Пушистые праздничные ели, украшенные разноцветной мишурой и яркими игрушками, с рождественскими ангелами на верхушках; гирлянды с остролистом и огни праздничных свечей; аппетитный гусь с хрустящей корочкой, имбирные пряники, карамельные трости и традиционный праздничный пудинг. Почти всё это было в этот Сочельник в каждом доме на каждой улице Лондона, но не здесь – в забытом всеми святыми, как и людьми, приюте Вула. В котором маленький мальчик с бледным лицом и слишком взрослым взглядом ложился в постель в девять вечера, отужинав постной кашей без хлеба.

Горы разномастных подарков в ярких упаковках с огромными ленточными бантами, поздравительные открытки, шутихи и хлопушки с конфетти ждали других детей в их домах. По улицам ходили песенники и распевали рождественские хоралы. Люди громко поздравляли друг друга с наступающим праздником и счастливо улыбаясь, спешили очутиться в кругу семьи, чтобы радоваться и веселиться. Ни один из этих праздных звуков не долетал сюда в темную комнатку, в которой в холодной постели лежал неспящий мальчик. Его темные глаза безразлично смотрели в скрывающийся во тьме потолок. В комнате царила тишина.

Темное здание приюта без единого светящегося окна выглядело черной раковой опухолью на фоне ярко освещенного праздничной иллюминацией города. Где-то далеко на городской площади собралась шумная толпа у праздничных вертепов. Весь город оглашал звон колоколов после окончания рождественских месс. В приюте было много сирот, таких же как Том, но все они были лишены права на праздник за то, что им было сохранено право на существование. Приют откровенно бедствовал, и миссис Коул решила сэкономить, лишив своих подопечных радостей Сочельника. Завтра им выдадут некое подобие рождественского пирога, да привезут подарки, пожертвованные для сирот в одном из соборов. Но на большее они не смели и надеяться. Дети вертелись в своих кроватях, шептали переговариваясь. Кто-то спал беспокойным сном, кто-то молился и загадывал желания. Слышалось тихое хныканье. Дежурная сестра время от времени заглядывала в комнаты злобно шикая на детей. Ранее она необдуманно повздорила с директрисой, за что и была наказана этим безрадостным дежурством. Но никто не мог запретить ей выместить свою злобу и разочарование на безвинных детях. Лишь к обиталищу маленького Тома она не приближалась, и дело было вовсе не в безупречной тишине в его комнате.

Так и не сумев заснуть, Реддл тихо поднялся и подошел к окну. Он не был расстроен, не был огорчен. Из его окна открывался вид на ослепительный город. После нескольких странных случаев, произошедших с обижавшими его детьми, Тома переселили в крохотную комнату под самым чердаком, которая раньше использовалась в качестве каптерки. Том жадно вглядывался вдаль. Он жаждал чудес, жаждал волшебства, о котором столь много и бездумно говорили все вокруг из года в год. Но ничего волшебного в оголтелых празднествах не замечал. Колокола и гимны раздражали его, как и дурацкие венки с украшениями. Яства и подарки были весьма желанны, но к чудесам никак не относились. Что же касаемо существования Отца Рождества, то это вовсе казалось абсурдным. О, волшебство существовало, Том чувствовал это, но вряд ли на него мог быть способен полный чудак в колпаке и мантии. Уж если б Тому посчастливилось иметь такую власть, чтобы создавать предметы из воздуха, он точно не стал бы тратить время на осчастливливание ребятишек от мала до велика. И всё же что-то заставляло мальчишку вглядываться в ночное небо, червячок сомнения точил его детскую душу. Какое-то неуютное чувство, которое люди именуют надеждой, заставляло замирать от каждого яркого блика в темных облаках. Не летит ли чудак-старик в старых санях, запряженных оленями? Но небо безмолвствовало, а волшебник если и существовал, то предпочитал обходить стороной старое здание, презирая сирот так же, как и все люди. И с каждым годом Реддл ненавидел этого псевдоволшебника все больше и больше. Надежда же разлагалась, отравляя трупным ядом и без того бесчувственное сердце.

Через четыре года Том Реддл всё-таки получит своё волшебство. Его принесет к нему другой старик, в не менее странных одеждах. Волшебство, способное подарить ему всё, чего он когда-либо желал – величие, власть, почитание. Но в эту ночь ненависть и разочарование семилетнего мальчика были столь велики, что на городской ярмарке сам по себе загорелся и сгорел дотла один из праздничных вертепов. В этот же момент сгорело окончательно и что-то в его душе.