В главном зале мэнора под очаровательно гибкими женскими пальчиками расползались змейками звуков удивительные пассажи. Ноктюрн до-минор Шопена идеально вписывался в атмосферу многовекового замка: глубоко человечный, проникнутый чувством скорби. Послевоенной скорби.

Через большое арочное окно зала лунный свет падал на спину женщины, отбрасывая пугающие тени на мраморный пол.

— Нарцисса? — мягко позвала темнота.

Ни на секунду не останавливаясь, исполнительница искусно переплетала пальцы левой и правой рук, гуляя ими по клавишам белого рояля.

— Почему ты не в постели?

— Ноктюрны созданы для того, чтобы исполнять их ночью, — пояснила Нарцисса.

— Немедленно прекрати это играть, — Люциус приблизился к супруге и отнял ее руки от инструмента.

Нарцисса вернулась к клавишам и, указав взглядом на пустое место на банкетке рядом, продолжила наигрывать вторую часть.

— Сыграй со мной, я покажу, как, — зачарованно предложила она.

— Я ни за что на свете не прикоснусь к этому гряз… магловскому чертовому изобретению, — Люциус поморщился и дернул руками, будто измарался чем-то.

— Тогда переверни мне страницу.

Люциус посмотрел на пюпитр, где стояли нетронутые карандашом нотные листы. Пустые линеечки ждали своего часа.

— Ты не в себе, Нарцисса! Что ты играешь?

— Это Шопен. Польский комп…

— Оставь, — Люциус вытянул вперед ладонь, не желая слушать дальше. — Я собираюсь избавиться от этого. Вставай.

Он схватил ее за плечи и попытался оттянуть от инструмента, но она будто заклинанием привязалась к роялю, продолжая играть

— Это дьявольское… что-то! Оно портит нам жизнь!

— Не выдумывай, Люциус, присядь, — Нарцисса остановилась и стеклянными глазами взглянула на мужа. Задержав дыхание, Люциус, словно под Империусом, медленно присел на банкетку рядом с супругой. Нарцисса взяла его ладони в свои и грациозно опустила их на клавиатуру.

— Бас. — Нарцисса кивнула и тихо зашептала: — Ре до до си…

Это был неожиданный порыв. Трагичная мелодия похоронного марша наполнила зал, отражаясь от стен, пуская лучи внутрь, в душу.

— Как же ты жалок за этим инструментом.

Люциус в испуге обернулся. Прямо за ним, на мертвецки белой стене музыкального зала висел его собственный портрет, с привычной усмешкой смотря, как бы не было смешно, на себя самого.

— Что за чертовщина? Нарцисса? — он в испуге повернулся к жене и обнаружил, что остался комнате совсем один.

Приветливая улыбка его супруги была увековечена в волшебном портрете прямо над ненавистным роялем.

Рядом — единственный сын, еще дальше — грязнокровка Грейнджер с младенцем на руках.

Какого?..

Дрожащими руками Люциус вернулся к предательским клавишам. Он продолжил играть, приближаясь к мажорной части ноктюрна, просветляя туман траурного звучания. Это то, что нужно закончить. Если начал.

Пальцы уверенно бегали по черным и белым деревяшкам. Люциус слегка отклонился назад, наслаждаясь игрой против собственной воли, переходя на марш, срываясь в бурном драматизме кульминации. Бесконечные триоли, взволнованность фактуры приближали мужчину к невероятному экстазу. Портреты со стен что-то восторженно лепетали.

Возбужденное окончание и нескрываемая горечь заключительных аккордов отражали в себе трагические события его жизни и жизни его семьи.

Оставив последний отпечаток на клавиатуре, продлив наслаждение педалью, Люциус поднял руки в воздух и медленно положил их на свои колени.

Зал взорвался аплодисментами портретов.

— Теперь и он умрет? — подала голос Грейнджер, взволнованно поглядывая на Драко и крепко прижимая к груди маленького ребенка.

— Он уже мертв, — улыбнулась Нарцисса, смотря прямо в глаза портрету супруга.

