Чемоданы, даже в темноте поблескивающие крокодиловыми боками, были изящными и дорогими – как и все, что окружало Флер. Окружало – в смысле личных вещей, конечно. Одежда там, украшения, духи, безделушки в будуаре… Шляпки-белье-перчатки-сумочки. И да – бокалы. У нее была просто маниакальная страсть к дорогому венецианскому стеклу… Подумаешь, бытовая магия уже практически не справлялась с разваливающейся «Ракушкой». Вот поставить в сервант очередную драгоценную стекляшку – это да. Хотя, чего душой кривить – этот самый сервант оставался единственным, что все еще нравилось ему в их доме. Билл обошел чемоданы, машинально откинул носком ботинка загнувшийся угол вытертого до основания ковра и вздохнул. Сияния разноцветного стекла за натертыми до блеска дверцами будет не хватать. Бывшей жены – нет.

Он говорил, а девушка, чтобы не смотреть ему в лицо, смотрела на руки – и на вычурное страусиное перо, которое он крутил сухими нервными пальцами. Ресницы у нее были угольно-черными, длинными и прямыми, как щеточки. Или как иголки – дотронешься и уколешься до крови. Ну вот, до крови. А ведь до полнолуния целых две недели. Он невольно усмехнулся своим мыслям, кашлянул и закончил:
- Поэтому мне жаль, мисс. Но вы нам не подходите.
- У меня есть рекомендации, - щеточки дрогнули, но не поднялись, рука нырнула в потертую сумочку, и на стол легла пачка листков. Он из вежливости мельком просмотрел их.
- Они из маггловского банка. Такие нами не рассматриваются.
- Я проходила программу переподготовки. Мое имя было в Списке Министра.
Он только вздохнул. Как же, знаменитая Министерская Сотня, созданная сразу после Победы под лозунгом «Дети не ответственны за грехи отцов». Дети Пожирателей, взятые под крыло лично Шеклболтом. Официально считалось, что все они социально защищены и полностью адаптированы в новом обществе. Неофициально – и он знал это абсолютно точно – никто из них постоянной, стабильной работы так и не нашел. До сих пор, даже спустя одиннадцать лет.
- Это было давно, мисс.
- После этого я работала…
Она все еще упиралась, и зачем - непонятно, ведь они оба знали, что на результат собеседования это не повлияет. Он демонстративно взглянул на часы.
- Не по специальности.
За дверью уже ждала следующая кандидатка, беседа с которой тоже будет голой формальностью – Совет директоров утвердил ее кандидатуру еще накануне. Удивительно, до чего гоблины становятся въедливыми, когда дело касается найма человека!.. И на всего лишь жалкую должность секретарши во второстепенном отделе… А с этой он и так затянул сверх всякой меры. Он откинул за спину волосы, закрывающие изуродованную щеку, но эффектный жест пропал впустую, она упорно не поднимала глаз, - и неспешно поднялся. Все, разговор закончен.
- Мне жаль, мисс, - а вот повторяться он ненавидел. - До свидания.
- Вам не жаль, мистер Уизли, - она наконец-то посмотрела прямо на него – облила черным огнем презрения, отвращения и ненависти. – Но вы всего лишь делаете свою работу, верно? Выполняете негласное указание начальства.
- Вот видите, как вы хорошо все понимаете. Генриетта, приглашай мисс Лотнер.
- О, мисс Лотнер, - она жестко усмехнулась и одним движением сгребла со стола не оправдавшие себя рекомендации. – Равенкло? Нет, скорее Хаффлпафф.
Она угадала, и от этого сделалось странно неприятно. Билл, прищурившись, проводил взглядом тонкую, идеально ровную спину, зачем-то опять вспомнил острые щеточки ресниц, темные, почти черные глаза, смотрящие на него как на нечто омерзительное, и поморщился. Слизеринскую гадину, пусть доведенную до ручки, но все еще с огромным самомнением, с этим ее «все бабы как бабы, а я – королева» через весь лоб – даже жалко не было. Скорее, наоборот. Работала она, как же. Постельной грелкой в лучшем случае. Но только вот почему-то при виде девушки, вошедшей в дверь, на которую можно было смело вешать ярлыки «Добропорядочность» и «Хаффлпафф», стало еще противнее. Чертовы гоблины.

