив маленькие пылинки и они роем взметнулись вверх, полные решимости немедленно разобраться с возмутителем их спокойствия, но тут же беспомощно завертелись в потоке воздуха и шума, хлынувшего сквозь распахнутые настежь окна.

– Сириус любил городской шум, – грустно усмехнулся Люпин.

Гермиона взволнованно покосилась на Гарри, но говорить ничего не стала – ее друг упрямо винил во всем себя и сейчас его нужно было ненадолго оставить в покое. Гарри вздохнул.

– Я так мало знал о нем. А теперь… вот, – он опустил голову.

Рон ободряюще похлопал его по плечу, на что Гарри постарался выдавить улыбку. Гермиона, не в силах смотреть на него, отвернулась и принялась разглядывать гостиную. Комната была обставлена довольно аскетично: большой красный диван, кресло с торшером в углу, книжный стеллаж, разделяющий комнату на два отсека, а одном из которых пылился мотоцикл без переднего колеса. Инструменты были разбросаны рядом на прозрачной клеенке, заляпанной машинным маслом, на диване лежала гитара с подписями – казалось, хозяин вышел на пару минут в кухню, чтобы заварить чаю.

Гермиона подошла к полупустому стеллажу, где валялись около двух десятков громких бестселлеров тех годов, в том числе магловских. Гермиона не без удивления раскрыла «Над пропастью во ржи» Селлинджера и прочитала надпись «Моему любимому гриффиндорцу». Подпись отсутствовала. Очевидно, одна из многих подружек подарила – Гермионе всегда казалось, что Сириус был чертовски популярен в школе.

Она повернулась к стене, чуть ли не до потолка облепленной фотографиями. Мародеры на них были еще совсем молодыми, на некоторых – вообще школьники. Гермиона уставилась на фото Люпина, сделанное в хогвартской библиотеке: оборотень сидел над раскрытой книгой, подперев голову ладонью, и застенчиво улыбался в камеру; на груди блестел значок старосты. Люпин был очень симпатичным мальчишкой.

Гермиона криво усмехнулась, увидев фото Сириуса в одной майке и старательно потрепанных джинсах – вполне сойдет за фронтмена рок-группы. Чуть выше висела фотография Сириуса в обнимку с неописуемо красивой девушкой. Они стояли, завернувшись в один шарф, изо рта у обоих валил пар, а на ресницах блестели снежинки. Они повернулись друг к другу и коротко поцеловались. Гермиона мысленно восхитилась красотой незнакомки и невольно принялась искать ее на других фотографиях, которых оказалось великое множество: вот они с Сириусом корпят над книгами в библиотеке, фехтуют, одетые в костюмы пиратов, корчат воинственные рожицы на чемпионате по квиддичу, кружатся в танце и улыбаются на свадьбе у Поттеров. Кажется, эта красавица была девушкой Сириуса чуть ли не до самого его заключения!

Тонкс плюхнулась на диван, чуть не уронив гитару.

– Ой!

Она с виноватым видом взяла в руки инструмент и спросила у Люпина:

– Сириус играл?

– Да, – улыбнулся Люпин. – И неплохо пел.

Тонкс опять взглянула на гитару и прочитала вслух:

– Бродяге от Сохатого: «Будь хорошей собачкой и не кушай тапочки».

Ремус коротко рассмеялся.

– После приобретения этой гитары мы все написали ему пожелания. Получилось… по-мародерски.

Тонкс улыбнулась и продолжила чтение:

– «Надеюсь дожить до того момента, когда ты научишься грамотно писать». Лунатик.

«Не слушай их и оставайся самим собой. Ты – солнце». Лили.

«Будь серьезнее, парень. Хватит вести себя, как идиот». Грюм.

«Веди уж себя как идиот, иначе это будешь уже не ты». С любовью, Тали.

Тонкс подняла голову.

– Кто такая Тали?

Ремус заметно помрачнел. Он по привычке запустил пальцы в волосы и откинул седеющую прядь со лба.
– Ну… бывшая девушка, – неохотно выдавил он.

– Это она? – Гарри снял со стены одну из фотографий Сириуса с красивой девушкой.

