— Гарри, дружище, привет! Сто лет не виделись! Совсем ты нас забыл!

— Рон, друг! — Главное — не переборщить с пафосом и подпустить в голос извиняющиеся нотки. — Ты же знаешь, эти министерские кровопийцы мне ни на что времени не оставляют! А сами работать не хотят, вечно приходится за ними досматривать, как бы не натворили чего!

— Ой, да, руководить ДМП — это не книззл начихал, сочувствую, брат! В Аврорате и то проще было.

— Да и мы тогда проще были, моложе. Жаль, не все смогли повзрослеть...

— Мордредова война... Помянем?

— А твои тебя не потеряют?

— Не, я Лаванде сразу сказал, что буду их у Фортескью дожидаться. Мне эти ежегодные покупки уже вот где сидят!

— Ну да, там теперь хозяин новый, ассортимент обновил как раз для взрослых. Пойдем, что ли?

Поттер стоически вытерпел очередное дружеское похлопывание по спине, и два героя Второй Магической поспешили занять отдельный кабинет в перестроенном кафе Фортескью, от которого нынче осталось лишь название, ну и еще мороженное в меню.

Да, мороженное по-прежнему было волшебным. Поттер неторопливо собирал ложечкой изрядно подтаявшее лакомство, взятое на закуску к огневиски — все это он дважды проверил заклинанием и амулетами под снисходительным взглядом друга, — и механически поддакивал пьяному бормотанию Рона. Тому хватило двух порций, чтобы достичь «нирваны», и теперь он находился где-то глубоко в своих воспоминаниях о славном прошлом, периодически всплывая на поверхность настоящего и требуя у собутыльника подтверждения. Поттер же таковое ему охотно давал, ибо думать это совершенно не мешало.

Который год подряд Поттер пользовался этими «случайными» встречами на Косой аллее, чтобы напоить друга, отлегиллиментить без свидетелей и проверить целостность ментальных закладок. «Пожалуй, Снейп бы мной гордился», — подумал Поттер, отсматривая воспоминания Рона за прошедший год. Не все, конечно, только с нужными ему людьми и по установленным ранее маячкам. Рон после ухода из Аврората обосновался в магазинчике Джорджа, и его общительности можно было позавидовать. Поттер же окончательно «увяз» в министерской клоаке, планируя в следующем году сменить кресло начальника ДМП на кресло Министра.

«Расти нужно постоянно, обязательно нужно. А то как Дамблдор, чтоб ему земля гвоздями была, закончу. Подумаешь, занял «добрый дедушка» ключевые позиции в Визенгамоте и Международной Конфедерации Магов, подумаешь, был директором Хогвартса и узурпатором титула «Великий светлый волшебник», и что? Помогло это ему? Ага, щаз! Волдеморта забороть даже не пытался, все на ребенка надеялся. Камень философский просрал. Да и помер, прямо скажем, не героически совсем. Как дурак ведь на цацку попался. А про Волдеморта лучше и не вспоминать — никудышный пример!»

Самому Поттеру, конечно, повезло, хотя он считал случившееся даже не везением, а справедливым воздаянием за годы жизни у Дурслей. Хорошо, что ими после победы никто не интересовался, иначе весьма удивились бы, обнаружив, что Вернона застрелили полицейские при задержании Дадли по подозрению в педофилии. Впрочем, подозрение подтвердилось, и Дадлик теперь муси-пусенька не для Петуньи, а для своего сокамерника. И такие развлечения ему прописаны на двадцать лет. Петунье же повезло больше Дадлика, но меньше Вернона — с ней приключился удар прямо на суде, теперь она ведет полурастительный образ жизни в одной из психиатрических клиник. Дурслям Поттер выписал расчет как можно скорее, чтобы времени на присмотр не терять.

Так вот, о везении. Поттеру повезло еще в шесть лет, когда он стал невольным свидетелем ограбления и убийства пьяненького джентльмена в парке недалеко от дома. По правде сказать, убийство было случайным — шпана силы не рассчитала, слишком крепко приложили дяденьку по голове, а Поттер просто прятался в соседних кустах от Дадлика с приятелями.