Чертовы гоблины. Аппарировать в «Ракушку» получилось только около девяти. Вот сейчас он зайдет на кухню, и миссис О’Нилл, стоящая у плиты, повернется и, недовольно поджав губы, сообщит, что Мари опять отказалась ужинать без него…
- Мари снова не стала ужинать без вас, Уильям, - миссис О’Нилл повернулась и недовольно поджала губы. Он коротко кивнул, сбросил мантию… А сейчас она увидит, какого зеленого он цвета, смягчится, нальет чаю.., заведет обычную песню…
- Билл… - она вздохнула, выключила закипевший чайник, загремела посудой. – Ребенку тяжело без матери…
Ну вот, началось. Вода в трубах внезапно загудела, и он машинально передвинул дымящуюся кружку – Мари на втором этаже принимает ванну, значит, сейчас польется с потолка. Миссис О’Нилл тоже покосилась наверх:
- Она целый день со мной, вы допоздна на работе, ровесников у нее здесь нет…
На столешницу шлепнулась первая тяжелая капля. И слава Мерлину, что нет ровесников, в доме и так все на ладан дышит… Кстати, а что такое ладан? Надо будет у отца спросить, «на ладан дышит» - его любимая фраза. Сколько лет собирается и все никак не спросит. Билл сделал глоток обжигающего травяного настоя и зажмурился. Сейчас – очередь книг. И питания.
- Хорошо, что девочка любит читать. Сядет где-нибудь с книжкой, и полдня ее не видно и не слышно, - влажный шлепок, ритмичный стук ножа о доску, а главное – запах, одуряющий запах сырого мяса и крови – оповестили о том, что миссис О’Нилл приступила к готовке жаркого. – Нет, она мне совсем не в тягость, лишь бы поела вовремя. Завтрак с обедом – еще куда ни шло, а вот с ужином просто беда. Буду ждать папу, и хоть ты тресни.
О плиту ударилась массивная чугунная сковородка; над головой загрохотало, затопало, с потолка, еще не полностью намокшего, посыпалась штукатурка, и он, первый раз за вечер, по-настоящему улыбнулся. Десять лет, а все еще бегает, как жеребенок.
- Услышала, надо же, - голос старой женщины потеплел, и он знал, что она тоже сейчас улыбается. – Вот и поужинаете вместе… - на разогретой сковороде зашипело масло, и мягкий, сладковатый запах крови сразу же сменился резким ароматом моментально схватившейся мясной корочки. – Привязалась я к ней за эти две недели, Уильям, - зашуршал бумажный пакет, и в букет запахов вплелся тонкий и теплый – хорошо пропеченного хлеба, - как подумаю, что придется отрывать от сердца с кровью…
Опять – с кровью. Весь мир сегодня против него… Так, стоп. А вот это уже что-то новенькое. Отрывать?.. Билл нехотя открыл глаза и нахмурился. Женщина виновато развела руками:
- Уезжаем мы, Билл. Сестра мистера О’Нилла совсем слегла, а по камину туда-сюда в нашем возрасте не намотаешься…
Сзади на плечи обрушилась самая родная, самая любимая на свете тяжесть. Билл на автомате стиснул тоненькое запястье, подставил для поцелуя щеку, строго спросил, почему не закрыта вода наверху, и крепко задумался. Два месяца. Два месяца до Хогвартса. И что же, блядь, теперь делать?

Предпоследняя страница «Пророка» представляла собой жалкое зрелище, вся исписанная разноцветными фломастерами, заляпанная пятнами кофе, прожженная в нескольких местах упавшим пеплом… Вот, опять. Панси быстро подняла газету, сдула пепел на пол и, отведя подальше руку с сигаретой, с тоской уставилась на последнее, не перечеркнутое жирным крестом объявление.
