— Пожалуйста, скажи мне, что это шутка! Скажи, что ты просто неудачно пошутила, Гермиона!

— Гарри, послушай...

— Нет, это ты послушай! Она убийца, Гермиона! Она без колебания убила ребенка! — Гарри подскочил и стал нервно вышагивать по кабинету. — Не говоря уже о том, что она обманом втянула в это наших детей, которые только чудом не пострадали!

— Не чудом, а нашим своевременным вмешательством, — возразила Гермиона.

— Не могу поверить, что ты серьезно! — все больше распалялся Гарри.

— И такое же своевременное вмешательство требуется сейчас, — продолжала гнуть свою линию Гермиона.

— Я не понимаю, как тебе такое в голову пришло?!

— Поймешь, если дашь мне договорить! — устав слушать праведный гнев друга, повысила голос Гермиона. — Хотя бы выслушай меня, Гарри!

— Ладно, — тяжело выдохнув и наконец перестав метаться по комнате, согласился Гарри.

Будто переняв у него эстафету, Гермиона принялась мерить шагами свой кабинет.

— Я понимаю, что мое предложение может показаться неадекватным...

— Не то слово!

Гермиона метнула на перебившего ее Гарри недовольный взгляд и продолжила:

— Может показаться неадекватным, пока не поймешь масштабы проблемы. Ситуация действительно... — Гермиона замялась, силясь подобрать верное слово. — Неоднозначная, а потому требует особого внимания со стороны министерства. Как ты уже знаешь, слухи о том, что наследник Волдеморта не только существует, но еще и скрывается министерством, цветут и множатся. Среди чистокровных волшебников, недовольных нынешним курсом политики министерства, последователей этой теории заговора становится больше с каждым днем. А учитывая тот факт, что родственники, друзья и бывшие коллеги многих из этих волшебников отбывают наказание в Азкабане... И не стоит забывать про Лестрейнджа, — с нажимом произнесла Гермиона, заметив, что Гарри снова порывается ее перебить, — который и надоумил Дельфини попытаться вернуть ее отца, который всячески ей способствовал и о местоположении которого мы по-прежнему не имеем ни малейшего представления. Поправь меня, если я ошибаюсь.

— Мы продолжаем его поиски, — понурив голову, проворчал моментально потерявший воинственный запал Гарри.

— Безуспешность которых лишь подтверждает, что все еще верный идеям Волдеморта Лестрейндж пользуется обширными связями и поддержкой своих бывших соратников. И что-то мне подсказывает, что он не упускает случая поделиться информацией о невероятно могущественной дочери Волдеморта, которой почти удалось вернуть власть и жизнь их канувшему повелителю. А поскольку дочь Волдеморта жива и...

— Еще скажи, что было бы проще, если бы я ее убил! — рявкнул Гарри.

— Да, — подал голос Малфой, с видом утомленного падишаха развалившийся на стоящей по левую сторону от стола министра магии софе. — Так всем было бы проще.

— Кстати, Малфой, раз уж ты здесь, два вопроса, не твоя ли семейка помогает Лестрейнджу пиарить династию Волдеморта, и какого черта ты здесь делаешь?! — выпалил Гарри со всем накопившимся раздражением.

— Драко здесь по моему приглашению, и нет, Малфои не имеют отношения к сокрытию Лестрейнджа, и последний раз видели Дельфини, когда той было меньше года, — ответила Гермиона до того, как Малфой успел съязвить в ответ. — Ты прекрасно знаешь, Гарри, что многочисленные расследования, причем возглавляемые тобой расследования, подтвердили их непричастность.

— И поверь мне, Поттер, — добавил Драко, — мои родители меньше всех на свете хотят, чтобы о существовании этой девочки кто-нибудь знал.

— Так вот, глупо отрицать, что обличение факта существования Дельфи и места ее пребывания лишь вопрос времени. Более того, некоторые журналисты в расследованиях слухов о потомке Волдеморта уже угрожающе близко подобрались к истине. А теперь представь, что будет, когда выйдет материал с заголовком “Министерство скрывает и удерживает под стражей наследника Волдеморта! Дети расплачиваются за грехи отцов!”. Только представь, какой поднимется шум! — всплеснула руками Гермиона. — И как ловко этим воспользуются главные противники нашей политики.

— Да кто вообще поверит в такой бред, Гермиона?!

— Зависит от авторитета журналиста, но боюсь, что многие.

— Да брось! — усмехнулся Гарри. — Ты еще скажи, что тебя всерьез беспокоят споры о существовании мозгошмыгов!

— Она права, Поттер, — вновь вмешался Драко. — Многие поверят. Так же, как верили и продолжают верить в темное прошлое Дамблдора, так же, как верили тому, что говорил Темный Лорд, а до него Гриндельвальд. Поверят и поддержат многие, а особенно рьяно — недовольные нынешним положением вещей.

