Холст изрезанный не в силах художник кистью воскресить; разбитой арфы струн унылых перстам певца не оживить... И взор уж пуст, и чувства немы, и склепом мнится сад в цвету.
Этот фест придуман в самых лучших упоротых традициях наших сайтов (да, если кто еще не знает, встречайте новичка: МарвелSфан) с одной единственной целью — получить фан в процессе и вдохновить других на творчество. UPD. Фест подарил нам множество увлекательных и неожиданных работ, которые никогда бы не родились при иных обстоятельствах. И у нас уже есть итоги. Первое место разделяют Хогс и
Когда решаешь начать жизнь с чистого листа, прошлые страницы необходимо уничтожить. Порой прошлое настолько болезненно, что его хочется напрочь забыть и никогда не вспоминать о его существовании. Хочется, чтобы появился кто-то, хорошенько ударил тебя по голове, после чего забыть обо всём, что причиняло боль.
Бывает, художник рисует картину любимой, а затем, испытывая бесконечные муки расставания, сжигает своё творение. Бывает, писатель вкладывает душу в роман, а потом в порыве стыда кидает рукописи в кострище. Бывает, музыкант создает невообразимую музыку, вкладывая в неё души больше, чем во что-либо, а затем оставляет записи в горящем доме.
Всё сгорает. Пылает кровавое пламя, вздымая в небо прах телесный. Горят холсты, рукописи, нотные тетради.
Но не прошлое.
Прошлое всегда остается частью нас самих, непременно напоминая о себе раз за разом. Художнику — во снах, в образах, созданных им собственноручно; писателю — в сценах, которые он видел из жизни и проецировал в собственное произведение; и музыканту — в назойливых отрывках музыки, звучащей в голове.
Словно сотня крохотных колокольчиков, звенящих так громко в гробовой тишине пустующего дома.
Словно голос в голове, шепчущий словами любимого человека.
Всё горит. Всё многовековое, отстроенное руками людей, любивших друг друга.
Собственными руками она уничтожила дом, который любила всем сердцем и больше жизни. Глядя, как языки пламени сжирают величественное поместье, она чувствовала, как зияющая прежде дыра сочится вновь. Это как содрать запекшуюся кровь собственноручно из совершенно немыслимых побуждений почувствовать снова, каково это было.
Было больно. Было бесчеловечно. Было чудовищно.
Но всё же это было.
Для себя она решила, что обязательно досмотрит до конца, чтобы осознать, что теперь-то пути назад не будет, но поняла, что переоценила свои силы. Это было чрезвычайно больно, но плакать по дому, который она уничтожила, больше не могла и не хотела.
Да, всё правильно. Это доказательство её решимости, чтобы не было соблазна сделать шаг назад. Слабина — и смерть.
Ева мотнула головой, бросила последний, лютой тоски взгляд на свой старый дом, объятый огнём, и, развернувшись, направилась прочь, держа в руках небольшую сумку.
Назад она так ни разу и не обернулась.
***
— Просыпайся, соня. Ты не заслужила спать так много.
Сквозь сон Ева улыбнулась и, нащупав на своём животе мозолистую руку, стиснула ее. В ухо ей тихо засмеялись, и девушке стало щекотно, что заставило её окончательно вынырнуть из объятий сна и угодить в другие, более желанные. Этот человек олицетворял собой всю мощь огненного солнца, а потому неудивительно, что с приходом утра он занимал главенствующее положение.
Впрочем, обычно Джордж приходил к ней куда раньше, чем солнце появлялось на небесном полотне.
— Ты в курсе, что мы в комнате твоей сестры? — прошептала девушка, чуть повернув голову в сторону. Улыбаясь, Джордж бесшумно поцеловал её в висок, в щеку, затем в губы, задержав последний дольше других. Рука, которую он держал у неё на животе, немного напряглась.
— Сестренка спит крепче всех, — со смешком прошептал Джордж.
Ева перевернулась на спину. В глазах рыжего плясали бесенята, и девушка сонно улыбнулась.
— Мне кажется, однажды она меня возненавидит, — сказала Ева.
— Так переезжай ко мне, — прошептал Джордж в нескольких сантиметрах от её губ и снова поцеловал, слегка навалившись. Ева провела рукой по его щекам и зарылась в рыжие волосы, но на соседней кровати вдруг заворочалась Джинни, и те сразу прекратили целоваться.
— Я и так живу у тебя больше, чем здесь, — сказала девушка, подперев голову рукой. — А миссис Уизли это, как опекуну, не очень нравится.
— Брось, глупости, — фыркнул парень, кладя голову на подушку. — Мне вот не нравится пробираться сюда ночью, подобно вору. Ма и так знает, что мы спим вместе.
Ева с прищуром улыбнулась.
— Как бы она не подумала чего-то другого, — мягко сказала она, проведя кончиками пальцев по его лицу.
— Ну так раз она об этом думает, нам не стоит её обманывать, не думаешь? — хитро сказал Джордж, приподнимаясь над ней. — Не хочешь стать миссис Уизли, Хейг?
— Нет, Джордж, не хочу, — сказала девушка.
— Ну так, придется захотеть, — шепнул он и, чмокнув её в губы, перевернулся на спину. Девушка слабо улыбнулась, подперев голову.
Какое-то время они молчали, думая каждый о своём. Черничное небо становилось более светлым с каждой минутой, начинали просыпаться ранние птички, и где-то далеко-далеко послышалось петушиное пение. Это заставило девушку вспомнить о важном.
— Надо бы где-нибудь приобрести палочку, — задумчиво сказала Ева, водя пальцами по лицу Джорджа. Тот лежал с закрытыми глазами.
— Я свожу тебя в Лютый переулок, — сказал он спустя какое-то время после размышлений. — Там есть один тип, который делает палочки, хотя с Оливандером, конечно, не сравнится. Правда, тебе надо будет глотнуть оборотного зелья. Напомни, что у тебя за палочка была?
— Виноградная лоза, сердечная жила дракона, — с грустью сказала Ева. Потеря любимого оружия напоминала ей о другой, более серьёзной потере. Джордж сразу же уловил изменение в голосе возлюбленной и открыл глаза. Девушка не плакала, но выглядела задумчивой и грустной. Парень протянул ей руку, и Ева, заметив это движение, сжала её в ответ.
— Так зачем ты сегодня осталась здесь ночевать? — спросил Джордж, желая сменить тему.
— Вы ведь сегодня перевозите Гарри, — ответила девушка. — Я буду ждать вас тут.
— Я думал, ты захочешь провести время со мной перед заданием, — буркнул Уизли. — Вдруг я не вернусь?
И сразу же понял, что сказал.
— Прости, — серьезно сказал он, взглянув на Еву: лицо её сразу же переменилось от этих слов.
— Это не смешно, — сказала она.
— Я знаю, извини, — сказал Джордж, приподнявшись. — Всё будет нормально, я обещаю.
Ева всё ещё тяжело смотрела на него, и парень, положив руку на её щеку, притянул к себе, заставляя лечь сверху. Он крепко обнял её, радуясь, что смог избежать бури, но девушка, вывернувшись, легла на него всем телом и подняла голову. На мгновение Джордж опешил от такого поворота событий, и несмотря на серьезный взгляд Евы, мысли его поплыли совершенно не в ту сторону.
— Я не перенесу, если ещё и с тобой что-то случится, — сказала она.
Джордж, не улыбаясь, провел костяшками пальцев по её щеке.
— Я вернусь к тебе, — тихо сказал он, и Ева, посверлив его взглядом какое-то время, опустилась на него и, наконец, поцеловала.
***
В гостиной собрались все члены семьи Уизли, исключая Перси и Чарли, и включая Флер и Гермиону, прибывшую в Нору в начале обеда. Ева сидела чуть поодаль, наблюдая за тем, как взволнованная миссис Уизли подходит то к мужу, то к кому-нибудь из своих детей и поправляет воротник или прядь волос. Каждый раз, когда она видела подобное, сердце её охватывала такая щемящая тоска, что хотелось отвернуться.
— Ну что, Снежок, через минут пятнадцать отчаливаем!
Фред плюхнулся рядом с девушкой на диван, не вынимая руки из карманов. Ева промычала что-то невнятное, отведя взгляд от миссис Уизли.
— Что-то ты вяленькая какая-то, — заметил парень, наклонившись корпусом и стараясь заглянуть девушке в лицо.
— И какая я сегодня должна быть, если я переживаю? — огрызнулась Ева, метнув на него злой взгляд.
— Ты переживаешь за меня? Я польщен, — с улыбкой сказал Фред, надеясь подначить подругу, но девушка никак не отреагировала.
В этот момент к ним подошел Джордж. Он сел рядом с девушкой на подлокотник и обнял, заставив прислониться головой к боку.
— Напомни, пожалуйста, с каких пор они участвуют в операциях? — тихо спросил Джордж, кивком указав в сторону. Ева и Фред перевели взгляды, заметив прибывших гостей.
— Хотят помочь в перевозке, — ответила Ева, отведя взгляд от Одри.
— Я думал, ты им не рада, — с подозрением сказал Джордж.
— Ну так они не мне помогают, — пожала она плечами, на него не глядя. — К тому же сильные. Мне будет немного спокойнее.
— То есть, ты больше не подозреваешь их в том, в чём подозревала? — допытывался Джордж. Ева ничего не ответила, а затем со вздохом прикрыла глаза и уткнулась в его бок. Парню хотелось взбунтоваться и вытрясти из девушки всю правду, которую она от него явно скрывала, но понимал, что сейчас — не время.
— Пора выдвигаться! — громко сказал мистер Уизли, и Ева, почувствовав внезапный страх, вцепилась в руку Джорджу. Тот взглянул на неё и тепло улыбнулся, глядя в её огромные от страха глаза.
— Возвращайся ко мне, — сказала она одними губами, но тот её понял. Взяв ее лицо в руки, он крепко поцеловал её в губы, не боясь ничьего присутствия в этот момент. Ева легко коснулась руками его ладоней и поднялась с дивана вместе с ними.
Чета Айзексов стояла в небольшом отдалении от всех и тихо переговаривалась. Здесь они почти ни с кем не были знакомы, только с Евой и Биллом, которого знали из путешествия в Египет.
Девушка решила подойти, и стоило сделать это, как они тут же прервали разговор и взглянули на неё.
— Как самочувствие? — тут же спросила Одри, взглянув на Еву робким взглядом.
— Нормально, — сказала девушка, посмотрев на Айзекса. — Вы уверены, что план сработает? Я не думаю, что отец настолько уж забывчив.
— Элайджа, может, и нет, но Иизакки об этом думать не будет — ему просто сорвет катушку, — сказал Айзекс, посмотрев на жену.
— Я думаю, он догадается, — с сомнением сказала Ева. — Вы всегда ходите вместе, он поймет, что это ты.
— А вот и нет, — уверенно покачала головой Одри. — Они считают, что Айзекс сейчас в Мунго. Наш старый приятель напивается оборотным зельем под завязку.
Подняв брови, Ева перевела взгляд на мужчину, и тот согласно кивнул. Ева покачала головой.
— Ты приобрела волшебную палочку? — спросила женщина.
— Ещё нет, — ответила девушка. — Джордж сводит меня на днях к знакомому мастеру.
— Хорошо, — согласилась Одри и, завидев, как остальные начинают собираться к выходу, Айзексы откланялись. Ева взглянула на Джорджа, который смотрел прямо на неё. Он послал ей воздушный поцелуй и покинул Нору под грустную улыбку Евы, но стоило двери закрыться, как от неё не осталось ни следа.
В комнате воцарилась тишина. Три женщины переглянулись между собой, думая об одном и том же. Миссис Уизли, сославшись на дела, упорхнула в ванную комнату, Джинни молча поднялась в свою комнату, а Ева же, не желая ни секунды находиться в помещении, вышла во двор. Кроваво-красный закат окрасил собой все окрестности, и она, тупо постояв на месте, словно ожидая, что вот-вот кто-нибудь вернется, направилась в обход дома.
Мистер Уизли и Джордж недавно соорудили для девушки небольшой навес, под которым она хранила машину. Бывало, оставшись наедине со своими мыслями, она залезала в неё и, сидя на водительском сидении, слушала музыку.
Гравий шуршал под её кедами, становилось всё холоднее, несмотря на то, что это был почти разгар лета. Ева, спрятав руки в карман ветровки, привычно улыбнулась, взглянув на кабриолет, принадлежавший её матери. Не открывая дверь, она запрыгнула в него, примостившись на удобном кожаном сидении, и включила радио. Заиграла какая-то кантри-музыка, и девушка, откинувшись в кресле, попыталась успокоиться, но в душе понимала, что это для неё невозможно.
Время обещало течь особенно мучительно этим вечером.
Она закрыла глаза и мысленно перенеслась на пару месяцев назад...
***
Отсюда хотелось сбежать, не сходя на берег. Казалось, небо здесь всегда было затянуто плотными черными тучами, словно много-много лет назад это место проклял могущественный волшебник. Это был остров, лишенный цвета и жизни. Природа отреклась от этого места и решила никогда не возвращаться. Да и хозяева этого острова не позволили бы этому случиться.
Треугольная в основании черная башня притягивала взгляд, а рассыпанным вокруг неё холмикам не было счета. Складывалось ощущение, что сами стены из замусоленного черного камня стенали от боли и страданий.
И Ева никогда не думала, что однажды она побывает в этих стенах.
Высокие фигуры в черных плащах медленно провожали её взглядом, когда она шла мимо камер. Новоприбывшим здесь всегда были особенно рады, но в конечном счете каждого из них ждало разочарование. Еве здесь предстояло быть от силы минут двадцать. Больше она, как сказал смотритель Азкабана, вынести бы не смогла, ведь дементоры влияли на волшебника даже тогда, когда в этом не было нужды. Но смотрителю было невдомек: Ева была и без того опустошена донельзя. Дементоры не смогли бы украсть у неё больше, чем это сделали другие люди.
У одной из камер девушка остановилась и неспешно повернулась. Из темноты послышался слабый скрежет цепей. Дементор открыл клетку, впустив Еву. Она колебалась одно мгновение, прежде чем войти, и, когда решетка захлопнулась за спиной, испытала приступ паники. Без палочки, без сопровождающих, она вошла в клетку, оказавшись один на один с монстром.
Точнее, не с монстром. С драконом.
Ева глубоко вздохнула и выдохнула, глядя в темноту. В углу стоял одинокий жестяной стул, и девушка, взяв его за спинку, поставила в центр камеры. Когда она села, цепи зашевелились более звучно. Послышались тихие шаги и вот, медленно-медленно показался черный силуэт молодого узника Азкабана.
Ева ждала взглянуть в его глаза, но тот, словно прочитав её мысли, оставался в тени. Полоса тьмы разделяла их, и этот человек словно держал дистанцию, не решая нарушать традиций.
Маллиган какое-то время молчал, и Ева не могла знать, что выражает его лицо.
— Не ждал увидеть тебя здесь, — хрипло сказал он. По телу девушки пробежали мурашки от его голоса. — И ещё меньше ожидал, что ты решишь зайти в камеру.
— Я не боюсь тебя, — сказала девушка. — Тем более, когда ты в цепях.
— Ложь, — спокойно ответил Редсеб, еле слышно погремев оковами. — Когда люди сажают зверя в клетку, они всё равно боятся, что однажды её прутья дадут трещину, и их ничего не спасет. В отличии от тебя, я вижу, что весь твой вид говорит о страхе. И дело не только в закрытой позе или в том, что ты вспотела, невзирая на холод. Я вижу, как страх плещется в твоих глазах. Это я всегда замечаю.
Повисло напряженное молчание. Ева разжала скрещенные руки и медленно поднялась со стула, глядя в темноту.
— Выходи, — потребовала она.
Она ждала, что Редсеб её проигнорирует, однако, когда услышала, как загремели цепи, внутри неё всё сжалось.
Маллиган подошел к полоске света вплотную, похоже, дальше он пройти был не в силах. Ева видела только его лицо, но даже этого было достаточно.
Лицо, которое она боялась не меньше, чем лица отца, было осунувшимся и серым, словно вместе с хорошими воспоминаниями из него высосали ещё и все краски. Однако глаза, две ярко-голубые льдинки, казалось, нисколько не потускнели. В его взгляде горел холодный огонь.
— Если ты желаешь узнать о том, что происходило между отцом, Иннанель и Сириусом Блэком, то я вынужден тебя разочаровать, — сказал Редсеб. — Я ничего не расскажу.
— Не расскажешь потому, что не знаешь, или потому, что знаешь?
— Второе, — уголок губ парня приподнялся.
— Я здесь не за этим, — отрезала девушка. — Зачем ты присылал мне мелодии отца?
Редсеб молчал, внимательно смотря на Еву, а затем спросил:
— Почему ты решила, что это делал я?
— Я не знаю, кто ещё бы мог, — ответила она. — Кроме тебя некому.
— В мире бесчисленное количество людей, о существовании которых ты не знаешь, — туманно сказал Редсеб. — Любой из них мог оказаться твоим доброжелателем.
— Да, любой. Но всё же им оказался ты, Маллиган.
Редсеб смотрел на неё какое-то время, затем спросил:
— Что ты чувствовала, когда слышала эту музыку?
— Ничего, — тут же ответила Ева.
— Снова ложь, — сказал он, качнув головой. — Ты хочешь откровенности, а сама нечестна.
— Что ты хочешь, чтобы я тебе ответила? — нахмурилась она.
— Чтобы сказала, что чувствовала.
Ева закусила губу, подавляя желание отвернуться и покинуть камеру. Они глядели друг другу в глаза, и девушка колебалась. Ей совсем не нравилось, что приходилось играть по его правилам, что вопросы задает он, а не она, и что от страха у неё тряслись руки. Но именно в эти моменты, перед тем, кого она так сильно боялась, она как никогда чувствовала себя живой.
— Я чувствовала боль, — тихо выдавила Ева, надеясь, что он не услышит. — Я слышала боль, когда он рассказывал о прошлом в первой мелодии. А во второй — всё его чувства. Но всё это неважно, — она подняла на него глаза, сжав кулаки. — Что бы он там ни чувствовал в прошлом, это больше неважно. Нынешние поступки не смоют предыдущих.
— Также как и предыдущие нынешних, — без эмоций сказал Редсеб. — Отец был совсем другим человеком когда-то очень давно. Твой отец спас меня и Иизакки, потому что был добр. Он попался на удочку Иннанель, потому что был добр. А добрые часто становятся жертвами обстоятельств.
Ева хмыкнула.
— Так вот, значит, что ты делаешь, — процедила она. — Хочешь рассказать, каким хорошим человеком был папочка? Ну так я знаю, все вы только и твердите об этом. А что дальше-то? А дальше отец убивал людей, поклялся убить меня, из-за него умерла... — Ева осеклась, отведя взгляд, потому что ни разу ещё не произносила эту фразу вслух. — Все вы одинаковые и никакой ваш поступок не смоет того, что вы натворили.
Повисло молчание.
— Миссис Блэк не должна была погибнуть, — тихо сказал он.
— Замолчи.
— Ты видела, что мой брат совершил это на чистом инстинкте, — невозмутимо продолжал Редсеб. — Он желал защитить отца.
— И что мне, пожать ему руку? — процедила Ева, стараясь держать эмоции в узде. — Вы только и делаете, что причиняете боль и несете смерть. Ни на что другое вы не способны!
Редсеб чуть наклонил голову вбок, слегка сощурившись.
— Разве Лира Блэк не убийца?
Ева вздрогнула от его слов, чуть отклонившись назад.
— Это было на твоих глазах — ты не могла бы такое забыть. Она убила того, кто хотел убить тебя и твою подружку — Аяно. Я слышал об этом. Миссис Блэк, — щелкнул языком, — вонзила в грудь японца меч и сделала это не один раз. Я думаю, ей это даже понравилось…
Еву пробирала мелкая дрожь, но она не могла ничем ему возразить, потому что знала: он говорит правду.
— Близким людям всегда находишь оправдания, не так ли? — вкрадчиво шептал Редсеб. — Интересно, если бы не появился Иизакки, каким именно способом она бы убила Элайджу? Жаль, нет способа узнать — мне бы хотелось посмотреть в твоё лицо, когда она бы поведала тебе мучительную правду. Правду об истинной сущности женщины, готовой послать девочку на помощь дорогой внучке, чтобы эта девочка стала такой же убийцей, как она сама…
Ева резко шагнула к нему, сжав кулаки, но Пожиратель даже не дрогнул.
— Замолчи, — с ненавистью прошипела она. — Замолчи!
Редсеб и в самом деле замолчал, а девушка продолжила:
— Ты судишь людей по своим извращенным меркам. Ничего ты не знаешь ни обо мне, ни о бабуле, но знаешь, если бы ей удалось тогда убить отца или тебя — я была бы счастлива и ни за что бы не стала её осуждать! Ничего другого вы, убившие столько невинных людей, не заслуживаете!
Воцарилось молчание, какое случается за секунду до взрыва, и слышен был только слабейший свист в ушах, предвещающий о приближении неотвратимого.
Редсеб чуть склонился к лицу девушки и цепь отчаянно звякнула. Нервы гостьи были настолько натянуты, что она неосознанно сделала шаг назад, но на это узник не обратил внимания.
— В таком случае, ты ничем не отличаешься от своего отца, — тихо проговорил Редсеб. — И говорить нам с тобой больше не о чем.
С секунду он глядел в лицо Еве, после чего неспешно скрылся во тьме, оставив девушку с бешено колотящимся сердцем в одиночестве. Пару секунд она тупо смотрела туда, где было лицо Редсеба, но в следующий миг резко развернулась и, обливаясь холодным потом от услышанного, дважды стукнула по решетчатой двери. Дементор не торопился открывать её, наоборот — подплывал к камере особенно медленно, словно не хотел отпускать свежую плоть, однако ему ничего не оставалось делать. Он открыл решетку, и Ева тотчас покинула камеру, не оглядываясь, тогда как Редсеб Маллиган следил за ней очень внимательно.
Когда дверь решетки захлопнулась, он подошел вплотную к ней, хотя мог сделать это и раньше. Высунув руки до локтя и облокотившись на сталь, насколько длина цепи позволяла ему это сделать, Редсеб провожал девичью фигуру до тех пор, пока она не скрылась за поворотом, и только после этого, постояв на месте секунду-другую, так же медленно, как и до этого, скрылся во тьме.
Ева очнулась внезапно, как просыпается человек, на которого вылили ушат ледяной воды. Вокруг было темным-темно, играла какая-то грустная мелодия, а где-то поблизости завел трели сверчок. К ночи заметно похолодало.
Девушке стало не по себе находиться в темноте, и она, выскочив из машины, зашаркала к единственному источнику света — дому. По мере отдаления от тьмы ей становилось спокойнее.
— Есть какие-нибудь новости? — с порога спросила она, зайдя внутрь.
Миссис Уизли покачала головой, и Ева, поникнув, взглянула на часы. Вот-вот должны были появиться Рон и Тонкс.
Как раз в следующее мгновение раздался хлопок во дворе, и женщины тут же выскочили навстречу отрезвляющей прохладе, чтобы увидеть, как первый портал вернулся в одиночестве. Ржавая масленка одиноко валялась в траве и внушала тягучую тревогу. Миссис Уизли шумно вздохнула, а Джинни наоборот стояла необычайно прямо, сжав руки в кулаки.
— Ну что ж, — тоненьким голоском сказала женщина. — Видимо, они задерживаются. Тонкс, бывает, часто опаздывает...
Ева понимала, что так она хочет успокоить больше саму себя, чем девочек. Она переглянулись с Джинни, которая, судя по всему, думала о том же. Девушка повернулась к матери и обняла её, а Ева отвернулась, взглянув в звездное небо. Что же там произошло с Роном и Тонкс в пути?
— Кто прибудет следующим? — спросила Ева, чтобы как-то отвлечься.
— Папа и Фред, — ответила Джинни, посмотрев вслед уходящей в дом матери.
Ева осталась наедине с девушкой, почувствовав неловкость. Они никогда не были близки, и Ева попросту не знала, о чём с ней разговаривать. Более того она подозревала, что не очень нравится младшей Уизли, особенно после того, как она не раз палила их с Джорджем у себя в комнате.
— Там явно что-то произошло, — проговорила Джинни, глядя в небо, словно оно должно было дать ответы на все вопросы. — Не понимаю, почему они не прибыли вовремя.
— Всё будет хорошо, — твердо сказала Ева. — Они все вернутся!
Новая синяя вспышка, и девушки переполошились. Свечение выплюнуло в воздух пару потрёпанных туфель: они приземлились в нескольких метрах от Джинни, перевернувшись в воздухе. Девушки всматривались в них с одинаковым выражением страха на лице, после чего вновь синхронно переглянулись.
— Что за чертовщина там происходит? — тихо проговорила Ева, но на лице у Уизли читался тот же самый вопрос, на который никто из них не мог найти ответа.
Ясно было только одно: видимо, произошло нечто такое, что не дало уже двум парам вовремя подоспеть к порталу. Вопрос: что?
Джинни направилась к матери, чтобы сообщить о появлении второго портала, а Ева осталась стоять на месте, заламывая пальцы в волнении. В такой момент хотелось как никогда обратиться к высшим силам, чтобы они позволили близким людям вернуться домой в целости и сохранности, но девушка не знала никого, у кого сейчас можно было бы попросить помощи.
Она сжала руки в замок и поднесла их к подбородку, зажмурив глаза.
— Пусть они вернутся, — сдавленно прошептала она, стиснув руки. — Пусть всё будет хорошо!
Новая синяя вспышка заставила её открыть глаза, и тогда девушка чуть не подпрыгнула на месте: в воздухе вырисовывались четкие силуэты.
— Они вернулись! — закричала Ева, взглянув в сторону дома. — Гарри и Хагрид здесь!
Забыв обо всем на свете, она бросилась в их сторону, на ходу обняв Поттера. Что бы там между ними ни происходило раньше, сейчас она как никогда была рада его появлению. Гарри сдавленно охнул, схватившись за ребра, и Ева отпрянула. Миссис Уизли и Джинни уже бежали к ним.
— Гарри, Хагрид! Ну наконец-то!
— Что случилось? Где остальные?
Лицо Гарри побледнело.
— Никто не вернулся? — выдохнул он, поочередно глядя на обитателей дома. Ева, Джинни и миссис Уизли молча глядели на него, пропитываясь страхом.
— Что произошло? — вновь спросила взволнованная женщина.
— Пожиратели смерти, — пробасил Хагрид. — Они напали в небе... они знали.
— Их было очень много, строй сразу был разорван, и я понятия не имею, где остальные... — заговорил Гарри, обращаясь в частности к миссис Уизли.
Ева, судорожно вздохнув, почувствовала новую волну страха. Где-то там Джордж вместе с Пожирателями. Рон, мистер Уизли, Фред и Тонкс не вернулись...
Ева отвернулась и потерла рот, не зная ещё, как себя успокоить. Страх нарастал с новой, пугающей силой.
Где же ты, Джордж?
Минуты стали течь ещё дольше прежнего. Каждое дуновение ветерка заставляло всех обитателей вздрагивать в надежде, и в ту же секунду с досадой отворачиваться. Ева сходила с ума от переживания, представляя в голове ужасные картины. Никогда прежде она так не переживала за Джорджа, как в эти самые мгновения.
Как ни кстати она начинала думать о тех, кто покинул её. О матери, о поселении в Африке, о Сириусе, о миссис Блэк, и тогда она, решительно мотая головой, отсекала эти мысли, стараясь думать о чём-то хорошем. Например, как Джордж вернется, сияя своей лучезарной улыбкой, и скажет, что всё хорошо. Или как она с улыбкой бросится в его объятия.
Она сглотнула образовавшийся в горле ком.
— Мам! — закричала Джинни, и Ева обернулась, как ужаленная.
В темноте вспыхнул синий свет, разливающийся всё ярче, пока в траве не появились два силуэта.
— Джордж! — не помня себя от счастья, закричала Ева, но едва свет исчез, улыбка пропала и с её лица.
Что-то не так.
Это первое, что она поняла, когда увидела, что Люпин поддерживает её молодого человека.
Она молча бросилась к ним с колотящимся сердцем, но Гарри подоспел быстрее: взвалил на себя руку бесчувственного Джорджа, и вместе они добрались до дома. Ева держала им дверь, когда они вносили парня, и, когда на свету она увидела, что его лицо было залито кровью, внутренности её сжала когтистая, ледяная рука.
— Что с ним? — спросила Ева, испуганно воззрившись на Люпина, но ответ пришел к ней раньше. Когда Джорджа положили на диван, она увидела, как у него отсутствует ухо и несколько пальцев на правой руке. Джинни ахнула, миссис Уизли срочно ринулась на кухню, а Ева тупо стояла на месте, глядя на дыру, которая образовалась после потери уха, и на окровавленную руку. В ушах у неё стоял гул, и она не заметила, как села на колени перед диваном. Люпин в эту секунду вдруг бесцеремонно сцапал Гарри и увел на кухню, и Джинни ринулась за ними. Но девушку это не волновало: важен был лишь покалеченный Джордж.
Миссис Уизли тем временем возвратилась с аптечкой, и девушка тотчас немного пришла в себя после шока.
— Миссис Уизли, я помогу, — дрожащим, но решительным голосом сказала Ева.
— Хорошо, я займусь ухом, — сдавленно проговорила она, выливая экстракт бадьяна на ватку. Ева взяла второй пузырек и капнула пипеткой на фаланги. Бадьян сразу же зашипел, образуя розовую пену, и кровотечение прекратилось. Девушка смочила ватку и принялась протирать руку от крови, миссис Уизли тем временем проделала то же самое используя волшебную палочку. Излишки крови были уже удалены.
— Это можно исправить? — тут же спросила Ева, посмотрев на женщину.
Миссис Уизли, не ответив, нацелила палочку на ухо сына и принялись бормотать заклинания, которые Еве были неизвестны. Происходило разное: то красные искры вылетали из палочки, то розовый дым, но вместо уха у Джорджа так же оставалась зияющая дыра. И когда миссис Уизли медленно положила палочку в карман, Ева, почувствовав жжение в глазах, опустила голову, чтобы её никто не видел.
— Ну и что за потоп вы тут устроили?
Ева резко вскинула голову, а миссис Уизли ахнула. Джордж, чуть приоткрыв глаза, улыбался, глядя на присутствующих.
— Как ты себя чувствуешь, Джордж? — спросила мать, наклонившись над сыном. — Ничего не болит?
— Кроме моей гордости — ничего, — со смешком сказал он, правой рукой попытавшись нащупать ухо. Левую он протянул Еве, и она сразу же взялась за неё обеими руками, прислонив их к губам. В глазах у неё стояли слезы, а сама она дрожала.
Джордж нащупал рану и, похоже, только сейчас понял, что лишился мизинца и безымянного пальца. На его лице на мгновение отразилась смесь удивления и недоверия, когда он рассматривал свою ладонь, а затем он посмотрел на Еву.
— Хорошо, что это не левая рука, — сказал он, улыбнувшись. — Иначе как бы я носил кольцо на безымянном?
Миссис Уизли зарыдала так, как никогда, а Ева, смежив веки, покачала головой, прижавшись лбом к его лбу и стиснув его руку крепче.
— Какой же ты дурак, — прошептала она, и услышал её только он. Джордж усмехнулся.
— Да ладно, мам, не плачь, — сказал он, посмотрев на мать. — Зато ты сможешь различать нас с Фредом. А где он, кстати? И остальные?
— Еще не прибыли, — сдавленно ответила миссис Уизли, и улыбка испарилась с лица Джорджа. Женщина отошла на кухню, и на какое-то мгновение Джордж и Ева остались одни. Парень прижал здоровую руку к себе и поцеловал её руку. Ева, не думая ни о чем, поцеловала его в губы, стараясь вложить в поцелуй столько чувств и переживаний, сколько она испытала за время его отсутствия. Джордж был всё ещё слаб, но ответил он с невиданной горячностью, коснувшись покалеченной рукой её затылка.
— Нам предстоит серьезный разговор, — шептал он в перерыве между поцелуями. — Из-за того, что ты натворила!
— Предстоит-предстоит, — смеясь, приговаривала Ева. — Всё что угодно...
— Я чуть с ума не сошел!
— Мы поговорим об этом позже! — тише добавила девушка, косо взглянув на вернувшуюся миссис Уизли. — Лучше расскажи, что там произошло.
Миссис Уизли присела в кресло, обращая всё внимание на сына.
— Они поджидали нас целым скопом, и бойня началась чуть ли не на взлете, — заговорил Джордж, всё ещё держа руку девушки. — Полная неразбериха! Ни черта не видно, палишь заклинаниями наугад, и повезло ещё, если попадаешь. Одри и Айзекс летели поблизости, так эта дамочка устроила настоящее фаер-шоу! Грюм рассчитывал, что после того, как Волан-де-Морт поймет, что не он сам перевозит Гарри, то тот сразу кинется к ней, потому что такой магии никто не видывал, но... он пролетел мимо. Зато Иизакки и твой папочка очень ей заинтересовались. Особенно после того, — он взглянул на девушку тяжелым взглядом, — как Айзекс использовал заклинание невидимого хлыста.
Ева сдержанно улыбнулась.
В этот момент за пределами дома послышался грозный голос:
— ...докажу тебе свою подлинность, как только увижу сына, Кингсли!
Никогда прежде она не слышала от мистера Уизли таких резких слов. В следующее мгновение на кухню ввалился он, Фред, Гарри и Гермиона, а за ними Люпин. Ева обрадовалась, увидев Фреда, но тот был белее мела и высматривал одного брата. Он и сам был ранен: щеку его венчал крупный ожог, увидев который, миссис Уизли сдавленно охнула.
Джордж, улыбаясь, помахал пришедшим покалеченной рукой. Выглядело это слегка жутковато, и Ева издала нервный смешок.
— Ты как? — спросил Фред, не улыбаясь. Мистер Уизли не мог вымолвить ни слова.
— Думаю над тем, как учиться держать ложку тремя пальцами, — хмыкнул Джордж, и миссис Уизли снова пустила слезу. — Как думаешь, она теперь не будет вредничать, если я буду просить кормить меня? — он кивком указал на Еву.
— Она скорее воронку тебе в рот поставит, — хмыкнул Фред, позволяя матери, наконец, обработать свой ожог.
— Ха-ха, — проговорила Ева, покачав головой.
Многие решили вернуться во двор, дожидаться остальных членов операции, в том числе и Ева. Ей было необходимо узнать все подробности операции у людей, которые просто не могли не прилететь обратно.
Через достаточно продолжительное время вернулись Рон и Тонкс, которая сразу же угодила в объятия своего новоявленного мужа — Люпина. Кингсли, прибывший некоторое время в паре с Гермионой, покинул Нору, а остальные остались ждать. Ждали, ждали и ждали, вглядываясь в ночное небо, пока не послышался певучий крик, принадлежащий никому иному, как фестралу. Две костлявые лошади приземлились, в последний раз взмахнув мощными перепончатыми крыльями.
— Билл! — воскликнула миссис Уизли и бросилась навстречу сыну. Айзекс тем временем за талию спустил маленькую женщину, которая, тяжело дыша, явно боялась потерять равновесие. Ева сделала шаг к ним, как вдруг услышала:
— Грозный глаз мертв.
Она напоролась на эти слова и обернулась, чтобы понять, не ослышалась ли. Но нет, на лицах каждого из присутствующих отражался немой ужас. Глаза Флер блестели от слез.
Ева повернулась к Айзексу, который придерживал жену. Он сухо кивнул, после чего, взяв жену на руки, понес её в дом.
— Айзекс, отстань! — очень слабо потребовала она, но тот и ухом не повел. Увидев это зрелище, все тут же пришли в себя. Ждать было больше некого.
— Что с ней случилось? — спросила Ева, нагнав Айзекса.
— Джи, — только и ответил он, внося жену в дом. Когда он вошел с маленькую гостиную, Джордж, увидев это зрелище, тотчас встал с дивана, правда, чувствовал он себя всё ещё явно слабо, потому сел в кресло. Все остальные вошли в гостиную. Миссис Уизли решительно направилась к Одри, но Айзекс покачал головой и принялся что-то искать в своих карманах.
— А где Грозный глаз и Наземникус? — спросил Фред, но Билл покачал головой, и все распознали это верно. Близнецы больше не улыбались.
— Даже Наземникус? — спросил Рон.
— Он трансгрессировал, едва Волан-де-Морт приблизился к ним, — ответил Билл.
Ева тем временем подошла к Одри, которая, казалось, бледнела на глазах.
— Что он с ней сделал? — спросила она, взглянув на Айзекса. Тот, наконец, выудил из кармана пакетик с травами и, нажав на щеки женщины, всыпал ей их в рот.
— Джи попал в неё очень нездоровым заклинанием, — ответил мужчина. Еве показалось, что его голос дрожал. — Сейчас оно разрушает её изнутри физически.
В доказательство этому из рта женщины вдруг выплеснулась кровь, и Ева взвизгнула, закрыв рот руками. Айзекс, вытащив палочку, направил её на грудь Одри и забормотал какие-то заклинания, механической рукой зажимая её рот. Та билась, пыталась стряхнуть с себя его руку, но это было тщетно.
Вдруг она резко замерла и в следующее мгновение обмякла. Айзекс глубоко выдохнул и вновь положил палочку в чехол, заставив Еву испытать снова это леденящее чувство страха.
— Она... что? — тоненько спросила она.
— Я успел, — тихо сказал Делмар и уткнулся лбом в лицо бесчувственной Одри. Всё его тело дрожало от пережитых эмоций.
Все облегченно вздохнули, но в следующую секунду растерянность охватила присутствующих. Что теперь делать, не знал никто, ведь все они лишились самого грозного воина, которого, казалось, не сломит ничто и никто в этом жестоком мире.
***
Ева разлепила глаза, взглянув на Джорджа, который тихонько тормошил её за плечо. Девушка зевнула и выпрямилась, потягиваясь. Она нечаянно заснула, сидя на коленях перед диваном.
— Я не при смерти, Хейг, поэтому тебе необязательно спать на полу, — тихо сказал Джордж, улыбаясь.
— Я случайно, — ответила девушка. — Как ты себя чувствуешь?
— Как бывалый пират, — хмыкнул он. — С такими темпами вместо руки у меня будет крюк. Как ты на это смотришь?
— Ни за что, — улыбнулась Ева.
— А то что, разлюбишь меня?
Джордж, конечно, придал этой фразе как можно больше насмешки, но Ева понимала, что даже если он старается не сильно загоняться насчет потери частей тела, в душе он переживает. Девушка покачала головой, улыбаясь.
— Боюсь, это невозможно, — прошептала она, наклонившись к его лицу.
Он тепло улыбнулся.
— Иди ко мне.
Ева тоже улыбнулась и легла рядом с ним, оказавшись между спинкой дивана и самим Джорджем. Тот крепко стиснул ее, а девушка, закрыв глаза, уткнулась ему в грудь.
— Так что ты и эти чудики хотели сотворить сегодня? — спросил Уизли, перетирая прядку волос между указательным и большим пальцем.
— Ты хочешь поговорить об этом сейчас? — Ева зевнула.
— Ага.
Девушка вздохнула.
— Мы хотели поймать Иизакки или моего отца, — ответила девушка. — Для этого Айзекс должен был притвориться мной, чтобы они решили, что я тоже участвую в операции.
— Идиотский план, — фыркнул парень. — Они же постоянно таскаются вдвоём. Хотя… ладно, я чуть с ума не сошел, когда эта женщина крикнула твоё имя.
— На это и был расчет, — тяжело вздохнула девушка. — И на то, что мой папочка не помнит, что мне ещё не исполнилось семнадцать.
— В общем, весь ваш план держался на соплях, — констатировал Джордж.
— Скорее на невменяемости жертв, — поправила девушка. — Иизакки купился сразу.
— Ага, — сказал он. — Он визжал что-то в их сторону. Похоже, после ареста братца Маллиган возненавидел тебя ещё сильнее.
— Всё равно Редсеб сбежит, если уже не сбежал, — равнодушно сказала Ева, закрывая глаза. — Хуже уже не будет.
Они помолчали какое-то время, и девушка почувствовала, что падает в сон. За окном были слышны трели сверчков, и до рассвета ещё оставалось много времени.
— С Одри всё будет в порядке? — спросил Джордж. В его голосе не было ни намека на сон.
— Угу, — устало ответила Ева, не открывая глаз. — Айзекс, забирая её, сказал, что она крепкая. И с этим не поспоришь.
Джордж задумчиво разглядывал умиротворенное лицо девушки, затем сказал:
— Ты что-то скрываешь от меня.
Ева молчала и не открывала глаза, но парню было понятно, что она не спит. Было ясно, что разговор зашел не в то русло, которое ей хотелось бы, а затяжное молчание говорило о том, что в самих догадках молодой человек прав.
Девушка открыла глаза и, приподнявшись, посмотрела в глаза Джорджу. Тот глядел ей в лицо, и на мгновение ему почудилось, что сейчас она скажет что-то ужасное, что перевернет их мирное времяпровождение и всю жизнь.
Но вместо этого она провела рукой по его щекам, волосам и поцеловала в нос. Джордж прикрыл глаза, а она сказала:
— Поспи, мой милый Джордж. Сегодня будет лучше, чем вчера.
Хоть Ева и говорила, что следующий день будет лучше, чем предыдущий, этого не произошло. Всё, чем она занималась, так это постоянной уборкой. Совсем скоро в Норе будет проходить свадьба Билла и Флер, и по этой причине каждый день всё обитатели дома готовились к этому знаменательному событию. Ева чувствовала себя очень обязанной семье Уизли, а потому, хоть и чудовищно уставала, вкладывала в это дело всю душу. Времени ни на что другое почти не оставалось, и ночью она просто обрушивалась на кровать и забывалась крепким сном.
С Джорджем они почти не виделись, поскольку она уделяла время подготовке, а он был на работе. Иногда среди ночи она просыпалась, потому что чувствовала крепкие объятия, но делала вид, что крепко спит, и втайне надеялась, что Джордж об этом не догадывается.
Когда Одри пришла в норму, они вместе с Айзексом тут же появились в Норе, где пытались помогать обитателям, но миссис Уизли ни под каким предлогом не позволяла маленькой женщине перенапрягаться. Часто, когда Ева выходила во двор, она видела Одри в одиночестве, необъяснимо задумчивую и грустную. Она, совсем как слизеринка миллион лет назад, смотрела в горизонт, и Еве оставалось только догадываться, почему она в таком состоянии.
— Она спасла меня вообще-то.
Эти слова сказал Фред, когда между ним и Евой завязался разговор.
— Что? Ты не говорил, — немного удивилась девушка, машинально взглянув на Одри, которая стояла спиной к ним неподалеку вместе с Айзексом.
— Твой отец пытался меня прикончить, и по существу то заклинание, которое она получила, предназначалось мне, — мрачно сказал Фред, взглянув на женщину. — Я к тому времени уже вернулся к своему облику, потому что Маллиган и Хейг изрядно нас гоняли, заставив сбиться с курса. Она просто пролетела передо мной и угодила под заклинание. Если бы Айзекс не удерживал ее, она бы свалилась с фестрала.
Ева молча продолжала развешивать мокрое белье, пока Фред рядом занимался ничем.
— Без них мы бы вообще пропали, — задумчиво сказал он, всё ещё поглядывая на Одри. — Они фактически прикрывали нашу спину, и, если бы не это, погибло куда больше людей. Папаша у тебя лютый, конечно. Без обид, Снежок.
Ева издала звучный смешок.
— Хорошо, что он меня не любит, — язвительно сказала она, не глядя на парня. — Иначе Джорджу пришлось бы несладко.
— Кстати о моем милом братце, — Фред перевел на девушку взгляд, который она совсем не умела выдерживать. Интуиция подсказала ей, что речь пойдет сейчас о неприятной теме. — У вас всё нормально, ну?
— Всё замечательно, — коротко ответила Ева, водружая простыню на бельевую веревку.
— Что-то он в последнее время ходит очень грустный. Я было решил, что он горюет о потерянной былой красоте, но, как оказалось, вполне себе справляется с тремя пальцами. Типа как ложку держать или в туалет сходить. А вот насчет тебя я этого сказать не могу.
Ева закатила глаза.
— Меня поражает твоя способность влезать туда, куда не следует, — сухо сказала она.
— Спасибо, Снежок, я польщен! — улыбаясь, сказал Фред. — Так что у вас случилось?
— Не твоё дело, рыжий. — Ева бросила ему раздраженную улыбку. — И вообще, ты, лентяй, мог бы и помочь!
— Я бы, конечно, мог, но, судя по всему, мне за это ничего не светит, — пожал плечами парень, хлопнув по коленям и поднимаясь. — Пусть безухий тебе помогает, это ж он твой парень.
Он хотел было уйти, как вдруг что-то вспомнил и обернулся, взглянув в спину блондинке.
— Ты так и не выяснила, кто поджег твой дом?
От неожиданного вопроса Ева замерла, после чего, не поворачиваясь, ответила:
— Нет. Вряд ли мы это выясним.
Фред хмыкнул, сунув руки в карманы.
— Да уж. Похоже на то.
С этими словами он направился обратно в дом, оставив подругу на растерзание совести.
***
Когда Еву среди ночи потрясли за плечо, она не удивилась, и просто сонно взглянула на силуэт.
— Собирайся во двор, — прошептал он, и Ева с тихим стоном откинулась на подушки.
— Сколько времени? — шепнула она, тщетно пытаясь стряхнуть с себя невыносимую тягу ко сну.
— Не важно! Вставай, иначе я стащу тебя с кровати! — пригрозил Джордж.
Тяжело вздохнув, Ева вылезла из-под теплого одеяла и принялась собираться на улицу. Убедившись в этом, Джордж на цыпочках покинул комнату, и через какое-то время девушка сделала то же самое. Оказавшись на улице, она вдохнула холодного воздуха и, не успев согнать остатки сонливости, споткнулась о порог, угодив в объятия Джорджа.
Он тихо засмеялся.
— Если ты хотела перебудить весь дом, то это была неплохая попытка.
— Чего тебе понадобилось в темень гулять по двору? — недовольно спросила Ева нормальным голосом.
— В тебе нет романтики, Хейг! Смотри, как на небе красиво!
Обнявшись, парочка поплелась в сторону навеса, под которым хранилась машина девушки. На улице было прохладно и дико хотелось спать. Джордж подавил чудовищный зевок, но кутаться в ветровку не стал.
Он ловко запрыгнул в автомобиль и усадил на колени свою подружку, которая намеревалась сесть на соседнее сидение. Девушка тихо засмеялась, но Джордж, не выпуская её, подарил ей затяжной поцелуй в щеку, после чего откинулся на сидении. В темноте волосы у Евы отливали чарующей синевой, и рыжий не смог побороть искушение и принялся перебирать её пряди. Та, отвернувшись, взялась за руль, прикрыв глаза. Спать хотелось невероятно, но она стоически терпела.
— Завтра надо будет перегнать машину куда-нибудь, — зевнув, сказала она. — Миссис Уизли сказала, что на этом месте завтра будут устанавливать свадебный шатер.
— Я что-нибудь придумаю, уж не переживай, — хмыкнул Джордж. — Ничто с твоей машинкой не случится. Ты хоть ездить пробовала?
— Я хорошо еду по прямой, — скромно сказала Ева, хотя когда она в последний раз пробовала кататься вокруг дома в пределах защитного поля, мистер Уизли хвалил её.
Подумав немного, она добавила:
— От Аяно давно нет вестей.
— Наверное, слишком занята тем, что балуется с преступниками Японии. Рубит их на суши.
— Суши делают из рыбы, — сказала Ева, глядя в темный горизонт. — Причем сырой.
— Гадость какая, — сказал Джордж, и девушка улыбнулась.
— Да нет, довольно-таки вкусно, — ответила она. — Я пробовала очень давно, когда была в Японии в последний раз.
Эти слова заставили девушку вспомнить о том, что говорил ей Редсеб во время последней встречи. В голове Евы всплыли смутные воспоминания о том, как миссис Блэк убивала похитителя. Как несколько раз пронзила его грудь, после чего, испачканная кровью, обернулась к двум девочкам.
Это был единственный раз, когда Ева по-настоящему испугалась приемной бабушки. Эта сцена долгое время не могла выйти у неё из головы.
Джордж, не видя задумчивого выражения девушки, положил теплую ладонь на её спину и провел по ней, ощущая приятную бархатистую кожу.
— И как она только умудрилась протащить свою железяку в Хогвартс? — проговорил он.
— В сумке с заклинанием незримого расширения, — ответила Ева, слегка выгнувшись в спине. — Я ещё тогда заметила, как она боялась проходить через металлоискатель Филча.
— Недурно, — заметил Джордж. — Видимо, знала, что ей это пригодится.
— Бабушка попросила её об этом.
Остатки сна покинули парня, и он взглянул на затылок девушки. Об этом Ева ему не рассказывала.
— Миссис Блэк, должно быть, доверяла твоей подружке.
— Должно быть, — сонно согласилась девушка.
Джордж ущипнул её за бок, отчего та вскинулась, гневно посмотрев на близнеца. Но рыжий улыбался ей, и когда та глядела на то, как задорно сверкают его глаза, она не могла долго злиться на него.
— Пошли лучше прогуляемся, — предложил Джордж. — Иначе ты заснешь, а я не хочу тащить тебя наверх мимо комнаты мамы.
Они покинула машину и, обнявшись, неспешно побрели вдоль дома, стараясь как можно тише шуршать гравием.
— Нет никаких новостей о том, кто поджег твой дом? — спросил вдруг Джордж. Ева мгновенно проснулась от этого вопроса, чувствуя себя до крайности некомфортно.
— Нет, — ответила она. — Если бы что-то было известно, мистер Уизли уже бы рассказал.
Джордж помолчал некоторое время, а Ева старалась как можно скорее найти новую тему для разговора. Парень вдруг остановился, взглянул на девушку и улыбнулся, но в этот раз улыбка его вышла совсем не такой, как всегда. В ней было нечто настораживающее Еву.
— Хейг, ты ведь сама спалила его, не так ли?
Казалось, летняя ночь стала ещё прохладнее, чем прежде. Ева смотрела Джорджу в глаза, прикидывая, что стоит ему ответить, но, в конце концов, отвела взгляд. Парень расценил это как положительный ответ.
— Ну даешь, — с улыбкой сказал он, прижимая её к своей груди, но Ева выпуталась из его объятий. — Почему ты не говорила правду?
Джордж ожидал, что сейчас девушка расскажет ему всё то, о чём он сам догадался: что ей было тяжело находиться в доме, который стал мертвым после ухода миссис Блэк, что ей было невыносима мысль о том, чтобы остаться там, а так же то, что она чувствовала вину по отношению к пожилой женщине. Однако Ева молчала и избегала его взгляда, из-за чего Джордж пришел к мысли: за этой истиной скрывается что-то ещё. Невольно ему стало не по себе.
— Что случилось? — спросил он.
Ева собиралась с силами, чтобы выдать ему нечто важное, после чего сообщила:
— Я не вернусь в Хогвартс в этом году.
Джордж, глубоко вздохнув, выдавил улыбку.
— Честно говоря, Хейг, я догадывался об этом, — сказал он. — Я бы и сам не захотел, чтобы после произошедшего ты туда возвращалась, но это, конечно, был бы твой выбор.
— Дело не в этом, — отрезала Ева, избегая его взгляда. — Точнее, не только в этом. После того, как мне исполнится семнадцать, я отправлюсь в некое... путешествие. Если это можно так назвать.
Джордж непонимающе нахмурился, однако улыбаться не прекратил.
— Я тебя не узнаю, Хейг, — недоверчиво хмыкнул Джордж. — Никогда не думал, что такая пай-девочка, как ты, бросит школу и захочет отправиться к закату. Ты, часом, не заболела?
Ева подняла на него взгляд широко открытых глаз, и рыжему тотчас расхотелось шутить. В ней было что-то такое, что-то вытеснило улыбку с его лица.
— Джордж, — она сделала маленький шаг вперед и положила руки ему на грудь, отчего у парня на секунду перехватило дыхание. — Печать, поставленная Дамблдором, нарушилась после его смерти. Проклятие Арки вновь стало расти во мне.
Он тупо смотрел на неё некоторое время, после чего, моргнув, сказал:
— Это что, шутка?
Ева молчала.
— И почему ты говоришь об этом только сейчас? — Джордж нахмурился. — Когда ты от этом узнала?
— Недавно, — с легким отчаянием призналась Ева.
Джордж отвернулся от неё, но затем, не выдержав, обернулся. На его лице была такая болезненная улыбка, что девушке стало не по себе.
— Но... ты же не умрешь? — он коснулся её лица, приблизив к своему. — Скажи, что не умрешь, Хейг.
— Я этого не знаю, — тихо сказала Ева. — Одри говорит, что заклятие хитро. Оно может нацелиться как на мою жизнь, так и на разум... и на что-то другое. И мы пока не можем выяснить, что именно.
Лицо парня вдруг посуровело, и он даже опустил руки.
— Минуточку. Тебе это сказали Айзекс и Одри?
Ева неуверенно кивнула.
— А тебе не приходила в голову мысль, что они это сказали только потому, что ты им для чего-то нужна? — поинтересовался Джордж. — Что у тебя может и не быть никакого проклятия?
— Приходила, — призналась девушка. — Вот только я сама заметила, что моя магия стала иной...
— Что ты имеешь в виду? — быстро спросил Джордж.
Ева помедлила с ответом, вглядываясь в свою руку, словно нашла на ней нечто интересное.
— Помнишь, я рассказывала тебе о том, как... в общем, когда Маллиган сделал это, и что было потом со мной?
На лице Джорджа появилось задумчивое выражение.
— Ты про тот ураган, который откинул от тебя Элайджу и Маллиган? — уточнил он.
Ева кивнула.
— За несколько минут до этого Снейп убил Дамблдора, — продолжила девушка. — Его защита была надломлена, и когда мерзавец Иизакки убил её... магическая сила во мне взбунтовалась. Именно эта сила отбросила тогда всех, кто был рядом со мной. Она позволила мне содрать веревки, которыми меня связал отец.
Джордж помолчал некоторое время, а затем неожиданно для самой Евы, запустил пятерню в её волосы. Сначала она решила, что это проявление ласки, однако парень имел явно другие мотивы.
— Когда у тебя было то проклятие, они чернели, — спокойно сказал Джордж. — Сейчас с ними всё нормально, они нетронуты. Ты веришь этим людям только из-за этого странного урагана, который случился в момент, когда ты потеряла близкого человека, а я слышал, что нечто подобное может происходить в переломный момент волшебника.
Он помедлил, и Ева в его глазах заметила какое-то странное сожаление вперемешку со злостью.
— Ты потеряла почти всех, кто защищал и направлял тебя, — добавил он. — Если бы миссис Блэк была жива, она сказала бы, что этим людям верить нельзя. Ты жива и выглядишь здоровой. С тех пор с тобой не случалось ничего странного. Я не прав?
Ева взяла его руку и прислонила к губам, закрыв глаза. Джордж на секунду потерял нить мыслей.
— И всё же мне нужно будет увидеться с Сайлагх, Джордж, — сказала Ева. — Ведь даже если я выгляжу здоровой, это не значит, что так оно и есть. Душа Сириуса всё ещё во мне, и... я его вижу очень часто. Он предупреждал меня о смерти Дамблдора, когда пошел на Астрономическую башню, и сейчас он появляется вновь... вновь предупреждает.
На секунду у девушки появилось отрешенное выражение лица, но затем она взяла себя в руки и продолжила:
— И мой отец. Я хочу, чтобы он прекратил делать людям больно, и теперь я не буду прятаться.
— И что же ты собираешься делать? — слегка раздраженно улыбнувшись, спросил Джордж. — Хочешь выйти с ним на поле и сражаться?
— Для начала послушать Сайлагх, — невозмутимо сказала девушка. — А затем вместе с Айзексами заставить его прекратить делать то, что он делает.
— И каким же образом?
— Я не знаю, — ответила девушка. — Они не рассказали всех деталей, но нас ждет некоторое путешествие. Они обещали помочь мне с моим проклятием, а если не помогут... вполне возможно, что меня не станет. Но по крайней мере я приложу все усилия для того, чтобы отец прекратил делать то, что делает.
Ева, не смотревшая в этот момент в глаза Джорджа, грустно хмыкнула.
— Если со мной что-то случится, то желание моего дорогого папочки исполнится само по себе. Представляешь, как он счастлив будет?
— Замолчи.
Ева перевела взгляд на Джорджа и по одному его выражению лица поняла, что сейчас случится буря.
— То есть, это вот так вот всё легко у тебя, да? — повысив голос, поинтересовался парень. — Вот так просто? Ты решила мне между делом сообщить о своих планах на ближайшее будущее? Мол, Джордж, дорогуша, я тут собралась в путешествие с неизвестными людьми, в ходе которого я могу сдохнуть. И это, по-твоему, всё так просто?!
Последние слова он выкрикнул Еве в лицо, а та оторопела от шока. Джордж никогда ещё не был зол на неё так сильно.
— Пожалуйста, не кричи, — стараясь говорить как можно тише и спокойнее, Ева выставила ладони вперед, но Джорджа было не остановить.
— Когда ты вообще собиралась мне об этом сказать? Если бы я не спросил тебя, ты бы что, молча свалила после совершеннолетия и всё?
— Я бы сказала тебе об этом после этой свадьбы, ну угомонись ты! — взмолилась девушка. — Ты даже не выслушал меня до конца!
— И да, когда, интересно, ты всё решила? Когда я был на работе, а ты днями напролет сидела в особняке?
— Успокойся, — процедила Ева, начиная злиться.
— Нет, не успокоюсь! — крикнул он. — Ты сама говорила мне, что не веришь этим людям, что они ходят к тебе только потому, что им от тебя что-то нужно. А теперь ты собралась с ними в какое-то путешествие, в котором они вполне могут сделать с тобой что-то, или в котором ты можешь погибнуть. Посмотри на себя! — он резко махнул в сторону девушки, и та замерла. — Ты говоришь о собственной смерти так легко, словно это чихнуть! Миссис Блэк была права, они всё это время пытались промыть тебе мозги, чтобы в конечном счете получить своё, а ты и счастлива растрачивать свою жизнь, ради которой миссис Блэк отдала свою!
Ева вздрогнула, словно он ударил её, а Джордж, тяжело дыша, злобно смотрел в её глаза. Это был настоящий удар под дых, и это окончательно разозлило девушку. Она сжала кулаки.
— И что же ты мне предлагаешь? — процедила она, сделав шаг к нему. — Дальше сидеть на месте и ничего не делать? Ты не знаешь, каково это, когда твой папаша убивает других людей, а тебе приходится смотреть в глаза их родственников и видеть в них боль и ненависть! Он сеет боль, не жалея, и я больше не могу это видеть, ясно тебе! Я не буду сидеть и смотреть на это! Я хочу, чтобы всё это прекратилось, но одна я не могу этого сделать! Одна я — слишком слаба, а с ними я буду чувствовать себя в безопасности! И знаешь что, если тебе так сложно понять, каково это, когда на твоей шее висит ответственность за всё происходящее, если тебе сложно понять то, что я хочу защитить оставшуюся горстку моих близких, тогда отойди в сторону и не мешай мне! И не смей орать на меня, после всего того, что…
Джордж вдруг резко обхватил её, немного грубо, но крепко прижав к себе, что Ева разом остыла, словно на голову ей вылили ушат ледяной воды. Она слышала, как бешено стучит в грудной клетке сердце её молодого человека, как подрагивают его руки, и на секунду ей стало немного стыдно.
— Давай сделаем это вместе, — серьезно сказал Джордж, сжимая её так, словно она могла в любой момент испариться. — Давай, Ева, найдем его и прикончим; если хочешь, я сам это сделаю. И с Маллиган, если хочешь.
Ева смотрела прямо перед собой, округлив глаза. Она ждала каких угодно слов, но не этих.
— Айзексы всё равно хотят сохранить жизнь твоему отцу, им плевать, кто должен погибнуть ради этого, — продолжал Джордж. — А мы с тобой сделаем это сами, ни на кого не рассчитывая.
Ева посмотрела на него во все глаза, словно только что узнала его. Она ничего не говорила, а он смотрел прямо в её глаза. Он всё ещё был зол, расстроен, но всё же смотрел в её глаза, и в них она чувствовала такое беспокойство, что злость сразу же испарилась. Он готов был пожертвовать ради неё… и зная Джорджа, она понимала, что это не пустые слова.
Моргнув, она осторожно коснулась ледяной ладонью его щеки.
— У тебя такая огромная душа, Джордж, — прошептала она, проведя по его щеке. — Просто безграничная. И даже если бы ты кого-то убил, ты мог бы справиться с этим, но... я не могу позволить этому случиться. Это рано или поздно разрушит тебя.
Джордж жестко хмыкнул.
— Не будь трусихой, — сказал он. — С моей душой ничего не случится, но, по крайней мере, ты будешь со мной. С тем, кому ты доверяешь.
Девушка смотрела на него, борясь с непреодолимым желанием. Его предложение было таким заманчивым, что ей очень хотелось согласиться, но…
— Нет, — отрезала она. — Мой ответ — нет.
Повисло напряженное молчание. Джордж всё ещё катал на губах улыбку, однако глаза у него вновь потемнели.
— То есть, ты готова скорее довериться тем людям, чем мне? — улыбаясь, спросил он, отступив от девушки. Его руки опустились, и Ева с бешено колотящимся сердцем прикусила губу. — Вместо того, чтобы быть рядом со мной, ты хочешь поиграть в героя с незнакомыми людьми?
— Ты прекрасно знаешь моё отношение к тебе, — тихо сказала Ева, обхватив локти. — А потому тебя я не хочу подвергать опасности. Но и жить спокойно я не смогу, зная, что он где-то там делает все эти вещи...
Джордж хмыкнул, отвернувшись.
— Да ты и не пробовала.
Некоторое время они молчали. Ева продолжала смотреть ему в затылок, но что именно было на лице у Джорджа, она не знала.
— Ладно, Хейг, — твердо сказал он, не поворачиваясь к ней лицом. — Делай, что хочешь.
И с этими словами рыжий направился к дому, оставив Еву наедине с собой. Та глядела ему вслед, порываясь побежать следом, однако не позволила себе этого. Она до боли прикусила губу, взглянув в сторону. В тени дома прятался человек, которого Джордж не мог заметить. Его присутствие отразилось на девушке кучей мурашек, и она обхватила локти, глядя на него почти с отчаянием и возрастающей головной болью. Он немного вышел вперед, в пиджаке чудовищно-ярких оттенков, который девушка видела так часто прошлым летом. От этого зрелища глаза Евы наполнились слезами и, не в силах себя сдерживать, закрыла лицо руками и себе на корточки.
Это было ещё одной причиной, по которой Ева не позволила себе согласиться на предложение Джорджа.
Драя каждый день какую-либо комнату, выбирая ленточки к букетам или же разбирая свадебные подарки, сваленные в кучу, Ева только и думала, что о ссоре с Джорджем. Ей не помогал, как обычно, ни физический труд, ни даже сон: перед глазами у неё стояло искаженное от злости лицо и те слова, что он говорил той ночью. В моменты, когда становилось совсем невмоготу, она готова была бросить все свои дела и отправиться к нему, сказать, что она хочет быть только с ним и большего ей не нужно.
Но в то же мгновение в её воображении появлялся облик Сириуса в том злополучном пиджаке, и ей становилось дурно. Она понимала, что если ничего не сделает, то Джордж погибнет, а она этого никак не желала допустить. Однажды она уже проигнорировала предупреждение Сириуса, и Дамблдор умер. Однако, на этот раз всё будет иначе. Она исправит всё, что сделала.
Но в то же время Еве было страшно, ведь та ссора, что произошла между ней и Джорджем, могла окончательно отдалить их. И этого Ева боялась не меньше, чем потерять его насовсем...
Очередной взгляд в её сторону, и он вновь скрылся за дверью. Ева, еле слышно вздохнув, опустила голову вниз и продолжила чистить картофель, чувствуя на себе пронзительный взгляд.
— Между тобой и Джорджем что-то произошло? — осторожно спросила Гермиона.
— Можно и так сказать, — ответила Ева, не глядя в её глаза.
— Рассказала ему о том, что покидаешь школу? — проницательно заметила девушка, и Ева кивнула, не желая углубляться в подробности.
— Миссис Уизли уже знает, что вы уходите? — в обратную спросила Ева, желая сменить тему.
— Да, — вздохнула Гермиона, а затем тоненько улыбнулась. — Никогда не думала, что когда-нибудь добровольно брошу обучение.
Ева понимающе хмыкнула.
— И не говори, — согласилась она. — Как ни погляди, так мы настоящие бунтари. Не хватает только косух и сигар в зубах.
Гермиона издала смешок, но он вышел не слишком веселым.
— Так странно это всё, — сказала она. — Я думала, что мы закончим школу, найдем себе работу и будем жить обычной жизнью, делать какое-то дело, которое считаем важным. Я бы всерьез занялась защитой прав домашних эльфов. А ты бы чем занялась, Ева?
Та ответила не сразу.
— Я всегда жила, оглядываясь назад, — тихо сказала она, не глядя на девушку. — Но если бы у меня был выбор жить без оглядки... не было бы отца и Маллиган... то я бы, пожалуй, завела мотор машины и отправилась бы в путешествие вместе с Джорджем, куда глаза глядят. Совсем как бабушка и мистер Альфард в наши годы. Я бы показала ему мир, те места из детства, в которых мы были с бабушкой. Танцевали бы до утра в Италии... пробовали бы сашими в Японии, смотрели бы на закаты в Бразилии... Много чего сделали бы вместе. И я уверена, что это было бы прекрасно.
Гермиона тяжело вздохнула, и некоторое время они молча чистили картофель, думая каждый о своих потерянных возможностях.
— Чем займетесь после свадьбы? — спросила Ева, желая как-то отвлечься.
— Отправимся втроем в путешествие, — неопределенно ответила Гермиона. — Будем искать способы победить Сама-знаешь-кого. А ты?
— Да то же самое, — сказала Ева. — Правда, побеждать мне придется совсем другого человека.
— Уже знаешь, с чего начнешь? — поинтересовалась гриффиндорка.
Ева задержала взгляд на воробушке, упорхнувшем с подоконника.
— Не имею ни малейшего понятия, — вздохнув, ответила она, опустив взгляд к ведру с картошкой. — Но, как знать. Неплохо было бы, если бы во время наших путешествий мы пересеклись. Как думаешь?
Гермиона, улыбнувшись, кивнула, и у Евы тоже стало как-то тепло на душе. Немного приободренные, девушки толкнули друг друга в плечо и продолжили дело.
***
Свадебное торжество по меркам Евы было просто чудесным. Ей ни разу ещё не приходилось бывать на свадьбах, а потому она не знала, с чем могла бы сравнить этот день.
Всё было бы хорошо, если бы она не чувствовала себя одиноко. Стоя поодаль с бокалом медовухи, она поглядывала на танцующих людей, машинально ища среди них Джорджа или Фреда. Однако ни того, ни другого она так и не видела за сегодняшний вечер.
Она незаметно оправила платье, о котором уже пожалела за этот вечер: её декольте без лямок, украшенное крупными сверкающими камнями, казалось чересчур вульгарным, о чём ей не преминула сообщить тетушка Мюриэль (тетя Джорджа). От плотного лифа шел свободный крой, оканчивающийся выше колен, а потому, думая о развевающейся розовой ткани, ей было спокойнее. К тому же, её плечи покрывал Патрик, превратившийся в легкий прозрачный шарфик.
Так Ева и находилась в одиночестве до тех пор, пока её не окликнули. Она обернулась, увидев знакомого.
— Олли! — обрадовалась она и тут же обняла старого друга. — А ты-то тут откуда?
— Билл, Чарли и я гоняли в квиддич, пока ты еще сопельки жевала, ты что, — усмехнулся парень. — Так что я тут с приглашением!
— Выпендрежник, — слабо улыбнулась девушка. — Может, хоть ты пригласишь меня на танец?
— Когда мы танцевали в последний раз на моем выпускном, я чуть не сломал тебе стопу, — напомнил Оливер, однако выставил локоть в качестве приглашения.
— А я-то думала, что тогда тебя просто неудачно трансфигурировали в медведя! — заметила Ева, ответив на приглашение. — Ведь сейчас ты очень даже ничего!
Они протанцевали пару песен, а затем всё-таки отошли в сторону, поскольку танцевальные способности парня, к огорчению Евы, так и не улучшились за несколько лет.
— А у меня скоро турне! — по Оливеру было видно, что его так и распирало поделиться своим счастьем. — Мы с командой будем кататься по префектурам Японии, прикинь! Проведем несколько дружеских матчей.
— Здорово, поздравляю, — слабо улыбнулась Ева. — Значит, ты обязательно должен увидеть Аяно в эту поездку. Она давно не отвечала на мои письма, и я начинаю переживать.
Оливер по пути чуть не сшиб поднос у несчастного официанта и, неуклюже извиняясь, покраснел до ушей. Ева улыбнулась, покачав головой. Её друг в воздухе умудрялся брать невероятные мячи, однако на земле терял всякое изящество.
— Так ты говоришь, подружка не отвечает, да? — глядя куда-то в сторону, уточнил Оливер. — Хочешь, чтобы я с ней встретился?
— Ага, хочу. Встретишься?
— Да, пожалуй. Без проблем. А где она, говоришь, живет?
Оливер выглядел слишком взволновано, и Ева слегка нахмурилась. Ей казалось, что он слишком сильно переживал из-за казуса с официантом. Однако, увидев, как неподалеку от них хихикали кузины-вейлы невесты, на лице Евы проступило понимание.
Она ехидно улыбнулась и поддела его локтем.
— Да ладно тебе, Олли, не переживай, — сказала она, заглядывая ему в глаза. — Это всего лишь вейлы.
— Что? А, ну да, — улыбнулся Вуд, глянув в их сторону. — Я, пожалуй, схожу за напитками. Тебе что-нибудь принести?
— Медовухи, пожалуйста.
Оливер, скованно улыбаясь, удалился, а Ева, скрестив руки, прислонилась к красивой колоне в ожидании друга, однако шли минуты, а он всё не желал возвращаться. Мимо неё прошел тот самый официант, которого задел Оливер, и с его подноса Ева сама взяла себе бокал медовухи.
Где-то в толпе мелькнули огненно-рыжие волосы, и сердце Евы пропустило удар, а приподнятое настроение мгновенно улетучилось.
Она так ждала этого дня, чтобы отвлечься от предстоящего ухода вместе с Джорджем, однако теперь она стоит тут одна, и развеяться нет ни единого шанса.
«Может, оно и к лучшему, — с грустью подумала Ева, глядя в бокал, где плескалась янтарная жидкость. — Раз уж мне предстоит такое страшное путешествие… может, оно и к лучшему, что он отказался от меня.»
— Почему ты не танцуешь?
Ева взглянула в сторону, заметив рядом с собой подошедшего Делмара Айзекса. Он казался девушке ещё более изнеможённым, чем прежде, но всё же ярко-зеленые глаза горели обычным неукротимым огнем. Ева невольно вспомнила взгляд лисы, когда смотрела в глаза этого человека.
— Да не хочется, — Ева пожала плечом. — А вы?
— Одри разговаривает с Ксенофилиусом Лавгудом, — улыбнувшись, ответил мужчина, взглянув в сторону своей спутницы, облачившейся по случаю праздника в нежно-розовую мантию. — Как только она вернется, так сразу.
— Как она себя чувствует? — поинтересовалась Ева из вежливости.
— Всё в порядке, я успел вовремя, — ответил Айзекс. — Хотя и Джи применил ужасное заклинание.
Ева поджала губы и запила его ответ бокалом медовухи.
— Вот оно как, — спокойно сказала она, не сводя взгляд с Одри. — Даже когда он готов убить вас самих, вы всё равно хотите его спасти. Скольких ещё он должен убить, чтобы вы поняли, что он никогда не исправится?
Ева чувствовала, как злость и обида рвет её изнутри. Если бы не отец, она могла бы сейчас танцевать со всеми остальными, Джордж был бы рядом, и она не испытала бы всей боли, которую испытала. Она была бы свободна и счастлива.
Если бы не её отец.
— И тебе бы не хотелось его спасти? — поинтересовался мужчина.
Ева бросила на него резкий взгляд. Это уже чересчур!
— Спасти его после того, что он сделал? — осведомилась она. — После всего того, что он сделал? Почему я должна его спасать?
— Потому что он твой отец, — сказал Делмар так, словно это было очень просто.
— А ему не помешало это пытаться убить меня, — едко отозвалась Ева. — А потому тут и говорить не о чем.
— Обида затуманила твой разум, — сказал Айзекс, поглядывая на толпу. — И ничего удивительного, что ты говоришь так, но, пожалуй, только я понимаю, что в душе тебе искренне его жаль. И Одри. Она знает, каково это.
— Сомневаюсь, что ваши родители хотели вас убить, — прохладно сказала девушка.
— Родители Одри хотели, — спокойно сказал Айзекс, и Ева, не удержавшись, посмотрела на него. — Её родители-маглы ужасно испугались, когда она разнесла им половину гостиной, и после того, как им объяснили, что она волшебница, не захотели принимать её обратно. И когда она пыталась вернуться к ним, пытались закидать её камнями и палками.
— Но ведь... как? — Ева была так ошеломлена, что позабыла о своей злости. — Они ведь её родители, и... неужели не боялись, что она может ответить им?
— Она и ответила, — вздохнул мужчина. — Они, конечно, не пострадали, но дом пришлось восстанавливать по кирпичикам.
— И где же она жила?
— Сначала у Сайлагх, — ответил Айзекс. — А потом мы в пятнадцать лет сбежали и жили с тех пор вместе.
Ева немного смутилась, но говорить ничего не стала.
— Одри увидела своего отца в следующий и последний раз, когда он был при смерти, — продолжил Айзекс. — Одного, брошенного всеми детьми дряхлого старика. Ей тогда было двадцать пять, но он узнал её. Молил о прощении дочь, которую боялся когда-то так сильно, что хотел убить.
— И что Одри? — с неподдельным интересом спросила Ева.
— Простила, хотя и с трудом, — ответил мужчина. — Но простила, потому что каким-никаким, но он был ей отцом одиннадцать лет.
— А мой всего-то пару лет, — заметила Ева. — Он называет меня ошибкой, которую нужно исправить. То есть, убить. И мы никогда не были близки с ним настолько, чтобы когда-нибудь я могла бы... да даже думать смешно. Никогда этого не будет.
— Но всё же ты испытываешь к нему жалость, — больше утвердил, нежели спросил Айзекс. — Я знаю, что Маллиган отсылает тебе мелодии Джи, и что ты играла их. И я знаю, что ты чувствовала, когда слышала их.
Ева вопросительно взглянула на мужчину, но затем поняла: Сайлагх. Она, конечно, знает всё, что происходит в её жизни, однако приятнее от этого не становилось.
— То, что вам пересказали мои ощущения от услышанного, никогда не передаст полной картины, — отозвалась девушка. — Извините, но я не думаю, что вы знаете, что я чувствовала в этот момент.
Айзекс улыбнулся, бросив взгляд на руку в перчатке. Там, как знала Ева, у него был металлический протез.
— Так уж вышло, что знаю, — заметил он. — Я уже говорил, Ева. Я и Одри действительно понимаем тебя лучше многих.
Он дотронулся до её плеча здоровой рукой и легонько потрепал.
— Повеселись, пока есть возможность.
И тут, откуда не возьмись, вырос Джордж, и по одному его лицу Ева поняла, что сейчас что-то случится.
— Убери от неё руки! — прорычал он, ударяя Айзекса в грудь так, что тот отступил.
— Джордж! — воскликнула Ева.
Она попыталась встать между ними, однако Джордж одной рукой убирал её за спину, а сам смотрел на Айзекса с такой лютой злостью, что Еве было не по себе. Таким она парня не видела никогда в жизни.
— Если я увижу тебя или твою сообщницу рядом с ней ближе, чем на один метр, я вас обоих в пыль сотру!
И не успела Ева что-либо сказать ему, как он схватил её за руку и потащил за собой, разрезая толпу. Когда они оказались в безлюдном месте, девушка рывком вырвала руку.
— Что это сейчас такое было?! Ты ведешь себя, как чертов соплохвост! Пойди и извинись сейчас же!
— Размечталась! — с наглой и одновременно злой улыбкой сказал Джордж.
— Ты невыносим! — зло кинула Ева и бросилась прочь.
Точнее, бросилась бы, если бы Джордж не схватил её за руку и не дернул на себя. Та машинально развернулась, а он схватил её лицо и грубо засосал так, что она выгнулась в спине.
Ева на мгновение опешила, а после принялась протестующе бить его по спине, но без толку. Джордж обхватил её одной рукой за талию и прижал к себе крепче. Продолжал он целовать её до тех пор, пока руки её не обмякли и не легли на его плечи.
Всё-таки, несмотря ни на что, она ужасно переживала всё это время.
Джордж оторвался от её губ, мягко поцеловав пару раз напоследок. Его до сих пор потряхивало, и Ева подумала, что таким способом он решил успокоить не только её, но и самого себя тоже.
— Я тут подумал, — выдохнул он, улыбаясь, — если у тебя крыша поехала, это не значит, что все вокруг должны от этого страдать! Я буду рядом с тобой всё это время, и хочешь ты этого, или нет, Хейг. И чтобы тебе освободиться, тебе придется убить сначала меня.
— Это было ужасно некрасиво с твоей стороны, — тихо сказала она.
— На то и был расчет, — не прекращая улыбаться, сказал он. — Теперь-то они, надеюсь, и близко не подойдут к тебе.
Ева молча смотрела в его глаза, а Джордж, улыбаясь, снова поцеловал ее. Но Ева уже не сопротивлялась, чувствуя, как внутри неё теплится мед.
— Я всё равно уйду, Джордж, — оторвавшись, выдохнула она, но он только тихо засмеялся.
— Вряд ли у тебя получится, Хейг, — улыбаясь, сказал он. — Этому я не дам случиться. А теперь, — он осмотрел её с ног до головы таким внимательным взглядом, что девушка ужасно смутилась. — пошли, наконец, танцевать. Ты слишком хорошо выглядишь, чтобы тебя прятать за каким-то дурацким сараем.
Он потащил её на танцпол, а Ева не могла противиться рвущейся откуда-то из недр души улыбке. И хоть внутри неё вперемешку с трогательной радостью плескалось беспокойство, она решительно отбросила это. Она подумает обо всём этом завтра, а сегодня Ева, наконец, позволит себе расслабиться и побыть той самой свободной и беззаботной девушкой, которой она так хотела быть.
И они танцевали, как в последний раз. Целовались, кружились и улыбались друг другу, обливаясь потом от жары. Еве очень хотелось, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. Стоило ей только об этом подумать, как свет вокруг погас, а в помещение влетело что-то светящееся. Ева так и замерла в объятиях Джорджа, на задворках сознания понимая, что это свечение ей очень знакомо.
Её догадки оказались верными, и на секунду сердце пропустило удар: Патронус очень походил на львицу её бабушки, однако в следующее мгновение она поняла, что это рысь.
Патронус присел на задние лапы и открыл пасть, заговорив очень знакомым низким голосом:
Джордж перевел взгляд на девушку, и в его глазах Ева увидела такой страх, что внутри неё всё покрылось инеем.
Она не успела поддаться панике, как окружение вокруг неё исчезло, а воздух высосало, словно через трубочку. В следующее мгновение девушка оказалась в тёмном помещении и жадно вдохнула, после чего запоздало поняла: Джордж трансгрессировал.
— Сиди тихо, не высовывайся и не включай свет, — бросил он и в следующее мгновение с хлопком испарился. Ева с быстро бьющимся сердцем прошла в гостиную. Она вновь оказалась без палочки в такой критический момент и тогда почувствовала злость на саму себя.
Тяжело вздохнув, она хотела было присесть на кресло, как вдруг на нижнем этаже, где располагался магазин близнецов, она услышала грохот. Ева замерла, и сердце её забилось так сильно, что ей стало жарко. Она отчетливо услышала голоса.
В то же мгновение девушка на цыпочках юркнула за то самое кресло у пустого камина. Она услышала, как кто-то поднимается на второй этаж, и лишь потом поняла, что прибывших несколько.
Страх сжал внутренности Евы, и она оглянулась по сторонам, заметив кочергу, которая была неподалеку от неё. Прикусив губу, она на коленях пробралась к ней и, умирая от страха и стараясь производить как можно меньше звуков, вытащила инструмент.
В следующее мгновение дверь в гостиную открылась, но Ева уже скрылась за креслом. Ей казалось, что пришедший наверняка услышит дикое биение её сердца, и она не была уверена, что её движение осталось незамеченным. Она зажмурила глаза, моля о том, чтобы некто не решил пройти дальше, однако спустя время услышала приближающиеся шаги и чуть не заскулила от отчаяния.
В её поле зрения что-то блеснуло, и Ева осторожно взглянула в ту сторону, боясь издать какой-то лишний звук. На полу валялась её заколка со сверкающими камешками, и девушка с ужасом поняла, что та выпала из прически, когда она появилась здесь.
Заметила это не только она. Чьи-то мужские ноги остановились в нескольких сантиметрах от заколки, и этот кто-то поднял её с пола. Ева сглотнула. Она не видела лица неизвестного, а он медленным шагом приближался к камину, отчего шансы Еве остаться незамеченной стремительно сокращались. Девушка занесла кочергу над собой, и в этот момент из-за спинки показался человек, которого та просто не могла не знать.
Девушка дернулась в его сторону, но в итоге так и замерла с инструментом в руке. Редсеб при этом даже не шелохнулся, пронизывая её своим привычным холодным взглядом.
— Она здесь? — раздалось позади.
Этот голос она также не могла не узнать. Отец Евы стоял на пороге в гостиную, и теперь ей точно пришел конец.
— Нет, — спокойно сказал Редсеб. — Я проверил.
Она округлила бы глаза, если бы её не сковывало парализующее заклинание, однако она не могла ничего сделать. Она услышала, как Элайджа неслышно выругался и направился прочь.
— Пошли. Иначе Иизакки разнесет дом Уизли.
— Иду, — негромко сказал Редсеб, после чего обернулся к Еве и присел на корточки.
— Приобрети, в конце концов, палочку, — тихо сказал он, забирая из окаменевших рук кочергу. — А теперь к делу. Если увижу тебя рядом с этой парочкой, с которой ты удрала от меня в Бухаресте, имей в виду, твоей подруге Аяно не поздоровится. Это всё.
Поднявшись, Редсеб, не взглянув на девушку, направился прочь, а заклинание онемения спало в тот момент, как только он ступил за порог гостиной. Ева потерла ладони и осторожно выглянула из-за кресла. Внизу послышалось два характерных хлопка, и во всём помещении нависла звенящая тишина, однако девушка боялась пошевелиться, что было удачным решением. Через какое-то время она услышала третий хлопок, но даже это не успокоило её бдительность. Прижав вспотевшие ладони к лицу, она сжалась в комок, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Слез у неё не было, однако страх никак не желал отпускать её из своих прочных оков.
***
Близнецы Уизли прибыли в квартиру ближе к утру, и к тому времени Ева успела задремать за креслом. Она не решалась покинуть своего убежища, поскольку опасалась, что магазин и квартиру могли проверить ещё раз, но в итоге усталость и количество выпитого сломили её, и она заснула в той же самой позе, в которой просидела всё это время. Фред, обнаруживший подругу, хотел перенести её в спальню Джорджа, однако Ева моментально проснулась и чуть было не ударила его по лицу от страха.
Чуть позже девушка поведала им о гостях в доме, но о том, что сказал ей Редсеб, говорить не стала. Она была слишком напуганной и уставшей и пока не знала, что делать, а потому решила обдумать это после того, как хорошенько выспится.
Троица посидела какое-то время около камина, а затем, сойдясь на том, что все слишком устали, поднялись наверх. Еве предоставили комнату Джорджа, в которой прошлым летом она и жила, а Фред отправился в свою. Девушка, пройдя в спальню, почувствовала, как замерзает.
— У тебя тут прохладно, — поежившись, сказала она. — Беда.
— Ты оставляла здесь свою одежду? — сонно спросил Джордж, залезая в шкаф.
