В феврале мне приходится работать особенно тщательно — зима остается зимой, но мороз уже уходит. Нельзя, чтобы люди слишком отчетливо чувствовали приближение весны, поэтому мне приходится за всех отдуваться. Смешно, мне — и отдуваться. Будто я хоть когда-то занимался чем-то другим.

Разгоняюсь особенно тщательно перед резким спуском с обрыва — так получится здорово свистеть. А если по пути попадутся люди, то вот они уж точно не поверят в приближение весны. Одни сплошные плюсы.

Но внизу оказывается только один человек, да и того, похоже, не сильно трогают мои старания. Я играю с полами его странного плаща, бросаю ему в лицо снег, забираюсь за шиворот, но человек никак не реагирует. Даже когда я прибегаю к любимому издевательству — а с ним это получается особенно удачно — и отправляю пряди его волос ему же в глаза, он продолжает по-прежнему стоять, глядя в одну точку.

Лицо его отражает настолько глубокую скорбь, что мне становится неловко за свои неуклюжие попытки. Я тихонько кружу у его ног и осматриваюсь вокруг. Внезапно меня озаряет — мы на кладбище. Вокруг много могил, но совсем нет живых людей.

Человек начинает что-то бормотать, и я невольно прислушиваюсь к нему — почему-то он меня заинтересовал. Мало кто может с таким равнодушием относиться к моим издевательствам.

— Прости меня, Лили, — шепчет он, сжимая руки в кулаки.

Я смотрю на надгробие, сдувая с него весь снег: «Лили и Джеймс Поттер». Судя по годам — совсем молодые. Но почему он извиняется? Ведь она замужем... была.

— Я не смог тебя уберечь, — тем временем продолжает человек. — Как бы сильно я тебя ни любил, это не помогло мне тебя спасти.

Теперь все становится более-менее ясно.

— Теперь в напоминание остался только твой сын от него, — человек как-то озлоблено кивает на надгробие, и я понимаю, что имеется в виду этот самый Джеймс. — Я помню, как ты любишь этот праздник, — он достает какую-то палку и взмахивает ею. На надгробии со стороны Лили появляется венок из белых орхидей. — Как же я хочу тебя вновь увидеть...

Человек разворачивается и уходит не оглядываясь. А я продолжаю свой путь через ближайшую деревню.

В переулках удобно «завывать». Тут как раз жилые дома, и люди, слыша мой «вой» из окна, не спешат выходить на улицу и жалуются на холод. Это прекрасно и поднимает мне настроение — я ведь слышу все, о чем они разговаривают, и безмерно собой горжусь.

Вот и сейчас: позавывал — и на улице почти никого нет. А те, кто все же есть, чуть ли не бегут домой, втянув голову в плечи. Они даже не обращают внимания на яркие витрины, украшенные сердечками и купидончиками в честь праздника. Прелесть.

Но среди них выделяется одна женщина. Она вышагивает неторопливо и даже несколько пафосно. Ее шубу украшает роскошный воротник из белого песца, но она почему-то в него не кутается, будто ей вовсе не холодно. Это не дело. Налетаю на нее со всей силы, но сколько ни стараюсь, вокруг нее все равно тепло. Если приглядеться, можно даже заметить, как воздух над ее головой едва заметно пульсирует. Это странно.

Я следуют за ней по пятам, клубясь у земли и припорашивая ее следы снегом. Она подходит к какой-то неприметной двери, оглядывается и исчезает внутри. Я заглядываю в окна в надежде, что найду ее вновь, — и не зря. На втором этаже в комнате открывается дверь. Эта женщина умудряется даже в такой убогости выглядеть вульгарно.

На кровати — а в комнате кроме кровати ничего и нет, — сидит девушка. Ее лицо прикрыто длинными темными волосами, а из-под школьной юбки выглядывают коленки. Она все время одергивает эту юбку и не смотрит на вошедшую женщину.

Я проникаю в комнату сквозняком через щели в оконной раме и тихонько кружу по полу, стараясь не задевать их ноги. Почему-то мне кажется, что девушке и без того некомфортно.

— Мисс Чанг, — голос женщины властный и грубый, но очень удачно вяжется с ее внешностью. — Вы пришли сюда молчать?

Девушка вздрагивает и нехотя поднимает голову. Мне удается рассмотреть ее лицо — она симпатичная, хотя внешность у нее немного непривычная для здешних мест. Вот, помнится, когда я был в Японии... Ну да ладно, сейчас это ни к чему.

Женщина тем временем тоже садится на кровать и недовольно смотрит на часы на своем запястье.

— Мое время слишком ценно, мисс Чанг, — слегка раздраженно говорит она. — Кажется, вы хотели меня о чем-то попросить.

Девушка кивает и, судорожно вздохнув, едва слышно произносит:

— Мисс Скитер, вы не могли бы не публиковать то фото, где мы с Гарри... ну... целуемся? — у нее очень нежный голос.

Женщина начинает ненатурально смеяться, потом резко замолкает.

— Что вы можете предложить, мисс Чанг? — взгляд ее при этом такой похотливый, что даже я хочу сбежать.

Но девушка смелее. Она смотрит в глаза этой самой мисс Скитер и тихо отвечает:

— Все, что вы хотите.

Женщина ухмыляется и начинает расстегивать шубу.

— Тогда раздевайтесь, мисс Чанг. Я наглядно объясню вам, чего хочу.

На этом моменте я решаю, что с меня хватит. Мне жаль глупую девушку, но смотреть на это дальше я не могу. Осторожно просачиваюсь на улицу, где уже успело стемнеть, и устремляюсь подальше от этого отвратительного примера реальной жизни.

Замок, стоящий на отшибе, выглядит громоздким и нелепым — будто вот-вот свалится в пропасть. Но все еще держится. Я бываю в этом мире не так часто — это территория моих северных братьев, — но всегда прихожу сюда полюбоваться видами — природа потрясающе красива. А еще тут приятно шелестеть листвой столетних дубов — летом, конечно. Но и в феврале неплохо.

Единственное, чего сегодня мне не хватает на этом отшибе, — тишины. Из замка твердым чеканным шагом выходит женщина. Она даже красива — какой-то дьявольской красотой. Не могу удержаться и подхватываю ее черные кудри, разбрасывая их по ее спине. Она раздраженно шипит и накрывает голову капюшоном.

Следом за ней из замка выбегает мужчина. Я бы мог назвать его симпатичным, если бы не отвратительная рыжая борода. Он бежит, спотыкается, протягивает руки. Когда понимает, видимо, что не успеет ее догнать, кричит:

— Белла! Постой, пожалуйста.

Женщина резко останавливается, поворачивается на каблуках и надменно смотрит на приближающегося мужчину.

— Ну что еще, Родольфус? Я опаздываю.

— Сегодня же праздник. День всех влюбленных. Почему ты не хочешь провести его со мной? — в его глазах мне чудится надежда.

— Мерлин, какой же ты жалкий! — шипит женщина, натягивая перчатки. — Я не то что не люблю тебя, Родольфус, — его имя она произносит с особым отвращением, — ты мне до ужаса омерзителен. Ты ничтожество.

Хмыкнув, она выходит за ворота и с хлопком исчезает. Мужчина остается стоять, с болью глядя ей вслед, и тихо шепчет:

— Я же тебя люблю.

Потом разворачивается и уходит обратно в замок.