— А знаешь, что сказал Булстроуд на последнем заседании Визенгамота? “События последних двух лет наглядно продемонстрировали, что маглы не намного умнее троллей и намного опаснее оборотней. Так почему же тогда популяции троллей и оборотней находятся под контролем министерства, а маглы свободны творить любые бесчинства, угрожающие и им самим, и нам, и планете?!” — в голосе Гермионы проступили истеричные нотки. — Стоит ли говорить, что его поддержали не менее половины заседателей, а в дальнейшем и все оборотни?

— Ладно, допустим, — сказал Гарри. Тон его, однако, оставался недоверчивым. — Но я все равно не понимаю, как обнародование существования Дельфини и ее досрочное освобождение решат проблему? Вам не кажется, что это лишь воодушевит сторонников Волдеморта?

— Во-первых, мы продемонстрируем прозрачность и верность транслируемым нами принципам, — с энтузиазмом начала Гермиона, обрадованная возможностью изложить наконец свой план. — Во-вторых, отсутствие страха перед тенью могущества Волдеморта. В-третьих, пресечем все спекуляции. И последнее, но не менее важное — проявим милосердие и дадим шанс этой несчастной девочке.

На последнем предложении Гермионы Малфой скорчил гримасу такого снисходительного сочувствия, будто Гермиона была несчастным, отстающим в развитии ребенком, излагавшим свою наивную картину мира.

— И что ты предлагаешь? — спросил Гарри, опускаясь на стул. — Явить ее миру, а потом демонстративно помиловать?

— Если коротко, то да, — слегка поморщившись от слов Гарри, согласилась Гермиона. — Есть, правда, еще одна проблема.

— И какая же? — Гарри снял очки и устало потер глаза.

— Основная проблема — сама Дельфини. Она абсолютно не заинтересована в освобождении, не идет на контакт и отказывается от сотрудничества.

— Значит, никакой проблемы нет! Преступник сам желает оставаться в Азкабане. Она не подавала прошений о пересмотре дела или помиловании, она отказывается взаимодействовать со своим адвокатом. Дельфини явно желает отбывать наказание! Поэтому твой план вдвойне абсурден: нам нужно пойти на сделку с совестью, чтобы внушить невероятно опасному преступнику желание оказаться на свободе, а затем не спускать с неё глаз, поскольку мы понятия не имеем, что у неё на уме. Того, насколько она вообще в своём уме, мы, кстати, тоже не знаем! Такой кипиш ради каких-то там желаний общественности? Как-то слишком сложно, не находишь?

— Нахожу. Только вот, к сожалению, — Гермиона тоже начинала терять самообладание, отчего тон ее звучал высокомерно и ядовито, — политика никогда не бывает простой, и почти никогда — однозначной! Это тебе не ловля правонарушителей, здесь все куда сложнее.

— Не сомневаюсь! И как же ты, бедная, справляешься?! — взорвался Гарри. — Это от усердной работы ты разучилась нормально разговаривать?! Или ты теперь можешь только публичные речи для избирателей толкать?!

Гарри осознал, что перегнул палку, еще до того как договорил. Во взгляде Гермионы промелькнула смесь удивления и обиды. Она явно порывалась что-то возразить в ответ, но нашла в себе силы сдержаться. Прикрыв глаза и опустив голову, Гермиона сделала медленный глубокий вдох и такой же медленный выдох. Даже в тусклом свете одной единственной лампы, освещавшей немаленький кабинет (к вечеру глаза Гермионы начинали болеть и яркий свет еще больше раздражал их), было заметно, сколь усталым и осунувшимся было лицо министра. Черты лица обострились, под глазами залегли синяки.

Малфой, смущенный тем, что стал свидетелем уже явно личной ссоры, вперился в ковер. Гарри почувствовал вину за свою несдержанность. Бросив взгляд на настольные часы, расстроился еще больше, осознав, что когда наконец окажется дома, все уже давно будут спать.

— Извини, Гермиона, — сконфуженно сказал Гарри. — Я не то имел в виду. Нервы сдают от усталости.

— Все в порядке, Гарри, — Гермиона распахнула глаза и тяжело выдохнула. — Не извиняйся. Мне тоже не стоило всего этого говорить... Я лишь хотела сказать, что в моей работе не всегда четко видна грань между справедливым и несправедливым решением. Почти всегда мне приходится искать компромисс, баланс между личными убеждениями и обязательствами. Я бы очень хотела, чтобы решение было простым и однозначно правильным, как это бывает в твоей работе. Но в тех ситуациях, с которыми я обычно имею дело, это невозможно. Постарайся меня понять: как министр я обязана поддерживать общественный порядок и не допустить новый раскол общества.