Но шпану, а точнее — ее предводителя, Поттер разглядел хорошо. И узнал. А чего не узнать крепкого паренька с соседней улицы? Шпана эта даже пару раз останавливала Поттера и пыталась стрясти монету, но, обнаружив в широких штанах с дадликова «плеча» только дырки, больше не беспокоила. Врагами они оставались, но — не актуальными. Хотя тогда, кажется, Поттер не настолько четко делил окружающих на врагов актуальных и не очень. Или уже делил? Не вспомнить теперь. Но это «деление» было для Поттера таким же естественным, как дыхание. И весьма облегчало ему жизнь, делая ее куда понятнее и проще. А жизни не уставала доказывать, что и правда все кругом враги, только разной степени актуальности.

Поттер тогда еще не был ни ловким, ни быстрым, потому, выбегая из парка, попался прямо в распростертые объятия «бобби», которых вызвали какие-то бдительные граждане. Найденное тело лишь подстегнуло рвение полиции, и Вернону Дурслю пришлось лично забирать «любимого» племянника из участка поутру. А до утра Поттер изображал до смерти испуганного малолетку и думал. И придумал, что именно скажет, чтобы и самому не влипнуть, и не нажить себе смертельных врагов. Рановато. И у него получилось.

Побочным эффектом была трепка, заданная ему Верноном, и обещания Петуньи сдать «ненормального в школу как раз для таких уродов», как только подрастет. Школа Св. Брутуса, замаячившая на горизонте, не испугала Поттера, потому как уже на следующий день он выяснил, что большая половина той самой шпаны, которую он выгородил, училась именно там. Это были понятные враги, ничего страшного. Но цену человеческой жизни впервые он узнал именно тогда. А потом в размеренность патриархального уклада тихой Тисовой улицы ворвались Хагрид, Хогвартс и волшебство. И необходимость соответствовать имиджу, хоть он и ничто. Врагов вокруг стало неожиданно много, все они были сильнее и коварнее, но — делать нечего, приходилось подстраиваться. И все остальное уже не имело смысла, но забыто не было.

И правильно, потому как вспомнить пришлось довольно скоро. К зеркалу Еиналеж и Квиреллу Поттер приближался, будучи уверенным, что философский камень нужно прикарманить по-любому, лишив врагов столь значимой вещи. И в зеркало Поттер смотрел, мечтая увидеть в своем кармане пушку большого калибра, чтоб этот говорящий тюрбан с одного выстрела снести, но зеркало посвоевольничало и оружием снабдить отказалось. Зато показало, что камень в кармане разделился надвое. Половины как раз хватило сжечь Квирелла, а вторую половину Поттер удачно продал гоблинам, тайно явившись в Гринготс на каникулах. Еще в октябре, оказавшись практически полностью беспомощным перед троллем, Поттер понял, что учиться ему нужно срочно, но вот точно не тому, что зубрила Грейнджер. Ему нужны были серьезные знания, настоящие заклинания и действенное колдовство. От врагов. И на его цвет Поттеру было плевать. Так что, отчаянно торгуясь с зеленошкурками, он умудрился попросить у гоблинов того, что не просил ни один волшебник до сих пор — доступ в библиотеку Гринготса. И получил его вместе с гоблином-наставником. Оказывается, гоблины не брезговали подобрать или выкрасть детей магов и воспитать их в ненависти ко всем, кроме самих гоблинов. А потом использовать в войне. Поттер подумал и согласился на предложение наставничества, для себя решив, что заключает всего лишь временное перемирие. И совесть его не мучила совершенно.

Поэтому уже после первой атаки василиска Поттер знал, с чем имеет дело, и лишь досадовал, что не догадался первым расспросить нарисованных змей Хогвартса о Тайной комнате.