— Нет, всё осталось в Норе, — вздохнув, сказала Ева. — Из-за этого не было проблем?
— Не-а, они решили, что это вещи Джинни, — ответил Джордж, поcлав ей слабую улыбку. — Я схожу к Фреду, у него есть чистая одежда для тебя. У меня тут бардак.
Девушка согласно промычала что-то в ответ, подойдя к окну, а Джордж удалился из комнаты. Сейчас, наконец, пришло осознание, что, даже находясь в гостях у Уизли, она подвергла их серьезной опасности. Счастье, что её отец отправился сразу сюда, а не в их дом, иначе бы он догадался, что они покрывают её, а впрочем… раз уж теперь под их контролем министерство, они наверняка знают, что мистер и миссис Уизли опекуны Евы. А если ещё не знают, то наверняка поймут это…
Внутри у девушки всё похолодело.
Позади неё открылась дверь, и она дернулась, но пришедшим оказался Джордж с небольшой стопкой вещей.
— Нашел! — сказал он, кинув футболку и шорты на свою кровать. — Ты чего там стоишь?
Ева покачала головой и отвернулась. Парень подошел к ней и накрыл её руки своими. Её пальцы, которыми она сжимала плечи, были ледяными, а потому, когда она почувствовала тепло других ладоней, это подействовало на неё умиротворяюще.
— Они узнают, что твои родители — мои опекуны, — шепотом сказала девушка. — А когда узнают, они доберутся до них…
— За это не переживай, — сказал Джордж, опустившись к её уху. — Кингсли ещё на прошлой неделе стащил эти документы, сейчас вообще никто не в курсе, кто твои опекуны. Кроме некоторых членов Ордена.
— Но они не идиоты, — с легким отчаянием в голосе прошептала девушка. — Они поймут.
— Успокойся ты уже, — повторил Джордж и поцеловал её в висок. — Мы сможем за себя постоять в случае чего, не будь трусихой. Иначе я принесу тебе умиротворяющий бальзам.
Джордж знал, что после того, как Ева чуть не умерла от зелья в начале лета, она до смерти боялась принимать любое из них, а тем более те, что действовали усыпляющим способом.
— Никаких зелий! — громче, чем обычно, сказала Ева, и Джордж засмеялся, обнимая её и прижимая к себе.
— Никаких-никаких, трусиха.
Он ещё раз поцеловал её в щеку, а Ева сжала его руки, словно желая, чтобы он обнял её ещё крепче.
— Всё будет хорошо, — сказал он, усыпая её мелкими поцелуями.
Ева рвано выдохнула, но ничего не сказала, а Джордж оторвался. Некоторое время он наблюдал, как лунный свет освещал прозрачную бледную кожу девушки, её причудливо собранные волосы, как красиво мерцали блестки на них и камушки на платье. От его внимательного взгляда не укрылось и то, как бьется артерия на красивой худой шее, как беспокойно вздымалась грудь при дыхании, и как выбившаяся прядка волос слегка подрагивает от его дыхания.
У Джорджа перехватило дыхание.
Он поддел пальцами эту самую прядку и осторожно заправил за ухо, к которому сам был очень близко, а после осторожно прикоснулся к нему губами, словно пробуя на вкус. Рыжий коснулся губами за её ухом, подметив, как её руки покрылись гусиной кожей от этого прикосновения. И когда он коснулся губами её шеи, она как-то странно дернулась, внезапно напрягшись и обхватила локти руками.
Джордж выдохнул, уткнувшись носом в её затылок и закрывая глаза.
— Прости, — сказал он с улыбкой в голосе, после чего его рука соскользнула.
Внезапно Ева молча схватила его руку, заставив её вернуть себе на живот. Парень замер на месте, глядя на неё так, словно не верил в увиденное: Ева его остановила. Девушка видела в отражение окна, как рыжий улыбнулся и шагнул к ней, вернув свою руку на плечо и, медленно поглаживая его, опустился губами к её шее, осторожно и мелко целуя, словно боясь спугнуть. Она была ужасно напряжена, и сердце её вновь колотилось так, словно в этот самый момент она боялась возвращения Пожирателей. Джордж, видимо, тоже это почувствовал, а потому прошептал на ухо:
— Расслабься, всё хорошо.
От его голоса ей стало спокойнее, однако сердце внутри неё буйствовало так, как никогда в жизни. Она чувствовала себя в западне из его рук, однако, хоть и волновалась, в глубине души ей было спокойно. Она чувствовала его руки и то, как он поглаживает её плечи: осторожно, с трепетом таким несвойственным его натуре, а от прикосновения его губ внутри неё вскипала лава, доселе мирно бурлящая. Джордж опускался ниже и ниже по шее, целуя её ключицу и плечо, а она, чувствуя кожей его дыхание и прикосновения, которые с каждым разом на крохотную долю становились увереннее, дышала всё более беспокойно.
Заходя в его комнату, она не ожидала, что закончится всё именно этим. Если бы Джордж напрямую предложил ей заняться любовью, она бы смутилась и сказала, что не время. Однако сейчас Ева понимала, что, если Джордж остановится, она просто не выдержит. Её нервы были на пределе уже довольно долгое время, и сейчас, изнемогая от приятной истомы, она чувствовала, как всё то, что доставляло ей дискомфорт, тонет под гнетом той нежности, которую дарил ей этот человек. Она ощущала острую потребность в происходящем, мечтала забыть обо всех, кроме него, и даже о войне, которая разгоралась в эту самую минуту.
Ева повернулась к нему лицом и на мгновение взглянула в глаза. Он не улыбался, однако в его взгляде читалось всё то, что девушка и так знала. Он безумно любил её, и сейчас не было такой силы, которая могла бы остановить его.
Внимание! Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
***
Они оба стали тяжело больными.
Каждый полудень превратился в мучительное времяпровождение: Джордж на пару с Фредом работали как будто бы как ни в чем не бывало, а Ева отсиживалась наверху, периодически нервозно прислушиваясь к обстановке снизу и реагируя на любой громкий звук резким вздрагиванием. В день они почти не виделись, однако ближе к вечеру, когда поток покупателей становился мизерным, Джордж бросал всё на брата и бегом несся наверх, где его ждала его Ева. Что бы она ни делала в тот момент, когда он врывался в их спаленку, она бросала это, после чего двое влюбленных буквально врезались в объятия друг друга и больше не размыкали их.
Еве было дико больно первое время, однако она стоически терпела, и это вознаграждалось сполна. Сжимая друг друга до онемения пальцев, они смотрели друг другу в глаза, поражаясь той буре чувств, которая в них плескалась. Блондинка была готова хоть всю ночь смотреть в голубизну его глаз и видеть в них целый океан, сердце которого принадлежало ей.
Они становились всё более раскрепощеннее друг к другу. Ева отдавалась ему с такой горячностью, что Джордж порой лишался дара речи, а сам парень вытворял с девушкой такое, отчего та долго не могла прийти в себя. Её боль ушла через неделю окончательно, и тогда уже ничто не могло им мешать любить друг друга в полной мере.
Однако ушедшая физическая боль возвращалась к Еве в качестве моральной.
Когда утром Джордж покидал её комнату, а она запиралась в ванной и подолгу сидела там под струями горячей воды, то не могла сдержать дрожи во всём теле, а иногда и рыданий.
Она никогда ещё так страстно не хотела жить!
Жить! Тихо и спокойно, где-то в небольшом домике, какой был у неё когда-то, вместе с Джорджем по вечерам пить чай, смотреть на лесные просторы, а потом вечерком пойти к обрыву и глядеть на то, как солнце уходит за горизонт, шум прибоя ласкал бы слух, а ветер игриво пошевеливал иссохшую траву под ногами и рыжие волосы её любимого. Она так хотела бы по вечерам садиться и писать нечто важное: не для кого-то, исключительно для себя, а потом в порыве внезапного вдохновения прибегать к нему и зачитывать вслух строчки, которые считала бы по праву гениальными! Она хотела бы взять в руки скрипку и играть для Джорджа, только для него, а он бы слушал с несвойственным ему терпением. В буйные вечера в их доме гремели бы песни Дэвида Боуи, Ведуний и кучи других музык как магловских, так и волшебных. А потом, через много-много лет они, вечно молодые и счастливые, отправились бы в путешествие на их красном кабриолете, как она и рассказывала Гермионе, а вернулись бы только для того, чтобы окончательно осесть в том же самом домике.
Ева отчаянно сжимала свои белые волосы и рыдала, стиснув зубы, а душевая вода падала на её спину. Как же невыносимо сильно хотелось жить!
Джордж же всё понимал.
В моменты, когда они изнеможенные лежали в объятиях друг друга, он прижимал её так крепко к себе, словно боялся, что её тело сделано из воды и может в любой момент раствориться сквозь пальцы. Но он ни словом не обмолвился об этом, а Ева не позволяла себе проронить ни слезинки до тех пор, пока они смотрели друг другу в глаза.
Ева понимала, что совсем скоро ей предстояло уйти, хочет того Джордж или нет, но каждый ночь сталкивала её с чудовищным выбором: остаться здесь с её любимым или же отправится прочь и разобраться с теми проблемами, которые мешали ей жить. И каждый новый день ей было всё труднее думать о расставании.
Жизненные обстоятельства казались ей попросту отвратительными, и девушка испытывала молчаливую ярость, в сотый раз думая о том, как ненавидит отца, который поставил её в такое положение, однако с каждым днем понимала, что винить только его во всем попросту больше не может. В этом не было смысла, и тогда она решила, что любой выбор, который она сделает, будет правильным. Она не будет жалеть о том, что совершила это, и той дороге, которой отдаст предпочтение, она отдастся с не меньшей страстностью, чем Джорджу в последние летние деньки.
Время неслось слишком быстро, и девушка понимала всё более отчетливо: принять решение ей предстоит совсем скоро. И Ева уже чувствовала, как чаша её весов внутренне склоняется в определенную сторону.
— Ну-ка, дай посмотреть! — потребовал Фред, протягивая руку, и Ева вложила в неё свою новую волшебную палочку, хоть и нехотя. Парень покрутил ей, попытался вызвать сноп искр, но вместо этого палочка взбрыкнулась, и рыжий с вскриком выронил её.
— Это что сейчас было? — воскликнул он, тряся обожжённой ладонью. Ева же выглядела довольной.
— Эта подружка не принимает никого, кроме меня, — заявила она, поднимая палочку с пола. — И это замечательно, ибо никто чужой теперь не сможет ей воспользоваться.
— Странно. И из чего она? — поинтересовался недовольный Фред.
— Всё та же виноградная лоза и волос ругару, — ответила Ева. — Мастер палочек сказал, что палочки с этим волосом очень редко кого выбирают, а сочетание с виноградной лозой и вовсе необычное. Как свет и тьма. И она мне идеально подходит.
— Оливандер никогда не использовал волос ругару, — задумчиво сказал Фред.
— Судьба, — пожала плечами Ева, убирая палочку в специальный чехол не ремне. Его она и Джордж приобрели там же, где и палочку.
— И ты даже не скучаешь по своей старой палочке? — поинтересовался близнец, внимательно глядя на Еву.
— Скучаю, — призналась девушка. — Но я не смогла бы, наверное, пользоваться ею как прежде.
И между ними повисло молчание, которому не нужны были слова. Они оба знали, что именно палочкой Евы была убита миссис Блэк, и девушка вряд ли смогла бы заставить себя взять её в руки.
Фред встряхнул рыжую шевелюру и откинулся в кресле, а Ева подняла ноги на своё и уткнулась подбородком в колени.
На неё навалилось слишком много проблем, и она мысленно сортировала их.
Была проблема Аяно. Об этом она не прекращала думать с тех пор, как сюда заявился Редсеб и пригрозил ей расправой над подругой. Аяно и в самом деле долго не отвечала на письма, и в голову Евы стали закрадываться дурные мысли: а не похитил ли Маллиган её подругу из Японии, чтобы держать в качестве заложницы? Ева этого не знала, но думала, что если это и произошло, родители Аяно наверняка бы связались с девушкой. Они были в числе тех, кто знал всё положение Евы, а потому наверняка должны были как-то оповестить её. Да только и в самом деле стали бы? Ева не знала, и это сильно напрягло её.
Следующей проблемой были Айзексы. Что бы они ни задумали по отношению к Еве и Элайдже, её саму настораживало то, что они словно в воду канули. С тех пор, как девушка оказалась на попечении у близнецов, ни Делмар, ни Одри не послали ей ни единой весточки. Были ли замешаны в этом Джордж и Фред, Ева не знала, но понимала точно, что, если бы этой парочке фриков нужно было бы связаться с девушкой, они нашли бы способ сделать это в обход близнецов. Однако они и не пытались этого сделать, и Ева начала приходить к мысли, что они предоставили ей свободу выбора. И если девушка решит остаться вместе с Джорджем и Фредом, они будут не в силах изменить это.
Проблемой третьей был Редсеб и его неясные мотивы. Ева как могла пыталась прийти к какому-то заключению, но никак не могла понять — чего он хочет? Почему спасает, не выдает её, но одновременно с этим убивает, мучает, калечит и называет её отца своим? В голову девушки приходила мысль, что он двойной агент, но даже в этом случае его мотивы оставались непонятными. Чего он хочет? На чьей он стороне? Зачем он отсылает мелодии Хейга, и зачем ему она, Ева? Это было совершено неясно.
И последняя проблема. Её отец, Элайджа Хейг. Что, всё-таки, делать с ним? Она мучилась по ночам из-за этого человека, но до сих пор не могла прийти к какому-то решению. Плыть ли по течению или нет. И если нет... неужели ей придется убить собственного отца и стать убийцей? Совершить своими руками это ужасное злодеяние и разрушить тем самым собственную душу? Зверства в Африке, убийство бабушкой похитителя и клятва собственного отца в том, что он убьет дочь, наложили на маленькую Еву неизгладимый отпечаток. Она могла позволить себе множество слабостей, однако убийство — нерушимое табу, и было оно им всегда. И неужели теперь всё шло к тому, что Еве придется переступить через саму себя и совершить это?
Но ведь был и другой путь. Прекрасный, блаженный путь, состоящий в том, что Ева просто позволит сделать это кому-то другому, а самой жить спокойно, как она и мечтала. Забить на все тайны, окружающие её, и просто жить.
Это было самым желанным во всей этой ситуации. И это было начальной проблемой...
— О чём призадумалась?
Ева перевела взгляд на Фреда, который внимательно глядел на неё и лишний раз порадовалась тому, что ни он, ни Джордж не обладают даром окклюменции.
— Слишком много всего навалилось, пытаюсь разобраться, — туманно сказала Ева, потирая виски.
— Думаешь о том, как бы сбежать? — с видом знатока улыбнулся рыжий.
— Если бы я даже и думала об этом, то с тобой бы этим не поделилась, — сообщила девушка.
— Ой, брось, Снежок, у тебя на лице всё написано, — Фред махнул на неё рукой. — Да и ты постоянно забываешь о том, что я тебя очень хорошо знаю. Как ни странно, даже лучше Джорджа.
— Это ещё почему?
— Потому, что я умнее, — ухмыльнувшись, заявил Фред. — Ну и потому, что я отношусь к тебе куда объективнее, чем мой брат. У него сейчас всё мысли в облаках... точнее, в постели.
Ева в следующее мгновение швырнула в него рядом стоящий бокал, густо покраснев, но Фред со смехом трансфигурировал его в бумажный самолетик.
— Будь проще, ты уже давно не девственница, — хмыкнул парень, направляя бумажный самолетик в сторону собеседницы. — Это ведь правда.
— Я тебя ненавижу, — сообщила всё ещё красная и злая Ева, хватая самолетик. — Придурок.
— Не говори то, в чём не уверена на все сто процентов, это выглядит не внушительно, — довольно улыбаясь, сказал Фред.
— Я абсолютно точно уверена, что ты придурок, не переживай, — ввернула ему девушка.
— Я про ненависть, — усмехнулся тот. — Но так уж и быть, упивайся своим позерством. Я же добрый, могу позволить наглой девчонке повыпендриваться.
Ева послала ему самую фальшивую и раздраженную улыбку, после чего взглядом уткнулась в самолетик, который Фред так и не решался трансфигурировать обратно в бокал.
— Так вот о моём брате, — продолжил Фред. — Он ни о чём другом, кроме тебя, думать не может, тогда как твоя голова пашет, не прекращая. У тебя абсолютно трезвый взгляд. Это я всегда замечаю.
Ева взглянула на парня, пытаясь понять, почему именно он заговорил об этом, но тот смотрел на неё с вполне добродушной и слишком понимающей улыбкой.
— Что ты имеешь в виду? — наоборот напрягаясь, спросила она.
— О том же, о чём и ранее. — Фред взял со столика свой бокал и салютовал ей. — Я хорошо тебя знаю и вижу больше, чем любой другой.
Ева не успела что-либо сказать, как на первом этаже послышался хлопок, говорящий о том, что кто-то трансгрессировал. Девушка тут же юркнула за кресло, а Фред хохотнул.
— Брось, Снежок, — лениво попивая свой чай, сказал он. — Джордж не страшный. Впрочем...
Ева покачала головой и поднялась с колен.
— И откуда мне, интересно, было знать, что прибыл именно он? — раздраженно поинтересовалась она.
— А как же «духовная связь»? — притворно удивившись, поинтересовался Фред. — Неужели сердце не екает, когда любимый оказывается поблизости? По спине не пробегают мурашки? Не становишься подвержена аритмии?
Джордж как раз вошел в гостиную в тот момент, когда Ева назвала Фреда так, что оба они присвистнули.
— Ну и ну, — покачал головой Фред, взглянув на брата. — Тебе следует отшлепать свою подружку. Она совершенно невоспитанная!
— Мое влияние, — усмехнулся Джордж, проведя ладонью по голове Евы. — Шлепать уже бесполезно.
— А я бы попробовал, — сказал Фред, впившись взглядом в девушку.
— Но ты не попробуешь, — выделив слово «ты», вставила Ева, после чего, немного приподнявшись, чмокнула Джорджа в щеку. Фред тем временем громко фыркнул в свой бокал.
— Как дела в «Норе»? — поинтересовалась девушка, игнорируя старшего брата.
— Да нормально, всё чисто, — сказал Джордж, присаживаясь в кресло на место Евы, а та — к нему на колени. — Ма передала тебе вещи, — сказал он, протягивая девушке небольшую спортивную сумку. — Развела целую суматоху там, переживает за тебя.
— Передай ей потом мои благодарности, — попросила Ева, заглядывая в сумку и с радостью обнаружив на самом верху аккуратно сложенных вещей две скрипки: одну свою, другую своего отца.
— Сама передашь, — сказал Джордж, устало откинувшись в кресле.
— Когда это случится! — застегнула Ева сумку.
— Когда-нибудь случится, — сказал рыжий, незаметно хлопнув ту по бедру. Та взглянула на него и коротко чмокнула в губы, после чего прижалась к груди, закрывая глаза. Джордж и Фред начали спорить о чем-то своём, а девушка, вновь погруженная в свои мысли, совершенно не обращала на это внимания.
***
— Чего бы тебе хотелось?
Этот вопрос Ева задала среди ночи, когда они обнаженные лежали на кровати в обнимку.
— Вообще или сейчас? — уточнил Джордж.
— Вообще.
Парень как будто бы призадумался на мгновение, после чего сказал:
— Да ничего, у меня всё есть. Если только чтобы война закончилась.
Ева ничего не ответила, рисуя узоры на влажной груди парня. Тот скосил взгляд на неё.
— А тебе?
— Я бы хотела отсюда уехать, — ответила девушка, закрывая глаза. — Хотела бы путешествовать с тобой по разным странам.
Джордж высвободил руку из-под её головы и, повернувшись, лег на бок, чтобы видеть свою возлюбленную.
— И куда бы тебе хотелось? — с улыбкой поинтересовался он.
— Не знаю. Наверное, сначала в Италию.
— Почему туда?
— Там тепло, — сказала Ева первое, что пришло в голову. — Страна ярких красок, совсем не похожа на Англию. Люди там такие... блаженные.
— И ты это запомнила лет в девять? — с сомнением спросил Джордж, хмыкнув.
— Вообще-то да, — фыркнула Ева, улыбаясь. — Я помню всю эту беззаботную атмосферу. А еще пиццу и пасту. Много пасты!
Джордж улыбнулся, положив руку под голову.
— Я отвезу тебя туда, — сказал он, заправив прядь волос ей за ухо. — Когда всё это закончится, поедем туда вдвоем на твоём кабриолете.
— Скорее уж я тебя отвезу, — прильнув в Джорджу и спрятав лицо в его груди, сказала Ева. — К тому же кабриолет мой.
— Я жить хочу, Хейг, — хмыкнул парень, обнимая её. — А после твоей езды не уверен, что останусь цел. Я, как видишь, уже парочки конечностей лишился, а становиться ещё более страшным мне не хочется.
Ева перевернулась на спину, взяв покалеченную руку Джорджа, после чего прижалась губами к тому месту, где раньше были два пальца. Парень, не улыбаясь, наблюдал за тем, как она покрывает поцелуями каждый шрам на его ладони.
Девушка открыла глаза и прижала эту ладонь к своей щеке, глядя на Джорджа.
— Я люблю твои шрамы, — тихо сказала она.
Внимание! Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.
***
Когда она проснулась на следующий день, Джордж всё ещё спал. Ева полюбовалась этим нечастым зрелищем, так как обычно парень засыпал позже и вставал раньше. Но сегодня близнецы решили открыть свой магазин попозже, а потому могли себе позволить поспать подольше.
А вспомнив причину этого, Ева так и подскочила с кровати, улыбаясь во весь рот. Услужливый Патрик змейкой подполз к Еве и распустился на её плечах теплым пледом со скандинавским узором, скрывающим её наготу. Девушка отвлеклась от поисков, посмотрев на появившуюся деталь гардероба с безумной грустью.
— Ну что ж, — тихо прошептала она, обхватив локти руками. — Больше мы не услышим от неё никаких мудрых наставлений, да?
Молчаливый друг отозвался неожиданной теплотой, словно немного забытые, но обретенные объятия дорогого человека. Ева тоненько улыбнулась и, не поднимаясь с колен, подтянула себе джинсы, взяв волшебную палочку.
Настроение её немного поднялось и тогда она, подняв палочку вверх, произнесла:
— Авис.
И в следующее мгновение на неё посыпались блестки, разноцветные ленты и крошечное конфетти.
Вот и настал этот день. Ева стала совершеннолетней.
***
— Ну что, в этот день — исполнение всех моих желаний? — лукаво поинтересовалась Ева, спускаясь по лестнице.
— Только одно, крошка, — сказал Джордж, хмыкнув. — Иначе ты совсем обнаглеешь.
— Тогда мне стоит подумать над ним более основательно, — затормозив на последней ступеньке, прошептала Ева и, потянувшись на носочках, ласково поцеловала парня. Тот на поцелуй ответил, однако вскоре мягко отстранился.
— Не увлекайся, — ухмыляясь, сказал Джордж. — Мы ещё успеем отпраздновать.
— Я вовсе не это имела в виду, — фыркнула девушка, отворачиваясь.
— Я так и понял, — с улыбкой сказал Джордж, спустившись следом.
На кухне Еву застали врасплох. Стоило девушке зайти внутрь, как грянул гром, и та испуганно отскочила, воображая себе возвращение Пожирателей, конец света или самого Волан-де-Морта. Однако в следующее мгновение её окатило ворохом блесток, а ушей достиг смех, и тогда она поняла, что «гром» это всего лишь хлопушки близнецов.
На кухне были Фред и миссис Уизли с огромным тортом в руках, и оба улыбались девушке.
— Сюрпри-из! — пропели Уизли под смех Евы.
Женщина, напевая неизвестную мелодию, подплыла к ней, удерживая большой белый торт, усыпанный кокосовой стружкой, серебряными блестками и маленькими белыми цветочками.
— Загадывай желание, дорогая, — с улыбкой сказала миссис Уизли.
Ева на мгновение подняла на неё взгляд, невольно отмечая, что цвет глаз у неё такой же, как у Джорджа. Зажмурившись, она задула все семнадцать свечей, после чего Фред и Джордж засвистели и зааплодировали.
Затем они обменялись объятиями, поднялись в гостиную, где за чаем со свежим тортом девушке вручили подарки.
В этом году её мало кто смог поздравить с Днем рождения. Гарри, Гермиона и Рон исчезли в день свадьбы Билла и Флер, и где они сейчас — не знал никто, от Аяно по-прежнему не было вестей, а миссис Блэк… её не было тоже.
Однако Оливер Вуд прислал почтовую открытку из Хоккайдо, обещая девушке, что как только будет в Киото, узнать насчет Аяно. К открытке прилагались японские сладости и красивая заколка для волос, что немного удивило девушку, т.к. для её друга подобный подарок был не характерным.
Миссис Уизли впервые связала для девушки свой фирменный свитер: белый с рисунком волчонка на груди. Ева ужасно растрогалась и натянула этот свитер на футболку, чем порадовала саму женщину. А также к её подарку прилагалась коробка имбирного печенья.
У девушки давно не было такого Дня рождения. С десяти лет все свои Дни рождения девушка праздновала в Хогвартсе, и ни о какой семейной компании и речи быть не могло.
Но сейчас всё было иначе. Это был настоящий семейным праздник, о котором Ева втайне давно мечтала. Ей нравилось вот так сидеть в тихой компании, есть торт, слушать, как миссис Уизли отчитывает сыновей за неопрятность, и смеяться над шутками. Ей давно не было так тепло на душе. Однако периодически улыбка пропадала с лица, когда девушка вспоминала, что главного члена её семьи тут уже никогда не будет...
Миссис Уизли не стала долго сидеть вместе с троицей, сославшись на домашние дела, после чего все проводили её к камину. Напоследок миссис Уизли крепко обняла Еву, и девушку вновь захватило то паршивое чувство, когда Патрик обвил её плечи. Она почувствовала безумную тоску, словно вой собаки по потерянному дому.
Миссис Уизли вернулась в Нору, а остальные — в гостиную доедать торт. Фред вручил ей свой подарок в виде небольшого мешочка перуанского порошка мгновенной тьмы (чем вызвал озадаченное выражение лица Джорджа), новой колдографии с ним и Евой, на которой они дурачились (этот подарок он объяснил тем, что Еве жизненно необходимо видеть красивое лицо, так как теперь его брат-близнец просто чудовище. Джордж после этих слов в шутку толкнул стул, на котором сидел брат, но Фред всё же грохнулся на пол, так как ножка переломилась надвое) и белую пушистую шапку. Увидев её, Ева рассмеялась.
— Ты серьезно? — с улыбкой спросила она. — Нашел такую же, в какой я была в день нашей первой встречи?
— Снежок должен быть снежком, — хмыкнул Фред, пересаживаясь в кресло. — Поэтому носи и наслаждайся. Только с трибун больше не падай, как в тот раз.
— Ха-ха, — Ева закатила глаза, но шапку всё-таки надела.
— Теперь мой брат, — Фред указал рукой на Джорджа.
— Надеюсь, ты мне не валенки приготовил? — с улыбкой сказала она, поворачиваясь к нему.
— Нет, — хмыкнул Джордж. — Свой подарок я тебе отдам, когда Фредди свалит работать. Тебе ведь же уже пора, да, Фредди?
— Похоже, что так, Джорджи, — нараспев сказал близнец, поднимаясь с кресла. — Надеюсь, за пятнадцать минут вы управитесь.
— Вряд ли, — улыбнулась Ева самой милой улыбкой из всех, а Фред затормозил, внимательно глядя на неё.
— Быстро учишься, Снежок, — сказал он, подмигнув, после чего, отдав честь, скрылся за дверью. Ева покачала головой, прислонившись к Джорджу.
— О чём это он? — поинтересовался тот, а Ева махнула рукой.
— Да ну его, — зевнув, ответила она.
— Ну ладно, — согласился Джордж, после чего, поцеловав подружку в лоб, поднялся с подлокотника кресла. Ева заинтересованно проследила за тем, как он вынул из шкафа небольшую коробочку и, улыбаясь, вручил ей, возвращаясь на подлокотник. Ева, улыбнувшись, сначала мягко поцеловала его, коснувшись его шеи.
— Спасибо, — шепнула она, затем принялась распаковывать подарок.
Как только она сняла крышку, то на мгновение у неё перехватило дыхание. Первое, что она заметила в обилии разноцветной мишуры, это коробочку, в которой лежали карманные часы. Ева сглотнула и взяла их в руки, проведя пальцем по гравировке, на которой в круговой последовательности стремились друг за другом черный пес и белая львица.
— У миссис Блэк были похожие часы, — заговорил Джордж, глядя из-за её плеча на свой подарок. — И думаю, ей бы хотелось, чтобы нечто подобное было бы и у тебя. Я решил не пренебрегать традицией дарить совершеннолетнему волшебнику часы и…
Он не успел закончить фразу, потому что Ева резко обернулась и крепко обняла его, зарывшись лицом в его шею. Услышав, как она шмыгает носом, Джордж улыбнулся и крепко обнял её в ответ.
— Ну-у, не плачь, Хейг, — хмыкнул он, баюкая её в своих объятиях, — а то снова станешь страшненькой!
— Дурак, — шмыгая и мелко посмеиваясь, сказала Ева. Джордж с улыбкой прислонился щекой к её макушке. — Просто это так… странно. Что её больше нет. И я никогда больше не смогу заговорить с ней…
— Я знаю, — сказал Джордж, прикрывая глаза. — Но всё рано или поздно образуется. Я уверен, что ты справишься с этим.
Ева глубоко вдохнула и судорожно выдохнула. Как бы ей ни было больно за то, что миссис Блэк не было рядом в этот особенный для неё день, она также не могла не думать о другом.
В этот самый момент девушка готова была отказаться от всего, что беспокоило её раньше, и просто остаться в этом самом кресле вместе с Джорджем. Мысль о том, что ей снова придется расставаться с любимыми, казалась ужасной и невыносимой, но к этому чувству прибавилась новая мысль: вот он, человек, который понимает её как никто. Джордж готов поддержать её в любой момент и принимает такой, какая она есть.
«Хорошо бы оставить этот мир и дальше катится к черту, — подумала она, закрывая влажные глаза. — А самой просто жить с ним».
Некоторое время они сидели в объятиях, после чего Джордж поцеловал её напоследок, пообещав, что вечером они устроят тусовку, и отправился помогать Фреду с магазином. Ева, вытирая глаза, некоторое время разглядывала подарки Джорджа. Помимо часов, которые она закрепила на своих штанах, в коробке была парочка виниловых пластинок с её любимыми магловскими исполнителями и куча тянучек в разноцветных обертках. Девушка с грустной улыбкой разглядывала пластинки, после чего выбрала одну из них и пошла к проигрывателю, который стоял у горящего камина. Сев на колени, она стянула с себя свитер, в котором успела запариться, но пока снимала его, случайно столкнула стопку с пластинками братьев, и они тут же рухнули на пол. Ева, испугавшись, что они могут попасть в камин, отбросила свитер и наклонилась к ним, но к счастью, всё обошлось.
Однако её внимание привлекло иное.
Среди пластинок была одна, завернутая в крафтовую упаковку, и это показалось девушке смутно знакомым. Нахмурившись, Ева взяла её, повертев в руках. Никаких надписей не было обнаружено, однако сама пластинка по весу была тяжелее других. В упаковке было что-то ещё.
Смутная догадка парализовала её сознание, и она резко сорвала обертку. На колени ей упали сшитые толстой ниткой знакомые листы с одним-единственным словом на титульном листе…
Ева схватила в охапку пластинку, ноты и остатки крафтовой упаковки и, резко бросившись к камину, зашвырнула их в пламя. Точнее, зашвырнула бы, если бы её не остановила неведомая сила. Девушка так и застыла перед камином, словно парализованная, стиснув челюсти и занеся над собой подарок на День рождения. Она со злобой глядела на пламя, чувствуя, как внутри рушится что-то, словно деревянная хижина под мощью чудовищного цунами. Ева понимала, что если хочет здесь остаться, то нельзя, чтобы подобные вещи заставляли её переживать, однако она не могла пересилить себя.
Она ещё раз попыталась отбросить слабость и размахнулась, однако, чуть не выронив послание в камин, жутко перепугалась. Пластинка всё-таки выскользнула у неё из рук, однако сшитые листы остались, и Ева успела заметить то самое единственное слово.
«Ты»
Сердце ударило громче обычного.
Ева уставилась на маленькие буковки, точно написанные её отцом, словно надеялась, что это было плодом её воображения, однако это было то самое слово. Девушка медленно осела на пол, не сводя с них взгляда.
«Я?»
«Ты»
Впервые, как она получила подобное послание, её руки задрожали, а разум пропитался страхом. Ева поняла, что просто не в силах открыть эту тетрадь и увидеть там ноты, которые точно записывал отец, придумывая композицию в честь неё, своей дочери. Сердце Евы колотилось так сильно, что ей стало в разы жарче.
Машинально её взгляд перешел на пластинку, лежащую у коленей. Судорожно вздохнув, дрожащими и ледяными пальцами она подняла её с пола и возложила на проигрыватель, установив тонарм.
Её любопытство оказалось куда сильнее страха. С замиранием сердца она смотрела на крутящийся черный диск и слушала слабое шипение и потрескивание.
И каково было её удивление, когда вместо привычных трелей скрипки она услышала звуки фортепиано.
Это какая-то ошибка? Ева слушала эти легкие и мягкие звуки с растущим недоумением, начиная думать, что тут что-то не так. Разве Элайджа Хейг играл и на клавишном инструменте?
Однако к фортепиано плавно подключилась партия скрипки, и Еву ударило как молотом по наковальне.
Она мгновенно вспомнила маленькую треугольную площадь, вздымающиеся в воздух белоснежные занавески, пожилую женщину в кресле-качалке с аметистовым перстнем на пальце, и белое фортепиано, на которое она совершенно не обратила внимание в тот раз…
Еве показалось, что мир сейчас буквально перевернулся от внезапного открытия.
Мама.
Иннанель.
Это её мама играла партию на фортепиано, тогда как отец играл свою на той самой черной скрипке.
Девушка тупо смотрела на то, как игра тонарма пронизывает пластинку. Точно так же сейчас эта мелодия задевала её сердце вместе с навалившимся осознанием.
Это просто невозможно! Однако она слушала эту музыку и понимала, что это вовсе не галлюцинация.
Она прослушала мелодию раз. Затем второй. Третий. И даже четвертый и пятый, жадно внимая каждой ноте и стараясь осмыслить произошедшее. Ева лишь спустя полчаса осознала, что всё это время сидела на коленях, со всей силы вцепившись в столешницу журнального столика, и глядела на проигрыватель так, словно он был каким-то невероятным божеством.
Девушка была переполнена мыслями и эмоциями, она дрожала, чувствуя, как изнутри закипает какая-то тошнотворная волна, грозящая в любой момент вырваться на свободу. Она сглотнула образовавшийся в горле ком, чувствуя, как щиплет в глазах.
А потом опустилась лицом на ладони, которыми всё держалась за стол, и разрыдалась во всю силу от заполонившей её колоссальной боли. Эта волна смыла всё, за что она цеплялась последние дни.
Она вдруг поняла с удивительной ясностью для своего состояния, что никогда не слышала мелодии прекрасней той, что играла сейчас в её гостиной. И тогда Еве стало ещё хуже.
Троица битый час сходила с ума под музыку Мика Джаггера, Боуи и AC/DC.
Сначала все было достаточно невинно: близнецы притащили кучу всякой еды (у Евы складывалось ощущение, что они умеют доставать её из воздуха), и они тихо-мирно ужинали, запивая это всё клюквенной медовухой. Затем Джордж врубил на всю музыку, и они принялись танцевать. Сначала просто дурачились, а потом вошли в раж, и их было уже не остановить.
Ева с бокалом в руке забралась на диван, продолжая танцевать на нём, но потом что-то торкнуло в её голове, и она с размаху запрыгнула в распахнутые объятия Джорджа, который умудрился удерживать её до тех пор, пока не споткнулся о подножку брата. Все трое повалились на пол дружной кучей и, хотя они и разлили алкоголь, хохотали, как сумасшедшие.
— Идиот! — умирая от смеха, крикнул Джордж и толкнул брата, который, приподнявшись на локте, снова завалился на пол, хохоча, как ненормальный. Ева попыталась встать, но случайно поскользнулась и заехала острой коленкой в пах молодого человека. Джордж сдавленно охнул, чуть согнувшись.
— Господи, Джордж, прости! — она со сдавленным смехом опустила влажные руки на его щеки и коснулась лицом его лба. — Пожалуйста, прости!
— Это был очень опасный маневр, Хейг, — просипел тот, садясь на полу. — Очень!
— Такими темпами она лишит тебя еще пары конечностей! — громко сказал Фред, стараясь перекричать орущую музыку. Он навалился на парочку, закинул руки на их шеи и притянул к себе, больно столкнув Джорджа и Еву лбами. — Я всегда знал, что ты жестокая стерва!
Девушка вывернула руку и больно ущипнула того за бок. Фред резко отпрянул от них, зашипев, а Ева улыбнулась, салютовав пустым бокалом. Джордж, неотрывно на неё глядевший, вдруг потянул её за руку и поцеловал, сразу же превращая поцелуй во взрослый. Ева, немного распалившись, слегка царапнула его за бок, а Джордж в отместку прикусил её нижнюю губу.
— Э-эй, хорош, вы! — возмущенно закричал Фред, посылая в них подушку. — Для этого есть спальня!
Близнецы после этого сцепились в шуточной борьбе, а Ева, смеясь над ними, поднялась, наконец, на ноги и, подойдя к столу, закинула в рот кусочек помидора, машинально взглянув на виниловый проигрыватель, надрывающийся во всю силу. С лица её исчезла улыбка, но не успела она придаться воспоминаниям, как по её талии поползла рука.
— Скучаешь? — тихо сказал Джордж, резко прижав Еву к себе. Фред, выходящий тем временем из кухни, сделал вид, что его стошнило.
— А куда это он? — спросила Ева, повернувшись лицом к парню.
— Сказал, что сходит за ещё одной медовухой, — с улыбкой сказал Джордж, и девушка заметила шальной блеск в глазах своего парня. Она притянула его к себе, крепко поцеловав, а Джордж, потянув её за собой, плюхнулся на диван. Ева оказалась на его коленях, и он, поглаживая её голые ноги в шортах, смотрел на неё с нескрываемым наслаждением. Девушка, улыбнувшись, прижалась к его груди, закрывая глаза и чувствуя приятную сонливость. Из-за выпитого алкоголя ей всегда хотелось спать, и как только она переставала танцевать, обычно её сразу клонило в сон.
— Мне так хорошо с тобой, — сладко сказала она, обнимая Джорджа. — Очень хорошо.
— Так оставайся.
Ева открыла глаза, отметив эту перемену. Она немного приподнялась, взглянув в глаза Джорджа, и поняла, что не ошиблась. Он улыбался ей, однако в глазах его плескалось беспокойство, которое сейчас было особенно заметно. Они ни разу не заговаривали об этом с тех самых пор, как Ева появилась тут, но она прекрасно понимала, что в душе Джордж этого боится. Боится проснуться в один прекрасный день и увидеть свою кровать опустевшей…
— Останешься? — спросил он, уже не улыбаясь.
Ева провела кончиками пальцев по его лбу, носу и щекам, вглядываясь в его черты, а потом посмотрела прямо в глаза и тоненько улыбнулась.
— Останусь, — тихо сказала она.
— Серьезно? — спросил Джордж, словно не поверив своим ушам, и девушка с улыбкой кивнула. Парень схватил её в охапку и обнял так крепко, что Еве даже стало больно. Она слабо засмеялась, сильно зажмурив глаза и крепко его обняв.
— Та-да-ам! — Фред вернулся с новой бутылкой, пританцовывая. Ева обернулась к нему и, мягко поцеловав Джорджа в губы, соскочила с колен, увлекая его за собой. Счастливый парень потянулся за ней, и они собрались около небольшого столика с едой.
Фред открыл бутылку, наполнил три бокала и, взяв свой, внимательно взглянул на Еву.
— Итак, Снежок, пора бы мне уже что-нибудь тебе сказать, — заговорил он, а Джордж палочкой сделал музыку немного тише. — При всех твоих положительных качествах ты самая настоящая задница. Я долгое время недоумевал тому, что мой брат влюбился именно в тебя, ведь он мог выбрать любую девчонку, с любого факультета. Но я в который раз убеждаюсь в том, что Джорджи тот ещё мазохист, ведь он выбрал наглую девчонку, которая шпионила за нашей тренировкой по квиддичу, да ещё и со Слизерина! Шло время, я присматривался к тебе и с каждым разом удивлялся тому, что помимо тех качеств, за которые ты загремела к змейкам, в тебе есть другие, положительные. Но ты и так знаешь, что это за качества, а я не привык толкать дорогие речи, поэтому просто скажу тебе: с Днём рождения!
Ева с улыбкой покачала головой, Джордж хохотнул, обнимая подружку, и ребята столкнулись стаканами под свист Фреда. Но не успели они их осушить, как внезапно стало очень тихо.
— Мерлиновы треники, опять! — взвыл Джордж, бросаясь к проигрывателю, который по неизвестной причине прекратил играть. — Фред, он опять заедает, помоги!
— Момент! — Тот бахнул свой стакан на стол. — Без нас не продолжай! — крикнул он на ходу, обращаясь к Еве.
Девушка наблюдала за тем, как братья ругаются и возятся с инструментом, а затем отвернулась. Дрожащими руками она вынула из кармана шорт крохотный пакетик, и незаметно, чувствуя себя самой последней дрянью, высыпала его содержимое в чужие бокалы. Порошок тут же растворился в алкоголе, а Ева, не улыбаясь, спрятала мешочек.
Похоже, после этой ночи Фред сможет добавить в свой список много новых слов, ассоциирующихся с ней самой.
***
Решение созрело практически в одно мгновение. Услышанная песня, конечно, была не единственной причиной, по которой она решилась на такой шаг.
Собирая сумку с вещами, Ева то и дело холодно поглядывала на свежий номер Ежедневного пророка, где на первой же странице говорилось о том, что Пожиратели смерти устроили очередной террор. В связи с тем, что Министерство теперь находилось под контролем Волан-де-Морта, эта статья появилась там неспроста. Кому-то было просто необходимо, чтобы её увидели, и Ева догадывалась, кому. Ведь не зря этот выпуск пришелся именно на её День рождения.
Не выдержав, она схватила газету и зашвырнула её в мусорку.
Конечно, она понимала, что её провоцируют. Ева могла проигнорировать этот вызов, однако, стоило ей увидеть свою фамилию в газете, её охватила такая лютая злость, словно в голове переключили тумблер. Образ отца, психопата-убийцы, и того, кто написал ту мелодию, заставившую её плакать от переполняемых чувств, достигли пика противостояния, и терпение девушки лопнуло. Всё вдруг встало на свои места, и несмотря на то, что она была злой донельзя, ею руководствовал разум.
Всё просто.
Она не будет больше отсиживаться в укрытии и подвергать опасности других людей. Она примет этот вызов с тем, чтобы этот дурдом, наконец-то, закончился. Ей больше не хочется ждать, когда кто-то разберется с людьми, которые делали ей больно — она хочет разобраться сама.
От Аяно так и не было вестей, и это Еве тоже не нравилось. Она отправится в Японию и увидит собственными глазами, в порядке ли подруга или нет.
И она спасет Джорджа, на которого Сириус указывал в её видениях.
Теперь она отправится в свое путешествие.
Позади неё раздался беспокойный вздох, и спесь Евы немного поубавилась. Она обернулась, неспешно подойдя к крепко спящему Джорджу, и пообещала себе, что не будет плакать. Она присела на краешек кровати, осторожно убрала волосы с лица, но парень никак не отреагировал. Снотворное просто не дало бы ему проснуться раньше утра.
Ева опустилась к нему и прижалась лбом к его, закрыв глаза. Она слышала его дыхание, размеренное биение сердца и чувствовала, как спокойно поднимается его грудь. Её рвало изнутри от мысли, что она поступает так с ним. Джордж вовсе не заслужил этого, но Ева понимала, что если бы она попыталась уйти сама, то всё было бы намного хуже. И если после всего произошедшего он её возненавидит... девушка не хотела видеть это своими глазами.
— Что бы ты ни думал обо мне после этого, я люблю тебя, мой самый дорогой и добрый человек, — прошептала она, не открывая глаза. — Мне хотелось бы остаться тут с тобой, но ты лучше меня понимаешь, что я бы никогда не успокоилась. Я сделаю всё, чтобы спасти тебя, потому что дороже тебя у меня больше никого не осталось. Обещаю тебе. Ты будешь жить, чего бы мне это ни стоило.
Конечно, Джордж ничего не ответил ей, а Ева, чувствуя, как слёзы отчаяния рвутся наружу, провела рукой по его лицу и поцеловала в губы. На секунду ей показалось, что они шевельнулись ей в ответ, однако это было случайным явлением. Девушка шмыгнула носом, поднялась с кровати и, стараясь не смотреть на Джорджа, водрузила на плечо сумку.
Сириус всегда говорил, что человека определяет его выбор, но что бы он сказал о ней? Похвалил бы он её или наоборот осудил? Еве очень хотелось какого-нибудь взрослого совета, однако тех, кто мог бы его дать, рядом с ней не осталось. Поэтому с этих пор девушке предстоит самой решать, как жить.
Ева завела руки за шею и, нащупав цепочку, расстегнула застежку. В руках у неё оказался подарок Джорджа — янтарная капелька на цепочке, через которую они держали связь, когда она была в Хогвартсе.
Девушка прижалась к ней губами, после чего аккуратно положила на прикроватную тумбочку. И не смея больше задерживаться, покинула комнату, плотно прикрыв за собой дверь.
Ева не боялась, что её мог бы кто-то услышать, поскольку Фред, как и Джордж, мирно сопел в своей комнате. Девушка спустилась вниз по лестнице, оказавшись в магазине близнецов. В темноте стеллажи с диковинными товарами выглядели особенно жутко, но Ева списала это на взвинченные нервы и пережитое.
В конце коридора виднелась дверь, освещаемая черничным небом. Сейчас она казалась Еве каким-то страшным предметом, ведь она впервые за всю жизнь должна покинуть убежище и отправиться в самостоятельное путешествие. Постояв какое-то мгновение, раздираемая болью, страхом и предвкушением, она двинулась в сторону выхода, изнемогая от волнения.
— Что Джорджу всегда нравилось в тебе, так это безграничное упрямство и уверенность в собственной правоте.
Ева шарахнулась так, что чуть не сшибла стеллаж. Она сразу вскинула палочку на Фреда, сидящего в тени на тумбе со скрещенными руками. Посмотрев на кончик палочки, он с тихим смехом покачал головой, опустив её, однако Ева своё оружие не опускала.
— Брось, Снежок, — с улыбкой сказал парень, подняв взгляд. — Ты и в самом деле думала, что я бы тут сидел сейчас, если бы хотел тебе преградить путь?
— Что ты тут делаешь? — нервно спросила Ева, оглянувшись.
— Удивлена? — хмыкнул Фред. — Ну, всё просто. Я заметил, как ты подсунула снотворное, и не выпил его. Справедливости ради хочу заметить, что твои руки дрожали так, что я думал, ты провалишь свою авантюру.
— А Джордж что? — с подозрением спросила девушка, метнув взгляд к лестнице, боясь того, что оттуда может спуститься второй близнец.
— А что Джордж? — не прекращая улыбаться, спросил Фред. — Его ты опоила, и он спит себе спокойно. Надеюсь, он проснется до открытия магазина, а то мне не очень хочется работать одному.
Ева ничего не ответила, прилагая все усилия для того, чтобы её палочка не ходила ходуном от страха.
— Как я и говорил ранее, я знаю тебя куда лучше брата, а потому ожидал нечто подобное. Уж я понимаю и понимал всегда, что доверять тебе на все сто процентов нельзя.
Ева поджала губы, но в целом никак не показала своим видом, что её задели.
— Ну, что смотришь? — улыбаясь, спросил тот, соскальзывая с тумбы. — Слизеринцам верить нельзя, и ты не исключение. Сколько всего ты скрывала от Джорджа? Сколько лгала ему и игралась с его чувствами?
Ева попятилась, но Фред приближался к ней. Девушка заметила, что в его руках не было волшебной палочки.
— И вот, когда он доверился тебе окончательно, ты уходишь от него. Похоже, ты будешь уходить всегда, а, Ева?
Никогда прежде Фред не называл её по имени. Это так поразило девушку, что она на какое-то время отвлеклась, чуть опустив палочку, однако как только он сделал шаг к ней, снова выставила перед собой, словно и не было той секунды замешательства.
— Я не обязана перед тобой отчитываться, Уизли, — немного дрожащим голосом сказала она.
— Конечно, не должна, маленькая эгоистка, — усмехнулся рыжий. — Я ведь не твой парень. Оправдываться ты будешь перед Джорджем, когда вернешься.
До Евы не сразу дошел весь смысл его слов.
— Что? — переспросила она.
— Что слышала, — улыбаясь, сказал он. — Ты же не собираешься после своей авантюры заводить новый роман? Какой бы змейкой ты не была, я всегда считал, что ты не сердцеедка.
Ева тупо стояла на месте, не зная, как реагировать на поведение Фреда, а после, чуть опустив палочку, спросила:
— Теперь ты меня ненавидишь?
— В семье не без сквиба, Снежок, — улыбаясь, сказал Фред. — Это очень в твоём стиле: трусливо сбегать посреди ночи, никого не предупредив, но скажу тебе честно: если бы ты решила остаться тут с нами и на всё забила, я был бы разочарован. Ну, а он, — Фред кивнул в сторону второго этажа, где, ни о чем не подозревая, мирно спал Джордж, — разлюбил бы тебя через какое-то время.
Тишина, образовавшаяся после его слов, практически отдавалась звоном в ушах. Ева не плакала, когда спускалась сюда от Джорджа, решив, что поплачет за пределами «Вредилок», но сейчас она была близка к тому, чтобы нарушить своё обещание.
Фред распахнул объятия, улыбаясь ей какой-то страной улыбкой, и девушка, нерешительно постояв некоторое время на месте, подошла к нему. Парень сгреб её в охапку и обнял так крепко, что Еве и в самом деле стало дико больно. Она закрыла глаза, выпустив пару слезинок, и обняла близнеца, поневоле отмечая, что даже несмотря на то, что он близнец Джорджа, его прикосновения были совсем иными и вызвали другие чувства. Фред был ей словно старший брат, которого ей бы так хотелось иметь всю свою жизнь, и сейчас ей предстояло покинуть даже его.
— Я не злюсь на тебя. Ты поступаешь отвратительно, уходя вот так, но я не злюсь на тебя, потому что знаю твою сущность, — серьезно сказал он, тихонько покачивая девушку из стороны в сторону. — Удачи тебе, Снежок.
— Присмотри за ним, чтобы он не наделал глупостей, — тихо сказала Ева, сжимая его плечи. — И о себе не забывай.
— Есть, мэм! — хмыкнул Фред.
Ева поцеловала парня в щеку на прощание, и тот выпустил подругу из объятий. Девушка сморгнула слезы, широко улыбнулась Фреду и, поудобнее перехватив сумку, направилась к выходу. Когда она покидала особняк Альфарда Блэка, объятый огнём, она запретила себе оборачиваться, однако, открывая дверь сейчас, позволила себе эту слабость.
Фред махнул рукой на прощание, и Ева, кивнув, ступила за порог.
Воспоминания, связанные с неким местом, зависят от самих людей. И мы можем бесконечно любить и ненавидеть какой-либо город или дом только из-за того, что там был конкретный человек, тронувший нас до глубины души.
Ева покинула последнее пристанище, где могла быть в безопасности. Она мужественно шла по безлюдному Косому переулку, не смея больше оборачиваться. Было уже достаточно светло, и совсем скоро лавки будут открываться для посетителей. Через час с лишним проснется Джордж, сладко потягиваясь, проведет рукой по холодной кровати и осознает, что он один. Спросонья он ничего не поймет. Приподнявшись на локтях, он сонно оглянется, и его взгляд зацепится за камешек янтаря, лежащий на тумбе.
И тогда он всё поймет. Всё...
Ева качнула головой, стараясь убрать эту сцену из головы. Она всё-таки обещала себе, что какой бы путь она ни выбрала, она будет идти к нему без сожалений, но...
Она завернула в узкий переулок, прислонилась спиной к кирпичной стене и, давясь рыданиями, сползла на корточки, испытывая ненависть ко всем причастным её уходу, в том числе и себе самой. Ей хотелось биться в истерике, хотелось кричать, ломать всё, что попадется под руки, хотелось, чтобы проснувшийся Джордж выглянул из-за угла, схватил её в охапку и утащил обратно в магазин, где они бы вновь постарались абстрагироваться от всего и заснули бы в обнимку на его теплой кровати. Ей хотелось бы, чтобы кто-то ударил её по голове, и она забыла обо всех, кто испортил ей жизнь. Она очень хотела вернуться.
Но ведь от прошлого никуда не денешься. Кем бы ты ни был, оно всегда будет частью тебя. Оно будет преследовать тебя до тех пор, пока ты не сломаешься или не примешь его.
Ева, подавляя в себе позывы к очередным слезам и вытирая щеки, поднялась на ноги. Патрик необычайно мягко обвил её голову платком, чтобы её белые волосы не привлекали лишнего внимания. Она глубоко-глубоко вздохнула, выискивая в себе точку умиротворения с закрытыми глазами, а после, решившись, открыла глаза и выглянула из своего закутка. Косой переулок был таким же безлюдным и неживым, как и пару минут назад, но даже в темноте магазин «Всевозможных волшебных вредилок» был сущим бельмом на глазу.
Девушка послала ему воздушный поцелуй и, держа спину необычайно прямо, направилась к «Дырявому котлу», через который намеревалась выйти в город, полный опасностей.
Ева очень жалела, что у неё не было возможности трансгрессировать куда-либо, так как она не сдавала экзаменов и не получала разрешения на это. У девушки в Хогвартсе, пока она ходила на курсы вместе с Аяно, хорошо получалось перемещаться в заданное место, однако Ева была моложе всех своих однокурсников на год, а поэтому при всём желании не могла пройти экзаменов. Это было большой проблемой.
Но стоило девушке выйти через «Дырявый котел» в Лондон, как у выхода она тут же заметила пару, появлению которой даже не удивилась.
Вздохнув, Ева направилась к ним, удерживая сумку на плече. Одри направилась к ней, тогда как Айзекс остался стоять на месте. На улицах было намного светлее, чем в Косом переулке, однако из-за открытого пространства — намного холоднее. Ева поежилась и поморщила нос: на улице пахло сыростью от ночного дождика. Девушка так давно не прогуливалась по улице, что с тоской осознала, как внезапно пришла осень. Казалось, она только вчера сидела в своей машине и чувствовала легкий летний ветерок, прогуливающийся в саду в доме Уизли...
Одри замерла от неё в шаге, словно одернув себя за несдержанность. На её лице не было привычной улыбки, которой она обычно надеялась скрасить неловкие моменты, зато весь её облик выражал глубокое сожаление, от которого Еве стало некомфортно. Ей было неприятно от мысли, что кто-то из Айзексов мог видеть всё, что приходило с ней все эти дни.
И когда Одри вдруг заключила её в объятия, стало совсем неудобно, и Ева была рада, что они закончились раньше, чем она успела бы выбраться из них.
— Нам пора уходить, — сказал Айзекс, подходя к ним. — Мы привлекаем внимание.
— Да, конечно, — согласилась Одри, смутившись, и сделала шаг назад.
— Куда мы отправимся? — спросила Ева, не сдвигаясь с места.
— Туда, где мы сможем всё обговорить, — ответил мужчина и протянул ей руку. Ева, поколебавшись, взглянула назад, словно некто должен был подсказать ей правильный выбор. Однако позади неё не было никого, и тогда девушка вложила руку в чужую ладонь и в то же мгновение почувствовала, как её тело стиснуло со всех сторон.
***
Трансгрессировали они сразу в незнакомую квартиру, которая не выделялась ничем особенным. Ева поняла, что это было временным жильем Айзекса и Одри, так как в квартире творился какой-то бедлам: вокруг были разбросаны вещи, сумки, в которых до сих пор кучей лежала одежда, однако по диковинным предметам можно было сразу понять, что квартира принадлежит волшебникам.
— Проходи, — мягко сказала Одри, приглашая её в кухню. Ева оставила сумку у порога и, разувшись, направилась в указанную комнату. Эта кухня тоже не выделялась ничем особенным, разве что у потолка порхала какая-то крохотная птичка с золотым оперением. Увидев её, Айзекс присвистнул, и птичка тут же приземлилась к нему на ладонь, и он убрал её в карман.
— Садись, — сказал он, заметив, что Ева на него смотрит.
Девушка села за стол, и чета Айзексов последовала её примеру. Волшебник заставил чайник с водой разлить им по чаю, однако никто из присутствующих к нему не притронулся.
— Ну что ж, начнем, пожалуй? — неуверенно проговорила Одри, взглянув на мужа. — Есть что-то, что ты хочешь узнать, Ева?
— В первую очередь я хочу знать, что именно вы хотите сделать с моим отцом, — сложив руки в замок, поинтересовалась девушка. — Я долго думала над тем, что можно сделать с ним во всей этой ситуации, и... я в тупике. Что хотите делать вы?
Айзекс и Одри переглянулись, и женщина, глубоко вздохнув, заговорила:
— Сайлагх дала нам задание избавить мир от Элайджи.
Ева не поверила своим ушам.
— Но вы ведь... вы хотели его спасти! — недоуменно воскликнула она, поочередно глядя на собеседников.
— Мы и сейчас хотим.
— Да, однако, всё не так просто, — добавил Айзекс. — Всё упирается в способность Элайджи. Ты знаешь, что это за способность?
— Отбирать у людей магические способности, — кивнула Ева.
— Именно. Подобные способности в некоторой степени аномалия, которой не должно было произойти...
— Но разве эти способности не передались ему от матери? — нахмурившись, поинтересовалась Ева. — Бабушка полагала, что Мэрил Хейг, его мать, обладала теми же способностями.
— Миссис Хейг никогда не обладала подобной силой, Ева, — с грустной улыбкой сказала Одри. — Этот дар Джи получил с рождения из-за того, что миссис Хейг переживала глубокую депрессию и подавленность во время беременности. Мистер Роджер Гринграсс не желал уходить из семьи, как бы того ни хотела миссис Хейг, и это очень тяжело сказывалось на её психическом состоянии.
— Ладно, допустим, но чем мой отец вообще может мешать Сайлагх? — спросила Ева. — Почему Волан-де-Морт со всем своим могуществом её не интересует, тогда как мой отец — да?
— Представь на мгновение, что Волан-де-Морт одержал вверх над всеми своими противниками и захватил власть над всем происходящим, — сказал Айзекс.
— Он разве не уже...
— Люди всё ещё сопротивляются, — оборвал он её, — а если они это делают, значит, он ещё не одержал вверх. А теперь представь, что он всё же добился этого. Орден Феникса, сопротивление — всё уничтожено.
— Хорошо, представляю, — сдалась Ева. — И?
— Подумай, какая роль была бы отведена Элайдже в этом мире.
Долго догадываться не пришлось.
— Отец лишал бы магии всех, на кого Волан-де-Морт указал бы пальцем, — тут же ответила девушка. — Это он делал и ранее. Что дальше-то?
— Если бы Волан-де-Морт был при власти, магии лишились бы все маглорожденные и полукровные волшебники. Выбор был бы один — вступить в ряды Пожирателей или же проститься с магией. Сначала бы это было в Англии. А затем подобно гнили, распростронялось бы и дальше. Это вызвало бы большой дисбаланс во всем мире. А Сайлагх, как ты знаешь, следит за равновесием. Сам по себе Волан-де-Морт, как ни печально, не представляет для мира такой опасности, как в паре с Элайджей. И сам он также догадывается, что он один способен разрушить мир собственными руками... и хорошо.
— Ладно, я поняла, — кивнула Ева. — Сайлагх хочет убить отца, но вы...
— Она не хочет его убить, — вздохнув, сказал Айзекс. — Она хочет лишить его магической силы специальным ритуалом, который провести можем только мы трое.
Повисло напряженное молчание. С колотящимся сердцем девушка смотрела то на одного, то на другого, понимая, что сейчас они, наконец, откроют ей правду о том, зачем Ева нужна им на самом деле.
— И что подразумевает собой этот ваш ритуал? — спросила девушка.
— Он лишит Джи магии, — ответила Одри, на лице которой не было улыбки. — Вся его магическая мощь, невероятные способности отойдут туда, откуда они и были взяты, а Джи останется простым человеком.
Еве этот план показался весьма заманчивым, однако в глубине души она чувствовала тревогу. Ритуал, ведущий к таким последствиям, наверняка несет собой мощный выброс энергии. И, согласно всем законам, чтобы получить что-то, нужно что-то отдать взамен. Нечто равноценное...
— Но, если мы совершим этот ритуал... — Ева боялась узнать правду, но всё же продолжала говорить. — Что будет с нами?
— В этом вся проблема, — Одри сложила руки в замок. — Способности Элайджи могут оказаться настолько мощными, что все мы можем просто погибнуть. Это самый критический случай.
— Однако, это не значит, что именно так и произойдет, — поспешно добавил Делмар, взглянув на жену. — Мы вполне можем...
Но Ева уже не слушала их. Злость и отчаяние начали бурлить в ней с новой силой, и она даже приподнялась на стуле.
— Но я не хочу умирать! — воскликнула она, с гневом и разочарованием глядя на чету. — Вы серьезно думаете, что предел моих мечтаний — отдать свою жизнь ради того, кто хочет моей смерти?! Как вы вообще могли предположить, что я соглашусь на это безумие?
— Ева, мы тоже не хотим умирать, — терпеливо сказал Айзекс. — Присядь, пожалуйста, и дослушай нас.
Девушка боролась со своими эмоциями некоторое время, порываясь начать метаться по комнате, но, собрав всю свою волю в кулак, вернулась на стул.
— Мы тоже хотим жить, также как и ты, — продолжил Айзекс, — поэтому Сайлагх предложила нам альтернативу. Мы должны уговорить Джи прекратить делать то, что делает он сейчас, и отказаться от этих способностей. Он должен будет принести Непреложный обет, который отгородит его от соблазна, и тогда все мы сможем жить в мире, но, самое главное, жить. Однако сделать он это должен как можно быстрее, потому что если в ближайшее время он продолжит лишать способности кого-либо, Сайлагх отменяет нашу с ней сделку, и мы должны будем применить этот ритуал.
Ева смотрела на него, затем на Одри, пытаясь понять, действительно ли они верят в реальность такого исхода. Но судя по их серьёзным выражениям лиц, верили.
— Но ведь это невозможно! — воскликнула она. — После всего совершенного он ни за что не согласится на это. Ему будет проще убить нас всех и жить себе дальше! Зачем ему отказываться от чего-либо ради нас?
— Затем, что ты его дочь, — сказал Айзекс так, словно это было очевидным. — А мы единственные его друзья. Элайджа, может, и кичился тем, что хочет убить тебя и нас, но он этого до сих пор не сумел сделать, хотя возможностей у него было множество. И к тому же, он не знает истины.
— Какой ещё истины? — с подозрением поинтересовалась Ева.
— И мы её не знаем, но о её наличии знает Сайлагх. Она говорит, что в жизни Джи есть тайна, которую не знает никто из нас, и даже он сам, и если узнает… это всё изменит.
— Прекрасно, так почему бы Сайлагх не поведать вам об этой тайне? — нетерпеливо спросила Ева.
— Потому что она не может этого сделать, — вздохнув, сказал Айзекс.
— То есть, рассказать вам всё необходимое о моём прошлом она может, а рассказать какую-то важную деталь из жизни отца, которая может спасти наши жизни — нет? — уточнила Ева. — И где в этом логика?
— Не пытайся искать в этом логики, в этом нет смысла. Это то, что мы должны будем узнать сами, и как можно скорее.
— Ну, а если мы этого не узнаем, то мы всего лишь погибнем! — Ева вскинула руки. — Подумаешь, какая разница! Погибнуть ради человека, который, не задумываясь, убил бы нас всех!
— Элайджа никогда не убил бы нас, — возразила Одри. — Ни нас, ни тебя.
— Вы шутите?! — Ева была вне себя от злости. — Да он почти убил меня этим летом в Хогвартсе, а помешало ему только то, что появилась моя бабушка! И Одри он почти убил во время перевозки Гарри в Нору! Вы сами не понимаете, что говорите, а если понимаете, но всё равно верите в него, то вы сумасшедшие! Я не хочу умирать ради этого жесткого животного...
— Довольно.
Это было сказано Делмаром таким тоном, что Ева осеклась, почувствовав что-то неладное. До сих пор она не знала всей силы Айзекса, но сейчас, глядя в его зелёные глаза, ей почему-то стало очень страшно.
Мужчина встал из-за стола и, неотрывно глядя на девушку, подошел к ней. Ева слегка попятилась.
— Решать тут, по сути, и нечего, — продолжил он. — Или ты возвращаешься в своё уютное гнездышко и доживаешь свои деньки в ожидании того, что Пожиратели нагрянут к вам и убьют твоего любимого Джорджа Уизли, или же ты проходишь весь этот путь вместе с нами, прикладывая все силы для удачного его исхода. Уговаривать тебя тут никто не станет. Мы просим твоей помощи, так как только ты можешь помочь в этом деле, однако ты отказываешь из эгоистичных побуждений, но в таком случае не жди помощи от нас — мы исчезнем, и никто из нас не будет тебе помогать. Если бы люди думали не только о себе, а о других, мир стал бы куда лучше, но этот свет рождает таких людей, как Волан-де-Морт и Маллиган, и это о многом говорит. Я решил, что ты не столь эгоистична, раз решилась на этот шаг, ведь ты готова была бросить любимого человека, чтобы сделать мир лучше, но вот ты отказываешься, а значит, ты не лучше других. Только выбор определяет человека, а не заложенные в нем качества, и выбор стоит за тобой. Мы приступаем к делу с тобой или без тебя. Решай, Ева Хейг.
Во все глаза Ева смотрела на Делмара, затем взглянула на Одри, выглядевшую расстроенной и взволнованной одновременно. Девушка бросила взгляд на Айзекса, после чего пулей рванула к балкону на свежий воздух. За всё время, что они беседовали, стало уже достаточно светло и даже солнце вышло из облаков, словно желало подарить Лондону последние летние деньки. Ева облокотилась на ограду, глядя вниз, где жизнь маглов шла полными ходом: вся эта серая масса торопилась на работу, машины сновали туда-сюда, периодически подавая сигнал друг другу, и вся эта рутина казалась такой тошнотворно спокойной, что не верилось в то, что эту страну охватила война.
Ева, всё ещё слыша в голове голос Айзекса, судорожно выдохнула и, опустившись на корточки, прижалась лбом к замерзшим рукам. Ей было так страшно, что она еле сдерживала дрожь в коленях.
Она как ни кстати вспомнила бабушку, которая так не хотела её сближения с этими людьми, и в который раз удивилась её проницательности. Джордж тоже этого не хотел, и даже если бы узнал о грозящей ему опасности — не отказался бы от неё, рассмеявшись смерти в лицо. Все они оказались умнее.
Ева открыла глаза и посмотрела в пасмурный горизонт. Решать тут уже действительно нечего.
С трудом поднявшись через некоторое время, она вернулась в кухню, где Одри и Айзекс по-прежнему оставались на своих местах. Казалось, она выбежала секунду назад, хоть это было не так.
— Сколько времени Сайлагх дала на выполнение этого... задания?
Ева избегала смотреть на Айзекса, а потому её взгляд был прикован к Одри.
— Несколько месяцев, — ответила она. — К началу лета мы должны решить эту проблему любым способом. Однако, если Элайджа продолжит лишать магии людей за этот период, Сайлагх может отказать нам в сделке, и тогда мы все будем вынуждены прибегнуть к ритуалу.
— Понятно, — слегка дрожащим голосом сказала Ева. — Я отправлюсь с вами, однако есть несколько условий.
— Говори, — сказал мужчина.
— Я хочу, чтобы Джордж был спасен, — сказала Ева. — Не знаю, как вы это устроите, но он должен жить. Любой ценой.
— Само собой, — согласился Айзекс, переглянувшись с женой. — Что дальше?
— За всё время нашего путешествия вы не лжете мне. Я не могу доверять вам полностью, но если мы принесем Непреложный обет, то я хотя бы буду знать, что вы говорите мне правду.
— Справедливо, — согласился Айзекс. — Что-то ещё?
Ева глубоко вздохнула и продолжила:
— Перед всем этим делом нам нужно посетить Киото.
Одри и Айзекс переглянулись, и тогда мужчина сказал:
— Неужели ты не поняла нас? Мы должны как можно скорее узнать тайну твоего отца. У нас нет времени на это.
— Зачем, Ева? — Не слушая Айзекса, спросила женщина.
— В день свадьбы Билла и Флер Редсеб нагрянул во «Вредилки» и предупредил меня, что если я буду работать с вами в команде, то он убьет Аяно. Она не отвечала мне практически всё лето, и мне надо знать, что с ней произошло.
Одри и Айзекс переглянулись, и Ева поняла, что сейчас они откажут.
— Я отправлюсь с ней, — неожиданно сказала Одри мужу. — Пусть проверит свою подругу и не переживает - её ничто не должно отвлекать.
По лицу Айзекса было видно, что ему эта идея совсем не по душе, но не похоже было, что он готов возражать.
— Так значит... всё нормально? — неуверенно спросила девушка, глядя то на одну, то на другого.
— Если бы оно было так, — грустно улыбнувшись, сказала женщина. — Но так или иначе, время идет, и нам нужно торопиться.
Ева глубоко вздохнула и посмотрела на своих спутников, с которыми теперь ей предстояло провести своё путешествие, такое сложное и полное опасностей. Она пыталась вспомнить, что ещё она могла бы внести в клятвы Непреложного обета, но как назло все её мысли крутились в основном вокруг Джорджа. Ей было важно обеспечить ему защиту.
Клятва «не лгать» подразумевала, что они должны говорить ей одну правду, а то, что они будут защищать её, понятно и так, ведь она нужна им живой для ритуала. После Непреложного обета девушка сможет подробно расспросить об этом таинственном ритуале, не боясь, что ей солгут…
Но всё же Еве казалось, что она предусмотрела не всё, и это не давало ей покоя, словно назойливая муха над ухом. Она не знала, чем ещё могла бы обезопасить своё путешествие, и сейчас, когда до заклинания оставалось всего ничего, она судорожно вспоминала о тех моментах, о которых она, возможно, помнила недавно, но забыла. Но ничего другого не шло ей в голову.
Она глубоко вздохнула и подняла на семейную пару глаза. Они терпеливо ожидали, когда девушка будет готова и не давили на неё. Ева заглянула в черные глаза Одри, которой она всё ещё не верила, но в глубине души всё же восхищалась, и в зеленые «лисьи» глаза загадочного Делмара, который теперь пугал её, однако вместе с тем выглядел надежно. Этим людям Ева должна будет доверить свою жизнь и даже больше: жизнь того, кого она так сильно полюбила.
Правильный ли шаг она совершает?
Ева надеялась, что да.
Время, как назло, текло медленно и мучительно. Зазвенели волшебные часы, отбивая ровно девять раз, и Ева почувствовала боль в душе. Именно в это время открывались «Всевозможные волшебные вредилки»...
Это придало ей решимости.
— Я готова, — тихо сказала она, протягивая руку. — Остался Непреложный обет.
Прошло несколько месяцев, но он до сих пор просыпался от этого крика и зеленой вспышки, озарившей лицо дочери. Затянутый тучами особняк Малфоев никогда не способствовал раннему пробуждению, однако Пожиратель смерти никак не мог выспаться.
Элайджа и сам не понимал, почему его это так задело. Он убивал не раз, слышал мольбы о пощаде, леденящие душу крики, принадлежащие родственникам убитых, однако зрелище того, как его собственная дочь кричит от ужаса, до сих пор заставляла его руки покрываться «гусиной кожей». Он никак не мог понять этого.
В один из таких моментов, когда он проснулся среди ночи, Элайджа не выдержал, наспех оделся и трансгрессировал, никому об этом не сообщив. Лесной ветер встретил его запахом гари и беспросветным смогом. Сначала Хейг решил, что трансгрессировал не туда, однако, разглядев перед собой обрушенное здание, от которого всё шёл дым, он на мгновение застопорился.
А затем сорвался прямо в руины, выхватывая волшебную палочку.
Элайджа копался в камнях до самого рассвета. Он обливался потом от неестественной жары, он был грязен, как свинья, и безумно устал, однако продолжал искать. Ему было необходимо увидеть тело собственными глазами. Увидеть, чтобы понять, что всё кончено.
Но в какой-то момент он осознал, что обошел развалины дома по третьему кругу. Элайджа устало выдохнул, спрятал палочку в чехол, и вдруг его голову пронзила догадка. Сраженный этой мыслью, некоторое время он не шевелился, а затем, прикрыв лицо рукой, он засмеялся и рухнул прямо на камни, разразившись страшным хохотом.
Он как идиот потратил полночи на раскопки в поисках того, чего там не было. Конечно же, его дочь не могла погибнуть под развалинами собственного дома. Она сама же этот дом и спалила.
Элайджа вдруг почувствовал бесконтрольную злость и выплеснул её в единственный неразрушенный угол дома: от заклинания тот взорвался, выплюнув кирпичи с пылью в воздух.
Конечно же, она жива. Она не хочет умирать так просто, назло ему.
Когда мужчина немного успокоился, он вдруг вспомнил, почему вообще пришел к последней мысли. Его охватило какое-то странное чувство, которое он не понимал. Элайджа поднялся с камней и, не оглядываясь, трансгрессировал вновь.
Сюда он не возвращался шестнадцать лет и не думал вообще, что сможет когда-либо вернуться.
Мужчина не двигался какое-то время, всматриваясь в одну точку. Воспоминания хлынули в него таким мощным потоком, что ему хотелось закрыть уши, глаза и хорошенько тряхнуть головой. Он вновь почувствовал знакомый зуд: ненависть, кислотой изъедавшая на протяжении всех этих лет, вновь наполняла его до краев. Но он вспомнил о дочери и на какое-то время позабыл обо всём этом, а после двинулся вперед.
Здесь всё изменилось и в то же время нет. Когда он был в последний раз, эти обугленные деревяшки тоже источали ядовитый дым, однако сейчас их почти не было видно. Всё поросло травой и мхом: некогда покинутое и забытое людьми место вернулось в объятия природы, как то и должно было быть. А Элайджа ожидал, что здесь всё останется неизменным, словно небольшой ожог на земле, который, превратившись в шрам, будет притягивать к себе взгляды.
Мужчина, всё ещё сражаясь со своими демонами, направился к сожженному им когда-то дому. Он не стал ходить по развалинам, как по дому миссис Блэк — вместо этого он остановился у того места, где обычно начиналось крыльцо. Гадкое ощущение.
Элайджа закрыл глаза, явив себе картину, давно не преследовавшую его, но сейчас вспыхнувшую в мыслях как никогда ярко: он буквально взлетает по ступеням, распахивает дверь и попадает в свою любимую обитель. Он слышит звонкий смех совсем рядом, а потом опускает взгляд вниз, к ковру, который ему никогда не нравился. На нём, в одной только его белоснежной рубашке, лежало самое прекрасное создание в мире.
Она перевернулась на спину и распахнула объятия, игриво ему улыбаясь.
— Милый, иди ко мне!
И конечно, он не в силах был ослушаться.
Элайджа и в самом деле мотнул головой, и воспоминание растаяло в воздухе. Всё это дерьмо.
Он отвернулся и направился к берегу небольшой речки. Здесь, в тени плакучих ив они часто устраивали пикники, жгли костры, на которых жарили мясо, овощи, зефирки, а потом сытые купались нагишом в прохладной речке и занимались любовью на берегу.
Стоило Элайдже оказаться тут, как у него перехватило дыхание. Он словно вернулся на несколько лет назад, и вот сейчас откуда-то из-за дерева выпорхнет белокурая красавица и с озорной улыбкой поманит его за собой. Однако ничего подобного не происходило, и только шелест ивы заставлял Элайджу возвращаться к реальности.
Здесь ему тоже было плохо. А потому, постояв некоторое время на берегу, вглядываясь в мирную водную гладь, он развернулся и направился обратно к останкам когда-то любимого дома.
Сейчас он был даже рад, что его дом так изменился. Пройдет ещё десяток лет, и это место навсегда канет в небытие. Никто не вспомнит об этом месте, о том, что когда-то тут жила молодая семья, от которой теперь остались такие же обугленные развалины. Элайджа уничтожил память собственными руками, и это было напоминанием о том, что назад пути нет.
В этих руинах было больше чем просто сгоревший дом. Здесь была Иннанель, которую он любил больше жизни, свежая, озорная, прекрасная и божественная. Здесь же был и Джи, молодой, безудержный и по уши влюбленный. Тот, кто умер в тот день.
Боковым зрением Элайджа заметил что-то ярко-красное и повернул голову. Среди травы лежала обугленная мягкая игрушка: собака с высунутым красным языком, который и привлек его внимание. Мужчина подошел к ней и поднял с травы эту собаку: сразу несколько муравьев поползли по его руке, и он стряхнул их. Элайджа даже удивился тому, что не сразу заметил эту вещь, ибо в отличии от всего остального она сохранилась лучше всех. Но это резануло по нему ещё больнее. Он вспомнил маленькую девочку, которая в одиночестве играла с этой игрушкой и любила её больше всех остальных. И её призрак тоже витал в этом самом месте... призрак той, кого он любил не меньше, чем Иннанель.
Элайджа с силой сжал игрушку, после чего разжал пальцы, и она упала на траву. Он не хотел больше оставаться здесь, а потому, развернувшись, пошел прочь. Его чаша терпения была вновь переполненна, а противный зуд в душе достиг высоты пика. Его руки чесались от нетерпения, и тогда Элайджа выхватил палочку, ускоряя ход. В голове творился настоящий хаос: множество болезненных воспоминаний резали и травили его разум, как пики циркового медведя. Раз за разом каждое из них било его по загноившимся ранам с новой силой, а мужчина неожиданно понял, что он словно магл несется вглубь леса навстречу неизвестной деревушке. Элайджа хотел было трансгрессировать, как вдруг услышал звонкий смех. Он дернулся, словно ужаленный, и увидел двух девочек-подростков, шедших от деревни в сторону речки. Они о чем-то увлеченно разговаривали и хохотали между собой.
Палочка всё ещё была в руке мужчины, и он нетерпеливо потер её большим пальцем. Невыносимое жужжание в ушах нарастало с безудержной силой, сердце принялось биться, разгоняя по телу кровь, и в следующее мгновение Элайджа двинулся за девушками.
Иннанель и в самом деле убила его в этом самом месте, оставив вместо него чудовищного призрака, от которого нет спасения. Джи мертв уже шестнадцать лет.
Вздрогнув, Ева открыла глаза, сфокусировав зрение. Размеренный стук рельс стремительно возвращал её к реальности, выталкивая неприятное ощущение падения, от которого она и проснулась.
— Как спалось?
Ева взглянула в сторону, где Одри сосредоточено заставляла чайник левитировать. Получалось у неё это не слишком хорошо: фарфоровая крышка нехорошо дрожала, норовя упасть, а струя чая пару раз попадала не по назначению. Однако женщина всё же справилась с задачей, и тогда Ева приняла чашку, опасаясь, что та может отправить её заклинанием.
— Спасибо, — всё ещё сонно сказала девушка. — Как долго я спала?
— Долго-долго, — улыбнувшись, ответила Одри. — Мы уже скоро будем на месте.
— Отлично, — отозвалась Ева, вспоминая, как изнеможённо себя чувствовала, когда они сели в поезд. Сейчас же она ощущала медленный прилив сил.
Девушка скосила взгляд на свои руки, на которых красовались еле-заметные полосы от Непреложного обета, и от этого ей всё ещё было не комфортно. Она понимала, что через некоторое время перестанет обращать на это внимание, но сейчас до сих пор никак не могла привыкнуть к мысли, что её руки частично связаны. И тем не менее, она обрела рядом с собой могущественных волшебников, защиту, в которой нуждалась на время своего путешествия. Даже несмотря на то, что эта самая защита может стать причиной её смерти...
Ева вздохнула и отвела взгляд. Об этом лучше не задумываться.
Хейг взглянула на Одри, которая случайно капнула чаем на себя, а сейчас пыталась палочкой избавиться от пятна. Получалось это у неё действительно скверно.
Ева незаметно махнула палочкой, и пятно тут же исчезло. Уж что-что, а бабушка её научила многим полезным заклинаниям. И не только хозяйственным.
— Не для меня! — призналась Одри. — Я хороша только в боевой магии, да и то потому, что у меня слишком огромная мощь, с которой не так-то просто справится. Что до мелких и кропотливых заклинаний, включая легилименцию — это всё к Айзексу.
Ева кивнула, не зная, что сказать на слова женщины, а затем решила перевести тему разговора.
— Почему Айзекс не любит, когда его называют по имени? — спросила она.
— Он его не любит, — ответила Одри, забираясь на кушетку с ногами. — Это имя дала ему его семья, с которой он порвал отношения.
— Но всё же он носит фамилию этой семьи, — заметила Ева. — Как-то нелогично.
Одри прямо посмотрела на девушку, таинственно улыбнувшись. Похоже она улыбалась в день их первой встречи по «Вредилках», когда Хейг ещё не знала о её существовании.
— Айзекс — девичья фамилия его матери, а настоящую он нигде не использует. И прежде чем ты бы спросила о том, что это за фамилия, я попрошу тебя не спрашивать! — быстро протараторила Одри. — Потому что соврать я тебе не смогу, ты знаешь, а секреты Айзекса я выдавать не в праве. Надеюсь, ты войдешь в моё положение.
Еву так и подмывало спросить это назло женщине, хотя бы чтобы проверить, и правда ли Непреложный обет действует, но вместо этого она брякнула:
— А он рассказал о том, что ваша семья отказалась от вас!
— Хорошо, что он рассказал тебе это, — невозмутимо проговорила женщина. — Это уже не то, что приносит мне боль, поэтому я не против того, что он это рассказал. К тому же, зная Айзекса, я понимаю, что просто так он этого не сказал бы. — она зевнула. — Он умный.
Ева помолчала некоторое время, а затем продолжила:
— Всё-таки это нечестно.
— Что нечестно? — повернув голову к девушке, спросила Одри.
— Вы знаете обо мне слишком много, но я о вас не знаю практически ничего.
— Спрашивай обо мне всё, что угодно, — с улыбкой ответила женщина. — А у Айзекса про него, он ответит.
— Что со мной будет? — спросила девушка, решив повременить с расспросами об этих людях. — Вы сказали, что проклятие Арки смерти снова начало расти. Это на самом деле так?
Одри с легкой грустью посмотрела на неё с ног до головы, после чего ответила:
— Да. Это невооруженным взглядом видно.
— Но в прошлый раз мои волосы начали чернеть спустя пару недель, — заметила девушка. — Сейчас же прошло несколько месяцев, и я не вижу никаких изменений.
— О, это впереди. Раньше проклятие покушалось на твою жизнь, но профессор Дамблдор сумел запечатать его. После его смерти защита надломлена, но она не исчезла. Проклятие распространяется, но не теми же темпами, что раньше, намного дольше. Но всё же благодаря его защите проклятие не обязательно отберет твою жизнь. Как мы и говорили ранее, это может быть что угодно. Рассудок, может быть даже часть тела... Но так или иначе мы сделаем всё, чтобы в конце концов лишить тебя этого проклятия, — сказала Одри. — У меня есть одна мысль, и я хочу обсудить её с бабулей.
Ева сначала растерялась, а затем вспомнила, что Одри звала бабулей пророчицу Сайлагх.
— Почему нельзя снова наложить на меня ту же защиту, какую накладывал на меня профессор? — поинтересовалась Ева.
Одри вздохнула.
— Его защита, как я говорила, ещё не исчезла, а потому поставить новую невозможно. Но если бы мы попробовали убрать её, то не успели бы поставить новую: тебя бы сразу не стало, поскольку твое время уже истекло. Поэтому мы в затруднительном положении.