– Да, – передернул плечами Люпин. – Талия Стивенсон.

– Шутишь? – восторженно воскликнула Тонкс. – Законодательница английской моды? Владелица ателье Стивенсон в Косом переулке?!

– Выходит, что так, – скромно кивнул Ремус.

– И что… долго они были вместе? – деревянным голосом спросил Гарри. – Тут вся стена в их фотках.

– Чуть больше трех лет, – напряженно сказал Люпин. Кажется, вспоминать о девушке друга ему не особо хотелось. – Расстались приблизительно за полгода до твоего рождения.

Гарри помолчал.

– Так долго встречались, – наконец протянул он. – И Сириус мне ничего не рассказывал о ней.

Люпин опустил глаза.

– Они нехорошо расстались.

Гарри скрестил руки в ожидании продолжения. Ремус пожал плечами.

– Я не знаю подробностей. Они вечно ссорились по пустякам, и так все три года… А потом вдруг какой-то пустяк показался Талии крупнее всех других и она уехала во Францию. А может, здесь постарались ее родители – они Сириуса терпеть не могли… Дальше еще вся эта история с Азкабаном началась.

Гарри взъерошил непослушные волосы.

– Значит, она поверила в его вину?

Ремус пожал плечами и тихо сказал:

– Зная ее… скорее нет, чем да. Было в ее отношении к Сириусу нечто такое… вроде особой веры в него. Или, возможно, преданности. Но и это не помогло им остаться вместе. Мне, в общем-то, сложно судить – я ее плохо знал и мы мало общались. Она недолюбливала гриффиндорцев.

– В смысле? – не понял Гарри.

Ремус широко улыбнулся.

– В том смысле, что Сириус всю жизнь нос вертел от факультета своих предков, а на шестом курсе по уши влюбился в слизеринку.

– В слизеринку?! – ахнул Рон.

Ремус утвердительно кивнул.

– В самую красивую среди всех принцесс, включая даже Нарциссу Блэк. Хотя саму Талию собственная красота то ли утомляла, то ли раздражала.

– Почему? – удивилась Гермиона, вовсю завидуя.

– Очевидно, принцессами не хотят быть только принцессы, – весело брякнула Тонкс. – Ладно, ребята, пора выдвигаться в путь.

Гари покинул квартиру своего крестного неохотно. Гермиона, глядя на него, уже сомневалась в том, стоило ли приводить его сюда.

– Теперь у тебя есть вариант жилья ко дню совершеннолетия, – ляпнул Рон.

Гермиона закатила глаза. Какой же Уизли бестактный балбес!

– Мог бы и промолчать! – прошипела она ему на ухо.

– А что я такого сказал? – осведомился Рон, не потрудившись понизить голос.

– Ничего умного! – огрызнулась Гермиона и заспешила вниз по лестнице.

В холле ей пришлось остановиться, чтобы подождать остальных. Консьержка подозрительно покосилась на нее и вновь уткнулась в телевизор – на пятом канале шли новости.

– Банда хулиганов напала на дом среди ночи, – тараторила диктор.

«Банда хулиганов? – подумала Гермиона. – Не удивлюсь, если на самом деле это были Пожиратели». В последнее время прихвостни Волдеморта нередко нападали на маглов, а магловские репортеры, которым Отдел по сохранению секретности предоставлял липовые данные, всегда говорили о хулиганах и несчастных случаях.

На экране телевизора неожиданно появился дом родителей Гермионы и сердце ухнуло куда-то вниз. Не может быть…

– Хулиганы ворвались в дом около полуночи. Чета Грейнджер уже спала…

В глазах у Гермионы потемнело…

– Такой кошмар.

– Бедняжка, у нее ведь совсем никого не осталось.

– Совсем никого?

– Ну да. Джейн и Том ведь оба были сиротами. Ни бабушек, ни дедушек.

– Ужа-а-ас.

– А вы им кем приходились? Я вас раньше не видела.

– Школьный учитель, – отвечает Люпин.

Тонкс вносит на кухню стопку грязных тарелок, лишь чудом не споткнувшись на пороге. Ей очень не к лицу черный цвет – будто прекрасную лесную нимфу нарядили в балахон Пожирателя смерти. Ненависть вскипает где-то внутри. Кажется, это единственное, что осталось. Как же хочется, чтобы все эти подонки сдохли!