После победы над Волдемортом поколение мальчика-который-выжил не вернулось в Хогвартс ни на восстановительные работы, ни на продолжение обучения. Слишком свежей была рана от бесчисленных потерь.

Гарри и Рон, как и ожидалось, после усердных подготовок поступили в Академию Аврората, а после и на службу в Министерство Магии в Отдел магического правопорядка. До места главного мракоборца, так же по пророчествам многих, Поттер так и не дослужился, оставшись вместе с Роном обычным рядовым, но и такое положение дел его более чем устраивало.

Гермиона же зависла в выборе будущей профессии. Двери волшебного мира, которые перед статусом героини войны должны были быть открыты, на самом деле открывались с трудом. Может сказывалась прежняя ненависть к маглорожденным.

После успешной сдачи ЖАБА экстерном Гермиона поступила в Институт Салемских Ведьм на Дневной факультет[1], который закончила с отличием. Вскоре скрипучие и тяжелые двери открылись в Отделе тайн. Она была невероятно умной и способной ведьмой, поэтому свою должность получила буквально кровью и по́том. Став Невыразимцем, она старалась заполнить огромную дыру внутри себя работой. Но до конца стать счастливой она не могла: не́когда родственная связь с друзьями постепенно таяла, вернуть родителям память не удалось.

Почти смирившись с одинокой жизнью, Гермиона решила поискать душевный покой в музицировании.

С пяти лет, будучи еще маленькой и не совсем смышленой девчонкой, она обучалась игре на фортепиано. Чтобы дочь всесторонне развивалась, родители нашли для нее преподавателя, которого смогли позволить на свои скромные средства. Начинали, разумеется, с пианино.

С этого и завязался долгий и тернистый путь от гамм и этюдов до пьес и концертов.

***

Когда Кингсли Бруствер избирался на второй срок, на торжественном мероприятии по этому случаю Гермиону попросили сыграть что-нибудь на фортепиано, чтобы показать всем, что тирания и ненависть к маглорожденным в прошлом. Почти в прошлом. Не то чтобы нужно было объединять магловский и магический миры… По факту, надо было просто занять чем-нибудь вечно неугомонную Грейнджер, которая как ни старалась, но добиться больших успехов в работе не смогла, поэтому, забыв про свою гордость, то и дело маячила перед лицами начальства, чтобы ее заметили и оценили.

Гермиона посчитала, что этот день, наконец-то, настал, а значит, если ее повысят в должности, то вырастет и жалование. Его примерно должно будет хватать на новое съемное жилье, потому что последний месяц она жила в старых и потрепанных временем гостиницах.

К слову, трансфигурировать стол в подобие пианино для такой волшебницы, как она, не составило и труда. Поэтому каждый день, после изнурительной рабочей нервотрепки, Гермиона накладывала различные заглушающие чары на свою комнатушку и садилась за инструмент.

У Гермионы не было любимых композиторов, но импрессионистов она предпочитала другим чаще всего. Через их музыку она выплескивала свои личные переживания, бешено стуча и ласково пробегаясь кончиками острых пальцев по клавишам. То, что пальцы у Гермионы музыкальные — сомнений не было. Пальцы пианистки, как говорил отец. Очевидное преимущество для того, чтобы без труда брать целую октаву и самовыражаться посредством простого долбления по клавишам. Без нот, без автора и подавно.

Когда Гермиона садилась за инструмент — ничего другого существовать не могло. Полностью погружаясь в музыку, она не замечала ничего вокруг себя. Не заметила даже, как ее выселили из квартиры. Так увлеклась, что оказалась в полной дыре. Вскоре эти «увлекания» спасали ее от дневных переживаний.

***

На приеме решено было играть «Лунный свет» Клода Дебюсси. Не слишком серьезно, чтобы заиграться и уйти в себя прямо на сцене, но это и не простая детская пьеса.