От василиска пришлось побегать, но итог того стоил — Поттеру удалось заключить осколок души Волдеморта, вырвавшийся из пронзенного клыком василиска дневника, в гоблинский кристалл-накопитель. Свой крестраж — своего «внутреннего врага» — Поттер к тому времени уже успешно поглотил, усвоив все знания и умения, содержавшиеся в его памяти. Жаль, маловато было, а Риддла из дневника сразу не скушаешь — гоблин, доставшийся Поттеру в наставники, предложил по принципу сходства остальные крестражи поискать.

Так что третий курс прошел как-то мимо Поттера — из квиддича, воспользовавшись угрозой дементоров, он ушел, а Сириус Блэк представлял для него исключительно корыстный интерес — как пропуск в библиотеку на Гриммо. Вот только строить из себя «доброго Гарри» становилось все труднее и труднее. В ночь разоблачения Петтигрю Поттер использовал хроноворот без Грейнджер и целых четыре раза. Гоблины разъяснили жадному до знаний ученику, что хроноворот на самом деле не возвращает в прошлое, а творит «развилку» реальности. Именно потому тот, кто часто пользуется хроноворотом, стареет — магия и жизненные силы уходят на сотворение и выбор новой реальности. Поттер не отказал себе в удовольствии и, вернувшись на «развилку», с особой жестокостью заавадил всех, кто был тогда в Воющей хижине — от мерзкой крысы до надоедливой зубрилки. И повторил. И еще разок. И понял, как это здорово, когда враг мертв. А потом уже пришлось возвращаться и всех спасать, воспользовавшись защитным артефактом стражей Азкабана и иллюзией патронуса — это заклинание у Поттера никак не хотело получаться.

Дальше уже все шло словно само собой: за Поттера решали, и он послушно шел на поводу, изображая гриффиндурка и героя, а сам учился, учился и учился. Сорвался он лишь раз, после сражения в Министерстве, когда старый перестраховщик Дамблдор накрыл его мощнейшим глухим щитом, словно маленького ребенка, защищая от разбушевавшегося Волдеморта. А ведь Поттер уже хотел колдануть что-нить позабористее из гоблинского арсенала, благо у него имелась новая палочка, никак не связанная с палочкой Волдеморта. Поттер собирался если не решить проблему Волдеморта радикально — все же про крестражи не стоило забывать, — то хотя бы потренироваться в «полевых» условиях на законных основаниях. И такой облом! Ведь глухой щит — он потому так называется, что его ни снаружи не пробить, ни изнутри. Да еще Сириус умудрился подставиться и помереть, так и не дав доступа к Алтарю рода Блэк. Столько упущенных возможностей, и все из-за старого бородатого маразматика!

Побушевал Поттер в кабинете Дамблдора тогда, конечно, знатно. Слава Мерлину, лепет про стихийный выброс был засчитан. Но после этого пришлось весь год вести себя тише воды, ниже травы, слушать Дамблдора и исполнять его дурацкие просьбы. Ну кому, скажите, интересна жизнь Тома Риддла в приюте? У самого Поттера так и поинтереснее эпизодов можно из детства надергать. Но приходилось внимать и восхищаться глубиной мудрости директора. Да уж, нашелся мудрец, напяливший без проверки родовой артефакт чужого рода. Угу, Великий Дурной — самое оно называться. С другой стороны, такой враг — чистое развлечение. Сам себя подставил, да еще и заавадился чужими руками.

Тем временем поиск крестражей увенчался успехом. В хранилище Поттера в Гринготсе не хватало только Нагини и самого Волдеморта. Поглощение крестражей приурочивали к праздникам Большого Колеса, а силу и магию, хлеставшую во вне при каждом ритуале, пустили на укрепление защиты банка — после чаши, например, гринготский дракон заметно помолодел.

Поттер наконец-то окончательно убедился, что гоблины, помогая ему, преследовали исключительно корыстные интересы, не противоречащие интересам его самого. Итогом размышлений стал новый договор с Гринготсом — уже не о наставничестве, а о сотрудничестве. Силу Поттера признали и приняли, а возможности уже смело прикидывали — Волдеморт был обречен. Поттер же перевел гоблинов в разряд врагов полезных, впрочем, и за такими нужен глаз да глаз.