Блондинка вздохнула и откинулась к стенке вагона, прикрыв глаза. Всё это было так сложно и муторно. Как много этих «но» и «если»! Почему в жизни так мало простоты?
— Это, конечно, сложно, но постарайся пока не думать об этом. У нас ещё есть время, и мы что-нибудь придумаем, — утешающе сказала Одри, взглянув на девушку. — Лучше ты мне скажи, что за новая палочка у тебя?
— Да почти такая же, — вздохнув, ответила Ева. — Виноградная лоза, — она вынула палочку, разглядывая ее, — и волос ругару.
Одри на последних словах резко повернула к ней голову, а после вовсе села.
— Волос ругару? — уточнила она, глядя то на Еву, то на палочку у неё в руках.
— Ну да, — неуверенно сказала Хейг, которую странная реакция женщины напрягла.
— Дай-ка взглянуть! — Одри протянула руку, но Ева сказала:
— Она обжигает любого другого человека, кроме меня.
— Блин, точно! — женщина опустила руку. — Я забыла об этом. Но ты всё же не совсем права. Она обжигает не любого человека, а только того, в ком нет крови ругару.
Ева тупо смотрела в лицо женщины, осознавая только что озвученную ею мысль.
— Чего-о? — протянула она, выпрямляясь.
— Ага-а, — так же протянула Одри, слабо улыбаясь. — Тебя, например, она не может обжечь. Иннанель она бы не обожгла. И её папу, твоего дедушку, Гэбриела Дэреш, она бы тоже не обожгла.
Ева не могла поверить в сказанное.
— Вы шутите! — проговорила она, но та лишь покачала головой.
— Нет, Ева, не шучу, — сказала она. — О таких вещах не шутят. Твой дед был последним ругару в своём роде, Иннанель часто говорила об этом, да и мне однажды даже удалось это увидеть собственными глазами. Ты ведь помнишь, кто такие ругару?
— Типа оборотни, — отмахнулась девушка, пожирая ту глазами.
— Оборотни обращаются с полной луной, но ругару делают это по собственной воле, — поправила её Одри.
— Так вы хотите сказать... что мама тоже была ругару? — с сомнением проговорила Ева.
— Нет, конечно, она не была. Мистер Дэреш женился на миссис Дэреш, обычной волшебнице, а в этом случае гены ругару передаются только по мужской линии, и то не всегда. Иннанель их, конечно, не получила. Как и ты, разумеется.
— А если бы у меня был мальчик? — тут же спросила Ева.
— Нет, он был бы обычным волшебником, — покачала головой Одри. — Он бы тоже не получил этих генов.
Ева перевела взгляд к окну в поезде, в котором стремительно сменялся пейзаж, стараясь переварить вывалившуюся информацию.
— В Румынии раньше была целая колония ругару, — продолжила женщина, тоже глядя в окно. — Возможно, они находятся там и сейчас, но мы это не узнаем. Как только Гэбриел Дэреш женился на миссис Дэреш, его изгнали из стаи и больше он никогда их всех не видел. Если ругару изгоняют, он никогда не находит дорогу домой. Но мистер Дэреш всегда говорил, что не жалеет. Он очень любил свою жену и дочь.
Ева громко выдохнула и откинулась на кушетке, пытаясь переварить всю информацию. Ну и ну! Кто бы вообще мог подумать, что у неё такое необычное родство.
— Я надеюсь, у моего отца и братьев Маллиган нет никакого родства с этими ругару? — поинтересовалась девушка, сжимая палочку.
— Нет, насколько я знаю, — ответила Одри. — Ни у меня, ни у Айзекса. Да и ни у кого из твоего ближайшего окружения.
— Это хорошо, — проговорила Ева, закрывая глаза.
По крайней мере она может быть спокойна за то, что никто не сможет воспользоваться палочкой против её воли.
Дорога была неимоверно долгой, но разговоры с женщиной скрашивали эту поездку. Одри оказалась похожей на девочку не только внешне, но и внутренне, и от этого иногда Еве казалось, что она общается со слегка фриковатым подростком. Брюнетка сидела на своей полке в позе лотоса и, активно жестикулируя, рассказывала Еве байки из своей молодости, а та не смогла сдержать слабой улыбки. Да, Ева всё ещё не могла доверять этому человеку, помня последние предупреждения бабушки и Джорджа, но всё же чувствовала некоторую симпатию к этой страной волшебнице, ведь несмотря ни на что, рассказы её были очень захватывающими.
Ева узнала, что они долгое время были в Египте, где и познакомились с Биллом Уизли, у которого были на свадьбе этим летом. Также они были и в Японии, в которую сейчас направлялись: Сайлагх отправила их туда защитить древнего японского духа, который имел облик зонтика с одним глазом. Девушка слушала, слушала, пока ей не захотелось задать свои вопросы.
— Расскажите мне про мою маму, — сказала она, отхлебнув из третьей чашки чая. — Я не очень давно узнала, что Сириус Блэк был влюблен в мою маму. Вы же знали его? Он учился с вами в одно время.
— Конечно, знаю, — протянула Одри. — Ох и бабник он был...
— В самом деле? — улыбнулась Ева.
— Ещё каким! — в подтверждение своих слов женщина закивала. — Мы с Айзексом всё боялись, что нас однажды снесет волной девичьих слез по этому сердцееду!
Девушка с улыбкой покачала головой. Она подозревала, что её названный отец в молодости был далеко не пай-мальчиком. Будь кто-то другой на его месте, Ева бы наверняка осудила бы такое поведение, но любовь к Сириуса была настолько сильна, что девушка могла простить ему даже бурную молодость.
— Вот и Элли он в своё время разбил сердечко, — глядя на дно бокала без улыбки проговорила Одри.
Сначала Ева растерялась, но затем до неё дошло, что женщина имеет в виду её маму Иннанель.
И улыбка тотчас пропала с её лица.
— Сириус разбил сердце маме? — тихо спросила Ева, сжимая бокал, а женщина кивнула, на неё не глядя.
— Они встречались, наверное, около года, с середины шестого курса. Сириус всегда относился к девушкам довольно-таки потребительски, но когда он сошелся с Иннанель, его буйный нрав немного приутих. Таким окрыленным его, наверное, никогда не видели, ни до, ни после. Я слышала, как учителя поговаривали, что хоть кто-то имеет влияние на негодника Блэка, а девчонки готовы были в волосы Элли вцепиться за то, что она была так непозволительно счастлива с ним. Но в конце концов все просто свыклись с мыслью, что бесполезно пытаться к ним лезть, и тут ничего не исправить. И стоило этому произойти, как в середине седьмого курса они внезапно разошлись! Вся школа только об этом и гремела, Хогвартс заполнил рой жужжащих пчел, которым непременно нужно было выяснить, по какой причине произошел этот внезапный разрыв.
— И по какой же? — спросила Ева, от волнения забывая, как правильно дышать.
— Никто так и не знает, хотя слухов ходило много, — вздохнув, ответила Одри. — Мы на тот момент не общались еще с Элли, но как раз нам как-то пришлось утешать её. Но даже после того, как мы стали друзьями, она никогда не рассказывала, что произошло, и имя Сириуса было под строжайшим табу. А я не хотела спрашивать у неё о том, что причинило ей так много боли.
— Но что говорили в школе?
— Разное. Самыми адекватными версиями было то, что Сириус ей изменил с кем-то, и это было куда больше похоже на правду. Мы знали Элли довольно-таки неплохо... Украдкой за ней следили, так что знали наверняка, что произошедшее глубоко на ней отразилось. Сириус, конечно, вернулся к своим похождениям, но и он отчасти стал другим. Что бы там между ними ни произошло, больно было каждому.
Ева вздохнула, отведя взгляд в окно. Очередные загадки всплывают, стоит ей глубже копнуть в прошлое, а ответов на них слишком мало!
— Но она всё же сошлась с отцом, — заметила Ева.
— Да, — подтвердила Одри. — Джи поддержал её тогда, когда она в этом нуждалась, и постепенно это переросло в нечто большее.
— А моя мама его действительно любила?
Этот вопрос давно не давал Еве покоя ещё с тех самых пор, как её отец обвинил Иннанель в неверности. Она глубоко вздохнула ещё раз, на мгновение смежив веки, а затем сказала, не дав Одри ответить на свой вопрос:
— Когда я виделась с отцом в последний раз... он сказал, что Иннанель, то есть мама, была ему неверна. И что именно Сириус виноват в этом.
Возможно, волшебница умела очень хорошо притворяться, но Еве казалось, что озвученное ею лишило женщину дара речи. Она так и замерла, не поднеся к губам чашку чая, а после, отхлебнув, задумчиво посмотрела в окно.
— Интересно, — медленно протянула женщина. — Возможно ли это?
— Возможно что? — спросила Ева.
— Я неплохо знала Элли и никогда бы не подумала, что она могла бы пойти на измену. Но также я знаю, что друзья не всегда понимают истинную сущность их близкого друга. Могла ли я ошибаться насчет неё? Да, вполне могла. Но мне хочется думать, что это не так.
Одри допила чай и окончательно отставила чашку.
— Возможно, именно эта истина, о которой нам говорила бабуля, и должна изменить что-то в Элайдже, — добавила она. — Я чувствую, что когда мы узнаем, что с ними произошло, то сможем понять, как нам поступить с другом, сошедшим со светлого пути.
Ева промолчала на эти слова, думая, что в этом Одри права. Хейг тоже считала, что приоткрыть завесу тайны её родителей самый верный путь понять в том, что происходит сейчас.
Возможно, именно это являлось главной недостающей деталью мозаики, в которой девушка погрязла по самую макушку.
Стоило Айзексу трансгрессировать, как он ощутил сырую прохладу неизвестного поселения. Это место совершенно ничем не выделялось, и просто так Делмар здесь никогда не побывал, но, к счастью, он слишком хорошо умел идти по нужному следу, используя свои проверенные каналы. Если кто-то обращался к нему с целью обнаружить какую-нибудь важную деталь, Айзекс всегда давал дельные подсказки к их нахождению, которые, обычно, приводили следопытов к цели, но иногда он и сам выходил на поиски, с удивительной быстротой находя пропажу.
Когда он оказался у бара под названием «Frau Gross» (который по неизвестной причине носил немецкое название), он уже знал, что найдет там. Точнее, кого.
И в самом деле, стоило ему зайти, как острый взгляд зеленых глаз впился в широкоплечую спину блондина с длинными волосами, небрежно повязанным в хвост. Айзекс хмыкнул самому себе и подошел к мужчине, облокотившись на стойку.
— Раньше ты не пил в одиночестве, — сказал тот, внимательно разглядывая лицо, перечеркнутое двумя страшными шрамами.
Элайджа не вздрогнул и не повернулся, словно не осознавая, что обращались ни к кому-нибудь, а именно к нему. Мужчина залпом осушил бокал виски и сморщился, а в это время стул рядом с ним занял человек, которого он не видел уже очень долгое время. Внимательный взгляд зеленых глаз пронизывал его, но Хейга это, похоже, нисколько не волновало.
— Делмар, — только и сказал он, не взглянув на давнего друга. — Потерялся?
Айзекс хмыкнул и повернулся лицом к бару. Услужливый бармен тут же подошел, и тогда мужчина сказал, небрежно махнув рукой в сторону Хейга:
— Мне то же, что и ему.
Элайджа издал сиплый смешок, опустив лицо к стойке.
— Тоже мне, — проговорил он скорее себе, чем соседу. — Стоит миссис Айзекс только отвернуться, как ты сразу становишься другим, — он перевел тяжелый взгляд на Айзекса. — Похоже, ты ничуть не изменился, Делмар.
— А ты всё так же назло называешь меня по имени, когда бесишься, — ответил тот, салютовав ему. — Одри, кстати, передавала тебе пламенный привет.
— Надо же, она всё ещё помнит обо мне, — жестко хмыкнул Элайджа в бокал, осушая его.
— Шрамы от твоего заклинания на органах не дают ей о тебе забыть, — совершенно спокойно заметил шатен.
— Что, ждешь извинений?
— Куда уж там, — сказал мужчина. — Это было бы слишком щедро с твоей стороны.
Элайджа отвернулся, вперив взгляд в дно стакана.
— Что ты здесь забыл? — устало спросил он. — Хочешь сдохнуть?
— А ты сегодня болтлив, — заметил Айзекс.
— А ты не в меру смелый, — фыркнул Элайджа.
— Когда мы так переговариваемся, я сразу ощущаю себя лет на двадцать моложе, — сказал Делмар, залпом осушая стопку и морщась. — В те годы мы тайком грабили запасы слизеринцев, а потом втроем распивали их в Выручай-комнате.
Элайджа ничего не сказал на это, молча наблюдая за переливающейся янтарной жидкостью.
— Помнишь?
— Я помню, что двадцать лет назад ты не был так похож на сопливую бабу, как сейчас, — грубо отвесил Хейг. — Если ты приперся плакаться, то можешь сейчас же проваливать.
Айзекс понял, что давить на жалость мужчины совершенно бесполезно, поэтому решил подобраться к нему с другой стороны.
— А ты был куда умнее лет двадцать назад, — заметил он, подав знак бармену. — По крайней мере, когда учился в Хогвартсе, с нумерологией у тебя не было проблем. Я бы понял, что Маллиган-младший не знал, что твоя дочь до сих пор несовершеннолетняя, но вот твоя реакция в ночь, когда мы перевозили Поттера, была поистине бесценной.
— Я знал, что это ты притворялся ей, — вяло отозвался Хейг.
— Так уж и поверю, — хмыкнул Айзекс.
— Мне плевать. Я хотел убить вас обоих.
— Сейчас у тебя уникальная возможность, — заметил Делмар, оглянувшись. — Я один, безоружен, нахожусь всего в полуметре от тебя. Лучшего и представить нельзя.
Блондин взглянул мужчине в глаза, и тот безошибочно понял, что пошел в правильном настроении. Хоть Элайджа и не считал больше его другом, всё-таки тот достаточно хорошо знал его. Хейг был сейчас не в том расположении, чтобы устраивать разборки в магловском баре. То, что Айзекс оказался рядом с ним именно в такой момент, было настоящей удачей, но также он осознавал, что одно неверное слово, и всё спокойствие мужчины испарится. Он словно бы сидел рядом с пороховой бочкой, но, несмотря на это, был достаточно смел, чтобы не бояться.
— Если тебе так не терпится сдохнуть — выпей яду, — отозвался Элайджа, отворачиваясь. — Я уверен, что парочка у тебя всегда с собой.
— Не сегодня, — издав сиплый смешок, сказал Айзекс, усаживаясь поудобнее.
Некоторое время между ними была полная тишина. Время близилось к закрытию бара, поэтому посетителей практически не было — лишь самые крепкие и невменяемо пьяные. Айзекс хоть и чувствовал некоторое приятное головокружение, но старался пить как можно медленнее, чтобы сохранять трезвость разума. Элайджа же совершенно не сдерживал себя, однако Делмар как никто знал, что тот мог пить сколько угодно, но оставаться в сознании. Даже пьяным у блондина была хорошая реакция.
— Моя дочь слышала мои произведения, — не спрашивая, а утверждая, сказал вдруг Элайджа, и Айзекс взглянул на него. — Твои происки?
Мужчина, наконец, понял ещё одну причину, по которой Хейг не торопился его убить: он хотел получить информацию, которую ему просто никто больше не мог предоставить.
— Зачем бы мне это? — пожал плечами Айзекс, протянув руку за бокалом.
— Потому что ты всегда был таким, — сказал Хейг. — Вечно что-то замышлял и вынюхивал. Шляпа хотела отправить тебя на Слизерин не просто так.
— Кого это сейчас волнует, — хмыкнул мужчина. — Всё это было двадцать лет назад, и мы уже давно не школьники. Никого уже не волнует, на каком ты факультете учился.
— Ты не ответил на мой вопрос, — жестко ответил Элайджа. — Я думал, что сжег рукописи вместе со старым домом, но какими-то образом они попались моей дочери. Я спрашиваю тебя еще раз — это твои махинации?
Айзекс прямо посмотрел в глаза своему другу и проговорил:
— Я даже не знаю, где был твой «дом», о котором ты говоришь. Но если уж ты сжег рукописи, быть может, у кого-то были копии?
— Исключено.
— Уверен?
Хейг промолчал, погрузившись в свои мысли, тогда как Делмар неотрывно смотрел на мужчину.
— Это могла быть она?
Айзекс не хотел задавать этого вопроса, потому что любое упоминание о Иннанель доводило Элайджу до бешенства, а сегодняшний вечер был поистине уникальным: впервые за двадцать лет довелось поговорить с Хейгом так, как сегодня. Но он не мог не задать этот вопрос, который волновал и его, и Одри. Они оба хотели убедиться в том, что тот не лгал о смерти Дэреш.
Делмар был прав: кулаки мужчины сжались до побеления, но всё-таки ему хватило мужества удержать себя в руках.
— Я сжег тело этой суки вместе с домом, — процедил он.
Хоть надежда на то, что Иннанель всё ещё жива, у Делмара была маленькой, он всё равно испытал легкий приступ грусти. Элли нравилась ему, как человек, и для него и Одри она была не меньшим другом, чем Элайджа.
— Так или иначе, я в глаза не видел твои рукописи, — поспешил сменить тему Айзекс. — Хотя и слышал кое-что из твоего репертуара.
Элайджа с недоверием посмотрел на друга.
— Не помню, чтобы исполнял при тебе хоть что-нибудь из своего.
— Не ты, а она, — сказал Айзекс. — Она играет на скрипке ничуть не хуже тебя в твои годы. Я лично слышал.
Это была, конечно, ложь, ибо Айзекс ни разу не слышал, как играет Ева, но сказанное дало свои плоды: Хейг посмотрел на Делмара с такой растерянностью, что тому показалось, что Элайджа по-прежнему тот мрачный и озлобленный мальчишка, который не мог поверить в то, что к нему кто-то относится доброжелательно. Этого мгновения хватило, чтобы Айзекс потерял бдительность, словно только этого и хотел, но уже через секунду Хейг нахмурился и отвернулся, не позволяя собеседнику видеть, что творится у него на лице.
Но Айзекс уже понял, что это заявление не оставило его равнодушным. Его сердце заколотилось от этого открытия.
— Кто бы не отсылал ей твои рукописи, он хорошо понимал, что это значит, — тщательно подбирая слова, продолжил Делмар, прекрасно осознавая, что за этим последует. — Вы, не способные говорить друг с другом, смогли бы найти контакт только через музыку, разделить эти чувства наполовину. Если бы это было не так, то она бы не плакала, когда услышала мелодию, посвященную ей…
Бокал с виски лопнул в руке у блондина, и в следующее мгновение Элайджа молниеносно выхватил палочку и уткнул в шею бывшему другу под чей-то женский визг, прижимая его к стойке. Вид у него был попросту невменяемый.
— Не сметь! — взревел он, утыкая палочку. — Не сметь! Она такая же, как и та, другая!... Такая же тварь, одна рожа, одна порода!...
Делмар был внутренне благодарен, что при малом количестве посетителей все они оказались достаточно малодушными и пьяными, чтобы прийти ему на помощь.
— Знаешь, — прохрипел он, готовясь к тому, чтобы сбежать, — я достаточно хорошо узнал её за это короткое время, и с уверенностью могу сказать, что от Иннанель ей досталась только внешность. В душе она — просто твоя копия. И ты знаешь это.
Прямое упоминание её имени было равносильно самоубийству. Айзекс трансгрессировал прежде, чем зеленая вспышка лишила бы его жизни, но в экстремальной ситуации всё же не смог перенестись далеко, всего лишь в пролесок прямо перед входом в злополучный бар. Неожиданно дверь распахнулась, откуда пулей вылетел бешенный Хейг, озирающийся по сторонам. Делмар слегка удивился, поскольку сомневался, что тот прямо из помещения услышал бы хлопок трансгрессии. Но потом с новым приступом грусти подумал, что за годы их дружбы Элайджа так хорошо узнал своих друзей, что прекрасно помнил о том, что Айзекс был не в ладах с трансгрессией, предпочитая ей метлы и порталы.
Еле слышно вздохнув, он прислонился к стволу дерева, продолжая наблюдать за Хейгом из тени. Всё-таки, несмотря на то, что он не смог выяснить и половины необходимого, поддавшись искушению проверить мужчину, он обрел важную информацию. Реакция Элайджи говорила о том, что как бы он ни стремился убить свою дочь, ему было далеко не плевать на неё. Воспаленное сознание говорило его другу о том, что дочь, которую он и в самом деле когда-то любил, копия той, кого он любил ещё больше, но в глубине души, должно быть, он сам чувствовал их душевную близость. Сказанные Айзексом слова могли бы быть просто проигнорированы, но если они так сильно задели Хейга, значит, он и сам думал об этом.
Айзекс ощутил прилив удовольствия.
Он обнаружил болевую точку Элайджи, на которую теперь нужно будет надавить ещё сильнее.
Девушка со вздохом отвела взгляд и посмотрела на карту.
Она и Одри сошли на границе Великобритании в Дувре для того, чтобы попасть к знакомому женщины, что создает незаконные порталы в другие страны. Сейчас же перед Евой лежала карта Японии, размеченная префектурами и точками, куда их может перенести портал. Еве предстояло выбрать ту, которая доставила бы их ближе всего к Аяно.
— Вот эта, — Ева уткнула палец в одну из красных точек. — Наша цель всего в паре кварталов от этого места.
— Отлично, — кивнула Одри и принялась торговаться со своим приятелем о том, чтобы он снизил цену за перемещение, но тот был тверд и непреклонен.
— Сорок, или ищи себе другого приятеля, Уильямс, — сказал мужчина. — Я и так продаю тебе этот портал по дешевке. Совсем обнаглела!
— Я давно уже не Уильямс, а Айзекс, Джим, — фыркнула женщина.
— Вот поэтому меньше, чем за сорок, не продам, — спокойно сказал мужчина по имени Джим, а Ева хмыкнула, пряча улыбку. Одри громко фыркнула, достала кошелек в виде мордочки нюхлера и демонстративно высыпала мелочью мужчине в ладони нужную сумму. Джим невозмутимо пересчитал деньги и, коротко кивнув, заявил, что портал будет готов через десять минут, после чего покинул женщину.
— Грабеж средь бела дня! — возмущенно проговорила Одри, возвращаясь к Еве. — Был бы здесь Айзекс, не был бы таким наглым и отдал бы за двадцать, как и прежде!
— Похоже, он к тебе неравнодушен, — заметила очевидное Ева, взглянув вслед мужчине.
Одри только махнула рукой.
— Учились на одном факультете, — сказала она, добавив. — Тот ещё засранец.
— Будешь продолжать говорить, накину ещё десятку, — послышалось из соседней комнаты, после чего Одри встрепенулась, а Ева захихикала.
Уже через полчаса благодаря порталу Джима Ева и Одри были в Японии. Девушка понимала, что им нужно торопиться, но она не могла побороть искушение замереть на месте, вглядываясь в мирный поток японцев и иностранцев, чистые прибранные улицы и минималистичные серые дома. Хейг как могла пыталась вспомнить, какой Япония была в её детских воспоминаниях, но никак не могла этого сделать, так как большую часть времени провела именно в доме семьи Кавагучи.
Вспомнив об этом, Ева направилась вдоль тротуара, увлекая за собой Одри.
— Имей в виду, Ева, я не знаю ни слова на японском! — пожаловалась Айзекс, нагнав её. — Ты хоть помнишь, куда идти?
— Да, тут вообще недалеко, — ответила Хейг, с трудом скрывая волнение от скорой встречи. — Я хорошо помню эту дорогу.
На самом деле она не до конца была уверена в том, что они шли верным путем, но ей не хотелось показывать спутнице свою неосведомленность: мало ли, что взбредет ей в голову, и она решит вернуться! Но когда у длинной белой стены вдруг показался одиноко стоящий мужчина в черном смокинге, она обрадовалась и прибавила ходу. Ошибки быть не могло, дом Аяно совсем близко!
— Кто это? — шепнула напряженная Одри, заметив, что Ева направляется прямо к мужчине, который напоминал скорее восковую фигуру, чем живого человека.
— Увидишь, — коротко ответила Ева, и к вещему удивлению женщины осторожно прислонилась спиной к стене рядом с мужчиной. Тот даже не шевельнулся, и понять, что выражал его взгляд, тоже было нельзя, так как он был скрыт черными солнечными очками.
Хейг глубоко вздохнула:
— Сакана, итами, катана, хачимитсу, широ, ооками, — проговорила девушка тихо, но четко, а Одри посмотрела на неё так, словно увидела впервые.
Мужчина в смокинге тоже взглянул на неё, а затем вежливо поклонился. В его руках неизвестно откуда появился маленький кинжал, которым он в одно мгновение отрезал по прядке волос с головы Евы и Одри. Последняя отскочила от неожиданности, но Ева жестом дала понять, что всё идет, как надо.
Мужчина тем временем сунул в рот волосы спутниц, хорошенько прожевал и сделал внушительный глоток. Пару секунд он не шевелился, а затем вежливо поклонился и проговорил:
— Йокосо, Ева-сама. Анттавасодатта.
— Тадаима, Сэн, — с легкой улыбкой поклонилась девушка в ответ. — Аригато!
Хейг поманила за собой Одри, и они прошли прямо сквозь стену, которую и охранял Сэн.
— Ты знаешь японский? — восхитилась Одри. — И не подумала бы! Айзекс говорил, что это довольно сложный язык!
— Я знаю несколько ключевых фраз, а всё остальное довольно скверно — и то благодаря Аяно. Но в целом пока этого достаточно.
— Ты знаешь какой-то секретный пароль, да? — поинтересовалась Одри, разглядывая коридор.
— Ага, — протянула Ева. — У каждого здесь есть свой собственный именной код, который страж фиксирует, и после одобрения гость получает доступ. А волосы он ест для того, чтобы понять, не принял ли кто оборотное зелье. В общем, проникнуть сюда по мне так вообще невозможно.
— Мощная защита, — заметила женщина, следуя за блондинкой. Ева тем временем уперлась в перегородки — сёдзи, после чего пару раз постучала по ним. Дверь раскрылась, и японка-служанка с учтивой улыбкой поздоровалась с гостями и поклоном и жестом предложила им войти. Ева и Одри проследовали в коридор, где первая коряво объяснила женщине, что хочет встретиться с главой дома.
— Эээ... — протянула гостья, видимо, вспоминая, как правильно сформулировать следующую просьбу. —Ясмин-сама ваие ни имасу ка?
— Хай, коко. Каноджо ниаитаидесу ка?
— Хай, аригато.
— Вакатта, додзо!
Одри, явно чувствуя себя не в своей тарелке, последовала за двумя девушками, а Ева тихо пояснила:
— Мистер Кавагучи, папа Аяно, занят, поэтому я попросила отвести нас к её маме. Но я определенно где-то ошиблась в грамматике предложения. Надеюсь, нас не приведут куда-нибудь не туда.
Женщина хихикнула, ничего не ответив. Служанка провела их по коридору, остановившись у перегородок. Ева смутно помнила, что где-то здесь была личная комнаты мамы Аяно.
Японка осторожно постучала по дереву, объявив о прибытии гостей, и спросила разрешения войти. Но вместо этого в комнате послышалась возня, стремительный шаг и вот перегородки шумно распахнулись молодо выглядящей женщиной в сдержанном официальном костюме и обилии золотых украшений. Она внимательно посмотрела своими черными глазами сначала на Одри, а затем на Еву, и в следующее мгновение на её лице расцвела улыбка.
— Ева, дорогая девочка! Здравствуй!
Под смущенным взглядом служанки она схватила Хейг за плечи и крепко прижала к себе, втянув тем самым её в свою комнату. Ева неловко обняла её в ответ, но в следующее мгновение отпрянула, с беспокойством взглянув в глаза женщине, и, наконец, задала так долго мучивший её вопрос:
— Миссис Шаффик, Аяно в порядке?
Ясмин явно растерялась от вопроса Хейг.
— О чём ты, дорогуша? Конечно, Аяно в порядке. Почему ты спрашиваешь?
Ева облегченно вздохнула, радуясь тому, что свои угрозы Редсеб не успел воплотить в реальность.
— Я расскажу вам об этом, — сказала девушка, взглянув на Одри. Ясмин также взглянула на молодую женщину и улыбнулась.
— А кто это с тобой, Ева? — полюбопытствовала она, протягивая миссис Айзекс смуглую руку в золотых браслетах, которую та с улыбкой пожала.
— Это моя компаньонка, миссис Шаффик, её зовут Одри Айзекс.
Улыбка хозяйки дома дрогнула и изменилась, отчего Еве стало не по себе. Ей показалось, что та крепче сжала руку, чуть наклонив голову вбок. В этот момент она впервые заметила сходство Аяно со своей матерью, от которой, как она считала раньше, ей не досталось совершенно ничего. Глаза Ясмин отливали ледяным блеском, отчего даже вся теплая гамма, в которую женщина была облачена, казалась холоднее обычного.
Хейг догадалась, в чём дело. Похоже, кто-то рассказал ей о том, кто такие Айзексы.
— Наслышана, — только и сказала она, разжав пальцы, и в следующее мгновение заключая Еву в объятия. На некоторое время девушка растерялась вновь, но вскоре быстро пришла в себя.
— Проходите же, — миссис Шаффик властно повела рукой в сторону желтого дивана. Хейг оглянулась, подмечая, что комната женщины совсем не подходила минималистичному японскому стилю: здесь были неожиданно яркие и теплые краски: дань уважения Индии — исторической родине предков миссис Шаффик.
— Я так рада, что ты здесь, уверена, что Аяно, как только вернется, будет безумно счастлива!
— А где она? — поинтересовалась Ева, присаживаясь на диван.
— В школе, конечно, — ответила Ясмин. — Так расскажи мне, что вас привело сюда? — поинтересовалась хозяйка дома, садясь напротив и внимательно глядя на гостей.
— Мне неприятно об этом говорить, но мне угрожали, — вздохнув, начала Ева, подметив, как улыбка тут же пропала с лица женщины. — Один из близнецов угрожал мне, что Аяно не поздоровится, если я продолжу искать ответы на свои вопросы. Я всё лето не получала от неё никаких известий, меня это ужасно напрягло, так что я отправилась к вам увидеть своими глазами, что с ней всё хорошо.
Конечно, угроза Редсеба звучала немного иначе, но Ева не могла себе позволить сказать, что причина этой угрозы сидит сейчас в полуметре от хозяйки дома. Она осознавала, что это некрасиво с её стороны, но успокаивала себя тем, что надолго они в Японии не задержатся, а после того, как Хейг предупредит семью Кавагучи о возможной опасности, то те смогут обеспечить себе надежную защиту.
— Хм, — нахмурилась Ясмин, коснувшись подбородка, — нам не приходили твои письма, Ева. Аяно сама начала волноваться, потому недавно мы отправили наших магов в Британию, разузнать про тебя. Должно быть, вы разминулись!
— То есть, Аяно действительно в порядке, и ей никто не угрожал? — с облегчением поинтересовалась Ева.
— Она в порядке, — со слабой улыбкой подтвердила женщина. — Хотя буквально сегодня поблизости Махоутокоро был обнаружен странный молодой человек, который хотел её видеть. Он был весьма настойчив.
— И что с ним теперь? — с замиранием сердца спросила Ева.
— Он сидит в нашем подвале, — бесхитростно сообщила миссис Шаффик. — Наша сыворотка правды закончилось, потому мы ждем мою дочь, чтобы она вернулась со школы и опознала его.
— А могу я опознать его? — спросила Ева, догадываясь о личности подозреваемого. — Мне кажется, я знаю, кто это.
Повисло неловкое молчание, а уже через четверть часа Ева обнимала измученного Оливера Вуда, который был одновременно рад её появлению и взбешен.
— Вот и зачем, во имя дряхлого Мерлина, я перся сюда, чтобы ты в итоге забирала меня из подвала своей подружки?!
Парень взглянул на миссис Шаффик и добавил:
— Вы бы еще дементоров сюда пристроили!
Женщина выглядела очень расстроенной из-за этого недоразумения.
— Тебе следовало сказать, что ты пришел к нам от Евы, — сказала она сцепив руки в замок.
— Я говорил! — воскликнул он, а Ева устало накрыла рукой его плечо.
— Всё, не кричи! — сказала она. — Аяно бы вернулась из школы, и тебя бы сразу выпустили.
— Какое счастье! — буркнул Оливер. — Из-за всего этого я пропустил тренировку!
— Зато увиделся со мной, — сказала Ева, раскрыв свои объятия. — Плохо разве?
С плохо скрываемой злостью Оливер покорно обнял миниатюрную подругу, приподняв её над бетонным полом. Хейг сразу ощутила прилив огромной успокаивающей силы и зажмурила глаза. С ним всегда было так.
— Ну что, раз уж эта заминка разрешилась, предлагаю нам всем пройти в гостевую и по-человечески пообедать! — заключила миссис Шаффик и, не дожидаясь согласия или отказа, направилась обратно по коридору к выходу из подземелий. Оливер издал сиплый смешок и, переглянувшись с Евой, направился за хозяйкой дома. Одри, которая была непривычно молчалива всё это время, подошла к девушке с привычной неясной улыбкой.
— Ева, раз уж мы выяснили, что с твоей подругой всё в порядке, предлагаю не задерживаться и отправиться в путь дальше!
Хейг промолчала пару секунд в размышлении, а затем сказала:
— Я дождусь возвращения Аяно из школы, предупрежу насчет близнецов, и, да, мы отправимся дальше. Если мы так внезапно уйдем, это вызовет подозрения.
Одри, конечно, не терпелось вернуться обратно в Англию к своему супругу, однако она не стала возражать, за что Ева была ей очень благодарна.
***
— Как они едят эту мерзость? — Оливер шепнул девушке на ухо, кивком указывая в сторону кусочков сырой рыбы и многообразия суши.
— Это очень вкусно, попробуй, — ответила ему Ева, слегка неумело обращаясь с палочками для еды. Но парень только скривился и принялся ковырять своими палочками в тарелке с рисом.
— Может, вам нужно было дать обычные вилки? — поинтересовалась Ясмин, наблюдая за Вудом.
— Нет, спасибо, — ответил он, откладывая палочки. Похоже, отсутствие мяса сильно подорвало его аппетит.
— Ева, а ты всё ещё помнишь, как с ними обращаться?
— Плохо, миссис Шаффик, но да, помню, — ответила девушка.
— Аяно каждый раз по приезде из Англии ведет себя за столом, как неотесанный бабуин, — сделав элегантный жест рукой, сказала женщина. — Но лучше всех дела с палочками, как я вижу, обстоят у госпожи Айзекс.
Ева обратила внимание на соседку, и не могла не согласится, что с этим Одри управлялась довольно-таки ловко.
— Мой супруг любит азиатскую еду, — ответила Одри с привычной улыбкой, обращаясь к хозяйке дома.
— Но не вы? — вежливо улыбаясь, поддела миссис Шаффик.
Улыбка Айзекс дрогнула, но она невозмутимо ответила:
— И я.
Ева почувствовала себя слегка некомфортно. Она отчетливо ощущала отрицательное отношение хозяйки дома к Одри, которая, похоже, чувствовала его не меньше самой Хейг. Как она ни пыталась скрыть свое замешательство, у неё это не очень хорошо получалось. А Ясмин Шаффик хоть и оказывала гостеприимство, нет-нет да пронизывала женщину напротив взглядом, в котором не было ничего хорошего. Ева хотела было открыть рот, чтобы начать разговор на отвлеченную тему, как в коридоре послышались быстрые шаги, заставившие девушку обратить всё внимание на них. И она не ошиблась.
После короткого стука сёдзи распахнулись, и на пороге оказалась Аяно в новой школьной форме на японский манер. Девушка тут же впилась взглядом в подругу, сидящую за низким столиком, и легко улыбнулась ей.
— А вот и дочь, — мягко сказала миссис Шаффик, и Аяно, очнувшись, совершила легкий поклон гостям, поздоровалась и зашла в помещение. Ева понимала, что строгое воспитание родителей не позволяло Кавагучи вести себя так, как в Британии, а потому Аяно вела себя предельно вежливо. Внимательным взглядом она окинула остальных гостей, задержав его на Одри и остановив на Вуде. Появление последнего в отчем доме отразилось на её лице легким недоумением, однако она быстро пришла в себя и села напротив Евы, посылая улыбку. Хейг улыбнулась ей в ответ, и пока миссис Шаффик тихо разговаривала со служанкой, прибывшей вслед за Аяно, та, коротко взглянув на мать, наклонилась к подруге над столом и тихо сказала:
— Как только мы окажемся в моей комнате, я тебя убью.
Ева хмыкнула на это заявление, понимая, что подруга имеет в виду отсутствие от неё писем, но ничего не ответила.
Хейг была ужасно рада её видеть.
***
После плотного ужина девчонки отпросились в комнату Аяно посекретничать между собой. Несмотря на молчаливые протесты Вуда, который явно не желал оставаться наедине с тихо враждующими женщинами, они со сдавленным смехом оставили его на растерзание последних. Стоило подругам оказаться одним в коридоре, как они крепко-крепко обнялись, словно старались задушить друг друга в объятиях. Отсутствие писем с обеих сторон заставило волноваться ни одну Еву, а потому, когда они, наконец, встретились, Хейг увидела, как сильно переживала её подруга. Не дотерпев до комнаты японки, Ева поведала той, что от неё не было никаких писем всё лето, и в ответ услышала то же самое. И хоть послания писались секретным кодом, понятным только им самим, блондинке было не по себе, что кто-то мог перехватывать их письма и прочесть.
— Когда Ичи сказала, что ты дома, я сначала не поверила, а затем испугалась, — недовольно сказала Аяно, запуская подругу в комнату. — И как это с тобой оказался Вуд? Вы что, вместе путешествуете или типа того?
Девушка подметила странную нотку в голосе подруги, но не стала придавать этому значения.
— Вообще-то, я обнаружила его у тебя в подвале, — бесхитростно сообщила Ева.
Японка внимательно посмотрела на девушку, словно не верила, а затем, задвинув дверь, наложила оглушающее заклинание.
— Ну да, у нас мощная защита, так просто никто бы не мог проникнуть, — заметила она. — Но я не думала, что ты скажешь ему мой адрес.
— Да я и не говорила, — вздохнув сказала Ева. — Я попросила его подкараулить тебя у школы, но его подкараулили раньше.
Аяно хмыкнула и опустилась на футон, который теперь служил ей вместо привычной Еве кровати. Сама она опустилась рядом, подмечая про себя, насколько обезличена в Японии комната её лучшей подруги.
— Ну рассказывай, почему не отвечала мне и во что влипла на этот раз, — требовательно сказала, очень внимательно наблюдая за подругой. — Мы отправили своих людей к твоему Джорджу.
Ева вздрогнула от этого имени, тут же отведя взгляд. За всё время путешествия она впервые услышала его имя, и это задело её так сильно, что не было сил даже скрыть это от японки.
— Я покинула его пару недель назад, — только и ответила девушка, избегая смотреть в глаза Аяно. — Я заключила сделку с Айзексами, но перед этим мы договорились, что я проведаю тебя, так как от тебя не было писем всё лето, и Редсеб угрожал мне, что...
— Это был Непреложный обет? — перебив, резко спросила Кавагучи.
Ева помедлила с ответом, понимая, что ответ той совершенно не понравится.
— Да.
Некоторое время японка молчала, внимательно глядя на Еву, словно надеясь, что та пошутила, но когда осознала, что этого произойдет, её губы сжались в тонкую линию, а глаза сощурились.
— Как ты могла? — прошептала она. — Как ты могла совершить такую идиотскую глупость после всего того, что произошло?!
Ева видела невооруженным взглядом, как тряслись её руки. Наверное, Аяно прилагала огромные усилия для того, чтобы не наброситься на неё. Вместо этого она поднялась на ноги.
— Я как раз хотела тебе рассказать, — спокойно сказала девушка.
— А мне это совершенно неинтересно! — неожиданно воскликнула японка, повернувшись, и блондинка вздрогнула. — Я всего пару месяцев назад покинула Англию, пару месяцев, Хейг, и это всё, до чего ты додумалась? Принять Непреложный обет от каких-то мутных психов?!
Кавагучи подошла к Еве и обвинительно направила на неё указательный палец, от чего та просто опешила.
— Я, Мерлин тебя подери, готова была защитить тебя! Если бы ты попросила меня о защите для Уизли, я защитила бы и его! Кого угодно! Для того, чтобы это произошло, тебе не нужно было подвергать свою жизнь смертельной опасности, достаточно было просто попросить! Но что ты сделала вместо этого?!
Ева никогда ещё не видела, чтобы японка так сильно выходила из себя, а потому молча и ошеломленно смотрела на неё. Та наклонилась очень близко к её лицу и прошипела:
— Вместо того, чтобы сделать это, ты с легкостью выкинула на помойку свою жизнь, за которую миссис Блэк отдала свою!
Подобные слова Джордж уже говорил девушке, но из уст Аяно они прозвучали в разы хуже, и та не выдержала.
— Не смей упоминать о ней в этом ключе! — Ева не заметила, как оказалась на ногах, сделав шаг к подруге. — Не смей!
— Имею на это полное право, — неожиданно хладнокровно отозвалась Аяно. — Потому что ничто другое не заставит тебя осознать, что ты натворила, идиотка!
— Очередное беспокойство о моей персоне из-за неоплаченного долга! — воскликнула Ева, всплескивая руками. — Как же меня это всё достало! На протяжении шести лет я слышала о том, что ты защищаешь меня из-за того, что когда-то бабуля убила ради тебя! И даже после того, как её не стало, ты продолжаешь пытаться защищать именно из-за этого!
Раздался мощный шлепок, отдавшийся эхом в полупустой комнате.
Ева, не вынеся неожиданного удара, согнулась пополам, держась за горящую щеку. От дикой обиды и боли из глаз вдруг брызнули слезы, но Хейг скорее бы себе язык откусила, чем позволила бы показать эту слабость японке. Никто никогда раньше не бил её, и меньше всего она ожидала этого от Аяно, которая чуть ли не пылинки с неё сдувала.
— Что б тебя, дура.
С этими словами Аяно отвернулась и опустилась на футон. Ева повернулась спиной к ней, глотая слезы, и не видела, что творится с хозяйкой комнаты. Она почувствовала слабость во всем теле, но шок не давал ей опустится на другой край футона: Ева так и оставалась стоять на месте, словно вкопанная.
Они молчали, казалось, целую вечность, и Аяно вдруг тихо-тихо спросила:
— По-твоему, все эти пять лет я хотела сделать для тебя что-то хорошее только из-за долга к миссис Блэк?
Ева молчала, чувствуя, что не в состоянии выдавить ни слова. Конечно, она знала, что это не так, и то, что она сказала подруге — неправда. Она и сама не верила в это.
— Какой идиот будет рисковать своей жизнью только из-за этого?
Хейг чувствовала себя последней сволочью. Опустившись на краешек футона, стараясь сделать это как можно тише, она судорожно вздохнула, стараясь успокоиться.
— Извини меня, — просипела Хейг, опуская лицо в ладони. — Я сама не верю в то, что сказала. Прости меня. Я совершенно несправедливо относилась к тебе.
Японка ничего не отвечала, и от этого стыд накрывал Еву новой мощной волной.
— Каждое слово, сказанное про неё, приносит мне неимоверную боль, я просто не в состоянии слушать. Но это не твоя вина, я не должна была из-за этого срываться на тебе.
Она услышала позади шорох, а после её накрыли теплые руки, зажимая в крепкие объятия. Аяно положила подбородок на плечо подруге и тихо-тихо сказала:
— Я тоже тоскую по ней. Я понимаю.
Ева сжала руку японки, стиснув челюсти, чтобы не разрыдаться в полную силу. Потери за последние месяцы вдруг стали особенно горькими, словно произошли только вчера, и девушка как никогда остро ощутила собственное одиночество, к которому пришла из-за того, что переступила порог магазина в Косом переулке.
— Помнишь, как она учила нас с тобой летать на метле здесь? — шмыгнув носом, вдруг спросила Аяно. Ева в ответ тихо засмеялась, смаргивая слезы:
— Я визжала хуже поросенка, но ты летала очень ничего. Олли бы оценил.
— Брось, я рухнула с высоты в три метра и с тех пор близко не пыталась полетать. До недавнего времени.
— Серьезно?
— Мы добираемся до школы, которая находится на горе, на огромных орлах, — ответила Кавагучи.
— Как во «Властелине колец» что ли? — нервно хмыкнув, спросила Ева.
— Что это? Очередное магловское чтиво?
— Ага.
— Я не читаю магловские книги.
— Зануда.
— Иди ты.
Подруги тихо посмеялись, хотя и не было особо весело, а потом опустились на футон, как сто лет назад в их общей спальне в Хогвартсе и, пялясь в потолок, продолжили говорить, стараясь отвлечься от ссоры. Щека Евы всё ещё горела, но она не обижалась на Кавагучи, со смирением принимая этот удар, как должное. Она и сама знала, что натворила, и подруга единственная, кому она могла простить такое.
Спустя время Ева рассказала Аяно о том, как печать Дамблдора надломилась после его кончины, как её магия стала вести себя немного странно после этого, как Айзексы предложили ей сделку, которую она обдумывала пару месяцев, и как тяжело ей было покидать Джорджа, которого она полюбила сильнее, чем когда-либо. Японка молча слушала, разглядывая белые носочки на ногах и пятками упираясь в стену напротив, и по её лицу было неясно, о чем она думает. Ева рассказала подруге и правдивую версию угрозы старшего Маллиган.
— Я подвергаю тебя огромной опасности, за что тоже не могу себя простить, — сказала Ева, обнимая коленки.
— Я с рождения в постоянной опасности, — равнодушно сказала японка. — А Маллиган я вообще не опасаюсь, особенно после того, как почти расправилась с младшим. Как вспомню этого уродца, так руки сразу чешутся. Жаль, я не убила его ещё тогда.
— Меня не Иизакки беспокоит, а Редсеб, он куда сильнее. А про отца вообще молчу.
— Твой отец мне не страшен, — сказала Аяно, выпрямляя ноги по стенке. — Если ему приспичит украсть мою магию, то мне это не помешает снести его голову своей катаной. А вот старший братец...
Аяно приподнялась и посмотрела на подругу, на что та ответила тем же.
— Я не знаю, насколько он силен, но как думаешь... если прикончить его младшего брата, не станет ли он слабее?
— Я не знаю, никогда об этом не задумывалась — призналась Ева. — Редсеб выглядит так, словно у него вообще нет слабых сторон.
— В любом человеке есть своя брешь, — пояснила Аяно, снова опускаясь на футон. — Главное найти.
— Вряд ли когда-нибудь я стану так близка к Маллиган, что смогу узнать его слабости или вообще что-нибудь о нём, — с сомнением предположила Хейг.
— А я вот попробовала поискать, — сказала вдруг Аяно. — Ты знаешь, что наши милые братишки прибыли в Англию прямиком из Финляндии?
Ева удивленно посмотрела на подругу.
— Откуда ты узнала?
— Мама занимается этим, — ответила Аяно. — Когда она и отец узнали о том, что эти уродцы сделали в Хогвартсе, нашей задачей стало узнать получше своих врагов.
— Ты говорила, что это не твоя война, — с сомнением проговорила Хейг.
— А ты говорила, что это не помешает им заявиться сюда, — с легким раздражением сказала Кавагучи. — В общем. Насколько нам удалось узнать что-либо о них, братишки родились и жили в Финке лет до двенадцати. Это единственный достоверный факт, который мы знаем. Мы пытались выяснить насчет их родителей, но надежных источников об этом нет. Единственное — их они лишились довольно-таки рано, раз в двенадцать они уже покинули страну. В четырнадцать, как нам известно, они уже примкнули к Волан-де-Морту. Примерно в одно время с твоим отцом, кстати.
Ева нахмурилась, проводя мысленные подсчеты.
— Погоди, так им что... по тридцать лет обоим? — с сомнением поинтересовалась девушка.
— Где-то так, — подтвердила Аяно.
— Я бы им по двадцать пять максимум дала, — воспроизводя в голове образы близнецов, сказала Ева. — Ну да Мерлин с этим. Чёрт, вы круты! Ни за что бы не подумала, что они из Финки.
— Я догадывалась, — сказала Аяно. — Не знаю насчет «Редсеба», а вот «Иизакки» — точно финское имя. Другое дело, что ничего особо важного мы не нашли.
— Меня лично заинтересовал тот факт, что они и мой отец поступили на службу к Темному Лорду примерно в одно время. Нюхлем буду, если это не взаимосвязано!
— Согласна. Это нам предстоит узнать.
— Только будь осторожна.
— Брось! — вздохнула японка. — Я же не сама лично этим занимаюсь, к нам только стекается вся информация от членов «семьи».
— Ну просто дон Корлеоне, посмотрите на неё, — фыркнула Ева.
— Опять твои магловские прибаутки, — Аяно поддела локтем подругу. Хейг в ответ легонько толкнула ту в плечо, и обе захихикали. Давно Еве не удавалось вот так по-девчачьи поговорить с кем-то. На душе у неё было спокойно, как никогда. Дом подруги казался ей неприступной крепостью, и несмотря на то, что проблема с её отцом и Маллиган вертелась на языке, на деле они казались такими далекими и нереальными, что о них хотелось забыть навсегда. Ева вдруг подумала, что отправься она с Джорджем в другую страну, она могла бы зажить спокойной и размеренной жизнью, о которой так мечтала.
Но потом с болью подумала, что её благородный лев ни за что не согласился бы бросить всех, кто ему дорог, в стране, находящейся под гнетом тирана только ради того, чтобы где-то в другом месте попытаться всё забыть.
Девушка тяжело вздохнула, подтянув колени к подбородку. Как бы ей ни хотелось где-то абстрагироваться от происходящего, Еве не следовало этого делать, так как это была прошлая её жизнь. Теперь же ей надо было возвращаться обратно в пчелиный улей и продолжать бороться со всем, что желает смерти ей и её близким.
Но не успела она об этом подумать, как где-то поблизости раздался приглушенный взрыв, заставивший комнату слабо затрястись. Подруги подскочили, испуганно оглянувшись. В следующую секунду завыла настоящая серена, остужающая кровь в жилах, и Ева посмотрела на подругу огромными от страха глазами.
— Землетрясение? — с надеждой спросила она.
Аяно, уже взявшая себя в руки, мрачно покачала головой и, заведя руку за нишу в стене её комнаты, вынула оттуда свою катану. «Тсумэ» блеснула в лучах уходящего солнца, и Ева прикрыла глаза в немом ужасе.
Возвращаться обратно было уже поздно. Опасность сама пришла за ней.
Как только девушки выбежали в коридор, их чуть было не снесла делегация идентичных друг другу мужчин в идеальных черных смокингах.
— Аяно-сама!
В следующее мгновение они выстроились в идеальную шеренгу перед японкой, которая не растерялась и спросила, что происходит. Ответил ей один из мужчин, но на этот раз знаний японского не хватило Еве, чтобы уловить суть сказанного. Но по одинаковым черным катанам, которые подчиненные её подруги держали в руках, она понимала, что тот взрыв и звук серены не сулили ничего хорошего.
Кавагучи отдала какие-то приказания, после чего группа прибывших разбилась на несколько поменьше, и одна из них в то же мгновение трансгрессировала. Оставшаяся половина мужчин синхронно поклонились, на что Аяно ответила им тем же, как и Ева: с запозданием. Японка повернулась к Хейг и коротко сообщила:
— В один из наших секторов проникли посторонние, кто именно, ещё неясно, но догадаться не сложно. Мне нужно найти отца и доложить ему обстановку, после чего я отправлюсь в сектор и расправлюсь в этими уродцами. Ты возвращайся обратно в гостиную, все остальные должны быть там. Как найдешь чудачку и Вуда – тут же трансгрессируйте и не возвращайтесь.
— Но Одри… — попыталась было возразить Ева, но подруга её тут же перебила:
— Некогда, не спорь! Делай, как я сказала, а мы расправимся с ними сегодня! Я дам тебе знать сразу, как только смогу! Пока!
И с этими словами Аяно трансгрессировала, а Хейг, поколебавшись мгновение, направилась в обратную сторону, лихорадочно припоминая, какой дорогой они с Кавагучи покидали гостиную. К счастью, нашла она её очень быстро, но внутри к её досаде никого не оказалось. Она чуть не взвыла от отчаяния и, повернувшись, обратилась к своим временным телохранителям:
— Ясмин-сама доку деска?
Один из них молча трансгрессировал, и Еве только осталось надеяться, что он отправился на поиски миссис Шаффик. Меньше чем через минуту он вернулся и что-то сказал Еве, но та не поняла ни слова. Они явно ожидали от неё каких-то действий, но Хейг не могла знать, каких именно, из-за чего ей хотелось вцепиться в волосы от отчаяния.
— Вакаранай!— проговорила она, вспомнив нужное слово, и мужчины, смекнув, указали в сторону дверей. Ева поняла, что ей нужно было куда-то идти, и когда один из телохранителей стремительно направился по указанному направлению, Хейг ринулась за ним, опуская руку на волшебную палочку. В кои-то веки она была при ней в самый ответственный момент, но спокойнее от этого не становилось.
Ева ворвалась в помещение, освещаемое большими экранами, на которых отображались виды камер, утыканных по всему огромному дому Кавагучи. В помещении находились Ясмин, Вуд и группа из трех человек за компьютерами, однако Одри в помещении не было. Как только Ева появилась там, миссис Шаффик облегченно вздохнула.
— Ну наконец-то! — воскликнула она. — Где Аяно?
— Она сказала, что хочет доложить обстановку мистеру Кавагучи и расправиться с нарушителями.
— Что за девчонка! — воскликнула женщина и, что-то сказав одному из прибывших подчиненных, уперлась в стол перед большими экранами синхронно с хлопком трансгрессии. Ева тем временем встала рядом с Вудом, словно желала зарядиться той аурой спокойствия, которая от него исходила, а Оливер, почувствовав состояние подруги, обнял её своей медвежьей лапищей, прижав к своему боку.
Хейг тоже взглянула на экраны. На них она видела проекцию дома семьи Кавагучи, напоминающего одноэтажный лабиринт, и мигающую красную область, где, судя по всему, и произошло проникновение. На экране отображалась бойня: самураи Кавагучи сражались с волшебниками своими катанами, но силы были неравны, и они падали один за другим. Ни Аяно, ни кого-либо из знакомых Ева не видела, и её это немного насторожило. Она была уверена, что это за ней прибыли братья Маллиган или даже сам отец, но никого из них не было.
— Ну просто сходка выпускников, посмотри на них! — фыркнула миссис Шаффик. Она была в бешенстве. — И кто ещё! Неудачник Роули, которого опускали головой в унитаз, пока он не побежал к Темному Лорду, и ошибка аборта Макнейр, который репу от своей башки не отличит?!
Она ринулась к микрофону и яростно что-то сказала на японском. Ева с трудом поняла, что она требует применения магии против Пожирателей.
— Миссис Шаффик, чего они хотят? — осторожно спросила Ева, боясь разозлить женщину ещё сильнее.
— Сначала мы решили, что вся заварушка из-за тебя, но, похоже, они сводят счеты именно с нами, — ответила Ясмин, не поворачиваясь к Еве. — Видимо, наши агенты в Британии совершили какой-то серьезный прокол, раз Темный Лорд не поленился отправить на другой конец света своих неудачников. Чёрт бы вас побрал, где отряд магов?! Зачем вы отправляете мечников на верную смерть?!
Осекшись, она повторила то же самое на японском, и Ева судорожно вздохнула. Ей казалось невероятным то, что причина нападения была только в этом, но потом она вспомнила о существовании другого человека.
— Олли, а где Одри? — спросила она, взглянув на друга.
— Сказала, что хочет помочь, — ответил парень, но было поздно, поскольку экраны вдруг полыхнули огненным лассо, и в поле зрения на мгновение показалась знакомая фигура маленькой женщины. Миссис Шаффик, заметив её, с восхищением присвистнула.
— Ну надо же, две волшебных палочки, — проговорила она, внимательно наблюдая за гостьей. — А я было подумала, что они ей для красоты нужны.
Было видно, что отрицательное отношение к Одри у хозяйки дома никуда не пропало, но, по крайней мере, немного улучшилось. Впрочем, как только несколько секторов вдруг замигали красным, а потом потухли, окрасившись в серый, Ясмин заорала не своим голосом:
— Что она творит?! Она что, решила мне весь дом спалить?!
Ева пришла в ужас, вспоминая неуклюжесть и разрушительность миссис Айзекс, так что не могла утверждать, что дом Кавагучи с такой защитой вообще в безопасности. Ясмин снова что-то затараторила в микрофон, но Ева, понимая, что это бесполезно, сказала:
— Миссис Шаффик, она не знает ни слова на японском!
Женщина мгновение поразмыслила и сказала по связи, чтобы к Одри направили Аяно.
— Говорила я Торанаге, чтобы отправил всех своих учить английский! Чтоб его эту гордость самурая! — в сердцах выругалась женщина. Ева нервно хмыкнула, в чём её подержал Вуд, и в следующее мгновение на экранах мелькнула Аяно. Еве стало немного спокойнее.
— Кавагучи прямо отжигает, — сказал вдруг Вуд, указав Еве на один из экранов, и та увидела, как сражается её подруга. Японка молниеносным движением отрубила ногу одному из Пожирателей и сразу же ринулась дальше. Ева почувствовала тошноту, но Вуд только ухмыльнулся.
— Горячее зрелище.
Миссис Шаффик смерила парня таким взглядом, что тот сразу же спрятал свою ухмылку.
Ева тем временем, заламывая пальцы в нервозном ожидании, искала взглядом знакомые лица, но не находила никого из них, что её настораживало. Могли ли приспешники Волан-де-Морта и в самом деле проделать этот путь, не зная, что Хейг оказалась здесь?
— Какого черта сектор три открыт? — заругалась женщина, и Ева заметила, как по одному из коридоров неслись три Пожирателя смерти в масках. Девушку пробила дрожь от мысли, что это могут быть те самые знакомые враги, но этого узнать не было возможности. Когда она только увидела эту троицу, её начало что-то беспокоить, но заметив, как миссис Шаффик ринулась к выдвижной двери в сопровождении тех подчиненных, которым Аяно наказала охранять Еву, прочие мысли вылетели у неё из головы. Напоследок Ясмин крикнула:
— Если заварушка доберется до «мозга» — трансгрессируйте, не ждите эту чокнутую!
И с этими словами небольшая делегация покинула помещение. В комнате стало как-то тихо, даже переговоры японцев за компьютерами не могли затмить голос взбешенной хозяйки, в чей дом решили вторгнуться посторонние люди.
— У тебя есть палочка? — поинтересовался Вуд, и Ева недоуменно посмотрела на него.
— Конечно. А что?
— Ну, у меня нет, — спокойно ответил тот, только что карманы не стал выворачивать, и у девушки пересохло в горле.
— Как? Почему? — воскликнула она.
— Япошки отобрали и только биту мою и оставили, — пояснил Оливер, указывая на свою вратарскую помощницу. — Так что если надо будет трансгрессировать, то только с твоей помощью.
Ева разозлилась.
— У тебя выветрились мозги, Вуд?! Я не сдавала экзамены!
— Не ори, — поморщился парень, не смутившись. — Давай тогда сюда свою палочку. Я помогу тебе трансгрессировать отсюда.
— Да не могу я тебе её дать, потому что моя новая палочка не дается в руки никому, кроме меня!
Повисло неловкое молчание. Обоим стало понятно, что они оказались в ловушке, и, если сюда всё-таки доберутся Пожиратели, им придется несладко.
Вспомнив про то, что Одри рассказывала о ругару и их волосе в волшебной палочке, Ева всё-таки вынула свою и протянула парню. В ответ на недоуменный взгляд она сказала:
— Попробуй. Вдруг, получится.
Но палочка ожидаемо обожгла руку Вуда, и тот с шипением выронил её. Ева, вздохнув, подобрала её, убеждаясь в том, что Оливер не в родстве с этими оборотнями.
Некоторое время продолжалась какая-то неразбериха. Ева не могла понять, что происходит за пределами комнаты, и даже переговоры людей не давали ей никакой ясности: они говорили слишком стремительно, чтобы девушка могла вникнуть в смысл сказанного. Но вдруг одна из женщин повернулась на кресле к Еве, и той стало не по себе.
— Хаяку, хаяку! — закричала она с огромными глазами, полными страха, и Ева успела только переглянуться с Оливером, как дверь позади неё открылась.
Не зря она так переживала. Похоже, вся эта шумиха предназначалась только для того, чтобы отвлечь внимание всех могущественных волшебников от защиты Евы. Компьютеры за её спиной взорвались, заискрившись молниями и ликвидировав несчастных, которые сидели перед экранами.
— Приве-ет! — протянул Иизакки, ступая на порог, но Вуд вдруг сделал молниеностный выпад и обрушил на голову того свою вратарскую биту. Маллиган, не заметив его, не смог увернуться и рухнул на пол, а Оливер продолжил лупить его. Ева так опешила, что позабыла о существовании второго близнеца, который неожиданно схватил девушку со спины и представил к её горлу палочку. Всё это произошло так быстро, что никто не успел среагировать. Вуд, заметив Еву, замер с занесенной битой над головой, и Иизакки тут же вскочил на ноги, весь окровавленный и немного шатающийся.
— Ублюдок! — закричал он и одним взмахом палочки заставил Оливера отлететь в другой конец комнаты. Ева закричала, вспомнив, как этот человек убил когда-то её бабушку, но Вуд, врезавшись в стену, упал на пол и издал мучительный стон. Ева облегченно и судорожно выдохнула: он был жив!
Иизакки тем временем, повернувшись к брату, выдал:
— Я никого не убивал, как ты и просил, Ред! Куда теперь?
— Домой, — коротко сказал Маллиган, косо взглянув на лежащих и не двигающихся подчиненных семьи Кавагучи. — Забери у неё палочку!
Ева с отвращением наблюдала, как Иизакки, нахально облизнувшись, подошел к ней и сунул руку в задний карман её джинс. И каково было её удовольствие, когда он заорал не своим голосом, отдернув обожженную ладонь.
— Что это было, тварь? — закричал он, обращаясь к Еве.
— Пошел ты, ублюдок! — прошипела она. — Ты больше никого не убьешь моей палочкой!
Иизакки разозлился, но ничего не мог поделать. Он беспомощно посмотрел на брата, и Редсеб, удерживая Хейг одной рукой, второй достал её палочку. Она жгла ему руку со всей ненавистью Евы к преступнику, но тот, выдержав, всё же сунул её в карман своей мантии.
Всё это повторялось снова. Её вновь с легкостью поймали в сети и вели куда-то. Ева подумала, что они не трансгрессировали только потому, что им необходим был портал, добросивший бы до «дома», который явно находился не в Японии. Пока они направлялись в неизвестную сторону, Ева лихорадочно соображала, как избежать подобного исхода. Она дождалась, когда они окажутся на достаточном расстоянии от Вуда, чтобы того не могли взять в заложники, и прямо во время бега в коридоре резко дернулась в сторону, намереваясь сбежать. У неё бы ничего не вышло, но вдруг Патрик, шарф-метаморф, о существовании которого она забыла, бросился прямо на лицо Редсеба и начал его душить.
Пока Иизакки истерил и пытался помочь своему брату, Ева, не удержав равновесия, вывалилась в бумажную перегородку, кубарем прокатившись по деревянному полу. Перегородка скрывала собой огромный внутренний сад, и девушка, изнемогая от боли, с трудом поднялась и побежала прямо по гальке в другой конец сада, к которому не прикасалась рука человека.
— А ну вернись, сука!
Ева бежала так быстро, что даже мысленно не успевала послать Маллиган-младшего. В опасной близости от неё что-то взорвалось, и Хейг отскочила в сторону, не сбавляя скорости, и продолжила свой путь. Так быстро она не бежала ещё никогда в жизни, но в кои-то веки у неё все получалось. Она добралась до другого конца и уже дотронулась перегородки, как вдруг перед ней всё резко взорвалось.
Ева почувствовала, как ударная волна отбросила её обратно, и она со всей силы рухнула на спину, проделав в слое гальки глубокую борозду. Всё тело ужасно болело, да так, что было больно вздохнуть. Взрыв оглушил её, и она не слышала ничего, только странный свист в голове, отзывающийся чудовищной болью. Зрение было ужасно размытым, но в сумеречном небе она увидела появление черного силуэта. Какие-то громкие голоса доносились до её слуха, но она не могла распознать ни их владельцев, ни то, что они говорили. Её грубо подняли чьи-то руки и водрузили, словно тушу. Ева увидела какое-то красное пятно перед собой и, нахмурившись, долго не могла сообразить, что это было такое. И когда её зрение стало медленно приходить в норму, она увидела, как красное пятно обретает знакомые черты...
Это был красная разорванная ткань. И Еве резко ударило в голову воспоминание, как тепло улыбающаяся бабушка надевает на неё красный шарфик, связанный ею, когда внучка впервые возвращается из Хогвартса в новый год…
И тогда до Евы дошло, что это был истинный облик Патрика.
Хейг пришла в ярость. Несмотря на то, что голова у неё болела как никогда сильно, девушка с такой силой пнула того, кто её удерживал на плече, что этот человек от неожиданности выронил пленницу, и она упала на гальку.
— Ева, беги!
Это был голос Аяно. Хейг дернулась на зов подруги, но та орудовала катаной, всеми силами пытаясь уничтожить Иизакки, который вновь оказался её противником. Аяно была изранена и кое-где обожжена пламенем Одри, а потому отточенные годами движения были непривычно неловкими. Иизакки хохотал и скакал из одной стороны в другую, с легкостью изворачиваясь и дразня её. Даже отсюда Хейг видела, что хладнокровную Кавагучи это бесило. Он говорил ей что-то, что выводило её из себя.
В побеге Евы воспрепятствовал Редсеб, крепко схватившийся за её ногу. Девушка принялась вырываться, лягаясь, но как бы больно не было Маллиган, которому девушка со всей силы заехала ногой в пах, он был в выигрышном положении. Один взмах палочки, и Ева проиграла. Ей оставалось биться только в собственном сознании, а на деле она на могла пошевелить и пальцем.
Редсеб постепенно пришел в себя и, превозмогая боль, поднялся на ноги и беспрепятственно поднял Еву — и на плечо. Хейг судорожно думала о том, как вырваться из оцепенения, но в голову ей приходили только вспоминания о четвертом курсе, когда лже-Грюмм учил их блокировать заклинание Империуса. Это всё было не то.
— Ну что, узкоглазая сучка, уже не выходит меня достать, да?
Хейг вспомнила о том, что Аяно всё ещё сражается с Маллиган-младшим, и в собственном сознании запротестовала так сильно, что это отозвалось резкой вспышкой головной боли.
Редсеб поудобнее перехватил девушку, повернувшись к сражающимся, и Ева вдруг заметила отражение Аяно и Иизакки в застекленном окне.
— Заканчивай, — крикнул Редсеб, и что-то в груди Хейг больно кольнуло.
Иизакки, оскалившись, сделал выпад к японке, и в его руке что-то блеснуло. Аяно совершила атаку, но Маллиган скользнул у неё под боком и уклонился от удара, замерев за спиной противницы. В руках у него был окровавленный кинжал.
Всё замерло.
Ева безвольно наблюдала за тем, как Аяно поджала плечи, выронив свою катану и медленно обернулась, взглянув на подругу. Внизу живота у неё растекалась алая смерть, словно сеппуку, совершенное обесчестенным самураем. Сердце Евы замерло в ожидании неовратимого ужаса, когда она смотрела в глаза лучшей подруги.
Губы Аяно приоткрылись, и она, что-то шепнув, рухнула на землю и больше не шевелилась.
Снова эта сцена.
Немой вой Евы поглотило внезапно сжавшееся пространство, а со следующим вздохом девушка просто бессильно повисла на чьих-то руках, жадно глотая воздух. Маллиган трансгрессировал, вернув способность девушки к движению, но перед глазами блондинки всё ещё виднелся выжженный силуэт, словно от лампочки в темноте. Время словно остановилось вместе с трансгрессией, но в чувство её привел новый хлопок в лопнувшей тишине.
А затем победоносный клич.
— Да! Победа! — заорал Иизакки, выбросив руки вверх.
В голове Евы щелкнул тумблер от этого голоса.
Нож блеснул в темноте, и Ева с ревом вырвалась из ненавистных объятий Редсеба, всем естеством стремясь к его младшему брату. Она запечатлела в своей памяти смену счастливо-безумного выражения лица на испуганное и ошеломленное, когда Ева замахнулась на него ножом старшего Маллиган. Иизакки неловко увернулся, а Хейг рухнула на пол, ощутив резкую боль в бедре. Отплюнув волосы, она резво вскочила, игнорируя боль, и сквозь пелену слез издала отчаянный рык. Иизакки, осознав, что та его чуть было не пырнула, опасно расхохотался, приводя девушку в большее бешенство.
— Гляди на неё, Ред! — насмешливо обратился он к брату. — Кажется, она решила, наконец, убить нас!
Ева бросилась к нему, но боль пронзила ее бедро, а Редсеб ленивым движением палочки выбил из ее рук оружие под истерический хохот Иизакки. Девушка неловко упала на колени, совершенно безоружная и жалкая перед этими людьми, которых она ненавидела так, как никогда не думала, что сможет ненавидеть. Слезы градом полились из её глаз, как бы она ни хотела не выдавать свою слабину. Дрожащими руками она попыталась подняться, однако невыносимая боль пронзила всё её тело. Она вырвала её из сознания, убивала всё, что было важным мгновение назад, раскаленными иглами пронзая каждую клеточку тела, и заставляла молить о смерти. Прекратилась она так же внезапно, как и началась, но Ева не могла пошевелиться, распластавшись на полу. Её тело всё ещё отзывалось судорогами и дрожью, а чьи-то голоса звучали словно за стенкой.
Это было полным поражением.
Запоздало в голову Хейг пришла мысль, что за все ушедшие года ничего не изменилось. Сколько бы она не старалась стать сильнее, заканчивалось всё тем, что она оказывалась безоружной и поверженной. Вокруг гибли близкие ей люди, а она так и оставалась девочкой у речки, смотрящей на объятое пламенем мирное селение в Африке и на палачей, возвышающихся над смертью.
Ева вновь угодила в клетку — на этот раз самую страшную и непредсказуемую.
Маллиган заперли её в странной комнате с заколоченными окнами, где не потрудились убрать хлам, что говорило вовсе не о безалаберности, а о том, что они не воспринимали Хейг всерьез. На это были свои основания. В первый день заточения, захлебываясь в невыносимой ненависти к близнецам, Ева схватила какой-то тяжелый бюстик и, стоило двери открыться, обрушила его на голову пришедшего. Иизакки, обладающий молниеносной реакцией, избежал разбитого черепа в последнее мгновение, но следом отвесил Еве такую мощную пощечину, что та упала на пол, сразу же выронив своё оружие.
Этому человеку не нужна была палочка, чтобы причинить ей боль.
Маллиган не поленился и исступленно испинал её, что-то крича, но Хейг не слышала ни слова, лишь из последних сил пытаясь прикрыть руками голову. Когда Иизакки покинул её темницу, оставив лежать на полу, Ева, с трудом дыша, вспомнила о том, что он не целился ей в голову. Но легче от этого не было, так как всё тело просто горело от ударов.
Но даже после этого жестокого избиения девушка не бросила попыток повторить свою выходку. Ненависть, пожирающая её изнутри, заставляла подниматься вновь и вновь, но заканчивалось это одинаково и только до тех пор, пока Маллиган-младший и вовсе не перестал к ней являться. Большую часть времени она лежала на пыльной кровати, уткнувшись лбом в стену, и вспоминала павшую из-за неё подругу. В очередной раз из-за её тупости погиб близкий человек, и Ева никак не могла прийти в себя от очередной потери. Аяно снилась каждую ночь, когда удавалось забыться беспокойным и болезненным сном, а пробуждение не приносило облегчения. Она вспоминала последние слова, которые так несправедливо кинула подруге в лицо, то, как Кавагучи беспрестанно защищала её от чего-либо, и испуганные глаза, в которых тлело осознание того, что пришел конец. Ева хотела биться головой о стену, лишь бы не думать об этом, но мысли о подруге настойчиво не давали ей покоя.
Ей стали приходить в голову и другие страшные мысли. Иногда она подолгу смотрела на осколок стекла, валяющийся около заколоченного окна, представляя, как пускает его в дело, но всякий раз следом в голове всплывал образ Джорджа, и одна только мысль о том, что будет с ним, если он узнает о её кончине, или о том, что в таком случае она уже не сможет спасти его, заставляла девушку продолжать цепляться за ставшую вдруг ненавистной жизнь.
Первую неделю она верила в то, что пройдет мгновение — и за ней явятся Айзексы, которым она так была нужна, но тикали минуты, часы и дни, а надежда постепенно гасла. За пределами комнаты не было слышно ничего громче шагов, не происходило совершенно ничего, и тогда Ева начала понимать, что по какой-то причине они не выручали её и на этот раз. Хейг подумала, хоть это и казалось диким, что им зачем-то нужно было, чтобы она здесь находилась. Вопрос только — зачем?
Когда Ева слегка очнулась после кончины подруги, то задумалась о том, куда она попала. Первая мысль, которая пришла ей в голову — поместье Малфоев, ведь Драко в прошлом году говорил ей, что Темный лорд с приспешниками обосновались именно там, но затем она стала сомневаться. Хоть Хейг ни разу и не была в Малфой-мэноре, она сомневалась, что у таких чистюль, как они, могла быть подобного вида комната, обитая неровными досками, захламленная и грязная. Мебель в ней была простой и очень старой, в ней не было никакой истории или скрытого смысла, и комната эта могла принадлежать скорее какому-нибудь ветхому домику, чем богатому поместью.
Потому идей о том, где бы девушка могла находиться, у неё не было.
Тюремщиков она почти не видела. Два раза в день, утром и вечером, у неё на столе материализовалась еда, а самих Маллиган Еве так и не удалось застать за исключением одного раза, когда среди ночи она сквозь дрему почувствовала, что кто-то стоит у неё за спиной. Хейг было страшно даже пошевелиться, и она отчаянно делала вид, что спит, боясь прикосновения. Этот кто-то довольно долго находился у кровати, а затем просто трансгрессировал. Ева, напуганная донельзя, судорожно задышала и спрятала лицо в ладонях, всё ещё боясь повернуться.
В забитом досками окне была крохотная щелочка, которую Ева пыталась хоть немного увеличить тем же осколком стекла, но это было бесполезно. Зато благодаря ей у Хейг была возможность различать утро и ночь, а потому под столом девушка каждый день делала крохотные насечки, чтобы знать, сколько дней она провела в заточении.
На шестнадцатый ей стало дурно. Она принялась ходить по комнате, то упираясь лицом в углы помещения, то ложась на пол и часами глядя в потолок. От неё плохо пахло, в туалет она ходила в небольшую комнатку с закрытой дверью, но кроме грязного унитаза там не было больше ничего другого. Ипостась Сириуса приходила к ней чаще обычного, и девушка всё сильнее ждала его появления, пытаясь заговорить. Призрак не отвечал, и ему вообще было безразлично на девушку — и тогда Ева садилась на кровать и начинала сама рассказывать Сириусу то, что боялась рассказать при его жизни.
— Знаешь, я была влюблена в Малфоя, а тебе лгала, боясь, что ты отвернешься от меня, — говорила она, глядя галлюцинации в глаза. — Мне было страшно представить, что я могу разочаровать тебя, но если бы я знала, что ты крутил шашни с моей мамой и лгал мне об этом, я бы хоть не чувствовала себя так паршиво. Зато теперь мы квиты.
Сириус не выказывал никаких эмоций, а Ева ощущала прилив нездоровой злости.
— Перед тем, как Маллиган убил бабулю, папаша сказал мне, что мать ему изменяла, — стиснув кулаки до побеления, продолжала она. — Я старалась на этом не заострять внимания все эти месяцы, а вот теперь думаю, что это ты, похоже, был её любовником. Из-за тебя, значит, я осталась без семьи?
Призрак не повел и бровью, а Хейг, дрожа всем телом, вдруг вскочила с кровати и закричала:
— Это всё ты виноват, ты! Из-за тебя отец сошел с ума, из-за тебя он хочет меня убить! Это ты всё испортил! И ты ещё пытался заменить мне отца, ублюдок?! Убирайся вон, слышишь?! Во-он!
Она схватила первое, что попалось под руку, и зашвырнула прямо туда, где стоял призрак, но его уже и след простыл. Ева опустилась на корточки, ударившись лбом о пол и вцепившись до боли в волосы, издавая полный отчаяния и злости вой. А затем, осознав, что сказала и сделала, зарыдала сильнее.
— Нет, пожалуйста, вернись! — отчаянно просипела она, с надеждой взглянув в угол. — Прости меня, я не хотела... вернись, пожалуйста! Прошу!
Но Сириус не возвращался, и Ева снова осталась одна. Испытывая к себе большую ненависть, чем прежде, она заползла в угол, где появлялся фантом, и свернулась калачиком, не прекращая рыдать и все ещё лелея надежду на то, что Блэк вернется.
Ей как никогда хотелось, чтобы кто-то появился рядом.
***
Проснулась Хейг от того, что кто-то тронул её коленку. Вспомнив о Сириусе на границе сознания, Ева распахнула глаза, с жадностью впившись взглядом в человеческий силуэт, но появившимся был не Бродяга.
— Редсеб, — прохрипела она прежде, чем сфокусировалось её зрение.
— Что ты делаешь на полу? — спросил мужчина, сидя перед ней на корточках. Он был в такой чистой черной мантии, наглухо застегнутой, а Ева была такой грязной и дурно пахнущей, что та, вместо того, чтобы ответить, вдруг захихикала.
— Хочешь сказать, что тебе в самом деле тридцать лет? — криво улыбаясь, насмешливо спросила Хейг, ощущая накатившее на неё неудержимое веселье. — Аяно ошиблась, тебе не больше двадцати пяти.
С этими словами она расхохоталась, ожидая того, что сейчас он её ударит. От этого хотелось смеяться ещё сильнее, и она, хохоча, как ненормальная, старалась теснее прижаться к углу. Редсеб слегка нахмурился, наблюдая за девушкой, а затем попытался дотронуться её плеча, но Ева резко отпрянула, мгновенно взвинчиваясь.
— Не трогай!
— Тебе нужно принять душ, — спокойно сказал Маллиган, не предпринимая, впрочем, никаких действий. — Я отведу тебя в ванную.
Она ни слова не поняла из того, что он сказал, и Редсеб понял это. Он незаметно достал палочку и послал девушке оцепеняющее заклинание. Ева тут же обмякла, превратившись в безвольную куклу, и тогда Маллиган, осторожно взяв её на руки, не испытывая ни капли отвращения, направился с ней за пределы комнаты.
Если бы Ева могла двигаться, она бы уже билась в истерике, но вместо этого она неподвижно глядела в одну точку, наблюдая, как сменяются облезлые обои в полоску, от которой рябило в глазах. Маллиган принес её в ванную комнату и начал лишать одежды. От этого Ева готова была тронуться умом, она билась и визжала внутри себя, но на деле не могла и пальцем пошевелить. Редсеб, не испытывающий ни капли эмоций, заметил, как слезы градом потекли по щекам девушки, и сказал:
— Меня ни капли не интересует твоё тело, будь спокойна. Я отпущу тебя, и ты должна будешь помыться, пока я буду стоять за дверью. Периодически я буду проверять, все ли у тебя в порядке, и если ты выкинешь что-то, я снова наложу на тебя заклинание и буду мыть сам. Это тебе ясно?
Он несколько секунд смотрел в глаза безвольной девушке и, когда слезы прекратили течь по её щекам, снял заклинание. Ева ожидаемо отшатнулась от него, чуть не поскользнувшись, и обхватила себя руками, а затем замерла на мгновение. Взглянув на мужчину исподлобья, Ева вдруг с яростью набросилась на него, лупя кулаками со всей силой, что в ней осталась. Редсеб, несмотря на то, что она больно ударила его по челюсти, с силой сжал её, больно встряхнув. Хейг начала вырываться, боясь и ненавидя человека перед ней, как огня, и когда Маллиган прямо с ней вдруг шагнул в душ под струи, она закричала от ледяной воды, резко обмякнув.
Так они и стояли под холодной водой. Редсеб крепко держал девушку и не шевелился, а Ева медленно приходила в себя под действием живительной силы. Вода, несмотря на то, что была невыносимо ледяной, возвращала её трезвое состояние. Окончательно очнувшись, она поняла, что жалась лицом в грудь Редсебу, а тот всё ещё держал её в тисках, опасаясь новой волны истерики. Ева твердо встала на ноги и, дрожа всем телом от холода, настойчиво попыталась выбраться из объятий Маллиган, испытывая безграничное отвращение. Тот сразу же выпустил её, и они посмотрели друг другу в глаза. Редсеб выглядел странно в своей мантии под душем, да ещё и полностью промокший, но его это несильно волновало. Хейг обхватила себя руками не только ради того, чтобы согреться, но и потому, что чувствовала себя ужасно неуютно, стоя в душе с тем, кто причинил ей так много боли.
— Будешь продолжать биться в истерике или сделаешь всё сама? — спросил он, не показывая ни капли эмоций.
— Сама, — ответила она дрожащими губами.
Редсеб тут же вышел из-под струй, и вода ручьем потекла с него. Взглянув на себя, словно только заметив это, он небрежно бросил мантию в угол и, оставшись в чуть менее мокрой черной рубашке и брюках, покинул ванную. Ева цепко глядела ему вслед некоторое время, словно до конца не могла прийти в себя от потрясения, а потом, очнувшись, настроила, наконец-то, теплую воду и, сняв с себя остатки одежды, ощутила долгожданную теплоту, отозвавшуюся миллиардом приятных мурашек.
***
Душ она приняла без новых потрясений. Теплая вода немного успокоила взбесившиеся нервы Евы, относительно нормализуя её состояние, и когда она выполнила все ванные процедуры, то просто осталась стоять под струями воды, не желая покидать эту комфортную зону. Когда в дверь раздался стук, Ева вздрогнула и обернулась, тут же обхватив грудь руками, но Редсеб не подглядывал за ней на этот раз.
— Заканчивай, — только и сказал он, и Хейг закрутила кран с водой.
Ева вспомнила, что она ему говорила и как била его, и сразу почувствовала подступающую к горлу тошноту. И как только смелости на это хватило?
Подумав, что постепенно начинает сходить с ума в замкнутом пространстве, она ощутила волну дикого страха за свое психическое состояние. Уж чего-чего, а потерять рассудок хотелось бы меньше всего, а потому Ева твердо решила, что, что бы дальше ни происходило, она возьмет себя в руки. Хейг была по горло завалена неразрешенными загадками и невыполненными делами, а для этого ей требовался трезвый ум.
Наскоро обтершись полотенцем и плотно завернувшись в него, Ева хотела было покинуть ванную, как вдруг её взгляд зацепился за мантию, лежащую на полу. Испытав прилив страха, она, нервно оглянувшись, опустилась на корточки и, стараясь производить как можно меньше звуков, проверила карманы, но в них ничего не оказалось. С досадой поднявшись, Хейг обернулась и практически столкнулась с Редсебом, моментально обмирая. По его невозмутимому лицу невозможно было понять, видел ли он её махинации или нет, но ей всё равно было очень страшно.
— Закончила?
Хейг кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Маллиган слегка сощурился и сделав шаг в сторону, пропустил её перед собой. Ева пошлепала вперед, ощущая себя так, словно полотенца на ней не было вовсе. Молчаливый Редсеб проводил её до комнаты, которую девушка знала уже от пола и потолка, и которую побаивалась. Несмотря на ненависть, питаемую к мужчине, девушка с легким отчаянием повернулась к Редсебу, но тот, похоже, не собирался оставлять её одну.
— Сядь на кровать, — приказал он, и Ева повиновалась, хоть ей не хотелось пачкаться о пыльное покрывало. Маллиган тем временем, опустив небольшое полотенце на свою голову, которое Хейг не сразу заметила у него на плечах, принялся сушить голову, попутно заглядывая в углы в поисках чего-то. Ева не сразу заметила, что он был уже в новой сухой одежде, однако волосы почему-то сушил руками, а не магией. Это заставило девушку задуматься, почему он не хочет использовать палочку, и тогда она, внутренне укоряя себя за любопытство, спросила:
— Почему не магией?
