Северус понимал, что ухмыляться в лицо разъяренной МакГонагалл не стоило. Равно как и указывать, что в гневе она опускается до диалекта, достойного портового грузчика в Эдинбурге. Да, вряд ли это было благоразумно. С другой стороны, разве не он последние двадцать лет обманывал неуравновешенного психопата. И доводил Альбуса Дамблдора до белого каления, только чтобы увидеть, как из сияющих глаз старика пропадает это чертово благодушие. Так что обычно Северус не осторожничал. Конечно, он тщательно продумывал каждый свой шаг. Но для слизеринца вел себя слишком безрассудно с теми, кто обладал властью навредить ему.

Вот и сейчас он решил-таки доконать Минерву МакГонагалл. Тем более что, если он правильно понял (а Северус научился великолепно понимать людей), оставалось совсем немного. И, как истинный слизеринец, Северус уже предвкушал, как заодно ткнет пальцем в старую рану на совести Дамблдора.

— Право же, Минерва, — начал он таким тоном, словно не понимал, из-за чего, собственно, столько шума, — это всего лишь мальчишеская шалость.

— Шалость?! — взвилась Минерва. — Эта малфоевская шалость едва не стоила Гарри жизни! Ни один ученик не вправе намеренно подвергать других опасности! Святые угодники! Если бы мистер Уизли не оттолкнул Гарри, мальчик был бы мертв! Я требую, чтобы Малфоя исключили! И не допущу, чтобы ты и дальше потакал этому зверенышу и прикрывал его! Следует положить конец его безнаказанности!

Северус холодно улыбнулся.

— Забавно. Ты считаешь уместным отзываться о юном Малфое, как о животном. Кажется, твои драгоценные гриффиндорцы называют его хорьком. Кстати, — Северус оскалился, — в истории нашей школы уже были зверюшки, которым прощались подобные шалости.

Он задумался, словно припоминая нечто давно забытое, и повернулся к Дамблдору, который все это время сидел за директорским столом.

— Альбус, будь добр, напомни мне подробности. Кажется, в тот раз речь шла о какой-то псине. Не так ли? А впрочем, — Северус небрежно махнул рукой, не дожидаясь ответа, — какая, собственно, разница. Псина или хорек… В конце концов, это неважно.

МакГонагалл открыла было рот, чтобы возразить, но Северус опередил ее:

— Мистер Малфой не будет исключен. Он не станет приносить никаких извинений, и его привилегии и свобода не будут ограничены. За свой поступок он получит неделю отработок с мистером Филчем. Это все.

Минерва наконец-то совладала с собой и возмутилась:

— Неделя отработок?! Ты думаешь, что такова цена жизни другого ученика?

— Не я так думаю, Минерва. А наш многоуважаемый директор. Именно он однажды решил, что это подходящее наказание. И самое замечательное, пока я не забыл. Мистер Поттер поклянется никогда не упоминать о случившемся ни в присутствии мистера Малфоя, ни с кем-либо еще, в особенности со своими дружками.

Конечно, не стоило так откровенно смаковать ее праведный гнев, но Северусу не терпелось добавить:

— Ах да, и еще. Если Поттер, как обычно, не сдержится, нарушит клятву и заговорит, то будет исключен без права восстановления.

С этими словами Северус обратился к странно притихшему Альбусу.

— С вашего позволения. Я должен известить мистера Малфоя о том, что ему предстоят отработки.

Кивнув Альбусу и усмехнувшись в лицо Минерве, Северус повернулся так, что полы мантии взметнулись черным водоворотом, и покинул кабинет директора.

Как только он вышел, Минерва обратила свой гнев на Дамблдора.

— Альбус, неужели ты поддержишь это… издевательство над правосудием?! Не говоря уже о том, что подобное потакание Северуса своему факультету чуть не стоило жизни ученику!

В волнении Минерва не заметила, как при этих ее словах по лицу Дамблдора скользнула тень сожаления, он вздохнул.

— Пожалуйста, присядь.

Однако Минерва была слишком рассержена и не сдвинулась с места, держа спину прямее обычного.

— Ты всегда так яростно защищаешь своих подопечных. — Альбус мягко улыбнулся. Но улыбка эта быстро померкла, лицо его стало непроницаемым, и он тихо повторил: — Минерва, пожалуйста, сядь. Мне… Я должен кое-что тебе объяснить.

В голосе Дамблдора слышалась усталость. Поэтому Минерва сдалась. Села в кресло и откинулась на мягкую спинку, не сводя с Альбуса настороженного взгляда.

— Тогда говори.

— Я прекрасно понимаю, почему ты хочешь избавиться от мистера Малфоя, но не могу этого позволить. Ты лучше других знаешь, Министерство не очень-то жалует меня, да и Хогвартс тоже. И даже несмотря на сегодняшний инцидент, Северус считает, что мистер Малфой все еще не определился, чьей стороне служить.

— А вот я как раз не понимаю, почему предполагаемое исправление Драко Малфоя дает ему право на твою защиту и покрывательство любых его преступлений. Ты явно чего-то не договариваешь. Как твой заместитель я много лет поддерживала все твои решения. Но защищать ученика, покушавшегося на жизнь другого, не стану. Пусть Северус и думает, что инцидент исчерпан…

Альбус резко оборвал ее:

— Инцидент исчерпан, Минерва.