Гермиона сжимает кулаки и закрывает глаза. Какого черта все эти люди собрались здесь?! Приперлись посплетничать, посмотреть на чужое горе. Пусть они все немедленно убираются!

Фотография родителей стоит перед ней на столе. Жаль, что она так и не сфотографировала их на волшебный фотоаппарат, чтобы изображение двигалось. Гермиона наклоняется, крепко прижимаясь губами к фотографии. Слезы сами льются из глаз.

Когда она открывает глаза – уже вечер. Кто-то несет ее на руках. Запах свежескошенной травы. Наверно, это Люпин. Сильные руки кладут ее на кровать, накрывают одеялом. Мягкая ладонь скользнула по волосам. На миг Гермионе кажется, что это папа… С такой болью невозможно жить.


* * *
Оказывается, мир состоит из ничем несвязанных друг с другом фрагментов. Вот лицо Джинни склоняется над ней, солнце красиво играет на рыжих волосах… Затем Гермиона одевает туфлю с помощью ложечки. Нет сил отвести взгляд от лакированной поверхности туфелек. Так хочется, чтобы мир съежился до размеров этих туфлей и кусочка паркета, охваченного зрением. И больше чтобы ничего не существовало. Особенно самой Гермионы…

…За окном мелькают деревья. Они что, едут куда-то? Гермиона оглядывается. Машина ее родителей. Джинни сжимает ее ладонь, глядя перед собой. На переднем сидении сидит Гарри – это его лохматый затылок, Люпин ведет машину. Тонкс… наверно, для охраны…

…Гермиона подписывает бумаги не глядя. Нет сил читать. Она очень смутно понимает, где находится. Затуманенное сознание подсказывает, что у нотариуса. Ну конечно, формальности. Рядом из своих только Дамблдор. Когда он появился? Где все? Мистер Клаус кладет перед ней запечатанное письмо и папку документов в большом желтом конверте. Словно из тумана доносятся его слова и Гермиона улавливает только обрывки фраз: «В случае смерти… должны прочитать это письмо… тайные документы…» Дамблдор извлекает из рукава волшебную палочку подобно искусному фокуснику: «А теперь поговорим об опекунстве…»


* * *
Когда они вернулись домой – директор воспользовался аппарацией – Гермиона сразу же плюхнулась на кушетку. Чувствовала она себя препаршиво, и , кажется, дело было не только в смерти родителей.

– Вам необходим присмотр волшебников, мисс Грейнджер, – сказал Дамблдор. – Ранение, полученное вами в Отделе Тайн, еще дает о себе знать.

– Я прямо как ветеран войны, – вяло ответила Гермиона, но директор ее не услышал.

– Нужно придумать что-нибудь с вашим опекунством, – озабоченно пробормотал он.

– Зачем? – удивилась Гермиона. – Мне остался год до совершеннолетия, и его я проведу в Хогвартсе.

– О, мисс Грейнджер, у магов не принято оставлять детей без присмотра, – усмехнулся директор. – По крайней мере, без формального, – он искоса взглянул на Гермиону. – Думаю, вам стоит пожить у моих друзей некоторое время – они за вами присмотрят. Кстати, что там, по-вашему? – Дамблдор указал на желтый конверт, о котором Гермиона уже позабыла.

Она уставилась на эту неожиданную часть наследства.

– Не знаю, – пожала плечами она. – Мои родители были простыми стоматологами. Думаю, ничего серьезного.

– Откроете? – предложил Дамблдор. – Вдруг ваши родители посоветовали, к кому вы можете обратиться, если понадобится опекун.

– Вряд ли, – тряхнула непослушной гривой Гермиона, но все же вскрыла конверт.

Оттуда показался бледно-зеленый лист бумаги. Гермиона вытянула его, и ей показалось, будто серебряный ангел в правом верхнем углу встряхнул крылышками. Она уставилась на неподвижное изображение. «Нет, это невозможно, – мысленно одернула она себя. – Мои родители маглы». Мимоходом отметив, что бумага оформлена в цветах Слизерина, Гермиона прочла тесненную надпись «Больница Святого Павла. Литтлфейри. Шотландия». Ангел в уголке еще раз встряхнул крыльями, теперь Гермиона точно заметила. Она недоуменно моргнула. Магический документ? У ее родителей? Откуда?

