Драко не заметил ничего: ни как дверь открылась, ни как она потом закрылась, поэтому вздрогнул, услышав ее голос. Он ненавидел этот голос больше всего на свете. Последний раз он слышал его спустя месяц после войны во время судебного процесса почти тринадцать лет назад. Уже почти тринадцать лет он гнил в этой забытой богом тюрьме. В Азкабане.

Малфой обернулся и ненавидящим взглядом посмотрел прямо в глаза посетительнице. Тринадцать лет он не видел ее. Она немного постарела, изменилась: все те же густые каштановые волосы, но уже длиной всего лишь до плеч; все те же ореховые глаза, полные удовлетворенного спокойствия жизнью; все та же маленькая грудь и совсем не маленькие бедра. Она изменилась, но в душе осталась все той же девчонкой.

— Грейнджер, — буравя её взглядом, выплюнул он и отвернулся.

Про себя Малфой отметил, что Гермиона удивленно подняла брови, не понимая его агрессивного настроя. Конечно, вряд ли она вообще что-то понимает. Он сам не до конца отдавал себе отчет, что толкнуло его попросить прийти именно ее. Драко мысленно дал себе пощечину. Естественно, он понимал, просто не хотел признавать. На долгий миг воцарилось молчание.

— Почему ты позвал меня, Малфой? — нарушила тишину Гермиона. — Почему меня?

Драко не ответил: просто неопределенно пожал плечами. Почему она? Он скривился, настолько ему был противен ответ на этот простой вопрос. Он мог выбрать любого посетителя. Теодор Нотт и Люциус уже получили поцелуй дементора, но Блейз и Панси еще жива. Мама еще жива. Он любил Нарциссу и был уверен, что разбил ей сердце, позвав Грейнджер. Но какая теперь разница?

— Ты похудел, — сказала Гермиона.

Он бросил на нее холодный взгляд. Она вообще осознавала, насколько эти слова пусты и безынтересны? Через несколько часов он умрет, а все, что она может сказать: «Ты похудел».

— От того дерьма, которым нас тут пичкают, вряд ли поправишься, Грейнджер, — сухо ответил Драко.

Она снова удивленно подняла брови и кивнула. Малфой почувствовал, как его охватывает ярость: у него больше не получается ее задеть и не получится уже никогда. Раньше было достаточно всего одной фразы, чтобы вывести Грейнджер из себя, но теперь казалось, что она сама смеялась над ним.

— Ты же не думаешь, что я буду тебя жалеть? — выдохнула Гермиона. — Ты сам виноват, что оказался здесь. Сам виноват, что…

— Что через три часа получу поцелуй дементора? — закончил он за нее.

Она кивнула, слегка покраснев от смущения. Драко едва сдержался, чтобы не наброситься на нее с кулаками. Гермиона все-таки жалела его, это было видно, об этом кричало все ее существо. Малфой ненавидел жалость.

— Я никогда не говорил, что не заслужил этого.

Грейнджер не знала, что ответить. Она разрывалась между невыносимым чувством справедливости и отвращением к дементорам. Драко отошел к противоположной стене и посмотрел в окошко с видом на бушующее море. Назревала буря.

Малфой слышал, как Гермиона приблизилась, и почувствовал ее руку на своем плече. По телу пробежала дрожь. Второй раз в жизни он ощутил ее прикосновение. В первый раз она ему как следует врезала. Драко с силой оттолкнул ее, и Грейнджер, споткнувшись, отступила назад к стене.

— Не трогай меня своими погаными руками, грязнокровка! — выкрикнул он.

Она отряхнулась.

— Ты серьезно, Малфой? Спустя столько лет ты не придумал никакого нового оскорбления?

Гермиона откровенно смеялась над ним, но Драко видел, как потемнел ее взгляд. Малфой почувствовал какое-то нездоровое удовлетворение, охватившее все его существо.

— Я тебя ненавижу, Грейнджер.

Он не видел ее тринадцать лет, но с той самой секунды, как в камере раздался ее приторный голосок, ему захотелось сомкнуть пальцы на ее горле. Он ее ненавидел, и ему нравилось ее ненавидеть.

