Я не знаю, когда все это началось.
Я не знаю ни числа, ни месяца. Просто в один из предрассветных часов, когда мы, сидя на кухне на площади Гриммо, ждали Малфоя с задания, я понял — с ней что-то не так.
Гермиона и раньше подолгу молчала, запираясь в библиотеке; смотрела в одну точку, когда к ней обращались, игнорировала причитания моей матери и, казалось, временами вообще выпадала из жизни. Она уходила в себя настолько, что могла просидеть в пустой гостиной напротив фамильного дерева Блэков всю ночь и не шелохнуться.
Я привык. Мы все привыкли к этому и старались дать ей больше времени.
Но сейчас, находясь с нами в одной комнате почти четыре часа и не съев ни крупицы, не сделав даже одного глотка чая, не поведя ни разу плечом — она выглядела еще более неживой, чем обычно.
Мне было её жаль.
Нам всем было — Беллатриса пытала её одну, а мы отделались всего лишь несколькими синяками и парочкой сломанных ребер.
Но то, насколько сильной была боль от проклятий, не шло ни в какое сравнение с тем, что Гермиона прятала внутри себя.
Она не могла колдовать.
Совсем. Ей не удавался даже Люмос, не говоря уже о заживляющих или Левиосе.
Она — самая умная ведьма своего поколения, лишенная магических способностей.
И это её убивало.
* * *
Малфой вернулся почти с рассветом — вышло весьма символично, учитывая тот факт, что с собой он принес хорошие новости: ему удалось обнаружить еще две группы ПСов — и это все, кто остался. Гарри почти вскочил со своего места и ринулся к нему в безумном порыве то ли обнять, то ли задушить на месте. Но, вовремя спохватившись, друг просто замер и кивнул, приподнимая уголки губ. Гермиона впервые за все утро пошевелилась и, повернула голову в их сторону, сверля Малфоя взглядом, который тот, казалось бы, не заметил. Не говоря ни слова, она встала и ушла к себе, пока Малфой продолжал, как ни в чем не бывало, рассказывать полученные сведения, рисовать схемы и указывать места на карте всем собравшимся.
Я смирился с ним. Смирился так же, как смиряются с промокшими ботинками в дождливый день или с неприятным вкусом Костероста.
Наверное, не должен был. И, наверное, мне стоило бы все еще его презирать или ненавидеть, но сил на это попросту не оставалось. Ни у меня, ни у кого-либо еще. Малфой отлично справлялся со своими заданиями, и, если бы не он, мы вполне могли бы сейчас лежать где-нибудь с развороченными животами, а не пить остывший чай и слушать его доклад.
Он приносил больше пользы, чем неудобств, поэтому нам удавалось не конфликтовать слишком уж часто. Хотя и пересекались мы крайне редко — наши комнаты были на разных этажах, так что тет-а-тет нам, хвала Мерлину, не светил.
"Необходимое зло" — вот как он значился в моей голове, и это меня вполне устраивало.
Последователей Волдеморта оставалось всего ничего, но они скрывались по всей Шотландии, и выслеживать их было делом неблагодарным. Волшебникам, посвятившим свою жизнь тайной службе этому ублюдку, ничего не стоило разгромить наши отряды — Непростительные мы использовали в разы меньше, а к черной магии и вовсе не прибегали. Но у Малфоя был поразительный нюх на Пожирателей, и я все время задавался вопросом, а не шпионит ли он для них. Уж больно везло ему в стычках: всего пару раз задевало заклятием, и то по касательной.
Но все мои сомнения отпали после очередного рейда, еще в самом начале нашей подпольной службы.
* * *
Говорят, семь — счастливое число.
Малфой, видимо, слишком буквально это понял, потому что как-то вечером, в мое дежурство, наши парни появились на пороге особняка запыхавшиеся и злые, а Гарри тащил его на себе — еле живого.
— Он поймал семь заклятий, — коротко пояснил друг и опустил Малфоя на кушетку в палате. — Семь заклятий в свой седьмой рейд.
Флер подлетела почти сразу и начала раздавать указания — вид у нее был уставший, но собранный и очень недовольный. Я уже предвкушал, как она будет отчитывать Малфоя, когда тот придет в себя.
— Этот придурок, — продолжал Гарри, когда мы уже спустились на первый этаж в кухню, — лез впереди всех, постоянно нарываясь на кого-то из первого состава ПСов! У нас был уговор! Никто не геройствует!