Гермиона хотела размять пальцы и опробовать рояль перед выступлением, поэтому трансгрессировала в огромный, великолепно украшенный зал задолго до начала торжества.
Поднявшись на сцену, она присела на банкетку, слегка поерзала на ней, чтобы поудобнее устроиться, и начала играть.

Гермиона всегда играла по памяти. Чтобы что-то исполнить, надо, по меньшей мере, это заучить. Возможно, потому, что она давно не изучала нотную грамоту и до конца ее не помнит, а может, так было проще? Ты концентрируешь свое внимание только на клавишах и пальцах, и совсем не надо отвлекаться на листы бумаги перед собой.

И все-таки, если бы сейчас была глубокая ночь, а в арочные окна заглядывала луна — Гермионе было бы легче проникнуться произведением.

Она грациозно подняла руки над своими коленками и так же опустила их на клавиатуру, затягивая себя в очередной водоворот переживаний. Это настоящая магия ночи, пускай и днем.

— А ты знала, что это произведение называется «Сентиментальная прогулка»? — внезапно спросил мужской бархатистый голос из зала.

Гермиона остановилась и вопросительно оглядела пустой зал.

— Мне кажется, ты играешь слишком грубо. Расслабь плечи, опусти кисти. Пусть мелодия льется, — уже за ее спиной веща́л таинственный слушатель.

Драко Малфой.

— Я внутренне напряжена, Малфой. Мне твои советы не нужны, — ответила Гермиона, даже не обернувшись, а затем, закрыв ненадолго глаза, добавила: — Ты не прав. Основное название — «Лунный свет».

Игнорируя замечание, Драко нежно положил ладони на ее плечи и слегка сжал их. Там, где от неправильной позы за инструментом все буквально окаменело. И больно, и приятно. Гермиона вздрогнула и испуганно обернулась на Малфоя. Парень лишь ухмыльнулся, но рук не убрал, продолжая массировать худые плечи.

Малфой работал вместе с Гермионой в министерстве, но на шесть уровней ниже. Он был членом отряда аннулирования случайного волшебства. Иными словами — нянчился с детьми и волшебниками, которые не умели контролировать свои способности. Он был благодарен судьбе, что хотя бы не разносил письма будущим первокурсникам-маглам, родители которых отрицали всякое существование магии. Работа не из лучших, не такая престижная, как, к примеру, тот же мракоборец, но зато не пыльная, без напряга. На большее Малфой рассчитывать не мог. С их семьи после свержения Лорда сняли обвинения по всем фронтам. Судебные разбирательства продолжались около года, и несмотря на полное отсутствие вины, былого уважения к семье Малфоев не испытывал никто. По крайней мере, в магической Британии. Но Люциус ухитрился не растерять связей с очень важными людьми во Франции, поэтому его «друзья» замолвили словечко за наследника Малфоев в британском министерстве и Драко получил свою первую работу, не окончив ни Хогвартс до конца, ни какой-нибудь университет.

— Думаю, тебе нужно расслабиться, мисс «я-внутренне-напряжена», — Малфой широко улыбнулся. Гермиона блаженно прикрыла глаза и позволила себе насладиться прикосновениями молодого и красивого мужчины. И даже не важно, что этот мужчина — гадкая слизеринская задница.

Они часто сталкивались в лифте, в атриуме. Гермиона неуклюже налетала на него с кучей бумаг в руках, и поначалу Драко злился и демонстративно топтался по документам на полу, указывая на невнимательность девушки в весьма грубой форме. Он при любом удобном случае старался показать свое превосходство над ней, но когда она так соблазнительно ползала по полу, собирая рассыпанные бумажки в подобие порядка, Малфой затыкался на полуслове, заглядывая в вырез всегда идеально выглаженной белой блузки, а иногда рассматривая округлые бедра в темно-коричневой юбке-карандаш. Не то чтобы ему нравилось специально таранить Грейнджер ради минутного представления… Особенно когда она несла в руках кипу документов и папок. Просто очень скоро ему это надоело. Надоело смотреть и не трогать. Не насиловать же ее?