— Перед смертью тебе дали возможность увидеться только с одним человеком. Почему ты выбрал меня? Ты же меня не выносишь, — прошептала она.

Драко бросил на нее ядовитый взгляд и медленно подошел ближе. Она все еще стояла спиной к стене и не двигалась с места. Малфой оперся вытянутыми руками на кирпичи тюремной камеры по обе стороны от головы.

Тринадцать лет. Тринадцать лет, в течение которых ему казалось, что он сходит с ума. Только мысли о Грейнджер позволяли ему сохранять рассудок. Ненависть к ней спасла его от безумия. Дементоры не сумели высосать эти воспоминания, потому что в них не было ни капли счастья. Она погубила его жизнь, она вытащила на свет все самые худшие его качества.

— Я любил тебя, Грейнджер, — выдохнул он, холодно глядя ей в глаза.

— Я… Ты… Ч-что? О чем… О чем ты говоришь? Ты меня ненавидел.

Не отводя взгляда, Драко пожал плечами. Гермиона вообще перестала понимать что-либо. Ей даже в голову никогда не приходило, что она так влияла на него, что каждый раз, видя ее в школьных коридорах, он испытывал труднопреодолимое желание сделать ей больно. Он чувствовал, как его тело горит, а сердце раскалывается на части, как его разрывает изнутри, как каждая клеточка бьется в агонии от невозможности заставить ее страдать.

Она не понимала ничего.

Еще на втором курсе он влюбился в нее по уши. И ненавидел себя за это, потому что она была грязнокровкой. Порочной, грязной, омерзительной. Она не была красивой. Он не имел права ее любить. Даже в самых смелых фантазиях Драко боялся представить реакцию своей семьи, если вдруг он приведет к ним мало того что гриффиндорку, так еще и магглорожденную. Всего лишь от мысли о том, что грязнокровка будет ходить по комнатам мэнора, его мутило. И поэтому вместо любви он выбрал ненависть. Только это ему было позволено.

Драко прикоснулся пальцами к подбородку Гермионы и заставил ее поднять глаза. Он чувствовал, что в его собственном взгляде сейчас отражается только огонь болезненного желания.

— Я любил тебя так сильно, что, в конце концов, возненавидел.

Малфой заметил, как в ее глазах мелькнули непонимание и страх, и ненависть забурлила в нем еще сильнее.

Он видит ее сегодня в последний раз, последние часы жизни Драко захотел провести с ней. С женщиной, которую желал больше, чем кого бы то ни было, и которую никогда не сможет уже получить. Она сломала его, она его убила. Она разбудила в нем разрушительную силу, которую он бездумно растрачивал все эти годы.

Он пытал, убивал, разрушал, чтобы забыть Гермиону Грейнджер. Он применял на ни в чем не повинных людях непростительные заклинания. Он разрывал на части детей на глазах у их рыдающих родителей. И все это зачем? Чтобы попытаться больше не чувствовать невыносимую пустоту, когда ее не было рядом.

Из-за нее он примкнул к Волдеморту.

Из-за нее он готов был умереть.

— Это не по своей вине я сюда попал, — проскрежетал он. — Это ты во всем виновата.

Гермиона не ответила. По ее щекам катились слезы. Почему она плакала? Драко посмотрел ей в глаза, чтобы понять, о чем она думает, но увидел там только пустоту и ничего больше. Легилименция! Она читала его: его мысли, чувства, желания, как открытую книгу, — а он даже не почувствовал. Может, потому что слишком много думал о ней.

— Пошла вон из моей головы, — приказал он тихим шепотом.

Драко наблюдал, как она медленно снова становится собой: несколько раз она моргнула, а потом тряхнула волосами, как будто прогоняя ненужные мысли. Он не смог разозлиться на нее еще сильнее, потому что сильнее уже было некуда: он и так был полон ненависти. Возможно, Малфой слишком ее любил: провести границу между этими двумя чувствами ему никак не удавалось.

— Я не знала, — прошептала Гермиона. Ее буквально трясло.

— И что это меняет? — холодно парировал он.

— Я могла бы тебе помочь. Я могла бы тебя спасти.

Драко ухмыльнулся. Какая глупость. Его нельзя спасти, он бы сам этого не позволил, он никогда бы не опустился до дружбы с грязнокровкой. Одна мысль об этом уже вызывала омерзение. Ненавидеть было проще.

