Таймлайн фандома "Титанов" — после серии 1.06, таймлайн фандома ГП — ПостХогвартс

Дик настолько привык винить в своей жестокости маску, что не сразу замечает: без нее он другим не становится. Тьма внутри — засасывает в бездну, поглощает. Она манит безнаказанностью и предлагает удобные оправдания. Дик давно переступил черту и прыгнул в пропасть. В какой-то момент он и впрямь верит, что справляется. Верит, ведь на что-то же нужно надеяться.

— Это ты нас погубил, — отдается гулом в висках.

Не Бэтмен, а он сам, черт бы его побрал.

— Кого именно, Робин?

Он не хочет быть Робином — только Диком Грейсоном.

— Дик Грейсон погиб вместе с родителями, помнишь?

Если и захочет, не сможет забыть. Он все еще тот самый мальчишка, что оплакивает мать с отцом. Тот самый, что хочет оказаться на их месте. Тот самый, что хочет умереть. Вместо этого он выбирает путь вершителя правосудия.

— Извращенного и весьма избирательного, — подсказывает ему подсознание.

Достойный ученик Бэтмена, которого он презирает всеми фибрами души.

— Лжешь самому себе. Выбираешь путь наименьшего сопротивления.

Он всего лишь делает то, что умеет. Наказывает, калечит и убивает.

— Безжалостно и беспощадно, — шепчет собственное отражение.

Тьма скалится и протягивает когтистую лапу. Она хватает сердце и сжимает что есть силы, пока он не начинает задыхаться.

— Дик, ты как?

Кори осторожно касается его плеча, но он стряхивает руку. Она хочет помочь, но Дику это не нужно. Самоуничтожение — единственный путь для таких, как он. Он давно отказывается от права на спасение. Только месть самому себе за то, что выжил. Только убийство тех, кто слабее. Только реки крови, смывающие его грехи — нет, обнажающие истинную сущность.

— В порядке, — отмахивается он. — Мне нужно выпить, — говорит он первое, понятное ей, что приходит в голову. — Одному, — пресекает нелепые попытки вывести на разговор.

Кори не поможет. Ему ничего уже не поможет. Только забытье.

Дик знает, что ему не станет легче. Он не умеет расслабляться. Всегда в напряжении на грани срыва — привычное состояние, правильное. Оно держит в тонусе. Никто не застанет врасплох. Больше никто. Он себе-то с трудом верит — что о других говорить. Непрекращающаяся тупая боль дробит на мелкие части позвоночник, сгибает пополам, и он отвечает тем же, причиняя боль другим. Насилие порождает насилие. Тот, кто думает иначе, ошибается. Дик хорошо усвоил этот урок.

В подворотне, куда он сворачивает, слышится невнятное копошение. Не то пьяница ищет остатки еды в мусоре, не то крысы шуршат пакетами. Дику все равно. Тьма внутри него на сегодня удовлетворена. Урчит внизу живота и утробно мурлычет. Она сполна получила крови.

— Вингардиум Левиоса.

Неразборчивое бормотание, щелчок — и непонятного вида мужчина взлетает в воздух. Рядом с ним стоит девушка, склонив голову набок, и равнодушно его рассматривает. В ее руке палочка, которая будто держит того на прицеле.

Дик выгибает бровь. Непонятные слова на фоне его апатии и саморазрушения не вызывают удивления, скорее любопытство.

— Что ты скажешь на это? — Девушка выпрямляется, взмахивает палочкой и усмехается. — Инкарцеро.

Мужчину пеленают веревки по рукам и ногам, и он не то взвизгивает, не то хрипло стонет.

В голосе незнакомки не слышно наслаждения или злорадства, только интерес. Насколько хватит жертвы? Как далеко она рискнет зайти? Смогут ли ее остановить?

Дик складывает руки на груди. Вечер обещает быть забавным. Он отвлекается от мыслей о себе. Не лучший повод, но разве в его жизни может быть иначе? Девушка его не пугает — завораживает. В тусклом свете фонаря почти ничего не видно, но Дик готов поклясться, что в ее взгляде светится то же безумие, что гложет и его. Незнакомка плюет на границы и позволяет себе делать то, чего просит душа. Одинокая, сломленная и порочная. Она не хочет притворяться. Не перед собой. Черта придумана для трусов, но переходят ее только чокнутые.

— Что тебе сделал этот бедолага?

Дик выходит из тени. Не в его правилах прятаться. Да и какой смысл, если он все равно не планирует уходить.

— Скучно, — она пожимает плечами. — Захотела подышать свежим воздухом.

— А он развлекает? — Дик кивает на барахтающегося в воздухе мужчину, у которого вот-вот глаза из орбит выпрыгнут от страха. — Весьма посредственно.

— Хочешь предложить альтернативу?

— А надо?