Редсеб взглянул на неё, словно слегка удивился её вопросу, а затем, вернувшись к поискам, ответил:
— Не умею.
Вот тебе раз. Сжигать людей заживо научился, а высушить голову нет. Ева подавила нервный смешок.
Вздохнув, она, испытывая к себе легкое отвращение, подумала о том, что ей нужно как-то выйти на контакт с этим человеком, хоть этого совершенно не хотелось делать. Глядя на то, как Маллиган рыскал по углам комнаты, она вновь хотела наброситься на него и выцарапать ему глаза, однако, благоразумно подавляя в себе это желание, тихо сказала:
— Заклинание «тергео».
Редсеб, не глядя на неё, ответил:
— Обойдусь.
Ева фыркнула, подтянув к себе колени. Должно быть он решил, что Хейг заготовила ему какую-нибудь подлость.
Она наблюдала за ним с растущим недоумением. Что он искал в этой комнате? Неужели он вспомнил, что оставил тут какую-нибудь вещь, которая поможет ей сбежать, и сейчас искал именно её? Ева почувствовала досаду. Ей следовало обыскать комнату, пока была такая возможность, а не тихо реветь в стенку. Но когда Маллиган обнаружил осколок стекла, которым Хейг выцарапывала дни на стенке и пыталась увеличить щелочку между досками, Ева осознала, что искал он вовсе не то, что она думала. Редсеб коротко взглянул на её израненные руки, которые стали такими как раз после всех проделанных махинаций, и убрал осколок в карман. А также очистил помещение при помощи магии от всех тяжелых предметов.
Хейг поняла, что он боялся, что она, сойдя с ума, наложит на себя руки. И тогда, нахмурившись, она спросила:
— Зачем я тут?
На этот раз Маллиган ничего не ответил к разочарованию девушки, а та не стала больше ничего спрашивать. Когда он закончил все свои дела в этой комнате, то повернулся к Еве, которая вновь ощутила приступ нервозности, но на этот раз не отвела взгляда, ожидая его следующих действий. Редсеб прошелся взглядом от головы до ног Хейг, после чего, подойдя к шкафу, который девушка не открывала, достал оттуда свитер и какие-то штаны, а потом протянул узнице.
— Одевайся.
Ева, дождавшись, пока он отвернется, натянула на себя свитер, однако штаны надеть не смогла, так как её бедра были шире мужских. Зато в свитере почти утонула. Держа их в руках, Хейг взглянула на спину Редсеба, представив, как этими штанами душит его, но, вновь поборов это желание, сказала:
— Я всё.
Маллиган обернулся, снова посмотрев на неё с ног до головы, а Ева протянула ему штаны.
— Не мой размер, — пояснила она в ответ на его сощуренный взгляд. Тот молча принял штаны и кинул их обратно в шкаф. Ева подумала, что тот мог бы увеличить их магией, но Маллиган, судя по всему, не знал элементарных бытовых заклинаний, а девушка не желала ему подсказывать.
Без дальнейших указаний Хейг вернулась на кровать, а Редсеб, коротко взмахнув палочкой, наколдовал себе бокал с горячим чаем. Девушка готова была возненавидеть его ещё сильнее за то, что тот собирался её дразнить, но мужчина молча протянул бокал ей. Ева, удивленная этим жестом щедрости, не сразу приняла его, глядя на мужчину с недоверием. Редсеб, не говоря ни слова, демонстративно отхлебнул из бокала, показывая, что яда в нём нет, а затем снова протянул его ей. Ева приняла его, но, не решаясь отпить, спросила:
— Я здесь для того, чтобы ты убил меня?
Она спрашивала это не просто потому, что хотела узнать, а для того, чтобы выяснить, нет ли в чае сыворотки правды. Редсеб выразительно посмотрел на неё, а затем, не улыбаясь, проговорил:
— Нет, чтобы учить бытовым заклинаниям.
Ева, опешив от ответа Маллиган, издала нервный смешок и все-таки отпила из бокала, прекрасно осознавая, что тот сказал неправду. Ублюдок ещё пытается шутить.
Горячая жидкость приятно грела оледеневшие руки Евы и согревала изнутри, а потому девушка прижала бокал к замерзшему носу, прикрывая глаза. Маллиган тем временем досушил волосы и повесил влажное полотенце на шею.
— Ты видишь призрак Сириуса Блэка, — неожиданно констатировал он, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности. — Как давно?
Ева взглянула на него, снова испытывая страх за то, что он всё-таки мог подлить ей сыворотку правды, но Редсеб, словно прочитав свои мысли, сказал:
— Я уже говорил тебе в Азкабане, что чую ложь не хуже страха. Мне не нужны зелья, чтобы найти истину, я вижу её в твоих глазах.
Ева, понимая, что у неё нет выбора, ответила:
— С того лета, когда ты спас меня в Отделе тайн.
Она не случайно упомянула об этом. Хейг надеялась, что он как-то прокомментирует её слова, тем самым открыв тайну своего поступка.
— И что он делает, когда ты его видишь?
Ева вновь ощутила досаду: Маллиган проигнорировал её слова.
— Ничего, — ответила она.
— Ещё раз солжешь, я залью в тебя зелье силой, — не моргнув глазом, сказал Редсеб.
— В основном ничего, — исправилась девушка. — Стоит и смотрит на меня.
— Он говорит с тобой?
Хейг закусила губу, вспоминая Астрономическую башню. Об этом ей не хотелось говорить, ведь если Маллиган копнет глубже, то выяснит о Малфое, которого Ева таким образом подставит.
— Однажды говорил, — ответила она. — Он сказал мне не брать в руки яблоко, которое сам же дал.
— Подробнее, — потребовал Редсеб, и Ева коротко пересказала ему то, как призрак Сириуса отвел её на Астрономическую башню, дал яблоко и рухнул за ограждение. Маллиган внимательно слушал девушку, не мигая, но когда Ева сказала, что Сириус упал с башни вслед за зеленой вспышкой, какая-то неясная эмоция отразилась на его лице. Видно было, что его это насторожило.
— Были ли ещё подобные случаи? — спросил он, и Ева видела, что этот вопрос волновал его чуть больше, чем все остальные.
— Нет, — ответила она. — Только это.
Редсеб чуть сощурился, внимательно глядя на Еву, а та не отводила взгляд. Она подумала в начале, что Маллиган может оказаться легилиментом, однако она не чувствовала ничего необычного, решив, что эти заклинания он тоже не может знать. Ему явно не хватало каких-то азов магии, раз он не мог сушить волосы или притягивать предметы магией. Если бы Ева не знала, на что он способен, она бы наверняка решила, что он магл. Даже штаны и водолазка, которые были на нем, не слишком выделяли в нём волшебника.
Хейг, подумав, что в праве попытаться что-то выяснить, вдруг спросила:
— Ты из Финляндии?
Редсеб растерялся от её вопроса и затем спросил:
— С чего ты так решила?
— «Иизакки», — это имя резало Еве горло, — финское имя.
Маллиган коротко хмыкнул, отведя взгляд, и ответил:
— Да.
Ева подумала, что он бы ни за что не ответил на этот вопрос, если бы это могло его как-то ослабить. Должно быть этот факт он не слишком тщательно скрывал.
Хейг вдруг вспомнила слова Аяно том, что у каждого человека есть своя слабость, и внезапно её осенило так сильно, что она почувствовала легкую дрожь в теле. Вот, должно быть, почему Айзексы не приходят к ней на помощь. Еве нужно было найти их слабости, узнать способ, как уничтожить этих живучих тварей. Они столько раз пытались устранить их силой, но что если единственный способ состоял в пути более извилистом и хитром?
Хейг прикрыла глаза, осознавая ужасную вещь. Только она может сделать это. Она, учащаяся на Слизерине среди таких же изворотливых людей, как она, к которой Маллиган проявляет неизвестного рода интерес. Ей предстояло запастись терпением и отбросить то, за что она цеплялась всеми силами, желая быть максимально непохожей на своих однокурсников. Ей предстояло вывалить наружу все те слизеринские качества, которые так ценились предприимчивыми и целеустремленными людьми.
Еве захотелось засмеяться, но она всеми силами подавила рвущуюся наружу улыбку, чувствуя, что если начнет, то то не остановится до потери рассудка.
«Надень маску, Хейг, — сказала она себе. — Скользи.»
В Хогвартсе наступили самые темные времена за всё время существования старинной школы волшебства и чародейства. Сама природа словно чувствовала нависшую в воздухе тьму: солнце практически не освещало посеревший Запретный лес и величественное каменное изваяние. Тяжелые тучи нависли над школьной территорией, сдавливая воздух, а дорожки превратились в грязевую топь от нескончаемых октябрьских дождей. И даже первые ноябрьские заморозки, которых всё ожидали, чтобы мерзкое хлюпанье под ногами прекратилось, не спасло ситуации: вместо этого теперь ученики то и дело поскальзывались на ровном месте, отчего один первокурсник даже угодил в медпункт со сломанным носом.
Но если погода и вызывала отвращение вперемешку с досадой, то нахождение в стенах школы стало попросту невыносимым и гнетущим. Атмосфера волшебства и покоя, с которой обычно ученики возвращались в Хогвартс, в этом году лопнула, словно мыльный пузырь, оставив после себя лишь пустоту и всепоглощающий, отчаянный страх. И хоть со стороны школа была неизменна, со смертью Дамблдора всё предстало в ином свете: парящие в Большом зале свечи горели не так ярко, небесный свод казался чуть ли не черным, каминное пламя — менее теплым, а каменные стены стали как никогда темными и холодными.
Не было слышно больше привычного гомона. Обычный для школы подростковый гвалт превратился в сдавленный шум. Никто больше не говорил в полный голос, не кричал на бегу, привлекая к себе внимания, не смеялся над шуткой товарища. Вместо этого шепот напоминал шипение тысяч змей. Привычной теперь стала тишина в коридорах, прерываемая лишь топотом студентов или преподавателей, спешащих на урок. Приведения замка были необычайно молчаливы и скорбны больше обычного, и разве что школьный полтергейст Пивз плевать хотел на гнетущую атмосферу. От него в равной степени доставалось всем подряд, включая Пожирателей смерти, вхожим в преподавательский состав Хогвартса.
И не только в преподавательский.
Драко Малфой в последний момент увернулся от летящей в него чернильницы. Та со звоном, отдавшейся эхом в тишине, разбилась о пол, черным пятном расползаясь по каменным плитам.
— Утю-тю, Ма-алфой! — просюсюкал полтергейст, переворачиваясь в воздухе. — Какие мы изворотливые! Настоящая гадюка!
Припоминая третий курс, когда учитель-оборотень научил своих учеников быстро и качественно избавляться от этого создателя проблем, Малфой лениво махнул палочкой, подумав: «Обезъяз!», и увидел, как Пивз выпучил глупые глаза и схватился за горло, что говорило о правильно сработанном заклинании: язык полтергейста прилип к нёбу. Сунув палочку в карман, Драко поспешил прочь с места преступления, пока звук разбитого стекла не привлек чьего-нибудь внимания. В лучшем случае — Филча, в худшем — кого-нибудь из своих.
В воскресный день теперь мало кто гулял по коридорам, поскольку для этого не способствовали ни погода, ни обстановка. Казалось, Хогвартс внезапно вымер, но сейчас Малфой предпочитал его именно таким: ему как никогда хотелось побыть в одиночестве и, может быть, черкнуть строчку родителям, переживающим за него больше обычного. Письма теперь писались в разы чаще; Малфой сам замечал, что по утрам в Большой зал сов прилетало куда больше, чем за все годы обучения, и его это, конечно, не удивляло. Взбираясь вверх по ступенькам в сторону совятни, он перебирал в голове слова, которые мог бы отправить родителям так, чтобы для проверяющих почту они не показались подозрительными. Конечно, ни он, ни его семья и не думали затевать что-либо против воцарившегося в Англии Темного Лорда, однако это не значит, что в данном случае можно было забыть об осторожности. Одно слово, и недоброжелатели отца тут же донесут об этом.
Драко уже видел деревянную дверь, выходящую к совятне, как вдруг его слуха достигли сдавленный всхлип и чьи-то утешительные голоса, доносящиеся откуда-то поблизости.
Слышать теперь чей-то плач в коридорах было обычным делом: каждый день кто-то умирал: несчастных маглорожденных, которых егеря вылавливали в лесу, Пожиратели перехватывали на границе или находили в убежищах; участники сопротивления, в том числе и подозреваемые в деятельности так называемого «Ордена Феникса»; да и просто ничего не подозревающие маглы. И почти у каждого был родственник, друг или просто знакомый, относящийся к категории таких людей.
Но эти голоса показались молодому Пожирателю смутно знакомыми.
Оглянувшись по сторонам, Малфой неслышной походкой направился по коридору, стараясь расслышать человека. Он остановился у края стены, за которой сидели люди.
— В самом деле, Сторри! Хватит уже.
Но кто-то неизвестный продолжал всхлипывать. Драко, прижавшись спиной к стене, скрестил руки, продолжая прислушиваться. Он определенно знал человека, которому принадлежал этот голос, однако никак не мог понять, кто это.
— То, что произошло, не стоит твоих нервов, — голос Дафны Гринграсс, которую Драко, наконец, узнал, чуточку смягчился, что было крайне необычно. — Не твоя вина, что идиотка нарвалась на неприятности!
— Как можно, Дафни? — не выдержав, заговорил собеседник девушки, и Малфой с удивлением узнал в низком грудном голосе Гринграсс-младшую. Таким голосом говорили люди, которые до этого долго плакали. — Ты что, забыла? Мы семья. Мы заодно против всех остальных, и что бы ты ни говорила, она была нашей частью! А они убили её, убили свою кровь, Мерлин, это чудовищно...
— Глупости! Никакого отношения к семье она не имела! — невозмутимо возразила Дафна. — Обычная полукровка, не стоящая внимания.
— Замолчи сейчас же! — голос Астории вдруг резко окреп. — Как ты можешь относиться к этому так равнодушно?
— Помнится, ты говорила, что это я веду себя как гриффиндорка, а сама сейчас чем лучше? — в голосе Дафны послышался привычный холодок. — Печешься о каких-то ничтожествах, какой день сидишь и ревешь из-за этой идиотки. Ты себя в зеркало видела? Опухшая, как последняя грязнокровка!
— Я не реву по всем подряд, ты это и так знаешь. Но то, что произошло — немыслимо! Они убили Аяно! Разрушили её дом, убили нашу одноклассницу и даже её мать! Она, между прочим, наша с тобой дальняя родственница.
— Мерлин! Ясмин Шаффик сбежала в своё время из-под венца с каким-то японцем! Ты в самом деле сейчас подтверждаешь своё родство с этой глупой женщиной? — равнодушно сказала Дафна. — Скажи мне, что ты шутишь.
Астория помолчала какое-то время, а затем еле слышно сказала:
— Лучше уж с ней, чем с Роули, который её и убил.
— Что ты несешь?! — змеей прошипела Дафна, и Драко представил себе, как Гринграсс со страхом оглядывается по сторонам, дабы её никто не заметил. — Совсем с ума сошла?! А если кто услышит?
Младшая Гринграсс промолчала, а Малфой вдруг услышал стремительные шаги. Он не успел даже от стены оторваться, как из-за угла выскользнула Дафна, явно желающая проверить, не услышал ли кто её сестру. Она вскрикнула от неожиданности, когда увидела однокурсника, подслушивающего их, и её прозрачные, словно вода, глаза наполнились ужасом. Коротко взглянув на сестру, Гринграсс вдруг выхватила палочку и дрожащей рукой направила на Драко, который даже не разжал скрещенные руки. Но это не значило, что он не мог подавить легкое изумление, так рвущееся наружу.
Он никак не ожидал, что Дафна будет способна направить палочку на Пожирателя смерти.
— Что ты слышал? — прошипела она, сощурившись.
— Кавагучи убили, твоя сестра грустит по её матери, — с ленцой отозвался Малфой. — Я бы на твоём месте опустил палочку, если ты не хочешь неприятностей, Гринграсс.
Но Дафна и не думала опускать оружие, зато рука её задрожала ещё сильнее. Она явно не знала, что ей делать в этой ситуации.
Неожиданно появилась сама Астория, с опаской заглядывая за угол. Слизеринка уже не плакала, однако её глаза, точь-в точь похожие на сестринские, блестели от слез, а влажные щеки раскраснелись и пошли легкими пятнами. Красоты ей это не прибавляло, однако мягкий взгляд не исчез даже в такой накаленной ситуации.
— Драко, — вымолвила она, тихо шмыгнув носом, — ты что, подслушивал?
— Ты слишком громко ныла, чтобы тебя не услышал случайный прохожий, — заметил Малфой. Ему страшно не понравилось, что его обвинили в таком унизительном занятии, как подслушивание. Даже если это было правдой.
— Он тебя слышал! — прошипела та. Нервы девушки были накалены до предела.
— Это неважно, тебе от этого ничего не будет, — спокойно проговорила младшая Гринграсс. — Пожалуйста, не обостряй ситуацию. Лучше отправляйся в гостиную, мне надо поговорить с Драко.
— Никуда я не пойду! — воскликнула Дафна. — Ты с ним одна не останешься!
— Дафна, — голос Астории приобрел вдруг необычайную твердость, какой прежде Малфою не доводилось слышать. Даже старшая сестра, словно очнувшись от наваждения, взглянула на младшую. — Уходи.
Они пронизывали друг друга тяжелыми взглядами, пока старшая не сдалась под напором Астории. Злобно поглядывая на Малфоя, она опустила палочку и не спеша направилась по коридору, постоянно оборачиваясь на них двоих.
Драко тем временем со снисходительной улыбкой смотрел на Гринграсс. Не то что бы он действительно собирался передать её слова Пожирателям, но такой прессинг, который был скорее уместен в годы его беззаботной учебы, приносил ему странное удовольствие и позволял немного расслабиться от гнетущей атмосферы.
Но Астория почему-то не выглядела испуганной. Она спокойно посмотрела на него, а затем неожиданно сказала:
— Не понимаю, почему ты улыбаешься так, словно узнал что-то очень ценное. Можешь даже не пытаться напугать меня тем, что расскажешь всё своим — я знаю, что ты этого не сделаешь.
С этими словами она направилась обратно в нишу, в которой и оказалась пойманной, а Малфой, не ожидавший таких слов, за ней.
— Очень самоуверенно, — сказал он, сощурившись. — И почему же ты так считаешь?
Астория, взобравшаяся на каменный подоконник (что совершенно не соответствовало её обычному безукоризненному воспитанию), провела руками по лицу, а затем, вскинув на него взгляд, сказала:
— Брось. Ты тайно встречался с Евой Хейг, а это кое-о-чём говорит.
Вся спесь моментально испарилась из облика слизеринца. Он внимательно смотрел на маленькую змейку, пытаясь прикинуть, какую реакцию ему нужно было изобразить, но на деле ему ужасно не понравилось то, что озвучила Гринграсс.
Как и тот факт, что она знает.
— Ты в самом деле сейчас пытаешься меня шантажировать, Гринграсс? — наконец, проговорил он, растягивая слова в своей обычной манере. — Ты не подступишься ко мне с этой стороны.
— Сказано не с этой целью, Малфой, — сказала Астория. — Я просто не верю, что человек, который тайно защищал девушку, на которую охотятся трое Пожирателей, может подставить другую из-за вырвавшихся слов. Я знаю, что ты даже заколдовал её прошлым летом, чтобы она не сорвалась навстречу к своему чокнутому папаше. Я знаю, потому что сама расколдовала её тогда.
Астория опустила лицо в ладони.
— Лучше бы я этого не делала.
Малфою нечего было на это сказать, и какое-то время они молчали, пока Гринграсс не отняла руки от лица. Она не собиралась больше плакать и выглядела собранной, только всё ещё раскрасневшиеся щеки выдавали в ней человека, несколько минут назад поливающего слезами плечо сестры.
— Ну, неважно, — изрекла она, наконец. — Важно то, что тебе не надо пытаться выставлять себя передо мной тем, кем ты не являешься. Ты намного лучше, чем хочешь показаться.
Драко сощурился, размышляя о том, что Гринграсс скорее всего говорит это затем, чтобы он не выдал её другим Пожирателям, и если так, то она явно умнее своей сестры.
А если нет…
— Откуда ты знаешь, что на Кавагучи напали? — поинтересовался Малфой.
— У меня есть свои каналы, — сумрачно сообщила Астория — и глазом не моргнув.
— И что ещё ты знаешь?
Драко спрашивал это, как ему казалось, чтобы узнать, насколько сильна утечка информации об операции, но на самом деле узнать он хотел совершенно другое, хоть и не признавался в этом самому себе. Он знал, что некоторые из Пожирателей и тех, кто работал в министерстве (что по сути было теперь в руках Темного лорда), отправились в Японию, но никто не делился с Малфоями о результатах этой операции.
Слизеринка тем временем внимательно глядя на него, словно знала все его сокровенные мысли, а затем проговорила:
— Хейг была там. Но её тела никто не нашел.
Раскаленная игла пронзила грудь Малфоя, заставив его даже совершить крохотный шажок назад. Его пальцы дрогнули от услышанного, но он попытался сделать вид, что его это задело не так сильно, как на самом деле.
— Она была в Японии в тот день? — тихо, словно боясь озвучить свои опасения, спросил Драко.
Астория нахмурилась и мелко закивала, и Малфой понял, что она не лжет. Он видел это по её влажным глазам.
— Я слышала, что её схватили... я думала, ты знаешь... мне очень жаль!
Он отвернулся от слизеринки, не желая показывать свои эмоции, и смежил веки, чувствуя бешеную долбежку сердца, каждый стук которого эхом отдавался где-то в области трахеи. Его обдало жаром от этой новости, а мозг заработал с невиданной скоростью.
Малфой знал, что среди нападавших были близнецы Маллиган.
И если Астория Гринграсс всё-таки не солгала, то вывод напрашивался один — Хейг в лапах близнецов. И скорее всего, уже мертва, ведь им незачем было сохранять ей жизнь.
Ему нужно было срочно на воздух.
Срочно.
— Никому об этом не говори, — бросил он, едва взглянув на Асторию, и направился прочь, даже не разбирая, куда конкретно идет.
Малфой просто не мог в это поверить. После всех его стараний, после тех слов, которые он говорил ей, чтобы она не лезла на рожон, и даже после того, как Ева попыталась залечь на дно, она всё равно попалась в руки отца. Почти всю жизнь её бережно оберегали от сумасшедших Пожирателей, пока сама она, словно ополоумевший подросток, упрямо рвалась в их сети, и вот, стоило всем её защитникам погибнуть, как она всё-таки угодила в клетку.
Из глаз Драко брызнули злые слезы, и он чуть прислонился плечом к каменной стене, а затем вдруг со всей силы ударил по ней кулаком. Камень не треснул от удара озлобленного мальчишки, зато кожа на костяшках сразу же стесалась. От вспыхнувшей боли в руке Малфою стало горше, и он, по-настоящему зарыдав, прижался лбом к стене, тихонько постукивая по ней.
От боли ему захотелось выдолбить дыру в стене.
Сжав руками растрепавшиеся белесые волосы, он прижался спиной к стене и медленно съехал по ней, садясь в своей дорогой мантии прямо на пыльную плитку. Ему было плевать. В голове у него крутились воспоминания, словно первые снежинки на Астрономической башне. Он слышал удар невидимого хлыста, хохот двух молодых Пожирателей смерти, показанных на стене в гостиной, теплую руку, которую он сжимал и первый украденный поцелуй, от которого она пришла в бешенство. Астрономическая башня, встреча в поезде, перепалки на зельеварении, ледяные от слез щеки в Рождество, её последняя попытка спасти его, и последний поцелуй перед оцепенением, который был украден так же, как и самый первый.
Драко мелко затряс головой, желая прогнать все мысли, которые, словно осы, жалили его, но они только ярче всплывали в сознании, словно в насмешку над ним. И тогда он понял, что у него не будет возможности отгородиться от этого.
Ему придется принять горькую правду.
***
— Эй, Малфой!
Ему показалось, что кто-то обращается к нему, словно из толщи волы.
— Эй, ты!
Его ощутимо толкнуло, и тогда он поднял голову, увидев перед собой поросячье лицо Алекто Кэрроу, которая пнула его с тем, чтобы он обратил на неё внимание.
Раньше, когда его семья была глубоко уважаема среди слуг Темного лорда, за такое отношение Драко был бы вправе накормить её круциатусом, но теперь, когда вся его семья была в опале, к нему относились, как к ничтожеству.
Но впервые за всё время Малфою было на это плевать.
— Что? — бесцветно спросил он.
— К тебе пришли, выродок! — прогнусавила она. — Вали на Астрономическую башню!
Астрономическая башня именно сейчас. Какая ирония.
Ничего не сказав, Драко с трудом поднялся и направился в указанном направлении, даже не особо соображая, куда и как он идет. Голова шла кругом, и он вдруг поймал себя на мысли, что просидел в безлюдном коридоре несколько часов, успев даже задремать. Пасмурное небо окрасилось некрасивым черничным оттенком, от которого становилось только паршиво, а завывающий ветер разносил первые едва различимые снежинки по воздуху.
Первый ноябрьский снег.
В похожую погоду он впервые поцеловал её.
Малфой и представить не мог, кому он понадобился в это время, но его это не сильно беспокоило. Раньше бы он уже трясся от страха перед неизвестностью, но сейчас ему было настолько безразлично, что он даже не заметил, как оказался у лестницы, ведущей наверх. Сопровождающая Кэрроу не последовала туда, предпочитая встать у дверей на карауле, и слизеринцу не осталось ничего другого, как взбираться по ступеням в одиночестве. Каждый шаг отдавался эхом в его груди, а Малфой поднимался всё выше и выше, не ощущая обычной усталости.
И когда Драко поднялся на площадку, он замер, не веря своим глазам. Кровь прилила к голове, и он словно внезапно очнулся от долгого и мучительного сна, от которого он никак не мог избавиться.
На площадке, где он так любил проводить время с Евой, его ожидал её отец.
Хейг стоял к нему спиной, сжимая железные прутья ограждения и глядя куда-то в горизонт, совсем как его дочь когда-то.
Дочь, кровь которой у него на руках…
Услышав шаги, мужчина обернулся и внимательно пронзил его взглядом черных глаз. Слизеринец стоял на месте, словно мышь перед змеей, словно загипнотизированный, а Хейг тем временем оторвался от оградки и неспешно прошелся вдоль округлой стены, разглядывая парня с ног до головы, будто тот был какой-то диковиной вазой.
И вдруг Драко почувствовал такую ярость к убийце девушки, в которую он был влюблен, что впервые за всё время захотел наброситься на того, кто был явно выше и сильнее его. В мире было не так много людей, к которым он питал настоящую ненависть, но сейчас юноша отчетливо осознавал, что человек перед ним вызывает такую сильную антипатию, что даже несмотря на те ужасы, которые он повидал в подчинении у Волан-де-Морта, ему как никогда хотелось, чтобы мужчина напротив испытал сильнейшую боль.
Впервые за всё время Малфою страшно захотелось смерти человека по-настоящему.
Элайджа тем временем остановился, выдерживая дистанцию, и, рассматривая ещё какое-то мгновение, сказал:
— Ты совсем не похож на меня.
Драко так сильно варился в ненависти, что даже слегка остыл от его слов, а затем, решив, что ослышался, прохрипел:
— Что?
Но Хейг не ответил, отворачиваясь, однако Малфой заметил в руках того волшебную палочку. Он тут же потянулся за своей в карман, однако собеседник всего лишь наколдовал два стула, после чего оружие исчезло в складке его мантии. Ленивым жестом он пригласил Драко присесть, а сам опустился напротив.
Поколебавшись, Малфой последовал примеру, медленно опускаясь в кресло. Позади завывал холодный ноябрьский ветер, по обычаю пронизывая любого, оказавшегося на площадке, однако парень холода даже не чувствовал. Каждый его нерв был натянут до предела, и он внимательно следил за каждым движением безумца, готовясь в любой момент блокировать любой его удар. А может быть, нанести свой, последний…
Элайджа опустил руки на подлокотники, прислонившись спиной к спинке стула. Никогда прежде Драко не видел его так близко, несмотря на то, что тот жил у них в поместье, зато теперь мог различить и темные круги под покрасневшими глазами, слово мужчина не спал уже много-много лет, и два шрама, словно перечеркнувших когда-то красивое лицо, проседь в длинных запутанным волосах, собранных в небрежный хвост. Малфой замечал, что после побега из Азкабана другие Пожиратели постепенно приходили в себя и выглядели куда лучше (насколько это возможно), но Элайджа Хейг, казалось, до сих пор продолжал жить под гнетом дементоров.
— Я смотрю на тебя и не понимаю, — прохрипел мужчина. — Что моя дочь нашла в тебе, Малфой? Только не говори, что это ошибка. Я очень не люблю ложь.
Повисло молчание. Драко ожидал каких угодно слов, но явно не того, что он так сразу начнет говорить о Еве.
— Почему вы спрашиваете меня об этом? — спросил Малфой, пытаясь понять, какие цели преследует этот человек. Если он убил свою дочь, то какое дело ему до того, кто ей нравился?
Хейг сощурился и неожиданно искривил рот в холодной улыбке, которая не делала его краше.
— Ты смелее, чем я думал, неплохо, — сказал он. — Но тут вопросы задаю я, а не ты.
— Я не знаю, — равнодушно сказал Драко. — Мне она об этом никогда не говорила.
Элайджа помолчал, а затем сказал:
— Иизакки, — это имя больно кольнуло Драко, — поведал мне, что ты с ней встречался два года назад, но после событий в отделе тайн оставил её. Она предала тебя. Ты не мог этого простить.
Малфой был сбит с толку. Ему не верилось, что Хейг прибыл сюда только ради того, чтобы поговорить о взаимоотношениях погибшей дочери.
Он совсем не понимал этого человека.
— Я считал так раньше, — сказал слизеринец. Говорить об этом было больно, но он чувствовал, что здесь, перед этим человеком, он должен открыть правду. — Я думал, что она предала меня, но она никогда этого не делала. Она была доброй, хоть и не очень честной. Весь прошлый год она только и делала, что пыталась оградить меня от судьбы Пожирателя, не зная, что опоздала. Она до последнего... — его голос предательски надломился, — пыталась помочь.
Хейг смотрел на слизеринца со смесью недоверия на лице, а Драко, чувствуя, как внутри него закрадывается страх, глядел ему прямо в глаза, желая в этот момент, чтобы этот человек понял, что он натворил, кого именно он убил.
— Ты любишь её, — тихо сказал Элайджа.
— Люблю, — подтвердил Драко. Эти слова прозвучали из его уст впервые в жизни и вылетели они легко и свободно, словно птичка, упорхнувшая в бескрайнее небо.
Наверное, он впервые мог сказать это потому, что понимал, что та, к кому они обращены, никогда уже их не услышит.
— Но она всё равно променяла тебя на другого, — тихо сказал вдруг Хейг, не выражая каких-либо эмоций от слов парня. — На другого. Безрассуднее. Наглее. Храбрее... Гриффиндорца.
Драко обдало жаром от этих слов, когда он понял, о ком говорит Хейг. Он так опешил, что даже не заметил, как пальцы вжались в подлокотники с настойчивой силой.
А сам мужчина, отметив это, казалось, ушел в свои мысли, отдаленные от Астрономической башни. Озвученное словно предназначалось не для ушей Малфоя, а для самого Хейга — это было сказанное в пустоту размышление, напитанное старой тупой болью, так долго не дающей покоя мужчине.
— Это я бросил её, — неожиданно сказал Малфой, привлекая к себе внимание Элайджи. — Я бросил, потому что считал, что она меня предала.
— Она и предала тебя, — равнодушно сказал Элайджа, поднимаясь с кресла. — Потом ты это поймешь. И поблагодаришь меня, когда она получит своё.
Кровь ударила в голову Малфою, и тот, как наяву ощутив удар кувалдой по голове, сжал подлокотники с большей силой и неожиданно даже для самого себя с ненавистью прошептал, чувствуя, как глаза снова застилает пелена:
— Проклятый убийца!..
Мир дрогнул.
Хейг остановился и очень-очень медленно повернулся к Малфою, словно решил, что ослышался, но выражение лица Драко, который смотрел в пол, дало ему понять, что он всё понял правильно.
— Что ты сказал?.. — очень тихо спросил Элайджа, чья ярость возрастала с каждым крохотным мгновением, распространяясь по комнате темными волнами.
Но Драко, дрожа от ненависти и страха, не мог повторить сказанное, поскольку с ужасающей ясностью осознал, что только что натворил. Вместо этого он трусливо зарыдал, опустив голову, думая о том, что, должно быть, действительно обезумел с горя.
Алая вспышка снесла Драко со стула, заставив его беспомощно рухнуть на пол. Малфой больно ударился головой, отчего в глазах потемнело, но мозг просто кричал о том, что он в смертельной опасности и ему надо уносить ноги. Но не успел он прийти в себя, как черная тень накрыла его, а где-то очень далеко послышались громкие голоса. Малфой не мог разобрать ни слова, но немного сфокусировав зрение, понял, что тень, накрывшая его, принадлежала новому директору Хогвартса.
Снейп.
— ... позволяешь, Хейг? Он один из нас в равной степени.
Чья-то цепкая рука схватила его выше локтя и с невиданной силой заставила подняться на ноги. Малфой, отойдя от оцепенения, затряс головой, вернув зрение в норму, пока отец Евы что-то говорил его наставнику.
— Темный лорд захочет узнать о том, по какому праву ты нападаешь на своих, уж поверь мне, — ледяным голосом сказал Снейп, толкая мальчишку к выходу. — А я, как директор, запрещаю тебе приближаться к Хогвартсу ближе, чем на милю, а также уведомлю господина о том, что тебе нечем заняться, и от скуки ты сцепляешься с детьми.
С этими словами мужчина особо ощутимо толкнул подопечного к выходу, отчего тот чуть было не вывалился на лестницу.
Этот удар головой заставил вдруг Драко вспомнить последние слова Хейга, которые в пылу ненависти он не смог осознать в полной мере, а теперь они вдруг всплыли, словно раскаленное на предплечье клеймо Пожирателя.
И поблагодаришь меня, когда она получит своё.
Получит.
Малфой чуть не задохнулся на месте, когда это слово вспыхнуло в нем таким мощным огоньком надежды, что его ноги подкосились прямо на лестничном марше.
— Что с тобой, Драко? — требовательно спросил Снейп, который до этого выговаривал слизеринцу за безалаберность и язык без костей.
Но тот не мог вымолвить в ответ ни слова, принимая новую реальность с такой ужасающей реакцией, что ему казалось, будто мир второй раз за день переворачивается с ног на голову.
Одна простая истина светила ему, словно крохотный Патронус в толпе дементоров.
Ева жива.
Её отец не добрался до неё.
Не в силах справиться с потрясением, свалившимся на него за целый день, он сжал грудки мантии профессора, дрожа всем телом и, с трудом держа равновесие из-за ходящей кругом головы, издал такой страшный хохот, что новый директор Хогвартса всерьез испугался за душевное состояние своего ученика.
А Драко всё смеялся, ощущая радость, леденящий страх и огромное облегчение.
В худшем положении, чем сейчас, он никогда не был, однако ему уже давно не было так хорошо.
Послушнее девочки, чем Ева, было просто не сыскать.
С той самой секунды, как Ева приняла решение быть покорной, она запрятала всю свою ненависть и отвращение в самый дальний уголок сознания, вместо этого нацепив маску спокойного и уравновешенного человека, который, по крайней мере, больше не пытается обрушить гипсовый бюстик на первого зашедшего в свою комнату. Она спокойно разговаривала с постояльцами дома, даже если Редсеб задавал ей не слишком приятный вопрос, или Иизакки пытался довести её до бешенства, покорно выполняла указания, которые ей отдавал старший брат и с виду казалась самым адекватным человеком в этом доме.
Но Ева ни на секунду не теряла бдительности.
За месяц общего пребывания она сумела выстроить в голове примерную карту дома. Ева была права в своих догадках насчет того, что это место не могло быть поместьем Малфоев; они действительно находились в неизвестном старом потрепанном домике, но в какой стране это было — девушка так и не могла понять. В этом доме, полном хлама, пыли и грязи, было несколько комнат, в одной из которой жила сама Ева, в другой — братья (она видела однажды её открытой, и там были две используемые кровати), кухня, туалет и ванная. Но наиболее сильное любопытство в Еве разогревала таинственная комната в самом конце коридора. Закрытая дверь с облупленной красной краской не могла не отложиться в сознании, и из всех других комнат Хейг была заинтересована именно в ней. Ей казалось, что там было нечто очень важное, то, что братья наверняка скрывали от всех, но, к сожалению, Редсеб всегда запирал её темницу, а когда выводил наружу, то не отходил ни на шаг.
Также Ева не могла не наблюдать за ним самим, отмечая про себя какие-то мелочи и не прекращая сомневаться, что это ей ещё пригодится.
Редсеб стал захаживать к ней как минимум два, а то и три раза в неделю. В эти посещения он обычно заглядывал в комнату и периодически задавал какие-то вопросы. В основном это были не слишком страшные тайны, не раскрывающие и не выдающие чьи-либо секреты. Один раз, правда, вопрос коснулся Аяно, и тогда Ева проявила чудеса выдержки, умудрившись не только не наброситься на ненавистного человека, но и не нагрубить ему. И даже когда Маллиган напомнил о своем предупреждении, в котором Аяно пострадает, если Ева продолжит общаться с супругами Айзекс, сама Хейг, впившись ногтями в ладони, просто промолчала на его высказывание.
Но помимо того, что ей было неприятно находиться в обществе этого человека, её покладистое поведение дало определенные плоды.
Во-первых, Редсеб стал приносить книги. Проводя большую часть времени в одиночестве и отчаянно цепляясь за здравый рассудок, Ева начала читать днями напролет, держа мозг в тонусе. По-видимому, Маллиган-старший преследовал те же цели, так как для чего-то девушка явно нужна была ему в нормальном психическом состоянии. За сравнительно короткий промежуток времени Ева поглотила такое количество книг, какое не могла осилить за год, но удивительнее всего было вовсе не это — а то, что все они были магловскими. «Анна Каренина», «Великий Гэтсби», «Макбет» (это Ева уже читала, но с удовольствием осилила ещё раз) или «Унесенные ветром» она читала взахлеб, поражаясь только тому, что такие книги водятся у Пожирателей смерти. Что было не очень приятно, так это то, что каждая книга была почему-то порвана, словно какие-то неприятные строчки были вырваны из контекста. Ева могла бы только возмутиться такому вандализму, особенно в отношении Шекспира, которого она очень любила, но так как она обещала себе быть адекватной, то обиды ей пришлось держать в себе.
Во-вторых, однажды Редсеб согласился вывести её на улицу. Когда он в очередной раз пришел к ней и кинул на кровать теплую одежду (всё, кроме пальто, явно принадлежало не двум мужчинам, отчего Еве стало не по себе), Хейг чуть не ополоумела от волнения. Дрожащими руками Ева нацепила на себя одежду под внимательным взглядом Пожирателя, внутренне готовясь к тому, что сейчас её могут повести к отцу. Но Редсеб вывел её за пределы домика и повел куда-то вглубь леса. Стоило девушке оказаться на свежем воздухе, она испытала колоссальную вспышку эмоций, которая чуть было не задушила её. Она не была на улице почти месяц, и за это время почти вся листва успела слететь с деревьев, а землю припорошило тонким слоем снега. А как прекрасно было дышать свежим воздухом! Слушать шепот голых деревьев, смотреть на колебание ссохшихся травинок, которые на прогалинах не успело замести. Спазмы схватили горло Евы, и ту чуть было не вывернуло от этого потрясения.
Почему раньше она никогда не замечала того, насколько это всё прекрасно?
Одновременно с этим пришел новый страх. Её мир за этот месяц сосредоточился в пределах ненавистной комнаты, изредка, выходя за пределы — домика Маллиган, но сейчас вдруг Еве всё это пространство казалось непомерно громадным, и это ужасно пугало.
Все эти мысли пронеслись в голове девушки за несколько мгновений. Редсеб позвал её идти дальше, и Хейг, взглянув на волшебную палочку у него в руках, умирая от новой волны страха, направилась следом.
Маллиган продолжал углубляться в лес, а Ева гадала, что же ждет её. Несмотря на то, что прошли они всего ничего, она уже почувствовала отдышку, так как долгое время находилась взаперти. Хейг решила, что с этих пор она будет не только читать книги, но и выполнять какие-то упражнения, чтобы держаться в тонусе. За своими размышлениями она не сразу услышала звук, от которого ей сразу стало как-то спокойнее в этом неизмеримом пространстве. А когда увидела серую полоску, то на мгновение замерла.
Редсеб привел её к морю.
Судорожно вздохнув, Ева растерла замерзшие ладони и спустилась вслед за Маллиган, который терпеливо ожидал её. Это не было плодом её воображения: серые волны, мягко шурша, бились о холодный песочный берег, уходя в самый горизонт. Небо было по-осеннему пасмурное и затянуто тучами, отчего сама вода местами казалась чуть ли не черной.
Редсеб тем временем, всё ещё держа в руках палочку, отошел в сторонку, скрестив руки. Хейг заметила его краем глаза и почему-то подумала, что вряд ли они ожидают прибытия её отца. Маллиган был в очень умиротворенном расположении духа, и девушке казалось, что соверши она попытку сбежать, то он бы даже не сразу очнулся от своих размышлений. По всей видимости около воды ему тоже становилось необычно спокойно.
Но куда больше её интересовало, почему Редсеб привел её сюда и что он этим хотел показать. Это был ещё один жест доброй воли или должно было что-то произойти?
— Что мы здесь делаем? — решившись спустя достаточное время, спросила Ева.
— Гуляем, — коротко ответил Маллиган, на Хейг даже не взглянув.
Значит, всё-таки жест доброй воли. Ева чуть было не фыркнула от оказанной благодати, но в очередной раз умолчала, отворачиваясь от мужчины. Сдерживать свои эмоции было как никогда тяжело, однако сейчас, находясь у моря, она ощутила давно забытое спокойствие, которое ощущала в последний раз рядом с Аяно. Оливером. Бабушкой… Джорджем...
Мысли о последнем пронзили её раскаленным клинком, вызвав такую грусть, что хотелось вновь забиться в истерике, наброситься на мучителя, что держит её взаперти, и трансгрессировать к Уизли. Они не виделись уже больше месяца, и за это время девушка как могла отсекала мысли о нём, чтобы не расклеиться окончательно. Но также Ева понимала, что освободись она из клетки Редсеба сейчас, она бы не смогла к нему вернуться, как бы ни хотела. Она всё ещё была связана непреложным обетом и обещанием самой себе закончить начатое. И вот, спустя такое долгое время, она как никогда близко к цели. Чего ещё можно желать?
Хейг опустилась и взяла в руки камешек, стиснув его в ладони. Подавляя желание запустить его в мужчину, она забросила его в море. Волны поглотили его в своё царство, не оставив о себе ни напоминания, а Ева вспомнила о тех, кто канул во времени так же, как и этот камень, утонув в жизненной пучине. Она не позволит ещё одному близкому человеку кануть так же, как и самой себе.
Это она знала наверняка.
В конце концов, Редсеб приказал следовать за ним, а сам направился вдоль берега. Ева пошла за ним, гадая, куда он приведет её на этот раз, а сама, если не смотрела под ноги, то наблюдала за ведомым.
Маллиган был в обычных потертых джинсах и в черном свитере, и в этот момент он ничем не отличался от магла, да или вообще от обычного человека. Он легко мог трансгрессировать в нужное ему место, но вместо этого уверенно взбирался по камням на небольшом возвышении от берега. Ева не могла понять, с какой целью он решил прогуляться, но всё равно шла за ним, уходя в свои раздумья. Она никогда прежде об этом не задумывалась, но теперь, когда пугающий её человек вдруг предстал таким обычным, она размышляла, что могло толкнуть его на путь хладнокровного убийцы? Почему он выбрал жизнь такую: жесткую, полную боли, крови и лишений.
Неужели ему это действительно нравится?
— У тебя есть родители? — поинтересовалась девушка.
Хейг заметила, как плечи мужчины вздрогнули, и тот, не останавливаясь, ответил:
— Были.
— Что с ними произошло?
Редсеб не стал отвечать, но Ева, расхрабрившись то ли от нахождения на свежем воздухе, то ли любопытства, сказала:
— Ответь!
— Не твоё дело, — бросил Маллиган, направляясь дальше.
— Ты спрашиваешь меня про всё, что заблагорассудится! — возмутилась Ева, споткнувшись, но удержав равновесие. — Разве мне нельзя узнать хоть что-то в ответ?
— Так это не работает, — сказал Редсеб.
— А как это работает?
Мужчина резко обернулся, а Ева от этого движения дернулась, решив, что сейчас он её ударит.
Сердце ухнуло вниз.
В следующее мгновение она потеряла точку равновесия и, чувствуя, как земля уходит из-под ног, взвизгнула.
Редсеб одним шагом сократил расстояние между ними, схватив её за вытянутую руку в последний момент и резко дернул на себя. Ева врезалась ему в грудь, зажмурившись, и замерла, слушая только, как колотится её сердце и сердце чужого человека сквозь пальцы, которыми она упиралась в его грудь. Хейг осознала, что чуть было не рухнула с обрыва прямо в воду, ведь поднялись они уже достаточно высоко. Она задрожала от испытуемого, с судорожным вздохом прижав ладони к лицу, а Маллиган тяжело выдохнул, убрав руку с её плеча.
Еву так нещадно колотило, что она даже не обратила внимание на то, что снова оказалась так близко к своему тюремщику, но Редсеб, судя по всему, осознал это быстрее её, после чего отступил, увеличивая дистанцию.
— Это работает так, что ты молчишь и смотришь, куда наступаешь, — сухо пояснил он, отворачиваясь. Ева хотела было заметить, что в том, что он её напугал, нет её вины, однако она проглотила его слова и молча направилась следом, стараясь унять дрожь в руках. Остаток пути они и правда не говорили, а девушка думала о том же, что занимало её мысли до того, как она споткнулась.
Постепенно обрыв от моря поднимался выше, и Ева пару-тройку раз отставала от Редсеба, заглядываясь в пасмурный горизонт. Рядом с водой заметно холодало, и на открытом пространстве ветер только усиливался, пронизывая девушку до самых костей. Пальто, которое дал Редсеб, было ей велико, а потому та куталась в него, пряча нос за поднятым воротником. Маллиган же терпеливо ожидал девушку, если она задерживалась, но предпочитал ничего не говорить вообще, хотя Ева так голодала по общению в своей тесной каморке, что была не прочь завести беседу или же хорошую перепалку даже с ним. Но всё-таки не настаивала.
В конце концов они добрались до полянки, не тронутой рукой человека, и Ева поняла, что дальше они не пойдут, когда Редсеб начал ходить кругами. Хейг растерла ладони, зевая от избытка свежего воздуха, и осторожно присела на ледяной камень, наблюдая, как Маллиган обхаживает территорию и поглядывает в дали моря.
Подумать только, она пошла в поход с Редсебом Маллиган! Ева с грустью подумала, что узнай об этом Аяно, её бы это точно насмешило.
Маллиган тем временем развел огонь (хворост он нашел самостоятельно, но огонь зажег с помощью магии), материализовал жестяной чайник с водой и спустя некоторое время налил себе чай. Ева сидела поодаль, не решаясь присоединиться, однако потом, вспомнив о том, что это хороший шанс попытаться вновь что-то узнать о своих врагах, она пересилила себя и направилась к нему. Ну и к тому же, она замерзла.
Маллиган сидел на одном из камней, грел раскрасневшиеся руки о кружку и глядел на бушующие волны вдалеке. Он почти не обратил внимание на приближение девушки, лишь косо взглянул на неё, когда та опустилась на корточки и в заготовленную жестяную кружку налила кипятка. Редсеб, не глядя, протянул чайный пакетик, и Хейг, погрузив его в воду, приблизила кружку к лицу, позволяя источаемому пару согреть замерзшие щеки и нос.
— Что мы тут всё-таки делаем? — спросила она немного погодя, когда молчание стало уже невыносимым. Маллиган-старший взглянул на неё так, словно только что заметил, из чего девушка поняла, что в отличии от неё его это молчание нисколько не тяготило.
— Неужели так сложно насладиться природой в тишине? — поинтересовался он, возвращая взгляд к полоске моря, к которой до этого так твердо был прикован его взгляд.
— Я молчу уже на протяжении месяца в той дурацкой комнате, — заметила Ева, отпивая чай.
— Говори, что хочешь, но о моём детстве — ни слова, — Маллиган сказал это таким тоном, что было ясно — настаивать в этом вопросе бесполезно. Ева некоторое время косо смотрела на него, думая о том, что она, должно быть, попала в какое-то больное место, но надавила на него слишком рано и грубо. Девушка отпила чай, думая о том, что могла бы спросить, а после, шмыгнув носом и пересев поудобнее, озвучила мысли:
— Ты всё-таки скажешь, что меня ждет дальше?
Редсеб как будто бы поразмыслил над чем-то, а потом сказал:
— Нет. Позже узнаешь.
Ева вздохнула.
— Тогда книги хотя бы зачем приносишь?
— Очевидно, для того, чтобы ты оставалась в здравом рассудке, — ответил мужчина. — И как я заметил, в этом есть определенный толк.
— Да, но магловская литература? — с нажимом сказала девушка.
— Я не испытываю отдельной неприязни к маглам и их искусству.
— Интересное заявление для Пожирателя смерти.
— Мне безразлично, кого убивать. Все люди одинаковые.
— Даже мой отец?
Ева смотрела на него, слегка сощурившись, а Маллиган, наконец-то, прямо посмотрел на неё.
— Он особенный.
Они пронизывали друг друга взглядами, и Хейг так и хотелось взбунтоваться, потому что она так не считала, но вместо этого спросила:
— Почему вы называете его отцом?
Редсеб не отводил взгляда, но видно было, что этот вопрос пришелся ему не совсем по душе, но вопреки этому он, похоже, всерьез раздумывал, что ответить. И когда Ева уже было потеряла надежду услышать что-то в ответ, Редсеб сказал:
— Он спас меня и брата тогда, когда всем мы были безразличны. Никто не обращал внимания, а он обратил. Элайджа стал нам отцом в этот момент.
Ева слегка поджала губы и отвела взгляд от мужчины, запивая его ответ горячим чаем. Ей совершенно не хотелось, чтобы Маллиган понял, как её задели эти слова, но куда больше ей хотелось убедить себя в этом. Однако Редсеб продолжал пристально смотреть на девушку и, кажется, видел всё, что творится у неё на душе.
— Тебе было неприятно это услышать, — констатировал он.
— С чего бы? — деланно-равнодушно сказала Ева, не глядя на мужчину. — Меня это не задевает. У меня был свой отец, пока Беллатриса Лестрейндж не убила его.
— Разумеется, — отозвался Маллиган, — но знание, что отец, с детства желающий тебя убить, способен стать родителем посторонним людям, невозможно проигнорировать.
Ева на мгновение смежила веки, сжимая пальцами кружку, а затем посмотрела, наконец, на мужчину.
— Да, ты прав, — ответила она, стараясь придать своему голосу спокойствия. — Это действительно странно услышать, потому что я не знала, что у отца есть и такая сторона, но меня это совершенно не задевает. Он никогда не был отцом по назначению, лишь на бумагах.
— Но, тем не менее, ты ни разу не прекращала с тех пор называть его «отцом».
Хейг так опешила от его слов, что её руки с сжатой в них кружкой сами собой бессильно опустились на колени. Она никогда не придавала значения тому, что озвучил сейчас Маллиган, но когда он сказал об этом, ей вдруг стало так дико, что она с трудом сохранила самообладание в эту секунду.
Маллиган, воспользовавшись её смятением, продолжил:
— Что бы ты ни говорила, отрицать бесполезно — я говорил, что хорошо чую фальшь. Отец уничтожил твоё детство, его не было рядом. Затем он причинял тебе боль как моральную, так и физическую, косвенно стал виновен в убийстве твоих друзей в Африке, Сириуса Блэка и миссис Блэк…
— Я не хочу это слышать, — спокойно проговорила девушка, поднеся кружку к губам слегка подрагивающими руками.
— … а ты, надрывая глотку, во всеуслышание кричишь о том, как сильно его ненавидишь и желаешь ему смерти, но только лишь услышав мелодию, которую он посвятил тебе, ты бросаешь своё уютное гнездо. Мне было любопытно ещё год назад, что ты сделаешь с самыми первыми его нотами. Ты могла выкинуть их, сжечь, никто бы не осудил тебя за это...
В голове у Евы настойчиво зазвучали трели «былого».
— ... но ты не поборола искушение, ты хотела узнать своего отца. Ты играла его этюд своими собственными руками, и то же самое произошло и со вторым. И после всего этого ты сидишь здесь и утверждаешь, словно тебе это всё безразлично и неинтересно, хотя мы оба прекрасно понимаем, что это никогда не было так. Если бы тебе и в самом деле было безразлично, ты бы здесь не сидела.
Сердце у Евы колотилось так, словно она снова вот-вот рухнула с обрыва, но в отличии от прошлого раза, у неё было отчетливое ощущение, что Редсеб сам столкнул её в морскую пучину.
Это было уже слишком.
— Интересно знать, — чуть дрожащим от плохо скрываемой злости голосом проговорила она, — безразлично ли тебе было бы, если бы твой папаша хотел тебя грохнуть с самого твоего рождения? Махнул ли бы ты на этот факт рукой, не пытаясь даже разобраться в причинах, не хотел бы разгадать эту тайну, которая определила всё твоё существование и существование твоих близких? — Ева перевела дух, стараясь взять себя в руки, но получалось у неё это плохо. — Как смеешь ты утверждать, будто знаешь меня и то, что творится у меня на душе? Ты решил, если я не называю этого ублюдка по имени, то я испытываю к нему лю... — слово, едва не вырвавшееся, обожгло девушке горло, — какие-то там... какие бы ни было чувства?
— Смысл здесь в том, что тебе не просто «интересно», что произошло — тебе больно, — спокойно продолжил Маллиган. — Отец не мог бы причинить тебе столько боли, если бы он был тебе и в половину безразличен, как ты это хочешь показать. Ты плохая лгунья, поверь мне, и даже то, что ты пытаешься быть спокойной со мной сейчас, не обманет меня. Я знаю, что меня и Иизакки ты ненавидишь по-настоящему, но не Элайджу, внимание которого ты неосознанно стараешься привлечь.
— Это просто бред! — она упрямо покачала головой, глядя на Редсеба, как на умалишенного. — Бред!
— Это не бред, а истина, которую ты боишься признать. Тебе хочется, чтобы отец принял тебя, чтобы он осознал, что ты не Иннанель, что даже если в вашем разладе и есть вина твоей матери, то ты, Ева, тут совсем не при чем. Тебе больно от того, что Элайджа никак не может разглядеть в тебе то, что на самом-то деле ты скорее его кровь, чем кровь Иннанель, и даже волос ругару в твоей новой палочке этого не изменит. И если бы он соизволил подарить тебе крупицу ласки, как бы ты ни была зла, обижена или смущена, ты была бы счастлива в глубине души в этот момент.
— Ты это всё выдумал! — воскликнула Ева, распаляясь сильнее. — Ты придумал историю, которая выгодна тебе самому, и сейчас пытаешься заставить меня поверить в неё, потому что тебе от меня что-то нужно. Ты специально привел меня сюда! — Ева обвинительно наставила на него указательный палец. — Ты говоришь всё это специально, потому что я не вижу иных причин для того, чтобы ты говорил мне такие вещи. Ты хочешь сломать меня этим, внушить мне, будто я действительно испытываю к нему родственные чувства, чтобы в нужный момент, когда ты отдашь меня ему на растерзание, я была полностью беззащитна перед ним! Но у тебя ничего не выйдет, Маллиган. Ты не подступишься ко мне с этой стороны, никогда! Никогда ты меня не сломаешь.
Редсеб так же спокойно смотрел на взбудораженную девушку, а затем сказал:
— Да ты уже сломалась. Задолго до того, как я тебе это сказал. Ты сломалась в тот день, когда покинула Уизли из-за музыки твоих родителей. Ты и сама знаешь это.
Маллиган поднялся на ноги, но, помедлив, сказал:
— Прими эту правду и живи с ней. Во лжи жить слаще, но бессмысленно.
И, не глядя на узницу, он направился к обрыву, давая этим понять, что разговор закончен. Ева одурело глядела ему вслед, чувствуя, как всё её тело содрогается, словно от ледяного холода. Трясясь как в лихорадке, она выпустила из рук кружку и спрятала лицо в ладонях. Слез не было, однако она как никогда хотела спрятаться в свой кокон, словно в домик.
«Размечтался, гад. Я не буду верить в то, что тебе удобно. Я не поддамся», — твердила она себе, словно мантру, убеждая себя в том, что сказанное — часть хитроумного плана Пожирателя, смысл которого она не находила. Всё это казалось кошмарным сном, который неожиданно и нагло ворвался в реальность, и Хейг как никогда остро восприняла его.
Она затрясла головой и, вскочив на ноги, запахнула пальто, пытаясь согреться. Ева взглянула на силуэт Редсеба у обрыва и ощутила плохо сдерживаемое желание подбежать к нему и толкнуть его вниз. Это избавило бы её от половины проблем. Что стоило? Забрала бы палочку и толкнула его, а потом сбежала бы прочь и, возможно, её бы сразу засекла пара Айзекс.
Что стоит?
Ева отвернулась, опустив ресницы.
Тогда можно будет следом за ним прыгать с обрыва.
***
Комнату наполняла живая мелодия, льющаяся из старого проигрывателя. Взгляд Редсеба был прикован к крутящемуся диску под тонармом. Ему нравилась эта пластинка больше остальных, которые он хранил, даже несмотря на то, что она была не окончена. Как раз на моменте, когда музыка внезапно оборвалась, дверь в комнату впечаталась в стену, обрывая чарующую атмосферу. Маллиган, даже не глядя на прибывшего, аккуратно убрал тонарм с пластинки, продолжающей крутиться, и спокойно повернул голову к пришедшему.
— Где ты был? — возмущенно спросил Иизакки, подходя к брату. — Я искал тебя дома всё это время, но ни тебя, ни девчонки не было!
— У меня были дела, — не моргнув и глазом, ответил Редсеб.
— Какие? — жадно спросил тот, садясь напротив.
— Неважно. Где отец?
Но Иизакки не отвечал брату, лишь недовольно поджал губы.
— Какие у тебя были дела с этой сучкой? — упрямо спросил он, нервно подергивая ногой.
Редсеб молча посмотрел на него ничего не выражающим взглядом.
— Не хочу рассказывать что-либо человеку, не имеющему ни капли самообладания, — спокойно сказал он, спустя какое-то время.
— Это ещё что значит? — возмутился тот.
— То и значит, — ответил старший брат, отведя взгляд. — Сам должен понимать.
— Не-не-не! — помахал пальцем Иизакки, подавшись к нему. — Ты уж давай, соизволь рассказать!
Редсеб не смотрел на брата, но очень хорошо чувствовал, насколько взбешен его собеседник. От этого в нём самом против воли начало тлеть раздражение.
— Хочешь знать? Прекрасно, я скажу. Тебе невозможно доверить что-то важное, потому что ты не способен себя контролировать. Ты упустил девчонку тогда в школе, когда тебе всего-то надо было за ней приглядывать. Вместо этого ты развлекался с иностранкой...
— Больше она нам не помешает...
— Ты убил Лиру Блэк, хотя и отец, и я обговаривали, что она нужна живая, — не слушая младшего брата, неумолимо продолжал Редсеб. — Из-за этого девчонка слетела с катушек и объединилась с могущественными врагами отца, которые зовут себя его друзьями.
— Если бы я не убил эту каргу, она убила бы отца! — возмущенно воскликнул Иизакки.
— Ты мог её обезоружить, — неумолимо продолжил он. — И наконец, из-за всего этого я угодил в Азкабан.
— Это вообще не было в моих планах! — Маллиган-младший с криком вскочил из кресла, возвысившись над братом. Но Редсеб взглянул на него так, что Иизакки разом стал казаться ниже.
— У тебя никогда нет «планов», ибо ты и не думаешь, — спокойно сказал Редсеб. — Ты не думал, когда упускал Хейг из виду, не думал, когда убивал Блэк и не думал, что несовершеннолетняя волшебница никак не может участвовать в операции по перевозке Поттера, а потому легко попал в ловушку, которую для тебя расставили Айзексы. Из-за этого отца и тебя чуть было не взяли в плен. Из-за тебя всё, что мы делаем, теряет смысл.
Иизакки вдруг схватил брата за грудки и дернул на себя, заставив того подняться на ноги. С виду Редсеб не высказал никаких эмоций, однако в его глазах на мгновение мелькнуло удивление.
— Ред, это всё она... слышишь? Это всё девчонка! — Иизакки зашептал так, словно был на чем-то помешанным. — Давай убьем её, Ред, давай убьем её сами, не будем ждать, когда это сделает отец. Плевать, слышишь? Он никогда не отвернется от нас, если мы сделаем это, он только будет нам благодарен...
— Это должен сделать он, — твердо сказал Редсеб, на которого мольбы младшего брата не возымели никакого эффекта.
— Ред, прошу тебя! — отчаяннее зашептал Иизакки, чьи пальцы сжались крепче. — Посмотри, что она делает с тобой! Ты ругаешь меня, ты бросаешь меня, из-за неё мы не можем жить втроем как прежде... Нет! — он воскликнул, когда Редсеб попытался отстраниться. — Не уходи опять! Не позволю! Мы должны это сделать сейчас, пока не стало поздно, иначе из-за неё мы все будем врозь!
Иизакки держался за брата так, словно удерживал его от похода в горящий дом, безумными глазами глядя в его, но Редсеб, чьи пальцы сомкнулись на запястьях младшего, непоколебимо старался отцепить того от себя. От этого Иизакки жался к нему только сильнее.
— Посмотри на меня, Редсеб, посмотри на меня! Что она сделала с тобой, эта девочка! Что сделала?! Из-за неё ты отдалился от меня, она тебе дороже, чем я, твоя плоть и кровь! Это надо остановить, Ред, слышишь меня? Она забирает тебя у меня, она погубит тебя...
— Довольно! — Редсеб рывком оторвал от себя руки брата, который готов был разрыдаться от отчаяния. — Ты снова бредишь. Ничего подобного не происходит, ты это прекрасно знаешь. Я не желал тебе доверять именно потому, что ты так нетерпелив. Именно по этой причине я делаю то, что делаю, но ты всё равно пытаешься ставить мне палки в колеса.
— Ты уходишь всё дальше... — словно не слыша слов Редсеба, просипел младший близнец, невидящим взглядом глядя в пол. — Ты исчезаешь...
Редсеб, замолчав, посмотрел на него с едва уловимой злостью, но Иизакки с широко распахнутыми глазами что-то бормотал себе под нос. Обреченно смежив веки, он опустил ладонь на его затылок и резко притянул к себе сотрясающегося в беззвучных рыданиях брата, заставив лоб того столкнуться с его плечом. Иизакки снова вцепился в старшего брата, а Редсеб раздраженно выдохнул.
— Терпи, брат, — проговорил он, глядя в сторону. — Скоро всё закончится. Терпи.
Некоторое время было слышно только потрескивание пластинки, продолжавшей крутиться по кругу, и безумный шепот младшего близнеца, постепенно сходивший на нет.
— Обещай мне… — прохрипел Иизакки спустя несколько минут, оторвавшись от плеча и заглянув в голубые глаза брата, так похожие на его. — Обещай мне, что она нас не разделит, как тогда.
Глаза Редсеба слегка сузились, и он, еле слышно выдохнув, сказал:
Ева ворочалась в постели и никак не могла заснуть уже очень долгое время. Ей всё казалось, что в кровати завелись клопы, которые копошились в истертой простыне, жалили и щекотали её, вызывая противный зуд, но она отчетливо понимала, что это чувство росло в ней не извне, а внутри, где-то в районе живота, не дающее покоя.
Это было невыносимо.
Сдернув с себя одеяло, она поднялась с кровати и, подойдя к двери, уткнулась в неё лбом, судорожно вздохнув. Внутри что-то заворочалось ещё сильнее, и ощущение это было схоже с тем, как ребенок решается на какую-то шалость, прекрасно осознавая, что родителям это совершенно не понравится.
Однако её желание было совершенно не похоже на то, которое испытывает ребенок.
Дернув на себя ручку, она открыла дверь и еле слышно вышла в коридор. Её взгляд тут же уперся в желанную красную дверь, которую она так давно хотела посетить, и, опасливо оглядываясь по сторонам, Ева тихонько направилась к ней. Каждый шаг отзывался в груди глухим стуком. Пальцы на ногах и руках мгновенно окоченели, потому что она очень давно не решалась на какую-то авантюру, и страх бросал её то в жар, то в лед.
Тюремщиков не было слышно, и Хейг оставалось только молиться, чтобы её никто так и не услышал.
Когда она остановилась у двери, то осторожно коснулась её ладонью, ощущая всю шероховатость облупленной краски, а потом, проведя по ней, опустила руку на медную ручку. Прикрыв глаза и еле слышно вздохнув, она заколебалась и улыбнулась, чувствуя жар от стука сердца, а потом надавила на ручку, открывая дверь.
Ева оказалась в знакомой ванной комнате. Звуки льющейся воды из душевой мягко коснулись её слуха, но она ничуть не удивилась своей находке. Она знала, что найдет за красной дверью.
Мужской силуэт виднелся сквозь матовую шторку, и Ева, коротко улыбнувшись этому зрелищу, стянула с себя остатки одежды, в которой спала, и наступила босой ногой на ледяной кафель.
Силуэт замер, странно дернулся, а в следующее мгновение из шторки показалась рука и резко отодвинула её.
Не до конца веря собственным глазам, Редсеб провел ладонью по лицу, смахивая льющуюся с себя воду, и недоверчиво посмотрел на неё, сощурившись.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, оглядывая её с головы до ног.
Ева не ответила, сделав ещё один шаг к нему и заглядывая в его глаза. Она глубоко и судорожно дышала, глядя на него так, как никогда раньше не смотрела. Девушка видела отчетливую растерянность в глазах мужчины, сменяющуюся пониманием того, зачем она пришла.
— Уходи, — коротко сказал Редсеб, отводя взгляд, как Еве показалось, с трудом, но та протянула руку и коснулась его щеки, из-за чего он вздрогнул, и повернула его лицо к себе.
Маллиган не шелохнулся.
Она аккуратно ступила ногой в душевую, держась за его плечо, и встала напротив. Хейг моментально промокла, и вода заливала взор на Маллиган-старшего, однако девушка не спускала с него взгляда. Редсеб в свою очередь глядел на неё, но ничего не предпринимал, словно из последних сил стараясь отсрочить неизбежность того, что должно произойти.
Ева осторожно коснулась кончиками пальцев его лица, проведя по ним и смахивая капли воды, а потом, поднявшись на носочки, очень мягко и трепетно поцеловала его в плотно сжатые губы. Редсеб не шевелился, когда она покрывала его губы короткими и легкими поцелуями, но чувствовала, как он расслабляется с каждым её прикосновением, обращенными к нему.
А затем всё обрушилось к чертям…
Он резко притянул её к себе, впиваясь таким жадным и до боли настойчивым поцелуем, отчего Хейг сдавленно охнула. Секунда замешательства, и она вцепилась в его плечи, отвечая на неожиданный напор, после чего Редсеб подхватил девушку на руки и вжал всем телом к кафельной стене, вырвав из уст Евы первый стон. Та больно ударилась, но не придавая этому значения, обхватила его ногами и в отместку сжала мокрые волосы, ощущая приятный контраст между разгоряченным от воды телом и ледяной плиткой.
Такое чувство, что они шли к этому всю свою жизнь.
— Сумасшедшая девчонка, — прохрипел Маллиган, припав к её шее и несильно укусив. Ева вздохнула, случайно скребнув его по спине ногтями. — Ты понимаешь, что творишь?
Хейг с силой оттянула его голову за волосы, с каким-то насмешливым удовольствием глядя в его глаза, в которых плескалось неукротимое желание, вырвавшееся наружу, а затем коснулась языком его шеи (Редсеб вздрогнул) и провела по кадыку до самого подбородка, слегка обезумевшими глазами глядя на мужчину, чьи пальцы вжались в её тело с новой силой.
— Ещё как, — выдохнула она ему в губы, после чего впилась в него настойчивым поцелуем, и Редсеб, окончательно прекращая себя сдерживать, ответил ей со всей своей страстностью, которая медленно кипела в нём такое долгое время…
***
Ева проснулась так внезапно, что, не до конца осознав собственное положение, пулей вылетела из постели, словно под одеялом обнаружила змею.
Сердце колотилось в районе горла. На теле отпечатались прикосновения чужих рук. Мышцы живота связало в тугой узел…
Тяжело дыша, Хейг опустилась на колени в середине комнаты, обхватывая себя руками и испытывая такое глубочайшее омерзение к увиденному, что никак не могла взять себя в руки и успокоится. Она просто не могла поверить, что ей приснилось нечто подобное, но даже не то, что ей приснилось, а то, с кем именно.
Прижав ладони к лицу, она судорожно задышала, стараясь прогнать назойливый образ ненавистного человека и заменить его другим, рыжим, солнечным и таким до боли желанным. Но вспомнив прикосновения другого человека, которые казались такими до дикости реальными, она согнулась пополам, ощутив острую тошноту.
Её чуть было не вырвало.
Несколько раз сглотнув, она подавила в себе этот позыв, дрожа всем телом от накатившего отвращения.
«Это просто бред, бред! — твердила она самой себе, зажимая рот рукой, опасаясь, что её в любой момент вывернет. — Бред!»
Просидев некоторое время на коленях и упираясь лбом в грязный пол, Ева глубоко и размеренно дышала, стараясь успокоиться и душой, и телом. Яркость сна мучительно медленно, но сходила на нет, а Хейг, не прекращая дрожать, как могла старалась прогнать мучительные сцены её единения с Редсебом Маллиганом.
Немного придя в себя, Ева поднялась с колен, растирая лицо и шею окоченевшими от страха пальцами, а потом подползла к кровати, казавшейся сейчас настоящим местом преступления, и зашептала самой себе, сцепив руки в замок и уткнувшись лбом в матрас:
— Я люблю Джорджа Уизли, — судорожный вздох и ком в горле, проглотив который она продолжила. — Так сильно люблю, что больно. Больно думать, больно вспоминать, больно слышать его имя, потому что ничьё благополучие больше меня так сильно не заботит, как его. Ты далеко от меня, но я не прекращаю тебя любить, любить за всё, что ты сделал для меня, готов был сделать, и за то, что ты просто есть. Ты солнце, последний луч, который освещает мой путь. Огонек, который греет. И я ничего так сильно не желаю, как снова вернуться к тебе…
Помедлив, Хейг заговорила вновь:
— Редсеб Маллиган чудовище. Он сжег заживо целое поселение в Африке, он убивал ни в чем не повинных людей, из-за него погибли Сириус, бабушка, Аяно… Он лишает меня счастья, а сам хочет казаться добрым. Он спасал меня не для жизни, а для смерти. Он готовит меня для отца, чтобы тот убил меня. То, что приснилось мне, не истинное желание, а помешательство, стокгольмский синдром, больше ничего. Больше ничего…
Мелко покачиваясь в этом положении, она повторяла себе имя Джорджа, вспоминая самые ничтожные детали об этом человеке, насильно вытесняя образ другого, так внезапно ворвавшегося в её сознание.
«Всё хорошо, — твердила она самой себе, сильнее сжимая пальцы, — всё будет хорошо. Это просто сон.»
Ева не заметила, как спустя много мучительных часов всё же задремала на полу, свесив голову на тонкий матрас, пока сквозь дрему не услышала, как в комнату кто-то вошел. Она вздрогнула, сонными глазами глядя на пришедшего, словно только и ждала его появления, но потом, почувствовав послевкусие сна, поджала губы и отвела голову в сторону, не желая видеть визитера.
— Что ты делаешь на полу? — спросил Редсеб, останавливаясь в середине комнаты.
— Ничего, — ответила Ева, забираясь обратно на кровать. Спала она в той же одежде, что было ужасно неудобно, и как бы она ни хотела перед сном раздеться, она не позволяла себе этой слабости, так как не могла предположить, кто ночью может к ней зайти.
Редсеб тем временем не спускал с неё взгляда, и Ева чувствовала его почти физически: этот взгляд словно иглами входил в её кожу, заставляя тело покрываться мурашками. К горлу вновь подступила тошнота, отчего Хейг смежила веки.
— Тебе плохо?
Ева дернулась, потому что Редсеб оказался вдруг очень близко к ней.
— Отойди! — рыкнула она, стараясь не смотреть в глаза Маллиган. — Я не выспалась!
Редсеб выпрямился, однако от кровати не отходил, продолжая наблюдать за девушкой, а та молила все неведомые силы, чтобы он ушел из комнаты. Ева чувствовала, что он что-то подозревает, что она ведет себя страннее обычного, и из-за этого Редсеб ни за что не покинет комнату, как бы ей этого ни хотелось.
— Что происходит? — спросил он, не рискуя, впрочем, приближаться к узнице.
— Ничего не происходит, — четко повторила Хейг, опуская ресницы. Его голос действовал ей на нервы.
— Посмотри на меня.
Сердце ухнуло вниз, словно она летит с обрыва.
Понимая неизбежность этого, Ева собрала всю свою волю в кулак и сжав пальцы, посмотрела на Редсеба.
И перед глазами снова вспыхнула сцена, где этот человек кусает её в шею, облизывая мокрую кожу, а потом пронизывает своим взглядом, в котором тлеет настоящее ледяное пламя...
Ева дернула головой, снова прикрыв глаза, растворяя эту сцену в пучине собственного отвращения, а потом в голове против воли вспыхнул новый образ нынешнего Редсеба, который стоял сейчас перед ней, и то, что отразилось в его глазах, стоило ей только взглянуть на него.
Он всё понял.
Мерлин, она видела это по его глазам! Редсеб не умел читать мысли, но он четко увидел то, что приносит ей такие страдания, словно то, что происходило во сне, было реальностью.
Вот дерьмо...
— Я вернусь.
С этими словами он покинул помещение, оставив после себя звенящую тишину. Еве как никогда хотелось трансгрессировать на край света, лишь бы сбежать отсюда, лишь бы не видеть этого человека никогда больше, не слышать его голоса, не видеть его глаз.
«Он всё понял, Мерлин! — вцепившись в волосы, со стоном подумала она. — Он всё понял!»
Ева уткнулась лицом в кровать, издавая мученический стон, и для себя решила, что если он вернется, то притворится мертвой. Но Редсеб не вернулся ни через несколько минут, ни через полчаса, ни даже через час (по ощущениям девушки). За это время Хейг успела позавтракать холодной варенной картошкой с ломтиком хлеба, но Маллиган-старший всё не появлялся.
Девушка начала нервничать. Она не выкидывала из головы тот факт, что Редсеб ненормален, и что то, что он увидел, могло вызвать в нём совершенно непредсказуемую реакцию, которая могла закончится чем-то устрашающим.
Ева неуверенно пересекала свою темницу, заламывая руки, между делом попутно прогоняя воспоминания сна, которые всё ещё вызывали у неё тошноту и жар во всём теле. В конце концов из-за недосыпа она вернулась на кровать, свернувшись калачиком, и опустила ресницы, возжелав для себя спокойного целебного сна, который позволит забыть то, что так подло подсунуло ей больное сознание.
Она вдруг подумала, что безумие близнецов и этого места заразило её, словно скверна, сделав такой же ненормальной.
«Нормальному человеку ни за что бы не приснилось нечто подобное» — сквозь дрему решила она, шмыгнув носом.
Но потом подумала, что вся её жизнь никогда не подходила в рамки «нормального», как бы сильно ей того ни хотелось.
«Так значит, и я ненормальна?»
***
Разбудил её резкий грохот, от которого Ева с вскриком вскочила, не до конца приходя в себя после крепкого сна.
— «В послеобеденный час, в воскресение, когда пролетариат в состоянии тупого безразличия захватывает улицы», — Иизакки с криком ворвался в комнату, словно рок-звезда, — «некоторые из них напоминают вам большой, язвенный», — он рухнул на колени, выпятив таз, и на его лице появилась лукавая ухмылка, — «член!»
А следом выгнулся, издав пошлый стон, падая на спину.
Сон Евы как рукой сняло.
Повисла звенящая тишина.
— Генри. Миллер. Крош-шка, — раздельно проговорил Иизакки, медленно повернув голову к замершей в шоке девушке и оскалившись.
А потом он резко вскочил, немного пошатнувшись, и взорвался непривычно истерическим смехом.
Ева подумала, что сам он ни черта не понял из того, что сказал, однако беспокоило её совершенно другое.
Иизакки выглядел страннее обычного. Он всегда был несдержан, но в этот раз каждое его движение было чересчур дерзким и неловким, а выражение лица — таким блаженным, что внутрь девушки закрадывалось подозрение.
С ним что-то не так.
— Ты тут читаешь книги Редсеба, я слышал. Так вот, по мне — дает он тебе полную хрень! На!
С этими словами он кинул в Еву небольшую книжонку, от которой она еле успела увернуться, а после захихикал, привалившись к письменному столу.
— Ну какова кобылица! — протянул он, неловко ложась на столешницу и свешивая голову вниз. — Ума не приложу, какого черта мы тебя здесь держим.
— Так отпусти, — спокойно проговорила Ева, не спуская с него взгляда.
— Я бы отпустил тебя только на небеса, сучка, — зафыркав и словно представив себе что-то смешное, отозвался Иизакки, роясь у себя в нагрудных карманах мантии.
Он вынул что-то вроде самодельной сигареты, зажег её палочкой и, припав к ней губами, сильно затянулся. Его ноздри затрепетали, а рот раскрылся, выпуская клубы белого дыма в воздух. Сквозь пелену блеснули знакомые глаза-льдинки, казавшиеся непривычно темными.
И тут осознание ударило девушке в голову.
Он обкурился.
Её сердце впервые спустя долгое время заколотилось от нахлынувшей волны страха.
Иизакки спокойно сел прямо на столе, с прищуром глядя на девушку, и затянулся ещё раз. Ева не обрывала зрительного контакта, а тот, опустив руку с сигаретой на колено, не прекращал глядеть на неё.
— Будешь? — поинтересовался он, и его пальцы с косяком дрогнули. Ева качнула головой, на что Маллиган равнодушно пожал плечами и сделал очередную крупную затяжку. Хейг же хотелось вскочить с кровати и сбежать от неуравновешенного близнеца на край света.
— Высушенная ложечница, — пояснил он, хоть его ни о чем и не спрашивали. — Хорошо идет после тентакулы, которая горячит ум. Так сказать… расширяет границы и успокаивает нервы.
Он расплылся в улыбке, словно Чеширский кот.
— Как прогулялась с моим братом? — поинтересовался он. — О чём болтали?
Еве было не по себе, но она понимала, что если будет молчать, то только взбесит его, а это может окончиться плохо.
— Он рассказал мне, почему вы называете моего отца своим, — ответила Хейг. — Что он спас вас.
Иизакки снова зафыркал, давясь дымом, и посмотрел в сторону.
— Вот уж точно «спас», — проговорил он. — Этот урод Фортескью не был таким дерзким, как семнадцать лет назад, когда я отрезал ему руку.
На границе сознания девушка вспомнила мороженщика, который сто лет назад в Косой аллее вручил ей мятное мороженное, улыбаясь сквозь закрученные белоснежные усы. К горлу вновь подступила тошнота.
Флориан Фортескью пропал прямо из своего магазина около года назад, и больше его никто не видел…
— Что произошло? — спросила Ева, не до конца уверенная в том, что хочет знать.
— Мы пытались украсть еды, он нас заметил и хотел сдать охране, — глядя куда-то в пространство, проговорил Иизакки. — Отец спас нас тогда и…
Он запнулся, а потом зыркнул на Хейг таким злым взглядом, словно это она запалила их на краже много лет назад.
— Любопытная тварь, — процедил Маллиган, задергав ногой. — Я оторву тебе твой нос, как только будет такая возможность.
Ева хотела сострить ему, но благоразумно промолчала, понимая, что сейчас она в опасности больше, чем когда-либо за последние недели.
— Почему Редсеб сказал тебе это? — спросил Иизакки, в голосе которого отчетливо звякнула обида.
Хейг помолчала некоторое время, подбирая слова, а затем ответила:
— Я спросила, а он ответил. Он считает, что жить во лжи слаще, но бессмысленно.
Иизакки, который выдыхал в это время очередные клубы дыма, вдруг медленно повернул голову к девушке, словно только что увидел, а потом разразился таким хохотом, что у Евы волосы встали дыбом. Маллиган ржал помешанным, держась за живот. Он с трудом сохранил равновесие, чуть не рухнув со стола, но всё-таки удержался, не прекращая подвывать сквозь смех.
— Это тебе Редсеб так сказал? — продолжая смеяться, громко спросил Иизакки, а потом вдруг соскочил со стола, откинув закрутку, и в мгновение оказался перед Евой, которая от страха вжалась в стену. Между их лицами оставалось ничтожное расстояние, и Хейг смотрела в его расширенные зрачки, чуяла сладковатый запах жженной травы и видела, что несмотря на улыбку и смех, в его глазах плескалась такая жгучая ненависть, что в неё можно было окунуться с головой и утонуть.
Он схватил Еву за лицо, больно надавив пальцами на скулы, и приблизил к себе, несмотря на то, что та пыталась сопротивляться.
— Так значит, мой брат теперь так считает? Что ж, это многое меняет.
Иизакки выпустил лицо девушки, чуть оттолкнув от себя, а затем, расплывшись в новой мерзкой улыбке, выпрямился.
— Вставай, сучка. Ты пойдешь со мной.
Не дожидаясь, когда Хейг поднимется, он грубо схватил её выше локтя и дернул на себя так, что она чуть было не упала, но, невзирая на это, с невиданной силой потащил из комнаты. Ева пыталась упираться, что у неё совершенно не получалось, но потом вдруг с возросшим в мгновение ужасом осознала, что они направляются к заветной комнате с красной дверью.
Хейг не успела приготовиться к чему-нибудь, как Иизакки рванул от себя ручку двери и с силой втолкнул в комнату девушку, которая, не удержав равновесие, больно врезалась в старый, изъеденный молью диван. Почти в ту же секунду она развернулась лицом к Маллиган-младшему, но тот уже оказался вплотную к ней, сомкнув пальцы на её горле.
— Редсеб может считать, что угодно, но даже он не может отрицать единственную правду: вся наша жизнь основана на лжи. Мы росли на ней и питались ей тогда, когда ничего другого не было. Ложь дала нам жизнь, кров и отца, которого у нас никогда не было. И это, — он с силой протолкнул её в центр комнаты, разворачивая лицом к противоположной стене, — истина.
Ева, рухнувшая на колени, сначала ничего не поняла, а потом замерла на месте, увидев то, что повергло её в настоящий шок.
На стене, к которой её толкнул Иизакки, на старых истертых досках от пола до потолка были прибиты миллионы бумажных листочков в какой-то круговой последовательности.
Некоторое время Ева не шевелилась с места, молча взирая на это «творение» с жужжащей в районе груди тревогой и опасаясь близнеца позади себя, но потом, не слыша даже стука собственного сердца, медленно поднялась с колен. Рассмотрев прикрепленные гвоздями листочки, Хейг вдруг сразу вспомнила о порванных книгах, которые Редсеб давал ей читать. Это были вырезки, а то и целые обрывки из книг, которые не несли в себе какой-то определенной закономерности, кроме того, что все они были расположены в некой спиральной последовательности, образуя огромный круг на всю стену. Миллиарды слов рябили в ее глазах, но ошеломление от увиденного настойчиво звенело предостережением.
В этом «круге» не было ничего хорошего.
