Когда он проходит мимо — дергается рука. От желания сжать нос, чтобы не чувствовать острого запаха огневиски. От желания замахнуться этой рукой со всей силы, влепить пощечину, чтобы перестал делать то, что делает. От желания схватить его руку и не отпускать.

От желания.

Я могу быть рядом.

В ответ презрительно кривится уголок губ.

Потерянный. Опустившийся на дно самого глубокого водоема, заполненного мутной жижей и алкоголем. Водоросли там что цепи из колец сигаретного дыма. Стражи там что демоны из самой темной души, которую способен создать себе человек. Он там - безвольная кукла, позволяющая делать своим предрассудкам все, что им заблагорассудится.

Жалкий. Хваленые идеалы и мнимая гордость. Сломанный. Трещина в сердце и неровные пряди волос. Глубокий. Бездонная пропасть отчаяния и синие глаза.

Пытается играть не его роль. Заботливый крестный, уверенный человек и необходимый союзник.

Ничтожество, погнутое собственными принципами и тюрьмой разума — его удел.

Наигранное радушие, улыбка уже белых зубов, лающий смех сотни огненных гиен.

Когда ты находишься на дне, то сложнее всего сохранить уверенность и самообладание. А он пытается выбраться, тратит силы на желание доказать всем... что?

Ему давно никто не верит. В него давно перестали верить. Его погубит неправильный вздох.

Неправильное решение. Не тот вывод.

Он хочет быть нужным. У него натура верного пса. Он выбрал те идеалы, не тот принцип. Не тех людей, что кидают в него камнями.

Едва погладят — бежит за ними.

А я.

Приходит в самых темных сумерках. Разочаровавшийся. Уставший. Жаждущий.

Не меня.

Позволяет сесть в ногах. Лениво перебирает короткие волосы, шепчет душной самоуверенностью. Дышит одиночеством, разбавляет деланным равнодушием. Принимает ласку, как само разумеющее. В ответ — короткое касание пальцев. Он хочет хоть на мгновение не чувствовать себя шавкой. За него это делаю я. Перенимаю.

Молчит. Прокуренный голос не касается моих ушей, а жесткие слова так и остаются в глотке, которую я бы перегрызла, как никогда чувствуя себя последней сукой. Это чувство заставляет меня стелиться перед ним. Еще немного — под ним.

Я ищу его на дне этого водоема. Обреченно. Ни на что не надеясь. Утыкаюсь носом в теплые пальцы, с унизанными на них кольцами. Серебро немного жжет из-за родовой магии. Я чихаю, прикрываю глаза, чувствую его невеселую улыбку. Почему он не нашел меня раньше? Днем он будет вилять хвостом перед ними или наорет на кого, закроется до ночи в самой дальней комнате. Так или иначе, выплеснет свою едкую фальшь. А потом придет ко мне и будет тешить свое самолюбие и запасать крохи гордости на следующие сутки. Он укроется мною ото всех. Завернется в мою мантию. Он уйдет ко мне, как уходит каждую ночь.

Только теперь насовсем. Я достану его с самого глубокого дна. Когда он перестанет сопротивляться. Я стану его. Он станет моим.

Моя победа. Или мой провал.

У Безумия есть своя любовь. И она нашла ее. Я нашла. И скоро заберу.

Его удивленный взгляд смешит меня, когда мы встречаемся днем, а не ночью. Он сделал свой последний рывок. Свой последний вздох. Но ноги запутались в оковах, которыми я удержала, сидя на месте собаки.

Вижу лукаво поджатые губы Беллатрис — улыбаюсь ей как доброй старой знакомой. Она помогает толкнуть его в мои объятия, которые давно чудились мне.

Бережно опрокидываю его на себя, увлекая прочь, за серый туманный полог.

Знаешь, ни черта твоя жизнь не стоила, если ее так легко забрать.

Я дала ей сносную цену.

И теперь ты мой, пёс.

Сириус.