– Литтлфейри, – прощебетал Дамблдор. – Что за чудное названье. Знавал я одно семейство, у которого там был очаровательный коттедж.

Гермиона села на кушетке прямо – усталости как не бывало. Тут явно какая-то ошибка! Она со все большим недоумением прочла далее: «Свидетельство о рождении», ниже стояло ее имя, пустая строка там, где должна быть ее фамилия, и приметка «illegitimi thori».

– Профессор, простите, а как переводится «illegitimi thori»? – спросила Гермиона.

– «Рожденный вне брака», – безмятежно ответил Дамблдор, поглаживая бороду. – А что написано ниже?

– Тут… – Гермиона запнулась, обнаружив вместо имени своей мамы другое имя. – Гиневра Морроу.

– Гиневра Морроу? – Дамблдор резко подался вперед. – В строке «отец», что там написано?

– Я не понимаю, почему… – Гермиона нашла взглядом нужную строку. – Что?! – она мотнула головой и протерла глаза. – Нет-нет-нет!! Этого не может быть!!

Дамблдор жизнерадостно улыбнулся и весело подытожил:

– Все признаки того, что вы увидели имя Северуса Снейпа.


* * *
Северус Снейп занимался самым бесполезным, неблагодарным и скучным делом в своей жизни – составлял конспекты уроков. Разумеется, для того, чтобы доказать ученикам их бездарность никакие конспекты ему не нужны, но тугодумы из Отдела образования требуют отчетов даже от самого гениального зельевара страны. Ничто так не убеждало Северуса в бессмысленности человеческого бытия, как эти глупые «повторение пройденного», «закрепление навыков», «выводы» и прочая чушь.

Появление Дамблдора в его кабинете отнюдь не способствовало повышению настроения. Директор спускался в подземелья только в крайних случаях (а за годы педагогических мучений Северуса таких случаев не встречалось), и его появление здесь не сулило ничего хорошего. Но надежда умирает последней.

– Поттера убили? – спросил Северус.

– Я вижу, ты в хорошем расположении духа, Северус, – заявил Дамблдор.

– Меня всегда поражала ваша способность смотреть в корень, – язвительно отозвался Северус и тут же получил в отместку:

– Мальчик мой!

Дамблдор сиял, как начищенный котел, и Северусу сразу стало как-то не по себе.

– У вас есть новости? – осторожно предположил зельевар.

– Еще какие, милый мой! – Дамблдор разве что не хихикал от возбуждения, как шестнадцатилетняя школьница. – Я так рад за тебя!

Северус взглянул на конспект урока и заподозрил директора в наличии иронии. Тем временем Дамблдор продолжал нести околесицу:

– … Память меня не подвела, я все помню про своих учеников и поэтому сразу догадался, что к чему, как только она назвала имя своей матери. Северус, это же чудесно! Разумеется, я о тебе самого высокого мнения, и тут же смекнул, что ты ничего не знаешь. Правда, не могу взять в толк, как так получилось, но я уверен, что вместе мы разберемся в ситуации.

«Старик спятил», – если бы за каждый такой вывод Северусу вручали по шкуре бумсланга, он смог бы наварить пожизненный запас Оборотного зелья.

– О чем вы, профессор? – устало спросил Северус.

– Поздравляю, мой мальчик! – хлопнул в ладони Дамблдор. – Ты стал отцом!

«Кажется, на этот раз вывод верный».

– Простите? – опешил Северус.

Дамблдор несколько мгновений взирал на него бессмысленными глазками, затем спохватился:

– Ах да, чуть не забыл, – и бросил на стол перед Северусом желтый конверт.

Северус пребывал в полнейшем недоумении. Что еще за бред? Он смотрел на конверт, пытаясь уловить соль директорской шутки. Не мог же Дамблдор в самом деле сойти с ума!

– Правда, это случилось почти шестнадцать лет назад, – оборвал его размышления директор.