«В Уэльс требуется няня для девочки 10-ти лет. Обращаться…» - и дальше следовал адрес. В Уэльсе. Шикарно. Панси сильно затянулась и невольно обвела взглядом крохотную убогую кухню. Няня. Хотелось истерически рассмеяться. Официантки, кастелянши, уборщицы номеров – все это уже пройдено. Но няня – такого финта в ее бурной биографии еще не было. И потом – Уэльс. У пикси на рогах. С ее-то до сих пор не снятым запретом на магию. Она с силой вдавила окурок в переполненную пепельницу и сразу же вытряхнула из пачки очередную сигарету. Последнюю. Что же, блядь, делать-то?.. Нет, положа руку на сердце, она, конечно, признавала, что из пухленькой и румяной хаффлпаффки получится гораздо лучшая секретарша, чем она. Да и работать на Уизли… Панси поморщилась, но, вспомнив обезображенное лицо, злорадно улыбнулась. В том же «Пророке», на пару страниц раньше, небольшое объявление о расторжении брака мистера и миссис Уильям Уизли было прочитано раз десять, если не больше. Девушка встала с шаткого стула, допила последний глоток остывшего растворимого кофе из бумажного стакана и чиркнула дешевой зажигалкой. А курить-то придется бросить. Что ж, Уэльс так Уэльс. В конце концов, за последние десять лет маггловские автобусы, метро и поезда стали такой же обыденной частью жизни, как раньше были камины, портключи и аппарация. В кошельке с последней зарплаты еще оставалась какая-то мелочь – на билет и на пачку «Данхилла» должно хватить, а за жилье домовладельцу заплачено – как раз до сегодняшнего дня. Панси докурила, аккуратно переписала с позорной газеты адрес на бумажку и, стянув волосы в короткий хвост, чтобы не липли к шее в душном автобусе, покинула квартиру. Как она надеялась, навсегда.

Рассерженная женщина хлопнула дверью так сильно, что на пол полетели куски штукатурки. Билл проглотил заранее приготовленное, но уже не нужное извинение, машинально махнул палочкой, восстанавливая стену и с отчаянием повернулся к дочери, сидящей на ступеньках с таким видом, будто все происходящее не имело к ней ни малейшего отношения:
- А в этот раз что не так?
Гоблины дали всего лишь двое суток отгулов – и не часом больше. Двое суток, истекающие завтра в восемь ноль-ноль. Мари обхватила руками прижатые к груди ноги и, устроив подбородок на коленях, посмотрела на него серьезными серыми глазами:
- Она мне не понравилась.
Сегодня это была восьмая. И еще семнадцать - вчера. И – ни одной подходящей.
Почему так получалось, Билл искренне недоумевал.
Ладно, половина кандидаток на завидную должность няни, узнав, чью дочь предстоит воспитывать, отказывалась сразу же – все-таки не все жуткие слухи о нем и о том, что с ним происходит каждое полнолуние, были только слухами. Но вторая половина!.. Одни были хамками, от других отвратительно пахло, у третьих бегали глаза, четвертые (извращенки!) с порога начинали ощупывать его похотливыми взглядами, пятых не устраивала оплата, шестых – график работы, и так далее, и так далее. И, наконец, после всех мучений, когда трое из них были скрипя зубами им одобрены и отправлены к Мари для знакомства, бессовестный ребенок их попросту выгнал, аргументируя свои действия одной-единственной фразой. Не понравилась. Не понравилась. Не понравилась. И что тут будешь делать?!
Внезапно навалилась усталость. Билл, шатаясь, подошел к лестнице и глухо буркнул:
- Подвинься, кнопка.
Мари тут же прижалась к боку, положила голову на плечо, виновато заглянула в глаза:
- Прости, пап. Но они мне действительно…
- Не понравились, - со вздохом закончил он. – Я понял, малыш. А что будем делать завтра?
- Ну… - она помолчала, - я могу пойти на работу с тобой. Я буду сидеть тихо, обещаю.