Ее поразил и резкий тон директора, и жесткий взгляд его голубых глаз. Она давно уже поняла, что он только прикрывается маской престарелого чудака. И все равно, каждый раз, когда Дамблдор на мгновение представал перед ней как самый могущественный волшебник, он заставал ее врасплох.

Вот и сейчас она потрясенно замолчала, хлопая глазами. Но жесткий взгляд директора исчез так же быстро, как и появился. И могущественный волшебник уступил место старому чудаку. Перемена была такой стремительной, что у Минервы захватило дух.

— Прости, — тихо начал Дамблдор, — ты права и действительно многого не знаешь. Северус вправе ожидать от меня… содействия, если угодно, в этом деле. Я постараюсь объяснить. Но, чтобы понять, почему я поступил так, как поступил, нужно помнить, что все началось еще до того, как Том впервые обрел могущество. В те дни он только начал завоевывать известность в кругах чистокровных. Становился все сильнее, и я знал, что через несколько лет он будет такой же угрозой для магического мира, как когда-то Гриндевальд. Уже тогда я видел, во что он превращается. К сожалению, меня никто не слушал. Во многом именно поэтому я сделал то, что сделал. Помни об этом, тогда тебе легче будет понять мои мотивы.

Дамблдор замолчал и потер переносицу. Минерва с беспокойством заметила, как подрагивает его рука. По-видимому, даже после стольких лет он не мог спокойно говорить об этой истории. И хотя Минерва все еще сердилась и ждала ответа, ей захотелось как-то поддержать Альбуса. Так или иначе, он уже давно часть ее жизни.

— Я уверена, что бы ты ни думал в то время, ты был прав. Ты всегда действовал исключительно в интересах магического мира.

Когда Дамблдор, наконец, ответил, Минерва встревожилась лишь сильнее.

— Моя дорогая, как бы я хотел в это верить. Но так уж вышло, что именно мои действия вызвали события, которые я так старался не допустить.

Альбус на мгновение замолчал, глаза его затуманились, будто он погрузился в давнее воспоминание.

— Сейчас я, конечно, ни за что бы так не поступил, — пробормотал он. — Сколько ошибок...

Дамблдор покачал головой, взгляд его прояснился, но в голосе все еще звучала печаль.

— Прости старика за бессвязную болтовню. Я слишком давно не вспоминал эту историю. — Тихо вздохнув, он продолжил:— Видишь ли, я знал, что сулит нам будущее. И заранее к нему готовился. Я давно уже понял, что, как бы мы ни старались, невозможно защитить детей от жестокости и зла этого мира. И дети, за которых я отвечаю, станут солдатами предстоящей войны. В этом-то и была моя первая ошибка. Об одних детях я заботился больше, чем о других.

Теперь Минерва знала, к чему все идет, или, во всяком случае, подозревала. И ее вновь охватила тревога

— Ты говоришь о Джеймсе, Сириусе, Питере и Ремусе.

Альбус кивнул.

— Да. Они были способными, сильными, смелыми ребятами. Я знал, что в грядущих событиях они сыграют не последнюю роль. Они, и такие, как они. — Директор улыбнулся своим воспоминаниям и продолжил:— Ты же помнишь, их дружба была такой крепкой, мечты — такими яркими.

Даже теперь, после стольких лет, Минерва ясно слышала в голосе Альбуса теплоту. Несмотря на то, что в живых остались только Ремус и Питер, пусть последний и перешел на сторону темных сил. Но это не объясняло запутанных отношений между Гриффиндором и Слизерином.

— И все они были из Гриффиндора, — добавила она.

— Да. Как говорит Северус, я неравнодушен к Гриффиндору, — ответил Альбус и неожиданно вскочил с места: — Чаю?

И отвернулся, не дав ей ответить.

Минерва растерянно смотрела на Дамблдора. Она впервые видела своего старого друга в таком смятении. И теперь окончательно убедилась, что история будет непростой. Поэтому решила, что ему нужно собраться с духом, прежде чем начать рассказ.

— Да, чашка чая была бы кстати. Спасибо.

Минерва наблюдала, как он возится у чайного столика в углу кабинета. Как не спрашивая кладет в ее чашку два кусочка сахара и ломтик лимона. Как нарочито тянет время. И только пристальный взгляд заставил Даблдора вручить Минерве чашку с чаем и сесть в свое кресло за столом. Глядя ему в глаза, МакГонагалл произнесла в своей обычной строгой манере:

— Довольно предисловий. — И уже гораздо мягче добавила:. — Я давно тебя знаю. Вижу, ты собираешься признаться в чем-то, что мне наверняка не понравится. Так вот, мне все это уже не нравится. И не думаю, что будет хуже. Поэтому приступай.

Поигрывая чайной ложкой, Альбус откинулся на спинку.

— Ты и вправду слишком хорошо меня знаешь, Минерва. Полагаю, для начала я должен извиниться. Мне следовало еще тогда рассказать тебе обо всем, хотя бы в общих чертах. Единственное мое оправдание — я думал, что справлюсь сам. И сейчас повторил ту же ошибку, именно поэтому Гарри теперь зол настолько, что разочаровался во мне.

Я позволил самоуверенности и пристрастиям влиять на мои решения. Ни с кем не советуясь, принял Ремуса Люпина в школу. Не рассказал всей правды о нем ни тебе, главе его факультета, ни другим преподавателям. Мне казалось, что мы с Ремусом придумали, как дать ему возможность учиться и избавиться от одиночества, в котором он жил. Чтобы он, наконец, нашел друзей среди ровесников, не подвергая опасности других учеников.

