В дверь лаборатории тихонько постучали. Геллерт выругался — весь эксперимент насмарку — и нехотя оторвался от котла.

— Войдите! — раздраженно гаркнул он.

Домовик — тихая раболепная тень — возник на пороге тут же.

— Господин, мисс Лестрейндж просила передать, что ждет вас в кабинете.
— А, Лета? — выдохнул Геллерт, остывая. — Хорошо. Передай ей, что я сейчас подойду.

Домовик с негромким хлопком растворился в воздухе. Геллерт зевнул, потянулся и, подхватив с соседнего стула мантию, вышел в коридор. Лета пришлась очень кстати: во-первых, ему не помешал бы небольшой перерыв, и, во-вторых, некоторые их общие дела требовали обсуждения — чем скорее, тем лучше. Странно: он только подумал об этом, даже не связывался с нею, а она уже тут как тут... Впрочем, эта женщина никогда не перестанет удивлять своей способностью предугадывать его малейшие мысли и желания — даже у Аль... кхм, даже у самых близких людей это получалось далеко не всегда.

Свет в кабинете был приглушен — горела, похоже, только настольная лампа. Геллерт покачал головой — он терпеть не мог самоуправства в своих комнатах, но верной соратнице можно было простить некоторые вольности. Набросив мантию на плечи — у Леты был пункт насчет подобающего внешнего вида чистокровного волшебника; она была слишком хорошо воспитана, чтобы напрямую высказывать свое неудовольствие, но от молчаливого неодобрения в ее взглядах и жестах Геллерту становилось подчас весьма неуютно, — он толкнул дверь и... замер на пороге, совсем как давешний домовик.

Лета сидела на столе, среди бумаг, лицом к двери. Голова ее была чуть запрокинута, в густых черных волосах сверкали бледно-багровые отблески; бронзовая кожа блестела в тусклом свете лампы. Черное кружево пеньюара, целомудренно запахнутого на груди, не столько скрывало, сколько подчеркивало каждый изгиб точеного тела; черные шелковые чулки, голодными змеями охватывавшие стройные, бесстыдно заброшенные одна на другую ноги, играли бликами на изящных, по-девичьи округлых коленях. Кроме чулок и пеньюара, на Лете Лестрейндж не было ровным счетом ничего.

Геллерт цепенел с каждой минутой все больше — не столько от вопиющей развратности происходящего, сколько от неожиданности. Лета же, заслышав скрип двери, встряхнула густой гривой, уставилась на него огромными агатовыми глазами и, чуть склонив голову, насмешливо пропела:

— Не нравлюсь?

На Геллерта повеяло ее запахом — тяжелым, обволакивающим, не поддающимся описанию; больше всего, пожалуй, подходила смесь земли и цветов — и он едва удержался от дрожи в коленях. Когда-то давно, целую вечность назад, престарелый священник в церкви по соседству рассказывал ему о смертном грехе; воплощение этого греха сейчас сидело перед ним на столе — насквозь порочное, уволакивающее душу в самые глубины преисподней и искушающее до одури. Мордред, никогда еще выражение «кануть в Лету»* не звучало так горячо и так безумно: забыться в кольце тонких рук, раствориться в тяжелом шелке волос, бархате кожи и пламени губ — именно это пожелал бы сейчас любой мужчина... кроме Геллерта Гриндевальда.

— Неожиданно, — он прикрыл за собой дверь. — Мне казалось, что я должен был обсудить с тобой кое-какие наши дела.
— Так обсуждай, — фыркнула Лета; пеньюар чуть соскользнул вниз, открывая округлое плечо и верхнюю часть полной смуглой груди. — Я вся внимание.
— Когда ты в таком виде? — вздернул бровь Геллерт.
— Ты в последнее время несколько... зажат, — Лета непринужденно передернула плечами; пеньюар соскользнул еще ниже. — Мне показалось, что чуть более... свободная форма беседы придаст нашему разговору продуктивности.