- Ага, - он грустно хмыкнул, усиленно перебирая в уме всех, на кого можно внезапно повесить ребенка. - И меня сразу же уволят. Гоблины не любят маленьких девочек, кнопка.
- Я не маленькая. А твои гоблины вообще никого не любят.
- Согласен, - Билл обнял ее за плечики, поцеловал пахнущую травами макушку и использовал последний, но, увы, совсем эфемерный шанс. – Мари… Может, ты все-таки поедешь к бабушке Молли?
Плечики под его рукой напряглись.
- Я тебя не оставлю.
- Я справлюсь. Я буду осторожен, обещаю тебе…
- Нет.
Мари сбросила его руку, резко поднялась. Сердито посмотрела на него, сидящего, сверху вниз. Вчера они на эту тему серьезно поругались – первый раз после отъезда Флер.
- Я останусь с тобой. Я не такая, как мама.
Вздернула голову и, не дожидаясь ответа, с оскорбленным видом протопала наверх. Хлопнула дверью спальни. Скоро голова расколется от всех этих хлопков… Не такая, да. И слава Мерлину. Их дочь - дочь полувейлы и оборотня – на удивление добрая и теплая. Понятливая. Смелая. И ответственная. Ответственности Флер хватило на одиннадцать лет. А о доброте и теплоте вообще с самого начала и речи не шло. Билл стиснул зубы и взглянул на часы. Шесть. Можно и напиться. А разбитую Мари стену он восстановит позже.
Конечно, как ответственный человек, совсем уж напиваться он не стал – завтра все-таки на работу. Да и бренди не особо-то помогало. Билл грел в широком стакане ароматную янтарную жидкость, смотрел сквозь нее на лампу и мучительно пытался найти выход.
Выход, сука, не находился.
Часы гулко пробили девять. Наверху Мари плескалась в ванне и пела. Надо будет не забыть потом высушить потолок… Да, и накормить ее чем-нибудь на ночь. Хотя бы намазать галеты остатками масла, на большее он все равно не способен… Билл поморщился от внезапно нахлынувшей жалости к себе и с трудом выполз из кресла.

Мари, одетая после ванной в теплую фланелевую ночнушку – несмотря на разгар лета, здесь, на побережье, ночи часто бывали прохладными, – протиснулась в дверь и, сев за стол, положила перед собой толстую книгу. Билл поставил перед ней тарелку с галетами, чай и скосил глаза на яркую обложку. П. Трэверс. Кто такой, к Мерлину, П. Трэверс? Или кто такая?
- Тетя Гермиона подарила? Осторожно, горячо.
Тетя Гермиона в их доме была основным поставщиком маггловской литературы. Мари кивнула, аккуратно отхлебнула чай и впилась в галету белыми зубами.
- И как, интересно?
Еще один кивок. Билл отвернулся, пряча усмешку. Хитрюга что-то задумала, книжка явно приготовлена неспроста.
- Пап, - ребенок, наконец, решился. – Ты ведь волшебник?
- Ну? – он налил в чашку своего, специального, отвара и сел напротив.
- Тогда… - Мари глубоко вздохнула и постучала пальчиком по нарисованной на обложке барышне, - тогда найди мне Мери Поппинс.
Об идеальной маггловской няне Мери Поппинс знал даже он. Понятно теперь, почему дочка забраковала всех кандидаток – при таком-то образце для сравнения… Билл тяжело вздохнул:
- Мери Поппинс? Значит, целых три Фрекен Бок тебя не устроили?
«Карлсона» они вместе прочитали еще прошлой зимой – опять-таки с подачи вездесущей Гермионы. Мари лукаво улыбнулась:
- Целых три домомучительницы?..
- Да, действительно. Я как-то не подумал…
- Если ты смог найти Фрекен Бок, то сможешь найти и Мери Поппинс.
В ее голосе не было и тени сомнения. Папа ведь сможет все, правда? Если захочет. Билл взял галету, покрутил ее, зачем-то понюхал и положил обратно.
- Если б все было так просто, кнопка. Если б я мог щелкнуть пальцами и заказать тебе эту самую Мери…
- А ты попробуй, - невозмутимо посоветовала Мари.