Минерва отпила чая, прежде чем ответить:

— Альбус, прости, конечно, но все это я и так знаю. Ты позаботился, чтобы в полнолуние Ремус мог прятаться в Визжащей Хижине. Честно говоря, когда все выяснилось, я очень рассердилась, что ты не рассказал мне все с самого начала.

— Помню, дорогая. У тебя всегда был взрывной темперамент. Как я могу забыть, если все мои носки превратились в тараканов! — Дамблдор криво усмехнулся, но тут же снова помрачнел. — Подозреваю, что когда ты дослушаешь, я вновь останусь без носков. Единственное, что могу сказать, — я должен был сохранить все в тайне. В то время ты только вступила в должность главы Гриффиндора и осваивалась на новом месте. У тебя и так хватало забот, хотя, конечно, это не оправдание. Я не должен был ничего скрывать от тебя. — На мгновение Дамблдор замолчал, а затем снова продолжил:— Если помнишь, именно тогда Джеймс и остальные стали подшучивать над Северусом.

Минерва кивнула, еще не понимая, к чему эта внезапная перемена темы.

— Конечно, помню. Что бы я им ни говорила, как бы ни наказывала, ничего не помогало. Они по-прежнему враждовали. Еще я помню, что Северус швырял заклинаниями не меньше, чем Джеймс или Сириус. По правде говоря, я всегда думала, что четверо на одного — это нечестно. Но Северус умел постоять за себя. Знаю, он никогда не жаловался и не просил о помощи, но я и так делала все, чтобы усмирить их.

Минерва вдруг нахмурилась, словно припоминая что-то. И наконец добавила:

— Мне всегда казалось, что их вражда обострилась к середине года.

— И, как всегда, ты не ошиблась. Именно тогда обычное противостояние между мальчишками переросло в нечто более серьезное. — Директор замолчал, подыскивая слова. — И Сириус чуть не убил Северуса, использовав Ремуса в качестве орудия.

Минерва вскочила:

— Что?!

— В защиту Сириуса скажу: я не верил тогда и до сих пор не верю, что он замышлял убийство. Северус же всегда думал иначе. По правде говоря, полагаю, Сириус просто не понимал, чем все может закончиться.

Минерва начинала понимать, как эта история связана с тем, что произошло утром между Драко и Гарри. И почему Северуса так взвился.

— Как это случилось?

— Если вкратце, Сириус использовал слабость Северуса против него самого. Нарушил уговор и рассказал про подземный ход к Визжащей Хижине. Этого было достаточно, чтобы Северус попытался туда пробраться и узнать, что скрывают его враги.

Минерва чуть не задохнулась от ужаса.

— Хочешь сказать, Сириус подослал Северуса к Ремусу, когда тот превратился в оборотня?

— Именно. И если бы Джеймс не заставил Сириуса признаться и не успел вовремя вытащить Северуса… Ремус либо убил бы его, либо сделал оборотнем.

— Я только что сказала Северусу, что ни один ученик не вправе намеренно подвергать других опасности. — Минерва смотрела на директора так, будто видела впервые. — Но Сириусу это сошло с рук, верно?

— Да. К сожалению, иначе было нельзя. Во всяком случае, так мне тогда казалось. Я… испугался. Ведь именно я,полагаясь на свой страх и риск, допустил оборотня в школу. Мальчики и не подозревали, но я знал, что они анимаги и присоединяются к Ремусу во время его трансформаций. И позволил им опекать его. Мне казалось, что так прививаю ответственность, которая потребуется им в грядущей войне. А Сириус... Первый из Блэков, кто не попал в Слизерин. Я видел, как влияли на него друзья. Они помогали ему стать человеком, которым, я верил, он мог стать. Знаю, я опять потакал Гриффиндору. Считал, что спасаю Сириуса от темной стороны Блеков, а он подставил Северуса. Я опасался, что если Сириуса исключат, злость и разочарование уничтожат в нем все хорошее. Боялся проиграть его Тому, который в то время уже набирал популярность. Кроме того, я переживал и за себя тоже. Ведь именно я допустил ошибку с Ремусом, получается, из-за моих действий Сириус чуть не убил другого ученика. Неизбежно последовало бы министерское расследование. Меня, по всей вероятности, сняли бы с должности директора. Но впереди была война, а я не мог так рисковать. Не мог пожертвовать школой и потерять доступ к детям, чья помощь мне однажды понадобится.

— Поэтому ты пожертвовал Северусом.

Это прозвучало как обвинение, но ничего другого он и не ожидал.

— Да. И к моему стыду, тогда мне казалось, что это небольшая потеря. Я был несправедлив к Северусу, и он никогда не даст мне об этом забыть. Да я и сам не могу себя простить. Все свои страхи, весь гнев и разочарование Сириусом я направил на Северуса. И почти убедил себя, что именно он виноват в случившемся. Что он не должен был совать нос в чужие дела, подслушивать и доводить Сириуса…

— Что он сам напросился.

Альбус спрятал лицо в ладонях:

— Да. Я обвинил жертву.

— И то, что сказал сегодня Северус… о том, что Малфой не будет наказан, а Гарри должен хранить молчание?