Северус вскинул голову.

– Что?! – непроизвольно вырвалось у него, и голова на миг закружилась. Шестнадцать лет назад… Мерлин, тогда такое могло случиться.

Северус с трудом оторвал взгляд от сияющего лица Дамблдора и медленно извлек на свет бледно-зеленый лист бумаги – именно на такой бумаге печатались дворянские свидетельства о рождении. Но у них с Гиневрой не было детей... Она бы сказала ему… Наверно…

Прочтя имя ребенка, Северус изумленно воскликнул:

– Не может быть!

Не знаю, что заставило меня написать это письмо. Мне кажется, что-то случится, и мы не сможем извиниться перед тобой лично. Возможно, так даже лучше. Когда ты узнаешь правду – а ты обязательно узнаешь – я не смогу смотреть тебе в глаза, мой ангел.

Я знаю, нашему поступку нет оправданий. Я чувствую себя преступницей. Не знаю, какие слова могут утешить тебя, наверно, их просто не существует. А мы заслуживаем твоей ненависти. Прости, если сможешь, хотя такое счастье я вообразить не могу.

Это случилось в октябре. Мы нашли тебя на лавочке в парке – окоченелого, простудившегося младенца. Бедная моя девочка, я даже не представляю, насколько больно читать эти строки! Мы выходили тебя – на это ушло почти два месяца, за которые ты нас просто очаровала. Мы все для себя решили. Друзья помогли нам оформить бумаги – это оказалось не так сложно, как мы ожидали. Тем более, вряд ли та, которая бросила тебя в парке, захотела бы вернуться. А если и так, право быть твоей матерью она потеряла.

Несколько месяцев прошли, будто в сказке. А потом наше счастье ненадолго потревожил некто неизвестный: в почтовом ящике мы обнаружили твои документы. Нам все это показалось глупой шуткой: свидетельство о рождении из несуществующей, как мы считали, больницы, бредовую дворянскую грамоту со строкой о двадцати поколениях магов. Что мы могли тогда подумать? А потом выяснилось, что документы эти в огне не горят. Весомое доказательство существования другого мира где-то совсем рядом. Мы, скрепя сердце, честно пытались найти мистера Снейпа – кто знает, что там за история? Вдруг он тоже тебя ищет? Естественно, наши попытки потерпели крах.

Затем, годы спустя, мы поняли, что ты и вправду другая. Мы узнали о твоем мире, но все тянули с правдой. Однажды ты обмолвилась о вражде чистокровных и маглорожденных, а мы малодушно промолчали, не открыли тебе, кто ты есть на самом деле. И это очень мерзко с нашей стороны. Господи, ты с таким презрением говорила о чистокровных, а я смотрела на тебя, и мне было страшно произнести хоть слово. А ведь ты имела право знать эту самую главную правду. Прости нас.

Джейн Грейнджер

Гермиона практически выучила это письмо наизусть, мучительно надеясь с его помощью каким-нибудь образом приподнять прочную завесу неизвестности над своим прошлым, над своим рождением. Кто оставил ее в парке тогда? Неужели родная мать? И почему, по мнению Дамблдора, Снейп не знает о ребенке? Почему та женщина не сказала ему? Что за отношения у них были? И кто такая, в конце концов, Гиневра Морроу? Где она сейчас? Ни на один из этих вопросов письмо не давало ответов, а Дамблдор словно в Лету канул – прислал лишь уведомление о том, что Гермиону на время заберет один его старинный друг по имени Теодор.

Вскоре Теодор в самом деле появился в доме Грейнджеров. Это был суровый с виду седовласый господин с офицерской выправкой, облаченный в дорогой костюм.

– Мисс Гермиона Грейнджер? – деловито осведомился он.

Гермиона кивнула, а потом подумала, что она, выходит, вовсе не Грейнджер.

– Я – друг профессора Дамблдора…

– Я знаю, – вновь кивнула Гермиона.

– … лорд Теодор Стивенсон, – закончил гость.

Гермиона моргнула.

– Стивенсон? – недоуменно переспросила она.

Мужчина кивнул и строго продолжил:

– У нас нет времени на разговоры. Вы собрали вещи?