Девушки, а тем более потенциальной невесты, брак с которой нужно было заключить еще в детстве, у Драко не было. Никто не хотел иметь дел с бывшим Пожирателем Смерти. Уже повзрослевший мальчик стал испытывать недостаток секса, а собственная рука не могла удовлетворить так, как это сделало бы податливое женское тело. Опускаться до грязных шлюшек Драко не собирался, поэтому положил глаз на что-то менее грязное — Гермиону Грейнджер.

Гермиона же вполне была довольна своим положением. Мужчины не обращали на нее внимания, девушки на работе не вставляли палки в колеса. И в крепком мужском кое-чем она не особо нуждалась. Она давно заметила, как Малфой поглядывает на нее, и, кажется, он натыкается на нее чаще, чем она на него. Он больше не задирал ее, не топтал каблуками туфель отчеты. Молча толкал и молча разглядывал. А потом так же молча уходил. Кажется, он чертов фетишист. Кажется, ей это начинало нравиться.

Гермиона открыла большие дубовые двери главного зала и замерла в нерешительности.

За роялем смиренно сидел призрак Нарциссы. Женщина неотрывно смотрела на клавиши, а потом нежно провела по ним полупрозрачной рукой, как будто боясь услышать хоть какой-то звук.

Гермиона уже не впервые задавалась вопросом, почему миссис Малфой приходит к этому роялю, и почему никак не упокоится в портрете? Драко много раз рассказывал, как в детстве любил слушать прекрасную игру матери.

***

Гермиона застегивала боковую молнию платья, когда в комнате зазвучала приятная мелодия.

Драко заговорил:

— Это мама. Внизу, в зале. Раньше она играла сутками, и, кажется, так и умерла за инструментом. Я не видел, но могу предположить. Она не отлипала от своего чертового рояля.

— Драко, ты не можешь винить вещи в том, чему суждено было случиться, — мягко ответила Гермиона и ближе подошла к Малфою. Тот уже завязывал галстук. — Сожалею.

Она убрала его руки от шеи и помогла завязать красивую ленточку.

— Спасибо, — сказал он, перехватил ее ладони, и поднес их к своим губам. — Это… так странно?

— Рано или поздно, это случилось бы. Нам не по пятнадцать лет, Драко. И… К этому все шло.

— Ты не поняла. Странно слышать свое имя от тебя, — он усмехнулся и добавил: — И я уже в порядке.

***

— Миссис Малфой, я не помешаю вам? — спросила Гермиона, привлекая внимание призрака.

Нарцисса обернулась, и кивнув головой, снова повернулась к инструменту.

— Удивительный рояль, — мечтательно произнесла она, а затем грустно улыбнулась.

— Драко говорил, что раньше вы очень часто играли.

— Это не совсем правда, но играла я с детства.

— Что значит не правда?

— Я не садилась за инструмент с того времени, как дала Люциусу непреложный обет.

— Потому что это дьявольское изобретение?

— Верно. Он постоянно говорил об этом после свадьбы, но я продолжала играть. Особенно, когда мы с ним ссорились. Но после того, как мы потеряли первого ребенка, брата Драко, Люциус словно с ума сошел. Он запрещал мне приближаться к роялю, даже потребовал, чтобы я дала ему непреложный обет. Чтобы поклялась больше никогда не играть. Это все чушь. Он говорил, что из-за рояля я потеряла ребенка, а на самом деле просто не мог терпеть все магловское, того более, это подарок моей мамы. Но мне пришлось его послушаться. Я тогда была в сильной депрессии, и только любовь к Драко помогла мне не растерять все силы. Но непреложный обет уже был заключен, и я не могла больше играть.

— Я не знала о ребенке, соболезную, — Гермиона опустила в пол глаза и смущенно потопталась на месте.

— Малышка, — Нарцисса своими прозрачными руками коснулась рук Гермионы, — не волнуйся ни о чем. Сегодня твой день. Ваш день. Я желаю вам счастья и жду внуков, — женщина подмигнула ей и испарилась.