Альбус поднял седовласую голову, переложил с места на место свитки, лежащие на столе, и только тогда ответил:

— Да, все было именно так. Я знал, что Питер не участвовал в этой проделке и Джеймс тоже. Ремус оказался такой же жертвой, как и Северус. Сириус получил неделю отработок с мистером Филчем, а Северуса я заставил поклясться, что он никому ничего не скажет.

Дамблдор встретился взглядом с Минервой и вздрогнул, увидев закипающий в ее глазах гнев.

— Альбус Дамблдор, то есть ты сказал перепуганному мальчишке, едва избежавшему ужасной смерти, что он… О боги! Каковы бы ни были твои цели и мотивы! По сути ты сказал Северусу, что его жизнь ничего не стоит, и вдобавок даже не позволил рассказывать об этом! Неудивительно, что он выдал секрет Ремуса, когда тот занял пост преподавателя. Значит, дело было вовсе не в том, что Ремус — оборотень! Совсем в другом!

— Я совершил ошибки, которые уже никогда не исправить. Но я должен был защитить…

Минерва прервала его на полуслове, разжав побелевшие от возмущения губы.

— Защитить?! Ты защищал себя и Сириуса. Кто защищал Северуса?


* * *
Несколькими этажами ниже стояла Гермиона Грейнджер, также известная как подруга Гарри Поттера и мозг всея Гриффиндора. Она завороженно смотрела на медленно вращающийся латунный механизм, спрятанный в нише одной из стен библиотеки.

Это устройство она обнаружила совершенно случайно. Несла стопку книг, а когда верхний фолиант упал, попыталась удержать остальные и привалилась к стене. Она задела тяжелый щит с гербом Хаффлпаффа. К ее удивлению, щит не упал, а скользнул в сторону, открыв проем в стене. Профессор Снейп ни за что не поверит, что это была случайность. А поверит ли Дамблдор? Но потом Гермиона подумала, что вряд ли остальные профессора знают о существовании загадочного механизма. И если это действительно какое-то устройство, то в замке наверняка есть и другие такие же.

Хитроумный прибор сразу пробудил в ней врожденное любопытство; через несколько секунд остальные книги тоже оказались на полу. С полированной латунной поверхности на Гермиону уставилось ее собственное искаженное отражение. Теперь, когда механизм не прикрывал тяжелый щит, было слышно тихое жужжание вращающихся на верхушке чашевидных лопастей. А потом Гермиона заметила кнопки. Интересно, если ее решат исключить, сможет ли она оправдать свой проступок непреодолимой тягой нажимать кнопочки? Разумеется, директор не станет возмущаться, когда узнает, как нестерпимо ей хотелось нажать эту маленькую лиловую кнопочку. А то, что переговорное устройство переключилось в подслушивающий режим, произошло совершенно случайно. Испуганный внутренний голос подсказал Гермионе, что она стала невольной свидетельницей перепалки между преподавателями.

Гермиона безуспешно пыталась побороть нарастающую панику. Теперь ее точно исключат. Плохо. Очень, очень, очень плохо. Исключат. Без сомнений. Но она все равно слушала. Не отключила ни после ядовитых замечаний профессора Снейпа, ни во время допроса, учиненного директору Минервой МакГонагалл. Дождалась, когда директор закончит свой рассказ, и только тогда протянула дрожащую руку и еще раз нажала на лиловую кнопку. Звук голосов тут же пропал.

Осторожно уничтожив все следы того, что кто-то прикасался к механизму, Гермиона проверила, чтобы на блестящей латуни не осталось отпечатков пальцев. Затем аккуратно передвинула тяжелый щит на место. Собрала книги и вернулась за свой привычный стол.

В библиотеке было по-прежнему тихо и пусто. Ничего не изменилось — кроме нее самой. Впервые в жизни любознательность предоставила ей знания, с которыми Гермиона не знала, что делать.

О шалости в Хижине она уже слышала перед окончанием третьего курса. Но слова Сириуса и Ремуса не сходились с рассказом Дамблдора. Сириус совсем не жалел о том, что когда-то натворил. И даже заявлял, что Снейп виноват сам. Даже профессор Люпин, добрый, деликатный Ремус, считал события той давней ночи чем-то забавным и незначительным.

А что же профессор Снейп? Почему он отправился в Хижину той ночью, когда туда же пробралась Гермиона с друзьями? Он ненавидел Сириуса и опасался Ремуса. Но думал, что Гарри, она и Рон в опасности. Да, профессор Снейп хотел поймать Сириуса, но еще он хотел защитить своих учеников от того, что представлялось ему серьезной угрозой. И пошел за ними. В одиночку спустился в подземный ход под ивой, зная, что там его поджидают Сириус Блэк, которого он считал убийцей, и Ремус Люпин — оборотень, чуть не убивший его тут же много лет назад. Слизеринцы так не поступают. Слизеринцы ищут союзников и ждут, пока подойдет подкрепление.

Размышления о мужестве Снейпа заставили Гермиону задуматься и о Дамблдоре. Уже к концу пятого курса она поняла, что окружающие взрослые — обыкновенные люди и иногда ошибаются. Нельзя сказать, чтобы это открытие было приятным. Теперь она узнала еще кое-что, что не вписывалось в ее прежние представления. Альбус Дамблдор вовсе не всемогущий волшебник. Да, она давно это подозревала, но теперь получила доказательство. Гермиона предполагала, что директор узнавал обо всем происходящем в Хогвартсе из рассказов эльфов и портретов. Но вращающийся латунный механизм показал, что она заблуждалась. Ну что ж, неудивительно, что Дамблдор всегда обо всем знал.