- Вот так? – он улыбнулся, выдал впечатляющий щелчок и поднес к губам чашку.
- Да, так, - она кивнула.
В дверь постучали. Билл подавился отваром. Мари от неожиданности подпрыгнула на табуретке, выронила галету и округлила заблестевшие восторгом глаза. Часы в гостиной начали неторопливо отбивать десять. Интересно… И кого же принесло на ночь глядя?

Автобус задержался на два часа. Сначала на одной из станций отстал кто-то из пассажиров, потом посреди трассы обнаружилось упавшее недавно дерево, потом случилась поломка, потом водитель свернул не туда на сложной развилке… В общем, к Холихеду подъезжали уже затемно. Панси, выкурившая за время дорожных перипетий всю пачку «Данхилла», теперь маялась и кляла на чем свет стоит – и стечение обстоятельств, и недотепу-водителя, и себя заодно – за идиотскую идею, еще днем казавшуюся такой логичной и обоснованной. Здравствуйте, я к вам няней устраиваться… Ох, уже полдесятого, а ведь еще добираться до…
Название совсем крохотной деревушки она, не понадеявшись на память, записала на бумажке, и на конечной показала клочок официантке. И тут ей, на удивление, повезло – пожилая семейная пара отправлялась как раз в ту сторону, и ее подвезли на старом «Пикапе» – за бесплатно и прямо до отдельно стоявшего небольшого коттеджа с романтическим названием «Ракушка».
«Ракушка»… Два этажа, черепичная крыша, приветливо горящие окна… Панси, стоя на деревянном облезлом крыльце, нахмурилась. В душе шевельнулось что-то, похожее на нехорошее предчувствие. Где она могла раньше слышать это название?.. Впрочем, неважно. Сейчас надо сосредоточиться и придумать приемлемое оправдание для столь позднего визита. Но особо умных мыслей не было, поэтому Панси просто постучала.
Дверной молоточек, скрежетнув напоследок, остался у нее в руке. Она недоуменно уставилась на обломок, неловко переступила и – провалилась каблуком в не замеченную в темноте щель между досками. Попытка же выдернуть ногу привела только к тому, что каблук увяз намертво.
Дверь открылась. Панси, перестав дергаться, сощурилась и машинально загородилась рукой с молоточком от ярко горевшей лампочки без абажура. И все равно, рассмотреть встречающего получилось не сразу.
Зато, когда получилось…
На пороге, вытирая полотенцем губы, стоял никто иной, как уважаемый мистер Уильям Уизли, начальник валютного отдела банка Гринготс, завуалировано пославший ее на хер не далее чем два дня тому назад. Панси медленно опустила руку.
- Охуеть, - без выражения произнесла она.

Чуткий слух оборотня уловил характерный звук – скрип застревающего в щели каблука – даже сквозь закрытую дверь. Каблука. Что, блядь, правда Мери Поппинс? Билл хмыкнул и потянул за ручку. Ну, если она еще и молоточек сломала…
Но к такому оказался не готов даже он. Билл, открывая и закрывая рот, смотрел на слеповато щурящуюся, увязшую в коварном крыльце Паркинсон, потом, услышав оригинальное приветствие, все же выдавил в ответ:
- И вам добрый вечер, мисс, - и наконец-то расхохотался.

Мари поднырнула под руку трясущегося от хохота отца, окинула ее изучающим взглядом и, видимо, осталась довольна, потому что тут же спросила:
- Что такое «охуеть»?
Уизли подавился смехом.
- Э… - Панси опустила глаза на ребенка. – Плохое маггловское слово. Не повторяй его в приличном обществе.
- Хорошо, - покладисто согласилась девочка. – Я – Мари-Виктуар. А вы – няня?
Ну, слава Мерлину, один адекватный человек в этом доме все же имеется. Сероглазый и медноволосый нормальный человек, совершенно, кстати, непохожий на красотку Делакур. И – ураураура! – на своего отца тоже. На этого мистера «Мне очень жаль, мисс», который продолжал держать ее на пороге, и в глазах которого дурное веселье постепенно менялось на холодную подозрительность. Панси перевела дух и сердито ответила:
- Да. Я могу войти?