Как ни странно, Поттеру тяжело далась жизнь в палатке и плотное общение с «друзьями». Поэтому он вздохнул свободнее, когда Рон ушел. А уж шел «на свидание» с Волдемортом Поттер и вовсе спокойно — хоть частички чужой души и не было давно в его знаменитом шраме, но вот поэкспериментировать с созданием собственного крестража Поттер был не прочь.

Еще на третьем курсе в Тайной комнате нашлись сундуки с дневниками Салазара Слизерина. Даже не дневники в полном смысле — рабочие тетради, в которых Слизерин записывал свои мысли, идеи, ход проведения опытов, ритуалов, рецепты зелий и многое другое. На расшифровку у Поттера ушло довольно много времени, потому как писал Слизерин на парселтанге. Так вот, именно в этих дневниках Поттер обнаружил руководство по созданию крестражей с подробным перечислением всех способов, а было их несколько, включая и абсолютно светлый вариант. Только возрождался тогда крестраж в неживом объекте. Один из способов назывался обманным — и не зря. В ходе его реализации предполагалось, что тот, кто хочет изготовить свой крестраж, должен «подставиться» под аваду врага.

Невольное участие убийцы, при условии соблюдения предшествующих ритуалов, обеспечивало разделение души по заранее намеченному «шву». Крестраж впитывался в подготовленный материал, лучше всего подходил перстень или кольцо, его Поттер скрыл под чарами невидимости.

И план сработал. Правда, сначала Поттера пробовали донимать и совестить какие-то галлюцинации в виде родителей, Сириуса и Дамблдора, но с духами у Поттера разговор был короткий. Некогда рассусоливать, ему еще Волдеморта побеждать.

Ну, и победил, чего уж там. И решил не останавливаться на достигнутом, а причинять добро Магической Британии по полной — не все враги еще были переведены в разряд неактуальной угрозы. Правда, героического Избранного, сильно изменившегося за лето, не все встретили радостно. Грейнджер начала что-то подозревать уже на следующий год после победы, когда Поттер ушел из Аврората в ДМП. Все пыталась поговорить, однажды даже легиллиментить пробовала. А уж когда Герой занял место в Визенгамоте и начал потихоньку продвигать совсем не те реформы, что от него ожидали, Грейнджер и вовсе побежала советоваться с Макгонагалл.

Весьма удачно, что они и еще пара старых недоверчивых фениксовцев собрались в кабаке Аберфорта в Хогсмите как раз в тот момент, когда недобитые остатки пожирателей нанесли подлый удар по мирному населению. На белоснежной мраморной стеле, возведенной на месте последней Битвы, прибавилось имен в тот день. Но все к лучшему — заодно обкатал новое заклинание массового поражения. От врагов. Отлично получилось, кстати.

Вот и сейчас Поттер старается постоянно держать руку «на пульсе» своих старых друзей. Не реже раза в году встречается словно случайно, пару раз появляется в компании на приемах. Подарки посылать не забывает.

Его, конечно, Волдеморт с Дамблдором не победили, что ему какие-то друзья, но ухо востро держать стоит, да и для имиджа полезно.

А потом, когда в Магической Британии станет тесновато, впереди будет международная арена. А надоест — можно тихо скончаться на руках у внуков и начать новую жизнь. Философский камень-то повторить получилось еще год назад.

«Непобедимого героя Магической Британии — в министры!» — уже видел Поттер лозунги и плакаты. Впрочем, стоит поправить — не непобедимого, а непобежденного. Так точнее, пожалуй.

Рон затих, уткнувшись лицом и стол и мерно посапывая.

Поттер поморщился, накладывая протрезвляющие чары. Через пару минут Рон очнется и будет помнить только, как хорошо и душевно они с Гарри посидели. Прямо как раньше.

Поттер отставил подальше окончательно растаявшее мороженое и мысленно вычеркнул Рона из списка. На этот год все неактуальные враги отработаны, можно заняться делом.

Тяжела доля непобежденного героя — вечно обречен он искать врага.