Она отчетливо чувствовала это.
— Ну что, понравилось? — раздалось шипение позади, и Ева от неожиданности подпрыгнула: она так засмотрелась, что совершенно позабыла о существовании Иизакки у неё за спиной.
— Это наше величайшее творение, — пружинистой походкой он приблизился к своему панно, тогда как девушка отступила. Она всё ещё ужасно боялась его. — Моё и Редсеба. Каждый листочек на нашей проклятой стене олицетворяет того, кого мы когда-либо убили.
Ева почувствовала жар, растекшийся по всему телу. От сказанного Пожирателем у неё потемнело в глазах, а самой ей стало до ужаса дурно.
— Например, здесь, — он указал в какую-то произвольную точку на «круге», — твои ничтожные нигеры, которых мы сожгли в Африке.
Хейг машинально взглянула туда.
— А вот здесь, — он указал куда-то в край своего панно, — твоя сучья бабка, которую я убил этим летом.
У Евы задрожали руки, когда она посмотрела на обрывок, указанный Иизакки.
— Здесь — узкоглазая тварь, — Аяно оказалась недалеко от миссис Блэк. — Но знаешь, что? — Иизакки, не прекращая улыбаться, повернулся к девушке, которую колотило от увиденного, страха и ненависти. — Всё это на самом деле пустяки. Мелочи. Важно тут совершенно другое.
Он сделал к ней шаг, схватил её за волосы и приблизил к себе, заставляя ту чуть согнуть ноги в коленях. Ева стиснула челюсти от боли, но в целом не сопротивлялась, глядя в глаза человека, показавшего ей эту отвратительную комнату.
— Этот круг мы посвящаем тебе, Ева, — сладко и вкрадчиво прошептал он, словно своей тайной любовнице в пылу страсти. — Это — твоё наследие, то, что останется после твоей смерти. Мы увековечим тебя здесь, и твоя смерть будет вишенкой на торте, кульминацией этого бредового рассказа и самой лучшей концовкой на свете, достойной феерической завязки, которая берет своё начало семнадцать лет назад.
Он перевел дыхание, блестящими глазами взирая на жертву, а потом, высвободив руку, длинным бледным пальцем ткнул в самую середину «круга».
Ева перевела взгляд на один из обрывков, который, казалось, ничем не отличался от других. Только лишь тем, что он был в самой середине.
На обрывке была следующая фраза:
«…Нет, с рук моих весь океан Нептуна Не смоет кровь. Скорей они, коснувшись Зеленой бездны моря, в красный цвет Ее окрасят...»
Ева не поняла смысла этих слов и продолжала вглядываться в буковки на листочке, однако потом вдруг её внимание привлекла тоненькая прядка волос, обмотанная вокруг гвоздя, которым был прибит этот обрывок.
Прядка белых, таких же, как у неё волос.
Сердце заколотилось о грудную клетку, а в горле пересохло. Понимание инородным потоком медленно вливалось в её голову так, что сначала в это было просто невозможно поверить. Хейг машинально перенеслась в воспоминания полугодичной давности, когда она, стоя на коленях у подножья Хогвартса, слушала исповедь отца, что был готов убить её всего через пару мгновений.
«Первые люди, которых я убил, были семьи волшебников…»
Ева медленно оторвала взгляд от пряди и перевела на Иизакки, посмотрев на него так, что тот, не ощущая никакого дискомфорта, замаслился от её выражения лица.
«Они зверски убили твою мать прямо в нашем доме. Знаешь, каждые из них оказались грязнокровками, все до единого, и это о многом говорит...»
Сердце отбивало бешенный ритм, а уши заложило так, что она даже не слышала, что сказал сейчас Маллиган своим поганым ртом.
«Мне было приятно их убивать, Ева…»
«Приятно, Ева…»
— Грязный ублюдок… — прошептала Ева, не слыша ничего, даже собственного голоса. — Так это был ты. С самого начала... это был ты.
— Я-я? — голос Иизакки стал визгливым. — Не я, сучка, а мы. Мы, Хейг, да! — он сделал шаг вперед, питаясь эмоциями Евы, словно они были выдержанным трехсотлетним огневиски. — А что, Редсеб не говорил тебе? Он не сказал тебе эту правду?
И он расхохотался таким безумным смехом, что волосы у Хейг на голове стали дыбом.
Сердце пропустило удар.
Вот тогда это и произошло.
В жизни Евы был один-единственный нерушимый принцип, приобретенный грубым ожогом в самом детстве. Когда в её серых глазах отражалось пламя, которое сжирало людей, покрывая дымом и пеплом хилые хижины в большой незнакомой стране, это определило отношение маленькой девочки к самому худшему преступлению, которое может совершить человек против природы.
Когда миссис Блэк, не колеблясь ни мгновения, выхватила катану и вонзила её в грудь человека, желающего навредить двум маленьким девочкам, Ева впервые познала то, что в каждом человеке есть тьма. Это полоснуло ожог новым лезвием.
Когда Беллатриса Лестрейндж пустила в своего кузена режущее заклинание, она поняла, что даже родственные связи не всегда крепки настолько, чтобы этой тьме противостоять.
И когда Аяно убила человека в надежде защитить подругу, в ту самую секунду она впервые ощутила облегчение, хоть потом в кромешной тьме стыдилась этой слабости.
Её окружали смерть несущие, но себе она когда-то поклялась, что ни за что не уподобится им, что вопреки всей грязи и тьме, окружавшей её, она отдаст последние силы на то, чтобы не стать падшей. Ева не станет тенью своего отца, которого в своё время сломила смерть дорогого человека.
Она будет сильнее.
Но теперь, когда она вдруг увидела перед собой убийцу матери, которого она никогда не ожидала увидеть, чаша терпения внезапно переполнилась влившейся в неё истиной. Перед девушкой стоял человек, с которого началось всё происходящее с ней и её близкими безумие. Он смеялся над её многолетними страданиями и болью, которую она перенесла и испытывает в данный момент, да ещё и запечатлел это так, как может школьник хвататься собственным дипломом.
Прибив гвоздем к стене.
Еву охватил невыносимый и страшный зуд, выбивающий всё важное прежде и делая бессмысленным все нерушимые принципы.
Словно вода под мостом.
«Убить.»
Ева бросилась на него. Это было не простой истерикой, в которой она бы слепо лупила его, безумно крича при этом; напротив, это было тихо и хладнокровно, словно она делала это не впервые. Иизакки, не переставая посмеиваться, увернулся, и ногти девушки царапнули его по коже, однако Ева, ухватившись его за мантию и по инерции развернувшись у него за спиной, замахнулась и врезала ему по лицу. Удар пришелся по глазу, и Маллиган по инерции согнулся, на секунду потерявшись в пространстве, тогда как Ева просто бросилась на него со спины, обхватив его шею руками и со всей тихой яростью сжимая его в тиски. Иизакки сбросил девушку, но та так крепко сжимала его, не желая выпускать, что он залупил её кулаком по животу, болезненно сопя при этом. Хейг вскрикнула от боли, выпуская близнеца, и оба они отпрянули друг от друга. Ева видела, что Маллиган, растопырив руки и издевательски улыбаясь, прошелся вокруг неё.
— Что, решила отомстить за мамочку? — просюсюкал он.
Ева бросилась к нему, и тот вцепился в неё в ответ. Они были похожи на двух горячо обнимающихся любовников: упирались друг в друга, сопя и рыча от напряжения, и никто не желал уступать другому. Ноги грозились вот-вот соскользнуть с пола, и тогда кому-то из них конец.
В какой-то момент противники всё-таки повалились на доски, взметнув порцию пыли в воздух. Иизакки совершил громадное усилие и сбросил с себя девушку, следом навалившись, и тогда два тела, сцепившись друг с другом, покатились кубарем по грязному полу, намереваясь лишить друг друга жизни. Они рвали противника, схватывались так, словно желали оторвать голову, издавая нечеловеческие рычащие звуки. Весь мир потонул в безумном желании убить, убить, убить…
Маллиган больше не смеялся.
Кровь заливала Еве взор, и она вообще не понимала, что происходит. Ярость затапливала её мозг, но она вцепилась в противника, грозя сломать от напряжения пальцы, а Иизакки дрался с ней так яростно, словно был вовсе не человеком, а единым механизмом, способным только убивать. Взаимная ненависть достигла своего апогея, и вот они сцепились в последний раз, пыхтя из последних сил и стиснув челюсти до боли.
Хейг была примерно одной весовой категории с Иизакки, но в отличии от него, никогда не дралась так, как он, и это чувствовалось сразу. Однако всё то, что он сделал с ней и её близкими, с силой такой неукротимой силой ударило в голову, что ярость, которая мирно кипела в ней долгие годы, выплеснулась наружу со всей уничтожающей силой.
И вот Маллиган оказался под ней, а она сдавила его горло с таким ожесточением, что даже неловкие попытки сбросить девушку не увенчивались успехом: Ева только намертво впивалась в его кожу нестриженными ногтями, буквально сквозь пальцы ощущая, как просачивается чужая жизнь. Иизакки выбивался, хрипел, сучил ногами и дергался, но сбросить с себя обезумевшую девушку не мог. Он наносил неловкие удары, пытался лягнуть её то в бок, то в спину, но Ева не реагировала на боль, продолжая сдавливать чужое горло дрожащими от напряжения руками. Тело девушки новой волной охватил зуд, который с каждым мгновением усиливался, и избавиться от него можно было одним способом: завершить начатое. Бешено выпучив глаза, она глядела в покрасневшие белки мужчины, из открытого рта которого вырывались клочковатые хрипы.
Она чувствовала приближение конца своими руками, словно они были одним организмом в этот момент.
Уже всё.
Почти всё.
Сейчас она это закончит.
— Р-ед… — едва различимо прохрипел Иизакки.
Ева вздрогнула.
Ледяная волна ужаса обрушилась на неё так внезапно и несправедливо, что плотно сжатые пальцы дрогнули…
Не успела она что-либо сообразить, как в следующее мгновение Маллиган спихнул её с себя, с громким хриплым стоном втягивая воздух. Ева с диким выражением лица осталась сидеть на месте, не способная ни броситься на него снова, ни отползти, не до конца отойдя от безумного помешательства. Всё тело горело от адреналина, а голове что-то долбило, а руки, сведенные судорогой, тряслись. То, что чуть было не произошло, колотило её, словно в лихорадке.
Иизакки жадно хватал ртом воздух, держась за посиневшее горло и сумасшедше кашляя. Хейг не могла оторвать от него взгляда, словно ожидая с ужасом, что сейчас он захлебнется и упадет замертво. Но Маллиган откашлялся, все ещё удерживая ладонь у горла, а затем, словно вспомнив о чем-то, медленно взглянул на Еву, и ту накрыл необъяснимый ужас, окончательно охладивший в ней жар от пережитого.
Такого лютого взгляда она ещё не видела.
И вдруг девушка осознала собственную беспомощность в этот момент. Ярость, охлажденная ужасом, больше не могла вспыхнуть в ней новым пламенем, а потому она предприняла бесполезную попытку отползти назад, понимая только одно.
Сейчас он убьет её.
В следующий миг Иизакки бросился на Еву, и та даже не могла толком сбежать, как мужчина, схватив её за волосы, со всей силой впечатал головой в пол. Боли она не ощутила, только сад удар, от которого в глазах всё резко потемнело. Мысли испарились, удар повторился, а на третий голова запоздало отозвалась острой болью.
И тогда стало понятно, что это конец.
Четвертого удара она даже не почувствует.
Однако, Ева ошиблась. У неё осталось ощущение, словно её продолжали бить о пол. Голова отзывалась фантомными болями, но сквозь эту адскую пытку проскальзывало понимание того, что хватка на затылке ослабла, а сама она, обмякнув, просто лежит на полу. Хейг смыкала веки, но кроме темноты не видела перед собой ничего, зато чувствовала, как по голове постепенно разливалась и усиливалась острая боль. Всё тело словно налилось свинцом, и страдания были такими невыносимыми, что она почти не дышала.
Пусть эта боль закончится.
Пусть это прекратится.
Но мучения не прекращались, а жизнь, готовая ускользнуть от неё, вливалась обратно болезненным, но теплым потоком. Размытое зрение медленно-медленно возвращалось обратно, а до слуха доносились какие-то странные звуки: страшный грохот, топот чьих-то ног и совершенно нечеловеческий визг, от которого у неё даже сейчас по телу пробегали мурашки.
— Не надо! — визжал Иизакки. — Не трогай меня! Не-ет!
Ева пару раз медленно моргнула, и обратила внимание на то, что один из мужчин, имя которого она не помнила, с ледяной остервенелостью избивал другого. В сознании отчетливо отпечатался момент, как рука того, что был под братом, безжизненно упала на пол, но даже это не заставило избивающего успокоится.
«Он убьёт его, — на границе сознания поняла Ева, в бессилии опуская ресницы. — Он убьёт своего брата.»
***
А дальше была тьма. Всепоглотившее небытие, прерываемое вспыхивающими, как вспышка фотоаппарата, фрагментами, которые напоминали скорее сон, чем реальность.
В самом первом Еве приснилось, как она, лежа на своей кровати, смотрела на Редсеба. Тот сидел на полу, прислонившись спиной к её кровати, и рассматривал окровавленные дрожащие руки. Коротко и судорожно вздохнув, мужчина опустил лицо в эти ладони, и его мелко затрясло.
Никогда ещё она не думала, что увидит его таким.
А затем, снова тьма.
В следующий момент ей привиделось, что Редсеб, уже смывший с себя всю кровь, опускает что-то холодное на её лоб. Даже сквозь сон она чуяла, насколько зловонным оно было, но не могла и пальцем пошевелить. Маллиган взглянул ей в глаза и слегка нахмурился, а потом отвел взгляд, словно ему было больно смотреть на неё.
— Всё хорошо. Спи.
И она закрыла глаза.
Когда она разлепила их в следующий раз, то приложила все усилия для того, чтобы не заснуть снова. Ева была в той же комнате, в которой провела уже почти два месяца (или больше?) и лежала в своей кровати, чувствуя постепенно разливающуюся боль в теле. Несмотря на это, девушка совершила большое усилие и села в кровати, чувствуя сильнейшее головокружение.
В комнате ничего не изменилось: всё тот же раскрытый шкаф с вываленной одеждой, заколоченное окно, лампа над головой и письменный стол в углу. По телу Евы пробежали слабые мурашки, когда она перевела на него взгляд, а когда она, сощурившись, всмотрелась в пол, то увидела давно остывшую самодельную сигарету, которую небрежно откинули будто сто лет назад…
И тогда Хейг всё вспомнила.
Судорожно вздохнув, она схватилась за изголовье кровати и поднялась на ноги со второй попытки. Колени страшно дрожали, тело словно набрало тонну килограмм, и девушке было сложно удержать равновесие. Из одежды на ней была длинная толстовка на молнии, обнажающая страшные кровопотеки на ногах.
Но, стиснув челюсти от боли, Ева, наконец, обрела стоячее положение.
С трудом добравшись до двери, она дернула на себя ручку и дверь послушно открылась, как в том сне, где она впервые пошла к заветной красной двери. В коридоре снова никого не было, да и вообще у неё складывалось впечатление, что в доме Маллиган она находилась одна.
Упираясь в стену, Хейг медленно доковыляла до той самой красной двери, за которой произошло столько ужасного. Не сразу решаясь её толкнуть, Ева вспомнила «круг», глаза убийцы её матери, в которых исчезала жизнь, и Редсеба, забивающего брата до смерти. Ей казалось, если она откроет дверь, то за ней в первую очередь увидит труп…
Сглотнув болезненный ком, не в силах стоять на месте, девушка толкнула дверь и вошла в помещение.
Трупа в ней не оказалось, Ева сразу это обнаружила, зато вместо него на полу была размазана лужа черной высохшей крови. Да и вообще весь пол был так грязен, что это без труда определяло, что какое-то время назад тут произошла страшная драка.
Хейг заметила краем глаза движение и испуганно перевела туда взгляд, однако увидела она всего лишь собственное отражение в старом треснутом зеркале, стоящем в самом углу. Ева целых два месяца не видела саму себя.
Когда она подошла к нему, то сначала не поверила, что это её отражение, решив, что зеркало было волшебным, однако потом поняла: она слишком сильно изменилась.
За то время, что девушка провела здесь, она страшно похудела, волосы от отсутствия расчески превратились в какой-то страшный колтун, а синяки под глазами стали такими темными, словно кто-то размазал тушь. Её голова была перебинтована, немного прикрывая один глаз, а всё тело украшали лиловые синяки и раны, которые кто-то промыл и замазал той самой зловонной мазью, запах которой ей снился.
Но больше всего из этого Еву пугали собственные глаза, которыми она взирала на своё отражение. Взгляд, живостью и яркостью которого она так гордилась, превратился в тусклый и безжизненный, словно кто-то высосал из её взора всю душу. И Хейг подумала, что примерно так выглядят глаза человека, который чуть было не убил другого…
Отвернувшись, она взглянула в окно. В этой комнате оно не было заколоченным, а потому помещение освещал естественный рассеянный свет, говорящий о том, что сейчас было позднее зимнее утро. За грязным стеклом летали хлопья снега, и это было единственным, что Ева могла распознать.
И, наконец, «круг».
Совершив новые усилия для передвижения, отзывающиеся новыми вспышками боли по телу, Хейг медленно подошла к нему и снова всмотрелась в ужасающие листочки.
Вдруг совершенно неуместно она вспомнила, как много лет назад они с бабушкой оказались в Берлине. То путешествие практически не запомнилось маленькой девочкой, зато в сознании отчетливо отпечаталось то, как миссис Блэк посетила с ней монумент, посвященный жертвам Гриндевальдовского террора.
Ева помнила две огромные статуи, похожие на скалы, запечатлевающие двух мужчин с волшебными палочками, направленных друг на друга. Из этих палочек вырывались лучи, которые, сталкиваясь, образовывали вечный волшебный огонь. Оба они были в длинных развевающихся плащах, и с одной стороны из-под него выглядывали другие волшебники с волшебными палочками в руках, готовые помочь своему спасителю. Их лица были искажены криком, яростью, и какой-то отчаянной надеждой, которую создатель монумента так убедительно передал в каменных изваяниях, что даже маленький ребенок понял это.
Из плаща второго тоже выглядывали люди, однако они не были живыми. Искаженные мукой и болью лица были повержены и лежали друг на друге кучей, и Еву так поразили эти страдающие лики, что она просто расплакалась в тот момент.
Что мог знать ребенок о войне? Ева не знала ничего, но глядя на этот монумент потом, когда миссис Блэк успокоила её, и глядя на людей, которые, как и они с бабушкой, пришли почтить память и отдать дань уважения тем, кто сражался тогда, она поняла две вещи.
Война, о которой упомянула бабушка сквозь успокоительные слова, чем бы она не была — она ужасна.
И к тому, кто прошел этот ужасный путь в надежде принести мир, нужно относиться с уважением.
Вот зачем был создан тот монумент.
Так вот то, что сейчас видела Ева перед собой, было создано с прямо противоположным значением. Этот круг был надругательством над жертвами, которым не повезло попасться двум обезумевшим монстрам, восхвалением жестокости и зверства, на которое был способен человек. От листочков на стене Еву буквально тошнило, словно это было отдельным оскверненным надгробием, а каждый гвоздь, вогнанный в деревянные доски, был вколот словно в её сердце, в издевательскую насмешку над ней.
Они посвятили этот «круг» ей, и венчали его своим первым убийством — убийством её матери. Теперь-то Еве стало понятно, почему Маллиган так яро желали ей смерти — всё ради этого отвратительного панно, страшной композиции, смысл которой в том, что обманутый отец убьет свою дочь, даже не зная, что за всем этим стояли те, кто убил его любимую женщину. Иизакки был слишком нетерпелив, он бы и сам не прочь убить Еву, но Редсеб был другим. Он был спокоен, хладнокровен, он точно знал, что хотел. Ему не нужна была смерть девушки от несчастного случая — по этой причине он спасал Хейг всё это время. Он не мог позволить, чтобы Элайджа убил то, что осталось от Евы — она нужна была ему в полном сознании, стоящая на коленях перед своим отцом и понимающая, что спустя столь долгое время её жизнь сейчас оборвется. Только тогда в этом круге есть смысл, только тогда их многолетний план можно считать исполненным. И отец, которого они так хотели, убив свою дочь, будет принадлежать только им двоим.
Теперь-то всё встало на свои места.
Теперь Ева поняла весь смысл происходящего.
И только одна деталь немного смущала девушку.
Хейг нерешительно провела пальцами по отрывку, посвященному её матери.
Ей не давали покоя строки из «Макбета», относимые близнецами к Иннанель. Она понимала, что тем самым Маллиган указывали на те ощущения, что испытал Элайджа, совершив своё первое убийство, ведь именно кончина её матери круто перевернула жизнь этого человека. Но почему они взяли именно эти строки? Почему в центр круга они поместили именно страдания Элайджи? Ведь больше её отец не раскаивается из-за совершенных им преступлений.
Почему это занимало центр композиции?
Ева чувствовала какой-то подвох, но как не думала об этом, не могла прийти к какой-то мысли.
Глядя на всё это, Ева не могла не поражаться тому, какая важная роль этому отведена в жизни одного из Маллиган. Хейг уже буквально чувствовала близнецов. Один из них был полностью неуравновешен: ему нравился скорее сам факт надругательства над собственными жертвами, но он был исполнителем, не «отцом» этой идеи. Иизакки готов был в определенные моменты поступиться планом и сам убить Еву, чтобы, наконец, успокоиться, но Редсеб был другим. Из двух братьев именно старший мог придумать нечто подобное и твердо следовать этому, уничтожая всё, что могло встать на его пути. И Еву передергивало от того, насколько буквально он это принял. Ведь именно этот «круг» заставил Редсеба убить единственного кровного родственника, свою плоть и кровь. Буквально, собственное отражение.
Хейг отдернула руку от листочка, словно тот обжег её. У Редсеба не было никаких уязвимых мест, кроме одной.
Эта стена его смыслом жизни, сердцем и, одновременно, ахиллесовой пятой. Больше в нём не было ничего человечного.
Когда дверь позади скрипнула, Ева обернулась к ней и замерла, словно вкопанная. Она бы не удивилась, если бы именно в этот момент в дверях появился Редсеб, но стоящий на пороге человек сейчас казался каким-то бредовым помешательством.
Словно призрак.
Делая вид, что не заметил её (что было невозможно), Иизакки, страшно хромая, прошел в комнату и подошел к письменному столу в углу у окна. Отодвинув ящик чересчур резко, он, поджав губы, принялся что-то искать в нём одной рукой. Вторая же, сломанная и стянутая бинтом и двумя небольшими брусьями, была в подвешенном состоянии благодаря перевязи. Всё его лицо было опухшим донельзя, разбитым и лиловым, словно его как минимум трижды сбрасывали лицом вниз с высоты нескольких этажей, а сама голова Маллиган была перевязана так же, как у самой Евы. Но даже невооруженным взглядом было видно, что ему досталось куда больше, чем ей.
Наконец, Иизакки нашел то, что искал, сунул это в свой карман и, повернувшись, взглянул на Еву.
Из-за отекшего лица ей было трудно понять, что выражает его взгляд, но сама она, стиснув челюсти, чуть опустила голову, неосознанно выражая этим собственную враждебность. Они вновь стояли в этой комнате, в которой жизнь обоих дала очередную трещину, и оба ненавидели друг друга насколько, насколько могут ненавидеть друг друга два человека. Но произошедшее здесь отрезвило обоих подобно самой мощной пощечине. Ева всё ещё помнила, как именно здесь чуть было не стала убийцей, а Иизакки, как она догадывалась, вряд ли когда-нибудь мог представить, что его брат изобьет его практически до смерти.
И вот они стоят здесь с этой своей ненавистью, но ничего не могут с этим больше сделать, словно волна, накрывшая их тогда так внезапно и беспощадно, испарилась в том ужасе, что им пришлось здесь пережить.
Иизакки отвел свой пустой взгляд от девушки и, хромая, покинул комнату, небрежно прикрыв за собой красную дверь. А Ева, всё ещё прислушиваясь к его удаляющимся шагам, продолжала стоять на месте.
***
Шли дни, а Хейг так и продолжала маяться от нечего делать. У неё сложилось впечатление, что все решили забыть вообще о её существовании, потому что за неделю её пребывания она больше ни с кем не виделась. Девушка могла беспрепятственно перемещаться по домику, даже ходить в душ тогда, когда ей этого захочется (хоть это и было очень больно из-за многочисленных побоев) но с тех самых пор она никого не видела. Она была твердо уверена, что в какой-то момент за ней теперь явятся Айзексы, ведь Ева узнала теперь всё, что только могла узнать, и больше ей здесь ждать нечего, однако не происходило и этого. И тогда Хейг, осмелев, попробовала покинуть этот злополучный дом самостоятельно. Она битый час или два (по собственным ощущениям) возилась с запертой дверью, пытаясь вскрыть её всеми подручными средствами, и даже навалившись на неё со всей силы, но это было бесполезно. То же самое происходило и с окнами, в одно из которых Ева даже обрушила стул, но и это не дало ощутимого результата. Дом покрывала какая-то защитная магия, не позволяющая обычному человеку покинуть его с помощью подручных средств. Зря Хейг понадеялась на неосведомленность близнецов в этом вопросе. Они не оставили Еве ни единой попытки сбежать.
Хуже этого было только признание собственного проигрыша.
Впрочем, её попытки на этот раз не остались незамеченными, и в тот же вечер к ней явился Редсеб Маллиган. Ева, сидящая на диване в комнате с красной дверью и пронзающая взглядом злополучный круг, даже не дернулась, когда он вошел в комнату. Она узнала его шаги, не обремененные хромотой, как у его брата: ровные и полные спокойствия.
Под стать хладнокровному убийце.
Произошедшее здесь разрушило ту странную связь, которая их единила. После того, что Ева узнала об этом человеке, его появление больше не сопровождалось каким-то нелепым всплеском мурашек по телу, а сон, который некоторое время мозолил её сознание, превратился в какую-то дурацкую шутку с еле ощутимым мерзким послевкусием. Раскрытие тайны Редсеба спровоцировало равнодушие в девушке, но не такое, какое можно было бы испытать к убийце матери, а то, что больше он её ничем не сможет застать врасплох.
В кои-то веки она его больше не боялась.
Редсеб остановился у неё за спиной, и для Хейг оставалось загадкой то, что он задумал. Обхватив подтянутые к груди колени и уткнувшись в них подбородком, она не спускала с «круга» своего взгляда. В комнате было смертельно тихо, но Ева буквально слышала присутствие человека позади себя.
Но что бы он там ни хотел, она ни за что не заговорит с ним первая. Пусть он справляется с этим шагом самостоятельно.
Редсеб, кажется, понял это, а потому Ева всё-таки услышала шаги. Боковым зрением девушка увидела, как черный силуэт взял стул и, подойдя прямо к ней, опустил его напротив дивана. Редсеб сел на стул, закрывая собой ту истину, которую он так бережно оберегал прежде, и Еве уже ничего не оставалось, кроме как смотреть на него самого. И Хейг смотрела. Прямо, без страха или стеснения, спокойно и с ожиданием, заранее готовясь к тому, что сейчас ей станут доносить какую-то мысль. А про себя пыталась заметить изменения в мужчине, какие могут настигнуть человека, который чуть было голыми руками не убил своего брата. Она чувствовала в себе опустошение и отвращение после того, что чуть было не сделала с Иизакки.
А чувствовал ли его Редсеб?
Ева не могла понять. Она старалась отбросить всё, что знала о нём и мыслить объективно, но у неё не получалось. Кроме сбитых костяшек на руках в нём не изменилось совершенно ничего, из-за чего девушка пришла к выводу, что произошедшее не оставило на нём никакого отпечатка.
Впрочем, разве этому стоило удивляться? Всё-таки позади него было точное количество людей, которых за всю свою жизнь хладнокровно убил этот человек. Что для него стоила ещё одна смерть?
Сцепив руки в замок, Редсеб слегка приподнял подбородок и, наконец, заговорил:
— Как ты себя чувствуешь?
Совершенно нейтральный вопрос с его уст звучал как-то цинично.
— Нормально, — ответила Ева, не ощущая никаких позывов к тому, чтобы привычно съязвить или взбунтоваться.
— Головная боль? — спросил тот.
— Нету, — ответила она, не желая уточнять, что мигрень для неё уже давно стала совершенно обычным состоянием.
— Хорошо, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне о том, что здесь произошло.
Ева помедлила с ответом.
— Я и твой брат подрались здесь. Разве это было не очевидно?
— Что он сказал тебе? — спросил Маллиган.
— Правду, — ответила Ева. — Ту, что ты скрывал, чтобы жизнь казалась слаще.
Девушка подумала, что её легкая провокация как обычно останется незамеченной, но потом вдруг поняла, что Редсеб, обычно предельно хладнокровный, осекся и не знает, что ей ответить.
— Наша жизнь никогда не была сладкой, — тихо сказал он, не прерывая зрительного контакта. — Даже во лжи.
Такой порыв к откровенности заставил Еву слегка растеряться, но она была уже настолько опустошена, что с виду не выразила никаких эмоций и не сменила позы, в которой была всё это время.
— Что ты хочешь? — спросила она.
В этом вопросе не было подвоха. Хейг хотела, чтобы он ответил что угодно, от того, что он хочет на данный момент от неё, до того, что он хочет от жизни вообще, а после убрался восвояси и оставил её в покое. Собственное недельное одиночество вдруг показалось весьма заманчивым.
Но Маллиган молча смотрел на неё, будто пытался прочесть эту закрытую книгу, а затем сказал:
— И ты не хочешь знать, почему мы сделали это?
Ева сразу как-то поняла, что он имеет в виду убийство Иннанель.
— А разве есть смысл спрашивать? — парировала она, не испытывая никакого интереса к разговору. — Даже если ты ответишь, я не смогу поверить тебе.
Редсеб продолжал внимательно смотреть на неё, и Хейг было неясно, что было сейчас в голове у этого человека. Одно было понятно: она не хочет слушать сфабрикованную ложь, ради которой он и явился сюда в надежде, что сможет продолжить свой план.
Что когда-нибудь он замкнет этот круг, из которого не будет выхода её отцу, попавшего в этот круговорот безумия.
Маллиган понял, что разговор у них на этот раз не состоится, а потому, поднявшись, направился прочь. Ева не ощущала какого-либо разочарования на этот счет, продолжая бесцельно смотреть в то место, где секунду назад сидел этот человек.
Она только услышала потом, как Редсеб замер позади неё. Хейг чувствовала, что он хочет что-то сказать, а потому внутренне была к этому готова.
— Я расскажу тебе всю правду, когда ты сама об этом попросишь, — тихо сказал он, скрипнув дверью.
— Ну расскажи, — равнодушно сказала девушка, опуская стопы на холодный деревянный пол.
Маллиган помедлил.
— Только тогда, когда ты вновь начнешь испытывать к этому интерес.
И с этими словами мужчина плотно закрыл за собой дверь.
Элайджа смотрел в его лицо, и ему всё не терпелось подойти к сидящему человеку напротив, когда очередное нудное и бесполезное собрание в особняке Малфоев подошло бы к концу. Мужчина нетерпеливо ерзал на стуле и нет-нет, но поглядывал на него, отмечая про себя небывалую тишь и абсолютное безразличие ко всему происходящему. Прежний Иизакки любил быть в центре событий, ему непременно надо было показать себя и свои невероятные способности, обратить на себя внимание какой-нибудь идиотской выходкой и иногда даже двести самого Темного лорда до белого каления. Только он умел делать это так, что тот до сих пор сохранял ему жизнь.
Но этот Иизакки словно воды в рот набрал. Происходящее вокруг его нисколько не трогало, он не вслушивался в чужие голоса и, тупо уставившись в одну точку и чуть опустившись на стуле, неподвижно сидел так на протяжении всего собрания. Кое-кто поглядывал на него, явно желая узнать, почему младший Маллиган выглядел так, словно по нему хорошенько прошлось стадо гиппогриффов, но пока говорил Волан-де-Морт, никто не позволил себе проронить ни звука.
Вот, дурацкое собрание наконец-то закончилось, и Элайджа одним из первых поднялся со стула. Примерно в одно время с ним — Малфой-младший, который, опасливо зыркнув на того, кто недавно чуть было не убил его, поспешил покинуть зал. Хейг проводил его долгим и тяжелым взглядом, прислушиваясь к собственным ощущениям. Убивать мальчишку несмотря ни на что ему совершенно не хотелось, и это было скорее странным, ежели нормальным. Он не чувствовал привычного зуда, который утихал только когда он завершал начатое, вместо этого слышал только пустой гул в голове, словно где-то там в сознании было перекати-поле. Малфой не вызывал в нем отрицательных чувств. Глядя на этого забитого паренька, он видел больше слабую пародию на самого себя, чем своего врага.
Пока он пялился на Малфоя, Тёмный лорд подозвал к себе Иизакки, и Элайдже не оставалось ничего другого, как выйти со всеми остальными, чтобы не привлекать к себе внимание. В дверях он столкнулся со Снейпом, прожегшего его внимательным взглядом. Хейг сразу ощутил, как ему в затылок словно бы начали вкручивать шуруп, и тогда тот не без ярости перекрыл легилименту доступ в свою голову.
— Ещё раз сделаешь это, я тебе глаза выколю, — вкрадчиво проговорил Хейг, но Пожиратель и бровью не повел.
— Я должен проконтролировать, не решишь ли ты снова броситься на одного из наших, — сказал тот, остановившись. — Мало ли, что взбредет в твою больную голову.
— Проваливай, пока моя одежда не пропиталась твоей вонью, — грубо отвесил Элайджа. Снейп, издав холодный смешок, направился прочь по коридору, а Хейг прижался спиной к стене, скрестив руки, и принялся ждать.
Прошло всего ничего, как дверь открылась, а из зала, где обычно проходило их собрание, вышел Волан-де-Морт и, скользнув по нему коротким взглядом, пошел дальше. За ним, прихрамывая, вышел Маллиган. По его лицу было неясно, о чем Тёмный лорд говорил с ним, но молодой мужчина был так погружен в собственные мысли, что не заметил своего названного отца, который ожидал его.
— Иизакки, — позвал он и оторвался от стены.
Маллиган вздрогнул и остановился, поворачиваясь к мужчине. Элайджа отметил, что тот старается не смотреть ему в глаза, что было не менее странным во всей этой ситуации. Хейг подошел к нему, взял его за подбородок и всмотрелся в его лицо, подмечая все побои.
Кто-то хорошенько избил мужчину и кандидатур на это было не так много.
— Это Редсеб сделал? — спросил Элайджа, а Иизакки, услышав это имя, вырвал подбородок из его цепких пальцев.
— Нет, — ответил Маллиган, сжав сломанную руку у предплечья.
— Что произошло? — спросил Хейг, сощурившись. — И где он?
— Болеет, — уклончиво ответил Иизакки, делая мелкие шажки назад, словно ему не терпелось сбежать из общества мужчины. Изначально Элайджа просто хотел понять, что произошло с Маллиган-младшим, но, наблюдая его реакцию, он недоумевал всё больше.
Иизакки напоминал ему мальчишку, который напрудил в кровать, а теперь прячет мокрую простынь от родителей.
Хейг начал бесится.
— Что произошло? — с совершенно иной интонацией повторил Элайджа, делая шаг к Маллиган, но тот попятился гораздо увереннее, прочувствовав опасность.
— Ничего не произошло, оставь меня, — Иизакки был на грани и, того гляди, разревелся бы на месте. — Не трогай! — заорал он, и Хейг замер с протянутой рукой, так и не коснувшись плеча своего подопечного. Маллиган как никто знал, что истерики только бесили Элайджу, а потому был довольно-таки послушным и всегда внимал словам Пожирателя с открытым ртом. Но именно сейчас, когда Хейг пытается быть с ним более мягким, он готов сбежать от него на край света.
Никогда ещё Иизакки не высказывал желание отдалиться от кого-то, к кому был привязан.
Взгляды двух пересеклись на мгновение, и Элайджа уловил в противоположном проблеск страха. А затем Маллиган круто развернулся и бросился прочь, оставив Пожирателя наедине с собой.
Никогда ещё Иизакки не убегал от него.
***
Большую часть времени Ева проводила в комнате с красной дверью. С тех пор, как Редсеб пытался выйти с ней на контакт, прошло ещё некоторое время, которое она провела в одиночестве. Она ощущала, что каждый раз, переступая порог комнаты, она словно самостоятельно приближается к тому, чтобы рехнуться окончательно. Девушке всё казалось, что пережитое за этой дверью будто бы убило в ней что-то очень важное, и это забрало у неё все то, за что она цеплялась. Ева проводила они в бессмысленном самобичевании, вспоминая о том, как почти уподобилась своему отцу, которого презирала когда-то за эту слабость; ненавидела себя за тот сон с Редсебом, который оказался убийцей её матери; думала о том, сколько боли она принесла Джорджу, когда оставила его после того, как между ними всё только начало крепнуть. Она вспоминала сияющие глаза Уизли, когда соврала ему о том, что останется с ним, наполненные ужасом Иизакки, когда она почти лишила его жизни, и влажные от возбуждения Редсеба в её сновидении, после чего с силой сжимала спутанные волосы у самых корней и утыкалась лицом в колени, мечтая о забвении.
Когда Сириус мельком упоминал о годах, проведенных в Азкабане, Ева не могла сполна прочувствовать весь ужас, который он испытал тогда, зато теперь, проведя здесь всего лишь около двух месяцев, Хейг дрожала от мысли, что Блэк был в таких условиях целых двенадцать лет.
Иногда Ева от нечего делать начинала постукивать ногтями по деревянному полу, выбивая ритм мелодий, которые сочинил её отец. Хейг иногда так увлекалась этим делом, что невольно ловила себя на мысли, насколько идеальна была бы эта мелодия, если бы к одной партии скрипки можно было бы добавить ещё одну, вторую... и тогда начинала истерично смеяться над собственной наивностью, а в болезненном сне, которым забывалась, сознание подсовывало ей обрывки той мелодии, которую Ева выдумала от нечего делать.
Шли дни, Хейг впадала в депрессивное безразличие. Она могла часами сидеть на диване и пялится в «круг» напротив неё. В нём было тысяча четыреста восемнадцать листочков, а значит, тысяча четыреста восемнадцать жертв, погибших от рук двух психопатов ради какой-то дурацкой стены в дряхлом домике, пронизанным пылью и клопами.
А что её отец?
Элайджа был твердо уверен, что расправился в своё время с убийцами своей любимой, но знал ли он, что по-настоящему виновные всё ещё живы и зовут себя его сыновьями? Едва ли.
Как же это всё иронично.
Элайджа хочет убить родную дочь за то, что она была так сильно похожа на предавшую его Иннанель, а убийц своей любимой, которые столкнули его в темную пропасть, называет сыновьями. И Ева больше ничего не может с этим сделать.
Возрастающая из глубин её души истерика толкала её на то, чтобы засмеяться и зареветь одновременно, но Хейг тупо сидела на диване и продолжала пялиться в одну точку, мазохистично наслаждаясь собственным бессилием. Напряженный до предела слух уловил какой-то шорох у входной двери дома, и это отозвалось лишь слегка участившимся сердцебиением. Неужели кто-то всё-таки посетит её спустя столько времени одинокого пребывания в этом дьявольском доме?
Но когда Ева услышала удаляющиеся скрипучие шаги, она поняла, что ничего не изменится. В тот день, когда Иизакки чуть было не расплющил её о пол, она поняла, что Айзексы никогда не придут спасти её, даже если бы она узнала всю правду, которая их так интересовала. Она им больше не нужна.
Джордж не мог бы найти её, даже если бы очень захотел, но Ева была уверена, что после произошедшего он бы не захотел. Он её больше не любит.
А оба Маллиган перестали проявлять к ней интерес с тех пор, как она впервые появилась в этой комнате.
Ева больше не нужна была всем этим людям, ни живой, ни мертвой. Никакой.
И тогда на Хейг накатила вдруг такая удушливая волна обиды, что она разревелась на ровном месте, не стесняясь того громкого и хриплого крика, который исходил из неё самой впервые за такое долгое время.
Кто-нибудь, пожалуйста.
Пусть это закончится.
Она кричала, била кулаками о пыльную обивку дивана, топала ногами, но ничего другого больше не могла поделать, потому что она всегда была беспомощной. Хейг выходила сухой из воды только благодаря людям, которые окружали её и умирали вместо неё, но сама она не представляла из себя ничего ценного.
Только ошибку, которую кому-то надо было исправить.
Ева не услышала, как открылась дверь, скорее почувствовала легкий сквозняк ветерка, от которого повеяло зимним морем, и тогда она втянула свой отчаянный вой, не прекращая трястись от напряжения.
В комнате повисла звенящая тишина.
Хейг тихонько засмеялась, выплескивая накрывшие её эмоции новой истерикой. Единственный, кто мог её навестить здесь, медленно прошел в комнату, и Ева отметила боковым зрением его темный и непривычно высокий силуэт. Дрожащими руками она скрыла своё лицо, смеясь всё сильнее и неудержимее, и когда мужчина остановился перед ней, она вскинула лицо, сквозь пелену слез смотря в перечерченное шрамами лицо.
Она снова ошиблась, ибо это был не Редсеб.
— Ты наконец-то пришел, — не прекращая посмеиваться и плакать, прохрипела Ева. — Наконец-то.
***
Элайджа молчал.
Когда он решил аккуратно проследить за Иизакки, то никак не ожидал, что наткнется на странный домик где-то в глубине лесов Англии. Маллиган-младший стоял у входа в дом добрых десять минут, раздумывая над тем, переступить ли ему порог, но всё же сделал шаг назад и трансгрессировал, словно войти в странный дом для него было труднее всего на свете. Хейг понятия не имел, куда бы он мог трансгрессировать на этот раз, а потому мужчине не оставалось ничего другого, кроме как самому зайти в эти дряхлые развалины.
Может быть, там он и узнает хоть что-нибудь, что даст понять ему о произошедшим с Иизакки?
Но стоило Элайдже переступить порог, как он пропал. Его слух оглушил именно тот вой, от которого ему давно не было сна. Из-за этого воя, полного таких невообразимых отчаяния и горечи, он никак не мог прийти в себя и успокоиться. От этого звука у него по телу пробегали мурашки.
За красной дверью он находит Еву. Она кричит так громко, что не слышит его, но спустя мгновение всё же замолкает, почувствовав присутствие человека в комнате.
А потом смеется.
Хейг растерян сильнее обычного. Он медленно обходит диван, не спуская внимательного взгляда с белобрысой макушки, словно бы в середине комнаты обосновалось какое-то опасное животное, а не дочь, которая представляла для его больного разума опасность. И когда Элайджа останавливается напротив неё, она вскидывает голову и с мученической улыбкой говорит то, что никогда бы не могла сказать в реальной жизни.
Элайджа смотрел на эту девчонку, которая впервые не пытается сбежать, ревет и смеется одновременно, и глядя на всё это, он ощутил, как его до самых костей пробрало какое-то странное чувство, которому тот не мог дать определения.
Она ждала его.
Что это значит?
— Ты хочешь сказать, что это судьба? — прохрипела девушка, откинувшись на спинку дивана. — Что стоит мне опустить руки, как в ту же секунду ты заявляешься ко мне?
Хейг не знал, что ему ответить на эти слова. Куда больше ему хотелось разобраться в сложившейся ситуации.
— Что это за место? — спросил он.
Ева, улыбаясь, медленно развела дрожащие руки в сторону, будто бы представляла какой-то важный музейный экспонат.
— Стена с трофеями, — ответила она со странной улыбкой. — Останки нашей семьи.
Хейг сощурился. Ответ Евы не дал ему ясности, и впервые за всё время на фоне своей дочери он казался себе непривычно адекватным.
— Почему бы тебе не спросить их об этом? — предложила девушка, не прекращая улыбаться. — Им-то ты поверишь больше, чем мне.
Элайджа вновь начал беситься. Он не выносил истерики и никогда не отличался терпением, чтобы таким же образом относиться к кому-то другому, особенно к той, что так долго жалила его воспаленное сознание.
— Отвечай на мой вопрос! — рыкнул он.
Но девушка только снова засмеялась, пряча лицо в ладонях. Она казалась ему по-настоящему помешанной и беззащитной в этот момент, и это бесило его даже больше, чем то, что она не могла ему внятно ответить. Элайджа было подумал, что занимается каким-то дебилизмом, ибо зачем ему знать детали этой картины? Спустя столько времени перед ним его цель: беззащитная, совсем не сопротивляется, а он перед ней с волшебной палочкой в кармане. Хейг может достигнуть своей цели в считанные секунды, только палочку достань и произнеси заветные слова.
И Элайджа уже потянулся к карману, как вдруг она заговорила:
— Редсеб запер меня здесь, чтобы отдать тебе. Я говорила, что он не сломает меня, а в итоге сломала себя я сама, своими руками.
Она опустила руки на колени, дрожа всем телом, но лица не поднимала. Элайджа, поразмыслив, медленно опустил руку.
— Я — убийца, — прошептала Ева. — Я почти убила твоего сына. Я всё равно, что пала.
Хейг нахмурился и вспомнил искалеченного Иизакки, с трудом представляя себе, что Ева, которую он представлял слабой, могла бы избить его до той степени, в которой находился Маллиган-младший.
Это всё походило на какую-то дурацкую шутку.
— Убей меня, — вдруг очень тихо попросила девушка. — Сделай уже то, к чему так стремился.
Элайджа решил, что ослышался. Он так долго гонялся за дочерью с целью убить последнюю муху, жалящую его сознание, а она так долго порхала и дразнила его тем, что в последние моменты умудрялась сбежать и выжить, что сейчас её просьба казалась какой-то нереальной.
Хейг сощурился, опустился на колени и цепкими пальцами коснулся её подбородка, заставляя поднять голову. Ева даже не отшатнулась, влажными глазами глядя в его, будто не его боялась, сколько себя помнила.
Это было первым прикосновением спустя долгие-долгие годы, и Элайджа ощущал себя ещё страннее, чем когда-либо. Мужчину до сих пор не охватывала привычная ярость при одном только виде дочери, так мучительно похожей на собственную мать.
Его цель наконец-то была в такой близости от него, сама просила его закончить то, что он когда-то поклялся сделать, а Хейг в такой ответственный момент не ощущает ничего, похожего на ненависть.
Его пальцы сжались сильнее. Ева не отпрянула.
— Зачем тебе это? — спросил он, приблизившись к ней на несколько сантиметров.
Слезы дочери уже струились по его руке, но он не убирал её, ожидая ответа.
— Я больше не могу, — ответила Ева практически одними губами, словно даже говорить ей было тяжело. — Я устала.
Элайджа продолжал смотреть в лицо девушке. Ему казалось, что он упускает какую-то важную деталь, и ему это совершенно не нравилось.
— Почему Маллиган держали тебя здесь? — спросил он.
— Чтобы отдать тебе, — ответила она.
— Но они не отдали, — продолжил Хейг, чувствуя, как что-то внутри него начинает закипать. — Почему они не сделали это? За что ты чуть было не убила Иизакки? Почему? Отвечай! — он встряхнул её за подбородок, но Ева мотнула головой, словно была тряпичной куклой в его руках.
— Я не знаю, — выдавила она, наконец. — Я больше ничего не знаю.
Элайджа вглядывался в её глаза, стараясь найти в них хоть какой-то проблеск разума, но не находил ничего, кроме тупой усталости. Перед ним была будто бы пустая оболочка его дочери, которую ему толком не удалось узнать за эти годы, а, значит, то, что от неё осталось, больше не затронет какие-то глубины его души.
Хейг поднялся с колен, достал волшебную палочку и направил её прямо в лоб своей дочери, ощутив прилив острого дежавю, однако в этот раз всё иначе. Они одни: больше им никто не сможет помешать, Ева не сопротивляется его воле: она, сложив руки на коленях, влажными глазами смотрит на него. Она больше не улыбалась, не хныкала, лишь молча смотрела на отца прямым и открытым взглядом, словно по-настоящему принимала его волю. Рука Элайджи не дрожала, когда он смотрел в эти пустые глаза, но он всё равно оттягивал момент, которого так ждал все эти мучительные годы.
Что-то тут было не так.
Он не чувствует и половины той ярости, которую ощущал в их первую встречу в Отделе тайн.
Элайджа намеренно прокрутил в голове абсолютно всё, что принесло ему боль за всю жизнь. Глупая мать, которую интересовал равнодушный к ней человек; безразличный отец, бастард которому важен не был; однокурсники, издевающиеся над ним; непозволительно счастливые друзья, рядом с которыми он третий лишний, и, наконец, единственная девушка, которой он позволил открыть всю свою душу только затем, что именно в неё, самое сокровенное, она вонзила кинжал.
Ева была кульминацией его боли, вобравшей в себя всё то, за что он их всех так ненавидел. От кончиков пальцев до самой макушки она была похожа на Иннанель, даже идиотской помешанностью Сириусом Блэком; дикая тяга к свободе была в ней от него, хоть она не получила ни капли Блэковской крови; счастливой вопреки всему происходящему в жизни, как чертовы Айзексы, и такой же глупой и безрассудной, как Мэрил Хейг, его мать. Она — генетическая болезнь, продолжающая круг той боли, от которой он должен был защитить прежде всего самого себя. На Элайдже этот идиотский круг и должен был закончится, однако он, по глупости своей одурманенный змеей, совершил ошибку, и вот теперь судьба снова дает ему шанс её исправить.
Но чем больше он разогревал в себе злость и решимость, тем больше на их место приходили те наблюдения, которые он невольно подметил за последние полтора года.
Она и правда играла на скрипке. Элайджа не поверил бы словам Айзекса, если бы потом не вспомнил, как в доме Уизли в одной из комнат он видел чью-то скрипку. Чертовы маглолюбцы смогли убедить всех, что этот инструмент принадлежит их дочери, но, когда правда вскрылась, успели спрятаться прежде, чем Хейг бы их обнаружил. И всё же факт оставался фактом: Ева и правда умела это делать. Прямо как он.
Она не игралась чувствами других. Разговор с Малфоем, который влюблен в Еву не меньше, чем Элайджа в её мать когда-то, вселил в него слабую уверенность в том, что его догадки о лживой натуре дочери правдивы. Он посетил Хогвартс тогда только для этого, но получил вдруг доказательство обратного: трусливый Драко Малфой выгораживал её, не боясь противника, во всех отношениях более способного, чем он сам. Едва ли ложь способна на такие изменения.
Он раз за разом вспоминал дикий вой, который вырывался из неё по время убийства миссис Блэк; горящие обломки дома, который она тоже сожгла перед тем, как отправиться в своё путешествие; все те маленькие факты из её жизни и ощущал себя так, словно его жалила стая взбесившихся пчел.
То, о чем подумал Элайджа в следующий момент, заставило его вздрогнуть от навалившегося осознания, однако он не успел что-либо предпринять, как его оглушило внезапной вспышкой света.
***
Еве это казалось всего лишь мгновением, просто слегка затянувшимся. Она не понимала, почему видела в его глазах сомнение, и почему этот долгожданный для него миг был таким долгим. Хейг в кои-то веки смиренно смотрела на мужчину в ожидании его дальнейших действий, и вот он, кажется, был уже готов совершить задуманное, как следом вдруг вся комната вспыхнула синей вспышкой, ослепившей её глаза. Как бы она не готова была отдать свою судьбу в руки Элайджи, это не помешало ей инстинктивно закрыть руками глаза. Краем уха она слышала какой-то топот ног и странную возню, после чего быстро проморгалась, сфокусировав собственное зрение.
Они испытала прилив очередного дежавю. Но и в этот раз всё было немного иначе. Весь этот дом был сравним с Отделом тайн; красная дверь позади — с таинственной Аркой, с которой всё началось; её отец мог сыграть роль дементоров, ну а роль Редсеба... играл сам Редсеб, потому что никто другой не мог бы.
Он снова встал между ней и опасностью, которая угрожала ей, но на этот раз всё было иначе.
Ева неосознанно медленно поднялась с дивана, во все глаза глядя на своего отца, которого вспышкой заклинания оттолкнуло к той самой стене с кругом. Взгляд Элайджи метался от лица Евы к Редсебу, к волшебной палочке в его руке, которую он направлял на своего отца, и на то, как свободной рукой он задвинул его дочь за свою спину. Лишь короткое мгновение его лицо выражало смятение и щенячью растерянность, а затем он посмотрел прямо в глаза своему названному сыну.
И всё понял.
Ева осознала, что произойдет ещё до того, как лицо её отца превратилось в жесткую маску. В полутьме слабо освещенной комнаты полыхнула красная вспышка, но Маллиган умело блокировал удар, который отказался не смертельным, как она ожидала, после чего Хейг заорал таким голосом, которого девушка от него ещё ни разу не слышала:
— Как ты посмел предать меня, ублюдок?!
Ева буквально чувствовала исходящую от него ауру ярости, от которой обычного человека уже начало бы колотить, но Редсеб перед ней был тверд, как скала: лишь палочка в его руке дрожала самую малость... Но кроме неё самой этого никто не замечал.
В следующий момент произошло сразу несколько вещей.
Дверь в комнату снова открылась, и Ева с Редсебом увидели Иизакки, замершего на пороге. Во все глаза он смотрел на то, как его брат закрывает собой девушку, из-за которой он чуть было не лишился жизни, а его отец готов убить их обоих.
Ева видела всё это в его глазах, и это отрезвило её не хуже пощечины.
Редсеб отвернулся и что-то закричал, тогда как Иизакки, лицо которого исказил ужас от увиденного за спиной Евы, заорал не своим голосом, выбросив руку к брату:
— Не смей!
Но было слишком поздно. И Ева не сразу поняла, почему.
Её оглушило таким мощным заклинанием, что она врезалась во что-то мягкое и одновременно твердое, больно ударившись затылком. Но последующая боль не имела никакого сравнения с этой. За слепое мгновение она подумала, что в неё пальнули круциатусом, но эта боль была другая: глубже, тупее, будто бы изнутри тела и перекраивающая её до самого основания. Ева не знала, в какой момент она прекратилась, зато помнила последнее, что видела в чертовой комнате: голубые глаза, наполненные настоящим страхом, и растерянное лицо своего отца, чья рука с палочкой слегка опустилась после выпущенного заклинания.
Неожиданно пространство сжалось до несуществующей точки и в следующее мгновение девушку, как безвольную куклу выплюнуло на адский холод. Ева рухнуло во что-то мягкое, и несмотря на плавающие темные пятна перед глазами, она поняла, что лежит в снежном сугробе в своих длинных шортах и бесформенной майке. Дышать было всё ещё тяжело после испытуемого, но боль постепенно отступала, медленно возвращая Хейг в реальность. Но она всё ещё видела растерянное лицо своего отца, который применил странное заклинание к своей дочери.
Кто-то схватил её за плечи, и она снова увидела перед собой лицо Редсеба. В его глазах больше не было того испуга, который ей привиделся, лишь неопределенная злость, тлеющая ледяным пламенем в глубине его глаз.
— Ты слышишь меня? — спросил он, встряхнув её за плечи, и Ева, не в силах выдавить ни слова, согласно мотнула головой.
Маллиган тут же убрал руки, поднялся с колен и медленно побрел в сторону, словно его тело внезапно поразила боль. Ева тупо смотрела на то, как он подошел к дереву в безликом зимнем лесу, в который он трансгрессировал, оперся на него и тяжело выдохнул, низко опустив голову. Она не знала, как ей реагировать на это, потому что давно перестала понимать что-либо, связанное с этими безумными людьми. Мужчину мелко затрясло, и на секунду девушке показалось, что ему очень холодно, но затем она услышала обрывки сдавливаемого смеха, и Еве стало в разы холоднее, чем прежде.
Редсеб выдыхая клубы пара, развернулся, сполз спиной по стволу дерева и рухнул в сугроб, пряча лицо в красных от холода ладонях. Хейг подумала, что никогда прежде не видела его таким, но потом поняла, что ошиблась, ведь примерно таким он был после того, как избил родного брата до полусмерти.
Она, наконец, вспомнила это, осознавая, что это не было сном.
Но что с этим делать, Ева больше не знала.
***
Когда Хейг поняла, что ещё немного, и она превратится в ледяную статую, ей на плечи опустилось чужое теплое пальто. Ева сунула руки в рукава и подняла голову, глядя на Редсеба, что возвышался над ней. Маллиган смотрел куда угодно, но не на неё, словно видеть её лицо ему снова было больно.
Мужчина неумело наколдовал что-то из её старой одежды, в которой она попала к нему в дом, а именно: штаны, свитер и ботинки с носками внутри, во что Ева тут же влезла, не задавая лишних вопросов. Пальто она даже не стала отдавать, кутаясь в него, как утопающий хватается за соломинку, но Редсеб и не претендовал. Сам он остался в своем грубом черном свитере и штанах, но холода, похоже, не испытывал вовсе. Девушка же окоченела донельзя.
— Почему ты осталась сидеть на месте? — неожиданно спросил он.
Ева обернулась к нему, но он снова смотрел вдаль, будто бы говорить ему с девушкой было противно. Хейг укуталась в пальто сильнее и обхватила руками локти.
— А ты как думаешь? — тихо спросила она.
Маллиган ничего не ответил, и тогда Хейг отвернулась.
— Будто бы ты не этого хотел всё эти годы… — она зябко повела плечами. — Я так думала всегда. Но больше я ничего не понимаю…
— Я хотел не этого, — тихо сказал Редсеб.
— Тогда чего? — она резко обернулась к нему, но мужчина прикрыл глаза, словно смертельно устал. — Зачем тогда ты держал меня у себя все эти месяцы? Не для того ли, чтобы я сама в итоге молила о смерти? Зачем это всё было, если ты снова в итоге спас меня?!
Маллиган ничего не ответил, предпочитая отвернуться и медленно направиться прочь. Ева ошалела от такой реакции, и следом ощутила такую ярость, что двумя шагами сократила расстояние между ними и грубо развернула его к себе. Редсеб, не сопротивляясь, оказался к ней лицом, но продолжал безжизненно смотреть куда угодно, но не на неё, что ещё больше бесило девушку.
— Зачем тебе всё это? — крикнула она, схватив его за свитер и что есть силы встряхнув. — Зачем ты снова спас меня?! Зачем ты сделал это, если все эти годы желал помочь своему отцу прикончить меня и закончить тот отвратительный круг?! Что тебе ещё надо было?!
Редсеб молчал, продолжая смотреть куда-то в сторону, и тогда Ева схватила его лицо и приблизила к себе, с яростью глядя в его глаза. Он посмотрел на неё в ответ.
— Я больше ничего не понимаю! — сжимая его голову до побеления пальцев, прошипела она. — Не понимаю, ясно? Разве ты не этого хотел, Маллиган? Разве не моей смерти ты так желал всё это время?
Мужчина нахмурил свои темные брови, будто нечто продолжало причинять ему боль, а Ева грубо встряхнула его, и голосом, полного отчаяния, крикнула:
— Да ответь ты мне уже!
И Редсеб вдруг вырвался из её рук и неожиданно сам схватил её за плечи, грубо тряхнув.
— Я должен был всё исправить! — прошипел он, приблизившись лицом к застывшей Еве. — Я хотел исправить то, что сделал с ним, вот, чего я хотел! Ясно тебе это, наконец?!
Он слегка оттолкнул от себя девушку и вцепился пальцами в собственные волосы, отворачиваясь. Хейг тупо смотрела на него, не в силах и шевельнуться от услышанного.
Она просто не могла поверить в то, что он сказал ей.
— Я убил Иннанель, — прошептал Редсеб, не убирая рук, — потому что думал, что свобода принесет ему счастье, но это убило и его. Я не хотел этого…
Звон в ушах Евы достиг критической точки, и тогда она, слабо улыбнувшись, тихо сказала:
— Не может этого быть.
Маллиган судорожно вздохнул и опустил руки, выпрямляясь. Хейг во все глаза неверующе смотрела ему в спину, мелко качая головой.
— Я тебе не верю, — выдохнула она, делая мелкий шажок назад.
Редсеб медленно обернулся и посмотрел ей в глаза, словно не было той секунды слабости миг назад, а её сердце пропустило удар, будто она наверняка знала, что сказанное им следом будет истиной.
Ева сделала ещё шаг назад, не в силах принять сказанное Редсебом, а тот продолжал стоять на месте в полуоборота и смотреть на неё, не предпринимая никаких попыток остановить девушку.
— Я знала, что есть какая-то причина того, что ты постоянно спасаешь меня, — проговорила она, сжимая окоченевшими пальцами пальто. — Но чтобы ты жалел об убийстве моей матери — не верю!
— Ты ничего не знаешь обо мне, чтобы делать какие-то выводы, — спокойно проговорил Маллиган.
— Я знаю достаточно по тому, что видела своими глазами! — воскликнула Ева.
Маллиган отчужденно смотрел на неё, после чего, отвернувшись, сказал:
— Человек видит то, что хочет видеть, и это для него — единственная настоящая реальность. Но я не стану переубеждать тебя в чем-либо относительно себя. Можешь думать, как тебе удобно. Это неважно.
— Я не хочу думать о том, что мне удобно, я хочу знать правду! — проговорила девушка, наступая на него, но не решаясь подойти слишком близко.
— Ты только думаешь, что хочешь, — ответил Редсеб, — потому что не знаешь её. А если бы знала — предпочла бы забыть.
— И что же именно я захотела бы забыть? — осведомилась Ева, скрестив руки.
Редсеб снова повернулся к ней и осмотрел её с ног до головы странным взглядом, которого девушка ещё не видела. Этот взгляд шевельнул в неё какие-то струны, отозвавшись давно забытым эхом, но не более того. Хейг попыталась сосредоточиться на чем-то ускользающем от неё, но как бы сильно она этого не желала, образ бесследно испарился в её голове.
— Да что же за тайны ты хранишь от меня? — тихо проговорила девушка, приблизившись к нему еще на пару шагов. Редсеб не сдвигался с места, продолжая смотреть в её глаза, и девушка не могла понять, что за неясные эмоции выражались на его лице.
— Я не хотел, чтобы ты узнала о том, что мы с братом убили твою мать, — тихо отозвался Маллиган.
— Потому что боялся, что я смогу донести эту правду до своего отца? — спросила она.
Мужчина ответил не сразу.
— Да, — сказал он.
— Неправда, — сказала Ева, плотнее запахивая пальто. — Была ещё какая-то причина. Какая?
— Никаких, о которых тебе хотелось бы знать, — ответил Маллиган.
— Недавно ты сказал мне, что когда я захочу всё узнать, ты расскажешь мне правду, — сказала Ева. — Это что, была очередная ложь?
— Нет, — ответил Редсеб.
— Тогда рассказывай мне об этом, — потребовала Хейг. — Почему вы убили мою мать? Что именно ты хочешь исправить? Почему мой отец настолько важен для вас?
Маллиган коротко вздохнул, опустив голову, и выдохнул клубы пара.
— Хорошо. Я расскажу тебе то, что ты хочешь знать, но не здесь, — он понял взгляд и протянул свою ладонь. — Если мы продолжим говорить здесь, ты окоченеешь.
Ева не спешила доверять ему свою ладонь.
— Ты хочешь вернуть меня обратно в тот дом? — в её голосе отчетливо звякнул страх, и она даже отступила на шаг, боясь, что Редсеб снова запрет её в темнице, в которой она томилась долгие месяцы.
— Ты больше никогда туда не вернешься, — ответил мужчина, продолжая протягивать ей ладонь, — как и я.
Ева поколебалась, думая о том, можно ли довериться этому опасному человеку, но потом поняла, что выбора в данном случае у неё больше нет.
Чего ей теперь бояться? Маллиган не желал её смерти, а худшее, что могло с ней произойти, она уже испытала в дряхлом домике у моря, за дверью которого она нашла самую грязную истину.
А потому Ева осторожно вложила свою ладонь в его, крепко стиснув пальцами его запястье. Пальцы Редсеба обвили её и на секунду их взгляды пересеклись. Хейг готова была к тому, что сейчас пространство сожмет её со всех сторон, однако этого не происходило. Какое-то странное подозрение закралось в её мысли, однако Ева не успела облечь их во что-то форменное, как свет в её глазах резко потух.
***
Хейг казалось, что она выходит из очень тяжелого и глубокого сна. Ей было удивительно тепло и комфортно, как не было давным-давно, и от этого ей хотелось снова закрыть глаза и провалиться в целебный сон. Однако сквозь дрему она почувствовала ноющий голод, от которого ей никак не удавалось заснуть. Это ощущение напомнило ей о том, что еда уже, возможно, привычно стоит на письменном столе... и после этого девушка испуганно распахнула глаза и резко села в кровати, сминая пуховое одеяло.
Ева пыталась прогнать тяжелую сонливость и как можно скорее прийти в себя, чтобы понять, где находится. Но даже сквозь размытое зрение Хейг понимала, что не знает этой комнаты.
Она спала на огромной мягкой и свежей кровати в небольшой комнатке, освещенной множеством плавающих огоньков в воздухе, напоминающих сонливых светлячков. Восточный и шикарный балдахин кровати не был задернут, а потому девушка видела большое окно, за которым сквозь зимние сумерки был виден сильный снегопад.
Сама комната была обильно завалена всяким милым хламом типа резного с облупленным лаком шкафа, старинным зеркалом с навешанными на него бусами, когда-то красивый ковер с цветным узором, кресло с таким же пледом и множество коробок у стены, в которых было навалено всякой волшебной всячины.
Несмотря на всю эту уютную обстановку Ева была напряжена до предела: девушка не могла понять, где находится и что её ожидает, и когда где-то за висячей шторкой послышалось движение, Хейг всполошилась и натянула одеяло до самого носа.
В комнату вплыла высокая черноволосая женщина в цветастом платье и с огромным подносом в руках. Увидев, что Ева проснулась, она расплылась в дружелюбной и сочувствующей улыбке.
— Ах, красавица, вы наконец-то проснулись! — пропела она, подходя к кровати, на которой испуганная Ева попятилась. — Не пугайтесь, дорогая. Здесь вас никто не обидит!
— А где я? — настороженно спросила девушка, наблюдая за тем, как незнакомая опускает поднос на самостоятельно подъезжающий к ней столик на колесах.
— Меня зовут Илинка, — ответила женщина, выпрямляясь и поправляя рукой замысловатую прическу из черных собранных кос. — Ты находишься в нашей кочующей стае ругару на границе Англии.
— Ругару? — переспросила девушка внезапно осипшим голосом. — Вы — ругару?
— Да, — гордо ответила женщина. — И ты ругару, хоть и всего лишь на четверть. Мы сразу почувствовали это, когда тот мужчина принес тебя к нам без сознания.
— Мужчина?... — задумчиво проговорила Ева, а потом внезапно вспомнила зимний лес, переплетенные руки и Маллиган-старшего, который должен был трансгрессировать с ней куда-то. — А, я вспомнила! Значит, Маллиган тоже где-то здесь?
— Нет, — ответила Илинка, взглянув черными глазами на Хейг. — Он побыл с вами некоторое время здесь, а потом ушел. Но он попросил меня передать вам кое-что.
С этими словами женщина подошла к письменному столу и, взяв какой-то сверток, вернулась к Еве, протягивая его. Та не без опаски приняла сверток и первым делом заметила вдвое сложенный листок поверх него, перевязанного крафтом и бечевкой.
— Я вас оставлю на некоторое время, но потом обязательно вернусь! — пообещала Илинка. — А пока — обязательно отведайте моего рисового супчика, дорогая! Ваш мужчина, — Ева вскинула голову, — сказал мне, что вас держали в плену, а оно и видно! Моя еда должна быть достаточно легкой для вашего желудка.
— Приятного аппетита! — с широкой улыбкой проговорила Илинка и покинула помещение, оставив после себя шлейф очень сладких духов.
Ева вынула свернутый пополам лист и проговорила:
— «Мой мужчина», значит, да?
Она развернула письмо, вглядываясь в почерк, показавшийся ей странно знакомым.
— Какой же ты лжец, Редсеб Маллиган, — сказала Хейг, устраиваясь на подушках и углубляясь в чтение.
«Надеюсь, ты выспишься и наешься вдоволь после пребывания в моем доме…» — Ева усмехнулась. Маллиган в письме и не думал здороваться, что было в общем-то на него похоже, хоть она и ни разу не получала от него писем.
«… Я знаю о твоём родстве с ругару через Иннанель, поэтому принял решение оставить тебя на попечение стаи, которая не может не принять заблудших ругару, даже если волчьей крови в них — всего ничего, и они сами не принимают в себе эту сущность. Эта кочевая стая одна из тех, которую нашел в Англии твой дед, Гэбриел Дэреш, и его имя им хорошо известно. Если с кем-либо из стаи у тебя возникнут проблемы, ты можешь сказать им, с кем состоишь в родственной связи, и больше тебя не тронут. С ругару других стай, если когда-нибудь в своей жизни их встретишь, это не прошло бы. Но дело, впрочем, твоё.
Я не привык объяснятся перед кем-то о причинах собственных поступков, но в твоём случае всё-таки сделаю исключение. Когда я говорил, что в лжи жить счастливее, но бессмысленно, я не имел в виду себя. Я никогда не считал подобным образом, потому что ложь для меня и брата была средством выживания, на котором мы построили собственную жизнь. Тайна далеко не всегда становится явью в реальности, но, бесспорно, это происходит довольно часто. Я не думал, что Иизакки сам проговорится о том, что мы сделали несколько лет назад, будучи четырнадцатилетними подростками, прицепившимися к Элайдже как банный лист.
Для меня убийство с самого детства ничего не значило. Я и Иизакки выросли вместе с матерью в лесах Финляндии, и в семь лет мы стали свидетелями того, как она убила нашего отца, когда тот в ярости попытался задушить нас самих. Мы закопали его тело в лесу и почти никогда не вспоминали о нём. Мы охотились, чтобы выжить. В пять лет я мог самостоятельно отправится на охоту и вернуться с тушками зайцев: убийство для меня не было чем-то неестественным. Поэтому, когда Элайджа впервые убил тех магов, на которых мы указали ему дорогу, я не понял, как сильно это его подкосило. Детям, выросших на убийствах, жизни это не меняет, но для человека вроде твоего отца, который был достаточно нравственным с самого рождения, это было переломным моментом.
Убийство изменило его.
Когда Темный лорд прознал о способности твоего отца — отбирать магию (что произошло уже после убийства Иннанель), нашим с братом заданием было переманить Элайджу на сторону Волан-де-Морта. Отец уже тогда отомстил «виновным» в смерти жены. Он был на грани, а потому, когда мы сказали ему о неверности его Иннанель, переманить его не стоило ничего. Тогда я был почти уверен, что в, конце концов, Элайджа обретет свободу от этой женщины, которая, как мы считали, никогда его не понимала и только портила ему жизнь, но мы недооценили то, насколько сильно он её любил, и как сильно её предательство его подкосило. Это окончательно толкнуло его в пропасть. Точнее, я сделал это собственными руками: толкнул в спину человека, которого хотел бы называть отцом. Я понял это слишком поздно.
Настоящего отца у меня почти никогда не было, и поэтому, когда Элайджа заступился за нас, мелких воришек, в Косом переулке и купил мне с братом первое мороженное у Флориана Фортескью, которого мы хотели обокрасть, он стал для нас чуть ли не божеством. В моём понимании именно таким и мог бы быть наш лидер, в котором мы нуждались в свои четырнадцать. Тот, что научил бы нас выживать в Англии, в которую мы с братом перебрались и которую совершенно не понимали. Мы были никому не нужными дикарями в цивилизованном мире, и в этом новом мире лишь он один встал на нашу защиту.
Сейчас я думаю, что нам, испорченным мальчишкам, просто был нужен человек, которого мы могли бы назвать отцом. Мы до безумия хотели, чтобы именно Элайджа стал им для нас, а потому принялись следить за ним украдкой. В слежке мы были очень хороши: твой отец ни разу не заметил ни меня, ни Иизакки. А мы продолжали наблюдать за ним.
Мы узнали, что Элайджа женат, но Иннанель нам не понравилась сразу. Может, мы и нуждались в отце, но мать мы любили всегда и замену ей никогда не искали. Эта женщина казалась нам какой-то ошибкой, неправильной и не достойной спутницей отцу. Чем больше мы наблюдали за ней, тем больше ненавидели. Мы видели привязанность Элайджи к Инаннель, но мы не чувствовали и половины тех же чувств с её стороны. В отце всё было идеальным, кроме этой его любви, которая, как нам тогда виделось, только портила и сковывала его.
Я и брат потом разделились, чтобы у нас была возможность следить за ними обоими. Иизакки остался следить за отцом, а я за Иннанель. И когда в один день я увидел, как Сириус Блэк целует твою мать в Косом переулке, я окончательно вышел из себя. Мы были не лучшего мнения о ней с самого начала, но это для меня было верхом предательства. Иннанель тогда оттолкнула его и сбежала, но для меня это было неважным — я не мог простить её за то, что она допустила это. Я не знаю, действительно ли эта женщина изменяла отцу с Блэком, или же он подловил её в удачный для нас момент — мне это было безразлично.
Я решил, что её надо убить. Потому что никто не смеет водить Элайджу за нос.
Но, как я уже говорил, я не знал, что за этим последует. Я слишком поздно понял, что мы сделали, лишь только когда твой отец стал Пожирателем смерти, я осознал, к чему привело моё решение. Свобода не принесла Элайдже счастья — он просто начал умирать изнутри, будто был червивым яблоком. Я не сделал ничего, чтобы облегчить его участь — лишь усугубил боль и страдания, которые шли с ним в шаг, как я потом узнал, почти с самого рождения. Я не умел направить человека на светлый путь, потому что сам никогда там не был. Я не считал себя ни темным, ни светлым, меня не терзали муки раскаяния, когда я убивал безликих для меня людей, и я до сих пор не жалею Иннанель, которую убил: для меня она навсегда останется человеком, который портил жизнь твоего отца (даже если на самом деле это было не так). Я считаю, что она заслужила то, что получила.
Но даже при всём этом я считаю, что подобного не заслужил сам отец. Мы ненавидели твою мать, однако сам Элайджа любил её всю жизнь и любил ещё очень долго после смерти, пока эта любовь не обратилась в ненависть. Я натолкнул его на это, но эта ненависть не сделала его лучше.
Но, всё-таки, я чувствовал, что кое-что способен для него сделать.
Я не мог направить Элайджу к свету, потому что это не способен сделать «любой» человек. Для Элайджи мы были подопечными, он действительно заботился о нас в силу собственных возможностей, испытывая к нам определенную симпатию, однако он никогда не любил нас так, как любил свою дочь. Я понял это в тот день, когда впервые увидел тебя.
Только ты способна принести в душу Элайджи покой, который отобрали мы с братом, потому что никто не поймет его лучше тебя. Когда я и Иизакки были детьми, только Элайджа обратил на нас внимание. Только ему было не безразлично.
Сейчас Элайджа так же безразличен всему миру, как были мы тогда. И только ты можешь стать для него тем божеством, которым твой отец когда-то стал для нас.
Стань им. Я знаю, что ты этого хочешь, потому что я знаю тебя очень давно, ещё с тех лет, когда ты сама не помнишь. Отбрось своё показное равнодушие к отцу — это тебе ничем не поможет, потому что Элайджу не удивишь равнодушием: он живет с ним с рождения. Отбрось свои обиды на него: всё, за что ты можешь быть на него обижена — это следствие моих поступков в прошлом. Отбрось и свои страхи — он уже не сможет тебя убить, потому что узнал тебя лучше, чем в вашу встречу в Отделе тайн, и понял, что ты похожа на него больше, чем на свою мать, даже если ты внешне — её копия.
Всё, что тебе нужно, лежит в свертке, который я тебе оставил. С этим ты сделаешь то, что посчитаешь нужным, и я уверен, что что бы это не было — это спасет Элайджу. Я вверяю его судьбу в твои руки со спокойной душой. И я знаю, что следующее, о чем я тебе скажу, не изменит твоих чувств к нему, хоть ты и будешь невероятно рассержена и выбита из колеи. Это будет для тебя тяжелым, очередным ударом, который я снова должен тебе принести, чтобы затем ты стала сильнее.
То заклинание, которое ударило тебя в комнате с «кругом» было непростым. Элайджа, судя по всему, не мог так просто выпустить в меня смертельное заклинание, а потому машинально воспользовался другим, возможно, не менее страшным, чем «Авада Кедавра», что способно сильно ослабить волшебника. Но, думаю, ты уже поняла, что произошло.
Я не смог защитить тебя от заклинания, предназначенное мне, и твой отец лишил тебя магии…»
Ева, чьи руки к концу прочтения письма дрожали, замерли на последних прочитанных словах.
«…и я сомневаюсь, что когда-либо ты сможешь применить волшебство…»
Хейг медленно запрокинула голову к потолку, не выпуская из рук листка бумаги. В ушах стучало бешенным сердцебиением, за которым она не слышала ничего другого, и она снова почувствовала охватывающий её ледяной ужас в этой теплой комнатке.
Этого просто не может быть.
Только не это.
Ева прислушивалась к собственным ощущениям, не подмечая никаких изменений в самой себе. Сначала это казалось ей странной ошибкой, но затем она вздрогнула от осознания.
Хейг вдруг поняла то, что заметила даже не сразу, как только проснулась.
Её голова больше не болела.
Совсем.
Дрожа всем телом от испытуемого страха, Ева медленно покачала, а затем и вовсе затрясла головой, но ни от одного резкого движения мигрень не возвращалась: впервые она чувствовала себя так хорошо за прошедшие полтора года.
Хейг заколотило ещё сильнее. Она отложила недочитанное письмо и схватилась за сверток, надеясь на то, что там будет что-то, что могло бы ей как-то помочь в этой ситуации. Но когда она разорвала крафт, то на одеяло её упали две её волшебные палочки, старая и новая, очередная пластинка и новые листы, сшитые толстыми нитками, на котором ожидаемо красовалось единственное слово «мы».
Игнорируя ноты, Ева схватила первую попавшуюся волшебную палочку, подняла её над собой и дрожащим голосом проговорила:
— Авис!
Но произошло то, чего она больше всего боялась: ничего. Хейг предчувствовала это сразу, как только взяла в руки палочку: она не чувствовала ни тепла, ни какой-либо духовной связи, которую ощущаешь в такие моменты — она не чувствовала ничего. Словно взяла в руки обычный предмет, в котором не было ни грамма магии.
Однако это же было не так, ведь с палочкой было всё в порядке: это она стала обычной.
Ева пыталась повторить это с другой палочкой, меняла заклинания от самых простых, до самых сложных, даже непростительных, но результат оставался неизменным, сколько бы отчаяния она не вкладывала в свои действия. А потом она просто в бессилии опустила руку на одеяло с волшебной палочкой, и почувствовала, как глаза наполняются сухим огнем. Она не позволила себе в очередной раз плакать, но всё же подтянула коленки, уткнувшись в них лицом, и крепко зажмурилась.
Хоть хуже уже и быть не могло, но всё-таки было ещё кое-что, что она потеряла. Да, её сердце продолжало биться, тело и разум больше не сжирало старинное проклятие (возможно), но всё это не имело никакого значения, ведь стоило Элайдже отобрать магию у кого-либо, как все усилия становились неважными.
Ева уже заключила сделку.
Теперь она должна совершить ритуал вместе с Айзексами, чтобы отобрать магию у своего отца, потому что этого хотела Сайлагх.
Теперь её жизнь в ещё большей опасности.
От этой мысли девушка долбанула кулаком по тумбе, но легче от этого не стало.
— Что б тебя, отец, — процедила Ева, со всей силы сжав руками одеяло, будто это могло её выручить. — Что б ты провалился!
Ева провела в доме Маллиган с конца октября по начало января. Девушка и не подозревала, что даже Новый год она встретила в том злополучном доме, но это уже не имело большого значения. Она была больше чем уверена, что никогда туда не вернется.
В кочевой стае, где она провела уже несколько дней, «волки» праздновали приход нового года неделями. Об этом ей рассказала Илинка у огромного волшебного костра, где собралась вся её стая. Все по очереди подбегали к кострищу и кидали в него волшебные травы, после чего огонь окрашивался в какой-либо цвет, а огненные кентавры, эльфы, дриады и фавны на мгновение выпрыгивали из языков пламени и разбегались в разные стороны, веселя и пугая маленьких детей, и так же испарялись с последними искорками в ночной тьме. Илинка объяснила, что сжигание этих трав символизирует отречение от совершенных грехов. Ева сидела поодаль, наблюдая за танцующими под барабанную мелодию, сидящими на влажных бревнах ругару вокруг костра. Эти люди на вид ничем не отличались от обычных, разве что внешне в основном были похожи: темноволосые и черноглазые со смуглой кожей, будто все они были одной большой семьей.
— Мы единственная стая, которая принимает заблудших волков, — пояснила Илинка, не отрывая взгляд от вязания, — у нас тут сборная солянка, так сказать. Основной костяк, конечно, состоит из моих очень дальних кровных родственников, но нам не жалко принять лишние четыре лапы, — она засмеялась. — У нас тут и стаи, которые выродились и им не осталось ничего другого, кроме как примкнуть к нам, изгои и даже те, кто совершил преступление. А есть и редких королевских кровей! — женщина кивком указала на сидящих поодаль двойняшек — юношу и девушку — с длинными белоснежными волосами и прозрачными, будто слепыми глазами.
Ева покивала в знак согласия и отвернулась, снова глядя на костер, за которым ей нравилось наблюдать гораздо больше. Сейчас она думала о том, как сильно она изменилась с тех пор, как получила то проклятие в Отделе тайн. Сейчас её положение было, казалось, хуже некуда, но вот она стоит здесь, а не лежит, свернувшись калачиком, и жалеет себя. Несмотря на всё произошедшее, надежда её до сих пор не потеряла.
Хейг думала так.
Если бы её отец насовсем забрал её магию, это точно бы не позволило Еве совершить тот ритуал вместе с Айзексами, где как раз и требовалась её магическая сила. Потеря магии как таковой противоречила Непреложному обету, который Хейг теперь наверняка должна совершить, а, значит, девушка бы умерла на месте. Но Ева до сих пор жива, и соглашение до сих пор действует, а это означает только одно.
Её магия всё ещё в ней, где-то глубоко внутри. И её можно вернуть.
В подтверждение этого Ева вновь увидела призрак Сириуса за костром, но стоило ей сфокусироваться на нём, как он растаял в теплом воздухе.
— О чем беседу ведете, волчицы?
Из темноты выпрыгнул такой же темноволосый и черноглазый парень, и приземлился между собеседницами, заставив их потесниться.
— Су-учка, — почти любовно пропел парень и, повернувшись к Еве, сверкнул белоснежными зубами. — Как жизнь, Белячок? Осваиваешься в нашей дыре?
Ева на мгновение потерялась, услышав это прозвище, но от замешательства её спасла Илинка.
— Отстань от Евы! — строго сказала она, угрожающе направив спицы на брата.
— Да что я сделал-то? — прикинувшись оскорбленным, спросил Тома. — Скажи ей, Ева! Я же тебе не надоедаю?
А взгляд лукавый-лукавый.
Хейг хмыкнула.
— Я пока не определилась с этим, — сказала она, потирая замерзшие руки и пряча пальцы в рукавах, — но, если ты принесешь мне чего-нибудь горячего, я была бы благодарна.
— Ты не пожалеешь! — Тома тут же соскочил с места и вихрем унесся прочь.
— Мне тоже принеси! — крикнула ему Илинка вдогонку, но того было уже не остановить.
— Просто ужас какой-то с ним! — пожаловалась она, обратившись к Еве. — Странно, что он вообще в волка превращается, а не в лису — с самого детства у меня с ним сладу нет!
— Он мне плохим не показался, — отозвалась Хейг, вернув спокойный взгляд в костру. — А уж по-настоящему плохих людей я повидала.
— Он добрый до жути, но хитрец тот ещё! — вздохнула Илинка, откладывая свое вязание в сторону. — Уж очень он свободолюбивый к тому же, плохо это. Я боюсь, что он оторвется от стаи, а волк, который ушел от стаи, назад дорогу назад никогда не найдет!
Ева припомнила, что нечто подобное уже слышала.