— Да, конечно, я все понимаю, — исчерпав перечень возражений, сдался Гарри. — И я поддержу тебя Гермиона. В конце концов, кому мне доверять, если не тебе?..

Гермиона ответила благодарной улыбкой.

— Так каков твой план? — спросил Гарри.

— Во-первых, нужно убедить Дельфини сотрудничать. Это возьмет на себя Малфой.

— Не я лично, — поспешил прояснить Драко. — Думаю, меня она будет не очень рада видеть. Но у меня есть довольно многообещающий план.

Не желая вдаваться в подробности, Гарри лишь пожал плечами — мол, “тебе лучше знать”.

— Во-вторых, — продолжила Гермиона, — нужно развеять слухи и удовлетворить общественное любопытство. Для этого, как я уже говорила, и нужно предать историю Дельфи гласности. Очень важно подать ее историю так, чтобы остудить пыл последователей Волдеморта.

— Для этого нужен добросовестный журналист, — произнес Гарри.

— Скорее управляемый, — отводя взгляд, сказала Гермиона. — Скажем так, настроенный на сотрудничество и понимающий всю деликатность ситуации.

— Только не говори, что это...

— Да. К сожалению, Рита имеет ко всей этой ситуации непосредственное отношение. И мне пришлось использовать все свое влияние, чтобы задержать публикацию ее спекуляций, которые оказались пугающе близки к истине.

— То есть ты имеешь на нее влияние? — выразительно выгнув бровь, спросил Драко. — А тебе не приходило в голову воспользоваться этим влиянием, когда она писала, что мой сын — потомок Темного Лорда?

Гермиона поморщилась.

— У нас вообще-то свобода слова, Драко. Министерство не оказывает давление на прессу за очень редким исключением, когда речь идет о делах государственной важности.

На это Малфой только хмыкнул, выразительно закатив глаза.

— У нас совсем немного времени, чтобы принять меры и повлиять на ход событий, и, если мы упустим этот шанс, существование Дельфи все равно станет достоянием общественности, только мы уже ничего не сможем контролировать. Поэтому нужно немедленно браться за дело! Рита согласилась задержать публикацию не более чем на пару недель, по старой дружбе, так сказать. Так что через две недели мне нужно предоставить ей что-то стоящее взамен, а именно — эксклюзивное интервью с наследником Волдеморта, разочарованным в деяниях своего отца и раскаивающимся в собственных преступлениях, — продекламировала Гермиона, пародируя манеру Риты Скитер.

— Эх, Грейнджер! — присвистнул Малфой, направляясь к двери — Все-таки ошиблась Шляпа на твой счет.

— Да-да, знаю, — устало закатила глаза Гермиона, — я могла бы учиться на Рейвенкло, но я сама выбрала Гриффиндор! — с гордостью заключила госпожа министр.

— Да какой Рейвенкло!? — усмехнулся Малфой уже стоя в дверях. — Тебе место на Слизерине и только!

Гарри впервые за весь вечер искренне засмеялся. Гермиона только успела набрать полные легкие воздуха, дабы обрушить на Малфоя всю силу своего возмущения, когда дверь за Драко захлопнулась.

Следуя за мракоборцем по тускло освещенным коридорам, Нарцисса невольно поежилась от воспоминаний, навеянных этим местом. Вряд ли найдётся хоть один волшебник, которому упоминание Азкабана не внушает страх, а те, кому выпала честь стать постояльцем сей гостеприимной обители, содрогаются каждый раз, когда слышат зловещее сочетание навсегда въевшихся в память звуков. И даже теперь, когда после избавления от последнего дементора прошло более десятка лет, гнилой дух этих проклятых сознаний, казалось, продолжал витать вокруг, поджидая возможность проникнуть внутрь и отравить душу своей скверной.

Нарцисса с горькой иронией подумала, что почти вся ее взрослая жизнь была связана с местом, больше всего пугавшим ее в детстве. Тряхнув головой, будто это могло помочь ей отогнать мрачные мысли и настроиться на предстоящий разговор, она шагнула в проем отворившейся перед ней тяжелой железной двери.

— Двадцать минут, — оповестил мракоборец.

— Благодарю, — отозвалась Нарцисса, и дверь за ее спиной с грохотом закрылась.

Не позволяя себе медлить, Нарцисса подняла голову и встретилась взглядом со своей племянницей.

— Здравствуй, Дельфини. Меня зовут Нар…

— Я знаю, кто вы, — перебила Дельфи, — вы Нарцисса Малфой, урожденная Блэк. Вы родная сестра моей биологической матери, Беллатрисы Лестрейндж.

— Верно, — буквально на секунду стушевавшись под пристальным взглядом новообретенной племянницы, Нарцисса вернула самообладание и даже смогла выдавить улыбку. — Позволишь присесть? — спросила она, кивком указав на металлический стул напротив Дельфи.