Гермионе потребовалось несколько минут, чтобы успокоить скачущие мысли. Она понимала, что возмущена вовсе не тайной слежкой за учениками. Конечно, это всего лишь необходимые меры предосторожности. Как иначе десятку преподавателей поддерживать порядок в школе с несколькими сотнями учеников, наделенных магическими способностями? Дело совсем в другом.

При одной мысли о несправедливости, жертвой которой еще подростком стал когда-то Северус Снейп, Гермиона начинала кипеть негодованием. Ее просто трясло от возмущения. Это нелепо, но желание немедленно пройти в кабинет директора и врезать кулаком по длинному кривому директорскому носу не уменьшилось. Даже несмотря на то, что Гермиона всегда бесконечно уважала своих учителей. Она так не возмущалась, даже когда узнала правду про эльфов-домовиков. Да, теперь она понимала, что эльфы искренне гордятся своим призванием. Но ей по-прежнему не нравилось то, как волшебники используют потребность эльфов служить кому-нибудь. И пусть она не могла освободить эльфов, зато может восстановить справедливость и спасти профессора Снейпа. Например, пикетировать кабинет директора. Или наделать пуговиц и продавать их ученикам по галлеону за штуку, а собранные средства пожертвовать в фонд спасения профессора.

Гермиона подозревала, что он будет так же благодарен ей, как и эльфы.

Но, к сожалению, оставить все, как есть, она просто не могла.

Гермиона медленно брела из библиотеки. Она все еще кипела от негодования и настолько погрузилась в свои мысли, что почти ничего вокруг не видела. Однако портреты на стенах коридора сразу заметили ее отсутствующий вид и озабоченно перешептывались. Они привыкли видеть ее решительной, шагающей с высоко поднятой головой. Сейчас же она даже не смотрела, куда идет, и скорее по привычке выбирала нужную дорогу. Портреты на все лады обсуждали ее сердито сдвинутые брови и мрачное лицо.

Казалось, не только портреты, но и сам замок заметил, что Гермиона не в себе. Заколдованные лестницы, вопреки обыкновению, не стали блуждать туда-сюда между этажами. Вместо этого все пролеты послушно перемещались в нужную сторону, чтобы поскорее привести ее к башне в целости и сохранности.

— Пароль, милочка.

— Что?.. — Гермиона подняла голову, сама не понимая, как оказалась у входа в Гриффиндорскую башню.

Полная Дама давно привыкла к сумасбродным подросткам. К тому же другие портреты уже предупредили ее, что мисс Грейнджер сегодня сама не своя. Поэтому Полная Дама просто повторила вопрос.

Гермиона слегка покраснела, догадавшись, что ее смятение не осталось незамеченным. И ответила с натянутой улыбкой:

— Двойная работа — двойная забота.

Каждый раз, называя пароль, Гермиона гадала, уж не увлекалась ли часом профессор МакГонагалл Шекспиром.

В гостиной было шумно и многолюдно — обычная суматоха. По своей природе гриффиндорцы считались самым шумным из четырех факультетов. И хотя галдеж и неразбериха иногда раздражали Гермиону, такая обстановка лучше всего отвлекала от тяжелых мыслей. А размышления о том, что ей довелось подслушать, и в самом деле были не самыми приятными.

В дальнем углу гостиной она заметила Гарри и Рона, занятых волшебными шахматами. Гермиона направилась к мальчишкам. Пока шла через гостиную, она слышала обрывки разговоров.

— Восемь способов применения болиголова? Да он издевается! Я нашел только пять. Точно говорю, Снейп просто выдумал остальные три…

— … думаешь Пушки Педдл победят в этом сезоне? Особенно если О’Рейли так и останется в запасных…

— Снейп назначил мне отработку с Филчем на завтра…

— Мне очень нравится твой лак. Покажешь заклинание…

— Слыхали, сегодня он довел до слез очередного первокурсника из Хаффлпаффа…

Пока Гермиона брела по коридорам, ее яростный порыв немного поутих. Но внутри она все еще кипела от гнева. И теперь, каждый раз, когда кто-то произносил имя профессора Снейпа, гриффиндорское чувство справедливости бунтовало, требуя немедленно действовать.

Рон и Гарри так были поглощены игрой, что едва взглянули на нее. Гермиона устроилась в уютном мягком кресле со старой, традиционно красной обивкой и протертыми подлокотниками, видавшими не одно поколение студентов. Даже хорошо, что мальчишки не обращали на нее внимания — собеседник из нее сейчас неважный. Она свернулась в кресле и снова задумалась о словах директора — исповеди, вовсе не предназначенной для ее ушей.

Только после того, как ладья Рона отрубила голову пешке Гарри, тот, наконец, обратился к Гермионе.

— Пожалуйста, скажи, что ты пришла спасти меня от бесчеловечной расправы.

В шахматы Гарри выиграл один-единственный раз, когда Рон был в полубессознательном состоянии из-за лихорадки. Поэтому Гермиона ответила без капельки сочувствия:

— Гарри, если ты заранее знаешь, что проиграешь, почему упорно продолжаешь играть с ним?

Гарри добродушно пожал плечами:

— Надежда умирает последней. Я всегда думаю, что на этот раз уделаю этого рыжего громилу.

Рыжий громила возмущенно выпрямился:

— Эй!

Гарри в ответ ухмыльнулся без малейшего раскаяния.