— Что это значит? — поинтересовалась девушка. — Я уже слышала однажды это выражение, но что оно подразумевает?
— Да то и подразумевает, — сказала молодая женщина. — Если ушедший ругару решил найти свою стаю, которую однажды покинул, то как бы долго и упорно он не пытался их найти — никогда не найдет. А когда ругару покидает своих, то сразу забывает свою семью, но семья, — Илинка запнулась, взглянув в сторону брата, который неподалеку что-то втолковывал двум девушкам у огромного котла, — не забывает его никогда.
Повисло неприятное молчание. Ева поняла, что их разговор затронул какую-то болезненную для молодой ругару тему, а потому она не спешила продолжать говорить.
— Наш отец так однажды ушел из стаи, — неожиданно тихо сказала Илинка, — и это разбило сердце маме. С тех пор я и Тома — сами по себе.
Повисла неприятная пауза.
— Мне очень жаль, — так же тихо сказала Хейг, смежив веки. — Это ужасно.
— Мне кажется, что Тома хочет уйти, чтобы найти его. Этого я ужасно боюсь.
Ева держала какое-то время глаза открытыми, испытывая смешанные ощущения от услышанного, а потом сказала:
— Если он всё-таки решится уходи с ним.
Хейг почувствовала на себе острый взгляд ругару, а потому опустила лицо в ладони, не желая, чтобы кто-то разгадал её эмоции.
— Почему? — спросила Илинка.
Ева не отвечала, борясь с обуревающими её чувствами. Она не была уверена, что имеет право советовать кому-то что-либо, особенно в вопросах, касающихся семьи, но всё-таки сказала:
— Потому что один он может потерять не только семью, но и самого себя. Не дай ему уйти одному.
Хейг отняла руки от лица и посмотрела прямо на молодую женщину. Её лицо было изумленным.
— Никогда не расставайся с тем, кого любишь, — добавила она.
Илинка не могла вымолвить ни слова, но от ответа её спас Тома, прибежавший с тремя дымящимися кружками.
— А ну-ка подвиньтесь! — возмутился он, снова в наглую садясь между девушками. — Разбирайте!
Молодая женщина с задумчивым выражением лица приняла кружку, а Ева, взяв свою и не заглядывая туда, практически залпом осушила её, но поперхнулась, из-за чего большая часть осталась на снегу у ног девушки. Тома расхохотался и принялся хлопать Хейг по спине, жестом и взглядом давая понять обратившим на них внимание, что всё в порядке.
— Это ещё что за гадость? — хрипло возмутилась Ева, брезгливо заглядывая в кружку.
— Волчья кровь, — сквозь слабую улыбку ответила Илинка, и Хейг почувствовала, как к горлу подступает тошнота, и тихонько согнулась пополам.
— Да не блюй ты, это название такое! — весело сказал Тома, последний раз хлопнув девушку по спине. — Это наша ягодно-травянная настойка!
— Какая мерзость, — протянула Ева, борясь с рвотными позывами, — там было что-то склизкое!
— Возможно, гриб, — задумчиво проговорила Илинка, заглядывая в свой бокал. — Эй, не блюй здесь!
В целом, Еве здесь было хорошо.
Эта стая действительно оказалась в основном дружелюбной и, к счастью, ни на какие неприятности девушка не нарвалась за время своего пребывания. Те, кто был расположен к общению, относились к Еве в большей степени сочувственно, а дети, которые не обладали никакими магическими способностями, с упоением слушали рассказы девушки о Хогвартсе. Впрочем, большинство взрослых магию не любило, поэтому в её потере посочувствовать Хейг не могли: кое-кто даже подметил, что произошедшее к лучшему. Еву это несильно задевало, поэтому она просто пожимала плечами на их слова. Эта стая относится к ней лучше, чем многие её знакомые. Так будет ли она лишний раз с ними ссорится?
Хейг много времени проводила на улице по двум причинам. Первая — она наверстывала всё то время, что сидела взаперти, и теперь стены её попросту сковывали и пугали. Эти ощущения порой переходили практически в клаустрофобию, из-за чего она могла выйти посреди ночи к костру, у которого сидели, обычно, самые крепкие любители попраздновать пришедший год.
А вторая причина заключалась в том, что Хейг не хотела видеть ноты, присланные ей Редсебом.
За всё это время она так и не притронулась ни к ним, ни к пластинке, которую записали её родители. «Мы» — явно относилось к их маленькой разрушенной семье, Ева прекрасно это понимала, но ей не хотелось этого слышать. Та семья, которую представляли её родители, когда были молодыми, давно уже не существует, а потому Хейг и не хотела слышать эту утопию и проникаться чувствами к несуществующему, пусть этого желал от неё Маллиган.
Ева подолгу ворочалась в кровати, злясь на него за то, что он скинул на неё такую непосильную ношу. Как легко, наверное, совершить всё то, что сделал он вместе с братцем, а потом скинуть все проблемы на неё! Это несправедливо! Она то и дело фыркала себе под нос, вспоминая какие-либо строчки из его письма, заученные наизусть, ругала и корила его, но потом неизменно выдыхала, переворачивалась на спину и, глядя в потолок, понимала, что ведет себя глупо.
Она не чувствовала к нему той злости, которую хотела бы чувствовать. Ева не хотела себе признаваться в том, как на самом деле глубоко её тронуло письмо Маллиган. Хейг сначала решила, что оно — часть хитроумного плана, но потом она поняла, что больше не сможет выдавать Редсеба за классического отрицательного персонажа, как бы ей того ни хотелось. Ева чувствовала, что эта исповедь — очередная попытка искупить свою вину за совершенное с её отцом, но с недавних пор она начала думать о том, что же Маллиган думает о ней самой. Редсеб сполна описал свои чувства к Элайдже, в том, как он пытался выдать преступление, совершенное им и его братом, за исключительно свою ошибку, чувствовалась и любовь к Иизакки, но что до неё самой?
Хейг не знала, почему для неё это имело важность, но что-то в глубине души давало понять, что покуда она не узнает всю правду, она не сможет идти дальше. Эта неразгаданная загадка будет мучить её не меньше, чем те, что она уже отгадала.
Так же Ева ждала, когда стаю ругару посетят Айзексы. Девушка понимала, что теперь это вопрос времени, учитывая, что её отец совершил то, чего они так боялись. И в один из ничем не примечательных дней это действительно произошло: Илинка оторвала Еву от разговора с пожилым волком и сказала, что её ищут мужчина с женщиной, в которых нет крови ругару. Хейг мысленно взяла себя в руки и, поднявшись, направилась за молодой женщиной.
— Ты уверена, что это — хорошая идея? — ругару выглядела напряженной. — Их запах мне не очень нравится.
— Я ждала их, — ответила Хейг, осторожно спускаясь по углублению.
— Так они твои приятели?
Ева заметила неподалеку два силуэта с зажженными палочками и сказала:
— Нет. Просто у меня к ним должок.
Как Хейг и ожидала, эти люди мало изменились за их разлуку. Айзекс казался таким же, как и прежде: загадочным, с живым взглядом и вполне здоровым, однако Одри, как показалось при освещении, немного схуднула и на её лице не было привычной беспричинной улыбки, которая обычно вводила Еву в заблуждение. Но в целом и она была прежней.
Зато, когда они увидели Еву, их лица изменились. Бесстрастное лицо Делмара будто бы окаменело, а женщина смотрела на неё большими глазами, будто она не девушку видела перед собой, а призрак во плоти. Хейг это не смутило: она знала, что потеряла за два с лишним месяцев около девяти килограмм (хоть и парочку уже успела вернуть благодаря стараниям Илинки), но себе она поклялась, что что бы не услышала, её не выведут из себя слова этой парочки.
Илинка остановилась с факелом в руках и вопросительно посмотрела на Еву. Та коротко кивнула ей, и ругару, смерив строгим взглядом Айзексов, направилась обратно в сопровождении двух мужчин, которые не пускали волшебников в стаю и несли караул.
Наконец, трое остались наедине.
— Ева, ты... — начала было говорить Одри, но девушка подняла руку, говоря тем самым, что не хочет ничего слышать.
— Я хочу начать говорить, — сказала она. — Отец применил против меня своё заклинание, и я действительно лишилась магии. Это означает, что ваша сделка с Сайлагх нарушена, и теперь вам необходимо совершить ритуал, о котором мы говорили, так? Расстроенная Одри взглянула на супруга, лучше владеющим собой, и Айзекс сказал:
— Да, это так. Но...
— Я не закончила, — снова оборвала Ева их и продолжила говорить. — Я пойду с вами и в назначенное время помогу совершить этот ритуал, потому что уже принесла Непреложный обет, но для этого мне нужен способ вернуть свою магию. Это возможно?
— Мы отправимся к Сайлагх и выясним это, — сказал Делмар.
— Хорошо, — согласилась Ева. — Мне нужно будет с ней поговорить об этом и о многом другом. Но перед тем, как мы отправимся в путь, я хочу сказать несколько вещей. Я совершила ошибку, решив, что так как я нужна вам живая, вы наверняка выручите меня из беды. Когда я попала к Маллиган, я поняла, что вы хотели, чтобы я узнала их тайны, но то, что произошло там, почти сломило меня, и я готова была покончить с собой. Второго такого раза не будет: больше я не сдамся и буду бороться до самого конца. Я хочу, чтобы все это закончилось.
— Мы тоже этого хотим! — воскликнула Одри, делая шаг вперед, но Хейг тут же выставила ладонь вперед, не давая женщине к себе приблизиться.
— И ещё одно, — сказала Ева, глядя прямо в глаза пришедшим. — С этого момента я не хочу слышать никаких фальшивых слов в свой адрес. Я не хочу, чтобы со мной вы надевали свои дружелюбные маски, особенно это касается тебя, — Хейг посмотрела на Одри. — Я поняла, что я для вас инструмент для достижения цели, и меня это теперь вполне устраивает. Я сама попала в вашу ловушку, значит, я должна с этим справиться. Это не значит, что я буду ставить вам палки в колеса, я просто буду говорить и делать то, что считаю нужным. Вы может и друзья моему отцу, но мне — нет. Мы — просто партнеры, у которых есть общее незаконченное дело, а потому личное оставляем при себе. Согласны?
Ева подумала, что Одри сейчас разревется на месте, по крайней мере, такое у неё было лицо, но Айзекс, положив руку ей на плечо, сказал за двоих:
— Более чем. Тебе нужно много времени на сборы?
— Около получаса, — ответила Ева. — Мы отправимся к Сайлагх?
— Да, немедленно, — подтвердил мужчина, и Ева, кивнув, отвернулась.
— Ждите здесь, я вернусь, — сказала она и пошла обратно вглубь стаи.
В шатер, где она ночевала, она ворвалась с бешено колотящимся сердцем. Несмотря на то, что с Айзексами она держалась более чем хладнокровно, сейчас она буквально сгорала от переполняемых чувств. Хейг раз за разом вспоминала переменившиеся лица этих двоих, то, как Одри чуть было не разревелась, и ярость снова начала в ней закипать.
— И как только наглости хватило, — пробормотала девушка, чуть ли не задыхаясь от злости. Ева смежила веки, запрокинула голову и глубоко и размеренно задышала, приводя себя в душевное равновесие. Несмотря на то, что сейчас девушка вышла из себя, она всё равно чувствовала гордость за то, что держалась с этими гостями так по-взрослому. Раньше бы она набросилась них и начала бы кидать обвинения в предательстве. Теперь же она сумела сдержать свои эмоции в узде, и это было для неё большим скачком в развитии.
— Я молодец, — твердила она самой себе, переодеваясь в те вещи, в которых оказалась здесь. — Я с ними со всеми справлюсь!
Ева хотела было отправиться к костру и попрощаться со стаей, которая так хорошо к ней относилась, но замерла на месте и обернулась.
На кровати лежали пластинка и нотные записи.
Девушку обуревали противоречивые чувства. Всё это время она боролась с собой, не желая из принципа слушать пластинку своих родителей, но сейчас она понимала, что наедине она уже вряд ли останется. Делиться с Айзексами работой своего отца и матери она не хотела совершенно, поэтому здесь и сейчас ей придется пересилить собственное нежелание и сделать это.
Она должна это сделать не потому, что хочет, а потому, что так нужно.
В углу её шатра был старенький проигрыватель, и девушка, установив пластинку на крутящийся диск, поставила тонарм и, сев на пуф рядом, отвернулась от проигрывателя. Ева сложила руки в замок и опустилась на них лбом, закрывая глаза.
Первые мелодии эхом отдались в её голове.
***
— Ева, ты это куда?
Хейг обернулась, взглянув на Тому, чья хитрая улыбка медленно блекла. Он посмотрел на её незнакомое пальто, на сверток в крафте, а потом на её лицо, а потом всё понял.
Девушку охватило знакомое паршивое чувство.
— Ты что, уходишь? — тихо спросил ругару.
— Да, — просто ответила Ева.
— И ты хотела уйти, даже не попрощавшись? — сурово спросил Тома.
— Как раз именно это я и хотела сделать, — спокойно сказала девушка и сделала шаг к парнишке. — Прощай, Тома. Спасибо, что заботился обо мне вместе со своей сестрой.
— Но ведь Илинка столько всего для тебя сделала! — возмутился ругару.
— Илинка знала, что я не останусь тут насовсем, — сказала Ева. — И я уже попрощалась с ней. Она всё понимает.
— Но я не понимаю! — Тома развел руки. — Почему ты не можешь остаться здесь? Ведь там тебя ищет отец, который хочет тебя убить!
Повисло неприятное молчание.
— Откуда ты это узнал? — спросила Хейг, сощурившись.
— Тот парень, что принес тебя, сказал мне об этом! — осекшись, заявил Тома.
— Врешь, — тихо сказала она. — Никогда бы он такого не сказал незнакомому человеку. И я не говорила. Так откуда ты узнал?
Парень выглядел очень злым за свою несдержанность, но, пересилив себя, выдавил:
— Я прочитал твоё письмо. И да, ладно, прости меня за это! Я просто хотел узнать, кто ты такая!
Хейг хмыкнула, изобразив подобие ухмылки.
— Но ты ничего этим не добился, — равнодушно отозвалась Ева. — Только лишь испортил прощание.
Девушка махнула ему рукой и, сжав сверток из крафта крепче и сунув свободную руку в карман, пошла прочь, слыша скрип снега под ботинок. Но потом Хейг услышала стремительный шаг позади себя и, не успев обернуться, почувствовала, как её схватили выше локтя. Сверток Редсеба выпал и рухнул в снег.
— Ты что, не понимаешь, что если уйдешь, то навсегда забудешь про нас? — прошипел Тома, в глазах которого плескалась ярость. — Ты уйдешь, а я и сестра будем помнить о тебе! А когда твой отец убьет тебя, мы все это почувствуем! Мы больше не будем чуять твой запах, дура, так мы это и поймем!
— Мне всё равно, — сказала Ева, впрочем, не предпринимая попыток вырваться. — Я была с вами всего лишь две недели, так что мой уход не станет для вас такой трагедией, которую ты пытаешься создать. Ты хочешь заставить меня остаться тут, потому что испытываешь ко мне жалость, но мне твоя и чья-либо жалость не нужна. Мне нужен мой отец.
— Но он хочет тебя убить! — рыкнул молодой ругару, глаза которого вспыхнули янтарным отблеском. — А ты не заслуживаешь этого! Ты классная и добрая, хоть и пытаешься показать обратное! Я это знаю!
Хейг резко вырвала свою руку и так грубо толкнула его, что Тома, не удержав равновесие, рухнул прямо в снег. Он ошеломленно вскинул голову, а Ева сделала шаг к нему.
— Да что ты знаешь обо мне! — прошипела она, сжимая кулаки. — Ты думаешь, что я добрая, да? А я не такая! Я заставляла других людей защищать и умирать за меня, лишь бы только самой выжить! Мужчину, которого любила, я бросила после того, как сказала, что останусь с ним навсегда, а человека, которого ненавидела больше всех других, почти убила своими собственными руками! Но я была бы рада, если бы кто-то другой прикончил их всех, чтобы меня все, наконец, оставили в покое. Ради этого я бы ещё раз сто позволяла себя защищать и бросила бы всех, кого любила! Вот я какая!
Ева замолчала, переводя дух и глядя в по-детски растерянные глаза Томы. Парнишка не спешил подниматься из сугроба, глядя на девушку так, словно она на его глазах прикончила человека.
— Ты не такая… — неверующе прошептал он.
— Ты не знаешь, какая я, — выдохнула Ева, сделав шаг назад и опускаясь за своим крафтовым свертком, упавшим в сугроб. — Я никого никогда не любила больше, чем саму себя. Я всех вычеркнула их своей жизни, и вас, — Хейг наклонилась, — тоже вычеркну.
Она выпрямилась, скользнув по молодому ругару безынтересным взглядом. Парнишка так и продолжал сидеть в снегу.
— Прощай, Тома, — сказала она и, отвернувшись, побрела прочь, уверенная в том, что на этот раз её точно никто не станет останавливать.
Вдалеке виднелись люди с зажженными волшебными палочками. Это вызвало у девушки приступ отвратительнейшего дежавю. Повеяло ранней осенью, запахом пороха во Вредилках и теплыми объятиями Патрика.
Хейг крепче прижала к груди ноты с пластинкой и на мгновение зажмурилась.
В этот раз она не станет оборачиваться. Слабина — и смерть.
Ева с нетерпением ожидала своей встречи с Сайлагх, готовясь к тому, что великая пророчица сможет ответить на все интересующие вопросы. В первую очередь, конечно, она хотела узнать, что можно сделать в её положении. Хейг ощущала себя так, словно у неё забрали какую-то опору, с которой она и так чувствовала себя не слишком уверено, но теперь Ева и вовсе ощущала себя крайне непривычно.
Оказаться в знакомых тропических лесах было не менее странным, но девушка радовалась этому изменению: от ярких и теплых красок вокруг в первые мгновения она просто обомлела, ведь дни, проведенные в доме близнецов были очень серыми и бесцветными. Теплота этого места приятно грела её тело, и Хейг не без удовольствия стянула с себя свитер с горлом, оставаясь в легкой майке.
До тех пор, пока её не увидела Одри.
— Они избивали тебя? — тихо спросила она.
Хейг, стоящая к ней спиной, промолчала.
«Нет, Одри, гладили кожаной плеткой во время сладострастных утех.»
Ева издала смешок от собственных мыслей, однако женщина расценила это иначе.
— Ева, послушай, — начала она, встав перед девушкой, и Хейг перевела на неё взгляд, — я хочу, чтобы ты знала, мы с Айзексом...
— Мы ведь говорили на эту тему, — снова прервала Ева речь спутницы, сворачивая, свитер. — Я ничего не хочу знать: ты можешь оставить свои причины при себе. Мне не нужны сожаления, потому что я не держу зла. Мне всё равно. Я просто хочу скорее закончить это всё, и если я останусь жива, это будет просто прекрасно.
Хейг положила одежду на траву и, повесив на плечи небольшой ранец, оставленный в Японии и возвращенный Одри ранее, и пошла по уже знакомому пути вслед за Айзексом.
— Я думала, ты захочешь знать, что стало с твоей подругой.
Хейг резко замерла, напоровшись на эти слова, а потом медленно повернулась и воровато взглянула на женщину. Одри была непривычно хмурой, без вечно искуственной улыбки, и впервые за всё время не казалась куколкой.
— Она умерла, — сказала Ева, — и я это видела.
Одри тяжело вздохнула, опустив голову, а потом просто пошла дальше, пройдя мимо подопечной. Хейг проводила её внимательными взглядом, ощущая в этот момент себя максимально паршиво.
Айзекс не стала отрицать кончину Аяно. Значит, её действительно нет.
Девушка постояла некоторое время на месте, переваривая то, что знала до этого, а потом, проведя ладонью по лбу, поплелась следом за парочкой.
Дальнейший путь они провели в тишине. Это было совсем не похоже на то, как Ева оказалась здесь впервые: тогда она с упоением слушала рассказы Одри о её отце и видела, как впереди идущий Айзекс улыбался. Ева не испытывала большого сожаления о том, что отношения с её спутниками испортились, так как они слишком мало провели вместе, чтобы сдружиться, но всё же довериться им снова как прежде девушка уже не смогла бы.
Похоже, не одна она думала об этом.
— Итак, Ева, — неожиданно заговорил Айзекс, идя впереди, и девушка сразу напряглась, — как мы поняли, ты не в восторге от нас и от нашей компании. Как ты и хочешь, мы не станем оправдываться перед тобой за то, что позволили тебе быть под гнетом Маллиган такое долгое время, хотя основную причину ты и так поняла.
— И как мы поняли, за эти два месяца ты разузнала нечто важное, касающееся Элайджи, — продолжил Айзекс, и Хейг слегка сощурилась, глядя ему в спину. — Мы бы хотели знать, что именно.
Девушка ждала момента, когда кто-то из них заведет разговор на эту тему.
И у неё был заранее заготовленный ответ.
— Я не стану говорить, — тут же сказала Ева, — так как не считаю нужным делиться с вами информацией, добытой таким способом при том, что в ней уже нет никакого смысла.
Мужчина взглянул на неё.
— Что это значит?
— То, что мой отец уже нарушил условия вашей с Сайлагх сделки, а, значит, вам пытаться спасти его нет смысла, если нам всем так или иначе придётся совершить тот ритуал.
— Но мы всё же хотим это сделать, — подала голос Одри. — Джи не спасет лишение его способностей — это просто обрубит ему крылья. Мы хотим сделать хоть что-то.
Ева немного поразмышляла над её словами, молча направляясь следом за супружеской парой, а потом, вспомнив всё, что произошло с ней за время их отсутствия, сказала:
— Если вы действительно хотите что-то узнать, можете спросить сами у Маллиган или моего отца. Или пожить с ними под одной крышей два с лишним месяца.
Айзекс неожиданно обернулся, и Хейг пришлось остановиться, чтобы не врезаться в него.
— Мы понимаем, что ты обижена на нас за произошедшее, но ты ведешь себя, как неразумное дитя, — голос мужчины был спокоен, но девушка всё равно чувствовала исходящий от него холод. Ему явно не нравилось такое развитие событий. — Мы в одной лодке. Что бы ни произошло, это единственное, в чём можно быть уверенным наверняка, и это знание поддерживает баланс в нашей компании.
— Что ж, в таком случае, вам не стоило связываться с этим неразумным дитя, — без всякого выражения заметила Ева.
— Мы бы не связывались, если бы нам не нужна была именно твоя помощь, — ответил Делмар.
— Вот именно, — хмыкнула девушка. — В этом и загвоздка. Вы оба утверждали, что понятия не имели о моем существовании до тех пор, пока я не соприкоснулась с Аркой, а я же считаю, что вам просто не было до меня дела.
Айзекс вдруг тоненько улыбнулся, чем напряг Еву.
— А ты готова работать только с теми, кому есть дело до самой тебя? — с улыбкой поинтересовался мужчина, и это заставило девушку нахмуриться. — Думаешь, пределом наших с Одри мечтаний было рисковать своей жизнью ради незнакомого ребенка?
— Айзекс! — воскликнула Одри, округлив глаза, но Ева только подняла ладонь в её сторону.
— А вы, значит, так низко оцениваете собственные силы? — поинтересовалась она. — Боялись все эти годы Маллиган, поэтому не приближались к Англии?
— Я не любитель бесполезного риска, — ответил Айзекс. — Моя жизнь и без этого полна им.
— В таком случае, с этого и надо было начинать разговор, а не пытаться завязывать фальшивые дружеские отношения, — заметила Ева. — Так было бы намного проще.
— Это верно, — согласился мужчина. — Вот только ты никогда бы не пошла на риск, если бы мы не проявили к тебе сочувствия и солидарности.
Ева почувствовала себя ещё отвратительнее, чем до этого. Всего год назад в этом самом месте она уверилась в том, что она схожа с этими людьми, и что они понимают её, а теперь это уверение разрушилось окончательно.
Хейг выдавила из себя улыбку, которая, как она с удовольствием заметила, заставила Айзекса слегка растеряться и нахмурить брови.
— Какая жалость, — проговорила она, смакуя каждое слово. — Будь вы мне друзьями, наверное, та информация, которую я достала, могла бы касаться вас. Но, так как мы всё-таки просто партнеры, я полагаю, что уместным было бы сказать, что это — не ваше дело. Это относится только ко мне и отцу. Потому что мы с ним семья, а вы к этому не имеете никакого отношения.
Ева смотрела прямо в глаза мужчины, стиснув кулаки, а тот смотрел на неё в ответ прохладным и оценивающим взглядом, будто они впервые встретились. Одри перебегала взглядом от одного на другую, будто в любой момент была готова встать между ними.
— Яблоко от яблони далеко упало, — глубокомысленно заметил Айзекс, а Ева издала смешок.
— Сочту это за комплимент в обоих случаях, — ответила она.
Не говоря больше ни слова, Делмар пустил долгий взгляд своей жене, а после направился дальше. Одри осторожно взглянула на девушку и поспешила за ним, а Ева, впервые чувствуя себя победительницей, замкнула их небольшую процессию.
Она вдруг подумала, что никогда прежде не была настолько беззащитной, но всё же нашла в себе силы препираться с кем-то вроде Айзекса. Если Хейг, сама того не зная, была в относительной безопасности в доме у Маллиган, то этим людям ничего не стоило применить легилименцию против неё или же вовсе начать пытать, ведь это не противоречит их Непреложному обету. Но по какой-то причине Айзексы этого не делали.
«Не умеют или не хотят?» — подумала Ева, внимательно глядя в спины провожатых, будто ожидая, что сейчас что-то из них передумает и пальнет в неё каким-то крепким заклинанием. Но пара продолжала углубляться в лес, словно забыла о существовании Хейг, и это её устраивало куда больше, чем фальшивые вопросы о её самочувствии.
В конце концов они добрались до знакомого берега с белой ладьей, где две реки объединялись в одну, и Айзекс пропустил вперед жену, после чего выжидательно взглянул на девушку. Ева села следом, предпочитая опереться спиной о нос ладьи. Ей бы хотелось и вовсе отвернуться, чтобы не видеть людей напротив, но поворачиваться к ним спиной было бы вверх неблагоразумия. И пусть она ничего не сможет сделать, если кому-то из них приспичит выкинуть её за борт, Ева всё равно не теряла бдительности. Ощущение, будто всё находится под контролем, немного успокаивало её взбесившиеся нервы.
Ладья оторвалась от берега и медленно поплыла по течению. Боковым зрением Хейг заметила знакомое свечение и взглянула туда, успев поймать взглядом один из потухших огоньков. Ева помнила, что Сайлагх назвала их чистыми и ещё не рожденными душами, и от этой мысли стало как-то необъяснимо спокойно.
Пару раз она видела несколько огоньков, то появляющихся, то исчезающих с потусторонним вздохом, но потом Ева вдруг заметила, как двое из них, словно зацепившись друг с другом, направлялись к их лодке. Хейг, почувствовав кувырок в животе, слегка выпрямилась.
Когда огоньки приблизились, девушка тут же узнала одного из них: эта душа, светясь красивым синим светом, уже приближалась к ней однажды. И Ева, впервые с тех пор, как покинула Джорджа и Фреда несколько месяцев назад, трогательно заулыбалась, осторожно протягивая к ним руку.
— Ну привет, — очень тихо сказала она, с удовольствием наблюдая за тем, как синий огонек подплыл очень близко к её ладони и закружился над ней, увлекая за собой второго, светящимся ярким оранжевым светом, будто крохотное пламя. — Ты привел с собой своего друга?
Синий огонек отозвался приятным покалывающим теплом. Ева очень-очень осторожно поднесла ладони к лицу, боясь даже дышать над чудом, которое было у неё в руках. Синий и оранжевый оторвались друг от друга и принялись плавно передвигаться по окружности, будто бы играли в бесконечные догонялки и никак не могли поймать друг друга, а Хейг наблюдала за ними, чувствуя такое необъяснимое спокойствие, что её потянуло в сон. Девушка тихонько прижалась спиной к носу ладьи, медленно опустив руки на колени, но две души никуда не уплывали, предпочитая снова сцепиться и осесть в ладонях и девушки. Ева продолжала смотреть на них вопреки слипающимся глазам, а они, казалось, горели всё ярче и сильнее.
«Спасибо», — подумала она, закрывая глаза и падая в самый теплый и спокойный сон, который приходил к ней за всё это время.
***
Проснулась она от того, что кто-то настойчиво тряс её за плечо. Ева испуганно распахнула глаза, возрившись на Одри, нависающую над ней. Вокруг было очень темно, и Хейг решила, что в тропическом лесу Сайлагх наступила ночь однако в следующий момент поняла, что они находятся в темной пещере.
— Ева, просыпайся, мы прибыли, — тихо сказала Айзекс, не решаясь к ней больше прикасаться.
Девушка опустила взгляд в свои ладони, но двух душ, сопровождающих её ранее, в них уже не было. От этого ей стало дико грустно.
— Не расстраивайся, — будто прочитав её мысли, сказала Одри. — Они проводили тебя до самого водопада. Дальше бы они просто не смогли пройти.
Хейг несколько раз задумчиво сжала ладони в кулаки, а после, коротко вздохнув, покинула ладью.
Путь они продолжали в полном молчании, и это позволило девушке погрузится в свои мысли. Она вспомнила, как год назад тряслась от страха перед невообразимой силой пророчицы, а сейчас не ощущала ничего, кроме трепетного благовения. Ей не терпелось уже поговорить с Сайлагх и выяснить всё, что терзало её мысли.
Единственное, чего она опасалась в разговоре с этим созданием, что та укажет на тщетность её попыток вернуть магию.
Ева не заметила, как в конце пещеры забрезжил яркий свет, и от этого она сощурилась.
Когда троица вышла из каменной тьмы, Ева сразу заметила знакомые очертания могучего и старейшего дерева, у корней которого, как она помнила, и в первый раз сидела Сайлагх. И, действительно, стоило её зрению вернуть четкость, как она первым делом заметила пророчицу, ничуть не изменившуюся за прошедшее время: те же длинные седые волосы, черный балахон и черные-черные глаза, не имеющие ни радужки, ни зрачков. Но даже так Хейг ощущала на себе тяжелый потусторонний взгляд создания, чьё существование выходило за рамки мысли.
— Я бы хотела вести разговор с этим дитя наедине, — отозвалась древняя колдунья.
Одри и Айзекс переглянулись и, легко поклонившись, направились за плотный рассадник лиан, как и в прошлый раз, когда Ева впервые очутилась здесь. Хейг проводила их внимательным взглядом, радуясь тому, что ей не пришлось просить пророчицу о личной аудиенции без посторонних. Айзекс, уходящий последним, бросил вороватый взгляд на девушку. Ему явно не нравилось, что он не услышит этого разговора.
Ева же почувствовала облегчение.
Как и в прошлый раз из земли с громким треском вырвался толстый корень, изогнувшись в нечто, наподобие сидения. Девушка молча последовала к нему, присаживаясь на корень, а потом устремила свой взгляд к пугающим черным глазам.
— Ну что ж, — неуверенно проговорила Ева, складывая ладони на коленях. — Вот мы и встретились снова, госпожа Сайлагх.
— Это было предрешено, — прошелестела Сайлагх, и от её голоса у девушки пробежали мурашки. — Я знаю, что ты желаешь знать. Но я не дам тебе ответы на все вопросы.
— Но на какие-то всё же дадите, — сделала вывод Ева. — Но в первую очередь мне хочется знать, можно ли исправить мою проблему? Я хочу знать, как можно вернуть магию, которую забрал мой отец.
Пророчица заговорила не сразу.
— Твой отец никогда не умел забирать магию. Это не может сделать ни один человек.
Хейг нахмурилась.
— Но ваши подопечные характеризовали это именно так.
— У Одри всегда были проблемы с формулировками, — ответила Сайлагх. — Элайджа не отбирает магию — он запечатывает её глубоко внутри самого человека, и когда такой человек пытается применить волшебство, он получает колоссальный стресс. Думаю, ты на себе прочувствовала это.
Да, это было так. Когда Ева подолгу выуживала из себя хоть какой-то признак волшебства, она чувствовала себя такой разбитой и истощенной, будто где-то внутри неё сидел дементор, пожирающий её изнутри.
— Я так и думала. Значит, моя магия всё ещё во мне, — заключила девушка, коснувшись рукой груди. — Так как вызволить её обратно? Вы можете это исправить?
— Я не способна на это, — изрекла Сайлагх. — Только ты сама можешь восполнить то, чего лишилась, однако... это опасно.
— Этого следовало ожидать, — спокойно отозвалась Ева. — Что для этого нужно?
— Худший враг человека — он сам, — неопределенно проговорила пророчица. — Тебе предстоит опуститься в глубины собственного сознания, опуститься на самое дно, чтобы найти то, что ты потеряла. Ты будешь сражаться с самым сильным и непобедимым противником, какой только может встретиться на твоём пути.
— И что это за противник? — спросила Ева, которой стало очень не по себе от слов Сайлагх.
Ева судорожно вздохнула, с испугом глядя в черные глаза невероятного создания перед ней.
— И что из себя будет представлять это... — девушка запнулась, подыскивая подходящее слово, — сражение? Я буду биться со своим клоном?
Хейг уже видела нечто подобное в магловских фильмах: когда герою приходилось встречаться со своим темным клоном, и обычно в такие моменты особенно подчеркивалось, как силен противник протагониста.
Значит, и ей надо будет прикончить своего темного двойника?
— Тьма каждого человека выражается в его грехах, которые люди привыкли называть смертными, — прошелестела Сайлагх. — Ты должна будешь пройти семь ступеней, каждая из которых — выражение твоего греха. С каждой новой ступенью это будет делать гораздо труднее, но если ты пройдешь весь путь, то в самом его конце найдешь то, что так желаешь.
— А если не пройду? — взволнованно спросила Ева, стиснув пальцы. — Что со мной будет?
— Ты попадаешь в лимб — в бесконечный круг, где каждый день — повторение предыдущего. Твой разум останется там, душа вернется к истокам, а тело — к реке жизни, где после долгого перерождения ты станешь тем, против кого используют облик души.
— Облик души?... — проговорила Ева, нахмурившись. — Что это значит?
— Твоё тело переродится в то, что ты видела в реке жизни впервые, когда оказалась здесь.
Хейг тут же вспомнила облик старца Ониекачкуву, желающего забрать её на дно ужасной реки, и её передернуло от отвращения.
— Х-хорошо, — проговорила Ева, чувствуя, как обливается потом от напряжения. — Когда я могу начать... сражаться?
— Тогда, когда решишь, что готова к этому, — дала ответ пророчица.
Девушка глубоко вздохнула и, посмотрев на Сайлагх, осторожно спросила:
— Я вернусь?
А пророчица ответила:
— Полностью — никогда.
Ева смежила веки, думая о том, что лучше бы не задавала этот вопрос. Ей было до ужаса страшно, но также она осознавала, что выбора у неё нет. Если она хочет вернуть магию, то ей необходимо сделать это.
И пусть противником ей будет она сама.
— Вы можете раскрыть мне ещё что-то из того, что я хочу знать? — спросила девушка, взглянув в черные глаза Сайлагх. — Если меня поглотит так называемый «лимб»… я хочу хотя бы узнать всю правду, какую только смогу.
— Опускаясь в глубины сознания, ты узнаешь многое из того, что хочешь знать, — тихо сказала пророчица. — Некоторые вещи ты знала всегда, но забыла. Что-то тебе откроют души, однажды коснувшиеся твоей. А что-то сокрыто во времени, чьи нити переплелись в случайных и противоестественных моментах. Что бы ты не делала прежде, твой путь всегда вел тебя к этому моменту, ибо задолго до твоего рождения на свет было ясно, что однажды тебе придется сражаться с собой. Это было предрешено. И это не изменить.
Ева судорожно вздохнула, не в силах пошевелиться. Никогда прежде она не слышала настолько внушительных слов, производивших такое мощное впечатление. Сказанное Сайлагх пугало и, одновременно, интриговало.
— Значит, вы все же знали о моём существовании к тому времени, как я прикоснулась к той Арке? — поинтересовалась девушка.
— Всегда, — ответила пророчица. — Я знаю все души, когда-либо появившиеся.
— И что бы я не делала, я должна была прийти к вам однажды?
— Верно, — подтвердила Сайлагх.
Хейг ещё раз глубоко вздохнула, решаясь на то, к чему, как оказалась, шла такое долгое время. Медлить больше нельзя, ведь храбрее, чем сейчас, она уже никогда не станет.
— Тогда я готова, — сказала девушка чуть дрожащим голосом, стиснув кулаки. — Я хочу пройти это испытание.
— Ева, ты уверена, что уже готова к этому? Может, имеет смысл повременить и подготовиться к испытанию морально?
Хейг, к которой уже битую четверть часа зачем-то прицепилась Одри, хмуро оглянулась через плечо, взглянув на женщину, а потом снова отвернулась, продолжая рыться у себя в рюкзаке.
— Если ты думаешь, будто от твоих вопросов я буду чувствовать себя увереннее, то ты ошибаешься. Если я повременю с этим, мне будет только сложнее на это решиться. Лучше уж сейчас.
— Я не думаю, что ты готова, — прямо сказала Айзекс.
— Мне рассказали про лимб, — отозвалась Ева.
— Но вряд ли бабуля рассказала тебе более подробно, как его избежать.
Хейг замерла, понимая, что женщина была права. Сраженная внезапной догадкой, девушка поднялась и обернулась.
— Ты тоже проходила это испытание? — тихо спросила Ева.
Одри, явно неуверенная, что может говорить об этом, слабо кивнула.
— Это из-за отца? — спросила девушка. — Он отбирал у тебя магию?
— Нет, конечно, — спокойно ответила Айзекс. — Это испытание можно пройти не только тем, чья магия пропала. Поход в пещеру забвения нужен тем, кто потерял себя, хочет уйти в изучение сущности магии на более глубоком уровне.
Еву хотела спросить, зачем Одри было идти на это, но, воздержавшись, она вернулась к своему рюкзаку.
— Так и что же мне нужно делать для того, чтобы избежать лимб?
Одри как-то тяжело вздохнула, и проговорила:
— Бабуля говорила тебе про семь ступеней, так?
— Так.
— Эти ступени представляют себе определенное пространство, которое принимает наиболее характерный для него вид. У всех это происходит по-разному, но это не главное. Главное то, что в каждой из этих ступеней ты встретишь людей.
— Да, — кивнула женщина. — Нужно понимать, что они... в общем, это не просто какие-то фантомы. Они реальны.
Ева окончательно запуталась.
— Что значит реальны? — растерянно спросила она, чувствуя, как её внутренности покрываются тоненькой корочкой льда.
— Это крохотные частички их душ, живущие в тебе, — ответила Одри. — Души, которые когда-то в определенный момент твой жизни затронули твою, оставив на ней еле заметный отпечаток.
— Как Сириус? — испугалась девушка, выпрямляясь. Ей стало дико от мысли, что кто-то ещё помимо него может страдать в оковах её сознания, как это происходило с Бродягой.
— Нет, им это не приносит вреда. В каждом человеке есть такие частички, но ты должна понимать, что даже такие крохотные отпечатки душ могут поглотить тебя. Чем больше ты отдашь им своих эмоций и чувств, чем больше времени будешь проводить подле них, тем сложнее тебе будет их покинуть. И так тебя может поглотить одна из ступеней, после чего ты попадешь в лимб.
Ева сглотнула. Страх снова начал подступать к ней.
— Как ты справилась с этим? — тихо спросила она, не вполне уверенная, что хочет знать ответ. — Как избежала лимба?
— Шла дальше, — ответила Одри. — Несмотря ни на что. Даже если меня умоляли остаться.
Ева тяжело вздохнула и снова отвернулась, взглянув в нутро своего рюкзака. В свете ненастоящего палящего солнца блеснуло серебро подаренных на совершеннолетие Джорджем часов с белой львицей и черным псом, стремящихся друг за другом по кругу.
«Что ж, — подумала девушка, — если мне надо будет просто бросить всех и идти дальше, то это мало чем отличается от реальности, в которой я живу».
***
С собой Ева не брала ничего: Одри «обрадовала» её тем, что в место, куда она идет, не понадобится ничего, включая одежду.
— Материальные ценности отвлекают от погружения в своё сознание, — бесхитростно сообщила она.
Ева не чувствовала себя так унизительно с тех пор, как за ней в душе наблюдал Маллиган-старший, пока та мылась. Хейг сняла всё до последней одежки, даже подарок Сириуса — серебряного петушка, который она не снимала с тех пор, как впервые надела на себя. Чувствовала она себя при этом максимально беззащитно и паршиво.
Но благо Одри на время дала ей невесомую мантию, чтобы та спокойна дошла до места назначения, и Хейг тут же в неё укуталась.
— Куда мы идем? — поинтересовалась она спустя время, направляясь за женщиной сквозь заросли тропических деревьев и лиан по едва распознаваемой дорожке.
— К пещере забвения, — туманно ответила Одри. — Это место — проводник в твоё сознание.
На полпути к ним откуда-то из деревьев присоединился Айзекс, чему девушка была недовольна. Если присутствие его супруги она ещё могла выносить, то его она просто терпеть не могла, ещё и притом, что одежды на ней было меньше, чем когда-либо.
В конце концов, из зарослей показался берег небольшого озерца, и сквозь листья Ева приметила вход в огромную каменную пещеру. Её сердце тут же скакануло к самому горлу от страха, и Хейг даже притормозила, думая о том, что она просто сошла с ума, раз добровольно согласилась пойти на это. Даже небольшое разъяснение Одри не придало ей ясности: она до сих пор понятия не имела, с чем ей придется иметь дело.
Её замешательство заметил Айзекс и, холодно хмыкнув, ядовито поинтересовался:
— Что, уже передумала?
Ева бросила на него безынтересный взгляд и направилась дальше, решая, что отвечать ему нет никакого смысла. Открывать ему свои страхи она не собиралась, пусть он и так заметил их.
У самого берега девушка остановилась и вопросительно взглянула на Одри, где-то в глубине души слабо надеясь на это, что это не та самая пещера.
— Тебе туда, — всё-таки подтвердила она с легкой тревогой.
Хейг уже взялась за завязки на плаще, но вспомнила о присутствии мужчины, стоящим позади неё.
Делмар, закатив глаза и выставив ладони в жесте «да пожалуйста», повернулся к ней спиной, и тогда Ева стянула с себя плащ, возвращая его Одри.
Хейг колебалась какое-то мгновение, а потом, тяжело вздохнув и решаясь, погрузила ногу в воду, но и тут её поджидало волшебство: стопа не вошла в жидкость как обычно, а уперлась в твердую поверхность, будто озеро было покрыто невидимым льдом. И тогда девушка, неуверенно ступив на неведомую опору, медленно пошла к пещере, то и дело глядя вниз и совершенно не оглядываясь назад, чтобы не терять своей решимости. Пока Ева как следует наблюдала за тем, что творится у неё под ногами, она забыла о том, что перед ней, пока её не накрыла большая тень. Хейг подняла голову, глядя в зияющую дыру огромной скалы. У самого входа в неё с сильным гулом затягивало воздух, будто это место приглашало Еву зайти и принять свою судьбу. И девушка, завороженная этим гулом, сделала первый шаг в тьму.
Она шла и шла, понимая, что каждый её шаг, ранее отдающийся шлепком по воде, постепенно затихает, тьма вокруг становилась будто глубже и сильнее, а гул, который она слышала раньше, был на самом деле не гулом, а чьими-то голосами. Ева не понимала, что они ей говорят, их было слишком много, но ей казалось, что она уже где-то слышала их. Хейг попробовала сосредоточиться на каком-нибудь из этих голосов, но она так и не могла разобрать ни слова: это был не то шепот, не то крик, и мужской, и женский, но ничего конкретного Ева разобрать не могла.
Она была уже не совсем уверена, что продолжает идти, потому что девушка перестала чувствовать своё тело. Ева была так заворожена этими голосами, что даже тьма, в которой она до это чувствовала себя до ужаса беззащитно, её больше не пугала: наоборот она казалась такой привычной, будто старый и любимый плед. И в какой-то момент она закрыла глаза (или подумала, что закрыла глаза) и окончательно растворилась в небытие.
***
Ева распахнула глаза так резко, будто ей приснился какой-то дикий кошмар, и тут же села, огромными глазами оглядываясь по сторонам. Вокруг было совершено незнакомое, но самое обычное место: песчаный берег, омываемый теплыми волнами, залитое огнем небо с медленно наливающим красной медью солнцем. Ветер тихонько шевелил листву на деревьях.
А девушка ожидала чего-то большего.
Хейг скосила взгляд, осознавая, что в этом месте одежды на ней так же не было, из-за чего она по-прежнему ощущала себя до неприятного беззащитно. Стараясь не думать о том, что она может встретить на пути, она поднялась с теплого песка, стопами утопая в нём, и, воровато оглянувшись, пошла вдоль берега. Шум лизавших берег волн почти не приносил девушке успокоение, и она, плотно скрестив руки не груди, ощущала возрастающее раздражение. Почему, пока у неё была такая возможность, Ева не спросила у Одри, в каком направлении ей надо было идти? Что ей здесь делать?
Хейг оглянулась по сторонам, будто что-то должно было послужить ей подсказкой, но этот мир, так называемая «ступень» (если, конечно, это была уже она), не казалась девушке какой-то необычной или волшебной. Ева машинально шла вдоль реки, не рискуя подбираться, впрочем, ни к воде, ни к плотному рассадку деревьев, который, как ей казалось, следит за ней. Ей было предпочтительнее идти по тому пути, который она по крайней мере видит своими глазами. Море её, конечно, манило, но Хейг так же не могла знать, что представляют эти таинственные воды, потому рисковать ей не хотелось, а дремучих деревьев она попросту опасалась. Мало ли, что она может там найти?
«Интересно, — подумала она, бросив вороватый взгляд на замерзшее на горизонте солнце, — если в мире Сайлагх час равен одному дню в реальности, то как же тогда течет время здесь? И течет ли оно вообще?»
Ева снова почувствовала легкую досаду от того, что не поинтересовалась этим, пока была такая возможность, однако вдруг боковым зрением она заметила нечто прямо перед собой, и все её мысли тут же испарились.
Она замерла, как вкопанная.
На песчаном берегу в паре метров от неё на спине лежал никто иной, как Джордж Уизли. Со странно задумчивым для него выражением лица парень, невидяще пошарив рукой в песке, вынул из него какой-то гладкий камешек, после чего с ленцой забросил его в море. Еву он ещё не заметил.
«Вот и первая частичка души, — с трогательной и одновременно немного грустной улыбкой подумала девушка, с жадностью впиваясь в слегка смазанные месяцами черты лица. — Тебя просто не могло не быть в просторах моей души».
Не испытывая больше никакого дискомфорта от своего внешнего вида, Ева словно во сне направилась в его сторону, осторожно и мягко перебирая ногами. Её охватывало особое волнение и предвкушение того, что вот сейчас Джордж заметит её приближение и переведет на неё взгляд... и действительно, это произошло. Уизли вздрогнул и повернул голову к Еве. Та жадно заметила, как он смутился, и от этой реакции ей захотелось по-настоящему засмеяться, чего не было уже очень давно.
И зачем она так переживала насчет этого места? Оно просто прекрасно.
Джордж сел на песке, завороженно глядя на девушку, а Хейг остановилась всего в шаге от него, нерешительно глядя на молодого мужчину. Рыжий, не улыбаясь, протянул ей свою ладонь, и Ева осторожно коснулась её кончиками пальцев, ощущая, несомненно, самое настоящее прикосновение, отдающееся теплым покалыванием по коже. И тогда девушка провела пальцами по ладони до самого его запястья, чувствуя с гулким эхом по всему телу, как знакомые мужские пальцы сомкнулись на её руке.
Колени её затряслись, и она медленно присела на корточки, не сводя жадного взгляда с Уизли, будто боялась, что он может в любой момент исчезнуть.
— Джордж, — одними губами прошептала Ева имя, которое так давно не произносила. — Это ты.
Уизли растерянно улыбнулся.
— Конечно, я, — сказал он и потянул её на себя. — Иди ко мне.
И Ева, позабыв обо всем, что ей говорили ранее, покорно опустилась к нему, касаясь дрожащей ладонью его лица.
И будто бы не было всех этих мучений и месяцев разлуки. Будто шестнадцатого октября, после их бурной вечеринки по случаю её совершеннолетия они с Джорджем просто вернулись в его комнату и закрыли за собой дверь на ключ. Ева и не задумывалась всё это время о том, как сильно ей не хватало именно его прикосновений, близости с ним, и как сильно она оголодала по нему за эти месяцы.
Уизли усадил её на себя, прижимая за талию всё теснее и не переставая покрывать мягкими поцелуями её голые плечи. От обилия переполняющих чувств Еве хотелось плакать и смеяться одновременно, но она лишь неумело отвечала на его ласки, обхватывая его торс ногами и цепляясь руками то за плечи, то за волосы, с каждой секундой вспоминая всё четче, как это было в то время.
— Хейг, — прошептал Джордж сквозь поцелуи, которыми он покрывал лицо девушки. — Хейг, знаешь, каким счастливым ты меня сделала?
Ева тихо засмеялась, целуя его в губы.
— Я так скучала по тебе, — проговорила она, сталкиваясь с ним лбами. — Очень скучала, Джордж.
— Я рядом, — сказал Уизли, опуская веки и улыбаясь. — И буду рядом, потому что ты согласилась остаться со мной и не оставила меня ради посторонних людей.
Хейг замерла.
Медленно отпрянув от парня, она посмотрела в его блаженное лицо и внезапно пересохшими губами выдохнула:
— Что?
Её сердце гулко колотилось от закрадывающейся догадки, а Джордж, казалось бы, и не замечал этого.
— Я рад, что ты решила остаться со мной, — сказал он, мягко опуская ладонь на её щеку. — Я думал, ты решишь сбежать от меня или что-то в этом роде, но, когда ты сказала, что останешься со мной... в общем, ты и сама знаешь, каким счастливым меня сделала.
Он потянулся к ней за поцелуем, но Ева отклонилась от него. Она смотрела на него влажными глазами, и Уизли, увидев её выражение лица, недоверчиво хмыкнул, чуть наклонив голову вбок.
— Что такое? — поинтересовался он.
Но Хейг не могла и слова выдавить. Она смотрела будто бы в лицо того самого Джорджа, который только-только услышал её ложь пару месяцев назад. Она сказала тогда ему, что останется, хотя уже тогда знала, что уйдет, и влюбленный по уши парень поверил ей, даже не заподозрив подвоха.
И сейчас, глядя в его глаза, Хейг вдруг вспомнила, где именно она находится, и что перед ней не настоящий Джордж, а только крохотная частичка его души.
Которая всё ещё верит, что Ева осталась с ним.
— Но ведь на самом деле я уже ушла от тебя, — тихо сказала она, отползая от парня, который всё ещё пытался удержать её на себе. — Я ушла, Джордж.
Какая-то тень беспокойства пролегла на лице Уизли, но потом он улыбнулся и подполз к ней, сложив ноги по-турецки. Лохматый, рыжий, в песке, с влажным блеском в глазах.
Её Джордж.
— Что за глупости? — спросил он. — Ты уже сказала, что останешься. Мы отпраздновали твое совершеннолетие и вернулись обратно в мою комнату и заснули вместе.
— А потом ты проснешься, — тихо сказала Ева, стиснув руки между коленями и опуская голову. — И поймешь, что я тебя обманула.
Солнце всё ещё наливалось краснотой, едва касаясь краешка горизонта, однако Хейг чувствовала, будто оно и вовсе зашло. Подул прохладный и вечерний ветер, заставивший её тело покрыться мурашками. Ева смотрела куда-то вниз, на уровне коленей Джорджа, но даже так чувствовала на себе его пронзительный взгляд, которого она так боялась.
А рыжий всё молчал.
— Ты лжешь, — недоверчиво сказал он. — Лжешь.
— Нет, — тихо сказала Ева. — Я ушла.
Девушка хотела поднять голову, посмотреть ему в глаза, но ей было страшно и совестно это сделать. Она хотела встать и убежать прочь из этого кошмара, ставшим вдруг реальностью, от этого молчаливого Джорджа, от этой позорной наготы и дурацкого заката, созданным словно в насмешку над тем временем, когда они, счастливые и молодые ехали на её машине по бесконечной дороге.
— И как? — прохладно, как никогда, спросил Джордж, отчего Ева вздрогнула. — Ты добилась, наконец, чего так хотела? Обрела свободу, о которой мечтала?
Хейг подняла голову и посмотрела на рыжего. Она ожидала, что увидит осуждение в его взгляде, злость или расстройство, однако ничего такого она не видела. Джордж перед ней был спокоен и смотрел на неё в ожидании ответа на свой вопрос. Казалось бы, он уже даже не был удивлен.
— Нет, — ответила девушка. — Ещё нет. Но я никогда ещё так не жалела о совершенном мной поступке.
Какая-то неясная эмоция пролегла на лице парня, но в ту же секунду оно снова стало спокойным.
— А что же я?
Ева грустно улыбнулась.
— Я не знаю, Джордж. С тех пор, как я ушла от тебя, прошло почти три месяца. Может быть, ты будешь пытаться найти меня, но у тебя ничего не выйдет, — проговорила девушка, очень медленно, по миллиметру, подползая к нему. — Я отправлюсь в Японию, но там меня схватят Маллиган. Они разнесут там всё и убьют Аяно, за которую я так переживала, а я проведу у них в заточении больше двух месяцев, — её голос переходил в дрожащий шепот, а сама она, осторожно касаясь щеки Джорджа, прижалась своим лбом к его. — Там я узнаю, что Маллиган убили мою маму, и за это я чуть не убью Иизакки, почти замарав свои руки. А потом, когда отец найдет меня там, Редсеб бросит меня к стае ругару, — Ева опустила веки, пытаясь вспомнить, действительно ли это были ругару, или это было её сновидением. — Туда за мной придут Айзексы, и мы отправимся к госпоже Сайлагх. И когда я только-только начну проходить это испытание... наступит как минимум март, Джордж. И за всё это время я буду видеть тебя только во снах. Ты не найдешь меня, моя любовь...
«Или не захочешь сделать этого...» — подумала Ева про себя, не в силах озвучить эту мысль.
На её запястье резко сомкнулись мужские пальцы, и Хейг открыла глаза, глядя на Джорджа. Он вдруг резко обнял и её, прижав к себе, будто хотел задушить её на месте. Ева чувствовала, как его всего колотит от переполняемых эмоций: злости на неё за то, что она обманула его, на себя за то, что оказался так глуп, на Маллиган за то, что причинили ей так много боли, и на её чертового отца, который не дал им быть вместе. Девушка ощущала эту ярость, волнами исходящую от её любимого в эти мгновения, но как бы не был зол Уизли, он всё равно обнимал её и прижимал к себе будто в надежде, что в этот раз он сумеет остановить её.
И как же ей было грустно от того, что и на этот раз у него не выйдет это.
Джордж, будто бы прочитав её мысли, ослабил хватку и отстранился, глядя куда-то в сторону. Ева смотрела на него, но Джордж смотрел на горизонт за её спиной, солнце за которым уже почти скрылось.
— Тебе пора, — только и сказал он.
Ева хотела ещё раз обнять его, прикоснуться к нему и поцеловать, но она понимала, что не может этого сделать. Джордж был прав: ей действительно пора уходить.
Девушка поднялась, снова утопая в уже остывающем песке, и медленно направилась дальше, краем глаза замечая, как низко её мужчина опустил голову…
— Я вернусь, Джордж, — проговорила она одними губами, пройдя некоторое расстояние. — Вот увидишь.
И хоть он уже не мог её услышать, а она его, ей всё же показалось, что ветер прошелестел напоследок:
— Сомневаюсь.
Ледяной ветер взвился над песчаным берегом, взметая в воздух пыль, и Ева резко обернулась, но Джорджа на берегу уже не было, словно он испарился вместе с песком и пылью. Хейг постояла на месте какое-то время в ожидании того, что Джордж сейчас выйдет из деревьев, но в глубине души она понимала, что это не произойдет, потому что ушел вовсе не он, а она сама.
Об этом никто не говорил, это нигде не было написано, но Ева чувствовала, что первая ступень была ею пройдена. И только сейчас она осознала, как тяжело ей будет проходить следующие и чего ей это будет стоить.
Судорожно вздохнув, Хейг обхватила локти и поплелась дальше, надеясь на то, что её путь в скором выведет её к следующей ступени. Вокруг становилось всё холоднее и ветренее, и это доставляло ей куда больше физических неудобств, чем душевных терзаний о внешнем виде. Солнце уже ушло, позволяя небу окраситься в грязный черничный цвет, и её путь становился всё менее различимым.
И вдруг Ева увидела белоснежные и извивающиеся кольца в нескольких метрах перед собой. Сраженная внезапной догадкой, Хейг замерла, до боли в глазах вглядываясь в них, а потом, успокоившись, направилась к ним с совершенным спокойствием.
Кольцами оказалась огромная змея, лежащая на песчаном берегу. Она лежала на боку с открытой пастью и тяжело дышала, и когда Ева подошла прямо к её голове, отливающей перламутровым блеском в лунном свете, то увидела, как серый глаз с вертикальным зрачком остановился на ней.
Ева почему-то не испытывала к ней никакой жалости.
— Что, тебя тут совсем не кормят, да? — спросила бывшая слизеринка, обращаясь к змее. Та не шевельнулась в ответ.
Хейг оглянулась по сторонам и заметила, что среди колец этого создания есть и другие, более прозрачные и менее блестящие, и тогда девушка поняла, что это было сброшенной кожей. На ощупь она была мягкой и тонкой, словно змея сбросила её ещё недавно.
Возникшая идея заставила Еву оглянуться в поисках чего-то острого и вскоре она нашла камень с относительно острыми гранями. Хейг вернулась к коже, напоследок взглянув на змею, будто бы спрашивая разрешения, но та лишь отвела взгляд, будто говоря тем самым, что ей всё равно.
И тогда Ева вонзила острый камень в сброшенную кожу, чувствуя, что занятие ей предстоит не из легких.
Пора бы уже обрести хоть какую-нибудь одежду, пусть даже это будет змеиная кожа, от которой она ранее только бы отказалась.
Ева вновь разлепила глаза, но с куда большим спокойствием, чем это было в первый раз. В самом начале она даже не осознала, где находится. Ожидание опасности не кольнуло разум, да и вообще девушка давно уже не ощущала себя в таком блаженном спокойствии. Сладко зевнув, она потянулась в мягкой и неожиданно удобной постели, которой ей не хватало будто миллиард лет, и отвернулась от ярко палящего солнца, лучик которого потревожил её сон. Хейг уткнулась лбом в теплую стену, как это она любила делать в детстве, устроилась поудобнее… а потом окончательно распахнула глаза.
Ей не нужно было даже оглядываться, чтобы понять, где именно она находится. Глядя в стену с широко открытыми глазами и быстро колотящимся сердцем, Хейг боялась даже пошевелиться, потому что понимала, что не перенесет, если это окажется всего лишь сном. Но любопытство всё-таки пожирало её изнутри с каждой уходящей секундой, и Ева, набравшись смелости, медленно оглянулась через плечо.
Всё было так же, как и тогда. Комната в кофейно-пастельной расцветке, наполняемая солнечным светом, стол, заваленный хламом: от свитков пергаментов, до нотных рукописей, записанных вручную; плакаты на стенах с любимыми исполнителями: Боуи, Джагер, Селестина Уорлок, «Jefferson Airplane» и других, книжный стеллаж, парящий в воздухе с книгами и исписанными дневниками и много-много цветов, расставленных по периметру помещения.
Всё было там же, где и когда-то.
Хейг выбралась из постели словно во сне, жадным взглядом разглядывая свою комнату. Она не была здесь меньше года, но ощущалось это будто целую вечность. Ева вглядывалась в каждую мелочь, воспроизводя смазанные временем черты, вглядывалась в каждую деталь, и не видела не единого изъяна. Ничто в этом месте не наталкивало на мысль о нереальности происходящего, и это грело волшебнице душу.
Девушка прошлась по комнате, проводя пальцами по своим плакатам и корешкам пыльных книг, но у письменного стола всё же остановилась. Среди кипы абсолютно необходимого мусора, лежала её старая скрипка в открытом чехле. Выглядела она так, будто Ева только сейчас брала её в руки и играла на ней очередную композицию, и девушка, не удержавшись, вынула её из удобного вместилища. Блики солнечного света отражали каждую крохотную харапинку, и Хейг, испытывая особое наслаждение, осторожно провела большим пальцем по струнам, услышав. Как её любимица с готовностью отзывается своей хозяйке. Уголки губ девушки дрогнули.
А потом она вдруг услышала какие-то звуки за пределами, и сердце девушки снова совершило скачок к горлу, качая разгоряченную кровь по всем жилам. Хейг, завороженно глядя в дверь, опустила свою скрипку на прежнее место и покинула комнату.
Ева кубарем сбежала вниз по лестнице, перескакивая через несколько ступеней и думая в этот момент только о том, что, если это всего лишь плод её воображения — она просто не выдержит и умрет на месте, прекратив дурацкое и бесполезное существование. У самой кухни она глупо поскользнулась, больно ударившись бедром о кафель, но, сумев удержаться на дверном косяке, быстро и неуклюже встала, отбрасывая непослушные волосы с лица.
И в следующий момент просто судорожно поглотила свой вздох, во все глаза глядя перед собой.
Нет, ей не послышалось.
Напевая под нос какую-то знакомую мелодию, женщина перед её глазами с легкостью мотылька порхала на кухне, заставляя кухонные приборы плавно перемещаться по воздуху мановением палочки. Ева с жадностью впивалась взглядом в седые волосы, которые эта колдунья всегда укладывала в элегантную прическу: волосок к волосу; на свежую белую блузку, одну из которых она привычно надевала на работу в министерство, и тонкий запах дорогого парфюма, знакомого чуть ли ни с рождения. Это было видением, сном, галлюцинацией, и просто бредом, но Ева беспомощно стояла на месте, не в силах отвести взгляда или сделать что-либо.
Всё это просто не могло быть правдой, но всё же Хейг видела это своими глазами.
Миссис Блэк была здесь.
— Бабуля... — прошептала Ева одними губами, словно боясь, что призрак пожилой женщины испарится, если она будет слишком громко говорить. Миссис Блэк обернулась на шепот девушки и легко улыбнулась, а внутри у девушки всё перевернулось ещё раз.
— Проснулась, наконец, — констатировала женщина как ни в чем не бывало, заставляя продукты при помощи волшебства летать по кухне. — Ну-ка, бегом умываться и завтракать!
Но Ева не услышала ни слова из того, что она сказала. Девушка очень медленно подошла к ней, словно во сне, всё ещё не осознавая реальности происходящего, а миссис Блэк тем временем, как ни в чем ни бывало, продолжала привычно хозяйничать на кухне.
Словно не было той злополучной ночи у подножья… словно не было сгоревшего особняка.
Пожилая женщина обернулась, вздрогнув от того, что внучка стояла чуть ли не вплотную к ней. Тоненько улыбнувшись, она провела шершавой ладонью по спутанным волосам Евы, заставив ту вздрогнуть от теплоты прикосновения, и сказала:
— Ты совсем запустила волосы, Ева. Сегодня же сделаю тебе свою специальную маску для волос, хоть ты этого и не любишь. Пощиплет немного, конечно, но ты потерпишь.
Губы девушки задрожали, и она, сделав шаг, схватила женщину в объятия и разрыдалась так, как никогда прежде.
Миссис Блэк страшно испугалась.
— Что случилось? — испуганно проговорила она, пытаясь отстранить от себя девушку, дабы заглянуть в её лицо. — Ева! Ради Мерлина, что произошло?!
Но Хейг не могла выдавить из себя ни слова, продолжая сотрясаться в рыданиях, и цепляясь за женщину так, словно боялась больше всего на свете того, что та рассыплется в пепел.
Как же запредельно сильно она мечтала ещё раз обнять этого человека.
Что было потом, девушка плохо помнила. Она не могла ни внятно говорить, ни адекватно себя вести на испуганные расспросы миссис Блэк о том, почему её внучка в таком состоянии.
Что Ева могла сказать ей? Что в реально мире её дорогая бабушка погибла при попытке защитить её? Что она спалила дотла дом, в котором они сейчас находились, пустив пеплом по ветру наследие Альфарда Блэка? Если Джорджу Хейг ещё смогла сказать, что в реальном мире та покинула его, то сказать миссис Блэк правду просто не смогла. Это было выше её сил.
Женщина отвела её в гостиную, укутала пледом и долго-долго сидела в таком положении вместе с ней, прижавшись к макушке девушки и молча захватив её в объятия, как это было в детстве. А Ева, чувствуя себя до крайности умиротворенно, всё ещё шмыгала носом, ощущая, как горят её щеки от слез, и самые желанные объятия в мире греют её лучше, чем плед и палящее солнце за окном вместе взятые.
«Я дома, — подумала она, опуская ресницы. — Как же я мечтала сказать это себе все те месяцы».
И клетка захлопнулась.
***
На завтрак была глазунья с кусочками авокадо, посыпанная черным кунжутом, как её умела готовить только миссис Блэк. Ева в своей обычной одежде, которая даже пахла ей самой, сидела за привычным местом и уплетала еду под внимательный взгляд бабушки. Казалось бы, это был самый обычный завтрак, которым Лира Блэк кормила её когда-то очень давно, но то ли от того, как долго она не ела её еды, или от чего-то иного, но эта изысканная яичница была вкуснее любой другой, которой она вообще когда-либо пробовала.
Следом за этим миссис Блэк поставила перед ней свежие круассаны с легкой ванильной начинкой и зеленый чай, которые они обе предпочитали английскому черному после поездки в Японию. Ева быстро заглотила это, периодически поглядывая на пожилую женщину, как бы проверяя, находится ли она на прежнем месте. И в ответ на короткий взгляд миссис Блэк в ответ мягко улыбалась.
После того, как с завтраком было законченно, Лира Блэк предложила девушке чем-нибудь заняться, но Хейг не могла себя заставить куда-то уйти: вместо этого она хвостиком ходила за женщиной, отчего та оставалась в недоумении.
— Что случилось? — поинтересовалась миссис Блэк, взглянув на Еву из-под газеты ближе к обеду. — Ты попала под заклинание вечного приклеивания?
На свои же слова пожилая женщина мягко улыбнулась. Ева, сидящая напротив, ответила ей тем же.
— Нет, я просто любуюсь тобой, — сказала она, подтянув к себе один из старых альбомов.
— Ты очень похудела, — заметила миссис Блэк, оценивающе взглянув на Хейг. — Мне стоит основательно заняться твоим питанием, дорогая. А вечером мы всё-таки сделаем маску на волосы, я её уже почти приготовила, осталось тебе принести лирный корень.
— Принесу потом, — сказала Ева, разглядывая знакомые снимки в потрепанном альбоме. Девушка перевернула страницу, и увидела снимок с Альфардом, Лирой и Сагиттой, их дочерью, на фоне особняка, в котором они жили. Мгновение, и перед глазами Евы вспыхнула картина с горящим величественным зданием, вздымающим искры и дым в черное, усыпанное звездами, небо.
Хейг вздрогнула и захлопнула альбом, привлекая этим звуком к себе внимание.
— Что такое? — поинтересовалась миссис Блэк, а Ева, молча кивнув головой, убрала альбом на прежнее небо и выскользнула из кресла.
— Я всё-таки лучше принесу этот корень сейчас, — тихо сказала девушка и, не оборачиваясь, покинула библиотеку.
Как же она могла забыть о том, что всё это — всего лишь видение, пусть и такое реалистичное? Она опускается на дно своих тайных желаний и, лишь раскинув руки в ожидании смертельно-теплых объятий, покорно тонет, не делая даже попыток всплыть на поверхность.
Ей хочется остаться в этом времени, просыпаться от солнечных лучиков в своей комнате детства, хочется ощущать, как морщинистая, но теплая рука мягко проводит по её мертвым волосам, хочется видеть из окон неизменный вид на бабушкин сад с различными растениями, эти старые снимки, наполненные жизнью, высокую тоненькую фигуру с утренней газетой и чашкой зеленого чая, и верить, что это не изменится, что так будет всегда.
Но Ева понимала единственно важную вещь: это уже часть её прошлого. Миссис Блэк погибла 30 июня у подножья Хогвартса, стараясь защитить свою внучку от её обезумевшего отца. Особняк Альфарда и Лиры Блэков сгорел в огне, вспыхнувшем по желанию Евы. А сад, в котором Хейг так упорно сейчас выискивала лирный корень, увял без ухода сильных женских рук.
Всего этого сейчас уже не существует, и за эту жестокую правду стоило уцепиться из последних сил. Ведь это знание поможет ей покинуть это место, а девушка понимала, что это будет в сотни раз сложнее, чем это было с Джорджем.
Отыскав то, что было так необходимо миссис Блэк, Ева присела на корточки и принялась разгребать накаленную солнцем землю у зеленой луковицы. Как бы не было больно, что бы её бабушка не сказала и не сделала, и что бы не произошло дальше, Ева решила: она уйдет отсюда до наступления темноты, ибо позже она просто не в силах будет сделать это.
***
Когда солнце вновь начало опускаться в объятия горизонта, Ева была уже готова к своему уходу. Хейг приняла решение не брать с собой даже одежды, которая была на неё сейчас, отметив про себя, что Одри была права: материальные вещи действительно отвлекают её от сути происходящего. Хейг уверенно стянула свои майку и шорты, оставшись в уже привычной змеиной коже, обернутой вокруг тела в виде некого топа и набедренной повязки с «юбкой». Видок был у неё мягко говоря дикий, но Ева, собирая волосы в пучок, слабо задумывалась о собственной внешности. Для того, чтобы отправиться в дальнейший путь, достаточно было и этого.
Ева уже готова была покинуть свою комнату раз и навсегда, как вдруг её взгляд зацепился за скрипку, лежащую на прежнем месте. Это всколыхнуло в девушке какие-то неведомые чувства, и тогда она, мгновенно принимая решение, взялась за ручки чехла и, выйдя наружу, плотно закрыла за собой дверь. Уж это, она чувствовала, пригодится ей больше одежды.
Оборачиваться она не стала.
Миссис Блэк до этого уже звала её на ужин, и Хейг, оставив у дверей столовой футляр со скрипкой, зашла внутрь с колотящимся от страха сердцем. И в следующий момент она опешила от увиденного перед собой.
Просторный стол в их столовой был накрыт так, будто Лира Блэк решила устроить поистине королевский прием. Здесь было и нежнейшее мясо, вкусно пахнущий сок которого отдавал блеском плывущих по воздуху свечей, и рыба, источающая ароматный извивающийся пар, и салаты, и бутерброды, овощи, фрукты, и даже суши, полюбившиеся двум обитательницам дома не меньше, чем зеленый чай в Японии. В общем, всё то, что так обожала Ева, было на столе в самом изумительном и великолепном виде.
От увиденного у девушки мгновенно заурчал желудок.
— Что на тебе надето? — мягко возмутилась миссис Блэк, выплывая из её спины. Сама она была наряжена вроде бы по-обычному, но что-то в её облике было такое, что наталкивало Хейг на определение более «торжественного» внешнего вида.
Это заставило её растеряться.
— Мы кого-то ждем? — уточнила девушка, с трудом отрывая взгляд от праздничного стола.
— А разве кто-то нужен? — задала риторический вопрос пожилая женщина и опустилась в свое привычно место во главе стола. Как и подобает хозяйке дома.
Ева потопталась на месте, испытывая сомнения насчет того, стоит ли ей задержаться, и в итоге решив, что подкрепиться перед уходом так или иначе не помешает, осталась. Хейг села за свое место напротив бабушки, до конца неуверенная в правильности своего решения, но как только на тарелке перед ней появился кусок сочного мяса, источающего великолепный аромат, все её сомнения улетучились.
И Хейг, пожелав ей того же в ответ, принялась за трапезу.
В этот раз бабушка превзошла саму себя. Сочное мясо просто таяло во рту, стоило положить маленький кусочек на язык. Девушка попробовала его лишь раз, и поняла, что не в силах остановится — ей захотелось больше. Когда с первой порцией было покончено, Ева хотела попросить добавки, как вдруг перед ней по волшебству появился кусок семги с овощами аль денте, и прямоугольная тарелочка со свежими роллами, васаби, имбирем и пиалой с соевым соусом.
Испытывая особый предвкушающий трепет, Ева послала миссис Блэк довольную улыбку и принялась за новые блюда с большей охотой. Эта пища была в разы вкуснее предыдущей. Девушка ела и ела, совершенно не испытывая перенасыщения, а вкус был таким ярким и божественным, что Еве хотелось расплакаться от переполняющих её эмоций. Мимо девушки не ускользнуло ни одно блюдо, заготовленное для неё миссис Блэк, она с непривычной для себя скоростью поглощала всё до последней крошки, будто не ела тысячу лет, и всё меньше обращала внимание на происходящее вокруг.
И когда Хейг готова была взяться за уже седьмое по счету блюдо, как внезапно за окном раздался протяжный и громкий собачий вой, отчего внутри девушки всё похолодело. Рука с десертной ложкой замерла в паре миллиметров от тирамису, и Ева, будто очнувшись от помешательства, отчетливо увидела себя со стороны, испытывая небывалое ошеломление вперемешку с отвращением.
Что она творит?! Почему она как помешанная набивает себя всей этой разнообразной пищей вместо того, чтобы идти дальше? Почему, несмотря на принятое решение уйти до наступления темноты, она всё ещё сидит здесь?
Хейг всё ещё испытывала непреодолимую тягу вонзить столовый прибор в нежный бисквит, слабо потряхивающийся от малейшего движения самой девушки, но она, подавив это желание, медленно и с трудом отложила ложку, стиснула кулаки и посмотрела на миссис Блэк поверх всех вкусностей, ею ещё не опробованных.
— Я больше не хочу, — твердо сказала она.
Свет свечей будто бы стал тусклее. Миссис Блэк вежливо улыбалась ей, но Ева заметила, что эта улыбка была похожа скорее на ту, что бабушка дарила обычно сотрудникам министерства, а не ей самой.
— Что ты такое говоришь? — мягко сказала она, проведя рукой в сторону изысканных блюд. — Ты же так мало съела, Ева.
— Я не голодна, — сказала Хейг, и на этот раз эти слова вырвались из неё с большей легкостью, чем до этого.
Пожилая женщина больше не улыбалась.
— Ева, мне это совершенно не нравится, — с большей строгостью в голосе сказала она. — Ты действительно очень похудела, тебе нужно привести себя в форму.
Ева слабо улыбнулась.
— Я знаю, бабушка, — тихо сказала она и встала из-за стола.
Когда девушка подошла к ней, миссис Блэк посмотрела на неё с некоторой растерянностью. Ева вдруг заметила, что эта Лира Блэк была гораздо моложе той, которую она видела в последний раз. У неё было меньше морщин, руки были более ухоженными, да и вообще в ней чувствовалось некая свежесть, не соответствующая её возрасту. Только глаза её были такими же мудрыми, как и всегда, сколько Хейг её помнила. Такой же взгляд у неё был даже в молодости, как Ева помнила по колдографиям, и иногда она думала, что закалили её все те неудачи с возлюбленными, которые она пережила в её возрасте.
Девушка опустилась на корточки и взялась за руки этой пожилой женщины.
— Ты всегда заботились обо мне, иногда даже сверх требуемого, — проговорила Ева со слабой улыбкой. — Ты всеми силами пыталась заменить мне мать и отца, старалась, чтобы я ни на секунду не почувствовала себя одиноко или неполноценно из-за их отсутствия. Никто не сделал для меня больше, и для меня ты всегда была самой великой и любимой из всех, кого я знала. Но как бы я не хотела снова вернутся к этому времени, это уже невозможно, бабушка. Ты не сможешь заботиться обо мне как раньше.
Миссис Блэк продолжала смотреть на неё без улыбки, а Ева почувствовала, как глаза начинает щипать.
— Мне нужно уйти, бабушка, — тихо проговорила она, стиснув морщинистые ладони. — Понимаешь? Мне нужно идти.
— Куда, Ева? — тихо спросила миссис Блэк.
И девушка инстинктивно ответила:
— Дальше.
И с этими словами все свечи в помещении синхронно погасли, выпуская белесый дым, что почти мгновенно растворился в пространстве. Почти ушедшее солнце за окном всё ещё слабо освещало помещение, отражаясь в испуганных глазах миссис Блэк.
— Не надо, Ева, — тихо сказала она, но девушка, понимая, что дальше тянуть попросту опасно, поднялась, выпуская руки пожилой женщины. От этого ей сразу стало холоднее.
— Я должна идти, бабушка, — чувствуя, как ком в горле выпустил шипы. — Я должна идти дальше.
И она действительно пошла прочь.
— Ева, стой! — отчаянно проговорила миссис Блэк, но девушка не стала оборачиваться, чтобы самообладание ей не изменило. — Не смей!
Хейг, чувствуя себя так, будто несет на плечах тяжеленный груз, ускорилась, покидая помещение. На ходу она схватила свою скрипку, но останавливаться не стала, зато у себя за спиной она слышала топот ног.
— Ева, прекрати! — громче сказала миссис Блэк уже совсем близко, и девушка инстинктивно побежала рысцой, толкая мощную дверь на улицу. Холодный ветер тут же дунул ей в лицо, и Ева побежала уже по-настоящему, всё ещё слыша позади себя страшный крик, от которого сердце так и хотело остановиться.
— Стой! — кричала Лира Блэк так, будто что-то причиняет ей невыносимую боль, но Ева, смаргивая слезы и подавляя рвущиеся наружу рыдания, бежала только быстрее и быстрее по улочке сада, будто от этого зависела её жизнь.
Она вылетела за резные чугунные ворота на мгновение раньше, чем солнце коснулось краешка земли, и, не удержав равновесия, рухнула на колени, пряча лицо в ладонях. Давясь в сухих рыданиях, девушка ощущала, как сильно её колотит изнутри, но в глубине души она осознавала одно: за ней больше не гонятся.
Хейг согнулась пополам в тошнотворном позыве — вся та пища, которую она поглотила дома, резко дала о себе знать, тяжеленым грузом ударив по её бедному пищеварению. Хейг, чувствуя обильное слюноотделение, как могла пыталась противиться этому, но не преуспела. И когда содержимое её желудка вышло наружу, она запоздало поняла, что всё-таки сумела преодолеть вторую ступень. Она оставила второго человека позади, в очередной раз разбив ему сердце, и не попала в лимб, что само себе было достижением.
Ева, глубоко вздыхая и выдыхая, подавила бесполезные рыдания и несколько раз шмыгнула носом. Хоть этот уход дался ей ещё тяжелее, чем предыдущий, те слова, которые девушка успела миссис Блэк на прощание, на самую маленькую крупицу приносили ей успокоение. В реальности она не смогла сказать этого своей бабушке, зато теперь, хотя бы таким способом, она смогла донести до неё ту малую долю испытуемых к ней чувств.
Ева вытерла губы и щеки тыльной стороной ладони, поднялась с колен и, взяв свою скрипку, поплелась дальше. Пространство вокруг неё все еще напоминало то самое, что окружало их особняк в реальности, однако с каждым новым шагом девушки оно теряло свой узнаваемый вид, так что к тому времени, как Хейг вышла на асфальтированную дорогу, картинка вокруг была ей совершенно незнакома. Солнце окончательно ушло с небесного полотна, и вокруг стремительно темнело, позволяя небу показать первые звездочки.
Девушка потопталась на месте, оглядываясь вокруг и ощущая свежий прилив нервозности. Из-за ветра, шевелившего старые деревья и сухие кусты, ей снова казалось, что на неё кто-то смотрит, а трели сверчков только усиливали её беспокойство. Тяжело вздохнув, девушка крепче стиснула ручку футляра со скрипкой и, понимая, что особого выбора у неё нет, направилась вдоль дороги, надеясь на то, что по пути к следующей «ступени» с ней ничего не случится.
Стоило ей только об этом подумать, как где-то позади себя она услышала далекий и странный звук. Это заставило Еву остановиться и обернуться, и тогда она увидела, что вдалеке дороги к ней постепенно приближался яркий огонек.
Хейг мгновенно захотела было спрыгнуть с проезжей части и спрятаться в ближайших кустах, но звук мотора становился всё громче и напористее, приближаясь к ней с неимоверной скоростью, и девушка почему-то замерла на месте, вглядываясь в приближающийся черный силуэт за этим светом с каким-то возрастающим из недр её души трепетом.
Этот звук был так до боли знаком, что покрывал её кожу россыпью новых мурашек.
Вот мотоцикл остановился, высокий мужской силуэт перекинул через него ногу, а Хейг с рвущейся наружу улыбкой стояла на месте, не в силах шевельнуться. Под бешеное сердцебиение этот человек вышел на свет единственной фары и, остановившись в паре метров от неё, впился в девушку своими серыми глазами, так похожими на её собственные.
— Давно не виделись, Волчица, — тихо отозвался мужчина, вынимая из кармана черной кожаной куртки пачку сигарет.
Хейг широко улыбнулась, наблюдая за таким совершенно привычным и ожидаемым жестом, и дрожащим голосом проговорила:
Сириус Блэк сделал глубокую затяжку и медленно выдохнул никотиновый дым. Сквозь пелену даже в темноте был виден блеск его глаз, которыми он смотрел на Еву в этот момент. Та, поколебавшись, подошла к нему ближе, сжимая ручку чемодана. Блэк мельком оглянул её с головы до ног и покачал головой.
— Ты выросла, — сказал он с хрипотцой и, удерживая сигарету во рту, стянул с себя кожанку. — Не нужно тебе ходить в таком виде.
И с этими словами мужчина накинул её на плечи Хейг. Та сразу же ощутила её тепло, отзывающееся стаей приятных мурашек, и сунула руки в рукава, утопая в запахе Сириуса, таком знакомом когда-то.
Блэк коротко ухмыльнулся.
— Так-то лучше, — и с этими словами раскинул руки, будто хотел объять весь мир. Ева вспомнила, как однажды на астрономической башне он сделал похожий жест, после чего камнем рухнул вниз, но, выкинув это из головы, она со слабой улыбкой обняла его, утыкаясь щекой в горячую грудь. Сильные мужские руки не сразу обняли её в ответ, будто их хозяин забыл, что это такое — ощущать прикосновение, но потом Ева всё-таки почувствовала себя в западне этого объятия. И ей сразу же стало спокойно.
— Значит, ты — моё следующее испытание? — поинтересовалась девушка, заглядывая в лицо Блэку. — Третья ступень?
— Нет, — сказал он, коротко взглянув на свой мотоцикл. — Я тут для того, чтобы помочь тебе сократить путь до следующего испытания.
— Ты подвезешь меня на нём? — с плохо скрываемым восторгом спросила Хейг, так же взглянув на железного спутника Сириуса. Тот, увидев её реакцию, усмехнулся.
— Только если не боишься.
Ева хмыкнула в ответ, подойдя к мотоциклу. Сириус сел первым и оглянулся за плечо, взглядом приглашая девушку сесть позади. Хейг, перекинув ремень от чехла со скрипкой через себя, уселась за спиной Блэка, обхватывая его на торс и утыкаясь в него подбородком.
— Скажи-ка мне, — начала Ева, чуть наклоняясь, чтобы видеть лицо водителя, и Сириус, уже готовый завести мотор, обратил на неё внимание, — ты здесь, потому что это часть плана или это наоборот планом не предусмотрено?
Блэк отвернулся.
— Я здесь потому, что я не просто какой-то отпечаток собственной души, а значительная её часть. Это позволило мне сохранить свой рассудок, катаясь по темным уголкам твоего сознания, — ответил Сириус, сжав рукой сцепленные у себя на животе ладони девушки. — Я лучше чем кто-либо знаю эти места. А потому не мог не прийти на помощь, почувствовав твоё появление.
Хейг улыбнулась и снова прижалась щекой к его спине, опуская ресницы.
— Я и забыла, каково это, когда ты выручаешь меня.
Сириус издал сиплый смешок и завел мотор. Угрожающий рев заглушил шум листвы и ветра, которые так нервировали девушку прежде, но голос Блэка она слышала всё ещё очень хорошо.
— Я никогда не прекращал делать этого.