Гермиона протянула дрожащую руку и провела пальцами по губам Драко.

Что она творит? Она отдает себе отчет, на что его провоцирует?

— Давай, — прошептала она. — Сделай это.

Драко схватил ее за запястье, чтобы оттолкнуть, и заметил обручальное кольцо на пальце. Он почувствовал, как сердце сковала ненависть, и с остервенением сжал ее пальцы. Грейнджер слегка поморщилась, но ничего не сказала. Она просто смотрела ему в глаза и плакала.

— Я знаю, что тебе этого хочется. Давай.

В голосе появилась уверенность и настойчивость. Драко снял с ее пальца обручальное кольцо и выбросил не глядя. Гермиона даже не попыталась ему помешать.

— Драко…

Его имя сорвалось с ее губ, и Малфою показалось, что он сейчас закричит от невыносимой боли. Он почувствовал, как ее руки давят на его грудь, перекрывая доступ воздуха. Он будто попал в адские тиски, они сжимали его и лишали возможности дышать.

— Я хочу, чтобы ты сделал это.

Гермиона провела рукой по его груди вверх и коснулась лица, но Драко резко остановил ее и обрушился на ее губы. Он целовал жестоко, уверенно, прикусывая, лаская языком, а все его нутро выло от боли. Грейнджер застонала, но он не обратил на это внимания.

Не отрываясь от ее губ, он провел руками по ее спине, поднялся вверх и в диком порыве намотал ее волосы на кулак. Гермиона обхватила ногой его бедро больше для того, чтобы не упасть, чем от желания дотронуться.

Малфой отпустил ее волосы и толкнул Грейнджер к стене. Она случайно ударилась головой о холодные камни и охнула от боли. Но даже в этот момент не отвела от него взгляда. Драко казалось, что его разум в огне. Ее губы настоящей львицы были еще лучше, чем он мог себе представить. Малфой почувствовал облегчение, когда наконец, после стольких лет, попробовал их на вкус. Ему казалось, что сейчас он умрет на месте от наслаждения.

— Продолжай, — прошептала Гермиона.

Она позволила мантии упасть на пол и стянула с себя блузку. Драко, не отрываясь, смотрел на нее глазами, полными желания, и она продолжила раздеваться, пока не осталась в одном нижнем белье. Он подошел ближе и схватил ее за запястья.

— Я хочу этого… Драко.

Грейнджер запустила руку в его волосы и притянула к себе для поцелуя, нежного, но все же наполненного дикостью страстью.

И Драко не мог больше сопротивляться. Казалось, что его отвращение к грязнокровке полностью испарилось, и он стал больно сжимать ее чувствительную кожу, без стеснения трогая самые потаенные уголки ее тела. Оставив в покое ее губы, Малфой принялся оставлять огненные поцелуи на ее шее, иногда покусывая и вдыхая аромат ее кожи.

Драко не помнил, в какой момент стянул с себя штаны и рубашку. Он расстегнул бюстгальтер и сжал ладонью упругую грудь, даже не заботясь о том, причиняет ли он ей боль. Грейнджер не переставала стонать — от удовольствия или от боли, она уже не знала. Ее пальцы запутались в его волосах.

Драко испытывал такое острое желание, что невыносимая мука захватила все его существо. Он издал рык, не в силах остановиться. Вся его ненависть, вся его любовь, которые он подавлял в себе все эти годы, буквально разрывали его изнутри, кромсая на кусочки мышцы и органы. Он чувствовал, как кровь несется по венам с бешеной скоростью, как пылает жаром кожа.

Он накрыл губами ее грудь, втянул сосок, принялся ласкать его, делая все, что только мог вообразить; другой рукой он прижимал Гермиону к себе еще ближе. Она прерывисто дышала. Драко спустился губами ниже, болезненно целуя и покусывая местами ее кожу. На ее животе там и тут виднелись следы засосов, и ему это нравилось.

Он снял с нее последний мешавший им предмет одежды и скользнул рукой между ее бедер, вырывая очередной сладостный вскрик. Его низкий стон отозвался эхом высокому голосу Грейнджер. Он испытывал муку, такую сильную, что ее невозможно было терпеть. Внезапно он отстранился и обхватил ее лицо ладонями.