Рон надулся и переключился на Гермиону.

— Ну что, ты наконец закончила копаться в библиотеке? Ты обещала, что пойдешь с нами завтра в Хогсмид, если сделаешь все задания. Тем более нам есть что отпраздновать. Хорька теперь точно исключат за то, что чуть не убил Гарри! — Рон оскалился в предвкушении. — Как думаете, Дамблдор сделает специальное объявление? О, а может, Малфоя даже проведут на выход через Большой зал, на глазах у всей школы?

Улыбка Рона стала еще шире, а глаза засияли совсем как у не к месту помянутого Дамблдора.

Гарри тоже расплылся в довольной улыбке.

— Не-е, я думаю, трусливый змееныш тихо сбежит ночью. Вот кого надо пожалеть, так это Крэбба и Гойла. Кто теперь будет за них думать?

Гермиона хотела было сказать, что Малфоя не исключат, но не произнесла ни слова. Просто не смогла. Иначе Рон и Гарри обязательно спросят, откуда ей это известно. И тогда придется выложить все, а Гермиона не хотела выдавать такие подробности частной жизни профессора. Это все равно что пнуть лежачего. В конце концов она решила, что это не так уж и важно — скоро и так будет известно, что Малфоя оставили в школе.

К тому же она сомневалась, стоит ли вообще рассказывать о подслушивающем устройстве. После смерти Сириуса Блэка Гарри впал в такое отчаяние, что до сих пор малейшая мелочь выводила его из себя. Он то приходил в ярость по пустякам, то начинал хандрить. Поэтому несколько недель рождественских каникул стали настоящим адом: Гарри или замыкался в себе, или набрасывался на своих друзей. И теперь вряд ли будет в восторге, если узнает, что за ним следят. Пусть и не только за ним — за всеми студентами. Так у Гарри появится еще один повод не доверять взрослым, которые просто стараются защитить его и дать те знания и умения, что помогут в свое время победить Волдеморта.

— Так что, Гермиона, мы идем в Хогсмид? — уточнил Рон.

Хорошо, что Рон заговорил о Хогсмиде, потому что Гермиону так и подмывало рассказать мальчишкам обо всем, что узнала в библиотеке.

— Конечно, пойдем.

Но тайна, которую она решила хранить от своих лучших друзей, не давала покоя. Поэтому Гермиона подумала, что если сейчас же сбежит от них, то не придется им врать — она всего лишь утаит часть правды.

Она встала и собрала библиотечные книги.

— Увидимся в Большом зале за завтраком, а потом в Хогсмид. Спокойной ночи!

Рон и Гарри рассеянно ответили, не отрывая глаз от доски, и Гермиона направилась в спальню.


* * *
Гермиона лежала, уставившись на тени в складках балдахина, и слушала тихое похрапывание Лаванды с соседней кровати. Похоже, уснуть не получится. Так обычно и бывало, когда Гермиону занимал какой-то нерешенный вопрос. На этот раз — подслушанная история профессора Снейпа. Гермиона и сама не понимала, что именно ее так задело. Но что-то в обстоятельствах этой давней истории не давало покоя. Особенно то, как судили о молодых Сириусе, Джеймсе и профессоре Снейпе. Точно такое же негодование заставило ее когда-то заступиться за эльфов, потому что больше за них некому было заступаться.

Гермиона села в темноте, сердито ткнула ни в чем не повинную подушку кулаком и улеглась обратно. Наощупь отыскала спящего Живоглота и запустила пальцы в теплый мех. Когда-то точно так же возмутившись несправедливостью, она выбрала этого рыжего кота в Волшебном Зверинце в Косом Переулке. Живоглот тогда был шипящим кусачим чудовищем с некрасивой плоской мордой и отвратительным характером. От полукнизлла шарахались все покупатели. Гермионе же хватило одного взгляда, чтобы купить его. Тогда она что-то увидела в этом рыжем коте. И с тех пор ни разу не пожалела.

Она поглаживала шелковистое ухо, пока Живоглот не дернул им, сонно выскользнув из-под ее пальцев.

Так что же насчет профессора Снейпа? Гермиона улыбнулась в темноте, представив профессора зельеварения в образе шипящего злого бродячего книзлла черной масти. Конечно, это не совсем подходящее сравнение. Да и Снейп — слишком сложный человек. Это тебе не кот-фамилиар и не домовые эльфы, хотя кое-что общее между ними все-таки было.

Гермиона вообще никогда особо не задумывалась о профессоре Снейпе. В ее сознании к нему был прикреплен аккуратный ярлык — Учитель Неприятный, Обращаться Осторожно, Дамблдор Ему Доверяет. Этот ярлык и определял ее отношение. Но она видела только оболочку. Теперь ей хотелось заглянуть поглубже. Разумеется, то что она задумала, было глупой и типично гриффиндорской традицией соваться в воду не зная брода. Но и отказаться от своей идеи Гермиона не могла. А значит, нужно как можно больше узнать о Снейпе. И сведения такого рода не почерпнешь из книг. Следовательно, необходима информация из первых рук. Выходит, ей придется шпионить. Шпионить за шпионом. Тайно следить за самым грозным и опасным профессором Хогвартса, главой дома Слизерин. Трудно себе представить более безрассудное занятие для не в меру любопытной ученицы.