Уизли недобро прищурился:
- А вы все-таки по какому вопросу, мисс Паркинсон?
Да, это будет нелегко. Но денег на обратный билет нет, и отступать некуда. Она поднапряглась и выдала самую милую из своего арсенала улыбок:
- Я по объявлению в «Пророке», мистер Уизли. Это ведь вам требуется няня для девочки?
- Нам, нам, - руки коснулись холодные пальчики, и Панси вздрогнула. – Пап, ну что ты?.. Заходите, мисс.
- Конечно, заходите, мисс, - Уизли сделал шаг в сторону и издевательски улыбнулся. – Прошу.
Мерлин, как же мелко. Панси, глядя ему прямо в глаза, ухмыльнулась, легко скинула разношенные туфли и в одних чулках переступила через порог.
- У вас по полу дует, Уильям. А ребенок – босиком.
Уизли быстро посмотрел вниз, и что-то в его лице неуловимо поменялось. Панси для осмысления понадобилось секунд десять, пока до нее не дошло, что то, что изменило это некрасивое лицо – простая человеческая тревога. Тревога. За нее саму редко тревожились. А еще реже – показывали, вот и не узнала…
Мари тут же, не дожидаясь замечания, скакнула назад, на старый половик:
- Я на ковре. Ой, пап, смотри, у мисс туфелька застряла. Ты достанешь?..
Чтобы не рассмеяться при виде перекосившегося Уизли, ей пришлось закусить губу. Однако от мысли, что он сейчас увидит, в каком плачевном состоянии находится ее обувь, веселиться резко расхотелось. И точно, перед тем, как вернуть, он еще и внимательно изучил проклятые туфли, а потом весьма красноречиво взглянул на нее – с явным презрением в глазах.
- Ваши… туфельки, мисс.
Панси раздраженно вырвала туфли у него из рук и быстро обулась – плюс ко всему, полы действительно были холодными.

Выражение лица Паркинсон, рассматривающей остатки их импровизированного ужина, просто не поддавалось описанию. Билл на секунду закрыл глаза – ну почему, почему Мари не отвела ее в гостиную! – потом вспомнил, что именно там остались явные следы его попытки уйти от реальности, и смирился с неизбежным.
Неизбежное ждать себя не заставило.
- Уильям, - Панси кашлянула. – Вы… гм… тоже бедствуете?
- Я не умею готовить, мисс, - получилось почти ровно, хорошо все-таки, что он морально подготовился.., вот только это подчеркнутое «тоже» в сочетании с «бедствуете» резануло слух. - А няня Мари уехала два дня назад. Не желаете чая?
- Нет, благодарю, - она величественно опустилась на табурет, что вкупе с ее потертыми маггловскими джинсами и далеко не новой кофтой смотрелось просто дико. – Я выпила кофе на станции в Холихеде.
Мари, присев напротив и опершись подбородком о кулачки, не сводила с нее глаз.
- Вы ехали автобусом? - Билл прислонился к косяку и скрестил руки на груди.
- Да.
- Из Лондона? В такую даль? А почему не аппарировали?
Почему? Панси недоуменно моргнула и тут же зло улыбнулась: позавчера он так стремился от нее отделяться, что даже не поинтересовался, снят ли ее запрет на магию. Впрочем, кому придет в голову, что можно спокойно прожить с неснятым запретом целых одиннадцать лет?..
- Так получилось. Люблю путешествовать.
- О. Надеюсь, добрались без приключений…
- Почти.
- … и дорога была легкой.
- Более-менее.
- Хорошо, что вы приехали. Мы с папой так никого и не нашли.