Лгунья, маленькая развратная лгунья. Геллерт с трудом подавил усмешку. Продуктивности, как же. Девчонка** просто провоцирует его, проверяет, как долго он сможет устоять перед ее чарами. Будь на его месте кто другой, он бы точно взял ее прямо здесь, на столе, как последнюю шлюху; еще бы и плеть в ход пустил, чтобы в следующий раз неповадно было. Но он — не кто-нибудь, и у него на Лету свои планы... не включающие в себя шрамы у нее на коже, хотя хорошая трепка ей бы не помешала.

— Неужели? — он скользнул к столу; Лета от неожиданности распахнула глаза — поняла, чертовка, что зашла дальше, чем нужно, — но не отодвинулась. — Мне кажется, это лишнее.

Зря все-таки он подошел так близко — Лета теперь была совсем рядом: горячая, пьянящая, сводящая с ума. Не сдержавшись, он мягко стащил пеньюар с ее второго плеча, провел кончиками пальцев по ключице, затем — едва касаясь — очертил контуры почти не прикрытой черным кружевом полной груди. Вторая жена старика Лестрейнджа была из Шеклболтов... от нее-то Лете и достались темные волосы, темные глаза, бронзовая кожа и сводящие с ума формы... очень кстати достались.

Геллерт провел рукой по ее шее, поднялся к затылку, зарылся пальцами в волосы и притянул голову Леты к своему лицу; ее губы приоткрылись в ожидании поцелуя, но в последний момент Геллерт увернулся, склонившись к изящному уху:

— У меня есть для тебя подарок.
— Какой? — если Лета и была разочарована, то никак это не показала.
— О, тебе понравится. Необычный подарок для необычной женщины, — Геллерт отстранился, глядя ей прямо в глаза. — Очень хороший и очень выгодный... брак.
— Брак?!
— Ты удивлена? — Геллерт снова коснулся ее груди. — Да, милая, именно брак. Имя Тесея Скамандера тебе о чем-нибудь говорит?
— О многом, — Лета, похоже, была все еще растеряна. — Но почему именно он?
— Ну, подумай сама, — Геллерт отбросил волосы с ее лица. — Герой войны, прославленный аврор... рядом с ним ты будешь в центре событий... и в курсе всех нужных нам новостей. Понимаешь, о чем я? — он снова приблизился к ней, касаясь губами мочки уха. — Ты же любишь опасности, милая. Разве это не великолепная авантюра?

Если она не оценит такого шанса, то окажется форменной идиоткой. А если Скамандер не клюнет на нее, то окажется слепым дураком.

— Понимаю, — выдохнула Лета; ее дыхание опалило Геллерту шею. — Еще как понимаю...
— Умница моя.
— ...но это слишком сложно и потребует времени, — Лета чуть запрокинула голову, глядя Геллерту в глаза. — Мне кажется, я заслуживаю аванса... скажем, как насчет поцелуя?

Обычно Геллерту нравилась ее дерзость, но сегодня она исчерпала все возможные запасы.

— У тебя будет сколько угодно моих поцелуев, милая, — он погладил ее по щеке, как верную собаку. — Но только после того, как ты справишься со Скамандером. Не растрачивай свое очарование попусту, оно вскоре тебе пригодится.

Лета моментально сникла. Нет, «сникла» — слишком крепкое слово, скорее, просто взяла себя в руки и вспомнила, кто она и кто Геллерт.

— Да, мой лорд. Как пожелаете, — она спрыгнула со стола и взмахнула палочкой, трансфигурируя пеньюар в скромное платье; яда в ее голосе хватило бы на дюжину василисков. — Будьте уверены, Скамандер уже к концу года будет моим со всеми потрохами. Кто-кто, а он знает толк в женщинах... в отличие от некоторых.

Дверью за особой она ахнула от души — так, что чуть краска не посыпалась. Геллерт чуть улыбнулся, провожая ее взглядом. Чертовка, прекрасная чертовка, настоящее черное пламя, а не женщина... но не в его вкусе, увы. Не забыть сказать ей об этом.

Рыжие, в конце концов, ему всегда нравились больше.



* Игра слов, лолушки.
** Лете на самом деле хорошо за двадцать, но Геллерту-то уже под сорокет, а то и больше. Неудивительно, что он думает о Лете как о «девчонке».