Я молчал, потому что и сам поступал бы так же, будь на его месте. Но сегодня выпало мое дежурство, и все, что я мог — это налить нам огневиски и терпеливо ждать, когда Гарри выговорится. Никто из нас не притронулся к выпивке, но просто сидеть за пустым столом было неловко, а делать чай показалось совсем уж глупой затеей. Поэтому я грел свой стакан в руках, пока Гарри распинался и выкрикивал нелицеприятные вещи в адрес белобрысой занозы в заднице.
По всему выходило: Малфой еле живой лежал наверху в отдельной комнате, с множественными переломами, синяками и обширными травмами, а лечить его магией нельзя, потому что целебные заклятия могут войти в резонанс с каким-то темномагическим, которым его одарили напоследок, когда наш отряд уже отходил. Что это за проклятие — еще не выяснили, Флер не сильна в таких вещах, но в библиотеке точно должно быть что-то подходящее.
Я тогда подумал, что утром нужно будет сказать Гермионе. Это по её части.
— Чертов Малфой! — Гарри свирепствовал, не выбирая выражений. — Я говорил ему сто раз, нет, тысячу! Я говорил ему, что есть план, его нужно придерживаться! Кто теперь его с того света будет вытаскивать?!
Он повернулся ко мне и тут же осекся.
В дверях стояла Гермиона.
Она молча смотрела на Гарри, а тот, в свою очередь, не смел шелохнуться под ее пристальным взглядом.
Я списал эту немую сцену на усталость и свойственную другу гиперответственность, поэтому сразу выложил Гермионе все факты в надежде, что хоть какая-то работа её отвлечет. В те времена Гермиона еще реагировала на окружающий мир и интересовалась книгами. Но она лишь сухо кивнула, молча уйдя куда-то вверх по лестнице.
С тех пор она ночевала на стуле в палате Малфоя чаще, чем в собственной кровати, о чем не преминула сообщить мне Джинни, когда уже отчаялась уговорить Гермиону спать в их комнате. Я только открестился — если есть место, где она вообще может спать, пусть спит. В конце концов, будь на месте Малфоя я или Гарри — она поступила бы так же.
Но ни я, ни Гарри не ловили столько заклятий за один раз, а Малфой, пролежав в импровизированном лазарете почти месяц, тоже стал осторожней. Гермиона снова стала начала спать на своей кровати, чем несказанно порадовала мою сестру.
Наверное, я должен был еще тогда заметить странную перемену в её поведении.
Наверное, я должен был подмечать чуть больше деталей, чем обычно. И быстрее складывать их в единое целое. Но что поделать, если вся картина открылась мне гораздо позже.
* * *
— Если ты и дальше продолжишь так рисковать, — до меня донесся приглушенный голос из гостиной внизу, — то очень скоро сыграешь в ящик.
— Волнуешься, что ли? — я стоял на лестничном пролете третьего этажа и видел чей-то белесый затылок, маячивший на входе в гостиную с гобеленом. Хотя почему вдруг "чей-то"? Единственным обладателем настолько светлых волос в этом штабе был Малфой, и я отчетливо слышал характерные скептические нотки в его голосе. — За меня? Я польщен.
— Черта с два, — я никак не мог разобрать, кому принадлежал второй голос, но судя по всему, это была женщина. Я перешагнул скрипучую ступеньку и спустился еще на один пролет, чтобы лучше слышать их разговор, но все так же не мог понять, с кем говорит Малфой. — Просто похороны нам некогда устраивать, так что постарайся не так нарываться.
— Да ладно тебе... — к кому он обращался, услышать мне не удалось, потому что в этот момент где-то наверху хлопнула створка окна, и Малфой, услышав звук, шагнул внутрь, закрыв за собой дверь.
В голове моментально начали крутиться мысли и образы, какая-то часть меня совершенно не желала успокаиваться и принимать все как есть, другая же просила оставить это в покое и просто пойти на кухню выпить воды — ради чего я, собственно, затеял эту ночную вылазку.
Кто это мог быть?
Гермиона? Она любила посидеть в той комнате вечерами, иногда могла с книгами задержаться там на всю ночь, но я сомневался, что она стала бы распекать Малфоя за излишнюю смелость. Нет, бред какой-то. Гермиона и с нами-то разговаривала редко, а его и вовсе игнорировала, с чего бы ей вдруг начать о нем беспокоиться?