Билл едва не прикусил язык от досады - Мари встряла страшно невовремя. Как раз тогда, когда он, выждав ради приличия несколько секунд, уже собирался сообщить ей совершенно обратное. Мол, зря себя утруждали и все такое, но в деревне есть приличная гостиница, а первый автобус на Лондон в шесть утра. И он бы даже ее проводил, все-таки ночь на дворе. Паркинсон едва заметно улыбнулась:
- Твой папа крайне разборчивый и требовательный человек, детка. Ему абы кто не подходит.
- Но вы ведь не абы кто, мисс?..
Невинное замечание проняло обоих – Билл от неожиданности фыркнул, а Паркинсон тихо рассмеялась:
- О, нет, я не абы кто… - тонкие пальцы с коротко обрезанными ногтями коснулись ладошки машинально протянувшей руку Мари. – Можешь звать меня Панси.
- Панси, - повторила девочка и душераздирающе зевнула. Билл опомнился и отлепился от косяка:
- Так, юная леди, а ну быстро в постель. Поздно уже. Говори нам «спокойной ночи» и топай наверх.
«Нам» соскочило с языка раньше, чем он успел подумать, и сразу же захотелось самому себе дать по морде. А следом врезать и по ехидной физиономии Паркинсон.
- Спокойной ночи, пап, - Мари привычно повисла у него на шее, чмокнула в щеку, и это было правильно. – Спокойной ночи, Панси. А завтра сходим на пляж, я покажу тебе пещеры, ладно?
А вот это ни в какие ворота не лезло. Ни пляж, ни пещеры, ни, главное, завтра.
- Беги, кнопка, - он подтолкнул дочку к двери, потом вдруг вспомнил про холодный пол в холле… - Мерлин, иди сюда…
На лестнице Мари, затормозив движение, внезапно вцепилась в перила:
- Только пусть ее комната будет рядом с моей!..
И – настойчивый взгляд блестящих и круглых, как у совенка, глаз. Билл мученически вздохнул. Жаль, что так и не удалось напиться, может, тогда бы он просто сразу спустил Паркинсон с крыльца, не заморачиваясь реверансами и данью вежливости. Теперь – поздно. Теперь скрепя сердцем приходилось признавать очевидное – слизеринская стерва неизвестно с какого перепугу понравилась его дочери, причем не прикладывая к этому абсолютно никаких усилий.

- Вы раньше хоть видели вблизи живых детей, мисс Паркинсон?
Панси, вздрогнул, оторвала взгляд от темного пятна на потолке. Проклятый оборотень, надо ж было так бесшумно подкрасться?..
- Уизли… У вас потолок течет.
У него сейчас крыша потечет. А про потолок он так и знал, что забудет… Билл упал на стул и подтянул поближе чашку с остывшим отваром.
- Вы не ответили.
Блядь, почему именно она?..
Панси честно задумалась:
- Дети… это до скольки лет?
Он тяжело вздохнул:
- Исключая время вашего пребывания в Хогвартсе в качестве ученицы.
- Ладно. Нет.
- Предельно откровенно. И на что вы здесь рассчитываете?
- Ну… - она потерла кончик носа. – Зарплата в фунтах, отдельная спальня, выходной – каждое второе воскресенье месяца. Продукты ваши, готовка, так и быть, моя.
Интересно, сколько она еще продержится на одной голой наглости? Панси боялась, что недолго… Смотрит-то как, брр! Ну почему Уизли, ну что за жизнь такая?! Выгонит он ее. Вот прямо сейчас возьмет и выгонит…
- Мерлин… - как же он устал… Мари, кнопка, за что?! Он же завтра возненавидит себя, вот прямо с утра и возненавидит… Неужели – вот это – выход?! - Сколько вы хотите в неделю?
Панси не поверила ушам. Панси потерянно моргнула. И, кажется, что-то все же ответила…
Она назвала сумму. Ровно в два раза меньше, чем он планировал тратить. Нет, определенно, весь мир против него… Билл уронил голову на скрещенные на столе руки.
- Что? Простите, Уильям, я не расслышала…
Он зло взглянул на нее, как будто резанул двумя голубыми клинками:
- Я сказал – договорились. А сейчас – уйдите с моих глаз. Комнату найдете сами, здесь не дворец…