— А разве я в том положении, чтобы решать, кому и что позволительно? — с издевкой в голосе спросила Дельфи и приподняла запястья, окутанные парализующими чарами, едва заметно мерцающими в полумраке камеры.

Нарцисса ничего не ответила. Намереваясь сесть, она по привычке потянулась за изъятой на время посещения палочкой и даже успела испугаться, не обнаружив ту в кармане мантии. Быстро опомнившись, Нарцисса протянула руку к спинке стула, ощутив на ладони неприятный холод металла.

— Зачем вы пришли? — спросила Дельфини, как только Нарцисса села напротив.

— Проведать тебя, конечно, — ответила Нарцисса столь теплым тоном, на который только была способна. — Мы ведь одна семья.

— Как мило. Значит, когда вы отдали меня Юфимии Роули и забыли про меня на двадцать с лишним лет, мы не были семьей?

К подобным выпадам Нарцисса была готова и скорее удивилась бы отсутствию недоверия.

— Я понимаю твой скептицизм. Будь я на твоем месте, у меня бы тоже возникло множество вопросов, — она старалась звучать как можно приветливее и дружелюбнее, однако по непроницаемому лицу Дельфини сложно было судить, насколько успешно удается завоевать ее расположение. — Поэтому, если ты не возражаешь, я бы хотела прояснить сложившуюся ситуацию.

Дельфи молча сверлила Нарциссу взглядом. Приняв этот жест за согласие, Нарцисса продолжила.

— После трагической гибели твоих родителей и последующей смены власти все сторонники твоего отца подверглись жестким допросам и последующим арестам. Многие были приговорены к пожизненным срокам. В том числе и мой супруг, — миссис Малфой сделала многозначительную паузу. О том, что срок Люциуса был сокращен “за активное сотрудничество с авроратом и помощь в поимке военных преступников”, она умолчала. — Для нас это время было очень тяжелым и опасным . До поражения твое рождение успешно удавалось скрывать — в первую очередь для твоей же безопасности. После поражения наша семья ожидаемо подвергалась суровым проверкам, допросам и обыскам. Мы не сомневались, что, обнаружив в нашем доме младенца, о существовании которого никто ранее не подозревал, мракоборцы смогут сложить два и два. Оставаясь с нами, ты была в наибольшей опасности. Разумеется, мы хотели обезопасить тебя. Времени на принятие решения было очень мало — буквально пара дней на то, чтобы придумать, где спрятать тебя. Непросто было найти надежного человека, которому мы могли бы доверить заботу о тебе, а также тайну твоего происхождения.

Закончив свою заранее заученную исповедь, Нарцисса обратила на Дельфини многократно отрепетированный проникновенный взгляд. Лицо Дельфи ничего не выражало. Воспользовавшись паузой, Нарцисса внимательнее всмотрелась в сидящую перед ней девушку. По сути — чужого человека. И внешность, и личность, и имя (похоже, приемная мать Дельфини мало изменилась за прошедшие годы, раз не смогла удержаться от дерзости выбрать девочке другое имя) были для Нарциссы чужими и незнакомыми. Однако, напомнила себе миссис Малфой, перед ней сидела дочь ее родной сестры, ее кровь и плоть. О том, чья еще кровь текла в жилах Дельфи, думать совершенно не хотелось. Но не думать об этом было невозможно. Смотря на тонкие и изысканно правильные черты бледного лица, большие темные глаза, резко очерченные скулы, Нарцисса силилась разглядеть Беллатрикс. Но если Дельфини и унаследовала что-то от матери, то не надменный мрачный шарм. На Риддла, даже в юные годы, девочка тоже походила мало, тем не менее, родство с ним угадывалось безошибочно. Была ли тому виной сталь во взгляде или пугающая, почти полная неподвижность лица, сказать было сложно. Наибольшее внимание привлекали волосы Дельфи — серебристые (“Как у приемной матери” — промелькнуло у Нарциссы в голове) с голубыми прядями, ухоженные и блестящие, и оттого не вязавшиеся с общим упадническим видом узницы. Лишь у самых корней проступал естественный черный цвет.

Дельфини прервала поток мыслей Нарциссы, медленно, почти по слогам спросив:

— И вы решили доверить заботу обо мне Юфимии Роули?

— Да, мы поду...

— А вы хорошо ее знали? — вновь перебила Дельфи. — Чтобы доверить ей жизнь члена вашей семьи?

Чувствуя, что ступает на зыбкую почву, Нарцисса медлила с ответом. Она понятия не имела, какие сказки все эти годы скармливала Дельфини ее полубезумная опекунша.

— Вы знали, например, что Юфимия ни дня прожить не может без порошка мандрагоры?

— Многим волшебникам прописывают препараты мандрагоры.