Гермиона осталась стоять одна посреди огромного зала в роскошном свадебном платье.

Она со времен приема в министерстве, а прошло около четырех лет, не прикасалась к инструменту. Она была такой счастливой, что у нее, казалось, не было и необходимости играть что-то. Гермионе подумалось, что она больше не вспомнит, как это делается.

***

— Грейнджер, поужинаем? — Малфой ввалился без стука в кабинет Гермионы и подпер собой стенку, на которой висели бесчисленные дипломы девушки за участия в конференциях, сборах, приемах. Гермиона была буквально везде. — Гав… но! Грейнджер, это самое удивительное из всего, что ты могла придумать, — засмеялся Драко, разглядывая блевотно-желтую почетную стенку.

Гермиона сидела за столом, уронив лицо в руки. Она уперлась локтями в стол, от чего те немного покраснели, и показалось, что она удерживает в ладошках как минимум тонну кирпичей, а не полную дум голову.

— Ну, малышка, — Драко даже не знал, почему начал так ее называть, но она была такой маленькой, такой хрупкой, и вот сейчас она как никогда раньше могла поломаться об деревянный стол. Драко запер заклинанием дверь, подошел ближе к девушке и присел возле нее на корточки, положив руку ей на колено. Гермиона сразу же среагировала на близкий контакт и отняла ладони от лица, заспанным взглядом окинув мужчину.

— Уснула? — спросил Драко, улыбнувшись. — Я уж было подумал, что ты меня игнорируешь.

— Что? Нет. Очень странное дело попалось, я думала-думала и задремала, — ответила Гермиона, помотав головой. Она начала перекладывать по столу стопки бумаг, выравнивая листочки, стирая с них невидимые пылинки.

— Что за дело? — поинтересовался Драко. Он уже удобно устроился на маленьком диванчике напротив стола Гермионы.

— Я была в комнате магловских проклятий[1], появилась запись о смерти пожилого мужчины.

— И? Его прокляла гадалка? Навели порчу? — Драко перебирал варианты магловских проклятий, пока Гермиона сверлила его хмурым взглядом.

— Даже не знаю, откуда ты столько знаешь, — съязвила девушка, — но дело правда странное. Он настройщик, настройщик пианино. Ну, это те, которые натсра…

— Гермиона, я знаю, кто это такие. Я много таких видел дома, но последний раз в детстве, правда, — прервал ее Малфой, заинтересовавшись.

— Так вот. Он настраивал рояль в одном поместье, а через шесть часов умер. Просто остановилось сердце.

— В поместье магическом? У магов? — уточнил Драко. — Почему это по части магловских проклятий?

— Поместье магическое, и рояль вроде бы тоже, а почему проклятие магловское — я не знаю, Драко. Мне это и нужно выяснить. Но если бы это было не проклятие, — Гермиона встала из-за стола и направилась к Малфою. Она потеснила его на диванчике и бочком улеглась на нагретое место, положив голову мужчине на колени. Он сразу же потянулся пальцами к ее волосам.

***

Гермиона еще пару секунд постояла в тишине зала, собираясь с мыслями, и смотрела на одиноко стоящий рояль. Пальцы в голубых атласных перчатках игриво зашевелились. Руки так и тянулись прикоснуться к клавишам и что-то сыграть. Но она четко связала увлечение музыкой с темными временами своей жизни, ведь после того, как они с Драко начали встречаться, Гермиона еще ни разу не пребывала в дурном расположении духа. И играть не хотелось. У нее было много энергии, которую она тратила на работу и отношения.
Возможно, сейчас она просто волновалась. Она сомневалась в правильности своего решения, хотя уже поздновато думать.

Она любила Драко, а он любил ее, и свадьба не должна ни на что повлиять. Ну кроме того, что они с Драко не смогут расторгнуть магический брак. Помолвочное кольцо носила сама Нарцисса.