Гермиона тяжело дышала. Она проникла в мысли Драко и теперь чувствовала все то, что чувствовал и ощущал он сам. Грейнджер ударила его со всей силы. Рычание Малфоя прервалось и он посмотрел на нее потемневшим от смертельного желания взглядом.

— Поднимайся!

Драко ненавидяще взглянул на нее и оттолкнул от себя. Она снова ударилась о стену, содрав кожу где-то в районе плеч. Малфой поднялся и стянул с себя остатки одежды. Одним движением, без предупреждения, он подхватил ее за ноги и вошел, заставляя кричать от удовольствия. Он двигался быстро, несдержанно, и при каждом его толчке Гермиона вновь и вновь ударялась поясницей о стену. Пальцами она вцепилась в его плечи, держась за них, как за спасательный круг.

В момент наивысшего наслаждения Драко показалось, что в голове у него взорвалась бомба, в последнем толчке он излился в нее, издав утробное рычание, и опустился на пол. Гермиона освободилась от его рук и отошла на несколько метров. Она дрожала.

Почему она это сделала? Драко не знал, и ему было все равно. Она подарила ему то, чего он хотел и страшился больше всего на свете — себя. Он ее получил, и жить стало больше незачем. Она всегда была единственным действительно важным в его жизни, всегда. Он ее получил и теперь мог спокойно умереть. Ничто больше его не интересовало. Он ее получил.

Она исполнила его последнее желание.

Гермиона уже закончила одеваться, но еще не ушла. Драко больше не смотрел на нее, не разговаривал с ней. Она уже не казалась такой сияющей, теперь, когда сдалась ему. В сущности, все держалось только на том, что он хотел ее, не имея возможности получить. Эта недоступная привлекательность сводила его с ума минута за минутой, день за днем, пока он окончательно не потерял рассудок. Это было единственное, что оживляло его серую жизнь, а теперь ему незачем было двигаться вперед. У него больше не было цели.

Сколько прошло времени, когда стражник Азкабана вошел в камеру? Драко не знал.

— Пора, — сказал мужчина, беря Драко за руку.

Малфой поднялся, не сопротивляясь. Он прошел мимо Гермионы, которая, не отрываясь, следила за ним взглядом.

— Я хочу, чтобы она пошла со мной, — произнес он.

Стражник повернулся и вскинул брови. Он обвел взглядом камеру и удивленно посмотрел на Драко.

— Кто?

Малфой прищурил глаза и взглянул на Гермиону.

— Она! — занервничал он, указывая пальцем на Грейнджер.

Он слепой что ли? Стражник внимательно проследил за пальцем Драко, но, казалось, ничего не понимал.

— Здесь никого нет, — отрезал он. — У вас галлюцинации. Такое случается не в первый раз. Большинство узников страдают от подобного недуга, рано или поздно сдаются все. Никого не видеть в течение многих лет — это кого угодно сведет с ума.

Драко выдернул свою руку из цепких пальцев стражника и бросился к Гермионе. НЕТ! Это не может быть галлюцинацией, она здесь, она пришла к нему. Он чувствовал ее присутствие, ее аромат, окутавший камеру. Он чувствовал ее кожу пальцами. Он кусал ее тело.

Она была реальной!

Драко протянул руку, чтобы нежно дотронуться до ее щеки, но наткнулся на пустоту. Его ладонь прошла сквозь ее лицо.

Нет! Нет, нет, нет, нет.

— НЕТ! — закричал Малфой, обхватывая голову руками. Он упал на колени, хриплый крик вырывался из его горла, раскатами грома отражаясь под потолком тюремной камеры, а Драко не понимал вообще ничего.

Он не видел ничего: ни как устало вздохнул стражник, ни как он позвал дементора, который стремительно ворвался в камеру. Он не видел, как это отвратительное существо откинуло капюшон, обнажая зияющую дыру на месте рта, как оно вытянуло всю его душу, забирая все печали и радости.

Всю его любовь.

Всю его ненависть.

Он не видел, как стражник подошел ближе и наклонился с заинтересованным видом, поднимая с пола обручальное кольцо.