— Значит, во времена вашего знакомства с Юфимией ей еще хватало рецептурных доз настоек мандрагоры и умиротворяющих бальзамов? Может, и заснуть она могла без напитка живой смерти? — Дельфи заметно оживилась, тон ее звучал наигранно-елейно, лицо выражало фальшивую участливость. В этой неприкрытой фальши, сквозившей в каждом слове и взгляде, было что-то угрожающее. В такой манере Дельфи очень напоминала свою приемную мать. — Или вы были осведомлены о ее проблемах? Как и о том, сколько стоят запрещенные колдомедиками зелья?

Нарцисса, стараясь не выдать замешательства, судорожно соображала, как вернуть разговор в нужное ей русло. Дельфи, напротив, распалялась все больше:

— Так, может, дело было как раз в этом? В постоянной нужде Юфимии в деньгах? На этом вы сыграли? А может, и деньги были недостаточной мотивацией? Чем еще вы воспользовались, чтобы сбагрить меня бедняжке Юфи?

— Все совсем не так, — возразила Нарцисса. — Конечно, мы оказывали Юфимии финансовую поддержку, и немалую. Мы ведь не хотели, чтобы ты испытывала нужду.

— О, как это великодушно с вашей стороны! — театрально положив руку на сердце, глумилась Дельфи. — Спихнули меня нуждающейся в деньгах невротичке, безразличной ко всему, кроме успокоительных настоек, превращавших ее в сомнамбулу.

— Твой адвокат сообщил, что миссис Роули несколько раз навещала тебя.

— Мисс Роули, — поправила Дельфи.

— Да, конечно, мисс Роули. Прошу прощения, — Нарцисса нервно одернула рукав шелковой мантии. — Мисс Роули несколько раз тебя навещала — значит, ты ей как минимум небезразлична.

Дельфини надменно усмехнулась, покачав головой.

— Я и не говорила, что Юфимия относилась ко мне плохо или безразлично. Я всего-навсего отметила, что считаю столь тревожного и неуравновешенного мага не лучшим кандидатом в опекуны ребенку.

— Как я уже говорила, — с едва заметным нажимом произнесла Нарцисса, — у нас не было выбора и времени на поиски более достойного кандидата. Тем не менее, мне очень жаль, если ты была несчастна под присмотром мисс Роули.

— Так вы пришли за тем, чтобы выразить свои сожаления?

— Нет, — не стала лукавить Нарцисса. — Не за этим.

— Тогда зачем?

— Чтобы помочь тебе.

— Поздновато, не находите?

— Напротив, очень вовремя, — твердо сказала Нарцисса, смотря Дельфини прямо в глаза. — Ты ведь сейчас не в лучшем положении, — миссис Малфой обвела маленькую тюремную камеру взглядом. — Не находишь?

Дельфи с полминуты молча сверлила Нарциссу взглядом.

— И чем же вы можете мне помочь? — наконец спросила она, умело скрыв любопытство.

— Оказаться на свободе. Раньше, чем через тринадцать лет, которые тебе еще предстоит здесь провести.

— Мне это неинтересно, — отрезала Дельфини.

— Послушай, Дельфини, нет...

— Я непонятно выразилась? Мне это неинтересно.

— Я понимаю, тебе кажется, что твоя жизнь кончена и ничего более не имеет смысла. Но это не так, — Нарцисса выразительно выгнула бровь, не отрывая взгляда от Дельфи. — Ты молода, очень молода, Дельфини. В юности все воспринимается острее, драматичнее, и, возможно, сейчас будущее выглядит беспросветным, но у тебя есть еще очень много времени на то, чтобы все изменить. Каким бы печальным ни было твое детство, сколь разочаровывающим ни оказался твой план, это не повод отказываться от дальнейшей жизни. А уж искать смысл будущей жизни куда лучше на свободе, чем здесь.

— Как мотивирующе, — хмыкнула Дельфи. — Социальной работой не думали заняться? Сквибам там всяким помогать.

Нарцисса пропустила мимо ушей эту шпильку, при этом все больше убеждаясь, что Дельфи переняла самые неприятные черты и тех, кто дал ей жизнь, и той, кто ее воспитал.

— Из чистого любопытства спрошу, чего же мне это будет стоить?

— Тебе выпала редкая удача получить досрочное освобождение. При условии, — на последних словах Нарциссы Дельфи удовлетворенно хмыкнула, будто подтверждались какие-то ее догадки. — При условии сотрудничества с министерством и примерного поведения, разумеется. Твой адвокат пытался сообщить тебе подробности сделки, но поскольку ты отказывалась от встреч с ним...

— И что дальше? Когда я окажусь на свободе. Воссоединимся и будем жить одной большой лицемерной семьей?

— Например, — спокойно ответила Нарцисса, проигнорировав очередной укол.

— И я начну все с чистого листа и буду очень счастлива? — откровенно насмехалась Дельфи.