Гермиона опять кивнула, гадая, не является ли этот джентльмен отцом Талии Стивенсон.

– Превосходно, – в свою очередь кивнул он и протянул Гермионе руку. – Сейчас мы воспользуемся порт-ключом. Не возражаете?

Гермиона не успела ответить – внутренности рвануло вверх, и спустя одно бесконечное мгновение она очутилась в огромной, залитой ярким солнечным светом гостиной.

В кресле спиной к ним сидела темноволосая женщина, солнце красиво играло на ее волосах. Она обернулась на звук шагов и воззрилась на Гермиону угольно-черными глазами. У Гермионы засосало под ложечкой. Не может быть…

– Северус, – строго произнесла черноглазая дама, и только тут Гермиона обнаружила стоящего в сторонке Снейпа.

Ей стало ужасно неловко – будто она навязывается этому человеку в дочери. Покраснев до ушей, Гермиона с трудом выдавила приветствие.

– Что вы мямлите, как Лонгботтом? – скривился декан Слизерина.

– Северус! – возмутилась дама.

– Мямлю? – вспыхнула Гермиона. – Да уж не каждый день я узнаю, что я дочь самого жуткого нашего преподавателя! – она осеклась.

– Поверьте, – прошипел Снейп, – для меня неожиданность еще более неприятная.

Гермиона досадливо поджала губы, избегая смотреть на него.

– А я с вами обоими совершенно не согласна! – вдруг бодро заявила черноглазая леди. – У меня еще никогда не было внучки, если вы позволите так по-детски безыскусно выразиться!

Гермиона растерянно молчала.

– Да, мама, – хмыкнул Снейп. – Давай мыслить позитивно.

– Мы, собственно, пришли уладить некоторые щекотливые вопросы, – леди проигнорировала выпад своего сына и поднялась навстречу Гермионе. – Я – леди Эйлин Снейп-Принц. Можете называть меня Эйлин. Во-первых, мы слишком мало знакомы, не хочу фамильярничать, а во-вторых, не очень-то почетное звание «бабушка». Жутко напоминает о моих годах, а я тщательно пытаюсь о них забыть.

Она приобняла Гермиону за плечи и усадила на кушетку.

– Позволите называть вас Гермионой? – приветливо улыбнулась леди.

Гермиона кивнула, а Снейп тем временем пробубнил:

– Кто-то тут не хотел фамильярничать.

Леди Снейп строго посмотрела на него.

– Не мямли, Северус, ничего ведь непонятно.

Гермиона чуть не прыснула со смеху. Никогда еще она не видела, чтобы кто-то обыграл Снейпа в словесном поединке.

Пламя в камине вспыхнуло, и оттуда вышел Дамблдор.

– Ах, все уже в сборе, – лучезарно улыбнулся он. – Превосходно. Я все уладил, до конца лета вы поживете у Стивенсонов, мисс… – он кашлянул, не зная, как быть, и резко сменил тему: – Надеюсь, вы понимаете, дамы и господа, что до первого ноября общественность не должна узнать правду. Ведь никто из нас не хочет, чтобы Гермиона пополнила ряды юных Пожирателей смерти, верно?

Гермиона невольно покосилась на Снейпа.

– Разумеется, – невозмутимо отчеканил тот. – Не хватало еще, чтобы она мешалась у меня под ногами.

Гермиона крепко сжала зубы, проглотив обидное замечание. Наверно, не шибко он любил Гиневру Морроу, раз так не рад ребенку. Хотя, дело, наверно, в маглах, воспитавших Гермиону. Она вдруг поняла, что имя ей дала эта Гиневра, раз оно указано в документах.

– А позже опеку над вами хотели бы взять мы, – леди Снейп доверительным жестом коснулась запястья Гермионы.

Гермионе стало еще более неловко. Опять появилось ощущение, будто она навязывается. Снейп особым желанием иметь с ней нечто общее не горел. «Можно подумать! – разъяренно подумала Гермиона. – Я ведь тоже не мечтала о таком отце. И вообще, отец у меня был, самый лучший, какого только можно было пожелать».