Тогда, может быть, это была Луна? Или Лаванда? Лаванда иногда перебрасывалась с Малфоем парой фраз, они не то чтобы были друзьями, но приятельские отношения у них вполне получались.
Но нет — девочки мирно спали в своей комнате на втором этаже и, как обычно, не запирали дверь.
Флер? В хогвартские времена ходили слухи, что они какие-то очень дальние родственники по французской ветви Малфоев. И она была одной из немногих, кто принял Малфоя практически сразу же.
Да, наверное, это была Флер. Тем более что сегодня её дежурство в лазарете, вот она и не спит.
* * *
Ну и где был мой хваленый мозг шахматиста, когда у меня на руках уже были все фигуры — стоило лишь расставить их в правильном порядке?
Почему я не замечал, как с каждым днем Гермиона становилась все молчаливее? Как тускнел её взгляд, как серела кожа? Почему я не видел, что синяки под её глазами давно почернели настолько, что на их фоне наши мантии выглядели просто серыми половыми тряпками? Что спускается она в кухню только в том случае, если накануне в рейд уходит Малфой? Она не встречала с рейдов меня или Гарри, но я никогда не придавал этому значения — в суматохе с раненными и в постоянном круговороте чьих-то лиц, мантий, сломанных ног или рук было не до того. Но как я не видел самого очевидного?
Я не хотел, вот и все.
Видел и осознавал, но не хотел принимать.
* * *
Я запутался окончательно, когда столкнулся с Малфоем, едва выйдя из своей комнаты. Мы делили этот этаж с Джинни, Невиллом и Гермионой, поэтому он был последним человеком, которого я ожидал здесь увидеть.
Последнее время Малфой выглядел плохо: сильно похудел и осунулся, а кожа начала отдавать желтизной. Он весь как-то стерся и выцвел — стал ужасно напоминать Гермиону. От этого сравнения я передернул плечами, но Малфой, видимо, приняв этот жест на свой счет, только ухмыльнулся. Наверное, он подумал, что я попытался нарваться на ссору.
Почему-то захотелось оправдаться.
— Ты что здесь делаешь? — получилось грубее, чем хотелось.
— Прогуливаюсь, пока время есть, — ответил Малфой и прошел мимо меня к лестнице.
Я развернулся и задал вопрос его удаляющейся спине:
— Время на что?
Малфой остановился. Я заметил, как напряглись его плечи. Он молчал.
— На что есть время, Малфой? — повторил я. — Твой рейд только через два дня.
Я подумал, что этот придурок снова решил погеройствовать и полезть в логово ПСов в одиночку. С него станется.
— На жизнь, Уизли, — помолчав, бросил он и спустился вниз, ни разу не обернувшись.
* * *
Если бы мне кто-то сказал, что это будет наш с ним последний разговор, я бы, наверное, не удивился.
Несмотря на то, что порой я соображаю крайне медленно, выводы и решения во мне зреют практически моментально — проблема лишь с их осознанием.
Так же произошло и в этот раз.
Я спустился на кухню поздно вечером, почти ночью. Гермиона уже была там, прямая и неподвижная, как всегда. Я подошел к ней, положил руку на плечо и сел на соседний стул. Кроме нас, на кухне никого не было, и я решил, что сейчас самое время задать мучивший меня вопрос.
— Гермиона, — она не шелохнулась. — Гермиона.
— Да? — повернула ко мне голову, не отрывая взгляда от столешницы.
— Что у вас происходит?
— У кого "у вас"? — чуть приподняла одну бровь, как делает это он. Скорее всего, неосознанно, но мне этого хватило.
— У тебя и Малфоя, Гермиона, — терпеливо повторил я. Если она хочет играть в эту игру, я согласен. Лишь бы она со мной поговорила, а там что-нибудь решим. Справимся, и не с таким приходилось иметь дело. — Ты и Малфой. Что между вами?
— О чем ты? — её взгляд оставался все таким же отрешенным, но брови уже сошлись на переносице, а пальцы начали отбивать по столешнице неизвестный мне мотив.
— Гермиона, — я взял её лицо в свои ладони и провел большими пальцами по щекам. — Гермиона, я серьезно, ты можешь мне все рассказать, я тебе помогу.
Она только сильнее нахмурилась и отодвинулась от меня.