— Вовсе нет, — от ответа Нирциссы брови Дельфи удивленно скользнули вверх, но она поспешила вернуть лицу скучающе-надменное выражение. — Ты совсем не обязательно будешь счастлива, зато гарантированно ещё не раз в жизни испытаешь разочарования. Большинство твоих желаний не исполнятся никогда, некоторые исполнятся, но вовсе не так, как ты того ожидаешь. Это нормально. Это и есть жизнь. Однако, несмотря на все разочарования и неоправданные надежды, в жизни хватает причин и поводов, чтобы жить. В ней много стоящих моментов, даже если живешь без великой цели.

Беззвучно посмеиваясь, Дельфи откинулась на спинку стула. Ее явно начинал веселить разыгрываемый для нее спектакль.

— И что же высокоуважаемое министерство подразумевает под “сотрудничеством”?

— Тебе предлагают досрочное освобождение в обмен на публичное покаяние и отказ от идей твоего покойного отца.

— Публичное?

— Интервью, насколько я знаю. Интервью, в котором ты расскажешь о себе и...

— Расскажу то, что выдумает министерство, и замараю имя моего отца? Ведь так, миссис Малфой?

— Мне неизвестны подробности сделки, — Нарцисса все больше нервничала, с трудом сохраняя спокойный тон и мечтая убраться из этого треклятого места. — При хорошем раскладе у тебя есть шанс оказаться на свободе через пять лет. Возможно, ты сможешь рассказать о том, как здесь оказалась, о своем детстве и о своей опекунше, которая тебя вырастила.

— Моя мать! — неожиданно низким хриплым голосом рявкнула Дельфи, резко подавшись вперёд. Барьерные чары предупреждающе заклокотали. — Моя мать меня вырастила, лицемерная ты дешевка! И вот тебе основное условие сделки: ни ты, ни кто-либо ещё слова не скажет ни ей, ни о ней! Поняла?!

Нарцисса не дрогнула, продолжая сидеть с идеально прямой спиной. Внутренне она возликовала: “Вот оно. Вот куда нужно бить”.

— Как тебе будет угодно, — невозмутимо ответила Нарцисса, по праву гордившаяся своей выдержкой.

Дельфи тяжело дышала, во взгляде ее читалось смятение. Она явно не планировала демонстрировать вспышки гнева и сейчас старательно пыталась прикинуть, чего ей будет стоить подобная оплошность. Не желая упустить столь удачного момента “ковать железо”, Нарцисса продолжила:

— Разумеется, ты вольна отказаться от предложения министерства. Не безвременного предложения, прошу заметить. Но, думаю, тебе стоит знать, что с твоим участием или без, министерство придаст твою историю гласности. С той лишь разницей, что во втором случае ты просидишь здесь до конца срока, а о тебе, твоем отце и других членах твоей семьи смогут писать и говорить все, что вздумается. Думаю, ты способна вообразить безграничность фантазии прессы? Так вот, представь, каково придется столь ранимой Юф... твоей матери. Как она справится с нападками и преследованиями журналистов? Совсем одна, пока ты здесь. Ей ведь и без того приходится тяжело. Как, интересно, она переживает факт твоего заключения в Азкабан?

— Я поняла, — сжав зубы, прошипела Дельфини.

— Они дают тебе неделю на раздумья.

— Благодарю, миссис Малфой, — натужно выдавила Дельфи. — Отрадно знать, — рот ее растянулся в жутковатой улыбке, а в голосе снова сквозил елей с примесью яда, — что все, что говорят о Малфоях, соответствует истине.

Нарцисса лишь выше задрала подбородок, решив, что не испортит все, поддавшись в самый последний момент на провокацию.

— Две минуты, — очень вовремя оповестил голос извне.

— Что ж, — победно улыбнулась Нарцисса, — советую как следует подумать над предложением. О своем решении сообщи, пожалуйста, мистеру Смиту, твоему адвокату. Всего доброго, Дельфини.

Изящно, почти беззвучно встав из-за стола, Нарцисса направилась к двери, за которой дожидался сопровождавший ее ранее мракоборец. Уже находясь в дверном проеме, она обернулась и, поколебавшись секунду-другую произнесла:

— Безусловно, смерть твоих родителей — ужасная трагедия. Но, если посмотреть с другой стороны, отсутствие родителей — это свобода от их воли. Тебе выпала редкая возможность жить так, как тебе хочется. Подумай об этом.

Дельфини молча проводила ее полным презрения взглядом.

Нарциссе не терпелось скорее добраться до площадки аппарации и покинуть Азкабан. Она едва не наступала на пятки мракоборцу, как назло, вышагивавшему чинно и неторопливо. Она искренне надеялась, что, если ее племянница когда-нибудь покинет стены тюрьмы, наслаждаться свободой ей придется очень недолго.