– Может, это все же лишнее? – робко понадеялась Гермиона. – Я проведу почти весь год в Хогвартсе и …

– Это нас вовсе не затруднит, – мягко сказала леди Снейп, а ее сын опять нетерпеливо фыркнул и желчно произнес:

– Можно подумать, какое горе! Оказаться наследницей великого могущественного рода, что может быть хуже, не так ли?

Гермиона исподлобья взглянула на него.

– Я в дворянки не рвусь, – хмуро проворчала она.

– Конечно, – криво усмехнулся Снейп. – Вам это без всяких усилий досталось.

– Как и вам, – парировала Гермиона.

Дамблдор опередил Снейпа с ответом.

– Гермиона, это в ваших же интересах, – произнес директор. – Отделом по делам несовершеннолетних сейчас заведует довольно неприятная особа, почитающая традиции свыше всяких разумных границ. Я с трудом выиграл у нее бой за перенесение вашего дела об опекунстве. Прошу вас, отнеситесь с уважением к моим стараниям.

Гермиона была зла на Дамблдора за умение расставить акценты в выгодном ему свете. Теперь она вроде как обязана согласиться.

– Если это вас смущает, – вкрадчиво промурлыкал Снейп, – можете запросто отказаться от наследства. Вы ведь не рветесь в дворянки, как мне помниться?

Гермиона сцепила зубы. Да за кого он ее принимает?

– Я на ваше наследство не претендую и отца себе не выбирала! – со злостью выпалила она.

– Однако факт остается фактом, – вмешался лорд Стивенсон. – Вы – дочь мистера Снейпа и он имеет полное право взять над вами опеку даже без вашего согласия. Мы поставили вас в известность, и, думаю, вопрос исчерпан.

Гермиона опешила, но возмущаться вслух не посмела – лорд Стивенсон вызывал у нее крайнюю робость своим суровым обликом.

– Я тоже так считаю, – злорадно бросил Снейп. – Увидимся первого сентября, мисс.

И они на пару с Дамблдором отбыли через каминную сеть. Гермиона чувствовала себя прямо-таки обманутой. Выходит, ее мнение ничего не значило с самого начала! Она повернулась к леди Снейп, продолжающей восседать рядом.

– Я все же не считаю это хорошей затеей! – уведомила Гермиона. – Меня воспитали маглы и я учусь в Гриффиндоре! По мировоззрению и поведению я самая настоящая грязнокровка! Не думаю, что у нас с вами найдется много общего!

– Все это поправимо, – после паузы произнесла леди Снейп.

– И что с того?! – взвилась Гермиона. – Я вот не хочу меняться! Я себе нравлюсь такой, какая есть! – и она отвернулась, упрямо скрестив руки на груди.

Некоторое время царило мучительное для Гермионы молчание. Ей хотелось, чтобы леди Снейп ушла наконец, тем более, что она чувствовала легкие угрызения совести из-за того, что выместила свой гнев на ней. Кажется, леди Снейп единственная этого не заслуживала.

Женщина поднялась с кушетки и спокойным тоном произнесла:

– Как для гриффиндорки вы жутко несправедливая особа. Мы ведь тоже не знали о вашем существовании, и для нас это не меньшее потрясение, чем для вас, что вы с Северусом выразили очень похоже, между прочим.

Гермиона возмущенно вскинула голову. Леди продолжала:

– Смею заметить, в этом есть и толика вины ваших магловских родителей. Я бы от вас не отказалась ни при каких обстоятельствах и неважно, кто вас воспитал и на каком факультете вы учитесь. Вы – моя единственная внучка и других у меня, скорее всего, уже не предвидится. Очень нечестно заранее лишать меня вашего расположения.

Гермиона покраснела до корней волос и пристыжено опустила голову. Леди Снейп неожиданно наклонилась и, быстро коснувшись губами ее макушки, стремительно покинула гостиную.

Теперь Гермиона окончательно разозлилась на себя. И что на нее нашло? Это скорее в духе Рона.

– Вы можете извиниться в письме, – вдруг сказал лорд Стивенсон, который все это время безмолвно наблюдал за ней.

Это было последней каплей. Гермиона спрятала лицо в ладонях и заплакала от стыда.