Но любопытство давно уже заглушило опасения, а оставлять вопросы без ответов было не в характере Гермионы. За подобострастной услужливостью домовиков и дурным нравом Живоглота ей удалось разглядеть нечто большее. Если так же присмотреться, каким на самом деле окажется профессор Снейп?


* * *
Хотя накануне ночью Гермиона почти не спала, она появилась в Большом зале гораздо раньше Рона и Гарри. Так, чтобы у нее было несколько минут и она могла спокойно понаблюдать за учительским столом. Решив действовать по плану, она обошла гриффиндорский стол и села напротив своего обычного места. Отсюда она могла видеть преподавательский стол. Иначе Снейп наверняка заметит, что она вместо завтрака выворачивает шею, чтобы лишний раз взглянуть на него.

Итак, Гермиона грызла тост и исподтишка изучала преподавателей. И с удивлением заметила застывшую на лице профессора МакГонагалл неодобрительную гримасу, которая появлялась, только когда декан Гриффиндора была рассержена. Гермиона полагала, что директор и его заместитель успели помириться после вчерашнего тяжелого разговора. Но, похоже, ошибалась. Судя по напряженной осанке МакГонагалл, что бы ни сказал директор после того, как Гермиона перестала подслушивать, этого было недостаточно. Жаль, что нельзя заглянуть под профессорский стол и проверить, остались ли у директора носки. Вряд ли — слишком уж сердита МакГонагалл.

Гермиона перевела взгляд на Снейпа, апатично ковыряющего вилкой завтрак. И силилась разглядеть человека, а не зловещего мастера зелий. И неожиданно ей это удалось. Профессор, который был для нее воплощением жесткой силы, выглядел отрешенным и сникшим. Синяки под глазами, усталое, болезненно бледное лицо. Гермиона всегда думала, что эта бледность от беспрерывного сидения в подземелье, без солнца. Но сейчас он выглядел не просто бледным, а изнуренным, как если бы не высыпался и не ел как следует много дней подряд.

Трудно сказать, как долго Гермиона разглядывала его. Но очень скоро Снейп неожиданно поднял глаза и внимательно оглядел Большой зал. Гермиона тут же опустила голову и сосредоточилась на размазывании масла по тосту. И только покончив с тостом, рискнула снова поднять взгляд. И снова не прошло и минуты, как Снейп почувствовал, что на него смотрят. На этот раз он успел поймать ее взгляд. И тут же скривил губы в усмешке.

Громкое приветствие Рона разорвало эту зрительную связь.

— Эй, Гермиона, привет!

Гермиона боялась теперь даже взглянуть на Снейпа и сосредоточилась на завтраке. Так или иначе, Снейп заметил, что она его разглядывала. И будет настороже. Так что в следующий раз ей придется как-то усыпить его бдительность.

Поэтому она решила пока не смотреть на загадочного профессора и повернулась к Рону и Гарри, устроившимся напротив. Рон тут же нагрузил тарелку яичницей с беконом, а Гарри потянулся за тыквенным соком.

К середине завтрака, как раз когда Рон подумывал, не взять ли еще одну порцию бекона, Гермиона сообразила, что обнаружила нечто важное, всего раз понаблюдав за Снейпом. Похоже, он был взбудоражен. Как породистая скаковая лошадь, вздрагивающая от малейшего прикосновения. Казалось, он физически ощущает, когда за ним наблюдают — слишком уж быстро почувствовал, что кто-то из трехсот студентов внимательно посмотрел на него. Это только доказывало, как далеко зашла его паранойя, как обострены все чувства и насколько сильна его магия. Все это немного пугало.

Гермионе пришло в голову, что по изнуряющему нервному напряжению его жизнь похожа на неделю перед сдачей ТРИТОНов, только бесконечно растянутую во времени. Неудивительно, что он так легко выходил из себя и кидался на студентов. Если бы ей пришлось жить в постоянном напряжении, она тоже наверняка стала бы на всех кидаться.

В то время как Гермиона сидела, погрузившись в раздумья, Гарри и Рон мирно обсуждали предстоящие покупки в Сладком королевстве. Рон доедал последний ломтик бекона, когда к ним подошла профессор МакГонагалл.

— Мистер Поттер, пройдите, пожалуйста, со мной.

Рон начал было вставать из-за стола, но МакГонагалл остановила его:

— Нет, мистер Уизли.

Гарри с легким беспокойством переглянулся с Роном и Гермионой, и направился вслед за стремительно удаляющейся МакГонагалл.

Проводив Гарри тревожным взглядом, Рон уселся на свое место.

— Как думаешь, что случилось? Похоже, МакГонагалл чем-то недовольна.

— Думаю, Гарри вернется и все расскажет, — ответила Гермиона. — Может, это насчет занятий.

Гермиона внутренне поморщилась. Уж она-то точно знала, о чем пойдет речь. И была уверена, что добром этот разговор не кончится.

Ее опасения оправдались. Гарри в бешенстве влетел в Большой зал, а воздух вокруг него искрился от едва контролируемой магии.

Рон открыл было рот, чтобы спросить, что произошло, но Гарри оборвал его на полуслове и процедил:

— Не здесь.

Метнув раздраженный взгляд в сторону многочисленных учеников, с любопытством наблюдающих за ним, Гарри схватил свою мантию, сунул мантию Рона ему в руки и добавил:

— Пошли!

Гермиона торопливо набросила свою мантию и устремилась за мальчишками, спешившими к выходу.