— Рад, что вы наконец образумились, — сказал мистер Смит и положил на стол папку не толще пары десятков листов и записную книжку напротив — толстую и увесистую, в обложке из черной драконьей кожи с золочеными инициалами “ZS” на корешке.

— С вами хорошо обращаются? Жалобы есть? — спросил Смит, вооружившись пером.

— Нет, все в порядке, — ответила Дельфини.

— Уверены?

Дельфи утвердительно кивнула.

— Тогда, может, какие-нибудь пожелания?

Дельфини пожала плечами и покачала головой.

— Хм-м, ну ладно. Дайте знать, если что-нибудь потребуется. Что ж, — мистер Смит хлопнул в ладоши и словно в предвкушении потер руки, — не будем терять время!

Он производил впечатление уверенного и крайне самодовольного человека. Лицо его уже начали покрывать морщины разной степени глубины, а светлые волосы из золотисто-соломенных плавно становились седыми. Однако цепкий и заинтересованный взгляд вкупе с живостью движений и собранностью заставляли воспринимать его как молодого человека.

— Я подробно и внимательно ознакомился с делом, — сказал Захария Смит, раскрывая принесенную им папку, — и могу с уверенностью сказать, что это, — Смит потряс кипой пергаментов перед лицом своей подопечной, — просто невероятная халтура.

— Что вы имеете в виду? — настороженно спросила Дельфи, совершенно не разбиравшаяся в тонкостях судопроизводства.

— Да все! Работу аврората, работу адвоката. В роли защитника, предоставленного министерством, выступал некто Хиндли, — Захария сверился с пергаментом, изобилующим подчеркиваниями и заметками на полях. — Первый раз о таком слышу, а значит, адвокат из него, как из наргла.

— Что, простите? — спросила Дельфи, не будучи уверенной, что верно расслышала.

— А, ну да, вы же не... — весело усмехнулся Захария. — Короче, он пустое место, — пренебрежительно махнул он рукой. — Та-а-ак... далее, — протянул он, скользя взглядом по строчкам пергамента, — проверки на предмет воздействия ментальных чар, видимо, тоже не было?

— Я... я не помню, — смутилась Дельфини.

Смит оставил возню с бумагами и уставился на Дельфи.

— Колдомедик из Мунго вас не осматривал?

— Я очень смутно помню арест и последующие дни, — Дельфи принялась теребить кулон, висевший у нее на шее.

— А вот отсюда, — Смит указал на Дельфи пером, — поподробней.

— Я же говорю, почти ничего не помню. Все как в тумане.

— Та-а-ак...

— После ареста меня точно кто-то осматривал, — Дельфини нахмурилась, погружаясь в воспоминания. — Возможно, колдомедик... Да, скорее всего. Он сделал мне перевязку. Но больше я ничего не помню ни об аресте, ни о судебном заседании. Я была... будто не в себе после...

— После всего, что вы пережили. Конечно, ужасная трагедия, — сказал Захария, быстро делая какие-то пометки. Тон его, однако, совсем не выражал сочувствия. — Этим-то мы и воспользуемся!

— Слушайте, я не очень хочу, чтобы меня признали невменяемой и упекли в этот ваш Мунго.

— Я вас умоляю, — отмахнулся Захария Смит. — Между вменяемым и невменяемым состоянием есть еще прорва выгодных нам вариантов.

Дельфи приподняла брови в немом вопросе.

— Последствия Империуса, последствия Обливиэйта, — принялся перечислять Смит, — чары ложной памяти, дурманящая настойка и зелье забывчивости, изготовление которых даже ребенку под силу, и так далее.

— И вы можете доказать, что на момент ареста или во время суда я была под воздействием чего-то из перечисленного? — спросила Дельфи.

— Пф-ф-ф! Ни во время ареста, ни перед судебным заседанием не было освидетельствования вменяемости подсудимой, которая, — Смит принялся зачитывать из протокола, — “на вопросы не отвечала, на внешние раздражители не реагировала, отказывалась от приема пищи”. Так что пусть теперь доказывают, что на момент ареста и во время судебного заседания ваш разум не был затуманен воздействием ментальных чар или зелий.

Закончив свою речь, Смит сложил руки на груди и, похоже, наслаждался ощущением собственного великолепия. Дельфи оставалось только уповать на то, что этот клоун знает, о чем говорит. Надеясь, что за время своего заточения не растеряла актерских способностей, она изобразила признательную улыбку.

Мистер Смит продолжил:

— Следующий момент — условие досрочного освобождения. Министерство хочет слезливое интервью, для чего, — Захария склонился к своему саквояжу, из которого тотчас выпорхнула очередная стопка пергаментов, — потрудилось накатать целый сценарий.

Скрепленные пергаменты с пометкой “Конфиденциально” приземлились на стол перед Дельфи.