Она взмахивает палочкой и швыряет мужчину в стену. Проверяет границы дозволенного Дика. Не сбежит ли, не испугается, не бросится ли защищать? Дик передергивает плечами. Всего лишь расходный материал, как и любой другой человек. Кого он вообще обманывает? Робин был кем угодно, но не героем: не то марионеткой Бэтмена, не то сиротой с жаждой мести, не то живодером. У него много масок, и он уже не знает, какая из них настоящая.

— Совсем не боишься?

— А должен?

Она начинает закипать, шепчет очередную абракадабру, и в следующий момент он не может пошевелиться. Она подходит ближе, наклоняется, заглядывает в глаза, и Дик буквально тонет в океане безысходности и самобичевания. Он видит отражение себя и упивается болью, которая сейчас ощущается общей.

— Ты не за мной, — она ухмыляется и убирает упавшую ему на глаза прядь. — Тогда почему просто не прошел мимо?

— А почему нет?

Она скрипит зубами, а потом неожиданно хохочет. Зловеще, жутко, надсадно. Этот смех скребет по черепной коробке, прокатывается мурашками по телу. Дику чертовски интересно, откуда же она такая взялась. Не жертва и не злодейка. Даже странно, что он о ней не знает. Дик почти забывает, где он и что происходит, когда осознание бьет под дых. Он в городе, который не его, да и оказывается здесь настолько случайно, что вряд ли когда-либо еще вернется. Разве что под страхом смерти. Определенных людей, разумеется, — не своей.

— Всегда отвечаешь вопросом на вопрос?

— Только когда вопрос не предполагает ответа.

— Не смущает, что я полностью тобой управляю?

— Ты в этом уверена?

Они буравят друг друга взглядами, и Дик знает, что ей это доставляет такое же удовольствие — иррациональное и темное. Он не сопротивляется, ждет, когда она откроется, позволит подобраться поближе. Тогда он не будет медлить. Что может быть более правильным сейчас, чем разделить на двоих безумие? Только прыгнуть в бездну без плана эвакуации.

— Кто ты? — она приставляет палочку к его виску, склоняет голову набок, смотрит в глаза. — Что ты скрываешь?

Дик хмыкает.

— То же, что и ты.

— Убийство, предательство друзей, потеря себя и всех идеалов, в которые верил? — она прищуривается и не отрывает пристального взгляда.

— На днях узнал, что пятнадцать лет жил с чипом в руке, по которому можно было отследить все мои передвижения в любой момент. Как тебе такая мелочь?

— Враг?

— Когда-то единственный друг, наставник.

— И почему я должна верить?

— Не должна.

— Я сильная волшебница.

— А я только что психушку взорвал.

— Так вот откуда был грохот.

— Сопутствующий ущерб.

— Чокнутый.

— Как и ты.

Она взмахивает палочкой, и Дик чувствует, что снова может двигаться. Оказывается, тело занемело, а он и не заметил. Да и кого интересуют такие мелочи после того, как в твоих мозгах покопались фанатики, пытаясь перенастроить, сделать машиной для убийств? Его и не нужно программировать — Брюс прекрасно справился.

— Ах ты!..

Дик видит, как мужчина приходит в себя и пытается напасть сзади. Она то ли специально не реагирует, то ли его реакцию проверяет. Дик пожимает плечами и одним ударом вырубает бедолагу. Смотрит на неподвижное тело под ногами и усмехается краем губ. Отточенные до автоматизма движения. Всего лишь рефлексы, как еда или дыхание. Тьма даже не реагирует — мужчина слишком убог, что обращать на него внимание.

— А ты опасен, — она улыбается и приподнимает брови.

— Заводит? — он подходит к ней вплотную.

Глаза вспыхивают огнем — первобытным и неукротимым. Дик знает этот голод, чувствует его и не видит причин сопротивляться.

— Интригует, — она облизывает губы, не отводя взгляда. — Но что делать, если мы оба — хищники?

— Драться, — он резко хватает ее за бедра и притягивает к себе.

— Гермиона Грейнджер не отказывается от вызова, — она с силой проводит руками по его спине и впивается ногтями в шею.

— Дик Грейсон принимает правила игры.

Он впивается в ее губы, прокусывает, ловит стон боли. Она задирает его рубашку и царапает кожу. Они летят в пропасть и цепляются друг за друга, чтобы сохранить иллюзию борьбы. На самом деле каждый из них сбегает даже не от реальности — от самих себя, наказывая друг друга за слабость. Правила придумывают, чтобы их нарушать, и если уж они оба сломаны, зачем делать вид, что в их жизни есть место нормальности? Взлеты и падения не про них — только боль и отчаяние, тоска и горечь. Они захлебываются в них, тонут, и в этот самый момент нет никого ближе. Тьма не только предлагает удобные оправдания — она убеждает, что их не нужно искать.

— Делай, что хочешь, — рычит он, прижимая ее к кирпичной стене в грязной подворотне.

— Не бойся силы, — Гермиона закидывает на него ноги, и Дик подхватывает ее под ягодицы. — К черту ответственность!

— Только бездна, — он кусает кожу на шее, пока она расстегивает его брюки. — Только безумие.