Но непонятная сила подталкивала Гермиону к инструменту. Прикоснуться рукой к твердому дереву, почувствовать гладкость под пальчиками. Она сняла правую перчатку и подошла ближе к роялю, положив руку на его закрытую крышку.

— Что ты делаешь? — позади Гермионы стоял встревоженный Драко, будто застал невесту за чем-то непристойным. Девушка дернулась и повернулась, прижимая правую руку к груди.

— Я… Ничего. Я разговаривала с твоей мамой, — ответила она, озираясь по сторонам.

Драко выдохнул и приблизился к Гермионе, взяв ее маленькие ручки в свои большие.

— Ты его трогала? — серьезно спросил он

— Что? — Гермиона замешкалась, но ответила.

— Рояль, Гермиона. Трогала?

— Нет.

Девушка прижалась к Драко и закрыла глаза.

— Хорошо, извини. Просто… Не надо больше сюда приходить.

— Хорошо.

***

— Я хочу встретиться с семьей настройщика для начала. Не то чтобы мне это интересно, но это моя работа. Ведь так? — Гермиона перевернулась на спину и заглянула в лицо Драко. Он улыбнулся девушке и кивнул.

— Только будь осторожна, окей? Ты когда хочешь это сделать? — Малфой ласково погладил Гермиону по щеке. Она перехватила его руку и прижала ее к своим губам.

— Думаю, сегодня. Или… Нет, завтра. У меня еще есть дела здесь.

Внимание!
Для просмотра дальнейшего содержимого вам необходима регистрация.

***

Церемония проходила на свежем воздухе в тени больших деревьев, где пустую поляну подготовили для торжества.
Под пение многоголосого хора, сопровождаемая подружками невесты, которые аккуратно несли подол ее платья, Гермиона шла по каменной дорожке прямо к арке, где ее уже ждал Драко. В руках она нервно сжимала маленький букет. На нее были устремлены десятки взглядов, десятки счастливых и заплаканных глаз.

Драко видел Гермиону до церемонии, несмотря на то, что это плохая примета, и все равно был поражен красотой своей невесты. Ей очень шел нежно-голубой цвет, который выбрала его мать. Призрак его матери.

Хор замолк, когда Гермиона подошла к арке, а Драко спустился на одну ступеньку и протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Он просто хотел прикоснуться к ней еще раз.

— Кто выдает невесту замуж? — осмотрев гостей, спросил священник.

— Мы! — подали голос Джинни, Луна и Пэнси — подружки невесты, — усаживаясь на свои места. К сожалению, память родителям Гермионы вернуть не удалось, поэтому никого из ее родных на церемонии не было.

— Прошу вас произнести свадебные клятвы, — дал разрешение священник, протянув библию молодоженам.

Первым начал Драко, положив правую ладонь на книгу.

— Я, Драко Малфой, беру тебя, Гермиону Грейнджер, в жены. Обязуюсь любить и оберегать, с этого дня и впредь, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас, — он смотрел прямо в душу Гермионы. Она положила свою ладошку поверх руки Драко.

— Я, Гермиона Грейнджер, беру тебя, Драко Малфоя, в мужья. Обещаю любить и лелеять, с этого дня и впредь, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас, — она ласково улыбнулась будущему мужу и убрала руку. Драко последовал за ней.

Священник прочистил горло и прижал к груди библию:

— Если кто-то против этого брака, пусть скажет сейчас или замолчит навечно.

Облегчающая тишина послужила доказательством того, что браку этих двоих не помешает никто. Священник передал венчающимся подушечку с кольцами.

— Примите обручальные кольца как символ единства, верности и чистой любви. Пусть они всегда напоминают вам, что ваша любовь бесконечна.

Заиграл оркестр, под свадебный марш Мендельсона Драко надел на палец возлюбленной помолвочное кольцо с красивым бриллиантом, которое передавалось в их семье из поколения в поколение. Драко считал Гермиону достойной этого украшения.

Обменявшись кольцами, Драко нежно погладил Гермиону по щеке и притянул к себе, оставляя на ее губах мягкий поцелуй.