И с этими словами его нога оторвалась от асфальта, и они начали движение.
Некоторое время никто ничего не говорил. Ева наслаждалась быстрой ездой, бешеным ветром, который трепал волосы и немного закладывал уши. Ночной пейзаж стремительно менялся, в нём не было ничего необычного, на чём можно было бы заострить внимание.
Хейг понимала, что Сириус оттягивает момент, когда та начнет задавать вопросы. Ева буквально сквозь одежду чувствовала его напряжение, но, даже опасаясь всего этого, он всё равно приехал к ней на выручку. Душа Сириуса, которую она пленила по незнанию, как и говорила госпожа Сайлагх, даже при этом стремится её защитить несмотря на причиненные страдания.
Подумав об этом, девушка улыбнулась.
— Это ты помог мне выбраться из последней ступени? — спросила она, вытягивая голову. — Собачий вой, который привел меня в чувство. Это был ты?
— Да, — ответил Сириус, не прекращая следить за дорогой. — Я ждал до последнего, надеясь, что ты сможешь преодолеть тягу к новым вкусовым ощущениям, но с чревоугодием почти всегда так — стоит начать и потом сложно остановиться.
— Значит, ещё немного, и я бы попала в лимб?
Блэк коротко кивнул.
— Так или иначе, ты уже прошла начальные две ступени, и это достижение, но расслабляться не вздумай. Это лишь начало твоего пути. Блуд и чревоугодие относятся к «плотским» грехам, а теперь мы спускаемся глубже, в твоё сознание, и следующие ступени будут связаны именно с ним.
— А ты, значит, видел образы всех моих грехов? — спросила Ева, снова пытаясь заглянуть ему в лицо.
— Видел, — сказал Сириус. — Но раскрыть тебе их содержание я не могу, иначе в твоём испытании не будет никакого толку. Ты должна сама понять, как вернуть свою магию.
— Это я понимаю, — с кивком сказала Хейг.
— Одно только могу сказать насчет будущих ступеней, — проговорил Сириус с каким-то изменившимся тоном, от которого девушке стало не по себе. — Будь внимательна в самом конце. Это очень важно.
Ева кивнула самой себе, но говорить ничего не стала, пытаясь представить, какие испытания её могут ждать в самом конце, если Сириус предупредил её насчет внимательности.
— Постарайся не задерживаться на месте и как можно скорее вникать в смысл своих грехов. Там, где это необходимо, держи свои чувства в руках, а в иных местах открой их.
— Я пойму, когда это надо будет сделать?
— Только если захочешь, — ответил Блэк.
— Хорошо.
Они продолжали свой путь в молчании. Ева обратила внимание, что небо как будто бы начало светлеть, и от этого ей стало боязно. По каким-то причинам она почувствовала, что как только солнце покажется из-за горизонта, Сириуса на тот момент с ней рядом уже не будет. Машинально девушка сильнее прижалась к его спине, боясь снова оставаться одной, но в душе она понимала, что это ничего не изменит. А, значит, времени у неё осталось не так много.
— Люпин рассказал мне о том, что ты любил мою маму, — сказала Ева, не этот раз не стремясь заглянуть в лицо мужчине. Так как она держалась за него, то почувствовала, что тот вздрогнул от её слов.
— И? — только и спросил он.
Хейг долго формулировала ответ, стараясь донести до него свои чувства и мысли на этот счет.
— И ничего, — наконец, ответила она. — Я думала сначала, что ты привязался ко мне только из-за того, что я похожа не неё внешне, потом я ужасно злилась на тебя за то, что ты не сказал мне про это при жизни, а теперь... я не держу на тебя зла, Сириус. В том, что ты любил маму, нет ничего плохого, и я понимаю, почему ты так и не смог сказать мне об этом. И я не буду ничего у тебя спрашивать. Твоё прошлое — это только твоё прошлое.
— И ты не хочешь ничего знать об этом? — в голосе Сириуса звякнуло легкое изумление.
— Это не моё дело, — без всякого сожаления в голосе сказала Ева. — И я не отплачу тебе за все страдания и помощь, которую ты мне оказал, ставя тебя своими вопросами в неприятное положение. Что бы там не происходило между тобой и мамой, для меня это неважно. Я всё равно буду любить тебя всегда, Сириус.
Блэк промолчал на её слова, но Ева не обиделась. По каким-то невидимым признакам она чувствовала его благодарность к ней.
— Но всё же есть кое-что, что я ещё хочу узнать, — спустя недолгое молчание сказала Ева. — Там, на Астрономической башне, ты пытался предупредить меня о смерти Дамблдора? И что в этом будет так или иначе замешан Драко?
— Да, — с легкой неприязнью ответил Сириус. — Я пытался дать тебе понять, чтобы ты держалась от этого змееныша подальше.
Ева понимала, что смена его тона была выражена его прижизненным отношением ко всем Малфоям в целом, но сейчас ей было важно другое.
— Если это так, то каким-то образом ты знаешь то, что ожидает меня в будущем. Ты можешь мне что-то рассказать об этом?
— Я думаю, ты и сама знаешь ответ на этот вопрос, — с легким вздохом сказал Сириус.
— Но ты предупреждал меня о том, чего я знать не должна, — сказала Ева, нахмурившись. — Значит, ты так или иначе играл не по правилам.
— Да, — с неохотой сказал Сириус. — Мне было плевать, что это запрещено правилами, для меня было важно не дать Лире погибнуть, поэтому моя воля вылилась в то, что ты увидела на Астрономической башне. То видение было самым реальным из всех.
— Да, — согласилась Ева. — Но я была слишком глупа, чтобы понять твоё послание. Я смотрела только на оболочку, не пытаясь вникнуть в смысл. Я не извлекла никаких выводов из увиденного.
— Это уже неважно, — сказал Блэк. — Проведя в твоём сознании большее время, я вдруг понял, что это было бесполезно с самого начала. Ты могла пойти другим путем, возможно, могла бы предотвратить её гибель, однако я осознал, что сколько бы вариантов развития событий ты не выбрала бы, некоторые вещи просто неизбежны. Я мог бы быть рядом с тобой там почти постоянно, но Лира бы так или иначе умерла бы в течении нескольких месяцев. Не от рук той твари, так от чего-то другого.
Сириус замолчал, будто тем самым давая Еве переварить информацию, а затем сказал:
— Мы все просто люди, самые обычные. Мы никогда не были всесильны, и это нормально.
Хейг закрыла глаза и уткнулась лбом в его спину.
— Ты изменился, Сириус. Бродяга, которого я знала, никогда не сказал бы нечто подобное.
Впервые за время их встречи Блэк рассмеялся. Этот хриплый смех, похожий на собачий лай, больно кольнул какие-то то струны души девушки, от чего ей стало дико тоскливо.
— Хочешь сказать, я стал старым пердуном, волчонок? — со смехом спросил Сириус.
— Наверное, — со слабой улыбкой сказала Ева. — Но это уже не так уж и важно.
— Да, пожалуй, — согласился мужчина, посмеиваясь.
Ветер продолжал бить в лицо, и Хейг, крепко сцепив руки, почувствовала, как её одолевает сонливость, которой было невозможно противиться. Вокруг стало уже почти совсем светло, но солнца всё ещё не было видно. До прощания с Бродягой оставались считанные мгновения.
— Сириус, — сквозь сон пробормотала Ева, опуская ресницы, — ты же на самом деле любил меня? Не просто потому, что я была дочерью своей матери?
Хейг отчаянно боролась со сном, потому что ответ на этот вопрос ей очень важно было знать. Эта мысль давно изъедала её, словно червь сочное яблоко, но как бы она не старалась остаться в сознании, битва была проиграна. Не успела Ева услышать ответ Сириуса, как её сознание резко рухнуло в сон.
***
Когда Хейг распахнула глаза, то первое, что поняла — она лежит на чем-то очень холодном и твердом. Ева тут же вскочила, не до конца придя в себя после сна, и оперлась рукой о каменную стену, чтобы не упасть. Ледяной ветер обдувал её со всех сторон, и девушка поежилась, плотнее запахивая кожаную куртку Сириуса, которая, к счастью, не исчезла.
Лишь мельком оглянувшись по сторонам, она сразу вспомнила место, в котором находится, потому что какой-то период времени сидела тут практически безвылазно. Сердце сразу наполнилось какой-то щемящей тоской и теплотой одновременно, и Ева дохнула в руки теплым воздухом, дабы согреть их. Астрономическая башня всегда была до жути ветреным местом.
Хейг поняла, кого встретит в этой «ступени» ещё до того, как вышла на обзорную площадку. И действительно, как только она сделала это, то сразу же увидела непривычно высокий силуэт, который стоял у самого ограждения и, опершись руками в черных кожаных перчатках о перила, смотрел на окрестности, прилегающие к их школе.
Ева выдохнула, слегка нахмурившись, и человек, услышав её, обернулся. Как же он изменился за те месяцы, что они не виделись. Малфой был бледнее обычного, с темными синяками под глазами и худее обычного. Даже его волосы и без того бесцветные, казались особенно тусклыми в этой обстановке.
Но судя по взгляду Драко, думал он примерно о том же самом.
— Это ты, Хейг? — недоверчиво спросил он, оторвавшись от ограждения. — Это правда ты?
— Я, Малфой, — ответила Ева, делая несколько шагов к нему навстречу. — Ты очень изменился.
Слова, которые застряли в горле у парня, похоже, были такими же, но всё же он не выговорил это. Ева всё и так прочитала в его ошеломленном взгляде, которым он оглядывал её с головы до ног.
— Что они с тобой сделали? — спросил он, подняв на неё взгляд.
— Кто? — нахмурившись, спросила Ева.
— Маллиган. Они пытали тебя?
Повисла пауза.
— Откуда ты знаешь про Маллиган? — спросила Ева, недоумевая по поводу осведомленности Драко на эту тему.
— От Астории, — ответил Малфой, и девушку покоробило. Он назвал это имя с какой-то изменившейся интонации, отчего ей вдруг стало странно не по себе. — Она и её сестра одни из первых узнали о том, что произошло в Японии, и она потом сказала мне, что Маллиган схватили тебя в плен. Ты сумела сбежать?
— Что-то вроде этого, — уклончиво ответила Ева, не желая вдаваться в подробности. — На самом деле моё времяпровождение там было в основном неприятным потому, что меня несколько месяцев держали взаперти. В целом же это было довольно-таки… безболезненно.
— Ну да, — неожиданно тихим голосом отозвался Драко, опустив взгляд на её оголенные ноги, и тогда Хейг поняла, что он скользнул взглядом по её новым шрамам, полученных в ходе драки с Иизакки.
Малфой отвернулся от неё, глубоко вздохнул и снова задержал взгляд на том прекрасном виде, что открывался им с самой высокой точки замка.
— С тех пор, что произошло здесь летом прошлого года… — вдруг отозвался Драко, и Ева поняла, что он имеет в виду смерть Дамблдора, — я поднимался сюда лишь однажды. И то против воли.
— Можно представить, — отозвалась Ева, подойдя к нему и встав вровень с ним. — А раньше-то это место ассоциировалось с иным.
— Да, — согласился Малфой. — Но произошедшее перечеркнуло всё хорошее, что здесь было.
— Если подумать, то в основном мы здесь выясняли отношения и безбожно пререкались, чем приятно проводили время, — невесело рассмеявшись, напомнила Ева, и какая-то тень улыбки проскользнула на лице Драко.
— Иногда я думаю, что эти дни были самыми лучшими в моей жизни, — тихо сказал он и перевел взгляд на девушку. Хейг посмотрела на него в ответ, но удивления на её лице не было. Она прекрасно понимала, что после всего, что произошло с ним с конца пятого курса, иного вывода нельзя было сделать.
— Мне очень жаль, что тебе пришлось вынести всё это, — сказала Ева, обхватив локти руками. — Ты не заслужил этого.
Но Драко слабо улыбнулся.
— Наверное, всё-таки заслужил, — ответил он. — Помнишь, как в начале пятого курса ты сказала мне, что я мерзавец потому, что не познал жестоких уроков жизни?
— Я не называла тебя мерзавцем, — сказала Ева.
— Но, наверняка про себя думала именно так.
— Не исключено, — хмыкнув, сказала девушка.
— Тогда я не придал значения тому, что ты сказала, а теперь понял, что ты имела в виду, — продолжил Драко, вновь переведя взгляд к туманному горизонту. — Наверное, всё это должно было произойти, чтобы я мог измениться и хоть немного понять, с чем ты жила с самого рождения.
Хейг вспомнила, как Сириус говорил о неизбежности некоторых вещей, происходящим с человеком, и задумалась, а мог ли Драко избежать участи, уже произошедшей с ним? Был ли хоть один вариант развития событий, в котором ему не нужно было становится Пожирателем смерти вместо отца и переносить те невзгоды, обрушившиеся на него в течении шестого курса?
Но следом за этим Ева поняла, что Малфой был прав. Это были одни из тех неизбежных вещей, которые должны были помочь ему измениться. Бабушка всегда говорила, что безболезненный урок не имеет смысла, и Ева всегда верила в это, находя доказательства этого изречения раз за разом.
Но меньше жалеть Драко меньше она не могла.
— Нам только по семнадцать лет, и в дальнейшем уроков жизни мы ещё хлебнем сполна, — неожиданно сказала Ева, легонько коснувшись его плеча. — Просто надо продолжать бороться.
Драко как-то потупил взгляд, а затем, подняв голову, сказал:
— Твой отец ищет тебя.
— Мы с ним уже пересекались, — сказала Ева, скрестив руки. — Он не смог сразу убить меня, и это было промедление лишило его возможности сделать это.
— Он приходил сюда, в это самое место, и именно тут мы с ним говорили о тебе.
Хейг взглянула на него, удивившись.
— К тебе? — переспросила она, и тот кивнул. — Зачем? Что ему от тебя было нужно?
— Я не уверен, но мне кажется, он как будто бы хотел… — было видно, что Малфою трудно сформулировать свой ответ, — узнать тебя получше.
— И поэтому он пришел к тебе? — с сомнением проговорила Ева.
— Маллиган сказали ему, что мы встречались. И он пытался понять, что именно ты нашла во мне, но, — Малфой усмехнулся, — в этом я ему мало чем мог помочь. Я и сам не знаю, что ты тогда нашла во мне.
Ева фыркнула, но отвечать не стала, так как волновало сейчас другое.
— Чем закончилась ваша встреча?
Драко повернулся к ней лицом и посмотрел на неё, что заставило девушку перевести на него взгляд.
— Я сказал ему, что люблю тебя, — ответил Малфой. — И потом он чуть было не убил меня.
Ответ парня застал Еву врасплох. Хуже всего было то, что эти слова заставили её сердце отозваться слегка учащенным сердцебиением, и это было по-настоящему паршиво. Девушка попыталась прислушаться к собственным ощущениям и поняла, что эти слова доставили ей какое-то странное и необъяснимое наслаждение.
Что-то неприятное кольнуло её напоследок, но Ева отмахнулась от этого, как от назойливой мухи.
— Ты в самом деле сказал ему это? — спросила Хейг, тоненько улыбнувшись. — Не знала, что ты такой смелый.
— Я… — Малфой открыл рот и осекся, смутившись, — сам не ожидал, что скажу ему это. Я думал, что ты погибла, и решил, что он пришел поглумиться… я был в не в себе.
— Почему ты решил, что я погибла? — спросила девушка, слегка нахмурившись.
— Астория, — и снова это неприятное чувство, — так сказала.
И вдруг Ева начала догадываться, чем это чувство вызвано.
— Она нравится тебе? — спросила она, и Малфой дернулся, как будто бы кто-то на него крикнул.
— Нет! — поспешно ответил он, пряча взгляд. Ева улыбнулась.
— Тебе не нужно скрывать свои чувства, — начала она, но вдруг Драко схватил её за руки и прижал к себе. Такой прыти от него девушка никак не ожидала, а потому дернулась от него.
— Это неправда! — покраснев от злости, сказал Драко, сжимая ладони девушки всё сильнее. — Это всё не так, как ты думаешь… Мы просто общаемся и всё.
— Драко, — серьезно проговорила Ева, и парень тут же умолк, — я хочу, чтобы ты знал, что меня это не трогает, правда. В смысле, это здорово, что она тебе нравится. Астория — классная, уж получше многих слизеринцев, которых мы знаем.
Хейг чувствовала, что говорит это не вполне от души, но разумом она понимала, что нужно всё сделать правильно, не поддаваясь мгновению слабости.
— Я люблю Джорджа, — сказала она, и почувствовала, как нечто сильное теплится в неё внутри. — Я давно уже поняла это, и это чувство стало для меня куда более взрослым и осознанным, чем наши с тобой взаимоотношения. Я не жалею о том, что когда-то мы были влюблены друг в друга, и мне жаль, что я тебе, возможно, делаю сейчас этим больно. Но мы оба слишком много пережили и уже пошли разными путями. Мы давно уже не так близки, как были когда-то, и уже никогда не будем. Да и я думаю, ты и сам это в душе понимаешь.
Хейг выпустила руки из ладоней Драко, и тот не стал её останавливать, глядя куда-то вниз. Холодный ветер продолжал дуть так, будто намеревался подхватить двоих обитателей башни и сдуть прочь. И Ева поняла, что пора ей заканчивать.
Несмотря на противоречивые чувства, которые она испытывала, она всё равно ощущала, что движется в правильном направлении. И это напоминало ей крохотный огонек в темной пещере, к которому непременно надо стремиться, чтобы выйти прочь.
— Ты не пожалеешь о своем выборе, — уверено сказала Ева, нерешительно опустив руку ему на плечо. — И будешь счастлив. Но сейчас главное — пережить эту войну. Сделать правильный выбор там намного сложнее, чем в любви. Ты понимаешь меня?
Малфой взглянул на неё и коротко кивнул. Ева убрала свою руку.
— Я должна идти дальше, — сказала Хейг, кутаясь в куртку Сириуса. — Где тут выход, Драко?
Парень как-то заметно помрачнел, а потом кивком указал на ограждение, с которого когда-то очень давно Сириус сбросился камнем вниз, ужасно испугав девушку. Ева нервно хмыкнула, вспомнив о том, что тогда Драко бросился её спасать, так как решил, что та хочет окончить жизнь самоубийством, а теперь же он сам предлагает сброситься оттуда.
Хейг глубоко вздохнула, набираясь смелости, и сделала несколько шагов к безумию, как вдруг Малфой схватил её за руку повыше локтя. Ева обернулась.
— Скажи, — проговорил он, — это происходит на самом деле или мне это только снится?
Драко разжал пальцы, но взгляда с девушки не спускал. Хейг слабо улыбнулась ему, поправив слишком большой для неё рукав.
— Просто сон, Драко, — соврала она. — И ничего больше.
И, отвернувшись, она разбежалась и прыгнула вниз. Ограждение перед самым соприкосновением с её телом растворилось в черном дыме, и Ева, зажмурившись, сосредоточилась на ощущениях от её стремительного падения вниз, которое не прекращалось ни минуту, ни несколько спустя.
«Эта ступень была какой-то уж слишком легкой, — подумала девушка, заметно приободрившись. — Но кто бы мог подумать, что он до сих пор влюблен в меня?»
Ева вновь ощутила то странное чувство, но в отличии от того раза, оно было совсем крохотным, словно выветрившимся из неё вместе с падением. Хейг поняла, что это её чувство было сродни некой ностальгии, которой просто нет места в настоящем. Свой выбор она уже давно сделала в пользу Джорджа, в любви к которому не сомневалась, а всё остальное — напрасные переживания, пересилить которые ей было легко благодаря своему чувству.
«Это как вынырнуть из неглубокой реки, — подумала она. — Легко, если как следует оттолкнуться от песчаного дна».
Чувство бесконечного полета резко пропало, и Ева медленно разлепила глаза, запоздало подметив, что сам факт её падения соотносим с тем состоянием, в котором она находится.
Она падает. Всё глубже, до самого дна собственных грехов.
На этот раз пробуждение ей давалось особенно тяжко в отличии от предыдущих, но положение её осложнялось ещё и тем, что лежала она на чем-то мокром и вязком, наполовину в воде. Только шум прибоя давал ей представление о том, что в новом испытании она находилась на мокром берегу.
«Что это за ступень? — борясь с сонливостью, думала Ева. — Что это за грех?»
Но никаких ответов девушка не получала. Где-то на границе сознания она услышала чужие голоса, но говорили они не на английском. Кто-то подхватил её подмышками и потащил по мягкому песку, а Ева, наконец, распознала ранее неизвестный язык.
«Японцы, — без сомнений подвела она итог, падая в сон. — Аяно!»
***
Окончательно Хейг очнулась в помещении, в безошибочно узнаваемом японском стиле. Ощущая под собой твердость футона, девушка, сведя пальцы на переносице, села и тут же заметила человека рядом. Маленькая девочка сидела на коленях неподалеку от её лежбища и дремала, чуть свесив голову вниз. Всё в ней — от худобы до черных волосиков, собранных в привычный высокий хвост на макушке, выдавало Аяно в возрасте десяти лет. Именно такой Ева помнила японку при самой первой встрече.
Хейг оглянулась по сторонам, пытаясь понять, что её может ожидать в этом испытании. Предыдущее далось ей слишком легко, но что насчет этого? Ева попыталась представить, что покидает маленькую Кавагучи и движется дальше, и это показалось ей и в половину не таким тяжелым испытанием, как если бы та была старше.
«Что ж, похоже, это испытание будет тоже не особо тяжелым, — подумала Хейг, выбираясь из-под одеяла. — Мне просто надо уйти».
Но как только та поднялась, маленькая Аяно вздрогнула и проснулась. И, не успев прийти в себя, тут же хмуро взглянула на Хейг.
— Куда собралась?
Ева подавила грустный смешок. Даже от взгляда маленькой Кавагучи ей становилось немного не по себе. Машинально Хейг обратила внимание на то, что подле девочки лежит маленькая катана.
— Я должна идти, — спокойно сказала Ева.
— Кто ты такая? — словно не слыша ничего из сказанного, спросила Аяно. Она тоже поднялась, но продолжала смотреть снизу вверх, так как была маленькой.
— Я никто, — ответила Хейг. — Абсолютно никто.
Это было чем-то новеньким. Прежде все отпечатки душ, принявшие образы близких Еве друзей, безошибочно признавали в ней её саму, однако Аяно была единственным исключением. Более того, она была меньше и, судя по всему, или ничего не помнила или принадлежала тому времени, когда девочки ещё даже не были знакомы.
«Это странно, — подумала Хейг, нахмурившись. — Может, что-то пошло не так?»
Но спросить она ни у кого не могла. Зато Кавагучи ответ незнакомки не понравился.
— Ты лжешь, — совершенно по-взрослому сказала она, опуская ладонь на катану. Хоть Аяно и была маленькой, Ева всё равно не могла побороть своего испуга, так как знала, что та и в детстве была хороша в своём мастерстве. Впрочем, растерянность Хейг длилась недолго, и она, отреагировав на чистом инстинкте, прохладно проговорила:
— Ты что, маньячка? Что за воспитание такое – чуть что, сразу на оружие хвататься?
Нависло молчание. Хейг смотрела на девочку и не понимала, что на неё нашло, а Аяно от её слов заметно растерялась, но ладонь всё-таки убрала.
И взглянула на Еву с куда большим интересом.
***
«Где она? Где бабуля?»
Ева в возрасте девяти лет готова была разреветься от отчаяния, носясь по безликим коридорам с незаметными перегородками. На пути ей не попадался ни один человек, который мог бы помочь, и донельзя напуганная девочка продолжала носиться по этому лабиринту в надежде обнаружить женщину.
Вот зачем она вышла из комнаты? Ведь бабушка сказала ей тихо посидеть в гостиной, но Еве было так любопытно, что она, не выдержав, вышла в коридор и… почти в то же мгновение потерялась.
Никогда прежде Ева ещё не была так напугана. Хотя, пожалуй, однажды всё же была…
Девочка упрямо замотала головой, прогоняя воспоминания об Африке, поэтому, когда та забежала за угол, то не заметила внезапно возникшего препятствия и на всей скорости врезалась в него. Столкновение было таким мощным, что Ева, не удержав равновесие, рухнула на пол, больно ударившись копчиком о деревянные половицы. Её лоб горел адским пламенем, и Хейг с шипением села на полу, пытаясь разглядеть возникшее препятствие.
Каково было её удивление, когда напротив себя она обнаружила девочку примерно её возраста в том же положении, что и она сама: незнакомка, держась за лоб, с прищуром поглядывала на Еву, и выглядела ошеломленной.
— Иттай нани? — проворчала она, нахмурившись.
— Чего-о? — пролепетала Ева, ничего не поняв.
Девочка перед ней опустила руку и неожиданно вскочила на ноги, одарив Хейг таким лютым взглядом, что она просто растерялась. А в следующий момент незнакомка требовательно проговорила:
— Иттай дареда?!
И вдруг она вынула какой-то меч из ножен и наставила его острием прямо на Еву.
— Котаите! — крикнула она.
В обычной ситуации Хейг так бы и осталась сидеть на месте, испуганно глядя на острие этого странного короткого клинка, но сейчас в ней вдруг вспенилась такая отчаянная злость, что она, поднявшись, вызывающе проговорила:
— Вы что тут, на всех гостей направляете мечи?! Маньячка!
Неожиданно это сработало. Девочка напротив, явно растерявшись, опустила свое оружие и с очень странным английским проговорила:
— Ты чего обзываешься?
— Так ты умеешь говорить по-человечески! — воскликнула Ева, разозлившись ещё больше. — Чего ты тогда тут кричала?
Незнакомка оскорбилась.
— Я говорила на своем родном языке, — с достоинством проговорила она, приподняв подбородок. — А английский, на котором говоришь ты, мой второй язык, и я не обязана говорить на нём в своем доме. А вот кто ты такая и что тут делаешь — вот это интересный вопрос!
Она говорила совсем как взрослая, будто она была хозяйкой тут, и это заставило гостью заметно стушеваться.
— Я – Ева Хейг, — сказала она, стиснув кулаки. — Я тут потерялась и ищу свою бабушку!
— Как ты сюда попала? — с явным недоверием спросила девочка.
— Да не знаю я, — проворчала Ева, окончательно растерявшись. — Я же сказала, что пришла сюда с бабушкой!
Девчонка напротив смотрела на неё так, будто не верила ни одному её слову.
— Лгунья, — проговорила она, снова опуская ладошку на свой меч.
— Чего это я лгунья? — возмутилась Хейг, подбоченившись. — Я же правду сказала!
— Никто мне не говорил, что к нам прибудут гости, — гнула своё маленькая японка. — Ты нарушитель!
— Никакой я не нарушитель! — простонала Ева. — Как ты не понимаешь?
Но вдруг эта самая девчонка так резко замахнулась своим мечом, что бедная Хейг еле-еле успела увернуться, чудом сохраняя шаткое равновесие.
— Ты что творишь, дура?! — закричала она, округлив глаза. — Это же не шутки! Но та и ухом не повела. Схватив двумя ручонками свой короткий меч, она снова сделала выпад, и Ева с испуганным криком отскочила. Лезвие вошло как масло через бумажную перегородку и зацепилось за деревянную перекладину. Японка потянула меч на себя, но тот так глубоко засел на месте, что выходить на свободу явно не собирался.
А Хейг, увидев это, поднялась с колен и, утирая внезапно хлынувшие от испуга слезы, пробормотала:
— Ну сейчас ты у меня получишь!...
И в следующий момент бросилась на обидчицу, снеся её с ног.
***
— Мой папа глава клана Кавагучи, — говорила Аяно, ведя за собой Еву вдоль каменного сада. — У моего папы много врагов, но он самый сильный, поэтому мы никого не боимся. А я должна стать сильнее, достойной своего клана.
Хейг посмотрела в спину девочки.
«Да, врагов у твоего папы действительно много, — подумала она. — И одни из них решат украсть тебя и меня, чтобы ослабить твоего отца. Но у них ничего не выйдет».
— Наследником клана станет Санемото, мой младший брат, — продолжала рассказывать Аяно. — Потому что главой клана может быть только мужчина, но мне достанется главная реликвия клана.
— А что тогда ты будешь делать? — не удержавшись, спросила Ева.
— Это решат мои родители, — спокойно сказала девочка.
Хейг не стала ничего отвечать, глядя в спину худенькой маленькой японки. Как и в детстве, Аяно казалось внушительной несмотря на небольшой рост: она всегда манерно выхаживала, приподняв подбородок, но при этом умудрялась не выглядеть нахально и вызывающе. Стоило кому-то из прислуги пройти мимо, как те обязательно останавливались и кланялись маленькой госпоже, на что та каждому отвечала вежливым кивком. Ева уже давно примерно понимала японский менталитет, и видела, что сквозь ничего не выражающие лица, проступало глубокое уважение. Аяно дома любили, и это чувствовалось невооруженным взглядом.
Хейг, заметив подтверждение собственной мысли, подавила неожиданный приступ паршивой ностальгии.
***
На следующий день после их драки маленькая Ева глядит сквозь не задвинутую перегородку, наблюдая за своей противницей. Маленькая японка, пыхтя от напряжения, тренируется под руководством учителя на деревянном мече: клинок, которым эта сумасшедшая пыталась прикончить Хейг, отобрала у неё взбешенная мать.
«Что это за манеры, Аяно?! — в голове машинально всплыл крик разозлившейся миссис Кавагучи. — Разве твой отец учил тебя бросаться с оружием на гостей?!»
Девочка по имени тогда Аяно не сказала ни слова, утирая сопливый нос. Под глазом у неё горел синючий фингал: расплата Евы за разбитую губу и порванный свитер. Но тренироваться та всё равно продолжала, стиснув челюсти от злости. Тренировка, судя по всему, давалась ей не очень хорошо: Хейг понимала это по требовательной интонации учителя, а та злилась ещё больше, пока мужчина не хлопнул в ладони. Аяно прекратила махать своим мечом, выслушала тираду учителя и, сдерживая свои эмоции из последних сил, низко поклонилась одновременно с ним. В следующий момент мужчина трансгрессировал, а японка, оказавшись наедине с собой, неожиданно швырнула деревянный меч, и не куда-нибудь, а именно в сторону затаившейся Евы. Та взвизгнула от неожиданности и отскочила: оружие её противницы снова порвало бумажную перегородку и оказалось в коридоре.
— Ты что творишь?! — возмущенно крикнула Ева, заглядывая в проделанную японкой дыру. — Снова за старое?!
Аяно сощурилась, поджав губы.
— Снова ты, — процедила та со страшным акцентом. — Опять потерялась?
— Нет, я гуляю, — ответила девочка, отодвигая перегородку в помещение. — Бабушка на каждом-то очень важном собеседовании с лысым мужчиной.
— Это мой отец, — холодно отозвалась Аяно, отворачиваясь. — И вообще, уходи. Тебе тут не место.
Ева громко фыркнула и, подняв выброшенный за пределы комнаты меч, зашла внутрь.
— Вряд ли ты теперь станешь бросаться на меня, зная, что я тогда была права! — рассудительно заметила девочка, протягивая маленькой Кавагучи её оружие. — Держи свой меч.
— Никакой это тебе не меч! — фыркнула Аяно, рывком забирая своё деревянное детище. — Это боккэн.
Что бы там ни говорила эта девочка, для Евы это всё равно был деревянный меч.
— Боккэн, так боккэн, — выставив ладони в примирительном жесте, согласилась Хейг. — Тебе виднее.
Аяно промолчала, и Ева, подождав ещё какое-то время, решила попытать счастье ещё разок.
— А где ты будешь учиться? Тут, в Японии?
Японка бросила на неё злой взгляд.
— Да.
— Классно, — протянула Ева, сцепив руки за спиной и оглядывая помещение для тренировок с неподдельным интересом. — А я буду поступать в Хогвартс.
Некоторое время висело напряженное молчание.
— И что это за Хогвартс такой? — хоть Аяно и пыталась напустить на себя равнодушие, маленькая Ева всё равно распознала любопытство.
— Это волшебная школа в Англии! — ответила Хейг, поворачиваясь к ней лицом. — «Хогвартс» переводится как «вепрь».
— Что за вепрь такой? — спросила Аяно, нахмурившись.
— Это что-то вроде кабана.
— То есть, вашу школу назвали в честь свиньи? — по выражению лица японки было видно, что она думает о Хогвартсе. — Нелепость.
— Наверняка этому есть какое-то объяснение! — воскликнула уязвленная Хейг. — Вот я туда поеду учиться и обязательно узнаю!
— Удачи, — фыркнула Кавагучи.
— А как, интересно, называется твоя школа? — поинтересовалась Ева, подбоченившись.
— «Махотокоро».
— Что-о? — протянула Ева. — Как ты вообще выговариваешь это название?
— Легко и просто, — с достоинством ответила Аяно.
— И как оно переводится?
— Не знаю, — ответила японка, подрастеряв всю свою уверенность. Ева ухмыльнулась.
— Наверное, не очень-то лестно с таким-то странным названием, — заметила она, улыбаясь.
— Ещё одно слово о моей школе, и тебе не поздоровится, — предупредила японка, опускаясь на корточки перед ящиком для тренировочных мечей.
— Ого, так ты уже учишься там? Ты получила письмо? — воскликнула Ева, пропустив мимо ушей угрозу.
— Какое ещё письмо?
— Ну, вот когда мне исполнится одиннадцать, сова принесет мне письмо о зачислении в Хогвартс, — пояснила девочка, неосознанно садясь на пол неподалеку от Аяно. — Тогда мы с бабушкой отправимся в Косой переулок, купим там всё необходимое, и я уеду в школу на девять месяцев!
— В Махотокоро принимают с семи, — ответила Аяно, поворачиваясь к ней лицом и тоже садясь на татами. — Но общежитие нам дают с одиннадцати, а до тех пор я буду возвращаться домой после занятий.
— У-у, — протянула Ева, надувшись. — Неплохо! Классно было бы уехать в Хогвартс в семь лет, но у нас так не принято.
— А как вы тогда учитесь писать и считать? — спросила растерянная Аяно. — Обучение с семи по одиннадцать — это младшая школа. Это же важно!
— Ну, меня бабушка учила, потому что мы в ней постоянно путешествуем, — пожала плечами Ева. — А кто-то нанимает преподавателя на дом, если хочет. Другие же ходят в школу с маглами.
— Странное у вас обучение! — заметила Аяно.
— Не странное! — воскликнула Ева, вытягивая ноги к лучику света. — Хогвартс — самая лучшая школа на свете!
— Откуда ты знаешь, что она лучшая, если ты там никогда не была? — ехидно спросила японка.
— Я просто… знаю, — проговорила Хейг, разглядывая свои изумрудные туфельки. — Знаю. Вот когда поступлю на Слизерин... тогда и удостоверюсь.
— Что такое слизерин?
Ева подняла взгляд на девочку.
— Это один из четырех факультетов в моей школе, — ответила она. — Слизерин, гриффиндор, когтевран и пуффендуй. Всех туда распределяет волшебная шляпа в зависимости от того, какие качества заложены в человеке.
— И что за качества нужны в слизерине? — спросила Аяно, подтянув ноги под себя.
— Ну… вроде как ум, хитрость и амбициозность.
— На тебя не похоже! — хмыкнула японка, явно надеясь своими словами задеть гостью, но та только опустила взгляд. Выглядела она расстроенной.
— Мне даже бабушка так говорит, — тихо сказала она. — Но я всё равно пойду на слизерин, даже если шляпа скажет, что мне место на другом факультете.
— Почему?
Ева не отвечала, постукивая носками туфель друг о друга, а потом вяло улыбнулась.
— Там учились бабуля и мой папа, — ответила она, мотнув головой. — Так что и мне надо попасть именно туда.
Аяно сощурилась, и Ева поняла, что та отметила перемену в её голосе.
— Почему тогда ты путешествуешь со своей бабушкой? — спросила японка. — Разве ты не должна быть со своим отцом?
Улыбка стекла с лица маленькой Хейг, и она, резво вскочив на ноги, сказала:
— Он просто очень далеко. И я не думаю, что когда-нибудь ещё его увижу.
Ева отвернулась, думая о том, что не смогла убедительно изобразить невозмутимость и теперь эта девчонка поняла всё, что творится у неё на душе. Всю боль и обиду, адресованную родному отцу, который поклялся убить ни в чем не повинную дочь.
***
Ева среди семьи Кавагучи — словно белая ворона. Оказывается, у маленькой Аяно важная церемония: в торжественной обстановке мистер Кавагучи должен был вручить ей главную семейную реликвию — катану «Тсумэ», название которой, как знала Ева, переводится как «коготь». Хейг, сидящая на коленях где-то в отдалении от всей «семьи» наблюдала, как высокий лысый мужчина вверяет маленькой и взволнованной Аяно знакомый клинок — им семнадцатилетняя Аяно защищала Еву от напавших на Хогвартс Пожирателей смерти, а потом, через несколько месяцев, с ним в руках она и погибла, пытаясь защитить подругу от Маллиган.
Блондинка смотрела в суровое лицо Кавагучи Торанаги, в восхищённое маленькой Аяно, в спокойное Ясмин Шаффик, которая сидела в первых рядах и внимательно наблюдала за своей дочерью, и чувствовала совершенно незнакомое ей прежде отвращение. Её раздражало всё: начиная от приглушенного света в помещении, заканчивая безэмоциональными лицами японцев, выражающих глубокую привязанность к главенствующей над ними семьей, включая маленькую Аяно. Все они считали великой честью для неё — унаследование оружия, предназначение которого — лишать жизни других людей. Это было огромным поводом для гордости всему клану, когда оружие переходит от главы к наследнику.
Ева же считала это сумасшествием.
Поэтому, не вынеся глодающих её эмоций, она поднялась с колен и молча покинула церемонию.
На неё никто не обратил внимания.
***
Маленькая Ева тряслась, будто в страшной лихорадке. Вокруг было темно и ничего не видно, и из-за этого та забилась калачиком в угол, стиснув кулачки в напряжении. Каждую секунду она боялась, что сейчас откроется дверь и её снова куда-то заберут или причинят боль. Девочка прислушивалась к малейшему шороху вокруг, к голосам, которые могли бы прозвучать за дверью, и боялась самого страшного: что в этом мог быть замешан её отец. Что сейчас откроется эта самая дверь и в помещение войдет высокий мужчина с двумя шрамами на лице.
И дверь действительно открылась. Ева тихонько заскулила, когда на неё упал яркий свет, но вошедшим был не тот, кого она боялась: эти мужчины были невысокого роста, и говорили на непонятном ей японском языке. Сама Хейг их мало интересовала, в отличии от того странного свертка, которых они тащили вдвоем.
— Бакемоно! — крикнул один из них и бросил сверток в сторону Еву. Та вскрикнула и попятилась, а потом, когда что-то застонало и зашевелилось, поняла, что оно было живым. И ей стало куда страшнее.
Мужчины пошли к выходу, громко переругиваясь между собой, но Ева, прислушивающаяся к каждому непонятному слову в этой речи, четко услышала фамилию «Кавагучи». Догадка пронзила её сознание.
Хейг опасливо подползла к маленькому «свертку» и коснулась его. В следующий момент руку её пронзила острая боль, и она с криком отшатнулась, решив, что ошиблась и случайно коснулась собаки, которая вонзила в неё свои зубы.
Но эта собака вполне по-человечески вдруг заговорила. Со странным, но знакомым акцентом.
— Это ты, Хейг?
— Я, — всхлипнула Ева, прижимая ладонь к груди. — Ты чего кусаешься, дура?
— Что ты здесь делаешь? — проигнорировав её вопрос, спросила Аяно странным изнеможённым голосом.
— Они меня тоже схватили, — сказала Ева, предприняв новую попытку приблизиться. — Ты можешь встать?
Японка закряхтела в темноте, явно пытаясь подняться, но это вышло у неё не очень хорошо. Хейг наощупь схватилась за её плечо и попробовала помочь, но та только перевернулась на спину и осталась лежать.
— Что произошло? — тихо спросила Хейг. — Кто эти люди?
— Семья «Токимура», — ответила Аяно. — Это враги моего отца.
— Что они с тобой сделали? — тихо спросила Ева.
— Я пыталась драться, но…
Маленькая Кавагучи замолчала, и Ева поняла, что та не преуспела. Всё правильно: даже если Аяно и была сильна в своем искусстве, против взрослых мужчин они были бессильны. И это было ясно с самого начала.
— Почему они схватили тебя? — спросила вдруг японка. — Ты не часть моей семьи.
Ева промолчала. Бабушка предупреждала её, чтобы та никому ничего не рассказывала.
— Мой папа преступник и он в волшебной тюрьме, — тихо ответила маленькая Хейг. — Может быть… они как-то связались с ним?
— Как они могли с ним связаться, если он в тюрьме? — спросила Аяно после недолгого молчания. — И зачем ему ты?
— Я не знаю, — соврала Ева, снова забиваясь в уголок. — Но это уже не так уж и важно. Нас уже всё равно схватили.
Ева не знала, сколько времени они с Аяно провели в заточении — для неё это ощущалось в несколько дней. Периодически к ним приходили тюремщики с едой. В такие моменты слабый свет падал на лицо японки, и тогда Хейг видела лицо, опухшее от побоев. Лишь на мгновение: в следующее мгновение та вскакивала и пыталась драться с тюремщиками голыми руками: за что она жестоко расплачивалась. В такие моменты Хейг, зажав руками уши и жмурясь, пыталась отгородиться от звуков удара и криков, полных испытуемой боли.
Неизменным было одно: что-то кричащие японцы отшвыривали обессиленную Кавагучи, кидали половину буханки хлеба на двоих и с громкой руганью покидали помещение, плотно закрывая за собой дверь. Аяно в те моменты оставалась лежать на полу и не шевелилась, и Ева ужасно боялась, что та могла погибнуть. Но всякий раз она слышала сопение или шмыганье носом, и тогда облегчение заполоняло все её мысли.
После очередного такого избиения Ева не выдержала и спросила:
— Зачем ты постоянно пытаешься с ними драться? Ты же знаешь, что не победишь. Они сильнее тебя.
И Аяно ответила:
— Потому что я — Кавагучи Аяно. Я не опозорю семью своим поражением.
— Но ты постоянно проигрываешь.
Маленькая Кавагучи застонала и зашевелилась; Хейг поняла, что та снова пытается подняться и поползла к ней на выручку.
— Я проиграю, только если не продолжу пытаться или умру, — прохрипела японка. — Но этого не произойдет.
Хорошо, что в темноте Аяно не видела её лица. Ева поджала губы и повернула голову в другую сторону, ощутив вдруг огромное отвращение к самой себе и… самую кроху к этой бесстрашной японке.
***
Небо здесь было совершенно неестественного желто-зеленого цвета, а воздух — тяжелым и холодным. Именно об этом и старалась думать Ева, обдуваемая беспощадным ветром на террасе внутреннего сада дома Кавагучи. По каким-то неясным признакам ощущалось, что день постепенно убывает, а это означало только одно: Хейг пора уходить отсюда. И как можно скорее.
И только она готова была отправится за своей скрипкой, как позади неё раздался голос:
— Вы ушли с церемонии моей дочери в самый важный момент.
Ева оглянулась и столкнулась взглядом с чужим на неэмоциональном лице Кавагучи Торанаги. Высокий японец предстал перед ней в своём торжественном наряде: просторных белых штанах хакама, в такой же белой накрахмаленной рубашке-кимоно и в красном хаори поверх этого одеяния.
Ситуация становилась всё более странной. Мало того, что в предыдущих испытаниях Евы не было посторонних людей, которые точно не оставили бы на её душе никакого отпечатка, так ещё и один из людей обращался к ней напрямую. Хейг начала напрягаться.
Может, она уже попала в лимб?
Но никаких особых ощущений она не испытывала. Всё казалось ровно таким же, как и прежде.
— Что вы от меня хотите? — на всякий случай спросила девушка.
— Почему вы покинули церемонию? — снова спросил мужчина.
Ева сощурилась.
— Я считаю эту церемонию отвратительной, — ответила она, наконец, полностью поворачиваясь к мужчине. — То, что вы считаете честью для вашей дочери, я считаю надругательством.
Казалось, мистера Кавагучи ничто не могло вывести из равновесия в этом мире: ни одна мускула на его лице не дрогнула.
— Ваши слова полны жестокости и лицемерия, — ответил он.
— Я считаю, что большая жестокость — делать из своей дочери убийцу, — отозвалась Хейг. — Вы разрушаете её душу собственными руками и поощряете её за то, что она опускается во тьму. И однажды вы поплатитесь за это.
— И вы считали так же, когда моя дочь защитила вас в Хогвартсе от младшего Маллиган? — неожиданно спросил он.
Ева так опешила от его слов, что неосознанно сделала шаг назад.
— Что вы сейчас сказали? — спросила она внезапно пересохшими губами.
— Вы слышали, — сказал мистер Кавагучи, делая шаг к ней. — Вы были так же против этого, когда она спасла вас тогда? Или в любые другие разы, когда она выручала вас?
Хейг не могла ответить на его вопрос, потому что отец Аяно попал в самую суть её душевных терзаний: ведь когда умерла её бабушка, она долго не могла свыкнуться с мыслью, что этого могло не быть, если бы Аяно тогда убила Иизакки.
Но потом она вспомнила слова Сириуса, везущего её по пустынной и бесконечной дороге.
— Все рано или поздно умирают, — пересилив собственные размышления, выдавила она. — Что бы ни сделала тогда Аяно, бабуля всё равно умерла бы в ближайшее время.
— Хоть вы так говорите, вы до конца в это не верите, — проницательно заметил мужчина. — Вся правда в том, что моя дочь всегда видела в вас сестру и любила, как члена своего семьи. А вы не отвечали ей тем же долгие годы, воротя от неё нос.
Раньше бы Ева отрицала. Но сейчас, слушая слова японца, она понимала, что он говорил правду и даже не пыталась защищаться.
— Аяно погибнет, — тихо сказала Ева, опустив голову. — Погибнет, потому что в очередной раз попытается защитить меня. И вы думаете, что после этого я прекращала хоть на секунду винить себя в её гибели?
Она взглянула на мужчину, но даже в такой ситуации он оставался непоколебимо спокоен, будто он и вовсе не слышал сказанного.
— Я не сомневаюсь, что вы винили себя в этом, — сказал тот. — Но, как вы и сказали — все люди когда-нибудь умирают.
— Это же ваша дочь, — не выдержала Ева. — Как вы можете говорить такие вещи?
— Если моя дочь погибнет в бою, значит, она погибнет как настоящий воин, — не моргнув и глазом, сказал мужчина, — и я буду горд за неё.
— Мне это противно, — ответила Ева. — Меня отвращают ваше мышление и методы воспитания. А ещё больше — ваше равнодушие к кончине собственной дочери.
— Не более, чем меня ваша зависть к ней.
Хейг нахмурилась, решив, что ослышалась.
— О какой зависти вы говорите?
— О вашей, — ответил мистер Кавагучи, делая шаг к девушке. — К тому образу жизни, который она ведет, — с каждым предложением он делал шаг к Еве, продолжающей пятиться. — К тому, как она способна самостоятельно защитить себя и близких в отличии от вас. К тому, как за её трудолюбие уважает каждый член нашей семьи. К тому, чего у вас никогда не было — полноценной семьи.
Хейг остановилась у самого края террасы, за пределами которого сад, к которому не прикасалась рука человека уже долгие годы. Ева оглянулась на него, избегая смотреть в лицо мужчине, с непоколебимой уверенностью выбросив на поверхность самые отвратительные мысли, посещающие её когда-то на самой границе сознания.
— Вы не сколько из-за отвращения к происходящему, сколько из-за зависти покинули эту церемонию, — продолжал мужчина. — Ведь никто никогда не смотрел на вас так, как смотрели на неё в тот самый момент. Возможно, вы старались отбросить эти мысли, но все эти годы вы продолжали её отталкивать, потому что в глубине души понимали, что Аяно затмевает вас. Вас отвращало её поклонение миссис Блэк и вам, но в мыслях вы думали о том, что даже с таким подобострастным отношением она всё равно выглядит достойнее вас. Вы завидовали ей все эти годы. И это не делает вам чести после всего происходящего.
Ева смежила веки, словно хотела больше всего на свете очутиться где-то очень далеко от этого места и никогда не слышать того, что ей говорили.
— В упорстве Аяно не отнимать, — тихо сказала девушка, открывая глаза. — Она с такой же настойчивостью пыталась прикончить меня в первую встречу, с каким все последующие годы — добиться моего расположения. Пусть так, — выдохнула она, переводя взгляд на мужчину. — Пусть так, как вы говорите — я не буду отрицать: эти мысли имели место быть, и я долгое время не могла с этим справиться. Я отталкивала её, считая, что мы разные и не сможем подружиться, но вы не хуже меня знаете вашу дочь. Рано или поздно каждый человек сдается под напором её силы. Я тоже в какой-то момент сдалась. И не на секунду не пожалела об этом.
Ева накрыла свои щеки ладонями и выдавила болезненную улыбку.
— Разве что в тот момент, когда её убили на моих глазах.
Руки девушки безвольно опустились, но она так и продолжила стоять с низко опущенной головой.
— Вы можете презирать меня за мои ощущения, но даже вместе с ними мне больно от того, что её не стало, — она взглянула на мистера Кавагучи. — Мне не всё равно, тогда как вам плевать, хоть вы и никогда не завидовали своей дочери.
Хейг отвернулась, стиснув кулаки, и направилась прочь по коридору, намереваясь немедленно покинуть это место. Остановить её больше никто не пытался.
***
Спасение к двум пленницам пришло тогда, когда этого совершенно не ожидаешь: раздался громкий хлопок, и сквозь сон Ева вскрикнула от испуга. Первой мелькнувшей мыслью было то, что Хейг не услышала, как тюремщики пришли к ним в помещение. Неосознанно она крепче сжала Аяно, в которой они уснули в обнимку, спасаясь от холода, но как только её коснулись удивительно морщинистые, но теплые руки, девочка сразу поняла, что это не японцы.
— Люмос.
Волшебная палочка осветила лицо миссис Блэк, сидящей перед ними на корточках, и за одно лишь мгновение Ева увидела весь испуг, бледность и усталость на лице бабушки.
— Бабуля! — воскликнула Хейг, оторвавшись от японки и бросаясь к ней. Миссис Блэк крепко прижала внучку, но в то же мгновение оторвала её от себя.
— Вы целы? — быстро спросила она, оглядывая взглядом девочек.
За дверью, откуда обычно приходили похитители, слышались какие-то крики и хлопки, и пожилая женщина мельком взглянула туда.
— Сейчас мы будем трансгрессировать, — нервно сказала она. — Крепко держитесь за меня!
Но не успели девочки схватиться на колдунью, как дверь распахнулась и в неё влетели двое мужчин с настоящими катанами. С возгласами на незнакомом языке они бросились к миссис Блэк, но та, не замедлившись, послала струю зеленого заклинания самому ближнему похитителю. Тот в ту же секунду замертво рухнул, но второй, перепрыгнув через товарища, замахнулся оружием на женщину. Она отскочила, резво вскакивая с корточек, и ответила заклинанием. Но японец сделал какой-то странный выпад, и струя зеленого цвета разбилась о клинок, словно о препятствие, и растворилась в воздухе.
Ева ясно видела мгновение растерянности на лице миссис Блэк, и это мгновение стоило её дорогого: новый замах катаной лишил её волшебной палочки, но та с болезненным криком сумела увернуться, сжимая окровавленное предплечье.
В этот-то момент и случилось неожиданное.
Аяно, до этого хищно наблюдающая за сражением, вдруг сорвалась с места, схватила катану растянувшегося на полу похитителя и с боевым кличем замахнулась на противника со спины.
То ли потому, что она нетвердо держалась на ногах после многочисленных побоев, то ли чужая катана была для неё слишком велика, но Кавагучи споткнулась, и лезвие прошлось по ноге мужчины. Тот вскрикнул, от неожиданности выронив оружие, но устоял на ногах.
А миссис Блэк не стала медлить.
Схватив японский меч, она без сомнений вонзила его в грудь противника. Тот вздрогнул и замер, словно ни телом, ни сознанием никак не мог поверить во внезапное поражение. И чтобы оно оставалось таким наверняка, пожилая женщина резво вынула катану и вновь вонзила её в горло, будто подобным она только и занималась всю жизнь.
Похититель страшно захрипел и рухнул на пол, заливая кровью деревянный пол. И больше он не шевелился.
Ровно мгновение в воздухе витало напряженное молчание. Ева, которая была не в силах пошевелиться, во все глаза смотрела на маленькую девочку и пожилую женщину, которые так непоколебимо разделались с другим человеком, и не могла поверить в то, что только что увидела.
Они как-то одновременно повернулись к ней, а в голове у Евы пронеслось одно единственное слово.
Убийцы.
Они обе стали убийцами.
***
Хейг успела только сесть на корточки, чтобы проверить скрипку, как вдруг перегородка в комнату раскрылась. Ева не оборачиваясь поняла, кто пожаловал в комнату.
— Куда ты пропала? — требовательно спросила Аяно, входя внутрь.
— Мне пора уходить, — сказала девушка, не глядя в её сторону.
Ева сама не понимала, почему не может смотреть в глаза маленькой девочке. После сказанного мистером Кавагучи ей казалось, что все мысли, терзавшие её когда-то, обязательно отразятся на лице, стоит только взглянуть на Аяно. Поэтому Хейг хотела как можно скорее сбежать отсюда, и не смотреть на неё, лишь бы не выдать того, что могло бы задеть её маленькую подругу. Пусть даже та ещё не знакома с ней.
Девушка защелкнула футляр, поправила куртку Сириуса и, глядя куда угодно, но не на саму Аяно, решительно направилась прочь. Девочка отступила в сторону, но Ева всё равно чувствовала на себе пронзительный взгляд черных глаз. Хейг чувствовала себя погано, как никогда, уходя вот так от человека, которого она видит живым в последний раз, но всё равно ничего не могла с собой поделать.
Если она задержится тут дольше, то эти чувства поглотят её. А этого нельзя было допустить.
— За что ты меня так ненавидишь?
Ева напоролась на эти слова, будто на нож, внезапно выскочившим в руках любимого человека.
— Я никогда не ненавидела тебя, — тихо отозвалась она. — Забудь об этом.
— Я противна тебе, — сказала Аяно таким голосом, какого Ева никогда прежде от неё не слышала. Даже в те дни, когда они были в заточении у врагов её отца. — Я вижу это. Иначе бы ты не избегала смотреть на меня.
Это было уже слишком.
Ева обернулась и захватила маленькую подругу в объятия, крепко-крепко прижимая к себе и опускаясь на колени. Так они стояли какое-то время, и Хейг как могла старалась держать свои эмоции в узде, четко ощущая, как сильно они затягивают её в пучину небытия.
— Послушай, — тихо начала она, борясь с собой из последний сил, — очень скоро ты встретишь девочку по имени Ева. Тебе очень захочется с ней подружиться, а потом захочется вернуть дурацкий долг её бабушке за собственное спасение, но ты должна знать только одно — ты не должна делать этого. Ты захочешь поступить в Хогвартс, потому что она будет там учиться, но тебе там не место — там тебя ждет только опасность. Оставайся дома, учись в Японии, найди хороших друзей, которые будут по-настоящему ценить тебя, и забудь эту девочку навсегда. Она принесет тебе только несчастье и разочарования.
Ева взяла Аяно за плечи и оторвала от себя, глядя в изумленное лицо девочки.
— Ты поняла меня? — спросила она, и та неуверенно кивнула.
Хейг чувствуя, что окончательно исчерпала своё время здесь, не без труда поднялась с колен и отвернулась с ещё большим усилием. Она шла и шла словно во тьме, чувствуя себя канатоходцем, который в любой момент может рухнуть в пропасть. Ева всем естеством стремилась к выходу, плохо ощущая собственное тело, но только упорство помогало ей держаться в тонусе.
Она чувствовала, что перешла какую-то очень хрупкую и важную грань, которая чуть было не выкинула её в лимб, но она не жалела о сказанных словах, в душе и надеясь и боясь, что эта девочка прислушается к её словам.
Еве стоило только распахнуть глаза, как она с леденящим душу ужасом выпрыгнула из пыльного лежбища. Сердцебиение гулко отдавалось по всему телу, а коленки дрожали; пробуждение было внезапным, и сонливость никак не позволяла девушке прийти в себя. Слишком уж до трепета жуткой и знакомой была обстановка нового испытания.
Дверь в помещение была открытой, и Хейг вылетела в коридор с ободранными бумажными обоями. Всё было точно таким же, каким она помнила это отвратительное место. Даже красная дверь с облупленной краской была в конце узкого коридорчика. Но одного взгляда девушке было достаточно, чтобы понять, что её цель находится не за ней, а за дверью, из которой веяло прохладой вечернего летнего дня.
Поэтому, не желая находится в этой хижине ни секунды, Ева стремительно направилась туда, на ходу поправляя куртку Сириуса.
В этот раз земля не была засыпана грузной пеленой снега: поляну перед домиком окружала подсохшая трава и деревья с сизыми от вечернего освещения листочками. Но даже изменившаяся обстановка не могла запутать Хейг, оказавшуюся в месте прямиком с одного из самых кошмарных воспоминаний. Она отчетливо ощущала, куда ей следует идти, и она шла, чувствуя возрастающее комом в горле волнение.
Ева знала, кого встретит в этом испытании, и это обескураживало её. Хейг ожидала натолкнуться на кого угодно в своём дальнейшем пути, но только не того человека на берегу у моря, который сейчас ожидал там. Девушка просто не могла поверить в то, что тот вообще был способен так глубоко задеть её больную душу, чтобы оказаться в списке людей, которых она считала близкими.
Это по-настоящему пугало.
Но Еве не оставалось ничего другого, кроме как идти дальше.
Деревья сгущались, Хейг продолжала идти, чувствуя, как по мере её приближения к месту назначения воздух становился более тяжелым и холодным. Знакомое шуршание вод, приносящее умиротворение, становилось более различимым среди шума тревожного леса. Внезапно — рёв, и девушку окатило горячим ветром, заставившим её замереть в растерянности. Тепло отступило от тела так же внезапно, как и пришло, заставляя покрыться ноги гусиной кожей. Ева поежилась, обхватив локти, подумав о безумном, и зашагала дальше.
Но всё-таки она не ошиблась.
Стоило ей выйти на берег, как её окатило новой волной тепла, куда более горячей, чем до этого. Хейг зажмурилась, но не испугалась, даже несмотря на то, что на берегу лежало создание, которого бояться стоило. Раздался новый болезненный рёв, и Хейг разлепила веки, обращая всё своё внимание на черного дракона, наполовину растянувшегося в воде. Черные перепончатые крылья неловко перебирали в воде, а чешуйчатая и рогатая голова месила песок. Из его пасти клубами вырывался пар, но что-то подсказывало Еве, что огня она уже не дождется.
Некогда свободно парящий дракон уже навсегда рухнул на дно.
Хейг вдруг заметила человека, которого всё-таки надеялась не увидеть в этом месте. Но вон он: сидит к ней спиной на обваленном дереве и наблюдает за мучениями своего «сородича». Казалось, и не ждет её вовсе.
Ева вздохнула, принимая неизбежность ситуации. Ей так или иначе придется поговорить с этим мужчиной, хочет она этого или нет. Хотя бы ради того, чтобы понять собственные ощущения.
К тому же, она хотела это сделать.
Борясь с собой и своими страхами, Хейг направилась к нему.
Редсеб не шелохнулся, когда она оказалась рядом, но девушка точно знала, что он почувствовал её присутствие. Это было в его стиле — оставаться невозмутимым тогда, когда любой другой человек проявил бы хоть каплю эмоций. Маллиган же подобного никогда не демонстрировал, и из-за этого казался Еве абсолютно лишенным каких-либо эмоций.
Лишь однажды его броня дала трещину, и то мгновение девушка помнила, словно во сне.
«Я хотел исправить то, что сделал с ним, вот, чего я хотел! Ясно тебе, наконец?!»
Хейг качнула головой, прогоняя это воспоминание, и осторожно присела на другой конец мертвого дерева от Редсеба, и стоило ей это сделать, как она сразу почувствовала облегчение.
Находиться в движении для неё было в тягость.
— Так, значит, и ты здесь, — сказала она, не зная, как по-другому начать их разговор.
— Здесь, — сказал Редсеб. — Вот только где, здесь?
— Не знаю, — соврала Ева. — Зато знаю, что моё появление было неизбежным.
Маллиган издал едва различимый смешок.
— По всей видимости.
Девушка подумала, что его реакция была хорошим знаком, и начала думать над тем, как бы грамотно подступиться ко всем интересующим её вопросам, но Маллиган, коротко вздохнув, скользнул холодным взглядом по Еве, и заговорил сам.
— Ты прочла моё письмо.
Это было утверждением, не вопросом, но Ева всё равно кивнула.
— И ты хочешь знать ещё что-то.
— Хочу, — подтвердила Ева, — несмотря на то, что ты говорил, будто я не хочу знать всю правду.
— Ты и так знаешь всё, что тебе нужно знать, — отведя взгляд, сказал Маллиган. — Этого достаточно, чтобы ты помогла Элайдже выбраться из той ямы, в которую я его толкнул.
— Я не знаю самого главного, — возразила девушка. — Мне неясно, почему ты вдруг решил, что именно я в силах исправить твои ошибки.
— Считаешь, будто знание этого поможет тебе свершить этот подвиг? — отозвался Редсеб.
— А ты решил, что, не зная главного, я смогла бы сделать это? — с едва различимым смешком поинтересовалась Ева.
— Тебе не нужна моя оценка твоих способностей, чтобы помочь своему отцу, — тон Редсеба стал вдруг холоднее на несколько градусов, и Хейг различила эту перемену. — Достаточно тех качеств, что в тебе есть с самого детства и тех, что заложили в тебя близкие люди. Этого хватит.
Ева смотрела и смотрела на Редсеба, размышляя над его словами, а потом слегка сощурилась и сказала:
— В своём письме ты написал, что выбрал меня для этой цели в тот самый момент, когда впервые увидел. Ты, конечно, попытался объяснить это тем, что видел отношение отца ко мне в самом детстве, но даже между строк я поняла, что это было второстепенной причиной. Ты что-то тогда сам увидел во мне. И мне нужно понять, что.
Редсеб вдруг взглянул на неё так хладнокровно и строго, что Еве стало не по себе.
— С каких пор тебя интересует мнение человека, которого ты так сильно ненавидела с самого детства? Ты забыла всё, что я сделал?
— Мне никогда этого не забыть, — спокойно отозвалась девушка. — Ты и так знаешь. Я просто хочу во всем разобраться. Собрать всю мозаику, понимаешь?
Маллиган продолжал молчать, и Ева поняла, что не убедила его.
— С тех самых пор, когда я поняла, что твои слова не вяжутся с твоими действиями, я чувствую, что не знаю чего-то очень важного, — Хейг хотела бы кричать, но почему-то в этом месте ей было так лениво, что даже эта тирада давалась ей с трудом. — Ты ведь уничтожаешь мир вокруг меня почти с самого рождения, наслаждаешься этим, но в то же время постоянно спасаешь меня. От отца, от своего брата, даже от Айзексов, а потом, ещё лучше. Просто убиваешь меня своей маленькой просьбой — «спасти» отца. Как будто бы я могу просто взять его за руку и вытащить из тени к свету, — Ева усмехнулась самой себе, — Ты вроде бы открыл мне свои настоящие намерения, а всё равно о чём-то важном умалчиваешь. И когда я просто пытаюсь познать это — ты меня отталкиваешь.
Выражение лица Маллиган почти не изменилось, но по каким-то неуловимым признакам Хейг всё равно чувствовала его смятение.
— А ты вообще знаешь, что это за место? Вижу, что не знаешь, и никто из тех, кого я уже встретила на своём пути не знал. Так вот, ты в моем подсознании, Маллиган. Одри объясняла мне, что сюда попадают только те люди, что при каких-то обстоятельствах задели меня за живое. И до сих пор я встречала только тех, кого любила когда-то и люблю, и вот передо мной сидишь ты. Думаешь, я не хочу разобраться хотя бы в том, что ты здесь вообще забыл?
Редсеб вдруг низко опустил голову и медленно провел по лицу ладонью, будто услышанное причинило ему немало боли. Этот жест был настолько нехарактерным для него, что Ева смутилась и мгновенно замолчала, чувствуя возрастающее сожаление о последних сказанных ею словах.
А потом он выпрямился и повернулся к ней. Посмотрел прямо в глаза, и Еве показалось, что он вот-вот коснется её, но это не произошло.
— Я не знаю, каким образом оказался в твоём подсознании, но это неважно — я не стремился тут оказаться, — Ева отметила, как сильно Редсеб сжал свои кулаки. — Во всём, что ты узнала, на самом деле важно только то, что ты чувствуешь к своему отцу. И всё. Остальное для тебя всего лишь факты, которые не решат проблему. Бесполезный мусор. Я дал тебе всё важное и необходимое для твоей миссии, а ты понимаешь, насколько это в моих интересах. Я объяснил тебе и то, почему сам не могу сделать это. Историю, которую ты прочла, кроме тебя не знает больше никто. И на большее откровение тебе не стоит рассчитывать.
Слова Редсеба почему-то задели Еву, но она всё ещё находила в себе силы, чтобы бороться.
— Как я пойму, что делать, если даже не знаю причину, по которой ты выбрал меня? — спросила Ева, стиснув кулаки.
Маллиган поразмышлял мучительное мгновение, а затем сказал:
— Я выбрал тебя, потому что ты обладаешь самой кристально чистой душой из всех, которые я когда-либо встречал. И я верю в её силу так, как ни во что другое. Для меня это единственная вера, которую я смог принять для себя; смысл существования, на фоне которого всё остальное теряет значимость.
Он выдержал небольшую паузу, дав Еве осмыслить сказанное в полной мере, а затем добавил:
— Я верю в тебя. Этого достаточно. В нужный момент ты поймешь, что тебе нужно сделать.
Хейг опустила голову, не желая выдавать, насколько сильно её смутили эти слова. А Редсеб вытянул шею и, подобно зверю, втянул носом воздух.
— Я чувствую, как скоро всё это подойдет к концу. Развязка уже очень близко.
Мужчина неторопливо поднялся с бревна, поворачиваясь спиной к Еве, которая осторожно взглянула на него исподлобья.
— И ты, наконец, сможешь потом закончить свой обожаемый круг, да? — тихо спросила она.
Маллиган молчал.
— Круг — это всего лишь отражение моего пути, — тихо сказал он. — Там то, с чего всё началось, то, что мне пришлось сделать для того, чтобы начать исправлять свои ошибки, и то, чем всё закончится.
— И чем же он должен закончиться? — спросила Ева, опуская ладонь на грудь. Сердцебиение было неукротимым. — Моей смертью, когда цель будет достигнута?
Ветер трепал темные волосы Редсеба, и девушке как никогда хотелось увидеть, что за проблески эмоций отражаются на его лице.
— Это последнее, чего я мог бы желать.
Ева мелко улыбнулась, смежив веки.
— «…Нет, с рук моих весь океан Нептуна Не смоет кровь. Скорей они, коснувшись Зеленой бездны моря, в красный цвет Ее окрасят...».
Ева открыла глаза и заметила, что Редсеб обернулся к ней.
— Я думала, что начало твоего «круга» отведено страданиям моего отца, — сказала она.
— Нет, — ответил мужчина, протягивая ей руку. — Они принадлежали мне.
Хейг ухватилась за протянутую ладонь и не без труда поднялась на ноги, чувствуя, как всем естеством хочет только одного: сесть обратно и никуда не идти. Но Маллиган почему-то сжимал её ладонь, будто чувствовал её стремление затормозить и свернуть с пути, такого важного для него самого.
— Тебе пора, — сказал он, потянув её к морю подальше от бревна, на котором они сидели.
— Ты единственный, кто прогоняет меня со своей «ступени» — со смешком заметила Ева, и Редсеб тут же выпустил её ладонь, поворачиваясь к ней спиной, но не останавливаясь. — Все остальные хотели меня остановить. Уберечь от дальнейшего пути.
— Нелепый побочный эффект ваших взаимоотношений, — отозвался Маллиган, и Ева засмеялась.
Они прошли мимо дракона, который уже не шевелился. Девушке впервые за всё время вдруг стало его очень жалко.
— Почему он здесь? — спросила Хейг, наблюдая за тем, как Редсеб первый входит в море.
Тот как будто бы задумался, а затем сказал:
— В твоей прежней палочке сердцевиной была сердечная жила дракона.
— Была, — согласилась Ева, чувствуя, как ледяная вода серого моря заставляет ноги неметь от холода.
— Вот поэтому.
До его полного погружения осталось совсем ничего, Еве же осталось чуть больше, и именно в этот момент она вдруг не удержалась и сказала:
— Сколько бы ты ни пытался спасти меня прежде, в конечном счете в ответственный момент ты будешь бессилен перед ритуалом, который мне нужно будет совершить. Скорее всего твой круг закончится моей смертью, Маллиган. Но даже так я постараюсь сделать всё что смогу. Не обещаю, но постараюсь.
Последнее, что она видела перед тем, как их окончательно накрыла волна — этот взгляд. А затем тьма и лишь воспоминания о нём. Словно выжженный в темноте силуэт от света лампочки.
Ева никогда не думала, что увидит нечто подобное, но инстинкты не давали ей утонуть в пучине лжи так же, как в морской воде.
Редсеб по-настоящему испугался её слов.
***
«Сколько бы ты ни пытался спасти меня прежде, в конечном счете в ответственный момент ты будешь бессилен перед ритуалом, который мне нужно будет совершить. Скорее всего твой круг закончится моей смертью, Маллиган.»
Эти слова жалили его изнутри, словно оса, случайно оказавшаяся в голове, и не давала покоя. Редсеб проснулся посреди ночи в ледяном поту, вспоминая то, что увидел пару мгновений назад.
Куда реальнее, чем сновидение, но фальшивее реальности, в которой он находился. Маллиган чувствовал всем телом, которого пробирала нездоровая дрожь, что увиденное не было простым сном. Ева действительно говорила с ним через собственное подсознание. Какое-то очень долгое мгновение он был связан с ней на самом глубочайшем уровне.
Редсеб машинально взглянул на горящую от чужого прикосновения ладонь, но почти в ту же секунду отвел взгляд. От этого фальшивого касания его пронзило сильное чувство тошноты, доселе знакомое лишь в периоды долгого голодания. Он будто бы дотронулся голой рукой до раскаленной стали.
Такими были его ощущения после соприкосновения с чистой душой Евы.
Маллиган взглянул на костер, который не успел окончательно погаснуть за время его сна. До того, как заснуть, Редсеб не один час сидел одиночестве напротив него, задумчиво наблюдая за волнующимися в причудливом танце языками пламени. Огонь отражался в его голубых глазах, делая их непривычно теплыми, словно бы смягчая вечно равнодушный взгляд.
Он вернулся сюда поздним вечером, на своё привычное место — на обрыве у моря. До этого он долго решался на то, чтобы вернуться в свой дом, из которого сбежал вместе с Евой от названного отца и родного брата, но, вопреки всем опасениям, в хижинке его никто не ждал. Маллиган осторожно переступил порог, прислушавшись, убрал свою волшебную палочку и прошел внутрь по коридору, подмечая, какой погром устроил разъярённый предательством «сына» Элайджа Хейг. Ярость его была так велика, что дверь в комнату Евы лежала на деревянном полу.
Комната за красной дверью пострадала больше всех, однако само его творение было нетронутым. Редсеб взглянул в куски разбитого стекла, замечая собственное отражение, но почти в то же мгновение отвернулся, подойдя к письменному столу.
Когда он забрал то, зачем вернулся сюда, он в последний раз взглянул на круг. Маллиган знал его досконально, но с тех пор, как он видел его, ни одного листочка не появилось. Или же Иизакки больше не убивал с тех пор, как они разошлись по разные стороны, или же побег брата ударил по нему сильнее, чем это можно было представить…
Редсеб с силой смежил веки и покинул злополучную комнату, в которой до сих пор отдавался эхом крик Иизакки, молящего старшего брата о пощаде.
Горизонт над морем становился светлее, но взгляд мужчины был прикован к пламени. Длинными пальцами он потер край одного из конвертов, что покоились у него на коленях. Бумага была уже изрядно потертой и потрепанной, как и у многих других, перебираемых им до этого. Редсеб не смотрел на эти письма, но из всей кучи мог безошибочно выбрать именно то, которое ему было необходимо. Он знал наизусть каждую строчку и закорючку на бумаге, каждый залом и замохрившийся краешек послания.
Маллиган решался на свой шаг очень долгое время, идя к этому, наверное, с тех пор, как вообще начал переписку, и так же он в полной мере осознавал неотвратимость того, что должно произойти. То, что он хотел сделать, казалось ему правильным, и это было одной из тех вещей, в которых он был абсолютно уверен.
А после того, что Ева рассказала ему через своё подсознание, он понимал, что дальше медлить просто нельзя.
Слабость живет в каждом человеке, и хоть Редсеб считал в свои четырнадцать лет, что это не так, то на рубеже тридцати годов он осознавал, каким глупцом был когда-то. Он такой же человек, как и все остальные. Не он отличался ни от Иизакки, ни от отца, ни даже от тех, кому не повезло оказаться в числе его жертв.
Ни даже от Евы.
Слабость всё же взяла вверх, и Редсеб опустил взгляд на письмо, выхватывая в свете огня неизменные слова:
«Огури Шинсуке от Евы Хейг».
Маллиган колебался некоторое время, после чего, решившись прочесть это послание в последний раз, открыл конверт и вынул оттуда сложенные втрое лист. Ева никогда не писала письма больше одного листа, словно боясь показать, что Шинсуке был ей всё ещё небезразличен, но Редсеб как никто знал истину.
Он всегда знал о большем.
«Дорогой Шинсуке!
Разорвем, определенно разорвем этот порочный круг! Моя душа томится в школе, словно в Азкабане. Я люблю школу, однако то и дело подмечаю, что чувствую себя узницей. Здесь моя жизнь вне опасности, но разве можно назвать жизнью то, что происходит со мной? Мне грустно от того, что у меня нет возможности путешествовать так, как я делала это ранее с бабушкой. Как же скучаю я по заснеженной Норвегии, солнечной Италии или же по стране восходящего солнца! Но не думаю, что в ближайшее время у меня получится отправиться в путешествие...»
Редсеб прикрыл глаза, против воли переносясь на три года назад. Три года назад он сотворил самый отчаянный в своей жизни поступок, попытавшись на девять месяцев претвориться нормальным. Бывает, надеваешь на себя вещь, которую никогда бы не надел, и с удивлением чувствуешь, что она неплохо на тебе сидит.
То же самое произошло и с Маллиган.
Те девять месяцев были такой сущей пыткой, что под конец Редсеб просто дал деру, убегая с бешено колотящимся сердцем. Те девять месяцев проходили в постоянном напряжении, риске, но и с неожиданно блаженными моментами, которых Редсеб всегда старался сторониться, но нет-нет, возвращался к ним, особенно когда ему нужно было наколдовать заклинание Патронуса.
Как же мучительно это было.
Мучительное искушение.
— Я не ожидала, что ты заступишься за меня.
— Я тоже.
Маллиган редко говорил правду, но только не в этот раз. Он много чего не ожидал и не планировал, но вместо этого неожиданно обрел новую брешь в своей защите.
— Знаешь... смотреть на твоё лицо, словно смотреть в лицо прошлому.
— Почему?
Она замялась, комкая в руках белую пушистую шапку, и проговорила:
— Я часто путешествовала в детстве, и Япония последнее место, где мне удалось побывать.
Редсеб опускает взгляд в книгу, словно не замечая другой, направленный на него, после чего говорит:
— Ты ещё вернешься туда.
Маллиган всегда считал, что отгородиться от всех достаточно, чтобы следить за целью, но этого оказалось мало. Ему пришлось войти в контакт лишь однажды, после чего он уже никогда не был скрыт от глаз. Его цель, которая не должна была подозревать о его существовании, столкнувшись с ним лишь однажды, потом находила его всегда, где бы он ни прятался.
Словно собака, безупречно идущая по следу к своей цели.
— Мне тринадцать.
Редсеб впервые колеблется, прежде чем солгать.
— Мне шестнадцать.
— Я думала, на Турнир пускают только совершеннолетних.
— Я особенный.
Девчонка мягко улыбается, хватается тонкими пальчиками за его книгу и тянет к себе. Редсеб, не в силах удержаться, смотрит в её глаза.
Серые. Словно небо, затянутое тучами.
— Это точно.
А после целует его, отравляя его таким сильным ядом, что волосы на теле встают дыбом, а сердце колотится так, будто то готово в любое мгновение остановиться. И хоть это был обычный и целомудренный поцелуй, Редсеб вдруг ясно осознает, что это и есть его возмездие за все грехи, которые он когда-либо совершил.
Включая то, что он когда-то сделал с матерью этой девочки.
— Я хочу танцевать с тобой на Святочном балу, Огури Шинсуке.
И Редсеб подчиняется.
А потом, совершая громадное усилие, резко отвергает её, стоит только учебному году подойти к концу. Выливает остатки Оборотного зелья и, поджав хвост, сбегает не оборачиваясь, обратно к брату, которого оставил, чтобы следить за Евой, к Темному лорду, чтобы сообщить об успешном выполнении задания Барти Краучем-младшим и сразу после этого — о его кончине.
А о том, что происходило между ним и дочерью Элайджи уже не узнает никто. Даже она сама.
Маллиган провел рукой по лицу, думая, что Ева как никогда была близка к тому, чтобы узнать эту тайну, а он — выдать её. Но всё-таки Редсеб сумел вовремя остановиться и в очередной раз не разрушить жизнь девушки до основания. Как бы ей жилось после осознания, что первой её любовью был не жалкий студент из Думстранга японского происхождения, а Пожиратель смерти, убивший её мать, лишивший её отца и истребивший поселение в Африке на её глазах и виновный в смерти бабушки и близкой подруги?
Редсеб даже представлять себе этого не хотел. Поэтому до сих пор был способен сдерживать порывы своего эгоизма и не раскрывать все карты.
Всё так и должно было быть.
Ева никогда не поймет, почему так безошибочно отличает одного близнеца от другого. Почему, вопреки всему причиненному ей вреду, чувствует его истинные намерения. И почему, загрязняя свою кристально-чистую душу, инстинктивно тянется к нему. Она будет жить, и жить очень долго, не разрушая свою душу мыслями о том, что была влюблена когда-то в ненавистного ей человека.
А Редсеб уйдет в сторону и даст ей, наконец-то, зажить той жизнью, которую она заслуживает.
Больше он не мог выносить своих мыслей. Яд уже давно проник в его сердце и теперь охватывает мозг, вынуждая его поддаться окончательно захватившей болезни и совершить мучительно желаемых ошибок. Маллиган должен был остановить всё прежде, чем самообладание откажет ему.
В последний раз взглянув на строчку с жалящим сознание именем, он кинул письмо в кострище. Собрал в кучу каждое письмо, которое так старательно выводила женская рука, и их постигла участь предыдущего. Редсеб неотрывно смотрел на то, как миллиард букв превращается в тлеющий пепел, и как от этого разбушевалось пламя в его сознании. Так сильно, что мужчина сжал кулаки, вонзив ногти в ладони.
Скоро, совсем скоро...
Скоро всё закончится.
Костер угас только к рассвету. Редсеб наблюдал за утихающими искорками, слушая морской прибой. Горизонт становился всё светлее с каждым мгновением, а Маллиган ощущал, что новый день положит начало концу всего, что было так важно. Ева снова попала в беду, связавшись с Айзексами, но скоро они встретятся, и тогда Редсеб всё закончит. Спасет её в последний раз, но не для того, чтобы она сделала что-то для него.
А для того, чтобы она могла просто жить.
Редсеб взмахнул палочкой, заставив в воздухе появится стеклянной банке. Аккуратно устроив её у колен, Маллиган запустил ладони во всё ещё теплый пепел, собирая трепетные слова Евы, и принялся ссыпать их в емкость раз за разом.
Он будет хранить это до самого конца, и то будет эпитафией ему.
Написанной единственным божеством, которому он посвятил свою жизнь без колебаний.
Зацепившись ногой за выпирающий корень, Ева расплющилась по стволу дерева, машинально охватывая его руками, и хорошенько выругалась, проклиная новую ступень, в которую попала. Отбросив с мокрого лица прилипающие пряди, Хейг стянула с себя кожаную куртку, в которой успела давно зажариться, и завязала рукава в узел у себя на животе, отказываясь представлять собственный вид в этот момент.
Омерзительная жара.
По своим ощущениям девушка бродила по странным душным лесам уже около часа, если не больше, но до сих пор не встретила ни одной живой души. Даже насекомых паршивых — и тех не было.
Ева нервничала и злилась, путаясь в зарослях неизвестного леса и обливаясь потом. Но больше всей обстановки её напрягал тот факт, что она попросту теряла время. Сириус предупреждал, чтобы она не тратила время в какой-то определенной ступени, старалась проходить их быстро и с умом, и до сих пор Хейг практически успешно проходила свои испытания, не особо задерживаясь и умудряясь балансировать между принятием и подавлением своих грехов и состоянием «лимба» — фактически равносильным смерти для неё. Но вот, масса времени канула в неизвестность, а она до сих пор не поняла, где находится и что ей делать.
Девушка остановилась у одного из деревьев, изнывая от усталости, и прислонилась к нему спиной, запрокидывая голову к небу, но в ту же секунду вспоминая о том, что её передышка ни к чему не приведет, она разражено оторвалась от дерева и зашагала вперед.
Давно она не испытывала столько злости.
И это сыграло с ней злую шутку.
В этом состоянии, которому Ева была подвержена больше другого, она была невнимательна и беспечна. Вот и сейчас, раздраженно преодолевая путь сквози мелкие кустарники и деревья, Хейг в очередной раз не заметила вырвавшегося на свободу корня дерева, и по всем законам подлости она просто не могла не попасться в эту ловушку вновь: споткнувшись о него, Ева с вскриком полетела вниз, но падение это не прекратилось так же внезапно, как и свершилось: девушка покатилась вниз, не в силах воспрепятствовать собственному падению, и в завершении всего ощутила свободный полет. Мгновение — и она распласталась на раскаленной земле и каких-то растениях.
Некоторое время Ева боялась даже пошевелиться от потрясения — просто продолжала лежать с закрытыми глазами, ощущая собственное тело как одно большое увечье. Болезненно охнув, она разлепила глаза и попыталась пошевелиться, с большим облегчением осознавая, что её спуск с обрыва не обернулся для неё переломами. Но легче от этого она себя не ощущала.
Хейг осторожно перевернулась на спину, жмурясь от ярко палящего солнца, которое светило здесь с одной единственной целью — выжечь своим ядовитым светом всю живность вокруг. Лес, в котором Ева блуждала такое долгое время закончился перед обрывом, и теперь девушку окружала плантация виноградников, в куст одного из которых она угодила, сломав несчастное растение.
Болезненно охнув, Ева принялась подниматься на локтях, чувствуя новые вспышки боли всем кожей. Виноградный сок из раздавленных ею груздей заставлял открытые раны щипать, и девушка старалась не касаться полученных увечий, чтобы не занести какую-нибудь заразу. С трудом поднявшись, Ева стряхнула с себя прилипшие ягоды и листочки и огляделась. Виноградные плантации поражали своими масштабами. Озлобленной и нервной девушке казалось, что конца им не видно — так далеко простирались заботливо выращенные кем-то деревца с сочными и янтарными от солнечного света гроздьями.
Девушка зло выдохнула и медленно направилась вдоль рассаженных в ряд лоз винограда.
Яркое и знойное солнце, питавшее виноград, саму Еву только раздражало. Сощурившись, она пыталась направляться вдоль теней от растений, но прохладнее ей не становилось. Запахи листьев, пыли и винограда били ей в нос, так, что пару раз девушка чихнула, раздраженно утирая сопливый нос.
Злость Евы была обусловлена не только страданиями от невыносимой жары, но и тем, что с течением всего времени ей так никто и не попадался. Хейг бродила вдоль виноградных рядов, постоянно оглядываясь и ища выход, но беспрестанно натыкалась лишь на новый ряд растений. От этого хотелось взвыть, но та держалась как могла.