Гарри быстрой нервной походкой направился к воротам. Оказавшись снаружи, он сразу замедлил шаг и аура, заряженная неконтролируемой магией, угасла.

Рон решил, что настало время задавать вопросы, и, как обычно, перешел сразу к делу:

— Так что произошло-то?

— Его не исключают. — Пояснять, о ком идет речь, не требовалось.

— Не может быть! Они обязаны его исключить.

— Как выяснилось, ничего они не обязаны. — Гарри повысил голос, передразнивая МакГонагалл: — Поймите наше положение, мистер Поттер. Мы должны действовать осмотрительно, мистер Поттер. Я уверена, что это был обычный розыгрыш, мистер Поттер. — И уже обычным голосом продолжил: — Розыгрыш! МакГонагалл и Дамблдор пытаются убедить меня, что это была безобидная шутка!

Теперь Рон выглядел таким же разъяренным, как и Гарри.

— Ты что, шутишь?! Малфой чуть не вышиб тебе мозги! Как им только в голову пришло оставить его в школе?

Гарри остановился, развернулся и стал нервно описывать круги вокруг друзей. Гермиона поворачивалась так, чтобы он все время оставался в поле зрения.

— О, это еще не все, — фыркнул Гарри. — Нашего Слизеринского Принца не просто оставляют в Хогвартсе. Я даже не могу никому рассказать о том, что случилось. Никому, кто уже и так не знает. Как, интересно, они себе это представляют? Как я смогу покончить с Волдемортом, если Малфой случайно угробит меня в следующий раз?

Рон был настолько возмущен, что даже не вздрогнул, когда Гарри произнес настоящее имя темного волшебника.

— Да они свихнулись!

Зная, что это безнадежно, Гермиона все-таки попыталась рассуждать здраво:

— Дамблдор и МакГонагалл правы. Гарри, у них нет выбора, они не могут привлекать внимания к Хогвартсу. — Гермиона понизила голос, и закончила быстрым шепотом: — Не говоря уже о том, что если Малфоя отчислят, профессор Снейп окажется в смертельной опасности. В-Волдеморт наверняка накажет его за то, что он не защитил Малфоя. Ты же сам это понимаешь.

Взгляд Гарри не смягчился.

— Что посеешь, то и пожнешь! Он это заслужил. Он сам решил стать Пожирателем смерти. Так этому нетопырю и надо!

Гермиона в ужасе отступила. За плечом Гарри ей было видно обеспокоенное лицо Рона. Она чувствовала, как краснеет от ярости. Все тревожные утренние размышления вернулись с новой силой и выплеснулись гневным потоком.

— Гарри, довольно! Снейп совершил ошибку в восемнадцать лет! Ужасную ошибку, да, но он всю жизнь пытается ее исправить! Он нам ничего не сделал, кроме как спасал раз за разом от опасности. Может, нам не нравится, как он это делал, но, во всяком случае, мы все еще живы!

Она вспомнила слова директора о том, что до сих пор неизвестно, как Малфой решит распорядиться своей жизнью, и добавила:

— И мы не знаем, что задумали Дамблдор и Снейп. Может быть, важно, чтобы Малфой остался в Хогвартсе. И потом, Дамблдор же не исключил Сириуса, после того, как он чуть не убил Снейпа. Ты считаешь, что за одно и то же гриффиндорца простили, а слизеринца должны исключить?

Она сама не знала, зачем прибавила две последних фразы. Но тут же поняла, что совершила ошибку. Гарри побледнел, потом покраснел.

— Это не одно и то же! — процедил он. — Снейп лез не в свое дело, и Сириус проучил его. Малфой же пытался меня убить.

— Но… — Гермиона заставила себя заткнуться, потому что стало ясно: Гарри больше не слушает. Весь ее гнев иссяк, оставив странную горечь. Порочный круг, возникший двадцать лет назад, так и не разомкнулся.

Но Гарри еще не закончил.

— В одном ты права. Кое-что общее в этих историях действительно есть. И тогда, и сейчас. Это все Снейп подстроил.

— Гарри!

Гермиона опять отступила, испугавшись выражения его лица.

— Без него тут не обошлось. Я же говорил, ему нельзя доверять. И знаешь что? Мне надоело, что ты его все время защищаешь! Этот ублюдок такого не достоин!

Гарри резко развернулся и зашагал по направлению к Хогсмиду. Гермиона словно застыла на месте; его слова отдавались звоном в ушах. Рон переводил отчаянный взгляд от нее к стремительно удаляющемуся Гарри, не зная, что делать.

Внезапно на Гермиону навалилась усталость. Она посмотрела Рону в глаза и кивнула в сторону Гарри.

— Иди, догони его. Поговори… Успокой его. — Она сделала неопределенный, беспомощный жест. — Сделай, что сможешь. Я возвращаюсь в замок.

Рон внимательно посмотрел на нее, прежде чем кивнуть. Развернулся и пошел следом за Гарри.

Было холодно. Январский ветер развевал ее плащ и путал волосы — теперь на то, чтобы привести их в порядок, понадобится не меньше часа. Еще холоднее, чем от ветра, ей было от слов, которые произнес Гарри, прежде чем ушел.

«Этот ублюдок не достоин, чтобы его защищали».

Но разве так можно? Каждый достоин того, чтобы кто-то встал на его сторону. Охранял сон, например. Заботился или хотя бы беспокоился. От следующей мысли Гермиона скривилась: даже у Волдеморта был Петтигрю.