— Не понимаю, о чем ты.
Я тяжело вздохнул.
В следующую минуту в холле послышался стук, сопровождаемый звоном и нещадной руганью. Наши вернулись.
Гермиона схватилась за цепочку, висевшую на шее, и выскочила им навстречу. Я пошел следом.
Гарри стоял ближе всех — весь в крови и грязи, с рассеченной бровью и сломанными очками — он улыбался так, что я сразу понял: мы окончательно победили.
Больше никаких ПСов, рейдов, бессонных ночей и нервотрепки. Никаких непролитых слез Лаванды и усталых чертыханий Флер.
Пожирателей больше нет, и можно, наконец, улыбнуться.
Рядом с Гарри стоял Невилл, такой же грязный, уставший и счастливый. Он опирался на друга здоровой рукой, подтягивая раненую ногу. Остальные рассредоточились по холлу вплоть до лестницы на второй этаж.
Дин, Ли, Джордж, Симус, Кормак, Колин, Энтони — здесь были все, но почему тогда я никак не мог увидеть среди них Малфоя?
Видимо, Гермиона задалась тем же вопросом, потому что её взгляд, лихорадочно блуждающий по ребятам, сильно отличался от того, который я наблюдал несколько минут назад на кухне. Это был отчаянный взгляд, полный страха и какой-то почти болезненной надежды.
Гермиона всматривалась в чужие лица сухими глазами, все еще сжимая в кулаке что-то, висящее на её шее. Крестик? Кулон? Амулет? Что она носила на этой цепочке, не снимая?
— Гермиона, — Гарри отвернулся от Невилла, которого поддерживал все это время, и подошел к подруге. — Гермиона, прости.
Острое чувство потери и щемящей тоски отразилось на его лице, и меня словно пронзило молнией.
"— Время на что? ...
— На жизнь, Уизли"
Жизнь. Жизнь. Жизнь.
Его время истекло, и Гермиона тоже это поняла.
* * *
Малфою оставалось семь недель, и об этом знала Гермиона, он сам и, по всей видимости, Гарри. Хотя, сдается мне, что он догадался обо всем давно, еще тогда, когда я и носом не вел в эту сторону. Чего стоит та немая сцена на кухне в самом начале.
Когда внесли его труп, в коридоре повисло напряженное молчание. Чувство облегчения и стыда за него затопило всех присутствующих. Кто-то прятал глаза, кто-то, наоборот, неверяще рассматривал безжизненное тело.
Гермиона молча развернулась и, не глядя на мертвого Малфоя, выскочила из дома. Никто не кинулся её догонять.
Уже гораздо позже, после того, как все выговорились, поздравили друг друга и, изрядно набравшись, разошлись кто куда, я снова стал свидетелем разговора, который не предназначался никому, кроме двоих.
В пустой гостиной, напротив фамильного древа Блэков, стоял гроб. Подле него, прямо на полу, сидела Гермиона и тихо говорила, смотря в мертвецки-бледное лицо Малфоя.
— Ты всегда выполнял мои просьбы, — я снова стоял на лестнице и не мог сдвинуться с места — слишком поздно заметил, что там кто-то есть. — Я просила тебя не умирать, потому что у нас не будет времени на твои похороны.
Тут она судорожно вздохнула.
— Теперь мы победили... и времени у нас — вся жизнь.
* * *
Я помню, как она вышла из комнаты с абсолютно сухими глазами. И как молчала на протяжении всех похорон.
Помню, что до того, как закрыли гроб, я посмотрел на его руки — тонике светлые пальцы, отросшие ногти, сухая кожа. Я тогда еще подумал, что его хоронят так просто — без цветов и украшений, без родственников и эльфов вокруг. Совсем не так, как принято в богатых чистокровных семьях. Я заметил, что на нем не было даже фамильного перстня, хотя с ним он никогда не расставался. По большому счету, перстня не было и в наш последний разговор— я обратил на это внимание, когда он спускался по лестнице, опираясь на перила перебинтованной левой рукой.
Я видел, как Гарри устало провожал взглядом опускающийся под землю гроб, и как Гермиона судорожно сжимала цепочку на груди.
Я не мог точно сказать, когда она начала её носить, потому что раньше я не замечал за ней ни особой религиозности, ни тяги к украшениям. Но, сложив два и два, уже точно знал, что она отныне всегда будет носить на груди.