Так что, когда поблизости Ева услышала внезапный треск, на неё накатила волна облегчения, ведь это означало, что она достигла своей цели. Девушка видела прогалину в виноградном ряде перед собой, и стремительно направилась туда, думая о том, что как только она увидит кого-нибудь, то задаст несчастному хорошую взбучку, дабы выплеснуть все свои негативные эмоции.
— Где тебя носило? — прорычала Ева неизвестному, выскочив на новый ряд.
И стужа мгновенно пробрала её до самых костей.
К ней бесшумным ходом приближались странные создания, напоминающие собак. Подметив черный дым, мягко расползающийся от них, на мгновение Ева вспомнила о патронусах, но тут же отбросила свою мысль. Никакого умиротворения, которое обычно появлялось при их виде она не ощущала, лишь пробирающий озноб, который был типичен для дементров.
Утробное рычание привело её в чувство, и две собаки, давно обнаружившие её, опустились для прыжка.
Бежать.
Ева неслась словно ополоумевшая, прекрасно понимая, что псы намного быстрее человека. Она не слышала топота ног, лишь клочковатое рычание, вырывающееся из пастей дымных созданий. И оно было всё ближе.
Девушка петляла прогалины к проходам между виноградными лозами, молясь, чтобы собак это остановило, как вдруг в самом конце одного из рядов она увидела странный домик, немного напоминающий простотой хижинку Маллиган. Ева припустила туда из последних сил, но прямая дорога давала большое преимущество псам. Почувствовав ощутимый толчок в поясницу, она рухнула лицом вниз, больно проехав по земле, и зажмурившись, слыша вокруг себя рычание и лай, обратившийся в единый звук, от которого кровь стыла в жилах.
И только сейчас она поняла, что это чувство ужаса было до боли знакомо. Когда-то им она сполна пропиталась в злополучном отделе тайн…
Всё прекратилось так же быстро, как и началось. Придя в сознание, Ева обнаружила себя на земле свернутую калачиком и со сбитым от шока дыханием. Жгучая жара снова охватила тело девушки, но в этот раз она не казалась невыносимой — Еву страшно колотило от пережитого страха и холода. Чья-то рука вдруг сомкнулась на предплечье и потянула вверх, а девушка покорно повиновалась ей, неловко ступая на ноги.
Она подняла глаза, столкнувшись с взглядом черных глаз.
И замерла.
— Всё закончилось, — с пугающим спокойствием приговаривал парень её возраста. Он крепко удерживал Еву за плечи и не позволял ей снова осесть на землю. — Ты меня слышишь? Их больше нет. Ты в безопасности.
Перед глазами у девушки поплыли пятна, и она поняла, что её тянет вниз, но юноша юркнул у неё под рукой и обхватил её талию, шипя какие-то ругательства под нос. Из Евы вырвался стон вперемешку с нервными смешками, плавно перерастающими в смех. Взгляд черных глаз скользнул по ней, и та ощутила острое желание сбежать от этого человека на край света.
— Это бред, — протянула она, чувствуя прохладу тени от дома, к которому они доплелись. — Бре-ед.
Парень осторожно усадил её на крыльцо дома, проверяя, не собирается ли Ева терять сознание, но самообладание уже возвращалось к девушке. На всякий случай она со всей силы сжала кулаки, упираясь костяшками в стоптанные доски, на которых сидела.
Сидящий напротив казался каким-то бредовым миражом, но Ева понимала, что в этом месте не существует временных рамок — человек, оказавшийся перед тобой, может предстать в любом облике.
Даже того, какого ей никогда не приходилось видеть.
«Ну какой молодой! — подумала девушка, глядя в лицо спасителя, опустившегося перед ней на корточки. — И ещё без шрамов».
— Ты кто? — спросил тот.
— Ева, — не сводя жадного взгляда с юноши, ответила девушка. — Просто Ева.
На лице парня не дрогнул ни один мускул.
— И что мне с этим делать, «просто Ева»? — спросил он с легкой издевкой.
— Да что хочешь, — хмыкнула Ева.
Тот хмыкнул в ответ.
— А твоё имя?
Она знала его имя, но не спросить всё равно не могла, будто желала услышать это из его уст.
Это казалось очень важным.
— Джи, — сухо ответил парень. — Просто Джи.
Ева сомкнула веки, выдавая измученную улыбку.
«Ну что ж, будем знакомы, папочка.»
***
Кто бы мог подумать, что в одном из своих испытаний она встретит молодого отца? Конечно, Ева подозревала, что скорее всего их пути пересекутся, потому что Элайджа вне всякого сомнения оставил отпечаток своей души на её. И пусть он не был положительным, но, несомненно, очень сильным.
Но она и представить не могла, что её отец будет того же возраста, что и она.
На вид Элайдже было около семнадцати. Он был выше её на целую голову, его волосы были длинны, и уже тогда парень собирал их в крохотный хвостик на затылке, чтобы не мешались. В молодости он был симпатичным, но сам, кажется, и не задумывался об этом — ибо по неуловимым признакам было ясно, что этого человека не слишком заботит ни внешность, ни одежда, в которую он был одет.
Ева довольно длительное время сидела в тени дерева рядом с его домом и неотрывно наблюдала за парнем, не решаясь начать разговор, а Элайджа к нему и не стремился. Он сидел на крыльце собственного дома, там же, где некоторое время назад приходила в себя сама Ева, и курил обычные магловские сигареты. При каждой глубокой затяжке он щурился, а после медленно выпускал дым, пребывая в каких-то глубоких раздумьях.
В момент, когда он вынул сигарету и зажигалку из кармана, Ева попросту опешила, а сейчас с трудом боролась с ироничным смешком.
Это просто смешно.
Кто бы мог подумать, что маглоненавистник зависим от магловских сигарет и металлических зажигалок? Подобное было присуще Сириусу, но никак не будущему последователю Волан-де-Морта. А Элайджа дымит себе спокойно и даже не думает о том, насколько лицемерно с его стороны это выглядит.
Новая затяжка, и Ева, не сумев сдержаться, закатывает глаза.
— Что, интересно знать, тебя так смешит, «просто Ева»? — растягивая слова в надменной манере, поинтересовался Элайджа, не сводя глаз с виноградных плантаций.
— Совершенно ничего, — отозвалась Ева.
— В таком случае прекращай пялиться, — сказал парень, выпуская клубы дыма. — У меня отличное зрение. Особенно боковое.
— Кто бы сомневался, — фыркнула девушка, опуская взгляд на чехол с собственной скрипкой.
По идее Еве следовало быть более благодарной, ведь молодой Элайджа каким-то образом спас ей жизнь, но сейчас девушка не ощущала ничего, кроме подступающего волнами омерзения. Чем больше она наблюдала за парнем, тем больше злилась, и это ощущение ширилось в ней, готовясь в любой момент взорваться.
— Играешь? — неожиданно спросил Элайджа, выведя девушку из размышлений.
— Чего? — переспросила она.
— Я спросил, играешь ли ты, — повторил тот, опуская взгляд к скрипке девушки.
— Играю, — фыркнула она.
— Давно?
— С пяти лет.
— Порядком.
И снова молчание. Ева попыталась унять свою злость и попытаться поддержать разговор.
Надо же как-то бороться с «тьмой» в своей душей.
— И ты играешь, — сказала она, и Элайджа, выдохнув, с легким удивлением взглянул на неё.
— Откуда знаешь?
— Я много чего знаю.
— Например?
Ева прикинула, что могла бы ему сказать и стоит ли оно того.
— Ты слизеринец, — ответила она.
— Ну да, — с безразличием отозвался Элайджа, мельком взглянув на гравированный рисунок змеи на входной двери. — Тоже мне, удивила.
— Ты наполовину американского происхождения.
Это заставило парня резко взглянуть на неё. Ева тоненько улыбнулась, ощущая возникшее превосходство.
— Откуда узнала? — спросил он мгновенно изменившимся тоном, в котором чувствовалось напряжение.
— Я же сказала, что много чего знаю о тебе, — деланно-равнодушно сказала Ева, разглядывая ногти.
— Ну что ж, давай, — проговорил Элайджа, щелчком отправляя в полет всё ещё дымящийся окурок. — Давай, поведай свой рассказ.
Девушка чувствовала волны злости, исходящие от молодого отца, которым со временем предстояло перерасти в настоящую ярость, и только шире улыбнулась.
— Ты внебрачный сын Роджера Гринграсса и студентки Ильвермони, прибывшей в Хогвартс по обмену, — начала она, избегая смотреть на Элайджу. — В школе тебя не очень-то жаловали за это. Твой единокровный братец Иден Гринграсс измывался над тобой по этой причине. У тебя были странные друзья, Айзекс и Одри. А ещё, — она не удержалась и взглянула на отца, — любовь. Иннанель Дэреш.
Ева была бы рада любой взрывной реакции на её слова, но к её разочарованию Элайджа сдерживал свою злость куда успешнее, чем во взрослые годы.
Сощурившись, он приподнял подбородок.
— Кто ты? — снова спросил он.
— Друг из будущего, — ответила Ева таким тоном, что обоим было очевидно — никаким другом она ему не приходилась.
— И ты решила, что, озвучив все эти маленькие факты, знаешь меня? — ледяным тоном спросил Элайджа. Ева неопределенно дернула плечом.
— Мне и не надо вникать, — отозвалась она, поднимаясь из кресла. — Я всего тебя видела своими глазами.
— Ну и что ты видела?
Ева одарила внимательным взглядом Элайджу. В протертых светлых джинсах, серой от пыльных ветров футболке, он походил больше на деревенского парня, чем на волшебника. И несмотря на всю его скрытность и безразличие, глаза его ещё не превратились в две мертвые бездны за которыми кроме беспросветной тьмы было небытие.
Он был не тем Элайджей, которого она видела собственными глазами несколько раз за всю жизнь, а каким-то призраком тех лет, когда её даже в планах не было. И это осознание было не менее горьким, чем реальность, с которой она сталкивалась при встречах с ним.
Но даже при этом Ева не могла просто отбросить всё, что этому подростку предстояло совершить в будущем.
— Ты монстр, — тихо сказала она и отвернулась, уходя прочь.
Элайджа не шелохнулся.
***
Ева сидела на корточках, спрятав лицо в ладонях. Сердце колотилось, словно сумасшедшее, выдавливая из недр легких громкое сопение. Казалось бы, что страшного произошло? Она не ударила его, не вонзила нож спину, но руки тряслись так, будто она сделала всё вместе. Стыд пробирал её до самых костей, заставляя жалеть о сказанном, ведь Ева с первого взгляда на него понимала — этот Элайджа ещё не превратился в того монстра, которого она видела своими глазами. Но она уже окрестила его им, понимая, что рано или поздно ему предстоит в него превратиться.
Что с ней такое? Почему она ещё хуже справляется с собственной злостью, которая кипит в ней подобно маленькому вулкану?
Ева вздрогнула и вкинула голову. Она не услышала тихие шаги, и вот Элайджа уже стоял рядом. Он внимательно смотрел на неё, сунув ладони в карманы, и весь его вид выражал скованность. Парень явно жалел о своём приходе, но вопреки этому всё равно пришел.
Ева отвернулась, шмыгнув носом. Пыль, витающая в раскаленном воздухе, бесила и преследовала её повсюду.
— Это неважно, — ответила девушка, поднимаясь. — Важно то, что я должна вернуть магию, которую ты отнял у меня своим заклинанием.
Ева коротко посмотрела куда-то в сторону его уха, избегая пересекаться ним взглядами.
— Ты умеешь отменять действие своего проклятия?
Парень промолчал, но Ева и так знала ответ на вопрос.
— Почему я это сделал? — спросил Элайджа после некоторого молчания.
Против воли девушка перенеслась в воспоминание, когда шальное заклинание, предназначенное Редсебу, поразило её саму. Её так и подмывало дерзнуть ему, но она сдержалась.
— Ты промахнулся, — ответила Ева и не удержалась, — хотя, может тебе приносит особое удовольствие причинять людям боль. В особенности — мне.
Девушка обхватила локти руками и посмотрела в сторону, ощущая мгновенную вспышку удовлетворения, а затем — необъятное грызущее чувство, давящее на неё внутри.
— Кто ты такая? — повторил он уже в третий раз. — Почему я хотел причинять тебе боль?
Ева смежила веки.
Что она могла сказать ему? Их история так долга, что, если начать рассказывать её, то можно сразу собираться в лимб. Да и имеет ли она права рассказывать ему всё, что ждет его? Об Иннанель, о братьях Маллиган, о неудачном втором браке и об обещании уничтожить её, последнее напоминание о любви всей его жизни?
Ева не знала. Но чувствовала, что нельзя рассказывать ему о будущем. Сириус ведь не рассказал.
— Я не знаю, — соврала она и помедлила, — но моя обязанность — помочь тебе.
— Помочь мне? — сузив взгляд, переспросил Элайджа. — Чем и зачем?
— Я пообещала себе, что сделаю это, — ответила Ева. — Я хочу, чтобы это прекратилось. Жить хочу.
Парень задумчиво вертел между пальцами новую нетронутую сигару. Видимо, услышанное натолкнуло его на какую-то мысль.
— У тебя ничего не выйдет, — неожиданно сказал он.
— Почему? — с вызовом спросила Ева, оборачиваясь к нему.
— Ты ненавидишь меня, — совершенно спокойно сказал парень. — Поэтому всё, что ты делаешь, не будет иметь никакого смысла.
Девушка поджала губы и стиснула кулаки.
— Я сказала, что сделаю это, и так оно и будет, — сказала она, чуть приподняв подбородок. — Ты увидишь.
Уголок губ парня дернулся, но смотреть на Еву не стал.
— Ты забавная, — неожиданно легко отозвался он. — Падаешь прямо перед носом в странном прикиде, выражаешь ко мне всё своё отвращение, а потом ещё и говоришь, что хочешь спасти меня, — он помедлил, скосив взгляд к чехлу, — ещё и на скрипке играешь.
Ева, взглянув в горизонт, неожиданно для себя улыбнулась. Кто-то однажды сказал ей, что факт того, что он и её отец играют на скрипке, сыграет решающую роль. Ведь как иначе они, отказывающиеся внимать словам друг друга, могли бы ещё общаться?
Девушка ещё в самом начале этого испытания почувствовала, что ей необходимо было взять с собой.
— Я сыграю тебе, — сказала она, разворачиваясь обратно к дому Элайджи.
— Своё? — спросил он, мягкой поступью направляясь за ней.
Ева помедлила.
— Нет. Мелодию, которую написал мой отец в День моего рождения.
***
Ева не помнила, когда играла для кого-то в последний раз. Помнила, как играла для себя, и близкие ей люди становились случайными свидетелями её исполнения. В далеком детстве она давала для бабушки маленькие концерты. В те года она наряжалась в самое красивое платье, надевала корону из картона, которую они вместе мастерили, и, взобравшись на стул, играла только для неё. Миссис Блэк была самым благодарным и внимательным слушателем.
Годы спустя Ева играла в Африке. Поселенцы горячей земли скрипки никогда не видели, поэтому слушали с большим восторгом и заинтересованностью. Это уже больше походило на концерт, но тогда на Еве не было никаких платьев — лишь грязные джинсы и футболка. Но она всё равно чувствовала гордость за саму себя и вкладывала в игру всю свою душу.
И в самый последний раз девушка играла для Сириуса. Они были в запретном лесу и не видели вдруг друга. Ева стояла, прислонившись спиной к дереву, а Сириус сидел с противоположной стороны ствола и молчал. Тогда она играла для него музыку его молодости, под которую, как он говорил, на последних курсах они с однокурсниками резвились у костров с бутылками сливочного пива и медовухи. Ева играла и играла без передышки, одну за другой из того, что знала сама, а он ни разу не посмел прервать её.
Это и был последний раз.
Но вот сейчас перед ней сидел молодой отец и слушал исполнение дочери, а Ева волновалась и старалась сильнее, чем когда-либо прежде. Почему ей было очень важно сыграть так, чтобы он всё понял.
Она не знала, что именно.
Просто всё.
Когда она закончила и опустила скрипку на колени, то сразу же впилась требовательным взглядом в Элайджу. Тот сидел на крыльце, широко расставив ноги и упираясь в них локтями. За всё время ее игры он ни разу не взглянул на неё — только разглядывал мозолистые и грязные руки с низко опущенной головой.
Он и сейчас не спешил смотреть на неё.
— Ну и? — спросила Ева, не выдержав.
— Ты явно любима своим отцом, — неожиданно сказал Элайджа, не поднимая взгляда. — Да так, что мне немного завидно.
Какое-то необъяснимое чувство снова настигло девушку от услышанного, и Ева не могла придумать что-либо вразумительное на его слова. Дыхание сперло от ожидания, и та осторожно и очень тихо выдохнула, чувствуя эхо колотящегося сердца где-то в горле.
От слов Элайджи ей было горше, чем она вообще могла бы ожидать.
— Только исполнение оставляет желать лучшего, — добавил Элайджа, и все противоречивые ощущения Евы мгновенно обернулись яростью.
— Это ещё почему?!
— У тебя руки дрожат, — спокойно ответил Элайджа, наконец, взглянув на неё. — Тебе не хватает хладнокровия — слишком поддаешься чувственной стороне, забывая о технической.
— Да пошел ты! Это просто нелепая придирка, — громко фыркнула Ева, убирая скрипку в чехол и жалея о том, что она вообще решилась на игру перед ним.
— Я думаю, что прежде ты не играла перед кем-то, кто разбирается в этом, — проницательно заметил Элайджа. — В этом вся проблема.
— Вся проблема в тебе! — отрезала девушка, щелкнув замками.
Парень издал сиплый смешок.
— Ты совершенно не воспринимаешь критику, — сказал он. — Наверное, тебя всю жизнь хвалили за любые неумелые трели.
— Заткнись, — бросила Ева. — Легко критиковать, когда сам не играешь.
Элайджа с готовностью протянул руку для демонстрации.
— Размечтался, — высокомерно отозвалась девушка, прижимая свою скрипку теснее. — Свою тащи.
Парень пожал плечами и, поднявшись, ушел в дом, а через некоторое время уже вынимал из знакомого чехла с инициалом черную скрипку. Проверил струны, пристроил инструмент к шее и заиграл.
Сначала Ева прожигала его надменным взглядом и въедливо пыталась уловить на слух любые огрехи в игре, но в какой-то момент поймала себя на мысли, что руки и ноги у неё покрыты мурашками. Элайджа действительно был очень хорош, и Еве оставалось со злой досадой признать, что играл он намного лучше неё.
— С непривычки пальцы немеют, — отозвался парень, отложив музыкальный инструмент и разминая затекшие конечности.
— Позёр, — фыркнула девушка, на что Элайджа снова пожал плечами. — Бетховен?
Тот кивнул, убирая инструмент обратно.
— Почему он?
— Я предположил, что он тебе нравится, — ответил он, и Ева сощурилась. Как ни странно, но её молодой отец попал в самую точку. — А ещё Вивальди.
— Вивальди нравится всем скрипачам, — фыркнула Ева.
— Шимон Гольдберг, — неожиданно сказал он, и девушка от удивления выпрямилась.
— Внезапно.
— То, что ты мне сыграла, почему-то напомнило мне его стиль, — ответил Элайджа. — У Гольдберга и его партнерши Лили Краус были хорошие сонеты на Бетховена. Он на скрипке, а она на пианино, — Еву передернуло, — работе твоего отца не хватает партии на пианино или фортепиано.
Девушка опустила взгляд, думая, что всё это заходит слишком далеко. Элайджа без труда увидел в собственном произведении отсылки на работу любимых ими композиторов и важную недостающую деталь.
Работа «Ты», которую он посвятил дочери, была сыграна обоими её родителями.
— Иннанель, — неожиданно сказала Ева, поднимая взгляд. Элайджа посмотрел на неё. — За что ты её полюбил?
Парень сощурился.
— С чего вдруг такие вопросы?
— Просто ответь.
Элайдже вопрос не понравился, но он на самом деле задумался. Нахмурившись, он пожал плечами и машинально потянулся за пачкой сигарет, что не осталось без внимания девушки.
— Само собой вышло, — отозвался он. — Я увидел в ней то, что никто не мог увидеть.
— И что же?
— Не твоё дело.
— Скажи! — попросила Ева, и тот удивленно пыхнул дымом, заинтересованный внезапной сменой интонации девушки. — Мне это важно знать.
— Какое тебе дело до неё? — нахмурившись, спросил Элайджа.
— Не могу сказать, — проговорила Ева. — Но это действительно важно.
Парень взглянул в сторону, делая новую затяжку.
— Мы с ней похожи, — нехотя сказал он, сощурившись от дыма. — Я увидел это и понял, что она поняла бы меня лучше, чем кто-либо. Ей бы я смог открыть себя.
— И что же?
— И ничего, — со смешком отозвался Элайджа. — Она с Блэком.
При этих словах выражение лица его стало таким жестким, что на мгновение Ева почувствовала острое желание сбежать — молодой отец стал походить на того мужчину, которого ей приходилось видеть воочию.
— Может, это к лучшему? — осторожно поинтересовалась Ева, внимательно наблюдая за реакцией Элайджи.
— Откуда я знаю? — раздраженно сказал он, окинув девушку злым взглядом. — Хватит о ней трепаться!
Девушка мгновенно замолчала, опасаясь продолжать расспросы о матери, и Элайджа, заметив это, нахмурился.
— Я не собираюсь тебя бить, — с прежним раздражением сказал он, сильнее затягиваясь. — Хватит трястись, как осиновый лист!
— Я и не трясусь! — фыркнула Ева, сжав кулаки. Не хватало только раскрыть ему свой страх.
— Ты хоть что-нибудь можешь о себе рассказать? — сказал парень. — Что у тебя за семья? Кто твои родители?
Из девушки чуть было не вырвался нервный смешок. Кто бы мог подумать — её молодой отец хочет узнать о самом себе, даже не осознавая этого.
— Я ничего не знаю о матери, а отца посадили в Азкабан, когда я была маленькая, — осторожно подбирая слова, проговорила Ева. — Я жила с бабушкой до шестнадцати пока её не убили. А потом — сама по себе.
— Кто это сделал? — спросил тот.
— Ты его не знаешь, — ответила Ева, и это было правдой — Элайджа перед ней ещё не был знаком ни с одним Маллиган.
Тот сощурился.
— За что посадили твоего отца?
Момент истины.
Ева отвела взгляд.
— Не знаю, — соврала та. — Мне тогда было четыре.
— И ты не пыталась выяснить?
Девушка вспомнила, как в детстве упала в Омут памяти бабушки и увидела воспоминание миссис Блэк о суде над своим отцом, о том, как он поклялся убить свою дочь, и её в очередной раз передернуло.
Первое сознательное воспоминание об отце.
— Нет.
***
Они похожи.
Ева давно думала об этом, но каждый раз, когда уходила в размышления, то резко одергивала себя.
Сейчас это было сложнее.
Девушка то и дело наблюдала за этим человеком, подмечая какие-то детали, которые резали по сердцу словно ножом.
Элайджа в большей степени хмурится и молчит, занимаясь какой-то работой, но стоит чему-то пойти не так — психует. Не так, как Ева — больше внутри самого себя. Губы его сужаются, ноздри трепещут, а взгляд сощуренный и злой. В такие моменты он напоминает взрослую версию себя, и тогда Еве хочется исчезнуть.
Правая рука парня намного проворнее левой, и девушка как никто знает, с чем это связано. Рука, которая держит смычок, всегда сильнее той, что держит сам инструмент. У неё правая рука такая же быстрая.
Элайджа не слишком любит «Слизерин» — его галстук валяется среди носков, а форма до сих пор в корзине белья, тогда как все остальные вещи разложены с нетипичной для парня педантичностью. Ева только потом узнает, что тот пытался идти стопами своего отца, но преуспел в этом не больше дочери. В тот день девушка молча ушла из дома, до боли цепляясь пальцами в волосы.
Это было невыносимо.
Она давно должна была уйти, но не могла заставить себя это сделать. Она провела несколько дней в доме своего отца, узнавая его лучше с каждым днём, и тот казался ей неисчерпаемым источником знаний. Ева ходила за ним хвостом, украдкой наблюдая за ним, а когда Элайджа разоблачал её, они страшно ругались.
Взбешенная и напуганная девушка убегала прочь, и в такие моменты она по-настоящему его ненавидела. Сидя в тени от жгучего солнца, она перебирала всё то, что сделал для неё Элайджа Хейг в реальной жизни, купалась в своей злобе, наслаждалась и страдала с особым удовольствием, а после вскакивала и решалась идти к следующему испытанию.
И как только она решалась на это, хмурый Элайджа находил её и пытался прийти к примирению. Неохотно, скованно, но пытался, на что Ева острила и издевалась в ответ, словно отыгрывалась за все причиненные обиды. Но стоило только эмоциям угаснуть — как она ясно видела себя со стороны, и стыд накрывал её разрушительной волной. Девушка сдавалась и не двигалась, а любопытство узнать отца в молодости было сильнее чувства самосохранения.
Ева не до конца осознавала это, но задерживаясь здесь дольше во вред себе, она словно пыталась наполнить себя положительными воспоминаниями, которые у них отобрали. Время, проведённое вместе, было по-настоящему бесценно, хоть она и не хотела это принимать.
И так шли дни.
И это было невыносимо.
А лимб становился всё ближе.
***
— Как ты будешь возвращать свою магию?
Этот вопрос Элайджа задал в один из вечеров, которые они по обыкновению проводили на террасе, наблюдая, как солнце путается в бесконечных зарослях винограда.
— Я как раз этим и занимаюсь, — ответила Ева, обмахиваясь ладонью. Духота, несмотря на вечер, не отступала даже темными ночами. — Я сражаюсь с тьмой в своём сердце и пытаюсь выяснить, что такое магия.
— Ну и что же?
Девушка пожала плечами — до сих пор ей даже некогда было задумываться над этим.
— Занятно, — хмыкнул Элайджа. — Ну ладно. Тогда насчет сражения с тьмой.
— Ну?
— Ну и как её можно победить, по-твоему? Считаешь, что можно избавиться от неё раз и навсегда?
Ева почувствовала, что привычная нотка издёвки пропала в тоне её отца. Девушка подумала, что отчасти он спрашивает её не просто потому, что хочет вступить в словесную перепалку; по каким-то причинам Элайдже было действительно важно услышать ответ на свой вопрос.
Должно быть, он уже столкнулся с тьмой в самом себе. Но пока ещё не успел ей проиграть.
— Вряд ли от тьмы можно избавиться навсегда, — серьезно сказала девушка. — Она часть нас самих, как и по-настоящему близкие нам люди. Я думаю, что с ней надо просто бороться, даже зная, что её нельзя победить по-настоящему. Просто жить и сражаться со всеми её проявлениями.
Элайджа неопределенно пожал плечами, словно сомневался в словах Евы, и это заставило её посмотреть на него.
— Я не думаю, что все способны на это, — сказал он после продолжительной паузы.
— У некоторых людей было мало хорошего в жизни, чтобы они были способны противостоять злу в самом себе, — задумчиво сказал парень.
— Мне кажется, что у таких людей счастливые моменты особенно сильны, — сказала Ева. — Они просто знают им цену.
Элайджа посмотрел на неё так, как не смотрел никогда в жизни, и от этого взяла у неё перехватило дыхание. В этот момент они понимали друг друга и без музыки, просто смотрели друг на друга и вспоминали то, что принесло им счастье. Ева думала о нём, и о всех этих мальчиках, покалеченных судьбой: о Маллиган, выросших на жестокости, о Сириусе, не вынесшим давления своей семьи, о Малфое, на которого возлагали большие надежды, и даже о Гарри, придавленного бременем собственной «избранности». Все они сполна вкусили боль, сражались, подобно воинам, и даже оступались. Но единственным из них, кто окончательно утратил веру в себя, оказался именно её отец.
Самая сломанная игрушка на острове покалеченных.
Ева хотела было что-то сказать, но внезапно её сердце отозвалось болью, и где-то вдалеке послышался протяжный собачий вой, который та не могла спутать ни с чьим другим. Девушка метнула взгляд в ту сторону, из которой он доносился, ощущая охвативший её ужас.
Сириус.
Она очень близка к лимбу.
— Мне пора, — резко поднявшись, сказала Ева.
— Куда? — растеряно спросил Элайджа, неосознанно поднимаясь вместе с ней.
— Дальше, — туманно ответила девушка, хватая с крыльца куртку Сириуса и свою скрипку. — Мне больше нельзя тут оставаться.
Неожиданно на её предплечье сомкнулись длинные пальцы, и Ева замерла, метнув на него испуганный взгляд. Элайджа был мрачен и немного взволнован, а пальцы его немного подрагивали.
— Останься ещё ненадолго, — попросил он, не разжимая руки. — Совсем немного.
— Я не могу, — твердо сказала Ева, попробовав вырваться и избегая смотреть в его лицо. — Если я задержусь, я погибну.
— Ты не можешь уйти вот так, — сказал парень. — Я до сих пор противен тебе настолько, что ты даже в глаза мне смотреть не можешь. А я не хочу, чтобы ты уходила, думая обо мне, как о последнем ублюдке.
Потрясение от услышанных слов было так велико, что Ева всё-таки взглянула на него.
— Да о чём ты говоришь? — прошептала та, забыв, что мгновение назад ей нужно было вырваться на свободу. — Ты даже не знаешь сколько всего произойдет между нами в будущем!
— Да, не знаю, — согласился тот. — Знаю только, что я причиню тебе много боли, а ты почему-то должна помочь мне. Но я хочу изменить это. Я хочу сделать хоть что-нибудь, чтобы изменить твоё мнение о себе.
Двое не заметили, как резко потемнело вокруг них. Секундная пауза, и первые капли дождя сорвались вниз.
Ева отвела взгляд.
— Это можно изменить только в твоём времени, — тихо сказала она. — Только ты можешь сразиться со своей темной стороной и, сохранив рассудок, не причинить мне всю ту боль, которую я ношу в себе почти с рождения.
Дождь усиливался каждое мгновение, и Ева, снова услышав собачий вой, дернулась прочь, но хватка Элайджи стала крепче.
— Когда я встречу тебя? — спросил он.
Ева заулыбалась, боясь смотреть ему в глаза от волнения и перенапряжения.
— Шестнадцатого октября, 1980 года, — хрипло ответила она.
— Хорошо, — быстро сказал Элайджа, не особо задумываясь в смысл этой даты, а затем неожиданно крепко схватил её за плечи и встряхнул, заставив посмотреть на себя. Перед глазами девушки уже начинало все плыть, и она чувствовала, что опаздывает к последнему испытанию, но всё равно не поборола искушение взглянуть на молодого отца в последний раз.
— Я обещаю тебе, — голос Элайджи приглушен страшным ливнем, но девушка слышит каждое слово. — Слышишь, Ева? Я обещаю тебе, что не допущу того, что произошло с тобой. Ты веришь мне?
Девушка молчала, глядя в его глаза. Он смотрел на неё с мольбой в глазах из-за того, что времени уже почти не осталось, и ждал, когда она ответит.
Но Ева молчала.
— Веришь? — она уже не слышала его голоса, но поняла всё по губам.
У неё была одна секунда, чтобы ответить. И спустя это мгновение картинка перед глазами поплыла окончательно, утягивая тело в небытие. Состояние «лимба» чем-то напоминало одновременно процесс трансгрессии и падение в обморок, только бесконечно медленно и мучительно, в наказание тем, кто не сумел справиться со своими грехами.
Последнее, что Ева помнила перед тем, как её память превратилась в ничто, это боль от мужской руки на предплечье и звенящую в голове тишину, которая стала ответом на мучивший Элайджу вопрос.
Ева вздрогнула и разлепила глаза, игнорируя чудовищную сонливость. Перед глазами был размытый черный силуэт на фоне чего-то ослепительно белого. Девушка проморгалась, пытаясь прийти в себя, но пелена и забвение никак не хотели покидать её. Щека отозвалась резкой болью, и Ева распахнула глаза.
— Ну давай уже, приходи в себя!
Зрение ещё не до конца сфокусировалось, но девушка уже распознала чужой голос, и это заставило приложить все усилия, чтобы окончательно прийти в себя.
— Что за… — пробормотала она, неосознанно накрывая щеки ледяными ладонями — те просто горели от ударов.
— Наконец-то! — зло проговорил Сириус и подскочил с корточек. — Давай, поднимайся!
Ева непонимающе взглянула на него, пытаясь догадаться о причине его ожесточения, но всё-таки послушно поднялась со второй попытки. Вокруг них было пустое белое пространство, от которого хотелось зажмуриться, и девушка приложила ладонь ко лбу. Думать и стоять было всё ещё тяжело, но она стоически держалась, постепенно возвращаясь в сознание, и старалась смотреть только на Сириуса, стоящего к ней спиной, потому что он был единственным черным пятном на фоне всей слепящей белизны.
— Где я? — пробормотала Ева. — Ты моё следующее испытание?
Блэк обернулся и посмотрел на неё таким сердитым взглядом, что та, хоть и была слаба, всё равно машинально попятилась. Еве и прежде приходилось видеть Сириуса в ярости, но если же в нём начинали проступать черты его матери, портрет которой доставлял им столько головной боли на площади Гриммо, то дело принимало скверный оборот.
Сириус не просто зол — он был в ярости.
— Что это было?! — прорычал он, наступая на девушку. — Ты что натворила, я тебя спрашиваю?!
— Прости! — тут же пискнула Ева, отступая. — Я не хотела попадать в лимб, я просто…
— Дело не в этом! — рявкнул он, и та, не удержав равновесие, упала. — Точнее… не только в этом! — он выдержал паузу, а потом снова начал орать. — Я говорил тебе быть внимательной?! Говорил, нет?
— Говорил, — тихо сказала Ева.
— Так какого черта ты не послушалась меня?! — взорвался он, наклонившись к ней. — Ты вообще понимаешь, что произошло?
Ева молча смотрела на него и не решалась что-либо сказать. Если бы Сириус умел убивать взглядом, то она бы даже не приходила в себя, но, похоже, Блэк вытащил её из лимба как раз ради того, чтобы прикончить. Девушка подметила дрожь в его руках, выпученные глаза, и осознание постепенно начало приходить к ней.
— Это из-за отца? — спокойно спросила она.
— Сто баллов Слизерину, Хейг! И как ты только догадалась? — с сарказмом спросил Сириус, выпрямляясь.
— Тогда я не понимаю, — сказала Ева, хмурясь. — Что я сделала не так?
— Что ты сделала? — Блэк снова взорвался. — Ты спрашиваешь меня, Ева, что ты, низзл тебя раздери, сделала?!
— Да, чёрт возьми! — не выдержала Ева. — Я тебя спрашиваю именно об этом!
Сириус сердито вздохнул, словно намереваясь закричать с новой силой, но в следующий момент голос его звучал куда более спокойно, чем всё это время:
— Какого черта ты промолчала?
Девушка открыла было рот, чтобы ответить, но сомкнула губы и нахмурилась.
— Я не понимаю, о чём ты, — сухо сказала Ева, отведя взгляд.
— Нет, ты прекрасно понимаешь, о чём я! — рыкнул Сириус. — Это самое страшное, Хейг! Ты всё понимаешь!
— С каких пор ты обращаешься ко мне по фамилии? — уязвленно спросила девушка, метнув на него взгляд.
— Так тебя сейчас только это волнует?! — возмутился Блэк, снова повышая тон. — А я было подумал, что мы обсуждаем что-то более серьезное!
— Да мы вообще ничего не обсуждаем! — воскликнула Ева. — Ты просто орешь на меня и всё!
— Что ж, хорошо, Ева, — выделив имя в издевательской интонации, прошипел Сириус. — Ну давай, поговорим! Отвечай мне: почему, когда Элайджа задал тебе вопрос, ты ничего не ответила ему?
— Какое тебе дело? — крикнула девушка, вскакивая. — Я сделала то, что посчитала нужным! В этом и состояла моя задача!
— О нет, дорогуша! Твоя задача состояла в том, чтобы пройти испытания и не свалиться в чертов лимб, из которого мне пришлось тебя вытаскивать! — сказал Сириус, снова наступая на Еву. — Твоя задача была осознать каждый грех, принять и подавить его, попутно разобравшись в истоках своей магии, но вместо этого тебе почему-то приспичило именно в предпоследнем испытании показать своё «фи» и наплевать на то, что я тебе говорил! Я предупреждал тебя, чтобы ты была внимательна в самом конце, и когда наступил этот переломный момент, когда ты должна была ответить ему, ты промолчала! Ты чувствовала, насколько важен этот момент, не пытайся обмануть меня — я знаю тебя досконально, ты мне сама позволила это. Ну и что в итоге?! Зная, что должна была ответить ему, ты предпочла промолчать!
Блэк закончил свою тираду на громкой ноте, а затем хлопнул себя по лицу и отвернулся, словно был смертельно разочарован. Ева смотрела ему в затылок, стиснув кулаки, но ничего не говорила, потому что сказанное им было сущей правдой.
Когда Элайджа спросил её, верит ли она ему, девушка и в самом деле чувствовала, насколько важным было дать ответ на этот вопрос.
Но она всё равно не ответила ему.
— Из-за твоей гордыни ты делаешь всё в половину силы, — вдруг сказал Сириус, не поворачиваясь к Еве. — Элайджа говорил тебе об этом, и я с ним солидарен.
Блэк обернулся, словно почувствовал, что перегнул палку, и посмотрел на девушку.
— Интересно выходит, — прожигая мужчину взглядом, сказала Ева. — Я тут расхлебываю всё это дерьмо, которое вы начали, пытаюсь разобраться и с Маллиган, и с чокнутым отцом, и с Айзексами в придачу, и ты ещё мне будешь говорить, что я ничего не делаю? — Ева выдержала секундную паузу, после чего сама начала наступать на Блэка, повышая голос. — А не напомнить ли тебе, дорогой Сириус, кто именно виноват во всём происходящем? Возможно ты забыл или не знал? Так я напомню — началось всё с вашего дурацкого поцелуя! И это полностью твоя вина, Блэк! — крикнула она и обвинительно ткнула Сириуса в грудь, но тот не сдвинулся с места. — Твоя! Это вы всё начали, ты и мать! Так что пошел ты, Сириус! — Ева толкнула его в грудь, вымещая на нём всю свою ярость. — Пошел к черту! Из-за того, что ты не сдержался, вся моя жизнь скатилась к чертям! Не смей указывать… не имеешь права! Кобель!
Она толкнула Сириуса в последний раз и, взвыв от бессилия и ярости, отвернулась. Её колотило так, что она чувствовала — ещё одно слово, и она прикончит Сириуса голыми руками. Никогда прежде Ева не испытывала такой иступленной ярости и никогда бы не подумала, что выскажет ему всё, что накопилось в неё в душе.
А когда Ева осознала, что только что сказала, гнев тут же отошел на второй план, уступив место колоссальному стыду и сожалению. Застонав от ужаса, она спрятала лицо в ладонях и опустилась на корточки, слово хотела спрятаться в кокон и никогда из него не выбираться.
И вернуть время вспять.
— Как же меня это всё достало! — низким грудным голосом проговорила Ева, легонько раскачиваясь взад-вперед. — Достало! Почему это происходит именно со мной?! Я просто хотела жить, как все, в нормальной семье, дружить и любить, как все остальные. Я не просила такой жизни, но что бы я не делала — всё без толку! Всё только хуже!
Сириус зло вздохнул — судя по всему, он всё ещё с трудом сдерживался.
— Ладно, успокаивайся, — сказал он, но Ева затрясла головой, зажав уши. — Ева.
Девушка никак не реагировала. Но когда её затылка коснулась теплая ладонь, Ева вздрогнула от неожиданности, замерла, а следом окончательно расклеилась. Сириус гладил её по голове так, как когда-то очень давно это делала бабушка — по-родительски нежно и осторожно.
— Прости меня, — тихо проговорил Блэк. — Прости.
Было очень стыдно. Но Ева была настолько опустошена, что не могла выговорить ни слова: лишь выплескивала остатки эмоций впервые за очень долгое время. А Сириус продолжал успокаивающе гладить её по голове и никуда не уходил.
Когда девушка немного успокоилась, то осторожно повернулась к нему, избегая смотреть в глаза и утирая мокрые от слез щеки.
— Прости меня, — просипела она. — Я не должна была говорить тебе всех этих вещей.
— Забудь, — серьезно сказал Сириус, опуская ладонь ей на плечо. — Я не сержусь на тебя.
— И всё равно прости меня! — Ева пересилила стыд и взглянула на Блэка: тот слабо улыбнулся ей, но взгляд его оставался таким же пустым, как много лет назад, когда девушка впервые увидела его. Будто бы дементоры Азкабана высосали из него все жизненные силы.
Ей стало ещё хуже от увиденного.
— Тебе не нужно извиняться, — сказал Сириус, сжав её плечо. — Ты в праве ненавидеть меня за то, что я сделал.
— Я не ненавижу тебя, — тут же сказала Ева.
— А должна бы, — проговорил Блэк и неожиданно хмыкнул, — но я и так знаю правду.
— Ещё бы ты не знал, — прогнусавила девушка, шмыгнув носом, а потом осторожно взглянула на мужчину. — У меня патронус — волкодав. Ты знал?
Сириус слабо ухмыльнулся.
— Я видел.
Некоторое время они сидели в тишине. Ева приходила в себя, а Сириус молчал. Он явно ждал, когда девушка полностью успокоится, чтобы продолжить разговор, но Ева, справившись с эмоциями, заговорила первая:
— Я чувствовала, что должна была ответить ему, но… я не могла сказать, что верю ему, понимаешь? Потому что не верила. Я видела, что тот отец, которого я видела в отделе Тайн и позднее, и тот, которому едва исполнилось семнадцать — совершенно разные люди. И если он не смог найти в себе силы, чтобы не скатиться по наклонной вниз, я не верила, что одно моё слово могло бы что-то изменить.
Сириус как будто бы задумался над словами Евы, а потом неожиданно сказал:
— Ты знаешь о том, как мне удалось сохранить рассудок и не сойти с ума в Азкабане?
— Ты верил в собственную невиновность, а потом у тебя была цель — спасти Гарри, — сказала девушка, кивнув.
— Да. А то, что Элайджа и я сидели в соседних камерах Азкабана?
Ева покачала головой.
— Ты никогда об этом не рассказывал.
— Да, — согласился Блэк. — Я не хотел рассказывать, потому что лучше чем кто-либо знал, как сильно повредился его разум. В Азкабане я был уже больше года, когда твоего отца посадили в соседнюю камеру, видел, как его тащили дементоры. Он был тогда удивительно спокоен, словно готов был принять своё наказание, но потом… — Сириус прикрыл глаза, словно в точности вспоминал все годы, проведенные в тюрьме, — у него начались видения. Он видел Иннанель чуть ли не каждый день. То молил её о прощении, то кричал, что прикончит её, и так на протяжении долгих лет. Когда мы учились в Хогвартсе, мы по-настоящему ненавидели друг друга, особенно после того, как твоя мать выбрала его, а не меня. Я тогда считал, что она просто пытается мне так насолить, но уже тогда я чувствовал, что это не так. С его появлением я осознал, как сильно был к ней привязан, да так, что просто не мог выкинуть её из головы или… заменить кем-то другим. Так что можешь представить, как сильно я ненавидел твоего отца, — он взглянул на Еву, и та кивнула. — Но, когда я на протяжении долгих лет слушал его вопли и мольбы о пощаде, то понял, как сильно Иннанель важна была для него, а через призму этого почувствовал собственный поступок. Я тогда ещё не знал, к каким последствиям это привело, но мне всё равно было стыдно.
— Так ты поэтому так сильно пытался помочь мне здесь, — догадалась Ева, прикрывая глаза. — Ты хотел так исправить свои ошибки.
— Не только поэтому, — сказал Сириус. — Но, оказавшись здесь и изучив твою сущность, я почувствовал, что могу попробовать искупить собственные грехи перед ним и тобой хотя бы после смерти. Я подумал, что если сам сумел выжить в Азкабане и сохранить свой рассудок, то и у Элайджи есть такая возможность. Мысль, что где-то там в него верит собственная дочь, должна была стать для него в той же мере спасительной, что и для меня мысль о том, что я невиновен. И тогда он бы сдержал данное тебе обещание.
Девушка помолчала какое-то время, а потом, хмыкнув, сказала:
— Но ведь я не верила в него, даже когда он пообещал мне не допустить того, что произошло. И даже если бы я ответила ему… я бы не сказала ему «да».
Сириус вздохнул и провел рукой по лицу, запустив пальцы в спутанные волосы. Весь его вид говорил об огромной усталости и разочаровании в том, что все его попытки оказались тщетными.
Еве стало по-настоящему жалко его. Теперь-то она понимала, почему он был так взбешен, когда в самый последний момент все его планы потерпели крах.
— Знаешь, — проговорил Сириус, глядя куда-то вниз, — если бы ты по-настоящему прошла испытание, ты бы осознала, что иногда правды оказывается недостаточно, чтобы что-то изменить. Иногда человек заслуживает большего.
Ева нахмурилась.
— Так значит, — неуверенно проговорила она, — я должна была ему солгать?
— Да. Но теперь это уже не имеет никакого значения.
— Я не понимаю, — проговорила она. — Что значит «по-настоящему пройти испытание»? Я ведь старалась как могла подавить свой гнев в отношении отца, хотя меня просто расписало от эмоций. Я чувствовала, что ступень «гнева» должна была оказаться в конце, ведь я взрываюсь из-за любой мелочи, но в итоге это оказалось неважным. — девушка покачала головой. — Я окончательно запуталась.
Сириус тяжело вздохнул.
— Неужели ты до сих пор ничего не поняла?
Ева взглянула на него.
— Ты не гнев должна была подавить, когда была на ступени с отцом, — проговорил Блэк, — а свою гордыню.
Казалось, Ева окаменела от его слов. Она смотрела на него в ожидании чего-то, осознавая свое заблуждение, но Сириус и не думал опровергать собственные слова. В конце концов он знал об этом месте куда больше неё самой.
Девушка судорожно вздохнула, и её плечи опустились в бессилии.
— Так это была моя гордыня?
— Да.
Ева вздохнула и провела рукой по лицу, смежив веки.
— Элайджа уже давно не первопричина твоего гнева, — осторожно заговорил Сириус. — В испытании с ним ты должна была отпустить свои обиды и простить его. Увидеть то, как вы с ним были похожи когда-то, и к чему его привел путь без веры. Именно поэтому я просил тебя быть внимательной в конце. Этот круг продолжается уже очень долго, и я хотел, чтобы ты сумела разорвать его, но как я и говорил... некоторые вещи, похоже, и в самом деле неизбежны. А мы далеко не всесильны.
Ева судорожно выдохнула и мелко покачала головой, словно не хотела этого слышать, и Сириус умолк. Они так и продолжали сидеть друг напротив друга в полной тишине, пока Ева снова не заговорила:
— Значит, если не отец олицетворяет мой гнев, то… это ты? Моя последняя ступень, которую мне надо пройти?
— Не совсем, — тихо отозвался Сириус и почему-то посмотрел через плечо. Ева машинально взглянула туда же.
И замерла.
***
Если Ева раньше и помнила эти черты, то они были хорошо смазаны временем, как неудавшаяся художником картина, которую хотелось забыть и никогда не вспоминать. А теперь это лицо врезалось не хуже раскаленного тавро в кожу, вызвав пузырящийся от нестерпимой боли ожог.
Ева не помнила, как оказалась на ногах.
Она была одновременно очень сильно похожей и другой. По неуловимым признакам чувствовалось, что в душе она совершенно не походила на Хейг. У неё были такие же светлые волосы, как у неё, но, в отличии от вороньего гнезда Евы, скручены в аккуратные локоны. Глаза серые-серые, как затянутое тучами небо, но в то же время в них было больше холодного оттенка. Ева бессознательно подмечала одну деталь за другой, пока эта девушка неспешно приближалась к ней, но всё равно та казалась каким-то миражом, никогда не принадлежащим материальному миру.
Девушка пришла в себя после первого потрясения, когда услышала рядом судорожный вздох и взглянула в сторону. Сириус стоял рядом и глаз не мог оторвать от её матери, а Ева вдруг с легкой грустью подумала, что такого взгляда у него она никогда прежде не видела.
Иннанель остановилась перед ними, глядя на взрослую дочь, и по её лицу было неясно, о чём она думает. Ева перевела на неё цепкий взгляд, словно хотела запомнить наизусть каждую мелочь в её облике.
— Мне пора.
Девушка резко взглянула на Сириуса. Тот с трудом оторвал взгляд от Иннанель и посмотрел на Еву, после чего выдавил слабую и вымученную улыбку.
— Считай, что половину этого испытания ты прошла, — сказал он хриплым голосом. — Я пропускаю тебя к последнему шагу.
— Мы ещё увидимся? — с надеждой спросила Ева. Она вдруг почувствовала огромную досаду — ведь у неё было столько времени, чтобы рассказать Сириусу всё, что накопилось за всё время, а теперь он уходит насовсем.
— Я постараюсь, — хмыкнул Блэк и прижал девушку к себе. — Только постарайся не пугаться моего появления в следующий раз.
Ева зажмурилась и крепко обняла его в ответ, в последний раз вдыхая запах этого любимого человека. Кожа, шерсть, ветер, соль и пыль — вот то, что олицетворяло Сириуса Блэка.
— Спасибо тебе за всё, — прошептала девушка, неохотно выпуская его из объятий.
— До встречи, Ева, — мягко сказал он, поддев её подбородок, и бросив последний вороватый взгляд на Иннанель, испарился в белом пространстве. Несколько секунд девушка всё не могла отвести взгляда от того места, где он только что был. Ощущение пустоты захватило её, будто Сириус исчез не только отсюда, но и из недр её души, хоть она и знала, что это не так.
Но всё же прощаться с ним было горько, как никогда.
— Да уж.
От голоса Иннанель у Евы мурашки пробежали по телу. Она обернулась и взглянула на мать; та смотрела только на неё и не могла оторвать взгляда.
А потом скованно улыбнулась.
Иннанель явно не знала, как ей себя вести, и побаивалась импульсивную дочь. Ева чувствовала, что та была далеко не из робкого десятка, но рядом с дочерью она представала до странности беззащитно.
Сириус был прав, говоря о том, что её отец перестал быть главной причиной её гнева. В тот момент, когда девушка узнала об измене матери, отношение к ней резко поменялось, и Ева часто думала, что будь у неё возможность, она бы все высказала ей с той же откровенностью, с какой сегодня сорвалась на Сириуса. Но сейчас, смотря в глаза матери, Ева чувствовала, не выйдет из себя. Впервые она не сомневалась в том, что крепко держит эмоции в узде.
И это придало ей уверенности.
— Я не ожидала, что когда-нибудь встречу тебя, — тихо сказала она. — И ты совсем не такая, какой я тебя представляла.
— И какой же ты меня представляла? — спросила Иннанель без улыбки. У неё был очень приятный и успокаивающий голос: словно мягкая и льющаяся мелодия.
Ева вспомнила, как в комнате матери в Бухаресте видела строгие магловские костюмы светлых оттенков и фетровые шляпки, но сейчас не было ни намека на что-то подобное. Иннанель была в совершенно обычных джинсах и белой футболке, и от этого казалась куда более реальной и человечной, чем тот образ, который девушка себе представляла.
— Ты очень красивая, — честно призналась она, подмечая странные шрамы на руках матери.
Иннанель улыбнулась.
— Как и ты, Ева, — мягко сказала она и предложила сесть. Ева снова опустилась вниз, не прекращая наблюдать за молодой матерью. Та опустилась с настоящим изяществом, поджав по себя ноги и чинно сложив руки на коленях. Хейг вдруг отчетливо вспомнила, как Слизнорт называл её «герцогиней Бухареста» и с трудом подавила желание поморщиться. Но от внимательной Иннанель это не укрылось.
— Что такое?
Ева смутилась.
— Я просто вспомнила, — неуверенно пробормотала она, — как восторженно отзывался о тебе профессор Слизнорт.
Неожиданно для Евы Иннанель фыркнула.
— Старый ананас! — отозвалась она, и другая опешила. — Одному Мерлину только известно, сколько раз мне приходилось сдерживать себя, дабы меня не вывернуло от его словечек!
Ева не сдержала нервный смех. Чего-чего, а подобных высказываний от неё она никак не ожидала. Иннанель замолчала и смущенно провела пальцем по щеке; похоже, это было её вредной привычкой.
— Извини, — неловко сказала она. — Я просто смущена и даже не знаю, как себя вести.
— Я тоже, — призналась Ева, обрадовавшись тому, что не одна она испытывает нечто подобное. — Я не знаю, как себя вести, потому что вижу тебя впервые, а ты такая... молодая.
— А ты, напротив, слишком взрослая, — с улыбкой сказала Иннанель. — Сколько тебе сейчас лет, Ева?
— Семнадцать, — ответила Ева. — А тебе?
— Двадцать три.
— Значит, ты меня старше.
— Конечно старше! Формально мне бы было уже сорок!
Девушки улыбнулись друг другу. Ева почувствовала себя в разы легче.
— Я так много хотела бы узнать у тебя, — начала она, и улыбка сползла с лица Иннанель. — Что это за шрамы?
— Ах, это, — с едва различимым облегчением проговорила она, взглянув на свои руки, — это всё из-за моих нескончаемых вылазок в Запретный лес.
— И что ты там делала? — поинтересовалась Ева.
— Пыталась найти стаю ругару, — честно ответила Иннанель. — До меня дошли слухи, что они появились в пределах Запретного леса, а я очень хотела их найти. Вот и попала в пару переделок с обитателями леса. Не все волшебные раны затягиваются до конца, так что эти шрамы остались со мной навсегда.
— И никто не заметил? — поинтересовалась Ева.
— Ну, я старалась не носить что-то с короткими рукавами, — ответила Иннанель, пожав плечом. — Я вообще старалась выглядеть идеальной во всем, так что это должно было остаться моей тайной, хотя и я очень комплексовала. Но я переросла это.
— И как же?
Иннанель коротко вздохнула и ответила:
— Мне помогли Сириус и Джи.
Повисла напряженная атмосфера. Иннанель явно волновалась, подойдя так близко к тем темам, которые Еве тоже не терпелось обсудить, но Ева не высказала никаких отрицательных эмоций, лишь кивнула, потому что догадывалась.
— Я просто хочу поговорить, — спокойно сказала девушка, беззлобно глядя на свою мать. — Так что не переживай из-за того, что я могу сорваться на тебя — этого не произойдет. Я просто хочу знать, какими вы были тогда.
Иннанель кивнула и, кажется, немного успокоилась. Ева продолжила:
— Так как они тебе помогли?
— Ну, Сириус был моей первой серьезной влюбленностью, если не считать предыдущие попытки неясных взаимоотношений, — задумчиво сказала девушка. — Когда я поняла, что влюбилась в него до потери разума, то мне хотелось быть такой же свободной, как и он. Сириус, он само воплощение свободы — свободный от предрассудков и комплексов, всегда уверенный в себе и обожающий саму мысль о жизни без оков. Такое по-настоящему опьяняет и притягивает.
Ну, я старалась как могла не показывать ему своих слабостей, но со временем он о их все-таки узнал. На тот момент мы были достаточно близки, и он помог мне понять, что шрамы — это просто шрамы, и ничего трагичного в них нет. Некоторые люди лишаются куда большего...
Иннанель так глубоко перенеслась в воспоминания, что на её лице расплылась грустная улыбка, а Ева наблюдала за ней и не решалась прервать её мысли. Слишком уж умиротворенной та выглядела.
— А что касается Элайджи, — очнувшись, продолжила Иннанель и улыбаться перестала, — то ему и вовсе не нужно было что-то доказывать или скрывать. Он любил все эти шрамы, как и всю меня. Включая мои недостатки.
Внезапно её очень заинтересовали собственные пальцы, и она опустила голову, явно старалась не думать о разрушенной семейной жизни, а Ева смотрела на неё, и не знала, как рассказать ей о том, в кого превратился Элайджа.
— Он и в самом деле пытался убить тебя? — спросила вдруг Иннанель.
— Да.
— И все это из-за того, — она запнулась, словно ей было тяжело говорить, — что произошло в Косом переулке?
Ева помедлила, но всё-таки ответила:
— Да.
Иннанель опустила лицо в ладони и больше не шевелилась. Она не тряслась и не плакала, а просто молча сидела и не шевелилась. Ева смотрела на неё и не испытывала жалости, но и злости тоже.
В этот раз она не испытывала ничего, кроме желания докопаться до истины.
— Почему это произошло? — просто спросила она.
Иннанель не шевельнулась, но Ева знала, что та её услышала, и терпеливо ждала. Её мать выпрямилась и отняла руки от лица, сжав их в кулаки. Её лицо было сухим, лишь слегка покрасневшие глаза давали понять, что на самом деле всё это ей было небезразлично.
— В последнее время у нас с Элайджей было не всё гладко, — тихо начала она, глядя куда-то вниз, — Он хотел тишины и покоя, чтобы писать музыку, а я пыталась вести своё дело, но из-за Волан-де-Морта никак не получалось. В свое время я и Сириус перешли дорогу его последователям, будущим Пожирателям смерти, которые учились с нами, так что из-за этого мы скрывались. Меня это бесило, — призналась Иннанель, взглянув на дочь. — Я понимала, что вины Элайджи в этом нет, но я откровенно срывалась на него из-за собственной бесполезности. Он пытался мне помочь, но мне могла помочь только жизнь без этих пряток, в которой я могла бы спокойно развивать своё дело. Но позволить себе я могла только редкие выходы на улицу, а один из которых я оказалась в Косом переулке. И в тот же день меня нашел Сириус.
Иннанель умолкла, а Ева спросила:
— Почему он вообще искал тебя?
— Сложно сказать, — ответила девушка, неопределенно пожав плечом. — Возможно, он действительно не мог выкинуть меня из головы, как и утверждал тогда. Когда мы разошлись, он был уверен, что это не навсегда. Я и сама была уверена в этом до тех пор, пока в моей жизни не появился Джи. Я поняла, что спокойная жизнь, которую он мог мне дать, была куда ценнее, чем бесконечные скачки от одного места к другому. Сириус настоящий бродяга, но я только хотела такой казаться. Мне это нравилось, но я не смогла бы жить так постоянно.
Он был в ярости, когда понял, что между нами всё закончилось. Сначала сталкивался с Элайджей при любом удобном случае, а затем делал вид, что ему плевать. А затем выпуск, и я почти перестала о нём вспоминать. Но, — Иннанель запнулась, смежив веки, — когда мы встретились в Косом переулке, я словно вернулась в то время, когда была по-настоящему безбашенной. Меня занесло, я потеряла бдительность и... произошло то, что произошло.
Ева тяжело вздохнула и задала вопрос, который мучил её не один год:
— Ты его любила?
Иннанель взглянула на неё.
— Отца, — уточнила девушка. — Ты его любила?
— Да, — прикрыв глаза, ответила Иннанель. — Любила. Но Сириус... в своё время я любила его куда больше. И я поздно поняла, что это должно было навсегда остаться в прошлом.
Иннанель обхватил локти и низко опустила голову, чтобы Ева не видела её эмоций, но той и не хотелось. От услышанного ей не стало легче, скорее наоборот она хотела бы этого не знать. Но теперь, она чувствовала, наконец-то в её руках были все карты. Все тайны, которые когда-либо мучали её, обернулись явью, и располагая всей информацией, Ева располагала своим будущим. Девушка понимала, что дальнейшее будет зависеть уже от того, как она воспользуется своими знаниями, и что сделает для того, чтобы сдержать обещание, данное себе и Редсебу.
Осталось только вернуться.
Ева почувствовала острое желание подняться, однако взгляд матери пригвоздил её к месту.
— Я понимаю, что любое моё сожаление будет неуместным, — голос Иннанель больше не был умиротворяющим, скорее безжизненным, — но произошедшее не должно было привести к таким последствиям для тебя. Когда эти дети вонзили в меня нож, — девушка умолкла, на мгновение вспоминая страшный миг собственного убийства, — один из них сказал мне, за что я это заслужила. Я сумела трансгрессировать домой, к тебе. Элайджи там не было, поэтому единственное, что я могла сделать, это лечь рядом с тобой в последний раз...
Ева буквально видела эту картину перед глазами: как окровавленная Иннанель ложится рядом со спящей дочерью и прижимает её головку к своему лбу.
Волосы от этого встали дыбом.
— Я знала, что умираю, но мне было жалко не себя. Я думала только о том, что из-за моего поступка ты лишишься полноценной семьи. Что я пожертвовала ценной возможностью быть для тебя матерью, которой ты могла бы по-настоящему гордиться и, возможно, любить, ради короткого и ненужного поцелуя в грязной подворотне. И этого уже я никогда не исправлю.
Она выпрямилась и посмотрела на Еву. Её глаза были полны слез, но она не хныкала и держалась поразительно стойко. Сама Ева могла бы только позавидовать такой выдержке.
— Прости меня за то, что я так поступила с тобой.
Хейг судорожно вздохнула и отвела взгляд. Смотреть на мать, которая говорила так искренне, было невероятно тяжело, и она осторожно, словно сомневалась, протянула ей ладонь. Иннанель перевела на неё взгляд и так же нерешительно коснулась руки дочери. Ева тяжело вздохнула, ощутив прикосновение матери. Её ладонь была очень теплой и ухоженной — прежде Хейг не приходилось держать такую аккуратную и изящную ладошку. Она накрыла её второй рукой и немного притянула к себе, почему-то не решаясь выпустить её так быстро и оборвать это редкое единение с родным человеком.
— Знаешь, — начала Ева, так и не решаясь взглянуть в глаза Иннанель, — моя жизнь была наполнена ужасными вещами, которых иной человек и за всю жизнь может так и не увидеть и не прочувствовать. Это правда, мне до сих пор тяжело вспоминать их. Из-за всего произошедшего я психически нестабильна, подвержена вспышкам ярости, да и вообще с годами будто бы становлюсь всё более жестокой. Я никому не говорила об этом, но меня это по-настоящему пугает, особенно после осознания, что в моём характере отображается больше папиной сущности, чем твоей. Я боюсь однажды стать такой же, как он.
Ева глубоко вздохнула и посмотрела на Иннанель. Та молча смотрела на неё, и девушка видела, что как больно ей слышать об этом. Ладонь матери дрогнула, но Хейг сжала её крепче.
— Но даже со всем этим в моей жизни было много хорошего, — сказала девушка, немного выпрямившись. — У меня было много людей, которые по-настоящему любили и ценили меня. Когда отца посадили в Азкабан, я осталась на попечении у тети Сириуса — Лиры Блэк. Благодаря ей я никогда не была обделена любовью, и у меня появилась настоящая бабушка, ставшая для меня семьей, хоть и не совсем полноценной. Я тогда мечтала об отце, и сбежавший из Азкабана Сириус сумел на короткое время мне его заменить. Когда я узнала о том, что вы были вместе, я ужасно испугалась, что Сириус заботился обо мне только из-за нашей с тобой схожести, но сейчас я знаю, что это не было только из-за этого, за что я ему благодарна.
У меня были и замечательные друзья. Они постоянно выручали меня, хоть иногда мы и ссорились, но эти ссоры не рушили нашу дружбу, а делали её только крепче. У меня были и разные взаимоотношения, — на этих словах Иннанель как-то вздрогнула, но Ева только улыбнулась, — не все они были радужными, но я не испытываю никакой боли или ненависти к тем, кто остался в прошлом. Моей первой любовью был японец из Думстранга, и это было действительно сильным чувством. Он оставил меня, и я не сразу пришла в себя, но я переросла эту влюбленность, и мы даже сумели остаться друзьями. Моей второй влюбленностью был Драко Малфой. Это были странные, детские, с постоянными перепалками отношения, и, конечно же, они закончились сразу, не выдержав пропасти между нашими баррикадами. Но мы тоже смогли перерасти свои обиды и стали сильнее духом, — Ева задержала дыхание, и что-то внутри отозвалось тупой ноющей болью, — моей последней любовью стал Джордж Уизли. Он показал мне, какими могут быть отношения, когда два человека по-настоящему любят друг друга и готовы идти навстречу. Но я всё равно оставила его, чтобы разобраться со своими проблемами. Я не знаю, ждет ли он меня, или же давно разлюбил, но, если есть хоть крохотная надежда… я сделаю всё, чтобы вернуть то время, когда мы были вместе.
Иннанель, внимательно слушавшая её до этого, грустно улыбнулась и накрыла свободной ладонью сцепленные руки Евы.
— Ты вернешь его, — сказала она. — Я верю, что у тебя всё получится.
— Спасибо, — сказала Ева. — Но я просто хотела сказать, что всё, что я узнала за свое путешествие, не сломило меня окончательно. Я не потеряла способность любить, а ваши ошибки, о которых вы нашли смелость мне рассказать, помогут мне не оступиться там же. Я не была обделена добротой и любовью, поэтому к тебе я больше не испытываю злости. И я рада, что мы смогли поговорить.
Иннанель вытерла скользнувшую по щеке слезу и заулыбалась. У неё была очень красивая улыбка, и Ева поняла, за что её отец и Сириус так сильно её полюбили. Именно за эту улыбку, в которой, несмотря на холодный взгляд глаз, было так много тепла и любви к жизни.
— Спасибо, — тихо сказала она, снова проведя пальцем по щеке. — Я рада это слышать.
Она тряхнула головой, словно злилась на себя за свои слезы, и быстро вернула самообладание. Ева улыбнулась. В их характерах действительно было мало общего.
— У нас осталось не так много времени, — серьезно сказала Иннанель, оглянувшись за плечо. — И это время я хочу провести без сожалений.
Она посмотрела на Еву как никогда серьезно.
— Что я могу сделать? — спросила она.
Девушка растерялась от её вопроса.
— В каком смысле?
— Я знаю, что ты хочешь выручить Элайджу, и у тебя есть какой-то план, — сказала Иннанель. — Поэтому я хочу помочь тебе с этим. Может, ты бы рассказала мне что-то, что хочешь знать о нём или ещё что-то… не знаю. Но я сделаю всё, что необходимо.
Ева смотрела в её горящие решительностью глаза, и сама почувствовала, как в ней разгорается какое-то пламя. От Иннанель исходила бешенная энергетика, заражающая всё вокруг, и девушке даже показалось, что слепящее белое пространство стало светиться ещё ярче. Ева машинально перевела взгляд на скрипку, на которую до этого момента никто не обращал внимания, и лицо её расплылось в улыбке.
— Знаешь, — пробормотала Хейг, медленно переведя взгляд на девушку — вообще-то, мне действительно кое-что нужно. Только то, чем можешь сейчас поделиться только ты.
Одри шмыгнула и поджала голые коленки к груди, обхватывая их крепче. Тени тропических деревьев надежно скрывали её от посторонних глаз, но женщина не сомневалась в том, что ей это не поможет. Её муж был слишком хорошей ищейкой, чтобы прятаться от него в бескрайних зеленых тропиках. Но даже зная это, Одри всё равно хотела оттянуть момент раскрытия.
Зажмурившись, она опустилась лицом в колени.
— Одри, прекрати это. Давай поговорим.
Женщина тяжело вздохнула и выдала себя — шорох растений был уже совсем близко. От этого хотелось сжаться сильнее.
— Вот и ты, — проговорил Айзекс, садясь на корточки напротив женщины. Та подняла голову, ощущая холод на влажных щеках, но смотреть в лицо супругу не хотела. Мужчина коротко вздохнул и запустил пятерню в русую шевелюру.
— Что не так?
Одри судорожно выдохнула и, наконец, взглянула на Делмара.
— Разве у нас когда-то было всё «так»?
Айзекс промолчал, ожидая продолжение.
— Мы просто отвратительны, Делмар, — прошептала она, смежив веки. — Ты знаешь это? Мы не хуже многих, но куда гаже оставшейся части людей.
— Тебе нужно успокоится и поспать, — со вздохом сказал Айзекс, осторожно касаясь ног Одри. Та вздрогнула и перевела взгляд на руки в перчатках.
— Знаешь, — просипела она, словно не услышав, — бабуля мало что рассказала мне о Еве, но из того, что поведала, мне особенно запомнилась одна её фраза. Я просто не могу выкинуть её из головы.
Одри накрыла ладонь Айзекса и стянула с него перчатку, обнажая металлический протез. Делмар проследил за этим движением и нахмурился.
— Она считает, что портит всё, чего бы не коснулась. Все вокруг неё умирают или остаются несчастными, даже если она пытается помочь им. Это мне так знакомо, что я думаю об этом постоянно.
— Посмотри на меня.
Она взглянула на Айзекса, а тот внимательно смотрелся в её лицо, будто пытался прочесть самые сокровенные мысли.
— Так я и думал, что всё из-за неё, — отозвался он с прищуром. — Этого я и опасался. Нельзя было отпускать вас одних в Японию — ты привязалась к ней.
— А как бы я могла остаться к ней равнодушной? — с улыбкой спросила Одри, касаясь затылком дерева, под которым сидела. — Она же просто их копия. С внешностью Элли и сердцем Джи.
— От Элайджи в ней столько же, сколько в нас обоих, — фыркнул Делмар.
— Ты не прав. Ты ослеплен своей злостью, поэтому не видишь. А я говорила с ней и могу с уверенностью сказать тебе, что душа у неё прекрасна. Как у Джи в её возрасте.
Айзекс провел по ногам женщины, заставляя Одри вытянуть босые ноги к нему.
— Тебе стоило быть бдительнее, — сказал тот, опускаясь затылком на её колени. — Ты знала, что её ждет с того момента, как она коснулась Арки. Нельзя было привязываться.
— Я не смогла, — просто сказала Одри. — Не смогла.
Некоторое время висело молчание. Женщина медленно перебирала пряди Айзекса, пока тот задумчиво глядел в крошечный отрывок белого неба, обрамленного тропической зеленью.
— Но самое страшное не это, — продолжила Одри. — Не то, что мы ей солгали, когда сказали, что есть шанс спастись. Или когда не сказали, что заклинание Элайджи обнулило наш с ней Непреложный обет. Или что Смерти нужен не Джи, а сама Ева из-за того столкновения с Аркой. Все это мелочи в сравнении с тем, что мы вообще решились сделать нечто подобное с дочерью Джи. Ты понимаешь, насколько это мерзко? Мы убиваем дочь единственных настоящих друзей, когда должны были защищать её.
— Мы знали, на что идем с самого начала, — тихо сказал Айзекс. — Когда Сайлагх вынесла приговор, было очевидно, что именно нам придется этим заняться. Не кому-то другому из её учеников, а именно нам. Только мы и можем это сделать. Такова судьба.
— О, нет, — проговорила Одри, с улыбкой качая головой. — Наша судьба была заботиться об этом брошенном ребенке после того, как я убила нашу дочь.
Лицо Айзекса стало непроницаемым, и он тут же сел, повернувшись к жене.
— Не говори так, — процедил он. — Ты не убивала её.
— Озиан погибла из-за меня, — сказала Одри, опуская дрожащие ладони на плоский живот. — Это истина, с которой я давно смирилась. Но… нам был дан шанс стать родителями, и мы его отвергли. Жизнь каждому воздает по заслугам за их грехи, и мы не смогли стать родителями из-за того, кто мы есть. Мы просто моральные уроды.
Айзекс выпрямился и взял в ладони лицо женщины, с силой поцеловав её в лоб, будто больше всего мечтал избавить её от мучивших мыслей.
— Пусть так, — проговорил он, зажмурившись. — Пусть будет так, как ты говоришь, но назад пути уже нет. Кто-то должен был сделать это. Прекрати себя мучить — это уже бесполезно.
Он прижался лбом к лицу Одри.
— Когда её не станет, тебе будет легче. Не сразу, но станет. Мы уедем обратно в Египет и никогда больше не вернемся в Англию. Всё будет как раньше.
Одри медленно покачала головой.
— Я боюсь, что уже ничего не будет, как раньше.
— Я всё сделаю для этого, — сказал Айзекс, оторвавшись и взглянув на Одри. — Только будь со мной.
Женщина накрыла ладонью его, смежив веки, а следующее мгновение резко распахнула глаза. По лицу Айзекса она поняла, что не ошиблась, и оба синхронно выдохнули:
— Ева!
Айзекс вскочил и подал руку Одри, чтобы та поднялась, а затем готов был направился к Пещере забвения, но маленькая женщина остановила его удивительно крепкой хваткой. Тот замер и вопросительно взглянул на неё.
— Пообещай мне кое-что.
Голос у Одри был спокоен и размерен, словно это не она плакала перед ним пару минут назад. Только раскрасневшиеся щеки выдавали её.
— Всё, что хочешь, — тут же сказал Айзекс.
Одри коснулась его затылка, потянув на себя и поцеловала его, как целовала очень редко: глубоко и по-взрослому. Обычно так целовал её он сам.
Женщина оторвалась так же внезапно, опускаясь на пятки, но руки не убирала.
— Не отталкивай её только потому, что не хочешь потом чувствовать себя виноватым, — проговорила она. — Смотри ей в глаза, когда говоришь с ней. Запомни эти глаза. Не бойся, что они будут сниться тебе в кошмарах — они уже никогда не покинут нас до конца жизни. Не отводи взгляда.
Рука Одри соскользнула с затылка и, обойдя его, она пошла к реке. Айзекс остался стоять на месте, после чего неторопливо поднял снятую с протеза перчатку и натянул обратно.
А потом молча направился за супругой.
Одри очень торопилась — она желала своими глазами увидеть, как девочка выберется из пещеры. Она помнит, как выбиралась оттуда сама. Её, молодую девчушку тогда ждал Айзекс, такой же молодой и ужасно нервный. Одри помнила, как он, едва завидев её, устремился навстречу, рассекая водную гладь. Он подхватил её где-то на середине пути и стиснул крепких объятиях. Обнаженную, уставшую и разбитую. Одри ревела как маленькая девочка, пока он нес её на руках к берегу, и ей всё казалось, что с тех пор мало что изменилось.
Сжимая в руках плащ Евы, она вылетела на берег, сразу же понимая, что опоздала.
Ева не ревела. Она была очень уставшей, передвигалась по водной глади с трудом, но на её лице не было ни слезинки. Девушка подняла взгляд на прибывших, пригвоздив им Одри к земле.
Одри смотрела на неё и не могла пошевелиться, глядя в эти глаза. Сайлагх говорила как-то, что из Пещеры забвения невозможно вернуться полностью, но у Айзекс сложилось впечатление, что Ева оставила там куда большую часть, чем она в своё время.
Девушка доплелась до берега и устало выдохнула, чуть наклонившись.
— Одри, плащ.
От голоса Евы у Одри мурашки по телу. Не до конца понимая, женщина вышла вперед и накинула материю на девушку. Та просунула руки в рукава, завязала пояс, а затем, тяжело выдохнув, сказала:
— Если в ближайшее время вы не дадите мне еды, я полакомлюсь оставшимися конечностями Айзекса.
Молчание. Одри отозвалась нервным смешком и перевела взгляд на мужа. Тот смотрел на Еву сверху вниз, и по его взгляду было неясно, о чем он думает.
— Надо же, какая смелая, — проговорил он, приподняв бровь.
— Смелая, — согласилась Ева, выпрямляясь. — И чертовски голодная.
***
Наконец-то она вернулась.
С этой мыслью Ева уплетала еду с бешеной скоростью, и это напоминало ей испытание с чревоугодием, в котором та грозилась лопнуть. Пока она ела, Одри, сидящая напротив, объясняла ей, что голод девушки вызван тем фактом, что Ева не питалась за время своего долгого отсутствия.
— Сколько времени прошло? — спросила Ева, сделав чудовищный глоток.
— Около трех месяцев, если считать по реальному времени.
Девушка не донесла вилку до рта и застыла.
— Меня не было три месяца? — спросила она внезапно осипшим голосом. Одри кивнула.
Девушка опустила взгляд в тарелку, свыкаясь с мыслью о том, сколько времени было упущено. Судя по её подсчетам в реальном мире сейчас — середина апреля.
Аппетит резко пропал.
— Не расстраивайся, — сказала Одри. — В своё время я потратила на это около полугода, итак что...
— Какой у вас дальнейший план действий? — перебила её Ева, откладывая тарелку. — Медлить больше нельзя.
— Обсудим наш план по возвращении в реальность, — сказал Айзекс, до этого в разговор не встревавший. — Но перед уходом поговори с Сайлагх.
— Иду, — сказала Ева, тут же поднимаясь. — Не будем терять времени.
Айзекс указал рукой в направлении завесы из толстых лиан, и девушка пошла туда. Больше на ней не было змеиной кожи или куртки Сириуса – лишь старые джинсы и майка, которые казались ей одеждой богов. Ева была рада вернуться обратно, несмотря на то, что грудь стягивала острая тоска.
И пока Ева пробиралась сквозь заросли к Сайлагх, она вдруг со всей остротой вспомнила, что упустила День рождения Джорджа...
***
— Мой взор поведал мне, что ты, наконец вернулась, — отозвалась Сайлагх.
Обстановка снова была неизменна. То же огромное дерево позади пророчицы, тот же толстый корень, на котором Ева сидела напротив древней колдуньи.
— Да, — кивнула та. — Вы всё видели?
— Всё.
— Значит, вы знаете, что Сириус помогал мне проходить это испытание. Это как-то отразится на мне? На магии, которую я должна была вернуть?
— Нет, — отозвалась пророчица. — Сириус Блэк потерпел крах в своих попытках изменить предначертанное, и отчаяние стало ему достаточным наказанием.
— Я могу что-то сделать для него? — спросила Ева, нахмурившись. — Я хочу, чтобы он, наконец, обрел достойный покой.
— Да, ты можешь отпустить его, но готова ли ты к этому — нет, — изрекла Сайлагх. — Некоторое время Сириус Блэк ещё будет с тобой. Но не очень долго.
— К тому времени я буду готова попрощаться с ним?
— Да.
— Хорошо, — покивала Ева, опуская взгляд. — Это очень хорошо.
— Пришло время поставить точку в твоей борьбе, — неожиданно сказала Сайлагх, и девушка взглянула на неё. — Ты увидела свои грехи, познала каждую ступень в своей темной стороне, хоть этот путь и не был гладким. В двух испытаниях из семи ты была колоссально близка к лимбу. Если бы не Сириус Блэк — гордыня поглотила бы тебя.
— Как это отразится на мне? — спросила Ева без промедления.
— Ты сумела избежать пропасти, это главное. Но нельзя не обозначить, что знаменателен тот факт, что ты не смогла самостоятельно пройти испытание с Элайджей, который и подавил магию в тебе.
— Так значит… я ничего не вернула? — с разочарованием спросила девушка.
— Не до конца.
— Тогда что я могу с этим сделать?
— Ответить на один вопрос.
Ева нахмурилась, глядя в обсидиановые глаза пророчицы. Та выдержала паузу и спросила:
— Что есть для тебя магия?
Девушка открыла было рот и закрыла. Её так и подмывало спросить, что Сайлагх подразумевает под этими словами, но понимала, насколько неуместен её вопрос.
Что она могла ей ответить? Ева вспомнила, как разговаривала с Элайджей на крыльце его дома и тот тогда усмехнулся над её незнанием. Девушка чувствовала себя так, будто Макгонагалл вызвала её к доске, а она туда шла с пониманием, что ничего не учила.
Мерзкое ощущение.
Девушка качнула головой и сосредоточилась на том, что увидела за время своего маленького путешествия по темным уголкам души. Она не может просто опустить руки после всего, что произошло с ней. Только не сейчас, когда она держит в руках все карты и почти четко осознает, что должна сделать для достижения цели.
— Итак?
Ева стиснула кулаки и взглянула на Сайлагх.
Она знает ответ, она всегда его знала. Единственное, что от неё требуется — облечь свои мысли в слова.
Девушка вздохнула.
— Магия — это сила моей души, — проговорила Ева, осторожно подбирая слова. — Это то, как я выражаю и принимаю свои чувства и мысли.
— И что будет, если Элайджа Хейг снова подавит в тебе эту способность? Что будешь делать, если станешь обычным человеком?
Ева улыбнулась и разжала сцепленные судорогой пальцы.
— А я никогда и не переставала быть обычным человеком, — ответила она. — Магия не делает волшебника всесильным, а я так и останусь той, кто не захотел поверить в последнего родного человека. Если папа снова подавит во мне магию, я не умру. У меня ещё останется душа, которую я ему открою.
Ева смотрела на Сайлагх и впервые за долгое время чувствовала себя победителем. Пророчица приподняла морщинистые руки ладонями вверх, и от этого жеста у девушки мурашки прошлись по телу.
— Достойный ответ, Ева Хейг, — провозгласила она, и Ева вдруг почувствовала теплое и приятное жжение в области солнечного сплетения. Она опустила голову и потерла это место кончиками пальцев. На мгновение ей показалось, что где-то внутри неё подал сигнал небольшой огонек — такой же, какие она держала в руках по пути к Сайлагх...
Её душа.
Ева вдруг что-то поняла и резко вскинула голову к пророчице, не в силах вымолвить ни слова. На мгновение ей показалось, что на лице Сайлагх застыла улыбка, но в следующее она поняла, что это всего лишь мираж. Её лицо оставалось бесстрастным.
— Удел поддавшихся гордыне отчаяние, но ты сумела признать свой грех, — молвила Сайлагх. — Запомни это. А теперь вставай.
Хейг осторожно поднялась, слушая странный треск под ногами — это корень, на котором она сидела, вернулся обратно в землю.
И Ева поняла, что ей пора уходить.
— Спасибо вам за всё, — сказала она, чуть склонив голову в знак уважения.
— Ты всё сделала сама, — проговорила пророчица. — И больше тебе тут делать нечего. Мы больше не увидимся.
Ева растерялась от внезапного предсказания, но определенно не расстроилась. Она вдруг вспомнила, как оказалась здесь впервые: насмерть перепуганная и неуверенная в себе, своих силах. Сейчас же страха она не ощущала, лишь трепет перед лицом великой пророчицы.
Существа, которое она так и не могла познать.
— Можно последний вопрос? — поинтересовалась Ева, не до конца уверенная в том, что ей на него ответят. Но Сайлагх молчала, и девушка расценила это как положительный ответ. — Вы… Смерть?
— Я есть всё. И Свет, и тьма, и пустота.
— Исчерпывающе, — брякнула Ева и неловко улыбнулась, желая поскорее покинуть это место. — Прощайте, госпожа Сайлагх.
— Прощай, Ева Хейг.
Девушка отвесила поклон и, развернувшись, пошла к пещере, у которой её должны были уже ожидать Одри и Айзекс. Ева всё ещё чувствовала на себе взгляд пророчицы, но это её не трогало так, как прежде. Наоборот она ощущала себя как никогда легко и спокойно.
И хотя она знала, что, вернувшись в реальный мир, от этого чувства не останется ни следа из-за всего, с чем ей еще предстоит разобраться, Ева чувствовала уверенность в своих силах, которая маяком светила ей во тьме. С улыбкой вынимая из рюкзака волшебную палочку с волосом ругару, Хейг ощутила, как та потеплела в ответ на прикосновение.
И решила не медлить.
— Люмос!
Из кончика палочки вырвался огонек света, осветивший пещеру. И этот огонек казался девушке особенно чудным, чем прежде.
«Дождитесь меня. Я скоро вернусь и разберусь со всеми вами.»
Автор данной публикации: LoBanhart
Эва. Первокурсник.
Факультет: Слизерин.
В фандоме: с 2010 года
На сайте с 18.02.20.
Публикаций 20,
отзывов 32.
Последний раз волшебник замечен в Хогсе: 14.11.23
Произошло и произошло – в конце концов, ей сорок лет и она ни перед кем не обязана отчитываться. А секс, даже самый хороший, не повод для отношений. Особенно, если между партнерами – целая жизнь. написано на Фест редких пейрингов «I Believe». Автор не романтик, а реалист, и ООСа в персонажах не видит. В упор.
Уникальные в своем роде описания фильмов и книг из серии Поттерианы.
Раздел, где вы найдете все о приключениях героев на страницах книг и экранах кино.
Мнения поклонников и критиков о франшизе, обсуждения и рассуждения фанатов
Биографии всех персонажей серии. Их судьбы, пережитые приключения, родственные связи и многое другое из жизни героев.
Фотографии персонажей и рисунки от именитых артеров