— Ознакомитесь, если будут какие-то вопросы, накануне интервью обсудим. От вас хотят услышать, что убивать плохо, Пожиратели Смерти это плохо, Тот-Кого-Нельзя-Называть, то есть Волдеморт, то есть ваш... короче — пропащий и злой, долой войны, всем мир, и голосуйте за Грейнджер! — сказал Захария тоном, выдававшим в нем явного приверженца иной идеологии. — Ну и, конечно же, вы искренне хотели помочь старику Диггори. И вы уж постарайтесь отыграть как следует. Рита, конечно, свое дело знает, но чем правдоподобнее будут ваши раскаяния и стенания, тем лучше.

— Разумеется, — ответила Дельфи, знавшая толк в лицедействе.

— У меня есть еще несколько рекомендаций, которые помогут нам выиграть апелляцию. Во-первых, семейное имя. В деле указано, что оно достоверно неизвестно, что тоже нам на руку. Под чьей фамилией вы живете?

Дельфи колебалась под выжидательным взглядом мистера Смита.

— Роули, — наконец ответила она настороженно.

— Это фамилия вашей приемной семьи, верно?

— Приемной матери. Да, — голос Дельфини звучал напряженно.

— Понятно. Значит, так, отныне вы будете представляться как Блэк.

Дельфи поперхнулась. Лицо ее исказило искреннее удивление.

— Да, да, вы не ослышались! — Захария был явно доволен произведенным эффектом. — Все просто — из всех семей, к которым вас можно причислить, Блэки наименее опальные. Среди них были открытые противники Того-Кого-Нельзя-Было-Называть, двое, приходящиеся вам двоюродными дядями, были посмертно реабилитированы и признаны героями войны. Поэтому наплетете трогательную историю о том, как вам всегда не хватало матери, которая была насильно выдана замуж за Пожирателя Смерти, сломалась под гнетом жестокого окружения, потеряла себя, наломала дров — короче, жертва с большой буквы. Но была готова на все, чтобы защитить вас от вашего отца-тирана, вот и погибла по его указке.

Дельфи озадаченно смотрела на мистера Смита, борясь с навязчивым ощущением, будто ей предстоит сыграть главную роль в одной из абсурдных мыльных опер, просмотром которых иногда грешила Юфимия. Словно прочитав ее мысли, Смит сказал:

— Понимаю, звучит абсурдно, но наша главная задача — обеспечить себе общественный резонанс. Растроганная общественность будет давить на Визенгамот, и именно это нам и нужно.

— Хорошо, я все поняла.

— И еще кое-что, — бросив взгляд на наручные часы, заторопился Смит. — Я предлагаю разыграть карту несчастного детства: чувство одиночество, лишения, жестокость приемной матери, отсутствие люб...

— Нет.

— Это очень мощный инструмент давления, — сказал Захария Смит. — Несчастная сирота, росшая в окружении нелюбящих ее бессердечных сухарей и мечтавшая воссоединиться с родными — один в один любимец народа Гарри Поттер. Не стоит недооценивать силу ассоциативного мышления!

— Нет, — сквозь плотно сжатые зубы повторила Дельфи, — я не буду это обсуждать. Я уже говорила миссис Малфой.

Захария нахмурился. Дельфи понимала, что ей нужно раз и навсегда разубедить его в этой затее. Она судорожно соображала, выискивая понятные мистеру Смиту аргументы.

— Если приплетем сюда мою приемную мать, только все испортим. Она эмоционально неустойчивая и крайне ранимая. Ее могут сильно задеть спекуляции в прессе, а уж если журналисты возьмутся за нее и накопают... лишнего, — Дельфи сделала многозначительную паузу, — весь ваш план жмыру под хвост.

— Ясно, — с некоторым разочарованием ответил Смит. — Тогда обойдемся без “несчастного детства”. Шансы у нас и без того отличные. Сторона обвинения сделала нам огромный подарок, работая спустя рукава. Что ж, увидимся через три дня, интервью — через четыре. Свободного времени на изучение плана министерства у вас предостаточно, — сострил Смит и усмехнулся собственному остроумию. — До скорого.

Бодро встав из-за стола, он открыл саквояж, в который тут же слетелись все его бумаги, и направился к выходу.

— Подождите! — окликнула его Дельфи.

Смит остановился.

— Мне сказали, что если я буду сотрудничать со следствием, то могу оказаться на свободе лет через пять. Это действительно возможно? — с сомнением в голосе спросила Дельфини.

— Год, — сказал Захария, щелкнув пальцами и тыча указательным в сторону Дельфи. — Год максимум, и вы будете на свободе. Гарантирую, — Захария Смит подмигнул своей подопечной и покинул камеру.

«Отборнейший придурок», — подумала Дельфи. К счастью, ее жизненный опыт не раз демонстрировал, что даже самые изощренные кретины могут быть удивительно хороши в своем деле.